Робин Робертсон

 

Введение в психологию Юнга

ГЛАВА 1

 

Юнг и бессознательное

Каждая новая ступень в развитии куль¬туры психологически представляет со¬бой расширение сознания, нарастание осознаваиия, которое возможно лишь через установления различий.

К. Юнг

Это книга о психологии, открытой Карлом Густавом Юнгом в первой половине XX века, и ее значении для всех нас, вступающих в но¬вый мир XXI века. Юнг был поистине ориги¬нальным мыслителем, чьи идеи до сих пор ос¬таются в значительной степени неизвестны¬ми или непонятыми. Юнг не всегда был прав; ЭТО свойственно первооткрывателям. Его взгляд на реальный мир настолько отличался от бы¬товавшего мировоззрения, что коллегам - психологам и ученым ~ зачастую трудно было понять, что он хотел сказать.

Язык произведений Юнга также не способ¬ствовал облегчению этой задачи. Слог казался слишком литературным его ученым коллегам и излишне академичным - его читателям. Худож¬ники и писатели сумели постичь сущность тео¬рий Юнга лучше, чем ученые, но они нередко являли склонность к чересчур поспешным обоб¬щениям, потому что не в состоянии были по¬нять всю широту и глубину мысли Юнга.

В этой книге я попытаюсь представить идеи Юнга в обобщенной форме, возможно, даже в более обобщенной, чем в работах самого Юнга, но дающей, по моему мнению, достаточно чет¬кое представление о них. Я буду делать основ¬ной упор на практическом применении идей Юнга, которого слишком часто упрекали в том, что его идеи неприложимы к практике и нереальны. Однако прежде всего мне хотелось бы дать читателям некоторое представление о том, что за человек был Юнг, как и почему при¬шел он к созданию самого оригинального ми¬ровоззрения XX столетия.

Юнг и Фрейд

Как и Зигмунд Фрейд, еще более знаменитый ИГО учитель, Юнг был практикующим врачом, Ставшим одним из первопроходцев в новой для того времени области психоанализа. Хотя Юиг был психологом-клиницистом, он также прово¬дил изыскания в области экспериментальной психологии, которые в дальнейшем привели К созданию детектора лжи (цели, в которых этот прибор применялся впоследствии, вызнали бы у Юнга отвращение). Однако Юнг впервые привлек внимание Зигмунда Фрейда своей ранней концепцией комплекса («комплекс» — это чувства, образы и воспоминания, группиру¬ющиеся вокруг какого-то одного понятия, на¬пример концепции «матери», так, что они вос¬принимаются разумом как единое целое). Ком¬плексы мы будем обсуждать более подробно во второй главе. Фрейд был на девятнадцать лет старше Юнга и уже написал некоторые из сво¬их величайших творений. В то время психо¬анализ представлял собой еще почти совершен¬но неизученную область, и идеи Фрейда отвер¬гались или подвергались резкой критике как в медицинских, так и в научных кругах.

Нет сомнений, что эти условия подготовили идеальную почву для обожествления Юнгом Фрейда и для «усыновления» Фрейдом своего нового избранного последователя. В 1906 году Юнг встретился с Фрейдом и вскоре после этого сделался первым среди любимых коллег Фрейда, а затем и его законным преемником. К сожалению, планам Фрейда не суждено было сбыться - Юнг не был создан для того, чтобы стать просто чьим-то учеником. Фрейд и Юнг - очень разные люди и по-разному смотрели на мир (мы сможем в этом убедиться, когда будем обсуждать теорию психологических типов Юнга в четвертой главе).

Фрейду исполнилось пятьдесят лет. Он чув¬ствовал, что уже создал основополагающие идеи, описывающие структуру и динамику человечес¬кой души (греч. psyche - душа, дух). (Слово «psyche» (душа) Юнг использовал для опреде¬ления всех наших психологических процессов в совокупности. Этот термин представляется в данных обстоятельствах более подходящим, чем «мозг» или «разум», поскольку речь идет о реальности, которая не сводится к физическим процессам, но и*не отделяет себя от них.) Фрей¬ду нужны были последователи, которые приня¬ли бы его идеи и развивали их дальше. Хотя Юнг восхищался Фрейдом и считал многие из его идей полезными, он был убежден в том, что человеческая душа представляет собой гораздо более сложный «инструмент», чем предполагал Фрейд. В то время как теории Фрейда превра¬щались в догму, Юнг продолжал собственные исследования с пациентами, «следуя всем изги¬бам пути». Иногда же этот путь заводил Юнга и такие «дебри», которые не укладывались в теорию Фрейда.

Символы трансформации

Приведем пример. Фрейдовская концепция эдипова комплекса произвела на Юнга глубокое впечатление, но Юнг увидел в ней нечто другое, отличное от того, что подразумевалось Фрей¬дом. Фрейд утверждал, что табу на инцест зало¬жено глубоко в каждом из нас. Поскольку это понятие является общечеловеческим, оно с неиз¬бежностью нашло отражение в мифах и литера¬туре; Фрейд полагал, что наиболее точно эта концепция выражена в мифе о царе Эдипе, ко¬торый непредумышленно убил своего отца Лая и женился на собственной матери Иокасте. Когда Эдип и Иокаста наконец узнали правду, Иокаста совершила самоубийство, а Эдип осле¬пил себя. Фрейд утверждает, что этот конфликт лежит в начале начал, что он вновь и вновь по¬вторяется в жизни каждого из нас, особенно у мальчиков в возрасте от четырех до пяти лет. В этом возрасте (по Фрейду) мальчики ис-пытывают чрезмерно сильную любовь к ма¬тери и ненавидят отца.

Фрейд сделал эдипов комплекс краеуголь¬ным камнем своей теории, так как для него это был единственный наиболее значимый психи¬ческий элемент, лежащий в основе развития мужчины. Юнг обнаружил в открытии Фрейда не¬что более удивительное: идею о том, что все древ¬ние мифы до сих пор живут внутри каждого из нас. В истории Эдипа Фрейд нашел описание всего процесса духовного становления личнос¬ти, а Юнг — только один пример многочислен¬ных психических инвариантов, существующих внутри каждого человека.

Легендарный греческий математик Архимед был как раз одним из таких редчайших людей: теоретик, способный находить применение сво¬им теориям на практике. Он использовал мате¬матические функции для создания хитроумных конструкций из шкивов и рычагов, которые при¬менялись для перемещения громоздких пред¬метов. Существует апокрифический рассказ о том, что окрыленный своими успехами Архи¬мед воскликнул: «Дайте мне точку опоры и я переверну мир!»

Подобно Архимеду, Юнг осознал, что Фрейд обнаружил один из примеров того, как психо¬логия может выйти за пределы истории лично¬сти и проникнуть в историю расы, отраженную в мифологии. Такой исторический подход да¬вал и точку опоры, находящуюся вне пациента, и рычаг, позволяющий воздействовать на его душу. Юнг немедленно начал исследовать это новое удивительное направление в психологии.

В 1912 году Юнг опубликовал первые ре¬зультаты своих исследований, получившие на-звание «Трансформации и символы либидо» (лат. libido — влечение, желание, страсть, стремление) (позднее книга подверглась интенсивной авторской переработке и вышла в 1952 году под названием «Символы трансформации»). В этой книге выдвигался еретический тезис о том, что «либидо» есть не просто сексуальная энер¬гия, но и энергия психическая, и образ, увиден¬ный во сне, суть нечто большее, чем просто ре¬бус, который можно расшифровать и выявить тем самым заключенное в нем запретное сексу¬альное влечение. С юношеской страстностью исследователя Юнг обратился к целому миру мифологии для усиления фантазий всего одной женщины, находившейся на начальной стадии шизофрении. (Эта женщина, упоминавшаяся как «мисс Франк Миллер», была пациенткой Тео¬дора Флурнау, который опубликовал ее фанта¬зии в 1906 году.)

Если Фрейд «редуцировал образы фантазий и сновидений, «принизывая» их к одному мифу (эдипов комплекс), Юнг «усиливал» фантасти¬ческие видения этой женщины, проводя парал¬лели между ними и многочисленными мифами, принадлежащими различным культурам и векам. По мере того как разворачивались фантазии пациентки, Юнг сумел показать формирование некоего паттерна, который неизбежно приводил к расщеплению души - шизофрении.

Как могли образы, являвшиеся в фантазиях современной женщины, повторять темы мифов, возникших тысячелетия назад, мифов, которые эта женщина никогда не читала? В паше время бытует мнение, что люди подобны пустым гри¬фельным доскам, на которые опыт наносит свои письмена. Может быть, открытия Юнга явились плодом его фантазий? Может быть, его анализ был просто хитроумным обманом? Был ли Юнг прав, связывая фантазии пациентки с мифоло¬гическими сюжетами, которые он сумел интер¬претировать как различные этапы, ведущие к шизофрении?

И все-таки Юнг оказался прав. Когда неко¬торое время спустя он обсудил свои выводы с Флурнау, тот подтвердил, что течение болезни пациентки точно совпадало с той картиной, ко¬торую описал Юнг. Трудно объяснить, как это могло произойти, если только не признать су¬ществования коллективной «подкладки» души, которая и «питает» душу мифологическими образами, сновидениями и фантастическими грезами.

Это было выше понимания Фрейда, и вско¬ре он разорвал отношения с Юнгом. Фрейди-сты обычно принимают сторону Фрейда в тол¬ковании разрыва, юнгианцы поддерживают Юнга. Но, вероятно, разрыв этих двух людей был закономерен, поскольку они видели мир под разным углом зрения. Как и в случаях со многими другими отцами и сыновьями (потому что отношения между Фрейдом и Юнгом по своей сути соответствовали отношениям меж¬ду отцом и сыном), Фрейд чувствовал, что Юнг предал его, а Юнг ощущал себя покинутым Фрейдом. Оба были по-своему правы. Стремление Юнга к полной независимости от каких бы то ни было условностей могло сделать его «трудным ребенком» для любого отца. Непо-колебимые (а порой и закосневшие) представ¬ления Фрейда о природе души делали его не-выносимым отцом для любого сына. (Факти¬чески Фрейда постепенно оставили все его духовные «сыновья», начиная с Адлера.)

Однако поддавался он объяснению или нет, этот разрыв явился «горькой пилюлей» для Юнга. До конца своей жизни Юнг вынужден был в одиночестве следовать по пути изучения того коллективного фундамента, который нахо¬дится под индивидуальным сознанием. Книга, которую вы собираетесь прочитать, повествует об открытии, сделанном Карлом Юнгом, и о его исследованиях «бессознательного как объектив¬ной и коллективной души». Позже Юнг ввел для обозначения этого понятия более краткий термин - «коллективное бессознательное». «Коллективное» - потому что оно состоит из образов и моделей поведения, не приобретае¬мых личностью в течение ее жизни, но, несмот¬ря на это, доступных всем индивидам, живущим во все времена; «бессознательное» - потому что его невозможно постичь путем осознания.

Мифы в нашей жизни

Ученые и университетская профессура все¬гда насмехались над концепцией коллективного бессознательного. Им «хорошо известно», что люди не могут иметь никаких иных воспомина¬ний, кроме приобретенных ими в течение жиз¬ни. Для нас, воспитанных в век разума (как принято считать), это понятие представляется очень странным (абсурдным). В наше время, когда мы как слепые «тычемся во все углы» в тщетном стремлении к абстрактным духовным ценностям, то делаем вид, что дух может быть сведен к понятию «разума». Мы все больше и больше погружаемся сами в себя, живем внут¬ри себя, отрезанные от мира природы, раски¬нувшегося вокруг нас, и при этом делаем вид, что разум, в свою очередь, может быть сведен к понятию «мозга». Мы твердо верим в то, что всему можно дать материалистическое объяс¬нение. Любое иное описание реальности мы отметаем как примитивный предрассудок.

Однако именно по причине этого материа¬лизма мы живем в изоляции и отчужденности друг от друга. Одиночество и отчаяние стали обычными спутниками людей в нашей разви¬той западной цивилизации. Замкнутые внутри самих себя, мы страстно жаждем хоть какого-то ощущения сродства, близости - со своей рабо¬той, своей религией, с каким-то другим челове-ком, миром вокруг нас, наконец, с самим собой.

Психология Юнга предлагает нам выход из тупика. Может быть, эта психология не способна полностью разрешить все проблемы, но, по край¬ней мере, она предоставляет нам возможность обрести новый взгляд на мир. В противовес холодному, бездушному механистическому миру материалистов, Юнг описывает теплый, органич¬ный мир, в котором каждый связан с каждым и со всеми, и любой человек - с каждым аспектом мироздания. При этом всякий человек не пере¬стает также быть уникальной личностью со своей неповторимой судьбой, которую Юнг именует индивидуацией (то есть путем развития конк¬ретной личности в течение всей ее жизни).

Как и любое другое подобное целостное ми¬ровоззрение, картина реальности, нарисованная Юнгом, оставляет ряд вопросов без ответа. По¬нятие коллективного бессознательного открывает множество дверей, прежде остававшихся запер¬тыми для западных ученых. Традиционно пси¬хология (а также философия и наука в XX сто¬летии) имела тенденцию ограничиваться только теми вопросами, на которые она была в состоя¬нии дать ответы. Любые другие сложные и спор¬ные вопросы, особенно метафизические, отмета-лись как бессмыслица (буквально: «без» смыс¬ла, не поддающиеся восприятию, исследованию и описанию с помощью органов чувств). К со¬жалению (или, по моему мнению, к счастью), мир сложнее наших систем мышления. Психология Юнга отдает должное всей сложности тех про¬блем, которые мы испытываем, живя в окружаю¬щем нас мире. Пускай Юнг не в состоянии дать ответ на все вопросы, по крайней мере, он не отрицает, что подобные вопросы существуют. Понятие коллективного бессознательного, выведенное Юнгом, не является ни философ¬ским построением, ни религиозной догмой; это попытка, хотя порой и довольно примитивная, представить точную картину внутреннего мира души и ее взаимосвязей с внешним материаль¬ным миром вокруг нас. Он открыл этот новый мир, внимательно изучая сновидения, которые описывали его пациенты, а затем соотнося эти рассказы с похожими темами, которые находил в сказках, мифологии, искусстве и культуре всех народов мира.

То были не академические выкладки; Юнг обратился к мифологии, потому что она помо¬гала ему понимать и лечить пациентов с их реальными проблемами. К примеру, он мог выявить в сновидении пациента символ, кото¬рый ставил его в тупик. Тогда Юнг обращался к мифологии и находил миф, в котором такой символ уже встречался прежде. Так как мифы повествуют о человеческих конфликтах, Юнг получал возможность понять конфликт, пере-живаемый его пациентом, конфликт, который пациент скрывал и от самого себя и от Юнга. Если сновидения лишены смысла, то лишь слу¬чайностью можно объяснить тот факт, что в сновидении повторялся образ, уже отраженный В мифологии. В подобном случае конфликт, отраженный в мифе, имел бы мало или не имел 6Ы совсем ничего общего с фактической пробле¬мой пациента. Но ведь общее было. Вновь и вновь прослеживалась эта общность (и просле¬живается до сих пор).

Для того чтобы принять взгляд Юнга на ре¬альность, не нужна вера; нужно только мужество, чтобы беспристрастно исследовать свой внутрен¬ний мир так, как это сделал сам Юнг. Наше ис¬следование облегчается тем, что Юнг уже про¬вел его и оставил нам «карту местности». Опять же, нам нет необходимости принимать его «кар¬ту» на веру. Юнг всегда просил, чтобы люди входили в область своей души с таким чувством, словно они ничего не знают о ней. Однако если мы внимательно посмотрим на то, с чем встрети¬лись в своем внутреннем мире, то обнаружим, что наши наблюдения точно соответствуют модели Юнга. Это происходит потому, что коллектив¬ное бессознательное не есть просто теория, оно действительно существует.

Если попробовать отграничиться от всего личного в душе, можно понять, что в ней остает¬ся еще что-то — общее для всех мужчин и жен¬щин всех времен и культур. Поскольку это «что-то» в буквальном смысле является бессознатель¬ным, мы не можем непосредственно ощутить или испытать его. Подобно молекулярным физикам, изучающим следы, оставленные субатомными частицами в пузырьковой камере, нам прихо¬дится наблюдать бессознательное по тем сле¬дам, которые оно оставило в наших сновидени¬ях и фантазиях. Но на основании этих наблю¬дений мы можем строить модели, описывающие (отметьте, что эти модели всегда описывают, а не объясняют) как структуру бессознательного, так и его динамические взаимосвязи с сознанием.

Прежде чем пуститься в путь, мне хотелось бы немного рассказать вам о замечательном че¬ловеке - Карле Густаве Юнге - для того, чтобы легче было понять, как ему удалось сделать свои уникальные открытия.

Связь с природой

Карл Юнг родился в Кессвиле, аграрном районе Швейцарии, в 1875 году. Его отец был священником. Когда мальчику исполнилось полгода, семья переехала в новый приход, а потом в другой, когда Карлу сравнялось четы¬ре. Оба прихода располагались в сельской ме-стности (хотя последний и находился недале¬ко от Базеля). Юнг оставался единственным ребенком в семье, без братьев и сестер или то¬варищей по играм, до тех пор, пока не пошел в школу (его младшая сестра родилась, когда Карлу было девять). Лишенный общества свер-стников, он искал утешения как внутри себя, в своих внутренних душевных ресурсах, так и вовне - в красоте окружавшей его природы. Хотя впоследствии его жизнь изобиловала и сильными любовными страстями и дружбой, он был обречен всегда оставаться по своей сути одиноким путником, верившим в то, что знание в конечном итоге проистекает из непосредствен¬ных наблюдений.

Во времена Юнга швейцарские крестьяне еще жили в мире гор и озер, лесов и полей, который мало изменился за сотни лет. Швейцария при¬держивалась принципа политического нейтра¬литета с 1515 года, стремясь только к миру и стабильности (хотя этот баланс и был нарушен во время правления Наполеона). Люди, жив¬шие в сельской местности, обладали такими качествами, как флегматичность, устойчивость, исконная близость к земле, уходившими кор¬нями в природное изобилие, царившее вокруг. Очень важно подчеркнуть наличие у Юнга этой чисто швейцарской близости к земле, посколь¬ку очень многие критики отметали его описа¬ния души как фантазии.

Готовность Юнга приписывать определенные характеристики наци¬ям и расам привела в ярость многих критиков. Они путают беспристра¬стные наблюдения с расовыми предрассудками. Но разве нам не изве¬стно, что разным культурам присущи разные отличительные признаки? Немцы и французы так часто воевали друг с другом в течение всей своей истории не только из-за территориальных претензий, но и по причине различий во взглядах на мир. Говорить, что нация имеет определенные характерные черты, не значит настаивать, что эти Черты Присущи каждо¬му отдельному представителю этой нации 6ез исключения, не значит стре¬миться лишить кого-либо его индивидуальности. Признавать, что раз¬личные нации имеют различные свойства, равно признанию, что различ¬ные индивиды имеют различные личные свойства.

В природе Юнг нашел тот источник, кото¬рый питал И утешал его в течение всей жиз¬ни. Женившись в 1903 году, Юнг построил дом, где и провел почти всю жизнь. Дом находил¬ся в Кусснахте, на берегу Цюрихского озера. В 1923 году, после смерти матери, он построил также каменную башню в Боллингене, недале¬ко от своего дома. С этого времени и до самой смерти, последовавшей в 1961 году, Юнг попе¬ременно жил то с семьей в Кусснахте, то в не-затейливых условиях и полном одиночестве в Боллингене, в своей башне. Он сделал к башне пристройки в 1927, 1931, 1935 годах и, наконец, последнюю ~ в 1955 году, вскоре после смерти жены. Он научился добывать и тесать камни в каменоломне, чтобы самому осуществлять боль¬шую часть работ по перестройке башни. Юнг трогательно описывает свою взаимосвязь с баш¬ней и природой в духовной автобиографии «Вос¬поминания, сновидения, размышления»:

В Боллингене я оказываюсь в гуще моей истинной жизни, там я наиболее полно ощущаю себя... Временами у меня воз¬никает такое чувство, словно парю над окружающим пейзажем и нахожусь внут¬ри вещей, словно живу в каждом дереве, в плеске волн, в облаках и животных, ко¬торые рождаются и умирают, в смене времен года. В моей Башне нет ничего, что не обрело бы за десятилетия своей собственной формы, ничего не связанно¬го со мною. Здесь все имеет свою исто¬рию и все является моей историей; здесь находится обитель внепространственного царства мира и пристанище души.

Скрытые силы

В отличие от обитателей городов, люди, жи¬вущие в сельской местности, верят в то, что мир полон невидимых сил. Те, кто живет близко к земле, наблюдая ежегодную смену циклов рож¬дения, смерти и возрождения, знают, какие силы могут быть скрыты за, на первый взгляд, обы¬денными вещами. Послушайте, как Вордсворт описал это в стихотворении «Тинтернское Аб¬батство» («Tintern Abbey»):

... Благостное чувство

Чего-то, проникающего вглубь,

Чье обиталище — лучи заката,

И океан, и животворный воздух,

И небо синее, и ум людской —

Движение и дух, что направляет

Все мыслящее, все предметы мыслей,

И все пронизывает.

Этот мир был и миром Юнга. Отец его, на¬против, относился к тому типу священнослужи¬телей, которым никогда не удавалось жить в согласии со скрытым «царством» духа. Его религия была сухой и лишенной жизни, потому что он никогда по-настоящему не верил в свое призвание. У Юнга не было истинного, близко¬го ему по духу отца до тех пор, пока, слав уже молодым человеком, не встретило! с Фрейдом.

Потому он обратился за духовной поддержкой к матери. Она познакомила сына с творчеством Гете и бессмертной историей об искушении Фауста бесом Мефистофелем. История о зна¬нии и скрытой за ним власти, о моральных кон¬фликтах, вызванных этими самыми знанием и властью, произвела глубокое впечатление на Юнга и поразила его навсегда.

Позже, едва поступив в коллеж, он методи¬чески изучал все, что только мог найти о психи¬ческих явлениях. Отношение Юнга к подобным вопросам было типичным для него отношением к другим похожим и, как считалось, иррациональ¬ным и суеверным предметам, которое не изме¬нилось в течение всей жизни. Он не принимал на веру прочитанные им толкования, но и не имел привычки огульно отвергать их. Напротив, эти странные явления захватывали его воображение, и он пытался обсуждать их со своими друзьями. Друзья отмахивались, но Юнг чувствовал, что за их насмешками кроется какая-то тревога. Он недоумевал, отчего друзья были так уверены в том, что подобные вещи невозможны. А как юного психолога не менее сильно волновал воп¬рос, почему те проявляют тревогу, когда он пы¬тается в беседе коснуться этого предмета.

В 1902 году Юнг написал первую научную статью, посвященную циклу спиритических сеан¬сов, которые он посещал. Сеансы проводила мо¬лодая женщина (которая к тому же приходилась Юнгу кузиной), снискавшая в то время славу местного медиума. Юнга поразило, что време¬нами сообщения, передаваемые ею в трансе, были проникнуты авторитетностью и знанием, в обыч¬ное время не присущими его сестре. Причем это не являлось типичным для всех сеансов в целом: иногда сообщения медиума содержали просто обрывки той информации, какую сестра Юнга могла почерпнуть из повседневной жиз¬ни и прочитанных книг. Но его заинтересова¬ло другое — сильный и авторитетный голос.

Личность № 1 и личность № 2

В детстве Юнг уже ощутил силу, скрытую в недрах души. Когда ему было 12 лет и отец его приятеля отчитал маленького Карла за непо¬слушание, тот отреагировал с необычайной ярос¬тью. Он не мог поверить в дерзость человека, решившегося критиковать столь важную персо¬ну, какой он ощущал себя. В тот момент Юнг чувствовал себя человеком в летах, состоятель¬ным и облеченным властью, достойным всяческо¬го почитания и послушания. Еще до того как эта мысль сформировалась в мозгу, он был потрясен забавным контрастом между пожилым, уважаемым человеком и тем желторотым школяром, который в действительности стоял перед отцом приятеля. Как совместить два столь различных образа?

Юнг осознал, что в нем находились дне раз¬ные личности: юный школьник, которого видели окружающие, и влиятельный пожилой человек, повидавший и испытавший много такого, что мальчику еще только предстояло испытать. Стар¬шая личность была очень колоритной фигурой: Юнг ясно видел образ пожилого джентльмена XVIII столетия, обладающего богатством и по¬ложением в обществе, видел его всего, вплоть до «туфель с пряжками и пудреного парика».

Юнг продолжал экспериментировать с этим «другим» человеком, которого определил для себя как личность № 2 (в отличие от своей обычной личности № 1), в течение всей своей жизни. Еще будучи мальчиком, он осознал, что это была положительная часть его души, а вов¬се не пугающий признак надвигающегося бе¬зумия. Многие люди в подобных обстоятель-ствах рассматривали бы личность № 2 как сви¬детельство в пользу реинкарнации, как воспо-минания о своей прошлой жизни. Юнг никог¬да не рассматривал личность № 2 с этой точки зрения. Для него личность № 2 являлась ско¬рее воплощением другой стороны его собствен-ной личности, обычно скрытой от сознания. По¬зднее он нашел определение для этой скрытой стороны личности и назвал ее «коллективным бессознательным».

Еще раньше Юнг столкнулся с подобной двойственной сущностью у своей матери. Обычно это была добродушная и простоватая полная женщина, но иногда в ней проступали черты другой личности, высокообразованной и властной. Материнская личность № 2 часто проявлялась по ночам — странная личность, ско¬рее напоминающая провидицу, нежели мать. Юнга эта вторая сторона его матери и очаровы¬вала и пугала одновременно. Позднее пришел к выводу, что именно два чувства — восторг и ис¬пуг ~ всегда возникали у людей, когда те сопри¬касались с коллективным бессознательным.

Итак, мы можем понять теперь основные причины, которые привели Юнга к открытию и изучению коллективного бессознательного:

1) он был одинок в своем стремлении дойти до истины;

2) всю жизнь, начиная с детства, Юнг пред¬почитал саму живую природу теориям о при-роде;

3) отказывался отвергать аномальный опыт на базе рационалистических выкладок;

4) проявления ЛИЧНОСТИ № 2 — умудренной большим опытом и более авторитетной — кото¬рые он наблюдал в себе самом, своей кузине и своей матери.

Во всех научных исследованиях Юнг пред¬почитал описывать то, что открывалось ему в человеческой душе, а не объяснять свои откры¬тия. Подобно многим другим ученым, а Юнг в большой степени был наукоиспытателем, он раз¬рабатывал «модели» организации тех явлений души, которые собирал и категоризировал. Однако всегда рассматривал свои модели как временные и постоянно стремился к созданию еще более совершенных. В следующей главе речь пойдет об одной из моделей Юнга — моде¬ли базовой структуры души. Будет проиллюст¬рирована сложность некоторых взаимосвязей между сознанием и бессознательным. В после¬дующих главах мы обсудим взгляды Юнга на сновидения, модель психологических типов, а затем принципиальную юнговскую модель про¬цесса индивидуации.

ГЛАВА 2

Душа

Более того, сознательный ум характе¬ризуется некоторой узостью. В данный конкретный момент он в состоянии удерживать одновременно лишь несколь¬ко содержательных элементов. Все ос¬тальное в это время является бессознательным, и мы получаем только что-то вроде продолжения или общего пони¬мания, или ощущения сознательного мира через последовательность сознательных моментов. Нам не дано удерживать об раз целостности, поскольку наше сознание слишком узко... Область бессознательного огромна и непрерывна, тогда как область сознания - это Ограничен нов поле одномоментного видения.

К. Юнг

По мнению Юнга, сознание, которое представ¬ляется непременным условием существования человека, — лишь верхушка айсберга. Под созна¬нием располагается гораздо более обширный пласт забытых или подавленных личных воспо¬минаний, чувств и поведенческих моделей, кото¬рые Юнг называл личным бессознательным. А под ним простирается глубокое море коллектив¬ного бессознательного, необозримое и древнее. Оно заполнено образами и поведенческими ре¬акциями, которые многократно повторялись в истории не только человечества, но и самой жиз¬ни. Как говорил Юнг: «...Чем глубже погружа¬ешься, тем более широкий пласт обнаруживаешь». Если модель, предложенная Юнгом, кажет¬ся вам не совсем приемлемой, подумайте над тем, что даже современные мужчины и жен¬щины проживают сознательно лишь очень не¬большой отрезок своей жизни. Наши далекие предки жили и умирали, обладая еще мень¬шим индивидуальным сознанием. Если шим¬панзе и крупные обезьяны принадлежат к се¬мейству наших предков гоминидов, они обла¬дают некоторой долей самосознания, но, разу¬меется, в значительно меньшей степени, чем мы с вами. По мере продвижения назад по пути эволюции к животным, еще менее раз-витым, чем обезьяны и гомиииды, уровень со¬знания уменьшается настолько, что его труд¬но даже и назвать сознанием. Разве амеба им наделена?

Немецкий биолог и философ Эрнст Геккель, живший в XIX веке, считал, что «онтогенез по¬вторяет филогенез», т. е. развитие индивида проходит через те же стадии, что и эволюция видов. Хотя замечательное определение Хекеля представляется несколько преувеличен¬ным, тем не менее верно, что в структуре тела каждый из нас несет в себе большую часть информации о пройденном эволюционном пути. Наш пищевой тракт функционирует подобно трубчатым существам, которые плава¬ли в древних океанах около полумиллиарда лет назад; как и наш пищевод, они представля¬ли собой просто трубки, которые впитывали про¬ходящие через них питательные вещества. Са¬мая элементарная часть нашего мозга — спин¬ной мозг, ромбовидный (задний) мозг и сред¬ний мозг (которую исследователь Маклин на¬зывает «невральным шасси») - вполне могла су¬ществовать у рыб, плавающих в океане 400 мил¬лионов лет назад.

В книге «Драконы Эдема» Карл Саган по¬пуляризировал триединую модель мозга, пред-ложенную Маклином. Эта модель описывает мозг, окружающий невральное шасси, как три отдельных мозга, каждый из которых распола¬гается поверх другого и соответствует опреде-ленному этапу эволюции. Начиная от самоцр древнего и кончая самым последним из них, эти три мозга можно охарактеризовать следу¬ющим образом:

1) R-комплекс, или мозг пресмыкающе¬гося, который «играет важную роль в агрессивном поведении, территориальных отношениях, ритуалах и установлении социальных иерархий». R-комплекс по¬явился, по-видимому, у первых пресмыка¬ющихся около 250 миллионов лет назад;

2) лимбическая система (включающая в себя гипофиз), или мозг млекопитающего, который в основном руководит нашими эмоциями. Он «управляет социальной ориентацией и социальными отношения¬ми - чувством общности, заботы, симпа¬тии, сострадания и инстинктом группо¬вого самосохранения». Он, вероятно, по¬явился не более 150 миллионов лет назад;

3) неокортекс, мозг приматов, «более остальных ориентирован на внешние стимулы». Он управляет более сложны¬ми функциями, такими как мышление и речь. Неокортекс контролирует также сложные перцептивные функции, особен¬но зрение. Хотя ни один термин не в со¬стоянии точно передать его сложность, название «зрительный мозг» не так уж и плохо. Несмотря на то, что он обра¬зовался у млекопитающих «десятки миллионов лет назад... его развитие резко ускорилось несколько миллионов лет назад, когда появились человеческие существа».

Периоды времени, в течение которых каж¬дый из этих трех типов мозга господствовал безраздельно, вполне могут рассматриваться как стадии развития сознания. Относительный про¬межуток времени, прошедший с момента обра¬зования каждого из них, приблизительно соот¬ветствует степени контроля, осуществляемого каждым из них над нашим существованием (хотя здесь я допускаю некоторое преувеличе¬ние). Несомненно, что самым важным регуля¬тором человеческой жизни является невраль-ное шасси, которое руководит автономными функциями нашего тела.

Сомневаюсь, что мы стали бы рассматривать эти функции в той или иной мере сознательны¬ми. И все же целые классы живых существ — насекомые, моллюски, рыбы и т. д., — развитые не более чем наше невральное шасси, живут и уми¬рают. Могут ли они в некотором смысле обла¬дать сознанием? Возможно. Например, ощуще¬ние боли ~ это в некотором роде сознание, и полное отсутствие болевых ощущений могло наблюдаться лишь на самой заре эволюции. Или возьмем очень низкий уровень сознания: даже амеба должна распознавать разницу между ни¬щей, которую она потребляет, и врагами, кото¬рых она должна избегать, чтобы выжить, Хотя подобное распознавание может быть абсолютно инстинктивным, обе ситуации дают ей различ¬ный внутренний опыт, а такие различия во внут¬реннем опыте - это зарождение сознания.

Сознание и триединый мозг

Впервые мы сталкиваемся с внутренним по¬ведением, более характерным для сознания, при рассмотрении мозга пресмыкающегося — само¬го старого в эволюции в модели Маклина. Од¬нако сознание пресмыкающегося все еще слиш¬ком далеко от того, что мы обычно понимаем под человеческим сознанием. Поскольку в сознании рептилий отсутствуют элементы эмоций, мы вполне справедливо ассоциируем его с амораль¬ностью, которая внушает нам отвращение. Реп¬тилии в буквальном смысле хладнокровны. Так мы называем людей, не способных на теплые чувства, людей равнодушных и безжалостных. Между тем значительная часть нашей жизни управляется мозгом рептилии; например, имен¬но мозг рептилии заставляет нас защищать и расширять свою «территорию» -понятие, выхо¬дящее у людей далеко за пределы физической территории.

Хотя мы можем не отдавать себе отчета в том, что лежит в основе наших действий, к которым нас побуждает мозг рептилии, мы осознаем их в пределах параметров; заданных этим мозгом. Когда управление осуществляется мозгом рептилии, нами в основном движут глу¬бокие древние инстинкты, но это инстинкты, которые мы в определенной степени можем кон¬тролировать, по крайней мере настолько, чтобы адаптировать их к окружающей обстановке.

Наиболее известное в западной цивилизации проявление сознания на уровне рептилии про¬слеживается в библейской притче о Еве и змие-искусителе. Змий уговаривает Еву съесть плод с древа познания добра и зла. До того как был съеден плод, Адам и Ева довольствовались рай¬ской жизнью подобно другим животным. Отве¬дав плод, Адам и Ева сразу же устыдились сво¬ей наготы. Бог изгоняет их из рая. Иными сло¬вами, до тех пор пока мужчины и женщины суть существа бессознательные (а к ним Библия относит животных), они пребывают в раю. Как только обретают сознание, приходит стыд -теряют для себя рай. Это новое сознание воплощенное в змие — мозге рептилии

В египетской мифологии есть другое толко¬вание зарождения сознания, свойственного реп¬тилиям. Бог созидания Ра (очень напоминаю¬щий Иегову) стал стар и немощен. Его дочь Изида не могла сама создавать жизнь, поэтому слепила из грязи под ногами змею и оставила ее на пути Ра. Когда Ра плюнул на змею, та ожила и ужалила его в ногу. Поскольку он никогда раньше не создавал ничего способного ранить его подобным образом, то не знал, как поступить. Ему становилось все хуже и хуже. Изида сказа¬ла, что сможет исцелить его, только если он назо¬вет свое скрытое имя, в котором заключалась его сила. Вконец отчаявшись, Ра выполнил условие Изиды. Использовав имя для исцеления, она передала эту силу своему мужу/брату Озири¬су. Эпоха Ра сменилась эпохой Озириса. (!!!)

...Каждый шаг на пути к высшему со¬знанию сродни вине Прометея: как бы то ни было, знание лишает богов огня, то есть что-то, принадлежавшее бессоз¬нательному} вырывается из своего есте¬ственного контекста и подчиняется прихотям сознательного ума.

К. Юнг

 

 

Pиc. 2. Египетская богиня Изида часто представляется символом по¬священия в тайну, поскольку она вынудила Ра назвать свое скрытое имя, что привело к завершению эпохи Ра и началу эпохи Озириса. (Изи¬да. Из Oedipus Aegyptiacus Афанасия Кирхера, 1652.)

Интересно, что змеи продолжают появлять¬ся в наших сновидениях, когда мы прорываемся к новому сознанию, которое все еще настолько отдалено от нашего нормального сознания, что от этого леденеет кровь. Подобное новое ощу¬щение изгоняет нас из предшествующего «рая» бессознательного.

Когда на смену приходит лимбическая систе¬ма и на первый план выступают эмоции, мы по¬рываем с рептилиями (за исключением их со¬временных родственников ~ птиц, которые хотя и происходят от динозавров, но обладают эле¬ментарными эмоциями). Сознание млекопита¬ющего нам достаточно знакомо; будучи существа¬ми общественными, мы гораздо большую часть своей «сознательной» жизни проводим под кон¬тролем сознания млекопитающего, чем в рамках сознания приматов, определяемого неокортексом. Как вид, мы потратили так много времени, чтобы приспособиться к контролю лимбической систе¬мы, что, находясь под ее воздействием, чувствуем себя вполне комфортно. Без лимбической сис-темы у нас бы не было семей, племен или иных социальных групп; секс никогда бы не перерос в любовь; любознательность никогда бы не пере¬шла в религиозное благоговение.

С появлением неокортекса, мозга примата, раз¬витие сознания начинает ускоряться. После по¬явления человека биологическая эволюция усту¬пает место эволюции культурной. Если бы это входило в нашу задачу, мы могли бы проследит все более постигаемую историю нашего развития — от гоминидов, бродящих по саванне Северной Африки, к племенам охотников, а от них - к че¬ловеку, возделывающему землю, и далее - к человеку современному. Однако это несуще¬ственно для нашего обсуждения юнговской концепции уровней бессознательного. Приме¬чательно, даже естественные науки указывают на то, что мы все еще храним в себе историю нашей эволюции не столько в теле как таковом, сколько внутри нашей нейроструктуры. Юнговское понятие коллективного бессознательного — это признание того, что наследственная исто¬рия до сих пор оказывает сильное влияние на нашу жизнь.

Совсем нетрудно допустить, что паук уже с рождения знает, как плести паутину, и многим видам рыб, птиц и черепах не нужно учиться тому, как найти удаленные места, где они могут спариваться. Труднее признать, что мы, люди, также несем в себе богатое наследие на подсоз¬нательном (инстинктивном) уровне. Однако не странно ли, что мозг млекопитающего указал нам на то многое, что мы должны узнать о любви и сексе, а мозг рептилии побудил застолбить в жизни свою собственную территорию.

Сознательное и бессознательное

Представление Юнга об уровнях бессознатель¬ного выглядит менее радикальным, чем-то, что обсуждалось выше. Вероятно, он мог выбрать более удачный термин, чем «бессознательное»: как мы видели, речь на самом деле идет о том, что по мере продвижения назад во времени уровень сознания становится все более низким. Между этапами сознания не существует четкой разгра¬ничительной линии. Но Юнг писал в эпоху рас¬цвета теории видов, когда мы были очарованы успехами в изучении сознательного интеллекта, и хотел обратить внимание на то, что наша жизнь оказывается под влиянием и других факторов.

Работая в области клинической психологии, Фрейд и Юнг были вынуждены иметь дело с силами, действующими за рамками сознания. У их пациентов обнаруживались симптомы, кото¬рые отражали конфликт между осознанными ценностями (семейными и культурными) и инстинктивными желаниями (которых они не осознавали). Фрейда интересовал главным образом сексуальный инстинкт, тогда как Юнг понимал, что все мы вмещаем в себя мириады древних поведенческих моделей и представле¬ний. Соответственно Юнг решил отделить сознательное от бессознательного на очень про¬двинутом этапе развития - когда мы начинаем осознавать происходящие в нас внутренние процессы.

С точки зрения Юнга, трудно представить себе, что какие либо животное (возможно, за исключением шимпанзе, человекообразных обезьян и дельфинов) обладает сознанием. Со-знание, в прямом смысле слова, сформирова¬лось совсем недавно, и под его контролем на-ходится относительно небольшая часть нашего существования.

Маршалл Маклуэн и массовое сознание

Если я, например, определяя вес каждого камешка в куче гальки, получаю средний вес 5 унций, это мало что говорит мне об истинной природе камешков. Любой, кто считает, что на основании полученных данных он с первого раза сможет найти камешек в 5 унций, будет сильно разоча¬рован. В самом деле, может случиться так, что как бы долго он ни искал, не найдет ни одного камешка, весящего ровно 5 унций.

К. Юнг

Юнг был ученым, который верил в объектив¬ные данные. однако он был твердо убежден, что неверно пытаться сделать психологию статисти¬ческой наукой. Статистические теории описы¬вают среднего человека, мужчину или женщину, из массы людей, а не индивида. Такие статисти¬ческие данные могут быть полезны в физиче¬ских исследованиях, но непригодны для психо¬логии. По Юнгу, рост сознания - это всегда ге¬роическое усилие индивида, старающегося пре¬одолеть жесткие рамки того, что все остальные считают уже известным. Любой рост массового сознания происходит за счет усилий, прилагае¬мых многими подобными индивидами.

Однако самого по себе сознания иногда бывает недостаточно для продвижения вперед, как бы ни велики были наши усилия. Рассмот¬рим, как каждый из нас подходит к решению жизненных неурядиц. Вначале мы пускаем в ход все наши традиционные инструменты сознания, уверенные в том, что проблема поддастся напо¬ру, подобно многим другим проблемам в про¬шлом. Но если ни один из наших обычных методов не срабатывает и проблема достаточно серьезна, то происходит нечто новое: наша эмо¬циональная энергия направляется в область бессознательного. Там ее «созревание» в конеч¬ном итоге приводит к новому решению.

Как у индивида, так и у вида сознание раз¬вивается рывками. До тех пор пока существу-ющий у нас уровень понимания достаточен для решения проблем, вид практически не претер¬певает изменения. Но при возникновении но¬вых обстоятельств сознание совершает скачок. Традиционная дарвинистская теория эволюции путем естественного отбора, похоже, уступает место теории эволюционных скачков в крити¬ческие моменты времени.

Вероятно, самое оригинальное описание та¬кого водораздела в развитии самосознания сде¬лано не психологом, а профессором литературы и этаким интеллектуальным возмутителем спо¬койствия - покойным Маршаллом Маклуэном. После выхода в свет «Gutenberg Galaxy» в 1962 году и особенно «Understanding Media» в 1964 году Маршалл Маклуэн ворвался на ми¬ровую сцену как никто до и после него. Маклу¬эн стал звездой средств массовой информации, и его постигла судьба всех звезд — серьезная публика его не приняла. В конце концов, что это за важная птица, к которой прислушивает¬ся столько людей? Правда, несмотря на реклам¬ную шумиху вокруг Маклуэна, надо признать, что некоторые из его идей отличались удиви¬тельной оригинальностью, и эти идеи представ¬ляют для нас интерес.

