Автор книги: Уилер Гордон

Книга: Уилер Гордон. За пределами индивидуализма

Уилер Гордон - Уилер Гордон. За пределами индивидуализма читать книгу онлайн

Гордон Уилер «За пределами индивидуализма (поддержка, стыд и близость: Self в развитии)» Часть 1-ая

С любезного разрешения Александра Моховикова публикуем 5-ую главу книги Гордона Уилера «За пределами индивидуализма». Несколько слов о том, как я ее читал. Это было два года назад. Я тогда приболел. Было много свободного времени. Александр только сделал черновик, и я читал еще гранки с экрана монитора. К этому времени все доступное на русском языке по теории гештальт-терапии было прочитано. И я стал замечать повторяемость, недостаток философского обоснования теории селф, отсутствие в теории гештальт-терапии собственно гештальт-психологии, и, простите, - некоторый популизм. Мою жажду по академизму с лихвой восполнил Гордон Уилер. Я рад наконец-то поделиться с Вами "новым гештальтом". Гештальтом 21-го века.

Поддержка, стыд и близость: Self в развитии

В частях I и II этой книги мы исследовали и разрабатывали новый взгляд на self и его опыт, радикально отличающийся от модели предсуществующего, изолированного и. в конечном счете, пассивного «я», принадлежащей к унаследованной нами парадигме индивидуализма. Исходя из новой точки зрения, мы понимаем self как активный процесс осмысленной интеграции поля - придания смысла опыту как основанию для действия - с циклически повторяющейся или постоянно чередующейся последовательностью сканирования с помощью восприятия - оценки - интерпретирования - интеграции - действия, непрерывно осуществляющейся в процессе жизни и разрешения поля опыта. Эти процессуальные виды деятельности являются не отдельными во времени стадиями, а динамическими элементами единого процесса, опытного по своей природе, в ходе которого каждая его часть получает информацию от всех других и направляется ими, а также структурирующим воздействием восприятий/убеждений, чувств/ценностей и обратной связью с окружающей средой. Единое действие или стратегия, являющаяся результатом этого холистического процесса, представляет собой то, что мы назвали "творческим приспособлением" или "контактом" - решением тех вопросов, с которыми человек столкнулся в настоящий момент, и его использованием в качестве основания или научающего опыта в будущем или текущем контакте. Временами эти творческие акты могут даже приводить к созданию целого нового стиля приспособления или контакта, совершенно по-новому интегрирующего, насколько это для нас оказывается возможным (в количественном и качественном отношении), как "внутренний мир" желаний, убеждений, воспоминаний и страхов - так и "внешний мир" воспринятых ресурсов, проблем, риска, выгод и других, субъективных self не следует упускать из виду, что ключевое слово "воспринятых" подразумевает, что упомянутое различие между "внутренним" и "внешним" представляет собой текучую границу опыта, а не неподвижную отметку двух жестко разграниченных "мест" в его поле). 

Эти формы приспособления, первоначально всегда служащие целям выживания и роста, затем могут открыть путь для нового опыта и научения - или же стать жесткими и ограничивающими в одной или многих областях жизни, заставляя нас повторять основанные на старых непроверенных предположениях и мнениях стереотипные действия и самоисполняющиеся пророчеств, которые теперь переносятся на новые ситуации. Подобное повторяющееся самоограничение может вскоре стать самоподкрепляющим как любая модель фобии, в которой избегание вызывающей страх ситуации с очевидностью подтверждает наличие предполагаемой опасности, укрепляя и подтверждая достоверность старых убеждений и проекций, на которых основаны страхи, и исключая другие возможные ресурсы и новые стратегии, доступные в актуальном поле. В реальном смысле любая психотерапия независимо от школы или подхода сводится к одному: деконструкции старых интегрированных целостностей чувств/действий/убеждений/восприятия для получения нового опыта и осуществления новых экспериментальных действий.
Временами деконструкция может казаться весьма угрожающей. Особенно, если мы научились старым стилям и действиям еще в детстве в условиях беспомощности и недостаточной поддержки. Они могут быть организованы и тесно связаны с нашей жизнью и глубоко внедрены в привычный self-процесс, и потому оказаться достаточно устойчивыми к изменениям.

В некоторых случаях главы 3 мы видели начало формирования этих повторяющихся петель обратной связи и фиксированных моделей по мере того, как вокруг определенных комплементарно проективных интерпретаций, будто специально предназначенных повторять (и подтверждать) старые убеждения и страхи, возникали (при чем без сознательного "выбора" со стороны участников) вполне определенные паттерны взаимодействия в диаде или "системы", приводившие к новым версиям старых сценариев и порочным кругам. В главе 4 мы вновь слышали, как другие люди (а, может, и мы сами) упоминали о трудностях преодоления рамок старых решений и фиксированных стилей, которые без критики применяются к новым ситуациям, не давая возможности увидеть потенциал для нового контакта и роста. Чем более сложными, лишенными поддержки и, возможно, травмирующими были условия далекого и зависимого детства, в которых создавались старые стили и решения, тем сильнее мы будем цепляться и полагаться на них в настоящем, подпитываясь проективными интерпретациями и избегая всего, что им противоречит - иными словами, и в настоящем они постоянно подкрепляются интегративным действием конструктивного self-процесса и нашей природы.

Таким образом, казалось бы, мы совершенно не способны измениться - во всяком случае, в областях, которые в прошлом были для нас сложными или травмирующими, и где создан мощный приспособительный механизм, на который мы опирались для обеспечения себе благополучия и, возможно, выживания. Однако, хорошо известно, что, тем не менее, мы растем и изменяемся. Иногда даже совершаем "прорыв" - устанавливаем новый контакт и проводим такой поведенческий эксперимент, которые выводят нас за рамки старой интерпретации поля и формируют новую целостную самоорганизующуюся модель, иными словами - новое self. И если на то пошло, то и старая, нынче ставшая негибкой его модель когда-то сама была таким "прорывом", новым контактом и творческим решением старой жизненной проблемы.

Каким образом это происходит? И как сегодня мы можем "переделать" ее в пользу нового решения и новой организации self? Что входит в новые, важные, творческие, жизненные конструкции; каковы их компоненты, как мы обнаруживаем и складываем их по-новому? И, с другой стороны, что их подавляет и ограничивает - почему нам не удается сконструировать "более лучшее" решение по сравнению с тем, к которому мы пришли? А когда self-процесс глубоко укоренившимся и привычным способом оказывается подавленным и ограниченным, что требуется для его нового открытия, раскрытия себя и новых возможностей в поле? Что нужно сделать для исправления раненного self в терапии, нашей личной жизни и во взаимоотношениях?

Эти вопросы в настоящем разделе книги приводят к знакомой по жизни триаде - темам поддержки, стыда и близости - каждая из которых будет рассмотрена, исходя из новой позиции в свете нового, разрабатываемого нами подхода к self-процессу и его опыту. Более того, каждое их этих понятий, заряженное энергией и сложностью, здесь будет представлено в динамических взаимоотношениях с другими. Стыд, который в новой модели оказывается противоположностью поддержке поля, подавляет близость; поддержка является условием способствующим близости, которая, в свою очередь, представляет собой определенный вид поддержки, необходимый для полного развития self; кроме того, близость исправляет вред, причиненный стыдом, и восстанавливает self. Чтобы убедиться в справедливости этих представлений, обратимся к главе 5, посвященной поддержке, которая на новом парадигматическом фоне, как мы увидим, приобретает новые смыслы.

Глава 5: Поддержка и развитие - self в поле

Что представляет собой поддержка? Что мы подразумеваем, обращаясь к этому знакомому понятию, одному из тех, которые при поверхностном взгляде кажутся очевидными и безобидными, но, как только мы копнем глубже, превращаются в минное поле на удивление богатых ассоциаций, часть которых заряжены положительной энергией, а другие странным и неожиданным образом - отрицательной? Почему так происходит? Что именно в структуре полученной в наследство парадигмы индивидуализма делает это, казалось, нейтральное понятие столь заряженным, а процесс ведения переговоров об оказании поддержки - угрожающим интенсивными эмоциональными выбросами и нарушением отношений? И каким образом новый парадигматический взгляд на self как активного создателя/интегратора опыта, преобразует наше понимание динамики поддержки и открывает новые возможности для роста и изменений в общем для моего self и других людей поле?

Уже неоднократно повторялось, что self, которое мы открываем и конструируем, является мощным интегратором, активным конструктором связанных между собой целостностей чувств, восприятия, действий и убеждений, служащих для разрешения задач настоящего момента и способных длительно сохраняться в разных ситуациях. Даже феномены восприятия, по нашему мнению, не являются пассивными событиями, а представляют собой своего рода "контакт" или интерпретативную конструкцию, не отделимую полностью в субъективном поле от убеждений, прогнозов, оценок или предполагаемых возможностей действия. Учитывая эти взгляды, каким образом происходит изменение? Как возникает новая "мощная интеграция поля" - и каким образом, формируясь и удерживаясь с большими затратами энергии, она вообще может меняться? Ответ, как мы увидим, является неотделимым от новых исследований поддержки, основанных на полевой точке зрения, которую мы конструируем.

Начнем с того, что возвратимся к нашей группе для практического изучения self-процесса на уровне чувственного опыта, способного деструктурировать старые предположения и непроверенные убеждения, даже если они и окрашивают его. Как и раньше, читатель приглашается к тому, чтобы добавить свой опыт и раздумья, проверив положения новой концепции в реальной "лаборатории" жизненного опыта.

Опыт поддержки

Что мы обнаружим, если начнем "распаковывать" слово поддержка? Какие чувства, отношения и убеждения (как осознанные, так и бессознательные) связаны у нас с этим знакомым понятием и термином? Чтобы выйти за рамки сугубо теоретических рассуждений и достичь по сравнению с общепринятыми или ожидаемыми реакциями большей глубины, мы просим группу применить к этому термину метод "свободных ассоциаций" - просто бросить его, как камушек в воду, и пусть он вызывает любые реакции и ассоциации, которые ни в коем случае не следует корректировать, следуя логике, или анализировать - напротив, участников просят проявить возможно большую свободу и спонтанность. Естественно, учитывая разрабатываемую картину восприятия и self-процесса, в которой каждое восприятие рассматривается как динамическое взаимодействие в поле предварительных ожиданий и новых условий, следует отметить, что термин "свободная ассоциация" понимался Фрейдом не точно. Ассоциации согласно нашей модели (а если на то пошло, и системы Фрейда) не могут быть "свободными" от предварительной оценки и значения; более того, если бы это было так, то они стали бы совершенно бессмысленными. Это упражнение и выполняется для того, чтобы частично вывести на поверхность скрытые убеждения и предположения.

Когда мы его делаем, то в начале обычно получаем в ответ целый каскад терминов и обозначений, по содержанию теплых, "пушистых" и комфортных (эти три слова чаще всего встречаются в списке). Используются и другие слова и выражения, например:
теплый
мягкий
пушистый
расслабленный
глубокое дыхание
сообщение 
держание
вода в пустыне дома
уют
понятый другими
друзья
спокойствие
потребность
хороший
нетребовательный
приветливый
комфортный
щедрый
утешительный
женственный
необязательный
неожиданный
приятная теплая ванна
и т.п.
Образцы ответов взяты из ответов участников тренингов. Как и ранее, здесь оставлено место для ответов читателя, которые могут быть оказаться сходными с приведенными или отличаться от них.
Иными словами, приводится множество привлекательных терминов, возможно, с некоторыми оговорками имеющих отношение к слову "нужда", которое в нашем обществе несет двойственный заряд, особенно в качестве синонима слова "бедность" или, во всяком случае, прилагательного - "нуждающийся" (Ряд участников отмечали: "Нормально, когда человеку что-то нужно, или он чего-то хочет, но когда он в чем-то нуждается - это не правильно". Выслушав возражения, они уточняли мысль: "Ну, может, нуждаться в чем-то и нормально, но этого никак нельзя сказать о выражении испытывать нужду, быть нуждающимся человеком"). Что касается соотношения понятия поддержки с полом, отраженное прилагательным "женственный", нередко возникающим в подобных списках ассоциаций, то этот удивительный феномен будет подробно обсужден в главе 8. 

Одновременно вызывает интерес и тот факт, что в списках определений, данных многими группами, совершенно отсутствуют такие словесные ассоциации, как "сила", "энергия" или "достижение" - словно поддержка, вызывая приятные чувства и будучи временами очень нужной (снова та же назойливая мысль о нужде), почему-то не придает энергии и не делает нас сильнее. Если вдуматься, то этот факт является странным и противоречит хорошо знакомому жизненному опыту, полученному на протяжении достаточно длительных периодов жизни. Но его причины становятся яснее по мере того, как в эксперименте мы продолжаем получать новые ассоциации.
Зачастую после первого наплыва слов, несущих в себе "мягкие" чувства, по мере того, как люди продолжают в более медленном темпе высказывать ассоциации, среди называемых слов начинают появляться другие определения, еще вполне позитивные, но уже несущие более "жесткие" чувства. Это может представлять собой отдельную стадию процесса, или новые слова постепенно примешиваются к прежним ассоциациям, свидетельствующим о более "уютных" оттенках чувств. Вот примеры этих определений:
трудная задача
новая идея
препятствие
прояснение разница
обратная связь 
соревнование
информация обучение
побуждение
стимуляция
указания
и так далее, включая ассоциации, которые, возможно, захочется добавить читателю - похожие или отличные от приведенных. В качестве пояснения члены группы могут заметить: чем больше они находятся в раздумьях, тем сильнее начинают чувствовать, что конфронтация, даже в недружелюбной форме, или "негативная» обратная связь могут оказать поддерживающее воздействие, во всяком случае, это становится видно ретроспективно, например, после перенесенного когда-то болезненного шока. Эти неожиданные находки могут подтолкнуть к продолжению работы или изменить направление наших мыслей, переключив их на ранее не замеченные возможности или точки зрения, которые следует учесть для достижения целей. В этом смысле любая информация, любой внешний сигнал, "позитивная" или "негативная" реакция могут являться своего рода поддержкой нашего действия в данный момент (а мы всегда "пытаемся что-то сделать", по крайней мере, потенциально; в этом состоит природа нашего self, развившаяся в процессе эволюции). Участники называют находки "жесткими поддержками" - или "непрошенными поддержками", как выразился один из них. Они, казалось бы, в определенный момент входят в противоречие с вашими желаниями или чувствами, но, в конечном итоге, играют положительную роль, как в известной поговорке "нет худа без добра". В этом состоит их отличие от упоминавшихся "мягких поддержек", которые большей частью воспринимаются как не доставляющие осложнений, желательные и успокаивающие.

