Автор книги: Сирил Паркинсон

Книга: Сирил Паркинсон. Законы Паркинсона

Сирил Паркинсон - Сирил Паркинсон. Законы Паркинсона читать книгу онлайн

-----------------------------------------------------------------------
Изд. "Прогресс", М., 1989.
OCR & spellcheck by HarryFan, 24 August 2000
-----------------------------------------------------------------------

Посвящается Энн

ЗАКОН ПАРКИНСОНА

(Пер. - Н.Трауберг)

ОТ АВТОРА

Подросткам, учителям и авторам пособий по истории государственных
учреждений и политике кажется, что мир сравнительно разумен. Они думают,
что люди свободно выбирают своих представителей из тех, к кому питают
особое доверие. Они полагают, что самые умные и самые дельные из этих
избранных становятся министрами. Они воображают, как заправилы
промышленности, свободно выбранные акционерами, облекают деловой
ответственностью тех, кто проявил себя на более скромной работе. Все это
бодро утверждается или тихо подразумевается во многих книгах. Тем же, кто
хоть как-то знает деловую жизнь, предположения эти просто смешны. Высокий
совет благородных мудрецов существует лишь в мозгу учителя, и потому
небесполезно напоминать иногда о правде. Не думайте, мы не хотим отвадить
любознательных от ученых книг, повествующих о деловой и административной
жизни. Пусть читают, если воспримут их как чистый вымысел. В одном ряду с
романами Хаггарда и Уэллса, сочинениями о космосе или о пещерном человеке
книги эти никому не повредят. Если же воспринимать их как научное пособие,
они принесут больше вреда, чем на первый взгляд кажется.
Встревоженный тем, что думают другие о чиновниках или о новых зданиях,
я пытался показать интересующимся, как все обстоит на самом деле. Умный
человек догадается - даже для того, чтобы хоть как-то показать правду,
понадобилось много перевидать. Предполагая, однако, что не все читатели
одинаково умны, я прилежно рассказываю при случае о том, как много
проделано исследований. Представьте себе, сколько таблиц, карточек,
вычислительных машин, справочников и счетчиков могло понадобиться для
такого труда. Поверьте, что их было много больше и что истины, открытые
здесь, плод не только незаурядного дара, но и большой исследовательской
работы. Быть может, кому-нибудь покажется, что надо бы подробнее описать
опыты и расчеты, на которых зиждется моя теория. Пусть он прикинет,
однако, что такую длинную книгу и дольше читать, и труднее купить.
Хотя в каждый из этих очерков вложены годы кропотливого труда, не
думайте, что здесь сказано все. Новые открытия ставят перед нами новые
задачи. Так, знатоки военного искусства установили обратно
пропорциональную зависимость между числом убитых солдат противника и
числом наших генералов. Недавно ученые обратили внимание на степень
неразборчивости подписей и попытались установить, в какой именно точке
успешной карьеры сам начальник уже не может ее разобрать. Что ни день, то
открытие, так что, по всей вероятности, это издание сменят новые, более
полные.
Я хотел бы поблагодарить издателей, разрешивших перепечатать некоторые
из очерков. Почетное место займет издатель журнала "Экономист", в котором
"Закон Паркинсона" впервые явился человечеству. Ему же я обязан правом
перепечатки "Председателей и комитетов" и "Пенсионного возраста". Еще
несколько очерков были напечатаны в журналах "Харперс мэгезин" и
"Репортер".
Я особенно благодарен художнику Осберту Ланкастеру [оформлял английское
издание] за то, что он прибавил легкости труду, который мог бы показаться
суховатым широкому читателю.
Обязан я издательству "Хафтон Мифлин", которое первым опубликовало
книгу в США. Без его поддержки я бы мало на что решился, а добился бы еще
меньшего. И наконец, я признателен математику, чья наука порою смутит
читателя. Ему (впрочем, по другой причине) и посвящена книга.

ЗАКОН ПАРКИНСОНА, или Растущая пирамида

Работа заполняет время, отпущенное на нее. Это всем известно, что
явствует из пословицы: "Чем больше времени, тем больше дел". Так, ничем не
занятая старая дама может целый день писать и отправлять письмо племяннице
в Богнор-Риджис. Час она проищет открытку, час проищет очки, полчаса -
адрес, час с четвертью будет писать и двадцать минут - решать, нужен ли
зонтик, чтобы опустить письмо на соседней улице. То, что человек занятой
проделает за три минуты, измотает другого вконец сомнениями, тревогами и
самим трудом.
Поскольку работа (писанина в особенности) так растягивается во времени,
ясно, что объем ее никак (или почти никак) не связан с числом выполняющих
ее людей. Когда делать нечего, совсем не обязательно лениться. Когда
делать нечего, не обязательно сидеть сложа руки. Дело тем важнее и
сложнее, чем больше времени на него отпущено. Все это знают, но мало
изучены последствия этого правила, особенно в области административной.
Политики и налогоплательщики почти никогда не сомневаются в том, что
чиновничьи штаты так растут, потому что дел все больше. Циники, оспаривая
этот взгляд, предположили, что многим чиновникам делать просто нечего или
что они могут работать все меньше. Но ни вера, ни безверие не приблизились
к истине. Истина же в том, что количество служащих и объем работы
совершенно не связаны между собой. Число служащих возрастает по закону
Паркинсона, и прирост не изменится от того, уменьшилось ли, увеличилось
или вообще исчезло количество дел. Закон Паркинсона важен тем, что он
основывается на анализе факторов, определяющих вышеуказанный прирост.
Ценность этого недавно открытого закона зиждется в основном на
статистических данных, которые мы вскоре приведем. Однако обычному
читателю любопытней узнать, какие факторы обусловливают ту тенденцию,
которую выразил наш закон. Опустив технические подробности (которых
немало), мы можем выделить две основные движущие силы. Для нынешних наших
надобностей облечем их в форму двух почти аксиоматических положений:
1) чиновник множит подчиненных, но не соперников;
2) чиновники работают друг для друга.
Чтобы освоить фактор 1, вообразим, что некий чиновник А жалуется на
перегрузку. В данном случае неважно, кажется это ему или так оно и есть;
заметим, однако, что ощущения А (истинные или мнимые) могут порождаться и
упадком сил, неизбежным в среднем возрасте. Выхода у него три. Он может
уйти; он может попросить себе в помощь чиновника В; он может попросить
двух подчиненных, С и D. Как правило, А избирает третий путь. Уйдя, он
утратил бы право на пенсию. Разделив работу с равным, ему В, он рискует не
попасть на место W, когда оно наконец освободится. Так что лучше иметь
дело с двумя подчиненными. Они придадут ему весу, а он поделит работу
между ними, причем только он один будет разбираться и в той, и в другой
категории дел. Заметьте, что С и D практически неразлучны. Нельзя взять на
службу одного С. Почему же? Потому что он разделил бы работу с Л и стал бы
равен ему, как отвергнутый В, и даже хуже, он метил бы на место А. Итак,
подчиненных должно быть не меньше двух, чтобы каждый придерживал другого,
боясь, как бы тот его не обскакал. Когда на перегрузку пожалуется С (а он
пожалуется), А с его согласия посоветует начальству взять и ему двух
помощников. Чтобы избежать внутренних трений, он посоветует взять двух и
для J. Теперь, когда под его началом служат еще и Е, F, G, Н, продвижение
А по службе практически обеспечено.
Когда семеро служащих делают то, что делал один, вступает в игру фактор
2. Семеро столько работают друг для друга, что все они загружены
полностью, а А занят больше, чем прежде. Любая бумага должна предстать
перед каждым. Е решает, что она входит в ведение F, F набрасывает ответ и
дает его С, С смело правит его и обращается к D, а D - к G. Однако G
собрался в отпуск и передает дело Н, который снова пишет все начерно за
подписью Д и вручает бумагу С, а тот в свою очередь просматривает ее и
кладет в новом виде на стол А.
Что же делает А? Он мог бы с легким сердцем подписать не читая, так как
ему есть о чем подумать. Он знает, что в будущем году он займет место W и
должен решить, С или D заменит его самого. Он же решит, идти ли в отпуск G
- вроде бы еще рановато, и не отпустить ли лучше H по состоянию здоровья -
тот плохо выглядит, и не только из-за семейных неурядиц. Кроме того, надо
оплатить F работу на конференции и отослать в министерство прошение Е о
пенсии. А слышал, что Д влюблен в замужнюю машинистку, а G неизвестно
почему поссорился с F. Словом, А мог бы подписать, не читая. Но не таков
А. Как ни терзают его проблемы, порожденные самим существованием его
коллег, совесть не позволит ему пренебречь долгом. Он внимательно читает
документ, вычеркивает неудачные абзацы, привнесенные С и H, и возвращает
его к тому виду, который был избран изначально разумным (хотя и склочным)
F. Правит он и стиль - никто из этих юнцов языка своего толком не знает, -
и в результате мы видим тот вариант, который создал бы А, если бы С, D, Е,
F, G и H вообще не родились. Но вариант этот создало множество людей, и
ушло на него немало времени. Никто не отлынивал от работы, все старались.
Лишь поздно вечером А покидает свой пост, чтобы пуститься в долгий путь
домой. Теперь во всех окнах его учреждения гаснет свет и тьма сгущается,
знаменуя конец еще одного нелегкого трудового дня. А уходит одним из
последних, сильно сутулясь, и думает с кривой улыбкой, что поздний час,
как и седина, - возмездие за успех.
Человеку, изучающему структуру и работу государственных учреждений,
этот экскурс покажет, что чиновники в той или иной степени подвержены
размножению. Однако мы еще не говорили о том, сколько времени проходит
обычно между вступлением А в должность и днем, с которого начнется
трудовой стаж Н. Собрано множество статистических данных, изучение которых
и позволило вывести закон Паркинсона. Подробный их анализ занял бы слишком
много места, но читателю будет интересно узнать, что началась наша работа
с изучения смет Адмиралтейства. Дела здесь легче поддаются изучению, чем,
скажем, в министерстве торговли. Все сводится к цифрам и тоннам. Вот
некоторые данные. В 1914 г. во флоте служило 146.000 моряков, 3249
чиновников и 57.000 портовых рабочих. В 1928 г. моряков стало всего
100.000, докеров - 62.439, зато чиновников было уже 4558. Число военных
судов уменьшилось с 62 до 20, но служило в Адмиралтействе уже не 2000, а
3569 чиновников, образуя, как кто-то выразился, "могучий сухопутный флот".
Нагляднее все это будет в виде таблицы.