Короче говоря, Маклуэн утверждал, что изоб¬ретение Гутенбергом подвижных литер в XV веке повлекло за собой изменение самого сознания. Перед тем как появились и стали доступны кни¬ги, миром правил звук, затем скипетр власти за¬хватило зрение. Маклуэн первым понял, насколь¬ко велико различие между этими двумя мира¬ми. Мир звука не локализован — он вокруг нас. Звуки поступают «отсюда», или «оттуда», или отовсюду. Каждый звук важен сам по себе. Маклуэн считал, что первые слова отражали природу, имитировали ее. Каждое слово было живым само по себе, каждое слово было маги¬ческим.

В таком мире мы едва ли сможем развить в Себе сильное чувство «самости» в противопо¬ставление определенному «другому». Люди слышащие скорее всего будут жить в мире «мистического участия» (participation mystique) в окружающей среде. Термин «мистическое участие» был введен антропологом Люсьеном Леви-Брюлем и широко использовался Юнгом. Этот Термин описывает состояние сознания, которое, как полагали оба исследователя, характерно для «примитивных» людей. В этом состоянии наши мысли и чувства находятся как бы вне нас, по¬добно звукам физического мира. Хотя мир на¬полнен смыслом, истинного сознания нет, так как все сливается со всем.

Чем ограниченнее поле сознания чело¬века, тем многочисленнее психические со-держательные элементы (образы), кото¬рые посещают его в виде как бы внешних явлений. Они могут иметь образ духов или магических сил, проецируемых на живых людей (маги, ведьмы и т. д.)... (когда это происходит, начинают гово¬рить даже деревья и камни)...

К. Юнг

В эпоху массовой грамотности зрение стало преобладающей функцией, а чтение - самым мощным умением. Книги состоят из слов, сло¬ва из букв. Мозг должен обработать буквы, чтобы составить слова, а затем слова, чтобы составить предложения, и предложения, чтобы сформиро¬вать идеи. Поскольку буквы можно расположить различными способами для составления слов, мы рассматриваем слова как взаимозаменяемые блоки, из которых складывается сообщение. Слова теряют таинственность. Через какой-то промежуток времени ум начинает работать в ли¬нейном режиме. Он структурирует реальность в последовательные информационные куски, по¬добно буквам в слове и словам на странице. Мы начинаем представлять себе реальность как последовательность причины и следствия, где каждое следствие является причиной другого следствия. Мир перестает быть живым, он пре-вращается в машину.

Как ни парадоксально, но эта дегуманизация связана с сознанием. Мы начинаем понимать, что наша личность отделена от всех «вещей» вне нас. До тех пор пока люди слышащие связаны с окружающим их миром через «мистическое участие», они — одно целое с громом и молнией, с убитым ими бизоном или с овцами, которых они пасут. Когда мир начинает воспринимать¬ся как состоящий из различных «вещей», мо¬жет сформироваться «я», не являющееся ни од¬ним из этих вещей.

Мир вокруг нас (и внутри нас) непрерывен. В реальности нет границ, за исключением тех, что созданы сознанием. Гора — это только гора, поскольку мы решили отделить ее от ее окружения. Животное — это только отдельное существо, поскольку мы его так для себя опре¬делили. Если бы наше зрение было гораздо более точным, мы бы определили каждую клетку кожи как отдельную сущность. Или если бы мы «виде¬ли» реальность как нечто выделяющее теплоту, мы могли бы определять части животного как целые сущности или, возможно, стадо животных как целое. Сознание представляет собой подвиж¬ную конструкцию, которая в значительной сте¬пени определяется нашей жизнью, а именно жизнью существ, наделенных органами чувств с определенными сенсорными ограничениями.

Сознание делит целостность мира на малень¬кие куски такого размера, который позволяет нашему относительно примитивному мозгу их ассимилировать. Но то, что появляется в созна¬нии, должно начинаться как зачаточное изобра¬жение в бессознательном, медленно проявляю¬щееся в сознании. Представьте себе сознание (в самом широком смысле этого слова) как свет и кинопроекторе. То, что появляется на экране как движущееся изображение, на самом деле серия отдельных снимков. Движение, которое мы наблюдаем на экране - всего тишь резуль¬тат наших сенсорных ограничений, т. е. если интервал между кадрами достаточно короток, наш мозг воспринимает две последовательные сцены как непрерывные, а любые различия между двумя сценами интерпретирует как движение. Сознание - это свет (вот где тайна, не так ли?), который проецирует снимки реальности, где каждый сам по себе статичен. Эти снимки про¬ходят через наш мозг настолько быстро, что производят иллюзию движения и непрерывно¬сти. Естественно, что осознание своего «я» на-чалось не в XV веке. Какая-то степень самосоз¬нания была у нас всегда. Однако Маклуэн обо-значил в человеческой истории водораздел, точ¬ку, в которой образовалось массовое сознание, и он связывает ее со зрением. Как мы уже виде¬ли, неокортекс, наиболее развитый из трех ти¬пов мозга в модели Маклина, можно справед¬ливо назвать зрительным мозгом, настолько сильно он связан со зрением. И этот самый недавний по времени мозг появился три мил¬лиона лет назад!

По мере того как человечество становилось все более зависимым от зрения, какая-то сте¬пень сознания (в юнговском определении это¬го слова) неизбежно должна была появиться. И, несомненно, оно совершило количествен¬ный скачок у тех, кто был грамотен. Однако до изобретения подвижных литер сознанием обладало счастливое меньшинство; большая часть мужчин и женщин жили бессознательно, как и животные. В момент появления подвижных литер сознание, очевидно, было готово к новому скачку, и эти литеры стали удобным инструментом эволюции.

Целостность памяти

То, что Фрейд называл просто бессознатель¬ным, Юнг называет личным бессознательным (в отличие от коллективного бессознательно¬го). Личное бессознательное достаточно значи¬мо само по себе. Оно, по-видимому, включает в себя все впечатления нашей жизни независимо от того, попадали они в наше сознание или нет. Например, в настоящий момент я набираю сло¬ва на компьютере. Знаю, что эти слова появ¬ляются на м «ниторе. Обычно когда я пишу, это практически все, что воспринимаю. Мне не слышно гудения вентилятора в компьюте¬ре (а оно достаточно громкое). Мне не слыш¬но более тихого жужжания кондиционера где-то в отдалении. Я не отдаю себе отчета в том, как чувствует себя мое тело на стуле (до тех пор пока все оно не начинает болеть от долгого сидения). Я не вижу книги справа и слева от монитора или книжную стенку позади него. Словом, не испытываю большую часть из тех ощущений, которые меня постоянно одолевают.

Между тем все другие ощущения - звуки, запахи, изменения температуры - отмечаются моим телом и, по всей вероятности, все они ка¬ким-то образом регистрируются. Психолог и гипнотерапевт Эрнест Лоуренс Росси подвел итог целому ряду различных исследований, которые убедительно свидетельствовали в пользу того, что наши воспоминания «зависят от состояния». Таким образом, мы не помним небольшие изолированные куски информации, мы запоминаем ту обстановку, в которой имело место какое-либо событие. Поэтому очень трудно запомнить событие в совершенно ином физиче¬ском окружении. Однако возвратив тело и вооб¬ражение в состояние, сходное с тем, в котором они находились, когда впервые произошло некое со¬бытие, мы, как правило, можем восстановить его, как если бы оно происходило с нами сию минуту.

Роланд Фишер, профессор эксперимен¬тальной психологии в медицинском кол¬ледже университета штата Огайо, в ка¬честве примера приводив миллионера из чаплинского фильма «Огни большого го¬рода». В пьяном состоянии миллионер обожал маленького бродягу, который спас ему жизнь; протрезвев, он не мог его вспомнить.

М. Фергюсон

Как нам удается записать всю эту информа¬цию, другой вопрос. В 40 е годы нейрофизиолог Карл Лэщли тщетно пытался найти «энграммы» — локализованные участки памяти. Он учил крыс какому-нибудь новому трюку, а затем удалял у них части мозга. Лэшли предполагал, что если уничтожить ту часть мозга, в которой находи¬лась память, крысы не смогут больше выполнять этот трюк. Ему удалось уничтожить до 80/о мозга, но на способности крыс выполнять трю¬ки это не сказалось.

Его молодой коллега Карл Прибрам натолк¬нулся на возможный ответ несколькими годами позднее: он утверждал, что память записывает¬ся по всему мозгу аналогично тому, как голо¬грамма1 записывает трехмерное изображение на всем протяжении пленки.

Прибрам считает, что воспоминания о собы¬тиях распределяются по нашему мозгу анало¬гичным образом и мозг записывает событие во всей его целостности, т. е. весь комплекс ощу¬щений, испытываемых нами в определенный мо¬мент времени.

Я не собираюсь отрицать специализацию мозга. В коре головного мозга определенно есть участки, специализирующиеся в зрении, слухе и т. д. Но если разрушить участки, отвечающие за зрение, память об умении видеть все равно остается; задачи, прежде выполнявшиеся участ¬ком-специалистом, передаются другим частям мозга. Вначале они могут быть не такими эф¬фективными, как их предшественники, но по мере развития специализации будут совершен¬ствоваться. Это все равно, что оторвать хвост ящерице — она отрастит новый.

Мы способны на это, поскольку не записыва¬ем отдельных образов и звуков. Вместо этого фиксируем в совокупности все, что происходит в данный момент. По-видимому, мозг регистри¬рует все и делает это непрерывно. Если какие-то участки мозга лучше справляются со зритель¬ными стимулами, то позже эти участки будут гораздо более эффективно управлять зритель¬ной памятью. Но это не значит, что «зритель¬ные» части мозга не будут сохранять связанное с событием, визуальным или невизуальным. Более того, другие части мозга также зарегист¬рируют событие, в том числе и его визуальные компоненты. И, разумеется, событие можно оп¬ределить просто как временной отрезок.

Мы еще не вполне четко понимаем этот про¬цесс, однако нейрофизиология быстро прогрес¬сирует. Возможно, в моих комментариях допу¬щены некоторые преувеличения, но они навер¬няка более соответствуют реальной ситуации, чем любые из описаний памяти, которые мы изучали в школе.

Некоторые психологи пытались опре¬делить различие между преднамеренным вспоминанием и распознаванием. В одном эксперименте испытуемым пять раз да¬вали список из ста слов. Когда их про¬сили вспомнить слова из списка, они были в состоянии воспроизвести только 30% из них. Когда же их просили распознать эти сто слов, смешанных с сотней не связанных с ними слов, результат на 96% был правильным. Возможно, что в более подходящих экспериментальных услови¬ях испытуемые смогли бы добиться и более высокого результата, даже сто¬процентного.

...Было также продемонстрировано, что зрительная память в значительной мере превосходит вербальную. Из деся¬ти тысяч изображений, предложенных испытуемым, они распознали 99,6%. Как сказал один исследователь: «Распозна¬вание изображений совершенно по своей сути.

П. Рассел

Как будет видно в дальнейшем, разум не ог¬раничивается мозгом. Представляется малове¬роятным, что коллективное бессознательное ка¬ким-то образом хранится в мозге каждого инди¬вида. Гораздо вероятнее, что мозг по большей части является средством коммуникации, а не запоминающим устройством.

Мозг как телевизионный приемник

Биолог Руперт Шелдрейк приводит прекрас¬ную аналогию между воспоминаниями в мозге и телевизионными программами. Представь¬те, что впервые смотрите телепередачу, не имея никакого представления о телевидении. Если вы находитесь на самом примитивном уровне, то можете подумать, что внутри телевизора дей¬ствительно находятся маленькие человечки. Осмотрев телевизор, очень просто отказаться от такого объяснения. Вам станет ясно, что внут¬ри приемника много всевозможных деталей. Будучи воспитаны на чудесах современной на¬уки, вы, возможно, решите, что оборудование внутри приемника создает изображение и звук. Добившись с помощью регулятора изменения изображения и звука, вам, вероятно, удастся ут¬вердиться в своем мнении. Если же извлечете из телевизора кинескоп и изображение про¬падет, то, очевидно, почувствуете, что абсолют¬но правы.

Предположим, кто-то объяснил вам принцип работы телевизора — звук и изображение по¬ступают из отдаленного места и переносятся невидимыми волнами, которые могут каким-то образом создаваться в этом отдаленном месте, приниматься вашим телевизором и преобразо¬вываться в звук и изображение. Возможно, та¬кое объяснение покажется вам смешным. По меньшей мере, это противоречит принципу Оккама (лучшее объяснение всегда самое простое), т. е. намного проще понять, что изображение и звук создаются в телевизионном приемнике, чем вообразить себе невидимые волны.

Однако вы можете изменить свою точку зре¬ния, если вам расскажут кое что еще про теле¬визоры. Во-первых, вам могут сказать, что у миллионов других людей такие же телевизоры, как и у вас, и каждый из них способен выпол¬нять те же функции, что и ваш телевизор. Вам это, наверное, покажется интересным, но не по¬колеблет вашей аргументации. В конце концов, каждый из этих приемников, несомненно, изго¬товлен для того, чтобы создавать эти прекрас¬ные картинки и озвучивать их. Но как объяс¬нить, что каждый из миллионов телевизоров может одновременно принимать одну и ту же программу?

Сомнения могут закончиться, если канал ва¬шего телевизора настроен на программу ново¬стей, где журналист рассказывает о событии, которое происходит одновременно с его коммен¬тариями. Если вы затем узнаете, что каждый телевизор способен показывать одно и то же со¬бытие в одно и то же время, то, по-видимому, наиболее склонитесь к тому, что телевизор — это не запоминающее устройство, а приемник инфор¬мации, передаваемой невидимыми волнами.

Итак, коллективное бессознательное содер¬жит информацию, доступную для любого че-ловека в любое время. Оно не имеет пределов во времени и пространстве, т. е. получает до-ступ к информации, которая была записана в памяти примитивных людей, или же к инфор-мации о событиях, которые еще не имели мес¬та в вашей жизни. Боюсь, что коллективное бес¬сознательное не очень хорошо вписывается в мозг индивида.

Динамика сознания

Возвратимся к личному бессознательному. Рассмотрим чтение. В какой-то период вашей жизни вам нужно было выучить алфавит. В школе учитель указывал на отдельные буквы и называл их вслух. Вы с одноклассниками сно¬ва и снова повторяли буквы. Затем переписы¬вали каждую букву в тетрадь и делали это до тех пор, пока четко не запоминали, как выгля¬дит буква «А» и чем она отличается от других букв. Затем учились складывать из букв слова. Вы медленно прочитывали по слогам незнако¬мое слово до тех нор, пока нам не удавалось про¬изнести его целиком. Если вы уже знали это слово, задача была выполнена, если нет - вам приходилось выяснять, что оно означает.

Приобретя определенные навыки в чтении, вы можете уже мгновенно узнавать целые слова и вам не нужно разбирать слово по буквам, чтобы его прочитать. Для большинства быстрое рас¬познавание сделало процесс чтения удоволь¬ствием, а не нудным занятием. Мы стали чита¬телями. Некоторые так и не научились быстро¬му распознаванию, но в любом случае всем нам пришлось затратить много времени и усилий, чтобы освоить чтение.

Научившись читать, вы, возможно, провели много времени за этим занятием. Я не знако¬мился со статистикой, но думаю, что широко образованные люди больше половины своего активного времени тратят на чтение. Однако какая часть этого времени тратится при учас¬тии сознания? Я бы сказал — небольшая. Бы¬стро читающие люди не отдают себе отчета в чередовании слов. Слова попадают в сферу бессознательного прямо из книги без вмешатель¬ства сознания!

Я намеренно выбрал противоречивый при¬мер, чтобы подчеркнуть этот момент. Вы можете сказать, что читаете осознанно, но большую часть времени это происходит на низком уровне со¬знания. Мне будет трудно возразить вам. А как насчет вождения автомобиля? Чтобы научить¬ся водить, как и научиться читать, необходимо затратить много времени и усилий. Для мно¬гих в западном мире это необходимое умение. Мы просто обязаны уметь это делать. Допустив ошибки при езде, мы можем убить себя и дру¬гих. Так все же сколько осознанного внимания мы уделяем вождению? Когда я еду по хорошо известной мне дороге, то обращаю внимание на мириады других вещей, будучи уверен, что ка¬кая-то часть моего сознания позаботится о вож¬дении. Вам когда-нибудь приходилось проска¬кивать мимо нужной развилки на скоростной автостраде или использовать старый маршрут, когда нужно было ехать совсем в другое место? Если вы вели машину осознанно, то как это могло произойти? Если нет, то кто же тогда управлял автомобилем?

Итак, когда мы читаем или управляем авто¬мобилем, насколько это делается осознанно? Ясно, что взаимосвязь между сознательным и бессознательным представляет собой сложный динамический процесс, который не дает быст¬рого ответа на поставленный вопрос.

Архетип и комплекс

Юнг наблюдал и описывал именно эту дина¬мическую зависимость между сознательным и бессознательным. Работая врачом в психиатри¬ческой клинике в Бургхольцли (Швейцария), Юнг проводил эксперименты по вербальным ас¬социациям, в которых отмечал реакцию пациента на слово-стимул и измерял время ной реакции. Проанализировав результаты, он обнаружил, что самые длительные периоды реакции группиро¬вались вокруг предметов, имеющих для паци¬ента эмоциональную значимость. Например, если у пациента были трудности в общении с отцом, самые медленные реакции, как правило, были связаны у него с упоминанием об отце. Это не значит, что слова-стимулы должны были иметь прямое отношение к понятию «отец»; просто они ассоциировались с отцом в созна¬нии пациента. В нашем примере слово «моло¬ко» многие будут ассоциировать с матерью, а не с отцом. Однако если пациент когда-либо про¬ливал молоко и получил замечание от отца, тогда оно может стать словом-стимулом.

Группы эмоционально заряженных понятий Юнг называл комплексами. Как упоминалось ранее, понятие комплекса очень понравилось Фрейду и стало одной из первопричин его ин¬тереса к Юнгу. Фрейд выдвинул теорию, по которой все комплексы вращаются вокруг сек¬суально значимых событий на ранней стадии человеческой жизни. Он считал, что с помощью психоанализа в сознание можно поочередно вводить личные ассоциации. В итоге цепочка ассоциаций приведет назад к сексуально заря¬женному событию из детства. Как только паци¬ент раскроет первоначальное событие, лежащее в основе комплекса, от комплекса ничего не останется и пациент будет исцелен. С точки зрения логики, это стройная теория, но, к сожа¬лению, не соответствует фактам.

Исследуя комплексы своих пациентов, Юнг обнаружил нечто совершенно иное. Обнаруже¬ние у пациента всех его личных ассоциаций не приводило к автоматическому выздоровлению. Кроме того, в основе комплекса не всегда (и даже не часто) лежит некое первоначальное событие. Юнг установил, что после того как все личное осознается, остается еще некая сердцевина, об¬ладающая невероятно мощной эмоциональной энергией. Вместо того чтобы исчезнуть, энергия увеличивается. Что может сформировать такую сердцевину? Почему у нее такая энергия?

Создавалось впечатление, что внутри комп¬лекса должно существовать какое-то внеличное ядро. При обсуждении концепции Пола Мак-лина о триедином мозге мы видим, что в самой своей структуре наш мозг содержит в себе эво¬люционную историю и древняя структура все еще управляет значительной частью нашего су¬ществования, которое рассматривается как осоз¬нанное. Чтобы это стало возможным, данные структуры должны быть высокоорганизованны¬ми для обеспечения к ним доступа. если наше эволюционное прошлое хранится внутри нас (или по крайней мере доступно, как если бы оно хранилось внутри нас), то они могут проявиться в пашей жизни только двумя способами:

1) через наши поведенческие действия во внешнем мире — то, что мы обычно называем инстинктом;

2) через образы в нашем внутреннем мире — что Юнг первоначально называл изначальными представлениями, а позднее архетипами (в пе¬реводе с греческого «первичный отпечаток»).

...Есть основания предполагать, что ар¬хетипы — это бессознательные образы самих инстинктов или, другими словами, они являются моделями инстинктивно¬го поведения... Поэтому гипотеза о кол¬лективном бессознательном является не более смелой, чем предположение о суще¬ствовании инстинктов,.. Вопрос в сле¬дующем: существуют или нет бессоз¬нательные универсальные формы тако¬го рода? Если да. то в душе имеется область, которую можно назвать кол¬лективным бессознательным.

К. Юнг

Как можно видеть на комментариев Юнга, он стал использовать термин «архетип» для обозначения бесформенной структуры, которая находится в основании как инстинктивного поведения, так и изначальных представлений. Например, в центре отцовского комплекса рас-положен отцовский архетип. У конкретного пациента отцовский комплекс собирает вокруг себя образы и поведенческие модели отца, име¬ющиеся в опыте и впечатлениях пациента. По мере дальнейшего проникновения в комплекс обнаруженные образы и поведенческие модели приобретают менее личностный характер и в большей степени погружаются в культурное наследие пациента, независимо от того, знает он об этих образах и поведении по личному опы¬ту или нет.

К сожалению, чудесное слово «архетип» вос¬принимается современными учеными как слиш¬ком философское и литературное; оно ассоции¬руется с идеальными платоновскими образами и прочими запретными темами. Разумеется, Юнг выбрал «архетип» именно по этой причине, понимая, что задолго до возникновения науки наши великие мыслители были способны за¬глядывать под покровы физической реальности. Мне хотелось бы вместо «архетипа» использо¬вать другой термин ~ «когнитивный инвари¬ант». Звучит он несколько неуклюже, но для современной науки может оказаться более при¬емлемым и доступным для понимания. «Ког¬нитивный» - относящийся к процессу позна¬ния или восприятия, «инвариант» — постоян¬ный, неизменный; следовательно, речь идет о постоянных, которые частично определяют наше знание о реальном мире.

В настоящее время проводится масса иссле¬дований, охватывающих самые различные об¬ласти знания, которые объединяются общим термином «когнитивная наука». Говард Гард-нер в своей книге «Новая наука разума» («The Mind's New Science») упоминает когнитивную науку: «...Основанные на опыте попытки со¬временной науки ответить на давние эпистемо-логические вопросы, особенно те, что связаны с природой знания, его компонентами, источни¬ками, развитием и расширением».

Архетипы, или когнитивные инварианты, вхо¬дят в область таких исследований, поскольку если они существуют, то определенно являются «ком¬понентами» знания, «источниками» знания и имеют самое прямое отношение к «развитию» и -расширению» нашего знания о реальном мире.

При обсуждении архетипов я в книге буду ис¬пользовать оба термина — «архетип» и «когни¬тивный инвариант». Под «архетипом» имеется в виду конкретный архетип.

Мой любимый пример архетипа (в данном случае материнского архетипа) относится к выдающемуся этологу, ныне покойному Конра¬ду Лоренцу, и гусенку, который принимал Лорен¬ца за свою мать. Лоренц получил Нобелевскую премию главным образом за открытие механиз¬ма возникновения у животных инстинктивного поведения. Он обнаружил, что живые существа (включая, естественно, мужчин и женщин) рождаются с внутренней предрасположеннос¬тью к совершенно определенным типам пове¬дения. Некое специфическое инстинктивное по¬ведение может не проявляться у животного годами до того момента, пока оно не станет для него необходимым. Когда такой момент насту¬пает, это врожденное коллективное поведение приводится в действие определенными внешни¬ми стимулами. Лоренц назвал этот процесс импринтингом (отпечатком). (Вспомните, что ар¬хетип в переводе с греческого означает «пер¬вичный отпечаток».)

Фактически Лоренц возрождал вышедшую из моды в науке теорию инстинктов, но он ввел еще один элемент: тщательно наблюдая за тем, как происходит импрпптинг, он сумел разобраться в принципе действия инстинктивного поведения. Например, при изучении поведения гусей Лоренц случайно оказался свидетелем того, как из яйца вылупился птенец. Гусенок импринтировал архетип матери на Лоренце, т. е. решил, что Лоренц - его мать. В «Кольце царя Соломона» описана чудесная сцена: Лоренц гуляет, погру¬зившись в размышления, а следом за ним, как за матерью, ковыляет гусенок.

Но ведь Лоренц совсем не похож на гусы¬ню. Он и ходит не так, как она, и ведет себя иначе. Поэтому материнский архетип не мо¬жет храниться у гуся как образ, непременно соответствующий образу его матери. Архетип должен быть достаточно гибким, чтобы адаптироваться к личному впечатлению от матери, столь же отличной от настоящей матери-гусы¬ни, как и Конрад Лоренц. Именно это и имел ввиду Лоренц, утверждая, что архетипы не имеют формы.

При изучении комплексов Юнг сталкивался с архетипами как бы с изнаночной стороны. Однако, как мы видели на примере гусенка, на первое место выступает архетип. Представьте себе вместо птенца человеческое дитя. Оно дол¬жно содержать в себе материнский архетип. Этот архетип, по-видимому, включает в себя всю че¬ловеческую историю взаимоотношений между матерью и ребенком, а возможно, и всю историю отношений в животном мире. Взаимоотношение, которое так долго было важным, аккумулирует энергию, и эта энергия формирует отношения новорожденного с его реальной матерью.

Каждый ребенок уникален, как уникальна каждая мать. Поэтому ребенок должен пере-нести свое индивидуальное взаимоотношение с матерью на коллективный архетип матери. Например, при рождении ребенок уже умеет сосать грудь. Он может приспособиться к бу-тылочке вместо груди. Каждый ребенок уме¬ет плакать и улыбаться. (Все мы слышали о том, что улыбка — это всего лишь реакция на газы. Однако более поздние исследования указывают на то, что ребенок улыбается, дабы привлечь вни¬мание родителей.) Если ребенок плачет и его мать тут же оказывается рядом, его адаптация к жизни будет иной, чем у ребенка, мать кото¬рого не обращает внимания на плач и при¬держивается установленного режима в отно¬шении кормления и сна.

За годы, необходимые для взросления, каж¬дый из нас приобретает большое количество воспоминаний о своей матери. Воспоминания группируются вокруг архетипа матери и фор-мируют комплекс связанных с ней ассоциаций. По существу, мы «сформировали» образ мате¬ри в том человеке, который обладает как уни¬версальными характеристиками, гак и характе¬ристиками, присущими ТОЛЬКО пашей собствен¬ной матери.

Когда нам приходится иметь дело с ситуация¬ми, похожими на те, которые возникали при на¬шей матери, мы используем материнский комплекс. Например, трехлетняя малышка, начиная шалить и зная, что ведет себя плохо, может громко сказать «плохая девочка». Это говорит в ней «внутренняя» мать. Если малышка упадет и разобьет коленку, она побежит за утешением к матери. Если матери поблизости не окажется, она может погладить себя, как бы это сде¬лала ее мать.

Когда наша девочка наконец станет взрос¬лой, она будет продолжать обращаться к мате¬ринскому комплексу в соответствующих ситуа¬циях. Если ее отношения с матерью были нор¬мальными, она при необходимости сможет найти V своей «внутренней» матери утешение и поддержку. Если отношения были нездоровыми, ей скорее всего трудно довериться кому-либо, по¬тому что любая воспитательная акция воспримется ею через призму печального опыта.

Помните, что в основе материнского комплек¬та лежит коллективный архетип матери, который не имеет ничего общего с конкретной матерью. В последнее время психологи начали исследовать детей из крайне неблагополучных семей, которые каким-то образом смогли вырасти здоровыми и добиться успеха (часто их называют «супердети»). Не получая любви и поддержки от собствен¬ных родителей, они обращаются за этим к другим взрослым. Иногда им удается найти взрослого человека или наставника, который заменяет им мать или отца. Чаще им приходится собирать для себя мать и отца из характеристик нескольких взрослых. Это совершенно поразительно и поддается объяснению только в том случае, если у детей уже есть какая-то внутренняя модель матери и отца, которую они могут приспособить к своему опыту.

Архетипы развития

Невозможно определить, сколько существует архетипов. По-видимому, имеются архетипы для каждого индивида, места, объекта или ситуации, которые оказывали эмоциональное воздействие на большое число людей в течение длительно¬го периода времени.

Если существует так много архетипов, то они должны иметь иерархические уровни. Таким образом, архетип матери должен содержаться ь архетипе женского. Но архетип женского дол¬жен также включать в себя архетип жены, сест¬ры, любовницы и т. д. Архетипы матери, жены, сестры и любовницы будут пересекаться в точ¬ке, где каждый из них был частью женского. Однако архетип матери будет также пересекать¬ся с архетипом отца в точке, где каждый из них был частью архетипа родителя. Иначе говоря, у архетипов нет четких границ; каждый архетип сливается с другим на их граница

С точно таком же ситуацией мы сталкиваемся в нашем опыте, собранном об окружающем мире. Утки, цыплята, страусы - это птицы; пти¬цы и млекопитающие принадлежат к позвоноч¬ным и т. д. Необходимо и полезно иметь какую-то систему классификации. Но сам мир не раз¬деляется на категории; создаем категории мы — /поди, чтобы разобраться в сложном строении мира. Архетипы также не поддаются категори¬зации, но они столь же полезны для людей.

Юнг мог посвятить остаток жизни сбору и классификации архетипов, но пришел к откры¬тию архетипов коллективного бессознательно¬го, потому что стремился исцелять больных. Следовательно, он больше всего был заинтере¬сован в открытии архетипов, лежащих в основе процесса внутреннего исцеления и роста, кото¬рый назвал индивидуацией.

Соответственно из множества архетипов, с которыми мы сталкиваемся - увиденными во сне ИЛИ спроецированными на реальный мир, - Юнг особенно выделял три, поскольку считал, что они последовательно отражают ступени процесса индивидуации:

1) Тень — архетип, олицетворяющий все те личные черты, которые отрицались или и курировались, обычно в виде фигуры того же пола, что и у человека, видящего сон.

2) Аиима/Анимус - архетип, связыва¬ющий пас с безличным коллективным бессознательным. Обычно представлен фигурой противоположного пола.

3) Самость — архетип целостности и трансцендвитальности, выступаю¬щий иногда в образе старого мудреца или старой мудрой женщины (но вре¬менами принимающей самые различные формы — человека, животного или не¬коей абстракции).

В других книгах я называл эти три архети¬па «архетипами развития», поскольку каждый из них соответствует определенной стадии психологического развития и встречается на своем, более глубоком уровне души. Мы под¬робно рассмотрим эти стадии в последующих главах. Однако вначале исследуем предмет, который всех нас зачаровывает, — сновидения!

ГЛАВА 3

Сны

Фрейд... выводит бессознательное из сознательного. ...Я бы пошел от обрат¬ного: я бы сказал, что на первом месте, несомненно, стоит бессознательное. ...В раннем детстве мы лишены сознания; самые важные функции инстинктивно¬го характера являются бессознательны¬ми, и вернее будет сказать, что созна¬ние представляет собой продукт бессоз¬нательного.

К. Юнг

Сны служат мостом между сознательным и бессознательным. Юнг считал, что все, в конечном счете всплывающее в сознании, берет начало в бессознательном; то есть, неоформленные архетипы приобретают форму по мере того, как мы соприкасаемся с ними в реальной жизни и сновидениях. Недостаточно прослеживать при¬чинную связь событий в нашей жизни, следует рассматривать жизненные события и с телеоло¬гической точки зрения. Это означает, что не только наши прошлые действия толкают нас вперед, вперед влекут и те действия, которые мы должны совершить, причем многие из них заложены в нас в качестве архетипов.

Поскольку сновидения являются наи¬более обычным и самым нормальным выражением пашей бессознательной души, они представляют собой обшир¬ный материал для исследований.

К. Юнг

В качестве практикующего психоаналитика Юнг выслушивал множество описаний снови¬дений своих пациентов, используя эти описа¬ния как исходный «сырьевой» материал в изу¬чении бессознательного. Как говорилось в гла¬ве 1, именно убежденность Фрейда в значимос¬ти сновидений впервые привлекла Юнга к об¬ласти психоанализа. Открытие Юнгом в сно¬видениях сообщений, связанных с мифологией, привело к созданию им концепции коллектив¬ного бессознательного и его строительных блоков - архетипов. Эта модель неудержимо привлекала ее автора по той Простой причине, что Юнг продолжал настаивать па значимости сновидений и сообщать о своих открытиях в мой области.

Идея о том, что душа имеет коллективную «подкладку», взаимодействующую с сознанием, которую мы можем наблюдать в своих сновиде¬ниях, оттолкнула Юнга от его коллег. То же самое состояние Юнг уже испытал в студенче¬ские годы в связи с интересом к психическим явлениям. Намного проще вообще не прини¬мать во внимание феномены, нежели попытаться окинуть их «свежим взглядом». В предыду¬щей главе мы убедились, что психологическая реальность гораздо сложнее, чем можно себе

 

Рис 3 Исоиф сумел объяснить фараону его сон, поставивший в тупик норных мудрецов, поскольку понимал, что сновидения имеют символическую природу и их нельзя принимать буквально. («Иосиф, толкует фараону его сон». «Нюрнбергская Хроника» Шеделя, 1493.) представить, руководствуясь так называемым здравым смыслом. Мы увидели, что животные (включая человекообразных, к которым относим¬ся и мы с вами) рождаются со способностью следовать моделям поведения и образам, разви¬вавшимся в течение всей долгой истории суще¬ствования их видов (и всех предшествовавших). Причем это не просто воспоминания, беспоря¬дочно сваленные на пыльном чердаке «расовой памяти», это модели, организованные настолько тщательно, что они могут быть задействованы на заранее определенных стадиях нашего развития. Юнг называл такие унаследованные модели поведения и образы архетипами, я же предло¬жил альтернативный термин — «когнитивные ин¬варианты». Юнг подчеркивал, что такие архети¬пы остаются бесформенными до тех пор, пока не будут задействованы в нашей жизни (процесс импринтинга, столь подробно описанный Кон¬радом Лоренцом). Хотя мы не осознаем до кон¬ца, каким образом действует этот механизм, он, несомненно, является чрезвычайно эффективным, поскольку данный архетип (скажем, архетип ма¬тери) может действовать в великом множестве культур необозримого диапазона времени и пространства. (Так как архетип представляется изначально бесформенным, существует возмож¬ность того, что архетип хранится как некий тип числового алгоритма, однако это не более чем предположение на такой ранней стадии пости¬жения природы разума.)

...Лишь наш сознательный ум не веда¬ет этого; кажется, бессознательное уже обладает информацией и осуществляет тщательный прогностический анализ проблемы, более или менее подобный тому анализу, который могло бы проделать сознание, если бы ему были известны относящиеся к делу факты. Но именно потому, что эти факты находились за порогом сознания, бессознательное смог¬ло воспринять их и подвергнуть некому типу анализа, прогнозируюгцего их конеч¬ный результат.

К. Юнг

Ранее уже говорилось о том, что Юнг рас¬сматривал сознание как крохотный участок на игр шине пирамиды бессознательного. Сразу же за гранью сознания и простирается личное бессознательное, наполненное воспоминаниями об образах и моделях поведения, которые мы при¬обрели в течение нашей жизни. Миновав область личного бессознательного, мы попадаем в не доступные области коллективного бессознательного, такие, к примеру, как память рода ИЛИ культуры. Пройдя через эти области, мы можем проникнуть в расовую память и даже в Память более ранних (предшествующих) видов. действительно ли это возможно? Или это просто мистическая бессмыслица, как выразились бы противники Юнга? Для того чтобы найти ответ на этот вопрос, надо обратиться к современ¬ным научным представлениям о сновидениях.

Видят ли сны представители других видов?

Исследования сновидений указывают на то, что способность видеть сны вряд ли ограничивается людьми. Даже такое примитивное животное, как опоссум, мало изменившееся за шестьдесят пять миллионов лет, видит сны. За исключением авст¬ралийской ехидны — совсем уже примитивной — все млекопитающие способны видеть сны. Птицы тоже видят сны, хотя и меньше по времени в сут¬ки, чем млекопитающие. Даже рептилии иногда проявляют симптомы сна со сновидениями.

Конечно, мы не можем спросить у кошки или собаки, видят ли они сны. Однако ученые обна¬ружили, что обычно ночью у людей наблюдают¬ся периоды «быстрого» сна (фаза сна с быстрым движением глазного яблока, во время которой в основном снятся сны) с интервалами приблизи¬тельно 90-100 минут. В целом в течение ночи на фазы «быстрого» сна приходится от полуто¬ра до двух часов. Циклы не ограничиваются со¬стоянием сна; мы проходим через несколько та¬ких циклов в течение дин, по не всегда это осоз¬наем. Если человека разбудить во время фазы «быстрого» сна, он обычно может рассказать свое сновидение. Люди видят сны и во время других фаз сна, но, очевидно, тогда сновидения являют¬ся более размытыми и обрывочными.

Млекопитающие также проходят через пе¬риодические фазы «быстрого» сна. Как видно, никаких значительных различий в общем ко¬личестве времени «быстрого» сна у разных представителей млекопитающих не наблюдает¬ся, независимо от уровня их организации. Одна¬ко обнаружено, что плотоядные животные спят больше, чем их жертвы (травоядные).

У всех видов животных новорожденные про¬водят во сне больше времени, чем взрослые. Это означает, что новорожденный проводит во сне лне трети суток, и половина этого времени при¬ходится у него на «быстрый» сон. Следователь¬но, младенцы видят сны примерно по восемь ча¬сов в сутки или в 4-5 раз больше, чем взрослые люди. Тут, правда, возникает вопрос, действитель¬но ли животные видят сны в том смысле, в каком их видим мы? Все экспериментальные данные, похоже, указывают, что это именно так.

Хозяева домашних животных наблюдали, как их любимцы во сне фыркали, скулили, повизгивали, мяукали, виляли или били хвостами, выпускали когти, прич¬мокивали, облизывались, тяжело дыша¬ли и проявляли целую гамму эмоций, давая понять, что они видят сны.

Г. Г. Льюс и Дж. Сигал

Вывод, что животные видят сны, напрашивает¬ся сам собой, тем более все физиологические по¬казатели (тета-волны на ЭКГ, быстрый метаболизм кислорода и т. д.) согласуются с теми же показа¬телями во время фазы сновидений у людей, если сделать скидку на различия между видами.

К чему приводит лишение сна

В книге «Звездный путь — новое поколение», глава «Ночные кошмары» рассказывает, к каким страшным последствиям приводит людей лише¬ние сна. Межпланетный корабль, принадлежа¬щий космической компании «Старшип Энтер¬прайз», обнаружил звездолет другой Федерации с единственным выжившим астронавтом на бор¬ту. Все остальные члены экипажа совершили убийство или самоубийство, причем невероятно жестокими способами. По мере того как члены команды «Старшип Энтерпрайз» расследовали причины этой трагедии, они сами начали вести себя неожиданным образом: грубить друг другу, погружаться в мечтания, слышать или видеть то, чего в реальности не существовало. Именно так вели себя астронавты с другого корабля в послед¬ние несколько дней до трагедии.

Постепенно экипаж «Старшип Энтерпрайз» обнаружил, что ни один из них больше не спо¬собен видеть сны, поскольку что-то нарушило обычное течение их циклов «быстрого» сна. К счастью, они нашли способ его восстановления. И вновь, как и во всех старых добрых приклю¬чениях «Звездного пути», в последний момент катастрофу удалось предотвратить. В конце все астронавты опять засыпают, зная, что на этот раз сновидения вновь вернутся к ним.

Научные исследования подтверждают фан¬тастическую историю. В экспериментах, когда добровольцы пытались бодрствовать насколько хватало сил они теряли ориентацию во време¬ни и пространстве, видели галлюцинации, ис¬пытывали нарушения координации двигатель¬ной системы и, наконец, начинали проявлять признаки психических расстройств, включая паранойю. Становилось невозможным удержать участников эксперимента от погружения в сон; iгремя от времени испытуемые впадали в чрезвычайно краткие, длившиеся доли секунды пе¬риоды «быстрого» сна, даже не сознавая этого.

Когда испытуемые получили, наконец, воз¬можность заснуть, они мгновенно погрузились и полный сновидений, невероятно беспокойный сон, который продолжался до самого пробуждения. В определенных временных пределах удерживания человека от сна, период его «6ыстрого» сна примерно соответствует тому пе¬риоду сновидений, которого человек был лишен, а насильственно бодрствовал.

И попытках выяснить, что происходит при еще болеe продолжительном лишении живых существ возможности видеть сны, ученые, занимающиеся исследованием сновидений, провели эксперимен¬ты с животными, зачастую увеличивая период бодрствования намного выше пределов челове¬ческих возможностей. Подобно людям, животные, которым достаточно долго не давали спать, начина¬ли терять ориентацию, двигательные способности и в конце концов проявляли симптомы, признан¬ные для определенных видов психотическими.

Почему мы видим сны?

Давайте подведем итог тому, что мы узнали о сновидениях до настоящего момента. За един¬ственным исключением, все млекопитающие проходят через «быстрый» сон, следовательно, видят сны. Птицы тоже видят сны, хотя и не так часто, как млекопитающие. Рептилии, похоже, иногда видят сны, однако это явление нельзя на¬звать распространенным. Люди и прочие живот¬ные, насильно лишаемые сна, теряют ориентацию и в конце концов проявляют признаки психи¬ческих расстройств.

Вспомните триединую модель мозга Пола Маклина, о которой мы говорили в предыдущей главе. Маклин показывает, что человеческий мозг содержит подмозг, подобный мозгу репти¬лий, второй подмозг на уровне развития млеко¬питающих и, наконец, третий подмозг, общий для всех без исключения прочих приматов. Далее, мозг рептилий появился в то время, когда виды стали достаточно сложными, чтобы иметь дело с инстинктивными поведенческими моделями, такими как соблюдение принципа территори¬альности, ритуалы и зарождение социальных иерархий. Мозг млекопитающих «вышел на сцену», когда возникла потребность привлече¬ния внутреннего механизма для управления социальной ориентацией и взаимосвязями. И, наконец, мозг приматов появился, когда пона¬добились более сложные мозговые функции, чтобы «справляться» с развившейся визуаль¬ной ориентацией и зачатками речи.

На основании сказанного представляется ве¬роятным, что сновидения являются одним из ме¬ханизмов управления постоянно усложняющим¬ся социальным поведением. Надо думать, древ¬ние протосны рептилий, живших примерно 150-250 миллионов лет назад, вероятно, были такими же хладнокровными и бесчувственными, как эти животные. Богатый эмоциональный пей¬заж, который мы отождествляем со сновидениями, возник скорее всего с появлением млекопитаю¬щих - 10-20 миллионов лет назад; сновидения млекопитающих были значительно теснее связа¬ны со сложными социальными и эмоциональны¬ми проблемами. И наконец, у приматов, особенно людей, сновидения стали более образными (визуальными), в них появилась речь, пусть самая примитивная — быть может, язык символов.

