Библиотека » Системная и семейная психотерапия » Николе Шварц Семейная терапия

Автор книги: Николе Шварц

Книга: Николе Шварц Семейная терапия

Дополнительная информация:
Издательство:
ISBN:
Купить Книгу

Николе Шварц - Николе Шварц Семейная терапия читать книгу онлайн

Michael P. Nichols Richard C. Schwartz

FAMILY THERAPY. CONCEPTS and METHODS

Fifth Edition

Allyn & Bacon Pearson Education, Inc.

Майкл Николе Ричард Шварц

СЕМЕЙНАЯ ТЕРАПИЯ. КОНЦЕПЦИИ и МЕТОДЫ

5-е международное издание

УДК 615 ББК 53.5 Н63

MICHAEL P. NICHOLS, PH.D. RICHARD С SCHWARTZ, PH.D.

FAMILY THERAPY. CONCEPTS AND METHODS

Fifth Edition

Allyn & Bacon

Pearson Education, Inc.

Перевод с английского О. Очкур, А. Шишко Под редакцией Е. Кайдановской и Р. Римской

Предисловие С. Минухина Оформление и макет художника А. Бондаренко

Николе М., Шварц Р.

Н 63 Семейная терапия. Концепции и методы/Пер, с англ. О. Очкур, А. Шишко. - М.: Изд-во Эксмо, 2004. - 960 с, ил.

ISBN 5-699-08352-9

Это издание - без сомнения, самый полный учебник по семейной те -рапии, который предлагает обилие информации, представленной с освежающей ясностью и отсутствием сложной терминологии. В нем представлено исчерпывающее описание всех известных подходов к семейной терапии: от классических до новейших; вся эволюция семейной терапии от ее зарождения до сегодняшних дней. Авторы книги постарались сделать особый акцент на практической стороне каждого подхода, его методах и техниках. Читатель встретится на страницах книги с основателями семейной психологии - Бейтсоном, Аккерманом, Минухиным, Витакером и другими, а также с новыми именами, с теми, кто творит семейную терапию сегодня.

Для психологов, психотерапевтов, социальных работников, студентов и учащихся, преподавателей колледжей и вузов.

УДК 615 ББК 53.5

ISBN 5-699-08352-9

Published by Arrangement with the original publisher, Pearson Education, Inc., publishing as ALLYN & BACON, a Company

Посвящается нашим женам

Мелоди Николе и Нэнси Шварц

и детям Сэнди и Полу Николе

и Джесси, Саре и Хали Шварц.

Предисловие

В этой книге Майк Николе и Ричард Шварц повествуют нам об истории становления семейной терапии и делают это, нужно отметить, очень неплохо. Трудно представить более информативное и читабельное руководство по этой теме.

Возникшая в конце 50-х, семейная терапия быстро сформировалась благодаря безумию группы конструктивно мыслящих ученых и практиков. Около четырех десятилетий спустя теория и практика представляются сомнительными и неопределенными, что характерно для зрелости. Но вначале, как говорят историки, был Грегори Бейтсон на западном побережье - высокий, чисто выбритый угловатый интеллектуал, генератор идей, который видел семью как систему. На восточном побережье был Натан Ак-керман - коротышка с окладистой бородой, являющийся воплощением харизматического лекаря, для которого семья была совокупностью индивидов, борющихся за поддержание баланса чувств, иррациональностей и желаний. Бейтсон - человек идей и Аккерман - человек страстей, отлично дополняли друг друга. Это Дон Кихот и Санчо Панса семейной системной революции.

Разнообразие открытий в клинической практике 1960-1970 гг. принесло семейной терапии ряд других ее названий - системная, стратегическая, структурная, боуэновская, эмпирическая, а также выдающуюся солидарность в убеждениях и определении поля деятельности. Пионеры семейной терапии объединились в отвержении психоаналитической теории и единогласно приняли системный подход, но, несмотря на это, их терапевтические техники очень различались.

В середине 70-х, когда семейная терапия успешно развивалась, в сферу ее интересов стали входить самые разнообразные проблемы человека: наркотическая зависимость, госпитализированные психиатрические пациенты, благотворительная помощь неимущим, насилие в семье и т. д. Работа в каждом на-

Предисловие

правлении представляла собой вызов. Практики использовали подобную экспансию семейной терапии как возможность применения новых подходов, некоторые из них шли вразрез с системным.

Вызов системной теории (официальной науки в наше время) принял две формы. Одна была чисто теоретической: оспаривалась идея того, что системный подход является универсальной схемой для изучения организации и функционирования всех человеческих объединений. Главный протест исходил от феминистов, внимание которых привлекло отсутствие в концепции понятий тендера и власти и которые отмечали, как «бесполая теория» провоцирует искажения, если речь идет, например, о насилии в семье. Другая касалась связи теории и практики - возражение выражалось против навязывания системной теории как основной для терапевтической практики. Подвергалась сомнению сама техника, однажды определившая поле. Неизбежно оно вновь скроет специфику и заново откроет для изучения свои старые табу: личность, интрапсихическую жизнь, эмоции, биологию, прошлое и особое место семьи в культуре и обществе.

Как свойственно любой официальной науке, она старается сберечь устоявшиеся концепции, тогда как прагматическое внимание к специфическим случаям требует новых и специфических откликов. В результате сегодня у нас есть официальная семейная терапия, на покровительство которой претендует Бейтсон, с одной стороны, а с другой - масса замечательных практиков, делающих тонкую и эффективную работу, которая все чаще расходится с понятиями системного подхода. Как следствие - конфликт и спор о центральном понятии семейной терапии.

Сегодня, когда мнение об авторитете и ответственности терапевта далеко не однозначно, первые семейные терапевты воспринимаются как «руководители» - убежденные сторонники изменений с четким пониманием того, как их осуществить. Терапия всегда была объединением усилий, но ответственность за руководство возлагалась на терапевта.

Некоторые школы семейной терапии стремятся оградить семью от назойливости терапевта. Они считают, что слишком навязчивое вмешательство может подавить и разрушить семью. Стартовав в качестве принятой в миланской группе идеи участия с сохранением нейтралитета, эта установка не так давно была возрождена конструктивистами, полагающими, что терапия может быть только диалогом между двумя соконструкторами повествования, которое никоим образом не коренится на проверке

Предисловие

реальности. (Согласно существующей сегодня академической моде, история семейной терапии урезается до прямой линии от Бейтсона до Миланской школы и нарративных конструктивистов, тогда как такие имена, как Аккерман, Боуэн, Божормений-Неги, Флек, Хейли, Лидз, Минухин, Сатир, Витакер, Уинн и др., упускаются из виду.) Акцент современных конструктивистов на языке и смысле, а также их осмотрительность в сдерживании власти терапевта преподносится как радикальное новшество. Но эта забота о невмешательстве терапевта некоторым образом регрессирует к фрейдовской идее о терапевте как о «чистой доске», на которую пациент проецирует свои трансферентные фантазии.

Прикрывающийся тайнами многочиленных статей и книг по современной семейной терапии, подставное лицо, фикция - жаждущий власти терапевт укладывает пациентов на прокрустово ложе собственных пристрастий, подгоняя их до его параметров. Именно ради спасения семей от вторжения такого типа компетентности и создавалось множество новых терапевтических методов. Но приравненная к власти компетентность - ложная математика. Кроме того, контроль вовсе не исчез из семейной терапии после замены «вмешательства» на «сотворчество». Все, что произошло, - влияние терапевта стало подпольным. Производимое незаметно, оно может оставаться неисследованным.

Нарративный конструктивизм - любопытный способ рассмотрения человеческого опыта, если выделять, что и делают на-рративисты, единственный важный аспект думающего, чувствующего и действующего существа, каким все мы являемся. Но такой философский взгляд, импортированный неизменным в интервенционистскую кампанию, каковой и является семейная терапия (которая в конце концов существует для того, чтобы избавлять от страданий), рождает сказочное чудище: терапевта, не осознающего эффекта своих вмешательств, действующего, опираясь на власть, незримую для него. Единственный способ избежать воздействия, подобного удару кувалдой, как полагают сегодня многие, - это вмешательство только в качестве соконструктора повествований - как будто люди не только подвергаются воздействию, но и не представляют собой ничего, кроме повествований о себе.

Но есть другой способ размышления о семьях и их проблемах - его придерживаются те, кто полагают, что терапия - это поле человеческих трансакций и что терапевт не может не влиять на это поле. Терапевт в этой группе просто хочет быть рядом - находчивый, преданный идее, вмешивающийся и оптимистич-

Предисловие

ный в том, что его участие к семье поможет ее членам разрешить их проблемы. Относя себя к этой группе, я полагаю, что только четкое распознание мысли терапевта и его пристрастий в том или ином терапевтическом подходе предполагает возможность истинного уважения к уникальности и индивидуальному характеру каждой семьи. Я рассматриваю терапевтический процесс как встречу между различными интерперсональными культурами. Реальное уважение к клиентам и их целостности может позволить терапевту вести себя иначе, нежели страшно осторожничать, может поощрить его быть прямым и аутентичным - вежливым и сочувствующим, но временами и откровенным и испытывающим. Такой терапевт признает, что у членов семьи есть свой опыт и целостность, а также что они проецируют собственные желания и фантазии в сферу терапии, которая затем становится полем сил, где участники тянут друг друга в разных направлениях.

Преимущество этой позиции заключается в том, что терапевт, как хранилище многочисленных «переносов», испытывает различные поведенческие напряжения. Поскольку терапевт - абстрактное «я», личность - испытывает эти напряжения, он реагирует, создавая контексты, в которых члены семьи встречаются с новыми мнениями, что способствует исследованию нового и альтернативных выборов.

Эта идея о терапевте - активном познавателе себя и различных членов семьи очень отличается от образа нейтрального терапевта конструктивистов. Но, конечно, эти два прототипа чрезвычайно упрощены. Большинство практиков располагаются где-то между этими двумя полюсами нейтралитета и убедительности.

Выбор между действием и позицией вмешательства, с одной стороны, и смыслом и диалогом - с другой является только одним из вопросов, на которые поле пытается сегодня ответить; имеется и множество других. Существуют ли полезные модели человеческого характера и функциональных семей или на каждую ситуацию нужно реагировать каждый раз по-новому? Являются ли нормы человеческого поведения и семейные функции универсальными или это созданные культурой продукты политического и идеологического ограничения? Как мы становимся компетентными? Как мы узнаем то, что знаем? Если мы становимся компетентными, не создаем ли мы поля, которые потом сами же и открываем? Можем ли мы влиять на людей? Можем ли мы не влиять на них? Откуда мы знаем, что не являемся просто агентами социального контроля? Откуда нам известно, что мы вообще чего-то добиваемся? Насколько мы правы в том, что

Предисловие

должны ограничить многообразие, навязывая другим способы существования? Действительно ли лучше задавать вопросы, чем утверждать?

Все эти вопросы и богатая история и современная практика семейной терапии великолепно исследуются в этой книге. Это полное и глубокое, беспристрастное и взвешенное руководство к идеям и техникам, которые делают семейную терапию таким захватывающим предприятием. Николе и Шварц сумели быть исчерпывающими, но не утомительными. Возможно, секрет этого - обаятельный стиль их письма или, может быть, то, как они стараются не затеряться в абстрактном, сохраняя чистый фокус на клинической практике. В любом случае эта превосходная книга надолго установила стандарт высокого качества как самое лучшее введение и руководство к практике семейной терапии.

Многое изменилось в поле, и это новое издание вводит читателей в курс дела, описывая новейшие подходы и по-прежнему предлагая проницательные и взвешенные комментарии. Это издание - без сомнения, полный учебник по семейной терапии - предлагает обилие информации, представленной с освежающей ясностью и отсутствием сложной терминологии. Все это складывается в увлекательную, легко читаемую книгу. Наслаждайтесь ею.

Бостон, Массачусетс

САЛЬВАДОР МИНУХИН, д-р медицины

Пролог

Есть одна тема, которая упускается при академическом обсуждении семейной терапии, - ужасное волнение в присутствии несчастливой семьи и страх перед неспособностью им помочь. Вполне понятна такая тревога начинающего семейного терапевта-с какой стороны подойти, когда он далеко не уверен, что знает, как помочь («Как это всех их угораздило прийти сюда?»). Ветераны часто изъясняются абстракциями. У них на все есть собственное мнение, и они поднимают на обсуждение глобальные темы - социальный конструктивизм, государственное обеспечение и пр. В то время как существует искушение использовать ситуацию знакомства, чтобы сказать Важные Слова, я все же предпочитаю быть чуть более личным. Работа с неблагополучными семьями доставляет мне глубочайшее удовольствие, и я надеюсь, что подобные переживания испытаете и вы.

В этом пятом издании «Семейной терапии» мы попытались представить сферу семейной терапии как можно полнее - ее богатую историю, классические школы, современное развитие. В него внесено очень много изменений: новые разделы работы с проблемой насилия в паре, коммуникативная семейная терапия, духовность в семейной терапии и другие новейшие описания последних моделей, новые трактовки когнитивно-бихевиораль-ного подхода, расширенный обзор исследовательской литературы. Усовершенствованы главы, посвященные правилам интеграции моделей, повсеместно сделан более обстоятельный и содержательный акцент на клинических техниках.

Чтение о терапии осложняется тем, что приходится разбираться в сленге и политической подоплеке некоторых идей и практик. Поэтому при подготовке данного издания мы много поездили, чтобы посетить и увидеть реальные сессии известных практиков. Результатом стал более утилитарный, клинический фокус. Мы надеемся, что вам это понравится.

Пролог

Моему развитию в качестве семейного терапевта способствовало так много людей, что всех отблагодарить просто невозможно. Но я счастлив назвать некоторые имена. Спасибо тем, кто обучал меня семейной терапии, - Родни Шапиро, Лиману Уинну, Мюррею Боуэну, Майклу Керру и Сальвадору Минухи-ну. Мирна Фрайдландер проделала необычайную работу по обзору научной литературы (глава 15). Благодарю тебя, Мики.

Мне посчастливилось работать с моим соавтором - Диком Шварцем. Сотрудничать со вторым автором легко - все равно что готовиться к свадьбе. Все, что от вас требуется, - это раскрыть свою душу перед критичным взором другого человека и надеяться на лучшее. Ну, больше чем надеяться, я думаю. Найден некий способ заставить это работать: так или иначе сохранять свое истинное видение, одновременно удерживая в поле внимания взгляд соавтора. Вероятно, уважение и привязанность к Дику, а также что-то еще между нами делают нашу совместную работу возможной.

Были люди, которые оставили свои дела, чтобы помочь нам подготовить это издание: Франк Датилло, Джорж Саймон, Эма Джениджович, Майкл Ла Сала, Джоанна Буза, Ева Липчик, Билл Пинсоф, Кэти Вайнгартен, Вики Диккерсон, Джеф Циммерман, Джим Кейм, Клу Маданес, Джей Хейли и Сальвадор Минухин. Перефразировав сказанное Джоном, Полом, Джорджем и Ринго, we get by with a lot of help from our friends - мы обошлись громадной помощью наших друзей - спасибо каждому из них и всем вместе.

Мы особенно благодарны Джуди Файфер и Сюзанне Мак-Интайр за облегчение тяжелой работы.

В заключение я хотел бы поблагодарить моих учителей по курсу усовершенствования квалификации в семейной жизни: мою жену Мелоди и моих детей - Сэнди и Пола. За короткий тридцатитрехлетний период Мелоди стала свидетельницей моего превращения из робкого молодого человека, совершенно несмышленого в вопросе, что значит быть мужем и отцом, в застенчивого мужчину средних лет, до сих пор недоумевающего и продолжающего свои попытки. Сэнди и Пол никогда не переставали поражать меня. Моя маленькая рыжеволосая девочка (которая может продемонстрировать пресс не хуже, чем у любого игрока сборной по футболу) только что вернулась из Западной Африки после двухлетней службы в Корпусе мира и собирается приступить к аспирантскому образованию. Горжусь ли я ею? Невероятно! А мой сын Пол (знающий не понаслышке, что такое

Пролог

мужская сдержанность), кому я, может быть, не всегда показывал всю глубину своей любви, возмужал; он честен с собой, с друзьями, с матерью и со мной. И в своих самых заветных мечтах я бы не смог представить более любимых и вызывающих большее чувство отцовской гордости детей, чем Сэнди и Пол.

Вильямсбург, Виргиния

МАЙКЛ П. НИКОЛС, д-р философии

Когда я писал эти строки, Джесси, старшая из моих трех дочерей, приехала домой на летние каникулы по окончании первого курса в колледже. Она прекрасно проводит время и, конечно, не заметила душевной боли у нас с женой, которую она вызвала своим отъездом из дома, и того хаоса, который создала теперь, вернувшись. Как семейный терапевт, я не только переживаю волнения от перемен, подобных этой, но также пытаюсь наблюдать за ними (это профессиональный риск, когда мы не можем просто жить своей жизнью). Меня переполняют совершенно смешанные эмоции - это и гордость за ее достижения, и ностальгия по нашим былым взаимоотношениям; уверенность в ее будущем и тревога из-за его неопределенности.

Работа над пятым изданием книги «Семейная терапия: концепции и методы» вызвала во мне сходные чувства. Я испытываю к семейной терапии пылкие отцовские чувства даже в большей мере, чем к своим дочерям. Будучи соавтором этого текста, я пытаюсь рассматривать поле семейной терапии, работая в нем. Каждые три года мы встречаемся с Майком и стремимся понять всю картину в целом, и, как при возвращении Джесси, я испытываю гордость и уверенность, волцение и ностальгию. Я рос вместе с семейной терапией, и это долгая история моей жизни. До нового тысячелетия дожили самые разные области науки, и теперь я понимаю, что, должно быть, чувствовали мои родители в 1960-х, когда твердили мне, что не все установленное в культуре следует отвергать и пересматривать. Тем не менее, вне всякого сомнения, подобно своим родителям, которые давали задний ход тогда, я также озадачен новыми идеями и проживаю авантюры оттого, что преследую их, тогда как продолжаю преследовать себя.

Я готов признаться и в других, подобных родительским, эмоциях. Мне жаль студентов, начинающих изучать семейную терапию. Когда я увлекся полем в ранние 70-е, все было гораздо про-

Пролог

ще и у студентов было меньше выбора. Существовала пригоршня моделей, и все, что вам нужно было сделать, - выбрать одну из них и поклоняться ей, выдавая себя за ее творца. Поле можно было адекватно освоить за семестр, терапия была так проста, что вы могли работать прямо по книге.

Сейчас так много нюансов, касающихся различных типов семей, так много разных, стремительно развивающихся подходов и взглядов и так мало харизматических лидеров, чтобы использовать авторские или конкретные техники! Начинающие терапевты сталкиваются с этим богатством выбора, и понятно, что вся эта информация пугает. Задача преподавания курса (или написания текста) по семейной терапии крайне усложнилась. Стало невозможно быстро овладеть полем - это приходится растягивать на многие годы.

Тем не менее, в то время как все эти многообразие и изменения усложнили задачу, с которой мы сталкиваемся, это также означает и приветствие новых подходов к обучению. Исчезли необдуманный пыл и шовинизм тех ранних, упрощенных лет, стало больше скромности и открытости как в рамках самого поля, так и по отношению к другим дисциплинам. Семейная терапия стала более сложной, когда мы осознали, что предоставление простых ответов не всегда полезно. Наверное, хорошо, что нам приходится больше работать, чтобы уловить всю сложность человеческого состояния.

Я остаюсь неизменно благодарным Майку Николсу за приглашение для содействия в составлении этого перспективного периодического издания. Кроме того, что я наслаждаюсь нашим сотрудничеством, которое меня всегда очень стимулирует и обогащает, я еще высоко ценю наши отношения и придаю нашей дружбе огромное значение. Это замечательно, что каждые три года мы имеем возможность укреплять ее.

Как и в предыдущих изданиях этой книги, Майкл и я пытаемся не только дать беспристрастное рассмотрение концепций и методов подходов, которые мы открыли, но и открыто обсудить наше мнение о них, без претензий на тотальную объективность. Таким образом, эта книга представляет собой взгляд на семейную терапию, а не ту самую истину о семейной терапии. У меня есть собственные пристрастия (и модель, представленная в главе 13, где эти пристрастия раскрываются), и у Майка они есть. Наше сотрудничество производит бинокулярное видение, что более продуктивно, чем одиночный взгляд.

Как и Майк, я был счастлив учиться у многих учителей, для

Пролог

перечисления которых потребуется много места на бумаге. Однако я обязан выразить особую благодарность Дагу Спренклю, Говарду Лиддлу, Дагу Брейнлину, Бэтти Маккун-Каррер, Ричу Симону и Мэри Джо Барретт. В заключение хочу поблагодарить мою жену Нэнси вместе с Джесси и других наших дочерей, Сару и Хали, - тех, кому причинял неудобства, - за их поддержку, самопожертвование и советы. Каждый раз, когда я любуюсь ими со стороны, мое сердце наполняется радостью.

Чикаго, Иллинойс

РИЧАРД С. ШВАРЦ, д-р философии

Авторы и издатели хотели бы выразить свою признательность рецензентам этих текстов всех пяти изданий; их комментарии очень помогли нашей работе: Джерому Адамсу, университет Род-Айленда; Цинтии Болдуин, Невадский университет; Ричарду Джей Бишоффу, университет Сан-Диего; Фэйс Боункуттер, университет Иллинойса, Чикаго; Кэтлин Бриггз, университет штата Оклахома; Филлипу М. Брауну, Туланский университет; Джо Эрону, Катскиллский институт семьи, Кингстон, Нью-Йорк; Роберту-Джею Грину, Калифорнийский институт профессиональной психологии; Жоффрею Л. Грифу, университет Мэриленда; Кларенс Хиббс, университет Пеппердайна; Джиму Келму, Институт семейной терапии, Роквилл; Эдит С. Лоуренс, университет Виргинии, Чарлотесвиль; Говарду А. Лиддлу, Темплский университет; Джейни Лонг, университет Северной Луизианы; Мэрвину М. Меджибоу, Калифорнийский университет, Чико; Кейе Нельсон, Техасский университет; Торану С. Нельсон, университет штата Юта; Биллу О'Хэнллон, Омаха, Небраска, и Оте Л. Райт, Норфолкский университет.

Часть I

СОСТОЯНИЕ СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

Глава первая

ОСНОВЫ СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

В списке студентов не так уж много информации. Только имя, Холли Роберте, факт, что она учится на последнем курсе колледжа, и характеризующая ее жалоба: «Затруднения в принятии решений».

Первое, что сказала Холли, придя на прием: «Я не уверена, что должна здесь находиться. У вас, вероятно, много пациентов, которые нуждаются в помощи больше, чем я». Потом она начала плакать.

Была весна. Цвели тюльпаны, деревья одевались в зеленую листву, и лилии наполняли воздух благоуханием. Жизнь во всех своих проявлениях проходила мимо нее, а Холли пребывала в мучительной, необъяснимой депрессии.

Решение, в принятии которого затруднялась Холли, касалось того, что она будет делать после выпускных экзаменов. Чем сильнее она старалась это понять, тем меньше могла сосредоточиться. Она начала просыпать и пропускать занятия. В итоге ее соседка по комнате предложила обратиться в службу здоровья. Холли сказала: «Я не пойду. Сама могу справиться со своими проблемами».

Тогда я занимался катарсической терапией. У большинства людей имелись истории, чтобы рассказать их, и слезы, чтобы поплакать. Я думаю, в некоторых историях сгущались краски ради привлечения симпатии и внимания окружающих. Мы, по-видимому, разрешаем себе поплакать только при некоторых особо извиняющих нас обстоятельствах. Мы стыдимся проявления любых человеческих эмоций и чувствуем себя виноватыми, если идем на это.

Майкл Николе, Ричард Шварц

Я не знал, что стояло за депрессией Холли, но был уверен, что смогу помочь. Я чувствовал себя спокойно рядом с депрессивными людьми. В свое время, когда я заканчивал университет, умер мой друг Алекс, и мне самому пришлось пережить непродолжительную депрессию.

Когда умер Алекс, у меня были летние каникулы, которые в моей памяти окрасились в темный цвет скорби. Я много плакал, и стоило кому-нибудь сказать, что жизнь продолжается, я свирепел. Священник Алекса попытался внушить мне, что его смерть - не самая ужасная трагедия, потому что теперь «Алекс в раю с богом». В ответ я хотел закричать, но вместо этого окаменел. В подавленном настроении я вернулся в колледж и постоянно думал о том, что предал Алекса. Ведь жизнь продолжалась. Я все еще время от времени плакал, но со слезами пришло тягостное открытие. Моя скорбь не только об Алексе. Да, я любил его. Да, я потерял его. Но смерть друга предоставила оправдания тому, что я оплакиваю все свои каждодневные невзгоды. Может, горе всегда приводит к этому? В то время скорбь заставила меня считать себя предателем. Я использовал смерть Алекса для собственного оправдания.

Я задавал себе вопрос-: отчего Холли так подавлена? К тому же у нее не было драматической истории. Ее чувства были расфокусированы. После тех первых минут в моем офисе она редко плакала. Если это все же случалось, то больше походило на непроизвольную утечку, чем на высвобождение через плач. Холли говорила о будущем, но не знала, чем хочет заняться в своей жизни. Она говорила, что у нее нет бойфренда, а сама редко ходила на свидания. Девушка мало рассказывала о своей семье, и, по правде говоря, меня это не слишком интересовало. Я считал, что дом - это место, которое вам приходится покидать ради собственного взросления, чтобы обрести свое «я».

Холли была ранима и нуждалась в поддержке, но что-то заставляло ее отстраняться, будто она не чувствовала себя защищенной и не доверяла мне. Это озадачивало. Я очень хотел ей помочь.

Прошел месяц, депрессия Холли росла. Мы стали встречаться трижды в неделю, но так и не продвинулись никуда. В один из вечеров в пятницу она настолько пала духом, что я побоялся от-

Состояние семейной терапии

пустить ее в общежитие одну. Я предложил ей прилечь на кушетку в моем офисе и с ее разрешения позвонил ее родителям.

На звонок ответила миссис Роберте. Я сказал ей, что она вместе с мужем должна приехать в Рочестр и встретиться со мной и Холли для обсуждения целесообразности ухода их дочери в лечебный академический отпуск и возвращения домой. Не будучи уверенным, что мой авторитет подействовал, я заставил себя подобрать более жесткие аргументы. Миссис Роберте удивила меня, согласившись приехать немедленно.

Первое, что произвело на меня отталкивающее впечатление от родителей Холли, было несоответствие их возрастов. Лена Роберте выглядела как чуть более старшая версия Холли; ей было не больше тридцати пяти. Ее муж выглядел на все шестьдесят. Это свидетельствовало о том, что он - отчим Холли. Они поженились, когда Холли было шестнадцать.

Я не припомнил, что во время нашей первой встречи с девушкой упоминались данные факты. Оба родителя были озабочены случившимся с дочерью. «Мы сделаем все, что вы посчитаете нужным», - сказала миссис Роберте. Мистер Морган (отчим) пообещал принять меры к тому, чтобы хороший психиатр «помог Холли преодолеть этот кризис». Но Холли заявила, что не хочет возвращаться домой, причем вложила в свои слова столько энергии, что за все время нашего общения подобное было впервые. Это было в субботу. Я решил, что нет необходимости принимать поспешное решение, и мы договорились встретиться еще раз в понедельник.

Когда Холли и ее родители появились в моем офисе в понедельник утром, стало очевидно, что что-то произошло. Глаза миссис Роберте были красными от слез. Холли бросала на нее свирепые взгляды и прятала глаза, ее губы подрагивали, а рот кривился. Мистер Морган обратился прямо ко мне: «Мы были в ссоре в этот уик-энд. Холли оскорбляла меня, а когда я пытался отвечать на это, Лена принимала ее сторону. Это ситуация, которая преследует нас с самого первого дня брака».

Проявилась одна из тех болезненных историй о ревности и обиде, которые трансформируют обычную любовь в горькие, унизительные чувства и очень часто разбивают семью. Миссис Роберте было 34, когда она встретила Тома Моргана. Он был зрелым 54-летним мужчиной. Кроме возраста, еще одним различием между ними были деньги. Он был удачливым биржевым маклером, удалившимся на покой на ферму, где разводил лоша-

Майкл Николе, Ричард Шварц

дей. Она работала официанткой, чтобы как-то обеспечивать себя и дочь. И для него и для нее это был второй брак.

Лена рассчитывала, что Том восполнит утраченную в. жизни Холли ролевую модель и станет для нее источником дисциплины. К несчастью, Лена не смогла принять роли строгого отца, которая была близка Тому и которую он считал нужным претворять в жизнь. Так Том стал неудавшимся отчимом. Он делал ошибки, стараясь расставить все по своим местам, и, когда все аргументы заканчивались, Лена брала сторону дочери. Каждый вечер были крики и слезы. Дважды Холли на несколько дней убегала из дома к друзьям. Создавшийся треугольник заставлял Тома и Лену бездействовать, но все уладилось, когда Холли уехала в колледж.

Девочка надеялась покинуть дом и больше не вспоминать обо всем этом. Она заведет новых друзей. Она будет вкладывать все силы в учебу и сделает карьеру. Она никогда не будет материально зависеть от мужчины. К сожалению, она покинула дом, где еще остались незавершенные дела. Она ненавидела Тома за то, что тот донимал ее, и за то, как он обходился с ее матерью. Он всегда должен был знать, куда та отправляется и с кем и когда она вернется. Стоило ей опаздать хотя бы на чуть-чуть, он устраивал сцену. И почему мать мирится с этим?

Обвинения, касающиеся Тома, были простыми и убедительными. Но Холли терзалась другими чувствами, более скрытыми. Она ненавидела свою мать за то, что та вышла замуж за Тома и тем самым предоставила ему возможность для воспитания дочери. Что в нем так уж привлекло мать? Она что, продалась за большой дом и шикарную машину? У Холли не было ответов на эти вопросы, и она никогда не отважилась позволить стать им осознанными. К сожалению, подавить что-то в себе не означает запереть это в чулан и забыть. Это отнимает часть энергии, направленной на то, чтобы не выпускать нежелательные эмоции наружу.

Холли нашла оправдание, чтобы редко ездить домой во время учебы в колледже. Она больше не чувствует, что это родной дом. Она целиком посвятила себя образованию. Но ярость и горечь подтачивали ее изнутри, постепенно подрывая ее здоровье, пока на последнем курсе она не столкнулась с проблемой неопределенного будущего, и отчаялась, понимая, что не сможет снова вернуться домой. Неудивительно, что она впала в депрессию.

Вся эта история показалась мне печальной. Не зная семейной динамики и не имея опыта жизни во второй семье, я вопро-

Состояние семейной терапии

шал, почему они просто не могут жить лучше? У них так мало симпатий друг к другу! Почему Холли не признает, что мать имеет право на другую любовь? Почему Том не принимает во внимание приоритет сложившихся между матерью и дочерью отношений? И почему мать Холли не внимает подростковому раздражению дочери без попыток защититься?

Эта сессия с Холли и ее родителями стала моим первым уроком в семейной терапии. Во время терапии члены семьи говорят не об актуальных переживаниях, а вспоминают, и их воспоминания лишь отчасти совпадают с исходными переживаниями. Воспоминания Холли совпадали с воспоминаниями матери совсем немного, а с воспоминаниями отчима и вовсе не совпадали. В бреши между их правдами имелось небольшое пространство для объяснений, но искать их желания не было.

Хотя та встреча и не была чрезвычайно продуктивной, она, несомненно, позволила исследовать проблему Холли. Я больше не считал ее маленькой печальной женщиной - все мы одиноки в этом мире. Конечно, она была ею, но еще она была дочерью, разрывающейся между бегством, и по возможности подальше, из дома, частью которого она себя уже не считала, и боязнью оставить мать наедине с человеком, которому она не доверяла. Я думаю, что именно тогда я и стал семейным психотерапевтом. Сказать, что я немного знаю о семьях и еще меньше осведомлен о техниках, помогающих им прийти к совместному соглашению, - сильно приуменьшить. Но семейная психотерапия - это не только набор новых техник, это совершенно новый подход к пониманию поведения человека, которое, по сути, закладывается и обретает форму в собственном социальном контексте.

Миф о герое

Мы - культура, которая восхваляет уникальность человека и его стремление к независимости. Историю Холли можно истолковать как драму взросления: борьба отрока, рвущего с детством и провинциальностью, овладевающего взрослостью, перспективами и будущим. Если она проиграет в этой борьбе, мы не откажемся от соблазна заглянуть в душу человека, только что вступившего во взрослость, - несостоявшегося героя.

Хоть неограниченный индивидуализм «героя» и поощряется больше в мужчине, чем в женщине, как культурный идеал он накрывает своей тенью всех нас. Даже если Холли и озабочена род-

Майкл Николе, Ричард Шварц

ствениками настолько же, насколько собственной независимостью, судить о ней будут согласно распространенному представлению о достижении.

Мы выросли на мифах о героях: Одинокий Рейнджер, Робин Гуд, Прекрасная Принцесса. Повзрослев, мы нашли своих героев в реальной жизни: Элеонор Рузвельт, Мартин Лютер Кинг, Нельсон Мандела. Все эти мужчины и женщины чего-то стоили. Можем ли мы хоть чуть-чуть приблизиться к этим величайшим людям, которые, по-видимому, смогли встать выше обстоятельств.

Поздно, но некоторые из нас все же понимают, что «обстоятельства», над которыми нам хотелось бы подняться, - это часть обычного человеческого состояния - наша неотвратимая связь с семьей. Романтический образ героя основывается на иллюзии, что можно достичь аутентичной личности, будучи гордым, независимым человеком. Мы многое проделываем в одиночестве, включая свои самые героические поступки, но нас определяют и поддерживают человеческие взаимоотношения. Наше желание поклоняться героям отчасти является потребностью оторваться от состояния собственной ничтожности и неуверенности в себе, но, возможно, в равной степени и продуктом воображения жизни, освобожденной от всех этих надоевших взаимоотношений, которые никогда не выстраиваются так, как нам того хочется.

Чаще всего мы думаем о семье в негативном ключе - как о силе, вынуждающей человека быть зависимым и всегда возвращаться, или как о деструктивном элементе в жизни наших пациентов. В семьях наше внимание привлекают ссоры и разногласия. Гармония в семейной жизни - лояльность, терпимость, взаимная поддержка и содействие - часто остается незамеченной, представляется само собой разумеющимся жизненным фоном. Если нам приходится быть героями, то у нас должны быть и негодяи.

Много говорится о «дисфункциональных семьях». К сожалению, нам мало того, что в некоторых разговорах родители для нас - «куклы для битья». Мы страдаем из-за них; пристрастие матери к алкоголю, жестокость или отстраненность отца - вот причины наших несчастий. Возможно, это шаг вперед от мучительных для нас вины и стыда, но он все равно не приближает нас к пониманию того, что действительно происходит в наших семьях.

Одна из причин, почему мы относим семейные неприятности на счет личных неудач родителей, - то, что среднестатистическому человеку трудно разглядеть былые человеческие характеры в структурных паттернах, которые свели этих людей в се-

Состояние семейной терапии

мью - систему связанных друг с другом жизней, определяемую строгими, но неписаными правилами.

Люди чувствуют себя подконтрольными и беспомощными не потому, что они жертвы родительских прихотей и уловок, а из-за непонимания, что за сила сводит друг с другом мужей и жен, родителей и детей. Мучимые тревогой и депрессией или просто неприятностями и неопределенностью, некоторые люди обращаются к психотерапевту за помощью и утешением. В процессе они отходят от раздражителей, которые заставили их обратиться к терапии. А главные из всех этих раздражителей - несчастливые отношения с друзьями и любимыми и с семьей. Мы прячем свои расстройства от окружающих. Когда мы уходим в зону безопасных синтетических отношений, то последнее, что нам хотелось бы, - участие в этом нашей семьи. Поэтому, не правда ли, примечателен тот факт, что, когда Фрейд решил изучать темные силы разума, он оставил семью за пределами консультационной комнаты?

Убежище психотерапии

Психотерапия когда-то была частным мероприятием, ограждающим от давления повседневной реальности. Да, комната для консультирования была лечебным местом, но она в равной степени являлась и убежищем, островком безопасности, лишенным неприятностей этого ужасного мира.

Взрослые, утомленные работой и личной жизнью, неспособные найти комфорт и утешение где-то еще, идут к терапевту в надежде найти утраченные удовлетворение от жизни и ее смысл. Родители, обеспокоенные плохим поведением, робостью или отсутствием достижений у своих детей, отправляют их под чужую опеку. Различными способами психотерапия взяла на себя роль семьи в решении каждодневных проблем. Раньше мы прятались за щитом семьи от жестокости внешнего мира; позже психотерапия снабдила нас приютом от безжалостного мира1.

Хотелось бы оказаться в том времени, когда семейной терапии еще не было, и взглянуть на тех, кто настаивал на разделе-

1 У Кристофера Лэша (Lasch, 1977) описано, как сильно разрушают средние общеобразовательные школы образовательную функцию се -мьи и как «помогающие профессионалы» присваивают родительские функции.

Майкл Николе, Ричард Шварц

нии пациента с его семьей, - наивных и упорствующих в своих заблуждениях людей, выразителей закоснелых взглядов на умственное расстройство, благодаря которым психиатрические болезни твердо запечатлевались в головах людей. С учетом того, что клиницисты не работали с целыми семьями вплоть до середины 50-х гг., невольно напрашивается вопрос: «Чего они ждали так долго?» В действительности существуют веские основания для проведения конфиденциальной психотерапии, изолированной от болезненных, изматывающих взаимоотношений.

Два самых влиятельных психотерапевтических подхода XX века - психоанализ Фрейда и клиент-центрированная терапия Роджерса - основаны на предположении, что психологические проблемы произрастают из нездоровых взаимодействий с другими людьми и быстрее всего их можно разрешить путем установления доверительных отношений между терапевтом и пациентом.

Открытия Фрейда обвинили семью сначала в том, что она порождает мотивы для детских соблазнов, а затем в том, что она является агентом репрессий культуры. Если сам ребенок согласно своей природе ориентирован на наслаждение в чистом виде, то семья должна лишать его этого. Такое диалектическое укрощение животных сторон человеческой психики теоретически делает нас пригодными к жизни в обществе. Однако слишком часто подавление бывает чрезмерным: вместо того чтобы научиться сдержанно выражать свои потребности, люди зарывают их поглубже, принося в жертву удовольствие, чтобы обезопасить себя. Если люди вырастают немного невротичными - страшащимися собственных естественных инстинктов, - кого еще можно обвинить, кроме их родителей?

Принимая во внимание, что невротический конфликт зарождается в семье, по-видимому, единственное уместное предположение - что лучше избегать влияния семьи, не допускать родственников к лечению, отгородиться от их пагубного влияния стенами психоаналитического кабинета.

Фрейд обнаружил, что чем меньше он раскрывает себя, тем более пациент реагирует на него так, будто на значимую фигуру из его семьи. Поначалу трансферентные реакции виделись помехой, но вскоре Фрейд обнаружил, что они обеспечивают бесценную возможность проникнуть в прошлое пациента. Впоследствии анализ переносов (или трансферов) стал краеугольным камнем психоаналитического лечения. Это означает, что, поскольку аналитик интересуется воспоминаниями и фантазиями пациента о его семье, реальное присутствие семьи только внесет неясность

Состояние семейной терапии

в субъективную правду о прошлом. Фрейд не интересовался настоящей семьей, его интересовала семья в том виде, в каком она запомнилась, надежно сохраненная в бессознательном.

В условиях конфиденциальности терапии Фрейд честно гарантировал пациентам неприкосновенность терапевтических отношений и таким образом максимизировал вероятность того, что пациент воспроизведет для терапевта все свои суждения и заблуждения раннего детства.

Карл Роджерс тоже считал, что психологические проблемы происходят из деструктивных ранних взаимодействий. Роджерс говорил, что каждый из нас рождается с врожденной склонностью к самоактуализации - идея, ставшая предпосылкой для всех гуманистических терапевтов. Исходя из собственных замыслов, мы стремимся придерживаться своих основных интересов. Если мы любознательны и умны, мы исследуем и учимся; если у нас сильное тело, мы играем и занимаемся спортом, и, если пребывание с другими приносит нам радость, мы общаемся, любим, привязываемся.

К несчастью, говорит Роджерс, наши здоровые инстинкты к актуализации разрушаются желанием одобрения. Мы учимся делать то, что от нас ждут другие, причем это не всегда может быть хорошо для нас самих. Маленькие мальчики стараются сделать все, чтобы получить одобрение папы, который желает, чтобы сын стал крепче его; маленькие девочки укрощают в себе дух свободы, чтобы соответствовать тому, чего, на их взгляд, хотят родители.

Постепенно этот конфликт между самовыражением и потребностью в одобрении приводит к отторжению и искажению наших внутренних порывов, наши чувства тоже уплощаются. Мы подавляем свое возмущение, сдерживаем недовольство и хороним свою жизнь под огромной кучей ожиданий.

Роджерианская терапия была создана, чтобы помочь пациентам раскрыть свои реальные чувства и подлинные импульсы. Согласно его представлению, терапевт похож на акушерку - пассивный, но поддерживающий. Роджерианские терапевты ничего не делали с пациентами, но выражали готовность помочь им открыть, что нужно сделать, прежде всего путем обеспечения безусловного позитивного внимания. Терапевт слушает внимательно и сочувственно, выражая понимание, сердечность и уважение. В присутствии такого слушателя пациент постепенно приходит к контакту со своими чувствами и внутренними порывами. Хотя это звучит просто, это уникальные отношения. Попробуйте рассказать кому-то о своей проблеме и посмотрите, как быстро

Майкл Николе, Ричард Шварц

вас прервут историей из собственной жизни или дадут совет, более подходящий им, чем вам.

Как и психоаналитики, клиент-центрированные терапевты сохраняют абсолютную конфиденциальность в терапевтических отношениях, чтобы избежать любой ситуации, которая разрушила бы реальные чувства пациента из-за желания снискать одобрение. Можно рассчитывать, что только объективный сторонний наблюдатель может обеспечить безусловное принятие, чтобы помочь пациенту заново открыть свое «я». Вот почему членам семьи нет места в работе клиент-центрированного терапевта.

Семейная терапия в сравнении с индивидуальной

Как вы видели, были и продолжают существовать веские доводы для проведения психотерапии в частном и конфиденциальном порядке. Но хотя индивидуальной психотерапии можно предъявить строгие требования, не менее строгие требования выдвигаются и к семейной терапии.

Индивидуальный и семейный терапевты предлагают каждый свой подход к лечению и способ понимания человеческого поведения. У терапевтических подходов (и в семейном и в индивидуальном) есть свои практические достоинства. Индивидуальный терапевт может сосредоточиться на том, чтобы помогать людям встречаться лицом к лицу с их страхами и учить их быть самими собой. Индивидуальные терапевты всегда понимали важность семейной жизни в формировании личности, но они считали, что ее влияние интернализуется и что интрапсихические динамики становятся доминирующими силами, контролирующими поведение. Поэтому терапия может и должна руководствоваться человеком и его характером. Семейные терапевты, наоборот, полагают, что доминирующие силы нашей жизни находятся в семье. Терапия, основывающаяся на таких положениях, руководствуется изменением организации семьи. Когда изменяется семейная организация, жизнь каждого ее члена тоже меняется соответствующим образом.

Последнее - что изменение семьи несет изменение жизни всех ее членов - очень важно. Семейный терапевт основывается не только на изменении отдельного пациента в контексте, а вызывает изменения во всей семье. Поэтому улучшения могут быть

Состояние семейной терапии

устойчивыми, поскольку каждый член семьи изменяется и продолжает вызывать синхронные изменения у других.

Почти любые проблемы поддаются и семейной, и индивидуальной терапии. Но определенные проблемы ближе именно семейному подходу, например проблемы с детьми (кому приходится, независимо от того, что происходит на терапии, возвращаться домой под влияние родителей?), недовольство браком или другими близкими отношениями, семейная вражда и симптомы, созревшие в человеке во время основных переходных периодов семьи.

Если проблемы, возникшие в связи с семейными кризисами, заставят терапевта думать в первую очередь о роли семьи, то индивидуальная терапия может быть особенно полезна, когда люди узнают в себе что-то, что они тщетно пытались изменить, и их социальное окружение, по-видимому, стабилизируется. Так, если девушка в свой первый год в колледже пребывает в депрессии, то терапевт может поинтересоваться, может быть, дискомфорт связан с отъездом из дома и с тем, что родители остались наедине друг с другом. Но если та же самая девушка впадает в депрессию на последнем году обучения за долгий период стабильности в своей жизни, мы можем предположить, что ее подход к жизни не продуктивен и это делает ее несчастной. Конфиденциальное исследование ее жизни - подальше от проблемных взаимоотношений - не означает, что она обязательно считает, что может реализовать себя только в изоляции от других людей в ее жизни.

Видение человека как отдельного существа, находящегося под влиянием семьи, соответствует тому, как мы воспринимаем самих себя. Мы признаем влияние близких нам людей - главным образом как обязательство и принуждение, - но тяжело согласиться с тем, что мы прочно увязли в сети взаимоотношений, что мы - часть чего-то большего, чем «я».

Психология и социальный контекст

Всплеск развития семейной терапии пришелся под конец XX столетия не только из-за ее испытанной клинической эффективности, но и потому, что мы заново открыли взаимосвязанность, характерную обществу. Обычно вопрос - индивидуальная или семейная терапия - связывается с техникой: какой подход сработает лучше в отношении данной проблемы? Но выбор также отражает философское понимание человеческой природы. Хотя психотерапия может добиться успеха путем фокусирования либо

Майкл Николе, Ричард Шварц

на психологии личности, либо на организации семьи, обе перспективы - психологический и социальный контекст - необходимы для полного понимания людей и их проблем.

Семейные терапевты учат нас, что семья - это больше чем коллекция отдельных личностей; это система, органическое целое, части которой функционируют таким образом, что выходят за пределы своих отдельных характеристик. Но даже как члены семейных систем мы не должны переставать быть личностями с собственными сердцем, умом и волей. Хотя невозможно понять людей без объяснения их социальных контекстов, особенно семей, это заблуждение - ограничить поле зрения до поверхности взаимодействий, когда социальное поведение расходится с внутренним опытом.

Работа с системой в целом означает не только внимание ко всем членам семьи, но и персональные аспекты их опыта. Обратите внимание на отца, который сохраняет на губах презрительную улыбку в течение всей беседы о делинквентном поведении его сына. Может быть, его улыбка означает тайное удовлетворение бунтарским поведением мальчика - тем, что боится проявить он сам? Или, например, если муж жалуется, что жена не позволяет ему проводить время с его друзьями. Возможно, жена и в самом деле ограничивает его, но факт, что муж поддается без борьбы, предполагает, что у него самого не все в порядке с проблемой развлечений. Прояснят ли переговоры с женой внутренние страхи этого человека, связанные с самостоятельностью? Вероятно, нет. Если он снимет свои внутренние напряжения, не начнет ли жена вдруг поощрять его выходить из дома и хорошо проводить время? Вряд ли. Это безвыходное положение, как и большинство человеческих проблем, существует в психологии личности и разворачивается в интеракциях. Точка зрения такова: обеспечивая эффективную и устойчивую психологическую помощь, терапевт должен понимать и мотивировать человека и повлиять на его интеракции.

Сила семейной терапии

Семейная терапия родилась в 50-х, взрослела в 60-х и достигла своего совершеннолетия в 70-х. За первоначальной волной энтузиазма в лечении всей семьи как единицы последовало постепенное расхождение школ в разных направлениях в поисках правды и рынка услуг.

Состояние семейной терапии

Когда-нибудь мы вернемся к 1975-1985 гг. - золотому веку семейной терапии. Это был период расцвета большинства привлекательных и жизнеспособных подходов к терапии, время энтузиазма и уверенности. Семейные терапевты могли не совпадать в пристрастиях к техникам, но они разделяли общее чувство оптимизма и единые цели. Усердие и самонадеянность тех энтузиастов вызвали различные потрясения, которые содрогнули это поле. Директивные модели стали отрицаться (и на клинической и на социокультурной почве), и их границы размылись. Сегодня очень немногие семейные терапевты причисляют себя к какой-нибудь одной школе. Даже границы между индивидуальной и семейной терапией теперь размыты, и все больше и больше терапевтов практикуют обе эти формы лечения.

Доминирующим направлением 90-х гг. стал социальный конструктивизм (идея, что наш опыт есть функция способа, которым мы мыслим о нем), нарративная терапия, интегративные подходы и растущий интерес к социальным и политическим проблемам. В следующих главах будут представлены эти и другие тенденции. Здесь же мы просто отметим, что, при чтении о них следует понимать: как и во всех новых тенденциях, у этих, вероятно, тоже есть и плюсы, и минусы.

У семейной терапии есть вдохновляющая идея, которая заключается в том, что, поскольку человеческое поведение по большей части является интерактивным, лучший подход к проблемам людей - помогать им изменять способы их интеракций. В какой мере нововведения 90-х исправили и расширили первоначальный фокус исследований семейной терапии, и как далеко они увели нас от нашей компетентности или возвратили к линейному мышлению?

Действительно ли представление конструктивистов, что мы изобретаем, а не открываем реальность, исправляет позитивистский уклон семейных терапевтов, или оно просто обращает от действия к пониманию? Обеспечивает ли нарративная терапия семью возможностью переписать ее жизнь, или это только модная версия когнитивной поведенческой терапии - когда мысли о проблемах отгоняются прочь с помощью позитивного мышления? Действительно ли интегративные терапевты смешали силы своих составляющих элементов или просто заретушировали свои отличия? И наконец, является ли современный акцент семейной терапии на социальных проблемах, в особенности на сексизме и мультикультурализме, логическим шагом вперед от системы семьи к системам культуры, в которые вживлены семьи, или это

Майкл Николе, Ричард Шварц

само собой разумеющаяся версия «политики идентичности», ведущей к разделению и непримиримым разногласиям мужчин и женщин, геев и гетеросексуалов, различных расовых и этнических групп?

Вы, наверное, обратили внимание, что эти вопросы представлены с простой позиции «или - или». Как однажды сказал Менкен, самые сложные вопросы производят самые простые ответы - и они, как правило, ошибочны. И хотя сведение проблем к простым полярностям представляет собой несомненное удовольствие, мы убедительно просим вас остановиться и отследить этот импульс. Не будьте поспешны в выводах, что новейший подход самый лучший или что лучше всего старые методы. Не покупайтесь бездумно на все, что вам предлагают харизматические авторы или учителя1. Мы надеемся, что вместо интуитивного принятия или отвержения вы начнете с желания понять, в чем ценность моделей и методов, представленных в этой книге, а затем рассмотрите их недостатки. Мы постараемся представить материал в том виде, в котором вам будет проще сделать собственные заключения.

Современные культурные влияния

Сегодня в странах с развитой промышленностью, кроме Южной Африки, не имеющей национального здравоохранения, форму клинической практики диктуют частные страховые компании и их филиалы по управляемой медицине. Решения, которые раньше принимались пациентами и их терапевтами, стали прерогативой компаний по управляемой медицине, нанимаемых для сдерживания страховых расходов путем ограничения обслуживания. В результате лечение зачастую ограничивается кризисным вмешательством. Терапевт, который ходатайствует о том, чтобы превысить санкционированные десять терапевтических сессий, обычно инициирует собственные проверки, требующие огромного объема бумажной работы и телефонных звонков, расходы на которые в среднем доходят до 800 долларов США (что зачастую превышает стоимость самой терапии). В дополнение к

Если развивать эту мысль дальше, то логично было бы сказать, что не следует некритично принимать взгляды, выраженные в книге. Однако это будет ошибочным. Вы можете поверить нам безоговорочно. До -верьтесь нам.

Состояние семейной терапии

мелкоадминистративным повседневным решениям управляемая медицина приводит к нарушению конфиденциальности пациента. Ситуация, когда руководитель узнает о здоровье своего подчиненного, больше не является необычной, и совсем не редкость, когда такая информация приводит к пагубным последствиям в жизни последнего. Терапевты, не привыкшие к бесцеремонному бюрократическому вторжению в то, что обычно обсуждается в частном порядке, и вынужденные заниматься обязательной рекламой, отвечают нарушением правил и раздражением. Некоторые даже уходят в отставку.

Как справедливо для большинства изменений, управляемая медицина больнее всего ударяет по терапевтам, привыкшим работать по старинке. С другой стороны, терапевты, начавшие практиковать в XXI веке, вооружены лучше, чтобы иметь дело с реалиями рынка. И хотя многие компании по управляемой медицине одинаково осложняют жизнь и терапевтам и пациентам, некоторые из них прибегают к разумному подходу, предъявляя требования лишь к ответственности. Семейные терапевты апеллируют к представителям этих последних, потому что терапия семьи, как правило, короче индивидуальной и, как теперь понимают страховые представители, лечение всей семьи сразу рентабельнее, чем расходы на раздельную индивидуальную терапию. В итоге семейный терапевт всегда осознает желательность работы, направленной на конкретные практические изменения, чтобы помочь семье встать на ноги и вернуться к нормальной жизни.

Вторая великая революция в современной истории семейной терапии есть продукт постмодернистского скептицизма. Поле больше не делится на конкурирующие лагери - каждый со своим видением Истины. Вместо этого происходит его усовершенствование за счет взаимообогащения идеями и интеграции моделей лечения.

Сходным образом в 90-х гг. XX века семейные терапевты научились приспосабливать свои подходы к соответствующим клиентам. Конечно, терапевты всегда претендовали на рассмотрение уникальности своих клиентов. Но до недавнего времени они были склонны подгонять пациентов под прокрустово ложе пуристических моделей. Если клиника, занимающаяся преступниками с наркотической зависимостью, привлекала для консультации, скажем, структурного или боуэновского терапевта, то последний скорее всего пытался удовлетвориться своим стандартным подходом: собирал семью и смотрел, кто кому и что сделал. Если это не срабатывало, было принято думать, что у семьи отсутствует

Майкл Николе, Ричард Шварц

мотивация или это плохой кандидат для терапии. В конце концов, в клинике полно подходящих случаев для рассмотрения. Однако сейчас терапевты пытаются преодолеть потребность заранее планировать подход; они стремятся работать с различными, ранее пренебрегаемыми, тяжелыми случаями, включая шизофрению, депрессию, наркотическую зависимость, преступность, воспитание в чужой семье, поведенческая медицина, пограничные личностные расстройства, сексуальные извращения, насилие в семье и множество других неприятных, реально существующих проблем. Один подход на все случаи жизни остался в прошлом.

Линейное и циклическое мышление

Динамическая группа креативных мыслителей, которые изобрели семейную терапию, задала важнейший сдвиг от линейного к рекурсивному мышлению о человеческих событиях. Душевные расстройства традиционно объяснялись прямолинейно как медициной, так и психоанализом. Обе парадигмы трактуют эмоциональный дистресс как симптом внутренней душевной дисфункции с исторической причиной. Медицинская модель предполагает, что кластеризация симптомов в синдромы позволяет привести к биологическому разрешению психологических проблем. Согласно представлениям психоанализа, симптомы возникают из конфликта, который происходит из прошлого пациента. В обеих моделях лечение фокусируется на человеке.

Линейные объяснения представляют формулу «А есть причина Б». Рекурсивные или круговые объяснения принимают во внимание взаимные интеракции и влияния. Мы используем в мышлении линейную каузальность, и в некоторых ситуациях этот способ срабатывает отлично. Если вы ведете машину, которая внезапно чихает и останавливается, вам нетрудно сделать простое предположение о причине: может быть, у вас кончился бензин? Если это так, то решение на поверхности: надо пройтись до ближайшей заправки и попросить там взаймы контейнер с бензином, чтобы дотащить его до машины. Но человеческое несчастье гораздо сложнее.

Когда взаимоотношения разлаживаются, большинство людей щедро списывают это на других. «Причина, по которой мы несчастливы, в том, что он не делится со мной своими пережива-

Состояние семейной терапии

ниями». «Наша интимная жизнь испорчена, потому что она фригидна». Поскольку мы рассматриваем мир с позиции собственных интересов, мы видим вклад других людей в наши проблемы более четко. Обвинения вполне естественны. Ошибка одностороннего влияния искушает и терапевта, особенно если он слышит только одну сторону. Но если он понимает, что взаимность - это регулирующий принцип отношений, то может помочь людям распрощаться с мышлением с позиции злодея и жертвы.

Рассмотрим, к примеру, как отец объясняет поведение своего сына-подростка:

Отец: «Мой сын дерзок и непослушен».

Терапевт: «Кто научил его этому?»

Вместо того чтобы принять отцовский взгляд на ситуацию, что он - жертва злодейства сына, терапевт провокационным вопросом предлагает ему рассмотреть ее по схеме взаимного воздействия. Задача не в том, чтобы сместить обвинение с одного человека на другого, а в том, чтобы отказаться от взаимного обвинения. Пока отец видит ситуацию как проблему поведения мальчика, сам он почти не меняется, но надеется, что изменится сын. (Ждать от других изменений все равно что планировать свое будущее в надежде на выигрыш в лотерею.) Научение циклическому мышлению вместо линейного дает отцу возможность увидеть ту часть уравнения, над которой он может поработать. Может быть, если он выкажет сыну большее уважение или снимет некоторые ограничения, мальчик станет менее дерзким? А поскольку паттерны влияния зачастую подразумевают треугольники, он может открыть, что вызывающее поведение сына скрыто подпитывается невыраженным раздражением его жены.

Хотя понять семейную терапию, не разбираясь в ее интеллектуальном обосновании, невозможно, она все-таки остается клиническим мероприятием. Эта книга исследует историческое, культурное и интеллектуальное развитие, которое сформировало поле семейной терапии, но особое внимание уделяется клиническим аспектам - борьбе семьи с неблагоприятной обстановкой и попыткам терапевта помочь ей.

Сила семейной терапии черпается от мужчин и женщин, родителей и детей, собравшихся вместе, чтобы трансформировать свои интеракции. Вместо того чтобы отделять людей от эмоциональных корней их конфликта, проблемы переадресуются к их первоисточнику.

Почему человеку настолько затруднительно увидеть собственное участие в проблемах, которые ему так досаждают? Боль-

Майкл Николе, Ричард Шварц

шинству людей очень трудно разглядеть те паттерны, которые связывают их вместе, пока их взгляд четко фиксируется на действиях их непокорных партнеров. Часть работы семейных терапевтов - дать людям импульс для пробуждения. Когда муж жалуется, что жена ворчит на него, и терапевт спрашивает, каков его вклад в ее действия, он бросает мужу вызов, чтобы тот разглядел этот маленький дефис в словосочетании он-она - продукт их интеракций.

Когда Боб и Ширли обратились за помощью в связи с проблемами в супружеской жизни, она жаловалась на то, что он никогда не делится своими переживаниями, а он - что она вечно его критикует. Это классический обмен жалобами, за который пара цепляется, пока никто из супругов не видит взаимных паттернов, провоцирующих каждого именно на то поведение, которое ни один из них не в силах прекратить. Поэтому терапевт спрашивает у Боба: «Если бы вы были лягушкой, а Ширли превратила бы вас в принца, каким бы вы стали?» Если Боб парирует, заявляя, что больше не разговаривает с ней, потому что она слишком критична, для пары это выглядит как прежний аргумент. Но терапевт понимает это как начало изменений - Боб начал выражать свое мнение. Один из способов открыть ригидные семьи для изменений - поддержать обвиняемую сторону и помочь ей вовлечься в столкновение.

Когда Ширли раскритиковала Боба за его жалобу, он попытался отступить, но терапевт сказал: «Нет, продолжайте. Вы все еще лягушка».

Боб попытался сместить ответственность обратно на Ширли: «Не должна ли она меня сначала поцеловать?» Но терапевт оставался непреклонным: «Нет, только в реальной жизни, которая наступит в послесловии. Ты должен заслужить это».

Лев Толстой начинает «Анну Каренину» со слов: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему». Каждая несчастливая семья может быть несчастлива по-своему, но все они спотыкаются на одних и тех же испытаниях, которые готовит им семейная жизнь. Не секрет, что это за испытания: умение жить вместе, обращение с трудными родственниками, присмотр за детьми, сосуществование с подростками, - но ни одна семья не понимает, что относительно небольшое число динамик, однажды осознанные, разъясняют

Состояние семейной терапии

эти испытания и позволяют им успешно пройти сквозь предсказуемые дилеммы жизни. Как и все врачи, семейные терапевты иногда имеют дело со странными и ставящими в тупик случаями, но их работа по большей части связана с обычными людьми, получающими от жизни болезненные уроки. Их истории, а также истории мужчин и женщин, семейных терапевтов, взявших на себя обязательство помочь им, составляют тему этой книги.

zel.

РЕКОМЕНДАЦИИ ПО ЧТЕНИЮ

N i с h о 1 s М.Р. 1987. The self in the system. New York: Brunner/Ma-Nichols M.P. 1999. Inside family therapy. Boston: Allyn & Bacon.

ССЫЛКИ

L a s с h С. 1974, The culter of narcissism. New York: Norton.

Minuchin S. Families and family therapy. Cambrige, M.A. Harvard University Press.

Selvini PalazzoПМ., BoscoloL., CecchinG. andPrataG. 1978. Paradox and counterparadox. New York: Jason Aronson.

Вацлавик П., Бивин Дж. и Джексон, Д. 2000. Прагматика человеческих коммуникаций. Москва, Эксмо-Пресс.

Глава вторая

ЭВОЛЮЦИЯ СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

Мы собирались назвать этот раздел «Рождение семейной терапии» - подходящая метафора, если принять во внимание чувства отцов-основателей семейной терапии, сродни той невероятной гордости, какую впервые испытывают родители за чудо собственного творения. Но понятие «эволюция» пригоднее всего. На это есть две причины. Первая: хотя семейная терапия появилась сравнительно недавно (примерно в 1956 г.), поле имеет длинную историю. Первые семейные терапевты законно гордились революционным скачком, который стал возможен благодаря клиническому приложению кибернетической и системной теорий. Но, как вы заметили, эти и многие другие концепции, так

Майкл Николе, Ричард Шварц

дорого ценимые семейной терапией, были заимствованы из других областей.

Другая причина предпочтения термина «эволюция» заключается в его подоплеке, означающей, что, тогда как во время своего возникновения некоторые явления адаптируются, при изменении окружающей среды они теряют свою функциональность. Возьмем, к примеру, агрессивность. Жестокость рода человеческого, несомненно, больше подходит к охоте на бизонов и борьбе за территорию, чем к нашей жизни в тесном пространстве квартир. То же касается и семейной терапии. При исследовании корней поля и ранних наработок обратите внимание на идеи, годные в прошлом, но бесполезные на первый взгляд сейчас, напоминающие эволюционные заблуждения или фальстарты. Однако одновременно вы можете открыть, что некоторые идеи, считающиеся ныне устаревшими, могут быть стоящими.

В этом разделе мы рассмотрели доопытные и ранние годы семейной терапии. Естьдве увлекательные истории о тех днях, одна - о персоналиях, другая - об идеях. Вы прочитаете о пионерах, иконоборцах и великих авторах, которые так или иначе разбили шаблоны видения жизни и ее проблем, как функционирование индивидов и индивидуальная психология. Не сомневайтесь: сдвиг с индивидуальной на системную перспективу является революционным и обеспечивает тех, кто осознает это, действительно сильным инструментом для понимания и решения человеческих проблем.

Некоторые из ведущих светил системной революции и поныне заслуженно знамениты, чей гений и отвага сохранены и переданы в их рукописях и через их последователей. Имена Грегори Бейтсона, Джея Хейли и Сальвадора Минухина многие из вас слышат не впервые, но есть и другие значимые фигуры в эволюции семейной терапии, которыми по той или иной причине пренебрегли. Среди этих блистательных клиницистов - Натан Аккерман и Вирджиния Сатир, чей вклад не получил достойного признания, поскольку их труды никогда по-настоящему не передавали квинтэссенцию их мастерства. Или Дон Джексон и Джон Е. Белл, два самых вдумчивых пионера нашего движения, чьи прекрасные работы редко читаются в наши дни! Почему? Просто потому, что даты их публикаций не означены последними годами?

Вторая история эволюции семейной терапии - история идей. Неугомонная любознательность ведущих семейных терапевтов привела их к изобретению новых путей для концептуализации

Состояние семейной терапии

радостей и горестей семейной жизни. Но действительно ли необходимо изучать историю этих идей? Не лучше ли рассматривать эти понятия в свете современных теорий? К сожалению, нет. Семейных терапевтов ругают и благословляют за интеллектуальные новшества, которые приводят не только к выдающимся инновациям, но и к увлечению невразумительным и абстрактным и к пренебрежению некоторыми самыми практичными идеями семейной системной теории.

Читая эту историю семейной терапии, у вас может появиться желание рассмотреть утерянное наравне с приобретенным. Возможно, вы решите, что кое-кто, подобно Дону Джексону, Вирджинии Сатир или Натану Аккерману, представляют некую ценность, чтобы возродить их и изучить более пристально. Вы также можете открыть, что системная теория - это более богатое и сложное явление, чем могла бы предложить современная практика, или что, в конце концов, кибернетическую метафору пока рано сдавать в утиль.

Мы постарались сделать все возможное, чтобы рассказать вам историю семейной терапии достаточно последовательно, чтобы вы увидели, как поле стало таким, каково оно сегодня, а также достаточно подробно, чтобы вы открыли для себя некоторые важные моменты, которые ни в коем случае нельзя упускать из виду. Поскольку истории инноваторов и их инноваций неразделимо переплетены друг с другом, мы проследим за судьбой наиболее важных идей и практик, оставив на последующие главы рассмотрение их самых важных и современных последствий.

Читая эту историю, оставайтесь открытыми для сомнений и будьте готовы перепроверить простые допущения, включая очевидное, что семейная терапия началась с великодушной попытки поддержать институт семьи. Истина такова, что сначала семейные терапевты столкнулись с семейной системой как с серьезным сильным противником.

Необъявленная война

Хотя мы и склонны считать, что психиатрические лечебницы - это места насильственного заключения, изначально они строились для спасения умалишенных от гонений их родственников, от жизни под замком где-то на задворках семьи. В соответствии с этим, кроме как для целей взять на себя ответствен-

Майкл Николе, Ричард Шварц

ность, госпитальные психиатры еще долгое время держали семью на расстоянии вытянутой руки. Клиницисты XX века понимали роль семьи в порождении психиатрических проблем, но считали, что ее исключение из лечения необходимо для ослабления ее разрушительного влияния. Однако в 50-х гг. два сбивающих с толку события заставили терапевтов признать силу семьи, воздействующую на курс терапии.