.............................. Год .......... Прирост или
Объект исчисления ...... 1914 ..... 1928 .... убыль, в %

Крупные корабли ............ 62 ..... 20 ... -67,74
Военные моряки (рядовой
и командный состав) .... 146000 . 100000 ... -31,5
Портовые рабочие ........ 57000 .. 62439 .... +9,54
Портовые служащие ........ 3249 ... 4558 ... +40,28
Адмиралтейские служащие .. 2000 ... 3569 ... +78,45

В свое время удивлялись, почему людей, нужных в бою, стало меньше, а
людей, годных лишь в конторе, - больше. Но нас интересует не это. Мы хотим
отметить, что 2000 чиновников 1914 года превратились к 1928 г. в 3569, а
работы не прибавилось. Личный состав флота за эти годы уменьшился на
треть, а количество судов на две трети. Более того, в 1922 г. стало ясно,
что в дальнейшем флот не увеличится, ибо количество судов было ограничено
Вашингтонским морским соглашением. Однако за 14 лет число адмиралтейских
чиновников возросло на 78%, т.е. на 5-6% в год. На самом деле, как мы
увидим, все шло не так ровно. Но сейчас нам важно одно - общий прирост.
Нельзя понять, почему так увеличилось число служащих, если не знаешь,
что оно подвластно определенному закону. Нам скажут, что именно в те годы
быстро развивалась морская техника. Самолет уже не был игрушкой чудаков.
Все шире применялись электроприборы. К подводным лодкам притерпелись.
Флотских инженеров стали, в общем, считать людьми. И мы бы не удивились,
увидев в платежных ведомостях больше чертежников, технологов, инженеров и
ученых. Но таких служащих стало лишь на 40% больше, тогда как штаты
Уайтхолла возросли почти на 80%. На каждого нового мастера или электрика в
Портсмуте приходилось два чиновника на Чэринг-кросс. Отсюда следует, что
прирост администрации примерно вдвое больше, чем прирост технического
персонала, тогда как действительно нужных людей (в данном случае моряков)
стало меньше на 31,5%. Впрочем, последняя цифра, как доказано, к делу не
относится - чиновники плодились бы с той же скоростью, если бы моряков не
было вообще.
Небезынтересно посмотреть, как шло дело дальше, когда адмиралтейский
штат в 8118 человек (1935) возрос до 33.788 (1954). Однако штат
министерства колоний в пору упадка империи представляет еще больший
интерес. Флотская статистика осложнена рядом факторов (скажем, морская
авиация), мешающих сравнивать один год с другим. Прирост в министерстве
колоний нагляднее, так как там нет ничего, кроме служащих. Статистика
здесь такова:

Год .. 1935 . 1939 . 1943 . 1947 . 1954
Штаты . 372 .. 450 .. 817 . 1139 . 1661

Прежде чем показать, с какою скоростью растут штаты, мы отметим, что
объем дел министерства отнюдь не был стабильным в эти годы. Правда, с 1935
по 1939 год население и территория колоний почти не изменились, зато к
1943 году они заметно уменьшились, так как много земель захватил
противник. К 1947 году они увеличились снова, но затем с каждым годом
уменьшались, ибо колония за колонией обретала самостоятельность. Казалось
бы, это должно отразиться на штатах министерства, ведающего колониями. Но,
взглянув на цифры, мы убеждаемся, что штаты все время растут и растут.
Рост этот как-то связан с аналогичным ростом в других учреждениях, но не
связан никак с размерами и даже с самим существованием империи. На сколько
же процентов увеличиваются штаты? Чтобы это установить, мы не должны
рассматривать военные годы, когда штаты росли очень быстро, а
ответственность падала. Показательней мирное время: около 5,24% от 1935 до
1939 г. и 6,55% от 1947 до 1954 г. В среднем - 5,89% в год, т.е.
практически то же самое, что и в штатах Адмиралтейства с 1914 по 1928 г.
В такой работе, как наша, неуместен более подробный статистический
анализ учрежденческих штатов. Мы только хотели прикинуть, сколько времени
проходит от поступления на работу того или иного служащего до поступления
его помощников.
Если говорить о самом приросте штатов, исследования наши показали, что
в среднем прирост этот равен 5,75% в год. Это дает нам возможность облечь
закон Паркинсона в математическую форму. В любом административном
учреждении в мирное время прирост служащих вычисляется по формуле:

X = (2s^m+l)/n,

где s - количество служащих, набирающих себе подчиненных, чтобы
продвинуться по службе; l - количество лет, проведенных на работе; m -
количество человеко-часов, потраченных на обработку материала; n -
количество нужных служащих; х - нужное число новых служащих в год.
Математикам ясно, что для вычисления прироста в процентах надо умножить
х на 100 и разделить на число служащих предыдущего года (y). Выглядит это
так:

100*(2s^m+l)/y^n %

Число это неизменно будет где-то между 5,17 и 6,56% независимо от
объема работы и даже при полном ее отсутствии.
Открытие этой формулы и общих принципов, на которых она основана, не
надо рассматривать, конечно, с политической точки зрения. Мы и не думаем
ставить вопрос о том, должны ли штаты расти. Если вы считаете, что это
уменьшает безработицу, дело ваше. Если вы сомневаетесь в устойчивости
экономики, которая зиждется на перекрестном чтении бумаг, это тоже ваше
дело. По-видимому, преждевременно решать, каким должно быть соотношение
между начальством и подчиненными. Однако, если какое-то предельное
соотношение есть, мы сможем вскоре вывести формулу, по которой вычислим,
за сколько лет достигается оно в любом данном сообществе. Эта формула, как
и предыдущая, не будет иметь политической ценности. Мы не устанем
повторять, что закон Паркинсона - чисто научное открытие и к текущей
политике он применим лишь на уровне теории. Ботаник не должен полоть
сорняки. Он вычислит скорость их роста, и с него довольно.

ОКОНЧАТЕЛЬНЫЙ СПИСОК, или Принципы отбора кадров

Нынешней администрации, и деловой, и правительственной, постоянно
приходится отбирать людей. Неумолимый закон Паркинсона гарантирует
непрестанную нужду в кадрах, но выбрать того, кого надо, не так легко.
Расскажем о методах отбора, применявшихся в былое время, и о методах
нынешних.
Раньше (а отчасти и теперь) применялись метод британский и метод
китайский. Оба они заслуживают внимания хотя бы потому, что принесли
гораздо больше пользы, чем вреда. Британский метод (старого типа) основан
на личной беседе, в которой соискатель должен объяснить, кто он такой.
Немолодые джентльмены, сидящие вокруг краснодеревого стола, спрашивают его
имя и фамилию. Предположим, он отвечает: "Джон Сеймур". Один из членов
комиссии интересуется: "А вы не родственник ли герцогу Сомерсетскому?" На
это соискатель, скорее всего, ответит: "Нет". Другой джентльмен скажет:
"Тогда, быть может, епископу Вестминстерскому?" Если и здесь ответом будет
"нет", третий джентльмен возопит: "Так _чей_ же вы родственник?" В том
случае, когда соискатель отвечает: "Ну, отец мой торгует рыбой в
Чипсайде..." - беседу можно считать исчерпанной. Комиссия переглядывается,
один из членов звонит, а другой говорит лакею: "Вывести". Одно имя
вычеркивается без обсуждений. Если следующим предстанет Генри Молине,
племянник графа Сефтонского, шансы его будут велики вплоть до появления
Джорджа Говарда, который сумеет доказать, что он - внук герцога
Норфолкского. Комиссия не встретит трудностей, пока ей не придется
выбирать между третьим сыном баронета и вторым, хотя и побочным, сыном
виконта. Но и тут можно справиться в специальной книге, так что выбор
прост, а нередко и удачен.
Адмиралтейская разновидность метода (напомним: старого типа) отличается
лишь тем, что выбор ограниченней. На адмиралов не действуют титулы как
таковые. Им важно, связан ли соискатель с моряками. Идеальный ответ на
второй вопрос: "Да, адмирал Паркер - мой дядя, капитан Фоли - отец,
коммодор Фоли - дед. Мать моя - дочь адмирала Харди. Капитан Харди
приходится мне дядей. Мой старший брат - лейтенант королевского флота,
другой мой брат учится в морском училище, а третий ходит в матроске". -
"Так, так, - говорит главный адмирал. - А почему вам вздумалось идти во
флот?" Ответ на этот вопрос практически безразличен, поскольку секретарь
уже отметил имя в списке. Если приходится выбирать из двух таких
соискателей, какой-нибудь адмирал попросит назвать номера такси, на
которых они приехали. Тот, кто честно ответит: "Не знаю", будет отвергнут,
а тот, кто быстро соврет "23-51", будет принят, как юноша с хваткой. Метод
нередко давал блестящие результаты.
Британский метод нового типа выработался в девятнадцатом веке, как
более уместный для демократической страны. Комиссия живо интересуется:
"Где учились?" И, услышав ответ: "Хэрроу", "Хейлибери" или "Регби", задает
второй вопрос: "Во что играете?" Хороший соискатель ответит на это: "Я
играю в теннис за Англию, в крикет за Йоркшир, в регби за клуб "Арлекин" и
в гандбол за "Винчестер". Тогда задают третий вопрос: "А в поло не
играли?" - чтобы он не возомнил о себе, хотя и без поло такой соискатель
заслуживает внимания. Если же на первый вопрос ответом будет "Уиглворт",
беседа не затянется. "Что?!" - удивится председатель. "А где это?" -
вскричат остальные, когда вопрошаемый повторит название. "В Ланкашире", -
объяснит он, и кто-нибудь для порядка все же спросит насчет игр, но ответ
"Настольный теннис за Уигэн, велосипедные гонки за Блекпул и биллиард за
Уиглворт" окончательно преградит ему путь. Возможны нечленораздельные
замечания о наглецах, расходующих чужое время. И этот метод давал неплохие
результаты.
Китайскому методу (старого типа) подражало в свое время столько наций,
что немногие помнят теперь о его происхождении. Метод сводится к
письменным испытаниям. Во времена династии Мин экзамен для самых способных
устраивали каждые три года и включал он три трехдневные сессии. В первую
сессию соискатель писал три сочинения и поэму в восьми четверостишиях. Во
вторую он писал пять сочинений на издавна установленные темы. В третью он
писал пять сочинений об искусстве управления. Тех, кто все сдал успешно
(процента два), допускали к последнему экзамену, который проходил в
столице. Длился он один день и включал одно сочинение на тему из текущей
политики. Выдержавшие этот экзамен могли стать чиновниками, и чем выше
была отметка, тем выше было и место. И эта система работала вполне
успешно.
Европейцы изучили ее где-то между 1815 и 1830 годом и применили в 1832
году в Ост-Индской компании. В 1854 г. эффективность метода проверила
комиссия с Маколеем во главе и ввела его в Англии на следующий же год. В
китайских испытаниях была особенно важна их литературная основа.
Соискатель доказывал знание классиков, легкость слога (и в стихах, и в
прозе) и редкую выносливость. Предполагалось, что классическое образование
и литературные способности свидетельствуют о годности к любой чиновничьей
службе. Предполагалось далее (без сомнения, правильно), что знания научные
не нужны нигде, кроме науки. Предполагалось, наконец, что выбор
практически невозможен, если соискатель экзаменуется по разным предметам.
Никто не в силах решить, сильнее ли один соискатель в геологии, чем другой
в физике, и потому удобно, когда есть возможность сразу их провалить. А
вот когда все пишут греческие или латинские стихи, достойнейшего выбрать
нетрудно. Знатоков классической словесности отправляли править Индией.
Тех, кто послабее, оставляли править Англией. Самых слабых отсеивали
вообще или посылали в колонии. Систему эту нельзя назвать негодной, но она
гораздо хуже тех, о которых мы уже рассказали. Во-первых, нельзя
гарантировать, что лучший знаток классиков не окажется ненормальным, -
нередко так и случалось. Во-вторых, могло оказаться, что способности
соискателя ограничивались писанием греческих стихов. Бывало и так, что
экзамен сдавал кто-нибудь другой, а сам соискатель в случае надобности не
мог написать стишка по-гречески. Таким образом, система больших плодов не
принесла.
Однако при всех своих недостатках она была плодотворней любой из
сменивших ее систем. Современные методы сводятся к проверке умственного
уровня и психологической беседе. Недостаток вышеозначенной проверки в том,
что победители не знают совершенно ничего. Они тратят столько времени на
подготовку к тесту, что ничего больше не успевают выучить. Психологическая
беседа приняла в наши дни форму так называемого "испытания в гостях".
Соискатель проводит приятный уик-энд, а за ним наблюдают. Когда он,
споткнувшись о коврик, вскрикнет: "А, черт!", наблюдатели, притаившиеся
поблизости, заносят в записные книжки "неуклюж" или "несдержан". Вряд ли
стоит описывать подробно этот метод, но результаты его очевидны и весьма
плачевны. Наблюдателям могут угодить лишь скрытные мелочные субъекты себе
на уме, которые мало говорят и ничего не делают. При таком методе нередко
из пятисот человек выбирают именно того, кто через несколько недель
окажется абсолютно непригодным. Без всякого сомнения, этот метод хуже
всех.
Какой же метод применять нам в будущем? Чтобы его найти, рассмотрим
один малоизвестный вид современной техники отбора. Переводчиков-китаистов
для министерства иностранных дел приходится искать так редко, что метод их
найма не получил широкой огласки. Предположим, понадобился переводчик и
отбирает его комиссия из пяти человек. Трое из них - чиновники, двое -
крупные ученые. На столе перед ними лежат горой 483 заявления с
рекомендациями. Все соискатели - китайцы, все как один окончили
университет в Пекине или Амое и совершенствовались по философии в
американских университетах. Большинство из них служило какое-то время на
Формозе. Некоторые приложили фотографии, другие осмотрительно
воздержались. Председатель комиссии обращается к тому из ученых, который
покрупнее: "Не скажет ли нам доктор Ву, какой соискатель наиболее пригоден
для нас?" Д-р Ву загадочно улыбается и говорит, указывая на гору бумаг:
"Ни один". - "Как же так, - удивляется председатель. - Почему?" - "Потому
что хороший специалист заявления не подаст. Побоится позора". - "Что же
нам делать?" - спросит председатель. - "Я думаю, - ответит д-р Ву, - надо
уговорить доктора Лима. Как по вашему, доктор Ли?" - "Да, - отвечает Ли, -
он подошел бы. Но мы, конечно, не можем его сами просить. Мы спросим
доктора Тана, не считает ли он, что доктор Лим согласится". - "Я не знаю
доктора Тана, - говорит Ву, - но я знаком с его другом, доктором Воном". К
этой минуте председатель уже не понимает, кто кого будет просить. Но суть
тут в том, что все заявления выбрасывают в корзину, а речь пойдет лишь о
человеке, который заявления не подавал.
Мы отнюдь не советуем повсеместно принять описанный метод, но делаем из
него полезный вывод: прочие методы плохи обилием соискателей. Конечно,
существуют простейшие способы уменьшить их количество. Сейчас широко
применяется формула: "Не старше 50, не моложе 20, и никаких ирландцев",
что несколько сокращает число претендентов. Но все же их остается много.
Нет никакой возможности выбрать одного из трехсот умелых людей, снабженных
прекрасными характеристиками. Приходится признать, что система неверна
изначально. Незачем привлекать такую массу народу. Но никто об этом не
знает, и объявления составлены так, что они неизбежно приманят тысячи.
Например, сообщают, что освободился высокий пост, так как занимавшее его
лицо теперь в палате лордов. Платят много, пенсия большая, делать не
придется ничего, привилегий масса, побочные доходы огромны, на службу
ходить не надо, предоставляется служебная машина, командировки можно брать
в любое время. Соискатель должен представить, когда сможет, копии (не
оригиналы) трех справок. Что же выйдет? Дождем посыпятся заявления, в
основном от умалишенных и от майоров в отставке, наделенных, по их словам,
административными способностями. Остается сжечь их все и начинать сначала.
Легче и выгодней было бы подумать сразу.
Если же подумать, увидишь, что идеальное объявление привлечет одного
человека, и того именно, кто нужен. Начнем с предельного случая:

"Требуется акробат, который может пройти по проволоке на высоте 200 м
над бушующим пламенем. Ходить придется дважды в день, по субботам -
трижды. Плата - 25 фунтов в неделю. Ни пенсии, ни компенсации за увечье не
будет. Явиться лично в цирк "Дикий Кот" от 9 до 10".

Быть может, слог и не очень хорош, но цель ясна: нужно так уравновесить
риском денежную выгоду, чтобы не явилось больше одного соискателя. О
мелочах тут спрашивать не придется. Тех кто не очень ловко ходит по
проволоке, объявление не привлечет. Незачем указывать, что претендент
должен быть здоровым, непьющим и не подверженным головокружению. Это
поймут без слов. Незачем и говорить, что не годятся люди, страдающие
высотобоязнью. Они и так не придут. Искусство тут в том, чтобы плата
соответствовала опасности. 1000 фунтов в неделю может приманить человек
десять, 15 фунтов не приманят никого. Где-то посередине - нужная сумма,
которая и привлечет того, кто годится. Если придут двое, это значит, что
мы завысили цифру.
Теперь возьмем для сравнения менее редкостный случай:

"Требуется археолог высокой квалификации, готовый провести пятнадцать
лет на раскопках инкских захоронений в поселке Геенна, на Аллигаторовой
реке. По окончании работ обеспечен титул или орден. Пенсия полагается, но
ни разу не понадобилась. Оклад - 2000 фунтов в год. Заявление в трех
экземплярах подавать директору Норокопательного института, Гроб, Иллинойс,
США".

Здесь и дурные и хорошие стороны строго уравновешены. Нет нужды
уточнять, что от соискателя требуются терпение, упорство и смелость. Сами
условия отсекают всех не обладающих этими свойствами. Нет нужды писать,
что нужен одинокий человек. Нет нужды оговаривать, что он должен быть
помешан на раскопках, - никто, кроме помешанных, и не откликнется. Их
может быть трое, но для двоих оплата окажется слишком низкой. Третьего
привлечет награда. По-видимому, если мы предложим орден св.Михаила,
заинтересуются двое, а если предложим орден Британской империи, не
заинтересуется никто. В нашем же случае заявление будет одно. Соискатель
не в своем уме, но это неважно. Именно он нам и требуется.
Вы скажете, что не так уж часто нужны акробаты и археологи, обычно
приходится искать людей для менее странных занятий. Это верно, но принципа
это не меняет, только применять его труднее. Предположим, нам потребовался
премьер-министр. В наше время тут прибегнут к выборам, и результат будет
ужасен. Если же мы обратимся к сказкам нашего детства, то узнаем, что в
сказочные времена применялись более эффективные методы. Когда король
выбирал мужа для старшей или единственной дочери, а тем самым - своего
преемника, он придумывал систему препятствий, которые преодолеет лишь
достойный. И лишь достойный останется живым. У королей той трудно
определимой поры было все нужное для таких испытаний. Волшебники, бесы,
феи, вампиры, оборотни, гиганты и карлики входили в число их подданных,
земли их были усеяны заколдованными горами и рощами, изрезаны огненными
реками, начинены кладами. Казалось бы, нынешним правителям приходится
труднее. Но это еще вопрос. Психологи, психиатры, психопатологи,
статистики и эксперты не хуже (хотя и не лучше) злых ведьм и добрых фей.
Кино, телевидение, радио и рентген не хуже (хотя и не лучше) волшебных
палочек, хрустальных шаров, скатертей-самобранок и плащей-невидимок. Во
всяком случае, одно другого стоит. Нужно лишь заменить сказочную технику
современной, что, как мы убедимся, несложно.
Первым делом мы устанавливаем, какими свойствами должен обладать
премьер-министр. В разных случаях свойства эти разные, но все же их надо
записать и на их счет договориться. Предположим, вам кажется, что свойства
эти: 1) энергия, 2) смелость, 3) патриотизм, 4) опыт, 5) популярность и 6)
красноречие. Однако любой соискатель найдет их у себя. Конечно, можно
осложнить дело, уточнив требования: 4) _опыт в укрощении львов_ и 6)
_умение красноречиво говорить по-китайски_, но это не наш путь. Мы хотим,
чтобы нужные качества проявлялись не в особой форме, а в высшей степени,
другими словами, чтобы лучший соискатель был _самым_ энергичным, смелым,
патриотичным, опытным, популярным и красноречивым в стране. Такой человек
- один, и он-то нам и нужен. Значит, надо составить объявление так, чтобы
всех других исключить. Выйдет примерно следующее:

"Требуется премьер-министр Руритании. Рабочие часы - с 4 утра до 11:59
вечера. Соискатель должен выдержать три раунда с чемпионом в тяжелом весе
(в перчатках). По достижении пенсионного возраста (65 лет) - мучительная
смерть во имя родной страны. Если соискатель знает парламентскую процедуру
лишь на 95%, он будет физически уничтожен. Если он соберет меньше 75%
голосов при проверке популярности по методу Гэллапа, он также будет
уничтожен. Кроме того, соискатель должен обратиться с речью к съезду
баптистов и склонить их к изучению рок-н-ролла.
В случае провала будет уничтожен. Явиться в спортклуб (с черного хода)
19 сентября в 11:15. Перчатки предоставляются; кеды, майка и шорты -
свои".

Заметьте, что это объявление разом освобождает от хлопот, связанных с
анкетами, справками, фотографиями, рекомендациями и списком. Если все
написать как следует, придет только один соискатель и сможет сразу или
почти сразу приступить к работе. А если не придет никто? Значит, надо
написать иначе, в чем-то мы завысили требования. То же самое небольшое
объявление предложим в измененном виде. Например, 95% заменим на 85, 75 -
на 65, а три раунда - на два. И так далее, пока соискатель не придет.
Предположим, однако, что придут двое или трое. Это покажет, что мы
допустили промах в научных расчетах. Быть может, мы слишком занизили
проценты - их должно быть 87 и 66. Как бы то ни было, дело плохо. В
приемной два, а то и три соискателя. Надо выбирать, а мы не вправе тратить
на это все утро. Можно, конечно, начать испытания и отсеять менее
достойных. Но есть и более быстрый путь. Примем, что у всех троих есть все
нужные качества. Остается прибавить еще одно и провести простейшую
проверку. Мы спрашиваем какую-нибудь девицу (машинистку или секретаршу):
"Который вам больше нравится?" Она тут же отвечает, и вопрос решен. Нам
возразят, что мы полагаемся здесь на чистую случайность, как бы бросаем
монету. Это не так. Мы просто ввели новое качество - мужскую
привлекательность.