Еели картина соответствует истине, неизбежно возникает вопрос: «Какую цель выполняют сновидения и насколько они способны помочь людям понять сложные поведенческие модели?» В своей книге «Возвращенное сознание» Ни¬колас Хамфри, психолог-аналитик, специализи¬рующийся на изучении поведения животных, предлагает вариант ответа. Он начинает с цен¬трального свойства сновидений, которое слиш¬ком часто игнорируется, - опыт, получаемый нами в сновидениях, так же реален, как тот, что мы получаем в повседневной жизни! На самом деле, сновидения протекают в фантасмагориче-ских условиях, когда перестают действовать все дневные законы кроме одного: за некоторым исключением сновидения возбуждают в нас те же самые чувства счастья, печали, страха, влече¬ния, голода, жажды, ликования, благоговения, какие мы испытываем в реальной жизни.

Другими словами, сновидения основаны не на физической, но на эмоциональной точности. Только потом, при трезвом свете дня, мы пытаем¬ся утверждать, что наши сны лишены смысла. Пока мы их видим, они даже чересчур реальны — это подтвердит любой, кто когда-либо просыпал¬ся в холодном поту после ночного кошмара. Это свойство сновидений хорошо согласуется с их эволюционным развитием, о котором мы говори¬ли выше, ~ тем, что первыми настоящие сны ста¬ли видеть только млекопитающие и мозг млеко-питающего «отвечает» у нас за эмоции.

Мы учимся в основном на собственных ошиб¬ках Поскольку каждый ощущает свои сновидения как реальность, подчеркивал Хамфри, то необ¬ходимо учиться на сновидениях так же, как извлекать уроки из повседневного жизненного опыта. Он утверждает, что сновидения предос¬тавляют нам возможность испробовать ту или иную модель поведения заранее, чтобы когда возникнет необходимость в такой новой пове¬денческой модели, она была уже знакома. По¬скольку дети испытывают большую необходи¬мость в освоении будущих поведенческих мо¬делей, они должны больше времени проводить во сне и видеть больше сновидений, чем взрос¬лые. И действительно, у всех видов животных новорожденные видят больше снов, чем взрослые особи; у новорожденного человеческого младен¬ца «быстрый» сон составляет примерно восемь часов в сутки, то есть в четыре-пять раз больше, чем у взрослого человека. Похоже на то, что младенцы вступают в реальную жизнь через сновидения. Хамфри предлагает четыре кате¬гории, на которые могут быть поделены детские сновидения и извлекаемый из них опыт:

1) Опыт, который детям еще не знаком, в особенности тот, который от¬дельные индивиды не в состоянии при¬обрести иным путем.

2) Опыт, о котором младенцы не смогут получить информацию в реальной жизни до тех пор, пока не станут старше.

3) Реальный опыт других людей свиде¬телями которого становятся дети и который является характерным для конкретного сообщества.

4) Опыт, характерный для всех живых существ в целом (независимо от того, будет ли у младенцев возможность по¬лучить его в реальности или нет).

Составляя перечень, Хамфри делает упор только на тот опыт, которого у младенца еще не было в действительности. Однако по мере того, как ребенок растет и развивается, растет и не¬обходимость включения реального жизненно¬го опыта в обучающий процесс сновидений. Соответственно, я бы предложил пополнить указанный выше перечень еще по меньшей мере двумя категориями:

5) Удачный опыт из повседневной жизни.

6) Не слишком удачный опыт из повсе¬дневной жизни.

В первом случае наши сновидения могут повторяться и даже становиться совершеннее на базе наших реальных действий, дабы в будущем мы мог ни воспользоваться ими с большим успехом. Во втором случае во сне мы можем совершать альтернативные действия в таких же обстоятельствах до тех пор, пока какое то из них не приведет нас к успеху. Опыт сновидений всех шести указанных типов способен помочь не только детям, но и всем нам усовершенствовать и далее расширить свой «репертуар» инстинк¬тивных поведенческих моделей, доступных нам С рождения, а также освоить новые модели по¬ведения, которым мы учимся в течение жизни. Если теория Хамфри верна, это означает, что сновидения должны оставлять фактические «сле¬ды» в структуре нашего мозга, чтобы в случае необходимости мы могли подключить опыт сновидений к своей повседневной жизни, подобно тому, как срабатывают в нужный момент наши инстин¬кты. В книге «Сновидения и развитие личнос¬ти» психолог Эрнест Лоуренс Росси суммирует данные исследований в поддержку схожей точки :фения, конкретно, точки зрения Мишеля Жюве:

В 1975 году французский нейрофизио¬лог Мишель Жюве теоретически обосно¬вал, что сновидения (которые он опре¬делил как «парадоксальный сон») задей¬ствуют генетические программы,., слу¬жащие для реорганизации мозга. Его обширные исследования, проведенные на кошках, подтверждают эту теорию.

Э. Л. Росси

Животные, развитые менее чем рептилии, действуют почти полностью на основании ин¬стинктов. Запрограммированное поведение подходит практически к любой ситуации. Но закрепленные поведенческие модели не очень хорошо приспособлены к переменам; животно¬му индивидууму требуется большая свобода поведения. Поэтому рептилии эволюциониро¬вали, в результате чего возникла новая репти¬лия-одиночка с более широким спектром воз¬можных поведенческих моделей, чем те, что были заложены в нее при рождении. Следовательно,., для этого примитивные сновидения должны были тесно переплестись с более сложным со¬знанием, что позволило индивидуальной особи адаптироваться к окружающим условиям.

При такой точке зрения сновидения явля¬ются центральной частью целостной системы сознания, а не какой-то рудиментарной анома¬лией. Во сне можно «опробовать» огромное множество будущих поведенческих моделей. Логически незавершенные сновидения будут повторяться со всевозможными вариациями до тех пор, пока проблема не будет решена. Сно¬видения, имевшие неудовлетворительный конец, будут повторяться реже, чем сны, имевшие удач¬ное завершение. Любые вариации сновидений, увенчавшихся успехом, будут, вероятнее всего, повторяться время от времени.

В этом свете сложная социальная и эмоцио¬нальная жизнь млекопитающих может представ¬ляться как отражение повышенной усложненно¬сти и их сознания и их сновидений. Дело не в том, что явилось причиной, а что следствием, скорее здесь имеет место обоюдное влияние: повышенная сложность сознания и сновидений, приводящая к повышению сложности поведе¬ния, которая, в свою очередь, приводит к даль¬нейшему усложнению сознания и сновидений, и так до бесконечности.

Ранее в этой главе я выдвигал предположе¬ние, что с возникновением неокортекса эмоци¬ональная сложность сновидений, доступная млекопитающим, способна перейти на более высокую качественную ступень. Сновидения приматов должны были стать гораздо более «совершенными» в плане моделирования си¬туаций реального мира, особенно визуальной реальности. Они могли бы положить начало отражению размышлений по поводу опыта, а не просто непосредственного опыта. И нако¬нец, подобно сознанию приматов, в сновидени¬ях должен был появиться примитивный язык, возможно, язык символов. По мере совершен¬ствования неокортекса у людей всем этим ха¬рактеристикам надлежало соответствующим образом развиться в их сновидениях. Без со¬мнения, именно это и наблюдается в наших сновидениях:

поразительный визуальный ландшафт, превосходящий по качеству тот, кото¬рый мы видим в дневное время, посколь¬ку во сне может появиться любой образ или цвет, необходимый для создания эмоциональной картины, которую жела¬ет «выстроить» сновидение;

все уровни отражений: от сновиде¬ний, в которых человек, видящий сон, не-посредственно не присутствует, а вы¬ступает в роли стороннего наблюдате¬ля, до сновидений, во всех событиях ко¬торых сновидец принимает самое непо¬средственное и глубокое участие; даже до столь ясных сновидений, когда люди осознают, что видят сон, и могут даже каким-то образом изменить свое снови¬дение, продолжая при этом спать и пре¬бывать в сновидениях;

язык символов, настолько хорошо раз¬витый, что поддается успешной интер¬претации на любом из целого ряда уров¬ней, начиная от редукционистского под¬хода Фрейда и кончая расширением юнговского анализа сновидений, вплоть до применения разнообразных эклектиче¬ских методов, которые в настоящее вре¬мя используются различными школами ин¬терпретации сновидений. Самым привле¬кательным является то, что какой под¬ход к анализу сновидений ни избери, он непременно окажется «золотоносным»,

Другими словами, характеристики человече¬ских сновидений точно соответствуют тому, чего можно было бы ожидать на основании изуче¬ния истории развития мозга. В свете этой истории утверждение Юнга о том, что в сновидени¬ях мы можем получать доступ к информации накопленной не в течение нашей жизни, а в течение существования всего нашего вида, уже не представляется так уж «притянутым за уши». Его модель сознательного и бессознательного, взаимодействующих в сновидениях, выступает как разумное описание реальности, отвечающее современным научным данным.

В соответствии с вышесказанным, могу до¬бавить, что пиетет, с которым Юнг относится к сновидениям, не нуждается в дальнейшей защи¬те. И потому без всяких угрызений совести посвящаю заключительную часть этой главы обсуждению практической значимости сновиде¬ний. Мой рассказ лишь слегка затронет тему работы над сновидениями, но я надеюсь, что смогу по крайней мере вдохновить читателей на то, чтобы они обратили более пристальное внима¬ние на свои сновидения.

Сновидения и сознание

Поступки не нуждались е том, чтобы их изобрели, они просто совершались. Мысли, напротив, являются относительно недавним изобретением... Сначала [че¬ловека] подвигали на поступки бессоз¬нательные факторы, и только спустя много времени человек начал размыш¬лять над причинами, которые двигали им; затем потребовалось достаточно дли-тельное время, прежде чем человек при¬шел к абсурдному выводу о том, что он подвигает на поступки сам себя - чело¬веческий ум был не в состоянии разгля¬деть иные мотивирующие факторы, по¬мимо личных.

К. Юнг

Как мы могли убедиться, сознание представ¬ляет собой совсем недавнее явление. В течение миллионов лет животные и люди «ухитрялись» рождаться, проживать жизнь и умирать без пол¬ного осознания самих себя, что и считается со¬знанием. Мы способны чувствовать радость и грусть, надежду и страх, не осознавая, что испы¬тываем эмоции. Отсутствие сознания не пре¬вращает нас в роботов, действующих исключи¬тельно по заданной схеме; динамика бессозна¬тельного гораздо сложнее любой схемы.

Несмотря на то, что архетипы, необходимые для нашего развития, уже заложены в нас с рож¬дения, трудно найти двух людей (или, иначе, животных), у которых наследственные поведен¬ческие модели и образы проявлялись бы совер¬шенно одинаково. Хотя в основании поведения лежат бессознательные силы, в жизни перед нами открываются многочисленные возмож¬ности выбора (правда, мы часто не осознаем, что у нас имеется выбор). Тем не менее вер¬но и то, что сознание определенно привносит что-то новое в правила игры, которая называ¬ется жизнью.

Причина существования сознания и стремления к его расширению и углубле¬нию очень проста: отсутствие сознания осложняет жизнь. В этом и заключает¬ся очевидная причина того, почему ма¬тушка Природа соблаговолила наделить нас сознанием, которое является самым чудесным из всех ее чудес.

К. Юнг

Является сознание высшим достижением природы или нет, несомненно одно — это новей¬шее ее достижение. Никто не относился к со¬знанию и героическим попыткам индивидов по¬высить уровень сознания с таким уважением, как Юнг. Процесс индивидуации, который тщатель¬но изучался Юнгом и каждый аспект которого будет обсуждаться в этой книге, представляет собой расширение сознания. Но любое созна¬ние возникает из бессознательного, которое в конечном счете является матерью всего сущего. Сновидения же располагаются на магической границе сознания и бессознательного.

Таким образом, основные изменения нашей жизни символически отражаются как в зерка¬ле в сновидениях задолго до их появления в реальной жизни. Иногда это становится ясно только впоследствии, когда мы получаем возмож¬ность проанализировать длинный ряд сновиде¬ний. Часто в период, непосредственно предше¬ствующий коренному перелому в жизни чело¬века, ему может явиться единичное сновидение, где в символической форме представлен весь ход последующего развития. Сновидение на¬столько исполнено смысла, что невозможно до конца понять его, когда оно появляется первый раз. Позже человек может увидеть «вспомога¬тельные» сны, указывающие отдельные направ¬ления, по которым могут идти предстоящие перемены. Постепенно, но неизбежно возника¬ют сновидения, по мере того как проясняется сознание. Любой сознательный сдвиг, любое сознательное сопротивление могут сопровож¬даться циклом сновидений: «Во сне мы создаем мир, который создает нас» (Р. Гроссингер).

Поскольку между сознанием и бессознатель¬ным существует непрерывная динамическая взаимосвязь, вполне естественно, что они взаи¬модействуют друг с другом. Если наше созна¬тельное отношение становится явно «нездо¬ровым», с точки зрения всего организма, бес¬сознательное компенсирует этот недостаток. Возьмем физиологию: когда организм обнару¬живает нехватку чего-то в пищевом рационе, мы ощущаем потребность съесть пищу, содержащую недостающий химический элемент. Конечно, при современных темпах жизни, когда многие в течение дня перехватывают на ходу бутерб¬роды или иную «быструю еду» из закусочных, мы не так явно ощущаем сигналы, подаваемые нашим организмом, если бы были ближе к при¬роде. Однако у каждого из нас в какие-то мо¬менты жизни возникал внезапный «голод» на продукты, нетипичные для нашего стола — на¬пример человеку, который не любит овощей и обычно отказывается от них, вдруг страшно хочется съесть какой-то определенный овощ.

Такой процесс может происходить не толь¬ко в организме, но и душе. Наша душа трудится гак же постоянно, как и тело, стремящееся к сохранению здоровья и целостности организ¬ма. Подобным образом Юнг полагал, что основ¬ная функция сновидений состоит в бессозна¬тельной компенсации наших неверных созна¬тельных представлений. Конечно, это относит¬ся к сновидениям взрослых людей, поскольку пока сознание не разовьется до определенного уровня, никакой необходимости в компенсации не наблюдается, так как младенцу еще нечего компенсировать. Таким образом, точка зрения Юнга скорее дополняет точку зрения Хамфри, представленную в начале главы, чем вступает с ней в противоречие. ? маленьких детей сновидения преимущественно являются «игровой площадкой», на которой как бы примеряются к жизненным ситуациям будущие модели пове¬дения и типы отношений. Что касается взрос¬лых, то для них сновидения также являются школой, в которой они усваивают соответству¬ющие поведенческие модели и избавляются от моделей, не принесших успеха. По мере взрос¬ления мы все меньше нуждаемся в изучении бу¬дущих моделей поведения и все больше - в бо¬лее полном развитии своего потенциала.

В этом плане существуют три воз¬можности. Если сознательное отноше¬ние к жизненной ситуации оказывается в значительной степени односторонним, сновидения «становятся на противопо¬ложную точку зрения». Если сознание занимает позицию, близкую к «средин¬ной», в сновидениях «проигрываются» варианты. Если же наше сознательное отношение «верно» (адекватно), тогда ситуация в сновидении совпадает с ним и закрепляет эту тенденцию, не лишая ее при этом самостоятельности.

К. Юнг

К примеру, если человек стал чересчур за¬носчивым, чересчур самоуверенным, если счи¬тает, что «поймал удачу за хвост», ему может присниться, что его настигли возмездие, кара, он понес какое-то наказание. Если вы кого-то не¬дооцениваете, презираемый вами человек может предстать в ваших сновидениях в возвеличен¬ном виде, даже в образе Бога. Но, к сожалению, не всегда все выражено так очевидно и ясно. Наши сознательные отношения скорее пред¬ставляют страшную мешанину - некоторые отношения попадают точно «в десятку», а неко¬торые совершенно не соответствуют истине. Жизнь тоже не стоит на месте: то, что соответ¬ствовало обстоятельствам в прошлом, в настоя¬щем может оказаться неадекватным. И наконец, немного найдется таких ситуаций, которые не требовали бы от нас умения удерживать в голо¬ве обе стороны вопроса, чтобы справедливо оце¬нивать ситуацию. Жизнь - не простая штука.

Бессознательная природа сновидений

Сновидение... не способно вызвать оп¬ределенной мысли — для этого оно долж¬но перестать быть сновидением... Сно¬видение... проявляется на грани созна¬ния, подобно слабому свечению звезд при полном солнечном затмении.

К. Юнг

Поскольку сновидения существуют на гра¬ни сознания и бессознательного, то записывая и анализируя их, мы строим мост между этими двумя областями. При более быстром взаимопроникновении сознательного и бессоз¬нательного ускоряются процессы роста и изме-нения. Когда мы осознаем свои сновидения, они вступают во взаимодействие с нашим сознани¬ем. Нам, в свою очередь, становятся понятными их отклик и возможная реакция на него.

Некоторые психологи выдвигают теорию, что сновидения не предназначены для подобного анализа и это может повлечь за собой разруши¬тельные последствия для души. По своему опы¬ту я знаю, что нет причин опасаться нарушения естественного процесса в развитии личности. Как видно, бессознательное автоматически следит за этим. Если человек еще не готов воспринять какое-то новое знание о собственном «я», он его и не воспримет, даже если станет тщательно анализировать сновидения. То, что еще не до¬ступно восприятию, пройдет мимо этого челове¬ка, как будто тот ничего и не видел.

Объясняется это тем, что бессознательное — именно НЕ сознательное, НЕ осознанное, т. е. такое, какое мы еще не в состоянии осознать. Много лет назад один из моих друзей посещал еженедельную группу анализа сновидений, за¬нятия в которой проводил симпатичный, чем-то напоминающий эльфа психолог-аналитик, последователь Юнга. Назову его Теодором. Однажды он рассказал группе собственное последнее сновидение. Мой друг понял его и предложил помочь Теодору в расшифровке сна. Теодор сразу же все «схватил». Он знал, что сновидение важно для него, и несколько раз повторил объяснение про себя. Позже, тем же вечером, он попросил моего друга еще раз по¬вторить, что тот ему рассказал, успев напрочь позабыть объяснение. Прослушав повторные объяснения, Теодор сказал: «Да-да, конечно», -и громко проговорил услышанное. Какое-то вре¬мя спустя он в некотором замешательстве сно¬ва обратился к моему приятелю с просьбой еще раз повторить объяснение. И наконец, когда все уже начали расходиться по домам, Теодор с грустью в голосе спросил у моего друга, не бу¬дет ли тот любезен и не повторит ли свое тол¬кование в самый последний раз. Поистине, если уж что-то является бессознательным, сделать его осознанным очень трудно.

Работа над собственными сновидениями

Скептицизм и критика ни в коей мере не подвигли меня пока на то, чтобы рассматривать сновидения как ничего не значащие случайные явления. Довольно часто сны кажутся нам лишенными смысла, однако, очевидно, именно нам не¬достает ума и способности прочитать эти таинственные послания...

К. Юнг

Относитесь с уважением к своим снам. Го¬раздо лучше записывать сновидения и вспоми¬нать их, чем пытаться понять, что они означают. Сновидения настолько исполнены смысла, что вряд ли возможно полностью исчерпать значе¬ние хотя бы одного из них. Это является неиз¬бежным результатом того, что они приходят к нам из области бессознательного. Любое сно¬видение предоставляет нам материал, который мы способны реально осознать, материал на гра¬ни сознательного, а также материал, настолько далекий от нашего сознания, что можно так никогда и не понять, почему он присутствует в сновидении.

Любой человек или объект из сновидения может либо представлять собой реального че¬ловека или объект, либо использоваться как символ некоего качества, присущего вашей собственной личности. Но, как правило, в работе над сновидениями лучше придержи¬ваться второго допущения, так как сны обыч¬но говорят символами. После того как вы про-анализируете достаточное количество снови¬дений, то сможете почувствовать, когда сно-видения выражаются в символах, а когда пе¬редают прямое сообщение.

Выделите людей и объекты, присутствующие в ваших сновидениях, и рассмотрите их как символы. Скажем, подумайте обо всем, что вы связываете с конкретным человеком или объек¬том. Сначала попытайтесь определить, какие ассоциации имеют для вас наибольшее значение, однако не игнорируйте ни одну из них. Ведь вы не пытаетесь «редуцировать» сновидение, т. е. вести его к единственному объяснению, скорее наоборот, стараетесь «амплифицировать» снови¬дение в такой степени, чтобы вызвать резонанс в душе. Помните о том, что настоящие сны начали видеть только наши предки-млекопитающие и сновидения уходят корнями в эмоции. Следовательно, вам стоит довериться своим эмоциям в выборе правильного пути. Не давайте рациональ¬ному рассудку заставить вас принять решение, с которым не согласны ваши чувства.

Полезно иметь под рукой хороший словарь, способный помочь вам узнать этимологию сло¬на, означающего объект или действие, увиден¬ные нами во сне. Здесь нет никакого противо¬речии с тем, что я говорил о необходимости Поверяться чувствам, а не рассудку в толкова¬нии сновидений: вы ищете не единственное Возможное определение для символа из вашего сновидения, а наблюдаете процесс исторического развития такого символа. Слова - это подлинные символы, имеющие целую историю, которая заключена в них самих. Если вам это кажется странным, поработайте немного со словом и вы увидите, что нередко оно способно «осветить» сновидение, казавшееся прежде совершенно необъяснимым.

Сон увиденный впервые у может показаться несерьезным и банальным. Второй раз вы можете увидеть этот же сон через месяц или сорок лет спустя. С экзистен¬циалистской точки зрения, это одно и то же сновидение... С течением времени сновидение может в конце концов сокра¬титься до единственного знака, образо¬вать пустоту между сновидцем и полу¬скрытой формой, лицом, связанным со звуком, а затем кануть во тьму. Такое сновидение практически невозможно рас¬шифровать; это иероглиф.

Р. Громссингер

По той же причине, что символы составляют язык снов, сновидения часто передают сообще¬ния с помощью игры слов. К примеру, доктор Генри Рид, пионер в области исследования сно¬видений, однажды осуществил анализ сновидений, в которых люди видели обувь - туфли, ботинки, сандалии и т. п. Он обнаружил, что подобные сновидения чаще всего являются людям в их критические, переломные жизненные моменты, когда от человека требуется, чтобы он пересмот¬рел свою «точку опоры», т. е. позицию, мировоз¬зрение. Получается, что наши ботинки (туфли, башмаки) есть то, на чем мы стоим, что держит нас на земле, следовательно, наша «точка опоры». Если это объяснение звучит для вас как нелепый ка¬ламбур, вспомните его, когда нам приснится обувь.

Возьмем другой пример (просто пример — не надо думать, что любой символ, присутствующий В сновидениях, имеет готовое объяснение): обыч¬ный мотив сновидений, когда вы обнаруживаете, что на вас нет одежды. Поиграйте словами. Вы голый, обнаженный, открытый. Ага, вот тут то и может «прозвенеть звоночек». Возможно, вы были слишком откровенны и ощущаете себя «незащищенным» перед жизнью. Но, несомнен¬но, все связанное с ситуацией прибавляет ей значимости. Вы видели себя без одежды в оди¬ночестве? В окружении людей? Ощущали ли вы во сие неловкость? Или вам было спокойно и комфортно в этой ситуации?

Одному пациенту как-то раз приснилось, что ОН на чужой планете выкапывает из земли репу. Пока мы обсуждали его сновидение, ему вдруг стало понятно, что здесь игра слов и «turnips» (perta) перекликается с «turn-ups» (неожиданный, счастливый случай, успех; глагол to turn up Означает «подниматься»), таким образом, во сне мой пациент поднимался с земли бессознатель¬ного. Каламбуры так часто присутствуют в сновидениях, что важно постоянно их искать и разгадывать. Однако у каждого человека существует собственный, личный словарь сновиде¬ний и у разных людей во сне могут встречаться разные каламбуры, у кого чаще, у кого - реже.

Вспомните об открытии Юнга: сновидения часто повторяют мифологические темы. Если какой-либо элемент вашего сновидения вызывает у вас воспоминания о мифе (или сказочном сюжете) перечитайте этот миф и подумайте, не поможет ли он прояснить сновидение. Иногда сюжет сновидения совершенно очевидно похож на конкретный миф. В таких случаях полезно тщательно сравнить сновидение с мифом, что¬бы понять, чем отличается ваш личный вариант от известного мифологического сюжета. Миф укажет общую проблему, с которой вы столкну¬лись. Личные отклонения от сюжетной линии скажут многое о том, как преломляется пробле¬ма именно в вашем конкретном случае.

Прославленный семейный доктор Карл Уитейкер использовал эту функцию бессозна-тельного в работе с новыми пациентами. Один из его любимых приемов заключался в следу-ющем: в чьем-нибудь семейном кругу он рас¬сказывал всем домочадцам «перекроенные» сказки. Сначала членам семьи казалось, что они слушают всем известную историю, но каким-то образом сказка в изложении Уитейкера все более и более начинала отходить от традици¬онного сюжета, сказочные события изменялись. Уитейкер доверял выбор подходящей сказки и ее переосмысление своему бессознательному. В конце концов всегда выходило так, что он рас¬сказывал историю о той семье, членов которой лечил, хотя сходство глубоко вуалировалось с помощью метафор и члены семьи ощущали не сознательное, а скорее бессознательное воздей¬ствие на них сказки доктора.

Если вы чувствуете, что сновидение было значимым, доверяйте своим ощущениям; когда сновидение представляется важным, обычно так оно и есть. Однако бывает наоборот. Иногда очень важное сновидение может показаться неважным, потому что вам пока не хочется смот¬реть в лицо той проблеме, которая затрагивает¬ся в сновидении. В таких случаях дайте себе передышку и не старайтесь заниматься подоб¬ными вопросами, если не хочется. Однако по мните, что вам может прийти в голову «пере¬смотреть» уже имевшие место сны некоторое время спустя. И когда начнете анализировать прошлые сновидения, то будете потрясены зна¬чением снов, казавшихся столь безобидными. К примеру, один врач-терапевт, открывший для себя психологию Юнга, стал «истинно ве¬рующим», как и многие другие обращенные в «новую веру». Однажды он увидел себя во сне торговцем, продающим фундаменталистские психоаналитические произведения. Не правда ли, лучшей иллюстрации искаженного сознательного отношения нельзя и придумать? Од¬нако в то время, когда врач видел сон, он не имел ни малейшего представления, что означа¬ет пот образ.

Постарайтесь почувствовать связь с вашим сновидением какими-нибудь необычными спосо¬бами. Можно закрыть глаза и попробовать вернуться в сон. Если попытка увенчалась успехом, вернитесь в ту часть сновидения, которая привела вас в замешательство, и продолжите его. Этот базовый метод, впервые разработанный Юнгом

(по крайней мере, в современном западном мире), сам Юнг назвал активной имагинацией. Термин представляется единственно подходя¬щим, потому что, к сожалению, большинство из нас приучено отвергать фантазии, сны наяву, воображение как пустое. Идея того, что вообра¬жение и фантазии могут быть активными, со¬вершенно чужда современному западному об¬разу мысли.

Метод может иметь множество вариаций; попытайтесь, к примеру, разговориться с людь¬ми или предметами из вашего сновидения. Для этого существует хороший способ «два стула», предложенный впервые Фрицем Перлзом, ос¬нователем гештальт-терапии. Поставьте два стула друг против друга, затем сядьте на один стул и вообразите, что на втором стуле сидит человек (или объект) из вашего сновидения. Говорите этому человеку все, что приходит вам в голову. Затем пересядьте на второй стул и представьте себя в роли этого другого человека (или объекта). Отвечайте сами себе. Продол¬жайте диалог, пересаживаясь с одного стула на другой. Вы увидите, что это гораздо легче, чем вы себе представляли. Если вы воспользуетесь этим методом, попытайтесь записать свой диа¬лог на магнитофон, а позже - в свой журнал.

Или без всякого магнитофона запишите свой диалог на бумаге. Сначала необходимо расслабить¬ся. Если вы знакомы с медитацией, помедитируйте несколько минут, чтобы сконцентрироваться.

Если раньше не занимались медитацией, проде¬лайте следующее. Это не сложно. Сядьте по¬удобнее и закройте глаза. Почувствуйте свои ноги, не обращая внимания на другие части тела. Оттуда переместите ощущения к голове. Затем перейдите в центр грудной клетки. Поочеред¬но чувствуйте другие части тела, до тех пор пока не сможете свободно перемещать свои ощуще¬ния в любую точку тела. Затем осторожно при¬слушайтесь к организму в целом. Вы почувству¬ете, как ваше дыхание замедляется и становит¬ся глубже во время этого процесса, который занимает всего несколько минут.

Теперь начинайте диалог с лицом (или объек¬том) из вашего сновидения, как вы делали это в случае с двумя стульями. Запишите диалог обеих сторон на бумаге, Я предпочитаю наго¬варивать на диктофон. Кому-то это может дей¬ствовать на нервы, и он предпочтет карандаш и бумагу. Еще можно нарисовать ваше сновиде¬ние карандашами или написать красками, вылепить. Как ни странно, эти методы зачастую оказываются более эффективными в тех случаях когда у человека нет или почти нет художественного таланта. Можно тщательно продумать процесс и поделить сновидение на акты, перечислить главных героев, указать последователь¬ность событий и т. д. Часто очень полезно анализировать сновидения с привлечением таких театральных средств, поскольку сновидения хорошо поддаются подобному анализу.

В целом можно отметить, что существует очень много методов, облегчающих работу со сновидениями. Далее мы еще поговорим о спе¬цифических аспектах сновидений. Но самое главное состоит в том, чтобы запомнить и запи¬сать их. Если вы не сделаете этого, невозмож-ным окажется и все остальное.

Сновидения показывают, как протекает про¬цесс индивидуации. Следующую главу мы нач¬нем с исходной точки этого процесса: концеп¬ции психологических типов Юнга.

ГЛАВА 4

Психологические типы

...Поскольку факты свидетельствуют о том, что типичная жизненная уста¬новка представляет собой распростра¬ненное явление с явно произвольным раз¬бросом, она не может быть предметом сознательного суждения или сознатель¬ного намерения, но должна вызываться некоей бессознательной, инстинктивной

причиной.

К. Юнг

В первой главе речь шла о том, как Юнг попил, что открытие эдипова комплекса, сделан¬ное Фрейдом, подтверждает, что современные чипы и женщины вновь и вновь повторяют в своей жизни классические сюжеты из мифологии и эти сюжеты отражаются в их сновидениях.

Он хотел выйти за пределы исходного примера, предложенного Фрейдом, с целью раздвинуть границы психологической науки путем отвле¬чения от непостижимого хаоса настоящего и об¬ращения к более упорядоченной непрерывнос¬ти истории. Но Юнг скоро понял, что Фрейда вполне удовлетворяет собственная теория эди¬пова комплекса, которую тот со временем превра¬тил в догму.

Юнг получил разностороннее образование и был лучше «оснащен» научными знаниями, чем Фрейд, что облегчало ему задачу «разведывания новых территорий». Юнг принялся за работу самостоятельно в надежде продемонстрировать Фрейду обоснованность своего подхода. Но, как вам уже известно из первой главы, когда Юнг опубликовал свои «Символы трансформации», где проводились параллели между фантазиями современной женщины и разнообразными мифо¬логическими темами, Фрейд не вынес «предатель¬ства» и разорвал их отношения.

Юнг не был ни первым, ни последним из числа учеников Фрейда, покинувших своего учителя или отвергнутых им. Фрейд являл собой устрашающую фигуру отца, он переносил отцовскую власть на своих последователей и хотел доминировать над ними, как над собствен¬ными сыновьями. Подобное отношение в конце концов вынудило многих более независимых по характеру психоаналитиков порвать с Фрейдом, чтобы получить возможность найти собственный путь в науке. За два года до разрыва Юнга с Фрейдом Альфред Адлер выступил против непоколебимой уверенности Фрейда в том, что В основе любых человеческих поступков лежит сексуальность. Со своей стороны, Адлер столь же упорно стоял на том, что основным «двига¬телем» является стремление к власти с целью компенсации чувства неадекватности (комплек¬са собственной неполноценности).

После отлучения от тесного сообщества пси¬хоаналитиков Юнг старался понять, почему меж¬ду ним и Фрейдом возникли такие противоре¬чия. Как могли и Фрейд и Адлер так упорно настаивать на существовании единственного мо¬тивирующего фактора? В отличие от них, Юнг чувствовал, что существует множество инстин¬ктов, управляющих нами. Сексуальность и стремление властвовать являются врожденны¬ми инстинктами, но ни один из них не может претендовать на исключительность. И вообще, дело не только в инстинктах. Юнг всегда чув¬ствовал, что течение жизни определяется веле¬нием души, и не понимал, почему дух непременно должен быть слабее инстинктивных импульсов. Если бы это было так, мы никогда не построили ни одного храма.

Интроверт и экстраверт

Юнгу предстояло найти связь между инстинктом и духом с помощью архетипов коллективного бессознательного, каждый из которых простирался от самой высокой до самой низкой областей чело¬веческого опыта. Однако одинаково интересным представлялось то, что Фрейда и Адлера бессоз¬нательно влекло к противоположным «богам», в то время как Юнг продолжал оставаться полите¬истом. Ему казалось ясным, что людей подталки¬вают и подвигают на поступки многообразные силы, которые не обязательно сводятся к един-ственной мотивирующей силе. Эта убежденность побудила Юнга подобрать исторические модели человеческих характеров, которые помогли бы объяснить столь разных людей, как Фрейд и Адлер (да и сам Юнг). Подобно тому, как когнитивные инварианты представляли собой вечные структу¬ры, через которые человеческий ум отфильтро¬вывал реальность, Юнг пришел к ощущению, что существует небольшое количество неизменных человеческих типов.

К примеру, Фрейд полагал, что человечество извечно разрывается между принципом удоволь¬ствия и принципом реальности. Это означает, что все мы стремимся удовлетворить свою по¬требность в удовольствиях, особенно сексуаль¬ных, но реальность ограничивает наши возмож¬ности в их удовлетворении. Совершенно ясно, что мировоззрение Фрейда фокусируется на внешнем мире, на удовольствиях и ограниче¬ниях, существующих «там, извне» (даже если такие внешние ограничения трансформируют¬ся во внутренние).

В отличие от Фрейда, Адлер считал, что че¬ловечество страдает от ощущений неполноцен¬ности того или иного типа. С целью компенси¬ровать это чувство собственной неполноценно¬сти мы стараемся достичь власти. Ощущение собственной власти позволяет заглушить в себе чувство неполноценности. Совершенно очевид¬но, что мировоззрение Адлера фокусируется на внутреннем мире, наших субъективных реакци¬ях на внешние события.

Несомненно, любое событие можно рассмат¬ривать с любой из этих двух точек зрения. Мы можем исследовать внешние события или чув¬ства людей, возникающие в связи с событиями. Юнг осознал, что каждый из нас имеет предрас¬положенность или к одному, или к другому подходу к жизни. Один тип людей инстинктив¬но «уходит в себя», когда к ним подступает внешний мир, люди другого типа инстинктивно тянутся к внешнему миру. Юнг назвал движение наружу экстравертностью — сосредоточенностью на внешних предметах (от лат. «extra» - за пре¬делами и «exterus» - в направлении наружу), а движение («втягивание») внутрь себя - интровертностью (от лат. «intro» - в направлении внутрь). Экстраверт - это человек, исходное отношение к жизни у которого основывается и сосредотачивается на внешних событиях и предметах; интроверт - тот, кто сосредоточен на самом себе, его отношение к жизни идет от внутренних ощущений.

Следовательно, оба мироощущения являют¬ся базовыми типами отношения к жизни; не-возможно найти настолько примитивную фор¬му жизни, чтобы в ней не проявлялись оба типа поведения. Амеба рассматривает все, с чем встре¬чается в мире, как пищу или врага. Она захва¬тывает и глотает пищу и спасается бегством от врага. Первое можно рассматривать как дви¬жение навстречу миру, а второе — как отступле¬ние из реального мира. Высшие животные име¬ют те же самые инстинкты. В последние годы исследования воздействия стрессов, проведен¬ные Гансом Селье, продемонстрировали, как в условиях стресса наши тела вырабатывают химические вещества, подготавливающие нас к борьбе или бегству. Поскольку в большинстве из современных стрессовых ситуаций мы не можем позволить себе ни то, ни другое, у нас нет возможности «выпустить» лишнюю энер¬гию, поэтому большую часть времени пребыва¬ем во взвинченном, нервном состоянии.

Хотя каждый из нас способен выбрать лю¬бой из двух подходов к жизни, когда того тре-бует ситуация, наибольшее предпочтение выка¬зывается только одному из двух подходов. Шумная компания, обожаемая экстравертом, для интроверта - худшее наказание. Привязанность интроверта ко всему давно знакомому и при¬вычному способна довести экстраверта до зе¬воты. Когда интроверты чувствуют усталость, они стараются остаться в одиночестве, побыть наедине с самими собой, чтобы набраться сил перед новой «вылазкой в мир». Экстравертам, чтобы взбодриться, наоборот, требуется общение с людьми и активная деятельность.

Во многих современных психологических гестах применяются критерии экстравертности и интровертности, однако трактуют их с точ¬ки зрения статистики. Следовательно, эти тес¬ты основаны на предположении, что в каждой личности заложена некоторая степень и экстравертности и интровертности, но у большин¬ства людей эти качества достаточно равномер¬но перемешаны. Считается, что люди, имеющие сильную склонность либо к тому, либо к друго¬му, статистически составляют малую долю все¬го населения.

Подобный подход разрушает концепцию Юнга. Юнг не считал, что кому-то непременно нужно обладать навязчивой общительностью, как ставший притчей во языцех торговец подержан¬ными автомобилями, чтобы называться экстра¬вертом, или уйти в себя, чтобы считаться интровертом. Налицо два противоположных полюса, которые в личностных тестах как раз и рассмат¬риваются как экстравертивный и интровертивный типы.

Как и во многом другом, Юнг в этом случае смотрел в корень, а не просто отыскивал очевидные внешние поведенческие признаки. Короче экстравертность - обращение за энергией к внешнему миру, интровертность – движение внутрь, к собственной душен Большинство из нас четко соответствует той или другой из двух категорий, независимо от крайностей в поведе¬нии, какие могут обнаружить в нас психологи¬ческие тесты.

Причина серьезности такого разграничения состоит в том, что все интроверты обладают большим числом черт, противоположных чер¬там экстравертов, только потому, что они - ин¬троверты, независимо от того, в какой степени проявляется их интровертность. Однако по¬скольку наше поведение часто свидетельствует скорее о социальных ограничениях, нежели о личных склонностях, возникает необходимость в обращении к сновидениям конкретного чело¬века, чтобы понять, экстраверт он или интроверт. Если сновидец чаще всего оказывается в конф¬ликте с персоной интровертивного типа, значит, он экстраверт, и наоборот. Это происходит по¬тому, что в сновидениях неразвитое отношение отступает в область бессознательного и прини¬мает различные персонифицированные формы. (Более подробно поговорим об этом в следую¬щей главе, где речь пойдет об архетипе Тени).

Четыре функции

Обратите внимание на то, как хорошо концеп¬ция Юнга об интровертах и экстравертах объяс¬няет разногласия между Фрейдом и Адлером по поводу основного движущего мотива человече¬ства. Однако она не смогла объяснить, почему Юнг так отличался от них обоих. Поскольку сам Юнг был интровертом и при этом блестя¬щим мыслителем, который нелегко «справлял¬ся» со своими чувствами, он изначально был склонен ассоциировать интровертность с про¬цессом мышления, а экстравертность - с чув¬ствами. Юнгу потребовалось почти десять лет, чтобы понять, что различия между интроверта¬ми и экстравертами не являются всеобъемлю¬щими и единственными различиями в челове¬ческой личности. Постепенно Юнг пришел к пониманию, что мышление и чувства являются различными «мерилами» личности, не завися¬щими от того, к какому типу принадлежит че-ловек — к экстравертам или интровертам.

Когда Юнг начал размышлять об иных кате¬гориях (помимо экстраверсии и интроверсии), он вскоре понял, что у многих людей подход к жизни основан не на мышлении или чувствах, а непосредственно на ощущении. (Нельзя не отдать должного лингвистическим способнос¬тям Юнга, поскольку в его родном немецком языке слова «чувство» - англ. feeling и «ощу¬щение» - англ. sensation не имеют четких раз¬личий и вследствие этого их легко спутать. Прим. перев.: в русском языке слова feeling и sensation также имеют во многом совпадающие значения - чувство, ощущение, понимание, вос-приятие, поэтому перевод слова sensation как «ощущение» объясняется тем, что в английском слове как бы заложено указание на сенсорные органы, а под словом feeling понимается более тонкий подход, основанный на умении оцени¬вать ситуации и более близкий к эмоциям приблизительно, сопереживание, предчувствие, чутье, что сближает эту функцию с intuition -интуицией.) Однако было, по всей вероятности, еще одно свойство, не очень резко отличающе¬еся от понятия «чувство» ни в одном из запад¬ноевропейских языков. И все же Юнг посчи¬тал, что это свойство имеет качественное отли¬чие от «чувства», и назвал его «интуицией».

Итак, в дополнение к двум типам отношения к жизни, или двум основным жизненным уста¬новкам, Юнг указал на наличие четырех функ¬ций, которыми мы пользуемся в своих отноше¬ниях с реальным миром: мышление, чувство, ощущение и интуиция. И ощущение и интуиция являются перцептивными функциями. Мы ис¬пользуем их для получения данных, которые затем «обрабатываем» с помощью «мышления» и «чувства». Функция мышления идентифици¬рует и классифицирует информацию, получен¬ную нами с помощью ощущения или интуиции. Чувство дает такой информации оценку; оно указывает нам, что чего стоит.

Поскольку функции мышления и чувства используют разум и способность к разграниче¬нию (нахождению различий), Юнг определял их как рациональные функции. Он признавал, что мы склонны отождествлять разум с мышле¬нием и считать чувства неразмышляющими, потому что путаем чувство с его физическим «контрапунктом» - эмоцией. Но чувства (по крайней мере в определении Юнга) не являют¬ся эмоциями. Человек с обостренными чувства¬ми способен оценивать вещи и явления с той же степенью обоснованности и разграничения, как самый способный «мыслитель», использую¬щий эти качества для отнесения какого-то пред¬мета или явления к соответствующей менталь¬ной категории.

Ощущение и интуиция, с другой стороны, являются иррациональными функциями. Это паши «окна в мир», поскольку дают они необхо¬димую пищу для функций мышления и чувств. В наш сверхрациональный век определить что-то как «иррациональное» все равно, что заклей¬мить это как негодное. Однако Юнг и не думал и носить в определение какие-то уничижитель¬ные коннотации. Любая из четырех функций имеет свое назначение и обладает одинаковой ценностью, когда используется в тех целях, для которых она предназначена. И точно так же каждая из четырех функций одинаково теряет СВОЮ ценность, когда ее ошибочно пытаются ис¬пользовать не по назначению, то есть вместо i ругой функции.