Терапевты стали замечать, что зачастую, когда пациент шел на поправку, кому-то в семье становилось хуже, - будто семье необходим симптоматийный член. Это как при игре в прятки - неважно, кто прячется; пока кто-то играет эту роль, игра может продолжаться. Однажды Дон Джексон (Jeckson, 1954) лечил женщину с трудноизлечимой депрессией. Когда ей наконец стало лучше, ее муж стал жаловаться, что его состояние ухудшается. Ей становилось все лучше, а муж потерял работу. В конце концов, когда она окончательно выздоровела, муж покончил жизнь самоубийством. Очевидно, стабильность этого человека проистекала из болезни его жены.

В другом случае Джексона муж настоял на лечении жены от «фригидности». Когда после нескольких месяцев терапии ее сексуальная чуткость повысилась, он стал импотентом.

Другим странным аспектом сдвига расстройства было то, что пациентам очень часто в госпитале становилось лучше, а по возвращении домой - хуже. Вот еще один пример необыкновенной истории Эдипа. Сальвадор Минухин лечил молодого человека, неоднократно попадавшего в клинику из-за попыток выцарапать себе глаза. Этот человек в клинике Белльвью вел себя нормально, но стоило ему вернуться домой, как он вновь начинал себя калечить. Казалось, что он мог быть нормальным только в безумном мире.

Оказалось, что молодой человек чрезвычайно близок со своей матерью - связь, образовавшаяся и окрепшая в течение семи лет загадочного отсутствия его отца. Последний, будучи заядлым игроком, исчез сразу же после того, как его объявили банкротом. Ходили слухи, что его похитила мафия. Когда отец так же загадочно вернулся, сын стал предпринимать эти странные попытки покалечить себя. Возможно, он хотел ослепнуть, чтобы не видеть собственную одержимость матерью и ненависть к отцу.

Но эта семья не была ни античной, ни древнегреческой, а Минухин оказался прагматичнее поэта, столкнувшись с этим случаем основательной спутанности. Он поощрил отца к тому,

Состояние семейной терапии

чтобы тот защитил сына, начав работать непосредственно с женой и тем самым оспорив мужское унижающее к ней отношение, которое заставляло ее испытывать огромную потребность в сыновьей близости и протекции. Терапия бросила вызов структуре семьи, а в Белльвью была проделана работа с психиатрическим персоналом, облегчившим молодому человеку возврат в семью, в неприятную обстановку.

Минухин без обиняков сказал отцу: «Ваши действия, как отца ребенка, попавшего в беду, недостаточны».

«А что я должен делать?» - спросил мужчина.

«Я не знаю, - отвечал Минухин. - Спросите своего сына». И тогда впервые за много лет отец и сын начали разговаривать друг с другом. А когда они выговорились и темы для обсуждений были исчерпаны, д-р Минухин сказал обоим родителям: «Он в такой странной манере говорит вам, что предпочитает, чтобы с ним обращались как с маленьким ребенком. В клинике ему было двадцать три года. Теперь, когда он вернулся домой, ему стало шесть».

Этот случай ярко показал, как иногда родители используют своих детей - давая им ощущение мишени или используя в качестве буфера, защищающего их от интимной жизни, в которой они не могут разобраться, - и как некоторые дети принимают эту роль.

Этот и другие подобные случаи демонстрируют, что семьи как-то по-особому склеены - они растягиваются, но не рвутся. Некоторые открыто обвиняют семью в недоброжелательности, и все же существует возмутительное скрытое неодобрение благодаря этому наблюдению. Официальная история семейной терапии - это история отношения к институту семьи, но, возможно, никто из нас так до конца и не разделался с юношеской идеей, что семья - это враг свободы. И поэтому, если не принимать во внимание риторику терапевтов, они часто обращаются к чувству миссионеров, помогающим невинным жертвам вырваться из тисков их семей.

Улучшение пациента не всегда воздействует на семью негативно. Фишер и Менделл (Fisher & Mendell, 1958) сообщили о распространении позитивных изменений от пациентов на других членов семьи. Однако вопрос не в том, какое влияние оказывают друг на друга семья и пациент - благотворное или пагубное, а в том, что изменения в одном человеке изменяют систему.

Обоснованность этих наблюдений была впервые подтверж-

Майкл Николе, Ричард Шварц

дена в исследовании, проведенном Маудслейским госпиталем, группа пациентов которого - больные шизофренией - была выписана с тем, чтобы пожить с родителями или супругами. Эту группу сравнили с другой, которая состояла из пациентов, живших в одиночестве. Значительно более частые рецидивы наблюдались у членов первой группы (Brown, 1959). По крайней мере в этой выборке разрушительное влияние семейной жизни, превышающее любые позитивные воздействия семьи, подтвердилось. Предположение, что семейные посещения будто бы беспокоят психиатрических пациентов, настолько широко распространено, что и по сей день многие больницы не допускают для посещения представителей семьи, по крайней мере в начальный период госпитализации больного.

Близорукость изоляции пациентов от их семей в психиатрических больницах была недавно обоснована в «Госпитализированных умалишенных». Через описание четверых душевно больных молодых людей Джоэл Илайцур и Сальвадор Минухин (Elizur & Minuchin, 1989) исследовали последствия присвоения людям ярлыков «больных» и обращение с ними как с таковыми - «метод терапии, основывающийся на изоляции и насильственном контакте с безумным миром», - вместо поддержки семей в оказании ими самостоятельной помощи. В одном случае шестнадцатилетний мальчик трагичным образом превратился в хронического душевнобольного пациента, пройдя через ряд хаосных ситуаций, связанных с госпитализацией. «Хотя он мог компетентно действовать разными способами, диагноз сумасшедшего установил неизменную реальность, которая перечеркнула перспективы, ограничив его жизнь так, что исполнились самые ужасные ожидания» (с. 61).

Сегодня, спустя 40 лет после появления семейной терапии, большинство психиатрических больниц все еще отделяет пациентов от их семей. Правда, некоторые лечебницы предлагают короткие семейные кризисные консультации, а некоторые пациенты (женщины, подвергавшиеся побоям, дети, пережившие сексуальное насилие) все же нуждаются в убежище от пагубного влияния своих семей. Но в значительном большинстве клиник упор на то, чтобы стабилизировать пациентов в лечении и вернуть их как можно быстрее в общество, означает, что пациенты выписываются в ту же самую хаотичную среду, которая ускоряет госпитализацию в прежнее место.

Состояние семейной терапии

Динамики малой группы

Те, кто впервые добивается понимания семьи и работы с ней, найдут готовые параллели с малой группой. Групповая динамика уместна, в семейной терапии, потому что групповая жизнь - это комплексный набор отдельных личностей и суперординат-ных приоритетов группы.

С 1920 г. социологи начали изучать естественные группы в обществе в надежде научиться решать политические проблемы путем понимания социальных интеракций в организованных группах. В 1920 г. пионер социальной психологии Уильям Мак-Даугал опубликовал книгу «Групповой разум», в которой описал, как групповая целостность отчасти зависит от существования значимой идеи в умах ее членов, отчасти от потребности в отграничении и структуре, в которой происходят дифференциация и специализация функций, и отчасти от весомости обычаев и привычек, так что связи между членами можно зафиксировать и определить. Курт Левин в 1940 г. ввел более научный и эмпирический подход к групповой динамике, его теория поля (Lewin, 1951) вдохновила целое поколение исследователей, индустриальных психологов, групповых терапевтов и социальных работников.

Опираясь на теорию восприятия гештальтпсихологической школы, Левин разработал представление о том, что группа - это больше, чем сумма ее частей. Это трансцендентальное свойство группы оказалось очевидно релевантным для семейных терапевтов, которым приходилось работать не только с индивидами, но и семейными системами, и с их известным сопротивлением изменениям.

Другим, открытием Левина стало то, что дискуссия есть лучший способ вызвать изменения идей и поведения, чем индивидуальные инструкции или нотации. Это открытие означает, что объединенные семейные встречи могут быть более эффективными, чем встреча с каждым по отдельности. К примеру, попытка научить одну жену быть более уверенной, по-видимому, не так эффективна, чем работа с ней и с ее супругом. При встрече с обоими терапевт может помочь жене справиться с контрреакциями на мужа, а его заставить в большей мере осознавать собственное пренебрежение и неспособность обращаться к другому на равных (что актуально и для нее).

Объясняя, что такое квазистационарное социальное равновесие, Левин отмечал, что для появления изменений в групповом поведении необходимы «разморозка» и «перезаморозка». Только

Майкл Николе, Ричард Шварц

после того как что-нибудь встряхнет привычные убеждения группы, ее члены будут готовы к принятию изменений. В индивидуальной терапии процессы разморозки инициируются тревожным опытом, который приводит человека к поиску помощи. Если он принимает статус пациента и встречается с терапевтом, значит, он готов к «размораживанию» своих старых пр'ивычек. Когда семьи обращаются к терапии, это совсем другое дело.

Члены многих семей не настолько выбиты из колеи симпто-матийными родственниками, чтобы быть готовыми изменить собственный образ жизни. Более того, семья приводит с собой, кроме этого члена, первичную референтную группу вместе со всеми ее традициями, особенностями, привычками. В соответствии с этим требуется очень много сил для разморозки, или встряски, семьи, прежде чем появится возможность для терапевтических изменений. У каждого терапевта свои стратегии разморозки: у Минухина это содействие кризису во время семейной встречи за ланчем, у Джея Хейли - умышленное суровое испытание, а у Пегги Пэпп - семейная хореография. Необходимость разморозки предвещала громадный интерес первых семейных терапевтов к разрушающемуся семейному гомеостазу - понятие, которое доминировало в семейной терапии десятилетиями.

Уилфрид Бион, еще одна важная фигура в изучении и исследовании групповых динамик, придавал особое значение группе как единому целому с ее собственными динамиками и структурой. Согласно Биону (Bion, 1948), большинство групп начинают отклоняться от поставленных задач посредством паттернов борьба-бегство, зависимость или разделение по парам. «Базовые положения» Биона легко экстраполируются в семейную терапию: некоторые семьи настолько боятся конфликта, что обходят спорные вопросы подобно кошке, кружащей вокруг змеи. Другие используют терапию, чтобы выплеснуть свое раздражение, предпочитая бороться до последнего, чем найти какой-нибудь более или менее новый компромисс. Зависимость выдает себя за терапию, когда чрезмерно активный терапевт разрушает семейную автономию во имя решения проблемы. Разделение по парам заметно в семьях, когда один родитель негласно сговаривается с детьми издеваться и подрывать авторитет другого родителя.

Уорен Беннис (Bennis, 1964), ученик Левина, описывает групповое развитие как прохождение через серию стандартных фаз - идея, взятая на вооружение семейными терапевтами, которые планируют терапию по стадиям, а в последнее время согласно представлению о предсказуемых изменениях по мере

Состояние семейной терапии

прохождения семьи через жизненный цикл. Концепция Бенниса о взаимозависимости как центральной проблеме в жизни группы предшествовала сходным представлениям среди семейных терапевтов, включая описание Минухиным затруднительного положения и выхода из него и идею Боуэна о слиянии и дифференциации.

Разграничение процесса и содержания в групповых динамиках сходным образом оказало громадное влияние на терапию семьи. Опытные терапевты учат обращать столько же внимания тому, как говорят семьи, сколько содержанию диалога. Например, мать может говорить дочери, что та не должна играть с куклами Барби, потому что не нужно стремиться к имиджу «сладенькой красотки». Содержание ее сообщения таково: «Уважай себя как личность, а не как украшение». Но если мать выражает свою точку зрения, критикуя или отвергая чувства дочери, то процесс ее сообщения уже будет таким: «Твои чувства не в счет».

К сожалению, содержание некоторых дискуссий настолько непреодолимо, что терапевт отвлекается от значимости процесса. Предположим, например, что терапевт приглашает мальчика-тинейджера обсудить с матерью его желание бросить школу. Ребенок, скажем, что-то невнятно говорит о тупости школы, а мать реагирует на это убедительным доводом о необходимости образования. Терапевт, увлекшись позицией матери и поддержав ее в ней, может сильно ошибиться. В отношении содержания она, вероятно, и права - диплом об окончании средней школы всегда кстати. Но в этот момент, наверное, важнее помочь мальчику научиться высказываться, а матери - научиться слушать.

Ролевая теория, рассматриваемая в литературе по психоанализу и групповым динамикам, чрезвычайно важна для изучения семей. Считается, что распределение ролей необходимо для того, чтобы привнести размеренность в сложную социальную ситуацию. Согласно ролевому анализу, множественные ролевые и множественные групповые принадлежности есть ключ к пониманию индивидуальных мотивов. Мы часто описываем членов семьи с точки зрения единственной роли (жена или муж), а нам следует помнить еще и о том, что жена может быть матерью, другом, дочерью и профессионалом. Важны даже те роли, которые сегодня не исполняются, но возможны. Мать-одиночка - потенциальный друг и любовница. Ее пренебрежение этими ролями может испортить ей жизнь и заставить ее опекать детей. Когда члены несчастливых семей застревают в нескольких жестко закрепленных ролях, они развивают интерперсональный арт-

Майкл Николе, Ричард Шварц

рит - болезнь, которая приводит к семейной ригидности и атрофии неиспользованной жизни.

В то время как ограничение ролей уменьшает возможности групповой (и семейной) жизни, члены группы, которым приходится выполнять слишком много ролей, являются субъектами перегрузки и конфликтующих чувств (Sherif, 1948). Например, среди потенциальных ролей в семье имеются родитель, домработница, кормилец, повар и шофер. Эти роли могут распределяться: один партнер - кормилец, другой - готовит и убирает, или выполняться совместно - оба работают на стороне и берут на себя ту или иную работу по дому. Но один из партнеров может угодить в ролевой конфликт: это когда она вынуждена выбирать, оставаться ли ей на затянувшемся служебном собрании или ехать домой готовить ужин и везти детей на футбольную тренировку, потому что пусть даже у нее есть партнер, но он не выполняет указанных ролей.

В большинстве групп существует тенденция к стереотипиза-ции ролей, и поэтому за членами группы закрепляются характерные поведенческие паттерны. Вирджиния Сатир в своей книге «Вы и ваша семья» (Satir, 1972) описала такие семейные роли, как «миротворец» или «обвинитель». Вы можете осознать, что играли довольно предсказуемую роль взрослеющего в своей семье. А может быть, вы были «услужливым ребенком», «совсем одиноким», «комиком», «адвокатом», «бунтарем» или «удачливым малым». Весь ужас в том, что, раз усвоив некоторые роли, очень тяжело от них отойти потом. Покорно делая, что говорят, и терпеливо ожидая одобрения, вы можете стать «услужливым ребенком», но это не срабатывает в профессиональном росте, где требуется более напористое поведение.

Есть и еще кое-что, что делает ролевую теорию столь полезной в понимании семей, - свойство ролей быть эквивалентными и комплементарными. Например, девушку сильнее заботит времяпровождение с другом, чем юношу. Возможно, в его представлении он должен звонить ей дважды в неделю. Но если она звонит трижды за этот срок, он может и не подходить к телефону. Если их отношения станут развиваться и этот паттерн будет исчерпан, она все равно всегда будет преследовательницей, а он - дистанцирующимся. Или возьмем случай двух родителей, которым хочется, чтобы их дети вели себя за столом хорошо. Отец взрывается намного быстрее - он требует, чтобы они успокоились уже спустя десять секунд после того, как они начали шалить, тогда как мать готова подождать полминуты. Но если он всегда выска-

Состояние семейной терапии

зывается первым, она никогда не получает шанса. В конце концов эти родители могут разойтись в комплементарных ролях строгого отца и мягкой матери. Что заставляет такую эквивалентность сопротивляться изменению? То, что роли подкрепляют друг друга - каждый ждет, чтобы изменился другой.

Групповые терапевты-психоаналитики рассматривают группу как воссоздание семьи, в которой терапевт - объект переноса, а члены группы выполняют роль сиблингов. Так по иронии аналитическая групповая терапия, которая стала одним из прототипов семейной, начинала с лечения группы как суррогата семьи. Аналитические группы создавались таким образом, что фрустриро-вали своей неструктурированностью, пробуждали скрытые подсознательные конфликты и воскрешали проблемы, существующие в настоящей семейной группе. Считалось, что основные мотивы членов групп - конфликтующие союзы любви и ненависти, боли и удовольствия и критика суперэго против примитивных импульсов. Обратите внимание, что особое внимание уделялось индивиду, а не всей группе в целом.

В групповом динамическом подходе, разработанном в Великобритании Фулксом, Бионом, Эзриелем и Энтони, фокус сместился от индивида на саму группу, рассматриваемую как трансцендентный организм с собственными внутренними законами. Эти терапевты изучали групповые интеракции не только потому, что в них проявляли себя отдельные личности, но они открывали темы и динамики, общие для всех членов группы. Этот групповой процесс считался базовой характеристикой социальных интеракций и основным средством для изменений.

Еще одним ответвлением от психоаналитической групповой терапии стала эмпирическая модель. Эмпирическая групповая терапия, толчок к развитию которой дали в Европе экзистенциальные психиатры Людвик Бинсвангер, Медард Босс и Ролло Мэй, в США Карл Роджерс, Карл Витакер и Томас Малон, упирает на глубокую персональную заинтересованность клиентом в противоположность отстраненному анализу людей, как объектов. Феноменология, заменившая анализ, и непосредственный опыт, особенно эмоциональные переживания, рассматривались как прямая дорога к личностному росту.

Психодрама Морено, в которой пациенты разыгрывали свои конфликты, вместо того чтобы обсуждать их, была одним из ранних подходов к групповой терапии (Moreno, 1945). Психодрама - это драматическое разыгрывание сцен из жизни ее участников, использующее техники стимулирования эмоцио-

Майкл Николе, Ричард Шварц

нального выражения и прояснения конфликтов. Психодрама является прямым и сильным средством для исследования взаимоотношений и разрешения семейных проблем, поскольку сосредоточивается на межличностных взаимодействиях. И хотя психодрама слегка отклонилась от основного течения групповой терапии, техники ролевой игры Морено широко признаны групповыми лидерами и семейными терапевтами.

Гештальттерапия Фрица Перлза имеет целью усилить осоз-навание, чтобы повысить спонтанность, креативность и личную ответственность. Несмотря на частоту использования в группах, гештальттерапия отбивает охоту к взаимодействию членов группы, когда один из них в течение какого-то времени работает с терапевтом. И хотя она чаще используется в индивидуальной, нежели в групповой или семейной терапии, гештальттехники заимствованы лидерами групп встреч и некоторыми семейными терапевтами для стимулирования эмоционального взаимодействия (см., например, Kempler, 1974, Schwartz, 1995).

Принимая во внимание широту и разнообразие техник исследования межличностных отношений, разработанных групповыми терапевтами, естественно, что некоторые семейные терапевты нередко применяли групповые терапевтические модели для работы с семьями. В конце концов, разве семьи не совокупные группы с различными подгруппами?

Прежде чем перейти к рассмотрению вопроса о целесообразности применения групповой модели в семейной терапии, мы должны упомянуть еще один исторический факт. Еще до того, как Джон Элдеркин Белл и Рудольф Дрейкурс в начале 50-х начали применять к семьям групповую психотерапию, некоторые практики использовали формат группы, чтобы добиться сотрудничества от членов семьи при планировании индивидуальной терапии с пациентами. Л. Коди Марш, например, читал лекции группам родственников в Ворчестерском государственном госпитале (Marsh, 1935). Эту технику также использовал в своей работе Лоу (Low, 1943). Другие терапевты уделяли особое внимание групповым встречам с матерями, чьи дети проходили терапию (Amster, 1944, Burkin, Glatzer & Hirsch, 1944; Lowrey, 1944). Некоторые, включая Росса в Мак-Гилле, проводили недельные дискуссионные группы с семьями пациентов психиатрической больницы (Ross, 1948). На всех этих групповых встречах к родственникам обращались как к помощникам, которые сами не нуждаются в терапии. «Реальные» пациенты не участвовали. Эта работа была родственной длинной традиции группового консуль-

Состояние семейной терапии

тирования родителей, особенно в детских благотворительных организациях (Grunwald & Casell, 1958), и до сих пор является средством большинства стационарных подразделений для взрослых, пытающихся «привлекать» семьи.

Появление семейного группового консультирования (Freeman, Klein, Riehman, Luckoff& Heisey, 1963) - социологического подхода к решению проблем - стало наиболее близким к семейной терапии этапом. Семейные консультанты содействовали общению, но преуменьшали значение индивидуальных целей и изменений. Конфликты избегались. Семейные консультанты содействовали пониманию и взаимоподдержке, но не занимались глубинными проблемами семьи или ее членов. Хотя улучшение социального климата семьи и могло вызывать основательные изменения у ее членов, Фриман и коллеги не пытались или не претендовали на то, чтобы добиться чего-то большего, чем поверхностная поддержка.

В 1970-х, когда семейная терапия стала вполне развитой и достаточно системной наукой, эти ранние групповые консультативные подходы выглядели наивными, обращаясь с индивидами как с реальными пациентами и отводя семье лишь поддерживающую роль в раскрытии пациентов. Однако в 1980-х, много лет спустя после того, как разгорелась и победила системная революция, выяснилось, что некоторые проблемы действительно являются в первую очередь проблемами индивидов или по крайней мере требуют индивидуального подхода в лечении.

Кэрол Андерсон с коллегами в Питсбургском университете и Майкл Гольдштейн и его сотрудники по университету в Лос-Анджелесе, Калифорния, разработали программу психологического просвещения для семей шизофреников (Anderson, Reiss & Hogarty, 1986; Goldstein, Rodnick, Evans, May & Steinberg, 1978). Соединяясь с традиционной психиатрией, этот подход более успешно лечил шизофрению как болезнь, сочетая использование медицины для индивидов и обеспечение консультации семьям, столкнувшимся с суровым испытанием - справляться с членом семьи шизофреником. Алкогольная и наркотическая зависимость - другая область, где считается, что лечение должно быть направлено в первую очередь на индивидов и только во вторую - на семьи (Kaufmann & Kaufmann, 1979; Steinglass, 1987). Единичное проведение семейной групповой консультации, предназначенной в первую очередь для отдельного пациента, выглядит таким же наивным, как лечение сегодня шизофрении или алко-

Майкл Николе, Ричард Шварц

гольной и наркотической зависимости только как побочного продукта семейного стресса.

Все эти подходы в групповой терапии применимы и для терапии семьи. Одни техники пригодны, другие - нет. Был пройден короткий шаг от наблюдения реакций пациента на других членов семьи (некоторые из них могли быть равнозначными и в отношении сиблингов и в отношении родителей) до наблюдения за интеракциями в реальных семьях.

Кроме того, с технической точки зрения групповая и семейная терапии сходны: обе вовлекают нескольких людей, обе комплексны и аморфны, больше похожи на социальную реальность, чем на индивидуальную терапию. И в группах, и в семьях каждому пациенту приходится реагировать на нескольких людей, не только на терапевта, и терапевтическое применение этих интеракций является определяющим механизмом изменения в обоих ситуациях. Соответственно, многие групповые и семейные терапевты стараются придерживаться относительной пассивности и децентрализованности, так что пациенты в комнате вынуждены устанавливать связь друг с другом.

В индивидуальной терапии терапевт надежное, но искусственное доверенное лицо. Пациенты ожидают от терапевта понимания и принятия, встречи с одним дружелюбно настроенным человеком. В группах и семьях совсем не так. И там и здесь ситуация является более естественной, возможно, более терапев-тичной, но и более похожей на повседневный опыт. Следовательно, перенос на жизнь вне стен консультационной комнаты является более прямым.

Однако при внимательном рассмотрении мы можем увидеть, что различий между семьями и группами незнакомцев так много и они столь значительны, что групповая модель лишь ограниченно применима к семейной терапии. Члены семьи обладают длинной историей сосуществования и, что самое важное, совместным будущим. Группа составляется из незнакомцев, семья - из близких людей. Открыться незнакомому человеку проще и безопаснее, чем члену своей семьи. В действительности терапевт может причинить серьезный вред, если будет так наивен, что станет призывать членов семьи всегда быть «совершенно честными и откровенными друг с другом». Однажды сболтнув, нельзя вернуть назад опрометчивое разоблачение, которое лучше было бы оставить при себе, - любовную связь, которая уже давно закончилась, или признание, что женщину все же больше заботит карьера, чем собственные дети. Единство, обяза-

Состояние семейной терапии

тельства и общие заблуждения - все это означает, что терапия семьи очень отличается от терапии группы.

В одном из немногочисленных исследований малых групп с привлечением семей Стродтбек (Strodtbeck, 1954) проверил ряд утверждений, полученных от групп незнакомцев, и нашел важные отличия, которые приписал прочным взаимосвязям в семье. Позже он обосновал (Strodtbeck, 1958) мнение, что семейные интеракции, в отличие от интеракций в только что созданной группе, можно понимать только с точки зрения истории семейной группы.

Терапевтические группы создаются для обеспечения атмосферы доверия и поддержки. Здесь пациенты чувствуют себя менее одинокими. Они посещают группу как место, где им могут помочь и где они сами могут оказать помощь другим. Это чувство безопасности среди симпатизирующих друг другу чужих людей не может стать частью семейной терапии, так как, вместо того чтобы отделить терапию от стрессовой среды, последнюю привносят в терапевтический процесс. Кроме того, в групповой терапии пациенты могут обладать равными силами и статусами, в то время как семьям несвойственно демократическое равноправие. Кто-то должен (или ему приходится) быть на попечении. Больше того, официальный пациент в семье, вероятно, ощущает изолированность и то, что он становится объектом общего внимания. В конце концов, он или она является «проблемой». Ощу-щени'е защищенности при участии в терапевтической группе чужих людей, которые не собираются встречаться за обеденным столом, не существует в семейной терапии, где совсем не безопасно говорить открыто.

Другой базовый терапевтический механизм групп - то, что они стимулируют типичные паттерны социальной интеракции, которые затем можно проанализировать и изменить. Эта функция группы приравнивается к «лаборатории для социальных изменений» (Nichols & Zax, 1977). Группы собираются, чтобы обеспечить благоприятные возможности для проверки реальности в относительно безопасной атмосфере (Handlon & Parloff, 1962), так что искаженное восприятие можно исправить и опробовать новые стратегии поведения. Семьи менее гибкие и менее открытые для экспериментирования. У них есть комплекс, общая мифология, которая диктует определенные роли и способы поведения. Эти хорошо разработанные и структурированные коммуникации делают семьи еще менее способными для экспериментирования с новыми реакциями.

Майкл Николе, Ричард Шварц

Среди прочих возможностей терапевтических групп есть и такая, которая позволяет ее участникам разрешать перенесенные искажения, когда они отыгрывают их на тех или иных товарищах по группе (Handlon & Parloff, 1962). В семье актуально представлены реальные фигуры. Переносы все равно имеют место, но они менее податливы для исследования и коррекции. Родители могут воспринимать своих детей-подростков с точки зрения, что раньше были лучшие времена. Дети могут считать своих родителей совсем черствыми, но переносить это восприятие на терапевта. Терапевт, работая с семьей, часто срывается благодаря сильному контрпереносу. Более того, перенесенные искажения часто поддерживаются семейной мифологией. «Папа - чудовище», - это миф, который подпитывает многие материнско-детские коалиции. Подобное искажение и неправильное восприятие, безусловно, годится в качестве зерна для терапевтической мельницы, но чрезвычайно осложняет работу с семьей.

Несмотря на то что групповая терапия использовалась некоторыми ранними практиками как модель для семейной терапии, сильнее всего сказались на традиционной семейной терапии только техника разграничения процесса и содержания и ролевая теория. Единственное приложение групповых методов, сохранившееся в семейной терапии, - это группы для семейных пар. Мы рассмотрим эту форму терапии в следующих главах.

Движение по работе с детьми

Обычная история семейной терапии не уделяет должного внимания вкладу движения по работе с детьми, отдавая предпочтение более живописному повествованию об исследовании шизофрении. И это урок нам! Поскольку ученые больше озабочены публикациями, чем клиницисты, студенты могут получить искаженное представление о происходящем в этом поле. Сегодня, например, когнитивная поведенческая терапия может произвести впечатление господствующего подхода к психологическим проблемам, потому что поведенческая терапия всегда была самой заметной в научных кругах. Однако слава ученых не должна отвлекать нас от вкладов опытных клиницистов, которых не интересуют публикации. И конечно, можно утверждать, что актуальная клиническая практика в семейной терапии обязана новаторским идеям исследователей шизофрении меньше, чем дет-

Состояние семейной терапии

ским клиницистам, работающим в поте лица на ниве терапии детей и их семей.

Движение по работе с детьми основывалось на убеждении, что, поскольку эмоциональные проблемы закладываются в детстве, терапия детей - лучший способ профилактики душевных заболеваний. Фрейд впервые высказал идею, что психологические расстройства в зрелом возрасте есть результат неразрешенных проблем в детстве. Альфред Адлер был первым последователем Фрейда, кто предположил, что лечение взрослеющего ребенка может быть самым эффективным способом предупредить появление неврозов у взрослых. С этой целью Адлер открыл в Вене детские воспитательные клиники, где консультировались дети, их родители и учителя. Адлер предлагал ободрение и поддержку в атмосфере оптимизма и конфиденциальности. Его техники позволяли уменьшать у детей чувство неполноценности, так что они могли выработать здоровый стиль жизни, достигать компетентности и успеха через социальную пригодность.

В 1909 г. психиатр Уильям Хейли основал в Чикаго Юношеский психопатический институт (в данный момент известный как Институт исследования юношества) - предтечу воспитательных клиник. В 1917 г. Хейли переезжает в Бостон и открывает там Воспитательный центр судьи Бейкера, предназначенный для диагностики и лечения делинквентных детей.

Когда в 1920 г. движение по работе с детьми получило свое развитие, появился один из самых успешных последователей и сторонников Альфреда Адлера Рудольф Дрейкурс, работающий под покровительством Республиканского фонда (Ginsburg, 1955). В 1924 г. была создана Американская ортопсихиатрическая ассоциация для работы по предупреждению эмоциональных расстройств у детей. Хотя после Второй мировой войны осталось совсем немного детских воспитательных клиник, сейчас они есть в каждом большом городе США, обеспечивая условия для изучения и лечения психологических проблем детства и комплекса социальных и семейных воздействий, способствующих этим проблемам. Лечение ведется руками команд, состоящих из психиатров, психологов и социологов, которые сосредоточивают все свое внимание на семейном окружении ребенка.

Постепенно специалисты по работе с детьми пришли к заключению, что реальными являются не те очевидные проблемы, которые приводят ребенка в клинику (симптомы), а скорее напряжения в семье, ставшие источником симптомов. Поначалу

Майкл Николе, Ричард Шварц

это спровоцировало формирование тенденции обвинять родителей, особенно мать.

В 1940-1950 гг. исследователи сосредоточились на психопатологии родителей. Дэвид Леви (Levy, 1943) был среди первых, кто установил связь между патогенными чертами родителей и психиатрическими расстройствами их детей. Согласно Леви, главная причина детских психологических проблем - материнская гиперопека. Матери, лишенные любви в детстве, становятся гиперопекающими с собственными детьми. Одни воплощают подобную опеку в деспотичности, другие становятся слишком снисходительными. Дети деспотичных матерей бывают смирными дома, но им трудно заводить друзей; дети потакающих матерей непослушны дома, но в школе ведут себя хорошо.

В этот период Фрида Фромм-Райхманн (Fromm-Reichmann, 1948) придумала одно из самых убийственных понятий в истории психиатрии - шизофреногенная мать. Образ этой деспотичной, агрессивной, отвергающей и неуверенной женщины, особенно если она замужем за нескладным, пассивным и индифферентным мужчиной, создавался, чтобы объяснять патологичное родительство, которое производит к жизни шизофрению. Описание Аделаиды Джонсон переноса лакун суперэго - другой пример обвинения родителей в проблемах своих детей (Johnson & Szurek, 1954). Согласно Джонсон, антисоциальное поведение у делинквентов и психопатов обусловлено дефектами в их суперэго, которые переходят к ним от родителей.

Тенденция обвинять родителей, особенно мать, за проблемы в семье стала ложным направлением эволюции, которое и поныне не дает покоя этому полю. Однако важно понимать, что, обратив внимание на то, что происходит между детьми и родителями, Фромм-Райхманн и Джонсон проложили путь семейной терапии.

Хотя важность семьи осознавалась, с матерями и детьми по-прежнему работали по отдельности, и между терапевтами разгорелась полемика на почве того, что это может поставить под угрозу индивидуальные терапевтические отношения. Под довлеющим влиянием психоанализа сформировался сильный акцент на душе отдельного человека с ее бессознательными конфликтами и иррациональными мотивациями. Попытки применить социальный подход к нарушениям в семейной жизни отвергались как «поверхностные» - ультимативный обвинительный акт клиницистов-психоаналитиков.

Было заведено так, что, пока психиатры занимаются ребен-

Состояние семейной терапии

ком, социальный работник наблюдает мать. Консультирование матерей было вторичным по сравнению с первичной целью терапии ребенка. Основным назначением наблюдения за матерью было понижение эмоционального давления и тревоги, отведение враждебности от ребенка и изменение установок по воспитанию детей. В этой модели семья представлялась скорее как приложение к ребенку, чем что-либо другое.

Предполагалось, что решение детских проблем может разрешить и семейные проблемы. Иногда такое случается, но чаще всего этого не происходит. Характерологические проблемы личности - только одна из проблем взаимодействий; остальные - интеракциональные. К сожалению, индивидуальная терапия может заставить человека еще больше углубиться в себя, оставив других членов семьи вне поля зрения. После анализа пациент может стать мудрее, но грусти и одиночества в его жизни прибавится.

Наконец, в движении по работе с детьми произошел сдвиг акцента от видения родителей как вредных агентов к взгляду, что патология присуща отношениям между пациентами, родителями и другими значимыми людьми. Этот сдвиг имел основополагающие последствия. Психопатология больше не локализовывалась внутри личности; родители перестали быть негодяями, а пациенты - жертвами. Теперь природа их интеракций воспринималась как проблема. Вместо стремления отлучить ребенка от семьи появилась задача улучшить взаимоотношения между детьми и родителями. Вместо того чтобы тщетно пытаться отделять детей от семьи, специалисты начали помогать семьям поддерживать их детей.

Работа Джона Боулби в Тэвистокской клинике является примером перехода от индивидуального к семейному подходу. Боулби (Bowlby, 1949) применял к детям психоанализ, и прогресс был слишком медленным. Разочаровавшись, он решил посмотреть на родителей и ребенка вместе на одной сессии. Всю первую часть этой двухчасовой сессии ребенок и родители поочередно выражали недовольство друг другом, обмениваясь обвинениями. Во второй части сессии Боулби объяснил каждому из них, что он думает об их вкладе в проблему. В итоге, работая вместе, все три члена семьи некоторым образом прониклись к позициям каждого.

И хотя Боулби заинтриговали возможности такого совместного интервью, он все равно остался верным формату «один на один». Семейные встречи могут быть полезным катализатором, считал Боулби, но только в качестве приложения к реальному ле-

Майкл Николе, Ричард Шварц

чению - индивидуальной психоаналитической терапии. Как бы то ни было, благодаря провалу идеи о строго изолированной от матери терапии ребенка и введению совместных семейных интервью Боулби начал переход от того, что являлось индивидуальной терапией, к тому, что должно было стать семейной терапией.

То, что Боулби начал как эксперимент, осуществил Натан Аккерман - семейную терапию как первую форму лечения в детских воспитательных клиниках. Еще в 1938 г. Аккерман думал о пользе наблюдения семьи как целостной единицы, работая с нарушениями у любого из ее членов (Ackerman, 1938). Позже он рекомендовал обращаться к изучению семьи как к основному средству для понимания ребенка, вместо каких-то других способов (Ackerman & Sobel, 1950). А увидев необходимость понимания семьи для диагностики проблем, вскоре Аккерман предпринял следующий шаг - семейную терапию. Однако, прежде чем перейти к этому, давайте рассмотрим параллельные достижения в социальной работе и исследованиях, посвященных шизофрении, которые привели к рождению семейной терапии.

Влияние социальной работы

История семейной терапии не будет полной без упоминания огромного вклада социальных работников и их традиции общественной помощи. С самого появления этой профессии социальных работников интересовала семья - и в качестве ключевой единицы общества, и в качестве фокуса вмешательства (Ackerman, Beatman & Sherman, 1961). Фактически основная парадигма социальной работы - лечение человека в окружающей среде - предвосхитила экологический подход семейной терапии задолго до введения системной теории.

То, что важность социальных работников и их идей постыдно не принималась во внимание в истории семейной терапии, говорит что-то о том, как формировались взгляды в нашем поле. Сотрудники социальных служб помощи неблагополучным семьям и нуждающимся были менее заметны, чем законодатели моды в семейной терапии, потому что работали прямо в трущобах и в службах доставки, а не писали книги в академической обстановке и не произносили речей. Мы - это область, где великие и одаренные терапевты, которым не случилось написать книгу, менее известны, чем те, у которых мало клинического опыта или он напрочь отсутствует, но у которых есть талант хо-

Состояние семейной терапии

рошо писать книги. (Очень хочется упомянуть некоторых, но мы не столь смелы.)

В своей замечательной истории семейной терапии Бродерик и Шредер (Broderic & Schrader, 1991) отметили, что ортопсихиат-рическое движение, которое помогло определить профессиональный ландшафт семейной терапии, оказалось господствующим благодаря психиатрам, которые нехотя признавали психологов, но ни во что не ставили социальных работников и их вклад. Откуда эта историческая несправедливость к профессии социального работника? Одна из возможных причин заключается в том, что «первые социальные работники были в основном женщинами, пишущими для этой сферы, изначально заселенной женщинами...» (Braverman, 1986, с. 239), в то время как в нашей культуре доминируют голоса мужчин.

Поле социальной работы проросло из благотворительных движений, существующих в Великобритании и США в конце XIX века. Тогда, да и теперь социальные работники направляли свои усилия на улучшение жизненных условий неимущих и лишенных прав членов общества. Кроме обслуживания базовых потребностей в пище, одежде и крове, социальные работники пытались облегчать эмоциональный дистресс в семьях своих клиентов и компенсировать социальные воздействия, ответственные за контраст между богатством и нищетой.

Помогающие инспекторы - социальные работники посещали клиентов в их домах, чтобы определять их нужды и предлагать помощь. Выйдя из офисов и войдя в дома своих клиентов, эти люди с их визитами сломали так долго господствующую искусственную модель доктор-пациент. (Семейные терапевты в 1990-х гг. заново открыли ценность встречи с клиентами за пределами офисов в местах их проживания.) Помогающие инспекторы прямо включались в решение проблем неблагополучных браков и трудностей в воспитании детей. Работники расчетных палат предлагали социальное обслуживание не только отдельным людям, но и целым семьям.

Изучение неблагополучных семей, нуждающихся в поддержке, было важнейшим фокусом раннего обучения социальной работе. В действительности первый курс обучения в первой школе социальной работы в США назывался «Уход за нуждающимися семьями в их домах» (Siporin, 1980). Помогающих инспекторов обучали интервьюированию обоих родителей одновременно, чтобы составить полную и точную картину семейных проблем, - задолго до того, как традиционные специалисты по душевно-

Майкл Николе, Ричард Шварц

му здоровью начали экспериментировать с общесемейными сессиями.

Эти социальные работники начала XX века хорошо осознавали то, к открытию чего психиатрия шла более 50 лет, а именно: семьи должны рассматриваться как единицы. Мэри Ричмонд (Richmond, 1917) в своем классическом труде «Социальная диагностика» предсказала терапию «целой семьи» и предостерегала против отделения ее членов от их естественного контекста. Концепция Ричмонд о семейной сплоченности имела поразительно современное звучание, предвосхитив последующие работы по ролевой теории, групповым динамикам и, конечно же, структурной семейной теории. Согласно Ричмонд, степень эмоциональной связанности между членами семьи является решающей для их способности к выживанию и процветанию.

Ричмонд предугадала достижения, к которым пришла семейная терапия в 1980-х, рассматривая семьи как системы внутри систем. Как отмечали Бардхилл и Саундерс (Bardhil & Saunders, 1988, с. 319), «она поняла, что семьи не изолированные единицы (закрытые системы), а существуют в особом контексте общества, которое интерактивно влияет на них и само подвергается влиянию из-за их функционирования (т. е. они открыты). Она графически показала эту ситуацию, использовав концентрические круги, чтобы представить различные системные уровни от личностного до культурного. Ее подход к практике - рассматривать потенциальный эффект всех вторжений в каждый системный уровень и понимание и использование взаимных интеракций системной иерархии для терапевтических целей. Ее взгляд на человеческий дистресс был дейстительно системным».

Когда движение семейной терапии пришло в движение, среди тех, кто внес в него самый многочисленный и важный вклад, оказались социальные работники. Вот имена тех лидеров, которые пришли в семейную терапию, пройдя опыт социальной работы: Вирджиния Сатир, Рэй Бардхилл, Пегги Пэпп, Линн Хоффман, Фрома Уолш, Инзу Берг, Джей Леппин, Ричард Стюарт, Гарри Эпонт, Майкл Уайт, Дуг Брейнлин, Ольга Сильверш-тейн, Луис Брейверман, Стив де Шейцер, Пэгги Пени, Бетти Картер, Браулио Монтальво, Моника Мак-Голдрик. (Вообще-то составление такого списка изначально весьма сложное занятие, так как, если не продолжить его еще на множество страниц, можно пропустить важные имена.)

Состояние семейной терапии

Изучение семейных динамик и этиологии шизофрении

Семьи, в которых есть шизофреник(и), представляют собой богатую почву для исследований, потому что их необычные паттерны интеракций весьма драматичны и поразительны. Стресс подчеркивает человеческую натуру. Однако факт, что семейная терапия возникла из исследований шизофрении, ведет к слишком оптимистичной надежде на то, что семейная терапия может стать способом излечения этой тяжелой формы безумия. Более того, поскольку ненормальные семьи чрезвычайно сопротивляются изменениям, первые семейные терапевты были склонны преувеличивать гомеостатические черты семейной жизни.

Семейные терапевты не открыли роли семьи в шизофрении, но, реально наблюдая за семейными взаимодействиями, стали очевидцами паттернов, о которых их предшественники только предполагали. То, что семья оказывает воздействие на шизофрению, признавалось по крайней мере уже в знаменитом отчете д-ра Шребера Фрейду (1911). В этой первой психоаналитической формулировке психоза Фрейд рассмотрел психологические факторы паранойи и шизофрении, а также предположил, как эксцентричные взаимоотношения пациента с отцом отражаются на его фантастических галлюцинациях.

В своей блестящей работе с шизофрениками Гарри Стэк Салливан сосредоточивался на межличностных отношениях. Начиная с 1927 г. он подчеркивал важность «госпитальной семьи» - врачей, медицинских сестер и санитаров - как благожелательной замены для пациента реальной семьи. Однако Салливан не сделал следующего шага вперед в своей идее и напрямую не включал семьи в терапию. Фрида Фромм-Райхманн тоже считала, что семья задействована в динамиках шизофрении, и рассматривала госпитальную семью как ключевой фактор в разрешении шизофренических эпизодов. Но и она не дошла до рекомендаций семейной терапии. Хотя эти интерперсональные психиатры признавали важность семейной жизни в шизофрении, они продолжали относиться к семье как к патогенной среде, из которой следует удалять пациента.

В 1940-1950 гг. исследования связи между семейной жизнью и шизофренией привели к инициирующей работе первых семейных терапевтов.

Майкл Николе, Ричард Шварц

ГРЕГОРИ БЕЙТСОН, ПАЛО-АЛЬТО

Одной из групп с наиболее сильной претензией на основание семейной терапии является проект исследования шизофрении Грегори Бейтсона в Пало-Альто, Калифорния. Ученый в классическом смысле этого слова, Бейтсон действительно изучал поведение животных, теорию научения, эволюцию и экологию, так же как и клиническую психиатрию. Он работал с Маргарет Мид в Бали и Новой Гвинее, затем, заинтересовавшись кибернетикой, написал «Нейвен» и работал над синтезированием кибернетических идей с антропологическими данными1. Он пришел в психиатрическую сферу, когда совместно с Юргеном Рюйшем из клиники Лэнглей Портер написал работу «Коммуникация: социальная матрица психиатрии». В 1962 г. Бейтсон переключился на изучение коммуникации среди животных и с 1963 г. до самой своей кончины в 1980 г. работал в Гавайском океанографическом институте.

Проект Пало-Альто стартовал осенью 1952 г., когда Бейтсон получил грант от Фонда Рокфеллера, предназначенный для изучения природы коммуникаций с точки зрения уровней. Все виды коммуникации, писал Бейтсон (Bateson, 1951), имеют два разных уровня, или функций, - передающий и командный. В каждом сообщении передается содержание, например: «Вымой руки, пора ужинать». Но кроме этого сообщение заключает в себе то, как его следует понимать. В данном случае второе сообщение о том, что сказавший руководит. Это второе сообщение - мета-коммуникация - завуалировано и часто остается без внимания. Если жена ругает мужа за эксплуатацию посудомоечной машины, когда она заполнена только наполовину, и он обещает исправиться, а спустя два дня делает то же самое, она может быть раздосадована тем, что он ее не слушает. Она имеет в виду сообщение, а ему, возможно, не понравилось метасообщение. Может быть, ему не нравится, что она говорит ему, что делать, словно она его мать.

Бейтсон выяснил (1951), что даже животные метакоммуни-цируют. Обратите внимание, например, как играют две собаки или кошки. Одна наскакивает на другого, они борются, кусают

1 Норберт Винер (Wiener, 1950) придумал термин «кибернетика» для вы -явления основной части знания о том, как обратная связь управляет информационно-перерабатывающими системами. Применительно к семье кибернетическая метафора фокусирует внимание на том, как семьи застревают в замкнутом кругу непродуктивного поведения.

Состояние семейной терапии

друг друга и рычат, но не дерутся всерьез и не наносят увечий. Откуда они знают, что играют? Ясно, что у них есть какой-то способ метакоммуницирования, они как-то дают понять друг другу, что нападают только в шутку. Люди достигли значительного усложнения в структурировании и обозначении сообщения. Обычно уточняющие метасообщения передаются через невербальные сигналы, включая жесты, голос, позы, мимику и интонацию. «Я тебя ненавижу» можно сказать с улыбкой, со слезами или глядя в упор и стиснув зубы. В каждом случае метаком-муникация изменяет послание.

В начале 1953 г. к Бейтсону подключаются Джей Хейли и Джон Уикленд. Хейли изначально интересовался социальным и психолическим анализом воображения; Уикленд был химиком-инженером, у которого появился интерес к культурной антропологии. Позднее в этот же год к ним присоединяется Уильям Фрай, психиатр, основной интерес которого был направлен на изучение юмора. Эта группа эклектических талантов с широким спектром интересов изучала выдр во время игры, дрессировку собак-поводырей, значение и использование юмора, социальное и психологическое значение популярных кинофильмов, высказывания больных шизофренией. Бейтсон не ограничивал членов проекта, но, хотя они изучали многие типы сложного человеческого и животного поведения, все их исследования имели дело с возможными противоречиями между сообщением и квалифицирующим (уточняющим) сообщением.

В 1954 г. Бейтсон получает двухгодовой грант от Фонда Маки для исследования коммуникаций шизофреников. Немного позже к его группе присоединяется Дон Джексон - блестящий психиатр, работающий в качестве клинического консультанта и супервизора в психотерапии.

Интересы группы обращаются к развитию теории коммуникаций, которая могла объяснить происхождение и природу шизофренического поведения, особенно в контексте семьи. Однако следует отметить, что в первые дни проекта никто и не думал о настоящем наблюдении за шизофрениками и их семьями.

Бейтсон и его коллеги предположили, что семейная стабильность достигается при помощи обратной связи, которая регулирует поведение семьи и ее членов. Когда семейной системе что-то угрожает - то есть нарушает ее равновесие, - она всегда стремится сохранить стабильность, или гомеостаз. Таким образом, Очевидно сбивающее с толку поведение может стать доступным для понимания, если воспринимать его как гомеостатический

Майкл Николе, Ричард Шварц

механизм. Например, если всякий раз, когда родители спорят, один из детей проявляет симптоматийное поведение, симптомы могут представлять собой способ прерывания родительских разногласий путем их объединения в проявлении заботы. Таким образом, симптоматийное поведение выполняет кибернетическую функцию сохранения семейного равновесия. К сожалению, одному из членов семьи в процессе приходится брать на себя роль «идентифицированного пациента».

Предположив, что шизофрения может быть следствием семейного взаимодействия, группа Бейтсона попыталась установить последовательность взаимообменов, которые могут вызвать симптоматологию. Сойдясь во мнении, что шизофреническая коммуникация должна быть продуктом того, что усваивается внутри семьи, группа присматривалась к обстоятельствам, которые могли привести к таким спутанным и путающим паттернам речи.

В 1956 г. Бейтсон и его коллеги опубликовали свой самый знаменитый доклад «К теории шизофрении», в котором представили концепцию двойной связи1. Они предположили, что психотическое поведение может иметь смысл в контексте патологической семейной коммуникации. Пациенты не становятся сумасшедшими сами собой, они являются понятным продолжением сумасшедшей семейной среды. Рассмотрим кого-нибудь в значимых отношениях, где бегство невозможно и реакция обязательна: если тот или иной человек получает два связанных, но противоречивых сообщения с разных уровней, но ему трудно их уловить или он истолковывает их непоследовательно (Bateson, Jackson, Haley & Weakland, 1956), то он попадает в двойную связь.

Поскольку это сложное понятие нередко используется ошибочно как синоним парадокса или просто противоречивых посланий, есть смысл представить каждую характеристику двойной связи так, как перечислили их авторы. У двойной связи имеются 6 особенностей:

1. Двое или более людей в значимых взаимоотношениях;

2. Повторяющийся опыт;

3. Первое негативное предписание: «Не делай X, не то я тебя накажу»;

1 Это наиболее распространенный в русскоязычной литературе перевод с английского термина «.double bind». Другие варианты: «двойное послание», «двойная ловушка» и др. - Прим. ред.

Состояние семейной терапии

4. Второе предписание на более отвлеченном уровне, противоречащее первому, тоже навязываемое наказанием или ощутимой угрозой;

5. Третье (и последнее) негативное предписание, запрещающее бегство и требующее реакции. Без этого ограничения «жертва» не ощущает ловушки;

6. В конце концов полный набор ингредиентов становится необязательным, если жертва приучена воспринимать мир с точки зрения двойной связи; любой составляющей этой последовательности достаточно, чтобы вызвать панику или безумие.

Большинство примеров двойной связи в литературе неадекватно, потому что не включает всех ключевых характеристик. Робин Скиннер (Skynner, 1976) приводит следующий пример: «Мальчики должны защищать себя и не быть маменькими сынками», но: «Не будь груб... не будь неучтивым со своей матерью». Сбивает с толку? Да. Существует противоречие? Возможно. Но эти два сообщения не представляют собой двойной связи, это просто противоречие. Столкнувшись с такими утверждениями, ребенок волен либо подчиниться любому из них, либо даже выразить недовольство противоречием. Этот и множество других сходных примеров пренебрегают той деталью, что два сообщения передаются с разных уровней. Наиболее удачный пример в этом отношении приведен в авторской статье (Bateson, Jackson, Haley & Weakland, 1956). Молодого человека, оправившегося в больнице от шизофренического эпизода, посетила мать. Когда он обнял ее, она оставалась холодной. Но стоило ему отвести руки, она спросила: «Ты меня больше не любишь?» Юноша покраснел, а она сказала: «Дорогой, ты не должен так легко смущаться и бояться своих чувств». Вслед за этим взаимообменом пациент расстроился; по окончании визита он напал на санитара, и его пришлось изолировать.

Обратите внимание, что в приведенном взаимообмене были представлены все шесть особенностей двойной связи, а также на то, что молодого человека явно приперли к стенке. Нет ловушки, если субъект не попался. Это понятие является интеракцио-нальным.

Мы можем предположить, что эту мать тревожит близость с собственным сыном, но она не признает своих чувств, поэтому на публике ведет себя как любящая мать, которая всегда поступает правильно. Обычно в подобных семьях нет никого другого,

Майкл Николе, Ричард Шварц

вроде сильного отца, чтобы вмешаться и поддержать ребенка. Мать пытается контролировать свою тревогу, контролируя близость между собой и ребенком. Но поскольку не может признаться в этой тревоге даже самой себе, она скрывает важные аспекты своей коммуникации, а именно свой дискомфорт или враждебность. Вдобавок она запрещает комментировать или критиковать свои сообщения. В результате ребенок растет не обученным навыку сообщать о коммуникации, неопытным в определении того, что люди на самом деле имеют в виду, и не умеющим устанавливать контакты.

Другим примером двойной связи мог бы стать преподаватель, который заставляет своих студентов быть активными в аудитории, но раздражается, если один из них действительно прерывает его вопросом или комментарием. Когда он в конце концов все же предлагает им задавать вопросы и никто не откликается, он сердится («Какие пассивные студенты!»). Если некоторые студенты опрометчиво критикуют нечуткость профессора, он, несомненно, сердится еще больше. Так студенты наказываются за точное понимание того, что преподаватель в действительности хочет, чтобы только его идеи были услышаны и вызывали восторг. (Этот пример, конечно же, полностью вымышлен.)

Хотя это может казаться усложнением, но люди, чтобы ладить друг с другом, не могут без метакоммуникаций. Частенько просто нельзя обойтись без вопроса, наподобие: «Что ты имеешь в виду?» или «Ты это серьезно?». Однако в семье с двойной связью такие вопросы не допускаются: комментарии и вопросы угрожают родителям, и противоречивые сообщения затушевываются, возникая на разных уровнях коммуникации.

Мы все попадаемся в случайные двойные связи, но шизофреник имеет с ними дело постоянно. Как следствие - безумие. Не имея возможности прокомментировать эту дилемму, шизофреник реагирует защитой, возможно, становясь конкретным и педантичным, а возможно, давая скрытные ответы или разговаривая метафорами. В конце концов шизофреник, подобно параноику, может прийти к мнению, что за каждым утверждением скрывается особый смысл.

Эта статья о двойной связи 1956 г. оказалась одной из наиболее влиятельных и спорных в истории семейной терапии. Открытие, что шизофренические симптомы имеют смысл в контексте некоторых семей, могло оказаться прогрессивным для науки, но оно имело моральный и политический подтекст. Эти исследователи не только считали себя мстящими рыцарями, ре-

Состояние семейной терапии

шившимися спасти «идентифицированных пациентов», сразив семейных драконов, но они также вступили в священную войну против психиатрического истеблишмента. Окруженные превосходящим числом враждебной критики, поборники семейной терапии бросили вызов ортодоксальному положению, что шизофрения - биологическая болезнь. Целители от психологии, повсюду ликовали. К сожалению, они ошибались.

Наблюдение, что шизофреническое поведение, по-видимому, приспособлено под некоторые семьи, не означает, что семьи вызывают шизофрению. В логике такой тип умозаключения называется «сделать поспешный вывод». Прискорбно, что семьи с шизофрениками годами страдают от предположения, что виноваты за трагедию психозов своих детей.

Есть четыре возможных способа реагировать на двойные связи или даже на дисквалифицирующие сообщения любого типа: комментарий (критика), непризнание, принятие или контрдисквалификация (Sluzki, Beavin, Tarnopolsky & Veron, 1967). Первые два аннулируют или компенсируют двойную связь, и, если эти реакции позволяют обойти связь, они могут привести к творческим решениям (Bateson, 1978). Причина этого в том, что адаптивное решение двойной связи отступает от системы координат, признающей различные типы логики. Способность отступать, подобно этой, является творческим актом, базирующимся на редком навыке объективно видеть собственную ситуацию.

Авторские статьи Бейтсона фокусировались на интеракциях между двумя людьми, особенно между матерью и детьми. Отцы описывались только в негативном ключе, как неспособные помочь детям сопротивляться двойной связи. Семейный анализ, ограниченный двоими людьми, хоть это и являлось обычной практикой (особенно среди терапевтов, работающих с детским поведением и супружескими парами), неприемлем. Отношения матери с ребенком определяются ее отношениями с мужем и, в свою очередь, изменяют те отношения. Абсолютно так же отношения терапевта с пациентом взаимно определяются и определяют отношения первого с супервизорами и администраторами.

В 1960 г. Джон Уикленд попытался расширить понятие двойной связи до трехперсональной интеракции. Он рассмотрел факт, что три человека обычно подключаются к двойной связи, даже если она не проявляется сразу. Однако в целом группу Бейтсона больше интересовали общие положения, нежели лабиринт трехперсональной системы. Поэтому они полагали, что концепция двойной связи может быть полезна для анализа трехперсо-

Майкл Николе, Ричард Шварц

нальной системы в семье, клинике, бизнесе, политике и религии, но работали с влиянием отца на диаду мать - дитя только мимоходом. Фактически группа Бейтсона, так же как последователи их стратегической терапии, никогда не уделяла особого внимания важности трехперсональных интеракций.

После публикаций о двойной связи члены проекта начали интервьюировать родителей совместно с их детьми-шизофрениками. Эти встречи были исследовательскими, а не терапевтическими, но здесь был явный прогресс: семейные взаимоотношения не просто обсуждались, а реально изучались. Эти объединенные семейные сессии способствовали развитию движения семейной терапии, и в следующем разделе мы увидим, к чему они привели.

Все открытия группы Бейтсона сводились к единой точке: основополагающее значение коммуникации для организации семьи. Патологичные коммуникации - вот что делает семьи патологичными, заключили они. Идея об основополагающей мотивации для неопределенных сообщений, которые они наблюдали, ими отвергалась. Хейли считал, что мотивирующей силой для двойной связи является скрытая борьба за интерперсональный контроль; Бейтсон и Уикленд полагали, что она является побудительным мотивом для утаивания неприемлемых переживаний. Но все они сходились во мнении, что даже нездоровое поведение может быть адаптивным по отношению к семейному контексту. Вот два великих открытия этой производительной команды талантливых ученых: 1) множественные уровни коммуникации и 2) то, что деструктивные паттерны отношений поддерживаются саморегулирующимися интеракциями семейной группы.

ТЕОДОР ЛИДЗ, ЙЕЛЬ

Теодор Лидз, исследуя семейные динамики шизофрении, руководствовался двумя традиционными психоаналитическими интересами: чрезвычайно устойчивые семейные роли и несовершенная родительская модель идентификации.

Лидз приступил к исследованию семей шизофреников в 1941 г., когда завершал ординатуру у Джона Хопкинса. В своем первом исследовании (Lidz & Lidz, 1949), охватившем 50 случаев, Лидз обнаруживает преобладание разведенных семей и семей с серьезно нарушенными отношениями. 40% выборки молодых шизофреников были лишены по крайней мере одного родителя из-за смерти, развода или изоляции; у 61% семей были выявле-

Состояние семейной терапии

ны серьезные супружеские разногласия; 48% имели в своем составе по крайней мере одного крайне нестабильного родителя (психотика, тяжелого невротика или психопата); 41% семей показали эксцентричные или необычные паттерны воспитания детей. Только пять из пятидесяти случайно выбранных из всего количества шизофреников вышли из прочных семей и воспитывались двумя нормальными, совместимыми родителями.

Лидз усомнился в общепринятом тогда убеждении, что неприятие матери является главной отличительной особенностью шизофренических семей. И его самым заметным открытием стало наблюдение, что чаще всего деструктивное влияние исходит от отца.

Лидз продолжил это исследование лонгитюдным изучением шестнадцати семей, в составе которых имелись шизофреники. Эти интенсивные обследования небольшого количества случаев на протяжении нескольких лет позволили проникнуть в окружающую среду, в которой растут молодые шизофреники. Используя тщательные интервью, наблюдения за семьей и проективное тестирование, исследователи обнаружили последовательные и ключевые паттерны семейного распада и психопатологию во всех семьях шизофреников.

Хотя Лидз жестко опирался на традиционный психоаналитический образ мышления о семьях и многие его концепции сосредоточивались на человеке и его ролях, некоторые из этих наблюдений вышли за рамки представлений об идентификации и развитии эго, коснувшись двух- или трехперсональных интеракций и даже всей семьи как единицы. Так Лидз ввел первые теоретические разработки о воздействии отдельных личностей родителей на их детей и более современный интерес к семье как к системе.

Лидз отверг идею Фрейда о том, что шизофрения обусловлена фиксацией на раннем оральном уровне с последующей регрессией перед лицом стресса в период раннего взросления. Он также не обнаружил явного неприятия или отторжения ребенка ни у одной из исследованных им матерей. В соответствии с этим он отверг и идею Фриды Фромм-Райхманн и Джона Розена, что материнское неприятие есть основная причина шизофрении.

В первых исследованиях внимание Лидза привлекали отцы в семьях шизофреников, у которых, как уже ранее отмечалось, встречались столь же часто и не менее серьезные нарушения психики, как и у матерей (Lidz, Parker & Cornelison, 1956). В своей наиболее важной работе «Внутрисемейная среда шизофреника I:

Майкл Николе, Ричард Шварц

Отец» (Lidz, Cornelison Fleck & Terry, 1957a) Лидз и его коллеги описали пять паттернов патологического отцовства в семьях шизофреников.

Первая группа - это деспотичные и строгие, авторитарные отцы, постоянно конфликтующие со своими женами. Отцы второй группы враждебно настроены к своим детям, а не к женам. Подобный мужчина соперничает с собственными детьми за внимание и любовь матери, своим поведением напоминая ревнивого брата, а не родителя. Третья группа состоит из отцов, открыто проявляющих параноидную напыщенность. Они отчуждены и равнодушны. Четвертая группа отцов представляет собой неудачников по жизни и ничтожеств в собственной семье. Здесь дети растут как без отца. Пятая группа - это пассивные и покорные отцы, которые ведут себя больше как дети, чем как родители. Они милы почти по-матерински, но предлагают слабую модель для идентификации. Эти покорные отцы не в состоянии перевесить доминирующее влияние своих жен. Лидз пришел к заклкк чению, что лучше расти без отца, чем с таким, который слишком отчужден или слаб, чтобы послужить здоровой моделью для идентификации.

После описания некоторых патологических характеристик отцов в шизофренических семьях Лидз направил свое внимание на дефекты супружеских отношений. Темой, на которой базировались его находки, заключалась в отсутствии ролевой взаимности. В успешных отношениях недостаточно исполнять собственную роль, чтобы быть эффективным самому, необходимо еще уравновесить свою роль с партнерской, чтобы быть эффективной парой. В семьях шизофреников, которые изучал Лидз, супруги были не способны исполнять собственные роли и не склонны поддерживать их у своих партнеров.

Лидз вслед за Парсонсом и Бейлисом утверждал, что первичной ролью отца является адаптивно-инструментальная, тогда как матери - интегративно-экспрессивная. Если каждый родитель исполняет вариант одной из этих ролей, они могут гармонично приспособиться друг к другу. Однако, если отцы не справляются со своими инструментальными ролями или матери отказываются от выполнения экспрессивного воспитания, во взаимоотношениях возникают сложности.

(Обратите внимание, насколько эти положения гармонизировали с традиционными половыми ролями: отец должен быть «маскулинным», а не «материнским»; хороший брак строго комплементарен: отец был сильным и занимался делом, а мать -

Состояние семейной терапии

мягкой и самоотверженной, сидела дома и обслуживала своих детей и мужа.)

Лидз обнаружил, что во всех случаях, которые он изучал, супружеские отношения были нарушенными (Lidz, Cornelison, Fleck & Terry, 1957b). Сосредоточившись на том, что взаимные, кооперативные роли не достигаются, Лидз выделил два общих типа разногласий. В первом - супружеском расколе хронически отсутствует взаимная помощь друг другу или не достигается ролевая взаимность. Эти мужья и жены постоянно обесценивают друг друга и открыто состязаются за расположенность и привязанность своих детей. Их брак - зона боевых действий. Второй паттерн - супружеская асимметрия - заключается в серьезной психопатологии у одного партнера, который доминирует над другим. Так, один родитель становится крайне зависимым, тогда как другой выглядит как сильная родительская фигура, но на деле является патологическим хулиганом. Более слабый супруг - в исследованиях Лидза обычно отец - поддерживает патологические отклонения доминирующего партнера. Во всех таких семьях несчастные дети терзаются противоречивыми родственными чувствами и отягощены гнетом приведения к равновесию сомнительного брака их родителей.

ЛАЙМАН УИНН,

НАЦИОНАЛЬНЫЙ ИНСТИТУТ

ПСИХИЧЕСКОГО ЗДОРОВЬЯ

Ни у кого из лидеров семейной терапии не было такой длинной и безупречной карьеры, как у Лаймана Уинна. Его безукоризненная образованность и пылкая забота о несчастных стали источником вдохновения для сорокалетних сугубо практичных и чрезвычайно продуктивных исследований. Как и другие до него, Уинн изучал эффекты коммуникаций и семейные роли. Но в отличие от остальных он сосредоточивался в своих работах на том, как передается в семьях патологическое мышление.

После завершения своей медицинской практики в Гарварде в 1948 г. Уинн продолжил ее в Департаменте социальных связей, дослужившись там до степени доктора философии. Здесь он столкнулся с работами лидирующих фигур в психологии, социологии и социальных системах, включая Талкотта Парсонса, с подачи которого он стал рассматривать личность как подсистему в большой семейной системе. Идея, что мы есть часть чего-то больше-

Майкл Николе, Ричард Шварц

го, чем мы сами, стала критерием профессионального подхода Уинна к проблемам индивида и его личных взглядов на проблемы общества.

В 1952 г. Уинн присоединился к Лаборатории социосредо-вых исследований Джона Клаусона в Национальном институте психического здоровья (НИШ), где он первый начал интенсивно работать с семьями психически больных (Broderick & Schra-der, 1991). В 1954 г., когда в НИПЗ пришел Мюррей Боуэн в качестве главы исследовательского проекта шизофреников и их семей, Уинн обрел коллегу, который разделял его убеждение в том, что семья должна быть единицей лечения (несмотря на то, что эта пара не совсем сходилась во мнениях по поводу характера такого лечения). После того как Боуэн в 1959 г. покинул НИПЗ, Уинн принял на себя его обязанности в качестве руководителя семейных исследований, которые сохранялись за ним вплоть до 1970-х.