ПРЕДСЕДАТЕЛИ И КОМИТЕТЫ, или Коэффициент бесполезности

Для нашей темы очень важно изучить жизненных цикл комитета, и поистине
удивительно, что наука комитетология так мало разработана. Первый
простейший ее принцип гласит, что комитет принадлежит к царству живой
природы - он не кристалл, а растение. Комитет пускает корни, растет,
цветет, вянет и умирает, а из семени его в свой черед вырастают другие
комитеты. Без этого принципа не поймешь структуры и истории современного
управления.
Все знают теперь, что комитеты бывают двух видов: а) те, которые что-то
дают своим членам, и б) те, которые от них только берут. Второй вид не
слишком важен для нас, и вообще многие сомневаются, причислять ли его к
комитетам. Первый же, более жизнеспособный, дает нам возможность выявить
принципы, свойственные комитету как таковому. Корни комитета тем глубже и
сам он тем солидней, чем больше веса и власти дает он своим членам. Почти
во всем мире такие комитеты зовутся кабинетами. В этой главе мы
внимательно рассмотрим кабинеты разных стран и разных времен.
Взглянув на кабинеты в микроскоп, комитетоведы, историки и даже те, кто
кабинеты формирует, единодушно установили, что идеальное число членов -
пять человек. При таком численном составе кабинет непременно приживется.
Два его члена смогут всегда отсутствовать по болезни или по иной причине.
Пятерых легко собрать, а собравшись, они способны действовать быстро,
умело и тихо. Четверым из них можно поручить финансы, иностранные дела,
оборону и правосудие. Пятый, не сведущий ни в чем, станет председателем
или премьером.
Однако, как ни удобно число пять, мы видим, что нередко в кабинет
входит семь, а то и девять человек. Так бывает почти везде, кроме разве
Люксембурга и Гондураса, и объясняют это тем, что областей управления не
четыре, а больше. На самом деле есть и другая причина. В кабинете из
девяти человек трое вершат политику, двое поставляют сведения, один
напоминает о финансах. Со свободным от дела председателем получается семь
человек. Остальные двое, по-видимому, нужны для красоты. Такое
распределение обязанностей впервые обнаружено в Англии около 1639 года, но
нет сомнения в том, что безумная мысль втиснуть в один комитет более трех
говорунов пришла людям в голову намного раньше. Мы практически ничего не
знаем о назначении двух молчаливых членов, но у нас есть основания
полагать, что на этой, второй стадии развития кабинет без них работать не
может.
На свете есть кабинеты, застрявшие на второй стадии. В них по девять
человек. Однако таких кабинетов мало (мы вспоминаем лишь Коста-Рику,
Эквадор, Северную Ирландию, Либерию, Уругвай и Панаму). В странах побольше
кабинеты разрослись. Туда вошли новые члены, иногда они вроде бы знают еще
что-то нужное, но чаще просто очень вредят, если их в кабинет не ввести.
Чтобы их утихомирить, приходится непрестанно с ними советоваться. По мере
их включения (и успокоения) число членов ползет от десяти к двадцати. На
этой, третьей, стадии дела идут много хуже.
Прежде всего очень трудно собрать столько народу. Один уезжает 18-го,
другой не вернется до 21-го, третий занят по вторникам, четвертый - по
утрам. Но это еще не все. Когда их соберешь, большинство окажутся
дряхлыми, усталыми, косноязычными и глухими. Лишь немногие из членов
отбирались с расчетом на то, что они будут или могут приносить пользу.
Большую часть, скорее всего, ввели, чтобы угодить какой-нибудь внешней
группировке, и задача их - сообщать своим, как идут дела. С секретностью
покончено, и самое скверное то, что членам теперь приходится готовить свои
выступления. Докладчик произносит речь, а потом рассказывает друзьям то,
чего в речи не было. Чем крепче утверждаются ненужные члены, тем громче
требуют обойденные группы, чтобы ввели их представителей. Число членов
переползает в третий десяток. И кабинет вступает в четвертую, последнюю
стадию.
Когда в кабинете от 20 до 22 членов, он внезапно претерпевает особое
химическое или органическое превращение, природу которого нетрудно понять
и описать. Пять полезных членов встречаются отдельно и что-то решают.
Кабинету практически делать нечего, тем самым в него можно ввести сколько
угодно народу. Лишним членам не понадобится лишнее время, ибо все
заседания теперь - пустая трата времени. Внешние группы довольны, их
ставленников принимают всех беспрепятственно, и не скоро поймут они, что
победа их призрачна. Двери открыты, число членов приближается к 40, растет
дальше. Может оно дорасти и до тысячи. Это уже неважно. Кабинет больше не
кабинет, и прежние его функции выполняет другое, малое сообщество.
За историю Англии такой жизненный цикл проворачивался пять раз. У нас
нет доказательств, что первый кабинет - Королевская Курия, именуемый ныне
палатой лордов, - включал когда-то всего пять человек. Мы впервые узнаем
об этом кабинете, когда он уже утратил свою малочисленность и
наследственных членов в нем - от 20 до 50. По мере того как он рос, сила
его убывала. В 1601 году в нем было около 60 членов, в 1661 - около 140, в
1760 - около 220, в 1850 - около 400, в 1911 - около 650 и в 1952 - около
850.
Когда же другой, меньший комитет зародился в его утробе? Примерно в
1257 году. Члены его назывались лордами Королевского Совета, и было их
меньше десяти. В 1378 г. их было всего 11, и столько же в 1410. В
правление Генриха V они вдруг стали плодиться. В 1433 г. их 20, в 1504 -
41, а когда дело дошло до 172, Совет собираться перестал.
Однако внутри него образовался кабинет третьего воплощения - Тайный
Совет о девяти членах. В 1540 их стало 20, в 1547 - 29, в 1558 - 44. Тут
польза его прекратилась, хотя он рос и дальше. В 1679 в нем было 47
членов, в 1723 - 67, в 1902 - 200, в 1951 - 300.
В Тайном Совете в свою очередь образовался так называемый Совет
кабинета, с успехом перенявший его функции около 1615 года. Поначалу он
состоял из 8 членов, в 1700 году - из 12, в 1725 - из 20. Около 1740 года
его сменила выросшая в его лоне группа лиц, именуемая просто кабинетом.
Его развитие будет наглядней в виде таблицы (см. ниже).
С 1939 года, как мы видим, идет борьба за его спасение, подобная той,
которую вели при Елизавете I, чтобы спасти Тайный Совет. В 1940 г. кабинет
еле дышал, а в нем вырисовывался кабинет поменьше (из 5, 7 или 9 членов),
готовый занять его место. Однако не совсем ясно, чем это кончилось. Вполне
возможно, что британский кабинет и сейчас приносит пользу.

Год ........ 1740 1784 1801 1841 1885 1900 1915
Число членов .. 5 .. 7 . 12 . 14 . 16 . 20 . 22

Год ........ 1935 1939 1940 1945 1949 1954
Число членов . 22 . 23 . 16 . 20 . 17 . 18

По сравнению с британским кабинет США проявил исключительную
устойчивость и развиваться не желал. В нем было как раз 5 членов в 1789
году, всего 7 около 1840, 9 к 1901, 10 к 1913, 11 к 1945 и - против всех
обычаев - снова 10 к 1953. Мы не знаем, продержится ли тенденция к
сокращению, возникшая в 1947 году. Судя по опыту, все пойдет, как прежде.
Но пока что США, подобно Гватемале и Сальвадору, отличаются редкой
малочисленностью кабинета, в котором меньше министров, чем в кабинетах
Никарагуа или Парагвая.
Что же творится в прочих странах? В большинстве государств число членов
колеблется от 12 до 20. Мы взяли 60 с небольшим стран, и средняя цифра
оказалась 16; самые же любимые цифры - 15 (встречается семь раз) и 9
(снова семь). Интереснее всего дело обстоит в Новой Зеландии, где министр
земледелия, министр лесного хозяйства и министр по делам маори - один
человек, отвечающий к тому же за маорийское Кредитное общество и за охрану
природы. На новозеландском банкете распорядитель порой призывает
собравшихся выслушать застольную речь "заместителя премьер-министра,
министра здравоохранения, в ведении которого также государственные ссуды,
перепись населения, реклама, информация и статистика". К счастью, в других
странах эта восточная пышность встречается редко.
Изучение британской истории показало нам, что кабинет становится
бесполезным, когда число его членов доходит до 20 или 21. И Королевская
Курия, и Королевский Совет, и Тайный Совет достигли этой цифры, когда
начался их упадок. Нынешний кабинет до этого числа не дошел, удержавшись
на краю пропасти. Отсюда, казалось бы, можно вывести, что кабинеты или
комитеты, в которых больше 21 члена, теряют реальную власть. Ряд
комитетоведов разделяет эту точку зрения. Другие полагают, что без
вдумчивого исследования нельзя принимать за рубеж число 21. Однако все
согласны в том, что коэффициент бесполезности должен лежать между 19 и 22.
Попытаемся обосновать эту гипотезу. Чтобы это сделать, необходимо четко
различать факт и теорию, симптом и заболевание. Главный симптом ясен:
известно, что, если собралось больше 20 человек, все меняется. На разных
концах стола идут разные разговоры, и, чтобы привлечь внимание,
выступающий вынужден встать. А встав, он, хотя бы по инерции, произнесет
длинную речь. "Господин председатель, - начнет он, - надеюсь, я могу
утверждать, не страшась возражений - ведь опыт мой насчитывает двадцать
пять, а если быть абсолютно точным, все двадцать семь лет, - что мы должны
отнестись к делу исключительно серьезно. Огромная ответственность лежит на
нас, и я лично..."
Тем временем люди полезные (если они присутствуют) пишут друг другу
записочки: "Позавтракаем завтра вместе, все обсудим".
А что ж им делать? Голос жужжит и жужжит. Оратор с таким же успехом мог
бы говорить во сне. Комитет, чьим бесполезнейшим членом он теперь
оказался, значения больше не имеет. Его как бы нет. Он исчез.
Это ясно. Но причина глубже и нуждается в дальнейшем исследовании. Нам
неизвестно слишком многое. Какого размера стол и какой формы? Сколько в
среднем лет членам комитета? В котором часу они собрались? В статье,
предназначенной неспециалистам, незачем воспроизводить расчеты, которые
дали возможность вывести в первом приближении коэффициент бесполезности.
Достаточно указать, что долгие исследования в Институте комитетоведения
позволили ученым вывести формулу, одобренную ныне почти повсеместно
крупнейшими специалистами. Заметим, что авторы ее приняли как условия
умеренный климат, кожаные кресла и высокий уровень трезвости. Итак,
формула:

x = p^v(w-r)/(l+tшd),

где р - среднее число присутствующих; v - число членов, находящееся под
влиянием внешних групп; w - средний возраст; r - наибольшее расстояние (в
сантиметрах) между членами; l - число лет, прошедшее со дня образования
кабинета (комитета); t - терпение председателя, измеренное по шкале
Пибоди; d - среднее кровяное давление трех старших по возрасту членов,
измеренное незадолго до собрания. Тогда х - число членов, при котором
эффективная работа кабинета (комитета) становится практически невозможной.
Это и есть коэффициент бесполезности, и величина его, как выяснилось,
лежит между 19,9 и 22,4 (десятые доли показывают частичное присутствие,
т.е. тех, кто посидел и ушел).
Не следует думать, однако, что наука комитетоведения находится на
высокой стадии развития. Комитетоведы и подкомитетоведы на это не
претендуют, разве что испугаются остаться без работы. Они всячески
подчеркивают, что исследования их лишь начались, но в скором времени дадут
огромные результаты. С поправкой на личную заинтересованность (т.е.
вычитая из всего ими сказанного 90%) мы можем все же смело признать, что
работы еще много.
Так, нужно установить оптимальное число членов. Искомая величина лежит
где-то между тремя (когда невозможно собрать кворум) и 21 (когда организм
начинает гибнуть). Одна небезынтересная теория предлагает число 8. Почему
же? Потому что все существующие страны единодушно его избегают. Как ни
привлекательна эта теория на первый взгляд, против нее имеется серьезное
возражение. Именно 8 членов было в Совете кабинета у Карла I. А чем это
для него кончилось!