Однако, являются ли они такими, и может ли вообще поддержка быть совершенно ничем не осложненной? Являются ли на самом деле "мягкие поддержки" сугубо успокаивающими и желательными и не несут в себе ничего больше? По мере продолжения упражнения возникает еще один поток ассоциаций (его включения могли всплывать и ранее в противовес другим мыслям), затрагивающий существенно менее комфортные струны. Слушая дальнейшие высказывания, мы получаем, например, следующие слова:
смущенный
выставленный на обозрение
нуждающийся
неполноценный ранимый
зависимый
цепляющийся
беспомощный не умеющий справляться
с трудностями
избегаю их при возможности
маленький
младенец
или даже - 
отчаявшийся
слабый ненавижу это
жалкий испытывающий стыд
пользоваться слабостью
Если взглянуть правде в глаза, этими словами выражаются очень сложные для большинства из нас чувства. В то же время нетрудно уловить их происхождение, учитывая положения доминирующего в культуре индивидуалистского этоса о self и взаимоотношениях, зиждущегося со всей очевидностью на идеальном состоянии полной автономии и соответственном обесценивании связей в поле как чего-то опасного или недостойного, заставляющего реальное self идти на компромисс (см. обсуждение взглядов Фрейда и Сартра в главе 1). Если идеал состоит в том, чтобы "полагаться лишь на себя", то поддержка легко окрашивается ассоциациями, связанными со слабостью или даже поражением - неудавшейся попыткой справиться самому, что кажется чем-то лучшим и более достойным. Если вам "потребовалась помощь", объясняют участники, ваши достижения уменьшаются. Как выразился один из них, "Человек должен уметь справляться с трудностями в одиночку, в этом состоит цель". "Если вы нуждаетесь в помощи, то теряете очки" - заметил другой. Если спросить участников, за что присуждаются эти очки, то возникают трудности с ясным аналитическим ответом - однако, никто, даже среди энергично отрекавшихся от этой системы ценностей, еще не заявил, что не понимает о каких "очках" идет речь, не было ни одного случая, чтобы кто-то не узнал упомянутую шкалу. Некоторые прибегали к метафоре: "Это можно сравнить с огромной оценочной картой, - понимаете, с работающим всю жизнь табло вроде тех, что загораются над полем во время игры в бейсбол, когда игрок выходит с битой. На нем на всеобщее обозрение выставлен твой счет в очках, оценивающий твои успехи. На поле с битой только ты, и это твой личный счет, только твой, а не чужой. И если ты получаешь помощь, то это считается нечестной игрой". "Правильно," - согласился другой мужчина, - поэтому бейсбол считается нашей национальной игрой. Американский футбол - это война, а европейский - для неженок. В бейсболе играют по очереди, и все зависит только от тебя". Здесь возник спор из-за нелестной характеристики, данной несколько грубоватой, требующей силы и выносливости игре - европейскому футболу, - но даже не согласные с использованным словом поняли, о каком отношении идет речь. "Конечно, глупо считать, что это игра "для неженок" только потому, что в нее играют всей командой!" - возмутился кто-то и добавил, - "Но вы правы, что ее так воспринимают в этом обществе".

Не случайно, что эта красочная метафора пришла из соревновательного мира мужского спорта. В нашей культуре культ чрезмерной автономии, являющийся, с одной стороны, логическим следствием старой парадигмы, а с другой - тесно связанный с половой принадлежностью, свидетельствует о более наказывающем и негибком отношении к мужчинам по сравнению с женщинами - далее мы обсудим это обстоятельство подробнее. Участники, стремящиеся опровергнуть эту систему ценностей - среди них много мужчин - обращаются к аргументам, взятым из новейших систем феминистских взглядов, представлений поборников экологического движения или черпают поддержку своей позиции в "восточных" и эзотерических учениях (кстати, относящихся к совсем иной парадигме self). Подобный подход понятен: в предисловии говорилось, что практически невозможно критиковать положения парадигмы индивидуализма и их следствия изнутри этой культуральной парадигмы self. Находясь на позициях, которые (на Западе) считаются "восточными" и не устанавливают исходно в качестве наиболее фундаментального уровня реальности жесткие границы для индивидуального self, эту критику легче обосновать и поддержать.

Таким образом, мы рассмотрели некоторые из противоречивых и амбивалентных ассоциаций, имеющихся у нас (и которые несет поле вокруг, внутри и через нас) к термину и концепции поддержки. Эти ассоциации лежат в основе нашего мира, неизбежно окрашивая опыт отношений поддержки тем единым образом, при котором мысли и чувства оказываются неразделимы, как гласит новый взгляд на self. В этом парадигматическом климате поддержка рассматривается в лучшем случае как своего рода неизбежное зло, а в худшем - как явная слабость или провал self, постыдное признание того, что я не способен соответствовать требованиям индивидуалистского этоса и идеалу.

Обращаясь теперь к иной модели self, предлагаемой нами с подачи Гудмена для полевой перспективы гештальт-психологии, обсуждавшейся в главе 2 и разрабатываемой в остальных главах, мы получаем совершенно другую картину. Согласно новой точке зрения, если self-процесс означает «воображаемую» интеграцию всего поля, основанную на интерпретативной оценке условий вокруг и внутри нас, которые мы субъективно воспринимаем, то self изначально невозможно отделить прежним категориально-индивидуалистическим путем от всего поля. Скорее, оно составлено из "элементов" поля - при чем сами элементы представляют собой сконструированные понимания ("фигуры", выражаясь языком гештальт-психологии) какой-то части или отношений поля, воспринимаемого нами. Иными словами, условия поля являются не просто окружением или декорациями для self. Они представляют собой динамические элементы и параметры самого self-процесса. И следует понимать, что эти условия включают поддерживающие и неподдерживающие элементы и динамические аспекты этого поля как внутри, так и вне индивидуальных границ self.

Что же это означает в "реальной жизни" и для "реальных отношений"? Чтобы разобраться в этом вопросе более конкретно, прежде чем продолжить абстрактную теоретическую дискуссию, давайте вернемся в нашу группу и к материалу упражнения, описанного в предыдущей главе, добавив измерения, которые еще дальше продвинут наши, касающиеся процесса идеи от изолированного индивида к целостному полю отношений.

От поддержки к творчеству

Наши инструкции к следующему этапу исследований в группе выглядят следующим образом:

Вы рассматривали свою прошлую жизнь и развитие, пользуясь подобием линзы. Вы возвратились к жизненной проблеме и времени, когда, столкнувшись с некоторой трудностью и задачей, не были уверены в собственных возможностях и силах, позволявших справиться с нуждами и требованиями окружающего поля, как вы их тогда видели.

Мы вместе рассмотрели ваше творческое решение этой проблемы и то, каким образом оно превратилось в стиль, который может оказывать услуги или мешать вам - или играть обе роли - в сегодняшней жизни. В процессе работы у некоторых людей появилось новое понимание друг друга, а у остальных - новые инсайты, касающиеся собственной жизни и развития, после того, как они посмотрели на давно знакомые чувства и события через новую линзу.

Теперь вновь посмотрите на тогдашнее решение. Откуда оно возникло? Как вам удалось настолько творчески прийти к нему в столь трудное время? Подойдите к вопросу конкретно: какие поддержки оказались вокруг вас тогда в вашем поле, способствовавшие поискам и достижению именно этого решения и стиля? Где вы их нашли, а затем, каким образом так искусно и эффективно сплели вместе?

Не забывайте, что здесь "поле" означает как ваш тогдашний внутренний мир, так и внешний. Ваши внутренние ресурсы и способности в сочетании со всеми условиями вокруг вас, какими вы их видели и понимали в то время. Некоторые из поддержек были вполне очевидны, о других вы тогда вообще не думали, или не рассматривали как таковые. Какими были эти внутренние и внешние условия, и каким образом они вошли в ваше решение жизненных дилемм, с которыми вы тогда столкнулись?

Далее приведены некоторые ответы тех же участников. Они довольно пространны, заданный вопрос требует определенного времени, чтобы взглянуть на все обстоятельства по-новому. После ответов вновь оставлено место для изложения мыслей и чувств читателя.

Джейк: Ну что же, это получилось как-то само собой. Не думаю, что я по-настоящему осознавал, что именно делаю - просто куда-то карабкался, чего-то искал - понимаете, чего угодно. По-видимому, тогда я отчаивался в большей степени, чем готов был признать. Но, если подумать, я, очевидно, был способным - не знаю, было ли это врожденным или приобретенным свойством, но школа и символы, математика и чтение - все это никогда не составляло для меня особой проблемы. И, естественно, что я обратился в эту сторону - тут я мог показать себя.
Кроме того, моя семья ценила эти вещи - все они добивались успеха на поприще учебы, в моей семье это было просто непреложной данностью. А что касается умения разбираться в людях, заставлять их полагаться на мою проницательность, понимание и все такое прочее, то думаю, что, будучи слишком чувствительным, я изначально обладал способностью читать чувства других; если на то пошло, я даже не мог от нее избавиться. Знаете, сейчас это называют эмоциональным интеллектом. В ту пору это называлось просто - быть нюней, или, возможно, девчонкой. 
Ну, а я, по-видимому, просто взял эту чрезмерную чувствительность и использовал, чтобы заглядывать в души людей. Я мог разглядеть даже чувства, о которых они сами еще не знали - чему мне пришлось научиться, так это соблюдению осторожности при пользовании этим умением. И еще моя работа по "оказанию психологической помощи" в семье - да она напрашивалась сама собой! Я стал для всех доверенным лицом, и это компенсировало мои недостатки. Так что, наверное, можно сказать, что все поддерживалось моей семьей - я имею в виду, что они были рады, что я стал таким, нуждались во мне, сами того не ведая 

Кэйти: Гм, нужно подумать. Конечно, я всегда была слишком "физической", слишком активной и агрессивной для девочки - в этом и состояла моя проблема. Ну, скорее, как я теперь понимаю, проблема моей матери, но тогда я чувствовала ее как свою. Постоянно слишком сердитая - так говорила мама; но я не уверена, что в действительности была злой, скорее просто постоянно себя сдерживала, ограничивала движения - мне нужно было много бегать, прыгать, бить по чем-нибудь. Ну и вместо этого я била сестру. "У тебя никогда не будет парня, если будешь себя так вести" - грозила мама. Поймите, мне было только семь лет, о встречах с парнями я совершенно не думала, но понимала, что она имеет в виду что-то плохое.
Самое смешное, что против тенниса никто не возражал - хотя ты и колошматишь изо всей мочи по мячу, соревнуешься с другими, потеешь, но при этом носишь такие симпатичные белые юбочки со складками - никаких шорт тогда не было! - и это имело для них значение. Ну и потом, мы ведь играли в загородном клубе, что для моих родителей было определенно шагом вверх по общественной лестнице - мы, конечно, не стали его членами, но в школе вообще не было кортов, так что все были счастливы.
Я никогда на это так не смотрела, но, думаю, можно сказать, что поддержка оказывалась со всех сторон, я просто пошла по единственному пути, который выглядел открытым, и полностью использовала все, что он мне в состоянии дать - и, как оказалось, он дал немало. Теннис обеспечил мне друзей, стипендию в колледже, а через это - многих людей, с которыми сегодня связала меня жизнь. Но тогда я обо всем этом не думала, просто занималась спортом. Оглядываясь назад, я вижу, насколько сильной была поддержка. Теннис не свалился на меня из ниоткуда.

Сэм: Говоря о негативной, нежелательной поддержке - поверьте, чего бы я только не сделал, чтобы постоянно не ощущать себя дураком! Думаю, что именно ощущение своей изоляции, невключенности в дела других внушило мне тот взгляд на вещи. И как только я понял, что людям это нравится - мне просто удержу не стало! Но, серьезно говоря, мне приходит в голову, что я ведь мог окончить как один из этих ребят, которые заходят в столовую и открывают стрельбу - такое поведение тоже получает своего рода поддержку, если так можно выразиться - когда все остальные пути закрыты, и ничего больше не остается делать.
Кроме того, я мог всех дразнить - во-первых, потому что был сильным, а потом у меня ведь была репутация "спасателя". Я защищал детей, которых обижали другие, поэтому все понимали, что я дразнюсь не со зла. Так что у меня оказалось два занятия, улучшившие мое положение, хоть я и не умел читать - я даже стал шутить по этому поводу. Да, действительно можно сказать, что окружающая среда прямо вела меня к тому, что могли принять и оценить другие, так это и было. Поверьте, я бы сделал все, что угодно - все, на что был способен. Настолько мне было плохо.

Приведенный ниже перечень подводит краткий итог ответов всех участников, о которых шла речь в главах 4 и 5. В ней они организованы относительно "внешних" поддержек, полученных от окружения, и "внутренних" поддержек - талантов и способностей, которые смогли быть как-то развиты и использованы:

Поддержки творческого решения 
Проблема/ решение/ проблемный аспект решения/ стиль в настоящее время
Внешние поддержки творческого решения внутренние поддержки творческого решения

Джейк: слишком чувствителен - "звезда" в успеваемости, научился разбираться в людях, стал посредником; сейчас - слишком замкнут и сдержан
семья ценила учебу, имела потребность / роль для "психолога-помощника"/ в слушателе высокий интеллект, способности к учебе, чувствительность, эмоциональная отзывчивость, "отчаяние"
Элеонора: слишком общительная - "вышла на сцену"; одаренная учительница, но "не может писать" у матери - музыкально- драматические данные, в школе - сильный театральный кружок, учительница воспитывала талант, с пониманием относилась к застенчивости
вербальный интеллект, музыкальный талант - врожденный -? "тайно любила рисоваться"
Барбара: боялась отойти от матери - стала оказывать психологическую помощь; "созависимая", трудности в установлении близости
"вакансии были открыты" - семья одобряла роль, церковная группа одобряла роль чуткость, могла легко чувствовать дистресс у других, принадлежала к "организованному, заранее планирующему типу людей" 
Кэйти: "слишком агрессивна" - стала спортивной звездой родители поддерживали занятия спортом; школьные призы; спорт предоставил ей множество преимуществ
от природы спортивна. "агрессивна"
Рикардо: боялся людей, особенно мужчин - карьера художника- дизайнера, конвертировал стыд в чувство превосходства, боязнь мужчин, близости
отец и мать относились к "художественному складу", идентификация с профессией художника способствовала "свободе от стыда", новая группа идентичности природный талант дизайнера, чувство юмора, очарование, интенсивное "желание отношений"
Джейн: ужасно застенчива - научилась находить застенчивых подруг, "ожидать в сторонке" "невнимательные" родители поддерживали занятия музыкой музыкальные способности, терпение, "талант принятия помощь, когда ее предлагают"
Сэм: "глуп" (нарушение активности и внимания.): стал клоуном, а также принял роль защитника; трудности в установлении близости, защитная позиция семья и сверстники любили его чувство юмора, ценили роль защитника; даже учителей удавалось очаровать / отвлечь быстрота реакций и вербальный интеллект; высокий рост и физическая сила "добродушие"

В этой таблице еще раз показано, что для создания решения проблемы имеют значение не одни лишь личные способности или окружение, а соответствие между этими двумя областями, которое мы можем сконструировать или найти, интеграция и синтез условий поля, которыми и представлен наш творческий акт. Иными словами, целостная единица "контакта" или self-процесса в нашем нынешнем понимании представляет собой внутренний и внешний мир в некоторый момент времени или в каком-то модусе интеграции, в котором каждый из них определенным образом приводится в соответствие с другим. Когда имеется талант, но две области не очень подходят одна к другой, как, например, в приведенной выше истории Джейн (подробнее - в предыдущей главе), возникающее решение бывает менее сильным и гибким, менее подходящим для того, чтобы служить основой для проведения новых экспериментов, создания новых стилей, нового роста и научения. Иными словами, именно отсутствие внешней поддержки, а не ее наличие ослабляет или тормозит силу self-процесса и здоровый, гибкий рост self. 