Во время своего пребывания в НИПЗ Уинн занимался исследованиями в Вашингтонском психоаналитическом институте и входил в преподавательский состав Вашингтонской школы психиатрии. С 1950-х по 1970-е гг. Уинн опубликовал множество исследовательских отчетов и воспитал несколько талантливых исследователей-клиницистов, включая Шапиро, Билза и Райсса. В 1972 г. Уинн покинул НИПЗ и стал профессором Рочестерско-го университета, возглавив в нем факультет психиатрии. В 1997 г. он ушел в отставку.

Уинн начал исследования семей шизофреников в 1934 г., когда впервые стал наблюдать за родителями своих госпитализированных пациентов на двухнедельных терапевтических сессиях. В неблагополучных семьях его больше всего поразили удивительно ненастоящие эмоции - как позитивные, так и негативные, - чему он дал название «псевдовзаимность» и «псевдовраждебность», - а также характер границ вокруг них - резиновая ограда, - явно неустойчивых, но в действительности непроницаемых для внешнего воздействия (особенно от терапевта).

Псевдовзаимность (Wynne, Ryckoff, Day & Hirsch, 1958) - это видимость сплоченности, которая маскирует конфликт и препятствует близости. Эти семьи необычно пугает разделенность. Они так озабочены собственной сочлененностыо, что у них нет места для проявления индивидуальных черт и личных, дивергентных интересов. Семьи не терпят более глубоких и теплых взаимоотношений или независимости. Эта поверхностная спло-

Состояние семейной терапии

ченность не дает проявляться глубокой привязанности и сильным сексуальным чувствам, а также более сильной близости.

Псевдовраждебность - это другое обличье сходного сговора, утаивающего группировки и расколы (Wynne, 1961). Последствия расколов или группирований можно увидеть в ходе семейных сессий. Они используются для поддержания определенного типа динамического равновесия, когда изменение любой части системы - хоть группировки, хоть раскола - воздействует так, что происходят изменения в других частях системы. Типичная ситуация - группирование пациента с одним из родителей и раскол между родителями. Но на самом деле за этими коалициями стоит угроза, которую поэтому приходится скрывать.

Псевдовраждебность - это процесс самоизбавления. Несмотря на свою броскость и интенсивность, она сигнализирует только о поверхностном расколе. Подобно псевдовзаимности, псевдовраждебность стирает близость и привязанность, так же как более сильную враждебность; она искажает коммуникацию и ухудшает реалистичное восприятие взаимоотношений и рациональное мышление о них.

В нарушенных семьях используются различные механизмы для подавления любых сигналов о разделенности семьи - как внутренних, так и внешних. Резиновая ограда - это невидимый барьер, который растягивается, чтобы позволить обязательное внесемейное участие - например, посещение школы, но резко сокращается, если подобная вовлеченность заходит слишком далеко. Жесткая ролевая структура семьи сохраняется, ограждаясь путем семейной изоляции. Самое вредное качество резиновой ограды заключается в том, что именно те, кому больше всего необходим внешний контакт, чтобы исправить семейное искажение реальности, меньше всего допускают это. Вместо того чтобы быть субсистемой социума (Parsons & Bales, 1955), шизофренические семьи становятся больным маленьким социумом в себе с жесткими границами без дверей.

В контексте, где сплоченность - это все и внешние взаимосвязи мешают, признание индивидуальных отличий может быть неосуществимой сутью вопиюще эксцентричного поведения, наблюдаемого в шизофренических реакциях. Таким образом, человек наконец добивается статуса обособленности, но потом за ним закрепляется клеймо шизофреника, и семья от него отворачивается; семейная псевдовзаимность восстанавливается, подобно тому как жижа заполняет освободившееся пространство в трясине, когда из нее убирают камень. Острая форма шизофре-

Майкл Николе, Ричард Шварц

нии может представлять собой отчаянную попытку индивидуализации, которая не только не удается, но и стоит личного членства в семье. Если острая шизофрения переходит в хроническую форму, пораженный пациент позже может быть снова допущен в семью.

Уинн связывал новое понятие «коммуникативная девиация» с более .старым «расстройство мышления». Он рассматривал коммуникацию как средство передачи расстройства мышления, которое является определяющей характеристикой шизофрении. Коммуникативная девиация - это более интеракдиональное понятие, чем расстройство мышления, и легче поддается наблюдению, чем двойная связь. В течение 1978 г. Уинн изучил свыше 600 семей и собрал неопровержимые доказательства того, что нарушенные стили коммуникации являются отличительным качеством семей с молодыми шизофрениками. Сходные расстройства присутствуют и в семьях, члены которых находятся в пограничных состояниях, с невротиками, а также в нормальных семьях, но прогрессивно менее требовательных (Singer, Wynne & Toohey, 1978). Эти наблюдения - что коммуникативная девиация не ограничивается исключительно шизофреническими семьями, а расширяется до бесконечности (чем больше девиация, тем серьезнее патология), - согласуется с другими исследованиями, которые описывают «спектр шизофренических расстройств».

РОЛЕВЫЕ ТЕОРЕТИКИ

Благодаря тому, что основатели семейной терапии сосредоточивали свое внимание только на явлении вербальной коммуникации, их еще не оперившаяся дисциплина набрала силу. Подобные действия годятся до поры, но концентрация исключительно на одном этом аспекте семейной жизни означает пренебрежение как к индивидуальной интерсубъективности, так и к внешним воздействиям социума. Сейчас, когда все повально увлечены ин-тегративными моделями, мы забываем кое-что из нашей истории - особую профессиональную самобытность, которая отличала семейного терапевта, и отчасти это происходит из-за пренебрежения коллаборативной, мультидисциплинарной базой учения о семье. Опасность короткой памяти и ощущения эксклюзивности заключается в профессиональной ограниченности и изоляции, когда, подобно психоаналитикам, запросто можно остаться за бортом мейнстрима медицины.

Состояние семейной терапии

Ролевые теоретики, например Джон Шпигель, описали, как дифференцируются индивиды в социальных ролях внутри семейной системы. Этот важный факт оставался в тени излишне упрошенной версии системной теории, в соответствии с которой с индивидами обращались как с винтиками машины. Уже в 1954 г. Шпигель отметил, что система в терапии включает терапевта наравне с семьей (идея, которая позже возродится как «кибернетика второго порядка»). Он также произвел ценное разграничение между интеракциями и трансакциями. Бильярдные шары интер-акционируют - они сталкиваются и изменяют направление друг друга, но по существу остаются без изменений. Люди трансакци-онируют - они совместно взаимодействуют, не только изменяя направления друг друга, но и вызывая внутренние изменения.

В 1934 г. Казанин, Найт и Сэйдж предположили, что семейные ролевые взаимоотношения являются важным фактором для шизофрении. Из 45 случаев шизофрении у 25 они нашли материнскую гиперопеку и только в двух - материнское отвержение (Kasanin, Knight & Sage, 1934). Дэвид Леви (Levy, 1943) тоже обнаружил, что материнская гиперопека чаще сочеталась с шизофренией, чем отвержение. В то время как в общем более очевидна материнская гиперопека, Леви также нашел множество случаев чрезмерной опеки и со стороны отца.

По иронии судьбы для поля, в котором круговая причинность, похоже, становится излюбленной концепцией, ошибка эволюции в виде представления негативных влияний в семьях линейными - когда родители обвиняются за отвержение, чрезмерную опеку или за то, что они загоняют своих детей в двойные связи, - не только несправедлива, но и изрядно портит репутацию семейной терапии. У семей с душевнобольными членами имеются причины, чтобы остерегаться положения обвиненного в несчастьях своих детей.

В 1951 г. Группа по продвижению психиатрии (ГПП) пришла к заключению, что психиатрия уделяет недостаточно внимания семьям, поэтому был создан комитет, возглавленный Джоном Шпигелем, для изучения поля и отчета по полученным сведениям. Доклад комитета ГПП (Kluckhohn & Spiegel, 1954) выделил роли как первичные структурные компоненты семей. Было сделано заключение, что здоровые семьи содержат не слишком много ролей и они относительно стабильны и что этот паттерн важен для воспитания у детей чувства статуса и идентичности. Существуют правила для каждой роли, и дети усваивают их при помощи имитации и идентификации.

Майкл Николе, Ричард Шварц

Семейные роли не могут существовать независимо друг от друга; каждая очерчивается другой соответствующей. Например, не может быть доминирующего супруга без покорной жены. Ролевое поведение двоих или более людей, включенное во взаимную трансакцию, определяет и регулирует их взаимообмен. Самый распространенный пример этого - во многих семьях один из родителей требовательнее другого. Эти различия поначалу могут быть незначительными, но чем строже один родитель, тем более терпимым, по-видимому, становится другой. Комитет ГПП истолковывал роль как функцию одновременно внешних социальных влияний и внутренних потребностей и побуждений. Таким образом, ролевая теория служит связующим звеном между «нтраперсональными и интерперсональными структурами.

С 1953 г. Шпигель работал в Гарвардской медицинской школе, оставаясь верным своим интересам к ролевой теории и семейной патологии. Он увидел, что симптоматийные дети склонны вовлекаться в конфликты своих родителей. У родителей не-симптоматийных детей тоже может быть конфликт, но эти дети вовлекаются в него не напрямую. Шпигель (Spigel, 1957) описал свои наблюдения в психоаналитической терминологии: дети идентифицируются с бессознательными желаниями родителей и отыгрывают их эмоциональный конфликт. Детское отыгрывание служит защитой для родителей, которые тем самым имеют возможность избежать встречи со своими личными конфликтами и конфликтами друг друга.

Анализ семейных динамик Р. Д. Лэйнга является по большей части полемичным, нежели научным, но его наблюдения помогли популяризовать роль семьи в психопатологии. Лэйнг (Laing, 1965) позаимствовал концепцию Маркса о мистификации (классовой эксплуатации) и применил ее к «политике семей». Мистификация связана с процессом искажения детского опыта, когда его отвергают или дают ему другое название. Например, родитель говорит своему ребенку, который загрустил: «Ты, должно быть, устал» (Иди спать и оставь меня одну). Сходным образом идея, что «хорошие» дети всегда спокойны, взрастила уступчивых, но вялых детей.

Согласно Лэйнгу, если приклеивать к поведению ярлык патологии, даже «семейной патологии», то это ведет к его мисти-фицикации. Главная функция мистификации - поддерживать статус-кво, существующее положение. Мистификация ограничивает восприятие, чувства и, что хуже всего, реальность. Если родители постоянно мистифицируют опыт ребенка, его сущест-

Состояние семейной терапии

вование становится неаутентичным. Раз чувства этих детей не принимаются, они воплощают фальшивое «я», оставляя реальное «я» при себе. Обычно это приводит к неаутентичности,, но если раскол между реальным и ложным «я» доводится до крайности, то результатом становится безумие (Laing, 1960).

Мюррей Боуэн из НИПЗ и Айвен Божормений-Неги из Восточно-Пенсильванского психиатрического института тоже изучали семейные динамики и шизофрению, но, поскольку они лучше известны благодаря своим клиническим вкладам, их работа будет рассматриваться ниже.

Супружеское консультирование

История профессионального супружеского консультирования - это малоизвестное дополнение к семейной терапии, поскольку оно по большей мере существует вне господствующего направления психиатрии. Много лет не было явной необходимости в отделении специалиста по супружескому консультированию. Люди с проблемами брака предпочитали раньше, да и сейчас обсуждать их со своими докторами, священниками, юристами или учителями, чем обращаться к специалистам по душевному здоровью. Первые профессиональные центры для супружеского консультирования появились около 1930 г. Пол Попиноу открыл Американский институт семейных отношений в Лос-Анджелесе, а Абрахам и Ханна Стоун - аналогичную клинику в Нью-Йорке. Третьим центром стала Супружеская консультация в Филадельфии, основанная в 1932 г. Эмили Хартсшорн Мудд (Broderick & Schrader, 1981). Представители этой новой профессии стали встречаться ежегодно с 1942 г. и в 1945 г. основали Американскую ассоциацию супружеских консультантов.

Параллельно развитию супружеского консультирования среди некоторых психоаналитиков появилась сходная тенденция, которая привела их к объединенной супружеской терапии. Хотя большинство психоаналитиков всегда руководствовались запретом, который Фрейд наложил на установление контакта с семьей пациента, некоторые из них пренебрегали правилами и экспериментировали с сопутствующей и объединенной терапией для супругов.

Первый отчет о психоанализе супружеских пар был сделан

Майкл Николе, Ричард Шварц

Кларенсом Оберндорфом на собрании Американской психиатрической ассоциации в 1931 г. (Oberndorf, 1938). Оберндорф выдвинул теорию, согласно которой супружеские пары имеют взаимосвязанные неврозы и что они лучше поддаются совместной терапии. Эта точка зрения стала основой для согласия между теми в аналитическом сообществе, которых заинтересовала терапия супружеских пар. «Из-за длительности и интимной природы брака каждый невроз у одного из супругов прочно фиксируется в супружеских отношениях. Это полезная и иногда незаменимая терапевтическая оценка для того, чтобы сконцентрировать аналитические обсуждения на комплементарных паттернах и, если необходимо, заполучить обоих супругов для терапии» (Mittle-man, 1944, p. 491).

В 1948 г. Бела Миттльман из Нью-Йоркского психоаналитического института опубликовал первый доклад о совместной супружеской терапии в США. Ранее, в 1937 г., Рене Ла Форгю сообщил о своем опыте анализа нескольких членов одной семьи одновременно. Миттльман предположил, что мужья и жены могут лечиться у одного аналитика и что благодаря наблюдению за обоими существует возможность для того, чтобы пересмотреть их иррациональные впечатления друг о друге (Mittleman, 1948). Мнение, что реальность объективных взаимоотношений может быть по крайней мере настолько же важной, как интрапсихичес-кие представления о них, была поистине революционной для аналитика. Натан Аккерман (Ackerman, 1954) тоже признавал, что совместная терапия партнеров по браку - хорошая идея, а также полагал, что матерям и детям совместная терапия может принести только пользу.

Тем временем в Великобритании, где объективные взаимоотношения представляли собой центральный интерес для психоаналитиков, Генри Дике и его сотрудники в Тэвистокской клинике учредили подразделение семейной психиатрии. Здесь супружеским парам, обратившимся в суд за разводом, помогали урегулировать свои разногласия (Dicks, 1964). Впоследствии к Тэвистокской клинике присоединилось Бюро семейных обсуждений Бейлинтса, так что его агентству социальной работы с проблемами брака, а косвенно и полю супружеского консультирования в целом добавился престиж клиники.

В 1956 г. Виктор Эйзенштейн, директор Нейропсихиатри-ческого института в Нью-Джерси, опубликовал под своей редакцией книгу под названием «Невротические интеракции в семье».

Состояние семейной терапии

В ней было несколько статей, описывающих положение в искусстве супружеской терапии. Фрэнсис Битмен, заместитель директора Еврейской семейной службы Нью-Йорка, представил подход к изучению и лечению проблем брака (Beatman, 1956); Лоу-ренс Кубье предложил психоаналитическое исследование динамик брака (Kubie, 1956); Маргарет Малер описала воздействие семейных конфликтов на детское развитие (Mahler & Rabi-novitch, 1956), а Эшли Монтегю добавил культурную перспективу к динамическим воздействиям на брак (Montaque, 1956). Миттльман написал для того же издания статью с более обширным представлением своих взглядов на нарушения брака и их терапию (Mittleman, 1956). Он описал некоторые комплементарные супружеские паттерны, включая агрессивный - покорный и независимый - требовательный. Эти неровные пары составляются по той причине, согласно Миттльману, что супруги искажают личности друг друга через призму своих иллюзий: она воспринимает его независимость как достоинство, он принимает ее зависимость за обожание. Миттльман также отметил, что реакции супругов друг на друга могут формироваться их отношениями с родителями. Если не понимать бессознательную мотивацию, она может управлять семейным поведением, приводя к взаимным невротическим поступкам и реакциям. Миттльман полагал, что двадцать процентов времени один терапевт может работать со всеми членами семьи, но в других случаях лучше отдельные терапевты для каждого члена семьи.

Приблизительно в это же время Дон Джексон и Джей Хейли тоже были заняты описанием супружеской терапии в рамках анализа коммуникаций. Когда их идеи снискали известность среди супружеских терапевтов, поле супружеской терапии стало частью общего движения семейной терапии.

От исследований к лечению: пионеры семейной терапии

Мы увидели, как разработки в госпитальной психиатрии, групповых динамиках, интерперсональной психиатрии, движении по работе с детьми, исследованиях шизофрении и супружеском консультировании предвосхитили семейную терапию. Но кто же в действительности является ее основателем? Хотя на эту славу претендуют многие соперники, эта честь должна быть по-

Майкл Николе, Ричард Шварц

делена между Джоном Илдеркином Беллом, Доном Джексоном, Натаном Аккерманом и Мюрреем Боуэном. Кроме этих основателей семейной терапии следует отметить и таких пионеров этого поля, как Джей Хейли, Вирджиния Сатир, Карл Витакер, Лайман Уинн, Айвен Божормений-Неги, Кристиан Миделфорт и Сальвадор Минухин. Причем в первом десятилетии движения семейной терапии, вероятно, наиболее влиятельными из них были Дон Джексон, Джей Хейли и Вирджиния Сатир в Пало-Альто; Мюррей Боуэн в Вашингтоне и Натан Аккерман в Нью-Йорке.

ДЖОН БЕЛЛ

Джон Илдеркин Белл, психолог Кларкского университета в Вустере, Массачусетс, который начал работать с семьями в 1951 г., занимает особое положение в истории семейной терапии. Возможно, это первый семейный терапевт, но он упомянут только вскользь в двух наиболее значимых исторических описаниях движения (Guerin, 1976; Kaslow, 1980), потому что, начав наблюдать семьи в 1950-х, он опубликовал свои идеи лишь спустя десятилетие. Более того, в отличие от других отцов семейной терапии он был не так плодовит. Он не основал клинического центра с мировым именем, не разработал учебной программы и не воспитал учеников, получивших широкую известность.

Подход Белла (Bell, 1961, 1962) происходил напрямую из групповой терапии. «Семейная групповая терапия» в основном строилась на стимулировании открытых обсуждений, чтобы помогать семьям разрешать их проблемы. Участие Белла, как и любого другого группового терапевта, заключалось в том, что он вдохновлял молчаливых членов группы на разговор и интерпретировал причины их защит.

Белл считал, что семейная групповая терапия проходит через предсказуемые фазы, в точности как это происходит с группами незнакомых прежде людей. Поначалу он выстраивал свое лечение по четкой схеме, имеющей ряд стадий, каждая из которых сосредоточивалась на особом сегменте семьи (Bell, 1961). Но впоследствии он стал менее прямым и позволял семьям эволюционировать согласно естественной последовательности. Тогда он уже приспосабливал свои вмешательства к требованиям момента. Для составления более полного впечатления о семейной групповой терапии см. главу 3.

Состояние семейной терапии

ПАЛО-АЛЬТО

Группа Бейтсона прониклась интересом к семейной терапии в процессе изучения семейных динамик и шизофрении. Начав встречаться с семьями шизофреников в 1954 г. в надежде через ненавязчивое естественное наблюдение лучше понять паттерны их коммуникаций, члены проекта, проникнувшись к страданиям этих семей, обнаружили, что втянулись в роли их помощников (Jackson & Weakland, 1961). В то время как Бейтсон был бесспорным научным лидером этой группы, Дон Джексон и Джей Хейли оказали наибольшее влияние на развитие семейной терапии.

Джексон отказался от психоаналитических концепций, которые усвоил во время своей учебы, и взамен обратил свое внимание на динамику обменов между людьми. Анализ коммуникаций был его основным инструментом. Как и Бейтсон, Дон Джонсон считал, что поведение и коммуникация синонимичны.

Изначально мысли Джексона о семейной терапии были вызваны встречами с родственниками пациентов, которых он вел, и случайными визитами шизофреников на дому (Jackson & Weakland, 1961). Наблюдения за влиянием семьи на пациента и наоборот не новы, но заключения Джексона стали открытиями. После Фрейда семья понималась как решающая сила, вызывающая изменение в личности - как в лучшую, так и в худшую сторону. Но с семьями справлялись путем изоляции - физической и эмоциональной, подобно тому как больного извлекали из зараженной среды. Однако Джексон начал рассматривать возможность воздействия на семьи, вместо того чтобы пытаться исключать их влияние.

В течение 1954 г. Джексон разработал простейшую семейную интеракциональную терапию, которую описал в статье «Вопросы семейного гомеостаза», представленной на собрании Американской психиатрической ассоциации в Сент-Луисе. Он по-прежнему делал основной акцент на эффекты, которые терапия пациента оказывает на его семью, а не на перспективы лечения семей (Jackson, 1954). Позаимствовав кое-что из биологии и системной теории, Джексон описал семью как гомеостатическую единицу, которая сохраняет относительную устойчивость внутреннего функционирования.

Концепция Джексона о семейном гомеостазе - семьи как единицы, которая сопротивляется изменениям, - не могла не стать определяющей метафорой первых трех десятилетий семейной

Майкл Николе, Ричард Шварц

терапии. Задним числом мы могли бы сказать, что акцент на го-меостазе переоценивал консервативные свойства семей и недооценивал их гибкость. Но в то время признание того, что семьи сопротивляются изменениям и действуют, оказывая сдерживающее влияние, было необыкновенно продуктивным для понимания того, что заставляет людей так упорствовать в своих несчастьях.

Хотя на практике Джексон и его коллеги, вероятно, упрощали гомеостатическую природу семей, их теоретические работы становились все более искушенными. Они понимали, что постоянство не обязательно означает ригидность. (Не далее чем в 1939 г. физиолог Уолтер Кеннон говорил, что, подобно физиологическим системам тела, «даже социальные и промышленные организации сохраняют относительную устойчивость состояния перед лицом внешних волнений».) Семейный гомеостаз - это динамическое состояние, говоря словами Кеннота, относительной стабильности. Семьи стремятся поддерживать или восстанавливать статус-кво: члены семьи функционируют как регуляторы, и семья, как говорится, действует методом проб и ошибок (Haley, 1963). Результат не является непоколебимым, но стабильным в колебании поведения.

В «Шизофренических симптомах и семейных интеракциях» (Jackson & Weakland, 1959) Джексон показал, как симптомы пациентов сохраняют стабильность в их семьях. В одном таком случае молодая женщина с диагнозом «кататоническая шизофрения» обладала, что было свойственно и большинству ее заметных симптомов, глубокой нерешительностью. Однако, когда она все же вела себя решительно, ее родители теряли голову. Мать становилась беспомощной и зависимой, отец буквально превращался в импотента. На одной из семейных встреч родителям не удалось заметить, что их дочь пришла к простому решению. Только после третьего прогона магнитофонной записи сессии они все же расслышали ее заявление. Неуверенность родителей не была ни безумной, ни бессмысленной, скорее всего она защищала их от столкновения с собственными затруднениями. Этот случай - один из ранних опубликованных примеров того, как даже психотические симптомы могут иметь значение в контексте семьи. Эта статья также содержит проницательное наблюдение, что детские симптомы часто бывают преувеличенной версией проблем их родителей. Взрослые просто умеют лучше спасаться в социуме, чем дети.

Состояние семейной терапии

При переходе от умозрительных заключений к поведенческому обследованию последовательностей коммуникации Джексон обнаружил, что ему нужен новый язык интеракции. Его базовое положение заключалось в том, что все люди при продолжительных взаимодействиях развивают шаблонные паттерны интеракции. Он назвал это паттернирование «поведенческая избыточность» (Japkson, 1965).

Термин «избыточность» не только обращает внимание на значимую черту семейного поведения, но и отражает феноменологическую позицию Джексона. Традиционные психиатрические термины, такие, как проекция, защита и регрессия, подразумевают гораздо большее относительно внутренних мотивирующих состояний, чем простой описательный язык ранних семейных терапевтов. Даже используя понятия, предполагающие предписания, Джексон оставался верным описанию. Так, его гипотеза правил была просто средством для суммирования наблюдений, что внутри любых связанных обязательствами союзов (диад, триад или более многочисленных групп) существуют избыточные паттерны поведения. Правила (как знает любой студент-философ, изучающий детерминизм) могут описывать привычное, а не предписываемое. Вторая часть гипотезы правил заключается в том, что члены семьи используют только кое-что из всего спектра поведения, доступного им. Этого, кажущегося невинным, факта достаточно, чтобы сделать семейную терапию возможной.

Допустим, что семьи, которые пришли на терапию, застряли в тесноте малых возможностей для выбора или излишне жестких правил. Поскольку правила во многих семьях не объясняются, то никто их не утверждает, и их трудно изменить. Однако терапевт, как сторонний наблюдатель, может помочь семье увидеть и перепроверить правила, по которым они живут.

В 1963 г. Джексон описал три типа семейных правил: 1) нормы, которые скрывают; 2) ценности, которые сознательно поддерживают и открыто признают; 3) гомеопатические механизмы, которые контролируют то, как соблюдаются нормы и ценности (метаправила). Многие из этих правил внедряются родительскими семьями, но Джексон и его коллеги по Пало-Альто редко заглядывали за пределы нуклеарных семей.

Джексон заключил, что раз семьи живут по правилам и правилам о правилах (метаправилам), то семейная дисфункция происходит из отсутствия правил об изменениях. Таким образом, он стремился прояснять правила и изменять те из них, которые явля-

Майкл Николе, Ричард Шварц

ются все же более вредными, чем полезными. В действительности это затейливый способ описательной интерпретации - техника, используемая коммуникативными терапевтами гораздо чаше, чем предполагают их публикации.

Хотя они и отрицали пользу выявленных семейных паттернов интеракций (Jackson & Weakland, 1961), на деле эта техника часто использовалась первыми терапевтами из Института психических исследований (ИПИ). Возможно, одна из причин того, что они стали почти исключительно полагаться на стратегическое и недирективное влияние, заключается в том, что существует большая разница между проговариванием членам семьи, что они делают что-то не так («Я заметил, что, когда бы я ни задавал Джонни вопрос, он обращается за ответом к матери»), и указанием последствий их действий («Пока вы будете полагаться на то, что ваша мать скажет за вас, вы никогда не научитесь говорить за себя»).

Терапевтические стратегии Джексона основывались на посылке, что психиатрические проблемы проистекают из способа поведения людей друг с другом при передаче контекста. Он считал человеческие проблемы интеракциональными и ситуацио-нальными. Разрешение проблем подразумевает изменение контекста, в котором они возникают. Хотя Джексон писал больше о понимании семей, чем об их терапии, многие из его объяснительных понятий (гомеостатические механизмы, компенсации, двойные связи, симметрия и комплементарность) информируют о его стратегиях и стали первым языком системно-ориентированных семейных терапевтов. Он первый стремился различить функциональные интеракции (избыточные паттерны поведения) от дисфункциональных (сохранение проблем). Для этого он наблюдал, когда возникают проблемы и в каком контексте, в чьем присутствии и как люди реагируют на них. Предполагая, что симптомы являются гомеостатическими механизмами, Джексон часто интересовался, почему семьям становится хуже, если проблема разрешается. Человек может желать улучшения, но семья нуждается в том, чтобы кто-то выполнял роль больного. Улучшение может быть угрозой для устоявшегося порядка вещей.

Джексоновская модель семьи как гомеостатической системы выделила такое качество симптоматийного поведения, как поддержание равновесия. Это напрямую привело к идее, что девиация, или отклонение от нормы, включая симптоматику и иррациональное поведение, необязательно негативна, по крайней мере

Состояние семейной терапии

с точки зрения тех, кто учится с этим жить. К примеру, пьянство может удерживать отца от предъявления требований жене или навязывания дисциплины детям. К сожалению, некоторые семейные терапевты, следуя идее Джексона, перескочили от заключения, что симптомы преследуют некую цель, к предположению, что некоторые семьи нуждаются в больном члене, что, в свою очередь, зачастую приводит к видению в родителях мучителей собственных детей - козлов отпущения. Выражаясь проще, это часть освященной веками традиции порицания родителей за трудности их детей. Если шестилетний мальчик плохо ведет себя дома, возможно, нам следует спросить с его родителей. Но в пьянстве мужа необязательно повинна его семья, и, конечно, несправедливо полагать, что семьи ответственны за психотическое поведение своих шизофренических членов.

Оглядываясь назад, можно увидеть, как прежний акцент на гомеостазе, так же как и на кибернетической метафоре семьи как машины, привел к видению терапевта прежде всего как механика, а не как целителя. В своем рвении освободить «семейных козлов отпущения» из когтей их «патологических» семей первые семейные терапевты спровоцировали некоторое сопротивление с их стороны. Терапевты, считающие себя спасителями невинных жертв от их семей и занимающие враждебную позицию, уподобляются людям, которые, перевернув черепаху на спину, сетуют, что это создание не хочет покидать свой панцирь.

Но нам следует признать, что эти взгляды есть продукт контекста, в котором они возникли. Семьи с серьезными нарушениями, наподобие шизофренических семей, которые изучал Джексон и его коллеги, по понятным причинам чувствуют на себе большую угрозу и поэтому больше защищаются, чем остальные.

Среди наиболее язвительных и влиятельных работ Джексона - «Семейные правила: брачный контракт «услуга за услугу» (Jackson, 1965). Ролевые деления в супружестве, по Джексону, не просто вопрос половых различий, а результат серий компенсаций, которые вырабатываются в любых долгосрочных взаимоотношениях. Традиционный взгляд, что супружеские роли происходят из полоролевых различий, относит поведение на счет индивидуальных черт характера, вместо того чтобы понимать степень, в которой эти взаимоотношения зависят от интеракций и правил для интеракций, выработанных между людьми. Джексон не считает, что половых различий не существует, а полагает, что их значение относительно. Основные различия в браке, как и в дру-

Майкл Николе, Ричард Шварц

гих отношениях, вырабатываются, а не перенимаются1. Факт, что многие супружеские компенсации не осознаются или не являются очевидными, означает, что семейные терапевты могут выполнять полезную роль в выявлении тех договоренностей, которые не работают или не замечены.

Другой конструкт, важный для концепции Джексона, - дихотомия между комплементарными и симметричными отношениями. (Как и множество плодотворных идей семейной терапии, эта была впервые сформулирована Бейтсоном.) При комплементарных отношениях люди различаются по способам приспособления друг к другу: если один рациональный, то другой - эмоциональный, если один слабый, другой - сильный. Симметричные отношения основываются на равенстве и сходстве. Брак между людьми, которые одновременно занимаются и карьерой и домашними делами, симметричен.

Когда-то комплементарный брак, подобный тому, какой был между Оззи и Харриет2, был нормой для США - страны, дающей семьям стабильность, если не равноправие. Наиболее глубокие изменения в семейной жизни во второй половине XX века заключались в приходе симметричной семьи, где оба супруга зарабатывают. К несчастью, процесс перехода от комплементарного к симметричному равенству перестроил американскую семью, подобно тому как торнадо приводит в порядок обстановку на стоянке для трейлеров.

Большинство концепций Джексона (комплементарность/ симметричность, компенсация, двойная связь) описывало отношения между двоими людьми. Хотя в его намерение входило создать описательный язык интеракций целой семьи, главного успеха он добился при описании взаимоотношений между женами и мужьями. Этот узкий взгляд на супружескую диаду всегда представлял собой одно из ограничений группы Пало-Альто. Необычайный интерес к коммуникации привел их к пристрастному отношению в пользу взрослых, и они были склонны пренебрегать

1 В своем энтузиазме относительно вновь открытых интеракциональных сил первые семейные терапевты могли недооценить важность пола и воздействия тендерных предубеждений на семьи.

2 Чета Нельсонов, популярных в США в 1930- 1960-х гг. эстрадных ар -тистов, представляла собой успешный и гармоничный творческий и супружеский тандем, они имели собственную радиопрограмму, а с по -явлением телевидения - и регулярное телешоу, которое в те годы было сродни современным сериалам и снискало большое признание у пуб -лики. - Прим. ред.

Состояние семейной терапии

детьми, так же как и различными триадами, создаваемыми семьями. Как следствие, многие из их последователей сводили семейные проблемы к супружеским, даже если или особенно тогда, когда в роли пациентов выступали маленькие дети.

Самое большое открытие группы Бейтсона заключалось в том, что нет такой вещи, как простая коммуникация; каждое сообщение квалифицируется другим сообщением на более высоком уровне. В «Стратегиях психотерапии» Джей Хейли (Haley, 1963) показал, как скрытые сообщения используются в борьбе за контроль, что свойственно всем взаимоотношениям. Симптомы, как он доказывает, отображают неконгруэнтность между уровнями коммуникации. Человек с симптоматикой, делая что-нибудь, например дотрагиваясь до дверной ручки шесть раз, прежде чем открыть дверь, в то же самое время дает понять, что делает это не по-настоящему - просто он ничего с этим не может поделать. Между тем симптомы человека - над которыми он не властен - результативны для него самого и для других: разве можно всерьез ожидать от человека, «имеющего компульсию» такой силы, что он утром вытащит себя из дома?

Психоаналитики характеризуют то, что пациент получает от общения с людьми благодаря своей симптоматике, как «вторичную выгоду». По Хейли, «вторичная выгода» - первична. Вот что он пишет: «С предложенной здесь точки зрения ключевой аспект симптома - польза, которую он приносит пациенту в приобретении контроля над тем, что должно случиться во взаимоотношениях с кем-нибудь» (Haley, 1961). Симптоматийное поведение - это искусный путь осуществления контроля над людьми с одновременным отрицанием этого.

За этим анализом стоит кибернетическая метафора, которая заключается в том, что невротические симптомы работают подобно регулятору, контролирующему скорость машины, - оба не позволяют выйти за пределы ограничений и оба охраняют существующее положение. Поскольку симптоматийное поведение «неразумно», Хейли, чтобы помочь пациентам, не прибегает к убеждениям. Вместо этого терапия превращается в стратегическую игру в кошки-мышки, в которой терапевт устраивает заговор, чтобы перехитрить пациента ради его же блага.

Хейли (1963) определял терапию как направляющую форму лечения и признавал, что обязан Милтону Эриксону, у которого обучался гипнозу с 1954-го по 1960 г. В действительности в ран-

Майкл Николе, Ричард Шварц

них работах Хейли трудно понять, где кончается Эриксон и начинается он. В том, что он назвал «краткосрочная терапия», Хейли берет под прицел контекст и возможную функцию симптомов пациента. Его первые шаги часто задумывались с тем, чтобы добиться контроля над терапевтическими отношениями. Хейли цитирует эриксоновский прием, когда пациента уведомляют, что на первом интервью всплывет то, о чем он захочет сказать, и другое, о чем он захочет умолчать, и об этом, безусловно, говорить не следует. Здесь терапевт, конечно же, учит пациента тому, что он и так бы сделал, но таким образом терапевт ненавязчиво берет ситуацию под свой контроль.

Даже при сборе первичной информации краткосрочный терапевт скрытно добивается выигрыша в силе. Соответственно, история пациента рассматривается таким образом, чтобы предположить, что прогрессивные улучшения происходят и будут происходить и дальше. И наоборот, с пессимистичными пациентами терапевт принимает пессимизм, но говорит, что, раз дела настолько плохи, настало время для изменений.

Все окончательные техники краткосрочной терапии строились на использовании директив. Как писал Хейли, недостаточно объяснить проблему пациентам, самое главное - заставить их сделать что-то с ними. Однако он также отмечал, что психиатрические пациенты известны тем, что никогда в точности не выполняют того, о чем вы их просите (Haley, 1963, с. 45). Эту проблему Хейли разрешил следующим образом: он использовал директивы так умело, что пациенты, сами не ведая об этом, выполняли то, что от них требовалось. Обычно при этой технике рекомендуют вести себя симптоматийно, но незаметно что-нибудь вставляют в инструкцию, так чтобы симптомы ослабели под терапевтическим контролем.

Один из пациентов Хейли был внештатным фотографом, который вечно допускал глупые ошибки, так что губил все свои фотографии. В конце концов он так озаботился тем, чтобы не допускать ошибок, что стал слишком нервным, чтобы фотографировать. Хейли попросил мужчину сделать три любых снимка, допустив при этом по одной умышленной ошибке в каждом. Парадокс здесь в том, что вы не можете допустить случайной ошибки, если делаете ее нарочно.

В другом знаменитом случае Хейли попросил страдающего бессонницей, когда тот проснется посреди ночи, подняться с постели и натереть до блеска полы на кухне. Немедленно помогло.

Состояние семейной терапии

Здесь проиллюстрирован кибернетический принцип: большинство людей сделают что угодно, лишь бы избежать работы по дому.

Хейли полагал, что, если психиатрические симптомы возникают из-за попыток избежать ясности отношений с другими людьми, терапевт может добиться успеха, заставляя пациентов принимать проясненные терапевтом отношения. Более того, раз патологические семьи загоняют своих членов в пагубные парадоксы, терапевту следует освобождать их тоже при помощи парадоксов, но доброкачественных. Хейли приводит в пример Джона Розена как мастера авторитарных парадоксов и Фриду Фромм-Райхманн как специалиста по железному парадоксу в бархатном футляре. В одном известном случае Розен работал с молодым шизофреником, который утверждал, что он бог. Розен попросил дежурных по отделению ставить пациента перед ним на колени, таким образом демонстрируя, что именно он, Розен, здесь главный. Пациент столкнулся с парадоксальной дилеммой. Он больше не мог отрицать, что подчиняется терапевту, но раз он на коленях, то становится понятным, что либо бог подчиняется терапевту, либо он вовсе не бог.

Мягкий подход Фриды Фромм-Райхманн описан в «Принципах интенсивной психотерапии» (Fromm-Reichmann, 1950). Однажды у нее была пациентка, которая говорила, что все, что она делает, происходит между ней и ее личным, всемогущим богом, а с людьми у нее нет никаких отношений. Несомненно, эта позиция обеспечивала ее удобным оправданием для отказа входить в контакт с доктором. И вот что сказала пациентке Фромм-Райхманн: «Скажи ему (богу), что я - доктор, а ты жила с ним в его царстве с семи до шестнадцати лет - это девять лет жизни - и он ни разу тебе не помог. Поэтому теперь он должен разрешить попытаться мне и посмотреть, не сможем ли сделать эту работу мы с тобой». Эта пациентка тоже была поймана в ловушку: что бы она ни сделала, ей пришлось бы ответить терапевту. Она могла либо отправиться к своему богу и повторить все, что ей было сказано, тем самым признав, что главный здесь доктор, либо воспротивиться доктору, что означает, что она попала под влияние терапевта, и это тоже подвергает существование ее бога сомнению.

То, что приветствовал Хейли в этих примерах, и есть терапевтический парадокс - подведение пациента при помощи хитрости к тому, чтобы он признал собственные действия и вошел в

Майкл Николе, Ричард Шварц

контакт с терапевтом, вместо того чтобы напускать туману на свои поступки в психотическом отвержении.

Большинство идей, которые пришли из группы Пало-Альто (двойная связь, комплементарность, компенсация), принимали во внимание диады, но Хейли начал интересоваться и триадами, или, как он их называл, «коалициями». Коалиции отличаются от альянсов - кооперативных соглашений между двумя сторонами, которые формируются не за счет третьей. Как обнаружил Хейли, в симптоматийных семьях коалиции образуются между поколениями - один родитель сговаривается с ребенком против другого родителя. Например, мать может говорить за ребенка так, что дискредитирует отца. В другом случае ребенок может вклиниваться между ссорящимися родителями, становясь «услужливым» или «больным».

В работе «К теории патологических систем» Хейли описывает то, что называет «неправильным треугольником», который нередко приводит к насилию, психопатологии или разрушению системы. Неправильный треугольник - это тайная коалиция, которая подрывает иерархию поколений. Например, ребенок бежит за поддержкой к бабушке каждый раз, когда мать пытается наказать его или один родитель жалуется на другого при ребенке. Неправильный треугольник также случается и в организациях, когда, например, супервизор объединяется с одним из подчиненных против другого или когда профессор жалуется своим студентам на руководителя кафедры. Выйдя за рамки рассмотрения кибернетики и диад и обратившись к триадам и иерархиям, Хейли стал важной связующей фигурой между стратегическим и структурным подходами к семейной терапии.

Другим членом группы Пало-Альто, который сыграл лидирующую роль в первом десятилетии семейной терапии, была Вирджиния Сатир - один из необыкновенно харизматичных персонажей. Сатир более известна мастерством клинициста, чем теоретическим вкладом, и поэтому ее влияние было наиболее ясным для тех, кому посчастливилось увидеть ее в действии. Сатир, как и ее коллег, интересовала коммуникация, но к этому она добавила и такую переменную, как чувства, что позволило уравновесить другой, несколько интеллектуализированный подход.

Сатир воспринимала членов проблемной семьи как попавших в ловушку ограниченных ролей: жертва, миротворец, непокорный или спаситель, которые ограничивают отношения и под-

Состояние семейной терапии

рывают самоуважение. Ее забота о выявлении таких ограничивающих жизнь ролей и освобождении членов семьи от их власти согласовывалась с тем, на чем она сосредоточивала все свое внимание, - на индивидуальности. Таким образом, Сатир стала гуманизирующей силой на заре семейной терапии, когда большинство было так увлечено системными метафорами, что упускало из внимания эмоциональную жизнь семьи.

В своей работе с семьями Сатир сосредоточивалась на прояснении коммуникаций, выраженных чувствах и воспитании климата взаимного принятия и дружелюбия. Ее сила заключалась в том, что при установления связи с семьями она исходила не из недовольства и злобы, а из надежды и веры, побуждений и фрустрированности. Если терапевт способен выявить одиночество и сильное желание за вспышками раздражения, то он - тот человек, который сможет соединить людей.

Сатир заслуженно известна за свою способность обращать негативное в позитивное. Этот навык чрезвычайно важен для семейного терапевта, ибо большинство семей имеет по крайней мере одного из своих членов, чьи недостатки или ошибки повергают его в роль аутсайдера. Пока этот наименее одобряемый персонаж не будет допущен в круг семьи, ни исцеление, ни объединение ни в коей мере не возможны.

В одном случае, приведенном Линн Хоффман (Hoffman, 1981), Сатир интервьюировала семью местного священника - отца подростка, от которого забеременели две его одноклассницы. Родители и братья расположились в одной стороне комнаты, а подросток, опустив голову, сидел в противоположном углу. Сатир представилась и сказала мальчику: «Итак, твой отец рассказал мне по телефону кое-что о ситуации, и, прежде чем мы начнем, я хотела бы сказать, что все мы точно знаем об одной вещи: нам известно, что у тебя хорошее семя». Мальчик поднял на нее изумленный взгляд, и тогда Сатир обратилась к матери и дружелюбно спросила ее: «Не могли бы вы начать со своих чувств?»

Изданная в 1964 г. книга Сатир «Объединенная семейная терапия» сделала многое для популяризации движения семейной терапии. Эта книга вместе с «Прагматикой человеческих коммуникаций» (Waltzlawich, Beavin & Jackson, 1967) способствовала распространению качества системного мышления группы Пало-Альто. Сатир стала лидером движения гуманистического потенциала. Мы ближе познакомимся с ее работой в главе 6.

Майкл Николе, Ричард Шварц

МЮРРЕЙ БОУЭН

Как и многие основатели семейной терапии, Мюррей Боуэн был психиатром, специализирующимся на шизофрении. Но в отличие от других он придавал особое значение теории в своей работе, и теория Боуэна и поныне является самой тщательно продуманной и основательной системой идей, какие выработала семейная терапия.

Боуэн начал свою клиническую работу в клинике Меннин-гера, где с 1946-го по 1954 г. изучал матерей с детьми-шизофрениками, совместно проживающих в небольших коттеджах. Его главным интересом в то время был симбиоз мать - ребенок, который привел его к формированию концепции о самодифференциации (независимость от других и отделение мышления от чувств). От Меннингера Боуэн переходит в НИПЗ, где работает над проектом госпитализации всей семьи с шизофреником в ее составе. Этот проект расширил концепцию о материнско-детском симбиозе, включив участие отцов, и привел к понятию триангуляции (направление конфликта между двоими людьми в другое русло путем подключения третьего). В 1959 г. Боуэн оставляет НИПЗ, чтобы перейти в Джорджтаунскую медицинскую школу, где становится профессором психиатрии и руководителем собственной учебной программы, оставаясь на этом посту вплоть до самой кончины в 1990 г.

В первые годы проекта НИПЗ (1954) Боуэн обеспечивал отдельных терапевтов для каждого члена семьи. Однако он открыл, что это приводит к фракционированию семей. Вместо того чтобы пытаться проработать семейные проблемы сообща, члены семьи склонялись к такой линии рассуждений: «Я обсужу эти проблемы с моим терапевтом* (Bowen, 1976). (Конечно же, такого никогда не случается, если порядочные люди, наподобие нас с вами, отправляются к собственным индивидуальным терапевтам.) Через год придя к заключению, что семья - это единица расстройства, Боуэн начинает работать с целыми семьями одновременно. Так, в 1955 г. Боуэн стал одним из первых, кто изобрел семейную терапию.

Начиная с 1955 г. он устраивал большие групповые терапевтические сессии для всех сотрудников проекта и всех семей. Обратившись к этой ранней форме сетевой терапии, Боуэн предполагал, что близость и открытые коммуникации должны быть те-рапевтичными - в отношении проблем внутри семьи и между семьями и сотрудниками.

Состояние семейной терапии

Сперва он принял на службу четырех терапевтов для управления этими мультисемейными встречами, но остался недоволен, когда заметил, что терапевты склонны уводить обсуждение каждый в собственном направлении. Тогда Боуэн поставил одного за руководителя, а остальным отвел роль поддержки. Однако, как мультитерапевты предпочитали задавать каждый свое направление, так же поступали и семьи, работающие параллельно. Как только какая-нибудь семья приступала к обсуждению горячей темы, кто-то из членов другой семьи начинал беспокоиться и менял предмет разговора. В конце концов Боуэн решил, что семьи нужно чередовать - на каждой сессии рассматривать только одну семью, а другие будут выполнять роль безмолвной аудитории.

Сначала на больших встречах применялся тот же самый подход, который Боуэн использовал и для работы с отдельными семьями. Он делал то же, что и большинство первых терапевтов: собирал всех членов семьи вместе и пытался заставить их говорить. Он рассуждал, что дела семьи пойдут на лад только благодаря тому, что они соберутся вместе и обсудят общие интересы. Вскоре он отбросил эту идею. Неструктурированная семейная беседа была примерно так же продуктивна для терапии, как боксерский поединок между несколькими противниками различных весовых категорий в отсутствие судейства. Боуэн быстро понял это и разработал тщательно организованный подход, который соответствовал эволюции его теории.

Когда Боуэн собирал всех членов семьи, чтобы обсудить их проблемы, он сталкивался с их сильной эмоциональной реактивностью. Чувства заглушали мысль и топили индивидуальность в хаосе группы. Боуэн чувствовал склонность семьи втягивать его в центр недифференцированной семейной эго-массы, и ему приходилось прилагать неимоверные усилия, чтобы сохранять нейтральность и объективность (Bowen, 1961). Способность сохранять нейтральность и внимательность к процессу, а не к содержанию семейных дискуссий - вот что отличало терапевта от участников семейной драмы.

Боуэн полагал, что, если побуждать семьи к решению их проблем, они будут вынуждены взять на себя большую ответственность и компетентность. Поэтому, находясь с семьей, он сохранял нейтралитет и недирективность, пока семьи бились над своими трудностями. Его основным активным усилием в течение сессии было при помощи указаний помешать семье сделать из пациента «козла отпущения», когда она использовала его как оп-

Майкл Николе, Ричард Шварц

равдание, чтобы обойти другие проблемы. В конце каждой сессии Боуэн суммировал свои наблюдения, уделяя особое внимание процессу, когда семья пыталась решить свои проблемы.

Он заметил, что наблюдение целых семей бесценно как источник информации, но разочаровался в результатах терапии. С 1960 г. Боуэн начинает встречаться только с родителями симп-томатийных детей. Его целью было помешать игре в козла отпущения и помочь родителям сосредоточиться на собственных проблемах без привлечения детей.

Чтобы контролировать уровень эмоций, Боуэн заставлял супругов разговаривать с ним, а не друг с другом. Он обнаружил, что людям легче слушать, сдерживая реактивность, если их партнеры говорят с терапевтом, а не с ними напрямую.

Боуэн открыл, что терапевты и сами не защищены от вероятности быть втянутыми в семейные конфликты. Это понимание привело его к величайшему озарению. Всякий раз, когда люди борются с конфликтом, который не в силах разрешить, автоматически появляется потребность в привлечении третьей стороны. Фактически, как стал понимать Боуэн, треугольник - это наименьшая стабильная единица взаимоотношений.

Всякие двухперсональные эмоциональные системы под воздействием стресса стремятся сформировать трехперсональные системы. Муж, которого раздражают привычные опоздания его жены и который при этом не решается сказать ей об этом, может начать жаловаться на нее кому-то из своих детей. Эти жалобы могут ослабить некоторые его напряжения, но сам процесс жалобы третьей стороне вряд ли побудит его адресовать исходную проблему к ее источнику. Мы все иногда жалуемся на других людей, но Боуэн показал, что этот «триангулирующий» процесс деструктивен, когда становится нормативным свойством системы.

Другое его открытие относительно треугольников заключается в том, что они размножаются: если напряжение в отношениях не сохраняет локализацию в исходной паре, оно скорее всего активирует все больше и больше треугольников. В нижеследующем примере, взятом у Майкла Николса, семья позволила втянуть себя в целый лабиринт треугольников.

Одним воскресным утром «миссисс Мак-Нейл», озабоченная тем, чтобы вовремя привести семью в церковь, криком стала поднимать своего девятилетнего сына с постели. Когда он сказал ей: «Заткнись, дура», она ударила его. Четырнадцатилетняя сестра мальчика, Мэгги, увидев это, схватила мать, и они начали бороться. Затем Меган убежала к соседям, где жила ее подружка.

Состояние семейной терапии

Родители подруги заметили, что у девочки разбита губа, и, когда она им все рассказала, они вызвали полицию. К тому времени, когда семья пришла ко мне на встречу, образовались следующие треугольники: миссисс Мак-Нейл, которую после судебного разбирательства принудили покинуть семью, объединилась со своим адвокатом против судьи; кроме этого, у нее был индивидуальный терапевт, который поддерживал ее в мысли, что она несправедливо преследуется социальными работниками. Девятилетний сын все еще злился на мать, и отец был союзником мальчика в порицании жены за рукоприкладство. Мистер Мак-Нейл, прошедший курс реабилитации от алкоголизма, образовал альянс со своим поручителем, который полагал, что тот стоял на пути к распаду, пока жена не стала его больше поддерживать. Тем временем Меган образовала треугольник с соседями, которые считали, что ее родители ужасны и им следовало бы запретить иметь детей. Короче говоря, у каждого по отдельности, но не у семейного союза в целом было по защитнику.

Боуэн, обнаружив, что от пары к паре поднимаются одни и те же темы, решил, что может сэкономить время, если будет работать сразу с несколькими парами одновременно. Это представлялось уместным, потому что его терапия была довольно дидактичной. Итак, начиная с 1965 г. Боуэн стал работать с парами в группах. Парадоксально, но, прибегая к терапии нескольких семей одновременно, Боуэн упирал на отказе от слияния, присущем социальному и эмоциональному единению. Минимизируя эмоциональные интеракции между семьями и запрещая контакты вне группы, Боуэн мог преподать им урок того, как функционирует эмоциональная система. Пары в этих группах делали стремительный прогресс. Семьи, несомненно, усваивали процессы эмоциональных систем с меньшей тревогой, слушая обсуждения проблем других людей.

Кроме супружеских пар и групп пар, Боуэн работал и с отдельными членами семьи. Это был уникальный подход, бросающий вызов снисходительному взгляду на семейную терапию.

Семейная терапия - это одновременно и метод, и ориентация. Как ориентация она означает понимание людей в контексте значимости эмоциональных систем; как метод она обычно подразумевает работу с целыми семьями. Но работа Боуэна с отдельными членами семьи сосредоточивалась на теме семейных систем, вероятно, даже больше, чем работа большинства других семейных терапевтов, при том, что они встречаются с целыми семьями.

Майкл Николе, Ричард Шварц

В 1966 г. эмоциональный кризис в семье самого Боуэна заставил его предпринять путешествие в недра собственной личности, что стало символом боуэновской теории, как в свое время самоанализ Фрейда - для психоанализа.

Став взрослым, Боуэн - старший из пяти детей в дружной деревенской семье - держался на расстоянии от своих родителей и остальных родственников. Как и многие из нас, он ошибочно принимал избегание за освобождение. Но, как он позже признал, незаконченные эмоциональные дела остаются с нами, делая нас уязвимыми к повторяющимся конфликтам, до которых мы никогда не добираемся, чтобы проработать с нашими семьями.

Самым важным достижением Боуэна стал его выход из треугольника с родителями, которые привыкли жаловаться ему друг на друга. Большинству из нас лестно сохранять подобное доверие, но Боуэн решил реорганизовать эту триангуляцию ради того, чем это было, и, когда мать пожаловалась ему на отца, он сказал ему: «Твоя жена рассказала мне кое-что о тебе. Интересно, почему она рассказала об этом мне, а не тебе». Как и следовало ожидать, отец обсудил это с матерью, и, естественно, ей стало неприятно.

Хотя эти усилия и произвели некий эмоциональный переворот, вызванный разрушением семейных правил, маневр Боуэна оказался эффективным в том, что воспрепятствовал попыткам родителей заставить его принять чью-либо сторону - и им стало сложнее избегать обсуждения тех или иных тем между собой. Повторение того, что тебе сказали о ком-то другом, - один из способов немедленно прекратить триангуляцию.

Через усилия в собственной семье Боуэн открыл, что самодифференциация достигается легче при развитии индивидуальных отношений по принципу «лицом к лицу» с каждым родителем и по возможности со всеми остальными родственниками по отдельности. Если визиты к ним проблематичны, можно восстановить отношения при помощи писем и телефонных звонков, особенно если речь идет о близких или дружественных отношениях. Процесс самодифференциации от семьи завершается, когда эти отношения поддерживаются без участия эмоционального слияния или триангуляции. Подробности личной работы Боуэна над его семейными взаимоотношениями сложны, но студентам стоит их прочитать (см. Anonymous, 1972).

После того как Боуэн рассказал стажерам о своем успехе в собственной семье, многие из них возвращались к своим семьям

Состояние семейной терапии

и работали над самодифференциацией. Боуэн, заметив, насколько продуктивными терапевтами становятся эти стажеры, решил, что один из лучших способов изучения семейной терапии - это работа над эмоциональными темами в собственной семье. Так, начиная с 1971 г. изучение собственных семей стало одним из краеугольных камней боуэновского подхода к обучению. Цель - вернуться к семье, установить контакт, создать честные отношения с каждым членом семьи и научиться обсуждать семейные вопросы без эмоциональной реактивности или участия в треугольниках.

НАТАН АККЕРМАН

Натан Аккерман был практикующим психоанализ детским психиатром, который и в своей первооткрывательской работе с семьями остался преданным психоаналитическим корням. Хотя его фокус на интрапсихическом конфликте, возможно, и представляется менее инновационным, чем внимание группы Пало-Альто к коммуникации как к обратной связи, у него имелось обостренное чувство к общей организации семей. Семьи, говорил Аккерман, могут представлять собой видимость союза, но быть в основании эмоционально расколотыми на конкурирующие группировки. Это положение можно считать родственным психоаналитической модели личности, которая, несмотря на свою кажущуюся целостность, в действительности подразумевает конфликт, запущенный непримиримыми в своей борьбе влечениями и защитами.

Закончив ординатуру, совпавшую с периодом Великой депрессии, Аккерман становится сотрудником клиники Меннине-гра в г. Топика, штат Канзас. В 1937 г. он становится главным психиатром Детской воспитательной клиники. Сначала он придерживался схемы воспитательной работы с детьми, по которой ребенку предписывалось психиатрическое лечение, а матери - наблюдение социального работника, но с середины 1940 г. начал экспериментировать, закрепляя одного терапевта за ребенком и за матерью. В отличие от Боубли Аккерман пошел дальше использования этих совместных сессий как временную уловку: он пересмотрел всю концепцию психопатологии и стал воспринимать семью как базовую единицу для диагностики и лечения.

В 1955 г. Аккерман организовал первую сессию по семейной диагностике на собрании Американской ортопсихиатрической ассоциации. Здесь Джексон, Боуэн, Уинн и Аккерман узнали о

Майкл Николе, Ричард Шварц

существовании друг друга и объединились в понимании общих целей. Два года спустя Аккерман открыл Клинику психического здоровья семьи при Еврейской службе семьи в Нью-Йорке и начал преподавать в Колумбийском университете. В 1960 г. он основал Институт семьи, который был переименован в Институт Аккермана после его смерти в 1971 г.

В дополнение к своим клиническим инновациям Аккерман также опубликовал несколько важных статей и книг. Не ранее чем в 1938 г. он написал «Союз семьи» и сделал некоторые наброски к своей статье «Семейная диагностика: подход к дошкольникам» (Ackerman & Sobel, 1950) в ознаменование движения семейной терапии (Kaslow, 1980). В 1962 г. Аккерман совместно с Доном Джексоном основал первый журнал поля «Семейные процессы». Под редакционным руководством Джея Хейли (1962- 1969), Дональда Блоха (1969-1982), Карлоса Слуцки (1983- 1990), Питера Стейнгласса (1990-1998) и Кэрол Андерсон (1998 - настоящее время) «Семейные процессы» много лет остается лидирующим научным средством сообщения идей семейных терапевтов.

В то время как другие семейные терапевты принижали значение психологии личности, Аккермана всегда интересовала как внутренняя жизнь людей, так и то, что происходит между ними. Он никогда не забывал о чувствах, надеждах и желаниях. Фактически модель семьи у Аккермана походила на хорошо известную психоаналитическую модель; только вместо проблем сознательного и бессознательного он говорил о том, как семьи сталкиваются с некоторыми проблемами, избегая и отвергая другие, особенно те, которые подразумевают секс и насилие. Он рассматривал свою работу в качестве терапевта как нарушителя покоя, выносящего секреты семьи на свет.

В «Лечении проблемной семьи» (Akerman, 1966a) Аккерман показал свое пренебрежительное отношение к учтивости и притворству краткой клинической иллюстрацией. Семья из четырех человек пришла на терапию, когда война между одиннадцатилетней дочерью и шестнадцатилетним сыном зашла слишком далеко: девочка незадолго до этого угрожала брату мясным ножом. Отец, садясь, издал тяжелый вздох. Аккерман спросил его, почему он так вздыхает, и, когда тот сослался на усталость, отверг это, предположив, что здесь, вероятно, имеется другая причина. Тогда вмешалась его жена, возвестив, что у нее есть дневник, где зафиксированы все злодеяния каждого за неделю. Ее напор прекрасно дополнял снисходительную уступчивость мужа. Ошелом-

Состояние семейной терапии

ляющим ответом Аккермана был: «Вы запаслись записной книжкой? Так начинайте читать!»

Когда мать стала зачитывать свой отчет, Аккерман, догадавшись, что это обычное ее занятие, прокомментировал невербальное поведение отца: «Вы постукиваете пальцами». Это спровоцировало обсуждение того, кто что делает, которое мать постепенно взяла в свои руки и обратила в обвинительный акт в многочисленных невротичных привычках мужа. В этот момент вмешался с обвинением сын. Указав на мать, он сказал: «Она жалуется!» Мать, признав за собой этот небольшой промах, попыталась сменить тему. Но Аккерман не был расположен позволить ей так просто отделаться.

Оказалось, что жалобы матери возникали чаще всего тогда, когда она оказывалась в подчиненном положении. Отец сказал, что он расстраивается из-за ее прямых жалоб, но всегда отвлекается на детей, затевающих ссоры. Аккерман спросил: «Интересно, не вмешиваются ли они именно тогда, когда вы вдвоем собираетесь поговорить о своей интимной жизни?» Тогда отец поделился своими чувствами, когда, желая поцеловать жену, добивался от нее только упреков. «Тебе нужен противогаз», - сказал он ей. Дочь попыталась вмешаться, но Аккерман приказал ей сидеть спокойно, чтобы дать поговорить родителям.

Несколько минут спустя дети покинули сессию, и Аккерман приоткрыл дверь в спальню родителей. Сперва пара отыграла свой привычный паттерн: она обвиняла, а он замыкался. На сей раз жена жаловалась на то, что муж совсем не романтичен и она единственная, кто заботится о контрацепции и пользуется противозачаточным колпачком. Между тем муж пребывал в смиренном молчании. Эта пара прекрасно взаимодополняла друг друга: она - ведущий, он - ведомый. Но Аккерман вывел их из равновесия, шутливо поддразнив жену и спровоцировав мужа постоять за себя.

Хотя в описаниях постфактум всегда найдется место, чтобы обвинить терапевта в том, что он встал на чью-то сторону, нужно отметить, что в этом примере жена вряд ли почувствовала, что Аккерман критиковал или осаживал ее. Да и муж вряд ли подумал, что Аккерман пытается отстоять его перед женой. Скорее всего под конец сессии эта мрачная, недовольная пара начала смеяться и по достоинству оценила друг друга. Они увидели, что все больше отдаляются друг от друга и позволяют детям отвлекать себя. Таким образом, хотя работу Аккермана можно описать

Майкл Николе, Ричард Шварц

как по сути психоаналитическую, мы увидели здесь начальные усилия по реорганизации семейной структуры.

Аккерман рекомендовал, чтобы все, кто живет под одной крышей, присутствовали на семейных интервью. Он писал: «Очень важно вначале установить значимый эмоциональный контакт со всеми членами семьи, создать климат, в котором вы реально соприкасаетесь с ними и чувствуете их ответную реакцию» (Acker-man, 1961, с. 242). Установив контакт, Аккерман поощрял открытое и честное выражение чувств. Он был агентом-провокатором, побуждающим к откровениям и столкновениям - остроумный и всегда готовый засунуть свой нос в личные семейные дела.

Аккерман отмечал, что идентичность каждого человека выражается по-разному: через его индивидуальность, в качестве члена семейной субсистемы и в качестве члена семьи в целом. Чтобы точно определять эти компоненты идентичности, он был внимателен к коалициям, которые проявлялись в семейных интервью. Один из подобных признаков обнаруживался, когда семьи рассаживались в определенном порядке. Входя в кабинет консультанта, члены семьи обычно стремились разбиться на пары, так что образовывались группировки. Чтобы показать их более четко, Аккерман предлагал членам семьи затеять между собой разговор. Как только они начинали говорить друг с другом, было легче увидеть, как они эмоционально разделены и какие проблемы и запреты имеют место. Аккерман также уделял большое внимание невербальным сигналам, потому что считал, что замаскированные чувства передаются языком тела гораздо более красноречиво, чем словами.

Поддерживая честный эмоциональный обмен, Аккерман «щекотал защиты» членов семьи - его фраза, означающая провоцирование людей на раскрытие и выражение того, о чем они действительно думают. То, что считалось семейными секретами, говорил Аккерман, как правило, оборачивалось общим знанием, о котором просто никто не заговаривал. Однако, доверяя терапевту, семья раскрепощается и заговаривает более откровенно о том, о чем обычно не было желания говорить.

Поощряя семью ослабить эмоциональное напряжение, Аккерман сам вел себя непринужденно. Он свободно вставал то на сторону одних, то на сторону других представителей семьи. Аккерман не считал, что следует всегда или по возможности оставаться нейтральным и объективным; напротив, он полагал, что справедливый баланс в конце концов достигается движением туда-сюда, оказанием поддержки то одному, то другому члену

Состояние семейной терапии

семьи. Порой он был беззастенчиво прямолинейным. Если он полагал, что кто-то лжет, то так и говорил об этом. Критикам, которые считали, что такая прямота может вызвать слишком сильную тревогу, Аккерман возражал, что люди получают большее успокоение от честности, чем от лживой обходительности.

Аккерман рассматривал семейные проблемы как продукт конфликта. Он говорил, что конфликты внутри личности, между членами семьи, между семьями и обществом вообще следует выявлять и разрешать, если нужно залечивать психологические травмы. Конфликты между и внутри членов семьи связаны в систему замкнутой обратной связи; то есть интрапсихический конфликт поддерживает интерперсональный конфликт, и наоборот (Ackerman, 1961). Чтобы обратить симптоматийные нарушения, терапевт должен привести конфликт в открытую форму, в поле семейных интеракций, где могут быть найдены новые решения. Пока конфликт остается локализованным внутри личностей, считал Аккерман, психопатология останется фиксированной.

Несмотря на то что невозможно четко резюмировать вольный аккермановский подход, у него существуют ясные характерные признаки. Первый заключается в обязательной глубокой терапевтической убежденности и участии. Аккерман сам эмоционально глубоко вовлекался в семью, по контрасту, например, с Мюрреем Боуэном, который предупреждал терапевтов выдерживать некоторую дистанцию, чтобы не попасть в процесс триангуляции. Глубина также характеризует проблемы, на которых концентрировался Аккерман, - семейные аналоги некоторых конфликтов, чувств и фантазий, глубоко упрятанных в бессознательном человека. Психоаналитическая ориентация обострила в нем чуткость к скрытым темам в интерперсональном бессознательном семьи, а его провокационный стиль позволял ему помогать семьям вынести эти темы на свет дня.

Аккерман внес весомый вклад в семейную терапию: он был одним из первых, кто предположил возможным лечение целых семей и благодаря своей изобретательности и энергичности реально воплотил это. Не далее как в конце 1940-х гг. Аккерман указал, что терапия членов семьи по отдельности без рассмотрения конфигурации семьи часто бесполезна. В 1954 г. он рекомендовал обследовать целые семейные группы и выстраивать терапию согласно этим оценкам как для семейной группы, так и Для отдельных членов семьи.

Другое важное воздействие Аккерман оказал в качестве не-

Майкл Николе, Ричард Шварц

превзойденного мастера терапевтической техники. Он был одним из величайших гениев этого движения. Те, кто у него учился, все до единого ссылались на его чары клинициста. Он был динамичным катализатором - активным, открытым, прямолинейным и никогда - суровым или нерешительным. Он был вспыльчивым и эффективным. И не довольствовался кабинетным приемом, а рекомендовал визиты на дому и сам часто посещал семьи в домашней обстановке (Ackerman, 1966b).