(Обратите внимание на то, что четыре функции, предложенные Юнгом, легко делятся на две пары функций - мышление в противоположность чувствам и ощущения в противоположность интуиции. Мышление и чувство являются вза¬имоисключающими функциями: вы не можете классифицировать явление и одновременно давать ему оценку. Вам необходимо делать что-то одно. Точно так же вы не можете одновре¬менно обращаться к своим сенсорным органам и внутренним интуитивным прозрениям. По¬скольку всем нам свойственно чаще обращать¬ся к тому, что лучше всего удается, мы останав¬ливаемся на той или иной из четырех функций как доминирующей, главной для нас функции. Противоположная функция (из соответствую¬щей пары) при этом вытесняется в бессозна-тельное. Юнг определил ее как низшую (или, иными словами, «подчиненную») функцию.

Подчиненная функция

К описанию четырех функций вернемся не¬сколько позднее, сначала я хотел бы слегка коснуться подчиненной функции.

Представь¬те себе, что вы — «мыслитель» (подразумеваем, что вашей ведущей функцией является мышление). Поскольку это вам хорошо удается, вы неизбеж¬но предпочитаете мышление чувству. Даже в тех случаях, когда чувства просто необходимы, вы иной раз предпочтете призвать на помощь разум. Из-за этого ваша функция «чувства», и без того не очень развитая, ослабевает.

Однако поскольку вам нужен материал для размышлений, вы вынуждены пользоваться фун¬кциями ощущения или интуиции для получе¬ния с их помощью «сырья», которое ваша мыс¬лительная функция сумеет переработать, чтобы получить высокосортную «руду». Скорее всего вы будете чаще пользоваться одной функцией (ощущением или интуицией), но между любой из этих функций и вашей ведущей функцией мыш¬ления не существует никакого внутреннего кон¬фликта. Хотя мы не можем одновременно восполь¬зоваться и органами чувств и интуицией, любая из этих функций отлично сочетается с процес¬сом мышления. Поэтому вполне вероятно, что с течением времени вы доведете одну из указанных функций - ощущение или интуицию - до очень высокого уровня, хотя она все же будет оставаться вспомогательной по отношению к главной вашей функции — мышлению.

Если прочие три функции (в нашем случае это мышление, ощущение и интуиция) применя¬ются вами осознанно, подчиненная функция - чувство - становится подсознательной. Вы даже пе¬рестаете воспринимать мысль, что в каких-то случаях можно воспользоваться «чувством».

Когда обстоятельства практически вынуждают вас обратиться к своим чувствам, те оказывают¬ся перегружены бессознательной информацией любого типа — как позитивной, так и негатив¬ной. В моменты слабости бессознательное спо¬собно «прорвать» подчиненную функцию и оше¬ломить вас. Таким образом, наша подчиненная функция становится как бы шлюзом в бессоз¬нательное, а бессознательное представляет со¬бой источник всего волшебного и чудесного в нашей жизни.

Если бы Фрейд оказался прав и бессозна¬тельное состояло только из подавленных вос-поминаний, оно не было бы магическим и уди¬вительным. Но Фрейд ошибался: под подавлен-ными воспоминаниями (личным бессознатель¬ным) лежит обширная область динамически самоорганизующейся коллективной памяти. По-видимому, она не имеет ни временных, ни про¬странственных границ; вероятно, она способна и проникать в будущее и уходить в прошлое. В настоящем коллективная память может давать информацию о событиях, происходящих за тысячи миль от нас. Коллективное бессознатель¬ное соединяет нас с каждым и со всем сущим или существовавшим и, возможно, даже с тем, что только будет существовать. (Мы поговорим об этом подробнее в главе о Самости.)

Любое духовное чувство, любое мистическое озарение, любой творческий опыт приходят к нам из коллективного бессознательного. Находится ли в основе этого опыта Бог - задача метафи¬зики, которую каждый из нас рано или поздно решит для себя. Но это не отрицает «божествен¬ной» (numinous) сущности опыта, получаемого от коллективного бессознательного посредством нашей «подчиненной функции».

Слово «нуминозный» («numinous») было образовано теологом Рудольфом Отто от латин¬ского «numen», означающего созидательную энергию или гения (в английском «numen» употребляется в значении «божество, бог-покро¬витель». ~ Прим. перев.). Отто требовалось слово, выражавшее чувство благоговения и та¬инственности, которое все мы испытываем в различные моменты своей жизни. Независимо от наших религиозных убеждений (или их от-сутствия) мы неизбежно получаем опыт о кол¬лективном бессознательном как о «нуминозиом» (божественном, ослепляющем, завораживаю¬щем). Оно может быть «нуминозным» и устра¬шающим, «нуминозным» и обучающим (разви¬вающим), «нуминозным» и абстрактным, но «ну¬минозным» оно остается всегда. Это верное сви-детельство того, что мы имеем дело с чем-то боль¬шим, нежели человеческий аспект реальности.

В брошюре «Подчиненная функция» знаме¬нитая коллега Юнга, доктор Мария-Луиза фон Франц отмечает, что подчиненная функция не-<чт мощный эмоциональный заряд. Это объясня¬ется тем, что в ней концентрируется вся энергия, которая «отводится» в область бессознательного всякий раз, когда сознание не в силах с чем-то справиться. По этой причине люди среагируют очень эмоционально, если коснуться их подчи¬ненной функции. Плохо, конечно, но есть надежда «обнаружить кладезь эмоциональных глу¬бин», который мы ранее не признавали или игнорировали.

Порой бывает трудно определить интровер¬та или экстраверта, но так же трудно выявить ведущую, или главную функцию человека. Это особенно справедливо для тех случаев, когда у человека очень развита его вторичная функция. В подобном случае легче бывает определить подчиненную функцию и вывести из нее глав¬ную (ведущую). Секрет в том, чтобы определить, какую функцию человек затрудняется успешно использовать.

К примеру, если вы не можете решить, кто пе¬ред вами, «мыслитель» или «сенситив», потому что ему хорошо удается и то и другое, опреде¬лите, что его больше раздражает - люди, при¬вносящие чувства в деловые вопросы, или те, кто постоянно одержим грандиозными проек¬тами? Если ему неприятно вмешательство чувств в дела, значит, он «мыслитель». Если его приводят в раздражение великие теории (при¬знак «интуитива»), этот человек - «сенситив».

Если человек сам не уверен в том, какая функ¬ция у него доминирует, попросите его пред¬ставить себе, что он устал. И кто-то обращается к нему с кадровой проблемой (чувство) или попросит без подготовки дать прогноз проекта («интуиция»). Что окажется для него более изнурительным? Иногда бывает полезно обра¬титься к личным мотивам: попросите интере¬сующего вас человека описать кого-либо, кто действительно вызывает у него раздражение. Почти неизбежно раздражающая личность бу¬дет являться носителем подчиненной функции интересующего вас человека. В следующей главе мы поговорим об этом подробнее, когда будем обсуждать архетипическую фигуру Тени.

Если все способы безрезультатны, могут дать ответ сны человека, но для этого требуется вре¬мя. Обычно в сновидениях подчиненная функ¬ция персонифицируется в достаточно нелице¬приятных образах. К примеру, на ранних этапах юнговского анализа пациент - «интуитив» видел во сне, что ему нужно пробраться мимо каких-то полулюдей, у которых вообще не было лбов, эти существа валялись на земле, пожирая пищу и не обращая внимания, в какой грязи находят¬ся. Так в сновидении трансформировалось пред¬ставление о «сенситивах», причем под таким уг¬лом их мог увидеть только «интуитив».

Путь к индивидуации

Цель создания Юнгом теории психологичес¬ких типов легко истолковать неверно. Мы мо¬жем решить, что, со стороны Юнга, это была попытка «вместить каждого в свою маленькую коробочку» и лишить нас индивидуальности. Однако Юнг преследовал прямо противополож¬ную цель. У Фрейда был единственный путь развития, по которому, как он предполагал, идут все (подразумеваются люди, не страдающие нервными расстройствами). К сожалению, по¬скольку Фрейд был экстравертом, предлагаемый им путь развития был экстравертивного типа. Например, когда Юнг проанализировал харак¬теристики людей, имевших, по утверждению Фрейда, склонность к нарциссизму, то обнару¬жил, что лишь некоторых из них действитель¬но отличают самопоглощенность и незрелость души. Что касается остальных, эти люди были просто интровертами.

Юнг пришел к выводу, что невозможно до¬стичь исходного понимания правильного пути развития какой-то конкретной личности, если не признавать того факта, что люди различных психологических типов растут и развиваются по-разному. Пути развития интровертов и эк¬стравертов совершенно различны. Если доба¬вить к этому весь спектр «мыслителей» и «чувствователей», «сенситивов» («ощущателей») и «интуитивов», каждый из которых занимает своеобразную исходную жизненную позицию, можно попять, что удивительно, если бы они не стали совершенно различными людьми, но не потому, что их развитие шло по правильному или по неправильному пути, а потому, что с рож¬дения они были разными людьми и развитие шло по их собственному пути.

Это особенно справедливо в свете существо¬вания подчиненной функции. Проявив терпе¬ние и мужество, мы можем интегрировать обе второстепенные функции в нашу личность. Од¬нако невозможно проделать нечто подобное с подчиненной функцией, так как она соединяет нас со всем «массивом» коллективного бессоз¬нательного. Вот почему попытка интегрировать подчиненную функцию подобна попытке выпить море; ни то, ни другое просто невозможно.

К примеру, «интуитивам» никогда не удаст¬ся до конца интегрировать функцию воспри-ятия. Они всегда будут чувствовать некото¬рое неудобство в обращении с фактической стороной жизни. Путь индивидуации «инту¬итивистов» очень сильно отличается от пути представителей интровертированного ощущателыюго типа (вспомните компьютерных про-граммистов). Однако это не означает, что «интуитивам» следует полностью избегать кон-тактов с восприятием - как раз наоборот. Для интуитивов» восприятие может стать клю¬чом, который открывает все жизненные тай¬мы. Восприятие может привнести в их жизнь радость, которую не в состоянии дать более привычная для них функция интуиции. Но они никогда не достигнут изящной простоты в обра¬щении с восприятием, доступной «сенситивам». Прежде чем продолжить рассуждения о «сенситивах» и «интуитивов», следует коснуться характеристики психологических типов. Давай¬те для начала более подробно обсудим экстра-вертов и интровертов.

Экстравертивный тип

Мы уже определили экстравертивный тип как ориентированный более на внешнее, чем на внут¬реннее, на объективное, нежели субъективное. Экстраверты достаточно уютно чувствуют себя в окружающем мире, поскольку для них внешний мир ~ единственный реально существующий. В этом заключаются как сила экстравертов, так и их слабость. Для экстравертов исключительную трудность представляет даже осознание суще¬ствования внутреннего мира. Если экстраверты находятся в состоянии спокойной сосредоточен¬ности, это не означает, что сами они осознают, что предаются размышлениям. Интроверты не могут даже представить, как это - не слышать постоянного внутреннего диалога. Экстраверты же в основном не осознают наличия внутренне¬го диалога, потому что прислушиваются только к информации, поступающей из внешнего мира.

Экстраверты никак не могут насытиться тем опытом, который предоставляет им реальный мир. Им нравится постоянно меняющаяся реаль¬ность, наполненная цветом, шумом, движением, новизной. Они хорошо чувствуют себя в обще¬стве и любят, чтобы их окружали люди. Интерес¬ный факт, экстраверты в гораздо меньшей степе¬ни, чем интроверты, ощущают собственное тело. Юнг говорит, что тело само по себе «находится недостаточно извне», чтобы экстраверты осозна¬вали его потребности. Обычно экстраверты так поглощены своими делами, что частенько игнори¬руют потребности своего организма в отдыхе или пище. Если человек не только экстраверт, но при этом еще и «интуитив», он способен до такой сте¬пени не обращать внимания на «сигналы» своего организма, что тому приходится напоминать о себе посредством болезни.

Экстраверты могут быть настолько созвучны своему окружению, так хорошо понимать лю¬дей, с которыми общаются, что порой уподобля¬ются хамелеонам, меняющим окраску в зависи¬мости от конкретного окружения. Они всегда готовы проявить себя, способны действовать в любой социальной среде. Любому событию дают дополнительный толчок с большой энергией и эмоциональностью. Уловите разницу в расска¬зе рыбака—интроверта и экстраверта. Экстраверт вносит дополнения, приукрашивает, облагораживает. Если при этом действительность остается не у дел, что ж, тем хуже для нее. Интровертам хорошо известна способность экстравертов превращать жизнь в праздник. они существуют и действуют. Как я уже упо¬минал, одним из побуждений, приведших Юнга к его концепциям интроверсии и экстраверсии, послужило осуждение Фрейдом проявлений «нарциссизма» в людях. Юнг понял, что этот ярлык действительно подходил некоторым людям, имевшим истинную склонность к «нар¬циссизму», но при этом Фрейд необоснованно причислил к этому типу и других людей толь¬ко потому, что они были больше ориентирова¬ны на собственный внутренний мир, чем на вне¬шние события.

Экстравертам интроверты всегда будут ка¬заться эгоистичными и самопоглощенными, по¬тому что последних больше интересует соб¬ственный внутренний мир, нежели окружающий их мир реальный. У экстравертов не уклады¬вается в голове, как могут интроверты отрицать «факт» внешнего мира. Они даже не осознают, что столь любимые ими внешние «факты» ок¬рашены их собственными подсознательными внутренними процессами. Интроверты же все¬гда уверены, что все знания о мире они получа¬ют с помощью представлений, которые созда¬ются в уме.

Юнг выразил позицию интровертов кратко: «Мир существует не просто сам по себе, он таков, каким его вижу я!» В классическом виде вопрос о противоборстве между экстравертностыо и интровертностью впервые был откры¬то поднят в философии. Философская версия интровертности носит название «идеалистическая позиция». По выражению британского фи¬лософа XVIII века епископа Джорджа Беркли, вcе, что мы испытываем, суть мысли, возникаю¬щие в нашем уме. Поэтому они — единственное, ЧТО нам дано узнать о реальности. Настаивать, что «там, снаружи» существует нечто, бес¬смысленно. Все, что нам известно, это то, что мы испытываем «здесь, внутри».

Приблизительно в то же время шотландский философ Дэвид Юм пришел к отрицанию Самого базового принципа экстраверсии - кау¬зальности (причинной связи). Мы попросту принимаем как должное, что одно явление ста¬новится причиной другого. Вся классическая логика Аристотеля основывается на силлогизмах (например, А подразумевает В, а В подра-зумевает С, следовательно, А подразумевает С). По Ньютону, на всякое действие имеется равное ему противодействие. Или, если выразиться проще, — каждое следствие имеет свою при¬чину. Юм выбил почву «из-под ног» причинно следственной связи, обратившись за аргументами в область разума. Допустим, мы утверждаем что бейсбольный мяч меняет направление При столкновении с битой потому, что ударяется в биту. Юм в этом случае доказывал бы: все что мы можем с полной уверенностью утверждать, так то, что мяч ударился о биту и полетел в другом направлении. Оба события связанны и во времени и пространстве в нашем восприятии. Однако нет никакой логической не¬обходимости утверждать, что одно событие ста¬ло причиной другого.

Исходя из этого мировоззрения, реальный мир не объективен, а субъективен. Еще более великий философ, Иммануил Кант, в конце XVIII века выступил в поддержку этого взгля¬да и дал ответ, предвосхитивший воззрения Юнга на этот предмет. Кант заявил, что объек¬тивный внешний мир существует, но познавать его можно только с помощью фильтра, который обеспечивает наш разум. Уже при рождении нас наделили психическими структурами, к кото¬рым «примеряется» наше восприятие реальнос¬ти. Мы способны познавать реальность только посредством этих структур. Конечно же, в этой книге мы встречались со структурами, которые Юнг определил как «архетипы», а я — как «ког-нитивные инварианты». Кант полагал, что по¬добные структуры являются необходимым ог-раничением человеческих возможностей и мы никогда не сможем узнать «das Ding an sich» («вещь в себе»).

Но если объективно, даже взгляд Канта стра¬дал близорукостью. Как получилось, что ког¬нитивные инварианты, призванные для «филь¬трования» реальности, находятся в таком уди¬вительном соответствии с этой реальностью? Они действуют не по принципу «проб и оши¬бок», когда мы налетаем на предметы, не заме¬тив их, и набиваем шишки или обжигаемся, касаясь предметов, с виду показавшихся нам хо¬лодными. Нет, когда мы познаем мир с помо¬щью когнитивных инвариантов, то словно об¬ладаем точной «картой» реальности, доступной восприятию с помощью человеческого разума. Те же самые когнитивные инварианты совершен¬но иным образом проявляются в рыбе, которая живет в абсолютно иной среде и сенсорные способности которой отличаются от человече¬ских. Однако когнитивные инварианты внутреннего мира и объекты внешнего, очевидно, каким-то образом представляют собой два аспекта одного и того же явления.

Все мы обретаем опыт внешнего мира через наш внутренний мир. Экстраверты игнорируют промежуточный процесс и ведут себя так, слов¬но общаются с внешним миром напрямую. Ин¬троверты концентрируются на внутреннем процессе. По этой причине интроверты склонны к солипсизму (вере, что не существует никого и ничего, помимо человека, думающего об этом).

Мой друг-интроверт убеждал меня, что поскольку именно он воспринимает мир и при-нимает решения относительно внешнего мира, из этого следует, что никакого внешнего мира (для него) не существует до тех пор, пока он не начинает думать о нем. Трудно спорить с Такой позицией, но экстраверт даже не станет утруждать подобным спором, потому что ни один экстраверт не относится к внутреннему миру настолько серьёзно. В своей бессмертной «Жизни Джонсона» Босуэлл рассказывает, как Джонсон (экстраверт из экстравертов), позна¬комившись с доводами Беркли, пнул ногой ле¬жащий рядом камень и торжественно провоз¬гласил: «Вот мое опровержение». Конечно, этим он ничего не мог опровергнуть, потому что только в своем уме почувствовал, что пинает камень ногой, и только в умах окружающих людей со¬здалось впечатление, что он пнул этот камень. Различия между экстравертом и интровертом в этом вопросе являются не логическими, а эмоциальными.

Интроверт чувствует себя свободно во внеш¬нем мире, лишь когда у него есть внутренняя модель этого мира. Мария-Луиза фон Франц вспоминает, как Юнг рассказывал ей о ребенке, который ни за что не хотел входить в комнату, пока ему не называли каждый элемент обста¬новки там. Один интроверт как-то признался мне, что более всего в новой ситуации его при¬водит в замешательство, что он может встретить¬ся с каким-либо человеком или понятием, с ка¬ким никогда не сталкивался прежде, и не будет знать, как относиться к этому или каким обра¬зом вести себя. Еще один интроверт объяснил мне, что ему стало гораздо спокойнее, когда он разработал для себя набор определенных пра¬вил поведения в социальных ситуациях. Толь¬ко в случае неизбежной необходимости он по¬зволял себе как-то менять эти правила, адапти¬руя их к новой ситуации.

Подобно тому, как экстраверта его интровертивная подчиненная функция влечет к внутрен¬нему миру, подчиненная функция интроверта — экстраверсия — притягивает интроверта к внеш¬нему миру. Важно, чтобы интроверт действитель¬но вступал в контакты с внешним миром, а не пря¬тался за ширмой своего внутреннего опыта. В романе Германа Гессе «Степной волк» дается клас¬сический портрет интроверта, затянутого в чув¬ственный мир жизненного опыта. Для героя-интроверта в качестве символа чувственного эк¬страверта выступает саксофонист. В наше время мы могли бы заменить саксофониста рок-звездой.

Мне кажется, что к этому моменту читатель уже получил более полное представление о двух противоположных отношениях к миру. Он уже в состоянии определить с некоторой долей уверенности, кем является сам — интровертом ИЛИ экстравертом, и, возможно, идентифицировать тип многих других людей, имеющих для него значение.

Далее мы перейдем к подробному обсужде¬нию четырех функций - мышления, чувства, ощущения и интуиции. И, наконец, поговорим о восьми психотипах, которые образуются со-четанием основной установки, или отношения к жизни и функции. Само собой разумеется, мы можем пойти еще дальше и поговорить о шестнадцати комбинациях установки, главной и второстепенной функции, но надо же когда-нибудь и остановится!

Функция мышления

«Чувствователям» «мыслители» кажутся хо¬лодными - бесстрастное отношение к жизни, от¬сутствие внимания и к своим собственным эмоци¬ям и к эмоциям других людей. Они любят акку¬ратность и порядок, у них исключительно раз¬вита логика. По этой причине образовался от¬носительный иммунитет (невосприимчивость) к эмоциональным проблемам вокруг них. Они способны сохранять свой упорядоченный мир без потрясений даже посреди всеобщего хаоса.

Если «мыслитель» при этом еще и экстраверт, его жизнь определяется рациональными вы¬кладками (правилами), которые основываются на объективных данных (фактах). Поэтому из людей, принадлежащих к экстравертивному мыслительному типу, получаются прекрасные исполнители, пока они не сталкиваются с чело¬веческим фактором, который, по их мнению, является вторичным в сравнении с логикой. Мария-Луиза фон Франц отмечает, что «этот тип можно встретить среди организаторов, лю¬дей, занимающих высокие посты и государствен-ные должности, в области предпринимательства, закона, а также в среде ученых».

Их мораль определяется незыблемым сво¬дом правил, и другим людям лучше соответство¬вать этим правилам. Вот почему среди «мыслителей»-экстравертов множество реформаторов. У них твердые убеждения в том, что хорошо, а что — плохо, и они полны решимости внедрить свои убеждения в жизнь, используя два цвета. К сожалению, правила логики тяготеют только к черному и белому, лишь с небольшим вкрапле¬нием серого, поэтому в моральном кодексе та¬ких людей практически нет места человеческим слабостям и ошибкам. Более всех прочих типов экстравертивный мыслительный тип склонен к максиме, что цель оправдывает средства. В каче¬стве примера могу заметить, что в исходной ин-теллектуальной иерархии коммунистической партии насчитывалось множество представите-лей экстравертивного мыслительного типа.

Подчиненная функция экстравертивного мыслительного типа людей не просто интровертирована — это «интровертивное чувство». По¬этому, когда «мыслители»-экстраверты что-либо чувствуют, то, как правило, испытывают очень нежные чувства. К сожалению, они не склонны делиться своими чувствами с другими, потому что слишком озабочены собственной карьерой, но от этого их чувства не теряют своей силы. Вот почему «мыслители»-экстраверты — верные друзья. Их чувства могут быть глубоко запря¬танными, но при этом сильными и неизменны¬ми. Для них вполне естественно переходить от одной идеи к другой, но это не относится к эмо¬циональным привязанностям.

Если «мыслители» являются интровертами, то они ориентированы не столько на факты, сколь¬ко на идеи. Если факты не соответствуют их теории, значит, тем хуже для фактов. Мощная позиция, потому среди людей, чьи идеи измени¬ли мир, было так много «мыслителей»-интровертов. Однако одновременно это слишком опас¬ная, солиптическая позиция, упускающая из виду реальный ход вещей. Поскольку «мысли¬телей»-интровертов влекут к себе некие архетипические идеи, они обязательно являются ис¬тинными на самом широком уровне, но не все¬гда будут таковыми на человеческом. Для «мыслителей»-интровертов очень трудно хотя бы просто понять, что означает выражение «исти¬на на человеческом уровне».

Юнг сравнивал Дарвина и Канта как соот¬ветственно «мыслителя»-экстраверта и «мыслителя»-интроверта. Дарвин десятилетиями со¬бирал факты, касающиеся физической реально¬сти, прежде чем опубликовал свой труд «Про¬исхождение видов». Он доказывал истинность своей теории на многочисленных примерах. Кант в «Критике чистого разума», напротив, в качестве довода использовал все существующее знание.

Олицетворением «мыслителей»-интровертов является анекдотическая фигура рассеянного профессора. «Мыслители»-интроверты могут быть настолько непрактичными и неспособны¬ми адаптироваться к окружающему миру, что легко становятся жертвами эксплуатации. Осо¬бенно верно это, когда речь идет об отношени¬ях между таким мужчиной и вполне земной женщиной. Некоторые «мыслители»-интроверты признаются, что они всегда ощущают себя чужими в этом мире. У мужчин иногда бывают сновидения, в которых их пожирают женские образы. Часто удачливые «мыслители»-интроверты имеют рядом преданных людей, которые заботятся о практической стороне жизни.

Их подчиненная функция не способна различать оттенки суждений. Все очень категорич¬на уровне «да» - «нет», «горячо» - «холод¬им хорошо» - «плохо». Поскольку чувства у таких людей глубоко спрятаны в бессознатель¬ном, они действуют очень медленно, как будто ступают по льду. Но уж если «пробуждаются от спячки», то все вокруг спрашивают с удив¬лением: «Откуда что взялось?»

Функция чувства

Точно так же как интроверсия вызывает критику в нашей экстравертивной культуре, чув¬ство и интуиция рассматриваются как функции, подчиненные мышлению и ощущению. Запад¬ная культура чрезмерно ориентирована на му¬жественность, а мышление и сенсорные ощуще¬ния всегда считались доминирующими мужски¬ми функциями. Дело не в том, что при этом под¬разумевалось, будто не бывает женщин с отлич¬но развитыми функциями мышления и ощуще¬ния или мужчин, которым были бы доступны чувства и интуиция. Однако в большинстве куль¬тур (и, несомненно, в западной культуре) роли мужчин и женщин традиционно были распреде¬лены таким образом, что в женщинах поощря¬лось развитие обостренных чувств и интуиции, а в мужчинах — мышления и ощущений.

Один врач - получероки, полу ирландец, с которым я когда-то общался, сказал мне, что первый закон вселенной гласит: «Все люди рождаются от женщины». Женщины вынаши¬вают, рожают и растят детей, будущее нации. Мужчины же традиционно играют роль простых придатков в важнейшем процессе эволюции человека. В течение исторического развития женщины концентрировали энергию на этой основной роли и развивали в себе психологичекие функции, необходимые для соответствующего ее выполнения.

Разумеется» прежде всего женщине необходимо выбрать соответствующего спутника жизни.

До некоторой степени женщины пользуются традиционными способами, известными в эво¬люции всем животным:

1) стремятся сделать себя более привлека¬тельными, чтобы их пожелало большее количе¬ство мужчин;

2) вынуждают мужчин соперничать за пра¬во обладания собой, чтобы затем выбрать побе¬дителя в спутники жизни. Однако помимо это¬го мужчины и женщины, в большей степени, чем животные, научились любить друг друга. В от¬личие от детенышей большинства животных, че¬ловеческие дети в основном остаются беспомощ¬ными в течение многих лет. Им необходим тот, кто будет их кормить, одевать, учить, защищать и т. д. Женщины приняли на себя большую долю ответственности за своих детей, хотя им не обой¬тись без помощи мужчин.

Подобно нашим близким родственникам, мартышкам и человекообразным обезьянам, древние люди решали эту проблему, собираясь в племена, где всем, особенно детям, предостав¬лялись пища, кров и защита. Постепенно пле¬менные структуры видоизменяясь переросли в семейные. В ранних культурах (как видно на примере современных племенных культур) семьи зачастую были полигамными: доминирую¬щие мужчины имели каждый по многу жен, что способствовало улучшению генофонда. Первые семьи все еще сильно напоминали маленькие племена, в которых несколько поколений родственников проживали вместе. С течением вре¬мени семейная «ячейка» становилась меньше, пока в основном не стала состоять из мужа, жены и их детей. В наши дни взгляды на семью отли¬чаются удивительным разнообразием, как буд¬то концепцию семьи пытаются пересмотреть за¬ново. Разводы привели к появлению, с одной стороны, семей только с одним из родителей, а с другой - своеобразных семейных форм, чем-то напоминающих племена, где у детей оказалось по нескольку «комплектов» родителей, связан¬ных сложными узами. Однако практически во всех вариациях на тему семейных отношений мать все еще остается центром семьи.

По причине основной материнской роли жен¬щинам была необходима высокоорганизованная функция чувства. К примеру, естественно, что семья функционирует лучше всего как гармонич¬ная единая структура, а не как сборище индиви¬дов. Для сохранения гармонии матери необхо¬димо умение определять, когда семья гармонич¬на, а когда нет. Кроме того, ей надлежит взаимо¬действовать с каждым членом семьи по отдель¬ности, чтобы гарантировать сохранение семейной гармонии, И оценка и взаимодействие требуют тонкости чувств - функция мышления не способна удовлетворительно справляться со столь сложными взаимосвязями.

Хотя приведенный довод по большей части, несомненно, является верным, это еще далеко не все. Любовь, будь то любовь между матерью и ребенком или мужем и женой, не может быть сведена к подобной клинической картине. Лю¬бой человек, наблюдавший за жизнью животных в течение длительного времени, знает, что люди не обладают монопольным правом на любовь. Тем не менее любовь между людьми, без сомне¬ния, обладает большей тонкостью, чем любовь, которую испытывают все прочие виды.

Пожалуй, самым долгосрочным специальным исследованием становления взрослых оказалось Grant Study: в 1937 году было выбрано какое-то число молодых людей, «достигших значительных успехов, обучаясь в первоклассном гуманитарном колледже либерального направления» (Гарвард). С начала исследования и затем в течение после-довавших тридцати пяти лет на каждого из них велись досье, включавшие полные биографиче¬ские данные и результаты проводившихся психо¬логических тестов! Несомненно, столь долгое наблюдение дало возможность открыть те вещи, которые нельзя узнать в результате краткосроч¬ного исследования. Жорж Э. Вайян обобщил результаты исследования в книге «Адаптация к жизни». К счастью, Вайян обладал талантом вы¬ражать сложные психологические вопросы про¬стыми, понятными любому словами.

Например, он писал: «Я верю в то, что способ¬ность любить являет искусство, существующее в бесконечности... Способность любить сродни музыкальности или интеллекту». Он делает исключение, что «вероятно, не существует дру¬гой подобной переменной во времени, которая служила бы столь четким показателем душев¬ного здоровья, как способность человека счаст¬ливо жить в браке с одной женщиной в течение многих лет» и еще: «это не означает, что в раз¬воде заключено нездоровое или дурное; это означает только, что любить человека в течение длительного времени — хорошо».

Потому не следует с легкостью определять чувство как более низкое или подчиненное в срав¬нении с мышлением. Это особенно касается той высокоразвитой оценочной функции, которую и подразумевал Юнг под термином «чувство».

В «Функции чувства» Джеймс Хиллмэн обобщает позицию Юнга, когда говорит, что «функция чувства есть психологический про¬цесс, который в нас отвечает за оценку». Мы способны получать информацию об окружаю¬щем мире либо посредством наших сенсорных органов, либо с помощью интуиции. Мышле¬ние способно открыть нам смысл этой инфор-мации, но не способно определить, «чего эта информация стоит», насколько она значима. Для этого необходима функция чувства. И не слу¬чайно наша культура, которая переоценивает функции мышления и ощущения, просто уто¬пает в информации, поскольку лишена способ¬ности определить, что же является главным во всей этой информации. Наш государственный аппарат все более и более разрастается, но при этом никак не научится находить первоочеред¬ные задачи в любой сфере, за исключением ба¬ланса. К новым вопросам люди подходят со ста¬рыми ответами, потому что мы не в состоянии определить, какие проблемы и какие ответы пред¬ставляют значимость. «Чувствование» — такой же рациональный процесс, как и «размышление», и именно в «чувствовании» мы так остро нужда¬емся на нашем этапе развития цивилизации.

«Чувствователи» обращаются к воспомина¬ниям; они приходят к пониманию настоящего путем проведения параллелей между ним и прошлым. Мисс Марпл, знаменитый детектив из романов Агаты Кристи, являет отличный пример «чувствователя»: она раскрывает са¬мые страшные и запутанные убийства, подме¬чая сходства между ситуациями в настоящем и мелкими событиями из жизни родной деревуш¬ки. Большинство людей, с которым мисс Марпл общается, находят ее сравнения нелепыми, но всегда именно мисс Марпл удается найти эмо¬циональную истину, незаметную в неразберихе, которой сопровождаются убийства.

«Мыслители» на это неспособны, потому что привыкли иметь дело с более четко определен¬ными категориями. «Чувствователи» способны справляться с загадками жизни. Вот почему мыш¬ление не представляется адекватной функцией для определения, что чего стоит. Значимость всегда имеет нечеткие градации, и только чувство способно так легко адаптироваться к по¬добному отсутствию точности.

Люди экстравертивного чувствующего типа являются «душой общества». Они чувствуют Себя в обществе как рыба в воде. Им удается не только хорошо ладить практически со всеми, одно только их присутствие создает отличную атмосферу для окружающих. Иногда они мо¬гут быть слишком услужливыми, готовыми говорить то, что вам хотелось бы услышать, а не то, что думают они на самом деле. Им удается действительно верить, будто они говорят имен¬но то, что думают, - по крайней мере, пока они это говорят.

Приведу пример для иллюстрации: мой пациент часто жаловался, что его начальник никогда долго не придерживается одного мне¬ния. Он рассказывал, что бывали случаи, когда он заходил к боссу в кабинет и получал от него согласие по какому-то вопросу. Но буквально через десять минут в кабинет заходил кто-ни¬будь еще и переубеждал босса. Любимой мане¬рой этого начальника было оттягивать решение любого вопроса, накладывая на него «карман¬ное вето»; он всегда надеялся на то, что если ничего не трогать, дело наладится как-нибудь само собой.

Другая крайность людей экстравертивного чувствующего типа - в их чрезмерном энтузиазме. Типичным для них является то, что они считают, будто живут по-настоящему, только когда их окружают другие люди. Они без кон¬ца выдвигают предложения о том, что надо сде¬лать, куда поехать, что посмотреть. При попыт¬ках размышлять «чувствователи» сталкивают¬ся со своей подчиненной функцией, связанной с бессознательным. Они не любят утруждать себя усиленными размышлениями, а более склонны принимать какую-то выработанную систему. Их собственные размышления тяготеют к прими¬тивности: они, как правило, много раз «перема¬лывают» одни и те же мысли.

Интровертивные «чувствователи» в нашей культуре встречаются реже и понять их труд¬нее. Поскольку чувства интровертированы, у них нет способа их выразить. Они могут рас¬сказать о своих чувствах только своим верным друзьям или родным, да и то не всегда. Юнг говорил, что обычно он встречал интровертивных «чувствователей» только среди женщин; я знал также нескольких мужчин-гомосексуали¬стов, которые были «чувствователями»-интровертами. Интровертивные «чувствователи» держат сильные чувства в себе. Этим людям труднее всего выразить себя, потому что у них отсутствует развитая функция «думания», а еще потому, что их опыт чувствования является настолько личным, что они не могут донести его до других. Юнг утверждал, что поговорка «ти¬хие воды глубоки», была придумана именно для таких людей.

Хотя внешне они способны производить нпечатление «инфантильных или банальных», а иногда и «плаксивых», их чувства, скрытые от посторонних глаз, бывают исключительно силь¬ными и глубокими. Возможно, интровертивные «чувствователи» являются совестью мира. По этому поводу Мария-Луиза фон Франц заме¬чает, что они «очень часто образуют этический костяк общественной группы». Окружающие следят за реакцией таких людей и обращают внимание на их суждения независимо от того, выражают они свое мнение вслух или нет.

Функция ощущения

Мы используем свои сенсорные органы ~ органы чувств - для получения данных о физи¬ческом мире, по крайней мере тех данных, ка¬кие доступны человеческому восприятию с по¬мощью нашего уникального сочетания сенсор¬ных способностей. Полученную информацию мы обрабатываем с помощью функций мышления или чувства. После обработки данных наш мозг экстраполирует ее и прогнозирует те события, каких мы ожидаем на основании уже имеющих¬ся данных. Мозг как бы составляет план действий и отправляет его нашему телу вместе с экстраполированной «картиной» событий.

Наше тело начинает действовать по получен¬ному плану, если только информация, поступающая от органов чувств, не противоречит той карти¬не, которую экстраполировал мозг. Большую часть времени органы чувств просто подтвер¬ждают проекцию, сделанную мозгом. Мы можем представлять себе восприятие как активный про¬цесс «дотягивания» до чего-то с помощью мозга, а не просто как пассивный процесс «приема» физической информации. Органы чувств продол¬жают выполнять свои обычные «обязанности», однако при этом они должны быть достаточно гибкими, чтобы адаптироваться к вновь посту¬пающей информации.

Экстравертивный ощущающий тип идеально отражает эти характеристики. Такие люди яв¬ляются абсолютными реалистами, они воспри¬нимают мир, каков он есть, и спокойно приспо¬сабливаются к нему, когда их ожидания не со¬впадают с реальным опытом. Как выразился Юнг: «Ни один из психологических типов лю¬дей не может сравниться в реализме с типом «сенситива»-экстраверта».

В книге «Определи свой тип» Ральф Метцнер высказывает предположение, что существует два вида подобной адаптации человека к внешней ре¬альности и, следовательно, две различные катего¬рии экстравертивных «сенситивов»: сенситивист (sensible) и сенсуалист (sensual). Однако когда экстравертивный «сенситив» функционирует на самом высшем уровне, разрыв между двумя этими категориями исчезает. «Сенситив» и сенсуалист соединяются в эстетическом восприятии.

Помнится, однажды я провел день с чудес¬ным ученым, который являлся воплощением экстравертивного ощущающего типа. Его дом представлял собой истинное произведение ис-кусства, причем все в нем было сделано самим хозяином. Мой знакомый и его сын сами выкопали деревья для строительства дома, сами пыкопали колодец и заложили фундамент. Этот человек, казалось, продумал каждую деталь.

Например, из окна гостиной открывался пре¬красный вид, и хозяин дома соорудил неболь¬шую деревянную подставку для бинокля, устано¬вив ее так, что достаточно было только протянуть руку, чтобы достать бинокль. До мелочей проду¬маны не только обычные удобства, но и полным-полно уникальных практических устройств — изобретение хозяина. К примеру, в библиотеке не оставалось места для картин, поскольку все стены, от пола до потолка, были заставлены кни¬гами. А мой знакомый любил искусство. По¬этому повесил несколько картин на «стропах», прикрепленных к книжным полкам. Если он хотел достать книгу, которая стояла за карти¬ной, то просто передвигал картину на другое место.

I Абсолютные реалисты, экстравертивные «сенситивы» склонны рассматривать любое про¬явление интуиции как бессмыслицу. Мария-Луиза фон Франц утверждает, что они способ¬ны дойти до нелюбви к мысли, размышлению, поскольку даже мысли отвлекают их от чисто¬го процесса восприятия физических фактов реального мира. Большинство из них могут охотно размышлять вслух вместе с другими людьми, но только до определенного момента, потом они устают от размышлений и переводят разговор на физические факты, которые никог¬да не утомляют.

Поскольку подчиненная функция (интровертированная интуиция) соединяет их с бессознательным, они склонны увлекаться всякими но¬вомодными религиозными, философскими или мистическими теориями, будь то теософия, или сайентология (дианетика). По этой причине многих эстравертивных «сенситивов» привле¬кает психология Юнга. Получив поверхност¬ное представление о его концепциях, они зацик¬ливаются на мистических возможностях архе¬типов. Поскольку когнитивные инварианты дей¬ствительно представляют собой врата к мисти¬ческим «озарениям», для «сенситивов» такой вы¬бор иногда является просто идеальным. Но го¬раздо чаще коллективное бессознательное «за-глатывает» их, и им никогда не удается приме¬нить свой внутренний опыт в реальной жизни. Жена Юнга, Эмма, принадлежала к интровертивному ощущающему типу. Однажды она оп-ределила тип интровертивного «сенситива» «как высокочувствительную фотографическую пла¬стинку». Такой тип людей регистрирует в уме все «физические детали» - цвет, форму, струк¬туру, мелочи, на которые обычно никто не обра¬щает внимания. Поскольку вся энергия таких людей направлена на «впитывание» окружаю¬щего, стороннему наблюдателю они могут по¬казаться такими же неодушевленными, как стол или стул.

Когда я работал терапевтом-стажером в реа¬билитационном центре для людей с глубокими психическими нарушениями, у меня был хоро¬ший друг, принадлежавший к интровертивному ощущающему типу. Никогда не забуду тот день, когда в ординаторскую, где сидело несколько врачей (и я в их числе), ворвался пациент. Он жутко вопил. Схватив стул, разбил его о стену. Все испугались, так как понимали, на что спосо¬бен пациент, потерявший контроль над собой.

Мой друг спокойно сидел, даже не взглянув в сторону пациента. Пациент продолжал орать и размахивать стулом. Тогда мой друг посмот¬рел на него с мягкостью. Это сбило пациента с толку; он держал в руках стул с таким видом, будто не мог понять, для чего он взял его. Буй¬ство постелено стихало. Мой друг продолжал спокойно оставаться на месте, словно впитывая в себя энергию, заполнявшую комнату. Через несколько минут пациент выронил стул и за¬стыл в полном изнеможении. Теперь я смог при¬близиться к нему, взять за плечи и увести из комнаты. Мой друг за все время ни разу не по¬шевелился. Вот вам пример идеального про¬явления способностей «сенсата»-интроверта!

Я знал большое множество интровертивных «сенсатов» среди компьютерных программис¬тов, с которыми мы работали вместе в течение многих лет. Они любят точность: все детали для них одинаково важны и каждая по-своему. Не просите «сенситива»-интроверта представить «целостную картину», он по имеет ни ма¬лейшего понятия о том, как «подняться» над конкретными деталями своей работы и уви¬деть более масштабные перспективы, Подобные картины затрагивают его подчиненную функцию -интуицию — и тем самым вызывают сильное бес¬покойство. Однако именно интуиция способна открыть путь к творческому самовыражению.

Хочу рассказать еще одну историю — о ком¬пьютерном программисте. Назовем его Тед. Однажды начальник отдела, в котором работал Тед, обнаружил, что у одного программиста в программу вкралась ошибка, вызвавшая «дамп» (сброс данных о состоянии компьютера в слу¬чае отказа из-за ошибок в программе). Програм¬мист два дня просидел над распечаткой, пыта¬ясь найти ошибку, но безуспешно. Тогда началь¬ник отдела привел программиста к Теду. Он объяснил проблему Теду, который только бур¬кнул в знак того, что понял, в чем дело. Тед быстренько пробежал глазами распечатку, за¬держался на одной странице, просмотрел ее, затем ткнул пальцем и сказал: «Это здесь». Разумеется, он нашел ошибку!