Таблица также иллюстрирует, каким образом две субъективные области поля опыта, которые мы называем внутренней и внешней, на самом деле никаким значимым образом не могут быть отделены одна от другой. Более того, "внутренний ресурс" становится "ресурсом" только в том случае, если он может пригодиться для какого-нибудь дела - то есть, если он соответствует какой-нибудь потенциальной возможности применения во внешнем мире. Иначе он остается лишь теоретическим потенциалом, который оказывается не востребованным, бесполезным или просто неизвестным. Сходным образом, поддержка окружающей среды, которая не соединяется с имеющимся внутренним потенциалом или реальностью, не может служить потребностям развития self (отец Рикардо мог предложить сыну многое, обладавшему, подобно ему, спортивными талантами; родители Сэма воплощали академические карьеры, область их интересов и возможности могли обеспечить развитие сына в этом направлении, их дом был полон книгами, которые сын даже не мог прочесть).

То же самое соответствие справедливо и в противоположном направлении - потенциальных проблем, которые так и не развились, поскольку этому не благоприятствовало окружение. Человек, который генетически или эмпирически предрасположен к зависимости от какого-нибудь вещества, может вовсе не столкнуться с этой опасностью в культуре или субкультуре, где подобные вещества не используются широко или не являются доступными. Таким образом, запрет также может служить внешней поддержкой (однако, это - палка о двух концах, ибо строгий запрет привлекает внимание, а оно, как обсуждалось в главе 2, является основной организующей динамикой self-процесса). Пограничная дислексия, наблюдавшаяся у Кэйти, практически ничем не мешала ей в семье, принадлежавшей к рабочему классу и не слишком заботившейся об образовании детей в колледже, и в школьном округе, где успеваемости уделялось не много внимания (это состояние не было выявлено и преодолено до начала обучения в колледже, куда она поступила, несмотря на весьма посредственные показатели тестов и оценки, благодаря победе в чемпионате страны по теннису).

В приведенных воспоминаниях участников о времени, когда они сражались со своими проблемами, помимо всего прочего, описывается чувство, что они "готовы были сделать все, что угодно", как выразился Сэм, для избавления от отчаяния, порожденного жизненной проблемой в ее наиболее болезненный момент. Процесс преодоления, особенно в сегодняшнем изложении, может казаться им несколько мистическим: "как-то получилось само собой", что после периода борьбы и более или менее сильного чувства отчаяния у них возникли вполне рабочее чувство собственной идентичности и набор жизненных умений - а также долговременные жизненные проблемы или трудности, которые они испытывают по сей день, считая, что они возникли в то время "раз и навсегда". В ходе выполнения упражнения, описанного в главе 4, удивление и глубокое удовлетворение участников вызывало ощущение своей активности и силы, которое они начинали испытывать, осознавая всю глубину и степень собственной активной роли и творчества в разрешении, возможно, отчаянной жизненной проблемы в детстве. Раньше они никогда и не думали присваивать себе столь активную и творческую роль в собственной жизни - и еще в меньшей степени рассматривали себя как людей, чья нынешняя жизненная борьба, отношения и точки роста тесно переплетаются с их сильными сторонами и способами адаптации в жизни, появившимися в далеком прошлом, которые сегодня, возможно, применяются с недостаточной гибкостью. Их сила и борьба сегодня не являются случайными, замечают многие участники с облегчением, которое приносит новая точка зрения. И то и другое каким-то образом вытекает из осуществленного очень давно творческого решения, в котором они не отдавали себе отчета.

Но каким образом они осуществили этот творческий акт? Что для этого понадобилось, и что вышло? На данном этапе упражнения участники нередко выражают удивление, начиная осознавать, что решение "все-таки не пришло из ниоткуда", как сказала Кэйти - о чем свидетельствуют данные, приведенных выше таблиц. Решение, скорее, стало творческой амальгамой элементов, которые уже имелись где-то в поле, возможно потенциальные или незамеченные. Многие люди говорят, что, думая об этом сегодня, они осознают, что в их адаптации сыграли роль какие-то внутренние ресурсы, по крайней мере, потенциально могли сыграть - например "хорошая успеваемость" в школе, способствующая достижению определенного успеха, общие способности к физическим упражнениям, которые служат предпосылками для достижения значительных успехов в спорте. Здравый смысл подсказывает, что дело обстоит именно так. Адаптация или "защита" (старый психоаналитически-индивидуалистический термин, обозначающий творческое решение важной жизненной дилеммы или напряжения), естественно, всегда основана на сильной стороне, а не на "слабом звене" нашей конструкции. Поэтому, когда люди начинают разбираться в этих положениях, не вызывает особого удивления находка, что "сильные стороны" и "слабые" области в их жизни нередко оказываются, как мы здесь видели, оборотными сторонами той же самой черты или адаптации.

Но что действительно удивляет людей на этой стадии, когда они оглядываются назад под таким углом зрения, так это степень внешней поддержки, оказавшейся доступной для того конкретного пути или стиля, который они создали или избрали (или, как сказал один из участников, с которым "однажды проснулись"). В самом деле, там, где внешний резонанс и подтверждение оказываются слабыми, как уже отмечалось, решение может показаться менее сильным и способным привести нас в новые миры с новой энергией. Как рассказывала Джейн, "Ну, я думаю, что неплохо играю на фортепиано - вернее, я действительно хорошо на нем играю. Но это ни для кого не имело большого значения. Это оказалось полезным, вот и все". Из всех участников, о которых шла речь, именно она до сих пор ощущает себя неуверенной и "застрявшей". Как выразился Сэм, "у ее лука всего одна тетива"; сам же он полагал, что жизненная гибкость пришла к нему потому, что "у его лука - две тетивы", он умел быть способным комедиантом и горячим защитником /спасателем, в результате каждая из этих ролей, каждый стиль стали менее ригидными, он с меньшей силой хватался за них.

Конечно, для неуверенности, замкнутости и застенчивости Джейн может быть много причин; однако дефицит значимых внешних реакций и поддержки, который привел к недостаточности соответствия внешнего и внутреннего в жизни, также внес вклад в возникновение чувства ограниченности, в развитие недостатка силы и гибкости в решениях и стиле и в снижение уверенности при осуществлении новых экспериментов, которые помогли бы этому стилю расти и развиваться. (Сэм, вместе с другими, пытался разобраться с "темной стороной" своих сильных адаптационных решений, борясь за совместное создание новых отношений близости, не основанных на "спасении" зависимого партнера - или используя юмор для отдаления от близости, которая ранит. Различие состояло в том, что он ощущал в себе силы и достаточную поддержку окружающих для совершения этого эксперимента и продолжения борьбы за установление близких контактов в более широком диапазоне).

Иными словами, хотя определенную способность (или, по крайней мере, потенциал для ее развития) можно считать в некотором смысле "внутренней", но качество и энергия решения и стиля тесно соотносятся с "внешним" полем восприятия и реакций. Недолгие размышления о себе подтверждают этот факт, как и наблюдения за детьми (а если на то пошло, и взрослыми) во время работы и игры. Бесспорно, нам больше нравится делать то, что хорошо получается, но, кроме того, мы чувствуем дополнительный прилив энергии, осуществляя действия, которые хорошо принимаются и ценятся во внешнем поле. И наоборот, мы вынуждены бороться с чувством спада, и у нас "опускаются руки" в тех областях, где нас критикуют, отвергают, или мы ощущаем свою ненужность. Конечно, чаще всего мы способны с этим отношением справиться: главное же состоит в том, что подобные обстоятельства всегда приходится преодолевать. В первом случае человек ощущает себя "на вершине мира", у него возникает чувство легкости, в буквальном смысле - подъема, иногда даже физической "приподнятости"; во втором случае - ощущение тяжести, удрученности - "подавленности", происходящей от слова "давление" - придавленности, опускания вниз.

Последнее вовсе не означает, что принятие должно окружать нас со всех сторон, исходить от каждого находящегося вокруг человека - такая необходимость возникает лишь у детей. Для взрослых бывает достаточно дистантной референтной группы, даже воображаемого сообщества, как это случается с одинокими мужественными диссидентами, которые находят утешение и вдохновение в религиозной традиции, определенных ценностях и убеждениях, порой относящихся к далеким временам и местам или исходящих от давно умерших писателей и других борцов за свое дело. Это также не означает, что нами никогда не может завладеть всепоглощающий гнев или единственная навязчивая идея - подобное вполне вероятно; речь идет о том, что качество и ощущение этой мотивационной энергии, субъективные переживания человека окажутся более травматическими и хрупкими - в отличие, например, от чувств Кэйти, которая тренировалась играть в теннис "по много часов каждый день" ради огромного удовольствия, которое ей доставляла игра; подобным образом многие молодые люди могут работать над музыкой, картинами, сочинениями, математикой или естественными науками, различными видами спорта - а также отношениями (они являются видом деятельности, связанным в культуральном поле с половой принадлежностью, которое больше отзывается на интерес к отношениям между девочками, чем мальчиками). Во всех упомянутых областях обнаружение внутреннего потенциала или таланта может некоторое время стимулировать нас; но, в конечном счете, нам необходимо отыскать резонанс в социальном поле, иначе чувство и источник энергии для этой деятельности и исследования self начнет иссякать. Всем нам знакомо ощущение возбуждения и прилива энергии в изолированных и лишенных поддержки сферах нашей жизни, которые возникают, если неожиданно появляется какой-нибудь человек или сообщество, откликающиеся на нас в той области, где, казалось, мы были в одиночестве.

Мы часто склонны воспевать одинокого художника или одержимого гения, но подобная слава, очевидно, является просто парадигматическим мнением, которое мало оправдано фактическими свидетельствами. Большая часть творчества исходит от людей, тесно связанных с поддерживающим и принимающим сообществом (каким бы малым оно ни было и сколь сильно ни отличалось от "основных» течений). Большинство личностей, которых мы прославляем как "одиноких героев" или "гениев-одиночек", на самом деле имели подобную, вполне хорошую поддержку. В подавляющем числе случаев одинокая одержимость остается в итоге тем, что предполагает буквальное значение данного слова: человек является "одержимым", то есть противоестественным образом "движимым изнутри", ригидным и несгибаемым, практически лишенным во внешнем поле значимых энергетических связей, в силу чего его деятельность и он сам по характеру поведения становятся стереотипными и, в конечном счете, полностью исчерпывают себя и истощаются.

Возвращаясь к сказанному, именно "соответствие" между внутренним и внешним поставляет, поддерживает энергию и способствует достижению текучей и гибкой адаптации, которая становится основой для дальнейшего приспособления, развития гибкости и продолжения роста. И оно вновь возвращает нас к вопросам поддержки и нашему упражнению.

Придание энергии творчеству: обеспечение большей гибкости решений

Для продолжения наших исследований поддержки в более широком и динамическом контексте, а также в целом процессов изменений с точки зрения парадигмы поля обратимся к нашей группе с еще одним вопросом:

Адаптация или решение, созданное или найденное вами в то далекое время, было творческим актом, в котором ваше лучшее self нашло лучшее из всех доступных решений в поле, которое находилось в вашем распоряжении. Вероятно, это решение хорошо служило вам в течение всех прошедших лет и сыграло определенную роль в достижении положения, которое вы сегодня занимаете. Одновременно можно найти места и ситуации, в которых эта адаптация оказала вам плохую услугу или отжила свое и перестала быть полезной в определенной сфере жизни. Уже упоминалось, что, если в поле недостает поддержки - внутренней или внешней, - то творческое решение становится более ригидным, обладает меньшей энергией, с его помощью бывает трудно построить что-то новое, и его труднее перенести на новые ситуации и задачи - и большинство из нас нашли места в жизни, в отношении которых это утверждение является справедливым.

Теперь наш следующий вопрос: если более сильная поддержка делает творческое решение более живым, менее ригидным и ограниченным, то какие дополнительные поддержки имели бы для вас значение в то время? Вы создали бы ту же творческую адаптацию, пришли к такому же подходу или стилю - ведь ваше решение не возникло из ниоткуда: оно было основано на вашей сильной стороне. Но вы могли бы прийти к нему более гибким образом и с большим числом возможностей, окажись у вас тогда больше поддержки. Чего больше всего в том возрасте не хватало в вашем поле? Что бы могло бы вам помочь?

Кратко запишите ответы в своей тетради, а затем обсудите в парах. Не забудьте отметить возникающие чувства и телесные ощущения, когда вы об этом думаете. Какую дополнительную поддержку вам хотелось бы оказать своему детскому self того времени? Что способствовало бы большему экспериментированию и открытости к новым возможностям в поле?
Обращайте больше внимания на внешнее поле - а не только на внутренний мир талантов и способностей. Представьте себе нечто дополнительное во внешнем поле, поддержавшее бы тогда и, возможно, впоследствии ваш рост и самораскрытие, чтобы стиль контакта, созданный в то время, служил еще лучше не только тогда, но и теперь.

Мы спрашиваем здесь преимущественно о "внешних" поддержках из-за общей индивидуалистической предвзятости, царящей в обществе - той предвзятости, которая придала столь тревожный или негативный заряд идее "поддержки", когда она впервые появилась в фокусе внимания в начале этой главы. Если людям просто задать вопрос, в чем они дополнительно нуждаются для достижения какой-либо важной личной или профессиональной цели (близости, здоровых отношений с семьей или детьми, преодоления гнева или депрессии, улучшения здоровья, нормализации питания, физической активности, повышения качества работы или какого-то профессионального проекта, ведения документации на рабочем месте и т.д., и т.п.), ответ часто будет касаться сугубо внутренних условий. "Я должен прилагать больше усилий". "Вставать каждый день в шесть часов утра и писать/бегать/медитировать/учиться, просто заставить себя это делать, в этом единственный выход". "Просто контролировать свой гнев, держать себя в руках, что бы ни происходило". И так далее - работать прилежнее или дольше, есть, пить или спать меньше, производить или выполнять больше - этот список может быть нескончаемым, нередко превращаясь в знакомую спираль обновленного чувства собственной неадекватности и стыда.

Если же цель имеет какое-то отношение к привычному стилю отношений или реагированию на окружающий мир, то ответ на вопрос тем более будет именно таким. "Это же я сам делаю, правильно? - Все зависит от меня" - сказал один из участников, обладавший похвальным желанием не уклоняться от личной ответственности - и несколько узким (как мы полагаем) взглядом на self и мир. И даже люди, которые видят в этой ситуации ошибку со стороны других, продолжают применять к себе идеологию самодостаточности (и себя стыдить). "Я просто должна выйти и приложить больше стараний, быть смелее, больше рисковать" - смело ответила Джейн на вопрос, каким образом может измениться ее застенчивое и боязливое отношение к миру. "Я имею в виду, что мне все же удалось измениться за прошедшие годы - ну, в какой-то степени. Хоть немного. Так должна же я, наконец, суметь сделать большее. Вся беда в том, что я такая трусиха."