Наконец, вклады Аккермана как педагога, - возможно, его важнейшее наследие. На восточном побережье его имя было синонимом семейной терапии на протяжении всех 1960-х годов. Среди тех счастливцев, кто учился у него, был Сальвадор Мину-хин, который открыто признает свой долг гению Аккермана.

Аккерман всегда настаивал, что терапевт должен быть эмоционально вовлеченным в работу с семьей и использовать конфронтацию, чтобы привести скрытые конфликты к открытой дискуссии. Как терапевту спровоцировать откровенное раскрытие? Аккерман делал это, акцентируясь на избегании и эмоциональном мошенничестве («щекотание защит»), бросая вызов штампам и препятствуя бесплодным спорам о вещах, не имеющих особого значения. Техники Аккермана предполагают, что он был несколько более озабочен содержанием семейных конфликтов, чем процессом того, как члены семьи справляются с ними, и более заинтересован семейными секретами (особенно теми, которые подразумевают секс и агрессию), чем семейной структурой и паттернами коммуникации. Возможно, наиболее бессмертный вклад Аккермана - это его последовательный акцент на отдельных личностях и целых семьях; он никогда не терял из виду личность в системе.

КАРЛ ВИТАКЕР

Даже среди многочисленных упрямых и колоритных персонажей - основателей семейной терапии - Карл Витакер выделяется как самый дерзкий. Он считал людей с психологическими проблемами теми, кто чурается чувств и цепляется за безжизненные шаблоны (Whitaker & Malone, 1953). Витакер накалял страстную эмоциональную атмосферу. Его «Психотерапия абсурда» (Whitaker, 1975) представляет собой смесь теплого участия и непредсказуемых эмоциональных провокаций, предназначенных

Состояние семейной терапии

для подготовки людей к соприкосновению с собственным опытом на более глубоком, личностном уровне.

Принимая во внимание дерзкий и изобретательный подход Витакера к индивидуальной терапии, неудивительно, что он стал одним из первых, кто порвал с психиатрическими традициями ради экспериментов с семейной терапией. В 1943 г. он и Джон Уоркентин, работая в Оак-Ридз, штат Теннесси, начали включать в свое пациентское лечение супругов и детей. Витакер также стал пионером использования котерапии, полагая, что поддерживающий партнер помогает свободному терапевту реагировать спонтанно, без опасения несдержанного контрпереноса.

В 1946 г. Витакер возглавляет факультет психиатрии университета Эмори, где объединяется с Уоркентином и Томасом Ма-лоном. Они продолжают экспериментировать с лечением семей, особенно интересуясь шизофрениками и их семьями. Витакер организовывает ряд конференций, которые в конечном счете приводят к главной встрече движения семейной терапии. В 1946 г. Витакер, Уоркентин и Малон начали дважды в год проводить конференции, в течение которых рассматривали и обсуждали работу друг друга с семьями. Группа сочла эти сессии чрезвычайно полезными, и с тех пор взаимные наблюдения с использованием одностороннего зеркала стали одним из отличительных признаков семейной терапии.

В 1953 г. Витакер приглашает Джона Розена, Альберта Шиф-лена, Грегори Бейтсона и Дона Джексона поучаствовать в происходящей раз в полгода конференции, посвященной семьям, проходившей в тот год в Си-Айленде, штат Джорджия. Каждый демонстрировал собственный подход к одной и той же семье, в то время как другие наблюдали и в заключение объединялись в групповых дискуссиях и анализе. Взаимное обогащение идеями становилось важной особенностью движения семейной терапии. Некоторая открытость, которая приводила семьи в терапевтический кабинет, побуждала и семейных терапевтов делиться своей работой с коллегами при помощи видеозаписей и живых демонстраций.

В 1955 г. Витакер ушел в отставку из Эмори и начал частную практику с Уоркентином, Малоном и Ричардом Фелдером. Он и его партнеры по Психиатрической клинике в Атланте разработали «эмпирическую» форму психотерапии, используя в семейной, индивидуальной, групповой и супружеской терапии ряд чрезвычайно провокационных техник, сочетающихся с силой их личностей (Whitaker, 1958).

Майкл Николе, Ричард Шварц

В 1965 г. Витакер покинул Атланту, чтобы стать профессором психиатрии в университете Висконсина, где проработал вплоть до своей отставки в 1982 г. После этого он полностью посвятил себя терапии семей и ездил по всему миру с собственными семинарами. Ближе к концу 1970-х гг. Витакер, по-видимому, смягчился и добавил больше понимания семейных динамик к своим необдуманным вмешательствам. В процессе этот прежний дикарь семейной терапии стал одним из уважаемых деятелей движения. После смерти Витакера в апреле 1995 г. поле будто бы осиротело.

На заре движения семейной терапии Витакер был менее известным, чем многие другие терапевты первого поколения. Возможно, это было связано с его атеоретической позицией. Тогда как Джексон, Хейли и Боуэн разрабатывали увлекательные и легкие для понимания теоретические концепции, Витакер всегда отказывался от теории, предпочитая творческую спонтанность. Поэтому его работа была менее доступной для обучения, чем работа его коллег. Тем не менее среди равных себе он всегда был уважаемой фигурой. Те, кто понимал, что происходит в семьях, видел, что в его безумии есть система.

Витакер умышленно создавал напряжение, докучая и пикируясь с семьями, будучи убежденным, что стресс необходим для изменений. По нему никогда нельзя было сказать, что он имеет четкую стратегию, и он не прибегал к предсказуемым техникам, предпочитая, как он говорил, позволять своему бессознательному подгонять терапию (Whitaker, 1976). Хотя его работа выглядела совершенно спонтанной, даже временами вопиюще спонтанной, у нее имелись твердые базовые качества. Все его вмешательства поощряли гибкость. Он не делал слишком многого, чтобы продвинуть семьи к изменениям в конкретных направлениях, когда бросал им вызов и хитростью добивался их раскрытия, - чтобы они могли в большей мере стать самими собой и прийти к большему удовлетворению.

АЙВЕН БОЖОРМЕНИЙ-НЕГИ

Айвен Божормений-Неги, пришедший в семейную терапию из психоанализа, был одним из плодотворных мыслителей движения с самых первых его дней. В 1957 г. он основал Восточно-Пенсильванский психиатрический институт (ВППИ) в Филадельфии как центр для исследований и обучения. Уважаемый

Состояние семейной терапии

научный клиницист и умелый администратор, Божормений-Неги был способен притягивать талантливых коллег и студентов. Среди них были Джеймс Фрамо, один из немногочисленных психологов на заре движения семейной терапии; Дэвид Рубинштейн, психиатр, который впоследствии разработал отдельную учебную программу по семейной терапии, и Джеральдина Спарк - социальный работник, которая сотрудничала с Божормений-Неги в качестве котерапевта, содиректора союза и соавтора «Незримой привязанности» (Boszormenyi-Nagy & Spark, 1973). К этой группе присоединился Джеральд Зак, психолог, который разработал «триадический в основании» подход к семейной терапии (Zuk, 1971). В триадической в основании семейной терапии терапевт начинает как посредник, но затем принимает чью-либо сторону, чтобы ликвидировать сильные группировки в семье. Согласно Заку (Zuk, 1971, р. 73), «продуманно принимая чью-либо сторону, терапевт может пошатнуть баланс в пользу более продуктивных отношений или во всяком случае подорвать хронические паттерны патогенных отношений».

В 1960 г. в ВППИ из Темпльского университета переходит Альберт Шифлен и присоединяется к Рею Бердвистеллу для изучения языка тела в психотерапии. Росс Спек, который учился в ординатуре по психиатрии в начале 1960-х гг., разработал совместно с Кэролайн Аттнив «сетевую терапию», расширившую контекст лечения далеко за пределы нуклеарной семьи. В этом подходе для участия на терапевтических сессиях приглашается как можно больше людей, связанных с пациентом. Часто собираются до пятидесяти человек, включая членов семьи и родственников, друзей, соседей и учителей, приблизительно на три четырехчасовые сессии, возглавляемые минимум тремя терапевтами, чтобы обсудить, как поддержать пациента и помочь ему измениться (Speck & Atteneave, 1973).

В дополнение к поручительству и поддержке студентов и коллег Божормений-Неги внес большой вклад в изучение шизофрении (Boszormenyi-Nagy, 1962) и семейную терапию (Boszormenyi-Nagy, 1966, 1972; Boszormenyi-Nagy & Spark, 1973). Божормений-Неги представлял себя как бывший аналитик, оценивший по достоинству секретность и конфиденциальность, который стал семейным терапевтом, борющимся с патологическими силами в открытую. Один из его главных вкладов - добавление этической составляющей к терапевтическим целям и техникам. Согласно Божормений-Неги, ни принцип удовольствия-боли, ни трансакциональная своевременность не являются достаточ-

Майкл Николе, Ричард Шварц

ными проводниками к человеческому поведению. Наоборот, он считал, что члены семьи должны основывать свои взаимоотношения на доверии и преданности и балансировать между правами и обязательствами.

В 1980 г., после того как тысячи специалистов прошли обучение в ВППИ, власти штата Пенсильвания внезапно закрыли институт. Божормений-Неги и несколько его коллег сохранили связь с соседней Медицинской школой при Хонманнском университете, но критическая масса была утеряна. Поэтому впоследствии Божормений-Неги продолжал совершенствовать собственный подход, контекстуальную терапию, которая является одним из тщательно продуманных и недооцененных подходов к семейной терапии.

САЛЬВАДОР МИНУХИН

Первое внезапное появление Минухина на сцене вылилось в блистательную клиническую драму, которая пленила публику. Этот неотразимый мужчина с элегантным латинским акцентом соблазнял, провоцировал, издевался или озадачивал семьи, заставляя их изменяться. Но даже легендарная склонность Минухина к драматизациям не имеет того электризующего импульса элегантной простоты, которая характерна для его структурной модели.

Родившийся и выросший в Аргентине, Минухин начал карьеру семейного терапевта в начале 1960-х гг., когда открыл два паттерна, характерных для большинства неблагополучных семей: одни из них «спутываются» - выстраивают хаотичные и прочные взаимосвязи; другие «выпутываются» - обособляются и внешне разобщаются. В обоих типах семей авторитарные роли выполняются неудовлетворительно. Спутавшиеся родители слишком смешиваются с детьми, чтобы сохранять лидерство и выполнять контроль; выпутавшиеся родители слишком дистанцируются, чтобы обеспечивать эффективную поддержку и руководство.

Семейные проблемы прочны и устойчивы к изменениям, потому что вплетены в сильные, но невидимые невооруженным взглядом структуры. Возьмем, к примеру, мать, тщетно уговаривающую своего упрямого ребенка. Она может ругаться, наказывать, обещать луну с неба или пытаться быть терпеливой, но, пока она «спутана» или чрезмерно увлечена своим ребенком, ее усилия будут тщетны, потому что она лишена авторитета. Более

100

Состояние семейной терапии

того, поскольку поведение одного члена семьи всегда взаимосвязано с поведением остальных, матери будет трудно отстраниться, поскольку ее муж (отец ребенка) выпутан.

Семейная система, такая, как семья, является структурированной, поэтому попытки к изменению правил представляют собой то, что семейные терапевты называют «изменением первого порядка», изменение внутри системы, которая сама при этом остается прежней. Если мать в приведенном примере начнет практиковать строгую дисциплину, это будет изменением первого порядка. Спутавшаяся мать хватается за иллюзию альтернатив. Она может быть строгой или мягкой - результат будет одинаковым, потому что она остается в капкане треугольника. Поэтому нужны «изменения второго порядка» - изменения в самой системе. Именно ради того, чтобы выяснить, как вызывать такие изменения, терапевты со всего мира толпами стекались на семинары Минухина.

Сначала Минухин работал над своими идеями, одновременно занимаясь проблемой преступности среди несовершеннолетних в Вильтвикской школе для мальчиков в Нью-Йорке. Семейная терапия с семьями из городских трущоб была новым направлением работы, и публикация его идей (Munuchin, Montalvo, Guerney, Rosman & Schumer, 1967) стала причиной того, что в 1965 г. его пригласили возглавить Детскую воспитательную клинику в Филадельфии. Минухин взял с собой Браулио Монтальво и Берниса Розмана, а в 1967 г. они объединились с Джеем Хейли. Вместе они трансформировали традиционную детскую воспитательную клинику в один из самых больших центров семейной терапии.

Первым заметным достижением Минухина в Филадельфийской клинике стала уникальная программа среднего специального образования по специальности семейных терапевтов для членов местного черного сообщества. Причина для этих особых усилий заключалась в том, что культурные отличия могли серьезно затруднить белому терапевту, представителю среднего класса, процесс установления контактов с городскими афро- и латиноамериканцами.

В 1969 г. Минухин получил грант для запуска интенсивной двухгодичной учебной программы, в которой он, Хейли, Монтальво и Розман разработали высокоэффективный подход к обучению, так же как и одну из наиболее значимых систем семейной терапии. Согласно Хейли, одно из преимуществ в обучении специальности семейного терапевта людей без предварительного

101

Майкл Николе, Ричард Шварц

клинического опыта заключалось в том, что им не приходилось забывать усвоенное прежде и, следовательно, сопротивляться системному мышлению. Минухин и Хейли стремились воспользоваться этим, разработав подход с наименьшим возможным количеством теоретических концепций. Концептуальная элегантность стала одной из отличительных черт «структурной семейной терапии».

Главными особенностями обучения были практический опыт, интерактивная супервизия и расширенное использование видеозаписей. Минухин считал, что обучаться специальности терапевта лучше всего через опыт. Только после наблюдения за несколькими семьями, полагал он, терапевты становятся готовыми оценить по достоинству и применить тончайшие элементы системной теории.

Техники структурной семейной терапии сводились к двум общим стратегиям. Первая - терапевт должен приспособиться к семье, чтобы «присоединиться» к ней. Если бросать вызов предпочитаемой семьей схеме установления отношений, сопротивление с ее стороны гарантировано. Но если вместо этого терапевт начнет с попыток понять и принять семью, то она скорее всего примет лечение. (Ни один жаждущий не примет совета от кого-то, если почувствует, что на самом деле не понят.) Как только происходит это первичное присоединение, структурный семейный терапевт начинает использовать реструктурирующие техники. Эти активные приемы задумывались для того, чтобы разрушить дисфункциональные структуры путем укрепления размытых границ и ослабления жестких (Minuchin & Fischman, 1981).

В 1970-х гг. под руководством Минухина Филадельфийская детская воспитательная клиника стала лидирующим мировым центром семейной терапии и обучения. Уход с поста директора в 1975 г. освободил Минухина для занятия его основным увлечением - лечением семей с психосоматическими заболеваниями, особенно тех, в составе которых имелись больные с анорексией (Minuchin, Rosman & Baker, 1978).

В 1981 г. Минухин переехал в Нью-Йорк и основал Корпорацию по изучению семьи, где увлеченно занимался обучением семейных терапевтов со всего мира и выполнял свои гражданские обязательства по восстановлению социальной справедливости, работая в системе воспитания приемных детей. Он также продолжал выпускать самые влиятельные книги этого поля. Его «Семья и семейная терапия», вышедшая в 1974 г., стала самой

102

Состояние семейной терапии

популярной книгой в истории семейной терапии, а «Лечение семьи» 1993 г. и поныне остается одним из самых глубокомысленных и прогрессивных описаний лечения, когда-либо сделанных терапевтом. В 1996 г. доктор Минухин, отойдя от дел, уединился вместе с женой Патрицией в Бостоне.

ДРУГИЕ ПЕРВЫЕ ЦЕНТРЫ СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

В Нью-Йорке Израэл Цверлинг (прошедший анализ у Натана Аккермана) и Мерилин Мендельсон (прошедшая анализ у Дона Джексона) организовали при Медицинском колледже Альберта Эйнштейна и Бронкском государственном госпитале отделение по изучению семьи. В 1964 г. его директором был назначен Эндрю Фербер, а позже там появился Филип Горин, протеже Боу-эна. Натан Аккерман служил в отделении в качестве консультанта, и группа собрала внушительный коллектив семейных терапевтов разнообразных ориентации, включая Криса Билза, Бетти Картер, Монику Орфанидис (ныне Мак-Голдрик), Пегги Пэпп и Томаса Фогарти.

В 1970 г. Филип Горин стал учебным директором Отделения по изучению семьи и в 1972 г. учредил заочную программу обучения в Весчестере. Вскоре после этого, в 1973 г., он основал Центр по изучению семьи, где разработал одну из самых лучших в стране программ обучения семейной терапии.

В Галвестоне, штат Техас, Роберт Мак-Грегор и его коллеги разработали «терапию множественного воздействия» (MacGre-gor, 1967). Это произошло по принципу «голь на выдумку хитра». Клиника Мак-Грегора обслуживала многочисленное население, широко рассеянное по юго-востоку Техаса, и многим из них приходилось преодолевать сотни миль, чтобы попасть к нему на прием. Поэтому большинство этих людей были неспособны посещать еженедельные сеансы. Таким образом, чтобы оказывать максимальное воздействие за короткое время, Мак-Грегор стал собирать большую команду специалистов, интенсивно работающих с семьями в течение двух полных дней. Команда психологов, социальных работников, психиатрических ординаторов и стажеров встречалась с семьями в единой группе и в различных подгруппах; между сессиями терапевтическая команда обсуждала свои результаты и совершенствовала стратегии вмешательст-

103

Майкл Николе, Ричард Шварц

ва. Хотя мало семейных терапевтов используют подобные марафонские сеансы, командный подход продолжает быть одним из отличительных признаков поля.

В Бостоне два наиболее значимых ранних вклада в семейную терапию были произведены в экзистенциально-эмпирическом крыле движения. Норман Пол создал подход, названный им «операциональная скорбь», предназначенный для того, чтобы раскрывать и выражать неразрешенную печаль. Согласно Полу, этот катарсический подход полезен почти для всех семей, а не только для тех, которые перенесли недавнюю потерю.

Фрэд и Банни Дул открыли Бостонский институт семьи, где создали «интегративную семейную терапию». Вместе с Дэвидом Кантором и Сэнди Уотанаб Дулы объединили идеи из нескольких теорий семьи и добавили ряд экспрессивных методов, включая семейную скульптуру.

В Чикаго тоже были влиятельные центры молодой семейно-терапевтической сцены - Институт семьи и Институт исследований детства и юношества. В Институте семьи Чарльз и Ян Крамеры разработали клиническую учебную программу, к которой позже присоединилась и Медицинская школа при Северо-Западном университете. Институт исследований детства и юношества тоже учредил программу обучения под руководством Ирва Борстейна с Карлом Витакером в качестве консультанта.

Натан Эпштейн с коллегами, начавшие свою деятельность на психиатрическом факультете в Университете Мак-Мастера в Гамильтоне, Онтарио, разработали проблемно-фокусированный подход (Epstein, Bishop & Baldarin, 1981). «Мак-мастерская модель семейного функционирования» проходит шаг за шагом - разъясняя проблему, собирая данные, рассматривая варианты для решения и оценивая учебный процесс - к оказанию помощи семье в понимании своих интеракций и строится на их вновь приобретенных навыках совладания с проблемами. Позже Эпштейн перебрался в Броуновский университет в Провиденсе, Род-Айленд.

Важные ранние достижения в семейной терапии за пределами Соединенных Штатов включают: использование Робином Скиннером (Skynner, 1976) психодинамической семейной терапии в Институте семейной терапии в Лондоне; систему семейной диагностики британского психиатра Джона Хоувеллса (Но-wells, 1971) как обязательный этап планирования терапевтического вмешательства; интегративные усилия Хелма Штайрлина

104

Состояние семейной терапии

(Stierlin, 1972), Западная Германия, объединившего психодинамические и системные идеи для достижения понимания и лечения проблемных подростков; работу с семьями в начале 1970-х Маурицио Андольфи из Рима и основание им в 1974 г. Итальянского общества семейной терапии и работу Мары Сельвини Па-лаццоли и ее коллег, которые в 1967 г. основали Институт изучения семьи в Милане.

В заключение этого раздела упомянем заслуги Кристиана Миделфорта. Даже более, чем в случае с Джоном Бэллом, первооткрывательская работа Миделфорта в семейной терапии очень долго не получала признания. Он начал лечить семьи госпитализированных пациентов в начале 1950-х гг., обнародовав, возможно, первый доклад по семейной терапии на профессиональном собрании Американской психиатрической ассоциации в 1952 г. и опубликовав одну из первых полноценных книг этой области в 1957 г. Тем не менее, как штатный психиатр в Ла-Корсе, Висконсин, он оставался изолированным от остального движения семейной терапии. Только недавно его усилия первооткрывателя все же получили признание (Borderick & Schrader, 1991). Метод лечения семей по Миделфорту базируется на модели групповой терапии и сочетает психоаналитические идеи с техниками поддержки и стимуляции. Сначала его интересовало консультирование членов семьи с целью идентификации пациента, но постепенно он пришел к системной точке зрения и рассматривал семью в качестве пациента. Его техника, описанная в главе 3, поощряет членов семьи обеспечивать друг друга любовью и поддержкой, которую сначала дает им терапевт.

Теперь, когда вы увидели, как рождалась семейная терапия одновременно в нескольких местах, кто является ее основоположниками и каковы некоторые идеи, которые изменили не просто то, как мы лечим людей, но и весь подход к пониманию человеческого поведения, мы надеемся, вы не прошли мимо одной вещи: это чрезвычайно волнительно - наблюдать, как людское поведение приобретает смысл в контексте семьи. Встречи с семьями в первое время подобны выходу на свет из темной комнаты. Это волнение и было тем, что инспирировало создание семейной терапии сорок лет назад, и это же волнение доступно и вам, когда вы оказываетесь лицом к лицу с семьей сегодня. Некоторые вещи становятся ясными очень быстро.

105

Майкл Николе, Ричард Шварц

Золотой век семейной терапии

Семейные терапевты первого десятилетия, совсем как новички во дворе, были полны энтузиазма и бравады. «Глянь-ка на это!» - казалось, говорили Хейли, Джексон, Боуэн и другие, когда обнаруживали, насколько поразительно вся семья задействована в симптомах одного пациента. Эти целители нового стиля были пионерами, занятыми открытием новых территорий и их отгораживанием от недружественной прослойки психиатрического истеблишмента. Но разве можно винить их в этом, если казалось, что эти энтузиасты надсмехались над аксакалами психиатрии, чья реакция на их нововведения была: «Так делать нельзя!»

Борясь за легитимность, семейные клиницисты подчеркивали общие убеждения и сглаживали свои расхождения. Проблемы, соглашались они, зреют в семьях. Но если девиз 1960-х был «Глянь-ка на это!» - выделяющий общий скачок понимания, ставший возможным благодаря рассмотрению целых семей вместе, - объединяющий клич 1970-х стал «Глянь-ка, что я могу!» - совсем как новички, отвоевавшие собственную территорию и потрясающие мускулатурой.

В период с 1970-го по 1985 г. произошел расцвет известных школ семейной терапии, когда первооткрыватели учреждали учебные центры и разрабатывали содержания своих моделей. Три лидирующие парадигмы - эмпирическая, психоаналитическая и поведенческая семейная терапии - произошли от подходов к лечению отдельных пациентов, в то время как другие три наиболее прославленных подхода к семейной терапии - структурный, стратегический и боуэновский - стали уникальными продуктами системной революции.

Лидирующим подходом к семейной терапии в 1960-х гг. была коммуникативная модель, разработанная в Пало-Альто. Книгой десятилетия стала «Прагматика человеческой коммуникации» - текст, который подготовил людей к идее семейной терапии (и навел некоторых на убеждение, что ее прочтение сделало их семейными терапевтами). Моделью 1980-х гг. стала стратегическая терапия, а книги десятилетия описали три наиболее жизненных подхода: «Изменение» Вацлавика, Уикленда и Фиша1; «Терапия, решающая проблемы» Джея Хейли и «Парадокс и контрпарадокс» Мары Сельвини Палаццоли и ее Миланской

Изданная в 1974 г., эта книга и ее продолжение «Тактики изменения» наиболее активно читались и осмыслялись в 1980-х.

106

Состояние семейной терапии

группы. 1970-е принадлежали Сальвадору Минухину. Его «Семьи и семейная терапия» и описанная в ней простая, но все же неотразимая модель семейной структуры захватили десятилетие.

Структурная теория, по-видимому, предложила именно то, что искал потенциальный семейный терапевт: простой, но выразительный способ описания семейной организации и набор прямых шагов к лечению. Идеи, представленные в «Семьях и семейной терапии», были настолько неотразимы и настолько ясны, что казалось, все, что от вас требуется, это трансформировать семейства, присоединившись к ним, составить карту их структуры, а после сделать то, что делал Сальвадор Минухин, чтобы вывести их из равновесия. А вот здесь и появлялось затруднение.

Несмотря на открытость структурной семейной терапии и легкость ее описания, на деле оказалось, что даже после того, как вы присоединяетесь к семье и вычисляете ее структуру, говорить об изменении этой структуры проще, чем действительно изменить ее. Мы могли бы спросить задним числом, продуктом чего была впечатляющая сила минухинского подхода - метода или личности? (Ответ, вероятно, - и того и другого понемногу.) Но в 1970-х гг. широко распространенное мнение, что структурной семейной терапии можно легко научиться, притягивало людей со всех континентов на учебу туда, что в течение десятилетия было Меккой семейной терапии: в Филадельфийскую детскую воспитательную клинику.

Филадельфийская детская воспитательная клиника в пору своего расцвета (конец 1960-х - начало 1980-х гг.) была одной из самых больших и наиболее престижных клиник психического здоровья в мире. Кроме Минухина, учебный факультет включал в себя Браулио Монтальво, Джея Хейли, Берниса Розмана, Гарри Эпонта, Картера Умбаргера, Марианну Уолтере, Чарльза Фиш-мана, Клу Маданес и Стефена Гринштейна, а также клинический штат свыше трех сотен человек. Если вы хотели стать семейным терапевтом, то более подходящего места для этого было не сыскать.

Хотя трудно представить, что успех большой организации зависит от одной-двух ключевых фигур, Филадельфийская детская воспитательная клиника утратила свою исключительность в 1980-х после отставки Минухина с поста директора и ухода Хейли и Монтальво. К концу того десятилетия структурная семейная терапия, которая к тому времени представляла истеблишмент семейной терапии, подверглась атаке ряда проблем, которые мы обсудим в главе 10. Но еще прежде, чем феминистская и

107

Майкл Николе, Ричард Шварц

постмодернистская критика оказали свое громадное воздействие, новый лечебный брэнд занял центральное положение в семейной терапии. 1980-е гг. стали десятилетием стратегической терапии семьи.

Стратегическая терапия, процветающая в 1980-х гг., была сосредоточена в трех уникальных творческих группах: группе краткосрочной терапии в ИПИ, включая Джона Уикленда, Пола Вацлавика и Ричарда Фиша; у Джея Хейли и Клу Маданес, содиректоров Института семейной терапии в Вашингтоне, и у Мары Сельвини Палаццоли и ее коллег в Милане. Но ведущее влияние на десятилетие стратегической терапии было оказано Милтоном Эриксоном, хотя и посмертно.

Гением Эриксона очень восхищались и много подражали. Семейные терапевты стали идолизировать Эриксона точно так же, как детьми идолизировали капитана Марвела1. Мы маленькие, а мир большой, но мы мечтали стать героями - достаточно сильными, чтобы побеждать, или достаточно умными, чтобы обхитрить всех, кого мы боялись. Мы приходили домой с субботних представлений, по макушку накачанные впечатлениями, вынимали свои игрушечные мечи, надевали волшебные накидки-и вперед! Мы становились супергероями. Мы были совсем детьми и потому не утруждали себя переводом волшебной силы своих героев на собственный язык: мы просто полностью их копировали. К сожалению, многие из тех, кто стали звездами, вдохновившись легендарными терапевтическими историями Эриксона, поступали точно так же. Вместо того чтобы пробовать понять принципы, на которых они были основаны, слишком многие терапевты лишь пытались подражать его «необыкновенным техникам». Чтобы стать компетентным терапевтом любого типа, нам следует держаться на психологическом расстоянии от мастеров высшего порядка - Минухиных, Милтонов Эриксо-нов, Майклов Уайтов. Иначе мы заканчиваем мимикрией под магию их методов, а не пониманием сущности их идей.

Акцентирование Эриксона на общих, даже неосознанных, естественных способностях иллюстрируется его принципом утилизации - использование языка клиента и предпочтительных способов наблюдения для минимизации сопротивления. Взамен анализа и интерпретации дисфункциональных динамик была видвинута идея, согласно которой клиенты становились активными и подвижными. Эриксон полагал, что происходящее за

1 Герой популярного в Америке комикса, супермен. - Прим. ред.

108

Состояние семейной терапии

пределами кабинета консультанта движение значимо, и поэтому активно пользовался предписаниями, которые следовало выполнять между сеансами. Таким предписаниям, или «директивам», предстояло стать фирменным знаком стратегического подхода Джея Хейли.

Стратегические директивы Хейли были столь привлекательными за счет того, что представляли собой замечательный способ обретения власти и контроля над людьми - ради их же блага, - лишенный элемента фрустрации, который типичен для попыток убедить кого-то сделать что-то правильное. (Проблемы, конечно же, отчасти заключаются в том, что большинство людей заранее знают, что для них хорошо. Но тяжелее всего сделать это.) Так, например, в случае больной булимией стратегическая директива для ее семьи заключалась в том, чтобы накрыть общий стол, подав к нему жареного цыпленка, французское жаркое, булочки и мороженое. Затем, под наблюдением семьи, пациентке следовало руками смешать всю еду, отобразив в символической форме, что происходит у нее в животе. После того как еда будет доведена до однородного мессива, она должна забить ею унитаз. Затем, когда унитаз засорится, ей следовало попросить кого-то из членов семьи, что больше всего ее возмущало, прочистить его. Эта задача отображала в символической форме не только то, что больная булимией делает с собой, но и то, чему она подвергает свою семью (Madanes, 1981).

Эти удачные вмешательства были столь привлекательными, что им много подражали, к сожалению, часто недооценивая базисные принципы, лежащие в их основании. Люди.настолько увлекались творческими директивами, что зачастую теряли из виду эволюционную схему Хейли и акцентировались на иерархической структуре.

Стратегический лагерь дополнил творческий подход Эрик-сона к решению проблем простой схемой для понимания того, как семьи застревают в своих проблемах. Согласно модели ИЛИ, проблемы возникают и сохраняются из-за неправильного обращения с обычными жизненными трудностями, необязательно вызванными дисфункциональными людьми или системами. Когда из-за этого люди застревают на однообразных решениях, исходная трудность становится проблемой. Они будто бы действуют, извратив принцип старой народной мудрости: «Не получилось в первый раз - получится в сотый».

Работа терапевта заключается в том, чтобы вычислить, что люди предпринимают со своими трудностями, оставаясь на пла-

109

Майкл Николе, Ричард Шварц

ву, а затем изобрести стратегию, чтобы заставить их действовать по-другому. Проблемы решаются путем прерывания проблемно-поддерживающих интеракций и перевода на нужный курс. Идея заключается просто в организации сдвига на 180 градусов от предпринимаемых решений клиента.

Наибольшее внимание привлекли вмешательства в виде симптомных предписаний, или парадоксальные предписания. Почему бы и нет? Это забавно (и их скрытая снисходительность не очевидна сразу). Суть не в том, чтобы действительно вызвать симптом, а в том, чтобы полностью изменить предпринимаемое решение. Если человек с излишком веса безуспешно пытается соблюдать диету, за просьбой к нему перестать ограничивать себя в продуктах, без которых ему так трудно обходиться, лежит идея просто заставить его делать что-то другое; это и есть сдвиг на 180 градусов в предпринимаемом решении. Является вмешательство парадоксальным или нет - не столь важно. Техника направлена на изменение предпринимаемого решения. Держа в голове основной принцип, а не цепляясь за мнимое новшество того, что в конце концов является той же психологией, только наоборот, можно прийти к более эффективной альтернативе. Вместо того чтобы пытаться прекратить есть, этот человек, возможно, воодушевится на то, чтобы начать действовать. (Перестать что-то делать всегда тяжелее, чем начать делать что-то другое.)

Хотя концептуализация и работа со случаями осуществлялась прежде всего с поведенческой точки зрения, стратегический терапевт в технике «рефрейминг» вводил и когнитивное измерение. Как сказано у Шекспира, «нет ничто ни хорошего, ни плохого. Это размышления делают все таковым». Рефрейминг предполагает переопределение того, как семья описывает проблему, чтобы сделать ее более доступной для решения. Например, проще иметь дело с ребенком, который «отказывается идти в школу», чем с тем, у которого «школофобия».

Миланская группа выросла на пионерских идеях ИПИ, особенно на идее терапевтического использования двойной связи, или того, что они назвали «контрпарадоксом». Возьмем пример из «Парадокса и контрпарадокса» (Selvini Palazzoli, Boscolo, Cec-chin & Prata, 1978). Авторы описывают использование контрпарадоксального подхода к шестилетнему мальчику и его семье. В конце сессии семье было зачитано письмо от команды наблюдения. Маленького Бруно хвалили за потрясающее поведение в защиту отца. Благодаря тому, что мальчик отнимал у матери все ее время своими спорами и вспышками раздражения, он велико-

110

Состояние семейной терапии

душно предоставлял отцу больше времени для работы и расслабления. Бруно рекомендовалось продолжать вести себя и дальше точно так же, чтобы, не дай бог, не разрушить этого удобного соглашения.

Стратегический подход апеллировал к прагматизму. Жалобы, которые приводили людей к терапии, рассматривались как известная проблема, а не как симптоматика некоего подразумеваемого расстройства. Используя кибернетическую метафору, стратегические терапевты брали за исходную точку то, как семейные системы регулируются негативной обратной связью. Они добивались заметных результатов, просто разрушая интеракции, которые окружали и поддерживали симптомы. То, из-за чего терапевты в конечном счете потеряли интерес к этому подходу, было их искусство игры. Рефрейминг зачастую был очевидно манипулятивным. Результат был иногда подобен наблюдению за неуклюжим фокусником - вы могли заметить, как он подтасовывает карты. «Позитивная связь» (за счет положительной мотивации) была зачастую столь же искренней, как улыбка продавца автомобилей, а используемый способ «парадоксальных вмешательств» обычно был не более чем механическим применением обратной психологии.

Тем временем, пока популярность структурного и стратегического подходов поднялась и упала, четыре другие модели семейной терапии спокойно процветали. Никогда в действительности не занимая центрального положения, эмпирическая, психоаналитическая, поведенческая и боуэновская модели росли и преуспевали. Хотя эти школы так и не достигли в семейной терапии модного статуса, каждая из них произвела влиятельные клинические усовершенствования, которые будут подробно рассмотрены в последующих главах.

Оборачиваясь назад, трудно передать то волнение и оптимизм, которые питали семейную терапию в золотой век. По всей стране открывались учебные центры, на рабочих семинарах яблоку негде было упасть, а лидерам движения рукоплескали не хуже, чем рок-звездам. Активные и убедительные интервенты, они заражали своей самоуверенностью. Минухин, Витакер, Хей-ли, Маданес, Сельвини Палаццоли - все они, казалось, выходили за рамки привычных форм разговорной терапии. Молодым терапевтам необходимо вдохновение, и они находили его. Они учились у мастеров, и мастера становились легендой.

Где-то в середине 1980-х гг. наступила реакция. Несмотря на оптимистические прогнозы, эти активизирующие подходы не

111

Майкл Николе, Ричард Шварц

всегда срабатывали. И тогда поле отомстило тем, кого идеализировало, поставив их на место. Возможно, всем наскучила мани-пулятивность Хейли или то, что Минухин иногда казался больше начальником, чем гением. Семейные терапевты восхищались их креативностью и пытались ее копировать, но творчество не поддается копированию.

К концу десятилетия лидеры главных школ устарели, их влияние ослабло. Что когда-то казалось героическим, теперь представлялось агрессивным и подавляющим. Ряд проблем - феминистская и постмодернистская критика, возрождение аналитических и биологических моделей, волшебное средство «прозак»1, успех программ восстановления, подобных Анонимным Алкоголикам, безобразные факты избиения жен и жестокого обращения с детьми, которые поставили под вопрос мнение, что семейные проблемы - всегда продукты взаимоотношений, - все это поколебало наше доверие к моделям, которые мы считали истинными и принимали за рабочие. Мы подробнее рассмотрим эти проблемы в последующих главах.

Резюме

Как мы видели, семейная терапия имеет короткую историю, но длинное прошлое. Много лет терапевты сопротивлялись идее о наблюдении членов семьи пациента, оберегая тайну пациента - терапевтические отношения. (То, что это соглашение утаивало также стыд, связанный с психологическими проблемами, как и миф об индивиде как герое, не замечалось или по крайней мере не упоминалось.) Фрейдисты исключали реальную семью, чтобы раскрывать бессознательное, интроецированное семьей; роджериане держали семью на расстоянии, чтобы обеспечить безусловное позитивное внимание, а госпитальные психиатры препятствовали визитам семей, потому что те могли бы нарушить благодушную обстановку больницы.

Несколько направленных к одной точке эволюционных линий в 1950-х гг. привели к новому взгляду на семью как на живую систему, органическое целое. Госпитальные психиатры заметили, что нередко, когда у пациента наступало улучшение, кому-то другому в семье становилось хуже. Более того, несмотря

1 Фармакологический препарат антидепрессивного действия. - Прим. ред.

112

Состояние семейной терапии

на веские основания, чтобы не допускать членов семьи до терапии индивида, это было все же невыгодно. Индивидуальная терапия делала ставку на относительную стабильность в окружающей среде пациента: иначе попытка изменения индивида с последующим его возвратом в деструктивную среду не имела смысла. Когда семьи проходят через кризис и конфликт, улучшение состояния пациента фактически может навредить семье. Таким образом, стало ясно, что изменения в любом человеке изменяют всю систему, что, в свою очередь, сделало очевидным: изменение семьи, вероятно, более эффективный способ изменения индивида.

Хотя практикующие клиницисты в больницах и детских воспитательных клиниках и подготовили путь для семейной терапии, наиболее важные крупные достижения были сделаны в 1950-х гг. творцами, которые в первую очередь были учеными и во вторую - целителями. Грегори Бейтсон, Джей Хейли, Дон Джексон и Джон Уикленд, изучающие в Пало-Альто коммуникации, открыли, что шизофрения имеет смысл в контексте патологических семейных коммуникаций. Безумие шизофреников не было бессмысленным; их на первый взгяд лишенное смысла поведение становилось понятным в контексте их семей. Теодор Лидз из Йеля обнаружил поразительный паттерн нестабильности и конфликта в семьях шизофреников. Супружеский раскол (открытый конфликт) и супружеская асимметрия (патологическое равновесие) оказывают глубокое воздействие на детское развитие. Наблюдение Мюррея Боуэна о том, как матери и их дети-шизофреники проходят через циклы сближения и отдаления, стало предшественником динамики преследования-дистанцирования. За этими циклами, полагал Боуэн, стоят циклы страха разлучения и страха объединения. Госпитализируя целые семейства для наблюдения и лечения, Боуэн имплицитно определил источник проблемы шизофрении в недифференцированной семейной эго-массе и даже расширил ее границы от нуклеарной семьи до трех поколений. Лайман Уинн связал шизофрению с семьей, показав, как коммуникативные девиации способствуют расстройству мышления. Псевдовзаимность представляла доводящую до безумия оторванность от реальности некоторых семей, а резиновая ограда - психологическую мембрану, которая окружала их, подобно толстой коже, покрывающей живой организм.

Эти наблюдения запустили движение семейной терапии, но возбуждение, которое они генерировали, стерло различие между тем, что наблюдали исследовательские группы, и тем, к чему они

113

Майкл Николе, Ричард Шварц

приходили в своих заключениях. Они наблюдали, что поведение шизофреников соответствует семейной обстановке, но заключения, к которым они пришли, оказались гораздо важнее. Сперва подразумевалось, что раз шизофрения соответствует (имеет смысл) контексту семьи, то семья и является причиной шизофрении. Второй вывод оказался даже более влиятельным. Семейные динамики - двойная связь, псевдовзаимность, недифференцированная семейная эго-масса - рассматривались как продукты «системы», а не свойства людей, которые обладают некоторыми общими чертами, потому что живут вместе. Таким образом, родилось новое существо, «семейная система».

Как только семья стала пациентом, появилась потребность в новых способах осмыслять и решать человеческие проблемы. Метафора системы была центральной концепцией этого усилия. И хотя нельзя сказать, кто конкретно является основателем семейной терапии, никто не оказал большего влияния на то, как мы мыслим о семье, чем Грегори Бейтсон и Милтон Эриксон - антрополог и психиатр.

Наследством Эриксона стал прагматический подход к решению проблем. Он научил нас вычислять, что удерживает семьи в проблемном состоянии и как добиваться того, чтобы они выходили из него, - используя творческие, иногда контринтуитивные идеи, - а затем отходить в сторону, позволяя семьям начать самим разбираться в своих делах, а не инкорпорируя терапевта в семью в качестве дорогостоящей опоры. Но гипнотизирующее мастерство Эриксона также поддержало традицию быстрой игры, делания для, а не совместно с семьями.

Вдохновляясь научным пристрастием Бейтсона к наблюдению и изучению, первые семейные терапевты провели много времени, наблюдая и слушая. Они желали смотреть и узнавать, потому что были на территории «терра инкогнита». К сожалению, многие семейные терапевты отошли от этой внимательной открытости. Так много написано о динамиках семьи и техниках, что терапевты слишком часто подходят к семьям с набором заранее подготовленных техник и общих предубеждений.

Бейтсон был святым интеллектуального крыла семейной терапии. Его идеи настолько глубоки, что до сих пор будоражат умы наиболее искушенных мыслителей поля. К сожалению, Бейтсон также подавал пример чрезмерного абстрактного теоретизирования и импортирования идей из других - «более научных» - дисциплин. В первые дни семейной терапии мы, возможно, нуждались в моделях из сфер, подобных кибернетике, чтобы нам было

114

Состояние семейной терапии

от чего оттолкнуться для старта. Но когда так много семейных терапевтов продолжают с таким трудом изучать интеллектуальные основы физики и биологии, возникает вопрос, откуда эта зависть к физике? Может быть, по истечении всего времени нас до сих пор тревожит легитимность психологии-и наши способности наблюдать за человеческим поведением в человеческих условиях без утраты объективности?

Другая причина того, почему семейные терапевты тяготеют к абстрактным теориям из механики и естественных наук, заключается в том, что они полностью отвергли основу основ литературы о человеческой психологии - психоанализ. Психоаналитический истеблишмент не испытывал особого энтузиазма относительно вызова, вновь брошенного их способу мышления, и во многих кругах семейным терапевтам приходилось бороться, чтобы отвоевать место под солнцем для своих убеждений. Возможно, именно это сопротивление и толкнуло семейных терапевтов в реактивную позицию. Враждебность между семейными и психодинамическими терапевтами утихла в 1970-х гг., после того как семейная терапия отвоевала для себя место во влиятельных психологических кругах. Единственная причина, по которой семейная терапия добилась принятия, заключалась в том, что она достигла успехов в областях, традиционно пренебрегае-мых психиатрическим истеблишментом: услуги для детей и малообеспеченных слоев населения. Однако неудачным наследством этого раннего антагонизма был длительный период игнорирования и пренебрежения. В 1990-х гг. маятник качнулся в другую сторону. Семейные терапевты стали обнаруживать, что при попытке понять скрытые силы в семье полезно также обращать внимание и на скрытые силы в личностях, составляющих семью. Вероятно, наиболее полная оценка человеческого характера заключается в наиболее полном понимании личности и системы.

Очевидные параллели между малыми группами и семьями привели некоторых терапевтов к тому, чтобы работать с семьями так, словно это лишь другая форма группы. Этому благоприятствовала многочисленная литература по динамике группы и групповой терапии. Некоторые даже рассматривали терапевтические группы как модели функционирования семейства, где терапевт выступал в качестве отца, члены группы - в качестве сиблингов и коллектив группы - в качестве матери (Schindler, 1951). В то время как группа терапевтов экспериментировала с супружескими парами в группах, некоторые семейные терапевты начали проводить групповую терапию с отдельными семьями. Особенно

115

Майкл Николе, Ричард Шварц

заметной фигурой в этом направлении был Джон Белл; его групповая семейная терапия была одной из наиболее широко подра-жаемой из ранних моделей (см. главу 3).

Накопив опыт работы с семьями, терапевты обнаружили, что модель групповой терапии не совсем то, что им нужно. Терапевтические группы составляются из не связанных между собой личностей, незнакомцев без прошлого или будущего вне группы. Семьи, напротив, состоят из тех, кто разделяют общие мифы, защиты и взгляды. Кроме того, члены семьи не равноправны в демократическом смысле; разница поколений создает иерархические структуры, которые нельзя игнорировать. По этим причинам семейные терапевты в конце концов отказались от модели групповой терапии, заменив ее на различные системные модели.

Движение по работе с детьми сделало вклад в семейную терапию в виде командного подхода. Сначала члены междисциплинарных команд назначались к различным членам семьи, но постепенно, по мере понимания факта взаимосвязанных паттернов поведения отдельных клиентов, они стали интегрировать, а позже и объединять свои усилия. Движение по работе с детьми началось в США в 1909 г. в качестве инструмента судов для несовершеннолетних для работы с делинквентными детьми, которым приписывали нарушения развития. Вскоре эти клиники расширили сферу своей деятельности, включив широкий диапазон расстройств, а также единицу лечения - ребенка, - доведя ее до всей семьи. Сначала семейная терапия рассматривалась как лучшее средство помощи пациенту; позже она воспринималась как способ обслуживания потребностей всей семьи.

Кто первый стал практиковать семейную терапию? Сложный вопрос. Как и в каждом поле, здесь были свои пророки, предугадавшие официальное развитие семейной терапии. Фрейд, например, иногда работал с «Маленьким Гансом» вместе с его отцом уже в 1909 г. Однако подобных экспериментов было недостаточно, чтобы оспорить гегемонию индивидуальной терапии до тех пор, пока умонастроение века не стало более восприимчивым. В начале 1950-х гг. семейная терапия появилась независимо в четырех различных местах: благодаря Джону Беллу в Кларк-ском университете (глава 3), Мюррею Боуэну в Меннингерской клинике и позже в ИИПЗ (глава 5), в Нью-Йорке благодаря Натану Аккерману (глава 7) и в Пало-Альто благодаря Дону Джексону и Джею Хейли (главы 3 и 11).

Эти первооткрыватели имели несомненно разное происхождение и клинические ориентации. Неудивительно, что подходы,

116

Состояние семейной терапии

которые они разработали, тоже оказались совершенно разными. Это многообразие отличает поле и сегодня. Маловероятно, чтобы семейная терапия стартовала силами одного человека, как то было в психоанализе, ибо с самого начала в этом поле было слишком много творческой конкуренции.

Кроме только что упомянутых лиц, были и другие, оказавшие весомый вклад в основание семейной терапии, включая Лай-мана Уинна, Теодора Лидза, Вирджинию Сатир, Карла Витаке-ра, Айвена Божормений-Неги, Кристиана Мидлфорта, Роберта Мак-Грегора и Сальвадора Минухина. И даже этот список неполон, он не включает ряд ключевых фигур времени быстрого взросления и распространения семейной терапии после длительного инкубационного периода. В 1960-е гг. появились буквально сотни семейных терапевтов. Сегодня поле настолько велико и сложно по структуре, что потребуется целая глава (см. главу 10 и приложение С) только для того, чтобы сделать краткий обзор.

То, что мы назвали золотым веком семейной терапии, расцвет школ в 1970-1980-х гг., вероятно, не было выражением всего нашего потенциала, но то был пик нашей самоуверенности. Вооружившись последним текстом от Хейли или Минухина, терапевты приносили клятву верности той или иной школе и отправлялись в путь, чувствуя себя миссионерами. В активизирующем подходе их привлекали уверенность и харизма. А раздражало высокомерие. Для некоторых структурная семейная терапия - по крайней мере, так они воспринимали то, что им показывали на семинарах, - казалась самой лучшей. Другие считали искусность стратегического подхода вычисленной, сухой, мани-пулятивной. Тактика была умна, но холодна. Семьи описывались не как больные, а как испытывающие затруднения, но упорные и не поддающиеся убеждению. Вы же не сообщаете кибернетической машине, во что вы действительно верите! Вскоре терапевты устали от подобного способа мышления.

Семейные терапевты первых лет вдохновлялись огромным энтузиазмом и чувством убежденности. Сегодня, вслед за постмодернистской критикой, властью управляемой медицины и воскрешением биологической психиатрии, мы меньше уверены в себе. Но, поняв, что основатели, с которыми мы росли, не всё, на что мы надеялись и в чем нуждались, семейная терапия 1990-х гг. реагирует подобно ребенку, который, обнаружив, что его родители несовершенны, отвергает все, что они собой представляют. В последующих главах мы увидим, как сегодняшние семейные терапевты сумели синтезировать новые творческие идеи с

117

Майкл Николе, Ричард Шварц

некоторыми самыми лучшими из более ранних моделей. Но поскольку мы будем рассматривать каждую известную модель подробнее, нам также станет видно, как неблагоразумно мы пренебрегли некоторыми хорошими идеями.

Однако вся сложность сферы семьи не должна затенять базисную предпосылку о том, что семья - контекст человеческих проблем. Подобно всем человеческим группам, семья имеет возникающие откуда-то свойства: целое больше, чем сумма частей. Более того, неважно, какое количество и сколь разных объяснений можно дать этим возникающим свойствам, - все они подпадают под две категории: структура и процесс. Структура семей включает треугольники, подсистемы и границы. Среди процессов, описывающих семейные интеракции - эмоциональную реактивность, дисфункциональную коммуникацию и т. д., центральным понятием является циркулярность. Вместо того чтобы терзаться вопросом, кто что начал, семейные терапевты понимают и обращаются с человеческими проблемами как с серией поступательных и возвратных шагов в повторяющихся циклах.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Ackerman N. W. 1958. The psychodynamics offamily life. New York: Basic Books.

Bowen M. 1960. A family concept of schizophrenia. In The etiology of schizophrenia. D. D. Jackson, ed. New York: Basic Books.

Greenberg G. S. 1977. The family interactional perspective: A study and examination of the work of Don D. J а с k s о n. Family Process. /6:385-412.

H a 1 e у J. and H о f f m a n L., eds. 1968. Techniques of family therapy. New York: Basic Books.

Jackson D. D. 1957. The question of family homeostasis. The Psychiatric Quarterly Supplement. 31:79-90.

Jackson D. D. 1965. Family rules; Marital quid pro quo. Archives of General Psychiatry. 72:589-594.

LidzT., Cornelison A., Fleck S. and Terry D. 1957. Intrafa-milial environment of schizophrenic patients. II: Marital schism and marital skew. American Journal of Psychiatry. 774:241-248.

Vogel E. F. and Bell N. W. 1960. The emotionally disturbed child as the family scapegoat. In The family. N. W. Bell and E. F. Vogel, eds. Glencoe. IL: Free Press.

Weakland J. H. 1960. The «double-bind» hypothesis of schizophre-

118

Состояние семейной терапии

nia and three-party interaction. In The etiology of schizophrenia, D. D. J а с к s о n, ed. New York: Basic Books.

Wynne L. C, Ryckoff I., Day J. and HirschS. I. 1958. Pseudo-mutuality in the family relationships of schizophrenics. Psychiatry. 21:205-

220.

ССЫЛКИ

Ackerman N. W. 1938. The unity of the family. Archives of Pediatrics. 55:51-62.

Ackerman N. W. 1954. Interpersonal disturbances in the family: Some unsolved problems in psychotherapy. Psychiatry. /7:359-368.

Ackerman N. W. 1961. A dynamic frame for the clinical approach to family conflict. In Exploring the base for family therapy. N. W. Ackerman, F. L. Beatman and S. N. Sherman, eds. New York: Family Services Association of America.

Ackerman N. W. 1966a. Treating the troubled family. New York: Basic Books.

Ackerman N. W. 1966b. Family psychotherapy - theory and practice. American journal of Psychotherapy. 20:405-414.

Ackerman N. W., Beatman F. and Sherman S. N., eds. 1961. Exploring the base for family therapy. New York: Family Service Assn. of America.

Ackerman N. W. and Sobel R. 1950. Family diagnosis: An approach to the preschool child. American Journal of Orthopsychiatry. 20:744-753.

A m s t e r F. 1944. Collective psychotherapy of mothers of emotionally disturbed children. American Journal of Orthopsychiatry 14:44-52.

Anderson C. M., Reiss D. J. and Hogarty G. E. 1986. Schizophrenia and the family. New York: Guilford Press.

Anonymous. 1972. Differentiation of self in one's family. In Family interaction, J. L. Framo, ed. New York: Springer.

Bardhill D. R. and Saunders В. Е. 1988. In Handbook of family therapy training and supervision, H. A. Liddle D. С Breunlin and R. С Schwartz, eds. New York: Guilford Press.

BatesonG. 1951. Information and codification: A philosophical approach. In Communication: The social matrix of psychiatry, J. Ruesch and G.Bateson, eds. New York: Norton.

BatesonG. 1978. The birth of a matrix or doublebind and episte-mology. In Beyond the double-bind, M. M. Berger, ed. New York: Brun-ner/Mazel.

BatesonG., Jackson D.D., Haley J. and WeaklandJ. 1956. Toward a theory of schizophrenia. Behavioral Sciences. 7:251-264.

119

Майкл Николе, Ричард Шварц

BeatmanF. L. 1956. In Neurotic interaction in marriage, V. W. Eis-enstein, ed. New York: Basic Books.

Bell J. E. 1961. Family group therapy. Public Health Monograph No. 64. Washington, DC: U.S. Government Printing Office.

В e 11 J. E. 1962. Recent advances in family group therapy. Journal of Child Psychology and Psychiatry. 5:1-15.

Bennis W. G. 1964. Patterns and vicissitudes in T-group development. In T-group theory and laboratory method, L P. Bradford, J. R. G i b b and K. D. В е n n e, eds. New York: Wiley.

В ion W. R. 1948. Experience in groups. Human Rcfntions. 7:314- 329.

Boszormenyi-Nagy I. 1962. The concept of schizophrenia from the point of view of family treatment. Family Process. 7:103-113.

Boszormenyi-Nagy I. 1966. From family therapy to a psychology of relationships: fictions of the individual and fictions of the family. Comprehensive Psychiatry. 7:408-423.

Boszormenyi-Nagy I. 1972.-Loyalty implications of the transference model in psychotherapy. Archives of General Psychiatry. 27:31'4- 380.

Boszormenyi-Nagyl. and S p a r k G. L. 1973. Invisible loyalties: Reciprocity in intergenerational family therapy. New York: Harper & Row.

Bowen M. 1961. Family psychotherapy. American Journal of Orthopsychiatry. 31:40-60.

Bowen M. 1976. Principles and techniques of multiple family therapy. In Family therapy: Theory and practice, P. J. G u e r i n, ed. New York: Gardner Press.

Bowlby I. P. 1949. The study and reduction of group tensions in the family. Human Relations. 2123-138.

BravermanL. 1986. Social casework and strategic therapy. Social Casework. April. 234-239.

В rode rick С. В. and Schrader S. S, 1981. The history of professional marriage and family therapy. In Handbook oh family therapy, A. S. Gurman and D. P. Kniskern, eds. New York: Brunner/Mazel.

BroderickC. B. and Schrader S. S. 1991. The history of professional marriage and family therapy. In Handbook of family therapy, Vol. II. A. S. Gurman and D. P. Kniskern eds. New York: Brunner/Mazel.

Brown G. W. 1959. Experiences of discharged chronic schizophrenia patients in various types of living groups. Milbank Memorial Fund Quarterly. 57:105-131.

Burkin H. E., Glatzer H. and Hirsch J. S. 1944. Therapy of mothers in groups. American Journal of Orthopsychiatry. 74:68-75.

Dicks H. V. 1964. Concepts of marital diagnosis and therapy as developed at the Tavistock Family Psychiatric Clinic, London, England. In

120

Состояние семейной терапии

Marriage counseling in medical practice, E. M.Nash, L. Jessner and D. W. Abse, eds. Chapel Hill, NC: University of North Carolina Press.

E1 i z u г J. and M i n u с h i n S. 1989. Institutionalizing madness: Families, therapy and society. New York: Basic Books.

EpsteinN. В., BishopD. S. and BaldarinL. M. 1981. McMas-ter Model of Family Functioning. In Normal family problems, F. Walsh, ed. New York: Guilford Press.

Fi she r S. and M e n d e 11 D. 1958. The spread of psychotherapeutic effects from the patient to his family group. Psychiatry. 27:133-140.

Freeman V. J., Klein A. F., Richman L., Lukoffl. F. and Heisey V. 1963. Family group counseling as differentiated from other family therapies. InternationalJournal of Group Psychotherapy. 13:167- 175.

Freud S. 1911. Psycho-analytical notes on an autobiographical case of paranoia. Standard edition. /2:3-84. London: Hogarth Press.

Fromm-Reichmann F. 1948. Notes on the development of treatment of schizophrenics by psychoanalytic psychotherapy. Psychiatry. /7:263-274.

Fromm-Reichmann F. 1950. Principles of intensive psychotherapy. Chicago: University of Chicago Press.

Ginsburg S. W. 1955. The mental health movement and its theoretical assumptions. In Community programs for mental health, R. Kotinsky and H. Witmer, eds. Cambridge: Harvard University Press.

Goldstein M. J., Rodnick E. H. and Evans J. R., May P. R. and Steinberg M. 1978. Drug and family therapy in the aftercare treatment of schizophrenia. Archives of General Psychiatry. J5:1169-1177.

GrunwaldH. and С a s e 11B. 1958. Group counseling with parents. Child Welfare. 1:1-6.

Guerin P. J. 1976. Family therapy: The first twentyfive years. In Family therapy: Theory and practice, P. J. Guerin, ed. New York: Gardner Press.

Haley J. 1961. Control in brief psychotherapy. Archives of General Psychiatry. 4:139-153.

H a 1 e у J. 1963. Strategies of psychotherapy. New York: Grune & Strat-ton.

Handlon J. H. and Parloff M. B. 1962. Treatment of patient and family as a group: Is it group therapy? International Journal of Group Psychotherapy. /2:132-141.

Hoffman L. 1981. Foundations of family therapy. New York: Basic Books.

Howells J. G. 1971. Theory and practice of family psychiatry. New York: Brunner/Mazel.

Jackson D. D. 1954. Suicide. Scientific American. /97:88-96.

121

Майкл Николе, Ричард Шварц

Jackson D. D. 1965. Family rules: Marital quid pro quo. Archives of General Psychiatry. 72:589-594.

Jackson D. D. and Weakland J. H. 1959. Schizophrenic symptoms and family interaction. Archives of General Psychiatry. 7:618-621.

Jackson D. D. and Weakland J. H. 1961. Conjoint family therapy, some considerations on theory, technique and results. Psychiatry. 24:30-45.

Johnson A. M. and Szurek S. A. 1954. Etiology of anti-social behavior in delinquents and psychopaths. Journal of the American Medical Association. 754:814-817.

KasaninJ., Knight E. and Sage P. 1934. The parent-child relationships in schizophrenia. Journal of Nervous and Mental Diseases. 79:249-263.

Kaslo w, F. W. 1980. History of family therapy in the United States: A kaleidoscopic overview. Marriage and Family Review. 3:11- 111.

Kaufman E. and Kaufman P., eds. 1979. Family therapy of drug and alcohol abuse. New York: Gardner Press.

Kempler W. 1974. Principles of Gestaltfamily therapy. Salt Lake City: Desert Press.

Kluckhohn F. R. and Spiegel J. P. 1954. Integration and conflict in family behavior. Group for the Advancement of Psychiatry. Report No. 27. Topeka, Kansas.

Kubie L. S. 1956. Psychoanalysis and marriage. In Neurotic interaction in marriage, V. W. Eisenstein, ed. New York: Basic Books.

Laing R. D. 1960. The divided self. London: Tavistock Publications.

Laing R. D. 1965. Mystification, confusion and conflict. In Intensive family therapy, I. Boszormenyi-Nagy and J. L. Framo, eds. New York: Harper & Row.

Levy D. 1943. Maternal Overprotection. New York: Columbia University Press.

L e w i n K. 1951. Field theory in social science. New York: Harper.

Lidz R. W. and Lidz T. 1949. The family environment of schizophrenic patients. American Journal of Psychiatry. 706:332-345.

LidzT., Cornelison A., Fleck S. andTerry D. 1957a. Intrafa-milial environment of the schizophrenic patient. I: The father. Psychiatry. 20:329-342.

LidzT., Cornelison A., FleckS. and Terry D. 1957b. Intrafa-milial environment of the schizophrenic patient. II: Marital schism and marital skew. American Journal of Psychiatry. 774:241-248.

LidzT., Parker B. and Cornelison A. R. 1956. The role of the father in the family environment of the schizophrenic patient. American Journal of Psychiatry. 113:126-132.

L о w A. A. 1943. The technique of self-help inpsychiatry after-care. Vol. 3, Lectures to relatives of former patients. Chicago: Recovery, Inc.

122

Состояние семейной терапии

Lowrey L. G. 1944. Group treatment for mothers. American Journal of Orthopsychiatry. /4:589 - 592.

MacGregorR. 1967. Progress in multiple impact theory. In Expanding theory and practice in family therapy, N. W. Ackerman F. L. Bateman and S. N. Sherman, eds. New York: Family Services Association.

Madanes C. 1981. Strategic family therapy. San Francisco: Jossey-Bass.

Mahler M. S. and Rabinovitch R. 1956. The effects of marital conflict on child development. In Neurotic interaction in marriage, V. W. Eisenstein, ed. New York: Basic Books.

Marsh L. С 1935. Group therapy and the psychiatric clinic. American Journal of Nervous and Mental Diseases. <S2:381-393.

Minuchin S. 1974. Families and family therapy. Cambridge, MA: Harvard University Press.

MinuchinS. and FishmanH. C. 1981. Family therapy techniques. Cambridge, MA: Harvard University Press.

Minuchin S., Montalvo В., Guerney B. G., Rosman B. L. and SchumerP. 1967. Families of the slums. New York: Basic Books.

MinuchinS. and Nichols M. P. 1993. Family healing. New York: The Free Press.

Minuchin S., Rosman B. L. and Baker, L. 1978. Psychosomatic families: Anorexia nervosa in context. Cambridge, MA: Harvard University Press.

MittlemanB. 1944. Complementary neurotic reactions in intimate relationships. Psychoanalytic Quarterly. 13Л1А-491.

Mittleman B. 1948.The concurrent analysis of married couples. Psychoanalytic Quarterly. 17:182-197.

Mittleman B. 1956. Analysis of reciprocal neurotic patterns in family relationships. In Neurotic interaction in marriage, V. W. Eisenstein, ed. New York: Basic Books.

Montague A. 1956. Marriage - A cultural perspective. In Neurotic interaction in marriage, V. W. Eisenstein, ed. New York: Basic Books.

M о r e n о J. L. 1945. Psychodrama. New York: Beacon House.

Nichols M. P. and Zax, M. 1977. Catharsis in psychotherapy. New York: Gardner Press.

Oberndorf С. Р. 1938. Psychoanalysis of married people. Psychoanalytic Review. 25:453-475.

Parsons T. and В a 1 e s R. F. 1955. Family, socialisation and interaction process. Glencoe. IL: Free Press.

RichmondM.E. 1917. Social diagnosis. New York: Russell Sage.

Ross W. D. 1948. Group psychotherapy with patient's relatives. American Journal of Psychiatry. 104623-626.

123

Майкл Николе, Ричард Шварц

Satir V. 1964. Conjoint family therapy. Palo Alto. CA: Science and Behavior Books.

Satir V. 1972. Peoplemaking. Palo Alto, CA: Science and Behavior Books.

SchindlerW. 1951. Counter-transference in family-pattern group psychotherapy. International Journal of Group Psychotherapy. 7:100-105.

Schwartz R. 1995. Internal family systems therapy. New York: Guil-ford Press.

Selvini Palazzoli M., Boscolo L., CecchinG. and Prat a G. 1978. Paradox and counterparadox. New York: Jason Aronson.

S her if M. 1948. An outline of social psychology. New York: Harper and Brothers.

Singer M. Т., Wynne L. С and Toohey M. L. 1978. Communication disorders and the families of schizophrenics. In The nature of schizophrenia, L. С Wy nne R. L. Cromwell and S. Matthysse, eds. New York: Wiley.

S i p о r i n M. 1980. Marriage and family therapy in social work. Social Casework. 67.11- 21.

Skynner A. C. R. 1976. Systems of family and marital psychotherapy. New York: Brunner/Mazel.

SluzkiC. E., BeavinJ., TarnopolskyA. and Veron E. 1967. Transactional disqualification. Archives of General Psychiatry. 76:494-504.

S p e с k R. and Attneave, С 1973. Family networks: Rehabilitation and healing. New York: Pantheon.

S p i e g e 1J. P. 1957. The resolution of role conflict within the family. Psychiatry. 20:1-16.

SteinglassP. 1987. The alcoholic family. New Yonk: Basic Books.

Stierlin H. 1972. Separating parents and adolescents. New York: Quadrangle/New York Times Books.

StrodtbeckF. L. 1954. The family as a three-person group. American Sociological Review. 79:23-29.

Strodtbeck F. L. 1958. Family interaction, values, and achievement. In Talent and society, D. C. McClelland, A. L. Baldwin, A. Bronfenbrenner and F. L. Strodtbeck, eds. Princeton, NJ: Van Nostrand.

WatzlawickP.A.,BeavinJ.H. and Jackson D.D. 1967. Pragmatics of human communication. New York: Norton.

Weakland J. H. 1960. The «double-bind» hypothesis of schizophrenia and three-party interaction. In The etiology of schizophrenia, D. D. J а с k s о n, ed. New York: Basic Books.

WhitakerC. A. 1958. Psychotherapy with couples. American Journal of Psychotherapy. 7218-23.

Whitaker C. A. 1975. Psychotherapy of the absurd: With a special emphasis on the psychotherapy of aggression. Family Process. 14:1-16.

124

Состояние семейной терапии

Whitaker С. А. 1976. A family is a four-dimensional relationship. In Family therapy: Theory and practice, P. J. Guerin, ed. New York; Gardner Press.

Whitaker C. A. and M alone T. P. 1953. The roots of psychotherapy. New York: Balkiston.