Однако тот же самый Тед был настолько оторван от всего окружающего, за исключени-ем милых его сердцу компьютеров, что стал видеть галлюцинации. Когда он чувствовал себя выдохшимся, то пускался в споры с воображае¬мой женщиной. Затем он срывался с места и убегал, выведенный из себя ее глупостью. Я уверен, что воображаемая Тедом женщина была не чем иным, как воплощением его подчиненной функции ~ интуиции, пытавшейся взывать к нему. К сожалению, Тед не желал прислушиваться к «ее» голосу. Хотя не многие настолько оторваны от внутреннего мира, что этот мир начинает пер¬сонифицироваться для них в воображаемых фи¬гурах, ни один из нас не чувствует себя «комфор¬тно», общаясь со своей подчиненной функцией.

Функция интуиции

Когда люди впервые встречаются с психо¬типами Юнга, более всего их ставит в тупик функция интуиции. Они понимают, что такое мышление, чувства и ощущения, но им кажется странным, что интуицию ставят в один ряд с этими тремя понятиями.

«Интуитивисты» проявляют очень мало ин¬тереса к объекту рассмотрения как к таковому, будь то предмет, человек, образ в сновиде¬нии и т. д. Их интересуют только будущие воз¬можности. У них есть «нюх» на будущее, и они обычно бывают способны предвидеть новые направления развития до того, как те станут ясны большинству людей. Там, где большинство ви¬дит различия, «интуитивисты» замечают сход¬ства. Они прослеживают взаимосвязи между двумя «комплектами» фактов, казалось бы, столь различными, что никому не удается обнаружить между ними сходство.

«Интуитивисты» не интересуются прошлым, т. е. тем, почему произошло то или иное. В этом смысле их не привлекает даже настоящее. Волнует же только то, что должно произойти. Они получают огромное удовольствие от того, что представляют какие-то новые возможности. Всегда находятся на гребне интеллектуальной «моды». Если способны развить у себя вспо¬могательную функцию чувства или мышления, то в состоянии «замедлить бег» в достаточной степени, чтобы использовать ту информацию о будущем, которая всегда имеется в их распоря¬жении. Если второстепенная функция у них не развита, они порхают с предмета на предмет, как бабочка с цветка на цветок, никогда не пожиная плодов.

Люди интровертивного интуитивного типа видят будущие возможности не во внешнем, а во внутреннем мире. Это архетипические мо¬дели библейских пророков, мистиков всех вре-мен и народов. Некоторые типы художников и поэтов также относятся к интровертивным «ин¬туитивистам» — художники этого типа больше увлечены своим внутренним видением, нежели тем, как они передают подмеченные детали сна¬ружи, т. е. на своих полотнах. Великий поэт и художник XVIII столетия Уильям Блейк явля¬ет собой идеальный пример интровертивного интуитивного типа, в котором черты интровер¬та и «интуитивиста» достаточно хорошо урав¬новешивают друг друга.

Всех «интуитивистов», как правило, сбивает с толку их подчиненная функция - ощущение. Они ничего не понимают в материальной сто¬роне жизни — деньгах, сексе, покупках и т. п. «Интуитивисты»-экстраверты имеют привычку тратить деньги так стремительно, как будто они скоро выйдут из обращения и от лих надо побы¬стрее избавиться, ведь деньги для них ничего не значат. Что касается «иитуитивистов»-интровертов, они вполне могут вообще забыть о том, что им нужны деньги. В сексе «интуитивистов» обычно больше привлекают его возможности, а не сам половой акт, который, как правило, вы¬зывает скуку.

Психологические типы как пути развития

Концепция психологических типов являет¬ся отправной точкой для всех прочих идей Юнга. Предметом этой книги является коллективное бессознательное, однако Юнг был убежден в том, что коллективное бессознательное заключено в каждом из нас. Наша жизнь в значительной сте¬пени формируется под воздействием архетипических символов, которые являются структур¬ными «ячейками» коллективного бессознатель¬ного. Однако архетипы способны проявляться в нашей жизни лишь благодаря процессу индиви¬дуации. Конкретный же путь индивидуации в большей степени определяется тем, к какому типу личности принадлежит каждый из нас.

Я совсем не хочу сказать, что все интровертивные «мыслители» или все экстравертивные «сенсаты» должны иметь единый, четко опреде¬ленным путь индивидуации. На самом деле, сколько людей, столько и путей развития. Но, к примеру, интровертные «чувствователи» ра¬стут и развиваются в неких границах, прису¬щих только им как классу. Всем в конце кон¬цов предстоит найти свой путь понимания их подчиненной функции - мышления, - посколь¬ку эта функция связывает с коллективным бес¬сознательным. Сказанное, конечно, относится не только к интровертивному чувствующему типу, но и ко всем типам личности, к каждому из нас. Каждый должен найти свою дорогу в жизни. Задача облегчается, если определенный отрезок на пути развития мы делим с другими людьми, подобными нам. Это дает нам в руки хотя бы частичную «карту местности», которую мы «пла¬нируем посетить» в течение жизни. Особенно важно, это помогает нам осознать, что мы не обязаны следовать путем, придуманным кем-то для нас и за нас.

В следующих главах мы вступим непосред¬ственно на путь индивидуации, используя Юнгову модель архетипов развития личности - Тени, Анимы/Анимуса и Самости. Начнем с Тени.

ГЛАВА 5

Тень

...задачи второй половины жизни от¬личаются от задач первой половины.

К. Юнг

Процесс индивидуации в психологии Юнга в основном относится ко второй половине жиз¬ни. По мнению Юнга, первая половина нашей жизни посвящена развитию здорового «эго», или «я», обеспечивающего нормальное существование в реальном мире. После завершения этого этапа (и только при условии успешного его завершения) во второй половине жизни нам предстоит обратить взор на самих себя в поис¬ках собственной, более глубокой сущности. Индивидуация требует от нас успешного про¬хождения обоих этапов. До тех пор, пока не научимся нормальным взаимоотношениям с внешним миром, мы не можем надеяться открыть более глубокую духовную сторону своей лич¬ности. (Думаю, все мы сталкивались с людьми, которые были до тошноты положительными толь¬ко потому, что боялись признаться в своем же¬лании совершать плохие поступки.)

Юнг создал свою модель души на основании изучения не только пациентов, но и самого себя. Он был практикующим врачом, и большая часть его деятельности касалась неразрешенных про¬блем, пришедших из первой половины жизни пациентов, обычно речь шла о неразрешенных противоречиях «родители/ребенок». Вспомни¬те вывод, который мы сделали на примере Кон¬рада Лоренца и гусенка: под конкретными вза¬имоотношениями с родителями лежат архетипические взаимоотношения между матерями и отцами и их детьми. Вот почему большая часть врачебной практики Юнга посвящена именно проблемам первой половины жизни. Несмотря на это, его психология в основном затрагивает проблемы второй половины жизни, т. е. более глубокую сторону процесса индивидуации.

Подобно фрейдистам, сторонники Юнга трактуют как анализ тера¬пию. Для юнговского анализа этот термин совершенно не подходит. В буквальном смысле слово «анализ» подразумевает разложение целого на компоненты с целью исследования каждого компонента по отдельно¬сти. Что касается терапии Юнга, она предполагает поочередное разло¬жение проблемы на более конкретные вопросы с целью их прояснения, а затем синтез всех этих вопросов в единое целое. Причем терапия Юнга включает в себя не только рациональное понимание, но и эмоциональ¬ный опыт. Я могу еще приводить доводы, но слово «анализ» представ¬ляется мне не очень точным термином. Подобным образом, в противо¬вес фрейдовскому «психоанализу», Юнг определил свою психологию как «аналитическая психология». И этот термин кажется мне не совсем под¬ходящим, но в настоящее время его вряд ли можно изменить.

«Тень», «Анима/Анимус», «Самость» - это категории, характерные для второй половины человеческой жизни. Пока мы живем преиму¬щественно бессознательной жизнью, противо¬речий между сознательным и бессознательным не возникает. Постепенно мы «вычленяем» свою уникальную сознательную личность из бессоз¬нательного через контакты с окружающим ми¬ром - особенно посредством общения с роди¬телями, братьями, сестрами и возлюбленными.

Кем мы являемся, определяет в значитель¬ной степени то, кем мы не являемся. Если мы интроверты, значит не экстраверты. Если наш подход к миру основан на мысли, на «думаний», В начале он не основан на «чувствовании», «чу¬тье». Однако, как вытекает из обсуждения психо¬логических типов, мы обладаем потенциалом для развития своих личностей, чтобы воспринимать мир с различных точек зрения. В начале жизни мы можем быть «экстравертивными чувствователями, заинтересованными только в эмоциональных связях с другими людьми и вещами, но несомненно, вполне способны развить в себе и сенсорное восприятие», так и «интуицию», дающие нам пищу для функции «чувствования». Если мы достаточно упорно поработаем, то сможем добиться столь острых «восприятия» и «интуиции», что «сенситиву» или «интуитиву» будет тяжело тягаться с нами в этих областях. Мы сможем даже научиться более комфортно чувствовать себя в «интронертивных» ситуациях, так что не придется обращаться за поддержкой исклю-чительно к внешнему миру.

Однако если это будет нашей «подчиненной» функцией («чувствование» для «мыслителя», «сенсорное восприятие» для «интуитива»), мы никогда не сможем в полной мере развить в себе подобные черты, потому что они связыва¬ют нас с коллективным бессознательным, а бес¬сознательное столь велико, что ни один чело¬век в мире не в состоянии «проглотить» его. Наши попытки развить в себе «подчиненную» функцию вознаграждаются тем, что нам дозво¬лено узреть «нуминозное» («божественное»).

Психологические типы и индивидуация

Оттолкнемся от посылки, что психологичес¬кие типы, которые мы обсуждаем, являются либо врожденными и «импринтируются» на нашей жизни, когда мы еще очень молоды, либо по крайней мере развиваются у нас в очень ран¬нем возрасте (если они не врожденные). Это означает, что в самом начале жизни мы разделя¬емся на интровертов или экстравертов, «мыс-лителей» или «чувствователей», «сеиситивов» или «интуитивов».

Итак, вот они мы на ранней стадии развития (если не в самый момент рождения) с уже офор¬мившейся значительной частью нашей личности, готовые выразить себя в мире, в который только пытаемся войти. Как я уже объяснял, говоря о «подчиненной» функции, нам нравится делать го, что нам хорошо удается, но мы стараемся избегать того, что получается не столь хорошо. Мы тщательно развиваем в себе определенные навыки, а наши неразвившиеся таланты «отступа¬ют» при этом в область бессознательного.

Конечно, в реальной жизни не все протекает так гладко. Возьмем, например, маленькую девочку с врожденными способностями к меха¬нике (очень любит что-либо мастерить) или ма¬ленького мальчика, который от природы на-делен способностью сочувствовать людям, со¬переживать им («сенситив» и «чувствователь» соответственно). Одна родительская пара может посчитать способности маленькой дочки к механике «неженскими» и попытаться отвлечь ребенка от этого занятия. Родители мальчика могут оказаться так же недовольны своим нежным и ласковым ребенком, считая, что мальчику (будущему мужчине) больше пристало быть грубым и агрессивным. Для маленьких детей родители равны божеству, дети верят все, что говорят им родители. И если они гово¬рят, что мы должны быть другими, не такими, как нас изначально задумала природа, то, возможно, постараемся себя и будем делать это до тех пор, пока не станем более или менее соответствовать образу, способному порадовать родителей

Вспоминается один мой пациент, матери ко¬торого, по всей вероятности, вообще не следо¬вало становиться матерью; эта женщина была слишком наивной и эгоистичной, чтобы заботить¬ся о ком-либо, помимо себя. Ее маленький сы¬нишка был очень ранимым и любящим. Мама¬ша то сюсюкала с ним, повторяя, как сильно любит своего сладкого малыша, то внушала ему, что он ужасное маленькое чудовище. Причем ни одна из ее реакций не имела ничего общего с поступками мальчика - все зависело от на¬строения женщины. Кроме того, время от вре¬мени ей наскучивала роль матери, и она «под¬брасывала» сына кому угодно - бабушке маль¬чика, тетке, другу семьи. Когда мальчик немно¬го подрос, мать стала попросту уходить, остав¬ляя его одного в пустом доме. Теперь ему само¬му пришлось искать человека, который позабо¬тился бы о нем.

Так вот, этот любящий, нежный ребенок вско¬ре ожесточился и стал подозрительным. Он уже не верил людям, выказывавшим ему любовь или симпатию. В качестве брони от возможной фальши и лжи он выработал в себе невероятно холодное презрение ко всем и вся. Его «есте¬ство» оказалось загнанным внутрь. Несмотря на это и к сильному моему удивлению, я смог с первой нашей встречи почувствовать его «скры¬тую» личность и понять, что ему можно возвра¬тить его природные доверчивость и любовь к людям, которые подавлялись в течение стольких лет неправильного обращения. Люди - они выносливые.

Правда ли, что при рождении мы являемся tabula rasa?

Задумаемся над этим. Если бы на момент рождения мы представляли собою «tabula rasa» («чистая доска») и приобретали все наши зна¬ния и способности за счет личного опыта, у нас не было бы ни одного неразвившегося таланта и бессознательном. Я не был бы в состоянии обнаружить и вывести из бессознательного ни одной «скрытой» личности ни у одного из моих пациентов. Но я обнаруживал такие личности, и не только я, а все мы.

Юнг использовал слово «Самость» для оп¬ределения врожденной личности, в которую мы развиваемся (или дорастаем) в течение всей нашей жизни. Мы подробно поговорим о Самости в последующих главах, а пока ограничимся тем, что, очевидно, в каждом из нас с рождения должен некий «образец» той личности, какой нам предначертано стать. Этот «образец» должен быть чрезвычайно гибким, поскольку должен подходить нам на каждом этапе нашего развития от рождения до смерти. Он должен быть таким чтобы приспосабливаться к тем многочисленным путям, по которым каждый из нас может прийти к своему предназначению.

При этом «образцу» надлежит быть также на удивление специфическим. Ученые универ¬ситета из штата Миннесота провели исследо¬вание однояйцевых (монозиготных) близнецов, которое дало большое количество информации, свидетельствующей как раз о том, насколько мы далеки от «чистой доски» в момент рождения. Питер Уотсон обобщил полученные результаты в книге «Близнецы: сверхъестественная связь?». В Los Angeles Times от 26 декабря 1982 года он рассказал историю, вошедшую в книгу, об одно¬яйцевых близнецах-мальчиках, родившихся в 1939 году, которых усыновили разные семьи (Льюисы и Спрингеры); ни один из близнецов не знал о существовании другого.

Совпадения в их жизни оказались порази¬тельными. У обоих были одинаковые интересы и антипатии в школьные годы, у обоих были одинаковые профессии, одинаковые привычки и увлечения, оба переболели одними и теми же заболеваниями. Все совпадения трудно подда-вались простому объяснению: якобы у однояй¬цевых близнецов одни и те же гены. Некото¬рые из совпадений были настолько удивитель¬ными, что выходили за рамки любых объясне¬ний с точки зрения генетического набора. Вот несколько примеров:

Оба близнеца женились на женщинах по имени Линда, после развода женились вто-рично, во втором браке жену каждого из братьев звали Бетти. Льюис назвал своего первенца Джеймс Аллан. Сприн¬гер дал своему сыну имя Джеймс Аллан. У каждого из братьев был пес по кличке Той («Игрушка»).

Скажите, с каким же врожденным планом нужно появиться на свет, чтобы он мог предска¬зать, что мы женимся сначала на Линде, потом на Бетти, что сына следует назвать Джеймс Аллан, а любимую собачку - Той? Загадка, но пример как раз указывает на то, что трудно отрицать наличие врожденной судьбы, т. е. пути к той Самости, которой нам предназначено стать.

Юиг любил сравнивать архетип с руслом реки, которое медленно формировалось в течение тысячелетий. Сначала это был только ручеек, торивший себе выход к морю по пути наименьшего сопротивления. Вода текла по любому из множества рукавов. Но мало-помалу со временем стало и мо, что вода будет течь лишь по тому руслу, которое она неоднократно выбирала раньше.

Однако в случае достаточно драматического развития событий существовала возможность формирования нового русла. К примеру, если реку перегораживал горный камнепад, поток вынужден был менять направление. Если он в конце он возвращался в прежнее русло, то по крайней мере часть пути ему приходилось течь по иному маршруту, Но вполне вероятно, часть реки нашла пути в старое русло, что привело к образованию нового притока.

Примерно то же самое происходит с когни¬тивными инвариантами коллективного бессоз¬нательного, и в особенности с архетипом Само¬сти, который и определяет каждую из наших неповторимых судеб. Многие всю жизнь тра¬тят на борьбу с собственной судьбой, не в силах выбраться из стоячего болота вдали от реки, способной вывести к океану. И если мы жаж¬дем выбраться из этой трясины, то должны встре¬титься с первым своим «соперником» - Тенью.

Почему появляется Тень?

Вернемся к примеру о маленькой девочке, имеющей способности к механике, и маленьком мальчике, обладающем развитым чувством со¬переживания. Если давление родителей окажет¬ся достаточно сильным, девочка, вероятно, за¬бросит свои инструменты и конструкторы и нач¬нет интересоваться куклами и нарядами. Маль¬чик, врожденное сочувствие которого к людям достойно похвалы и поддержки, возможно, на¬учится быть более грубым, стоять за себя и не принимать близко к сердцу чужие проблемы. Через какое-то время мальчик и девочка пере¬станут даже вспоминать о своих детских увле¬чениях.

Однако уничтожить врожденные наклонно¬сти невозможно. Их просто «вытесняют» вглубь, в область бессознательного. Тогда происходит интересная вещь: эти черты личности неизбеж¬но персонифицируются. Короче, вокруг способ¬ностей, отринутых нами и погруженных в бес¬сознательное, формируется личность (или мно¬жество личностей). Юнг назвал эту личность «Тень», поскольку, как и физическая тень, она представляет собой темный контур всего нашего бытия. Никакой логической необходимости в подобной персонификации не существует; за¬гнанные вглубь способности могут спокойно «дремать» в ожидании того часа, когда некий зов жизни разбудит их.

Некоторые животные являются, как может показаться, одиночками по природе; они не ис¬пытывают явной нужды в обществе себе подоб¬ных. Обычно это объясняется давлением про¬цесса эволюции. Например, бедняга орангутанг С течением времени превратился в «отшельни¬ка», потому что обитает в местности, где источ¬ники пищи расположены на значительных рас¬стояниях друг от друга и стая орангутангов не в состоянии сразу добыть столько пищи, чтобы им хватило ее хотя бы на один дневной переход с места на место.

Однако мы, люди, больше походим на своих «кузенов» - обезьян - такие же общительные по природе. Если полностью изолировать че¬ловека от общества других людей, он постепенно начнет утрачивать человеческие черты. Вот почему заключенные в тюрьме больше всего боятся одиночных камер. Питер Фрейхен в «Книге об эскимосах» рассказывает историю о двух охотниках, оказавшихся вдвоем на аляскин¬ском зимовье. Один умер в самом начале зимы. Второй охотник был не в состоянии переносить одиночество, поэтому заморозил тело друга в сидя¬чем положении, а во время еды сажал его за стол, как будто тот жив и разделяет с ним трапезу.

Все наши взаимоотношения с миром в конеч¬ном счете приобретают форму взаимоотношений с друзьями или врагами. Мы связываем себя с людьми, которых видим по телевизору, слышим по радио, так, словно они являются нашими близ¬кими друзьями или родными. Мы относимся к своим любимым животным как к людям. Даже предметы, например автомобили и компьютеры, если они вызывают у нас любовь, приобретают в наших глазах черты живых существ. К примеру, колонки новостей, которые ведет журналист Джерри Пурнелл в компьютерных изданиях типа Byte и Info world, обретают дополнительную при¬тягательность для читателей, потому что Джерри дает каждому компьютеру имя. Свой первый ком¬пьютер Z80 (для тех, кто незнаком с этим, пояс¬няю: компьютерный чип) Джерри называет «Иезекиилем»; компьютер-преемник получил имя Zeke-II; его в настоящее время самый любимый компьютер зовется Big Cheetah, а «дорожный» -«Сэр Зед» (Sir Zed). Даже дом Джерри имеет имя ~ «Дом Вверх Дном» (Chaos Manor).

Точно так же одна моя знакомая женщина в своем доме давала имена всем предметам искусства изображавшим людей и животных или и л поминавших живое существо. У нее были: джиперс - подставка под телефон, напоминав¬шая фигуру дворецкого, Гильермо - металли¬ческий тукан, Александр - деревянный кролик, Хэйзел-Матильда - тряпичная кукла-ведьма и т. д. Когда она приходила домой и видела всех своих друзей, у нее усиливалось чувство домашнего тепла и уюта.

Появление Тени в сновидениях

Мы неизбежно видим мир сквозь призму человеческих взаимоотношений. Поэтому нет ничего странного в том, что сновидения пове¬ствуют в основном о наших взаимоотношени¬ях с другими людьми. Сны заполнены теми же самыми людьми, с которыми мы общаемся в повседневной жизни. Однако в сновидениях так¬же появляются люди, встреченные нами случай¬но или едва знакомые. А еще время от времени -кою мы раньше не видели (и которых, возмож¬но, вообще никогда не увидим): это люди, со¬зданные нашим бессознательным.

Юнг полагал, что отвергаемые нами качества не исчезают из нашей жизни, просто «отсылаются» в области бессознательного, где происходит их персонификация в виде Тени. Когда наших сознательных «ресурсов» оказывается недостаточно для того, чтобы справиться с какой-то жизненной проблемой, и возникает потребность в качествах, которые по небрежности или в свя¬зи с их отрицанием были отосланы в область бес¬сознательного, эти качества выступают в наших сновидениях как фигура Тени. Если мы видим во сне Тень, значит стоим на пороге какого-то ново¬го жизненного цикла. Поскольку наша жизнь чрезвычайно сложна, то в каждый момент в ней протекает великое множество подобных циклов различной продолжительности.

Обычно фигуры Тени появляются впервые не в человеческом облике, а в обличье космических пришельцев, вампиров, зомби, полуживотных/полулюдей (монстров) и т. п. Они бросают нам вызов своим нежелательным, но неизбежным присутствием. С течением времени фигуры из сновидений развиваются и обретают полностью человеческие формы - это люди одного с нами пола, но отвратительные, злые, вызывающие пре¬зрение. (Ну, конечно, они нисколько не похожи на нас, ведь мы же - само совершенство!) Через еще какое-то время фигуры претерпевают даль¬нейшее развитие и принимают облик людей, вы-зывающих жалость, которых мы терпим, но при этом смотрим на них свысока. Затем Тень приоб¬ретает облик наших знакомых ~ людей, которых мы не считаем особо значимыми в своей жизни, но принимаем как часть ее. Еще позднее «тене¬вые фигуры» превращаются в наших друзей, родственников, возлюбленных. И наконец, если мы научились интегрировать невостребованные характерные черты Тени в собственную лич¬ность, Тень не будет более персонифицироваться в бессознательном. Это означает, что мы из¬менились и Тень стала частью нас самих.

Позвольте чуть более подробно разобраться I случае маленькой девочки из предыдущего примера. К тому времени, когда она станет взрослой, то, конечно же, оставит все попытки использовать свою врожденную склонность к ме¬ханике. Поначалу жизнь кажется ей полной и завершенной. Но внезапно происходит разлад. Она сталкивается, скажем, с какой-то дилеммой морального плана, которую не в состоянии ре¬шить с помощью обычных рациональных «ре¬сурсов». Или, быть может, начинает испытывать необъяснимую депрессию, невозможность почув¬ствовать интерес к чему бы то ни было. Как она ни старается решить дилемму или справиться с депрессией, ничего не помогает.

Это происходит оттого, что необходимое ей находится в области подсознательного и недо¬ступно ее сознательному восприятию. В нуж¬ный момент бессознательное предстанет перед сознательным восприятием в виде «теневых фигур», сформировавшихся вокруг тех черт характера, которые женщина долгие годы отвер¬гала. Сначала Тень возникнет в сновидениях скорее всего в нечеловеческом облике, так что невозможно будет определить, какими чертами обладает. Подобные сновидения характерны для той стадии, когда сознательный разум женщины сталкивается с необходимостью развития черт, возможность существования которых в самой себе женщина всегда отвергала. Поэтому и сама мысль об этом будет представляться ей против¬ной, отталкивающей ~ нечеловеческой.

Часто отрицание бывает настолько полным, что сны с присутствием Тени превращаются в кошмары. Я взял за привычку всякий раз, как нижу ночной кошмар, стараться снова заснуть и вернуться в кошмар, для того чтобы прийти к согласию с фигурой из сновидения. Иногда мне это удается. Еще чаще моей попытки оказыва¬ется достаточно для некоего сближения между сознанием и бессознательным, и кошмар уже больше не повторяется.

Сновидение являет замечательную сцену, на которой возможно проиграть множество различ¬ных ситуаций с участием множества разных действующих лиц, на основании чего извлека¬ется много выводов. Люди, уверяющие, что им никогда ничего не снится, были бы потрясены, обнаружив, какие сцены проигрываются в их ду¬шах каждую ночь. В снах люди сталкиваются именно с теми ситуациями, через какие необхо¬димо пройти для собственного развития. Эво¬люция (становление) характера медленно, но верно осуществляет, несмотря на отсутствие осознанного восприятия этого процесса.

Я рассказал вам о фигуре Тени в более широ¬ком смысле - принимающей разные формы: от персонажа из ночного кошмара до вашего друга или родственника. Тень появляется в наших сновидениях практически каждую ночь. Однако крайние проявления Тени - фигуры, вызывающие отвращение, возникают, только когда наруша¬ется естественное течение процесса нашего развития; «Теневые фигуры» могут появиться, когда мы слишком закосневшем, следуя определенным догмам. Вспомните свою физическую тень. Она возникает, если луч света падает прямо на нас. Чем сильнее свет, тем чернее тень. Точно так же, когда мы начинаем воспринимать себя слиш¬ком уж безукоризненными, Тень сгущается, чтобы компенсировать наше ошибочное представле¬ние о себе.

Персона и ее взаимоотношения с Тенью

Юнг называл «лицо» нашей души, открытое миру, Персоной (или Маской), по аналогии с мас¬ками из греческой трагедии. Однако использо¬вание символических фигур не ограничивается греческим театром. К примеру, японцы похожие маски используют в своем театре «Но». Каждая маска олицетворяет определенный тип человече¬ского характера. Жители острова Бали использу¬ют сходные символические фигуры в кукольных представлениях. Панч (русский Петрушка) и его жена Джуди со своими неизменными характера¬ми остаются постоянными любимцами англий¬ских детей. Герои и злодеи из американских вес¬тернов, хотя и не носили масок, тоже являлись столь же неизменными характерными фигурами (до тех пор, пока не появился антигерой). Все легко узнавали порочного землевладельца, хлад¬нокровного наемного убийцу, попавшую в беду невинную девушку, доктора-алкоголика, грубую барменшу с «золотым сердцем», героя с «крис¬тально чистой душой» и т. д.

В западном мире на рубеже XXI века заня¬тие человека часто становится его Персоной, т. е. человека в значительной степени поглощает профессия и он забывает, что его работа — это еще не он сам. До недавнего времени у жен¬щин было мало или совсем не было шансов получить какую-либо взрослую роль, помимо «матери», «старой девы», «школьной учитель-ницы», «библиотекарши» и т. п. Любая женщи¬на, которая вышла замуж и родила детей, знает, как трудно добиться того, чтобы люди видели в ней личность, нечто большее, чем только жену своего мужа или мать своих детей. Ей и самой зачастую бывает трудно представить себя кем-то за рамками сильных архетипических ролей.

Всем нам необходимо подтверждение нашей личности, и многие предпочитают не бороться за установление собственной уникальной лич¬ности, а принимать на себя коллективную «ли¬чину», например «мать» или «отец», «библио¬текарь» или «программист». Однако роли на¬поминают маски, не способные менять выраже¬ние. Независимо от конкретной ситуации мы вынуждены действовать в заданных рамках оп¬ределенного характера. Когда людей «заклиниваетr» на своей Персоне, те начинают казаться недалекими. Они не вызывают большого инте¬реса у окружающих, поскольку им в букваль¬ном смысле «недостает глубины».

Подобным образом мы создаем идеальное представление о самих себе — добрый и вели¬кодушный, но при этом сильный и стойкий. (Или надежный, верный, готовый прийти на помощь, мужественный, чистый и почтительный, как в кодексе бойскаутов.) Любая картина, написан¬ная красками только «хорошими» и «правиль¬ными», чересчур бледна; для завершенности ей недостает теней. Например, в Британии послед¬ней половины XIX столетия сложился следу¬ющий идеал мужчины: джентльмен с утончен¬ным чувством самообладания. На другом полюсе идеала находился отрицаемый дикарь, не умею¬щий сдерживать инстинктивные порывы. Ко¬нечно, оба эти образа существовали только в умах британцев, а не в реальности.

Предаваясь иллюзиям о полном самоконт¬роле над жизнью, британские высшие классы не подозревали, что фактически ими руководит их бессознательное. Подталкиваемые потребнос¬тью найти «выход» для проявления той «ди¬кой» части себя, которая была необходима для создания завершенного (целостного) образа, британские мужчины довели свои колониалистские устремления до крайности, подчинив Индию, Африку и все прочие территории, на которых, по их мнению, проживало «дикое» на¬селение. Британские колониалисты поселились в каждой из покорен пых стран и попытались жить так, словно они все еще находились в Англии. В самом сердце Африки британские джентльмены носили крахмальные воротнички, каждый день читали London Times (которая доходила до них полгода спустя) и пили свой пятичасовой чай. Больше всего колониалисты боялись, что их сотоварищи, не в силах проти¬виться голосу бессознательного, «отуземятся» (станут вести себя как местные жители).

Для выработки самодисциплины, необходи¬мой для подобного безумства, юных британских мальчиков, принадлежавших в высшему клас¬су, стали отдавать в школы, где те подвергались жестоким (savage, что означает не только «ди¬карь», но и «свирепый, жестокий». — Прим. перев.) телесным наказаниям, а нередко и сек¬суальным домогательствам как со стороны пре¬подавателей, так и со стороны соучеников. По¬требность в подавляемой «дикости, свирепос¬ти» неизбежно приводила к мазохизму и садиз¬му. Неумение найти связи между сексуаль¬ностью и любовью, поскольку для этого нужно было несколько «отойти» от их сознательной доминирующей роли, вызвало появление огром¬ного количества гомосексуалистов.

Я никоим образом не утверждаю, что все гомосексуалисты становятся таковыми в результате подобного внешнего давления. Данные свидетельствуют о том, что определенное количество (по наиболее частым оценкам, 10—15%) мужчин и женщин в любой культуре гомосексуаль-но и, вероятно, генетически предрасположено к гомосексуальности, точ¬им гак же, как большая часть человечества генетически пред расположено к гетеросексуальности. Однако внешние факторы тоже способны завести в тот или другой лагерь человека, чья сексуальность является «пограничной». В случае с Британией конца XIX века обстоятельства превратили многих мужчин-аристократов в несчастных гомосексуалистов, несчастных потому, что, по всей вероятности, гомосексуализм не был заложен в них от природы.

Или вспомним величественное явление - хри¬стианство ~ и Тень, которую оно оставило во многих из нас. Патриархальному иудейскому принципу «око за око, зуб за зуб» Христос про-тивопоставил новую, более мягкую, более жен¬ственную идею - «возлюби ближнего своего, как самого себя». Фактически Иисус хотел выразить мысль, что он неотделим от окружающих его лю¬дей, что в каждом человеке, с которым ему прихо¬дилось общаться, он видел частичку самого себя. Но для подобного осознания требуется самопо¬нимание, а оно приходит к человеку только в ре¬зультате его длительной борьбы с самим собой, прежде всего с собственной Тенью.

Последователи Христа предпочли принять как данность «золотое правило» г закон, кото¬рого необходимо придерживаться так же, как и десяти заповедей Ветхого Завета. Куда про¬ще говорить о любви к ближнему, безотноси¬тельно к тому, так ли оно на самом деле, чем заглядывать в те уголки своей души, которые мы бы предпочли оставить в тени. Точно так же, следуя идеалу Христа, гораздо легче пред¬ставлять его образ как совершенный и безгреш-ный, чем видеть в нем человека, успешно преодолевшего противоречивые стороны своей натуры. Что оставалось Христу, как не борьба, — ему, объединившему в себе и Бога и земного человека? Следуя идеалам Христа, мы должны стремиться примирить наше животное естество с нашей равнозначной божественной природой. От нас требуется искать возвышенное в инстин¬ктивном, а инстинктивное - в возвышенном.

Взамен христианство создало идеал совер¬шенства, свет без тьмы. Вместо того чтобы рас-сматривать тьму как необходимую часть чело¬веческой природы, ее отделяют и приписывают Сатане. Но ведь где свет, там неизбежно тень и тьма. Поэтому все отрицаемые и подавляемые части нашей личности группируются вокруг Тени и ассоциируются с грехом и злом.

Проекция

Иисус учил нас также тому, чтобы мы «не искали соринку в чужом глазу», а прежде всего обращали внимание на самих себя. Психологи используют термин «проекция» для описания переноса собственных характеристик на дру¬гих людей. Важно представлять себе, что про-екция ~ бессознательный процесс, над которым мы не имеем контроля. Цель заключается в достижении достаточного осознания того, что мы не должны проецировать свою Тень на других.

Если мы сдерживаем сексуальность, образу¬ется Тень, в которой сконцентрированы все сек¬суальные импульсы. Чем больше мы отрицаем наличие у себя низменных помышлений, тем больше энергии концентрируется вокруг Тени. И конце концов энергия становится столь мощ¬ной, что мы не можем больше удерживать ее в бессознательном. Она вырывается наружу. Иног¬да она настолько сильно захватывает нас, что мы совершаем поступки, о которых впоследствии предпочитаем не вспоминать: «Пьян был, что ли? Совершенно ничего не помню».

Или мы проецируем свою Тень на кого-ни¬будь из окружающих. Проекции не являются полностью произвольными; необходимо нали¬чие некоего «крючка», на который можно «при-цепить» Тень. Но если энергия достаточно силь¬на, «крючку» не долго и найтись. В примере, приведенном выше, Тень подавляемой тяги к «свирепости, необузданности» могла быть спро¬ецирована на любого человека, у которого не было чувства сексуальной подавленности, как у «хозяина» Тени. Завершив проекцию Тени на другого человека, мы начинаем давать этому несчастному всевозможные характеристики, причем очень далекие от реальности или вооб¬ще не имеющие с ней ничего общего.

Вот почему сны дарят нам встречи с Тенью. В сновидениях мы можем спокойно общаться с ними. В бессознательном удобно выдвигать аргументы, вести «баталии», не торопясь при¬ходить к уважению точки зрения своей Тени, постепенно учиться самим быть более гибкими. Но если мы продолжаем сознательно жестко придерживаться пашей системы ценностей, фи¬гуры Тени становятся все более угрожающими и в конце концов проецируются на других людей из нашего реального окружения. В результате мы бываем вынуждены вступать в конфронта¬цию с Тенью. К сожалению, это происходит за счет того человека, на которого мы проецируем свою Тень.

Факт такого процесса является удивитель¬ным. Очевидно, что-то внутри нас не желает принимать односторонний взгляд на реальность. Юнг называл этот внутренний процесс «транс¬цендентной функцией» (в том смысле, что она «выходит за пределы» нашего обычного функ¬ционального подхода к жизни). Трансцендент¬ная функция пытается восстановить целостность, доводя подавленные или игнорируемые аспекты личности до нашего сознания. В этом плане вы¬ходит, что Тень предоставляет нам возможность роста. Если принимаем то, что она хочет сооб¬щить нам и связываем себя с нею, мы растем. Если пытаемся отрицать и подавлять Тень, она, напро¬тив, становится все сильнее, до тех пор пока мы не будем вынуждены признать ее и вступить с нею в контакт. Душа пытается помочь нашему развитию, хотим мы этого или не хотим.

Девочка с задатками механика

Вернемся к нашей маленькой девочке, обла¬дающей способностями к механике. Вынужден¬ная отказаться от своих «мужских» наклонностей, она, вероятно, «разовьет в себе» Персону с чрезвычайно ярко выраженной «феминистской» направленностью. Девочка не потерпит ника¬ких мужских черт в своей личности, хотя ка¬кая-то часть ее сущности отлично знает, с какой радостью она бы возилась с собственным авто¬мобилем, или занималась проектированием мо¬стов, или осваивала компьютер. Поэтому ей приходится отрицать любую черту, которая, пусть отдаленно, напоминает о «мире мужчин», как «неподобающую» для женщин, а следова¬тельно, неприемлемую для нее.

Представим себе, что эта девушка вышла за¬муж за «настоящего мужчину», который любит демонстрировать, что «он — глава семьи». В те¬чение некоторого времени она воркует и сюсю¬кает по поводу того, какой сильный человек ее муж, и пребывает в уверенности, что ей нравится ее жизнь. Вскоре после замужества она родит девочку, а еще через два года - мальчика. Теперь посмотрим на эту женщину десять лет спустя. Она любит обоих детей и все еще - мужа (хотя с недавних пор понимает, что начинает уставать от постоянного подыгрывания мужу в том, что он «лучше всех» разбирается в важных семей¬ных вопросах). Ей непонятно, что происходит в последнее время, но кажется, что она утратила вкус к жизни. Создается ощущение механиче¬ского исполнения всего, что положено.

Нам, наблюдающим жизнь этой женщины со стороны, легко понять, в чем ее проблема - она потеряла часть своей души. Наша героиня так же похожа на созданное ею представление о самой себе, как на королеву Английскую. Но она так давно потеряла свою Тень, что даже не по¬мнит о ее былом существовании. К счастью, Тень все еще живет в области бессознательного. Однажды женщине снится сон. Она не может вспомнить его, но сон явно взбудоражил ее. Весь следующий день женщина пребывает в задумчивости.

Через несколько дней она снова видит сон, который запоминает. Это был ночной кошмар, в котором за ней гналась женщина - ужасная груз¬ная женщина с волосатыми, мускулистыми ру¬чищами. Во сне она понимала, что если эта жен¬щина поймает ее, то непременно раздавит, пото¬му что чудовищная женщина была сильной, как горилла. Она проснулась в холодном поту.

На той же самой неделе ей показалось, что она увидела женщину из сновидения в супермарке¬те. Приглядевшись, не может понять, откуда в покупательнице сходство с видением. Женщи¬на в супермаркете была брюнеткой с волосаты¬ми руками, но больше ничем не напоминала стра¬шилище из ночного кошмара. Вечером наша героиня смотрит по телевизору старый фильм «Я люблю Люси», где есть эпизод, когда Люси и Этель решают ночью устроить барбекью. Ей смешно, но в голове мелькает мысль о том, как бы она сделала это. Мысль исчезает так быстро, что женщина тут же о ней забывает.

Я не стану прослеживать все этапы. Это займет слишком много времени. Обычно дол-жен наступить момент, когда нашей героине придется перейти свой собственный Рубикон. Вполне вероятно, что внешне это может выра¬зиться в каком-то довольно незначительном событии, незаметном даже для нашей героини. Возможно, наступит день, когда она будет не в состоянии ни единой секунды терпеть капание воды из протекающего крана. Неделями она твер¬дит об этом мужу, но без толку. И вот она хва¬тает гаечный ключ и прокладку и меняет ее са¬мостоятельно, даже не задумываясь над тем, от¬куда ей известно, как ставить прокладку. Жен¬щина не рассказывает об этом мужу. Наоборот, она старается забыть этот эпизод, потому что он вызывает у нее чувство неловкости. Но с того дня «путь предрешен», жизнь меняется.

Возможно, читатель возразит, что я описал слишком уж простую ситуацию, жизнь ведь го¬раздо сложнее, чем мой рассказ. Допустим, это так. Однако и пример вовсе не так прост, как кажется. Женщина, о которой я рассказал, не изменится и не сделается Иосифом-плотником в юбке. Не утратит она и женственность, кото¬рую так ценит. Однако в результате может по¬терять мужа. Видимо, она вышла замуж за мо¬рально слабого, потому что сильный мужчина оказался бы способен воспринимать свою жену во всех ее проявлениях, такой как она есть, а наша героиня на момент свадьбы еще не знала, к какому типу женщин принадлежит. С возвра¬том исконной сущности к ней придет и сила. Со своей вновь обретенной силой она может показаться чужой собственному мужу и даже пугающей. Возникнут конфликты.

Не просто встречаться с Тенью. Для этого требуется мужество, поскольку такие встречи неизбежно влекут за собой перемены в жизни! Для того чтобы узнать Тень, нужно понять, какие свойственные нам качества мы спроецировали на других, и по очереди избавиться от всех них. Это приведет к пониманию того, что каждый состоит из множества разных людей; что мы, по крайней мерс частично, составляем единое целое с теми, кто нас окружает. На этапе Тени подобная реа¬лизация является лишь частичной, однако свер¬нуть с избранного пути уже невозможно.

В следующем разделе главы мы поговорим о взаимосвязи между Злом и Тенью и обсудим не¬которые практические способы интеграции необ¬ходимых характеристик Тени в нашу личность.

Тень и проблема Зла

.,. живой форме для придания ей объем¬ности необходима глубокая тень. Без тени форма остается двухмерным фан¬томом, более или менее хорошо воспитан¬ным ребенком.

К. Юнг

Когда люди впервые слышат о юнговской концепции Тени, они обычно представляют себе нечто вроде «темных сил» из фильмов о «звезд¬ных войнах». Они думают о борьбе между Светом и Тьмой, Добром и Злом. Вспомните, как мы говорили о том, что христианство с его стрем¬лением к совершенству слишком часто своди¬лось к подобной дихотомии и не только внутри отдельного индивидуума, но в рамках всей хри¬стианской культуры. Если все доброе припи¬сывать Христу, а все дурное - Сатане, то Тени (полутонам) или сомнениям не остается места: христиане - хорошие, а все прочие - плохие. История еврейских погромов, устраиваемых христианами, является ярким свидетельством того, к чему приводят подобные убеждения.

Конечно, христианство не является исклю¬чением в этом смысле. В религиозной догме ислама существует такая же пропасть между Тьмой и Светом, Добром и Злом. В средние века одинаковая убежденность христианства и ис¬лама в собственной моральной непогрешимос¬ти повлекла за собой девять кровавых войн, длившихся три столетия (эти войны назывались крестовыми походами). История насчитывает не столь много предосудительных эпизодов вроде «крестового похода детей», когда тысячи детей начали поход во имя Христа, а закончили тем, что все были проданы в рабство.