ВОЛЯ НАРОДА, или Ежегодное общее собрание

Все мы знаем, чем отличаются друг от друга английские и французские
парламентские учреждения и соответственно учреждения, происходящие от них.
Все мы видим, что разница эта никак не связана с национальным характером,
но проистекает непосредственно от расположения мест. Англичане приучены к
спортивным играм и, входя в свою палату общин, рады бы заняться чем-нибудь
другим. Им нельзя сыграть в гольф или в теннис, но они могут притвориться,
что политика - такая же игра. Если бы не это, парламент был бы для них
скучней, чем он есть. И вот британцы, ведомые привычкой, образуют две
команды (каждая - с судьей) и дают им биться до изнеможения. Палата общин
устроена так, что отдельный ее член вынужден принять ту или иную сторону,
еще не зная доводов или даже не зная, в чем дело. Он приучен с
младенчества играть за своих, что и спасает его от излишних умственных
усилий. Тихо пробравшись на свое место к концу какой-нибудь речи, он знает
доподлинно, как надо подыграть. Если выступающий из его команды, он
выкрикнет "Слушайте, слушайте!", если из чужой, он смело воскликнет
"Позор!" или просто "О!". Попозже, улучив момент, он может спросить у
соседа, о чем речь. Но строго говоря, это не нужно. Те, кто сидит по ту
сторону, абсолютно не правы, и все их доводы - чистый вздор. Те же, кто
сидит с ним, преисполнены государственной мудрости, и речи их блещут
убедительностью, умеренностью и красотой.
Совершенно неважно, в Хэрроу или охотясь за богатыми невестами учился
он житейской ловкости, и в той, и в другой школе учат, когда надо бурно
поддерживать, а когда возмущаться. Однако главное в британской системе -
расположение мест. Если бы скамьи не располагались с двух сторон зала,
никто не отличил бы истину от лжи и мудрость от глупости, разве что стал
бы слушать. Но слушать поистине смешно, ибо половина речей неизбежно
окажется полной чушью.
Во Франции сразу совершили ошибку, рассадив народ полукругом, лицом к
председателю. Нетрудно представить, что вышло, но представлять и незачем -
это и так все знают. Команд образовать нельзя, и нельзя сказать не слушая,
чей довод убедительней. Есть еще одно неудобство: все говорят
по-французски; к счастью, Соединенные Штаты мудро отказались это перенять.
Но французская система достаточно плоха и без этого. Вместо того чтобы
образовать две стороны - плохую и хорошую - и сразу знать, что к чему,
французы наплодили множество отдельных команд. Когда на поле такая
неразбериха, играть нельзя. Конечно, здесь есть правые (справа) и левые
(слева), что прекрасно. Все же и французы не дошли до того, чтобы сажать
всех по алфавиту. Но при полукруглом расположении образуются тончайшие
оттенки правизны и левизны. Нет и следа нашей четкой разницы между правдой
и неправдой. Один депутат левее, чем месье Такой, но правее, чем месье
Сякой. Что это нам дает? Что с этим делать, даже если говорить
по-английски? Что дает это французам? Ответ один: "Ничего".
Это известно и без нас. Однако не все знают, что расположение мест
чрезвычайно важно и для других собраний и заседаний, как международных,
так и простых. Возьмем, к примеру, конференции круглого стола. Сразу ясно,
что стол квадратный резко изменил бы дело, а прямоугольный стол - и
подавно. Разница не только в продолжительности и в пылкости споров - форма
стола влияет и на результаты, если они вообще есть. Как известно, итог
голосования редко зависит от самого дела. На него влияет множество
факторов, большая часть которых не входит сейчас в наше рассмотрение.
Отметим, однако, что окончательный исход зависит от голосов центра
(конечно, это не относится к палате общин, где центра нет). Центральный
блок состоит из следующих элементов:
1) тех, кому не досталось ни одной из разосланных заранее памятных
записок. Они уже за неделю пристают ко всем, кто, по их мнению, придет;
2) тех, кто слишком глуп, чтобы следить за ходом дела. Их легко
опознать, так как они часто спрашивают: "О чем это он?";
3) глухих. Они сидят, приставив ладонь к уху, и ворчат себе под нос: "А
погромче нельзя?";
4) тех, кто недавно напился, но пришел (неизвестно зачем), хотя у них
страшно болит голова и им все безразлично;
5) престарелых, которые особенно горды своей свежестью и полагают, что
этим, молодым, до них далеко. "А я пешком пришел, - шамкают они. - Недурно
для восьмидесяти двух, а?";
6) слабых духом, которые обещали поддержку и тем и другим и теперь не
знают, как быть: воздержаться или сказаться больными.
Чтобы завоевать голоса центра, надо прежде всего опознать и пересчитать
его членов. Все остальное зависит от мест. Лучше всего сделать так, чтоб
заведомо ваши сторонники завели с ними беседу до начала собрания. В беседе
этой поборники вашего дела тщательно избегают упоминания о теме будущих
дебатов. Зато они знают наизусть ключевые фразы, каждая из которых
соответствует одной категории центрального блока:
1. "Только время потратим! Я вот свои бумажки просто выбросил".
2. "Укачают они нас... Меньше бы слов, а больше дела! Очень уж они
умны, по-моему".
3. "Акустика тут ужасная. И что инженеры смотрят? Я почти ничего не
слышу. А вы-ы?"
4. "Нашли помещеньице! Вентиляция испортилась, что ли... Прямо худо
становится. А вы как?"
5. "Нет, просто не верится! Скажите, в чем ваш секрет? Что вы едите на
завтрак?"
6. "И те правы, и эти... Не знаю, кого и поддерживать. А вы что
думаете?"
Если хорошо разыграть гамбит, у каждого вашего поборника завяжется
оживленная беседа, которая поможет ему неназойливо отвести подопечного к
месту сборища. Тем временем другой поборник идет в зал прямо перед ними.
Проиллюстрируем их путь примером. Предположим, что поборник х ведет
центриста y к месту, расположенному впереди. Перед ними идет поборник z и
садится, как бы их не замечая. (Назовем x'а м-р Нагл, y'а м-р Пил, а z'а
м-р Тверд.) М-р Тверд поворачивается в другую сторону и кому-то машет.
Потом наклоняется к кому-то и что-то говорит. И лишь когда Пил уселся, он
поворачивается к нему и восклицает: "Рад вас видеть!" Немного погодя он
замечает и Нагла и удивляется: "О, Нагл! Вот уж не думал, что вы придете!"
- "Я уже здоров, - поясняет Нагл. - Это была простуда". Тем самым
становится ясно, что это случайная и дружеская встреча. Здесь
заканчивается первая фаза операции, в общем одинаковая для всех групп
центра.
Фаза вторая варьируется в зависимости от категории. В нашем случае
(четвертая категория) объект воздействия должен быть всецело отстранен от
дискуссии, для чего нужно внушить ему исподволь, что все уже решено. Сидя
впереди. Пил почти никого не видит и потому может думать, что собрание
единодушно.
- Прямо не знаю, - говорит Нагл, - зачем я пришел. По пункту IV явно
все решено. С кем ни поговори, все за (или против).
- Удивительно! - говорит Тверд. - Как раз хотел это сказать. Да, о
результатах спорить не приходится...
- Сам я еще не решил, - говорит Нагл. - У каждой стороны есть свои
резоны. Но возражать просто глупо. А вы как считаете, Пил?
- Дело нелегкое, конечно, - говорит Пил. - С одной стороны, вроде бы
они правы... С другой стороны... А как по-вашему, пройдет это дело?
- Дорогой мой Пил, вам виднее! Вы же сами сейчас сказали, что все ясно
заранее.
- Да? Что ж, вроде бы большинство... То есть я имею в виду...
- Спасибо, Пил, - говорит Тверд. - Я и сам так думаю, но мне особенно
дорого ваше мнение. Я его в высшей степени ценю.
Нагл тем временем беседует вполголоса с кем-то сидящим сзади него. "Как
ваша жена? Вышла уже из больницы?" - спрашивает он. Но, повернувшись снова
к своим, сообщает, что и сзади все единодушны. Можно считать, что дело
сделано. И так оно и есть, если все пройдет по плану.
Пока противник готовит речи и поправки, сторона, оснащенная более
высокой техникой, позаботится о том, чтобы каждый центрист оказался между
двумя ее поборниками. Когда наступит критический миг, оба они поднимут
руки и он просто не сможет не поднять свою. Если же он к тому времени
заснет, что случается с центристами четвертой и пятой категории, руку его
поднимет сосед справа. Мы уточняем детали лишь затем, чтобы ему не подняли
обе руки сразу, ибо это, как показал опыт, производит плохое впечатление.
Обеспечив таким образом центральный блок, вы легко проведете свой проект
(или провалите проект противника). Почти во всех спорных вопросах,
решаемых волей народа, исход определяют члены центра. Поэтому незачем
тратить время на произнесение речей. Противник с вами не согласится, а
свои и так согласны. Остается центр, члены которого речей не слышат, а и
услышат - не поймут. Чтобы не беспокоиться об их голосах, надо, чтобы
соседи показали им пример. Голосами их может править случай. Насколько же
лучше, чтобы ими правил замысел!