Wiener N. 1948. Cybernetics, or control and communication in the animal and the machine. New York: Wiley. \

Wynne L. C. 1961. The Study of intrafamilial alignments and splits in exploratory family therapy. In Exploring the base for family therapy, N. W. Ackerman, F. L. Beatman and S.N.Sherman, eds. New York: Family Services Association.

Wynne L. C, Ryckoff I., Day J. and Hirsch S. I. 1958. Pseudomutuality in the family relationships of schizophrenics. Psychiatry. 27:205-220.

Zu к G. H. 1971. Family therapy: A triadic-based approach. New York: Behavioral Publications.

Глава третья

РАННИЕ МОДЕЛИ

И БАЗОВЫЕ ТЕХНИКИ:

ГРУППОВОЙ ПРОЦЕСС

И АНАЛИЗ КОММУНИКАЦИЙ

Большинство практикующих семейную терапию в первые годы использовали некоторое сочетание группового терапевтического подхода и коммуникативной модели, произошедшей из проекта Бейтсона по шизофрении. В этой главе мы исследуем эти две модели и рассмотрим, как они модифицированы под особую задачу работы с проблемными семьями. Мы завершим разделом, посвященным базовым техникам семейной терапии, увидим, как они применяются, начиная с первого телефонного контакта, продолжая различными стадиями лечения, закончив завершением.

Те из нас, кто практиковал семейную терапию в 1960-х, часто осуществлял следующий неловкий ритуал встречи. Семья, совершенно обеспокоенная, гуськом неуверенно входила на свою первую терапевтическую сессию, терапевт, предельно приветли-

125

Майкл Николе, Ричард Шварц

вый, садился на корточки перед одним из маленьких детей: «Привет! Как тебя зовут?» Потом, нередко: «Ты знаешь, почему вы здесь?», не замечая между тем родителей. Наиболее распространенные ответы на этот вопрос: «Мама сказала, мы идем к доктору» - дрожащим голосом, или смущенное: «Папа сказал, что мы идем... гулять». Потом терапевт, не стараясь казаться пренебрежительным, поворачивался к родителям и говорил: «Наверное, вы объяснили Джонни, почему вы здесь».

Этот слабый фарс устраивался по той причине, что, пока терапевты не стали понимать, как структурируются семьи, большинство из них, работая с семьей как с группой, полагали, что самый юный ее член наиболее уязвим и, следовательно, ему требуется помощь «специалиста», чтобы высказаться, - как будто родители вовсе не главные в семье и будто все члены семьи равны в позициях.

Другая распространенная сцена - когда терапевты с серьезным видом комментировали паттерны коммуникаций: «Я заметил, что, когда я задаю Сьюзи вопрос, она сначала смотрит на маму, чтобы увидеть, разрешает ли она отвечать...» Чрезвычайно умно. Мы не только надеялись впечатлить семьи подобными блестящими высказываниями, но и воображали, что они каким-то образом немедленно начнут коммуницировать в соответствии с некой идеальной моделью, существующей у нас в головах, - «Я-утверждения» и все такое прочее. И мы полагали, что такое ясное общение разрешит все их проблемы.

Должны ли мы относиться к этому несколько снисходительно? Несомненно. Первые семейные терапевты с некоторой наивностью обращались к моделям групповой терапии и коммуникативного анализа, потому что у них не было других полезных моделей.

Очерк о лидерах

Большинство ранних терапевтов не только обращались к литературе по групповой терапии как к руководству для работы с семьями; многие пионеры семейной терапии представляли собой результат обучения групповой терапии. Самым влиятельным из них был Джон Илдеркин Белл.

Белл (Bell, 1975) отнес свой старт в качестве семейного терапевта на счет счастливого недоразумения. Будучи в 1951 г. в Лондоне, Белл услышал, что доктор Джон Боулби из Тэвистокской клиники экспериментирует с групповой терапией на семьях. Это

126

Состояние семейной терапии

пробудило у Белла интерес и подтолкнуло его к тому, чтобы попытаться использовать этот подход как средство работы с поведенческими проблемами у детей. Как позже объяснил Белл, если такой выдающийся авторитет, как Джон,Боулби, использовал семейную терапию, должно быть, то была хорошая идея. Оказалось, что Боулби интервьюировал только одну семью в качестве приложения- к лечению проблемного ребенка, а Белл узнал об этом только год спустя.

Коммуникативная терапия была одной из самых первых и, несомненно, наиболее влиятельных подходов к семейной терапии. Основными фигурами, которые пришли к применению коммуникативного подхода при работе с семьями, были члены бейтсоновского проекта по шизофрении и Института психических исследований в Пало-Альто, а самые заметные из них - Дон Джексон и Джей Хейли. Ничто в консервативном психиатрическом образовании Джексона не предвещало его радикального отступления от традиционной психотерапии. В 1943 г. он закончил Медицинскую школу при Стэнфордском университете, где наиболее влиятельными были имена Фрейда и Салливана. Ординатуру он прошел в Честнут-Лодже в Роквилле, Мэриленд, которая завершилась в 1949 г., и оставался там в штате вплоть до 1951 г. В тот год он перебрался в Пало-Альто, где открыл частную практику, был главой психиатрического отделения Медицинской клиники Пало-Альто и кандидатом Психоаналитического института в Сан-Франциско. Он стал консультантом Госпиталя для ветеранов руководящего состава в Пало-Альто в 1951 г., что привело его к сотрудничеству с бейтсоновским проектом.

В ноябре 1958 г. Джексон основал Институт психических исследований и получил свой первый грант в марте 1959 г. Оригинальный состав штата состоял из Джексона, Жюля Рискина и Вирджинии Сатир. Позже к ним присоединились Джей Хейли, Джон Уикленд и Пол Вацлавик. Грегори Бейтсон работал там в качестве научного сотрудника и преподавателя.

После трагической смерти Джексона в 1968 г. в возрасте 48 лет остались его наследие из основополагающих статей, главный журнал поля «Семейный процесс» (который он основал совместно с Натаном Аккерманом) и великая скорбь по уходу такого живого и творческого таланта.

Джей Хейли всегда был кем-то вроде аутсайдера. Он вошел в поле без дипломов о клиническом образовании и сперва упрочил свою репутацию в качестве комментатора и критика. Изначально его влияние происходило из книг, сочетающих сдержан-

127

Майкл Николе, Ричард Шварц

ный сарказм и язвительный анализ. В «Искусстве психоанализа» (см. Haley, 1963) Хейли охарактеризовал психоанализ не с точки зрения поиска инсайта, а как игру «добейся преимущества»:

«Укладывая пациента на кушетку, аналитик обеспечивает того ощущением, что обе его ноги болтаются в воздухе, и пониманием того, что аналитик обеими ногами стоит на земле. Пациент не только смущается тем, что ему приходится говорить лежа, но и обнаруживает себя буквально у ног аналитика, и поэтому его положение «не в преимуществе» подчеркивается географически. В дополнение к этому аналитик садится за кушеткой, откуда ему видно пациента, а пациент его увидеть не может. Это смущает пациента, подобно человеку, который вынужден спорить с оппонентом вслепую. Неспособный увидеть, какую реакцию вызывают его уловки, он не знает, когда в выигрыше, а когда в проигрыше. Некоторые пациенты пытаются разрешить эту проблему, высказывая что-нибудь вроде: «Этой ночью я спал со своей сестрой», а потом оборачиваясь, чтобы увидеть, как реагирует аналитик. Эти шокирующие ходы обычно не эффективны. Аналитика может передернуть, но у него есть время, чтобы скрыть это, прежде чем пациент успеет обернуться и увидеть его. Большинство аналитиков вырабатывают способы обращения с оборачивающимися пациентами. Когда пациент поворачивается, они устремляют свой взгляд в пространство, или делают вид, что что-то чертят карандашом, или заплетают косички из бахромы на чехле кресла, или внимательно разглядывают тропическую рыбку в аквариуме. Самое главное, что редкий пациент, который получает возможность понаблюдать за аналитиком, обнаруживает только невозмутимость» (с. 193-194).

Хейли учился на степень магистра коммуникации в Стэн-форде, когда повстречал Бейтсона, который предложил ему работу в проекте по шизофрении. Хейли начал интервьюировать шизофреников с целью анализа их необычного стиля коммуникаций. В качестве терапевта Хейли испытал на себе громадное влияние Милтона Эриксона, с кем он начал изучать гипноз в 1953 г. Впоследствии, после закрытия бейтсоновского проекта в 1962 г., Хейли работал над исследованиями в Институте психических исследований вплоть до 1967 г., когда он присоединился к Сальвадору Минухину в Филадельфийской детской воспита-

128

Состояние семейной терапии

тельной клинике. Там Хейли занимался исключительно преподаванием и супервизией - сферой его наибольших заслуг. В 1967 г. он переехал в Вашингтон, где с Клу Маданес основал Институт семейной терапии. В 1975 г. Хейли ушел в отставку и вернулся в Калифорнию.

Вирджиния Сатир - еще один яркий представитель группы Института психических исследований, но, поскольку ее интерес был сдвинут к эмоциональному выражению, мы рассмотрим ее в главе 6.

Теоретические положения

Хотя Фрейд лучше всего известен как исследователь психологии личности, он интересовался также и межличностными отношениями, и многие считаются с его «Психологией масс и анализом Я» (Freud, 1921) - первым основополагающим текстом по динамической психологии групп. Согласно Фрейду, основное требование к группированию индивидов - появление лидера. В дополнение к очевидным задачам организации и управления лидер используется в качестве родительской фигуры, от которой остальные члены становятся более или менее зависимыми. Члены идентифицируются с лидером как с родительской заменой и с другими членами как с сиблингами. В группе возникает перенос, когда ее члены повторяют бессознательные установки, сформированные ими в процессе взросления. Понятие Фрейда о сопротивлении в индивидуальной терапии тоже применяется к группам, поскольку члены группы в стремлении избавиться от тревоги противодействуют прогрессу лечения при помощи молчания, враждебности, пропуска сессий и избегания болезненных тем. Семейные группы сопротивляются лечению при помощи назначения кого-нибудь козлом отпущения, отвлеченной болтовни, длительной зависимости от терапевта, отказа следовать терапевтическим рекомендациям и разрешения наиболее проблемным членам семьи оставаться дома.

Вслед за Фрейдом Уилфред Бион (Bion, 1961) тоже пытался разработать групповую психологию бессознательного; он считал, что группы функционируют на явном и скрытом уровнях. Группа ставит формальные задачи на явном уровне, а люди объединяются в группы, чтобы реализовать сильные, но бессознательные, примитивные потребности. На скрытом уровне группа требует лидера, который позволит им удовлетворить их потребности в зависимости, спаривании и стычке-бегстве.

129

Майкл Николе, Ричард Шварц

Согласно теории поля Курта Левина (Lewin, 1951), конфликт - неизменное качество групповой жизни, поскольку члены группы соперничают друг с другом за достаточное жизненное пространство. Как животным нужна собственная территория, так и люди, по-видимому, нуждаются в личном «пространстве», и по этой причине обязательно существует напряжение между потребностями индивида и потребностями группы. Размер конфликта, созданного этим напряжением, зависит от количества ограничений, возложенных группой, сопоставимого с размером взаимной поддержки, которую она дает взамен. (Люди, которые многим жертвуют ради своей семьи, требуют взамен того же.)

Левиновскую модель группового напряжения отличает от ранних теорий то, что она антиисторична. Вместо того чтобы выяснять, кто что сделал в прошлом, Левин интересуется тем, что происходит здесь-и-сейчас. Этот фокус на процессе (как говорят люди), а не на содержании (о чем они говорят) - один из ключевых моментов к пониманию способа функционирования группы (или семьи).

Коммуникативные терапевты позаимствовали идею «черного ящика» из сферы дистанционной связи и применили ее к индивидам внутри семьи. Эта модель не принимала во внимание внутренний мир индивидов и сосредоточивалась на их входящих и исходящих сообщениях, т. е. на коммуникации. Это не означает, что данные клиницисты отвергали феномен психики - мышления и чувства - они просто строили свою полезную работу на их пренебрежении. Сводя фокус внимания к тому, что происходит между, а не внутри, членами семьи, коммуникативные теоретики заработали авторитет «системных пуристов» (Beels & Fer-ber, 1969).

Коммуникативные теоретики тоже не принимают во внимание прошлое, оставляя его психоаналитикам, а тем временем исследуют паттерны, чтобы понять их вместе с поведением в настоящем. Они предположили, что не столь важно выяснять, каковы причина и следствие, отдавая предпочтение модели круговой причинности, согласно которой поведенческая цепочка выглядит как «следствие - следствие - следствие».

В «Прагматиках человеческих коммуникаций» Вацлавик, Бивин и Джексон (Watzlawick, Beavin & Jackson, 1967) попытались изложить человеческие коммуникации при помощи исчислений, приведя ряд аксиом о межперсональных воздействиях коммуникаций. Эти аксиомы представляют собой аспекты мета-коммуникации, которая означает коммуникацию о коммуника-

130

Состояние семейной терапии

ции, или сообщение о сообщении. Первая из этих аксиом состоит в том, что люди всегда коммуницируют. Поскольку всякое поведение коммуникативно и нельзя никак себя не вести, следовательно, нельзя не коммуницировать. Рассмотрим следующий пример:

Миссис Снид начала первую терапевтическую встречу, на которой собралась ее семья, со следующих слов: «Я совсем не знаю, что мне делать с Роджером. Он плохо учится в школе, он не помогает по дому, и все, что ему хочется, - гулять со своими ужасными приятелями. Но хуже всего то, что он отказывается общаться с нами».

После этих слов терапевт обратился к Роджеру: «Что ты можешь сказать на это?» Но Роджер лишь промолчал в ответ. Он оставался сидеть, ссутулившись, на стуле в дальнем углу комнаты с сердитым, мрачным выражением лица.

Роджер не «не коммуницирует». Он сообщает, что зол и что отказывается вести переговоры. Коммуникация имеет место и тогда, когда она не является умышленной, сознательной или успешной, т. е. в отсутствие взаимопонимания.

Следующее утверждение заключается в том, что все сообщения имеют передающую и командную функции (Ruesch & Bateson, 1951). Отчет (или содержание) сообщения заключает в себе информацию, тогда как команда - это заявление, истолковывающее отношения. Например, сообщение «Мам, Сэнди меня стукнула!» содержит информацию, но и предполагает команду: «Сделай что-нибудь с этим». Отметим, однако, что здесь подразумеваемая команда двусмысленна. Причина этого в том, что письменная речь упускает невербальные и контекстуальные сигналы. Это предложение, выкрикнутое плачущим ребенком, будет иметь отличную командную ценность от прозвучавшего из уст ухмыляющегося ребенка.

Отношения между говорящими - другой фактор, который влияет на реакцию на командный аспект коммуникации. Например, терапевт, чья задача - помочь пациентам выразить свои чувства, скорее всего отреагирует в отношении плачущего мужа тем, что будет слушать его с сочувствием и поощрять, чтобы он продолжал. Жена этого мужчины, напротив, может расстроиться из-за того, что он обнаруживает свою «слабость», и попытается его утешить, внушая ему, что проблема не такая уж и серьезная, или предлагая способы ее разрешения. В этом случае терапевт

131

Майкл Николе, Ричард Шварц

будет прислушиваться к чувствам мужчины, пропуская мимо ушей (или не реагируя) его команду сделать что-нибудь. Жена ощущает угрозу от подразумеваемой команды, чувствует себя обязанной и поэтому не может просто слушать.

Функция командного аспекта коммуникации - характеризовать взаимоотношения. «Мам, Сэнди меня стукнула!» означает, что говорящий признает проигрышное положение в отношениях с Сэнди и настойчиво утверждает, что мать должна вступиться, чтобы разрешить проблему. Это качество часто затушевывается, потому что обычно не обдуманно или не совсем осознанно и, как мы видели, зависит от того, как его встречают. В здоровых отношениях этот аспект отступает на задний план. И наоборот, проблемным отношениям свойственна постоянная борьба в связи с характером отношений: «Не говори мне, что делать!»

В семьях командный аспект принимает форму правил (Jackson, 1965). Нормативное паттернирование интеракций стабилизирует отношения. Эти паттерны, или правила, можно установить из заметных излишеств в интеракциях. Джексон использовал понятие «семейные правила» как описание нормативности, а не как причинная или определяющая идея. Никто не «утверждает правила». В действительности семьи вообще их не осознают.

Правила, или нормативы, семейной интеракции действуют для того, чтобы сохранить семейный гомеостаз (Jackson, 1965, 1967) - приемлемое поведенческое равновесие внутри семьи. Гомеостатические механизмы помогают семьям возвращать существующий прежде баланс перед лицом любого срыва и тем самым способствуют сопротивлению изменениям. Учение Джексона о семейном гомеостазе описывает консервативный аспект семейных систем и сродни концепции общей теории систем о негативной обратной связи. Таким образом, согласно коммуникативному анализу семьи действуют как целенаправленные, руководствуемые правилами системы.

Коммуникативные теоретики открыли для себя в общей теории систем (von Bertalanffy, 1950) множество идей, полезных для объяснения того, как работают семьи. Но описывая семьи как открытые системы (Watzlawick, Beavin & Jackson, 1967) в теоретических формулировках, они в то же время были склонны работать с ними как с закрытыми системами на практике. Так, они сосредоточивали свои терапевтические усилия на нуклеарных семьях, не принимая во внимание или только слегка затрагивая общество или расширенную семью (родственников).

Отношения между коммуникантами могут также рассматри-

132

Состояние семейной терапии

ваться либо как комплементарные, либо как симметричные. Комплементарные отношения основываются на отличиях, которые подходят друг другу. Один из распространенных комплементарных паттернов - когда один из партнеров уверен в себе, напорист, а другой - послушен и ведом, при этом каждый терпит и подкрепляет позицию другого. Важно понимать, что это описательная, а не оценочная терминология. Более того, ошибочно полагать, что позиция одного партнера является причиной позиции другого или что один слабее другого. Как отмечал Сартр (Sartre, 1964), мазохист, равно как садист, - они оба делают садомазохистские отношения возможными.

Симметричные отношения основываются на равноправии: поведение одного зеркально отражает поведение другого. Симметричные отношения между женой и мужем, когда оба свободно занимаются карьерой и сообща ведут домашнее хозяйство и воспитывают детей, по сегодняшним меркам нередко считаются идеальными. Однако согласно коммуникативному анализу, нет оснований полагать, что такие отношения всегда более стабильны или функциональны для системы, чем традиционные комплементарные отношения.

Еще один аспект коммуникаций - то, как они пунктуиру-ются (Bateson & Jackson, 1964). Посторонний наблюдатель воспринимает диалог, как непрерывный поток коммуникаций, но каждый из участников убежден, что то, что сказал один, вызвано тем, что сказал другой. Таким образом, пунктуация структурирует поведенческое событие и отражает заблуждение наблюдателя. Супружескому терапевту знакомо безвыходное положение, когда жена говорит, что она ворчит только потому, что муж самоустраняется, тогда как он говорит, что замыкается только потому, что она вечно недовольна. Другой пример - жена говорит, что она была бы чаще расположена к сексу, если бы муж был более ласков, на что он парирует, что был бы более ласков, если бы они чаще занимались любовью.

Пока супруги пунктуируют свои интеракции в такой манере, изменения весьма маловероятны. Каждый настаивает, что другой является причиной безвыходного положения, и каждый ждет перемен у другого. Этот тупик возникает благодаря универсальной людской склонности пунктуировать последовательность интеракций так, чтобы казалось, что другой является зачинщиком или доминирует, другими словами, сила на его стороне. Яркий пример тому - дети, которые, подравшись, бегут к родителям, оба утверждая: «Он первый начал!» Это взаимное заблуждение

133

Майкл Николе, Ричард Шварц

основывается на ошибочном представлении, что такая последовательность имеет дискретное начало - когда поведение одного человека вызвано поведением другого, в линейной форме.

Коммуникативная теория не признает линейную причинность - она не исследует скрытые мотивы. Вместо этого данная модель исповедует круговую причинность и анализирует интеракции, происходящие в настоящее время. Рассмотрение скрытой причинности считается концептуальным мусором, не имеющим практической терапевтической ценности. Поведение, которое наблюдают коммуникативные теоретики, - это паттерны коммуникаций, сцепленные в единую цепочку стимулов и реакций. Эта модель последовательной причинности позволяет терапевтам обращаться с поведенческой цепочкой как с петлей обратной связи. Если реакция на проблемное поведение одного члена семьи обостряет проблему, то цепочка рассматривается как петля позитивной обратной связи. Преимущество такой формулировки заключается в том, что она выделяет интеракции, увековечивающие проблемы, которые можно изменить, вместо того чтобы строить догадки о скрытых причинах, не поддающихся наблюдению и часто не являющихся объектами изменений.

Нормальное развитие семьи

Теперь, когда в нашем распоряжении имеется богатая литература по детскому развитию и семейному жизненному циклу, кажется, что нет смысла обращаться к литературе по групповым динамикам, чтобы суметь понять, каково нормальное развитие семьи. Тем не менее на заре семейной терапии многие терапевты заимствовали концепции о групповом развитии и применяли их к семьям. Среди самых печально известных из них - идея Тал-котта Парсонса (Parsons, 1950) о том, что группам нужны инструментальный и экспрессивный лидеры, чтобы отвечать за социально-эмоциональные интересы группы. Догадайтесь, кого выбрали на эти роли, и подумайте, как это помогло легитимизировать искусственное и несправедливое разделение труда.

Предложенное Уильямом Шутцем (Schutz, 1958) трехфазовое деление группового развития - включение, контроль и привязанность - оказалось более полезным. Другое исследование по групповым динамикам обратило внимание на ключевую потребность в сплоченности. Существует фактор, позволяющий охарактеризовать сплоченность, - совместимость интересов (Shaw,

134

Состояние семейной терапии

1981). Если члены группы обладают сочетаемыми потребностями, они склонны хорошо функционировать сообща, если нет, то совместное функционирование не удается. Сходным образом совместимые потребности - совместимые, а не идентичные - рождают хорошие браки. Это положение получило свое подтверждение в исследованиях, продемонстрировавших, что совместимость интересов прогнозирует брачный выбор (Winch, 1955) и супружескую адаптацию (Meyer & Pepper, 1977).

Как «системные пуристы» коммуникативные семейные терапевты рассматривают поведение неисторично. Описывают они семейные интеракции или работают с ними - их внимание направлено на «здесь и сейчас» вкупе с ничтожным интересом к развитию. Нормальные семьи считаются функциональными системами, которые подобно всем живым системам обусловливаются двумя основополагающими процессами (Maruyama, 1968). Во-первых, они должны сохранять постоянную целостность перед лицом капризов окружающей среды. Это достигается через негативную обратную связь, в качестве иллюстрации которой часто приводится пример термостата в домашнем отопительном блоке. Когда уровень тепла опускается ниже установленной отметки, термостат активирует печь до тех пор, пока комната не прогреется до нужной температуры.

Ни одна живая система не выживет без регулирующей структуры, но слишком жесткая структура оставляет систему плохо подготовленной для того, чтобы приспосабливаться к изменившимся обстоятельствам. Вот почему у нормальных семей имеется еще и механизм позитивной обратной связи. Негативная обратная связь минимизирует изменения, чтобы поддержать устойчивое положение; позитивная обратная связь изменяет систему, чтобы приспособить ее к новым стимулам. Например, по мере роста детей информация, поступающая от них в семейную систему, изменяется. Наиболее очевидный пример этого - подростки, которые больше всего увлекаются в этом возрасте своими сверстниками и требуют большей независимости. Семейная система, ограниченная до негативной обратной связи, может только сопротивляться таким переменам. У нормальных же семей имеются механизмы позитивной обратной связи, и они могут реагировать на новую информацию модификацией своей структуры.

Нормальные семьи периодически лишаются равновесия (Hoffman, 1971) в течение переходных этапов своего жизненного

135

Майкл Николе, Ричард Шварц

цикла. Ни одна семья не прошла через эти изменения абсолютно спокойно: все испытывают стресс, сопротивляются переменам и проживают плохой период. Но гибкие семьи не оказываются в плену таких периодов, они способны осуществить позитивную обратную связь, чтобы измениться. Симптоматийные семьи застревают в проблеме, используя симптоматийного члена, чтобы избежать изменения.

Концепции общей теории систем, например позитивная обратная связь, обладают такими достоинствами, как широкая применимость и теоретическая элегантность, но часто кажутся несколько абстрактными. Если мы признаем, что коммуникация - это канал для позитивной обратной связи, станет возможным излагать соображения яснее. Здоровые семьи способны изменяться, поскольку коммуницируют ясно и являются уступчивыми. Когда дети говорят, что хотят повзрослеть, здоровые родители прислушиваются.

Развитие расстройств поведения

С позиции теории группы симптомы считаются продуктами нарушенных и нарушающих групповых процессов. Но группы не считаются причиной расстройства у их членов, скорее поведение членов группы является частью нарушения группы. Поэтому групповые исследователи и терапевты отказываются от линейной причинности в пользу той формы круговой причинности, которую они называют «групповой динамикой». Семейных групповых терапевтов происхождение психопатологии интересует меньше, чем обстоятельства, которые поддерживают и сохраняют ее. К ним относятся стереотипные роли, нарушения коммуникаций и заблокированные каналы для оказания и получения поддержки.

Из-за ригидности ролей групповые интеракции происходят в узких, стереотипных пределах. Когда у людей становится меньше возможностей для выбора, их гибкость как группы ограничивается. Группы застревают в жестких ролях, и неизменные структуры не срабатывают, когда им приходится иметь дело с измененными обстоятельствами. Более того, если гибкость представляет собой опасность, такие группы не отваживаются коммунициро-вать о неудовлетворенных потребностях, в результате - фру-

136

Состояние семейной терапии

страция и иногда симптоматийное нарушение у одного из членов группы. Если потребности, которые генерируют острое нарушение, остаются неудовлетворенными, сами симптомы закрепляются в качестве роли, и группа организуется вокруг «больного» члена.

Согласно коммуникативным терапевтам, важная функция симптомов - сохранить гомеостатическое равновесие семейной системы. (Как мы увидим, мнение, что симптомы функциональны, подразумевающее, что семьям нужны их проблемы, вызвало немало разногласий.) Считалось, что патологические семьи попали в ловушку прочного, дисфункционального гомеостатичес-кого паттерна коммуникации (Jackson & Weakland, 1961). Их интеракции могут казаться избыточными и могут быть неудовлетворительными, но они усиленно самоподкрепляются. Эти семьи цепляются за свои ригидные структуры и реагируют на сигналы об изменениях негативной обратной связью. То есть изменения рассматриваются не как противоречащие росту, а как угрожающие и воспринимаются как команда к их сдерживанию. Угрожающим стабильности изменениям прикрепляется ярлык «больных», как показано в следующем примере.

Томми был тихим, одиноким мальчиком, единственным сыном родителей - эмигрантов из Восточной Европы, которые покинули свою деревню и перебрались в Соединенные Штаты, где оба устроились работать на завод в большом городе на северо-востоке страны. И хотя теперь они были спасены от религиозных гонений и улучшили свое благосостояние, супруги чувствовали себя изгоями в отсутствие симпатии со стороны новых соседей. Они держались друг друга и находили удовольствие в воспитании Томми.

Томми был слабым ребенком с некоторыми своеобразными особенностями, но родители считали его совершенным. Потом он пошел в школу, стал водить дружбу с другими детьми и, желая признания, нахватался множества американских привычек. Он жевал жвачку, смотрел мультики и катался на велосипеде при любой возможности. Родителей стало раздражать жевание жвачек и привязанность Томми к телевизору, но больше всего они страдали от его стремления играть с друзьми. Им стало казаться, что он отвергает их ценности и что «должно быть, с ним что-то не так». По проше-

137

Майкл Николе, Ричард Шварц

ствии времени они обратились в детскую воспитательную клинику, где уверяли, что у Томми нарушения, и просили помочь «сделать Томми снова нормальным».

Коммуникативные теоретики в своих теоретических работах придерживались позиции, что патология свойственна системе как единому целому (Hoffman, 1971; Jackson, 1967; Watzlawick, Beavin & Jackson, 1967). Идентифицированный пациент считался ролью с комплементарными контрролями - и все они способствуют сохранению системы. Идентифицированный пациент может быть жертвой, но с этой позиции «жертва» и «мучитель» рассматриваются как взаимно детерминирующие роли - ни та ни другая не хороша, не плоха, ни одна не является причиной другой. Однако, хотя эта круговая причинность была существенной составляющей теоретизирования коммуникативных терапевтов, они нередко позволяли себе демонизировать родителей.

Трудно судить об отдельных коммуникациях - нормальные они или патологичные. Поэтому следует оценивать, исходя из серий или последовательностей коммуникаций. Можно исследовать синтаксис и семантику, т. е. содержание речи на наличие ясности или спутанности. Этот подход применялся в исследовании Лайманна Уинна, где он обнаружил, что речь шизофреников отличается от речи нормальных людей или делинквентов (Wynne & Singer, 1963). Можно, наоборот, исследовать прагматики коммуникаций, как это было сделано членами группы Па-ло-Альто. Они делали упор не на ясности или содержании, а на метакоммуникациях или командном аспекте языка.

Симптомы рассматривались как сообщения. Невербальные сообщения симптомов таковы: «Не я хочу (или не хочу) делать так, а что-то, что не поддается моему контролю: мои нервы, болезнь, страх, плохое зрение, алкоголь, воспитание, коммунисты или жена» .(Watzlawick, Beavn & Jackson, 1967, с. 80). Умудренные опытом, коммуникативные теоретики старались не обвинять родителей в мучении их детей. Они больше не считали, что симптомы вызываются коммуникативными проблемами семьи, а рассматривали их как неотъемлемую составляющую контекста, внутри которого эта реакция - единственно возможная. Среди форм патологической коммуникации, выявленных группой Пало-Альто, было отвержение, которое передается одним человеком с дисквалификацией сообщения другого, смешение уровней коммуникации, несоответствующая пунктуация коммуникативных

138

Состояние семейной терапии

последовательностей, симметричная эскалация соперничества, ригидная комплементарность и парадоксальные коммуникации.

Самым распространенным качеством патологичной семейной коммуникации является использование парадокса. Парадокс - это опровержение, которое следует за верным умозаключением из логической посылки. В семейных коммуникациях парадоксы обычно принимают форму парадоксальных предписаний. Распространенный пример парадоксального предписания - потребовать некое поведение, которое по своей природе может проявиться только спонтанно: «Будь спонтанным!», «Ты должен быть более уверенным в себе», «Скажи, что любишь меня». Человек, которому предъявляют парадоксальное предписание, оказывается в невыгодном положении. Выполнить - действовать спонтанно или самоуверенно - означает быть сознательно осмысляющим или напряженно желающим. Единственный способ избежать дилеммы - выйти за пределы контекста и обсудить его, но подобная метакоммуникация редко случается в семьях. (Трудно коммуницировать о коммуникациях.)

Парадоксальные коммуникации - не редкость в повседневной жизни. Они относительно ущербны в малых дозах, но, если они принимают форму двойных связей, последствия пагубны. В двойной связи два противоположных сообщения существуют на различных отвлеченных уровнях, и подразумевается предписание, запрещающее комментировать несоответствие. Известный пример двойной связи, когда жена осуждает мужа за то, что он не показывает своих чувств, и критикует его, если он это делает.

Продолжительная подверженность парадоксальной коммуникации подобна дилемме сновидца, застрявшего в кошмаре. Сновидец не в силах что-то сделать, пока ему снится сон. Единственное решение - выйти из контекста, проснувшись. К несчастью для людей, живущих в кошмаре, проснуться бывает не так-то просто.

Цели терапии

Цель работы с семейной группой была той же, что и при работе с группами незнакомцев: индивидуализация членов группы и совершенствование взаимоотношений. Личностный рост активируется, когда неудовлетворенные потребности вербализуются и понимаются и когда чрезмерно ограниченные роли исследу-

139

Майкл Николе, Ричард Шварц

ются и расширяются. Если члены семьи избавляются от своих запретов, предполагается, что они достигают большей семейной сплоченности. Обратите внимание на разницу в этих акцентах: рассмотрение группы как индивидов, каждый из которых должен оказать содействие развитию, и системный взгляд на семью как единицу. Работать с семьями, как с любой другой группой, означает недооценивать их потребность в иерархировании и структурировании.

Усовершенствование коммуникаций рассматривалось как основной способ достичь цели улучшения группового функционирования. Задачи этого подхода отражают весьма упрощенный взгляд на семьи и их проблемы, который преобладал среди практиков, еще не владеющих системным мышлением. Пока Бейтсон с коллегами экспериментировали со своим сложным системным анализом, средний терапевт по-прежнему считал, что можно помочь семьям, собрав их вместе и предложив им поговорить друг с другом. И действительно, когда большинство семей начинали разговаривать, у них проявлялось достаточно коммуникативных проблем, чтобы надолго загрузить терапевта работой по исправлению их «ошибок», так что ему было некогда вникать в личностные и системные динамики, которые они вырабатывали.

Целью коммуникативной семейной терапии было осуществить «предумышленную акцию по изменению плохо функционирующих паттернов интеракций...» (Watzlawick, Beavin & Jackson, 1967, с. 145). Поскольку «паттерны интеракций» - синоним коммуникации, это означает изменение паттернов коммуникации. На заре коммуникативной семейной терапии - особенно в деятельности Вирджинии Сатир - это транслировалось в общую задачу по усовершенствованию коммуникации в семье. Позже эта задача была сужена до изменения специфических паттернов коммуникации, подкрепляющих проблемы. В 1974 г. Уикленд писал, что цель терапии - устранение симптомов, а не реорганизация семей: «Мы понимаем разрешение проблем как в первую очередь необходимое замещение поведенческих паттернов с тем, чтобы нарушить порочный цикл позитивной обратной связи» (Weakland, Fisch, Watzlawick & Bodin, 1974, с. 149).

Коммуникативный терапевт, подобно поведенческим терапевтам, ставил себе целью препятствовать поведению, которое стимулирует и подкрепляет симптомы. Обе эти модели также сходились в положении, что однажды заблокированное патоло-

140

Состояние семейной терапии

гическое поведение заменяется конструктивной альтернативой, а не другими симптомами. Ограничение поведенческой модели было в том, что она трактовала симптоматийного пациента как проблему и понимала симптом как реакцию, а не как одновременно и реакцию, и стимул в цепочке интеракций. Ограничение коммуникативной модели заключалось в том, что она изолировала последовательности поведения, подкрепляющего симптомы, и сосредоточивалась на двухперсональных интеракциях, упуская из внимания треугольники или другие структурные проблемы. Если, к примеру, девочка боится, потому что раздражительный отец все время на нее кричит, а тот это делает из-за эмоциональной безучастности жены, то изменение поведения отца может привести к другой форме симптоматийного поведения девочки, если не обратиться к отношениям между ее родителями.

Условия для изменения поведения

Как мы отметили, групповой семейный терапевт считал, что можно вызвать изменения у семьи, если помочь ее членам открыться и поговорить друг с другом. Терапевт поощрял их говорить открыто, поддерживал тех, кто казался молчаливым, а затем высказывал свое мнение об их интеракциях. Именно сила поддержки терапевта помогает членам семьи открываться в том, что они держали при себе, а это, в свою очередь, нередко представляется им в другом свете, что позволяет семье выстраивать отношения по-новому. Например, дети, не приученные к тому, что взрослые их слушают, стремятся быть «услышанными», прибегая к дурному поведению. Но если терапевт демонстрирует готовность слушать, дети могут научиться выражать свои чувства словами, а не действиями. Начав взаимодействовать с кем-то, кто воспринимает их серьезно, они могут внезапно «повзрослеть».

Ориентированные на группу терапевты стимулировали коммуникацию, концентрируясь на процессе, а не на содержании (Bion, 1961; Yalom, 1985; Bell, 1975). Это важный момент. В то мгновение, когда терапевт вовлекается в детали семейных проблем или обдумывает, как их разрешить, он теряет возможность отслеживать процесс того, что такого делает семья, что не дает им выработать собственный вариант решения проблем.

141

Майкл Николе, Ричард Шварц

Если поведение - это коммуникация, то способ изменить поведение заключается в изменении коммуникации. Согласно коммуникативным теоретикам, все события и действия имеют коммуникативные свойства: симптомы можно рассматривать как скрытые сообщения, комментирующие отношения (Jackson, 1961). Даже головная боль, которая возникает из продолжительного напряжения в затылочных мышцах, есть сообщение, ведь это заключение о том, как себя чувствует человек, а также команда отреагировать на это. Если симптом считается скрытым сообщением, то благодаря смыслу, разоблачающему сообщение, необходимость в симптоме пропадает. Таким образом, один из ведущих способов изменить поведение - это вывести скрытое сообщение наружу.

Как мы отмечали, важнейшая составляющая двойной связи заключается в том, что невозможно избежать связующую ситуацию или посмотреть на нее отстранение Но изнутри вызвать изменение нельзя, оно может прийти только из внешнего паттерна. Поэтому, согласно коммуникативным теоретикам (Watzlawick, Beavin & Jackson, 1967), парадигмой для психотерапии является вмешательство извне, чтобы разрешить отношенческую дилемму. Терапевт - лицо извне, которое снабжает взаимоотношения тем, чего в них нет: изменяет правила.

Со своей отстраненной позиции терапевт может либо указывать на проблематичные последовательности, либо манипулировать ими, чтобы вызвать терапевтические изменения. Первая из стратегий полагается на силу понимания, или инсайта, и на готовность к изменениям, вторая - нет. Это попытка обыграть семью в их же собственной игре - и неважно, будут они сотрудничать или нет. Вторая стратегия включает множество умных и занимательных тактик коммуникативной терапии, и о ней написано гораздо больше, чем о простой интерпретации. Тем не менее первые терапевты по большей части прибегали к указанию проблем, нежели к любым другим техникам.

Первая стратегия - простое указание на коммуникативные проблемы - представлена работой Вирджинии Сатир и широко практиковалась ее современниками в семейной терапии. Второй, менее прямой подход, олицетворяемый Хейли и Джексоном, в конце концов стал преобладающей стратегией.

Поначалу работа Хейли и Джексона с семьями испытывала влияние гипнотерапии, которой они обучались у Милтона Эрик-сона. Гипнотерапевт в своей работе дает точные указания, кото-

142

Состояние семейной терапии

рые часто имеют размытые цели. Однако, прежде чем пациент последует директивам, терапевт должен добиться контроля над отношениями. Джексон иногда начинал с консультации по симптомам. Он проделывал это, чтобы выделить проблемную область, - совсем как при интерпретации. Но в то же время его комментарии заставляли пациента сосредоточиваться на отношениях с терапевтом, независимо от того, принимал пациент совет или отвергал. Хейли (Haley, 1961) рекомендовал просить некоторых пациентов сделать что-то с тем, чтобы спровоцировать их на реакцию неподчинения. Это использовалось с целью заставить их признать, что они зависят от терапевта. Он приводил в пример предписание шизофренику слушать голоса. Если пациент слышит голоса, то он подчиняется требованию терапевта, если нет, то его больше нельзя считать сумасшедшим.

Директива Хейли (1961) слушать голоса иллюстрирует технику предписания симптомов. Давая пациенту указание разыгрывать симптоматийное поведение, терапевт предлагает, чтобы нечто «невольное» выполнялось преднамеренно. Это парадоксальное предписание, которое вызывает одно из двух изменений. Либо пациент выполняет симптом и тем самым признает, что он не случаен, либо пациент отказывается от симптома. Предписание симптома - это форма того, что коммуникативные терапевты называют терапевтической двойной связью (Jackson, 1961). Тот способ, который лишает людей рассудка, используется для того, чтобы восстановить их психическое здоровье.

Вообще-то «терапевтическая двойная связь» - это нечто вроде свободного пользования, поскольку необязательно подключать два уровня сообщения, одно из которых исключает другое. Чтобы проиллюстрировать, что такое терапевтическая двойная связь, Джексон (1961) цитирует следующий случай.

Пациентка, молодая женщина с комплексом мученицы, считала, что, несмотря на все ее невероятные усилия угодить мужу, у нее ничего не получается. Джексону показалось, что она просто «разыгрывает из себя милашку», чтобы скрыть свое сильное, но неприемлемое для себя раздражение мужем. Но пациентка возмутилась даже на его предположение, что она «недовольна». Столкнувшись с этим сопротивлением, Джексон предложил, что, раз брак столь важен для нее и раз настроение мужа производит на нее столь глубокое впечатление, она должна научиться быть на самом деле услужливой.

143

Майкл Николе, Ричард Шварц

Приняв предложение терапевта, пациентка признала, что она не услужлива на самом деле. Более того, ей пришлось измениться.

В этом примере пациентка была подведена к изменению без обращения к каким-то иным действиям. Суть была в том, чтобы заставить пациентку выйти за рамки, установленные ее дилеммой, - неважно, осознавала она это или нет. Чтобы быть успешной, терапевтическая двойная связь или парадоксальное предписание должны быть настолько умно задуманы, чтобы не осталось никаких лазеек для бегства пациентов.

Техники

Техники семейной терапии были похожи на техники аналитической или поддерживающей, групповой терапии. Роль терапевта заключалась в лидировании над процессом. Моделью семьи становилась демократическая группа, и терапевт устанавливал с членами семьи демократические отношения, ожидая, что и они будут действовать между собой точно так же. Терапевт воспринимал их как людей, у которых есть что сказать, и часто как тех, кому нужно помочь высказать это. При этом на структуру или на подкрепление иерархического положения родителей почти не обращали внимания. Даже наоборот, существовала тенденция оказывать усиленную поддержку детям и поощрять их на то, чтобы они брали на себя более равноправную роль в семейных интеракциях.

Авторский подход Джона Белла (Bell, 1961) является многоступенчатым. Первая ступень - центрированная на ребенке фаза, когда детям помогают выражать желания и интересы. Белл был настолько озабочен тем, чтобы поддержать участие детей, что в качестве способа добиться их сотрудничества устраивал предварительные встречи с родителями, чтобы настроить их не только на слушание, но и на то, чтобы они соглашались с требованиями кого-то из детей.

После того как дети высказывались и получали некоторые дополнительные привилегии, наступала очередь родителей. Обычно в центрированной на родителях фазе родители начинали жаловаться на поведение детей. В этой фазе Белл заботился о том, чтобы смягчать резкую критику родителей, и фокусировался на

144

Состояние семейной терапии

разрешении проблем. В финале, или в центрирированной на семье фазе, терапевт уравнивал поддержку для всей семьи, пока они продолжали совершенствовать коммуникацию и вырабатывать решения для своих проблем. Следующая выдержка иллюстрирует директивный стиль вмешательства Белла (Bell, 1975):

«Один отец, на протяжении нескольких последних сессий сохранявший молчание, выступил наконец с длинной тирадой, направленной против сына, дочери и жены. Я отметил, как за несколько минут каждый названный на свой манер отказался от участия в обмене мнениями. Тогда я сказал: «Теперь, как мне кажется, мы должны услышать, что хочет сказать на этот счет Джим, и Ненси должна высказать свое мнение, и, возможно, мы также услышим, что думает об этом ваша жена». Это восстановило участие семьи, не исключая отца» (с. 136).

Существуют три специально адаптированные к работе с семьями формы групповой терапии - составная семейная групповая терапия, терапия множественного воздействия и сетевая терапия.

Питер Лакур начал практиковать составную семейную групповую терапию в 1950 г. в Кридморском государственном госпитале в Нью-Йорке и усовершенствовал этот подход в Вермонтском государственном госпитале (Laqueur, 1966, 1972а, 1972b, 1976). Составная семейная групповая терапия заключалась в работе одновременно с четырьмя-шестью семьями на полуторачасовых еженедельных сессиях. Лакур со своими котерапевтами собирал составные семейные группы, так же как и традиционные терапевтические группы, дополняя их техниками групп встреч и психодрамы. Применялись структурированные упражнения, чтобы поднять уровень интеракций и интенсивность чувств; семьи использовались в качестве «котерапевтов», которые сталкивали между собой членов других семей, находясь на более персональной позиции, чем терапевт.

Хотя составная семейная терапия утратила свою наиболее творческую силу с безвременной кончиной Питера Лакура, к ней по-прежнему время от времени обращаются, особенно в госпитальных условиях, как при работе со стационарными больными (McFarlane, 1982), так и с амбулаторными (Grizer & Okum, 1983).

Роберт Мак-Грегор и его коллеги в филиале Техасского медицинского университета в Галвестоне разработали терапию

145

Майкл Николе, Ричард Шварц

множественного воздействия как способ оказать максимальное влияние на семьи, которые съезжались со всего Техаса, чтобы посвятить несколько дней интенсивной терапии с большой командой специалистов (MacGregor, Richie Serrano, Schuster, McDonald & Goolishian, 1967, 1972). Члены команды в различных сочетаниях встречались с членами семьи, а затем собирались в большую группу, чтобы сделать обзор находок и выдать рекомендации. Хотя терапия множественного воздействия больше не практикуется, эти интенсивные, но нечастые встречи были сильным стимулом к изменению и стали прототипом последующих разработок в эмпирической терапии (см. главу 6) и миланской модели (см. главу 11).

Сетевая терапия - это подход, созданный Россом Спеком и Кэролайн Аттнив для содействия семьям во время кризиса, при помощи созыва всей их социальной сети - родственников, друзей, соседей - на собрания, численностью в среднем по пятьдесят человек. Использовались команды специалистов, которые делали упор на разрушении деструктивных паттернов отношений и мобилизации поддержки для новых возможностей (Speck & Attneave, 1973; Ruevini, 1975).

Встречи терапевтических команд с сетевыми группами длились по два-четыре часа, и, как правило, это случалось три-шесть раз. Использовались техники групп встреч, чтобы снять защиты и создать атмосферу теплого участия. После 5-10 минут, когда члены группы пожимали друг другу руки, прыгали, кричали, обнимались и раскачивались вперед-назад, группа освобождалась от напряжения и приходила к ощущению сплоченности.

Когда лидер представлялся и активизировал конфликтные точки зрения в сети, начиналась фаза поляризации. Ее могли драматизировать путем распределения людей в концентрические круги и провокации их столкновения из-за отличий. Под руководством лидеров столкновение переводилось к компромиссу и синтезу. В процессе мобилизационной фазы выдвигались задачи и просьбы к субгруппам из вовлеченных и активных членов разработать планы для разрешения конкретных проблем. Если идентифицированному пациенту была нужна работа, формировался комитет содействия, если молодые родители спорили из-за того, кому присматривать за ребенком, группу просили найти нянь, чтобы разрешать паре проводить вдвоем свободное время.

Когда первоначальный энтузиазм стихал, сетевые группы часто истощались и впадали в отчаяние, поскольку их члены по-

146

Состояние семейной терапии

нимали, насколько укоренившимися являются некоторые проблемы и как тяжело их разрешать. Юрий Рювини (Ruevini, 1975) описал случай, когда группа переживала период депрессии и проблемная семья почувствовала себя изолированной и покинутой. Рювини вывел ее из этого тупика, предложив катарсическое упражнение, позаимствованное из групп встреч, под названием «похоронная церемония». Членов семьи просили закрыть глаза и представить себя умершими. Остальной группе предлагали поделиться своими чувствами об «усопших»: об их сильных и слабых сторонах и о том, что каждый из них значил для близких. Этот драматический прием вызывал излияние чувств в сетевой группе, что вывело ее из депрессии.

Спек и Аттнив (1973) описали, как делить сетевую группу на субгруппы по разрешению проблем, используя действия, а не чувства, чтобы уйти от отчаяния. В одном случае они попросили группу друзей подростка с наркотической зависимостью присматривать за ним, а другую группу - принять меры, чтобы он смог уехать из родительского дома. Произошел прорыв, когда высвобожденная энергия сетевой группы была направлена на активное разрешение проблем. Сетевые сессии часто производят то, что Спек и Аттнив назвали «сетевым эффектом», - чувство эйфорической связанности и громадное удовлетворение от разрешенных проблем. Однажды приведенная в действие сетевая группа всегда приходит на помощь, когда возникает такая необходимость.

Большинство актуальных техник коммуникативной семейной терапии заключается в обучении правилам ясных коммуникаций, анализе и интерпретации коммуникативных паттернов и манипулировании интеракциями при помощи различных стратегических приемов. Прогрессия этих трех стратегий от более прямых к более изобретательным отражает растущее понимание того, как семьи сопротивляются изменениям.

Раньше, начиная свою работу, коммуникативные терапевты (Jackson & Weakland, 1961) давали понять о своих убеждениях, что семья в целом вовлечена в существующую проблему. Затем они объясняли, что все семьи вырабатывают привычные паттерны коммуникации, включая некоторые проблематичные. Эта попытка перевести семьи от восприятия идентифицированного пациента как проблему к признанию общей ответственности недооценивала сопротивление семей к изменениям. Впоследствии

147

Майкл Николе, Ричард Шварц

эти терапевты скорее всего начинали с признания того определения проблемы, которое предлагали семьи (Haley, 1976).

Сделав свои вступительные заявления, терапевты просили членов семьи, обычно по одному, рассказать о проблемах. Терапевт слушал, но сосредоточивал свое внимание на процессе, а не на содержании. Когда кто-то из семьи говорил в спутанной или путающей манере, терапевт обычно указывал на это и устанавливал определенные правила ясного коммуницирова-ния. Сатир (Satir, 1974) была наиболее прямым и открытым учителем. Когда кто-то говорил что-то неясное, она уточняла и проясняла сообщение, предлагая принципы для ясного выражения мыслей.

Одно правило заключалось в том, что люди должны были говорить от единственного числа, выражая свои мысли или чувства. Например:

Муж: Мы все любим парней Донны.

Терапевт: Мне бы хотелось, чтобы вы говорили за себя, ваша жена сможет высказать, что она думает, позже.

Муж: Да, но мы всегда сходимся во мнениях относительно этих вещей.

Терапевт". Возможно, но вы разбираетесь в своих мыслях или чувствах. Говорите за себя и дайте ей сказать за себя.

Сходное правило, когда от людей требуют формулировать утверждения от первого лица («я-утверждения») на личные темы. Мнения и ценностные суждения должны признаваться как таковые и не выдаваться за факты и общие принципы. Признание мнений как таковых - обязательный шаг к их обсуждению в манере, допускающей легитимные расхождения во мнениях и предоставляющей гораздо меньше возможностей, чтобы менять мнения.

Жена: Люди не должны искать развлечений без своих детей.

Терапевт: Значит, вам нравится брать детей с собой, когда вы с мужем отправляетесь развлекаться?

Жена: Ну да, а разве не все этого хотят?

Муж: Я - нет. Мне нравится проводить время только вдвоем с женой, хотя бы иногда.

148

Состояние семейной терапии

Еще одно правило - это когда люди должны обращаться прямо друг к другу, вместо того чтобы говорить друг о друге. Этим избегается игнорирование или дисквалификация членов семьи и предотвращается образование деструктивных коалиций. Например:

Подросток (к терапевту): Моя мама всегда должна быть права. Правда же, пап?

Терапевт: Ты не мог бы сказать это ей?

Подросток: Могу, но она не слушает.

Терапевт: Попробуй еще раз.

Подросток (терапевту): О, ну ладно. (Матери): Иногда мне кажется... (Повернувшись к терапевту): О, какой смысл?

Терапевт: Я вижу, как это тяжело сделать, и догадываюсь, что ты подумал, нет смысла пытаться сказать это матери, если она не собирается слушать. Но здесь, я надеюсь, мы можем все научиться разговаривать друг с другом более прямо, так что никто не откажется от чьих-либо слов.

Как показывает этот диалог, трудно научить людей комму-ницировать открыто, только рассказывая им, как это делается. Наверное, это удачная идея, но она не совсем хорошо работает. Причина, по которой директивный подход к семейной терапии сохраняется вообще, заключается в том, что, если требовать достаточно настойчиво, большинство людей следуют терапевтическим директивам, по крайней мере в присутствии требовательного терапевта.

В первые годы коммуникативной семейной терапии Вирджиния Сатир была, вероятно, наиболее прозрачным и директивным терапевтом, Джей Хейли - наименее, а Дон Джексон находился где-то между ними.

Начав работать с семьями шизофреников, Джексон полагал, что должен защищать пациентов от их семей (Jackson & Weak-lend, 1961), но пришел к пониманию, что родители и дети связаны друг с другом во взаимно деструктивной манере. Даже сегодня новички в семейной терапии, особенно если они еще сами не являются родителями, склонны идентифицироваться с детьми и считать родителей «плохими парнями». Это не только ошибочно, как позже признал Джексон, но и отчуждает родителей и выбивает их из лечения. Молодые терапевты часто «знают», что в большинстве проблем детей следует винить их родителей. Толь-

149

Майкл Николе, Ричард Шварц

ко впоследствии, сами став родителями, они достигают более уравновешенной позиции, а именно что во всех проблемах семьи виноваты дети.

Джексон уделял особое внимание необходимости в структурировании и контроле семейных встреч. Он начинал первую сессию со слов: «Мы здесь, чтобы поработать сообща над лучшим пониманием друг друга, так что вы все можете отвлечься от своей семейной жизни» (Jackson & Weaklend, 1961, с. 37). Эта ремарка не только структурировала встречу, но и выражала идею, что все члены семьи должны сосредоточиться на обсуждении. Кроме того, она открывала намерения терапевта и могла тем самым быстрее спровоцировать противоборство родителей, которые пришли только для того, чтобы помочь пациенту, и их обижало предположение, что они сами являются частью проблемы. Таким образом, мы видим, что Джексон был активным терапевтом, который прямо устанавливал правила с самого начала и открыто объяснял, что он делает, чтобы предупредить и обезоружить сопротивление. Сегодня большинство семейных терапевтов считают, что эффективнее большая хитрость; отвечать на сопротивление семей нужно не психологическим карате, а джиу-джитсу - использовать их инерцию для выигрыша в силе, вместо того чтобы противодействовать им лобовой атакой.

Возможно, Джексон считал, что слишком тяжело работать с семьями шизофреников, и поэтому был активным и настойчивым, чтобы не попасться в ловушку их безумия. В любом случае в его работе имелся оттенок воинственности - будто он считал, что воюет с семьями и нужно выиграть у них в их же играх (Jackson & Weaklend, 1961), используя двойные или составные сообщения, провоцируя их сделать что-нибудь вопреки терапевтическим директивам, реальные цели которых могли быть скрытыми (терапевтические двойные связи).

Если Джексон был скрытно воинственным с семьями, то Хейли не действовал в этом отношении исподтишка. Он был ясен и недвусмыслен, определяя терапию как битву за контроль1. Хейли полагал, что терапевт должен лавировать в позиции власти над своими пациентами, чтобы манипуляциями добиваться их изменений. Хотя понятие монипуляции может иметь неприглядный подтекст, моральную критику можно направить против тех, кто использует пациентов в собственных скрытых

1 Хейли продолжал развивать и совершенствовать эту мысль, и сегодня он далек от этой простоты и провокативности. См. главу 11 по стратеги -ческой семейной терапии, описывающей современную работу Хейли

150

Состояние семейной терапии

целях, а не тех, кто ищет наиболее эффективные способы содействия пациентам в достижении их целей.

В «Стратегиях психотерапии» Хейли (1963) описал супружеские отношения с позиции конфликтующих уровней коммуникации. Конфликт возникает не только из-за того, какие правила должны выполнять супруги, но и из-за того, кто устанавливает эти правила. В одних сферах супруги могут быть комплементарными, а в других симметричными. Но осложнения все равно остаются: хотя может казаться, что жена доминирует над зависимым мужем, на деле муж может провоцировать жену на доминирование; таким образом, он сам поддерживает тот тип отношений, который у них имеется. Время от времени он прикидывается трусом, чтобы похулиганить.

Хотя анализ человеческих отношений Хейли был очень рациональным, он полагал, что члены семьи не могут быть рациональными со своими проблемами. Возможно, он преувеличивал неспособность человека понять свое поведение. Поэтому его терапии была характерна тенденция работать для пациентов, а не с ними. Насмешливо критикуя идею, что инсайт целителен, Хейли возлагал большую надежду на простые, открытые коммуникации как на способ борьбы с семейными проблемами.

Согласно Хейли, простое присутствие третьего лица - терапевта - помогает супругам решать проблемы. Будучи честным с каждым партнером и не принимая ничью сторону, терапевт обезоруживает типичные приемы обвинения. Другими словами, терапевт действует как рефери. В дополнение к этой функции коммуникативный терапевт переименовывает то, как члены семьи ведут себя друг с другом. Согласно одной стратегии, то, что говорят члены семьи, переопределяется так, что акцент ставится на позитивный аспект их отношений. «Например, - говорит Хейли, - если муж утверждает, что жена постоянно ворчит на него, то терапевт может сказать, что жена, по-видимому, пытается пронять мужа и достигает с ним большей близости. Если жена утверждает, что муж все время чурается ее, о нем можно сказать, что он стремится избежать разногласий и ищет благожелательных отношений» (1963, с. 139). Эта техника позже была названа рефреймингом и стала центральной для стратегической терапии.

Одна из стратегий Хейли заключалась в том, чтобы разоблачить подразумеваемые правила, которые управляют семейными отношениями. Трудно следовать дисфункциональным правилам, если они определены. Например, некоторые жены ругают

151

Майкл Николе, Ричард Шварц

своих мужей за то, что те не выражают себя, но стоит у них появиться такому шансу, они тут как тут - многословны и громогласны. Если терапевт указывает на это, становится трудно следовать подразумеваемому правилу, что муж не должен разговаривать. Хейли полагал, что расхождения в том, каким правилам следовать, относительно легко разрешимы через обсуждение и компромисс. Конфликты в связи с тем, кто устанавливает правила, сложнее и требуют того, чтобы терапевт был менее открытым. Поскольку тема контроля является слишком опасной, чтобы работать над ней открыто, Хейли рекомендовал скрытые директивы.

Хейли давал директивы двух типов: предлагал другое поведение и рекомендовал продолжать вести себя по-прежнему. Прямой совет, говорил он, редко срабатывает. Когда он все же срабатывает, это означает, что конфликт, видимо, был незначительным или что супруги уже сами двигались в этом направлении. Некоторые директивы Хейли были направлены на изменения, которые казались такими небольшими, что окончательные результаты наступали не так скоро. Например, в супружеской паре, где жена обычно всегда добивается своего, муж раз в неделю должен отказывать ей в чем-то совсем несущественном. Это выглядит банально, но преследует две цели: заставить мужа выражать свое мнение, а жену - осознать, что она доминирует. (К несчастью, это выглядит еще и так, будто в отношенческих проблемах обвиняется одна жена.) Это маленькое начинание давало обоим партнерам шанс поработать над изменением своего вклада в интеракции. Факт, что они делают это по терапевтическому указанию, часто, хотя и не всегда заставлял их с большей охотой следовать совету.

Предложение Хейли, чтобы члены, семьи продолжали вести себя по-прежнему, фактически представляет собой терапевтический парадокс. Когда протестующего подростка просят «продолжать протестовать», он попадает в парадоксальное положение. Продолжать протестовать означает следовать указанию властной фигуры (и признать, что твои поступки - протест). Только отказ от этого поведения может позволить подростку сохранить иллюзию свободы. Между тем проблематичное поведение прекращается. Иногда эффективно, если один партнер предлагает другому продолжать вести себя симптоматийно. Это вызывает существенный сдвиг, поскольку заменяет того, кто определяет характер отношений.

152

Состояние семейной терапии

Уроки ранних моделей

Самым важным вкладом групповых исследований в семейную терапию стала идея, что у всех групп, включая семьи, появляются свои характеристики. Когда люди объединяются в группу, отношенческие процессы протекают так, что отражают вовлечение индивидов и коллективные паттерны интеракций, известные как групповые динамики. Семейные терапевты используют системную теорию, чтобы уточнить природу этих интерперсональных сил. Им приходится иметь дело с такими групповыми динамиками, как триангуляция, поиск «козла отпущения», группирование, создание коалиций и расколы.

Групповые теоретики также научили нас важности ролей - официальных и неофициальных - и тому, как роли организуют поведение в группах. Семейные терапевты обращаются к ролевой теории, когда поддерживают и повышают ценность родителей в их роли лидеров или указывают, как скрытые роли могут отвлекать от группового функционирования, например когда отец, который все время играет роль балагура, подначивает свою жену и уводит семью от обсуждения и разрешения проблем. Семейные терапевты также помогают членам семьи понимать, как некоторые ригидные роли заставляют их вести себя ограниченно и негибко, например если подросток сильно озабочен тем, чтобы не быть похожим на родителей, он не понимает, что такое быть самим собой.

Разграничение процесс - содержание тоже имеет глубокое значение для семейных терапевтов. Когда семьи ищут помощи, они рассчитывают на экспертную информацию и помощь, разрешающую их проблемы. Они хотят узнать, как помочь застенчивому мальчику заводить друзей или как заставить дерзкого подростка выказывать больше уважения. Но семейные терапевты пытаются постичь вот что: почему семья не способна разрешить собственные проблемы? Почему меры, которые они предпринимают, не срабатывают? Поэтому, когда семья обсуждает свои проблемы, терапевт больше следит за процессом обсуждения - кто с кем разговаривает и каким образом, - чем за содержанием того, что они говорят.

Смещение внимания от того, что говорят люди, к тому, как они это говорят - открыто или защищаясь, с позиции сотрудничества или конкуренции, - одна из ключевых стратегий всех форм терапии. Выражаясь иначе, большинство семейных терапевтов сосредоточиваются на опыте «здесь - и - сейчас», обра-

153

Майкл Николе, Ричард Шварц

щаясь к проблемам в виде способа построения взаимоотношений между членами семьи прямо в консультационном кабинете.

Семейные терапевты прибегают к основной технике групповой терапии - содействию свободного и открытого обсуждения, - чтобы поощрять в семьях диалог и взаимопонимание. Но хотя помощь семьям в обсуждении их проблем и позволяет им разрешать умеренные кризисы, простой разговор редко достаточен для выхода из более сложных проблем. Более того, модель демократической группы, на которую опирается эта техника, недооценивает уникальные структуральные свойства семей. В отличие от терапевтических групп семьи не состоят из равноправных людей. Каждый член семьи имеет равные права на свои чувства, но кто-то стоит во главе. Терапевт, который призывает всех в семье высказываться на равных, не считается с потребностью семьи в лидерстве и иерархии.

Другая важная техника, используемая групповыми терапевтами, - это интерпретация процесса, которая у Белла (Bell, 1961) представлена в четырех вариантах. Рефлексивные интерпретации описывают, что происходит в данный момент: «Я заметил, что, когда ваша жена говорит что-то критичное, вы беретесь за голову, как будто говорите: «Бедный я». Коннективные интерпретации указывают на неосознаваемые связи между различными действиями среди членов семьи: «Вы не замечали, что Дженни начинает дурно себя вести в тот момент, когда вы оба начинаете спорить?» Реконструктивные интерпретации объясняют, как события в семейной истории задают контекст для нынешних переживаний. Нормативные интерпретации высказываются с целью поддержать члена семьи или бросить ему вызов путем сравнения этого человека с тем, что делают большинство людей: «Большинство подростков дерзки со своими родителями. Это часть взросления».

Наиболее очевидные комментарии, которые мы можем сделать в связи с процессуальными интерпретациями, - это просто указание на то, что делают члены семьи, и это не помогает им увидеть, что их поведение непродуктивно, или изменить его. Терапевты интерпретируют, чтобы принести пользу, но людям, для которых предназначены эти интерпретации, последние нередко кажутся вредными, как если бы терапевт говорил: «Посмотрите, что вы делаете: это ошибочно - вы ошибаетесь».

Реальная причина, по которой люди обычно не меняются, когда им на что-то указывают, не в том, что они являются марионетками семейной системы, а в том, что даже критика с благи-

154

Состояние семейной терапии

ми намерениями часто воспринимается в большей мере как угроза, нежели как конструктивное предложение. Семейные терапевты, уже враждебно настроенные к аналитическому подходу, стали сомневаться в пользе интерпретаций и даже высмеивать инсайт, предпочитая действие. Поступая так, они считали, что индивиды, как правило, бессильны перед системными силами своих семей. Задним числом представляется, что, хотя изменение индивида часто и осложняется действиями других, несправедливо считать, что члены семьи не способны отдавать себе отчет о последовательностях своего поведения, - все зависит от того, как им на это указывают. Вероятно, это самое уважение к способности людей понимать и изменять свое поведение и привело к тому, что терапевты стали переформулировать интерпре-тативные комментарии, так чтобы их слова больше напоминали разрешение быть честным, нежели нападки. Возможно, люди могут усвоить безжалостную правду, если им говорят об этом с уважением.

Групповые семейные терапевты были директивными настолько, что подталкивали людей высказываться, когда было понятно, что им есть что сказать; в других случаях они были относительно пассивными и ограничивали себя описанием семейных интеракциональных мотивов, которые увидели. В терапевтических группах из незнакомых прежде людей с контрастными защитами и личностными стилями терапевты могли действовать как катализаторы, чтобы спровоцировать в группе конфронтацию и спор. Но семьи нередко разделяли общие защиты и непродуктивные установки, и терапевты не могли рассчитывать на то, что кто-то из членов группы бросит вызов семейным правилам. Вот почему современные семейные терапевты, работающие с семьями более активно, борются с семейными паттернами интеракции (а не с молчанием отдельных участников) и ищут способы обойти защиты, которые в семьях сильнее, чем в группах незнакомцев.

В этой главе рассматривались три варианта адаптации групповых методов (составная семейная терапия, терапия множественного воздействия и сетевая терапия), с которыми экспериментировали в 1960-х. Работа с более чем одной семьей одновременно позволяла членам одной семьи увидеть, как другие справляются со сходными проблемами. Однако, если участие других семей использовалось с целью внесения раздора, становилось невозможным сосредоточиться на укоренившихся или вызывающих

155

Майкл Николе, Ричард Шварц

тревогу проблемах. То, что срабатывало в групповой терапии, не работало в семейной.

Как терапия множественного воздействия, так и сетевая терапия привлекали громадные ресурсы для выведения семьи из кризиса. Хотя семейные терапевты в клиниках часто работают в командах, сегодня мы обычно полагаемся на одного терапевта, ведущего семью. Возможно, бывают случаи, когда имеет смысл приложить те изнурительные усилия, которые предлагает терапия множественного воздействия. Дополнительное преимущество сетевой терапии заключается в том, что она мобилизует естественные ресурсы семейного сообщества. Возможно, эта модель все еще в ходу, потому что она использует ресурсы сообщества, которые остаются доступными и по окончании лечения, и это полезное средство от изолированности некоторых семей.