История полна имен «морально непогреши¬мых» — Фома Торквемада, возглавивший испанскую инквизицию, Коттон Матер, вдохновитель и со¬участник салемских судебных процессов про¬тив ведьм. В качестве более современных при¬меров можно назвать Джимми Джоунса и мас¬совое самоубийство в Гайане, Хомейни с его фа¬натизмом. Перечень можно продолжать беско¬нечно. Как только свет был отделен от тьмы и мы начали отождествлять самих себя исключи¬тельно со светом, все, отличающееся от нас, ста¬ло идентифицироваться как тьма. Но ценности, скрытые во тьме, нам так же необходимы, как и ценности, которые мы открыто осознаем при свете дня. Эта потребность приводит к тому, что мы начинаем проецировать скрытую тьму на тех, кто, по нашему мнению, отличается от нас. Ког¬да темнота «выходит на поверхность», т. е. в нашу реальную жизнь, она несет ассоциации со всем тем, что мы осуждаем как «темное» и «злое». Мы смотрим на своих врагов и видим в них то, что не хотим видеть в самих себе. Не¬удивительно, что мы с такой безжалостностью сучим и уничтожаем их.

Можно было бы надеяться , что такая вселен¬ская трагедия как холокост должна пробудить в пас осознание тьмы, которая существует внутри нас. В основе ненависти Гитлера лежало виде¬ние белокурых арийских супермужчин, женатых на белокурых арийских суперженщинах, рожа¬ющих им белокурых арийских супердетей. Тьма проецировалась ил всех, кто не соответствовал этому образу, - африканских негров, жителей Востока, цыган, славянские народы, и особенно на евреев.

 

 

Г'

Рис. 1. Дьявольская Тень. До тех пор пока мы не осознаем Тень как часть нашей собственной личности, она будет ассоциироваться для нас со всем злым и дьявольским.

Однако не успела закончиться вторая миро¬вая война, как Сталин создал ГУЛАГ (государ¬ственная система исправительных лагерей) и начал целенаправленно уничтожать своих сооте¬чественников, в результате чего погибло даже больше, чем во время холокоста. История про¬должается - Пол Ног почтя полностью истре¬бил население Камбоджи; Амин на какое-то вре¬мя стал в умах людей абсолютным символом безнравственности. Жесточайшие пытки поли¬тических противников и в настоящее время име¬ют место в Сальвадоре, Гватемале, Бразилии; фактически до недавнего времени такое проис¬ходило почти в любой стране Латинской и Юж¬ной Америки. В США расисты упорно станови¬лись под знамена христианской чистоты, извер¬гая при этом злобу на своих традиционных вра¬гов, людей «Тени» — чернокожих, жителей Восто¬ка, мексиканцев, пуэрториканцев и евреев.

С Тенью необходимо общаться как в нашей индивидуальной жизни, так и на уровне той культуры, к которой мы принадлежим. Это первая ступень на пути к осознанию. Без осозна-ния мы предаем себя в руки самого дурного, что В нас есть, А этот путь ведет к зверствам, о ко¬торых я упоминал выше, и многим другим по¬добным ужасам, коим несть числа.

Тень, скрывающаяся за светом науки

Позвольте поведать вам историю о Зле. Ее используют во время занятий на факультетах психологии, но без каких-либо моральных выво¬дов, поскольку считается, что моральные сужде¬ния не ВХОДЯТ в компетенцию науки. Речь пойдет о Джоне Уотгоне, основателе превалирующей в Америке психологической теории - бихевио¬ризма. Уотсон любил повторять, что способен сделать из любого самого малого ребенка кого-угодно ~ ученого, юриста, преступника.

В качестве доказательства он провел однаж¬ды свой знаменитый эксперимент на Альберте, 11-месячном младенце. Уотсон показывал ре¬бенку крысу и сопровождал это страшным шу¬мом до тех пор, пока несчастный ребенок не стал бояться крыс до дрожи. Затем Уотсон довел ассоциацию до того, что Альберт стал бояться всего подряд - собак, шерсти, меховых предме¬тов, маски Сайта-Клауса. Уотсон собирался проверить, сможет ли он потом избавить ребен¬ка от его страхов теми же методами. К несчас¬тью, мать Альберта, работавшая в больнице, уво¬лилась оттуда, и бедный малыш так и остался наедине со всеми своими страхами.

В этом случае «светом» была наука, «тьмой» — невежество. Все, что способствовало усилению света, считалось хорошим, независимо от тре¬бований для «усиления света». Приведу, пожа¬луй, еще один пример из области психологии — знаменитые эксперименты, проводившиеся пси¬хологом-экспериментатором Стэнли Милгрэмом в начале 60-х годов. Когда Милгрэм только начинал, то надеялся доказать с их помощью, что немцы отличаются от нас с вами и значит холокост не мог произойти в Америке. Он пла¬нировал провести снос исследование сначала в Америке, а затем отправиться в Германию для проведения второго этапа. Он так и остался на первой стадии своего эксперимента.

Милгрэм обращался к участнику с просьбой помочь в проведении обучающего теста с дру¬гим человеком, который, предположительно, и являлся настоящим объектом эксперимента. Милгрэм объяснял, что этот второй человек бу¬дет выбирать из четырех или пяти предложен¬ных ему слов по ассоциации наиболее подхо¬дящее другому, базовому слову. Если объект выберет неподходящее слово, его подвергнут слабому электрошоку, чтобы стимулировать правильный ответ. Если ошибется вторично, напряжение повысят, и т. д.

Эксперимент был, конечно, полной имитацией. Никакому электрошоку предполагаемый второй объект не подвергался; на самом деле 4 вторым объектом» был тоже психолог, участву¬ющий в проведении эксперимента. Истинная цель заключалась в том, чтобы убедиться, на¬сколько далеко сможет зайти настоящий объект эксперимента в назначении электрошока дру¬гому индивиду. Настоящему испытуемому по¬ручался контроль, он устанавливал шкалу аппарата для определения конкретной силы электрошока, затем нажимал кнопку, посредством чего подавался ток. Аппарат был оснащен кру¬ткой шкалой с указателями, имевшими различ¬ные маркировки: от «слабый электрошок» до «опасно: сильный электрошок». За этой точкой следовали указатели без маркировки, которые должны были обозначать силу тока, превосходящую границы, допущенные экспериментом.

Милгрэм хотел выяснить, насколько далеко люди смогут зайти, прежде чем откажутся от участия в эксперименте. Он и его коллеги по¬лагали, что до конца эксперимента дойдет лишь небольшое число людей. Но ошиблись. Все испытуемые дошли до конца! Милгрэм встре¬вожился и внес в эксперимент изменения, де¬лая процедуру все более и более жуткой. Он заранее подготовил магнитофонную запись, на которой предполагаемый объект эксперимента кричал и молил о помощи, а в конце экспери¬мента замолкал, словно терял сознание или вообще умер. И все-таки 65% испытуемых вы¬держали до конца!

Нельзя сказать, что испытуемые безучастно только нажимали кнопки. В ходе эксперимен¬та они реагировали на происходящее, как все живые люди. Они просили Милгрэма разре¬шить им остановиться. Он бесстрастно прика¬зывал продолжать. Они умоляли его, говоря, что человек умирает. Милгрэм повторял, что испы¬туемый вне опасности и эксперимент должен продолжаться. «Эксперимент должен продол¬жаться» - эта фраза является ключевой.

Удивительно, что Милгрэму ни разу не при¬шло в голову, что по отношению к людям, уста¬навливающим силу электрошока, он поставил себя в такое же положение, и каком находились те относительно предполагаемого испытуемого, подвергавшегося жестокой процедуре. Милгрэм настаивал, что если бы он оказался на месте этих людей, то прекратил бы участие в эксперименте. Но ведь, по правде говоря, он был на их месте. И тем не менее не остановил эксперимент.

То, как он манипулировал своими испытуе¬мыми, с самого начала выдавая ложь за правду, было отвратительно. Но начиная эксперимент, Милгрэм не думал, что тот может привести к Столь ужасным последствиям и окажется потен¬циально разрушающим для психики испытуе¬мых. Однако после первого опыта, когда уже все стало ясно, человеческие чувства должны были побудить его к прекращению испытания. Милгрэм не остановился, эксперимент продолжался.

Он так никогда и не признал совершенную им ошибку. Большинство психологов этот экс¬перимент привел в ужас. Однако самым страш¬ным было то, что многие сочли эксперимент Милгрэма грандиозной идеей и принялись за разработку собственных подобных эксперимен¬тов, основанных на одурачивании объектов ис¬пытаний. При этом выдвигались такие доводы: Потрясающий шанс получить истинные данные; не говорите испытуемому, что он испытуемый, и сможете иметь реальные результаты (и реакциям объекта будет самой естественной. Моральные принципы были забыты в погоне за Новыми данными. С того времени провели такое количество подобных экспериментов, что трудно сказать, найдется ли хоть один потенциальный испытуемый, который теперь доверился бы психологам, проводящим эксперимент.

В конце концов, так уж заведено, что экспери¬ментатор лжет испытуемому. Но только в ин¬тересах науки, сами понимаете!

Чарльз Перси Сноу показал границы науч¬ной отстраненности в романе «Сон разума».Двух женщин среднего возраста, бывших под¬ругами, а возможно, и любовницами, судят за то, что они замучили маленького мальчика. Дамы совершили преступление по большей части из любопытства, с той клинической бесстрастнос¬тью, какая была бы уместна при проведении опытов в исследовательской лаборатории. Ес¬тественное стремление читателя отстраненно следить за ходом судебного процесса оказыва¬ется безрезультатным. Он начинает понимать, что в границах обычного определения психи¬ческой невменяемости эти две женщины явля¬ются абсолютно нормальными. Похоже, совер¬шенное ими деяние они никогда больше не повторят. Хотя их поступок был чудовищным, назвать чудовищами их самих нельзя. Он не в состоянии обнаружить в этих женщинах ни одной черты, которой бы не было в нем. По мере того как перед мысленным взором читателя раз¬ворачивается судебный процесс, он все более склоняется к выводу одного барристера, жив¬шего в XIX веке, который, приговорив подсуди¬мого к смерти, сказал: «Да помилует меня Гос¬подь, коли мне пришлось сделать это». Либо Альберта-Аллигатора в «IIого»: «Мы увидели врага, а он - нас».

Все мы боимся взглянуть на тех чудовищ, которые, по нашим опасениям, сидят в нас са¬мих. Древний миф о ящике Пандоры — явное предостережение не открывать того, что скры¬то в нас. Но в том случае, когда мы боимся изу¬чать свою «скрытую сторону», она и разраста¬ется до чудовищных размеров и врывается в реальную жизнь. Лишь только мы начинаем осознавать, что те монстры, которых мы видим извне, гнездятся внутри, опасность уменьшается. Вместо нее обнаруживаются зачатки муд¬рости, того знания, которое способны дать нам наши предполагаемые монстры.

Возможно, мы сумеем понять испытуемых Милгрэма, окажемся в состоянии понять даже самого Милгрэма. Если расширим границы воз¬можного, то сумеем встать на место Джона Б. Ус пеона. А это и будет тот первый шаг, в кото¬ром мы невероятно нуждаемся - первый шаг в процессе интеграции собственной Тени.

Работа с Тенью в сновидениях

Бели вы в сновидении вступаете с кем-либо в конфликт, представьте себе, что эта личность есть фигура Тени, обладающая неким качеством, которое вам необходимо интегрировать в свою личность. Такой совет окажется верным практически для всех сновидений. Случаи, когда вы и оказываетесь правы во всех отношениях и ваше сновидение представляет собой точную «свод¬ку» реальной ситуации, достаточно редки, так что их можно рассматривать как исключения, лишь подтверждающие общее правило.

Чем напряженнее борьба, тем больше уверен¬ности в том, что вы имеете дело с собственной Тенью. Точно так же, чем более отталкивающим или неприятным кажется другой человек из вашего сновидения, тем больше вероятность того, что это ваша фигура Тени. Сначала это бывает трудно осознать, потому что фигуры Тени неиз¬бежно представляют те качества, которые мы отказываемся признавать как часть собственной личности. Но как только вы признаете эту по¬сылку, то научитесь рассматривать сновидения с присутствием Тени как предоставленную вам возможность совершенствования, а не просто жуткие ночные кошмары.

Если вы сознательно воспримете мысль, что имеете дело с теневой частью собственной лич¬ности, постепенно обнаружится, что с течением времени сновидения показывают эволюцию той Тени, о которой я говорил в начале главы (от нечеловеческого образа до человеческого, но жалкого и презираемого, и, наконец, до прием¬лемого образа человека). Неизбежна также эво¬люция от смутного и аморфного до более ярко выраженного образа. Это объясняется тем, что по мере того как ваше сознание вступает в от¬ношения с бессознательным, выражение конк¬ретной Тени становится более точным. Когда имеете дело с частью собственной личности, преж¬де отвергнутой, при первой встрече с такой Те¬нью вам едва ли удастся вычленить тончайшие оттенки значений, которые несет в себе Тень. Позднее вы придете к пониманию того, каковы ваши уникальные неосознанные возможности.

Не расстраивайтесь, если столкнувшись с Тенью, вы не сумели осознать, что же она пред¬ставляет. Отдайте Тени должное, допуская, что скорее всего, права она, а вы, по-видимому, не¬правы. В большинстве случаев проблема раз¬решится сама собой, прежде чем вы придете к полному ее осознанию.

Один мой пациент, например, видел такой сон: они с женой остановились в гостинице, где хозяин неприятный, жадный чернокожий. «Чер¬ный» человек оборудовал ванные комнаты в гостинице таким образом, что попасть туда можно было лишь пройдя через два этажа, при-чем за каждый требовалась отдельная плата. В гот момент спящий только частично понял со¬общение, содержавшееся в сновидении: он осоз¬нал, что нуждается в некоторых чертах, кото¬рые он рассматривал как «жадность и прижи¬мистость», но определить, какие именно черты ему нужны, не мог.

В реальной жизни моего пациента тогда на¬ступал этап, когда ему следовало поменьше думать о других и побольше о себе, поскольку Предстояли коренные перемены в карьере. Вок¬руг было гак много людей, требовавших его эмоциональной поддержки, что ему не хватало времени на собственные проблемы. Только по прошествии времени он осознал, что фигура Тени «говорила» ему о необходимости предотв¬ратить попытки окружающих валить на него свои беды. Конечно, в момент сновидения ему не уда¬лось понять все это, но по крайней мере человек осознал, что увидел во сне Тень и, возможно, почувствовал желание стать более «жадным».

То, что Тень предстала в сновидении в образе «черного», вполне типично для проявлений бес¬сознательного у белого мужчины. Сон совершен¬но не означает, что сновидец — расист. Типичны¬ми Тенями из сновидений белых людей являют¬ся негры, индейцы, индийцы, мексиканские крес¬тьяне и т. д. У чернокожих людей в образе Тени, вероятно, появятся белые люди плюс большин¬ство из сочетаний, указанных выше, конечно, за исключением негров. Другими словами, наши сновидения используют в качестве образов Тени людей, представляющих расы или национально¬сти, наиболее далекие от нас самих.

Когда проблемы, поставленные Тенью, при¬ближаются к разрешению, в снах часто появля¬ется двусмысленность, особенно между вами и какой-то другой фигурой. Например, пациент¬ка средних лет видела рад спои, в связи с чем у нее возникли сомнения: то ли в сновидениях присутствовала она сама по себе, то ли в образе женщины, которая была значительно моложе. Символика сновидений указывала на то, что близится слияние личности этой пациентки со своей более молодой частью.

Распознавание Тени в повседневной жизни

Умение распознавать Тень в сновидениях помогает выявлять ее в повседневной жизни. Попробуйте понаблюдать над своими эмоцио¬нальными всплесками. Если какой-то человек в самом деле действует вам на нервы, вполне ве¬роятно, что он или она «несет в себе вашу Тень», т. е. вы проецируете свою Тень на кого-то, кто дает зацепку для этого («крючок» для Тени). В таких случаях желательно не проявлять эмоций, а попытаться внушить себе, что это ваша про¬блема, а не его или ее, и вы просто проецируете па этого человека собственную Тень.

В реальной жизни труднее относиться к по¬добному явлению как к фигурам из сновидений. Даже если умом вы понимаете сам процесс про¬ецирования Тени, однако станете ловить себя на том, что отрицаете, будто происходящее «ваших рук дело». Вам захочется найти для себя какие-то доводы вроде «да, но...». Чем больше какой-то человек злит вас, тем более уверенно вы можете сказать, что встретились с собственной Тенью. Злость вызванная Тенью, обладает безрассудством, которое постепенно можно будет отличать от обоснованного гнева, действительно вызванного несправедливостью. Опять же на начальных этапах возникновения «теневых» проблем желатель¬но всегда исходить из посылки, что это ваша, а не чья-то проблема. Уверяю, не ошибетесь.

Постепенно вы будете совершенствовать уме-пне правильно обращаться с проекциями Тени. сначала вам удастся распознать проекцию только постфактум. Не отчаивайтесь: это первый шаг к «снятию» проекции и интеграции Тени. Позднее вы обнаружите, что можете мгновенно распозна¬вать проекцию (как бы «в реальном масштабе времени»). Вы впадаете в гнев, «взрываетесь» и тут же осознаете, что проецируете Тень. Далее вы научитесь распознавать этот процесс еще до того, как выпустите гнев наружу, а следователь¬но, перестанете его выражать.

Добившись некоторого успеха в этом процес¬се, можно почти всегда заметить некую внутрен¬нюю паузу между событием, вызывающим у вас гнев, и проявлением этого гнева. Вы научитесь оп¬ределять, насколько оправдан гнев или это лишь проецирование Тени и его следует подавлять. Осознанное подавление гнева совершенно отли¬чается от бессознательного сдерживания эмоций из-за того, что вы боитесь проявить их. Проеци-рование - процесс бессознательный; когда вы научитесь осознавать свои собственные проекции, то постепенно избавитесь от них. Фигуры Тени при этом переместятся в сновидения, где можно контактировать с ними более эффективно, чем в реальной жизни.

Поскольку мы постоянно «выкапываем» из бессознательного забытые частицы своей лич¬ности, необходимые нам на конкретных стади¬ях становления, то видим во сне фигуры Тени всю свою жизнь. Однако в процессе индивидуации есть точно определенный этап Тени. Ког¬да сознание вступает в отношения с бессознатель¬ным для ускорения процесса индивидуации, не¬избежно появляются проблемы, связанные с Те¬нью. Мы также встретимся с Анимой и Анимусом, Самостью или комплексом Матери и Отца - ар¬хетипами, о которых речь пойдет в последних главах. Однако ошеломляющий обычно спектр проблем, с которыми мы сталкиваемся на ран¬ней стадии процесса индивидуации, включает в себя архетип Тени.

Этап Тени - это этап развития, на котором мы приходим к осознанному пониманию того, что некоторые нежелательные черты составляют часть нашей личности. Лишь когда мы пройдем процесс до конца, достигнем определенной сту¬пени развития собственной личности. Хотя в будущем нам предстоит увидеть и другие «теневые» фигуры, уже не придется учиться тому, как интегрировать Тень в собственную личность. И тогда самое время перейти к следующему архетипу, который Юнг назвал «Анима/Анимус».

ГЛАВА 6

Анима и Анимус

В каждом мужчине извечно заложено отражение женщины, это не тот или иной конкретный женский образ, а определен¬ное отражение женского пола... То же самое верно и для женщины: она также рождается с отражением мужчины.

К, Юнг

Анима (лат. «душа») - это отражение жен¬щины в бессознательном мужчины, Анимус (лат. «ум» или «дух») - отражение мужчины в бес¬сознательном женщины. Интеграция Анимы или Анимуса представляется более сложной зада¬чей, чем интеграция Тени.

Для интеграции Тени требуется большое мужество и честность, но это только первый шаг на пути психологического и духовного роста.

Принимая Тень как часть нашей личности, мы должны по-новому взглянуть для себя, кто мы и но что верим. Необходимо признать, что у нас на самом деле есть потребности и желания, ра¬нее казавшиеся бесполезными и аморальными. Это новое самоопределение неизбежно приво¬дит к необходимости пересмотра моральных ценностей. До того как мы признали Тень, мно¬гие поступки казались нам немыслимыми, мы ведь «вовсе не такие». Теперь горизонты рас¬ширились, и ситуации, окрашенные ранее чер¬ным или белым, воспринимаются как серые. Таким образом, переход от этапа Тени к Аниме или Анимусу зачастую отмечается определен¬ным действием, которое в конечном итоге при¬водит к глубокому эмоциональному смятению.

Как Юнг разработал понятие «Анима/ Анимус»

Понятие «Анима/Анимус», разработанное К)игом, часто критикуют как сексуально-расист¬ское. Важно понять - Юнг был первым, кто выступил за права женщин. В те времена, когда женские ценности чаще всего игнорировали, Юнг утверждал, что цельность личности требует от мужчины подавлять свои женские качества а от женщины, соответственно, мужские. Это было и остается основополагающей идеей. К сожалению в описаниях Анимы и Анимуса Юнг часто воспринимал как само собой разу¬меющийся обобщенный подход к лицам муж¬ского и женского пола, характерный для того пе¬риода. Это особенно оскорбительно для мно¬гих женщин, поскольку сегодня они меньше все¬го нуждаются в теории, которая определяет, что может и чего не может женщина.

Мы только начинаем вникать, в чем разли¬чаются и в чем сходны мужчины и женщины. На начальной стадии исследования никто точ¬но не знает, какие способности и черты характе¬ра обусловливаются у мужчин и женщин фак¬торами культуры, а какие являются врожден¬ными. Подобно вопросам, связанным с приро¬дой/воспитанием, эта проблема сложна и не¬легко поддается обобщениям. Тем не менее ясно, что практически во всех культурах мужчины искусственно ограничили социальные возмож¬ности женщин. Современные женщины доказы¬вают, что ни в чем не уступают мужчинам в смысле практической деятельности.

Как почти что во всех своих открытиях, Юнг пришел к концепции Анимус/Анима вначале по необходимости, а затем по мере совершен¬ствования своих знаний о ней развивал теорию. Как вам известно из четвертой главы, аналогич¬ный подход Юнг использовал при разработке теории психотипов. Сперва он думал, что дос¬таточно разделить людей на интровертов, кото¬рые воспринимают мир субъективно, и экстра¬вертов/ чье восприятие мира объективно. Он считал, что интроверты вникают в суть вещей, тогда как экстраверты реагируют на людей и предметы посредством чувств. Постепенно он стал понимать, что мышление и чувство (а позднее ощущение и интуиция) - независимые измере¬ния личности, которые могут либо интровертироваться, либо экстравертироваться.

Аналогичным образом первоначальное представление Юнга о Тени, как некоем «другом», несущем в себе наши подавляемые или нераз¬витые характеристики, смешивалось с концеп¬цией Тени как архетипической фигуры, олицет¬воряющей Зло. Поскольку Тень, подобно лю¬бому когнитивному инварианту, коллективна, мы никогда не сможем добраться до ее предела. Даже если свести в одно целое все наши лич¬ные качества, присущие Тени, все равно оста¬ются качества, столь чуждые нам, что мы никог¬да не станем интегрировать их в нашу личность. В бессознательном они обязательно будут ас¬социироваться со Злом, поскольку выходят да¬леко за рамки нашего опыта. Однако это не означает, что Тень — это Зло. Даже коллектив¬ная Тень, которая остается после того как мы свели воедино наши личные «теневые» качества, не есть Зло. Просто взаимосвязь между созна¬тельным и бессознательным слишком сложна, чтобы ее можно было распределить по катего¬риям.

Концепция Зла не давала покоя Юнгу в те¬чение всей его творческой жизни, он продолжал писать о ней в своих последних работах. Хотя из его исследований ясно, что он хорошо пони¬мал то, о чем я говорил выше, Юнг никогда не определяет это разделение столь четко, как пси¬хотипы. Четкого разделения не проводится, к сожалению, и в отношении Анимы и Анимуса.

Юнг разработал понятие Анимы/Анимуса в то же время, что и теорию психотипов. В ра¬боту «Психологические типы» Юнг включил 80 страниц определений. Каждое определение представляло собой превосходное мини-эссе, в котором кратко излагались идеи Юнга на этой ранней стадии исследований. Здесь упомина¬ется не Анима или Анимус, а душа. Юнг утвер¬ждал, что все мы содержим в себе автономную личность, которая составляет нашу внутреннюю жизнь и проецируется на внешний мир. Эту личность люди во все века называли душой.

Вскоре Юнг понял, что ему необходимо найти нейтральный термин, не имеющий рели-гиозных коннотаций (особенно христианских), которые с годами приобрела душа. Религиоз-ная концепция души зародилась более трех ты¬сячелетий назад в Индии. За прошедшие тыся-челетия ее окутали полумраком многочисленных учений, характерных для культур, в которых она развивалась. Например, согласно современному христианскому вероучению душа - это вечная часть индивида. Она обитает в телесной обо¬лочке до тех пор, пока мы живы, и покидает ее в момент смерти. Но под этим термином Юнг подразумевал нечто другое. Для него не имело смысла убеждать своих современников отказать¬ся от всего того, что они узнали о душе, и вер¬нуться к своему личному опыту. Вот почему требовался новый термин.

Юнг обладал обширными познаниями о сно¬видениях, мифах и сказаниях, и это убедило его в том, что мужчины воспринимают свою душу как женскую, а женщины - как мужскую; поэтому он решил вместо слова «душа» использовать латин¬ские слова «Анима» и «Анимус». В мини-эссе о душе это понятие было столь новым и необыч¬ным, что он употребил слово «Анима» дважды, а «Анимус» только один раз. Но, привыкнув к ним, он всю оставшуюся жизнь использовал только их и никогда не возвращался к понятию «душ».

Два аспекта Анимы/Анимуса

Как подробно излагалось в предыдущем материале о Тени, когда жизнь становится слиш¬ком односторонней, когда ресурсы нашего со¬знания исчерпаны, мы вынуждены обращаться к бессознательному. В сфере бессознательного именно те черты личности, в которых мы нуж¬даемся, персонифицируются в Тени. Встреча¬ются ли эти качества Тени в наших сновидени¬ях или проецируются на других в этом мире, наше сознание в конечном итоге вынуждено с ними сталкиваться. По мере того как мы более честно подходим к факту существования у нас таких качеств, в нашем бессознательном во все большей степени проявляются фигуры Тени. В конце концов эти необходимые качества нас только интегрируются в нашу личность, что становятся частью нас самих. И тогда в нашу жизнь вступают Анима/Анимус.

Такова цепь событий, обычно описываемая в юнговской психологии. Она довольна близка к реальности, но нуждается в некоторых уточ¬нениях. На самом деле, после того как мы ин¬тегрировали персональные аспекты Тени в лич¬ность, возникают два отдельных проявления, которые смешиваются, поскольку оба выступа¬ют в наших сновидениях (и проекциях на мир) в виде фигур противоположного пола:

1) дальнейшие личные проявления Тени, замаскированные, поскольку Тень теперь представлена Персоной противополож¬ного пола. Затем после интеграции этих качеств в нашу личность мы сталкива¬емся с истинным когнитивным инвари¬антом;

2) безличный коллективный архетип взаимоотношений между нами и миром, внутренний или внешний, — то, что Юнг подразумевал под Анимой/Анимусом. Он представлен противоположным полом, поскольку отношения с противополож¬ным полом — основные в нашей взрослой жизни.

То, что я называю характеристиками Тени у Апимы/Анимуса, Юнг рассматривал как бессоз¬нательное содержание Анимы/Анимуса, кото¬рое может интегрироваться в сознание. Рассмат¬ривая Аниму/Анимус как архетипическое воп¬лощение взаимоотношений, он описывал его как функцию, связывающую нас с коллективным бессознательным, подобно тому, как Персона связывает нас с внешним миром.

Однако прежде чем приступить к рассмот¬рению архетипического аспекта Анимы/Анимуса как безличной функции, через которую просачивается внешний мир, давайте обсудим более простое проявление — «теневой» аспект Анимы/Анимуса.

Анима/Анимус как Тень

Независимо от того, обладаем мы, люди, врожденными способностями и чертами, свой¬ственными исключительно нашему полу, или нет, культура навязала нам разделение спо¬собностей. До недавнего времени роли муж¬чин и женщин резко различались. В силу это-го разграничения в течение тысячелетий одни способы сношения с внешним миром стали от-ражаться в бессознательном как женские, а другие - как мужские. Мы сталкивались со сходной ситуацией ранее, когда рассматрива¬ли понятие Тени. В сновидениях человека белой расы Тень проявляется в образе черно¬кожих или индейцев и т. д. (разумеется, для чернокожих Тень воплощается в образе бе¬лого человека и т. д.), независимо от того, является сновидец расистом или нет. Бессоз¬нательное - это природная сила, как океан или ветер; подобно природным силам, бессознательное невосприимчиво к нашим суждени¬ям. И вот почему бессознательному проявляющемуся в сновидениях не следует слепо подчиняться.

Как упоминалось при обсуждении психоти¬пов, не все мы рождаемся с одинаковыми спо¬собностями и потребностями. Юнг рассматри¬вал некоторые из этих различий (экстравертивность и интровертивность, мышление, чувства, ощущения и интуицию) как отдельные психо¬логические функции. Каждый из нас сосредо¬точивается на своих сильных сторонах (способ¬ности, содержащиеся в нашей доминирующей функции) до тех пор, пока они не разовьются в полной мере (например, мышление). Затем приходит очередь развития одной или обеих вспомогательных функций. (В данном приме¬ре это ощущения и интуиция.) Возможно, нам никогда не удастся развить вспомогательные функции полностью, и уж тем более до уровня доминирующей функции, но можно добиться определенных успехов.

Иначе обстоит дело с подчиненной функци¬ей (в данном случае чувствами). Как было вид¬но при обсуждении Тени, в конце концов наступа¬ет момент, когда мы уже не можем обойтись без подчиненной функции. Это происходит потому, ЧТО она - единственная дверь, открывающая нам нуминозный опыт коллективного бессознатель¬ного. Именно поиск божественного приводит нас к встрече с Тенью.

После того как мы успешно справились со всеми частями нашей подчиненной функции (представленной кем-либо одного с нами пола), бессознательное обращается к фигурам проти¬воположного пола. Других возможностей у него нет. В культуре с малым разграничением ро¬лей между мужчинами и женщинами этого мо¬жет и не произойти. В наших сновидениях могут продолжать появляться фигуры одного и того же пола, и двойственности, о которой я говорю, не возникнет. Конечно, вполне вероятно, что в такой культуре Тень необязательно будет ин¬дивидом того же пола, что и сновидец. Тради¬ционная юнговская формула: тот же пол = Тень, противоположный пол = Анима/Анимус, пере¬станет быть существенной. Но мы не живем в такой культуре, и насколько можно судить по имеющимся научным данным, ее никогда не су¬ществовало.

... если в результате длительного и тща¬тельного анализа и после удаления проек¬ций «эго» было успешно отделено от бес¬сознательного, Анима постепенно прекра¬тит действовать как автономная лич¬ность и станет функцией взаимоотноше¬ния между сознанием и бессознательным.

К. Юнг

Отделить фигуры противоположных полов, относящихся к Тени, от фигур, представляющих Аниму/Анимуса как безличную функцию, да¬леко не просто, и Юнгу в целом не приходи¬лось заниматься подобным. Это достаточно сложная задача, и возникает соблазн полностью отказаться от юнговской модели Анимы/Анимуса, но это означало бы выплеснуть вместе с водой и ребенка. По-видимому, мы действительно конструируем реальность посредством когни¬тивного инварианта, который персонифициру¬ется в бессознательном как фигура противопо¬ложного пола. Однако дело в том, что не все фигуры выполняют эту функцию. Но и жизнь сложна, не так ли?

К счастью, вы можете провести необходимые психологические исследования, не признавая упомянутого мной различия. В той мере, в какой обычные мужчины нашей культуры становятся все более чувствительными и восприимчивыми (обычные потребности западного мужчины пос¬ле того, как он исчерпал мужскую Тень), а жен¬щины все более разборчивыми и самоуверенны¬ми (обычные потребности западной женщины, которая осуществила интеграцию женской Тени), и те и другие интегрируют двойственный поло¬вой аспект Тени и вступают в более сознатель¬ные отношения с Анимой/Анимусом.

Даже в наш просвещенный век мужчине тяжело признать, что женщина может обладать чертами, в которых он нуждается и к чему стре¬мится (и наоборот). Но опять же, эти черты не обязательно постоянны во все времена и во всех культурах, поскольку существует риск стать избыточными и ненужными. Даже в рамках нашей культуры они очень подходят некоторым мужчинам и женщинам, кому-то в меньшей сте¬пени, а кому-то не подходят вовсе.

Проще всего обстоит дело с теми предста¬вителями каждого пола, чьи сильные и слабые стороны не считаются в нашей культуре нор¬мальными для их пола. Вспомним пример ма¬ленькой девочки с подавленными способностя¬ми к механике. Маловероятно, что она найдет ролевые модели у других женщин; те опреде¬ленные черты характера, которые присущи в нашей культуре только мужчинам, она вынуж¬дена будет искать именно у них. Подобным же образом мужчинам не стоит вопрошать подоб¬но профессору Хиггинсу из «Пигмалиона»: «Почему бы женщине не стать более похожей на мужчину?» Мужчинам скорее надо спраши¬вать: «Как мужчине стать более похожим на женщину?» (оставаясь при этом мужчиной).

В 80-х годах нашего столетия предприни¬мались многочисленные и непродолжительные попытки решить эту проблему через герма¬фродитизм (андрогинность): помните, каким впечатляющим (и жутковатым) выглядел вна¬чале Бой Джордж с его макияжем, женскими манерами и одеждой? Или Грейс Джоунс, вне¬шность которой — нечто среднее между амазон¬кой и настоятельницей монастыря. Сейчас эти персонажи не вызывают особого интереса и вполне безобидны. Половая андрогинность — не цель, а лишь попытка между делом приме¬рить на себя характеристики, которые ассоции¬руются у нас с противоположным полом, чтобы узнать, что это такое. В конечном счете, мужчины должны снова стать мужчинами, а женщины - женщинами внутри их культуры, но с более широким представлением о реальности.

Анима/Анимус как архетип взаимоотношений

.. Анима - это всего лишь образ лич¬ностной природы определенной автоном¬ной системы. Какова природа этой сис¬темы в трансцендентном смысле, т. е. за пределами опыта, мы знать не можем.

Я определил Аниму как персонифика¬цию бессознательного в целом и как мост, ведущий к бессознательному. Другими словами — как функцию взаимоотноше¬ний с бессознательным.

К. Юнг

После того как мы осуществили интегра¬цию «теневых» аспектов Анимы/Анимуса, что может наилучшим образом представить в бес¬сознательном противоположность пола? Взаи-моотношение! Взаимоотношение между мужчи¬ной и женщиной, целостность, которая весит больше, чем любой из двух участников этого акта. Взаимоотношение столь значимо в нашей жизни, что большую часть нашего восприятия действи¬тельности, будь то внутренняя или внешняя дей¬ствительность, мы пропускаем через этот опыт. Архетипический аспект Анимы/Анимуса управля¬ется не конкретными характеристиками, присущи¬ми противоположному полу; он определяется вза¬имоотношениями, которые мы все имеем с кем-то, кто обязательно отличается от нас, но при этом не воспринимается как Тень или противник.

Подобно тому, как интроверты и экстраверты из мириада возможностей выбирают характерные для них пути, наши жизни конструируются посред¬ством врожденных присущих иолу моделей пове¬дения и архетипических структур, которые мы предъявляем полу противоположному. Значит, мы ведем себя по отношению к внешнему миру так же, как по отношению к противоположному полу. Если подчиняем своей воле сексуального парт¬нера, мы имеем тенденцию подчинять своей воле других людей и главенствовать в других ситуа-циях. Если мы флиртуем, но не связываем себя обязательствами с сексуальным партнером, мы, вероятно, будем поступать подобным же образом со всем, что встречается нам на жизненном пути. Это и есть Анима/Анимус, а именно внутренняя структура, через которую мы пропускаем все, с чем сталкиваемся в жизни, поскольку основные отно¬шения между взрослыми людьми — это отноше¬ния между мужчиной и женщиной.

Конечно, ситуация в реальной жизни гораздо сложнее, чем это простое резюме. Помимо отноше¬ний с противоположным полом в нашей жизни существует и множество других - например с деть¬ми, сына с отцом, дочери с матерью, с друзьями и одноклассниками, ученика с учителем, а также с кол¬легами и начальством и т. д. Все эти отношения яв¬ляются фильтрами, через которые жизненный опыт попадает в наше сознание. Однако за исключени¬ем детских отношений с родителями ни одно из них не может сравниться по интенсивности и сложно¬сти с взаимоотношениями между противоположны¬ми полами.

До тех пор пока у нас остаются неразрешенные проблемы с родителями, возникшие в детском возрасте, они будут занимать центральное место во взрослой жизни. Как только детские проблемы разрешатся, отношения с противоположным по¬лом станут главенствующими в нашей взрослой жизни. Зачастую само появление противополож¬ного пола в нашей жизни заставляет окончательно решить детские проблемы. Любое взаимоотноше¬ние, достаточно серьезное, чтобы отдалить нас от родителей, является на самом деле серьезным и впоследствии становится основным психическим фильтром.

Эмоциональное потрясение, вызванное Анимой/Анимусом

Мы должны начать с преодоления сво¬ей добродетельности, испытывая, с дру¬гой стороны, оправданный страх совер¬шить грех. Опасность, несомненно, суще¬ствует, ибо величайшая добродетель все¬гда внутренне компенсируется сильной склонностью к пороку, и как много пороч¬ных людей бережно хранят в себе сахар¬ные добродетели и нравственную манию величия.

К. Юнг

Все стадии мужских впечатлений о женщи¬не — матери, сестре, любовнице, супруге — это впе¬чатления о внешнем мире, впечатления, полученные в первой половине жизни. В то время как явление Тени пробуждает в нас интерес к психологическим потребностям второй половины жизни, Анима/ Анимус продолжает внутреннюю работу вслед за Тенью. Я начал эту главу с утверждения о том, что вступление в стадию Анимы/Анимуса может привести к эмоциональному потрясению. Разли¬чие между борьбой на этапе Тени и борьбой на этапе Анимы/Анимуса аналогично различию между признанием самому себе в том, что мы ис-пытываем сексуальное влечение к кому-либо, и фактическими поступками, связанными с измене¬ниями в нашей жизни, после того как мы стано¬вимся сексуально активными. А это действитель¬но глубокое отличие.

Для интеграции Тени мы должны согласить¬ся с тем, что у нас есть мысли и желания, не со¬впадающие с прежними представлениями о себе. Следует признать, что мы способны на нечто боль¬шее, чем роль, отведенная нам в обществе или дома. I нужно прекратить осуждать окружающих, отказаться от наших проекций на тех, кого мы осужда¬ем, и осознать, что проблема - внутри нас. И по¬том , не следует обвинять самих себя. Мы должны понять, что те кажущиеся ужасными качества, от которых мы стараемся освободиться, могут что-то значить в нашей жизни.

Это требует огромного мужества, честности и терпения. Однако большая часть работы по интег¬рированию Тени в личность - с личным бессознательным. В основе Тени лежит когнитивный инвариант пугающего нас «другого», который выхо¬дит &а рамки нашего личного опыта и поэтому является коллективным. Но качества, которые мы интегрируем в личность - наши собственные (хотя иногда мы от них открещиваемся). Отка¬завшись от борьбы с ними, мы сможем почувство¬вать силу признания.

Анима и Анимус — это совсем другое. В следу¬ющем разделе рассматриваются практические способы интеграции Анимы/Анимуса и прослежи¬вается их более позднее архетипическое развитие.

Анима/Анимус в сновидениях

...Мир пуст только для тех, кто не знает, как направить свое либидо на вещи и людей и оживить их и сделать прекрас¬ными. То, что заставляет нас искать замену в самих себе, обусловлено не от¬сутствием искомого во внешнем мире, а нашей неспособностью включить все, на¬ходящееся вне нас, в свою любовь.

К. Юнг

Анима и Анимус приходят в сновидения гораз¬до более сложными путями, чем Тень. Теперь мы знаем: то, что представляется архетипом Анимы/Анимуса, может на самом деле быть еще одной ста¬дией Тени, обязательно выступающей в виде про¬тивоположного иола. Часто это отчетливо отобра¬жается фигурой, которая сочетает в себе Тень и Аниму/Анимус (представители белой расы могут увидеть темнокожую фигуру противоположного пола и т. д).

У людей с нерешенными проблемами детства (а кто из нас не конфликтовал с родителями?) на раннем этапе сновидений Анима/Анимус часто смешивается с архетипом Матери или Отца. Пе¬ред мужчиной, как правило, предстает образ при¬влекательной властной женщины, которая его од¬новременно притягивает и пугает. Если этому мужчине не удалось вовремя отдалиться от мате¬ри (речь, как помните, идет не о его настоящей матери, а об архетипе Матери), женщина в сновидениях может даже уничтожить его. Такие сновидения отражают противоборство между стремле¬нием к покою и безопасности (в образе матери) п стремлением к страсти и возбуждению (в об¬разе сексуального партнера). Вариаций на эту тему (только же, сколько мужчин и женщин.

И работах Юнга часто говорится о том, что и сновидениях мужчин Анима появляется в че¬реде отдельных и вполне определенных женщин, а и сновидениях женщин Анимус представляется как группы относительно неопределенных чип. Хотя многие с этим согласны, я ни разу не встречал подтверждения этой теории в соб¬ственных сновидениях и сновидениях моих па¬циентом, друзей и знакомых. Я считаю, что как мужчинам, гак и женщинам снятся отдельные оп¬ределенные фигуры, хотя иногда и те и другие видят в своих снах группы неопределенных фигур противоположного пола. (Я уверен, что к этому моменту читатель сумеет распознать в этих группах неопределенных фигур начальные фигуры Анимы/Тени.)

Гораздо чаще, чем любая другая фигура про¬тивоположного пола, нам снится наша «вторая по¬ловина» (супруг или супруга), т. е. значимый для нас человек. Как правило, этот человек (он или она) не только выглядит, но и является им. Тог¬да в сновидениях происходит конфликт между сновидцем и его «второй половиной», и этот кон¬фликт требует разрешения. Но еще более часто эта «вторая половина» представляет собой допол¬нительное проявление двойственных половых качеств сновидца. Ведь так или иначе мы склон¬ны судить о противоположном поле из обычного жизненного опыта. Здесь полезно рассматривать супруга или супругу как человека, обладающего качествами противоположного пола, которые мы знаем и понимаем.

Боги и богини в наших сновидениях

Часто Аиима/Анимус появляется в сновиде¬ниях в образе Бога или Богини. В наши дни нам ближе всего в этом плане знаменитости, поэтому знаменитости которых мы видим в снах, должны рассматриваться как современные боги. В этой связи важно разобраться, что представляет из себя бог или богиня.