ИССЛЕДОВАНИЕ ПРИГЛАШЕННЫХ, или Гостевая формула

Современную жизнь нельзя вообразить без приема. От него зависят
международные, научные и индустриальные конгрессы. Как известно, если хотя
бы раз не устроить прием, конгресс работать не сможет. До сих пор наука
почти не занималась ни функциями, ни возможным использованием этого
установления. Пора наверстать упущенное.
Чего мы, строго говоря, хотим, приглашая сразу так много гостей?
Ответов на этот вопрос немало, так как один и тот же прием может служить
разным целям. Возьмем наудачу одну из граней проблемы и посмотрим,
насколько ускоряется и совершенствуется ее исследование с применением
научных методов. Скажем, надо определить, кто из гостей важнее.
Официальный их статус и вес нам известны. Но истинная их ценность не
связана со службой. Сплошь и рядом самые важные люди занимают не такое уж
высокое положение. Влияние их обнаружится лишь к концу конференции. А как
бы хорошо знать его сразу, сначала! Этому и поможет прием, назначаемый,
как правило, на вечер второго дня.
Для простоты исследования примем, что: 1) пространство, занятое
гостями, находится на одном уровне и вход туда один; 2) в приглашениях
сказано, что прием длится два часа, а на самом деле - два часа двадцать
минут; 3) напитки разносят или передают из рук в руки (при наличии бара
исследование много трудней). Как определить при всех этих данных
действительное, а не официальное значение гостей?
Мы знаем ряд фактов, необходимых для создания нашей теории. Прежде
всего нам известно направление потока. Прибывших гостей относит к левой
стене. Эта тенденция имеет интересное (отчасти биологическое) объяснение.
Сердце, по-видимому, расположено слева. Поэтому в старину воины прикрывали
щитом левую часть груди, а оружие соответственно держали в правой руке.
Сражались тогда мечом, носили его в ножнах. Если меч в правой руке, ножны
- слева; а если ножны слева, невозможно влезть на лошадь справа, разве что
вам надо сесть лицом к хвосту. Садясь же слева, вы, естественно, захотите,
чтобы конь ваш стоял по левой стороне дороги и вы видели, влезая, что
творится впереди. Таким образом, левостороннее движение сообразно природе,
а правостороннее (принятое в некоторых отсталых странах) противоречит
глубочайшим человеческим инстинктам. Когда не навязывают правил движения,
вас непременно отнесет влево.
Кроме того, нам известно, что человек предпочитает стены помещения его
середине. Посмотрите, например, как заполняется ресторан. Сперва занимают
столики у левой стены, потом в конце зала, потом справа, а потом, с
большим скрипом, в центре. Неприязнь к центру столь сильна, что
администрация, не надеясь его заполнить, иногда не ставит там столиков
вообще, создавая, таким образом, место для танцев.
Конечно, этот навык можно перешибить каким-нибудь внешним фактором,
например видом на водопад, собор или снежную вершину в глубине зала. Но
если ничего этого нет, ресторан неукоснительно будет заполняться так, как
мы указали, - слева направо. Неприязнь к центру помещения восходит к
первобытным временам. Входя в чужую пещеру, троглодит не знал, рады ли
ему, и хотел в случае чего тут же опереться спиной о стену, а руками
действовать. В центре пещеры он был слишком уязвим. И вот он крался вдоль
стен, глухо рыча и сжимая дубинку. Человек современный, как мы видим,
ведет себя примерно так же, только рычит он потише и дубинки у него нет.
Во время приема помещение заполняется по тем же правилам: гостей относит к
стене, которой они, правда, не касаются.
Если мы соединим теперь два известных нам факта - крен влево и
шараханье от центра, - мы получим биологическое объяснение всем известного
феномена, т.е. поймем, почему людской поток движется по часовой стрелке.
Конечно, случаются и водовороты (дамы кидаются прочь от тех, кто им
неприятен, или устремляются к тем, кого совсем не терпят), но в основном
движение идет именно так. Люди важные, те, кто в буквальном смысле слова
"на плаву", находятся в самой середине русла. Они не вырываются ни в
сторону, ни вперед, ни назад. Те, кто присох к стене и беседует с хорошим
знакомым, интереса не представляют. Те, кто забился в угол, робки и слабы
духом. Те, кого вынесло на середину зала, чудаки или дураки.
Изучим теперь время прибытия. Есть все основания полагать, что люди
стоящие придут когда надо. Они не окажутся среди тех, кто, преувеличив
длительность пути, явился за десять минут до начала. Они не окажутся среди
тех, кто забыл завести часы и вбежит, задыхаясь, к концу. Нет. Те, кто нам
нужен, придут именно тогда, когда надо. Когда же надо прийти? Время это
определяется двумя факторами. Во-первых, нечего являться, пока некому на
вас смотреть. Во-вторых, нечего являться, когда другие важные люди уже
ушли (а они непременно уходят еще куда-нибудь). Отсюда следует, что
отрезок времени начинается по меньшей мере через полчаса после срока,
указанного в приглашении, и завершается по меньшей мере за час до конца
приема. Границы эти позволяют нам вывести формулу: оптимальный момент
отстоит от указанного в билете времени ровно на сорок пять минут (к
примеру, это будет 7:15, если прием назначен на 6:30). Казалось бы, дело
сделано, проблема решена. Ученый вправе сказать: "Возьмите хронометр,
смотрите на двери и собирайте материал". Однако опытный исследователь
отнесется к такому решению с незлобивой иронией. Кто может поручиться, что
гость, прибывший в 7:15, стремился именно к этому? А вдруг он хотел прийти
в 6:30, но долго плутал? А вдруг он думал, что уже 8? А вдруг его вообще
не приглашали и шел он не сюда? Итак, хотя люди ценные действительно
явятся между 7:10 и 7:20, из этого не следует, что всякий явившийся в это
время ценен.
Именно здесь нам надо прибегнуть к эксперименту. Наиболее уместна
техника, принятая в гидравлических лабораториях. Желая узнать, как будет
течь вода у быков проектируемого моста, ученый возьмет большое стекло,
установит на нем модель моста и пустит по стеклу воду, подкрашенную
красным. Затем он снимает все это на кинопленку, видит, как идут цветные
потоки. Нам бы тоже было удобно пометить как-то заведомо ценных людей и
снимать их с галереи. Казалось бы, это нелегко. Однако выяснилось, что в
одной из британских колоний гостей уже переметили.
Дело в том, что какой-то губернатор, лет сто назад, хотел чтобы мужчины
носили на балах не белые, а черные фраки. Это ему не удалось, как ни
подбадривал он их своим примером; купцы, банкиры и юристы не согласились,
но правительственным чиновникам согласиться пришлось. Так родилась
тенденция, живая по сей день. Люди, занимающие высокий правительственный
пост, - в черном, все прочие же - в белом. Там, в колонии, чиновники еще
играют большую роль и ученым нетрудно было проследить с галереи за их
движением. Более того, удалось их снять, причем пленка подтвердила нашу
теорию и помогла нам сделать еще одно открытие. Внимательное наблюдение
непреложно доказало, что черные являлись от 7:10 до 7:20 и шли по часовой
стрелке, избегая углов, не касаясь стены и чуждаясь середины, - все по
теории. Но было замечено и новое, неожиданное явление. Достигнув дальнего
правого угла примерно за полчаса, они топтались там минут десять, а потом
стремительно шли к выходу. Мы долго и пристально рассматривали пленки и
поняли наконец в чем дело. Мы пришли к заключению, что заминка нужна,
чтобы прочие важные лица успели прийти, другими словами, явившийся в 7:10
просто поджидает тех, кто явится к 7:20. Важные лица остаются вместе
недолго. Им надо одно: чтобы их увидели. Доказав таким образом свое
присутствие, они начинают исход, который заканчивается полностью к 8:15.
Результаты наших наблюдений применимы, по-видимому, к любому
сообществу, и формулой пользоваться очень легко. Чтобы найти поистине
важных людей, разделим (мысленно) пространство зала на равные квадраты и
обозначим их, слева направо, буквами от А до F, а от входа до конца -
цифрами от 1 до 8. Час начала обозначим через Н. Как известно,
длительность приема равна Н+140. Теперь найти поистине важных людей ничего
не стоит. Ими будут те, кто собрался в квадрате Е7 между Н+75 и Н+90.
Самый важный стоит посреди квадрата.
Само собой разумеется, правило это ценно лишь до тех пор, пока никто о
нем не знает. Поэтому считайте данную главу секретной и никому не
показывайте. Люди, изучающие нашу науку, должны держать все это при себе,
а простой публике ее читать незачем.

ВЫСОКАЯ ФИНАНСОВАЯ ПОЛИТИКА, или Точка безразличия

В высокой финансовой политике разбирается два типа людей: те, у кого
очень много денег, и те, у кого нет ничего. Миллионер прекрасно знает, что
такое миллион. Для прикладного математика или профессора-экономиста
(живущих, конечно, впроголодь) миллион фунтов так же реален, как тысяча,
ибо у них никогда не было ни того, ни другого. Однако мир кишит людьми
промежуточными, которые не разбираются в миллионах, но к тысячам привыкли.
Из них и состоят в основном финансовые комиссии. А это порождает широко
известное, но еще не исследованное явление - так называемый закон
привычных сумм: время потраченное на обсуждение пункта, обратно
пропорционально рассматриваемой сумме.
В сущности, нельзя сказать, что закон этот не исследован. Исследования
были, но принятый метод себя не оправдал. Ученые придавали излишнее
значение порядку обсуждаемых вопросов и почему-то решили, что больше всего
времени тратится на первые семь пунктов, а дальше все идет само собой.
Годы исследований ушли впустую, так как основная посылка была неверна.
Теперь мы установили, что порядок пунктов играет в лучшем случае подсобную
роль.
Чтобы добиться полезных результатов, забудем обо всем, что до сих пор
делалось. Начнем с самого начала и постараемся разобраться в том, как же
работает финансовая комиссия. Чтобы простому читателю было понятней,
представим это в виде пьесы.

Председатель. Переходим к пункту 9. Слово имеет наш казначей мистер
Мак-Дуб.
М-р Мак-Дуб. Перед вами, господа, смета на строительство реактора,
представленная в приложении Н доклада подкомиссии. Как видите, профессор
Мак-Пуп одобрил и план, и расчеты. Общая стоимость - до 10 млн. долларов.
Подрядчики Мак-Фут и Мак-Ярд считают, что работу можно закончить к апрелю
1963 года. Наш консультант инженер Мак-Вор предупреждает, однако, что
строительство затянется по меньшей мере до октября. С ним согласен
известный геофизик доктор Мак-Грунт, который полагает, что на дне
строительной площадки придется подсыпать земли. Проект главного корпуса -
в приложении IX, чертежи реактора - на столе. Если члены комиссии сочтут
нужным, я с удовольствием дам более подробные разъяснения.
Председатель. Спасибо вам, мистер Мак-Дуб, за исключительно ясное
изложение дела. Попрошу членов комиссии высказать свое мнение.

Тут остановимся и подумаем, какие у них могут быть мнения. Примем, что
в комиссии одиннадцать человек, включая председателя, но не секретаря.
Четверо из них (включая председателя) не знают, что такое реактор. Трое не
знают, зачем он нужен. Из тех же, кто это знает, лишь двоим хоть в
какой-то степени понятно, сколько он может стоить, - м-ру Ною и м-ру
Брусу. Оба они способны что-нибудь сказать. Позволим себе предположить,
что первым выскажется м-р Ной.

М-р Ной. М-да, господин председатель... Что-то я не очень верю нашим
подрядчикам и консультантам. Вот если бы мы спросили профессора Сима, а
подряд заключили с фирмой "Давид и Голиаф", было бы как-то спокойнее.
Мистер Дан не стал бы отнимать у нас времени, он сразу определил бы, на
сколько затянутся работы, а мистер Соломон сказал бы нам прямо, надо ли
подсыпать земли.
Председатель. Все мы, конечно, ценим рвение мистера Ноя, но уже поздно
приглашать новых консультантов. Правда, главный контракт еще не подписан,
но уже израсходованы очень крупные суммы. Если мы не согласимся с
оплаченными советами, нам придется платить еще столько же. (Одобрительный
гул.)
М-р Ной. Я прошу все же внести мои слова в протокол.
Председатель. Конечно, конечно! Кажется, мистер Брус хочет что-то
сказать?

Как раз м-р Брус - чуть ли не единственный - разбирается в вопросе. Он
мог бы многое сказать. Ему подозрительна цифра 10 млн. - слишком она
круглая. Он сомневается в том, что нужно сносить старое здание, чтобы
расчистить место для подъезда к участку. Почему так много денег отпущено
на "непредвиденные обстоятельства"? И кто такой, в сущности, этот Грунт?
Не его ли год назад привлекала к суду нефтяная компания? Но Брус не знает,
с чего начать. Если он сошлется на чертежи, прочие в них не разберутся.
Придется объяснить, что такое реактор, а все на это обидятся. Лучше уж
ничего не говорить.

М-р Брус. Мне сказать нечего.
Председатель. Кто-нибудь еще хочет выступить? Так, хорошо. Значит,
можно считать, что проект и смета приняты? Спасибо. Вправе ли я подписать
контракт от вашего имени? (Одобрительный гул.) Спасибо. Перейдем к пункту
10.

Не считая нескольких секунд, когда все шуршали бумагами и чертежами, на
пункт 9 ушло ровно две с половиной минуты. Собрание идет хорошо. Однако
некоторым как-то не по себе. Они беспокоятся о том, не очень ли они
сплоховали при обсуждении реактора. Сейчас уже поздно вникать в проект, но
хорошо бы показать, пока все не кончилось, что и они не дремлют.

Председатель. Пункт 10. Сарай для велосипедов наших служащих. Фирма
"Кус и Черви", подрядившаяся выполнить работу, предполагает, что на это
уйдет 350 фунтов. Планы и расчеты перед вами, господа.
М-р Туп. Нет, господин председатель, это много. Я вот вижу, что крыша
тут - алюминиевая. А не дешевле ли будет толь?
М-р Груб. Насчет цены я согласен с мистером Тупом, но крыть, по-моему,
надо оцинкованным железом. На мой взгляд, можно уложиться в 300 фунтов, а
то и меньше.
М-р Смел. Я пойду дальше, господин председатель. Нужен ли вообще этот
сарай? Мы и так слишком много делаем для сотрудников. А им все мало! Еще
гаражи потребуют...
М-р Груб. Нет, я не согласен с мистером Смелом. По-моему, сарай нужен.
А вот что касается материалов и расценок...

Дебаты идут как по маслу. 350 фунтов всем легко представить, и всякий
может вообразить велосипедный сарай. Обсуждение длится пять минут, причем
иногда удается сэкономить полсотни фунтов. Под конец участники
удовлетворенно вздыхают.

Председатель. Пункт 11. Закуски для собраний Объединенного
благотворительного комитета. 35 шиллингов в месяц.
М-р Туп. А что они там едят?
Председатель. Кажется, пьют кофе.
М-р Груб. Значит, в год выходит... Так, так... 21 фунт?
Председатель. Да.
М-р Смел. Бог знает что! А нужно ли это? Сколько они времени заседают?