Является ли Джейн трусихой? Это одна из точек зрения на ситуацию - индивидуалистическая. Может, ей и удалось бы добиться большего, даже без дополнительной внешней поддержки. В самом деле, опыт вербализации и принятия решения вслух перед группой сам по себе служит достаточной социальной поддержкой и играет важную роль, обеспечивая энергией и делая ее задачу хоть немного менее пугающей (многие социальные исследования давно подтвердили большую эффективность публичного высказывания своих намерений в присутствии группы по сравнению с принятием их в частном порядке; см. Lewin, 1951). Дело не в том, что "приложение стараний" или "риск" не имеют никакого значения и не приносят пользы. "Внутренние" поддержки и решения являются чрезвычайно важной частью поля опыта - однако, они не составляют целостного поля. И насмешливая популярная фраза о "новогодних решениях" показывает, что они не являются оптимальным рецептом и прогнозом для изменений. Для осуществления и поддержания важных и стойких изменений, нам требуется поддержка всего поля, внешнего/социального и внутреннего/личного. Для понимания, что имеется в виду, ознакомьтесь с некоторыми ответами на заданный вопрос, в которых участники представляют себе изменение или добавление новых внешних поддержек в ситуации, когда они переживали исходную проблему. (Как всегда, читателю предлагается добавить свои переживания, изложив их на оставленном для этой цели месте):

Джейк (высокая успеваемость, умение разбираться в людях; в настоящее время добивается значительных успехов в жизни, но все же находит трудным для себя занять определенное положение; воспринимается другими как отчужденный или высокомерный; одинокий): Что бы мне помогло тогда? Не думаю, что мне хотелось бы стать менее чувствительным - сейчас, во всяком случае этого не хочется. Думаю, неплохо, если бы родители оказались более доступными, способными увидеть, что со мной происходило. А не они, так кто-то другой. Если бы хоть кто-нибудь хорошо знал меня, я бы чувствовал себя менее одиноким, так страшно потерять всех. И мне, наверное, было бы легче больше заниматься самим собой вместо того, чтобы постоянно разбираться в окружающих. И не было бы такой необходимости проявлять ум и находчивость, постоянно быть на высоте - я прекрасно понимаю, что иногда это удерживает людей на расстоянии. Дело даже не в самом стремлении "быть на высоте" - а в том, что я в нем застрял, до сих пор не могу от него отказаться и расслабиться (длинная пауза)... вот так. А знаете, что могло тогда все изменить? Если бы кто-то просто сказал мне, Джейк, я вижу, что ты переживаешь, и хочу, чтобы ты знал, чувствительность, которая сейчас кажется тебе проклятьем, когда-нибудь станет твоим самым важным преимуществом, гораздо большим, чем мозги, которыми ты так гордишься. Только и всего. Чтобы просто случился кто-нибудь, кто меня видел, кто знал. И я не был бы столь одиноким тогда и таким замкнутым сегодня.

Элеонора (хорошая преподавательница, докладчица, музыкант; не может писать свои труды): Я полагаю, все дело в том, что я не уверена в своем голосе. Люди думают, что я хорошая преподавательница, и это правда, если студенты сидят передо мной, и я вижу их реакцию - тогда все хорошо. Но как только я остаюсь наедине с собой, все мои старые страхи возвращаются - никому это не интересно, я говорю глупости - просто ужас. Музыка помогла мне преодолеть трудности, мне очень нравилось выступать на сцене. Но мне нужно было еще кое-что. Я нуждалась тогда, чтобы кто-нибудь меня по-настоящему выслушал, сказал, что во мне нет серьезных недостатков, что я достаточно умна, и мои чувства являются нормальными - а главное, что мои слова имеют значение. Бабушка так и делала - она тоже слишком много говорила, мы были очень похожи. С ней я чувствовала, что меня понимают, но слишком рано потеряла ее. Вот в чем я нуждалась - в бабушке, в том, чтобы она оставалась со мной подольше. Я искренне считаю, что это все изменило бы - ну, во всяком случае, многое бы изменилось. Теперь мой муж и студенты стараются поддержать меня, но это совсем не одно и то же. Это мне нужно было именно тогда. Я не чувствовала бы сейчас такого одиночества, сидя перед чистым листом бумаги, на котором намереваюсь писать. В эти мгновения меня одолевает тревога, паника и я не могу с ними справиться. 

Барбара (занимается консультированием, окружена друзьями; но боится близости, чувствует психологическое истощение): Мне вовсе не хочется перестать быть такой, как я есть. Я не хотела бы стать черствой и безразличной, как некоторые. Но иногда у меня возникает сгорание, и от него пользы нет никому. Еще я не умею твердо отстаивать свою точку зрения, даже когда она бывает полезной для других, - например, для детей. Если бы моя мать была другой - или отец, теперь я это понимаю. Я всегда вроде обвиняла ее или себя, но он тоже во всем был замешан, теперь я это хорошо вижу. Думаю, что тогда я не боялась бы до такой степени. Никого бы не боялась. Я получала столько поглаживаний за то, что была такой хорошей и доброй, это было чудесно, - мне нравится быть хорошей и доброй. Но никто и никогда не заглянул внутрь меня и не сказал: ты теряешь себя, иногда необходимо проявлять твердость, и это вовсе не означает быть жестокой. Вот в чем я нуждалась, - чтобы кто-нибудь это сказал. Кто угодно, не обязательно мама - она все равно не смогла бы этого сделать. И тогда справилась бы со всем остальным - со своими родителями и всем прочим - я ведь и так справилась, что ни говори. Но мне пришлось заплатить за это, я понимаю...

Рикардо (художник; до сих пор боится мужчин, боится отстаивать себя, занять определенное положение): Конечно, основная проблема состояла не во мне, а в отце. Когда на свет появился брат, именно он стал тем сыном, для которого предназначался папа. Это не их вина - они просто были созданы друг для друга, такими уж родились. Понимаете, брат - настоящий мальчишка, увлекался спортом, вечно ходил с перевязанными коленями, участвовал в каких-то драках. Единственные драки, в которых участвовал я - это те, в которых били меня, и я, по большей части, старался поскорее убраться подобру-поздорову - это расстраивало отца, он хотел, чтобы я был смелее и крепче. Правду сказать, ситуация с братом меня вполне устраивала - ко мне предъявлялось меньше требований. Папу я любил, думаю, и тогда понимал, что он не в состоянии изменить свой характер. Если подумать, что могло бы помочь мне тогда? Просто знать хоть одного мужчину на свете похожего на меня, который мог понять меня. Ему совершенно не обязательно было быть геем, об этом я тогда не думал. Он мог быть художником, кем угодно. Позже, в средних классах школы у нас был такой учитель музыки. Сам я музыкой не занимался, и наши дороги почти не пересекались. Но я чувствовал, что он мог меня понять. В старших классах у нас вообще не было ни одного учителя, - мужчины - а если бы и был, наверное, это уже не помогло бы. Я общался только с женщинами и знал, что в этом есть нечто неправильное. Женщины мне нравятся, - но я до сих пор ощущаю, что со мной что-то не в порядке, когда бываю с мужчинами. Не важно с какими - с любыми.

На данном этапе в ответах участников может показаться странным, что нередко они говорят о своем детстве, казалось, совсем не то, что стоило логически ожидать. Несмотря на представившиеся богатые возможности, они не высказывают пожеланий о том, что может показаться самым простым и радикальным способом решения проблемы, по крайней мере, в воображении (например, о совсем других родителях, идеальной семье и положении в обществе, совершенно других способностях и присущих талантах, и т.п.). Не то, чтобы подобные мысли не появлялись совсем. Кэйти, вспоминая о принадлежности своей семьи к рабочему классу, высказывала пожелание об ином окружении, в котором образы девушек и женщин "не были бы такими жесткими". Сэм признался, что порой его занимал вопрос, как сложилась его жизнь без нарушения, которым он страдал; но, задав вопрос, он не смог этого представить и двинулся в рассуждениях дальше. Барбара сожалела, что ее родители не сумели тогда разобраться со своими проблемами, а только пару десятилетий спустя, Джейн полушутя пожелала себе "феи-крестной, которая дотронулась бы до меня волшебной палочкой и полностью все изменила". Но, однажды высказав эти мысли или желания, люди надолго не задерживаются на них, и быстро переходят к другим образам, иным воображаемым изменениям, менее коренным и радикальным. (Исключения составляют случаи экстремального насилия, болезни или тяжелой потери). 

Одной из причин мимолетности, конечно, может являться сильная боль, которую вызывают подобные мысли, по крайней мере, длительные размышления. "Не так-то легко желать себе совершенно других родителей", - заметил один участник. "Нельзя смотреть на вещи таким образом, это совершенно бесполезно, и кроме того портит настроение," - отозвалась другая. В то же время большинство участников наших групп относятся к людям, которых мы называем "хорошо функционирующими", по крайней мере, в важных областях своей жизни. Возможно, их жизнь в целом, какой они ее знают, в настоящем содержит достаточно важных источников удовлетворения и достоинства (тесно связанных с идеей связанности в поле), и у них нет необходимости прибегать к фантазиям о полных переменах - или, во всяком случае, их ничто не вынуждает к этим действиям, и если они погружаются в подобные фантазии, то способны легко выйти из них.

Если дело обстоит таким образом, то причина может скрываться не в "защите" от болезненных чувств, а зависеть, в частности, от природы процессов внимания и самоорганизации, обсуждавшихся в главе 2 и упоминавшихся в других главах. Не будем забывать, что self-процесс функционирует как "повторяющееся целое" - сканирование/ фокусирование/интерпретирование/оценка/чувство/ действие - и что в эволюционно-психологическом смысле задача состоит в прогнозирующем понимании, позволяющем справляться с окружающим и разрешать проблемы. Рассматривая вопрос в таком свете, можно сказать, что мы просто "не приспособлены" вкладывать много энергии и внимания в вещи, которые представляются безнадежными и невообразимыми. В самом деле, если человек тратит значительную часть своей жизненной энергии и внимания на "несбыточные фантазии" и "навязчивые сожаления", мы склонны думать, что это состояние представляет собой проблему, возможно, "синдром Уолтера Митти" (названный в честь персонажа Джеймса Тербера) (Уолтер Митти - герой рассказа и фильма американского писателя-юмориста Джеймса Тербера, который был одержим фантазиями прославиться, и поэтому не совершал никаких действий в обычной жизни, оставаясь заядлым мечтателем. - Прим.ред.), нарушение или дисфункцию жизненного self-процесса. Природа нашего self неотделима от идеи мобилизации к действию в поле. Там, где во внешнем поле действие представляется слишком безнадежным, энергия покидает его - возникает конкретное представление о чувстве "подавленности" или "опустившихся рук". В нем иными словами повторяется высказанная ранее мысль о поддержке: без ожидаемой реакции во внешнем поле идея действия "теряет энергию"; внимание направляется на что-то другое. И опять, энергия "вдохновения" или "подъема" (в противоположность "опусканию" и "подавленности") всегда связана с успешным установлением связи (или хотя бы его попыткой) с полем вокруг нас.

Помимо всего сказанного еще одна, более серьезная причина отсутствия желания совершенно иной жизни может состоять в высказывании Сэма, на которое отозвались и другие участники: он "просто не узнал бы себя" без тех трудностей, с которыми пришлось столкнуться и адаптивных решений, которые ему удалось создать. Этот вывод также следует из разрабатываемого представления об активном, конструктивном self. В соответствии с нашими взглядами мы не просто живем "в" поле, а скорее состоим из этого поля. Его условия в раннем детстве представляют собой не просто сцену для развития нашего детского self: они составляют его интегрированную часть. Если "внутреннее self" не является некой заданной субстанцией или заранее известной сущностью и конструируется из активности самого жизненного self-процесса, текущих «интеграций поля» или субъективного опыта, то имеет смысл полагать, что мы знаем, кто мы, что чувствуем и как переживаем самих себя внутри, через поле, трудные задачи, в условиях которых жили, а также адаптивные и творческие решения, которые активно создали или нашли. В реальном смысле мы сами являемся этим полем: пожелать ему полностью исчезнуть означает захотеть не быть собой - конечно, подобное желание может возникнуть, но является экстремальным и, вероятно, возникает лишь в моменты отчаяния и глубокого упадка духа (в буквальном смысле "обескураженности", отсутствия притока положительной энергии из внешнего поля). Наше адаптивное творчество представляет собой нечто большее, чем просто компенсацию "защитных механизмов". Они, скорее, являются деятельностью self, реализацией нашей природы. Чем труднее далось решение, тем с большей вероятностью мы будем чувствовать его своим, ощущать, что оно определяет нас перед собой и другими (как мы убедились, со смешанными результатами).

Гордон Уилер «За пределами индивидуализма (поддержка, стыд и близость: Self в развитии)» Часть 2-ая

Представление о дополнительной поддержке. 
Что люди склонны проецировать назад, в трудный момент своей жизни, если не быстрое воображаемое решение всех проблем? Часто кажется, что перед ними стоит картина всё той же основной, определяющей задачи - только теперь решенной по-новому, с меньшим травматическим воздействием стресса, большим изяществом или, возможно, лучшим внешним признанием.

Люди, кажется, инстинктивно знают, что подобное решение означает добавление новых поддержек - внутренних и (несмотря на культуральное отвержение) внешних. Конечно, мы можем проявить стремление к "внутренним" поддержкам, пожелать иметь "нервы покрепче", лучший стиль адаптации, большие способности к спорту или очарование. Но когда люди останавливаются, чтобы глубже поразмыслить над этим вопросом, как делалось в приведенном упражнении, чаще всего высказывается нечто подобное тому, что выразили наши участники. Они, так или иначе, возвращались к поддержке, в которой, по их мнению, не хватало элемента, сделавшего решение и стиль более совершенным, гибким и применимым, чем ранее. Этим элементом в картине является другой человек, который сумел бы увидеть, познать их мир изнутри и, таким образом, понять, с чем они пытаются справиться, и что переживают.