Коммуникативная терапия была одной из первых и наиболее влиятельных форм лечения семей. Ее теоретическое развитие тесно связано с общей теорией систем, и возникшая терапия стала преимущественно системным подходом. Коммуникации являют собой входящий и исходящий стимулы, доступные для обнаружения, которые терапевты использовали для анализа «черного ящика» интерперсональных систем. Коммуникация стала описываться как обратная связь, как тактика в борьбе за интерперсональное влияние и как симптоматика. Фактически всякое поведение рассматривалось как коммуникация. Проблема в том, что, если со всеми поступками обращаться как с коммуникациями, можно подумать: коммуникативный анализ объясняет все, а значит, ничего. Человеческие отношения - не только проблема коммуникаций; последние, вероятно, матрица, в которую встроены интеракции, но у человеческих взаимодействий имеются и другие атрибуты - любовь, ненависть, страх, конфликт.

Бейтсоновская группа лучше всего запомнилась концепцией двойной связи, но обессмертившая их заслуга заключается в применении коммуникативного анализа к широкому спектру поведения, включая семейные динамики. Фактически идея о мета-коммуникации гораздо полезнее, чем понятие двойной связи, и она была усвоена не только семейными терапевтами, но и общественностью вообще. Независимо от того, известен ли большинству людей термин «метакоммуникация», они понимают, что все сообщения имеют и передающую и командную функции.

Другая из наиболее значимых идей коммуникативной тера-

156

Состояние семейной терапии

пии заключается в том, что семьи являются системами, руководствующимися правилами, которые поддерживаются механизмами гомеостаза и негативной обратной связи. Негативная обратная связь отвечает за стабильность нормальных семей и негибкость дисфункциональных. Поскольку последние не имеют адекватных механизмов позитивной обратной связи, они не способны адаптироваться к изменяющимся обстоятельствам.

Коммуникативные терапевты позаимствовали модель открытой системы у общей теории систем, но их клинические вмешательства базировались на кибернетической парадигме закрытых систем. Отношения изображались как борьба за власть и контроль. Хейли уделял особое внимание борьбе за власть между супругами; Вацлавик считал, что основная проблема контроля в семьях является когнитивной. Терапия понималась как силовая борьба, в которой терапевт берет на себя контроль, чтобы перехитрить силу того, что поддерживает симптоматику.

Если коммуникации имеют место в закрытых системах - в фантазиях индивида или в частных разговорах семьи, - это слабая возможность для приспособления системы. Только тогда, когда некто со стороны, вне системы, обеспечивает входящую стимуляцию, исправление осуществимо. Это посылка, на которую опирается коммуникативная семейная терапия. Поскольку правила семейного функционирования почти не известны семье, лучший способ исследовать и исправить их - консультация специалиста.

Несмотря на разницу в терапевтических стратегиях Хейли, Джексона, Сатир и Вацлавика, все они считали своим долгом изменять ущербные паттерны коммуникации. Они добивались этой цели прямыми и непрямыми средствами. Прямой подход, который предпочитала Сатир, добивался изменений при помощи того, что семейные правила прояснялись и семьи обучались ясным и недвусмысленным коммуникациям. Можно считать, что этот подход устанавливал базовые правила, или метакомму-никативные принципы, и состоял из таких тактик, как просьба к людям высказываться за себя и указание невербальных и многоуровневых каналов коммуникации.

Но, как отмечал Хейли, «одна из трудностей, заключенных в просьбе к пациентам сделать что-то, связана с фактом, что психические пациенты известны своими колебаниями в выполнении того, о чем их просят». По этой причине коммуникативные терапевты стали прибегать к более обходным стратегиям, предназначенным для провокации изменений, а не для развития осо-

157

Майкл Николе, Ричард Шварц

знания. Если попросить членов семьи говорить за себя, например, то можно поколебать семейные правила и тем самым столкнуться с сильным сопротивлением. Придя к этому пониманию, коммуникативные терапевты стали работать над сопротивлением.

С сопротивлением и симптомами справлялись при помощи различных парадоксальных директив, получивших вследствие вольного толкования название «терапевтическая двойная связь». Техника Милтона Эриксона, предписывающая сопротивление, использовалась как средство достижения контроля, как, например, когда терапевт велит членам семьи не раскрываться на первой сессии. К той же уловке прибегали, чтобы предписывать симптомы, и действия, которые делали неосознаваемые правила очевидными, подразумевали, что это поведение преднамеренно, а терапевт властен над ситуацией.

В конце концов коммуникативная терапия стала фокусированной на симптоме краткосрочной и директивной. Фокусирование на симптоме согласуется с известной системной концепцией эквифинальности, которая означает, что неважно, откуда начинаются системные изменения, - конечный результат все равно одинаков. Кроме того, даже собирая всю семью, коммуникативные терапевты сосредоточиваются на супружеской паре - они всегда были более искусными в диадическом, нежели в три-адическом мышлении.

Сегодня теории коммуникативной терапии признаны мейн-стримом семейной терапии, и фокусированные на симптоме вмешательства стали базисом стратегической и фокусированной на решении моделей. К несчастью, когда закоснелая негибкость семей поставила групповых и коммуникативных терапевтов в тупик, они могли преувеличить иррациональную силу семейных систем.

Критический взгляд на систему1

Поначалу терапевты встречали семьи как сильного противника. Открытия Фрейда обвиняли семьи как совратителей невинных детей, а позже - как агентов культурального давления - источника любого типа вины и тревоги. Госпитальные психиатры также считали пациентов жертвами их семей и не

1 Идеи этого раздела адаптированы из книги «Я» в системе» («The Self in the System», Nichols, 1987).

158

Состояние семейной терапии

подпускали семьи на пушечный выстрел - разве что только для оплаты расходов. Детские работники относились к домашней жизни своих подопечных со свойственным им предубеждением. Они полагали, что испорченные отношения в семье, ответственные за психопатологию, сглаживаются благодаря их собственной лояльности к маленьким пациентам, с которыми они идентифицировали себя. Всегда готовые спасать ребенка, они воспринимали матерей как врагов, которых нужно побороть, а отцов - как второстепенные фигуры, которых можно не замечать.

Коммуникативные семейные терапевты спасали шизофреников от психиатрического вердикта о неполноценности, доказывая, что их безумная речь имеет смысл как отчаянная попытка разрешения семейных ситуаций. Ненормален не пациент, а семейная система. Семейная терапия нацелилась на гуманизацию психических болезней, но, чтобы добиться этого, она создала нечеловеческий, механический объект - систему.

Стремясь заставить отдельных членов семьи перестать быть проводниками культуральных ограничений, практикующие терапевты сразу же натолкнулись на сильную семейную неприязнь к независимости личности. Человек, может, и желал бы поправиться, но семье нужен кто-то в роли больного. Некоторые семьи, чтобы сохранить свое равновесие, просто не могут обойтись без «козла отпущения»; болезнь пациента становится необходимой для сомнительного здоровья семьи. Все это позволило Дону Джексону охарактеризовать семьи как «руководствующиеся правилами гомеостатические системы». Тогда совсем не замечали, что это описание, изображающее пациентов беспомощными, смещало внимание (равно как и вину) на семью.

Предполагалось, что наблюдения бейтсоновской группы являются научными, однако их язык для описания семейных систем был воинствующим и агрессивным, часто подразумевающим не просто сопротивление, а сознательное противостояние изменениям. Идея об оппозиционности семей привела семейных терапевтов к соперничающей позиции. Поскольку семьи воспринимались как неразумные системы - одновременно ригидные (цепляющиеся за прежний образ жизни) и ненадежные (не выполняющие требований), - их интервьюирование превращалось в борьбу за стратегическое преимущество.

Даже после того, как семейные терапевты переросли наивную идею о том, что пациенты - невинные жертвы недоброжелательных родственников, семьи, упрямо сопротивляющиеся

159

Майкл Николе, Ричард Шварц

переменам, все равно вызывали у них чувство противостояния. Переход от работы с индивидами к работе с семьями не был плавным и требовал новых способов мышления. Терапевты, не привыкшие рассматривать целые взаимодействующие семьи не откладывая, обратились к неклиническим моделям, чтобы суметь концептуализировать закрепленные в паттернах интеракции.

Кибернетическая и общая теории систем обеспечили клиницистов пригодными метафорами для систематизации паттерни-рованных интеракций семейной жизни. Описание семей как систем позволило им увидеть, что группы взаимодействующих личностей могут функционировать подобно составному организму, единому целому. Считалось, что семьи подобны системам, в которых поведение каждого члена связано и зависит от поведения всех остальных.

Большое преимущество системного мышления было в признании, что жизни людей связаны воедино, так что поведение семей - это продукт взаимного влияния. Но если забыть, что системные метафоры - лишь метафоры, то можно переоценить их влияние и обесчеловечить членов семьи по отдельности. Один из мифов системы заключается в том, что она обуславливает, а не влияет. Так, например, чрезмерно вовлеченная мать, став более пассивной, освобождает место для своего мужа, чтобы тот стал более активным; но этот сдвиг в системе не заставляет его вовлекаться. К тому же хоть выпутанному родителю, может, и трудно посвящать детям больше времени, поскольку те спутаны с другим родителем, но это вполне возможно1.

Признано, что системная метафора имеет преимущество в том, что она смещает вину с индивидов, которые считаются заложниками своих семейных структур. Если избегаются обвинения и не ищутся недостатки - это прекрасно, но отрицание возможности самоопределения уже не так хорошо. Здесь таится опасность механизации.

Системное мышление имеет дело с действиями - реальным поведением, но зачастую не особенно отличает человеческие поступки от физических движений. Действие считается каузальным результатом механического взаимодействия примитивных «системных сил». Следовательно, терапия может и должна быть арациональной. Правда в том, что действие еще и рационально,

Напомним, что, согласно терминологии Сальвадора Минухина «спуты -ваться» - значит выстраивать хаотичные и прочные взаимосвязи, а «выпутываться» - обособляться и разобщаться. - Прим. ред.

160

Состояние семейной терапии

опосредованно индивидами и созданным ими смыслом и ответственностью. Мы многое делаем автоматически и будучи ведомыми паттернами интеракций. Но хотя мы не всегда рефлексируем и поступаем рационально, иногда такое с нами все же случается. Мы не просто звенья замкнутой цепи событий, а люди с именами, считающие себя источником начинаний. Конечно, мы связаны с другими. Чаще всего мы действуем с оглядкой на образы других людей у нас в голове, реже - вместе с другими и время от времени - ради других. Но «мы», авторы действий, - люди с сердцем, разумом и телом, заключенным в собственную оболочку.

Семейные терапевты учат нас, что наше поведение неким невидимым, но властным образом, контролируется окружающими нас людьми. Семейные правила и роли действуют подобно невидимым ограничениям, влияющим на все, что мы делаем. Идея, что люди ведут себя именно так, а не иначе, поскольку вынуждены проживать определенные роли, может привести к освобождению, ведь если кто-то играет роль, то он может обратиться и к новой роли. Например, изменив роли мужественности и женственности, которые строились на половых стереотипах, можно достичь более расширенного и аутентичного самоопределения. Однако если переусердствовать в такой логике рассуждений, то можно прийти к признанию, что роль - это все.

Системное мышление отбрасывает индивидуальность как иллюзию. Проблема возникает, когда роли овеществляются и закрепляются как предписанные детерминанты поведения и как независимые от фактора личности. Системные мыслители, к несчастью, подразумевают роли, которые играет человек, а не наоборот. Но ведь чтобы вызвать в конце концов изменение, приходится действовать именно личностям в системе - и неважно, сообща или по отдельности.

Первые семейные терапевты обращались с семьей как с кибернетической системой, которая управляет собой посредством обратной связи. Наверное, они уделяли чрезмерное внимание негативной обратной связи, которая заставляет семьи сопротивляться изменениям и сохранять гомеостаз, - отчасти потому, что они изучали шизофренические семьи, которым свойственна колоссальная ригидность, а отчасти реагируя на превалирующий тогда психодинамический взгляд на психическую жизнь человека. Тем не менее, как мы теперь понимаем, хоть системное мышление и подготовило наш симбиотический взгляд, метафора о

161

Майкл Николе, Ричард Шварц

неодушевленной системе не является адекватной моделью для человеческих систем. Мысля систематически, мы признаем, что индивиды - это системы внутри систем и что, хоть они реагируют на внешние силы, это еще и инициаторы с собственным воображением, мотивацией, памятью и желаниями.

Этапы семейной терапии1

ПЕРВЫЙ ТЕЛЕФОННЫЙ ЗВОНОК

Цель первого контакта - получить некую минимальную информацию и договориться со всей семьей о встрече с консультантом. Коротко выслушайте описание существующей проблемы, после чего идентифицируйте всех домочадцев и других возможных участников (включая источник, откуда было получено направление, и других посредников). Затем договоритесь о первом интервью, конкретизировав, кто будет присутствовать (обычно все домочадцы), о его дате, времени и месте.

Причина, по которой со звонящим следует говорить коротко, заключается в том, чтобы не дать себе увлечься взглядом на проблему (который обычно бывает линейным и обвиняющим) одного человека. Только в простых телефонных разговорах можно открыто предложить семейную терапию, например когда муж или жена просят о супружеской терапии или обеспокоенные родители хотят поучаствовать в лечении своих детей. Однако в большинстве случаев люди звонят, чтобы получить подтверждение своего мнения о некоем человеке как о «проблемном», и с ожиданием, что лечение будет сосредоточено на этом человеке.

Хотя вещи, которые вам нужно усвоить, касаются требований для индивидуальной терапии в случаях с семьями, но наиболее важные соображения являются установочными. Во-первых, понимайте и уважайте то, что родитель, ожидающий от вас индивидуальной терапии с его ребенком, или несчастливый супруг, желающий поговорить с вами наедине, имеют совершенно законную точку зрения, даже если ваши мнения не совпадают. Во-вторых, если вы ожидаете встречи со всей семьей, ваше намерение к этому и спокойное, но настойчивое утверждение в его

1 Следующая попытка описания того, как обычно проводят лечение се -мейные терапевты, временами отражает базовое образование автора в структурной семейной терапии.

162

Состояние семейной терапии

необходимости, по крайней мере на первой сессии, заставляет большинство семей согласиться на консультацию. При этом не так страшно не знать, что сказать, как испытывать тревогу и неуверенность относительно необходимости встречи со всей группой, что ставит начинающего терапевта в затруднительное положение, когда приходится уговаривать семьи прийти всем вместе. (Один из способов снизить у новичка-терапевта процент неявки - помочь ему избежать чувства облегчения, когда не приходит семья.)

Если звонящий, представляя проблему, сводит ее к одному человеку, полезный способ расширить жалобу - поинтересоваться, как эта проблема отражается на других членах семьи. Если звонящий отказывается от предложения собраться всей семьей или говорит, что один из членов семьи не хочет присутствовать, скажите, что вам нужно выслушать каждого, по крайней мере на первой встрече, чтобы получить как можно больше информации. Большинство людей соглашаются с необходимостью поделиться собственной точкой зрения, но они оказывают сопротивление при малейшем намеке на то, что их хотят обвинить в проблеме, или в некоторых случаях, даже когда почувствуют, что вовлечены в нее.

Если идентифицированным пациентом является ребенок, родители могут изъявить желание прийти вместе с ним, но отказаться взять с собой других своих детей, которых считают нормальными. Как и «невовлеченный муж», который «слишком занят», чтобы присутствовать, несимптоматийные братья и сестры могут быть важны для содействия в расширении фокуса внимания от ошибок идентифицированного пациента до проблем взаимоотношений в целой семье.

Однако расширение фокуса не является средством расширения обвинений. Члены семьи зачастую признают свою роль в проблематичном семейном паттерне, если чувствуют к себе неподдельное уважение терапевта и отсутствие у него стремления свалить всю ответственность на одного человека. И конечно, вовсе не нужно или бесполезно заставлять членов семьи открыто признать свою вовлеченность в проблему; на самом деле важно заставить всех работать сообща над разрешением проблемы.

Хотя цель первого телефонного контакта главным образом состоит в том, чтобы договориться о прямой встрече с семьей, клиницисту еще нужно выяснить, нет ли каких-нибудь обстоятельств, которые могли бы помешать его работе с семьей. Многие молодые терапевты одинаково сведущи в любой воображае-

163

Майкл Николе, Ричард Шварц

мой проблеме, но не новички в своем деле знают, что есть проблемы, для работы с которыми они не подготовлены, например некоторые расстройства принятия пищи или активная алкогольная или наркотическая зависимость.

Не все семейные терапевты встречаются с целыми семьями как положено. Некоторые считают, что получают больше возможностей для маневров, если на первых сессиях встречаются с индивидами или подгруппами по отдельности, а затем постепенно вовлекают остальных. Другие подходят к работе с тем, что Гарри Гулишиан впоследствии назвал «проблемно-определяющая система» - не обязательно с семьей, а только с теми, на кого проблема оказала непосредственное воздействие. А остальные по-прежнему пытаются определить, кто является «клиентом», а именно тех людей, которые кажутся наиболее причастными к проблеме. Если терапевт подозревает насилие или жестокость, конфиденциальные индивидуальные сессии могут позволить членам семьи раскрыться в том, что они не отважились бы обсудить перед всей семьей. Следует запомнить, что семейная терапия имеет больше возможностей для проникновения в суть вещей, чем лечебные техники, основанные на наблюдении за семьями.

И наконец, поскольку большинство семей с неохотой собираются вместе и обращаются к своим конфликтам, напоминающие телефонные звонки перед первыми сессиями позволяют сократить процент неявок.

ПЕРВОЕ ИНТЕРВЬЮ

Цель первого интервью - выстроить альянс с семьей и разработать гипотезу о том, что поддерживает существующую проблему. Хорошая идея - выработать предварительную гипотезу (говоря техническим языком - «подозрение») после первого телефонного разговора, а затем проверить ее на первом интервью. (Во избежание навязывания излюбленной теории пациентским семьям важно оставаться открытыми к опровержению, а не настаивающими на своей начальной гипотезе.) Вопрос не в том, чтобы быстро прийти к заключениям, а в том, чтобы начать активное осмысление существующего положения.

Первая задача консультации - установить раппорт. В отличие от людей, которым требуется индивидуальная психотерапия, члены семьи зачастую не считают себя частью проблемы. Боль-

164

Состояние семейной терапии

шинство из них вообще не хотели бы здесь присутствовать. Ключ к построению альянса - положительно относиться к людям, раз они здесь, с уважением прислушиваться к их точкам зрения и оценивать по достоинству их установки. Мало кто смирится с чьей-либо попыткой изменить себя, пока не почувствует понимания и признания собственной персоны.

Познакомьтесь с контактным человеком, а затем с остальными взрослыми в семье. Попросите родителей представить детей. Пожмите руки и поздоровайтесь с каждым из присутствующих. Введите семью в курс дела по поводу кабинета (зеркала наблюдения, ведения видеозаписи, игрушек для детей) и формата сессии (отведенного времени и целей). Повторите коротко (в одном-двух предложениях) то, что вам было сказано в телефонном разговоре (чтобы не оставить остальных в неведении), а затем попросите уточнений. Вы уже услышали и признали точку зрения того человека («Так, значит, вы говорили...»), а теперь попросите каждого члена семьи поочередно высказать собственную точку зрения.

Задача этого этапа заключается в том, чтобы выслушать каждого человека по отдельности, поэтому споры или перебивания должны дипломатично, но твердо пресекаться («Простите, я не расслышал, что сказал такой-то»). Выслушивая мнение каждого о существующей проблеме, терапевт собирает информацию и устанавливает раппорт.

Хотя большая часть сессии должна быть посвящена обсуждению основной проблемы, этот негативный фокус может привести присутствующих в уныние, и поэтому время, отданное исследованию интересов, увлечений и сильных сторон членов семьи, ни в коей мере не растрачивается впустую и иногда резко меняет эмоциональную энергетику сессии.

Стремитесь балансировать между сердечностью и профессионализмом. Однако быть дружелюбным и принимающим - не значит посвятить большую часть времени милой беседе, как при социальном визите. Уважительный интерес к проблемам семьи и точкам зрения каждого ее члена - лучший путь к построению доверия.

Собирая информацию, некоторые терапевты считают небесполезным обратиться к семейной истории, а многие используют генограммы, чтобы начертить схему сети расширенной семьи (родственников). Другие полагают, что любые значимые факты возникнут при естественном ходе событий, и предпочитают сосре-

165

Майкл Николе, Ричард Шварц

доточиваться на проблемах, существующих у семьи сегодня, и обстоятельствах вокруг них.

Семейные терапевты создают гипотезы о том, как члены семьи вовлекаются в существующую проблему, спрашивая у них, как они пытались разрешить ее и наблюдая, как они взаимодействуют, когда обсуждают это между собой.

Особенно важны два типа информации - способы решения проблемы, которые не сработали, и переходные периоды в жизненном цикле семьи, к которым она еще не приспособилась. Если ничего из предпринятого семьей не сработало, то возможно, что эти попытки являются частью проблемы. Типичный пример, когда чрезмерно вовлеченный родитель пытается помочь застенчивому ребенку завести друзей при помощи длительных уговоров, критики и постоянного контроля. Иногда члены семьи говорят, что они «перепробовали все», чтобы разрешить свою проблему, а затем перечисляют весь диапазон возможных действий. В этом случае проблема, вероятно, заключается в ненастойчивости. Они испытали все, но отступали слишком быстро, встречаясь с сопротивлением.

Несмотря на естественную тенденцию фокусироваться на проблемах и на том, каковы их причины, для успешной терапии важнее всего сильные стороны семьи, а вовсе не слабые. Поэтому терапевты должны нацеливаться на быстрое восстановление душевных сил, акцентироваться на позитиве и надежде. Что эти люди делают хорошо? Насколько успешно они справлялись с трудностями в прошлом? Какое их ожидает будущее? И у сломленных неприятностями семьей были времена, когда им сопутствовала удача, даже если позитивные эпизоды омрачены их фрустрированностью существующими трудностями. Просто спрашивая об удачах семьи и о том, что было другим в тех обстоятельствах, терапевты могут обнаружить, что у клиентов есть больше ресурсов, чем они рассчитывали. В успешной терапии не столь важно выяснить, что произошло, сколь раскрыть и реализовать неиспользованный потенциал.

Хотя это не всегда видно сразу, особенно для семей, большинство из них обращаются к терапии из-за того, что не могут приспособиться к изменившимся обстоятельствам. Если у мужа или жены возникают проблемы в течение первых нескольких месяцев после рождения ребенка, возможно, это связано с тем, что переход супругов от союза двух к союзу трех произошел неэффективно. Молодая мать может быть подавлена тем, что не

166

Состояние семейной терапии

получает достаточной поддержки (от мужа, расширенной семьи или друзей), чтобы встретиться с всепоглощающими требованиями заботы о новорожденном. Новоиспеченный отец может чувствовать заброшенность, испытывать непреодолимую ревность в связи с тем, что внимание его жены отныне расходуется только на ребенка, и обиду на то, что она, по-видимому, слишком устает, чтобы заниматься чем-то вместе с ним.

Хотя напряжение в супружеской паре в связи с рождением ребенка кажется очевидным, вас все же удивит, как часто терапевты работают с подавленными молодыми матерями так, будто с ними что-то не так - возможно, «неразрешенные потребности в зависимости» или, может быть, нехватка прозака. То же самое справедливо и для семей, у которых появляются проблемы в тот период, когда ребенок начинает ходить в школу или достигает подросткового возраста или возникают какие-то иные эволюционные перемены. Запросы переходного периода к семье очевидны, если вы подумаете об этом.

Семейным терапевтам - новичкам в их двадцать-тридцать лет - еще не приходилось сталкиваться на собственном опыте с некоторыми кризисными периодами жизни, с которыми борются их клиенты. ЕсЛи это именно тот случай, то терапевту очень важно сохранять любознательность и уважение к затруднительному положению семьи, вместо того чтобы перескакивать сразу к формальным заключениям. Например, Ричард Шварц, будучи молодым и холостым, не понимал, почему так много клиентских супружеских пар с маленькими детьми так редко приходят на установленные им встречи вместе. Он предположил, что они слишком сосредоточены на своем ребенке и боятся оставаться наедине друг с другом. Последующие события в его жизни преподали ему совсем другой урок. Однажды у него самого появился маленький ребенок, и как же он был удивлен, что те супружеские пары приходили на его сеансы столь часто!

Семейные терапевты изучают процесс семейных интеракций, задавая вопросы, чтобы выяснить, как члены семьи выстраивают между собой отношения, и предлагая им обсудить проблемы друг с Другом на сессии. Первой стратегии - задавать «процессуальные» или «круговые» вопросы - отдавали предпочтение боуэниан-ские или системные терапевты, второй - структурные терапевты. В любом случае ключевыми для терапевта вопросами являются следующие: какая сила не дает им адаптироваться к эволюцион-

167

Майкл Николе, Ричард Шварц

ным требованиям и переменам? Что мешает их естественным способностям к разрешению проблем?

После того как терапевты встретились с семьей, выяснили кое-что о проблеме, которая собрала их в терапевтическом кабинете, попытались понять семейный контекст и сделали предположения о том, какие потребности должны быть удовлетворены, чтобы разрешить проблему, они должны предложить семье рекомендации. Это подразумевает консультацию у Другого специалиста (терапевта, специализирующегося на проблеме, с которой обратилась семья, эксперта по нетрудоспособности, медика, юриста) или даже предположение, что семье не нужно лечение, если она еще недостаточно готова к нему, чтобы извлечь из него пользу. Однако чаще всего рекомендуется курс семейной терапии. Хотя большинство терапевтов стараются дать рекомендации в конце первого интервью, это может быть поспешным. Если на установление связей с семьей, понимание их ситуации и выяснение, можно ли работать с ними, потребуется две сессии, то пусть это будут две встречи.

Если вы считаете, что можете помочь семье разрешить проблему, то предложите им терапевтический контракт. Поблагодарите их за то, что они пришли, и скажите, что это была хорошая идея и вы можете им помочь. Затем утвердите время регулярных встреч, частоту и продолжительность сессий, кто будет присутствовать, наличие наблюдателей или использование видеозаписи, гонорар и страховку. Помните, что сопротивление семьи не исчезнет по волшебству после первой (или четырнадцатой) сессии: настолько стрессовыми являются важность регулярных встреч и необходимость присутствия всех. В конце не забудьте еще раз выделить задачи семьи и достоинства, которые вы увидели у людей.

Памятка к первой сессии

1. Установите контакт со всеми членами семьи и примите точку зрения на проблему и чувства, связанные с присутствием на терапии, каждого.

2. Установите лидерство, контролируя структуру и ход интервью.

3. Создайте рабочий альянс с семьей, балансируя между сердечностью и профессионализмом.

4. Похвалите членов семьи за позитивные действия и сильные стороны семьи.

168

Состояние семейной терапии

5. Сохраняйте эмпатию к индивидам и уважительное отношение к образу действий всей семьи.

6. Фокусируйтесь на конкретных проблемах и предпринятых попытках к их разрешению.

7. Создайте гипотезу относительно бесполезных интеракций вокруг существующей проблемы. Будьте любознательны к тому, почему она сохраняется.

8. Не пренебрегайте возможной вовлеченностью отсутствующих членов семьи, друзей или помощников.

9. Договоритесь о терапевтическом контракте, который зафиксирует семейные цели и специализацию терапевта, которая отразится на структурировании лечения.

10. Предложите членам семьи задать любые вопросы.

НАЧАЛЬНАЯ СТАДИЯ ТЕРАПИИ

Начальная стадия терапии посвящается уточнению гипотезы терапевта в отношении того, что сохраняет проблему, и началу работы по ее разрешению. Теперь стратегия меняется: вместо акцента на построение альянса с семьей ей бросают вызов, чтобы вызвать в ней изменения. Многие терапевты способны вычислить, какие нужны изменения. Если вы собрали всю семью, то обычно хорошо видно, как она застревает на проблеме. Гораздо сложнее определить, как вызвать изменения.

Хороший терапевт отличается своей способностью оказать на семью такое давление, чтобы она посмотрела на свою проблему со стороны, не с той позиции, которая удерживает ее в проблемном положении. Однако бремя изменения не возлагается на терапевта. Хоть терапевт и может подталкивать, уговаривать или требовать, но только сами члены семьи могут реально изменить свою жизнь.

Некоторые терапевты предпочитают избегать конфронтации и считают наиболее эффективным работать не напрямую. Однако вне зависимости от того, работают ли они прямо (и иногда используют конфронтацию) или прибегая к обходным маневрам (и избегают конфронтации), хороший терапевт - это тот, кто доводит дело до конца. Стратегий и техник много, и они разные, но хорошего терапевта отличают его обязательства привести семью к успешному разрешению проблем.

Эффективный семейный терапевт обращается к интерперсональному конфликту, и здесь первый шаг (особенно в структур-

169

Майкл Николе, Ричард Шварц

ной семейной терапии) - вызвать его в консультационном кабинете и предложить членам семьи обсудить этот конфликт. Чаще всего это не составляет проблемы. Конфликтующие супруги или родители, ссорящиеся с детьми, обычно прямо высказываются о своих разногласиях. Если семья оказалась на терапии не по собственному желанию, а по направлению (от суда, школы, департамента службы защиты), то терапевт начинает с обращения к проблеме семьи, относя ее на счет этих внешних агентов. Насколько нужно измениться семье, чтобы выйти из конфликта с этими агентами? Как должна измениться семья, чтобы ее члены не попали в неприятное положение (лишение свободы и пр.)?

Когда кто-то из семьи присутствует в качестве проблемы, терапевт бросает остальным прямой вызов, спрашивая, насколько вовлечены в проблему они (или испытывают на себе ее воздействие). Какова их роль в создании (или поддержании) проблемы? Как они на нее реагируют?

Например: «Проблема в Джонни. Он непослушен». - «Кто научил его быть непослушным?» Или: «Как он избегает неприятностей из-за своего поведения?» Менее конфронтативные терапевты могли бы спросить: «Когда вы это заметили?», «Что он такого делает, что кажется непослушным?», «Как это его поведение воздействует на вас?»

Или: «Дело во мне, я в депрессии». - «Кто в семье содействовал вашей депрессии?» - «Никто». - «Тогда кто вам помог справиться с депрессией?»

Эти вызовы могут быть прямыми или мягкими в зависимости от стиля терапевта и оценки семьи. Между тем вопрос не в том, чтобы переложить вину с одного человека (непослушного ребенка, скажем) на другого (родителя, как неэффективного воспитателя), а расширить проблему до треугольника, интеракции. Возможно, мать слишком снисходительна с Джонни, потому что считает мужа чрезмерно суровым, более того, может быть, она полностью посвящает себя мальчику из-за отсутствия эмоциональной близости в браке.

Самый лучший способ бороться с нецелесообразными интеракциями - указать паттерны, которые удерживают людей в проблемном положении. Предлагаем для этого следующую формулу: «Чем больше вы делаете X, тем больше он делает Y. И чем больше вы делаете Y, тем больше она делает X». (Попробуйте заменить X и Y на ворчание и уход от ситуации или наказание и

170

Состояние семейной терапии

потворствование.) Между прочим, если вы, как терапевт, указываете на поступки людей, то тактической ошибкой будет предложить им после этого вести себя определенным образом. Как только терапевт переходит от указывания на что-то к советам, происходит переключение внимания семьи от себя и своего поведения на терапевта и его совет.

«Когда вы критикуете своего сына за то, что он расстроен, он чувствует себя неправильно понятым и обиженным. То, что вы говорите ему, может быть справедливым, но он не чувствует от вас поддержки». - «Что мне следует делать?» - «Я не знаю, спросите своего сына».

Даже если семейные терапевты оспаривают исходные положения, они продолжают прислушиваться к чувствам членов семьи и их точкам зрения. Слушание - акт сохранения молчания - иногда большая редкость, даже среди терапевтов. Члены семьи далеко не часто способны слушать друг друга, не начиная обороняться. Терапевты не слушают, либо когда слишком заняты тем, чтобы не согласиться, либо если хотят дать совет. Но не забудьте, что люди вряд ли изменят или даже пересмотрят свои мнения, пока не почувствуют, что их услышали и поняли.

Можно дать семье задание на дом, чтобы проверить ее гибкость (просто посмотрев, насколько они следуют выказанной готовности измениться), заставить членов семьи лучше осознать свою роль в проблемах (просьба к людям просто обратить внимание на что-то, и не обязательно попытаться изменить это весьма поучительна) и предложить им новые способы взаимоотношений'. Вот типичные задания на дом: предложить чрезмерно вовлеченным родителям пригласить для ребенка няню и пойти куда-нибудь вдвоем развлечься, спорящим супругам - поочередно выполнять следующие действия: один высказывает свои чувства, в то время как другой только молча слушает (отмечая при этом склонность реагировать, что затрудняет слушание), а зависимым членам семьи - попрактиковать длительное времяпровождение наедине с самим с собой (или с кем-то вне семьи) и сделать для себя что-то значительное. Задания на дом, вероятно, вызовут конфликт, например когда нужно воздерживаться от ведения переговоров о домашних правилах с подростками. Тяжелые обсуждения следует оставлять до той поры, когда терапевт мог бы выступить в роли рефери.

171

Майкл Николе, Ричард Шварц

Памятка для начальной стадии терапии

1. Идентифицировать главные конфликты и вызвать их в консультационном кабинете.

2. Разработать гипотезу и уточнить ее формулировку в том отношении, что такого делает семья, что сохраняет или не дает ей разрешить существующую у нее проблему. Формулировка должна включить рассмотрение процесса и структуры, семейных правил, треугольники и границы.

3. Сосредоточьте лечение на первичных проблемах и интерперсональных обстоятельствах, поддерживающих их.

4. Домашние задания должны быть посвящены проблемам и скрытым обстоятельствам, поддерживающим их.

5. Бросьте вызов семье, чтобы ее члены увидели собственную роль в надоевших им проблемах.

6. Настаивайте на изменениях во время сессий и дома.

7. Эффективно используйте (и стремитесь к этому) суперви-зию и консультации, чтобы проверить правильность формулировок и эффективности вмешательств.

СРЕДНЯЯ СТАДИЯ ТЕРАПИИ

Если терапия не является краткосрочной и фокусированной на проблеме, большая часть средней стадии посвящается тому, чтобы оказать членам семьи содействие в самовыражении и достижении взаимного понимания. Если терапевт играет слишком активную роль в этом процессе, фильтруя весь разговор между членами семьи и им, они не узнают, как им обращаться друг с другом, и будут по-прежнему управляться только потому, что продолжают посещать терапию. По этой причине в средней стадии терапевт становится в менее активную позицию и поощряет членов семьи говорить и взаимодействовать друг с другом. Поскольку они так и делают, терапевт отстраняется и наблюдает за процессом. Если диалог застревает, терапевт либо указывает, что было не так, либо просто просит их продолжить разговор, но без особых вмешательств или критики.

Когда члены семьи напрямую обращаются к своим конфликтам, они обычно испытывают тревогу и становятся реактивными. Тревога - враг слушания. Некоторые терапевты (боу-энианцы, например) предпринимают все возможное, чтобы контролировать и минимизировать тревогу, заставляя членов семьи

172

Состояние семейной терапии

говорить по большей части с терапевтом. Другие предпочитают позволять членам семьи справляться со своей тревогой, помогая им научиться говорить друг с другом, меньше защищаясь (говоря, как они себя чувствуют, и слушая и принимая то, что говорит другой). Однако любой терапевт, который работает прежде всего с семейным диалогом, должен вмешиваться, если тревога начинает усиливаться, а диалоги становятся деструктивными, в них начинают превалировать защиты.

Таким образом, в средней стадии терапевт берет на себя менее директивную роль и направляет семью к тому, чтобы она начала полагаться на собственные ресурсы. Уровень конфликта и тревоги уравновешивается при помощи чередования разговора между членами семьи и с терапевтом. В любом случае терапевт поддерживает членов семьи в том, чтобы они обходились без критики и обвинений, разговаривая непосредственно о том, что чувствуют и чего хотят, и учились видеть собственное участие в непродуктивных паттернах интеракций.

Памятка для средней стадии терапии

1. Используйте напряженность, чтобы бросить вызов членам семьи (или изобретательность, чтобы обойти сопротивление; или сочувствие, чтобы добраться до защиты).

2. Не позволяйте себе быть слишком прямым и контролирующим, чтобы у семьи была возможность научиться, доверять и совершенствовать собственную манеру строить отношения между собой.

3. Воспитывайте индивидуальную ответственность и взаимное понимание.

4. Удостоверьтесь, что усилия по улучшению взаимоотношений оказывают позитивный эффект на существующую жалобу.

5. Даже если вы встречаетесь с подгруппами, не теряйте из виду целостную картину семьи и не пренебрегайте никакими людьми или отношениями, особенно теми «трудными», которых так хочется избежать.

6. Терапия застряла в положении плато? Сессии однотипны и предсказуемы? Терапевт слишком активен при выборе темы разговора? Терапевт и семья выработали дружеские отношения, которые стали важнее, чем обращение к конфликтам? Терапевт взял на себя какую-то роль в семье

173

Майкл Николе, Ричард Шварц

(сочувствующий слушатель супругов или фигура стриго-го родителя для детей), заменяя недостающую функцию в семье (когда супруги не слушают друг друга, а родители не дают необходимого воспитания и контроля своим детям)?

ЗАВЕРЩЕНИЕ

Этап завершения для краткосрочных терапевтов наступает, как только существующая проблема разрешается. Для психоаналитиков терапия - это долгосрочный процесс изучения, который может длиться в течение года или дольше. Для большинства терапевтов этап завершения приходит где-то между этими двумя крайними позициями, когда семья чувствует, что они получили то, ради чего пришли, и терапевт ощущает, что лечение достигло отметки, когда уже ничего важного не происходит. Один из признаков, по которому можно определить, что подошло время завершения, - ситуация, когда семье не о чем больше поговорить, кроме как о незначительных вещах (с учетом того, конечно, что они не избегают конфликта).

В индивидуальной психотерапии, где отношения с терапевтом - часто ведущее средство изменения, на этапе завершения фокусируют внимание на рассмотрении этих отношений и прощальных словах. В семейной терапии на данном этапе внимание направлено на действия семьи, которые не срабатывают. Поэтому завершение - это хорошее время для того, чтобы подвести итог и закрепить то, чему они научились. Хотя некоторые стратегические терапевты довольствуются тем, что манипулируют изменениями, не обязательно интересуясь пониманием семьи, чаще всего семейная терапия обладает некой обучающей функцией, и завершение - срок, когда можно удостовериться, что семья усвоила кое-что относительно того, как справляться с жизненными обстоятельствами самостоятельно.

На этом этапе полезно сказать семье, чтобы она ожидала грядущих перемен или проблем, которые могут вызвать рецидив, и обсудить с ней, как она справится с этими проблемами. Вопрос «Как вы узнаете, что дела пошли хуже, и что вы будете делать?» является полезным в этом отношении. Семьям также можно напомнить, что существующее сегодня между ними согласие не может длиться бесконечно и что люди склонны реагировать слишком сильно на первый признак рецидива, что может дать начало самоосуществляющемуся циклу озлобления. Перефразировав

174

Состояние семейной терапии

Грека Зорбу1, жизнь есть проблема. Жить - значит сталкиваться с трудностями. Настоящая проверка - то, как вы справляетесь с ними.

Хотя есть случаи, когда кажется, будто семья столкнется с еще большим количеством проблем и, возможно, ей понадобится дополнительное лечение, на этапе завершения, вероятно, лучше всего признать, что актуальные отношения подошли к завершению, и специально подтвердить достоинства семьи и ее умение справляться с трудностями.

И в заключение, хоть в терапевтическом деле отсутствие новостей - обычно хорошая новость, наверное, это неплохая идея - несколько месяцев спустя после завершения терапии проверить, как дела у семьи. Это можно выполнить при помощи письма, по телефону или в короткой дополнительной сессии. Семья оценит заботу и интерес терапевта, а тот удостоверится в окончательном завершении работы с этим случаем. Терапевтические отношения по необходимости являются несколько искусственными или по крайней мере вынужденными. Но нет причин делать их менее человечными или забывать семьи сразу по окончании их терапевтического курса.

Памятка для стадии завершения

1. Разрешена ли существующая проблема или произошли значительные улучшения?

2. Удовлетворена ли семья тем, что получила, или они заинтересованы в продолжении самоисследования и улучшения своих отношений?

3. Понимает ли семья, какие их действия не срабатывают, и как избежать рецидива сходных проблем в будущем?

4. Отражают ли незначительные рецидивы проблем неразре-шенность неких скрытых динамик или просто то, что семье нужно заново приспособиться к функционированию без терапевта?

5. Сумели ли члены семьи развить и улучшить отношения вне самого семейного контекста так же, как и внутри него?

Герой одноименного англо-американского фильма 1964 г в исполнении Энтони Куинна.

175

Майкл Николе, Ричард Шварц

Оценка семьи

Семейные терапевты сильно отличаются друг от друга тем, что касается формальной оценки. Боуэнианские системные терапевты обычно составляют полную и подробную генограм-му прежде, чем приступить к лечению, психоаналитики, как правило, начинают с полного рассмотрения личных историй, а поведенческие терапевты обычно опираются на ряд структурированных опросников, анкет и шкал, чтобы получить базовые данные о парах и семьях. Противоположность им составляют структурные, фокусированные на решении и нарративные терапевты, которые уделяют мало внимания формальной оценке. Но независимо от официально признанного в подходе отношения к оценке, наверное, было бы справедливо сказать, что большинство терапевтов посвящают слишком мало времени проведению тщательной оценки семей, прежде чем приступить к лечению.

Мы не станем давать исчерпывающего сравнения техник оценки различных школ или перечислять и оценивать многочисленные доступные приемы формального оценивания, вместо этого просто рассмотрим некоторые аспекты семейного и индивидуального функционирования, которые терапевты обязаны рассматривать перед осуществлением курса лечения. Эта резюмирующая часть главы задумана скорее с иллюстративной целью, нежели из желания предоставить исчерпывающую информацию, поэтому вы, вероятно, получите полное представление по крайней мере об одной-двух значимых проблемах, которые мы забыли осветить.

Упоминая некоторые основные проблемы, которые следует рассматривать при оценивании семей до лечения, мы вовсе не хотим сказать, что клиницистам всегда следует проводить формальное расследование в каждой из этих областей. Скорее, наше намерение состоит в том, чтобы представить некоторый спектр тем, о которых у терапевтов должно быть какое-то базовое представление и понимание. Терапевты сами должны принимать решение об углублении в ту или иную из этих сфер, если посчитают нужным. Возьмем, к примеру, то, как проводятся стандартные психиатрические интервью. Студенты-медики знают, что обычно следует поинтересоваться, не слышит ли пациент голоса или не собирается ли покончить жизнь самоубийством. В то время как для пациента с предполагаемым расстройством или деп-

176

Состояние семейной терапии

рессией это, по-видимому, хорошо, кому-то с жалобой на умеренную тревогу подобные вопросы могут показаться совершенно неуместными. К тому же, хоть это, наверное, и странно - начать курс терапии пары, так и не узнав, что у одного из партнеров кокаиновая зависимость, спрашивать у каждого, кто приходит в ваш кабинет, не нюхает ли он кокаин или не курит ли травку, вовсе не является ни необходимым, ни разумным.

СУЩЕСТВУЮЩАЯ ПРОБЛЕМА

Может показаться само собой разумеющимся, что при предварительной оценке семьи в первую очередь следует рассмотреть представляемую жалобу. Тем не менее стоит выделить, что вникать в существующую проблему следует подробно и с сочувствием. Некоторые терапевты, только заслышав, что проблема семьи, скажем, заключается в плохом поведении ребенка или нарушенных отношениях в супружеской паре, тут же готовы перейти к действию. Благодаря своему опыту и обучению они хорошо подготовлены к тому, чтобы иметь дело с плохо ведущими себя детьми или проблемами отношений, и поэтому торопятся начать. Они знают, какие потребности следует удовлетворить. Но прежде чем начать, им нужно понять, что они имеют дело не с «плохо ведущими себя детьми» или «проблемами отношений», а с совершенно конкретным случаем одной из этих проблем.

Исследование представляемой проблемы начинается с простого выслушивания отчета семьи. Каждый член семьи должен получить возможность высказать свою точку зрения; следует с признательностью отнестись к тому, что они говорят о ситуации, так же как и к их чувствам по этому поводу. Это свободное исследование должно сопровождаться конкретными уточняющими вопросами с тем, чтобы узнать как можно больше о характере проблемы. Если ребенок плохо себя ведет, то что именно он делает? Как часто? При каких обстоятельствах? Он плохо себя ведет в школе или дома или и там и здесь?

Следующие сферы для исследования - это попытки семьи справиться с проблемой. Что они предпринимали? Что помогло? Что не помогло? Подключался ли кто-то другой, кроме присутствующих, к попыткам помочь (или помешать) семье справиться с проблемой?

177

Майкл Николе, Ричард Шварц

ПОНИМАНИЕ ТОГО, КАК БЫЛО ПОЛУЧЕНО НАПРАВЛЕНИЕ

В первом телефонном разговоре или при последующей первой встрече важно понять, кто направил клиентов к вам и почему. Каковы были их ожидания? О каких ожиданиях они сообщили семье?

Во многих случаях процесс направления стандартен и не имеет особого значения. Однако важно знать, является ли участие семьи добровольным или вынужденным; все или только некоторые из них признают необходимость лечения и будут ли другие специалисты или агенты и далее проявлять участие к вашим клиентам.

Когда индивидуальные терапевты дают семье направление, у них часто уже имеется в голове определенный план. Например, консультант дает направление на терапию студенту колледжа вместе с семьей. Случилось так, что молодой человек раскрыл вытесненный из памяти случай сексуального насилия со стороны своего отца, и предполагалось, что семейный терапевт станет посредником между молодым человеком, который не представлял кого-то другого, ответственного за этот смутно воспроизведенный его памятью инцидент, и его родителями, полностью опровергающими, что хоть что-то подобное могло когда-то произойти. Что ожидает индивидуальный терапевт - конфронтацию, признание и искупление? Что-то вроде мирного соглашения? Самое лучшее - выяснить.

Было бы также немаловажно выяснить, подвергались ли клиенты лечению прежде. Если это так, то что произошло? Какие ожидания, интересы или источники сопротивления вызывает предыдущая терапия?

ИДЕНТИФИКАЦИЯ СИСТЕМНОГО КОНТЕКСТА

Независимо от того, кого выбирает терапевт для своей работы, ему обязательно четко понимать интерперсональный контекст проблемы. Из кого состоит семья? Имеются ли другие, важные для существования проблемы фигуры, ныне не присутствующие? Может быть, это сожитель дочери или родители родителей, живущие по соседству? Другие представители общества

178

Состояние семейной терапии

участвуют в жизни семьи? Каков характер их стимуляций? Считает ли семья их полезными или бесполезными?

Помните, что семейная терапия - это подход к людям в контексте. Как правило, самый ближайший релевантный контекст - это непосредственная семья. Но семьи не существуют в вакууме. Кроме этого, система включает в себя и внесемейный контекст. Возможно, нужно встретиться с преподавателями и консультантами детей, которые плохо ведут себя в школе, чтобы выяснить, что действительно происходит. Бывают даже случаи, когда нуклеарная семья - не самый важный социальный контекст проблем человека. Иногда, например, депрессия студента больше связана с событиями в аудитории или спальне, чем с тем, что происходит у него в семье.

ЭТАП ЖИЗНЕННОГО ЦИКЛА

Семейный контекст имеет как интерперсональные, так и темпоральные измерения. Большинство семей приходят на терапию не потому, что что-то не так в них самих, а из-за того, что они увязли в переходном жизненном периоде. Иногда это становится очевидным сразу. Родители могут, например, жаловаться, что не знают, что происходит с Дженни: она была такой хорошей девочкой, но теперь, когда ей четырнадцать, она стала угрюмой и все время перечит. (Родительство остается любительским спортом по той причине, что, как только вы думаете, что у вас стало получаться, дети немного подрастают и применяют к вам целую кучу новых уловок.) Отрочество - та стадия семейного жизненного цикла, когда молодые родители должны повзрослеть и ослабить свою власть над детьми.

Иногда не столь очевидно, что проблема семьи заключается в приспособлении к новой стадии жизненного цикла. Пары, поженившиеся после многолетнего совместного проживания, не понимают, что женитьба может пробудить ряд неосознанных ожиданий, связанных с тем, что значит быть частью семьи. Немало пар были удивлены, когда обнаружили резкое ухудшение своей любовной жизни после заключения формального брака. Другой случай, когда происходят значимые изменения жизненного цикла, - это вхождение в новый статус бабушек и дедушек с рождением внуков, и вы никогда не узнаете об этом, если не спросите.

179

Майкл Николе, Ричард Шварц

СЕМЕЙНАЯ СТРУКТУРА

Простейший системный контекст для проблемы - динамический процесс между двумя сторонами. Она ворчит - он замыкается; ограничивающий родительский контроль провоцирует бунт подростка, и наоборот. Но часто диадическое видение не охватывает всей картины.

Семейные проблемы зачастую закрепляются, будучи встроенными в прочные, но невидимые структуры. Независимо от того,'какого подхода придерживается терапевт, ему разумно иметь кое-какое понимание структуры семьи. Каковы реальные функционирующие подсистемы и каков характер границ между ними? А каков характер границ вокруг супружеской пары или семьи? Какие треугольники активны? А какие пассивны?

Кто какую роль играет в семье? Защищаются ли эти индивиды и подсистемы границами, которые позволяют им функционировать без неуместного вмешательства, но допускают привязанность и поддержку?

Здесь тоже имеется темпоральное измерение. Если жена возвращается к работе после нескольких лет, проведенных ею дома с детьми, родительская подсистема подвергается испытанию переходом от комплементарной к симметричной форме. Жалуются или нет члены семьи непосредственно на эти перемены, - но на них следует обратить внимание, ибо они, вероятно, имеют касательство к дистрессу семьи независимо от тех обстоятельств, в которых он произошел.

КОММУНИКАЦИЯ

Хотя некоторые пары по-прежнему приходят на терапию, жалуясь,на «проблемы общения» (под чем подразумевается, что один отказывается делать то, чего хочет другой), работа над коммуникацией стала чем-то вроде клише в семейной терапии. Поскольку коммуникация - это носитель отношений, все терапевты имеют с ней дело. Более того, редко бывает, что прояснения коммуникаций достаточно для решения семейных проблем.

Однако, хоть конфликты и не исчезают по волшебству после того, как члены семьи начинают слушать друг друга, маловероятно, что их можно разрешить прежде, чем люди начнут это де-

180

Состояние семейной терапии

лать. Если после сессии или двух и «поддержки» терапевта члены семьи все равно не хотят слушать друг друга, разговорная терапия превращается в набирающую силу войну.

Еще одна мысль, касающаяся нежелания слушать, выражена известной поговоркой: «Что дозволено Юпитеру, то не дозволено быку». Некоторые терапевты заставляют членов семьи слушать друг друга, но сами не выполняют того, что проповедуют. Человек может начать возражать или объяснять, а терапевт обрывает его просьбой выслушать точку зрения кого-то другого. Прерванный человек может начать нехотя слушать, но в действительности никому не интересно слушать кого-то другого до тех пор, пока не выслушают и не поймут его.

Члены семьи, усвоившие привычку слушать друг друга терпеливо и с пониманием, часто обнаруживают, что им не нужно менять друг друга. Можно разрешить множество проблем, но проблема сосуществования с другими людьми, которые не всегда понимают вещи так, как понимаете их вы, или не желают того, чего желаете вы, не из этих.

НАРКОТИЧЕСКАЯ

И АЛКОГОЛЬНАЯ

ЗАВИСИМОСТЬ

Хотя нет необходимости спрашивать каждого клиента о потреблении наркотиков и алкоголя, важно подробно исследовать эту проблему, если имеется любое подозрение на этот счет. Не будьте слишком вежливы. Задавайте прямые и конкретные вопросы. Если человек, обратившийся за супружеской или семейной терапией, по-видимому, злоупотребляет наркотиками или алкоголем, подумайте дважды, прежде чем заключить, что одна только разговорная терапия будет решением проблем семьи.

ЖЕСТОКОСТЬ В СЕМЬЕ И СЕКСУАЛЬНОЕ НАСИЛИЕ

Если есть хоть какой-то намек на жестокость или сексуальное насилие в семье, клиницист должен проверить это. Вопросы можно начать задавать в присутствии всей семьи, но, если имеется сильное подозрение в насилии или халатности, вероятно,

181

Майкл Николе, Ричард Шварц

разумнее встретиться с членами семьи по отдельности, чтобы позволить им говорить более откровенно. В то время как есть основание для полемики относительно целесообразности совместного терапевтического подхода в случаях умереннЪй жестокости в семье, вроде применения наказания в виде шлепков, нет сомнений в том, что терапевт обязан учитывать, не грозит ли женщине еще большая опасность возмездия от ее рассерженного партнера из-за неизбежного стресса от наблюдения пары вместе. Как вы знаете, в большинстве государств специалисты обязаны сообщать о любом подозрении о насилии над детьми в детские службы. Любой клиницист, не собирающийся сообщать об этом исходя из личных клинических соображений, должен учитывать и последствия этого отказа в том случае, если кто-то другой сообщит об этом. За этим следует утрата вашей лицензии.

ВНЕБРАЧНЫЕ УВЛЕЧЕНИЯ

Обнаружение любовной связи на стороне - кризис, который настигает многие, если не большинство, пары, какое-то время живущие вместе. Неверность может быть проявлена с обеих сторон, но это все равно кризис, и он может уничтожить брак. Внебрачные увлечения, не включающие в себя сексуальную близость, хоть и являются менее очевидными, но могут сорвать лечение, если один или оба партнера регулярно обращаются к третьему лицу, чтобы справиться с проблемами, над которыми следует работать в паре. (Свидетельство того, что отношения с третьей стороной являются частью треугольника, заключается в том, что об отношениях не говорят открыто.) В качестве услужливой, но бесполезной третьей стороны могут выступать члены семьи, друзья и терапевты.

Так, оба супруга одной обратившейся к терапии пары жаловались на то, что их отношения утратили близость. Это было по большей части не проблемой конфликта, дело было в том, что они, по-видимому, перестали проводить время вместе. После нескольких недель постепенного прогресса жена призналась, что посещала индивидуального терапевта. Когда супружеский терапевт спросил почему, она ответила, что нуждалась в ком-то, с кем можно было поговорить.

182

Состояние семейной терапии

ПОЛ

Непризнанное неравенство полов может по-разному содействовать семейным проблемам. Неудовлетворенность жены может иметь более глубокие корни, чем фокальные проблемы семьи. Нежелание мужа активнее включиться в жизнь семьи может быть как продуктом культурных ожиданий и наградой за карьерные достижения, так и следствием неких слабых черт его личности.

Каждый терапевт должен сам понять, как найти золотую середину между крайностями простодушного игнорирования существования проблемы неравенства полов и навязывания клиентам личной точки зрения. Однако неприемлемо было бы полагать, что оба партнера составляют равноценные по влиянию половины супружеской пары или что комплементарная взаимозависимость между супругами - единственное динамическое взаимодействие в их отношениях.

Конфликты в связи с тендерными ожиданиями - независимо от того, говорят о них прямо или нет, - становятся типичными после произошедших за последние несколько лет колоссальных сдвигов в культурных ожиданиях. Не считается ли до сих пор, что долг женщины - поддерживать мужа в его карьере, переезжая за ним всякий раз в любое место, где ему необходимо быть из-за работы, независимо от того, как это сказывается на ее (и детских) интересах? Не правда ли, что и поныне от женщин ожидают в первую очередь (а для некоторых семей это даже мягко сказано) заботы и ухода за младенцами и маленькими детьми?

Если не принимать во внимание убеждений терапевта, не правда ли, что тендерные роли, установленные в паре, по-видимому, работают на них? Вероятно, единственный самый полезный вопрос относительно неравенства полов звучит следующим образом: «Насколько каждый партнер испытывает на себе справедливость взаимных уступок в отношениях?»

КУЛЬТУРНЫЕ ФАКТОРЫ

При дотерапевтической оценке семей терапевту следует рассмотреть и принять во внимание уникальную субкультуру, из которой происходит семья, так же как и эффект неоспоримых положений большей культуры, которые могут сказываться на их проблемах.

При работе с клиентами из других культур, вероятно, важнее

183

Майкл Николе, Ричард Шварц

уважать их особенности и быть любознательным по отношению к их манере вести дела, чем пытаться стать экспертом по этнической принадлежности. Однако, хотя и важно уважать эти особенности, не стоит некритически принимать утверждения следующего содержания: «Мы поступаем так (непродуктивно) из-за нашей культуры». К сожалению, терапевту из иностранной культуры трудно оценить справедливость подобных заявлений. Возможно, самый лучший совет - оставаться любознательным; будьте открытыми, но задавайте вопросы.

Даже - или особенно - при работе с клиентами из своей культуры важно учитывать возможное деструктивное влияние культурных положений. Как культурные ожидания и устремления воздействуют на семью, с которой вы планируете работать? Как-то раз один пациент пожаловался, что его жена ожидает, чтобы семейная жизнь напоминала «Шоу Косби», на что та возразила: «Не всегда, «Китайский пляж» тоже».

Вам следует быть готовыми к некоторым общим культурным положениям, как то: женитьба означает счастливую жизнь навеки, сексуальное удовлетворение - это то, что происходит естественным образом, отрочество - всегда возраст смятения, и подросткам нужна только свобода, а в родительской любви и понимании они больше не нуждаются.

ЭТИЧЕСКИЙ ФАКТОР

Большинству терапевтов известны этические обязанности их профессии. Терапия должна приносить пользу клиенту, а не быть средством для разрешения проблем терапевта. Клиенты имеют право на конфиденциальность, и поэтому наложение ограничений на секретность в соответствии с запросами должностных лиц, осуществляющих надзор за условно осужденными, родителей или компаний по управляемой медицинской помощи, следует прояснять с самого начала. Специалисты обязаны обеспечить наилучшее из возможных лечение, и, если в соответствии с их подготовкой или опытом у них нет необходимой квалификации для работы с каким-то специфическим случаем, они должны направлять клиентов к кому-то другому.

Хотя большинство терапевтов знают свои обязанности, многие задумываются меньше, чем полагалось бы, об этической составляющей поведения их клиентов. Это еще одна сфера, где нет жестких и закрепленных правил. Но полная и добросовестная

184

Состояние семейной терапии

оценка каждой семьи должна включить рассмотрение прав и обязанностей членов семьи. Какие у членов семьи есть родственные обязательства? Имеются ли у них невидимые родственные отношения, которые, вероятно, сдерживают их поведение? Если да, являются ли они справедливыми и равноправными? Каков характер супружеских обязательств друг к другу? Являются ли эти обязательства проясненными? Сбалансированными? Какие есть реальные обязательства у членов семьи в отношении точности и надежности? Являются ли эти обязательства выполняемыми?

При прочтении материала по оценке семьи вы могли заметить, что раздела по индивидуальной динамике не было. Это упущение было преднамеренным. Выделение индивида из уровней системного опыта полезно, но искусственно. Независимо от того, индивидуальная это терапия или семейная, компетентные терапевты должны всегда помнить, что у человеческого опыта в целом имеются и персональное и интеракциональное измерения. Индивидуальный терапевт, который не принимает во внимание воздействие терапевтических отношений (так же как и отношений вне его кабинета) на материал пациента, пропускает наиболее важный элемент влияния. Терапевты вовсе не пустые экраны.

К тому же семейный терапевт, не рассматривающий психологию поведения члена семьи, играет только с половиной карточной колоды. Семьи отнюдь не черные ящики. Иногда, когда семейные интеракции заходят в тупик, важно рассмотреть, не задействованы ли в этом психопатология, психодинамика или обыкновенный нервный срыв.

Работая с управляемой медициной1

Редкая профессия подвергалась такому потрясению, какое испытали работники сферы психологического здоровья в этой стране с появлением управляемой медицины. Неожиданность этого преобразования сделала трудный переход еще более тяже-

1 Другой перевод - «управляемая забота» (managed саге) или «регулируе -мое предоставление медицинских услуг» - система медицинского страхования в США. - Прим. ред.

185

Майкл Николе, Ричард Шварц

лым. Практикующим терапевтам, опирающимся для принятия решений на собственные клинические заключения, теперь диктует индустрия управляемой медицины, каких пациентов можно брать, какому типу лечения отдавать предпочтение, что можно предписывать и сколько сеансов следует предлагать. Профессионалам, приученным поддерживать абсолютную секретность и конфиденциальность своих деловых отношений с пациентами, теперь приходится договариваться о лечении с анонимными незнакомцами по телефону.

Индустрия управляемой медицины сама не спешила согласовывать свои действия. Некоторые устрашающие истории об аннулировании или резком прерывании оказания медицинской помощи происходят из раннего периода управляемой медицины, когда в этой индустрии существовала тенденция к управлению через отказ, а не посредничество. При наличии мандата на прекращение потока издержек истекающего кровью здравоохранения, на запрос об одобрении любой неограниченной слишком строго формы лечения первым импульсом индустрии было просто сказать «НЕТ».

После более чем десяти лет своего существования индустрия управляемой медицины наконец смирилась с двумя важными . фактами: во-первых, хотя они по-прежнему обязаны сдерживать издержки, основная их ответственность заключается в том, чтобы следить за оказанием эффективного лечения пациентам; во-вторых, несмотря на, по-видимому, неисправимые антагонистичные отношения с практикующими врачами, администраторы, отвечающие за конкретные случаи, признали то, с чем не могут не согласиться и клиницисты, а именно что обеим сторонам выгоднее работать в партнерстве1.

Именно поэтому данный раздел мы озаглавили «Работая с управляемой медициной», вместо того чтобы дать ему такое название, которое лучше отразило бы настроение среди терапевтов, например: «Справляясь с управляемой медициной» или «Выживая в условиях управляемой медицины». Ключ к преуспеванию в условиях управляемой медицины - научиться работать внутри системы и покончить с идеей, что представитель администрации в конечном счете ваш враг. Фактически для тех, кто на-

Возросшая конкуренция между компаниями по управляемой медицине способствует формированию у представителей индустрии доверия и лояльности и уменьшению внутренних издержек, благодаря тому, что они стали затрачивать меньше времени на администрирование.

186

Состояние семейной терапии

учится эффективно сотрудничать с управляемой медициной, администраторы случаев могут стать одним из лучших источников, дающих пациентам направление.

Для студентов изучение работы в условиях управляемой медицины должно начинаться с планирования их образования. Большинство компаний по управляемой медицине принимает лицензированных практиков с дипломами специалистов по уходу, по социальной работе, психологии и психиатрии. Некоторые, но ни в коем случае не большинство, принимают других дипломированных специалистов. Поэтому при планировании специализации благоразумно учитывать не только условия лицензирования, но и запросы ведущих компаний по управляемой медицине. Кроме того, поскольку большинство компаний требуют по крайней мере трех лет стажа по окончании обучения, неплохо было бы спланировать начало своей карьеры в агентстве, где есть супервизия.

В областях с высокой концентрацией работников психического здоровья, вероятно, приходится продвигать свои навыки, чтобы войти в картотеку специалистов, запрашиваемых управляемой медициной. Даже там, где такие фонды уже переполнены, администраторы всегда ищут компетентных специалистов, которые могли бы делать свою работу проще. Готовность смириться с кризисом клиентуры и работать с трудными случаями (например, с пограничными состояниями, хрониками и клиентами с многочисленными проблемами), доступность и точная специализация делают терапевта привлекательным для компаний по управляемой медицине.

Получив место в такой компании, не забудьте, что нужно работать с администраторами, а не против них. Инструкции и составление отчетности могут расстраивать, но имейте в виду, что у администраторов тоже есть чувства и память. Они просто делают свою работу. Самая большая ошибка терапевтов - позволить себе нагрубить или возразить обращающемуся к нему администратору случая.

Администраторы случая ценят сжатые и информативные устные и письменные отчеты. Когда терапевты начинают возражать, многие из них опять возвращаются к вопросу требования подтверждать свои слова «Таково мое клиническое мнение». Требование подтвердить свои заключения вызывает у некоторых практиков раздражение. Мы делаем все возможное для пациентов. Мы добиваемся эффектов. Но мы не привыкли вести отчет-

187

Майкл Николе, Ричард Шварц

ность. Мы не привыкли к присутствию соглядатаев. Привыкайте. Если вы прибегаете к озвученным клиническим заключениям, тогда вам нужно суметь найти обоснования для своих рекомендаций.

Если вы не можете достичь соглашения с администратором случая, не теряйте самообладания. Если вы не можете быть дружелюбным, не будьте враждебным. Придерживайтесь техники рабочего конфликта.

Составляйте требуемую отчетность и представляйте ее на рассмотрение вовремя. Описывайте план лечения конкретно и четко. Будьте доходчивы и доступны. Своевременно отвечайте на телефонные звонки. Договаривайтесь с коллегой о подмене, если уезжаете из города или не можете принять клиента.

В дополнение к поддержанию позитивного, конструктивного отношения создание атмосферы успеха в текущем курсе лечения означает достижение установки, ориентированной на результат. Если вы обучались терапии, фокусированной на решении, во что бы то ни стало говорите именно так, но не пытайтесь выдать себя за того, кем вы не являетесь1. Если вы называете себя «эклектиком», то это в большей мере означает неопределенность, нежели гибкость. Еще один важный момент - иметь репутацию работающего в пределах установленных временных границ и добивающегося при этом результатов.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

Bell J. Е. 1961. Family group therapy. Public Health Monograph No. 64. Washington, DC: U.S. Government Printing Office.

В e 11 J. E. 1975. Family therapy. New York: Jason Aronson.

H a 1 e у J. 1963. Strategies of psychotherapy. New York: Grime & Strat-ton.

Hoffman L. 1971. Deviation-amplifying processes in natural groups. In Changing families, J. Haley, ed. New York: Grune & Stratton.

Jackson D. D. 1961. Interactional psychotherapy. In Contemporary psychotherapies, M. T. Stein, ed. New York: Free Press of Glencoe.

Мы с сожалением отмечаем, что специализация, к которой вы, вероят -но, охладели и за счет которой вы уже не пытаетесь завоевать сердца компаний по управляемой медицине, - это психодинамическая психо -терапия.

188

Состояние семейной терапии

Jackson D. D. 1967. Therapy, communication and change. Palo Alto, CA: Science and Behavior Books.