Помните попытки Юнга понять отличия в темпераментах Фрейда и Адлера, а также их и своего? Это привело его к мысли о том, что люди .подразделяются на конечное число типов личностей. Затем он разработал систему психотипов, чтобы объяснить эти различия. По существу по¬лучилось разбиение людей на пары противопо¬ложностей, основанное на ряде характеристик, которые, как обнаружил Юнг, присущи всему человечеству (интровертивность и экстравертивность, мышление и чувства, ощущения и интуи¬ция). Это было похоже на то, как древние греки выделяли четыре основных типа личности, исхо¬ди из противопоставления горячего холодному и сухого влажному.

Однако существует иной и столь же древний путь классификации различий в личности. Вме¬сто того чтобы отыскивать полярные черты харак¬тера, можно определять конкретные типы людей, опираясь на некую преобладающую характерис¬тику личности, подавляющую все другие, напри¬мер «скряга» или «соблазнительница». Преимущество категорий состоит в том, что при опреде¬лении нового типа можно добавлять новые кате¬гории. Недостаток же заключается в отсутствии методики, которая связывала бы между собой все типы личности, ведь их могут быть сотни. На практике категории обычно ограничиваются от¬носительно небольшим числом личностей.

В широком разнообразии древних культур каждая определенная черта личности, ценимая в этой культуре, персонифицировалась в боге или богине. Например, у римлян воинственность и олицетворялась богом Марсом, у греков — Аресом, у скандинавов — Тором и т. д. В 90-е годы нашего века это качество воплотилось в таких киногеро¬ях, как Сильвестр Сталлоне или Арнольд Швар¬ценerrep. В античные времена хитрые и озорные проделки приписывались римскому Меркурию, греческому Гермесу, скандинавскому Локи. В наше Время на ум приходит, пожалуй, Билли Кристал или Эдди Мэрфи. Для римлян воплощением любви и красоты была Венера, для греков - Аф¬родита. Среди знаменитостей нового времени бо¬лее других этот архетип был представлен Мэрилин Монро, а сегодня столь разные по характеру Джулия Роберте и Мадонна состязаются в демон¬страции образов, резко контрастирующих с обра¬зами Венеры и Афродиты.

Любая черта, вызывающая у нас восхищение, желание подражать или страх, вполне вероятно, будет проецироваться на бога или богиню. Ког¬да мы еще верили в божества, для оказания им почестей возводились алтари, а чтобы умилостивить их, приносились жертвы. Текущая популярность богов и богинь легко определялась по количеству людей, поклонявшихся им в храмах, и богатству жертвоприношений на алтарях. Если храм не посещался, а алтари были запущены, вы могли быть уверены, что то или иное божество более не ценилось обществом или не внушало ему страха. Сегодня для быстрой оценки популярности бога или богини у простых смертных достаточно ознакомиться с кассовыми сборами.

Каждый из когда-либо ЖИВШИХ богов все еще существует где-то в наследственной памяти всех людей. Человечество мало изменилось за одно или два тысячелетия (в зависимости от того, кто производит расчеты) своей истории. У нас больше общего, чем различий, с предками, жив¬шими в пещерах или африканской саванне. От¬носительно небольшое количество характерных черт появилось на заре истории человечества, а с течением лет они претерпели лишь незначи¬тельные изменения. История богов и богинь -это история вариаций вечных человеческих ти¬пов (или если не вечных в прямом смысле это¬го слова, то развивающихся достаточно медлен¬но, чтобы казаться таковыми).

Несмотря на наши мечты о встрече с кино- или рок-звездой (помните, они являются божествами нашего времени), мы, несомненно, были бы крайне удивлены, случись такая встреча на самом деле. Они наделены благодаря нам таким нечеловечес¬ким совершенством, что реальные взаимоотноше¬ния стали бы невозможными. Однако наши меч¬ты на этом этапе не прекращаются: подобно тому как в древних мифах любили рассказывать о схо¬дя схождениях на землю божествах, которые встречались с обычными людьми, наши мечты и сны сбли¬жают нас с нынешними кумирами.

Когда нам необходимо вступить в новые и иные отношения с внешним миром, сновидения создают Бога или Богиню, которые наделены нужными нам качествами. Мы выступаем против Тени, поскольку не желаем меняться. Мы влюбляемся в Бога или Богиню потому, что он или она воплощает в себе все, чем мы хотели бы обладать.

Имея дело с Тенью, мы должны определить в ней нужные для себя черты. Встречаясь с Анимой/Анимусом, мы должны понять, что для придания жизни смысла не всегда следует обращаться к кому-то другому. Тень постепенно переходит во все более знакомые фигуры и в конечном итоге мы сливаемся с ней. Фигура Анимы/Анимуса превращается в кого-то, с кем нам по-человече¬ски спокойно.

Проекции Анимы/Анимуса

При проецировании Анима всегда име¬ет женскую форму с определенными ха-рактеристиками. Этот эмпирически установленный факт не означает, что данный архетип такой сам по себе. Женско-мужская сизигия - лишь одна из воз¬можных пар противоположностей, хотя является на практике наиболее важной и самой распространенной... Архетип в бездействующем, неспроецированном со¬стоянии не имеет четкой обозначенной формы, а представляет собой расплывча¬тую структуру, способную принимать определенные формы только в проекции.

К. Юнг

Отношения с Анимой/Анимусом установить намного труднее, поскольку в коллективном бессознательном они находятся на один этап глуб¬же. Мы больше не имеем дела с нашими собствен¬ными личными качествами, сознательными или бессознательными. Речь, напротив, идет об архетипических отношениях между мужчинами и женщинами, и эти отношения образуют внутрен¬нюю призму, через которую рассматриваются все взаимоотношения. Когда мужчины и женщины влюбляются, их система испытывает потрясение. Все правила перестают действовать, и главное место начинает занимать любимый человек. Жизнь обретает смысл только в присутствии любимого человека или, по крайней мере, при мысли о нем. Этот человек - само совершенство, он вне критики, его не в чем упрекнуть.

Рассматривая понятие Тени, мы уже достаточ¬но узнали о природе проекции, чтобы осознать, насколько проекции дают нам больше знаний о самих себе, нежели о другом индивиде. Ни один реально существующий человек не настолько замечателен и не настолько отвратителен, как это хочет показать нам проекция Тени. Влюбляясь, мы проецируем наши внутренние двойственные половые качества на человека, который является для этого подходящей приманкой, своего рода «крючком».

Впоследствии, продолжая отношения, влюбленные уже не видят в объекте обожания реального человека, а его проекцию. Зачастую такое открытие приводит к разрыву отношений! Многие не заходят дальше этого при любых отношениях с другими людьми; влюбляются периодически, силь¬но не увлекаясь, и поэтому никогда не осознают в себе двойственных половых черт личности. Все мы встречали людей, которые постоянно соверша¬ют одни и те же роковые ошибки в сексуальных отношениях, не учатся на этих ошибках и не от¬дают себе отчета в повторяющемся характере лю¬бовных историй.

К счастью, большинство из нас все-таки де¬лает выводы из полученного опыта. Молодые люди ходят на свидания, чтобы почерпнуть све¬дения о противоположном поле и через этот опыт познать самих себя. Проекция может направить нашу первую любовь на столь непрочный «крю¬чок-приманку», что впоследствии мы уже не в состоянии разобраться, ошибались в другом че¬ловеке или нет. Несколько лет назад я разгова¬ривал с умной молодой женщиной и поинтересо¬вался, что именно ей нравится в мужчинах. Одно из требований заключалось в том, чтобы он был владельцем красного автомобиля. Она сказала, что это ее возбуждает. Подчеркиваю, это была умная женщина.

Недавно я прочел газетную статью, в которой женщина-репортер обсуждала перемены в своей жизни, вызванные тем, что она перекрасила во¬лосы и стала блондинкой. Вдруг практически каждый мужчина начал проявлять к ней подчерк¬нуто сексуальный интерес. Мужчины, с которы¬ми она уже поддерживала раньше приятельские отношения, стали либо смущаться, либо вести себя игриво. Белокурых волос оказалось достаточно, чтобы стать приманкой для проекций Анимы у мужчин.

...проекция — это бессознательный ав¬томатический процесс, при котором со-держание, не осознаваемое субъектом, переносится на объект и таким образом как бы принадлежит объекту. Проекция прекращается в тот момент, когда ста¬новится осознанной, т. е. видно, что она принадлежит объекту.

К. Юнг

Как и в случае с Тенью, нам необходимо пере¬стать проецировать Аниму/Анимус на людей во внешнем мире и допустить, что эти характеристи¬ки находятся в нас самих. С Анимой и Анимусом это сделать труднее, чем с Тенью. Проецируя Тень В окружающий мир, мы неизбежно вступаем в конфликт, и вполне вероятно, что этот конфликт В конце концов вынудит нас (кроме разве самых упрямых) заняться изучением своих собственных ценностей. Проекция Анимы/Анимуса может Привести к тому, что в жизни мы начнем искать объект любви один за другим. Как правило, этот будет противоположного пола, но часто им стать последовательность системы убеждений или любимых занятий, или...

Есть надежда, что в конечном итоге мы придем к пониманию того, что неудачи в наших взаимоотношениях (с индивидом, системой убеж¬дений и т. д.) происходят по нашей вине, а не по вине партнера. Поскольку во взаимоотношении в равной степени участвуют обе стороны, для успе¬ха отношений необходимы усилия обеих, тогда как для их разрушения достаточно одного участника. Мы должны найти путь к решению этих проблем как во внешней, так и во внутренней жизни.

Борьба противоположностей

...В истории мы встречаемся с Ани-мой прежде всего у божественных сизи¬гий, женско-мужских пар богов. С одной стороны, они уходят корнями в тьму примитивной мифологии, а с другой — устремляются к высотам философских построений гностицизма и классической китайской философии, в которой космо¬гоническая пара концепций обозначает¬ся как «ян» (мужское начало) и «инь» (женское начало). Мы можем с уверен-ностью утверждать, что эти сизигии столь же универсальны, как и существо¬вание мужчины и женщины. Таким обра¬зом, можно сделать вывод, что воображе¬ние человека связано с этим мотивом, так что он был вынужден проецировать его повсюду и во все времена.

Мы воспринимаем Тень как нечто совершенно отличное от нас, абсолютно «другое». Стоит признать ее и в конечном счете обнаружится, что она, по существу, является необходимой составляющей личности. Затем мы подходим к тому, что я оха¬рактеризовал как этап Тени у Анимы/Анимуса. Следует еще раз подчеркнуть, что наши первона¬чальный опыт и представление о себе абсолютно различны. Затем мы устанавливаем, что те черты, которые прежде относили исключительно к про¬тивоположному полу, свойственны и нам самим. В обоих случаях при ближайшем рассмотрении мы видим себя как бы в зеркале.

На стадии Анимы/Анимуса мы вновь испы¬тываем нечто противоположное себе. Однако на этот раз, погружаясь все глубже, уже не оглядываемся назад; для ощущения целостности нам необходимо дополнение. Подумайте о парах про¬тивоположностей, с которыми мы повседневно имеем дело: горячее/холодное, активное/пассив¬ное, твердое/мягкое, мышление/чувство, ощуще¬ние/интуиция, агрессия/податливость и т. д. Каждое понятие определяется его противополож¬ное тыо: без горячего нет холодного; без холод¬ною горячее теряет смысл. Когда мы размышляем над любым из парных качеств, то всегда, сознательно или бессознательно, имеем в виду его противоположность.

Разделение пар на противостоящие группы и обозначение одной группы характеристик как женской а другой как мужской - это в лучшем случае грубое приближение к реальности. Подоб¬но всем парам противоположностей, понятия мужского и женского неразделимы, поскольку каждое из них в значительной степени опреде¬ляет другое. Для концепции парных противопо¬ложностей в И-Цзин («Китайская классическая книга перемен») применяются термины «инь» и «ян», и хотя «инь» чаще ассоциируется с жен¬ским началом, а «ян» — с мужским, это, по словам Коула Портера, «не обязательно так».

Примечательно, что «инь» и «ян» изображают в виде окружности, которую делит пополам волни¬стая линия. Одна сторона светлая, другая — тем¬ная. Но если присмотреться, то на светлой сторо¬не можно увидеть маленький волнистый темный полукруг, а на темной — маленький волнистый светлый полукруг. В каждом из них мы обнару¬жим повторение того же процесса и так до бес¬конечности. Это символизирует единство внут¬ри противоположности, и это очень важно для по¬нимания восточной концепции «ииь» и «ян» (рав¬но как и Анимы/Анимуса).

 

Рис. 2. Анима внутри Анимуса. Наша душа состоит из слоев. Обраща¬ясь к Аниме и Анимусу, мы имеем дело с длинной цепочкой сложных вза¬имосвязей между парами противоположностей, например женским и муж¬ским началом.

Объединяясь, мужчины и женщины тем не менее являются непримиримыми про-тивоположностями... Эта изначальная пара символизирует любую мыслимую пару противоположностей: горячее и холодное, светлое и темное, север и юг, сухое и мокрое, хорошее и плохое, созна¬тельное и бессознательное.

К. Юнг

Если мужчины и женщины играют в рамках культуры предписанные им роли, то и в бессоз¬нательном они будут иметь строго определенные Аниму или Анимуса, дополняющих односторон¬ность аналогично тому, как Тень дополняет слиш¬ком одностороннее самоопределение. Но если посмотреть более внимательно, то обнаружится, что Анима сама содержит в себе мужские черты, которые, в свою очередь, дополняют ее. Внутри мужского существуют новые женские черты, до¬полняющие мужские, и т. д. Если бы мы смогли проследить эту цепочку, погружаясь все глубже ИЗ сознательного в бессознательное, то обнаружи¬ли бы, что практически нет такого мужского опыта, которым не обладала бы женщина, и такого жен¬ского опыта, которым не обладал бы мужчина.

Другими словами, Анима и Анимус опреде¬ляются не столько конкретными чертами, установ¬ленными на все времена, сколько дополняющим (комплиментарными) характером отношений между мужчинами и женщинами. Мы воспринимаем физический мир и душу через внутреннюю приз¬му комплементарного взаимоотношения. При изменении взаимоотношения изменяется и наша внутренняя призма, т. е. происходит развитие Анимы / Анимуса.

Поэтому мы, вероятно, сможем лучше понять архетип Анимы/Анимуса, изучая эволюцию вза¬имоотношений между мужчинами и женщинами. Начнем с наиболее позднего по времени суще¬ственного сдвига в этих взаимоотношениях - с зарождения романтической любви.

Рыцарство и легенда о чаше Грааля

Понятие романтической любви достаточно современно: впервые оно появилось в XII веке с возникновением рыцарства. Основным в рыцар¬стве был новый поворот в отношениях мужчин и женщин - куртуазная любовь. До рыцарства в мире еще не существовало ясно выраженной кон¬цепции «чистой» любви без примеси сексуально¬сти. С наступлением эпохи рыцарства у мужчин вдруг появился идеалистический взгляд на жен¬щину, явно лишенный простого вожделения.

В идеализированном образе женщина пред¬ставлялась мужчине чистой и целомудренной, а мужчина женщине — храбрым и столь же чистым. Они считали, что в их отношениях не должно быть места «просто» сексуальности. Эта идея кажется невероятной, потому что женщина уже была за¬мужем и, следовательно, сексуально активной (а значит едва ли «целомудренной»), И все же сей факт полностью игнорировался мужчиной — вер-ный знак архетипической проекции. Женщина со¬ответственно проецировала новое видение своего

возлюбленного как добродетельного рыцаря, ко¬торый преодолеет любые препятствия («убьет дракона»), чтобы защитить ее честь. Опять же, новая концепция была совершенно асексуальной; рыцарь даже давал обет безбрачия (хотя он со¬блюдался больше на словах, чем на деле).

Воплощением такого рыцаря стал Парцифаль, отправившийся на поиски чаши Грааля. Легенда о священной чаше возникла одновременно с ры¬царством и, по-видимому, не имеет архетипического прецедента. Начало легенде положил стареющий король, раненный в бедро. Короля можно рассмат¬ривать как отражение устаревшего мужского взгляда на жизнь. Рана символизирует ущерб, на¬несенный его сексуально-инстинктивной натуре. Король смертельно болен, и жизнь в королевстве замирает. Таким образом, дальнейшего роста не предвидится, пока не будет решена его проблема. Единственное, что может исцелить короля, - это священный Грааль: чаша, которую Иисус исполь¬зовал на Тайной Вечере для превращения вина в кровь. Грааль символизирует женский элемент, ко¬торого не хватает королю в жизни.

Только рыцарь с чистыми помыслами и деяни¬ями может найти Грааль. Другими словами, найти Грааль под силу только мужчине, способному очи¬стить отношение к женщине от сексуальных же¬ланий. Разумеется, если таковой имеется, он уже нашел Грааль, то есть нашел внутри себя недоста¬ющий женский элемент. Поэтому истинная цель поисков заключается в том, чтобы подвергнуть рыцаря серии испытаний, которые постепенно пробудят в нем осознание женской части его на¬туры. К сожалению, ни в одной из многочислен¬ных версий легенды о Граале рыцарь не добился полного успеха. Причина в том, что в ту эпоху отношения мужчины и женщины могли строиться только на сексуальной основе. Для новых архетипических отношений еще не настало время.

Речь идет о стремлении мужчины найти недо¬стающий женский элемент, а не о стремлении жен¬щины найти недостающий мужской, хотя необхо¬димы оба, Это объясняется тем, что мир в целом всегда находился под контролем мужчин, а жен¬щине отводилась вспомогательная роль у домаш¬него очага. Представляется маловероятным, что мужчина мог найти недостающее женское в нерав¬ноправном для женщин мире.

Анима/Анимус во взаимоотношениях

В течение последующих восьми столетий происходила постепенная интеграция нового ас¬пекта Анимы/Анимуса, о чем свидетельствует прогресс в положении женщин. Если брак был когда-то экономическим взаимоотношением, то теперь в развитых странах принято считать ос¬новной причиной заключения брака любовь. :)то настолько общепринято, что когда любовь кончается, люди разводятся. Такое отношение сформировалось совсем недавно, и его можно рас¬сматривать как беспрецедентный эксперимент в эволюции Анимы/Анимуса. По этим новым нор¬мам мужчины и женщины ищут партнеров, кото¬рые наиболее близко соответствуют их внутрен¬ней персонификации идеала. Высокий показатель количества разводов указывает на то, что такие попытки зачастую неудачны.

При обсуждении Тени мы уже видели, на¬сколько первоначальные проекции неопределен¬ны и далеки от Тени конкретной личности. Пер¬воначальные проекции Анимы/Анимуса столь же несовершенны и имеют мало общего с уникаль¬ной двойственной половой личностью, к которой мы стремимся.

К интеграции Тени нас побуждает некий внут¬ренний импульс, но это необязательно происходит в случае с Анимой/Анимусом. Если мы игнориру¬ем свойства Тени достаточно долго, они проециру¬ются вовне, а поскольку они обычно связаны с не¬гативными эмоциями, это приводит к конфликтам во внешнем мире. В силу того, что большинство из нас старается избегать конфликтов, мы вынуждены в какой-то мере признавать свою Тень. Разумеет¬ся, это происходит не всегда и не везде. Холодная война проекций Тени между США и Россией про-должалась более сорока лет. Все мы встречались с людьми, которые с течением времени становятся более упрямыми. Однако большинство постепен¬но вырабатывает в себе терпимость, что способству¬ет развитию их собственной личности.

Проекция Анимы/Анимуса сложнее. Как и в случае с проекциями Тени, когда необходимость в подключении к двойственно-половым качествам становится достаточно сильной, Анима или Анимус проецируется на лицо противоположного пола. Другими словами, мы влюбляемся. Влюб¬ленность - чудесное и приятное чувство. Даже горько-сладкие муки неразделенной любви пред¬почтительнее состояния равнодушия, в котором проходит большая часть жизни.

К сожалению, когда мы видим, как за проек¬цией проступает реальный человек, нам гораздо легче порвать с ним и подождать «новой влюб¬ленности», чем выработать подход к искреннему взаимоотношению.

С другой стороны, испытывая влечение к лю¬бимому человеку и обожая в нем каждую черточ¬ку (хотя мы и не сознаем, что эти черты в основ¬ном принадлежат нам самим, а не предмету нашей любви), мы начинаем замечать у себя качества, дотоле нам неведомые. Женская восприимчивость мы являет мужскую силу, и наоборот. И женщины и мужчины признают, как замечательно снова вер¬нуться с любимым человеком в свободное и игривое состояние детства, как хорошо иметь возможность «отпустить тормоза», пусть даже на мгновение сексуального экстаза. Каждый познает, как относиться с уважением к своему телу, ведь оно столь желанно для любимого или любимой.

Развиваясь, отношения становятся глубже. Женщина обнаруживает, что под мужской бравадой скрывается неуверенность, и относит¬ся к любимому с еще большей нежностью. Муж¬чина узнает, что «слабая» женщина зачастую оказывается сильнее его, когда в их жизни на¬ступает реальный кризис. Женщина замечает, на¬сколько хрупким может быть кажущийся непро¬ницаемым «рациональный» подход мужчины к действительности.

Женщины в отчаянии бьются о стену мужской холодности, мужчины в таком же отчаянии натал¬киваются на женскую эмоциональную отчужден¬ность. И те и другие должны научиться сдержи¬вать в себе эти чувства. Женщины понимают, что мужчина не умеет сдерживать гнев и выражает его в каком-нибудь физическом действии (слишком часто, к сожалению, избивая женщину). С другой стороны, выясняется, насколько сильным может быть женский гнев без физического выхода.

Эти (и многие другие) открытия относятся исключительно к взаимоотношениям между муж¬чинами и женщинами. Если не проявлять настой¬чивости в отношениях, и мужчины и женщины ни¬когда полностью не откроют друг друга.

Ранее я упоминал о высказывании Жоржа Вайяна относительно того, что вернейшим призна¬ком духовного здоровья является способность поддерживать длительные отношения: «Дело не в том, что развод — это плохо, а в том, что любить человека в течение длительного периода — это хорошо». Когда мы кого-то любим в течение дол¬гого времени, происходят две вещи:

1) больше узнаем о них;

2) больше узнаем о себе.

Вот почему я говорил, что современное раз¬витие любви между полами - явление беспре¬цедентное. Тысячелетиями отношения между мужчинами и женщинами оставались относитель¬но неизменными. Затем в мир внезапно вошло нечто повое - романтическая любовь! С тех пор е безвозвратно изменилось.

Грядущий женский мир

...Торжественное оглашение Успения девы Марии, свидетелями чего мы стали в наши дни, является примером развития символов в течение столетий. Побуди¬тельный мотив исходил не от церковных властей, которые продемонстрировали свои колебания, отложив оглашение почти на сотню лет, а от католических масс, которые все настойчивее требовали со¬вершения этого акта. Подобная настой¬чивость является, по существу, стремле¬нием архетипа к самореализации.

К, Юнг

Когда католическая церковь официально провозгласила в 1950 году Успение девы Марии, матери Иисуса Христа, Юнгу показалось, что он услышал прелюдию чего-то грандиозного. (В соответствии с догматом католической религии плоть Марии, как и Иисуса, после смерти была вознесена на небеса. Это придает ей особый ста¬тус, почти божественный, поскольку католиче¬ское учение гласит, что во время смерти тело и душа разъединяются, а их воссоединение про¬исходит только в день Страшного суда.) Юнг считал, что Мария внесла недостающий четвер¬тый элемент - женский, который дополнил тро¬ицу Бога Отца, Сына и Святого духа. По мне¬нию Юнга, эта четверичность символизирует целостность. (В последующей главе о Самости мы подробнее остановимся на четверичности и мандалах, внутренних символах целостности.)

К 1950 году Юнг уже видел крушение мно¬гих мужских ценностей, которые правили миром столь длительное время. Мы, живущие в преддве¬рии XXI века, наблюдали распад практически всех этих структур — политических, экономических, научных, творческих, культурных, религиозных и т. д. Все «рациональные» структуры, которые раз¬вивались и поддерживали нас на протяжении ве¬ков, вдруг оказались недостаточными для вновь открытой сложности мира.

Разочаровавшись в старых порядках, мы обра¬тили взор на культурные течения, ранее не заме¬чаемые: примерами могут служить восточная фи¬лософия и мистицизм, ценности и ритуалы корен¬ного населения Америки. Еще одним примером является движение за гражданские права. Не желая больше вариться в общем котле, меньшин¬ства начали борьбу за утверждение своей само¬бытности. Однако, вероятно, самым важным эле¬ментом перемен стало гражданское движение женщин.

Сейчас мы живем в тот начальный период, когда, по-видимому, все, что мы знаем, — это то, что мы, в сущности, ничего не знаем. Традиционные ценности нас больше не прельщают, но мы пока Мб поняли, чем заменить отжившие убеждения. нигде это не проявляется так ярко, как в из¬меняющихся отношениях между мужчинами и женщинами. Для меня (и многих других) оче¬видно, что женские ценности находятся на на¬чальных стадиях превращения в ценности гос¬подствующие. Хотя мужчины (и женщины, ко¬торым удобнее при мужском правлении) изо всех сил борются с этими переменами, мужские цен¬ности и институты постепенно сдают свои пози¬ции, подобно медленному отступлению леднико¬вого периода.

Мы видим напоминания о мужском взгляде на мир повсюду. Если женская точка зрения и выражена, она рассматривается только сквозь призму мужской Анимы, причем грубой и нераз¬витой. Однако даже такое проявление (напри¬мер, в открытом признании порнографии) свиде¬тельствует о наступлении женского. (Не то, чтобы женщины поощряли порнографию; просто жен¬ское в мужчинах проступает независимо от того, хотят они этого или нет.) До тех пор пока жен¬щины не окажутся на позициях власти и прести¬жа (а этого, к сожалению, еще не произошло), нам едва ли суждено увидеть всю сложность жен¬ских ценностей.

Тем не менее Анима проецируется на мир; и мужчины и женщины замечают, что совместимость между женскими качествами, представленными Анимой, и женскими качествами реальных женщин оставляет желать лучшего. Как и при взаимной проекции Анимы/Анимуса у отдельного мужчи¬ны и отдельной женщины, это приводит либо к углублению отношений (и их одновременному усилению для обеих сторон), либо отношения разрываются до момента осуществления следу¬ющей проекции. Пока что в более широкой про¬екции Анимы на мир мы наблюдаем чаще второе, чем первое, однако некоторые мужчины и жен¬щины «углубляют отношения» между мужским и женским. Это будет неизбежно продолжаться.

Мужчины имеют власть повсюду, а мужские ценности превалируют. Поэтому на этот раз имен¬но мужчинам придется раскрыться, принять се¬мена нового, терпеливо вынашивать их и страдать от родовых мук, необходимых для того, чтобы дать жизнь теперь уже новому женскому миру. Жен¬щины находятся в столь же нехарактерном для них положении. Они посеяли семена и с нетер¬пением ждут всходов.

Поскольку властвовать над миром будет жен¬ское начало, мужчинам надлежит прийти к согла¬шению с Анимой. Женщинам также необходимо примириться с Анимусом внутри себя. В против¬ном случае они просто удовлетворятся сменой командования при продолжающемся доминирова¬нии мужских ценностей, пусть даже выраженных женщинами. Чем полнее женщины осознают дос¬тоинства и недостатки мужского мировоззрения, тем успешнее будет их путь к новому миру.

ГЛАВА 7

Самость

Самость может быть самой глубинной личностью сновидца, процессом развития и целью этого процесса, и все это состав¬ляет единое целое. Равным образом Са¬мость переступает все границы личной морали, тем не менее ее этическим прин¬ципам присуща правота на некоем более глубинном уровне, которую невозможно отрицать.

Р, Робертсон

В пятой главе мы кратко определили Самость как некий внутренний образец той личности, кото¬рой нам предначертано стать. Самость являет со¬бой цель, которая всегда впереди и которой невоз¬можно достигнуть полностью. Самость -это «Бог внутри нас», психологическая аппроксимация, наиболее близкая к Богу, божественности, способ¬ная вызывать чувства восторга и благоговения, которые обычно ассоциируются с Богом. (Мы уже упоминали о таком «нуминозном» свойстве коллективного бессознательного в четвертой гла¬ве во время обсуждения «подчиненной» функ¬ции.) И наконец, Самость - это также «трансцен¬дентная функция», определяющая целостность и порядок внутри человеческой души.

Самость проявляется во множестве персонифи¬цированных форм — она многогранна и прости¬рается от животного к человеческому и выше — к богоподобному. Но она способна также прини¬мать безличные формы - озер, гор, роз, дерева. Она может даже появляться в виде абстрактных гео¬метрических форм, называемых «мандалы», о которых мы поговорим в этой главе немного поз¬же. Ясно одно, что Самость как в качестве источ¬ника процесса индивидуации, так и его конечной цели, не поддаетсялеткому определению. Начнем С обсуждения «нуминозного» аспекта Самости — «Бога внутри нас».

Бог внутри нас

[Интеграция Анимы/Анимуса] есте¬ственным путем возвращает нас к... «чему-то» незнакомому и в то же вре¬мя столь близкому нам, полностью на¬те v// и тем не менее непостижимому, к истинному центру конституции, столь таинственной, что она способна «претен¬довать» на что угодно — родство с жи¬вотными и богами, кристаллами и звездами, - не вызывая в нас при этом ни удив¬ления, ни даже чувства неодобрения. Это «нечто» претендует на все сказанное и на большее, и, не имея в нашем распоряже¬нии ничего, что можно противопоставить этим претензиям, мы, несомненно, посту¬пим более мудро, если прислушаемся к его голосу... Я назвал этот центр Само¬стью... В равной степени правильным будет назвать его «Богом внутри нас».

К, Юнг

Юнг не утверждал и не отрицал существова¬ния Бога. Он описывал психологическую, а не метафизическую реальность» Просто желал представить своим читателям нечто, с чем он по¬стоянно сталкивался в работе с пациентами, в собственной жизни, исследованиях мифологичес¬ких сюжетов! на некоем глубинном уровне души в ней пробуждаются «нуминозные» силы, кото¬рые воспринимаются нами как нечто божествен¬ное, богоподобное.

Юнг чувствовал, что не следовало отвергать психологический опыт только потому, что он не укладывался в рамки сложившейся системы веро¬ваний. Всю жизнь он был «открыт» для воспри¬ятия явлений, выходящих за рамки обыденности.

Как вы помните из первой главы, еще в коллеже Юнга поражало нежелание его сокурсников даже помыслить о возможности паранормальных яв¬лений. Хотя они с презрением отрицали возмож¬ность существования таких явлений, Юнгу каза¬лось, что тревога, выказываемая ими при этом, никак не сочеталась с их кажущейся уверен¬ностью. Юнг был убежден в том, что если обычные люди видели, к примеру, привидения, то это оз-начало, что привидения отвечали чему-то значи¬мому в душах этих людей, независимо от того, возможно ли физическое существование призра¬ков или нет.

Точно так же Юнгу не хотелось соглашать¬ся с убежденностью Фрейда в том, что психо¬анализ следует любой ценой ограждать от «чер¬ной грязи оккультизма». По мнению Юнга, лю¬бой человеческий опыт достоин описания и лю¬бая модель реального мира, достойная описа¬ния, должна включать в себя весь опыт чело¬вечества, а не только тот, который укладывает¬ся в конкретную теорию.

Поскольку Юнг представил Самость как пси¬хологическую реальность, имеющую параллели с концепцией Бога, он подвергся критике как со стороны служителей церкви, так и материалистов. Служители церкви обвиняли Юнга в попытке свести Бога к психологической функции, а мате¬риалисты заявляли, что он желает подменить на¬уку метафизикой. Трудно было скользить <<по лезвию бритвы» между двумя лагерями, но Юнг не желал сдавать своих позиций.

Хотя он всегда отрицал, что его модель носит метафизический характер, Юнг утверждал тем не менее, что если Бог существует, то это может про¬явиться для нас только через некую психологичес¬кую функцию, подобную Самости. Иными слова¬ми, если в наших душах еще нет опыта, соответству¬ющего божественному, мы вообще не в состоянии воспринять последнее. Существует Бог в букваль¬ном смысле слова или не существует, факт, что нам с рождения присущ архетип «нуминозного», означает, что этот компонент необходим для психической целостности личности. Представляя трехэтапную модель процесса Индивидуации, Юнг пытался описать все доступные наблюдению. Представляя каждую из этих и в виде персонифицированной фигуры — I ) Тень, 2) Анима/Анимус и 3) Самость, — Юнг давал краткое описание или дефиницию фактов. Подобная персонификация не являлась изобретением Юнга: он наблюдал ее в собственных сновидениях и сновидениях пациентов. Сама душа избрала способ персонификации (воплоще¬ния г. конкретные образы).

Заинтересованным читателям полезно будет также узнать, что Юнга всегда было стремление видеть не только сильные стороны, но и ограниченность этой концепции. Он искал иные пути. Вторая Юнгова великая модель души берет начало в алхимии. Он обнаружил, что поскольку первые алхимики еще отличались психологической наивностью, то проецировали свои бессознательные процессы на алхимические опыты. Поскольку они стремились к недосягаемому («философскому камню», способному исцелять болезни, обращать свинец в золото и даровать бессмертие открывшему его алхимику), v них не было возможности достичь своей конечной цели - так же невозможно полностью интегрировать бессознательное в сознание. В соответствии с этим их тщательно описанные эксперименты можно интерпретировать психологически замечательную полную модель процесса психологического развития. К сожалению, подробности алхимической модели выходят за рамки этой книги

Одно дело отрицать буквальную реальность так называемого примитивного религиозного опыта, и ем другое — пытаться сбросить со счетов психологическую реальность подобного опыта. Любой индивид, встречающийся с Самостью, неизбежно ощущает то «нуминозное» свойство, которое мы справедливо ассоциируем с божественностью. Невозможно передать опыт встречи с Самостью человеку, у которого никогда не было такого опыта, как невозможно объяснить любовь человеку, никогда не испытывавшему это чувство.

Самость не ограничивается нашими представ¬лениями о моральных принципах, наши заботы не обязательно являются ее заботами. Этот амораль¬ный, нечеловеческий аспект Самости очень часто не принимают в расчет люди, восторженно тол¬кующие о том, что они нашли свое «Высшее Я» или своего «Ангела-Хранителя». Настоящие кон¬такты с Самостью могут быть устрашающими и непостижимыми.

Именно этот вопрос и занимал Юнга всю жизнь. Наиболее полно Юнг разбирает эту про¬блему в одном из своих последних эссе «Ответ Иову». Юнг рассмотрел поведение Иова по от¬ношению к Богу, а также поведение Бога по отно¬шению к Иову и сделал вывод, что Иов вышел по¬бедителем в этом противоборстве. Бог в этом слу¬чае поступает как вздорный и безрассудный ти¬ран, а Иов ~ как верный и разумный человек. Юнг полагал, что притча об Иове знаменует поворот¬ную точку в сознании, когда Бог вынужден был признать, что Иов превосходит его по своим мо¬ральным качествам. Впервые Бог вынужден был задуматься о возможности истинной взаимосвязи с человечеством, что в конечном итоге приведет к явлению Иисуса, сочетавшего в себе и Бога и человека одновременно.

Как и можно предположить, это была крайне противоречивая позиция, из-за которой Юнг на¬жил много врагов. Ему никогда не удавалось объяснить своим критикам, что он говорит о психологической, а не метафизической реальности. Для Юнга Библия являлась письменным свидетельством эволюции присущей человечеству концепции божественного. Говоря о библейском Боге, и Юнг подразумевал под ним Самость, «Бога внут¬ри нас». Иов представлял собой стадию сознательного развития человечества в определенный момент времени: начиная с этого уникального момента сознательное и бессознательное вынуж¬дены искать точку соприкосновения.

Борьба все еще идет в душах индивидов и от¬ражается в сновидениях. Каждый из нас достига¬ет момента, когда уже не в состоянии жить в бес¬сознательности. Попытки стать сознательными увлекают нас в долгий путь, который неизбежно приводит - как и Иова - к столкновению с Само¬стью. Здесь следует осознать антигуманный аспект Самости, представленный и в притче об Иове, ког¬да Бог говорит Иову, что это он создал левиафа¬на и бегемота (библейские чудища). Момент про¬буждения сознания всегда сопровождается героической борьбой, и не всем присуще мужество Иова В противостоянии устрашающей энергии Самости. образ Иова олицетворяет правильную реакцию на подобную сверхчеловеческую силу: склони полову и осознай присутствие высшей силы - но не предавай своих ценностей! Юнгу явился подобный образ в важном для него сновидении: прекло¬ни колени, склони голову, но не сгибайся так силь¬но, чтобы голова твоя коснулась земли.

Опыт «внутреннего бога» может принимать различные формы: от веры в то, что у вас дей¬ствительно была встреча с Иисусом или Буддой, до не менее религиозной страсти, присущей ре¬форматорам и даже ученым. Юнг часто подчер¬кивал, что пыл, проявляемый учеными-материа¬листами в их стремлении познать все тайны все¬ленной, есть, по существу, не что иное, как неосоз¬нанные религиозные убеждения.

Можно привести в качестве современного примера молекулярных физиков, которые убеж¬дёны в том, что вот-вот и они смогут создать все¬стороннюю «великую теорию унификации», с помощью которой можно будет объяснить все во вселенной с начала до конца. Совершенно оче¬видно, что никакого окончательного объяснения не существует. Наука основывается на времен¬ном характере всех ее теорий; в конце концов, научные «законы» представляют собой всего лишь модели, подтвердившие свою эффектив¬ность в описании и прогнозировании природных явлений. В конечном счете все научные законы либо опровергаются, либо категоризируются в рамках всеобъемлющих моделей.

Полезно осознавать психологическую реаль¬ность Самости и то, что ее архетип находится в развитии. Наша абсолютная уверенность во внут¬реннем опыте может иметь мало или не иметь ни¬чего общего с реальными фактами. (Об этой кон¬цепции рекомендуется почаще вспоминать фун¬даменталистам всех направлений.)

Мандалы

Хотя, на первый взгляд, «целостность» может показаться не более чем абстракт¬ной идеей (подобно Аниме или Анимусу), она тем не менее является понятием эмпирическим в той мере, в какой душа предощущает ее в форме спонтанных или автономных символов. Таковы символы четверичности, или мандалы.

К. Юнг

Самость представляется сознательному в го¬ловокружительном многообразии форм. Это про¬сто-напросто следствие того, что Самость отсто¬ит от сознания дальше, чем Тень или Анима/ Лнимус. Мы рассматриваем все архетипы как истинные символы: символ невозможно свести к единственному определению или простому зна¬ку; символ имеет множество интерпретаций. Но по мере того как мы все дальше углубляемся в коллективное бессознательное, архетип бывает ш.шужден выражать себя в еще большем разно¬образии форм для передачи сознанию своих сообщений. А поскольку Самость является выс¬шим архетипом, ее смысл труднее всего «ухва¬тить» или понять.

И прогрессирующей модели индивидуации, где Тень олицетворяет презираемого нами «другого человека, а Анима/Анимус - взаимоотношение, (Самость чаще всего представляет целостность. Крайне абстрактная форма воплощения Самости — геометрические фигуры, мандады.

Слово «мандала» на санскрите означает круг. Позже значение слова было обобщено и стало при¬меняться для обозначения восточного религиоз¬ного искусства, для которого типичны изображе¬ния кругов, заключенных в квадраты (иногда в другие правильные многоугольники), или наобо¬рот. Многие из культовых изображений на песке, оставленных индейцами навахо в Америке, име¬ют такую же структуру, как и множество других религиозных символов во всех странах мира. Восточная религиозная традиция использует ман¬далы как объекты для медитации и созерцания, которые призваны постепенно вводить медитиру¬ющего глубже в состояние внутреннего единения с божественным (независимо от того, какие фор¬мы — абстрактные или персонифицированные — принимают божества в этих различных культу¬рах). Юнга пленил тот факт, что мандалы доста¬точно часто появлялись в сновидениях его паци¬ентов и практически всегда в тот момент, когда пациенты пытались восстановить свою внутреннюю целостность. По определениям Юнга, круг олицет¬ворял собой конечную целостность, доступную только Самосли; квадрат являл собой менее совер-шенный круг (круг низшего типа) и олицетворял ограниченную целостность, доступную сознанию индивидуального «эго». Мандалы как сочетания круга и квадрата отражали попытки души «за¬ключить круг в квадрат» и синхронизировать ограниченную целостность индивида с целостностью его Самости.

Представьте себе, как квадрат удваивается и превращается в правильный восьмигранник, за¬чем в правильный шестнадцатигранник и т. д. В итоге человеческий глаз не в состоянии отличить многогранник от круга. Но достаточно мощный микроскоп даст возможность разглядеть, что это не круг.

Подобно тому как прослеживается постепен¬ное превращение квадрата в многогранную фигу¬ру, все более и более напоминающую круг, можно почувствовать прогрессирующее движение созна¬ния к Самости, обращая внимание на то, как ме¬няются в сновидениях символы целостности. Не¬вероятно, однако Юнгу удалось отследить прогрес¬сию сновидений - и не один раз, а дважды!

Не так давно терапевт (для лечения пациен¬тов использующий изобразительное искусство и творчество) Рода Келлог обнаружила, что рисун¬ки детей дошкольного возраста прогрессируют от простых закорючек к крестикам, а затем к крес¬тикам, заключенным в кружки, что представляет собой базовую форму мандалы. Первые попытки детей изобразить человеческую фигурку состоят в том, что дети рисуют не прямые линии, как мож¬но было бы ожидать, а круги.

Важно понять, что представляет собой целост¬ность души. Для большинства из нас выбор цели прямолинеен: мы стремимся к совершенству, а не к целостности или завершенности. Если наша письменная работа получила оценку 80 бал¬лов, мы постараемся в следующий раз получить 85, затем 90, 95, 100 баллов. Получив самую вы¬сокую оценку ~ 100 баллов, мы наметим себе но¬вую цель. Моральные цели являются, по суще¬ству, такими же: отвергать тьму и стремиться к свету, подниматься все выше на пути к совершен¬ству и т.п. Но, как мы поняли, говоря о Тени, толь¬ко света недостаточно; «полная» личность нуж¬дается и в тени, которая придает ей необходимые объем и завершенность.

...иначе вам никогда не достичь среднего уровня умеренности, который необходим для сохранения уравновешенности. Воп¬рос не в том, чтобы, как представ¬ляется, ослабить моральные принци¬пы, а в том, чтобы задать мораль¬ным усилиям иное направление.

К. Юнг

«Задать моральным усилиям иное направле¬ние» - звучит довольно странно для тех, кто вос¬питан в духе американских ценностей, кому мо¬ральные принципы представляются простыми и прямолинейными, продиктованными внутренним «поводырем» — совестью. К сожалению, предпо¬лагаемая совесть — не что иное, как совокупность голосов наших родителей и прочих авторитетов, слышимых на протяжении всей жизни. Глас Самости есть нечто совершенно иное; он обладает авторитетом, покрывающим все знакомые нам голоса. И его цель не в совершенстве, а в цело¬стности.