Требуется именно человек. Ему совсем не обязательно быть помощником или спасателем; зачастую этот воображаемый (или реальный, как, например, бабушка Элеоноры) человек ничего не предпринимает, только видит их. Но именно это действие воспринимается как ключевое. По-видимому, потребность быть познанным и понятым изнутри другим человеком является важнейшим динамическим элементом самости в поле опыта - по причинам, которые подлежат прояснению в последующих главах, особенно - в главе 7 "Восстановление self", где этот человек именуется близким свидетелем, и определяется, как необходимое условие развития. Теперь лишь отметим, что без его присутствия где-то в поле жизни творческие решения, которые мы создаем или находим, становятся менее адаптивными, более стесняющими и недостаточно приемлемыми в качестве платформы для будущей гибкости и роста. Это суждение приобретает еще более смысл, если возвратиться к изначальной инструкции упражнения в главе 4: требовалось вспомнить нечто, что "было с вами не в порядке", что необходимо было наладить, исправить, а вы совершенно не были уверены, что оно получится. Иными словами, мы оказываемся на территории стыда и чувств личной несостоятельности в поле, которые станут темой обсуждения в следующей главе. Возвращаясь к прежним проблемам, люди практически неизменно рассказывают об опыте переживаний, в которых они были слишком одинокими. Действительно, в разрабатываемой модели поля мы постараемся показать (в последующих двух главах), каким образом и почему опыт, в котором мы являемся "слишком одинокими", и события нашей жизни, на которых "застреваем", обычно представляют собой одно и то же. И начнем понимать, отчего люди столь часто желают "близкого свидетеля" для переживаний, которые когда-то было трудно интегрировать, и/или с которыми трудно справиться до сих пор. В следующей главе мы разовьем мысль, что в контексте полевой точки зрения на self-процесс понятия "стыда" и "чрезмерного одиночества" представляют собой два способа описания отсутствия в поле определенного вида поддержки и в качестве переживаний являются идентичными.

Self и поддержка в модели поля

Пока же обсуждаемое готовит нас к новому и более широкому определению поддержки, основанному на полевых положениях новой модели self-процесса и опыта, вырастающей из нового парадигматического взгляда на человеческую природу. С этой точки зрения поддержка представляет собой все "внутренние" и "внешние условия поля, благоприятствующие некоторым исходам и типам полевых эффектов и не способствующие или подавляющие другие в конкретном поле и в определенное время. Если все происходящее является событием или эффектом поля, то в этом смысле по определению ничто не может произойти без поддержки. То есть, что бы ни происходило, любое событие всегда где-то в поле находит поддержку, - будь-то во "внутреннем поле" убеждений, желаний или мобилизации и направления энергии, которую мы называем силой воли или решительностью - или в остальном моем поле, или в его обеих "частях". 

Это означает, как уже отмечалось, что вопрос не заключается в том "нуждаетесь ли вы в поддержке" для некоторого действия или желаемого результата: мы всегда нуждаемся в поддержке, и она имеется всегда - если не для одних результатов, то для других. Существенным в этом случае является то, какие поддержки являются доступными в данном поле для некоторого эффекта; или, иными словами, какие исходы поддерживаются, а каким их видам при определенных условиях поля в конкретное время обстоятельства не благоприятствуют? Или, продолжая в том же духе, на какие поддержки вы будете опираться в вашем субъективном, внутреннем и внешнем поле для приближения к одним исходам и удаления от других? Если взять в качестве отправной точки взять целостное поле жизненного опыта (вместо того, чтобы начинать с предсуществования конкретного индивидуального self), то следует заметить: абсолютно все, что может произойти (включая возникновение индивидуальных selves с их связностью, осознаванием, интегративным характером действий), происходит из этого поля, из всего, что существует в нем, и в этом смысле является эффектом поля. Условия, при которых эффект может возникнуть, составляют его поддержки. Повторяя сказанное, происходит лишь то, что получает поддержку, и ничто не осуществляется без соответствующей поддержки. В подобном изложении эти высказывания выглядят трюизмами и тавтологией, но они совершенно отличаются от тех, которые присущи старой индивидуалистской парадигме (например, "как человек захочет, так о том и похлопочет"; или положение, гласящее, что люди являются автономными существами и зрелыми индивидами, и т. п.), обычно вовсе не упоминающие поддержку или социальное окружение.

К новой модели происхождения изменений 

В качестве резюме ко всему, чего мы достигли к настоящему моменту в наших исследованиях человеческой природы и self-процесса, можно привести следующее обобщение вышеизложенного: если любое наше дело требует поддержки какой-то части поля, то любое изменение, всякое новое дело, которое мы намерены осуществить, потребует новой поддержки - вновь из какой-то, внутренней или внешней части целостного поля опыта. Для достижения значимых изменений в поле необходимыми являются соответствующие изменения в нем организации условий поддержки. Под этим подразумевается, что условия поля, существовавшие ранее, поддерживали прежний исход; для достижения сейчас иного результата, нового паттерна или изменений в поле должны присутствовать условия поддержки, благоприятствующие новому исходу. Это наблюдение может найти важное применение в теории и практике интервенции, включающей курсы психотерапии, консультирования и менеджмента, которые имеют целью достижение изменений, о чем пойдет речь ниже.

Из приведенного понимания и формулирования понятия поддержки следует целый ряд других последствий для практической работы и теории. Например, анализ ситуации, или установление «диагноза человеку» перед интервенцией, планируемой для достижения изменений, обязательно подразумевает анализ или "картирование" соответствующего внутреннего и внешнего поля для определения, какие условия поддержки в нем имеются или потенциально могут быть, и к каким исходам они могут привести (Здесь полезно не забывать сказанное в главе 2: на конкретного человека реально действует та релевантная социальная система, во влияние которой он верит - речь идет о субъективной, а не "объективной" карте). Далее, чтобы нарисовать в своем воображении будущее изменение, требуется предусмотреть новую организацию поддержек в поле. В подобном изложении наши рассуждения выглядят очевидными; но если это и так, они все равно противоречат положениям доминирующей парадигмы self, и ими часто пренебрегают при интервенции и конструировании моделей изменений - и делают это именно из-за данного противоречия. Взгляды, не соответствующие доминирующим парадигмам конкретной культуры, нередко становятся как бы незаметными и невидимыми, какими бы "очевидными" они ни были.

Приведенные рассуждения, если принять новую полевую модель, радикально меняют и наши представления о причинно-следственных связях. В старой модели индивидуализма люди и вещи существовали в изоляции (во всяком случае, пока не сталкивались друг с другом), и причинно-следственные связи представлялись линейными: А ведёт к Б; или в более усложненной форме: А+х+у+...=Б. Конечно, "все знали", что на самом деле картина выглядит гораздо сложнее, что А приводит к Б лишь в случае воздействия других конкретных факторов так же, как "все знают", что индивидуалистическое описание self, по крайней мере, является неполным. Тем не менее, основная линейная модель причинно-следственных связей остается ведущей, поскольку выражает доминирующую парадигму, лежащую в основе нашего мышления и языка культуры. Одним из результатов этой фикции стали бессмысленные дебаты "или - или", например, является ли интеллект природным даром или результатом воспитания, ведёт ли бедность к криминальному поведению, и порождает ли насилие на экране аналогичные преступления в "реальном" мире. (Интеллект включает в себя природные задатки и результаты обучения, бедность ведет к преступлению, а насилие на экране порождает реальное насилие - лишь при определенных условиях поля). Вместо этой линейной зависимости в модели поля/ поддержек мы находим представления о контексте и условиях, благоприятствующих или не способствующих какому-то конкретному действию или результату: А с некоторой вероятностью приведет к Б при определенных полевых условиях - условиях, представляющих собой поддержки поля, важные для возникновения Б (при этом А является одним из этих условий, возможно, самым необходимым).

Наконец (на данном этапе), можно отметить, что люди, успешно и постоянно инициирующие и осуществляющие изменения в поле реальной жизни - это те, кто обладают умением мобилизовать поддержку во всем релевантном поле - подразумевающим, особенно, внешний социальный мир других людей, а не только внутренний мир воли, воображения, желания, решимости и усилий. Чтобы изменения в поле оказались значимыми, долговременными и могли послужить почвой для дальнейших изменений и роста, требуется мобилизация обеих указанных областей.

Чтобы увидеть, что означает понятие поддержки в нашей жизни и развитии в настоящий момент, как оно проявляется на уровне опыта, а не только в абстрактных рассуждениях, давайте еще раз обратимся к упражнению из предыдущей главы и посмотрим, как поддержка в новом понимании продолжает действовать в реальной жизни и развитии конкретных людей, и каким образом это исследование может углубить наш взгляд на self с точки зрения новой парадигмы. Далее приведена инструкция к последнему дополнительному фрагменту упражнения:

Мы начали с того, что, обратившись к прошлому, вспомнили проблему, с которой в то время столкнулись, свои тогдашние чувства и то, каким образом нам удалось с ней справиться и продолжить свой жизненный путь. Мы увидели, каким образом эти старые решения стали мощными приспособительными факторами в нашей жизни, которые служат до сих пор, но могут ограничивать нас, мешая новой творческой адаптации в дальнейшем.

Далее мы рассмотрели, что способствовало этим творческим решениям, где мы нашли условия и поддержки - в себе и в окружающем - для разрешения или преодоления важных проблем в нашей жизни и продолжения своего пути. Мы размышляли и о том, в каких дополнительных поддержках нуждались, чтобы сделать эти старые решения более гибкими и адаптивными, более открытыми новым задачам и росту.
Наш следующий шаг будет таким: Подумайте, что Вам хотелось бы развить или изменить в вашей жизни сейчас? Какие цели или проблемы являются важными для вас сегодня? Что вам хотелось бы суметь, преодолеть, по-иному создать, начиная с этого момента своей жизни? И в таком случае, какие возможные поддержки вы использовали бы для достижения этих новых изменений и целей?

Обратите особое внимание на какую-нибудь цель, проблему или желание в жизни, которые уже довольно долгое время существуют в вашем мире и жизни - что-нибудь, не сдвигающееся с мертвой точки, чего вы никак не можете достичь или разрешить. Привычки, желания, отношения, которые остаются трудными - или, возможно, отношения, которые вам хотелось бы создать или полнее развить. Что-то, представляющее для вас в настоящем жизненную проблему, то, чего не хватает, или, возможно, нечто, с чем вы уже работали раньше, но не достигли настоящего успеха.
Как только вы на чем-то остановитесь, останьтесь с этим несколько минут. Запишите появляющиеся у вас мысли, чувства и телесные ощущения. Часто ли к вам приходят мысли об этом? Или это нечто, на чем трудно сосредоточиться, и о чем вообще не хочется думать из-за причиняемой боли или чувства безнадежности? 

Сделав запись о своих чувствах, переведите ваш мысленный взор на целостное поле проблемы. Вот новый вопрос: 
Где в поле вы ищете поддержку для достижения своей цели или разрешения этого вопроса? Какие находите поддержки, на что стараетесь опереться, чтобы прийти к желательным изменениям? Мы уже говорили, что любой важный новый шаг должен основываться на какой-то новой поддержке в поле. Где вы в данном случае ищете поддержку? "Внутри" - в своей энергии, усилиях, привычках, благих намерениях? Или "снаружи" - в новой энергии, поддержке, новых взглядах, полученных от других людей, которые вы разделяете?

Не забывайте, что каким бы ни было желательное изменение, оно не произойдет без поддержки. Где вы собираетесь ее найти? Ищете ли вы ее вообще? Находится ли она только в одной части поля - внутренней или внешней? На вопросы отвечайте конкретно - назовите определенные ресурсы или имена людей. Какие чувства вы сейчас испытываете?
Теперь представьте, что вы нашли и добавили новую поддержку именно из "внешнего поля" - мира энергии, новых перспектив и ресурсов, которые можно найти у других людей.

Когда начинается этот фрагмент упражнения, энергетика в комнате в очередной раз меняется. По мере того, как мы перестаем восхищаться прошлыми достижениями, былыми творческими решениями болезненных задач, атмосфера, наполненная чувствами силы и торжества (иногда с оттенком сожаления), изменяется в связи с новым взглядом на места и проблемы в жизни, на которых прочно "застряли" наши сегодняшние миры. Если заняться чтением настроения на этом этапе, то мы обнаружим множество слов, обозначающих ощущения собственной малой значимости и слабости, неспособности сойти с мертвой точки, безнадежности, покорности и так далее. Аффективные краски "депрессии" дополняются и непосредственно на телесном и энергетическом уровне - ощущениями придавленности, пустоты, "нехватки воздуха" ("как шарик, из которого выпущен воздух") - составляя эмоциональные проявления и чувства, которые мы начинаем связывать с опытом отсутствия доступа к поддержке и резонирующей энергии во внешнем поле, в поле других selves. Эти чувства, как показано ранее, являются противоположностью явному физическому чувству подъема, полноты и энергии, возникающему у нас при соприкосновении с сильной положительной резонирующей реакцией из социального поля. 

Таким образом, совершенно не удивительно, что люди, испытывающие описанные чувства, одновременно ощущают какую-то оторванность от поддержки во внешнем поле. В самом деле, чувство изоляции и пребывания наедине со своими неприятностями является настолько привычным, что мы не осознаем его до тех пор, пока кто-нибудь не укажет, как мы поступаем в отношении участников упражнения. В этих случаях нас одолевает своего рода привычная покорность и подчинение обстоятельствам, и мы не замечаем, что неразрешенная проблема, цель или отношения являются той проблемой, целью или отношением, с которыми мы находимся наедине, в полном одиночестве, полагая, что должны справиться с ней "самостоятельно", в изоляции от более широкого поля.
Действительно, когда нас просят представить себе во внешнем поле или идентифицировать новую возможную поддержку, необходимую для достижения желаемого изменения, первой нашей реакцией становится ощущение, что само предложение лишено смысла - а оно и является бессмысленным, если находиться в шорах парадигмы и культуры индивидуализма. Чтобы увидеть, как это явление выглядит на практике, обратимся к ответам группы:

Джейк: Хм... Что я хотел бы сейчас поменять в своей жизни? Очень просто - мне бы хотелось установить с кем-то настоящие отношения, чтобы они не были похожи на те, которые мне удавалось завязывать до сих пор. Не то, чтобы я устанавливал их исключительно сам!.. Ну, а с другой стороны, я действительно, в определенном смысле, делал это в одиночку. Я имею в виду, что, конечно, я пытался построить отношения по-иному, быть другим, но я пытался все это сделать сам. Я знаю, что бываю непроницаемым, рациональным, закрытым - но могу и отступать - как-то парадоксально это получается. Внешне кажусь таким стойким, а на самом деле поддаюсь. Дело в том, что если вы состоите с кем-то в отношениях и попадаете в неприятное положение, то тогда-то и наступает кромешное одиночество, поскольку приходится полагаться именно на человека, с кем связаны эти неприятности... Но разве не в этом состоит ответ на вопрос? Ситуация представляется безнадежной, и вы обращаетесь к психотерапевту, но с мертвой точки все равно не сходите.
Наверное, мне нужен инструктор по отношениям. Психотерапевт, конечно, играет именно эту роль, но я имею в виду кого-то, к кому мог бы обратиться и получить консультацию в любое время. Как это, например, бывает в группах "Анонимных Алкоголиков" - туда можно позвонить по телефону в любое время суток - вот что мне нужно. Человек, к которому можно позвонить прямо в ту минуту, например, когда у вас происходит ссора, и он даст совет: "Ты ведь знаешь, Джейк, что начинаешь упрямиться, когда испытываешь страх. Вот вернись к ней, и скажи об этом. Просто скажи, что боишься, и остановись". Так-то. Именно так поступают в группах Анонимных Алкоголиков, - они делают это друг для друга. Неужели человеку обязательно нужно стать алкоголиком, чтобы получить подобную поддержку? Ведь я на все готов, чтобы добиться своего!