Споры разгораются еще сильней. Не в каждой комиссии есть люди,
отличающие толь от жести, но все знают, что такое кофе, как его варить,
где купить и покупать ли вообще. Этот пункт займет час с четвертью, к
концу которого собравшиеся потребуют у секретаря новых данных и перенесут
обсуждение вопроса на следующее заседание.
Уместно спросить, займет ли еще больше времени спор о меньшей сумме
(скажем, в 10 или в 5 фунтов). Этого мы не знаем. Однако осмелимся
предположить, что ниже какой-то суммы все пойдет наоборот, так как члены
комиссии снова не смогут ее представить. Остается установить величину этой
суммы. Как мы видели, переход от двадцатифунтовых споров (час с четвертью)
к десятимиллионным (две с половиной минуты) очень резок. Исключительно
интересно определить границу перепада. Более того, это важно для дела.
Представим, например, что нижняя точка безразличия находится на уровне 15
фунтов. Тогда докладчик, представляя на обсуждение цифру "26", может
подать ее собравшимся в виде двух сумм: 14 фунтов и 12 фунтов, что
сохранит комиссии и время и силы.
Мы еще не решаемся делать окончательные выводы, но есть основания
полагать, что нижняя точка равняется сумме, которую рядовому члену
комиссии не жаль проиграть или отдать на благотворительность.
Исследования, проведенные на бегах и в молельнях, помогут полнее осветить
проблему. Много труднее вычислить верхнюю точку. Ясно одно: на 10 млн. и
на 10 фунтов уходит равное количество времени. Мы не можем считать
совершенно точной указанную длительность (две с половиной минуты), но и
та, и другая сумма действительно занимают в среднем от двух до четырех с
половиной минут.
Предстоит еще много исследований, но результаты их по опубликовании
вызовут огромный интерес и принесут практическую пользу.

ХИЖИНА РАДИ "ПАККАРДА", или Формула преуспеяния

Читателям, знакомым с популярными статьями по антропологии, будет
интересно узнать, что в недавнее время исследования охватили совершенно
новую область. Обычно антропологом зовется тот, кто проводит шесть недель
или шесть месяцев (а порой и шесть лет) среди, скажем, племени бу-бу,
проживающего на озере Гад, а вернувшись к цивилизации, немедленно пишет
книгу о половой жизни и суевериях дикарей. Когда в твои дела вечно лезут,
жить очень трудно, и все племя крестится, надеясь, что антропологи утратят
к нему интерес. Обычно так оно и бывает. Но племен пока что достаточно.
Книги множатся, и, когда последние дикари займутся покоя ради пением
гимнов, на растерзание останутся еще жители городских трущоб. К ним тоже
непрестанно суются с вопросами, камерами и диктофонами, а что о них пишут,
все мы знаем. Новое направление в науке отличается не техникой
исследования, но его объектом. Антропологи новейшей школы не интересуются
дикими, а на бедных у них нет времени. Они работают среди богачей.
Экспедиция, о которой мы сейчас расскажем и в которую входил сам автор,
провела предварительные исследования среди греческих судовладельцев, а
потом несколько подробней ознакомилась с нравами и бытом арабских шейхов,
по землям которых проходит нефтепровод. Прервав эту работу по политическим
и иным причинам, экспедиция отправилась в Сингапур к китайским
миллионерам. Там мы и столкнулись с так называемой проблемой лакея, там
услышали и о "китайском собачьем барьере". На ранних стадиях опроса мы не
знали, что это такое. Мы не знали даже, одно это явление или два. Однако
мы удачно воспользовались первым же ключом к решению загадки.
Ключ этот попал нам в руки, когда мы находились во дворце самого Дай
День-гу. Обернувшись к дворецкому, который показывал нам коллекцию изделий
из нефрита, д-р Лезли воскликнул: "А говорят, он раньше был простым кули!"
На что загадочный китаец ответил: "Только кули может стать миллионером.
Только кули может быть кули. Только очень богатый человек может позволить
себе жить, как богатый". Эти таинственные, скупые слова и послужили нам
отправной точкой. Результаты исследования изложены в докладе Лезли и
Терзайля (1956), но мы считаем возможным популярно сообщить о них
читателю. Опуская чисто технические подробности, приступим к рассказу.
До определенной черты, как выяснилось, проблема кули-миллионера
достаточно проста. Китайский кули живет в хижине из пальмовых листьев и
съедает чашку риса в день. Когда он вырывается наверх - скажем, начинает
торговать вразнос орехами, - он живет все так же и там же. Поднявшись еще
выше - скажем, продавая ворованные велосипедные части, - он жизни не
меняет. Благодаря этому у него остаются деньги и он может пустить их в
ход. Девять кули из десяти пустят их не туда и прогорят. Десятому повезет,
или он окажется умнее. Однако хижины он не покинет и есть он будет рис.
Рассмотрим это подробнее, чтобы изучить технику успеха.
В Америке рано или поздно будущий миллионер наденет галстук. По его
словам, без этого ему не станут доверять. Придется ему и переехать,
исключительно (по его же словам) для престижа. На самом же деле галстук он
надевает для жены, а переезжает для дочери. У китайцев женщин держат в
строгости, и богатеющий кули как был, так и останется при хижине и рисе.
Факт этот общеизвестен и допускает два толкования. Во-первых, дом его, как
он ни плох, принес ему удачу. Во-вторых, дом получше привлечет сборщика
налогов. Итак, богатеющий китаец живет, где жил. Часто он сохраняет свою
хижину до самой смерти, хотя бы как контору. Он так с ней связан, что
переезд знаменует глубочайшую перемену в его жизни.
Переезжая, он прежде всего спасается от тайных обществ, шантажистов и
гангстеров. Скрыть богатство от сборщика налогов не так уж трудно, но
скрыть его от тех, с кем ведешь дела, практически невозможно. Как только
разнесется слух о его преуспеянии, люди начнут гадать, на какую именно
сумму его можно растрясти. Все это известно, но прежние исследователи
поспешно решали, что такая сумма лишь одна. На самом деле их три: одну он
заплатит, если его похитить и потребовать выкуп; другую - если пригрозить
позорящей статьей в газете; и третью - если попросить на
благотворительность (не дать он постесняется).
Мы решили установить, каких размеров (в среднем) должна достигнуть
первая сумма, чтобы исследуемый переселился из хижины в дом с высоким
забором и свирепой собакой. Именно это и называется "преодоление собачьего
барьера". По мнению социологов, наступает оно тогда, когда выкуп превысит
расходы на собаку.
Примерно в это же время преуспевающий китаец покупает "шевроле" или
"паккард". Нередко, однако, он покупает машину, еще живя в хижине. Народ
привык видеть дорогой автомобиль перед лачугой и особенно не волнуется.
Явление это до сих пор полностью не объяснено. Если понадобилась машина,
казалось бы, купи такую же плохую, как дом. Однако по еще неизвестным
причинам китайское преуспеяние выражается прежде всего в никеле, обивке и
модели. А машина уже вызовет к жизни колючую проволоку, решетку, засов и
собаку. Перелом произошел. Если собаковладелец еще не платит налогов, он
должен хотя бы объяснить, почему у него для этого слишком мало денег.
Предположим, он сумеет не дать гангстерам миллионного выкупа, но от
шантажистов он уже не отвертится. Он должен приготовиться к тому, что
журналисты будут угрожать ему позорными статьями в сомнительных газетах.
Он должен приготовиться к тому, что те же журналисты придут к нему через
неделю собирать на каких-нибудь сирот. Он должен привыкнуть к визитам
профсоюзных деятелей, предлагающих, и не безвозмездно, предотвратить
нежелательные для него беспорядки среди рабочих. В сущности, он должен
смириться с тем, что доходы его уменьшатся.
В задачи наши входило собрать подробные сведения о собаковладельческой
фазе китайской деловой карьеры. В определенном отношении это было трудней
всего. Некоторые виды знаний приобретаются лишь ценою порванных брюк и
разбитых локтей. Теперь, когда все позади, мы гордимся тем, что
бестрепетно шли на любой риск. Однако сумму выкупа удалось установить без
полевых исследований. Ее знают все и часто с немалой точностью упоминают в
прессе. Примечательно, что разница между максимумом и минимумом довольно
мала. Сумма эта не ниже 5000 долларов и не выше 200.000. Она никогда не
опускается до 2000 и не поднимается до 500.000. Несомненно, чаще всего
амплитуда ее много меньше. Дальнейшие исследования покажут, что следует
считать средней суммой.
Если мы принимаем, что нижний предел выкупа равняется побочным доходам,
мы имеем такое же право принять, что верхний его предел - все, что можно
вытянуть из самого богатого похищенного. Однако самых богатых не похищают
никогда. По-видимому, есть предел, за которым китаец обретает иммунитет к
шантажу. На этой последней фазе он не скрывает, а подчеркивает свое
богатство, показывая всем, что он уже достиг иммунитета. Ни одному
участнику нашей экспедиции не удалось узнать, как достигают этого предела.
Нескольких ученых просто вывели из клуба миллионеров, где они пытались
собрать сведения. Установив, что вопрос как-то связан с количеством слуг,
лакеев, секретарей и помощников (которых на этой стадии очень много), они
окрестили его "проблемой лакея" и успокоились.
Однако не надо думать, что нет надежд на решение проблемы. Мы знаем,
например, что выбирать придется между двумя объяснениями, а быть может,
оба принять. Одни полагают, что у слуг есть оружие и пробиться сквозь них
нельзя. Другие склоняются к мнению, что миллионер покупает целиком тайное
общество, против которого не посмеет выступить ни одна шайка. Проверить
первую теорию (организовав хороший налет) сравнительно нетрудно. Ценою
жизни-другой можно точно доказать, верна она или нет. Чтобы проверить
вторую, нужно больше ума и больше смелости. После всего, что претерпели от
собак наши сотрудники, мы не считали себя вправе заняться этими
исследованиями. У нас не хватало для этого людей и денег. Однако теперь мы
получили пособие от одного треста и надеемся вскоре добиться истины.
В предварительном сообщении мы не коснулись и другой загадки: как
спасаются китайцы от сборщика налогов. Все же нам удалось узнать, что
западные методы применяются здесь очень редко. Как известно, на Западе
прежде всего стараются установить примерный срок обычной проволочки (или
ОП, как мы говорим в своем кругу), то есть узнать, сколько времени
проходит между тем, как управление получит письмо, и тем, как оно им
займется. Точнее говоря, речь идет о времени, за которое ваша бумага
пробьется со дна ящика на самый верх. Примем, что ОП = 27 дням. Западный
человек для начала напишет письмо и спросит, почему он не получил
извещения о размере налога. В сущности, писать он может что угодно.
Главное для него - знать, что его бумажка окажется внизу всей кучи. Через
двадцать пять дней он напишет снова, спрашивая, почему нет ответа на
первое письмо, и дело его, чуть не выплывшее наверх, снова отправится
вниз. Через 25 дней он напишет снова... Таким образом, его делом не
займутся никогда. Поскольку всем нам известен этот метод и его успехи, мы
решили было, что он известен и китайцам. Но обнаружили, что здесь, на
Востоке, невозможно предсказать ОП. Погода и степень трезвости так
меняются, что в государственных учреждениях не установится наш мерный
ритм. Следовательно, китайский метод не можем зависеть от ОП.
Подчеркнем: решения проблемы еще нет. У нас есть только теория, о
ценности которой судить рано. Выдвинул ее один из наших лучших
исследователей, и пока что это лишь гениальная догадка. По этой теории
китайский миллионер не ждет извещения, а сразу посылает сборщику налогов
чек, скажем, на 329 долларов 83 цента. В сопроводительной записке он скупо
ссылается на предыдущее письмо и на деньги, выплаченные наличными. Маневр
этот выводит из строя налогосборочную машину, а когда приходит новое
письмо, где миллионер извиняется и просит вернуть 23 цента, наступает
полный развал. Служащие так измучены и смущены, что не отвечают ничего
восемнадцать месяцев, а тут приходит новый чек - на 167 долларов 42 цента.
При таком ходе дел, гласит теория, миллионер, в сущности, не платит
ничего, а инспектор по налогам попадает в лечебницу. Хотя доказательств
еще нет, теория заслуживает внимания. Во всяком случае, можно проверить ее
на практике.