Трансцендентная функция

В поисках пути к индивидуации мы начали с открытия Юнга, заключавшегося в том, что не существует единого пути развития, поскольку все люди принадлежат к различным психотипам. К примеру, путь индивидуации человека, принад¬лежащего к интровертивному чувствующему типу, сильно отличается от пути того, кто относится к экстравертивному мыслительному типу. Их подход к реальному миру настолько различен, что было бы преступлением понуждать одного полностью походить на другого. Мы обнаружили, что если люди слишком закосневают в личных психотипах, появляется Тень. Удивительно: Тень не имеет еди¬ной формы; у людей различных психотипов Тень появляется с очень разными личностными харак¬теристиками, хотя всем свойственно воспринимать Тень сначала как отталкивающую и пугающую. «Подгонка» Тени под индивидуальные нужды свидетельствует о существовании трансцендентной функции, охватывающей как нашу сознательную личность, так и Тень. Подумайте, как это стран¬но. Почему на любом этапе нашего развития бессознательное способно соответствующим об¬разом компенсировать крайности в сознательном проявлении личности? Видимо, это подтвержда¬ет, что в нас непременно заложено некое внутрен¬нее представление о том, каким должен быть наш идеал «я» на каждой стадии развития. Как ина¬че объяснить тот факт, что когда мы приближа¬емся к идеалу, наши сновидения начинают отра¬жать близкую реальность, а когда сильно отда-ляемся от него, сновидения точно так же не со¬впадают с реальным опытом?

Из второй главы вы, вероятно, помните, как Конрад Лоренц обнаружил у животных импринтинг. Напомню, врожденные поведенческие мо¬дели (Юнг назвал их архетипами, а я когнитив¬ными инвариантами) приводились в действие соответствующими внешними стимулами в клю¬чевые моменты развития животного. Хотя я вос¬пользовался всего одним примером, когда гусе¬нок перенес архетип Матери на Лоренца, суще¬ствует множество различных когнитивных инва¬риантов, которые «впечатываются» в процессе развития животного.

Прославленный биолог и детский психолог Жан Пияже скрупулезно зарегистрировал похо¬жий процесс в развитии детей. Различные навы¬ки в процессе становления ребенка приводятся в действие точно в нужное время. До наступления такого момента бесполезно пытаться заставить ре¬бенка делать то, к чему он еще не готов, например, слишком рано начинать приучать ребенка к гор¬шку. Наступит момент, когда вы поймете, что еще вчера он не был в состоянии справиться с новым для него понятием, а прошла всего одна ночь, и, похоже, малыш уже прекрасно усвоил это новое и оно больше не представляет никаких проблем.

Юнговское исследование процесса индивидуации, отраженного в сновидениях, показывает, что это заданный процесс; определенному моменту разви¬тия соответствует «образ» личности, которого она способна достичь в идеале. Идеальное «я» пред¬ставляет собой центр, вокруг чего вращаются в со¬вершенном равновесии сознательное Эго и бессоз-нательная Тень. Когда сознательная личность слишком сильно отклоняется от идеала, в бессоз¬нательном формируется компенсаторная фигура Тени. Если же сознательная личность приближает¬ся к идеалу, то же самое происходит и с Тенью; Тень становится менее мерзкой и непривлекательной, боль¬ше похожей на нашу сознательную личность. Транс¬цендентная функция в буквальном смысле превос¬ходит и сознательное и бессознательное.

В термине «трансцендентная функ¬ция» нет ничего таинственного или ме¬тафизического. Это психологическая функция, в какой-то степени сравнимая с математической, имеющей то же назва¬ние и представляющей функцию действи¬тельных и мнимых чисел. Психологичес¬кая «трансцендентная функция» проис¬текает из соединения содержаний созна¬тельного и бессознательного.

Надеюсь, мои читатели простят меня за крат¬кое напоминание истории математических транс¬цендентных функций. Обещаю, что экскурс в ма¬тематику не будет слишком утомительным и про¬льет некоторый свет на концепцию Самости. Трансцендентные функции в математике, на ко¬торые ссылается Юнг, чаще называют «комплекс¬ными числами». Математики в решении многих уравнений обнаружили, что корень квадратный из (-1) представляет собой часть ответа. Снача¬ла результаты были отвергнуты как неприемле¬мые, потому что разве может какое-либо число иметь отрицательный квадратный корень?

Однако было настолько удобно допускать су¬ществование подобных чисел, что математики про¬должали ими пользоваться. Для того чтобы под¬черкнуть, насколько они на самом деле не верят в существование таких чисел, математики определи¬ли их как «мнимые числа» и для обозначения использовали «i». Они получили возможность составлять «комплексные числа» (или «трансцен¬дентные функции», как определил их Юнг), ис¬пользуя комбинации «действительных» и «мни¬мых» чисел (например [3 - 5i]; [-6 + 2i] и т. п.).

Впоследствии, в начале XIX века, один из ве¬личайших математиков всех времен Карл-Фрид¬рих Гаусс предложил геометрическую интерпре¬тацию, которая сделала «мнимые числа» допус¬тимыми. Вообразите две линии, расположенные под прямым углом одна к другой. Все числа, рас¬положенные по горизонтали справа от точки пе¬ресечения двух линий, являются положительны¬ми (+ 1, + 2, + 3,...), все числа по левую сторону -отрицательными (—1,—2,—3, ...). Точка пересе¬чения двух линий называется началом коорди¬нат и имеет нулевое значение (0). Все числа, рас¬положенные по вертикали справа от точки пере¬сечения, являются положительными «мнимыми числами» (+ i, + 2i, + 3i, ...), все числа по левую сторону являются отрицательными «мнимыми числами» (- 1i, - 2i, - 3i, ...)

Любая точка на плоскости, отсеченной двумя прямыми, может быть отложена в зависимости от того, насколько далеко вправо или влево и на¬сколько далеко вверх или вниз она находится. Так, точка, находящаяся на 2 единицы длины впра¬во от начала координат и на 2 единицы длины выше начала координат, может обозначаться един¬ственно координатой (2, 2). Подобным образом (3, - 6) - это точка, отстоящая на три единицы вправо от начала координат и на 6 единиц вниз от начала координат. (3, — 6) означает не только эту конкретную точку на плоскости, но также математическое выражение (+ 3, - 60. Неожи¬данно выявилось, что математические задачи, включающие в себя «комплексные числа», мож¬но просто описать путем изображения различных геометрических фигур на плоскости.

Если все вышеизложенное кажется вам мало¬понятным, могу добавить, что та же самая система используется для обозначения адресов в крупных городах, например «524 Ист 87-я Стрит». Ули¬цы проходят под прямым углом одна к другой и нумеруются в каждом из направлений. Располо¬жение любого дома можно точно указать с по¬мощью двух чисел ~ пронумерованного названия улицы («Ист 87-я Стрит») и адреса улицы (524)4 Ну ладно, довольно математики. Посмотрим, не проливает ли эта математическая история свет на психологическую концепцию Юнга, касающу¬юся трансцендентной функции. Сначала, когда «мнимые числа» возникли в решениях уравне¬ний, математики проигнорировали их как невоз-можные. Однако постепенно они стали пользо¬ваться этими числами и даже выработали систе¬му символов для их использования, но все еще называли эти числа «мнимыми», как бы с неко¬торой долей презрения. Тем не менее математи¬ки пожелали скомбинировать числа «действи¬тельные» и «мнимые» для образования «комп¬лексных чисел» (или «трансцендентных функ¬ций», как описывал их Юнг). И наконец, Гаусс осознал, что математики воздвигли ненужные ба¬рьеры, ограничивая свои ассоциации рядом по-ложительных и отрицательных чисел. Он пере¬нес предмет рассмотрения в иную плоскость, и комплексные числа превратились в простые обо¬значения размещения объектов на плоскости.

Сравните этот случай с концепцией коллектив¬ного бессознательного. Сначала психологи пред¬почитали игнорировать такую возможность. По мере того как коллективные архетипы продолжа¬ли «проклевываться» в сновидениях, многие пси¬хологи начали пользоваться интерпретациями, основанными на знании архетипических моделей, например мифологии. Но продолжали настаи¬вать на том, что обсуждают метафоры. Если пред¬положить, говорили они, что существует нечто вроде Самости, представляющее собой сочетание сознательного (следовательно, действительного, истинного) и бессознательного (следовательно, мнимого), то это нечто можно принимать только как метафору. Юнг же утверждал, что настало время осознать реальность существования такой трансцендентной функции. Для этого нам необ-ходимо расширить границы своих ассоциаций и перенести их в плоскость, включающую не толь¬ко сознание, но и бессознательное.

Теперь перейдем к некоторым практическим аспектам взаимоотношения с Самостью.

Самость в сновидениях

Мы уже говорили о том, как в сновидениях появляются мандалы в те моменты жизни, когда душа стремится к восстановлению своей целост¬ности. Многие из мандал отражают попытку «заключить круг в квадрат». Подобным образом в такие моменты у людей появляются ощущении я где присутствуют сочетания из трех и четырех объектов или группы из трех и человек. Если помните, Юнг рассматривал а некую Троицу как неполную четверицу, в которой отсутствовал женский элемент. В цикле сновидений сны с тремя объектами появляются в тот момент, когда только начинает зарождаться некое решение проблемы. Стоит решению продвинуться так далеко, что будет уже готова к исцелению, «троичность» сновидениях уступит место четверичности

Иногда мандалы появляются в непосредственно в форме абстрактных геометрических фигур, например в виде квадрата, заключенного внутри круга, или треугольника квадрата (или в более экзотических вариациях). Однако наиболее часто образ мандалы вплетается в саму ткань сновидения. Мой друг рассказал мне свое сновидение, где он играл в карты, использовались три колоды. У него на руках находилось 8 «троек». (Если 4 прогрессирует до 8, 16, 32 и т. д., это указывает на то, что в решении проблемы имеет место прогресс; например в сновидениях 8 - это нечто вроде «супер-четверки»). Образ заключения круга в квадрат может принять форму сновидения, когда группа людей движется по кругу в квадратной комнате. В первых снах такого цикла комната часто имеет гипертрофированную прямоугольную форму, которая в последующих сновидениях медленно преобразуется в квадратную. Люди будут совершать круговые дви¬жения по комнате в направлении часовой стрел¬ки (вправо, в сторону сознания) в том случае, ког¬да какой-то вопрос уже поднимается в сознании, или против часовой стрелки (влево, в сторону бес¬сознательного), если сновидец «сдает позиции», от¬ступая от осознанности к бессознательному.

При восстановлении целостности в душе сно¬видения часто являют некий драматический при¬мер мандалы: например остров круглой формы, в центре которого город, занимающий квадратную площадь. В центре города находятся еще груп¬пы объектов круглой и квадратной формы, и вен¬чается все это замком или церковью и т. п. Сам Юнг видел такое сновидение в критический мо¬мент процесса развития, и оно помогло ученому приблизиться к пониманию Самости.

... Само собой разумеется, что Самость обладает также собственной териоморфной символикой. Наиболее распростра¬ненными образами в современных снови¬дениях являются, как в моем опыте, слон, лошадь, бык, медведь, белая и черная пти¬цы, рыбы и змеи. Иногда встречаются че¬репахи, улитки, пауки и жуки. Основны¬ми растительными символами являют¬ся цветок и дерево. Из неорганических объектов наиболее распространены гора и озеро.

К. Юнг

Териоморфные сновидения, в которых Самость «драпируется» в форму животного, часто имеют «нуминозное» (божественное) происхождение, оставляющее у сновидца чувство благоговения. «Нуминозное» ощущение явно намного превос¬ходит содержание сновидения и служит указа¬нием на мощную архетипическую силу символа. Такие сновидения часто знаменуют самое раннее проявление Самости, сходное с начальным появ-лением Тени в нечеловеческом образе. Однако реакцией на появление в сновидении животных, олицетворяющих Самость, являются изумление и восторг (или восторг, смешанный со страхом), а не отвращение, которое мы испытываем к Тени в нечеловеческом воплощении.

Когда животное обнаруживает некую отстра¬ненность, словно мир, в котором оно живет, почти или совсем не имеет связей с родом человеческим, это знак того, что животное представляет собой Самость. Рептилии являются типичным воплощением хладнокровия. Из предшествующе¬го обсуждения триединой модели мозга, создан¬ной Полом Маклином, мы поняли, что в нас зало¬жен «мозг рептилии», который познает реальность в целом так же, как рептилии воспринимали ее четверть миллиарда лет назад. Это было очень давно, однако к тому времени жизнь эволюциони¬ровала уже в течение двух или трех миллиар¬дов лет. Самость отражает не только краткий отрезок истории человечества (который мы обычно отождествляем со всей историей), но и все, что происходило в эти истекшие два-три миллиарда лет.

Рептилии — особенно змеи — часто появляют¬ся в сновидениях в момент начала нового жиз¬ненного цикла. Они напоминают о двух недели¬мых аспектах Самости: об инстинктивной силе и о мудрости. Первое мудрое приближение к Са¬мости заключается в том, чтобы воспринимать ее как цельный разум/организм, и это Организм с большой буквы, в качестве указания на то, что мы подразумеваем нечто большее, чем просто некий механизм. Саморегуляция души гораздо больше сродни саморегуляции организма, чем какому-то независимому наблюдателю, который со стороны внимательно следит за каждым нашим поступком.

Однако как только мы начинаем полагать, что душу можно свести к некоей сверхгормональной реакции, душа внезапно поражает нас глубиной знания, которое заключено в ней. Юнг часто от¬мечал, что, возможно, мудрее рассматривать Са¬мость как Бога, а не как инстинкт. Говоря это, он опять-таки не имел в виду метафизического суж¬дения, а видел, что почтительное отношение к бессознательному привносит в жизнь положи¬тельный аспект.

Животные как воплощения Самости занима¬ют основное место в трансформациях, происхо¬дящих в сновидениях. Знаменитый рассказ Каф¬ки «Метаморфоза», главный герой которого од¬нажды утром обнаруживает, что превратился в жука, являет пример распространенного для сно¬видений образа трансформации. После того как мы пережили коренное изменение в своей жизни, особенно если осознали, что оно происходило на самом деле, мир начинает казаться нам таким незнакомым и чужим, что гротескный и нечелове-ческий образ — наподобие жука Кафки - представ¬ляется единственно подходящим для этой жизни. Распространенными образами, олицетворяю¬щими Самость, являются гора, океан и дерево. Но Самость может также проявляться и в более про¬стых, не столь причудливых формах, например, в виде цветка (часто это роза), спокойного озера, извилистой тропинки. Юнг исследовал образ дерева в сновидениях и рисунках своих пациен¬тов, а также в мифологических сюжетах, и опуб¬ликовал полученные результаты в большом эссе «Философское древо».

 

 

Рис 3 Животное-Самость за решеткой. Поскольку наш опыт общения с Самостью часто воспринимает нечеловеческие и ужасные образы, Са¬мость в сновидениях часто предстает в виде сильного животного, подоб¬ного льву или медведю. Поскольку мы испытываем страх, то должны стараться сдерживать эту мощную инстинктивную сторону самих себя С помощью решетки, скрытой от сознания. Однако в конце концов она всегда вырывается. (Ил. Г. Доре к «Дон-Кихоту Ламанчскому»).

...Если мандала может быть описана как символ Самости в поперечном сече¬нии, то дерево можно назвать «видом Самости в профиль»: Самость, изобража¬емая как процесс роста.

К. Юнг

Дерево исключительно точно передает Са¬мость как «процесс роста». Ствол дерева жи-вет и растет в том мире, который знаком нам и в котором живем и развиваемся все мы. Из этой как бы фиксированной точки дерево растет в двух направлениях - в землю и небо. Корни вра¬стают глубоко в землю, которая символизирует инстинктивную «почву» всей жизни. (Оторван¬ные от своих инстинктов, мы гибнем точно так же, как лишенное корней дерево.) Но дереву в рав¬ной мере необходимо расти вверх, в небо, чтобы своими ветвями и листьями впитывать солнечную энергию. Эта картинка идеально соответствует потребности людей в духовных ценностях; без глубокой и постоянной связи с чем-то надчеловеческим мы все увянем и погибнем.

Дерево является настолько хорошей метафо¬рой, что часто появляется в сновидениях в клю¬чевые моменты нашего развития. Один паци¬ент увидел во сне, как гуляет в варке, где рас¬тет много деревьев. Присмотревшись внима¬тельнее, он видит, что корни деревьев не толь¬ко находятся в земле, но во многих местах выступают на поверхность. Присмотревшись еще, понимает, что все деревья связаны единой корневой системой. Затем он постепенно осоз¬нает, что корневая система распространилась по всей планете, охватив все деревья во всех ле¬сах и парках, - прекрасный образ полной взаи¬мосвязи всего в жизни.

Я уже упоминал, что животные воплощения Самости возникают в ключевые моменты транс¬формаций, протекающих в нашей жизни. Два таких ключевых момента наступают, когда мы:

1) интегрировали свою Тень и перешли далее. к отношениям с Анимой/Анимусом;

2) когда интегрировали сизигию и теперь имеем дело непосредственно с Самостью.

На каждом этапе у нас, вероятно, будут сны, отражающие переходные моменты нашей жизни посредством видимых трансформаций в сновиде¬ниях. В таких снах скорее всего будет присут¬ствовать некий образ, олицетворяющий Самость. Например, в момент интеграции Тени моему па¬циенту приснился сон, где он увидел, как кто-то бродит по берегу моря. Внезапно другой чело¬век, которого мой сновидец определил как шпи¬она (т. е. Тень), подбежал к стоявшему на берегу, схватил его и увлек под воду. Минуту спустя на поверхность выбрался только первый, но снови¬дец знал, что на самом деле это был шпион. В момент прозрения сновидец, человек на берегу и шпион слились в единое целое. Затем сновидец обнаружил, что плавает в огромном бассейне с красивой женщиной (его Аиима). На краю бас¬сейна стоит и наблюдает; за ними ее дедушка, мудрый и властный человек (Самость).

В сновидении, олицетворяющем интеграцию Анимы, один мой пациент увидел крохотных мужчину и женщину (Аиима), ростом не больше нескольких дюймов - однако во сне это не вы¬звало у него удивления. Затем в комнате появи¬лась крупная ящерица - варан, длиной несколь¬ко футов. Мужчина стоял далеко от женщины, держался настороже, но не был напуган. Жен¬щина запаниковала, бросилась бежать, но упала на пол. Варан приблизился к женщине, растаял, превратившись в облачко, и вошел внутрь ее через рот. Казалось, с женщиной в мгновение ока произошла полная трансформация, затем снова возник варан, хотя теперь он выглядел совсем не так, как раньше. Мужчина находился слишком далеко, чтобы помочь женщине, и наблюдал за всем происходящим несколько отстраненно.

Сновидения, олицетворяющие трансформацию, выглядят пугающими для пробуждающегося со¬знания. Однако в таких снах ощущается чувство правоты — еще один явный признак присутствия Самости.

« Мана-персона »

...мана-персона — это существо, обладающее некими сверхъестественными и колдовскими силами (тапа), наделенное волшебными познаниями и могуществом.

К. Юнг

После того как Анима/Анимус интегрирова¬ны в личность, возникает переходная фигура, ко¬торая являет собой предвоплощение Самости, фактически низшую ее «версию». Юнг называл ее либо <<мана-персона>>, либо «маг».

Меланезийцы используют слово «мана» для обозначения некоей безличной сверхъестественной силы, овладевающей людьми или предметами. Антропологи быстро поняли, что это прекрасный общий термин, и стали использовать слово для описания широкого спектра схожих верований в традхщиошгых культурах. Юнг, в свою очередь, взял термин у антропологов. И Юнг и антропологи, бе¬зусловно, сошлись бы во мнении о том, что «мана» находится в уме ее обладателя, а не в самом объек¬те. Однако, как мне кажется, большинство антро¬пологов рассматривает «ману» как производное культуры; вроде бы некий человек или предмет обладает «маной» только потому, что люди его культуры верят, что он ею обладает. В противовес этому мнению Юнг утверждает, что человек или объект обладает «маной», потому что она представ¬ляет некий архетип; за свою невероятно долгую историю архетипы аккумулировали «ману» в себе. Во второй главе мы говорили о том, как Юнг пришел к обнаружению комплексов в человечес¬кой душе (психике). Как вы помните, он понял, что если «отшелушить» несущие эмоциональный за¬ряд личные ассоциации, которые группируются в комплексы (например, комплекс Матери или Отца), то оказывается, что энергия не отводится в сторо¬ну, а, напротив, открывается безличная, архетипи-ческая «сердцевина», обладающая еще более сильным эмоциональным зарядом. Сначала Юнг воспользовался словом «либидо» (термин, который у Фрейда обозначал сексуальную энергию) для описания этой энергии, но не ограничивал «либи¬до» только сексуальной энергией. Позднее для обозначения безличной энергии Юнг использовал слово «мана»; еще чаще он называл ее просто — «энергия». Далее в этой книге я буду употреб¬лять оба термина: и «мана», и «энергия».

Ключевым представляется осознание того, что архетипы обладают «маной» и она не имеет ни¬чего общего с личными эмоциональными архетипическими связями. Чем далее углубляемся мы в коллективное бессознательное, тем сильнее ста¬новится «мана».

В начале процесса индивидуации, когда мы сталкиваемся с Тенью, нам приходится бороться не только с личными проблемами, но также с коллективным архетипом пугающего образа «другого» человека, который лежит в основе на¬ших личных страхов.

Постепенно, по мере общения с Тенью, мы при ходим к осознанию, что гнев и отвращение на самом деле гнездятся в нас самих. Как только с глаз спадает пелена наших собственных проекций, мы обнаруживаем, что у нас есть надежды и жела¬ния, способности и возможности, выходящие за рамки нашего исходного собственного вообража¬емого образа. Теперь мы ощущаем, что наш соб¬ственный образ лишен чего-то, незавершен. Но, несмотря на коллективную фигуру Тени, извест¬ную во всех культурах, интегрировав ее, мы пока еще глубоко не заходим в коллективное бессоз¬нательное. Наша борьба с Тенью в основном протекает в личном бессознательном.

В случае с Анимой / Анимусом мы имеем дело с коллективным опытом, хотя сначала соприкасаем¬ся с теневым аспектом Анимы/Анимуса, который также представляет собой борьбу с нашим лич¬ным бессознательным. Затем, даже когда мы при¬ближаемся к архетипическому аспекту Анимы/ Анимуса, мы по большей части имеем дело с лич¬ными трудностями во взаимоотношениях. Одна¬ко реальная сила Анимы/Анимуса исходит из коллективного опыта человечества, связанного с проблемой взаимоотношений, особенно между мужчиной и женщиной.

Наша борьба с сизигией Анимы/Анимуса гораздо труднее борьбы с Тенью, потому что си¬зигия продвигает нас на один шаг вперед в бес¬сознательное. Соответственно Анима/Анимус обладает гораздо большей энергией, чем Тень. Самость отстоит еще дальше от сознания и, сле¬довательно, еще труднее поддается сознательному постижению как часть индивидуальной души и обладает еще более мощной энергией.

Тени мы говорим: «Это не я», — и кривимся от отвращения. Аннме/Аиимусу мы говорим: «Это не я», — но, как правило, заинтересованы (хотя, возможно, интерес смешивается со страхом). Самости мы говорим; «Это не я», — и склоняем перед ней голову или и страхе бежим прочь. Самость определенно кажется выходящей за рам¬ки возможное гей человеческого осознания. Но тем не менее Самость является также частью нас; без нее мы не были бы вполне людьми.

Люди, которым достало мужества и удачи, что¬бы интегрировать Аниму/Анимуса, «поглощают» массу коллективной энергии, не предназначенной им, и в конце концов обнаруживают, что она в высшей степени «неудобоварима». При первой попытке усвоить ее они исполняются гордости и думают, что стали обладателями тайного знания, выходящего далеко за пределы познания, доступ¬ного нормальным мужчинам и женщинам. По определению Юнга, такие люди «раздуваются», наполняются «маной», которая им не принадлежит.

Людям, сознательно двигающимся по пути индивидуации, желательно научиться понимать, когда их «раздувает». Тем, кто привносит «нуминозные» фигуры бессознательного в созна¬ние путем интерпретации сновидений, активной имагинации и т. п., свойственно испытывать по¬переменные приступы «раздутости» и депрес¬сии. Этого так же невозможно избежать, как ос¬таться сухим, нырнув в океан. Необходимо на¬учиться распознавать, когда мы становимся слишком «переполнены» сами собой, своей зна-чимостью, и сознательно подавлять в себе «раз¬дутость», как бы спускать пар, или осознавать депрессивное состояние и возобновлять нару¬шенные связи с миром.

Важно понять, что надчеловеческая энергия, ощущаемая нами, не наша - она принадлежит коллективной истории человечества и содержит¬ся внутри архетипов. Все время, находясь в пле¬ну архетипа, мы остаемся в буквальном смысле «нечеловеками», лишь плоскими фигурами, созда¬вавшимися веками и подходящими для всех вре¬мен и ситуаций. Попав в «тиски» архетипа, мы не в состоянии развиваться, не в состоянии из¬меняться.

К сожалению, многим людям так и не удается миновать стадию «мана-персоны». Такие люди «облачаются в мантию» волшебника или колду¬на, гуру или наставника, мудреца или чародейки. Или проецируют подобный образ на кого-либо другого, а на себя принимают такую же ограни¬ченную роль ученика мастера (мудреца, чародея). Ни одна из указанных двух ролей не предвеща¬ет успешного результата. Оба результата особен¬но характерны для духовных традиций, которым не свойствен постепенный прогресс от отношений с Тенью до отношений с Анимой/Анимусом, а важны попытки достичь непосредственно некоей конечной цели — Света, Нирваны, единения с Богом и т. п.

Борьба с Тенью и сизигией помогает обрести психическую и моральную силу, облегчающую задачу преодолеть «мана-псрсону». Люди, интег¬рировавшие в свою личность Тень, никогда не забудут, насколько обманчивыми могут быть наши мысли и желания. Люди, интегрировавшие в свою личность Аниму/Аиимус, никогда не забудут, насколько обманчивыми могут быть наши чувства и ценности. Сдержанность, являющаяся результа¬том подобного опыта, представляет собой хоро¬шую броню против самоуверенности.

Самоактуализация

Покончим с иллюзиями, что мы - «мана-пер¬соны». Самое время задать самим себе вопрос, кто же мы на самом деле. Проблема самоопределения приобретает на этом этапе развития, как ни на ка¬ком ином, первостепенную важность. Теперь нам постоянно открыта та часть самих себя, которая представляет возможный идеал. Фактически эта наша лучшая часть заключает в себе возможно¬сти, превышающие пределы, отпущенные челове¬ку. Как можно совместить личность, какой мы являемся, с личностью, какой могли бы стать?

Нам свойственно непрерывно находиться под воздействием перемежающихся приступов «раз¬дутости» и депрессии. Как сохранить целостность человеческой психики? Как уравновесить край¬ности мысли и чувства, духа и инстинкта? Пси¬холог-гуманист Абрахам Маслоу помогает понять эту проблему с помощью разработанной им кон¬цепции самоактуализации. Маслоу считал, что психологи уделяют слишком много внимания людям с психическими отклонениями. Он начал изучать тех, чей духовный уровень был постоян¬но выше среднего.

Маслоу просил таких людей выбрать любые исторические фигуры, которые представлялись им исключительными образцами идеального че¬ловека, а затем обосновать выбор.

Суммируя в своих отчетах полученные дан ные, Маслоу обнаружил, что значительное число людей сходится в высоких оценках большого чис¬ла исторических личностей — например, это отно¬силось к Бетховену, Торо, Линкольну, Эйнштейну. Хотя все они были очень индивидуальны, участ¬ники исследования Маслоу постоянно употребля¬ли одни и те же слова для их характеристики, и не только они, но и биографы великих людей: цель¬ный, завершенный, справедливый, живой, простой, красивый, правдивый и т. п. Выбор в основном отличался важной чертой: похоже было, что и мотивы выбора и оценки возникали подспудно (от Самости, как сказал бы Юнг). Маслоу, соответ¬ственно, выбрал для описания этих людей подхо¬дящий термин — «самоактуализованные».

К избранным историческим личностям Маслоу добавил ряд тех, кого он знал достаточно хорошо, чтобы считать их достойными включения в слав¬ный перечень. Хотя эти люди могли не стать но¬выми Авраамами Линкольнами или Альбертами Эйнштейнами, все они имели для Маслоу одно явное преимущество: им можно было предложить разнообразные психологические тесты, дающие возможность объективной оценки черт характера этих людей. И снова Маслоу обнаружил те же черты, и снова мотивы этих людей возникали под-спудно, а не из некоей внешней системы ценностей. Когда им задавали вопрос о качествах, которые для них считаются самыми важными, они употреб¬ляли слова вроде «справедливости», «красоты», «правды» и т. п. Но когда Маслоу попытался глуб¬же проникнуть в то, что люди подразумевали, к примеру, под «справедливостью», он обнаружил, что справедливость означает для них и правди¬вость, и красоту, и целостность, и все прочие по¬добные коннотации. Точно так же тот, для кого высшим качеством была правда, считал правду и справедливой, и прекрасной и т. д. На самом глу¬боком уровне у всех этих людей лежали одни и те же ценности; каждый из них попросту выби¬рал один из аспектов глубинной ценности, наи¬более полно отражавший индивидуальность кон¬кретного человека.

Составив для себя верную картину характе¬ристик мужчин и женщин, достигших стадии са¬моактуализации, Маслоу перешел к изучению обычных людей в самых благоприятных их про¬явлениях на тот момент их жизни, который на¬звал «звездным часом». И вновь люди, рассказы¬вая, как они действовали и что чувствовали в такие моменты, выбирали те же слова: целост¬ность, красота, правда и т. п.

Маслоу удалось, как он понял, показать, что человечество в лучших своих проявлениях само¬актуализируется, а не руководствуется внешними ценностями и наградами. Кроме того, самоактуализованные люди, при всем своем личностном разнообразии, имели больше общего, чем различий, поскольку отличались одним и тем же базовым подходом к жизни и одинаковыми базовыми цен¬ностями, представлявшимися им желанными. Обычные люди, которым не всегда могут быть доступны моральные высоты самоактуализованных людей, тем не менее способны также проявлять по¬добные характерные черты в свой «звездный час».

Идеи Маслоу оказали огромное влияние на психологию 60-х годов.

Хотя Маслоу был не единственным ученым, выступавшим против бихевиоризма, доминиру¬ющей психологической школы в Америке того времени, именно он сыграл главную роль в со¬здании гуманистической (а позднее и трансперсо¬нальной) психологии. Как уже говорилось во вто¬рой главе по поводу идей Маршалла Маклуэна, слишком быстрая популярность может стать причиной великих бед. В наши дни Маслоу впал в немилость (хотя и не столь безоговорочно, как Маклуэн), и его работы упоминают нечасто. Для многих он остается одной из почти забытых ре¬алий 60-х, вместе с ЛСД и студенческими вол-нениями.

Тем не менее выводы, сделанные Маслоу, пред¬ставляют сейчас не меньшую значимость, чем в то время, когда он находился в зените своей сла¬вы. При этом они точно соответствуют Юнговым концепциям процесса иидивидуации и взаимосвя¬зи между Эго и Самостью. Возможно, Маслоу пе¬реоценивал свет и забывал про тьму, возможно, ему не удалось достаточно полно определить трудности самоактуализации. К примеру, такие личности, как Бетховен, Торо, Линкольн и Эйнш¬тейн, на протяжении жизни были подвержены глубокой депрессии. Подобный опыт разделяют все, кто заходит далеко на пути к индивидуации, потому что здесь уж им приходится сталкивать¬ся со многими теневыми сторонами.

Но, несмотря на ту тьму, которой они вынуж¬дены противостоять, «самоактуализованные» (самореализовавшиеся) люди, по мнению Маслоу, проявляют стойкость и способны выдерживать трагедии, которые ломают слабых. Как класс та¬кие люди испытывают более глубокие чувства, более острые переживания, но и обладают спо-собностью отвлекаться от своих горестей и про¬должать смотреть жизни в лицо. К сожалению, Маслоу не смог осознать, что та целостность, ко¬торая привела его к выделению самореализовав¬шихся людей, уходит корнями в темноту. Такая переоценка светлой стороны личности в трудах Маслоу таит опасность представить жизнь с точки зрения Полли-Анны. Тем не менее Маслоу ока¬зал нам всем огромную услугу, напомнив о воз¬можностях, которые кроются в каждом из нас.

Творчество и Самость

...наша душа распята между грозными влияниями как внешними, так и внутрен¬ними, и каким-то образом следует отда¬вать должное обоим. Это возможно толь¬ко после того, как мы дадим оценку своим индивидуальным способностям. Следова¬тельно, нам надо подойти самим к себе не с точки зрения того, что «следовало бы» сделать, а того, что мы можем и долж¬ны сделать.

К. Юнг

Невозможно кратко определить Самость, не¬возможно адекватно описать все возможности, которые предлагает нам на выбор жизнь после того как мы выработали в себе сознательное от¬ношение к Самости. Хотя в этой книге путь индивидуации представлен в виде трех отдельных этапов - Тени, Анимы/Анимуса и Самости, фактически существует один-единственный непре¬рывный процесс — взаимоотношение между со¬знанием и Самостью. В конце концов наше про¬тивоборство с Тенью есть не что иное как попытка достижения трансцендентности и целостности, хотя и на более низком уровне. Нельзя присту¬пить к достижению единения с нашей целостной реальностью до тех пор, пока не станет для нача¬ла ясно, кто мы и чего хотим.

Этап взаимодействия с Анимой/Анимусом - это опять же поиск целостности. Как можно до¬стичь целостности, прежде чем мы пожелаем сде¬лать моральный выбор, который встает перед каж¬дым, кто стремится к полноте жизни?

Перед тем как в нашей жизни явится Самость, возникает необычный «побочный эффект». Нередко появление больших эмоциональных перегрузок, не только основного перепада от соб¬ственной переоценки до депрессии, который упо¬минался выше, но также приступов гнева или слезливости, кажущихся, на первый взгляд, совер¬шенно необоснованными, необъяснимыми. Иногда имеют место достаточно крайние проявления фи¬зических реакций — простуда, сильные мышечные боли, тошнота» Нередки также парапсихологические явления - начиная с предчувствий, почти всегда приводящих к прекогнитивным сновиде¬ниям. Некоторых людей вдруг сильно привлекает почти физическая природа той энергии, которую эманирует Самость. Кроме того, при появлении Самости многие люди попадают в лопушку са монаполненности» и начинают рассматривать себя как гуру, учителя, избранника. Все эти реакции были описаны во многих культурных традициях, имеющих ясные пути духовного развития - индусов, буддистов, американских аборигенов и т. д. Они рассматриваются как временные (переходные) феномены.

Все вышеизложенное является следствием крайних проявлений энергии, «маны», возникаю¬щей, когда через общение с Самостью открыва¬ется канал, ведущий в коллективное бессознатель¬ное. Как уже говорилось в разделе о «мана-персоне», необходимо найти выход этой энергии до того, как у нас возникнет соблазн объявить ее своей, принадлежащей лично нам, или до того, как эта энергия завладеет нами, превратив нас в сво¬их заложников. Необходимой отправной точкой является скромность, умеренность, но одного это¬го недостаточно. Невозможно прекратить про¬рвавшийся поток энергии, эманируемой каналом, ведущим в коллективное бессознательное, кото¬рое открывает нам Самость. Вместо этого необ¬ходимо найти путь обращения этой энергии в со¬зидательное русло.

Формы, способные принимать творческое на¬чало, столь же разнообразны, как и люди, вовле¬ченные в процесс, но любая форма творчества, по существу, является трансляцией темноты в свет. Все новое берет начало в коллективном бессоз¬нательном. Однако нам недостаточно служить простыми каналами, независимо от того, какую популярность имеет в настоящее время эта кон¬цепция. Хотя новое неизбежно приходит из бес¬сознательного, именно в сознании оно приобре¬тает новую, ясно выраженную форму; В отрыве от бессознательного сознание бесцветно и неиз¬менно. Но если отпустить вожжи бессознатель-ного, оно продемонстрирует те же неизменные символы, которые использует в течение тысяче¬летий. Истинно новое и творческое начало спо¬собно родиться только из взаимосвязи сознания и бессознательного.

Сознательная вовлеченность в такую взаимо¬зависимость делает жизнь человека похожей на приключение, полное борьбы. На этом этапе процесса индивидуации пути назад уже нет. А борь¬ба, по существу, всегда одна и та же — как только мы достигаем некоторого уровня целостности в нашей жизни, бессознательное ставит перед нами новый вопрос, который полностью разрушает наше представление о реальности. И поскольку новый опыт всегда представляется невыносимо тяжелым, мы вынуждены искать смысл в этом незнакомом нам новом мире, который нам про¬тивостоит. Как выразился психолог Ролл о Мэй:

...Вы можете жить без отца, готового вас принять, по не сможете жить без мира, составляющего для вас смысл.

Нам следует принимать новый вызов и мед¬ленно интегрировать его в нашу жизнь, исполь¬зуя при этом творческий подход. Бессознатель¬ное каждый раз поставляет нам больше новой информации, чем наше сознание способно по¬нять или принять. Затем, после того как мы ин¬тегрировали новую информацию и гною соб¬ственную жизнь, нужно разделить ее с други¬ми посредством творчества. Чаще всего сам процесс интеграции достигает наибольшею успеха, если попытаться создать (сотворить'* нечто новое для других.

Если бы не существовало коллективного бес¬сознательного, то бессознательное не содержало бы ничего иного помимо личных воспоминаний или желаний, не замеченных или подавляемых нами. Принятие некоторых из этих воспомина¬ний или желаний могло бы потребовать мужества, но все они рано или поздно должны были бы пройти через наше сознание и быть интегриро¬ваны в него. Но если коллективное бессознательное существует - а вся моя книга является по пыткой представить вам причины, которые, по убеждению Юта, доказывают его существование, то ситуация совершенно меняется.

Содержание архетипов имеет мало или совсем не имеет ничего общего с нашей личной жизнью. Оно обладает мощной «маной», потому что ты¬сячелетиями накапливалось в ходе всего эволю¬ционного процесса, и не только человечества, но и всей жизни в целом. Когда подобное содержа¬ние бессознательного вступает в конфронтацию с сознанием, возникает следующая дилемма:

1) энергия, присущая бессознательному, на¬столько мощна, что нам отчаянно необходимо найти способ ее вмещения;

2) в нашем сознании нет готовых «вместилищ» для этого; содержание бессознательного не впи¬сывается в существующую систему ценностей.

Поскольку мы сталкиваемся с содержанием коллективного бессознательного, у нас отсутству¬ют готовые сознательные ресурсы, необходимые для его оформления.

Вызов бросает нам процесс индивидуации. Каким-то образом нам предстоит отыскать некую личную взаимосвязь с архетипическими образа¬ми, чувствами и моделями поведения. Постепенно мы начинаем отделять то, что может быть соотне¬сено с нашей личной жизнью, от того, что принад¬лежит векам. Хотя процесс может оказаться чрез¬вычайно трудным, впоследствии он способен щед¬ро вознаградить нас за все испытания. Жизнь обретает смысл, который не может быть исчерпан, поскольку берется из внутреннего источника.

Основные открытия, которые мы делаем на каждой стадии процесса индивидуации, просты -но лишь в ретроспективе. Если лично мы не при¬ложим усилий в преодолении каждого этапа про¬цесса индивидуации, эти откровения останутся для нас не более чем обычными постулатами; именно борьба придает каждому этапу индиви¬дуации личностное звучание. Не забывайте о том, что мир очень-очень стар, а сознание очень мо¬лодо. Сознание все еще далеко от того, чтобы адекватно воспринимать реальность во всей ее целостности.

На этапе Тени мы учимся понимать, что прези¬раемый нами «другой человек» па самом деле мы сами. После того как нас озаряет, что в дей ствительности через микроскоп мы видим, как изу¬чаем сами себя, отпадает необходимость отыски¬вать мнимые различия между нами и Тенью. Все различия превращаются в будущие возможнос¬ти. Однако после того как мы отделили себя от мира, чтобы вычленить ту часть реальности, ко¬торая действительно принадлежит нам, наступа¬ет время открывать для себя весь остальной мир, учиться понимать, каков он на самом деле.

На этапе Анимы/Анимуса мы учимся пони¬мать, что не одиноки. В каждый момент жизни мы связаны с кем-то, кто, в свою очередь, связыва¬ет нас с кем-то еще, и таким образом мы в конеч¬ном счете оказываемся взаимосвязанными с каж дым человеком, каждым животным, каждой горой, каждым потоком в мире. Чудесный парадокс заключается в том, что любой является центром удивительного переплетения взаимосвязей. После того как мы осознали, что невозможно полностью отстраниться от мира, нам предстоит понять, ка¬ким образом можно вместить в себя сверхчело¬веческую целостность.

И наконец, из общения с Самостью мы учимся понимать, что целостность, к которой мы так стремим¬ся, имманентно присуща нашей природе. Отчуж¬дение, которое мы так часто ощущаем, внутрен¬ний раскол, приносящий нам столько горя, созда¬ются нашим собственным сознанием из страхов и невежества. Сознание еще недостаточно зрело и полагает, что способно все точно классифици¬ровать и аккуратно разложить по полочкам. Когда оно видит, что ничего не получается, то пугается и возводит между этими категориями еще более прочные стены. Иногда испуг так ве¬лик, что сознание окружает стеной самое себя и даже не высовывается из своего укрытия.

Если мы ощутим Самость как нечто иррациональное, неявно существующее, чему «я» не противопоставляется и не подчиняется, но с которым оно накрепко взаимосвязано и вокруг которого враща¬ется, точь-в-точь как Земля вращается вокруг Солнца, - тогда мы достигнем конечной цели индивидуации,..

Человек не преобразуется в свою бессмерт¬ную часть после смерти, он и смертен и одновременно бессмертен еще при жиз¬ни, совмещая в себе и «я» и Самость.

К. Юнг

Постепенно, по мере того как уходит страх перед «Богом внутри нас», мы отказываемся от невежественных попыток узурпировать энергию и откровения Самости; именно она становится зеркалом, в котором отражаются как реальная личность на любой момент времени, так и тот идеальный образ, которого способна достичь эта личность. Сначала разрыв между двумя образа¬ми кажется непреодолимым. Но постепенно мы приходим к пониманию того, что проблема лс в разрыве между реальностью и нашими возмож¬ностями, потому что существует некая большая часть нас самих, способная содержать в себе и охватывать оба эти образа.