Lederer W. and Jackson D. D. 1968. Mirages of marriage. New York: Norton.

MacGregor R., Richie A. M., Serrano A. C, Schuster F. P., McDonald E. С and Goolishian H. A. 1964. Multiple impact therapy with families. New York: McGraw-Hill.

Satir V. 1964. Conjoint family therapy. Palo Alto, CA: Science and Behavior Books.

Sluzki С. Е. 1978. Marital therapy from a systems theory perspective. In Marriage and marital therapy, T. J. Paolino and B. S. McCrady, eds. New York: Brunner/Mazel.

Speck R. V and Attneave, C. A. 1971. Social network intervention. In Changing families, J. H a 1 e y, ed. New York: Grune & Stratton.

Watzlawick P., Beavin J. H. and Jackson D. D. 1967. Pragmatics of human communication. New York: Norton.

ССЫЛКИ

Bateson G. and Jackson D. D. 1964. Some varieties of pathogenic organization. Disorders of Communication. 42:270-283.

Beels С. С. and Ferber A. 1969. Family therapy: A view. Family Process. &-280-318.

Bell J. E. 1961. Family group therapy. Public Health Monograph No. 64. Washington, DC: U.S. Government Printing Office.

В e 11 J. E. 1975. Family group therapy. New York: Jason Aronson.

В i о n W. R. 1961. Experiences in groups. New York: Tavistock Publications.

Fre ud S. 1921. Group psychology and the analysis of the ego. Standard Edition. Vol. 18. London: Hogarth Press, 1955.

Gritzer P. H. and Okum H. S. 1983. Multiple family group therapy: A model for all families. In Handbook of family and marital therapy, В. В. Wolman and G. Strieker, eds. New York: Plenum Press.

Haley J. 1961. Control in psychotherapy with schizophrenics. Archives of General Psychiatry. 5:340-353.

Haley J. 1963. Strategies of psychotherapy. New York: Grune & Stratton.

Haley J. 1976. Problem-solving therapy. San Francisco: Jossey-Bass.

Hoffman L. 1971. Deviation-amplifying processes in natural groups. In Changing families, J. Haley, ed. New York: Grune & Stratton.

Jackson D. D. 1961. Interactional psychotherapy. In Contemporary psychotherapies, M. T. Stein, ed. New York: Free Press of Glencoe.

Jackson D. D. 1965. Family rales: The marital quid pro quo. Archives of General Psychiatry. 72-589-594.

189

Майкл Николе, Ричард Шварц

Jackson D. D. 1967. Aspects of conjoint family therapy. In Family therapy and disturbed families, G. H. Zuk and I. Boszormenyi-Nagy, eds. Palo Alto: Science and Behavior Books.

Jackson D. D. and Weakland J. H. 1961. Conjoint family therapy: Some considerations on theory, technique and results. Psychiatry. 24:30-45.

Laqueur H. P. 1966. General systems theory and multiple family therapy. In Handbook of psychiatric therapies, J. Masserman, ed. New York: Grune & Stratton.

Laqueur H. P. 1972a. Mechanisms of change in multiple family therapy. In Progress in group and family therapy, С J. Sager and H. S. Kaplan, eds. New York: Brunner/Mazel.

Laqueu r H. P. 1972b. Multiple family therapy. In The book of family therapy, A. Ferber M. Mendelsohn and A. Napier, eds. Boston: Houghton Mifflin.

Laqueur H. P. 1976. Multiple family therapy. In Family therapy: Theory and practice, P. J. G u e r i n, ed. New York: Gardner Press.

Le w i n K. 1951. Field theory in social science. New York: Harper.

MacGregor R. 1967. Progress in multiple impact theory. In Expanding theory and practice in family therapy, N. W. Ackerman, F. L. Beat man and S. N. Sherman, eds. New York: Family Service Association.

MacGregor R. 1972. Multiple impact psychotherapy with families. In Family therapy: An introduction to theory and technique, G. D. Erickson and T. P. Hogan, eds. Monterey, CA: Brooks/Cole.

MacGregor R., Richie A. M., Serrano A. C, Schuster P. P., M с D о n a 1 d E. С and Goolishian H. A. 1964. Multiple impact therapy with families. New York: McGraw-Hill.

MarayumaM. 1968. The second cybernetics: Deviation-amplifying mutual causal processes. In Modern systems research for the behavioral scientist, W. Buckley, ed. Chicago: Aldine.

McFarlaneW. R. 1982. Multiple-family therapy in the psychiatric hospital. In 77ie psychiatric hospital and the family, H. T. Harbin, ed. New York: Spectrum.

Meyer J. P. and Pepper S. 1977. Need compatibility and marital adjustment among young married couples. Journal of Personality and Social Psychology. 35:331-342.

Morris, C. W. 1938. Foundations on the theory of signs. In International encyclopedia of united science, O. Neurath, R. Carnap and C. O. Morris, eds. Chicago: University of Chicago Press.

Nichols M. P. 1987. The self in the system. New York: Brunner/Mazel.

Parsons T. 1950. Psychoanalysis and the social structure. Psychoanalytic Quarterly. 79:371-380.

190

Состояние семейной терапии

Ruesch J. and Bateson G. 1951. Communication: The social matrix of psychiatry. New York: Norton.

Ruevini U. 1975. Network intervention with a family in crisis. Family Process. 7^.193-203.

Ruevini U. 1979. Networking families in crisis. New York: Human Sciences Press.

S art re J. P. 1964. Being and nothingness. New York: Citadel Press.

Satir V. 1964. Conjoint family therapy. Palo Alto. CA: Science and Behavior Books.

S с h u t z W. С 1958. FIRO: A three-dimensional theory of interpersonal behavior. New York: Holt, Rinehart and Winston.

Shaw M. E. 1981. Group dynamics: The psychology of small group behavior. New York: McGraw-Hill.

Speck R. V and Attneave, С. А. 1973. Family networks. New York: Pantheon.

Von Bertalanffy L. 1950. An outline of general system theory. British Journal of the Philosophy of Science. 7:134-165.

Watzlawick P., Beavin J. H. and Jackson D. D. 1967. Pragmatics of human communication. New York: Norton.

Weakland I., Fisch R., Watzlawick P. and Bodin A. M. 1974, Brief therapy focused problem resolution. Family Process. 73:141- 168.

Winch R. F. 1955. The theory of complementary needs in mate selection: A test of one kind of complementariness. American Sociological Review. 20:52-56.

Wynne L. and Singer M. 1963. Thought disorder and family relationships of schizophrenics: I. Research strategy. Archives of General Psychiatry. 9:191-198.

Yalom I. D. 1985. The theory and practice of group Psychotherapy, 3rd ed. New York: Basic Books.

Глава четвертая

ФУНДАМЕНТАЛЬНЫЕ

КОНЦЕПЦИИ СЕМЕЙНОЙ ТЕРАПИИ

Семейная терапия часто ошибочно истолковывается только как другая разновидность психотерапии - такой ее вариант, когда на лечение приходит вся семья. Хотя это и справедливо, семейная терапия еще подразумевает и целый новый метод ос-

191

Майкл Николе, Ричард Шварц

мысления человеческого поведения - поведения, организованного в своем основании интерперсональным контекстом. Семейная терапия не только использует новые методы для работы с семьями, но и заставляет в корне менять направление мышления, переключаясь от личности на отношения.

Да ну? - скажете вы. Мы же всегда задумывались об отношениях! Да, но мы были приучены рассматривать их как то, что производят люди. Особенно с позиции собственной жизни. Поскольку мы смотрим на все с субъективной точки зрения - так сказать, с позиции шкурных интересов, то больше знаем о действиях других, нежели о своих собственных. Еще меньше мы обращаем внимание на паттерны интеракций, которые составляют линии отношений, или на интерперсональные структуры, в которые встроены эти линии.

Недовольная мать скажет вам, что сын игнорирует ее; сын же ответит, что он ее игнорирует, потому что она ворчит. Мать расстраивается оттого, что ее игнорируют, точно так же как сын чувствует себя затравленным, и оба «знают», кто виноват.

Клиницисты оказываются в тяжелом положении, не относя проблемы отношений на счет только одного человека. Это особенно справедливо для тех случаев, когда вы слышите только одну сторону истории, что далеко не редкость для семейного терапевта. Если кто-то рассказывает вам о непослушном ребенке, или изменяющем супруге, или о не желающей разговаривать невестке, ни в коем случае нельзя присоединяться к этим позициям, согласно которым значительная степень вины за эти проблемы возлагается на другую сторону.

В первое время, наблюдая за целыми семьями, обсуждающими свои проблемы, семейным терапевтам сразу становилось ясно, что здесь замешан каждый. Однако в шуме многоголосой ссоры тяжело подняться над личностями - сердитым подростком, чрезмерно контролирующей матерью, отчужденным отцом, - чтобы увидеть паттерны, объединяющие их. Неудивительно, что пионеры семейной терапии обратились к моделям других дисциплин, сосредоточивающихся на шаблонах взаимосвязей и структур. Они хотели получить ответы на следующие вопросы:

как семьи закрепляют свои проблемы?

каково развитие семей?

что отличает здоровые семьи от нездоровых?

192

Состояние семейной терапии

каким образом семьи могут изменять способы своего функционирования?

почему семьи иногда сопротивляются очевидным шагам в сторону улучшения отношений?

Чтобы ответить на эти вопросы, основатели семейной терапии позаимствовали идеи из антропологии, социологии, биологии, философии, лингвистики, информатики и инженерии. Некоторые из этих идей оказались настолько пригодными, что, к счастью или нет, определили практику семейной терапии.

Системная теория

Основное концептуальное влияние на пионеров семейной терапии оказала системная теория. Фактически семейная терапия и системная теория настолько сильно идентифицировались друг с другом, что стали почти синонимичными. Сегодня большинство семейных терапевтов отличают себя не количеством клиентуры, прошедшей через их кабинеты, а своим пониманием системных проблем и их решений. Хотя некоторые социальные конструкционисты и оспаривали пригодность системной теории как доминирующей метафоры семейной терапии и пытались заменить ее на метафору личного изложения (нарративная модель), большинство семейных терапевтов по-прежнему считают себя системными мыслителями.

Системное мышление сильно эволюционировало с тех пор, как впервые стало формировать семейную терапию. Однако поле отстало от этих изменений, и зачастую критики и защитники системной теории ссылаются на устаревшую механистическую версию. Раз системная теория стала столь значимой для семейной терапии, мы попытаемся дать достойную оценку ее истории, влияния на семейную терапию и тому, какова связь последних достижений с современными тенденциями.

ИСТОРИЯ СИСТЕМНОГО МЫШЛЕНИЯ

Систему можно охарактеризовать как группу взаимосвязанных частей плюс способ, каким они функционируют сообща. Таким образом, семья может пониматься как группа ее членов плюс способы их взаимодействия. Например, системно-ориен-

193

Майкл Николе, Ричард Шварц

тированных терапевтов интересуют не только мотивы девочки-подростка с анорексией, но и последствия того, что ее мать фокусирована на еде, и комментариев ее отца относительно женских тел. Однако в дополнение к этому некоторые системные терапевты исследуют семейные проблемы, которые могут оказывать менее очевидное влияние на анорексию, например, разлад в браке ее родителей, который рождает у них отвлекающую потребность сосредоточения на борьбе дочери с питанием.

Если продолжить пример, то раз семьи - часть больших систем, другие системные терапевты могут расширить семейную сферу, чтобы включить и воздействие на семьи и молодых девушек наших культурных представлений о женщинах и их телах. Идея состоит в том, что любой проблемный член семьи является неотъемлемым элементом экологии отношений и убеждений, которые могут иметь к затруднению по крайней мере такое же отношение, как любые интрапсихические конфликты.

Экология. Итак, системное мышление является экологическим. Наука экология появилась в XIX столетии, когда биологи стали изучать целые классы растений и животных, а не отдельные виды. Термин «экология» придумал немецкий биолог Эрнст Хейкель в 1866 г., как производное от греческого слова, означающего семью, дом. Таким образом, экология - это изучение отношений, которые объединяют всех жителей земли. С этого фокуса на отношениях между организмами (например, пищевых цепочках и пищевых циклах), а не на характеристиках отдельных организмов экология бросила вызов редукционистской философии, доминирующей в науке со времен Декарта. Согласно картезианскому аналитическому взгляду, чтобы понять явление, нужно разбить его на базисные единицы и проанализировать их.

Редукционизм и аналитический метод произвели в н'ауке много важных открытий, но они не подходят для постижения системы. Когда группы организмов или молекул начинают взаимодействовать паттернированным образом, появляется нечто новое, что невозможно объяснить путем складывания качеств отдельных частей: целое больше, чем сумма его частей. Если марсианин наткнется на груду деталей велосипеда, изучение каждой части по отдельности едва ли даст ему образ целого велосипеда. Вместо этого ему нужно узнать, как эти детали взаимодействуют друг с другом, - выяснить, каковы их отношения. Изучение отношений - одна характеристика системного мышления. Дейст-

194

Состояние семейной терапии

вительно, слово «система» получено от греческого systema, что означает «объединяться в организованном целом». Системное мышление уделяет меньшее внимание кирпичикам, из которых сложено сооружение, и больше - паттернам отношений и тому, как эти паттерны отражают правила или принципы, по которым организована система.

Экологический взгляд помогает нам понять, что системы, как правило, чрезвычайно чувствительны. Изменения в одной части могут вызвать непредвиденные последствия в целом. Уничтожение бразильских влажных лесов воздействует на погодные условия всего мира. Терапевты с системным образованием обучаются экологической сенситивности, они стараются предупреждать воздействие любого вмешательства на семьи. Например, перед системной революцией в сфере психического здоровья клиницисты, как правило, работали с детьми по отдельности, не принимая во внимание то, как родители реагируют на эти новые отношения с их детьми. Попытки родителей выяснять, что происходит, или изъять детей из терапии рассматривались как злонамеренные действия, от которых терапевты должны были спасать детей. Теперь мы понимаем, что для большинства родителей такие отношения интересны и иногда представляют собой угрозу и что их реакции должны рассматриваться взвешенно с позиции прибыльности-убыточности (экологическое воздействие) индивидуальной работы с ребенком.

Экологов также интересует то, как воздействует на семью или клиническую проблему среда. Экологически сенситивные семейные терапевты помогают семье понять, как отражается на благосостоянии семьи с точки зрения прибыльности-убыточности, например, доходная, но требующая постоянного отсутствия работа отца или признание матерью патриархальных ценностей. Или терапевт мог бы помочь афро-американской семье оценить, какое она испытывает влияние, обосновавшись в доминирующей белой культуре.

Хоть системное мышление и было открытием биологов, оно также появилось и в некоторых других областях, основанных в 1920-х гг. Клод Бернар, основатель экспериментальной медицины, заметил, что здоровые организмы поддерживают постоянную внутреннюю среду (температуру тела, например), даже если окружающая их внешняя среда изменяется ключевым образом. В 1920-х гг. Уолтер Кеннон усовершенствовал эту идею и ввел понятие гомеостаза, описывающее, как метаболические процессы устойчиво сохраняются посредством механизмов обратной

195

Майкл Николе, Ричард Шварц

связи. Например, тело сохраняет уровень глюкозы в крови в пределах некоторого диапазона, несмотря на сильное колебание количества потребляемого сахара. Описывая эти процессы саморегуляции, Кеннон предупредил влияние кибернетики и ее акцент на петлях обратной связи и саморегулирующихся механизмах.

Кибернетика. Машины, регулирующие себя сами, с нами уже многие века. В III веке до н. э. александрийский изобретатель Ктезибиос изобрел часы, которые показывали время при помощи воды и клапанов, наподобие современного смывного бачка унитаза - другой саморегулируемой машины. Однако следующая известная система обратной связи была изобретена позже на целых 2000 лет. В XVII веке голландский алхимик Корне-лис Дреббел при попытке превратить свинец в золото понял, что для этого в печи нужна постоянная температура, и создал первый термостат.

Понимание, необходимое для обращения идеи о самоуправляемых машинах в обобщенную разумную модель, не возникало, пока это не стало жизненной необходимостью. Во время Второй мировой войны немецкие самолеты-истребители летали настолько быстро, что было невозможно вовремя высчитывать точные установки для наведения противовоздушных орудий. Военно-морской флот поручил эту задачу математическому гению Норберту Винеру. Чтобы разобраться в проблеме, Винер неофициально привлек группу поддержки из передовых математиков, нейроп-сихологов и инженеров, включая Джона фон Ньюманна (отца современного компьютера), Клода Шэннона и Уоррена Мак-Куллоха. Это сотрудничество навело их на понятие обратной связи1, и их интерес к машинам стал расширяться, поскольку они считали животный и человеческий разум самокорректирующимися механизмами. Винер назвал эту новую науку кибернетикой от греческого слова, означающего управление.

В научных кругах быстро распространился слух об этом новом движении, чему способствовал ряд известных встреч, называемых Маки-конференциями, начавшихся в 1946 г. На этих конференциях первые кибернетики, в том числе Винер и фон Нью-манн, встречались с самыми лучшими умами социальных наук, включая антропологов Грегори Бейтсона и Маргарет Мид. И Бейт-сон и Винер любили находить паттерны в самых разнообразных

1 Сигналы, продуцируемые саморегулирующимися системами, которые вызывают уменьшение или увеличение изменения.

196

Состояние семейной терапии

явлениях и оспаривать базисные положения. Они вместе искали исчерпывающие описания, охватывающие широкий диапазон естественных и механических феноменов, - «паттерн, который объединяет», как позже назвал это Бейтсон (Bateson, 1979).

Ядро кибернетики составляет концепция петли обратной связи - процесса, благодаря которому система получает информацию, необходимую для самокорректировки с целью сохранения устойчивого состояния или продвижения к предварительно запрограммированной цели. Обратная связь подразумевает информацию об эффективности системы во внешней среде, а также об отношениях между частями системы. В самом широком смысле обратная связь - это процесс, благодаря которому информация о действиях машины или организма возвращается к этому объекту - машине или организму. Обратимся к кибернетическому примеру пилота: когда самолет отклоняется от курса, пилот получает обратную связь, считывая информацию с приборов или увидев отклонение от заданной мишени, после чего поворачивает руль, чтобы вернуть судно обратно на курс. Если он повернет руль слишком сильно, это заставит судно снова отклониться от курса, на что реагируют приборы или зрение самого пилота, что позволяет ему еще раз направить самолет на нужный курс. Чувствительность любой системы к обратной связи, которую она получает, определяет сохранение правильности ее курса - равновесия, или гомеостаза.

Петли обратной связи могут быть негативными или позитивными. Это отличие касается воздействия, которое они оказывают на отклонение от гомеостатического состояния внутри системы, а не их положительных или отрицательных свойств. Негативная обратная связь уменьшает отклонение или изменение; позитивная обратная связь усиливает их. Другими словами, негативная обратная связь - это информация, которая возвращает систему обратно к первоначальному состоянию гомеостаза, в то время как позитивная обратная связь уводит систему от гомеостаза.

Поскольку кибернетика выросла из учения о механизмах, где петли позитивной обратной связи приводят к разрушительной «утрате контроля», из-за которой механизмы выходят из строя, акцент ставился на негативной обратной связи и сохранении гомеостаза перед лицом изменения. Если изменяется среда вокруг системы (например, температура воздуха на улице становится выше или ниже заданной нормы), приводятся в действие механизмы негативной обратной связи, чтобы вернуть систему обратно к гомеостазу (происходит охлаждение или нагрев возду-

197

Майкл Николе, Ричард Шварц

ха). Петли негативной обратной связи - это вездесущие механизмы управления, которые организуют все - от эндокринной системы до экосистем. Например, равновесие в животном мире поддерживается за счет недостатка пищи или активизации хищников, если численность того или иного вида чрезмерно возрастает, и увеличения коэффициента рождаемости, если она сокращается; уровень сахара крови остается сбалансированным благодаря усиленной выработке инсулина, если он слишком высок, и повышением аппетита, если слишком низок.

Применительно к семьям кибернетика сосредоточивает внимание на нескольких явлениях:

1. Семейные правила, определяющие диапазон поведения, которое семейная система может допустить (гомеостати-ческий диапазон семьи);

2. Механизмы негативной обратной связи, которые используют семьи, чтобы навязывать правила (например, вина, наказание, симптомы);

3. Последовательности семейных интеракций вокруг проблемы, которые характеризуют реакцию системы на нее (петли обратной связи вокруг дисфункции);

4. Что происходит, когда усвоенная негативная обратная связь системы неэффективна и запускается петля позитивной обратной связи?

Примеры петель позитивной обратной связи - те скверные ситуации, которые называют «порочный круг», когда каждое предпринимаемое действие только ухудшает ситуацию. Общеизвестное «самоисполняющееся пророчество» является одним из примеров петли позитивной обратной связи: предчувствия фактически создают пугающую ситуацию, которая, в свою очередь, пугает еще больше, и т. д.

В качестве примера самоисполняющегося пророчества рассмотрим случай Джерри. Он хотел бы завести подругу, но считает себя скучным. Таким образом, он убежден, что женщины всегда отвергают его. Каждый раз, набравшись достаточно смелости, чтобы устроить свидание, он пристально наблюдает за любым доказательством того, что ей с ним неинтересно. При первом ее зевке в нем тут же пробуждается тревога, и он отпускает саркастические комментарии о ее внешнем виде или поведении. Последующее ее раздражение становится еще большим доказатель-

198

Состояние семейной терапии

ством (позитивная обратная связь) его убеждения, что он ей неприятен.

Или вот пример семьи, для которой характерен низкий порог выражения гнева. Джонни, сын-подросток, выходит из себя в ответ на настойчивые требования родителей объяснить, почему он не вернулся домой до полуночи. Мать потрясена и начинает кричать. Отец оскорблен и наказывает сына, запретив ему в течение месяца садиться за руль машины. Вместо того чтобы уменьшить девиацию Джонни - вернуть его гнев в гомеостатические рамки, - эта обратная связь от родителей производит противоположный эффект: Джонни взрывается и отказывается признавать их авторитет. Родители отвечают еще большим криком и наказаниями, что вызывает дальнейшее возрастание гнева Джонни и т. д. Таким образом, предполагаемая негативная обратная связь родителей (ругань и наказание) становится позитивной обратной связью. Она усиливает, а не уменьшает его девиацию. Семья захвачена процессом «выхода из-под контроля» позитивной обратной связи, иначе известным как порочный круг, который продолжается до тех пор, пока Джонни не уйдет из дома. Как и в случае с кибернетическими механизмами, выход из-под контроля, свойственный петле позитивной обратной связи, может разрушить семью.

Позже кибернетики, подобно Уолтеру Буклею и Россу Эш-би, выяснили, что петли позитивной обратной связи не всегда неблагоприятны, и если не выходят из-под контроля, то могут помочь системам приспособиться к измененным обстоятельствам. Семье Джонни, возможно, следовало бы исправить свои правила, касающиеся выражения гнева, чтобы приспособиться к возросшей самоуверенности подростка. Кризис, который вызвала эта петля позитивной обратной связи, мог бы привести к пересмотру правил семьи, если бы семья смогла выйти из петли на достаточный срок, чтобы что-то понять. Таким образом, они могли бы осуществить метакоммуникацию, или коммуникацию о своих способах коммуникации, - процесс, который может привести к изменению правил системы (Bateson, 1951).

Понимание того, что позитивная обратная связь может привести к изменению, стало концептуальной основой для некоторых кризисно-провокационных форм семейной терапии. Как предположил Хейли (1971), «если программа лечения подчиняет и стабилизирует семью, добиться изменения сложнее. ...Чтобы изменить устойчивую проблемную ситуацию и создать пространство для личностного роста членов семьи, терапевты зачастую долж-

199

Майкл Николе, Ричард Шварц

ны провоцировать кризис, который вызывает нестабильность» (с 8).

Сегодня многие семейные терапевты отошли от этого кризисно-провокационного вида терапии, полагая, что более рассудочные беседы производят лучшую среду для изменений. Однако ошибочно было бы путать большую невозмутимость с отсутствием вызова правилам или структуре семьи. Можно поощрять членов семьи раскрывать секреты или открыто работать с конфликтом, не позволяя сессиям превращаться в состязание кто кого перекричит. Независимо от уровня эмоциональности в консультантском кабинете эффективные терапевты находят способы довести семьи до пересмотра и изменения правил, управляющих ими.

Подобное изменение в семейной структуре кибернетически ориентированные семейные терапевты называют изменением второго порядка, чтобы отличать их от изменений первого порядка, когда семья меняет некоторые свои поступки, в то время как действия по-прежнему управляются теми же самыми правилами (Watzlawick, Weakland & Fisch, 1974). Например, семья Джонни могла сдвинуть фокус своих разногласий с комендантского часа парня на бойфренда его сестры (изменение первого порядка), однако их интеракции вокруг проблем не претерпят особых изменений, поскольку их репрессивные правила относительно гнева (второй порядок) остаются неизменными.

Отправной точкой для семейных кибернетиков стали петли обратной связи внутри семей, иначе известные как паттерны коммуникаций - базовый источник семейной патологии. В результате, как мы видели в главе 3, семейные теоретики, на которых наибольшее влияние оказала кибернетика, стали называть школой коммуникации, и они пропагандировали интеракциональ-ную точку зрения. Дефектные или неясные коммуникации приводят к неточной или незавершенной обратной связи, поэтому система не может саморегулироваться (изменять свои правила), вследствие чего ее реакция является слишком сильной или вялой для того, чтобы измениться.

Круговая причинность. Кибернетика вошла в семейную терапию благодаря Грегори Бейтсону, которого вдохновила его встреча с Винером на Маки-конференциях. В результате своего интереса к процессам обратной связи в системах Бейтсон стал инициатором концептуального сдвига, решающего для семейно-

200

Состояние семейной терапии

го системного мышления, - сдвига от линейного к круговой причинности. Перед появлением семейной терапии объяснения психопатологии строились на линейных моделях - медицинской, психодинамической, поведенческой. Этиология понималась с точки зрения предшествующих событий - болезненного, эмоционального конфликта или исследования истории, которая спровоцировала симптомы в настоящем. Использование концепции циркулярности позволило Бейтсону изменить наш способ осмысления психопатологии, так что во внимание стали приниматься не события прошлого, оказавшие некое влияние, а то, что является частью продолжающихся, круговых петлей обратной связи.

Концепция линейной причинности основана на ньютониан-ской модели, согласно которой вселенная подобна бильярдному столу, где шары оказывают друг на друга однонаправленное действие. Бейтсон полагал, что, тогда как линейная причинность годится для описания мира сил и объектов, для мира живых явлений она непригодна, поскольку не заботится о том, чтобы объяснять коммуникации и отношения так, как она объясняет силу.

Чтобы проиллюстрировать это отличие, Бейтсон (1979) использовал пример человека, пинающего камень. Эффект удара ногой по камню можно предсказать, измерив силу и угол пинка и вес камня. Если же человек пинает собаку, эффект будет менее предсказуемым. Собака может отреагировать на пинок как угодно: поджать хвост, убежать, укусить человека или даже начать с ним играть - в зависимости от характера собаки и интерпретации пинка. В ответ на реакцию собаки человек мог бы изменить собственное поведение, и так далее - число возможных результатов бесконечно.

Действия собаки (укус, например) образуют петлю и воздействуют на последующие шаги человека, которые в свою очередь оказывают воздействие на собаку, и так далее. Первоначальное действие запускает круговую последовательность, при которой каждый рекурсивно воздействует на другого. Линейные причина и следствие теряются в круговороте взаимной причинности. Эта идея о взаимной или круговой причинности оказалась полезной для терапевтов, ведь так много семей стремятся отыскать причину своих проблем и определить, кто виноват. Вместо того чтобы вовлекать семью в логический, но непродуктивный поиск, кто что начал первым, круговая причинность предполагает, что проблемы поддерживаются существующим и ныне порядком дейст-

201

Майкл Николе, Ричард Шварц

вий и реакций и что бессмысленно возвращаться к первопричинам, чтобы изменить интеракцию.

Кроме соблюдаемых петлей круговой обратной связи Бейт-сона также интересовало то, как сообщения интерпретируются получателями. Механистичные кибернетики полагали, что можно понять системы, просто изучая их входящие и исходящие поведенческие сигналы, и в этом смысле были в своем основании бихевиористами, продвинутыми в том, что принимали во внимание еще и петли обратной связи. Однако Бейтсон не стал ограничивать свой интерес поведенческими последовательностями, а изучал значения, которые люди извлекают из коммуникации и ее контекста. Внутри сети убеждений, которых придерживаются члены семьи, находятся правила, управляющие ее действиями. То, как отец Джонни интерпретировал гнев сына, определило то, как он ответил на него. С каким количеством гнева он может смириться, прежде чем почувствует необходимость отреагировать на него наказанием? Изменение предположений становится ключом к изменению второго порядка.

Начав изучать семьи напрямую, группа Бейтсона раскололась на два лагеря (Haley, 1981; Simon, 1982). На одной стороне был Бейтсон, продолжая фокусироваться на том, как люди узнают и воспринимают. На другой - Хейли и Уикленд, которые сосредоточивались на интеракциональных паттернах между членами семьи.

Проект Бейтсона завершился в 1962 г., и он переместил свои интересы за пределы психических явлений. Достижения проекта в психотерапии были унаследованы другим бейтсоновским проектом и членами Института психических исследований, которые (за исключением Сатир) продвигали механистические понятия гомеостаза и петли обратной связи, сохраняя логический позитивистский фокус на соблюдаемых последовательностях поведения и игнорируя бейтсоновские интересы к восприятию и убеждениям индивида (Breunlin, Schwartz & Каггег, 1992). Эти теоретики переняли метафору «черного ящика», чтобы оправдать свою механистическую позицию:

«Невозможность наблюдения за разумом «в работе» способствовала в последние годы тому, что из области телекоммуникации была заимствована идея о «черном ящике»... идея, в целом более применимая к факту, что электронные аппаратные средства в настоящее время столь сложны, что иногда целесообразнее игнорировать внутреннюю структуру уст-

202

Состояние семейной терапии

ройства и сосредоточиваться на изучении ее специфических отношениях ввода - вывода... Эта концепция, если применять ее к психологическим и психическим проблемам, имеет эвристическое преимущество того, что не нужно ссылаться на не поддающуюся в конечном счете проверке интрапсихи-ческую гипотезу, а можно ограничиться соблюдаемыми отношениями ввода - вывода, то есть коммуникацией» (Watz-lawick, Beavin & Jackson, 1967, с. 43-44).

Видение людей как «черных ящиков» стало окончательным выражением механистических тенденций, свойственных кибернетической парадигме. Но у этой метафоры имелось преимущество упрощения области изучения путем исключения размышлений об умственной деятельности индивида, так же как и об истории семьи. Можно было просто судить об исходе терапии - если проблема разрешена и система возвращается к функциональному состоянию, результат позитивен, и терапию можно завершать. Отсюда и развитие краткосрочной, стратегической терапии.

До сих пор мы видели, как системное мышление принимало разные формы, проникая в различные дисциплины, включая биологию, медицину, математику, нейропсихологию и технику. Поскольку наибольшая ответственность за привлечение системной идеи в психотерапию лежит на Грегори Бейтсоне, антропологе, вполне целесообразно теперь исследовать антропологическую версию и ее влияние на семейную терапию.

Функционализм

Представьте, что семья обращается за помощью из-за проблемы страха школы у сына. Теперь представьте, что терапевт начинает со странного вопроса. Вместо того чтобы попытаться выяснить, как маленький Тедди стал бояться ходить в школу, он спрашивает, а не станет ли семье хуже, если Тедди будет посещать школу. (Вообразите, какие чувства вызывают у семьи вопросы, подразумевающие, что они пользуются проблемой ребенка.) Странная логика этого вопроса основывалась на предположении, теперь совершенно спорном, что нередко симптомы сохраняются, потому что выполняют функциональное назначение для семьи пациента. Теперь давайте рассмотрим интеллекту-

203

Майкл Николе, Ричард Шварц

альные влияния, которые позволили терапевтам выследить эти таинственные функции симптомов.

До начала XX века над антропологией доминировали культурные эволюционисты, придерживающиеся дарвиновской теории и теоретизирующие о различных стадиях, через которые эволюционировало человечество от примитивных обществ до современной цивилизации. Их теории основывались на артефактах, собранных археологами, а также на рассказах путешественников и торговцев, и все это изучалось вне первоначального контекста.

Родившийся примерно в 1900 г. подход, получивший название функционализм, возник как реакция против эволюционистской тенденции понимать культурные практики вне контекста и игнорировать культуры как значимые целостности. Британские антропологи Бронислав Малиновски и А. Р. Рэдклифф-Браун пришли к мнению о несерьезности исторических исследований, потому что данные были скудными и не поддающимися проверке. Они интересовались обучающимися культурами как социальными системами, существующими в настоящем, а история этих культур занимала их мало. Таким образом, они изучали культуры этнографически, в качестве «участвующих наблюдателей», и пытались понять культурные обычаи и традиции в контексте, рассматривая их с точки зрения функциональной пригодности культурных практик для сообщества.

Привлекают внимание параллели между этим сдвигом в антропологии и психотерапии. Психоаналитики пытались восстанавливать историю человека, исследуя воспоминания и фантазии. Подобно эволюционной антропологии, психоаналитики опирались на исторические домыслы. Фрейд действительно уподоблял свои психологические исследования археологическим раскопкам.

Реакция семейной терапии против исторического и декон-текстуализирующего теоретизирования психоанализа была подобна реакции антропологического функционализма против тех же самых качеств эволюционизма. Как и функционалистов, системно ориентированных семейных терапевтов не интересовала история, вместо этого они стали участвующими наблюдателями семей в настоящем. Они стремились понимать функцию, благодаря которой симптоматийное поведение полезно для семейной системы.

Одна из опасностей функционалистского уклона семейной терапии заключалась в рассмотрении любого поведения, как по-

204

Состояние семейной терапии

тенциально адаптивного. Вот как писала об этом Дебора Люп-ниц (Luepnitz, 1988): «Функционалистские объяснения могут оправдать почти все с точки зрения некоей мнимой социальной потребности. Историки-функционалисты даже утверждали, что линчевание и охота на ведьм обслуживают социальную потребность, а именно - катарсическую или «терапевтическую». Терапевтическую для кого? - хотелось бы узнать» (с. 65).

Более подходящий для семейной терапии пример предложил Талкотт Парсонс (Parsons & Bales, 1955) - вероятно, наиболее влиятельный социолог-функционалист. Он считал, что мать в семье должна исполнять экспрессивную роль, а отец - инструментальную. Экспрессивная роль подразумевает эмоциональную поддержку, контроль за напряжениями и заботу и уход за детьми. Инструментальная роль заключается в организаторских решениях и дисциплинировании детей. В этом случае Парсонс в результате наблюдений отметил полоролевую полярность, которая существовала во многих семействах в 1950-х гг., и использовал функционализм, чтобы дать понять, что это разделение было адаптивным, удовлетворяющим потребности семьи и общества.

Как указывала семейный терапевт Линн Хоффман (Hoffman, 1971, 1981), этот функционалистский уклон проник в социологию благодаря деятельности Эмиля Дюркгейма. Дюркгейм изучал современное общество и строил предположения о том, что многие виды поведения, которые общество считает ненормальным, или патологическим, могут исполнять социально полезную роль, заставляя большие группы объединяться. Позже социологи, изучающие социальные девиации, например, Ирвинг Гофф-ман, приняв идеи Дюркгейма, пошли еще дальше, предложив, что социальным группам нужны девианты ради сохранения их стабильности или выживания.

Прежде чем пойти дальше, следует упомянуть другое социологическое исследование, поскольку его результаты подтвердили идеи о функциональности симптомов семейных терапевтов. Альфред Стэнтон и Моррис Шварц (Stanton & Schwartz, 1964) изучали интеракции между пациентами и сотрудниками госпиталя для психических больных. (Это был госпиталь Честнут-Лоджа, где один из основателей семейной терапии Дон Джексон познакомился с Гарри Стэк Салливаном и его интерперсональной теорией психиатрии.) Они заметили, что пациенты часто оказывались вовлеченными в треугольники, в которых один сотрудник пытался следовать правилам учреждения, в то время как другого возмущала такая строгость и ему хотелось так изменить

205

Майкл Николе, Ричард Шварц

эти правила, чтобы приспособить их к индивидуальным потребностям. Пациент, столкнувшийся с этой поляризацией, становился полем битвы, на котором разворачивался этот конфликт между сотрудниками. Этот пациент получал разрешающего союзника и ограничивающего противника. Чем больше защиты оказывал один сотрудник, тем больше наказаний накладывал другой. В конечном счете все отделение больницы могло втянуться в разрастающуюся поляризацию, вынужденное принять чью-либо сторону. По мере возрастания напряжения усугублялось и состояние таких пациентов. Описанный Стэнтоном и Шварцем процесс удивительно напоминает процесс триангуляции, или создания коалиций между поколениями, о котором сообщали семейные терапевты.

Семейные терапевты приняли функционалистскую идею о том, что отклоняющееся от нормы поведение может использоваться социальной группой в качестве защитной функции, и применили ее к проблеме симптоматики членов семьи. Поначалу их представление об идентифицированном пациенте в семье напоминало взгляд Стэнтона и Шварца на госпитализированного пациента. «Идентифицированный пациент» был козлом отпущения, жертвой, на которой сосредоточивались остальные члены семьи, чтобы избегать необходимости заниматься друг другом. Позже семейные терапевты стали полагать, что многие из этих козлов отпущения были активными добровольцами. Считалось, что эти симптомопредъявители охотно жертвовали собственным благополучием ради большей выгоды. Например, когда родители подростка начинали спорить, мальчик затевал драку со своим братом и таким образом заставлял их переносить свой гнев друг с друга на него. История Эдипа в версии Сальвадора Минухина, описанная в главе 1, представляет собой другой пример ребенка, жертвующего своим благосостоянием ради стабильности семьи.

Если подытожить влияние функционализма на семейную терапию, то можно отметить, что семьи рассматривались как живые организмы, вынужденные адаптироваться к окружающей их среде. Поведение и черты семейного организма исследовались в этом контексте, чтобы выяснить, как они помогли семьям удовлетворять их потребности. Симптомы рассматривались как признаки того, что семья плохо адаптировалась к среде или по каким-то причинам оказалась неспособной удовлетворить свои потребности, почему ей и приходилось находить что-то, что отвлекало внимание. Это предположение использовалось, чтобы

206

Состояние семейной терапии

объяснить причину впечатления, что семьи слишком крепко цепляются за свои проблемы. К сожалению, эти идеи вызвали антагонистичные настроения со стороны некоторых ранних семейных терапевтов.

Структурализм

Термин «структурализм» изобрел антрополог Клод Леви-Стросс, чтобы описать, как организационная структура общества формирует и сдерживает свои традиции и мифы. Применительно к семье структурализм предполагает, что понимание поведения членов семьи и их интеракций является неполным без некоторой оценки семейной организации в целом, в которую неотъемлемым образом входят эти интеракции.

Структурализм как движение внутри антропологии и других социальных наук был тесно связан с функционализмом и оказал по крайней мере такое же сильное влияние на семейную терапию. Многие видные антропологи и социологи (Малиновски, Рэдклифф-Браун, Леви-Стросс, Парсонс) считались структурными функционалистами и писали о семьях. В их понимании семья рассматривалась как организм, состоящий из подсистем, каждая из которых окружена полупроницаемыми границами, которые в действительности являются набором правил, устанавливающих, кто включается в эту подсистему и как они взаимодействуют с теми, кого не включают.

Чтобы вы могли оценить структурно-функционалистское наследие семейной терапии, предлагаем вашему вниманию следующую цитату Талкотта Парсонса (Parsons & Bales, 1955):

«То, что [нуклеарная семья] сама является подсистемой еще большей системы, - конечно, социологическая банальность. Но если разбить семью, в свою очередь, на подсистемы, то это рождает новый способ ее видения. И все же мы работаем с семьей именно таким образом и можем сказать, что в некоторых важных ключевых отношениях самый младший ребенок, будучи не совсем «членом», не участвует в целой семье, а только в ее подсистеме - материнско-детской подсистеме. Супружеская пара составляет другую подсистему, так же как, вероятно, с какими-то своими целями все дети, все мужчины или все женщины в семье и т. д. Фактически любая комбинация двух или более членов семьи, диф-

207

Майкл Николе, Ричард Шварц

ференцирующихся от одного или большего количества других ее членов, может восприниматься как социальная система, которая является подсистемой семьи в целом (с. 37)».

Согласно структурной теории, здоровая структура требует от семейной системы чистых границ, особенно между поколениями. Слишком слабые или слишком сильные границы создают дисфункциональную семейную структуру, одно из проявлений которой - симптоматийный член семьи. Если структурный дефект исправляется, семья возвращается к здоровому состоянию.

Таким образом, если кибернетики считали, что проблемы поддерживаются за счет круговых интеракций, то структурные терапевты полагали, что эти интеракции встроены в организацию, которая формирует и сдерживает их. Вместо того чтобы концентрироваться на последовательностях поведения, как это делали кибернетики, структурные терапевты сосредоточивались на близости, или проксимальное™, членов семьи, выдающих то или иное поведение. Кибернетический терапевт может, например, попытаться запретить контролирующему родителю ворчать на протестующего подростка, в то время как структурный терапевт скорее всего рассмотрит сеть отношений, в которые встроены эти па-де-де. Не потому ли контролирующий родитель столь озабочен своим сыном-подростком, что тот еще так мало знает о жизни? Не потому ли протестующий подросток так часто воюет с отцом, что слишком мало проводит времени со своими друзьями?

Возможно, лучше всего характеризует структурный взгляд следующая посылка: ключ к изменению личности заключается в изменении ее структурного контекста - сети отношений, в которую она включена. С этим связано другое положение: независимо от того, насколько дисфункционален член семьи, улучшение семейной структуры обязательно выявляет наиболее компетентного человека, который, в свою очередь, закрепляет семейное изменение. Таким образом, структурный взгляд на людей является активно оптимистичным.

Сальвадор Минухин в своем стремлении найти модель, эффективную для людей в затруднительном положении, позаимствовал структурные концепции Парсонса и сосредоточился на границах между поколениями - концепции, которые большинством ориентированных на психоанализ семейных теоретиков, как то Теодор Лидз и Натан Аккерман, воспринимались по-другому. Однако Минухин отбросил психоаналитические аспекты их теорий и методов и в процессе экспериментирования с ориен-

208

Состояние семейной терапии

тированными на действия техниками обнаружил силу внешнего контекста индивида, так же как способы обуздания этой силы.

Сделав это, Минухин предоставил всеобщему вниманию первую ясную схему понимания и реорганизации семей - схему, воспринятую как благодать легионами изумленных терапевтов, затерявшихся в лабиринтах спутанных семейных отношений. В качестве терапевта и оратора Минухин был одновременно и харизматичным и авторитетным в то время, когда поле жаждало лидера. Он был уличным авторитетом, который противостоял психическому истеблишменту и в конечном счете вооружился окончательными фактами, которые нельзя было опровергнуть. По всем этим причинам структурная семейная терапия стала наиболее влиятельным брэндом семейной терапии 1970-х.

Наследие кибернетики и структурного функционализма

Кибернетика и структурный функционализм оказали доминирующее влияние на развитие семейной терапии. Полный ответ, который давали эти философии на вопрос, как лучше понимать семьи, заключался в том, что нужно наблюдать за их интеракциями, направив внимание на паттерны, свидетельствующие о дисфункциональных петлях обратной связи или границах. Этот фокус обеспечивал терапевтов схемой проведения вмешательств. Однако у этой схемы в начале 1980-х гг. появились некоторые проблемы в виде критики феминисток и конструктивистских терапевтов, и этот процесс достиг своей кульминации, когда в 1990-х гг. нарративные терапевты стали в массовом порядке отвергать системное мышление. Следует обсудить проблемы с воплощением кибернетики и структурного функционализма в семейной терапии, чтобы определить, характерны ли они для системного мышления или только его механической версии, которая доминировала над ранней семейной терапией.

В первую очередь кибернетика наделила терапевтов механической установкой. Терапевты оценивали семьи с позиции наблюдателей-экспертов, отыскивающих дефекты в семье и вмешивающихся в процесс исправления этих дефектов. В качестве механиков терапевты не принимали во внимание некоторые факторы:

209

Майкл Николе, Ричард Шварц

1. Воздействие исходящей от них самих стимуляции на образ действий семьи, очевидное для последних;

2. Собственные идеи семьи, воздействующие на терапевта;

3. Человеческая сторона членов семьи по отдельности, с которыми зачастую обращались как с объектами;

4. Воздействие истории семьи на существующее функционирование;

5. Тендерные отличия с точки зрения власти и влияния;

6. Более широкий исторический и культурный контекст, в котором существует семья.

Функционализм был полезен для того, чтобы понять адаптивные усилия семьи, но, подобно дарвинистам, функционалисты воспринимали среду как данность, к которой организм обязан приспособиться. Поэтому они отводили внимание поля от выяснения того, является ли среда здоровой для семьи. Таким образом, функционализм мог использоваться для поддержания консервативной политической программы. К тому же функцио-налистские предположения могли довести семейных терапевтов до роли «патологических детективов», допрашивающих членов семьи с целью выследить таинственную функцию симптомов. Допущение, что родители могли бы извлечь что-то из плохого поведения или депрессии собственного ребенка, и допущение, что они отягощены этим, отличаются друг от друга тем же, чем отличается отношение к ним как к заговорщикам, хоть и непреднамеренным, или как к союзникам. Исследование того, что симптомы могут иметь некое функциональное значение, иногда позволяет раскрывать скрытый конфликт. В предположении, что семьи извлекают выгоду из собственных проблем, кроется даже большая опасность, чем в неуклюжем сочувствии; оно формирует менталитет «мы против них».

Теперь перейдем к исследованию версии системного мышления, которая могла помочь семейной терапии избежать механической установки ранних лет. Как вы помните, сфера экологии произошла из биологии и, в отличие от кибернетики, касалась отношений организма со средой и воздействия среды на организм. Гений одного ученого позволил ему применить то, что он отметил у биологических систем, ко всем уровням человеческих явлений. Эта поразительная широта видения принадлежала Людвигу фон Берталанфи, который разработал всестороннюю модель системного мышления, повлиявшего на все социальные науки.

210

Состояние семейной терапии

Общая теория систем

Людвиг фон Берталанфи был видным биологом, который задался вопросом, применимы ли законы, касающиеся биологических организмов, к другим областям - от человеческого разума до глобальной экосферы. Начав с исследования взаимосвязей органов эндокринной системы, он постепенно применил свои наблюдения в этой сфере к более сложным социальным системам. Он разработал модель, которую неточно переводят с немецкого как «общая теория систем» (ОТС), тогда как он подразумевал «общее учение о системах», потому что это означает подход - нечто большее, нежели теория: способ осмысления или набор положений, которые могут применяться ко всем видам систем.

Берталанфи много публиковался и оказал влияние в той или иной степени на все социальные науки, но в отличие от Бейтсо-на не дошел до прямого контакта с зачинателями семейной терапии. Кроме того, Берталанфи всегда презирал механистический подход и весьма критично относился к кибернетике. Таким образом, в то время как многие из идей ОТС просочились в литературу по семейной терапии, на деятельность самого Берталанфи ссылаются редко, а если она и отмечается, то зачастую представляется как по существу нечто близкое кибернетике (Bateson, 1971; Becvar & Becvar, 1996).

В необыкновенно содержательной биографии, составленной Марком Дэвидсоном (Davidson, Uncommon Sense, 1983), окончательное определение системы по Берталанфи звучит следующим образом:

Это «любой объект, поддерживаемый взаимными интеракциями элементов - от атома до космоса, включая такие земные примеры, как телефон, почтовые и скоростные системы сообщения. Берталанфианская система может быть физически похожей на телевизор, биологически - на кокер-спаниеля, психологически - на личность, социологически - на профсоюз или символически - на набор законов... Система может быть составлена из меньших систем, а может быть частью большей системы, точно так же, как штат или область состоят из меньших подведомств и в то же время являются частью государства. Следовательно, тот же самый организованный объект можно расценивать или как систему, или как подсистему, в зависимости от фокуса интереса наблюдателя» (с. 26).

211

Майкл Николе, Ричард Шварц

Последнее замечание важно. Каждая система является подсистемой больших систем. Усвоив системное видение, семейные терапевты упустили из внимания эту расширенную сеть влияния. Они стали относиться к семье как к системе, но проигнорировали большие системы сообщества, культуры и политики, в которые входят семьи.

Берталанфи первым пришел к идее, что система есть большее, чем сумма частей, в том же самом смысле, что часы - это больше, чем совокупность шестеренок и пружин. Когда предметы организованы в систему, появляется что-то другое, способом, каким возникает вода из .взаимодействия водорода с кислородом. Таким образом, Берталанфи выразил важность сосредоточения на паттерне отношений внутри системы, а не на составе ее частей.

Берталанфи полагал, что наука стала редукционистской в своей склонности анализировать явления путем расчленения целостных систем и изучения их частей по отдельности. Хотя в науке и присутствовал восстановительный анализ, на его взгляд, изучением целостных систем чрезвычайно пренебрегали, и он убеждал ученых научиться «думать интеракционно». В приложении к семейной терапии эти идеи - что семейную систему следует рассматривать как нечто большее, чем только совокупность людей, и что терапевтам нужно сосредоточиваться на интеракциях между членами семьи, а не на отдельных личностях, - стали центральными принципами поля.

Подобно функционалистам, Берталанфи применял метафору организма к социальным группам, но организма, являющегося открытой системой, непрерывно взаимодействующей со средой. Открытые системы, в противоположность закрытым (неживым), поддерживают сами себя, непрерывно меняясь материалом со своей средой, например, потребляя кислород и выделяя углекислый газ.

Взгляд Берталанфи на организмы отличался от функциона-листского в следующем: он подчеркивал важность отношений между организмом и средой, которая, безусловно, включает в себя и другие организмы. Механицисты упускали из внимания, что организмы не только реагируют на стимулы, но и активно предпринимают усилия для дальнейшего развития.

Берталанфи всю жизнь вел крестовый поход против механистичного видения живых систем, особенно тех из них, которые носят название «человек». Он полагал, что в отличие от механизмов живые организмы обнаруживают эквифинальность -

212

Состояние семейной терапии

способность достигать заданную конечную цель различными путями. (В неживых системах конечное состояние и средства для достижения этого состояния зафиксированы.) Он и другие биологи использовали этот термин, чтобы определить внутреннюю направленную способность организма защищать или восстанавливать целостность, как в человеческом теле мобилизуются антитела и кожа и кости способны заживать (Davidson, 1983).

Таким образом, деятельность живых организмов креативна и спонтанна, и они используют многочисленные методы для поддержания своей организации, будучи мотивированы отнюдь не только на сохранение статус-кво. Семейная терапия ухватилась за концепцию гомеостаза - склонности систем саморегулироваться, чтобы сохранить единство в ответ на изменения в среде. Но Берталанфи полагал, что чрезмерный акцент на этом консервативном аспекте организма сводит его до уровня машины. Вот что он писал об этом: «Если [этот] принцип гомеостатического сохранения воспринимается как правило поведения, то так называемого хорошо приспособленного индивида можно [охарактеризовать как] хорошо смазанного робота...» (цит. по Davidson, с. 104). «С позиции гомеостаза Микеланджело должен был последовать совету своего отца и стать камнетесом. Его жизнь была бы гораздо более счастливой, нежели в те времена, когда он расписывал стены Сикстинской капеллы, находясь в весьма неудобной позе» (цит. по Davidson, с. 127).

Хотя гомеостаз остается центральным понятием семейной терапии, его ограниченная способность объяснять многообразие человеческого поведения неоднократно подтверждалась семейными терапевтами, перенявшими интересы Берталанфи (Hoffman, 1981; Speer, 1970; Dell, 1982). Кибернетикам пришлось предложить новые идеи, как, например, концепцию «морфогенеза» (Speer, 1970), чтобы объяснить то, что, по мнению Берталанфи, является просто врожденным качеством организма - стремиться, так же как и сопротивляться, к изменениям. Именно Берталанфи оказал наибольшее влияние на семейную терапию, его видение в людях креативности и находчивости и убежденность в способности семей к самоисцелению (эквифинальность) привели к тому, что самые разные виды терапии, акцентирующиеся на сотрудничестве и внимании, сегодня более гармоничны.

Одно из главных расхождений Берталанфи с механистическим подходом к людям заключалось в том, что последний позволял недооценивать их - момент, предвосхитивший феминистскую критику семейной терапии. Если семьи подобны механизмам, то

213

Майкл Николе, Ричард Шварц

терапевтам просто нужно изучить, как они работают, определить, что у них «сломалось», и отремонтировать найденные неисправности. Для этого вовсе не нужно оценивать функциональное состояние семьи или - что уж там говорить - культуры, в которой она существует, - в смысле ее несправедливости или жестокости.

Если механик семьи (терапевт) сталкивается с непокорной дочерью-подростком в американской семье с типичными разногласиями, в которой отца всегда нет дома, а мать изводит девочку из-за ее друзей и внешнего вида, то механист может попытаться разбить тайную коалицию между отцом и дочерью и содействовать тому, чтобы отец поддержал дисциплинарные усилия матери в отношении дочери. Этот структурный ремонт мог бы успокоить ситуацию и уменьшить непослушание девочки, так что семья могла бы стать более «функциональной». Но терапевт не помог бы семье задуматься о том, как сказывается вечное отсутствие отца на здоровье членов семьи. Берталанфианский терапевт поработал бы над тем, чтобы семья взвесила экономические выгоды длинного рабочего дня отца в сравнении с последствиями его неучастия в семье и сильного стресса.

Если вы мыслите экологически, то не можете избежать этических моментов, поскольку очевидно, что некоторые ценности - независимо от того, поддерживаются ли они индивидом, семьей, сообществом или государством, - являются экологическими, в то время как другие - нет. Между частями системы должно сохраняться равновесие; всякий раз, когда одна часть стремится к несдержанному росту или влиянию, эта система и другие - выше и ниже ее - утрачивают это здоровое равновесие. До 1990-х гг. большинство семейных терапевтов старались сохранять свою позицию ценностно свободных механистов. Если влияние Берталанфи на семейных терапевтов и возросло, то только после появления нарративного движения в 1990-х гг. (см. главу 12), когда они стали обсуждать с семьями воздействие расизма, сексизма, гомофобии и бедности на их развитие или работать так, чтобы противостоять этим социальным проклятиям.

Берталанфи (1968) также оспаривал убеждение, что люди могут быть объективными наблюдателями. Он использовал термин Ницше «перспективизм», чтобы охарактеризовать свою убежденность в том, что, хотя реальность и существует, мы никогда не сможем полностью стать объективными по отношению к ней, потому что наши взгляды фильтруются через особую, имеющуюся у нас, перспективу. Как говорится, человеку с молотком все

214

Состояние семейной терапии

напоминает гвоздь. Для физика стол - это совокупность электронов. Химик воспринимает тот же самый стол как органическое соединение, биолог - как сеть древесных ячеек, историк-искусствовед - как объект барокко. Для Берталанфи все эти взгляды в некоторой степени обоснованны, но каждый не завершен, и ни один не заслуживает того, чтобы считаться достовернее других.

Берталанфианский перспективизм подобен философии социального конструктивизма, оказавшего основное влияние на семейную терапию в 1990-х гг. Терапевты стали понимать, что то, как люди интерпретируют события, определяет то, как они взаимодействуют друг с другом, и это предположение мы принимаем на веру касательно нас самих или того, что мир - это социальные конструкции, а не объективные истины. Терапия стала упражнением в перепроверке этих культурных данностей. Следующая цитата из Берталанфи вполне могла бы принадлежать перу любого автора-конструкциониста, повлиявшего, в частности, на нарративную школу.

«Факты не парят, подобно бабочкам, в воздухе, и вы не собираете их в хорошо структурированную коллекцию. Наше познание - не зеркальное отражение конечной реальности, а довольно активный процесс, в котором мы создаем модели мира. Эти модели управляют тем, что мы в действительности видим, что мы принимаем за факт» (Цит. по Davidson, с. 214).

Берталанфи также распознал, что акт наблюдения воздействует на наблюдаемые явления. Это понимание укрепило его пер-спективистскую убежденность в том, что мы должны быть скромными в своих наблюдениях и теориях. Вместо того чтобы искать абсолютную истину, нам следует держать свой разум открытым для новых идей.

Берталанфианский семейный терапевт бывает осторожен, чтобы не навязать клиентам собственную перспективу, и старается понять их варианты перспектив на проблемы. В отличие от некоторых конструктивистов, принявших релятивистскую позицию, согласно которой раз мы не можем познать абсолютной реальности, то не можем иметь и определенных ценностей, поскольку ничто не лучше чего-то другого, Берталанфи полагал, что нас должны больше, а не меньше заботить наши базисные ценности и предположения, потому что некоторые перспективы экологически разрушительны. Вот почему терапевтам следует

215

Майкл Николе, Ричард Шварц

тщательно исследовать собственные ценности и то, что подразумевается в их теориях в смысле экологического воздействия, которое они оказывают. Помимо этого, если терапевты сконструируют с клиентами новые перспективы, а не раскрывают им истины, им нужно больше, а не меньше, беспокоиться о воздействии этих перспектив. Понимая это, Берталанфи писал, обращаясь к теоретикам и философам мира: «Мы - те, кто производят очки, как последнее средство, через которые люди смотрят на мир и на самих себя - экая малость, как им может думаться... Я же смею утверждать, что мы великие творцы зрелища в истории» (цит. по Davidson, с. 69).

Итак, семейной терапии потребовалось несколько десятилетий на эволюцию до того, чтобы переключить внимание с кибернетической и структурно-функциональной версии системного мышления на берталанфианскую. Но это не так уж и поздно; Берталанфи умер в 1972 г., оставив после себя ощутимый объем трудов, которые мы предлагаем читателям изучить.

Из этого вовсе не следует, что годы эволюции семейной терапии прошли впустую. Многие из живых и поныне концепций и методов, представленных в последнем разделе этой главы, произошли из кибернетической и функционалистской эпохи. Что семейная терапия потеряла - так это сопроводительное отношение к людям, которое иногда не позволяло нам слушать клиентов с сочувствием и вниманием.

Гуманизирующее влияние Сатир

Вот человек, который первым не удовлетворился профилем механистического семейного терапевта. Вирджиния Сатир опередила свое время благодаря интересу к эмоциональной жизни семей и своей легендарной способности производить на людей впечатление, что ее искренне волнуют их проблемы и жизнь. Вряд ли это было совпадением, что она оказалась самой гуманистичной и единственной женщиной среди первых новаторов.

Как член Института психических исследований (ИПИ) Сатир испытала на себе то же функционалистское и кибернетическое влияние, из которого вышли Вацлавик и Уикленд и родилась версия стратегической терапии Хейли. Таким образом, ее теоретические взгляды включали идею, что детские симптомы могут

216

Состояние семейной терапии

выполнять отвлекающую функцию в несчастливом браке и такие отношения - ключ к семейному процессу. Однако философия терапии Сатир была совсем другой. Она добавила «инь» (фемининную перспективу) к тому, что становилось слишком «янь» (маскулинным) полем, примкнув к движению за человеческий потенциал, зачинателями которого были Абрахам Маслоу и Карл Роджерс.

В отличие от существующей в ИПИ кибернетической модели восприятия человека как черного ящика Сатир видела в людях жажду самоуважения - хорошего самочувствия и близости с другими. «Ключевым фактором происходящего как внутри человека, так и между людьми является картина личной ценности, которую каждый человек все время держит у себя в голове» (Sa-tir, 1972, с. 21). То, что она заботилась о поддержании самоуважения в человеке, позволяло ей сохранять свое внимание сфокусированным на человеческой сущности индивидов, тогда как ее современники активно игнорировали их чувства, гонясь за пониманием семей в целом.

Гуманистическая ориентация вызвала у Сатир стремление превращать семьи в инкубаторы позитивных, любящих качеств, которые, как она полагала, заложены в ядро человеческой природы. Коммуникации ее интересовали только потому, что она помогала членам семьи снимать с себя защитные маски и выражать реальные чувства, а не ломала их дисфункциональные интеракции.

В качестве иллюстрации отличия модели Сатир от других предположим, что некий отец сердито говорит своей дочери подросткового возраста: «Сегодня вечером ты никуда не пойдешь!» Кибернетики из ИПИ восприняли бы это как начальную стадию раскручивающейся петли позитивной обратной связи; Хейли мог бы расслышать в этой фразе сообщение «Я держу тебя под контролем»; Минухин воспринял бы гнев отца как реакцию на коалицию между матерью и дочерью, которая исключает его. Сатир же обнаружила бы здесь желание отца (и боязнь этого) сказать следующее: «Я хочу, чтобы сегодня вечером ты оставалась дома, потому что мне тебя недостает и я чувствую, что ты отдаляешься от меня».

Отец не сообщает открыто о своей любви, потому что боится отвержения, что ударило бы по его самолюбию. Если бы отец был честен, его дочь имела бы возможность выразить собственные амбивалентные чувства, связанные с взрослением и отчуждением от него, и они оба почувствовали бы себя лучше, если бы

217

Майкл Николе, Ричард Шварц

поговорили друг с другом откровенно. Таким образом, Сатир полагала, что связь между самоуважением и коммуникацией является круговой. Низкое самоуважение порождает защитную коммуникацию, которая сходным образом провоцирует защитные ответы от других, что, в свою очередь, вызывает снижение самоуважения, и так далее. Но, к счастью, цикл можно запустить в обратную сторону: честная коммуникация рождает высокое самоуважение, которое способствует большей честности, и так далее (Satir, 1972, 1988).

Ключ к самоценности заключается в коммуникации по принципу «честность от всей души». Чтобы достичь этого, терапевтам нужно суметь создать такую атмосферу, которая позволяла бы членам семьи чувствовать себя достаточно безопасно, чтобы рискнуть открытостью. Терапевт должен быть способен отводить защиты людей без угрозы их самоуважению, и потому ему нужно быть моделью честности и принятия.

Таким образом, Сатир отошла от механистических аспектов модели ИПИ. Вместо контроля она сосредоточилась на опеке. Ее волновал опыт отдельных членов семьи, когда другие полагали, что такой фокус отвлекает от наблюдения за интеракцио-нальными паттернами. Ее работа заключалась в улучшении коммуникации и самоуважения, в то время как ее коллеги-мужчины продолжали сосредоточиваться на проблеме. Она создавала с клиентами отношения тесного сотрудничества, тогда как другие поддерживали свободное пространство отстраненного авторитета. Многими из этих теоретиков Сатир воспринималась как наивный мыслитель с расплывчатыми концепциями, но, может быть, она просто опередила свое время.

Боуэн и самодифференциация

Все мыслители-основоположники, представленные до этого, - группа ИПИ, Хейли, Минухин и Сатир - имели по крайней мере некоторый контакт с Бейтсоном и его кибернетической перспективой. Несмотря на их расхождения, они все разделяли интерес к изменению актуальных интеракциональных паттернов нуклеарной семейной системы, а не семей, откуда произошли муж или жена. Мюррей Боуэн, последний инициатор семейной терапии, которого мы здесь рассмотрим, разработал собственную версию системной теории помимо этого кибернетического влияния, так что его идеи подлостью отличались от этих других

218

Состояние семейной терапии

моделей. А повлияли на рассуждения Боуэна биологические науки. Боуэн (Bowen, 1978) так описывал причины, по которым он обратился к биологии:

«Исходя из посылки, что психиатрия могла бы в конечном счете стать общепризнанной наукой - возможно, через поколение или два, - и зная прошлые концептуальные проблемы психоанализа [который использовал метафоры из литературы и гидравлики]... я решил прибегнуть к понятиям, которые согласовывались бы только с биологией и естественными науками... Выбор пал на понятие дифференциации, потому что этот процесс имеет особое значение в биологических науках. Когда мы говорим о «самодифференциации», мы подразумеваем процесс, подобный отделению ячеек друг от друга. То же самое касается термина «слияние» (с. 354).

Боуэн был поражен эмоциональным слиянием шизофреников с их матерями. Они остро реагировали друг на друга. Позже он заметил, что в этом задействована вся семья, и ввел терминологический оборот «.недифференцированная семейная эго-масса», чтобы обозначить, что из-за своей эмоциональной реактивности семья в целом уподобляется единому хаотичному конгломерату. По аналогии он считал, что у всех членов семьи отсутствует самодифференциация - эмоции настолько затопляли их разум, что реакции этих людей были автоматическими и импульсивными. Целью боуэновской терапии стала самодифференциация ключевых членов семьи, с тем чтобы они поспособствовали дифференциации всей семьи.

Этот акцент на дифференциации, означающий власть разума над эмоцией, выдает психоаналитические корни Боуэна. Известный афоризм Фрейда «Там, где ид, должно стать эго» очень напоминает дифференциацию. Действительно, Боуэн (1978) считал эмоциональную систему «сокровенной частью филогени-ческого прошлого человека, которую он разделяет со всеми более низшими формами жизни», в то время как интеллектуальная система - это «функция коры головно1*о мозга, которая появилась последней в эволюционном развитии человека, и основное отличие между человеком и более низшими формами жизни» (с. 356).

В отличие от антидетерминистской позиции, принятой другими основателями семейной терапии, Боуэн воспринимал уровень дифференциации человека как относительно устойчивую

219

Майкл Николе, Ричард Шварц

характеристику, с большим трудом поддающуюся изменению. Он также полагал, что приблизительно 90% всех людей дифференцированы плохо. И здесь слышен отзвук Фрейда.

Теория эволюции еще раз проявляется в боуэновских предположениях о том, как люди достигают собственного уровня дифференциации. Он назвал это процессом мультигенеративной передачи и предположил, что большинство детей выходят из своих семей, имея приблизительно такой же уровень дифференциации, как и у родителей, и только некоторые переходят на более высокие или низкие уровни. Таким образом, передача дифференциации проходит сквозь поколения по «генетико-подобной схеме» (Bowen, 1978, с. 410).

Принимая во внимание эти убеждения, ясно, что Боуэна не интересовали попытки исправления паттернов коммуникации, как других теоретиков. Он воспринимал качество коммуникации семьи как продукт уровня дифференциации каждого ее члена. Следовательно, маловероятно, что наступит стойкое улучшение коммуникации, пока не произойдет дифференциального усовершенствования. Боуэн (1978) утверждал, что, хотя подходы для работы с целой семьей, вызывающие улучшение коммуникации, и «могут произвести драматические сдвиги в чувственной системе, и даже до состояния оживленности... я не могу использовать такой подход как долгосрочный метод для решения базовых проблем» (с. 151).