Элеонора: Вы что, шутите? Как можно получить поддержку, которая помогла бы писать? Ну, конечно, можно пойти в школу и научиться, но когда садитесь перед чистым листом бумаги, вы оказываетесь в полном одиночестве. Что можно сделать? Мне нужно, чтобы кто-то звонил мне каждое утро и говорил: "Элли, ты еще не села за стол? Помни, совершенно не обязательно, чтобы написанное тобой было верхом совершенства. Накропай три-четыре странички - им не следует быть самыми лучшими. А я позвоню тебе еще раз в 11-00 перед тем, как ты уйдешь на работу, и ты скажешь, что сделала это, и как оно получилось".
Но ведь на самом деле ничего и близко не бывает. Нельзя же обратиться к кому-нибудь с подобной просьбой? Или можно? Я имею в виду, что, если сформулировать проблему таким образом, то в ней совершенно нет ничего невозможного? Такие вещи вполне можно делать друг для друга, чтобы все было по справедливости, никто не презирал бы тебя и не смотрел свысока... Мне нужно еще раз это обдумать.

Барбара: Да, именно инструктор, тренер - в этом может крыться выход. Я уже обращалась к психотерапевтам, и они помогли мне понять, - почему я не в состоянии сказать «нет», почему не умею самоутвердиться. Это помогло мне, по крайней мере, для начала. Но к существенным переменам не привело. Загвоздка, правда, состоит в том, что инструктор мне нужен все время. Всякий раз, когда я встречаюсь с моим бывшим мужем или начальником - или даже со своими подростками. Особенно с ними. Или встречаюсь с новым парнем - если бы кто-нибудь мог меня наставлять на свидании - было бы просто круто! Ну, не то, чтобы наставлять. Просто быть там. Кто-то, на кого можно просто смотреть, кто присутствовал бы физически. Потому что, как только я увижу у кого-то расстроенное выражение лица из-за того, что не собираюсь сделать, чего они хотят или вообще сделать для них что-то, я сразу сдаюсь. А что до отношений - это вообще нечто! От мужчин, с которыми я завожу связи, каким бы ни было начало отношений, в конце концов, неприятностей не оберешься, и я не могу заставить их убраться из моего дома! Это просто безнадежно - я безнадежна! Что же мне делать - составить договор с кем-то из подруг на случай каждого важного разговора, чтобы она "прорабатывала" его со мной заранее, а затем по окончании? Разве такое возможно? Не слишком ли много я прошу?

Рикардо: Ну что же, думаю, что никто из нас не способен отстоять себя, разве не так? Кроме Кэйти, конечно, но она не может остановиться! И еще, возможно, Сэма. Хотя в отношении него я не уверен, он отстаивает других людей, а это не одно и то же, верно? Я же, скорее, похож на Барбару, - только она себя ведет соответствующим образом потому, что такая хорошая, по-настоящему добрая и мягкая. Возможно, и я мягок, но настоящая причина того, что я не отстаиваю свои позиции кроется в том, что я ужасно боюсь. Вовсе не потому, что в детстве меня били или обижали - просто я не в состоянии выносить осуждение. Когда я вращаюсь в художественном мире, и речь идет о вопросах искусства, со мной все хорошо. Ну, достаточно хорошо. Но мне хотелось бы нормально функционировать и в обычном мире, не нуждаясь в няньке. Например, я просто совершенно не способен иметь дело с моим домохозяином. Он просто замораживает своим взглядом. Я знаю, что он постоянно меня осуждает, и поэтому переплачиваю ему. Он считает меня не только слабаком, но и сосунком - и, наверное, он прав. Знаю, - мне нужен менеджер! Тогда я смог бы ответить: "Мы с вами вернемся к этому вопросу позже, сначала мне нужно все обсудить с ним". Его можно просто выдумать! Или, например, договориться с кем-то из друзей, даже таким слабаком, как я, что, независимо от того, что говорят другие, мы будем сохранять такую, знаете, осуждающую мину, и я, поглаживая себя солидно по подбородку, басовито, как мачо, скажу (прочищает горло): "Ну, мы еще вернемся к этому позже, решение примет мой менеджер, хм..., а пока до свидания". Очень важно звучит - менеджер. Самому мне не удастся это сделать, - к тому же я такой неорганизованный - я называю это: быть творческой личностью - без помощников и сотрудников мне не справиться. А ведь они у меня на самом деле есть - я имею в виду помощников! Только я никогда не думал использовать их таким образом. А почему бы и нет? Ну, добро, я получил, что хотел, на этом можно расстаться.

Мы не станем подробно обсуждать эти ответы - не потому, что проблемы всех участников к настоящему моменту успешно разрешились, как случилось с Рикардо, а потому, что приведенные примеры высветили для нас главное: когда мы ставим вопрос, какие внешние, социальные поддержки можно добавить в некоторой, давно не разрешающейся и "застрявшей" ситуации, ответ всплывает в диалоге с удивительной легкостью. Даже Барбара, провозгласившая свою "безнадежность", начинает, по меньшей мере, живо представлять новую поддержку. Первая проблема состоит в том, что обычно мы не задаемся подобным вопросом. Он же весьма прост: какая внешняя поддержка необходима для достижения изменения, к которому вы стремитесь? Но мы его не ставим. Большую часть времени мы настолько подчиняемся культуральной привычке полной автономии, и нам в голову не приходит, что вокруг может оказаться больше поддержек, а мы просто не видим их. И все же - и все же можно возразить, что, оглянувшись вокруг, мы наблюдаем хорошо знакомых людей, рядом живущих и работающих, о которых можно сказать, что они хорошо живут, творчески организуют свою жизнь, наполненную сердечными связями и значимой деятельностью - людей, которые, по собственным меркам, обладают в жизни продуктивностью и важными источниками удовлетворения потребностей. Как правило, мы обнаруживаем, что они обладают умением мобилизовать свои целостные поля, внутренние ресурсы и внешний мир других людей таким образом, что они оказывают значимую поддержку их потребностям, целям и отношениям. Это не означает, что для качественной жизни необходимо быть окруженным и погруженным в великое множество деятельных связей. Имеет значение не число, а качество и характер реальных связей. Это также не значит, что важные части любой творческой деятельности никогда не обдумываются и не осуществляются в одиночку; или, что никакой достойный упоминания и значимый вклад никогда не делался очень одиноким человеком (хотя о нем нельзя было бы сказать, что он "хорошо живет"). Все эти вещи случаются, они являются вполне реальными и важными. Но повторим сказанное: в отношении предположительно одинокого гения обычно выясняется, что он пользовался вполне хорошей поддержкой в ее "внешнем" смысле или, по крайней мере, был глубоко зависим от имевшихся у него/ нее немногих связей (даже самый одинокий из архетипически одиноких гениев, Ван Гог, был на самом деле очень сильно привязан и трогательно зависим от своего брата Тео, который являлся не только его ближайшим другом, но и единственным заказчиком). И коль скоро мы все нередко нуждаемся в защищенном пространстве для творческой деятельности (в чем бы она ни выражалась, начиная с искусства или науки и кончая лечением, преподаванием, бизнесом или воспитанием детей), в большинстве случаев отношения с человеком, занимающимся его совместной защитой, являются столь же важными для осуществляемой деятельности, как и само пространство. Если же такого человека не существует - перегруженный единственный родитель, не пользующийся поддержкой целитель, одинокий художник или антрепренер - результатом обычно является не совершенная автономия, а, скорее, скованность энергии, чувство опустошенности и соматизация стресса. Эволюция не приспособила нас к жизни, лишенной значимой ткани интерсубъективной поддержки. Наша природа и природа нашего self совсем не такие. 

Помимо полного отсутствия внимания к обсуждаемому вопросу возникает и вторая проблема, когда настает время перейти от воображения к практике и вести переговоры о подобных поддержках в реальном поле отношений и других selves. На этот этап между мыслями и делом, выражаясь строчкой из Элиота, "падает Тень". (Строчка взята из поэмы Томаса Элиота «Ложный человек» (1925), заключительные строфы которой следующие:

Между мыслью
И реальностью
Между побуждением
И действием
Падает Тень…
 
Между замыслом
И созиданием
Между чувством
И откликом
Падает Тень…
 
Между вожделением
И порывом
Между могуществом
И существованием
Между человеком
И поколениями
Падает Тень… 
(пер. А.Моховикова)

Не трудно увидеть, что речь идет о потере человеком связанности, способности к контакту с миром и его аутентичности. Соответственно, действия, которые мы совершаем, от первоначальных намерений или желаний и являются результатом компромисса. Мысли, озвученные Элиотом, были одной из важных установок экзистенциализма во время между первой и второй мировыми войнами. - Прим.ред.) Как можно было предугадать из многих высказываний участников, приведенных в самом начале обсуждения, она состоит в ассоциативной игре слов, связанной с самим понятием "поддержка". Когда мы представляем возможную поддержку, которая на самом деле могла бы прийти из внешнего поля, то нередко чувствуем, что "у окружающих придется просить слишком много", и испытываем чувства зависимости, незащищенности. Ведь человек, к которому мы обратимся, может вполне возмутиться в ответ на попытку нагрузить его дополнительными обязанностями, посмотреть на нас свысока или проявить обе реакции.

Поэтому неудивительно, что спрос, предложение и взаимодействия вокруг поддержки редко полностью исследуются и оговариваются. Чаще всего "заявки" на поддержку - если они вообще делаются - поступают в форме одной единственной просьбы, при чем нередко еще непрямой или скрытой. Это, естественно, усиливает эмоциональную заряженность и проблематичность характеристик, приобретенных в жизненном поле реальными "заявками" и предложениями поддержки: во-первых, у нас совершенно отсутствует привычка думать о том, что нам необходимо из внешнего поля (так как это нарушает глубинные парадигматические культуральные ценности), и, во-вторых, если иногда мы и делаем такую "заявку", то она обычно оказывается настолько скрытой и ускользающей, что окружающие неверно ее интерпретируют или просто не замечают - что лишний раз укрепляет фобические чувства и убеждения, которых мы с самого начала придерживались в отношении вопросов поддержки. Или, если ясная просьба все же будет высказана и услышана (или ее удастся кое-как разобрать в нашем бормотании), то может оказаться, что мы столь мало знаем о своих настоящих потребностях в данной области, что просьба "не достигнет цели". Может быть и так, что природа сообщаемых потребностей, по поводу которых идет взаимодействие, настолько сложна и богата нюансами, что ее практически невозможно полностью понять, пользуясь одним коротким сообщением. И большинство из нас знает, что часто единственное дело, вызывающее еще большие трудности и неловкость по сравнению с ясным обращением за поддержкой, состоит в продолжении разговора, связанного с этим обращением, и его обсуждении, пока все обстоятельства полностью не выяснятся, исправятся и обогатятся в диалоге, не приспособятся и пересмотрятся в процессе ведения переговоров и не переведутся в конкретную плоскость, содержащую определенные обещания актуализации в реальном поле жизни.

Таким образом, наше понимание и опыт поддержки могут еще больше затуманиться чувствами безнадежности и неудачи. Но нам хорошо известно, что мы обладаем предрасположенностью вкладывать большую часть энергии в те направления и "фигуры", которые, по всей видимости, несут в себе обещание удовлетворительной и жизнеспособной интеграции с целостным полем. По мере того, как, следуя своей естественной интегрирующей поле природе, мы движемся в направлении достижимых целей, потребность или желание, которое длительно кроме неудачи и разочарования ни к чему не приводит, наделяется все меньшим количеством энергии и вызывает все большую реакцию отказа или невнимания, какую бы цену при этом не приходилось платить настоящим желаниям и потребностям.

Поддержка и стыд

Что же удерживает в социальном и личном поле столь сложные и, в конечном счете, дисфункциональные модели на месте? Если приведенные выше рассуждения являются правильными, то почему, увидев обстоятельства в истинном свете, мы не можем, "плюнув" на все, раз и навсегда справиться с данным вопросом - и с отношениями в своей жизни - лучше, чем это чаще всего получается? Какая сила или условия поля подавляют более легкое восстановление и рост в этой беспокойной области жизни, ограничивают новые отношения и развитие и удерживают нас в рамках старых моделей, которые, очевидно, мы уже переросли и давно намереваемся изменить? Ответ на этот вопрос приводит нас на территорию следующей главы, к ощущениям и видам динамики поля, которые известны как чувство стыда, как ощущение, что со мной что-то не в порядке, по крайней мере, в том поле, в котором я оказался в настоящее время. Это означает, что, в определенном смысле, мы прошли полный круг с того момента, когда был задан первый ретроспективный вопрос в упражнении из главы 4. Чтобы увидеть, что именно мы подразумеваем под стыдом, основываясь на новой точке зрения - и что в отношении него можно предпринять, - теперь мы обратимся к главе 6 "Стыд и подавление: Self в разорванном поле".

Для подготовки к этому переходу и завершения данного этапа обсуждения подведем итоги проведенного исследования поддержки следующим образом: если мы отойдем в сторону и посмотрим на свою жизнь в настоящий момент, или жизнь своих клиентов и знакомых, то окажемся в состоянии выявить различные проблемные области и разделить их на следующие категории (конечно, они не являются единственно возможными и не охватывают все без исключения случаи, и лишь позволяют в общем определенным образом осветить проблемные области): 
 
1) «неоконченное дело»: старые болезненные темы или отношения в нашей жизни, которые каким-то образом оказываются не проработанными, в течение длительного времени остаются неразрешенными и вызывают неудовлетворение. В отношении к ним появляется чувство покорности и неизбежности, и мы просто стараемся о них не думать; но когда эти мысли все же приходят в голову, мы вновь ощущаем прежний уровень фрустрации и боли;
 
2) трудности и моменты фрустрации в жизни, с которыми мы приходит чувство «чрезмерного одиночества»; вещи, с которыми остаемся полностью наедине, которые приходится преодолевать самим без посторонней помощи;
 
3) цели и планы нашей жизни, которые, по видимому, не двигаются вперед, вещи, длительное время, иногда годами, остающиеся в нашем списке намеченных дел, для осуществления которых мы не можем собраться с силами или выделить время, хотя они могут быть весьма важными, даже «велением сердца». Здесь мы тоже можем дойти до точки, когда стараемся совершенно не думать об этих вещах - но, тем не менее, они год за годом напоминают о себе - в списках наших желаний, в новогодних решениях, нередко причиняя боль. 

Предметом наших размышлений сейчас является удивительная закономерность, в которой эти три категории представлены одним и тем же списком проблем. Если списки полностью и не совпадают, то почти всегда значительно накладываются друг на друга, если конкретные вопросы и не являются идентичными другим, то все же оказываются тесно связанными с проблемами, относящимися к остальным категориям. Проще говоря, вещи, которые мы не в состоянии сдвинуть с мертвой точки, важные цели, которых мы никак не можем достичь, болезненные отношения и вопросы, которые нам не удается исправить, и места нашей жизни, в которых мы чувствуем полное одиночество - представляют собой одно и то же. Именно поддержка всего поля в целом придает нам энергию и делает изменения возможными; и именно отсутствие или ограничение новой поддержки делает старые модели, прежнюю организацию поля устойчивой и неподдающейся изменениям.