Подобно другим основателям семейной терапии, Боуэн полагал, что детские проблемы связаны с брачными отношениями их родителей. В его теории центральной является концепция треугольников. Он считал формирование треугольников естественной человеческой тенденцией в ситуации беспокойства. При любых двусторонних отношениях, особенно когда оба человека слабо дифференцированы, переживания приводят к стрессу, и привлекается третий человек. «Парные отношения «достают» и стесняют другого человека, и эмоции выплескиваются на третьего человека, или последнего можно эмоционально запрограммировать на инициализацию участия. С вовлечением третьего человека уровень тревоги снижается» (Bowen, 1978, с. 400). Из этого мы можем увидеть, что Боуэн сделал много тех же самых наблюдений о функциональности симптомов, которые стали центральными для других моделей, но, подобно психоаналитикам, он воспринимал эти паттерны как проявления глубинного базового процесса, требующего исправления, а не как прямые объекты изменения.

220

Состояние семейной терапии

Он полагал, что, если люди осознают существование процесса эмоциональной триангуляции в своих нуклеарных и расширенных семьях и научатся избегать вовлечения в него, то постепенно дифференцируются. Боуэновский интерес к эволюции уровней дифференциации сделал его одним из немногих первооткрывателей семейной терапии, кто уделял достаточно внимания истории семьи. Остальные полагали, что проблемы семьи можно разрешить, сосредоточившись на актуальных интеракциях, так что семейные истории оставались невостребованными. Боуэн заявлял, что ключ к пониманию и улучшению семейной жизни человека - исследование мультигенеративных паттернов, в которые он включен. Клиенты, увидев, что они - только одно звено в длинной дисфункциональной семейной цепи, получали перспективу, необходимую для того, чтобы разбить эту цепь в своем поколении и начать процесс дифференциации.

Непризнанное направление

С тех пор как прошло столько времени с начала становления семейной терапии, системные мыслители продвинулись в интересных направлениях; но поле отстало от них. Взамен семейная терапия повторно обратилась к механистической и иерархической метафорам, а позже под влиянием нарративного движения отвергла их. Мы представляем эти новейшие идеи с надеждой, что семейная терапия по-другому воспримет эволюцию системного мышления.

На другие сферы, имеющие дело с человеческими объединениями, оказали сильное влияние новейшие версии системного мышления, утратившие механистический акцент на гомеостазе ранней кибернетики. Это наиболее очевидно в мире бизнес-консультирования, где все повально увлечены системным подходом (Wheatley, 1992; Senge, 1990) и работают с корпорациями над активизацией их внутреннего участия, гуманизацией и разрушением иерархичности. Маргарет Уитли (Wheatley, 1992), видный корпоративный консультант, считает, что акцент на гомеостазе базируется на страхе:

«Но в так почитаемом нами равновесии мы скрываемся от процессов, питающих жизнь. И грустно и смешно, что мы работали с организациями как с механизмами, обращаясь с ними так, будто это неживые объекты, тогда как они всегда

221

Майкл Николе, Ричард Шварц

были живыми, открытыми системами, способными к самовосстановлению. Мы усугубили трагедию, обращаясь друг с другом как с машинами, полагая, что единственный способ замотивировать других - это подталкивать и заставлять их действовать...» (с. 77-78).

Что позволило произвести этот переход от механистической версии системного мышления к акценту на сотрудничество и доверие? Фактически, если заглянуть в перспективу, то складывается впечатление, будто системное мышление вернулось на прежний курс после краткосрочного периода, когда над ним доминировала кибернетика (к сожалению, повлиявшая на семейную терапию сильнее всего). Новые идеи заключаются в продолжении традиции, заложенной Берталанфи и экологами.

Десятилетиями экологи изучали координированное поведение насекомых. Например, в 1911 г. Уильям Мортон Уиллер утверждал, что колония муравьев ведет себя подобно единому организму или даже суперорганизму. «Подобно клетке или человеку, она ведет себя как единое целое, сохраняя свою идентичность в пространстве и сопротивляясь распаду» (цит. по Kelly, 1994, с. 7). Эта концепция суперорганизма стала доминирующей темой в литературе по социальным насекомым, пока не вышла из моды с выдвижением на ведущие позиции в 1950-х гг. экспериментального редукционизма. Несостоятельность редукционистского подхода, однако, позволила возродиться интересу к суперорганизмам. Мы опять вернулись к системному уроку: свойства целого (например, муравейника) нельзя объяснить, анализируя или суммируя поведение частей (отдельных муравьев). Мы должны рассматривать всю систему.

В своем бестселлере о теории хаоса Джеймс Глейк (Gleick, 1987) сообщает, что то, как координируются стаи, стада и рои, не отвечает законам биологии. Фильмы, в которых засняты птичьи стаи, разворачивающиеся, чтобы уйти от хищников, демонстрируют, что движение поворота проходит сквозь стаи подобно волне, перемещающейся от птицы к птице примерно за одну семидесятую долю секунды. Это гораздо меньше, чем время реакции птицы, поэтому здесь должна срабатывать какая-то другая сила.

Термиты тоже демонстрируют признаки некой неведомой власти. Известный социобиолог И. О. Уилсон пишет:

222

Состояние семейной терапии

«Это почти непостижимо, как один член колонии осуществляет надзор за более чем незначительной долей работы, или представить во всей полноте план такого законченного продукта. Для завершения некоторых термитников требуется много рабочих жизней, и каждое новое добавление должно так или иначе прийти в соответствующую связь с предыдущими частями... Но как рабочие могут поддерживать такое эффективное сообщение за такие длительные периоды времени? Кроме того, кто проектирует термитник?» (Цит. по Sheldrake, 1995, с. 77).

Подобные вопросы можно было бы задать относительно поведения любого животного сообщества.

Было предложено два ответа на вопросы о суперорганизме. Первый включает в себя понятие эмергентных свойств (от англ. emergent - (внезапно) появляющийся, возникающий. - Прим. ред.). Компьютерные ученые смоделировали колонию муравьев почти тем же способом, каким они моделируют работу головного мозга. Если составить компьютерную программу, в которой множество «насекомых» наделяются простыми реакциями и им дается возможность для взаимодействия, то проявляются целостные паттерны.

Биолог Руперт Шелдрейк (Sheldrake, 1988, 1995) предлагает второй ответ, ссылаясь на существование того, что он называет «.морфологические поля».

«Отдельные насекомые координируются социальными полями, которые содержат проекты конструкции колонии. Организация термитов внутри колонии, вероятно, зависит от поля колонии точно так же, как металлические опилки пространственно организуются вокруг магнита под воздействием магнитного поля. Создавать модели без принятия таких полей во внимание очень похоже на попытку объяснить поведение металлических опилок вокруг магнита тем, что они игнорируют поле, - как будто этот паттерн каким-то образом «возникает» из внутренней программы каждой отдельной металлической частицы» (Sheldrake, 1995, с. 80-81).

Позиция Шелдрейка родственна общепризнанной, тем не менее таинственной концепции морфогенетических полей из биологии развития, к которой обращаются, чтобы объяснить способность нашего тела восстанавливать поврежденную ткань.

223

Майкл Николе, Ричард Шварц

Это происходит так, будто в поле заключен проект, который ведет систему. Шелдрейк полагает, что поля создаются через накопленное поведение представителей вида, так что, если часть этого вида усвоит что-то новое, для остальных усвоение этого навыка пройдет проще.

Как эти идеи о сетях и полях применимы к человеческим системам? Если сети людей генерируют сходные поля, организующие их отношения, то нужно меньше манипулировать индивидами, а больше заниматься тем, что создавать гармоничную атмосферу, и верить, что суммарное поле позаботится об остальном. Этот вывод сделан бизнес-консультантами, которые полагают, что могут понять атмосферу корпорации и улучшить ее, прояснив видение, которое разделяется членами компании на всех уровнях. Свободный поток информации сквозь сеть служащих становится ключевым фактором, так что поле достигает каждого уголка организации. Роль лидера меняется от поощряющей и наказующей до поддерживающей гармоничную коммуникацию в сети (Wheatley, 1992).

Если перевести эти идеи на семьи, получится, что члены семьи объединяются друг с другом невидимыми полями, организующими их отношения. Терапевты часто сообщают об опыте, когда, встретившись с семьей, они начинают думать и вести себя так, как это принято в ней, будто поддаваясь коллективному трансу. А что, если терапевт, наоборот, входит в поле семьи? Возможно, именно эти поля чувствуют терапевты, когда семьи появляются в их кабинетах. Иногда создается впечатление, будто комнатная температура внезапно опускается до нуля градусов. Терапевты также замечают изменения в атмосфере сессии, когда члены семьи снимают свои защитные маски и начинают честно выражать себя и сочувственно слушать. Означает ли это изменение поля семьи?

Работа одного терапевта, чрезвычайно популярного в Европе (продавшего больше книг, чем любой американский семейный терапевт), но почти неизвестного в Соединенных Штатах, представляет, как этот вид теории поля применяется в семейной терапии. Берт Хеллингер (Hellinger, 1998) предлагает клиенту описать семью, из которой тот произошел, а затем просит участников группы разыграть роли этих членов семьи. Хеллингер полагает, что при вхождении в эти роли они проникают в поле семьи и получают информацию о чувствах людей, которых изображают. Спрашивая у каждого разыгрывающего роль, что он чувствует: кто им приятен или неприятен, как они ощущают свою при-

224

Состояние семейной терапии

надлежность, он режиссирует то, что называет семейным созвездием, которое позволяет клиенту не только исследовать и перепроверить скрытые семейные соглашения, но и найти новые, здоровые.

Если говорить о более общем применении этой метафоры поля, то она поменяла бы задачу терапевта. Вместо того чтобы пытаться прямо влиять на семьи клиентов, терапевты сосредоточились бы на изменении атмосферы в кабинете так, чтобы она была безопасной и принимающей, а затем помогли бы членам семьи идентифицировать и прояснить мысли и эмоции, которые могут оказывать пагубное влияние на их поле. Такой процесс терапии не слишком отличается от современных постмодернистского и нарративного подходов, если не считать того, что в фокус внимания по большей части попадало бы коллективное поле семьи, а не повествования ее отдельных членов. Это сдвинуло бы акцент семейной терапии от отдельных людей, что было характерно для популярных моделей 1990-х гг., на понимание и работу с семьей как системой или сетью.

Мы описали, как можно применить к семейной терапии идеи, посвященные сетям, сообществам и полям, с эвристическими целями - в качестве только одного примера того, насколько ценным является современный системный подход. Системное мышление продвинулось и в других направлениях. Существуют интересные системные идеи в новой физике - понятие о дисси-пативных структурах Ильи Пригожина, Гайя-теория Джеймса Лавлока, теория хаоса и многие другие модели саморегулируемых систем. До сих пор остаются невостребованными жемчужины идей из экологического подхода и берталанфианскои общей теории систем. Но основная мысль этой главы заключается в том, что системный подход и сегодня является плодородным источником идей для семейной терапии, несмотря на то неблагоприятное влияние, которому она подверглась не так давно.

Устоявшиеся концепции и методы

Теперь, после предварительного рассмотрения концептуальной истории семейной терапии как фона, мы можем перейти к концепциям и методам, которые представляются наиболее устоявшимися и прикладными.

225

Майкл Николе, Ричард Шварц

ВЗАИМОСВЯЗАННОСТЬ

Идея, что изменение в любой части системы оказывает воздействие на все остальные части, по-видимому, не лишена здравого смысла. Тем не менее именно отсутствие понимания связи между действиями членов семьи рождает в ней проблемы. Во время терапии семьи много усилий направляется на то, чтобы помочь людям осознать эти связи.

Возьмем, к примеру, семью Эмили Уильяме, матери-одиночки афро-американского происхождения, работающей полную рабочую неделю. После того как ее десятилетний сын, Брайен, стал по малейшему поводу затевать драки со своим младшим братом и перестал ее слушаться, Эмили безуспешно попыталась исправить положение при помощи многочисленных наказаний. В конце концов она пришла к выводу, что ее сын - просто агрессивный хулиган. У нее был настолько сумасшедший темп жизни, что совсем не оставалось времени для анализа и построения полной перспективы поведения Брайена.

Поинтересовавшись, что еще произошло в семье, когда Брайен стал непослушным, их семейный терапевт дал Эмили возможность понять, что поведение мальчика может быть связано со смертью ее отца и возникшей у нее вслед за этим депрессией. Поведение Брайена отразило то, как его пугала ситуация, когда мать иногда часами сидит, уставившись в пространство. Когда он ее сердил, она по крайней мере выходила из парализованного состояния.

Мы - индивидуалистическая культура, в которой считается, что люди должны отвечать за свое поведение. Беременные девочки-подростки осуждаются за безнравственность; безработные - за лень; наркоманы - за погоню за наслаждениями. Мы редко ищем связи и часто считаемся с любым, что предлагается в качестве оправдания за безответственность. Чем более бесконтрольным представляется нам общество, тем активнее мы ищем кого-то, чтобы обвинить. Не следует удивляться тому, что члены семьи перенимают аналогичное поведение: обвиняют и воспринимают друг друга упрощенно. Мы приучены смотреть на жизнь как на ряд бессвязных событий, и в результате события активируют наши реакции: пойманные врасплох неожиданными проблемами, мы начинаем действовать, чтобы справиться с ними, не принимая во внимание контекста этих проблем, их взаимосвязанности. Эта событийная ориентированность часто сопровождается тем, что семейные терапевты называют линейным

226

Состояние семейной терапии

мышлением - поиском единственной конкретной причины для конкретной проблемы. Эмили, например, считала, что Брайен «точно такой же, как его непутевый отец».

Сущность системного мышления заключается в видении соединяющих паттернов там, где другим видны только отдельные события. Эти соединяющие паттерны зачастую неочевидны для тех, кто в них вовлечен, особенно когда эти люди осаждаемы бесконечным потоком запросов семейной жизни. Системный подход требует времени и места для осмысления и получения перспективы. Эту перспективу - вот что обеспечивает удачная семейная терапия.

ПОСЛЕДОВАТЕЛЬНОСТИ ИНТЕРАКЦИЙ

Но какие именно паттерны ищут семейные терапевты, помогая людям постигать эти связи? Когда терапевты стали переключать свое внимание от индивидов на семьи, первыми поведенческими данными, которые они обнаружили, оказались соблюдаемые последовательности интеракций между членами семьи. Когда Брайен выкидывал номера, Эмили сердилась и ругала его. Чем больше она его ругала, тем больше он безобразничал; чем больше он безобразничал, тем больше она его ругала. Расширив таким образом фокус внимания, терапевты стали понимать, что детское поведение, подобное поведению Брайена, не представляет собой симптомов, проявляющихся из типичных дефектов. Вместо этого поведение одного человека зачастую оказывается половиной двусторонней динамики. Чем больше один человек делает X, тем больше другой делает Y и т. д., подобно тому как двое раскачиваются на качелях. Паттерн, а не человек стал мишенью семейной терапии.

Но семьи предъявляют много различных паттернов. Какие из них наиболее значимы в создании или поддержании проблем, с которыми семьи обращаются к терапевтам? Поскольку каждая школа семейной терапии выдвигает свои предположения относительно причин возникновения проблемы, все они берут в центр внимания разные последовательности интеракций.

Единственная логическая отправная точка - последовательности, окружающие проблему семьи. С этого начинают и поведенческие и стратегические школы. Бихевиористы назвали их «реципрокные паттерны подкрепления», а стратегические терапевты использовали фразу «еще больше тех же самых последова-

227

Майкл Николе, Ричард Шварц

тельностей». В обоих случаях первичный акцент был диадичес-ким - на интеракциях между двоими людьми. Обе школы полагали, что один член семьи зачастую реагирует на проблемы другого таким образом, что только усугубляет проблемы, и, более того, контрреакции первого продолжают эскалацию и т. д.

Стратегический терапевт заинтересовался бы тем, как реагирует семья Брайена, когда тот плохо себя ведет. Он захотел бы узнать, что делает Эмили, когда безобразничает Брайен, как она отвечает на его поведение, как он после этого реагирует на нее, что происходит потом и т. д. И стратегические и поведенческие терапевты были бы так или иначе заинтересованы в том, чтобы прервать эти последовательности, будучи убежденными, что такие прямые поведенческие изменения являются ключом к решению проблемы. Основное их отличие заключается в том, как они меняли бы последовательности.

Другие школы семейной терапии видят данные последовательности как проявления базовых скрытых проблем, которые должны стать основными мишенями терапии. Психоаналитик исследовал бы эти последовательности, чтобы рассмотреть, что они говорят о защитах каждого индивида и паттернах проецируемой идентификации. Структурный терапевт отметил бы интеракции, чтобы выработать гипотезу относительно структуры семьи - кто с кем слишком близок или отдален.

Что касается современных школ - нарративной или фокусированной на решении, - то их не интересуют последовательности, окружающие проблемы, потому что ни тот ни другой подход не тратит много времени на выяснение того, как семьи сохраняют свои проблемы. Вместо этого они оба сосредоточиваются на исключениях - ситуациях, когда семья или индивид поступают разумно, - и пользуются этим.

ТРЕУГОЛЬНИКИ

Итак, семейная терапия сначала расширила поле своего зрения от психологии одного человека до психологии двух. Большинство рабочих концепций, характеризующих отношения, являются диадическими - преследователь/дистанцирующийся, проецируемая идентификация, «спутанность», комплементар-ность/симметричность. Однако, хотя обычно мы думаем об отношениях как о том, что возникает между двумя людьми, в деист-

228

Состояние семейной терапии

вительности все значимые отношения оттеняются третьими лицами.

Например, оказалось, что мать Эмили имела привычку критиковать дочь за излишнюю строгость в дисциплинарных взысканиях Брайена. Это сомнительное отношение к ее авторитету приводило в бешенство Эмили и заставляло ее набрасываться на Брайена еще отчаяннее. Если бы терапевт не стал рассматривать этот треугольник, он бы помог произвести некоторое улучшение в отношениях между Эмили и Брайеном, но поскольку бабушка продолжала бы подрывать авторитет Эмили, то маловероятно, что это улучшение сохранилось бы.

Сильнее всего акцентировался на важности треугольников в человеческих отношениях Мюррей Боуэн, хотя это явление занимает центральное место и во взглядах Хейли и Минухина. Согласно Боуэну, наименьшая устойчивая единица отношений - трио. Дело в том, что, когда двое людей неспособны решить проблемы между собой, один из них или оба автоматически стремятся к третьему человеку. Принимает ли это форму измены, вмешательства закона или просто того, кому вы регулярно жалуетесь на своего супруга, тенденция триангуляции - не только стабилизировать отношения, но и заморозить конфликт в существующем состоянии. Таким образом, хотя это и не всегда очевидно, большинство проблем, которые приводят семьи на терапию, оказываются триангулярными, а не двусторонними.

КРУГОВАЯ ПРИЧИННОСТЬ

Проблематичные паттерны интеракций обычно повторяются по кругу, так что невозможно с точностью установить начало и конец этого процесса. Брайен хулиганит. Мать его ругает. Брай-ен хулиганит еще сильнее. Мать кричит на него. Бабушка ворчит на мать. Та удаляется в свою комнату. Брайен успокаивается. Мать выходит и выглядит подавленной. Брайен выкидывает очередной номер, и все возвращается на круги своя. Спросите любого из них, кто начал первым, и они не поскупятся на взаимные обвинения. Кто зачинщик? Это редко имеет значение. Лучше спросить, что теперь каждый мог бы сделать по-другому? Повторяющиеся последовательности между Брайеном, матерью и бабушкой представляют то, что называется круговой причинностью (в противоположность линейной причинности), в том смысле, что каждое действие в круге вызвано и вызывает другое действие.

229

Майкл Николе, Ричард Шварц

Таким образом, вместо того чтобы искать скрытые причины, семейные терапевты обычно просто стремятся прервать эти круговые паттерны интеракций.

Также следует отметить, что многие из этих циклов легко превращаются в порочные. Иногда чем больше вы пытаетесь решать проблему, тем хуже вы делаете, что заставляет вас предпринимать то же самое в еще большем количестве, в результате еще более усугубляя положение и т. д. Чем больше Эмили ругала Брайена, тем больше он не слушался, вынуждая ее кричать и даже шлепать его, что провоцировало его на еще большую агрессивность и антагонистичность и т. д. Ориентированные на событие линейные типы предпринятых решений, как правило, образуют порочный круг (петля позитивной обратной связи), потому что игнорируют взаимосвязанность людских действий.

Переход от диадической к триангулярной позиции и от линейной к круговой причинности стали выдающимися достижениями ранней семейной терапии. Эти концептуальные сдвиги отделили семейную терапию от бихевиоризма (который рассматривал паттерны диадического подкрепления) и психоанализа (где существовал монадический акцент). Таким образом, исследование круговых и треугольных паттернов интеракции вокруг проблем - сущностный аспект того, что делает семейную терапию систематическим и творческим предприятием.

НЕПРЯМЫЕ КОММУНИКАЦИИ

Эскалация порочного круга не менее редко связана с фактом, что члены семьи не получают обратную связь, которая им нужна, чтобы оценить последствия своих действий. Обратная связь откладывается или искажается, потому что семья не может отделаться от непрямых коммуникаций. Когда кто-то сердится на вас, трудно сказать этому человеку о чувстве уязвленности, которое скрывается за вашей защитой. Перед лицом гнева Эмили Брайен не собирался показывать свою обеспокоенность ее печалью или то, как он сам грустит из-за утраты дедушки. Поэтому, вместо того чтобы скорбеть, он бесновался.

Тот выход из ситуации, который предприняла Эмили, имел смысл исходя из той обратной связи, которую она получила. Она не знала, что ее ругань с Брайеном в его представлении позволяла им обоим избежать отчаяния. В других ситуациях обратная связь откладывается настолько, что становится почти невозмож-

230

Состояние семейной терапии

но связать ее с исходным действием. Этот случай не редкость, когда имеются проблемы с окружением, и мы десятилетиями не пожинаем того, что посеяли, и даже после не распознаем связи со своими исходными действиями. Так что мы продолжаем в том же духе, не обращая внимания на последствия. Сходным образом ведет себя отец, когда, ударив сына, на время останавливает плохое поведение мальчика, тем самым подкрепив свое предположение, что физическое наказание срабатывает, а потом скорее всего не связывает драку сына со сверстником на следующей неделе с исходным наказанием. В терапии семьи очень важно создавать атмосферу, в которой члены семьи без всякого страха могут сказать о том, что в действительности происходит между ними, - т. е. коммуницируют напрямую, что обеспечивает необходимую корректирующую обратную связь, которая превращает порочный круг в благотворный процесс.

СЕМЕЙНАЯ СТРУКТУРА

Другие модели семейной терапии, особенно структурная школа Сальвадора Минухина (см. главу 8), отслеживают последовательности семейных интеракций не только потому, что они подкрепляют проблемы, но и потому, что это - проявления структуры семьи. Структура определяется правилами, которые управляют комплексами отношений. При предварительном оценивании семьи, например, терапевты, как правило, интересуются тем, насколько близки или отчуждены те или иные отношения, а также правилами (часто скрытыми), которые задают манеру отношений. Формулируя иначе, семейные терапевты оценивают границы семьи, подобные невидимым мембранам, окружающим каждый комплекс отношений (или подсистему) внутри семьи. Подобно тому, как в биологическом организме проходимость стенок ячеек меняется, позволяя входить или выходить тем или иным элементам, границы вокруг различных семейных отношений предусматривают больше или меньше интеракций с другими членами семьи и с внешним миром.

Здоровые границы не являются ни слишком открытыми, ни слишком закрытыми. Они достаточно открыты для необходимых подсистеме ресурсов, но достаточно закрыты, чтобы сохранять целостность. Когда границы слишком слабы, семейные отношения спутываются, так что для каждого человека проблематично дифференцировать собственные чувства и мысли от чувств и

231

Майкл Николе, Ричард Шварц

мыслей других. Когда границы слишком жестки, отношения становятся выпутанными. Например, граница между Эмили и Брайе-ном была непроницаемой для обменов участием, и оба не позволяли себе обсуждать суть положения распутанности. И наоборот, граница между Эмили и ее младшим сыном, восьмилетним Натаном, была размытой - она часто говорила с ним и с трудом разрешала выходить из дома, чтобы поиграть с друзьями, потому что испытывала постоянную потребность в его компании.

Бабушка обычно принимала сторону Брайена, объединяясь с ним против Эмили, так что граница вокруг Эмили и Брайена была слишком хрупкой - не было правил, предотвращающих частые вторжения бабушки. Это иллюстрирует другой важный аспект семейной структуры - существование альянсов и коалиций, особенно перекрестных между поколениями. Коалиция между Брайеном и бабушкой обижала Эмили, заставляла ее чувствовать себя отверженной и подпитывала порочный цикл ее интеракций с Брайеном. Семейная иерархия (способ, которым организуется руководство) - другой ключевой аспект структуры - была дисфункциональной. Авторитет Эмили подрывался союзом между этими двоими. Кроме того, озабоченность и скрытая опека Брайена над матерью - то, из-за чего он отвлекал ее от депрессии, - способствовала неконгруэнтной иерархии, в которой он заботился о своем родителе, а не наоборот.

Следовательно, другой крупный вклад семейной терапии в понимание человеческого характера заключается в понятии, что крайности поведения часто поддерживаются неадресованными структурными проблемами. Дисфункциональные границы, альянсы и коалиции и проблематичные иерархии - сильные детерминанты наших поступков и эмоций, хотя зачастую мы и не сознаем их влияния. Вместо этого мы обычно чувствуем себя вынужденными действовать так, что не обращаем внимания на невидимые силы, которые дергают нас за ниточки.

Это справедливо не только в отношении семей. Например, на работе вы можете оказаться в такой ситуации, когда охотно поддерживаете разговор со своим начальником, который за глаза принижает вашего коллегу, несмотря на то что вы обычно стараетесь не обсуждать кого-то в его отсутствие. И только когда ваш товарищ по работе выражает свое удивление вашим сговором с начальником, вы понимаете, чем занимались.

Вы были частью нездорового треугольника, в котором между вами и вашим начальником всплыли некие темы и никто из вас не захотел обсудить их прямо; и было кое-что, связанное с ва-

232

Состояние семейной терапии

шим коллегой, что отягчало вас обоих, но начальник не желал иметь с этим дело напрямую. В результате вы со своим начальником вошли в тайный альянс, сродни межпоколенной коалиции, в котором вы оба могли избежать напряжений в своих отношениях, сойдясь во мнениях, что тот парень - тупица. Кроме того, вы так беспокоились за свое положение, что были рады узнать, что тот коллега выглядит хуже вас, и способствовать этому восприятию.

Переживания, подобные этим, сильно сказываются на нашем понимании власти нездоровых структур, вызывая крайности поведения, и насколько же тяжело изменять эти структуры изнутри, даже если их осознаешь! Все мы периодически оказываемся вовлеченными в структурную рутину, выбраться из которой нам крайне нелегко. К счастью, многие из нас могут высвободиться, стоит нам только решиться рискнуть. И к несчастью, семьи, особенно те из них, которые достаточно обеспокоены, чтобы обратиться к терапии, обычно с большим трудом приходят к пониманию структуры, с которой они живут. Кроме того, у них может быть чувство, что слишком многое поставлено на карту, чтобы рисковать структурными изменениями. Таким образом, терапевтам нужно не только понимать структурные основы семейных проблем, но и проявить чуткость к тревоге членов семьи относительно изменения их привычных соглашений.

Семейная терапия обнаружила не только факт, что нездоровые структуры создают проблемы, но и то, что их оздоровление может исцелить даже прямо не адресованные проблемы. Если бы вы с вашим начальником смогли непосредственно заняться своими проблемами, то вам не потребовался бы козел отпущения в виде вашего коллеги, чье раздражающее поведение только усугубилось в течение этого периода. Возможно, даже его эффективность повысилась бы, если бы он перестал быть мишенью вашего альянса.

Терапевты, заинтересованные в изменении структуры семьи, отслеживают последовательности интеракций, представляющие собой проявления этой структуры, а не одни только события, непосредственно происходящие вокруг существующей проблемы. Например, в дополнение к исследованию отношений между Эмили и Брайеном они поинтересовались бы другими взаимоотношениями в семье (между Эмили и ее матерью, Эмили и младшим братом Брайена, Натаном, бабушкой и Натаном, Брайеном и Натаном). Задавая вопросы, терапевт постепенно получил бы изображение внутренней политики семьи. Поняв организационные

233

Майкл Николе, Ричард Шварц

проблемы семьи, структурный терапевт взялся бы за реорганизацию соглашений, адаптируя границы, укрепляя иерархии и разбивая коалиции.

Например, терапевт мог бы попросить Эмили и ее мать поговорить о проблемах в их отношениях, запретив вмешиваться обоим мальчикам. Хотя этот прием может не казаться непосредственно связанным с проблемой поведения Брайена, он улучшает функционирование семейных лидеров (исполнительная подсистема), так что они начинают работать сообща, а не против друг друга, и основной структурный дефект может быть исправлен.

Поощряя Эмили и ее мать разговаривать друг с другом, а не с ним, терапевт вызывал разыгрывание. Запретив мальчикам вмешиваться в это разыгрывание, терапевт прибег к технике, называемой установление границ. Тот же самый набор методов можно было бы использовать и при разговоре Эмили с Брайеном (разыгрывание), удерживая бабушку от вмешательств (установление границ). Простого действия по укреплению границ вокруг подсистемы, в то время как члены подсистемы занимаются друг другом, часто бывает достаточно, чтобы запустить обширный оздоровительный процесс.

ФУНКЦИЯ СИМПТОМА

К сожалению, структурные проблемы в семьях проще создать, чем разрешить. Семьи сталкиваются с огромным напряжением, которое возникает из-за кризисно ориентированных реакций и порочных кругов, подкрепляющих проблемы поведения. Через какое-то время эти паттерны замораживаются в ригидных структурах взаимоотношений.

Некоторые структурные проблемы угрожают благосостоянию семьи больше, чем другие. Например, горевание Эмили и ее стычки с матерью, когда она периодически заявляла, что хочет умереть, пугали каждого в семье сильнее, чем потасовки между Брайеном и Натаном. Чтобы избежать и отвлечься от серьезных структурных проблем, семьи нередко подчеркивают менее серьезные. Если Эмили была парализована горем, Брайен провоцировал ее. Когда Эмили начинала спорить с бабушкой, Брайен задирал Натана. Из этого вовсе не следует, что поведение Брайена или сосредоточенность Эмили на нем представляют собой сознательные попытки защитить семью. Скорее всего они автома-

234

Состояние семейной терапии

тически реагировали на угрозу, исходящую из напряжения, которое окружало определенные интеракциональные последовательности. Таким образом, симптоматийное поведение иногда можно считать адаптивной реакцией, когда семья не в силах опознать или разрешить угрожающие структурные проблемы.

ОБХОДЯ СОПРОТИВЛЕНИЕ

Поскольку семьи зачастую боятся того, что может произойти, если их конфликты станут открытыми, они могут сопротивляться сосредоточению на своих наиболее чувствительных проблемах. Ранние семейные терапевты неверно понимали это сопротивление как упорство или противодействие изменению (гомеостаз). Однако не так давно терапевты признали, что все человеческие системы отказываются меняться, если чувствуют опасность. Семьи должны сопротивляться изменению, даже тому, которое постороннему кажется благотворным, пока им не становится ясно, что последствия этих изменений безопасны и терапевт заслуживает доверия. Таким образом, можно считать, что сопротивление разумно, а не безрассудно. Терапевты, признающие защитную функцию сопротивления, понимают, что лучше сделать так, чтобы семьи чувствовали достаточную безопасность, чтобы ослабить свои барьеры, чем разрушать их хитростью или лобовой атакой. Они стремятся создавать теплую, лишенную обвинений терапевтическую среду, которая порождает надежду, что исправление даже наиболее угрожающей проблемы возможно.

Эмили избегала конфликтовать с матерью, потому что полагала, что это не приведет ни к чему хорошему. Она боялась, что, если ослушается, то мать станет еще более критичной и это будет угнетать ее еще сильнее. Эти опасения не были нереалистичными. Раньше, если Эмили высказывалась о матери критически, происходило именно это. Защиты других людей выглядят неблагоразумными только потому, что нам неизвестно, что хранят их воспоминания.

Чтобы убедить Эмили снова попытаться позволить матери унать о ее чувствах, терапевту потребовалось бы сформировать у нее доверие к тому, что, работая с ним, она улучшит отношения с матерью. Чтобы заслужить это доверие, терапевт должен уважать темп Эмили и признавать ее опасения, а не бороться или

235

Майкл Николе, Ричард Шварц

манипулировать ее сопротивлением. Терапевты сталкиваются с гораздо меньшим сопротивлением, если подходят к семьям как к партнерам, стараясь помочь им выяснить, что удерживает их от поддержания тех отношений, к которым они стремятся, а не как эксперты, дающие совет и указывающие на их ошибки.

НЕПАТОЛОГИЧЕСКИЙ ВЗГЛЯД НА ЛЮДЕЙ

Когда вы думаете о процессе семейной терапии, у вас может возникнуть вопрос, как, оставаясь милым, вежливым терапевтом, не допустить того, чтобы рассерженные члены семьи кричали друг на друга или сохраняли гробовую тишину, сверля друг друга свирепыми взглядами. Создание безопасной атмосферы означает больше, чем только оказание поддержки. Терапевт еще должен уметь показывать, что способен уберечь членов семьи от взаимных оскорблений или обид, так что они могут снять свою защитную броню, не опасаясь никаких нападок. В первые годы семейной терапии считалось, что подталкивание членов семьи к эмоциональному кризису необходимо, чтобы разморозить их го-меостатические паттерны. Однако спустя какое-то время терапевты выяснили, что, хотя конфликт и существует и не должен пугать - как говорится, нельзя приготовить омлет, не разбив яиц, - изменения все же возможны, если члены семьи взаимодействуют, уважая и сочувствуя друг другу. Именно в эти моменты они чувствуют себя достаточно безопасно, чтобы стать искренними друг с другом.

Одно из отличительных качеств семейной терапии - ее оптимистический взгляд на людей. Ряд моделей семейной терапии придерживается положения, что за оборонительными сооружениями, которые люди возводят из гнева или тревоги, находится здоровое ядро личности, которая может быть разумной, вежливой, терпеливой и желающей измениться. Если члены семьи взаимодействуют в таком состоянии, они зачастую обнаруживают, что способны прямо решать свои проблемы. Именно защитные эмоции и заводят их в тупик.

Но как все же помочь клиентам высвободить ресурсы их личности, скованной страхом и недоверием? Как привить им терпимость в ситуациях, когда они готовы поубивать друг друга? Некоторые терапевты устанавливают правила коммуникации.

236

Состояние семейной терапии

Они просят, чтобы члены семьи использовали «Я-утверждения», когда каждый начинает предложение с «Я чувствую/думаю/хочу», вместо того чтобы кого-то обвинять. Высказывание «Ты никогда для меня ничего не делаешь!» отличается от «Я нуждаюсь в чуть большей помощи». Членов семьи также просят повторять, что они услышали от других, с целью подтвердить, что посланное сообщение получено.

Другой подход к поощрению терпимости заключается в следующем: когда коммуникация становится реактивной, действия просто останавливают и просят, чтобы каждый член семьи отделился от критических чувств и убеждений, чтобы вернуться к более спокойному состоянию. Если терапевт тверд и последователен, то у людей часто проявляется замечательная способность отбрасывать эти мешающие части с себя и переходить в более продуктивную и сочувствующую позицию, особенно когда они видят, что другие члены семьи делают то же самое. Так происходит взаимное разоружение.

Независимо от техники терапевта ключ к генерации продуктивных интеракций, даже когда сессии проходят в весьма язвительных интонациях, заключается в убеждении, что подобный конструктивный потенциал существует в каждом. Это убеждение позволяет терапевтам принимать на себя роль сотрудников, потому что они верят, что у клиентов есть необходимые ресурсы. Без этого доверия терапевты оказываются в роли экспертов, возмещающих отсутствующие ингредиенты - советы, понимание, родительство, образование или лечение. Это не означает, что семейные терапевты, которые придерживаются этого уважительного взгляда на людей, никогда не предлагают указанных компонентов, они - просто не согласны с тем, что им всегда виднее.

ИСХОДНАЯ СЕМЬЯ

Другие семейные терапевты, особенно последователи Мюр-рея Боуэна (см. главу 5), активно запрещают членам семьи разговаривать непосредственно друг с другом, по крайней мере, пока они не достигнут большей самодифференциации (т. е. большего отделения разума от эмоций). Терапевт по очереди разговаривает с членами семьи и смягчает эмоциональность, выясняя их мысли, а не чувства. Людей просят отражать чувства, а не реагировать на них. После того как клиенты исследуют свои реакции друг на

237

Майкл Николе, Ричард Шварц

друга, терапевт переводит их на обсуждение нерешенных проблем в их исходных (или родительских) семьях. В то время как многие семейные терапевты сосредоточиваются на проблемах в актуальной семье, расширенные семейные терапевты воспринимают актуальные реакции как остаточные явления убеждений и реакций, приобретенных по мере взросления в исходных семьях.

Другими словами, если вам казалось, что родители вас отвергали, вы отреагируете болезненно, если ваш возлюблен-ный(ая) выкажет хотя какой-то признак того, что не признает вас. Если вы были жертвой треугольных отношений, защищая свою мать от отца, то, вероятно, воссоздадите элементы этих отношений в собственной семье. Исходные семейные терапевты замечают признаки подобного типа реакций переноса, когда наблюдают за членами семьи во взаимодействии. Некоторые терапевты затем стараются помочь клиентам выяснить, откуда происходят их острые реакции. Другие, подобно боуэнианцам, обучают клиентов оставаться самодифференцированными при посещении своих исходных семей, что, как они полагают, транслируется в еще большую дифференциацию в их актуальных семьях.

Когда родители в присутствии других членов семьи описывают опыт, через который прошли в детстве, остальные, как правило, лучше понимают родительские реакции и поэтому проявляют к ним сочувствие, а не нападают на них. После того как мать Эмили рассказала, какой разнос ей приходилось получать от собственной матери, Эмили по-другому посмотрела на то, почему ее мать так защищает Брайена, когда она его ругает. Более того, бабушка, продолжив исследовать свое прошлое, легко распознала, что ее покровительство было не слишком рациональным, а являлось частью паттерна, поддерживаемого несколькими поколениями, в которых матери нападали на своих детей и защищали внуков.

Таким образом, эмоциональные путешествия в прошлое членов семьи, часто с использованием гемограмм (схематический рисунок семейного дерева; см. главу 5), в которых вычерчиваются семейные отношения многих поколений, позволяют людям распознавать долгосрочные паттерны, в которые они вовлечены. Часто результатом бывает уменьшение вины и взаимных обвинений в семье и большая решимость работать вместе над тем, чтобы это поколение разбило существующий паттерн.

238

Состояние семейной терапии

ЖИЗНЕННЫЙ ЦИКЛ СЕМЬИ

Одно из самых полезных понятий, когда во внимание принимается влияние расширенной семьи, - это жизненный цикл семьи. Эта концепция ближе всего в семейной терапии к теории развития, а заимствована она из социологии в качестве объяснительного фона к структурным и стратегическим подходам.

Социологи Эвелин Дювал и Рубин Хилл начали применять теорию развития к семьям в 1940-х гг., поделив развитие семьи на дискретные стадии с различными задачами, требующими выполнения на каждом этапе (Duvall, 1957; Hill & Rodgers, 1964). Предложенные Дювал восемь стадий семейного развития берутся за основу (см. таблицу 4.1), хотя позже теоретики предлагали другие схемы, добавляя или убирая те или иные стадии (Solomon, 1973; Barnhill & Longo, 1978).

Таблица 4.1. Стадии жизненного цикла семьи Эвелин Дювал

239

Стадия	Задачи, связанные с развитием
1. Женатые пары	Создание взаимно удовлетворяющего
без детей.	брака. Приспособление к беременности
	и предстоящему родительству.
	Приспособление к сети родственников.
2. Беременность	Появление, приспособление и
и рождение ребенка в	поддержание развития новорожденных.
семье (старший ребенок	Создание удовлетворяющей семьи для
0-30 месяцев).	обоих родителей и младенцев.
3. Семьи с детьми-	Адаптация к основным потребностям и
дошкольниками (старший	интересам дошкольников в имитации и
ребенок 2,5-6 лет).	росте. Совладание с истощением сил и
	отсутствием личной жизни.
4. Семьи с детьми	Приспособление к сообществу семей
(старший ребенок	школьного возраста. Поддержание
6-13 лет).	учебных достижений детей.
5. Семьи с подростками	Сбалансирование свободы с
(старший ребенок	ответственностью. Создание
13-20 лет).	постродительских интересов и карьера.
6. Семьи, отпускающие	Отпускание повзрослевших детей с
повзрослевших детей	соблюдением соответствующих ритуалов
(первый ребенок	и содействием. Сохранение
собирается покинуть дом).	поддерживающей основы семьи.

Майкл Николе, Ричард Шварц

Подобно многим другим идеям, понятие жизненного цикла семьи первым ввел в семейную терапию Джей Хейли (1973). Хейли считал симптомы результатом семейного застревания при переходе между стадиями жизненного цикла из-за неспособности или боязни сделать переход. Позже Хейли сосредоточился на одной конкретной точке застревания в своей книге «Покидая дом» (1980), в которой были предложены стратегии работы с семьями с проблемами отпускания своих повзрослевших детей.

Наработки Минухина (1974; Minuchin & Fishman, 1981) тоже испытали на себе воздействие концепции жизненного цикла. Согласно структурной модели, у семьи возникают проблемы, когда она сталкивается с испытаниями, происходящими из окружения или в связи с этапом развития, и неспособна исправить свою структуру, чтобы приспособиться к измененным обстоятельствам. Таким образом, проблемы принято считать сигналом того, что не «дисфункциональная семья», а просто семья не сумела приспособить свою организацию к одному из поворотных моментов жизни.

Группа ИПИ (Watzlawick, Weakland, & Fisch, 1974) также использовала понятие жизненного цикла в своей теории формирования проблемы. Переходные периоды жизненного цикла преподносят семье предсказуемые трудности, которые становятся проблемами из-за неудачных решений, предпринятых семьей. Они использовали это понимание жизненного цикла как способ переформулировки патологичной проблемы семьи в нормальную.

Это использование исторического материала по жизненному циклу как средство переформулировки актуальных семейных проблем усовершенствовали Мара Сельвини Палаццоли и ее миланская группа, которая исследовала некоторые подробности истории семьи в поисках информации, чтобы сформировать «по-

240

Стадия	Задачи, связанные с развитием
7. Родители среднего	Восстановление брачных отношений.
возраста (опустевший	Поддержание родственных связей со
родительский дом,	старшими и младшими поколениями.
уединение).
8. Состарившиеся	Совладание с утратой близкого человека
члены семьи	и жизнь в одиночестве. Закрытие отчего
(уединение - смерть	дома или его адаптация к старению.
обоих супругов).	Приспособление к уединению.

Состояние семейной терапии

зитивную коннотацию» поведения каждого ее члена. Кроме того, миланская группа первой использовала семейные ритуалы для облегчения переходов между стадиями жизненного цикла. Использование ритуала в семейной терапии позже было усовершенствовано и стало активно привлекать внимание многих семейных терапевтов (Imber-Black, Roberts, & Whiting, 1989).

По причинам, рассмотренным ранее, Боуэна меньше интересовал жизненный цикл нуклеарной семьи, нежели долгосрочное развитие расширенной семьи. Другие психодинамически ориентированные семейные терапевты, однако, предложили модели жизненного цикла семьи, в которых чувствуется влияние моделей индивидуального развития. Согласно этим теоретикам, развитие семьи может оказаться фиксированным или застрявшим на более ранних стадиях, как это бывает у людей (Wachtel & Wachtel, 1986; Skynner, 1981; Paul, 1969; Barnhill & Longo, 1978). Таким образом, цель - помочь семьям распознать и проработать эти застревания развития, например, оплакав невосполнимую утрату.

Бетти Картер и Моника Мак-Голдрик (Carter & McGoldrick, 1980) усовершенствовали эту схему, добавив мультигенератив-ный подход и приняв во внимание стадии развода и повторного брака. Тем самым они расширили жизненный цикл за пределы нормативных стадий развития нуклеарной семьи, чтобы включить непредсказуемые, но распространенные события и рассмотреть более длинный временной период. Их книга «Жизненный цикл семьи», в которой каждая глава посвящена различным стадиям, популяризовала концепцию жизненного цикла семьи, напомнив терапевтам о важности истории. Ее третье издание (Carter & McGoldrick, 1999) включило последние достижения в этой области. Другие семейные терапевты внесли системные идеи в концепцию жизненного цикла семьи, чтобы переходные этапы между стадиями были не такими разрозненными и можно было характеризовать всю семью в целом. Ли Комбринк-Грехем (Combrinck-Graham, 1983, 1985, 1988) рассматривал три поколения семьи как чередование между центробежными и центростремительными состояниями, когда события в их жизненном цикле поочередно требуют то большей взаимозависимости членов семьи, то их индивидуализации. Теория колебания Дугласа Брейнлина (Breunlin, 1983, 1988; Breunlin, Schwartz, & Mac Kune-Karrer, 1992) предлагает своеобразное понимание переходов между семейными и личностными стадиями жизненного цикла. Брейн-лин показывает, что такие переходы представляют собой беспре-

241

Майкл Николе, Ричард Шварц

рывные изменения, которые происходят по принципу плавных колебаний между стадиями или уровнями функционирования.

Новейшие модели, как, например, фокусированная на решении и нарративная, редко обращаются при работе с семьями к идее жизненного цикла, потому что не интересуются историческим прошлым семейных дилемм. Хотя нарративные терапевты и задают вопросы о семейной или личной истории, их цель состоит не в том, чтобы выявить проблемные моменты прошлого, а скорее чтобы найти эпизоды, в которых клиенты выходят за рамки своих проблем.

ФОКУСИРОВАНИЕ НА ДОСТОИНСТВАХ

Как описывалось выше, одно из качеств, отличающих семейную терапию от индивидуальной, - это оптимистический взгляд на людей. Предполагается, что, хотя у людей и есть базовые способности, их врожденные ресурсы блокируются или затмеваются непродуктивными семейными интеракциями. Семейные терапевты определяют и помогают исправить паттерны, и способности каждого члена семьи реализуются. Терапевты отслеживают проблемы и не спускают глаз с достоинств членов семьи.

В начале 1990-х гг. некоторые терапевты стали считать, что вредно ставить акцент на семье как на центре подкрепления проблем. Они решили переключить свое внимание от последовательностей вокруг проблем на те из них, которые касались решений. Стив Шазер и Инзу Берг (см. главу 11) стали инициаторами движения по наблюдению за фокусированными на решении последовательностями. В этом случае у семьи спрашивают, например, что бы с ней было, если бы проблема не произошла, и просят ее членов больше заниматься тем, что они делают в отсутствие проблемы. Другими словами, эти терапевты выдвигают на передний план и опираются на исключения проблемы, что почти всегда присутствует в семейной жизни, но зачастую затеняются озабоченностью семьи проблемами и дистрессом из-за них.

Таким образом, вместо того чтобы выслушивать жалобы Эмили на то, как часто Брайен ведет себя плохо, фокусированный на решении терапевт исследовал бы, что она и Брайен делают по-другому, когда он мил и послушен. Эмили сообщила бы, что Брайен может быть очаровательным, если получает все материнское внимание (например, когда Натан находится с бабуш-

242

Состояние семейной терапии

кой), а она пребывает в хорошем настроении. К сожалению, такие обстоятельства - редкость, потому что настроение Эмили слишком нестабильно. Она либо переживает из-за смерти своего отца, либо сердится на Брайена. Ей казалось, что Брайен должен вести себя лучше во время этого траура, чтобы выручить ее, и было страшно обидно, что он, казалось, делает только наоборот. Фокусированный на решении терапевт мог бы попросить Эмили проводить с сыном больше времени наедине, когда им хорошо вместе.

СЕМЕЙНЫЕ НАРРАТИВЫ

Если бы в начале терапии Эмили по вашей просьбе поведала вам о своей жизни, вы услышали бы историю беспомощности. Она чувствует себя жертвой Брайена, матери и своего экономически затруднительного положения. А еще она захвачена печалью и негодованием, вызванными утратой отца. Эта история беспомощности и негодования накладывает отпечаток на все ее переживания и интеракции. Ей трудно получать удовольствие от отношений с Брайеном, поскольку она смотрит на него сквозь призму этой истории.

За прошедшее десятилетие семейные терапевты пришли к пониманию, что в основе многих проблематичных последовательностей и структур в семьях лежит комплекс интерпретаций или ожиданий - выведенных из повествований о семье, которые регулируют ее функционированием. Начав интересоваться жизнеописаниями клиентов, эти терапевты обнаружили, что они оказывают весомое влияние на то, какие события прошлого вспоминают люди и как они интерпретируют существующие события. Повествования функционируют как фильтры, отсеивающие переживания, которые не удовлетворяют сюжетной линии или, если события не подлежат отсеву," искажают их до удобоваримого вида. Семьи с проблемами приходят на терапию с пессимистическими повествованиями, которые часто мешают им действовать эффективно. Нарративные терапевты помогают людям идентифицировать эти тягостные повествования и помогают им разработать более продуктивные жизнеописания.

Многие из тех, кто принял нарративную метафору, утверждают, что она не является дополнением системного подхода, а представляет собой новую парадигму. Вследствие этого они отвергают большинство концепций и методов, представленных выше в этой главе. Они не интересуются семейными динамика-

243

Майкл Николе, Ричард Шварц

ми, которые могли бы подкреплять проблемы, их не занимают возможные системные функции проблемы. Вместо этого они предлагают новый набор техник, чтобы помочь членам семьи воссоздать их самопонимание и то, насколько они бессильны в отношении проблемы, независимо от каких бы то ни было семейных динамик. Таким образом, это движение является постструктурным (или даже, если быть точнее, антиструктурным) в рамках семейной терапии, что соответствует постструктурной революции в других полях.

Семейные терапевты традиционно смешивали поиск источника проблем внутри семьи с фокусом на достоинствах каждого ее члена. Более новые подходы - фокусированный на решении и нарративный - представляют собой основные отступления от традиции, потому что семья для них - больше не источник проблем. Маятник качнулся от первых дней поля, когда семья воспринималась как преступник, к настоящему, где она считается безупречной. В то время как совсем скоро выяснится, где в конечном счете остановится маятник в отношении вопроса причастности семьи, уже сейчас ясно, что фокус на достоинствах - золотая середина.

ВЛИЯНИЕ КУЛЬТУРЫ

Вы можете задаться вопросом, почему не обсуждался факт, что Эмили - неимущая афроамериканка, борющаяся за выживание в американском обществе, и что она и ее семья сталкиваются с целым сонмом пугающих культурных установок и действий. (Некоторые читатели могли забыть, что Эмили - черная, совсем как некоторые терапевты не придают значения такому ключевому аспекту своей работы, как раса клиента.) Поскольку мы представляем концепции и методы семейной терапии, придерживаясь некой хронологической схемы, логично, что к рассмотрению культурных влияний мы обратились в конце главы, потому что многие годы поле закрывало глаза на воздействие общей культуры, в которую входят семьи.

Хотя многие семейные терапевты исследовали и работали с неимущими семьями меньшинств, их слепота была связана убеждением, что терапевты не должны навязывать клиентам свои ценности и поэтому им нельзя поднимать темы, которые семьи не представляют как проблемы. Кроме того, они были так увлечены силой семейной терапии, что слишком высоко оценивали

244

Состояние семейной терапии

ее способность преодолевать препятствия. Однако в какой-то момент для многих терапевтов стало ясно, что невскрытые вопросы культуры сами становятся навязанными ценностями - если оставаться «нейтральным», то это предполагает неявное присоединение к господствующей системе убеждений.

Феминистская критика поля в 1980-х гг. шире открыла дверь социальной тематике, и с тех пор поле продолжает расширять свое видение, выводя его за пределы отдельных семей. Терапевты признали, что многие отравляющие жизнеописания, затрудняющие жизнь семьи, часто представляют собой крайние версии распространенных в нашем обществе сюжетов. Поэтому стало исследоваться то, как сказываются на семьях наши культурные установки по отношению к женщинам, представителям других рас и национальностей, людям, не похожим на других (например, с избыточным весом, иностранцам, физически или умственно неполноценным, гомосексуалистам или лесбиянкам) и неимущим. Кроме того, теперь терапия способствует тому, чтобы семьи исследовали, как воздействуют на их совместное времяпровождение и жизненные выборы существующие в нашем обществе меркантильные устремления. Как однажды в семейной терапии стало неприемлемым рассматривать индивида вне контекста его семьи, больше неэффективно рассматривать семью в изоляции от таких факторов, как бедность, преступность, патриархат, расизм, гомофобия, классизм, чрезмерная занятость на работе и меркантилизм.

Отравляющие культурные сюжеты неизбежно проникают в повествования членов семьи о себе и отражаются в том, как они взаимодействуют друг с другом. Эти культурные сюжеты по-разному воздействуют на семьи - в зависимости от того, на какой ступени в социальной иерархии они находятся, и на отдельных членов семьи - в зависимости от того, какое место они занимают в семейной иерархии, - но эффект всегда коварен. Помогая членам семьи исследовать воздействие систем культурных убеждений на их жизнь, терапевты обеспечивают перспективу, опираясь на которую семьи могут сознательно решать, насколько они готовы уверовать в положения, которые раньше считали само собой разумеющимися. Эффект таких обсуждений заключается в том, что семьи выбираются из омута обид и взаимных обвинений в связи с проблемами, которые проистекают из неосознания социальных сил, направленных против них. Люди перестают видеть в себе и других жертву или обвиняемого, а становятся вы-

245

Майкл Николе, Ричард Шварц

жившими или героями, храбро противостоящими многочисленным ограничениям.

Эмили приветствовала возможность перепроверить массу сюжетов, которые она усвоила от представителей американского большинства - среднего класса - о черных, женщинах (особенно крупных женщинах) и матерях-одиночках. Она также осознала убеждения о жестокости молодых черных мужчин, наложившие отпечаток на то, как она воспринимала агрессивность Бранена, которые происходили не только из средств массовой информации, но и из круга ее знакомых афроамериканок. Она по-другому увидела корни своего сильного рвения к финансовому успеху, которое заставляло ее работать полную рабочую неделю и продолжать учиться, одновременно воспитывая двух сыновей. Она поняла, что побудительный мотив этого не столько в американском меркантилизме, сколько в сильном страхе бедности и расовых стереотипов, которые сопровождают его. Приняв во внимание эти сюжеты, вместо того чтобы бессознательно проживать их, Эмили стала лучше решать, во что верить и как себя вести.

ОДНОСТОРОННЕЕ ЗЕРКАЛО И ВИДЕОЗАПИСЬ

Ни одно описание влиятельных методов не было бы полным без упоминания техники одностороннего зеркала и видеозаписи. Впервые использованное Минухиным и его коллегами в Нью-Йорке, чтобы наблюдать и комментировать работу друг друга с семьями, одностороннее зеркало открыло окно в мир семейного процесса, чего прежде никогда не бывало. Односторонние зеркала и видеозаписи позволили наблюдать семьи в действии - возможность, которая отчасти объясняет скорые концептуальные и технические достижения семейной терапии.

Кроме того, эти технологии позволяют студентам наблюдать за техникой работы мастеров терапии, а супервизорам давать прямую и непосредственную обратную связь студентам, занимающимся с семьями. Живая и видеосуперизия стали стандартными обучающими практиками в учебных заведениях по всей стране. Вместо того чтобы ждать окончания сессии, чтобы сказать терапевтам, что они делали неправильно, наблюдающий супервизор может, не откладывая, предложить совет или попросить терапевта выйти посовещаться. Можно, наоборот, оставаться незамеченным наблюдателем, что воспитывает у терапевтов по-

246

Состояние семейной терапии

зицию отстраненного эксперта - ту, которую не приемлют постмодернистские терапевты, критикуя системно ориентированные виды терапии. Однако одностороннее зеркало делает возможным и командно ориентированный постмодернистский подход, когда группа терапевтов работает совместно с семьей и им нужно в разные моменты входить и выходить из терапевтической комнаты.

Почти настолько же революционной, как одностороннее зеркало, является видеосъемка. Записывая на камеру и просматривая свою работу, терапевты могут заметить малые действия и повторяемые паттерны семейной динамики, которые часто пропускаются «живьем». Видеозапись также позволяет супервизорам и студентам тщательно изучать подробности сеанса, что неоценимо для усвоершенствования терапевтической техники. Без этой возможности наблюдать за семьей, когда они демонстрируют текущие паттерны интеракций, трудно представить, что системное мышление могло бы примениться когда-то в психотерапии. (См. Liddle, Breunlin, & Schwartz, 1988 - для более подробной информации о том, как этот метод обучения повлиял на семейную терапию.)

Резюме

После знакомства с этой хронологией концепций и методов семейной терапии читатель может быть ошеломлен тем количеством концептуальных перемен, которым подверглось поле за несколько десятилетий своего существования. Из этой на первый взгляд лишенной закономерности череды событий можно выделить паттерн. Фокус терапии постоянно расширялся, охватывая все больше и больше уровней контекста. Этот революционный процесс начался, когда терапевты увидели за отдельным индивидом его семью. Внезапно необъяснимое поведение клиентов стало более понятным. Первые семейные терапевты сконцентрировались на оценивании и изменении последовательностей поведенческих интеракций, окружающих проблемы. Потом стало понятно, что эти последовательности представляют собой проявления базовой структуры семьи, и мишенью изменения стала структура. Затем структура семьи стала рассматриваться как продукт долгосрочного, мультигенеративного процесса, который управляется системами эмоциональных убеждений, и терапевты нацелили свои вмешательства на эти базовые убеждения. Не так давно терапевтов осенило, что эти системы убежде-

247

Майкл Николе, Ричард Шварц

ний не возникают в вакууме, - отсюда современный интерес к культурным влияниям.

Другая причина для подобных скачков истории поля заключается в том, что, начав с бунта против психоаналитических и медицинских моделей, семейные терапевты заработали статус «белых ворон», ученость которых не признавалась. Всякий раз, когда семейная терапия начинала объединяться вокруг той или иной парадигмы или практики, так что она становилась доминирующей перспективой, поле переизобретало само себя. Предлагалась новая метафора, а старая отвергалась, как устаревшая. Новое терапевтическое меньшинство становилось прогрессивным, низводя лидеров вышеупомянутой революции к состоянию реакционных «бывших».

В настоящее время многие терапевты отвергают системную позицию, относясь к ней как к модернистской и механистичной и, следовательно, менее полезной, чем новая нарративная метафора. Десятилетия исследований, концептуальных усовершенствований и технических разработок беспечно отброшены ради нового, улучшенного способа мышления. Хотя мы согласны с тем, что важно испытывать новые метафоры и практики и постоянно перепроверять старые, но вовсе не обязательно ради каждого шага вперед полностью отвергать прошлое. Наша цель состоит в том, чтобы постараться ухватить будоражащий дух нового, сохранив при этом уважение к вкладам гигантов, на чьих плечах мы стоим.

РЕКОМЕНДУЕМАЯ ЛИТЕРАТУРА

BatesonG. 1971. Steps to an ecology of mind. New York: Ballantine.

Bateson G. 1979. Mind and nature. New York: E. P. Dutton.

von Bertalanffy L. 1950. An outline of General System Theory. British Journal of the Philosophy of Science. 7:134-165.

von Bertalanffy L. 1967. Robots, men and minds. New York: George Braziller.

Breunlin D. С and Schwartz R. С 1986. Sequences: Toward a common denominator of family therapy. Family Process. 25Ј7-88.

С а р г a F. 1996. The web of life. New York: Anchor Books.

Carter B. and McGoldrick M., eds. 1999. The expanded family life cycle, 3rd ed. Boston: Allyn and Bacon.

Davidson, M. 1983. Uncommon sense: The life and thought of Ludwig von Bertalanffy. Los Angeles: J. P. Tarcher.

248

Состояние семейной терапии

Haley J. 1985. Conversations with Erickson. Family Therapy Net-worker. 9(2):30-43.

Hoffman L. 1981. Foundations of family therapy. New York: Basic Books.

W e i n e r N. 1948. Cybernetics or control and communication in the animal and the machine. Cambridge. MA: Technology Press.

ССЫЛКИ

Barnhill, L. and Longo, D. 1978. Fixation and regression in the family life cycle. Family Process. /7469-478.

BatesonG. 1951. Information and Codification: A philisophical approach. In Communicfiton: The social matrix of psychiatry. J. Ruesch and G. В a t e s о n, eds. New York: Norton.

Bateson G. 1971. Steps toward an ecology of mind. New York: Bal-lantine.

BatesonG. 1979. Mind and nature. New York: E. P. Dutton.

Becvar, D. S. and Becvar, R. J. 1996. Family therapy: A systemic Integration, 3rd ed. Boston: Allyn and Bacon.

Bowen M. 1978. Family therapy in clinical practice. New York: Jason Aronson.

Breunlin D. 1983. Therapy in stages: A life cycle view. In Clinical implications of the family life cycle, H. Liddle, ed. Rockville. MD: Aspen.

Breunlin D. 1988. Oscillation theory and family development. In Family transitions. C. F a 1 i с о v, ed. New York: Guillbrd Press.

Breunlin D. C, Schwartz R. С and Mackune Karrer B. M. 1992. Metaframework for systemic therapy. San Francisco: Jossey-Bass.

Carter E. and McGoldrick M., eds. 1980. The family life cycle: A framework for family therapy. New York: Gardner Press.

Carter E. and McGoldrick M., eds. 1999. The expanded family life cycle, 3rd ed. Boston: Allyn and Bacon.

Combrinck-Graham L. 1983. The family life cycle and families with young children. In Clinical implications of the family life cycle. H. Liddle, ed. Rockville: Aspen.

Combrinck-Graham L. 1985. A model for family development. Family Process. 24:139-150.

Combrinck-GrahamL. 1988. Adolescent sexuality in the family life cycle. In Family transitions, С Falicov, ed. New York: Guilford Press.

Davidson M. 1983. Uncommon sense. Los Angeles: J. P. Tarсher.

DuvallE. 1957. Family development. Philadelphia: Lippincott.

GleickJ. 1987. Chaos. London: Penguin Press.

Haley J. 1971. Family therapy: A radical change. In Changing families: A family therapy reader, J. Haley, ed. New York: Grune & Strallon.

249

Майкл Николе, Ричард Шварц

Haley J. 1973. Uncommon therapy: The psychiatric techniques of Milton H. Erickson. New York: Norton.

H a 1 e у J. 1980. Leaving home. New York: McGraw Hill.

Haley J. 1981. Reflections on therapy and other essays. Chevy Chase. MD: The Family Therapy Institute of Washington, DC.

H e 11 i ng e r B. 1998. Love's hidden symmetry. Zeig. Tucker & Co.

Hill R. and RodgersR. 1964. The developmental approach. In Handbook of marriage and the family. H.T.Christiansen, ed. Chicago: Rand McNally.

Hoffman L. 1971. Deviation-amplifying processes in natural groups. In Changing families: A family therapy reader, J. Haley, ed. New York: Grune & Stratton.

Hoffman L. 1981. Foundations of family therapy. New York: Basic Books.

Imber-Black E., Roberts J. and Whiling R. 1989. Rituals in families and family therapy. New York: Norton.

Kelly K. 1994. Out of control: The new biology of machines, social systems and the economic world. Reading, MA: Addison-Wesley.

LiddleH.,BreunlinD.andSchwartzR.,eds. 1988. Thehand-book of family therapy training and supervision. New York: Guilford Press.

LuepnitzD. A. 1988. The family interpreted: Feminst theory in clinical practice. New York: Basic Books.

Minuchin S., 1974. Families and family therapy. Cambridge, MA: Harvard University Press.

Minuchin S. and Fishman, H. C. 1981. Family therapy techniques. Cambridge, MA: Harvard University Press.

Parsons T. and В a 1 e s R. P. 1955. Family, socialization and interaction process. New York: Free Press.

Paul N. 1969. The role of mourning and empathy in conjoint marital therapy. In Family therapy and disturbed families, G. Zuk and I. Boszor-menyi-Nagy, eds. Palo Alto, CA: Science and Behavior Books.

Satir V. 1972. Peoplemaking. Palo Alto, CA: Science and Behavior Books.

Satir V. 1988. The new peoplemaking. Palo Alto. CA: Science and Behavior Books.

S e ng e P. 1990. The fifth discipline: The art and practice of learning organizations. New York: Doubleday/Currency.

Sheldrake R. 1988. The presence ofthe past: Morphic resonance and thefwbits of nature. London: Collins.

Sheldrake R. 1995. Seven experiments that could change the world. New York: Riverhead Books.

S i m о n R. 1982. Reflections on family therapy: An interview with Jay Haley. Family Therapy Networker. 6(5):\%-2f>.

Skynner R. 1981. An open systems, group analytic approach to

250

Состояние семейной терапии

family therapy. In Handbook of family therapy, A. Gurman and D. К n i s к е г n, eds. New York: Brunner/Mazel.

S о 1 о m о n M. 1973. A developmental, conceptual premise for family therapy. Family Process. 72179-188.

Stanton A. and Schwartz M. 1964. The mental hospital. New York: Basic Books.

Von Bertalanffy L. 1986. General system theory. New York: George Braziller.

Wachtel E. F. and Wachtel P. L. 1986. Family dynamics in individual psychotherapy. New York: Guilford Press.

Watzlawick P., Beavin J. H. and Jackson D. D. 1967. Pragmatics of human communication. New York: Norton.

Watzlawick P., Weakland J. andPischR. 1974. Change: Principles of problem formation and problem resolution. New York: Norton.

WheatleyM. 1992. Leadership and the new science: Learning about organization from an orderly universe. San Francisco: Berrett-Koehler Publishers.

Москва, 1-я Миусская д.22/24 с. 1

+7 (495) 987-44-50

+7 (495) 212-18-90

psyinst@psyinst.moscow

Ежедневно с 09:30 до 21:00

Институт в социальных сетях:

Автор книги: Николе Шварц

Книга: Николе Шварц Семейная терапия

Николе Шварц - Николе Шварц Семейная терапия читать книгу онлайн