Эту мысль можно выразить и более позитивным образом: в нашей жизни области, которые успешно продвигаются вперед; области, в которых мы чувствуем свою продуктивность, рост и значимые связи с self и своими лучшими способностями, практически всегда оказываются весьма «многолюдными» (речь, как вы помните, не идет о количестве) - они являются областями, где мы получаем поддержку от значимых людей, которые принимают нас, чего-то требуют, чем-то делятся, реагируют, вступают в диалог, а, возможно, защищают и восхищаются нами и тем, что мы стараемся предпринять. Области же «малонаселенные», или в которых люди отсутствуют совершенно, - те дела, которые мы несем по жизни совсем или почти одни - обычно оказываются областями стресса, фрустрации, неудовлетворения, «мертвых точек», «недостаточного питания» - и стыда.

Чтобы увидеть более ясно, почему дело обстоит именно так, и каким образом это следует из картины self-процесса и природы self, которую мы описываем, и далее, какой вклад это понимание вносит в целостную картину, в следующей главе мы обратимся к наименее понятной из человеческих эмоций: стыду. Нам снова понадобится поддержка конкретного чувственного опыта для нового понимания этого чувства в главе 6 - и его использования в последующих главах при углублении представлений о близости, росте, восстановлении self, повествовании, вопросах пола и здоровом процессе в здоровом поле. 

Интервью с Гордоном Уилером «Деконструируя индивидуализм»

Уважаемые коллеги, с большой радостью представляем вашему вниманию интервью с гештальт-терапевтом "третьей генерации" Гордоном Уилером. Нам посчастливилось побывать на тренинге у Гордона осенью 2002 года. Что удивило? Способность быстро запоминать имена участников группы, энциклопедические знания в области гештальт-психологии и философии постмодернизма, интерес к методологии гештальт-терапии, теории self. Стиль работы можно охарактеризовать как классический. В основном Гордон работал на границе контакта, много внимания уделял происходящему в диалоге, был терпелив и чуть ироничен. Приятно поразило, что, в отличие от большинства гештальт-терапевтов (мы больше любим жить), Гордон много пишет и публикуется в психоаналитических издательствах. С нетерпением ждем выхода в издательстве "Смысл" работы Гордона Уилера "За пределами индивидуализма". 

Морган Гудлендер - МГ
Гордоном Уилером - ГУ
Эсален (Биг Сур, Калифорния)

МГ: Я думаю, для начала стоило бы сказать несколько слов о вашем прошлом, чтобы у читателей появилась возможность понять какой жизненный опыт (фон) способствовал возникновению ваших идей.
ГУ: Давайте, я закончил колледж в 1967 году, когда в американском обществе различные движения протеста достигли своего пика, и не знал, чем заняться. Я хотел работать с детьми, и, кроме того, заинтересовался изучением Холокоста. Я отправился в Германию, где после года учебы подготовил целый ряд материалов по этой проблеме. Казалось, меня влекли вопросы природы человека, которые некоторым образом пересекались с интересом к детям. В 1968 году я вернулся в Америку, чтобы заняться изучением раннего детства, и несколько лет работал в школе. Это были годы возрождения прогрессивных форм образования, которые заглохли со времен Дьюи. Инновации в образовании привлекли мое внимание к политическим аспектам образования и работам Пола Гудмена, отнюдь не касавшимся психотерапии; в то время я о ней не думал. Позднее, когда я занялся гештальттерапией, мне понадобилось некоторое время для осознания, что соавтором «Гештальттерапии» был именно тот Пол Гудмен, который написал «Растущий абсурд», настольную книгу для моего поколения. Кроме того, Гудмен считался влиятельной фигурой в антивоенном движении. Он являл собой тип весьма заметного либерального деятеля. Работа с детьми постепенно смещала мой интерес к клиническим аспектам природы человека. Но, чем больше я проводил клинические исследования в школе, тем сильнее росло мое неудовлетворение. То было время ожесточенных споров последователей Фрейда и бихевиористов. Создавалось впечатление, что ни те, ни другие не заинтересовались людьми, как таковыми; они воплощали собой враждовавшие объективистские лагеря, смотревшие на человека со стороны и вещавшие то, что им приходило в голову. Скиннер, а заодно с ним и фрейдисты отрицали реальность субъективного опыта. Для Фрейда она является иллюзией, поскольку он считает, что он знает, что в действительности скрывается за вашими чувствами и поступками. А вы не знаете, ибо находитесь во власти защитной иллюзии. Для Скиннера то, что происходит внутри, является «черным ящиком» в вашей голове. Для него эмоция всегда была результатом поступка, но никогда не являлась частью, организующей поведение. Однако, если вы работаете с людьми, вы работаете с организацией интенциональности (побуждений), с тем, что Фрейд не может принять всерьез, поскольку для него реальность представляет собой систему ретроспективных реакций. Скиннер также не может дать объяснение подобной организации, кроме рассуждений о программах подкрепления, которые возникли в прошлом. Мыслей, что вы хотели бы отправиться куда-то, где раньше были, не получив специфического вознаграждения за эту поездку, и что побуждение не являлось сублимацией некоторого скрытого инстинкта. Среди ученых мы стали искать людей, подобных Маслоу, который, между прочим, находился под большим влиянием Перлза и Курта Гольдштейна, и даже подобных Эрику Берну, которого Перлз всегда считал несерьезным. Он отвергал, кстати, и некоторых других, например, Джейкоба Морено, на которого смотрел свысока. Перлз был своего рода живым экспонатом Ницше. Подобно Фрейду он не штудировал Ницше, хотя они оба испытали серьезное влияние его философии. В своих работах Перлз упоминал Фридландера и Шмутца, но никогда не отмечал, что в свое время в Германии, в пору молодости Перлза Фридландер был одним из наиболее заметных интерпретаторов Ницше.
МГ: Насколько я помню, Фридландер был еще и художником.
ГУ: На самом деле Фридландер снискал известность в качестве сатирика-романиста. Он совершал множество поразительных вещей и в течение 1910-1920-х годов в Берлине являлся знаковой фигурой для интеллектуалов, и его сатирические романы в стиле готики пользовались немалой популярностью. В отличии от этого философские работы Фридландера о творческом безразличии не пользовались каким-либо успехом, но он продолжал много писать, толкуя и популяризируя Ницше, которому Перлз был в немалой степени обязан, но никогда не признавал этого.
MГ: Фриц был еще тем оригиналом.
ГУ: Конечно. Если он и писал о ком-то, кто оказал на него влияние, то всегда так, будто он сам проявляет гениальность, признавая их вклад, чем они проявили ее, сотворив что-то новое.
МГ: Вы упомянули Маслоу.
ГУ: Да, то были дни третьей волны в психологии, волны гуманизма, течений, исследовавших потенциал человека и пути его развития. Однако мы не осознавали, ни один из нас, стоявших в стороне от социальной психологии, не понимал, насколько все мы находились под влиянием Курта Левина, основавшего Национальную лабораторию тренинга, изобретшего T-группы, привлекшего внимание к движению групп встреч (энкаунтер-групп), которое оказало воздействие на Перлза и, в свою очередь, гештальттерапию.
МГ: Левин все еще остается смутной фигурой.
ГУ: Да, гештальттерапевты недооценивали его. Однако, он не является смутной фигурой в сфере организационной динамики. Он является признанным основателем теории поля. И в гештальтпсихологии вы найдете Левина как одного из четырех или пяти ее наиболее влиятельных теоретиков.
МГ: Возвращаясь к влиянию Левина на ваше развитие и гуманистическую ситуацию 1960-ых...
ГУ: Его оценили бы лучше, если бы он не считался отступником. Вы помните, гештальтпсихология возникла в лаборатории, «в пробирке», а не в соответствии с запросами реальной жизни, и занималась исследованием не столь уж важных проблем восприятия - в какой точке вы можете отличить это от того, видите ли вы одну фигуру или две, образуют ли точки треугольник - вот таких вопросов. Это происходило где-то в 1912 году. Но даже в этих условиях психологи стали наталкиваться на побуждения и гештальт-свойства ситуаций, которые сегодня мы называем самоорганизацией. Они обнаружили, что вы можете дать людям для теста этот лист бумаги и карандаш, и затем, если вы прервете их, и они должны будут перейти к следующему действию, то безо всякой причины, прежде чем совершать его, они будут стремиться возвратиться и закончить предыдущие задачи, даже, если они ничего особенного собой не представляли.
Левин, оказавшийся на научной арене в 1920-х годах, испытывал особый интерес к динамическим феноменам. Поиски Вертгеймера в своей сути должны были привести к созданию физики психологии; он хотел обнаружить свойства хорошего гештальта. Я думаю, это весьма близко к тому, что мы бы назвали свойствами фигуры, ограниченностью, ясностью, но он не был увлечен тем, как организовано целостное поле и жизненная ситуация. Однако, на самом деле, выбирая фигуры, вы управляете целостной ситуацией и управляете ею всегда. Даже находясь в статических условиях лаборатории, экспериментаторы не пребывали исключительно в них, что и начали демонстрировать. Левин испытывал очень сильное влияние Гуссерля, тогда как Вертгеймер находился в плену у Вундта и объективистской традиции психологической лаборатории.
Хотя Вертгеймер был очень недоволен, что Левин использовал результаты его исследований в направлении, которое он считал аморфным, ведущим к целостному взгляду на побуждения и ценности, но сам стремился к тому же самому. Однако ему не приходила в голову идея о самоорганизации поля опыта, чему была посвящена первая публикация Левина.
МГ: То есть, Левин стал первым считать, что поведение человека, определяется специфическим контекстом, в котором возникает?
ГУ: Именно так, вы оказываетесь в ситуации, и вы начинаете, в соответствии с его метафорой, карта представляет собой целостную ситуацию, а не только фигуры. В его первой статье 1918 года, опубликованной в профессиональном психологическом журнале под названием «Военный ландшафт», он пишет о людях, оказывающихся в поле с вязанкой сена, но речь идет не только, могут ли они очертить и увидеть границы этой вязанки, но в состоянии ли они увидеть в этой фигуре способ разрешения ситуации; точка поля обладает значением, ценностью, как сказал бы Левин, валентностью. Она зависит от того, являются ли они солдатами, шпионами или гражданскими лицами. Для крестьянина это совершенно особая вязанка сена, особая карта, обладающая особым значением. Другими словами, значение фигуры состоит в ее взаимоотношениях с фоном.
МГ: И эти отношения являются взаимообусловленными?
ГУ: Несомненно, у вас должен быть некоторый способ справляться с тем, что происходит в реальности, например, если за рулем автомобиля вы не собираетесь сорваться с утеса при повороте дороги. Вы должны уметь повернуть колесо. Таким образом, существуют ограничения, особенности окружающей среды, которые способствуют разрешению ситуации только определенными путями. Я допускаю, что существует эволюционно заданная структура, ибо люди, срывающиеся с утеса, выпадают из генетической общности. Поэтому вы должны находиться на достаточном уровне развития, чтобы справиться с задачей остаться в живых. Даже если мы не можем определить, что означает эта ситуация в философском смысле, то ответ дает эволюция. Вопреки Хайдеггеру, мы здесь не только потому, что здесь есть; это - наш мир, и мы достаточно развиты, чтобы определенным образом приспособить его к себе.
МГ: И мы каждый раз определенным образом совместно творим наше восприятие мира.
ГУ: Конечно, мы активно конструируем наше восприятие. Это следует из работы Левина, которую столь невзлюбил Вертгеймер. Хорошо видно, что она является этапом в движении к субъективному конструктивизму, от которого стремился отстраниться Вертгеймер. Он принадлежал предшествующему поколению и традиции своей юности - ассоциативному направлению, представители которого моделировали ситуации, в которых у вас есть некоторый набор стимулов, вызывающий определенные ответные реакции. Естественно, возникал вопрос: «Каким образом они организованы?» И некоторые организовывали их с помощью того, что Вертгеймер называл призраками Аристотеля вроде интенциональности, целесообразности, понятий, звучавших телеологически и мистически. Для него это были изобретенные конструкты, а не наука. Он проводил твердое, позитивистское различие между изобретенными конструктами и наукой, тем, что вам может показаться не столь уж достоверным или ясным сегодня, в наше конструктивистское время постмодернизма. В результате, когда Левин эмигрировал в США и намеревался занять место в Новой школе Нью-Йорка (в которой Гудмен преподавал литературу и политику тех дней), освобожденное Вертгеймером, но последний воспрепятствовал этому. Он заявил, что Левин не относится к достойным представителям гештальтпсихологии, поэтому-то Левин оказался в Айове.
Я всегда воображаю, что если бы Левин остался в Нью-Йорке, возможно, он встретился бы с Гудменом и, вероятно, с Перлзом, и оказал бы более непосредственное влияние этот целостный субъективный конструктивизм, которому был открыт Гудмен, но который полностью отсутствовал во фрейдовском наследии Перлза. Гудмен говорил, что у Фрейда неправильным было только одно - отсутствие теории осознавания. Это, конечно, особый разговор, но моя точка зрения состоит в том, что в течение многих лет гештальт-терапия не стала ею в полной мере из-за фрейдовского наследия и работам Левина понадобилось немало времени прежде чем ее надлежащим образом оценили гештальтисты.
МГ: Случилось ли это в Национальной лаборатории тренинга, когда вы впервые встретились с гештальт-терапией?
GW: Да, получается, что я столкнулся с гештальт-терапией в этой лаборатории в форме, представленной Кэролайн Лукенсмейер, которая сегодня работает в Белом доме, и Биллом Уорнером, которого уже нет среди нас. Я был настолько потрясен их работой и их личностями, что решил учиться в Кливлендском Гештальт Институте. Я чувствовал, что нашел именно то, что искал. 
В те дни мы широко смотрели по сторонам, используя это как метод бытия и работы с людьми, который в большей мере находился в соответствии с вашим опытом о вас и тем, как вы хотели бы жить с вашим пониманием других людей и с вашим представлением, что означает влияние других людей - все эти вещи являлись очень проблематичными для нас в моделях, которые мы до этого получали. По немалому числу они, очевидно, не соответствовали реальному опыту.
Они были дни антивоенного движения, когда на любой вид власти смотрели с чистосердечным подозрением. Вы чувствовали это, и соответственно говорили: «Это правила для учеников школ». Вы хотели, чтобы люди стали более сознательными по сравнению с младенцами, на которых сбрасывают напалм. Было похоже, что проблемы нацистской Германии вновь стали очень яркими для нас в 1960-ых годах. Но в отличие от немцев мы знали, чем занимаемся во Вьетнаме; об этом говорилось в ночных новостях! Мы были весьма наученными в том, как остановить эту войну, что, к счастью, и произошло - возможно, это было первый раз в истории, когда сильная сторона закончило войну в середине из-за протестов ее гражданского населения. Сегодня это в значительной степени забыто, как воспоминания о шестидесятых годах упрощены образами детей с цветами и другими поверхностными атрибутами того времени.
МГ: Некоторым образом окончание вьетнамской войны более сильной стороной в силу движения социального протеста оказывается в историческом смысле родственным в Ельцину, убирающему танки в Красной площади и Советском Союзу, в котором произошла бескровная революция.
ГУ: Да, я бы согласился. Оба правительства обладали политическим желанием и военной силой для продолжения кровопролития, но не пошли на него в силу неконтролируемых действий объединенного гражданского населения.
МГ: Так, мне кажется, что Национальная лаборатория тренинга и гештальт-терапия в вашей жизни были тесно связанными с обстановкой шестидесятых годов, борьбой за социальные свободы и гуманистическое изменения.
ГУ: Да. Мы были чем-то вроде целостной культуры, ищущей новый путь бытия. Это был тогдашний Zeitgeist (нем. - дух времени) поиска чего-то нового, желание видеть различия в мире, но сопровождавшийся глубоким беспокойством о мириадах путей, которыми мы можем, не зная того, вернуться в старую систему. 
Тогда не было такого количества обучающих программ по гештальт-терапии, как сегодня. Поэтому люди стекались в Кливленд. Меня просто тянуло к людям, работавшим там, но даже в большей мере, чем это определялось их властью и влиянием. Я вспоминаю совершенно особый стиль жизни Билла Уоррена как человека, который был в высшей степени влиятельным и деятельным и одновременно чрезвычайно мягким и снискавшим уважение. Я никогда прежде не встречался с подобным сочетанием. Потом я увидел его у многих представителей Кливлендского института, которые воплощали эти качества.
Когда я оказался в Кливленде, то обнаружил там совершенно замечательную группу людей. Я учился в Гарварде, завершал университетское образование, стажировался в Европе, но никогда не встречался с подобным обучением, я почти не встречал людей, которые в действительности воплощали то, чем занимались, столь интегрированным и холистическим образом. 
Среди них было приблизительно человек двенадцать, основавших институт, и в 1950-х годах в Кливленде это были самые лучшие и наиболее яркие представители сообщества Нью-йоркских переселенцев, которые распространяли идеи Перлза и Гудмена и двигались то назад, то вперед. В интеллектуальном смысле они представляли собой весьма дальний пригород Нью-Йорка.
МГ: Входило ли большинство основателей Кливлендского института в состав Нью-Йоркского Гештальт Института, основанный Фрицем и Лорой?
ГУ: Нет, ни один из них не был связан с ним, но многие из них имели Нью-Йоркские корни. Большинство из них, подобно Полу Гудмену, были Нью-Йоркскими евреями. Гудмен был немного старше, но, если бы он жил сегодня, то был бы ровесником Рональда Рейгана. Он был где-то на десять лет старше Эрвина Польстера и моложе Мари Грилмен, одной из наиболее почтенных основателей Кливлендского института.
Это была группа, недовольная традиционным обучением в различных университетских центрах США, которые плодили в то время Карла Роджерса и ему подобных с их весьма радикальными тенденциями. Кливлендская группа открыла Перлза в пятидесятых годах, и в 1953 году стала привлекать его для преподавания, а к началу шестидесятых годов в программы для общественности.
МГ: Кто являлся, если можно так сказать, главной силой, стимулировавшей развитие института?
ГУ: На протяжении многих лет на развитие института серьезно влиял Эдвин Невис. Большинство преподавателей были врачами-психотерапевтами, а Эдвин и еще один коллега, умерший молодым, являлись организационными консультантами и социальными психологами с большим интересом к психотерапии. Они внесли в деятельность института социальный, структурный и политический контекст. Но эта заслуга принадлежит не только им. Эрвин Польстер стал использовать гештальт-терапию как средство изменений в обществе, я думаю, с 1960 года.
Несмотря на всю мою привязанность, которую я вначале испытывал к Кливлендскому институту и гештальттерапии, я одновременно чувствовал немало незавершенностей и противоречий в теории. Я также чувствовал, что практика гештальт-терапии существенным образом отличалась от того, что явно преподавалось, и скорее находилась в рамках представлений Гудмена о гештальт-терапии и содержала семена чего-то чрезвычайно важного. В течение ряда лет у меня не хватало слов, чтобы описать что чувство; сегодня я бы сказал, что Гудмен и Левин создали основу деконструкции индивидуалистской модели и что гештальт-подход предоставляет нам наилучшие средства для деконструирования всей парадигмы индивидуализма, которой, как я наблюдаю, изо всех сил отравлен современный мир. Гештальт-подход предлагает полевую модель, интерсубъектную, субъективистскую, конструктивистскую и обладающую политическим звучанием.
МГ: Это звучит как выдержка из проекта вашей новой книги.
ГУ: Да, я пишу новую книгу, посвященную модели Self в гештальт-терапии. После 1990 года у меня появилась реальная возможность описать то, что, как я надеюсь, является последовательным критическим анализом модели, основанной на формировании фигуры. Это случилось, когда у меня появились силы.
МГ: Ваша книга «Пересмотренный гештальт» сделала очень много, чтобы привлечь мир гештальт сообщества к новым размышлениям об участии фона в образовании фигуры и к формальному пересмотру того, что традиционно именовалось нарушениями границы контакта.
ГУ: По крайней мере, эта книга заостряет внимание на предмете. Мой давний друг и оппонент Жан Мари Робин в своей рецензии на «Пересмотренный гештальт» задавал скорее добродушный вопрос: « У меня остается вопрос, почему самая интересная тема книги о структуре фона оставлена напоследок?».
МГ: Да, об этом идет речь в двух последних главах.
ГУ: И на самой последней странице! О том же самом он спросил меня при встрече. Очень игриво и с лукавством в глазах, и столь же я спросил его: «Жан Мари, разве вопрос уже не содержит ответ? Если бы я имел что сказать об этом, я сказал бы об этом вначале!» (Смеется). Я написал книгу для того, чтобы разрушить модель, сфокусированную на фигуре и стимулировать дискуссию о динамических аспектах фона. Даже те, кого весьма встревожены этим предметом, откликнулись на основные положения книги вполне творческим образом. Некоторыми способами Мне кажется, книга представляет большой интерес скорее как основа для диалога и работы, которую она стимулирует, чем сама по себе.
МГ: Я действительно поражен степенью международного внимания, которую вызвала книга, и тем, что она очертила для мирового гештальт сообщества исходные позиции для диалога о современной гештальт-теории. Мне кажется, что самые большие трудности в гештальт сообществе состоят в том, что преобладающее большинство наших публикаций ясно описывают лишь треть нашей практики, и часто, как и пятнадцать лет назад, оставляя за пределами самые важные, дискуссионные аспекты практики современной гештальт-терапии. Мне кажется, что за последние восемь лет ситуация начала меняться; однако, мы все еще предстоит длинный путь, чтобы действительно дать знать всему терапевтическому сообществу о том, на что мы в самом деле способны в постмодернистскую эру конструктивистского мышления.
ГУ: Гештальт сообщество - это не сообщество писателей. Мы являемся устным сообществом практиков. 
Мне долго причиняло боль, что Кэролайн Лукенсмейер, которая ввела гештальт организационное консультирование в сферу политики, ничего так и не написала. В 1974 году Джимми Картер, еще не достигший своих высот мало неизвестный губернатор Джорджии, взял на себя неблагодарную задачу руководителя Национального избирательного комитета Демократической партии. И он был тем парнем, который, зная о современных методах управления, был готов к тому, чтобы сделать избирательный процесс более структурированным, поэтому он предложил Кэролайн и Линн провести тренинги для кандидатов-новичков от демократической партии со всей страны, которые баллотировались в конгресс и сенат. Для создания команды Кэролайн и Линн использовали динамические гештальт группы. И, как оказалось, для демократов это был просто фантастический год, большинство людей, прошедших тренинги, выиграли! Я уверен, что они не были единственной причиной, но без всяких сомнений, их ресурсы были задействованы лучше, чем у оппозиции. Поэтому, когда демократы стали вновь нуждаться в команде, которую собирались отправить работать в Вашингтон, они снова обратились к Кэролайн, которая помогла им прежде. После этого она работала руководителем администрации губернатора Огайо и затем в команде Клинтона как организационный консультант.
МГ: Она выступила с впечатляющей лекцией на первой международной конференции Ассоциации развития гештальт-терапии в Нью-Орлеане, и я знаю, сколь богатой была ее личная история.
ГУ: Она была очаровательна, но подобно многим продвинутым гештальтистам, она не хотела писать. Это - все соответствовало тому, что вы говорили о влиянии гештальт модели и тому, насколько мало людей осознают наш реальный вклад за пределами поверхностного понимания Фрица Перлза. Новшества в гештальт модели всегда обгоняли теоретические публикации, и часто так и не были описаны вовсе.
МГ: Да, в гештальт-терапии есть намного больше, чем только история Фрица. Фриц был только началом, но были и сотни других гештальтистов во всем мире, занимавшихся интересными вещами. Конечно, Кэролайн Лукенсмейер была одной из них.
ГУ: Это было одной из причин, которая заставила Эдвина Невиса в конце восьмидесятых годов основать издательство «GIC Press». В 1989 году он передал его Джиму Кеплеру и мне. Эдвин всегда что-то основывал, и затем передавал другим. Так происходило многократно. Он был очень плодовитым творцом, который создавал много учреждений, и затем передавал их другим представителям сообщества. Он не хочет держаться за них. Он рождает их и дает им толчок в жизнь. Он сеет их, создает структуру, осуществляет несколько операций и отдает ее вам. Я не хочу сказать, что он никогда не бывал критически настроен, но, несомненно, он не стремился к контролю. Его отличала неизменная благосклонность, которая столь редка. Благосклонность основоположника, не стремящегося к контролю.
МГ: Ваше описание, по всей видимости, говорит о его ориентации на поле как действительно организмическую, саморегулирующуюся систему.
ГУ: Конечно, и она была реальным воплощением теоретической позиции, того, я уже говорил об этом, что, прежде всего, меня привлекало меня в Кливленде. Мы постарались сделать нашей миссией в издательстве преодоление дефицита публикаций и книг в области гештальт-терапии, неоднократно заявляя, что (A) гештальт-подход не существует на авансы, он должен себя предъявлять и (B)мы не стоим в стороне современные дискуссии о том, как работать с людьми.
МГ: Вы имеете в виду серьезную обеспокоенность, которую выражают профессиональные журналы и некоторые публикации? Мне кажется, что, если гештальтисты и писали, то писали, в основном, для себя, а не поля, как целого.
ГУ: Зато вы пользуетесь огромным влиянием. Психоаналитики недавно изобрели отношения!
МГ: В некотором смысле они, кажется, делают важную работу, озвучивая теорию отношений.
ГУ: Конечно, они ведь писатели по природе и имеют традицию ясно сформулированного исследования опыта личности в соответствии с их теоретическими установками. Я думаю, у нас есть инструменты получше. Даже блестящие писатели вроде Кристофера Боулза и других неоаналитических авторов, принадлежащих традиции Винникотта, школе объектных отношений, создают помехи своими терминами их собственному наследию, и их бы освободила модель, четко ориентированная на поле.
МГ: Мне кажется, даже самые прогрессивные аналитические школы психологии Самости и интерсубъектности обречены вырасти из психоаналитической кушетки, на которой были рождены.
ГУ: Кохут прошел это и в конечном счете освободил себя от фрейдовской психологии, хотя, остался в парадигме индивидуализма с установкой об изолированной Самости (Self). Ближе всего он действительно подошел к перспективе отношений, когда сказал, что потребность Самости (Self)в ее объектах реализуется в жизни. Помня о том, что Фрейд на ином языке сказал бы, что потребности в отношениях являются инфантильными, Кохут, совершая радикальный отрыв, говорит, они не инфантильны, и мы никогда не перерастаем потребности, которую он называет потребностью в объектах Самости (Self). Что представляет собой объект Самости (Self)? Это - человек! Иногда он представляет собой внутреннюю репрезентацию, идеал или иной субъективный опыт, но, в основном, в модели теории отношений мы говорим о других людях. Но в силу традиции солипсизма, которая пронизывает всю нашу культуру, когда мы говорим о Самости (Self), наша ручка так и тянется к словам «В отличии от другого».
МГ: Вы говорите о том, что мы допускаем отношения противоположностей?
ГУ: Я говорю, что вне зависимости от того, насколько важными являются отношения Self и другого, в большинстве моделей в психологии они содержат якобы присущие им ограничения, и часто допускается, что сумма всех отношений равна нулю. Имеется в виду, если вы выражаете себя в большей мере, я должен проявить себя меньше. Если я выражаю себя больше, вам остается меньше места. Или вы или я. Мысль, что ваше самовыражение фактически является частью моих потребностей и моей регуляции, не является чем-то, что имеет смысл в традиционных моделях. Но она имеет смысл в полевой модели Self Гудмена, в которой вы видите себя совершенно иначе.
МГ: Она выводит нас на целостную арене контакта, феноменологии и конструктивизма - Януса с двумя ликами, каждый из которых представляют собой целостную единицу с полноценной границей контакта и одновременно являются частью большей целого. Что-то вроде того, как индивид в семье является целым и одновременно частью большего организма, семьи. Где и как мы проводим линии границы контакта между людьми, организмами или экосистемами является весьма субъективным действием, зависящим от условий поля и оказывающим поразительное влияние на нашу индивидуальную и культуральную идентичность.
ГУ: Оно является в высшей степени изменчивой и субъективной конструкцией в соответствии с вложенной в настоящее время энергией. Мы склонны защищаться от того, чтобы обращать внимание, замечать, определять или воспринимать чувственные различия в поле. Чувственные различия (свидетельствующие о том, что эта часть поля не похожа на другую), и они в первую голову ведут к тому, что я чувствую себя вовлеченным в актуальную ситуацию, и являются моей границей контакта. Это моя организация поля. Граница контакта представляет собой особенности этой организации. Контакт - это моя организация поля, и граница отражает особенности этой организации.
МГ: Вы говорите, словно Курт Левин.
ГУ: Конечно, поскольку Левин посеял семена того, как учить нас размышлять, организация поля зависит от моих ценностей и целостной актуальной ситуации. Это может начать напоминать хаос, если вы покидаете старое позитивистское, индивидуальное Self, описанное фрейдовской моделью, в которой Самость (Self) предшествует отношениям. Гудмен обеспечивает нас инструментом для деконструкции этого положения и оставляет нас с языком, чтобы говорить об этом.
МГ: Определенно, буддистское понятие о растворении Я прекрасно подходит тому, что вам предлагают, наряду с многими экзистенциалистскими, диалогическими и феноменологическими формами опыта собственного опыта. Однако, я думаю то, что дает гештальт-подходу наше структурированное, ориентированное на запрос понимание организующих принципов - это непрерывность опыта Self.

Благодарим Александра Моховикова за предоставленный перевод интервью.