НОВОЕ ЗДАНИЕ, или Жизнь и смерть учреждений

Всякий, кто изучает устройство учреждений, знает, как определить вес
должностного лица. Сосчитаем, сколько к нему ведет дверей, сколько у него
помощников и сколько телефонов, прибавим высоту ворса на ковре (в
сантиметрах) и получим формулу, годную почти повсеместно. Однако мало кто
знает, что, если речь идет об учреждении, числа эти применяются иначе: чем
они больше, тем оно хуже.
Возьмем, к примеру, издательство. Известно, что издатели любят работать
в развале и скудости. Посетителя, ткнувшегося в двери, попросят обогнуть
дом сзади, спуститься куда-то вниз и подняться на три пролета. Научный
институт помещается чаще всего в полуподвале чьего-то бывшего дома, откуда
шаткий дощатый переход ведет к железному сараю в бывшем саду. А кто из нас
не знает, как устроен обычно международный аэропорт? Выйдя из самолета, мы
видим (слева или справа) величественное здание в лесах и идем за
стюардессой в крытый толем сарай. Мы и не ждем ничего иного. Когда
строительство закончится, аэродром перенесут в другое место.
Вышеупомянутые учреждения при всей своей пользе и активности прозябают
в таких условиях, что мы бываем рады прийти туда, где все удобно и
красиво. Входная дверь, стеклянная с бронзой, окажется в самом центре
фасада. Ваши начищенные ботинки тихо ступят на блестящий линолеум и
пройдут по нему до бесшумного лифта. Умопомрачительно томная секретарша
проговорит что-то алыми губками в снежно-белую трубку, усадит вас в
хромированное кресло и улыбнется, чтобы скрасить неизбежные минуты
ожидания. Оторвав взор от глянцевитых страниц журнала, вы увидите широкие
коридоры, уходящие к секторам А, Б и С, и услышите из-за всех дверей
мерный гул упорядоченного труда. И вот, утопая по щиколотку в ковре, вы
долго идете к столу, на котором в безупречном порядке разложены бумаги.
Немигающий директорский взгляд завораживает вас, Матисс на стене
устрашает, и вы понимаете, что здесь-то, наконец, работают по-настоящему.
И ошибаетесь. Наука доказала, что административное здание может достичь
совершенства только к тому времени, когда учреждение приходит у упадок.
Эта, казалось бы, нелепая мысль основана на исторических и археологических
исследованиях. Опуская чисто профессиональные подробности, скажем, что
главный метод заключается в следующем: ученые определяют дату постройки
особенно удачных зданий, а потом исследуют и сопоставляют эти данные. Как
выяснилось, совершенное устройство - симптом упадка. Пока работа кипит,
всем не до того. Об идеальном расположении комнат начинают думать позже,
когда главное сделано. Совершенство - это завершенность, а завершенность -
это смерть.
Например, туристу, ахающему в Риме перед собором св.Петра и дворцами
Ватикана, кажется, что все эти здания удивительно подходят к всевластию
пап. Здесь, думает он, гремели анафемы Иннокентия III, отсюда исходили
повеления Григория VII. Но, заглянув в путеводитель, турист узнает, что
поистине могущественные папы властвовали задолго до постройки собора и
нередко жили при этом совсем не здесь. Более того, папы утратили добрую
половину власти еще тогда, когда он строился. Юлий II, решивший его
воздвигнуть, и Лев X, одобривший эскизы Рафаэля, умерли за много лет до
того, как ансамбль принял свой сегодняшний вид. Дворец папской канцелярии
строился до 1565 года, собор освятили в 1626, а колоннаду доделали к 1667.
Расцвет папства был позади, когда планировали эти совершенные здания, и
мало кто помнил о нем, когда их достроили.
Нетрудно доказать, что это не исключение. Так обстояло дело и с Лигой
Наций. На Лигу возлагали большие надежды с 1920 по 1930 год. Году в 33-м,
не позже, стало ясно, что опыт не удался. Однако воплощение его - Дворец
Наций - открыли только в 1937-м. Дворец хорош, все в нем продуманно -
здесь есть и секретариат, и большие залы, и малые, есть и кафе. Здесь есть
все, что может измыслить мастерство, кроме самой Лиги. К этому году она
практически перестала существовать.
Нам возразят, что Версальский дворец действительно воплотил в камне
расцвет царствования Людовика XIV. Однако факты воспротивятся и тут. Быть
может, Версаль и дышит победным духом эпохи, но достраивали его к ее концу
и даже захватили немного следующее царствование. Дворец строился в
основном между 1669 и 1685 годами. Король стал наезжать туда с 1682 года,
когда работы еще шли. Прославленную спальную он занял в 1701-м, а часовню
достроили еще через девять лет. Постоянной королевской резиденцией дворец
стал лишь с 1756 года. Между тем почти все победы Людовика XIV относятся к
периоду до 1679 года, наивысшего расцвета его царствование достигает к
1682-му, а упадок начинается с 1685 года. Как выразился один историк,
король, переезжая сюда, "уже подписал приговор своей династии". Другой
историк говорит, что "дворец... был достроен именно к той поре, когда
власть Людовика стала убывать". А третий косвенно поддерживает их, называя
1685-1713 годы "годами упадка". Словом, ошибется тот, кто представит себе,
как Тюренн мчится из Версаля навстречу победе. С исторической точки зрения
вернее вообразить, как нелегко было здесь, среди всех этих символов
победы, тем, кто привез весть о поражении при Бленхейме. Они буквально не
знали куда девать глаза.
Упоминание о Блейхейме, естественно, переносит наши мысли к другому
дворцу, построенному для прославленного Мальборо. Он тоже идеально
распланирован, на сей раз - для отдохновения национального героя. Его
героические пропорции, пожалуй, говорят скорее о величии, чем об
удобствах, но именно этого и хотели зодчие. Он поистине воплощает легенду.
Он поистине создан для того, чтобы старые соратники встречались здесь в
годовщину победы. Однако, представляя себе эту встречу, мы должны помнить,
как ни жаль, что ее быть не могло. Герцог никогда не жил во дворце и даже
не видел его достроенным. Жил он в Холивелле, неподалеку от Сент-Олбена, а
в городе у него был особняк. Умер он в Виндзор-Лодже. Соратники его
собирались в палатке. Дворец долго строили не из-за сложности плана (хотя
в сложности ему не откажешь), но потому, что герцог был в беде, а два года
и в изгнании.
А как обстоят дела с монархией, которой он служил? Когда археолог будет
рыскать по раскопкам Лондона, как рыщет нынешний турист по садам и
галереям Версаля, развалины Бэкингемского дворца покажутся ему истинным
воплощением могущества английских королей. Он проведет прямую и широкую
улицу от арки Адмиралтейства до его ворот. Он воссоздаст и двор, и большой
балкон, думая при этом о том, как подходили они монарху, чья власть
простиралась до самых дальних уголков земли. Да и современный американец
вполне может поахать при мысли о гордом Георге III, у которого была такая
пышная резиденция. Однако мы снова узнаем, что поистине могущественные
монархи обитали не здесь, а в Гринвиче, Кенилворте или Уайт-холле, и
жилища их давно исчезли. Бэкингемский дворец строил Георг IV. Именно его
архитектор, Джон Нэш, повинен в том, что звалось в ту пору "слабостью и
неотесанностью вкуса". Но жил Георг IV в Брайтоне или Карлтон-хаузе и
дворца так и не увидел, как и Вильгельм IV, приказавший завершить
постройку. Первой переехала туда королева Виктория в 1837 году и вышла там
замуж в 1840-м. Она восхищалась дворцом недолго. Мужу ее больше нравился
Виндзор, она же сама полюбила Бэлморал и Осборн. Таким образом, говоря
строго, великолепие Бэкингемского дворца связано с позднейшей, чисто
конституционной монархией - с тем самым временем, когда власть была
передана парламенту.
Тут естественно спросить, не нарушает ли правила Вестминстерский
дворец, где собирается палата общин. Без сомнения, спланирован он
прекрасно, в нем можно и заседать, и совещаться, и спокойно готовиться к
дебатам, и отдохнуть, и подкрепиться, и даже выпить чаю на террасе. В этом
удобном и величественном здании есть все, чего может пожелать
законодатель. Казалось бы, уж оно-то построено во времена могущества
парламента. Но даты и тут не утешат нас. Парламент, в котором - один
другого лучше - выступали Питт и Фоке, сгорел по несчастной случайности в
1854 году, а до того славился своими неудобствами не меньше, чем блеском
речей. Нынешнее здание начали строить в 1840 году, готовую часть заняли в
1852-м. В 1860 году умер архитектор и строительство приостановилось.
Нынешний свой вид здание приняло к 1868 году. Вряд ли можно счесть простым
совпадением то, что с 1867 года, когда была объявлена реформа
избирательной системы, начался упадок парламента, и со следующего, 1868
года, законы стал подготавливать кабинет министров. Звание члена
парламента быстро теряло свой вес, и "только депутаты, не занимавшие
никаких государственных постов, еще играли хоть какую-то роль". Расцвет
был позади.
Зато по мере увядания парламента расцветали министерства. Исследования
говорят нам, что министерство по делам Индии работало лучше всего, когда
размещалось в гостинице. Еще показательнее сравнительно недавние изменения
в министерстве колоний. Британски империя крепла и ширилась, когда
министерство это (с тех пор как оно вообще возникло) ютилось на
Даунинг-стрит. Начало новой колониальной политики совпало с переездом в
специальное здание. Случилось это в 1875 году, и удобные помещения
оказались прекрасным фоном для бед англо-бурской войны. Во времена второй
мировой войны министерство обрело новую жизнь. Перебравшись во временное и
очень неудобное помещение на Грэйт-Смит-стрит, где должно было находиться
что-то церковное, оно развило бурную деятельность, которая, несомненно,
закончится, как только для него построят здание. Одно хорошо - строить его
еще не начали.
Однако всем этим случаям далеко до Нового Дели. Никогда еще нашим
архитекторам не доводилось планировать такой огромной столицы для
управления таким огромным народом. О том, что ее решено создать, сообщили
на имперском дурбаре в 1911 году, когда на престол Великого Могола взошел
Георг V. Сэр Эдвин Латьенс начал работать над проектом британского
Версаля. Замысел был прекрасен, детали - умны и уместны, чертежи -
блестящи, размах - грандиозен. Но по мере воплощения проекта власть наша
над Индией слабела. За Актом об управлении Индией 1909 года последовало
многое: покушение на жизнь вице-короля в 1912 году, Акт 1917 года, отчет
Монтегю - Челмсфорда (1918) и реализация их предложений (1920). Лорд Ирвин
переехал в свой дворец в 1929 году - именно тогда, когда партия Индийский
Национальный Конгресс потребовала независимости и открылась конференция
круглого стола, и за год до того, как началась кампания Гражданского
Неповиновения. Можно, хотя и утомительно, вести рассказ до самого ухода
англичан, показывая, как точно каждая фаза их поражения совпадала с
очередной архитектурной победой. В конце концов удалось построить не
столицу, а мавзолей.
Упадок британского империализма начался со всеобщих выборов 1906 года,
на которых победили либеральные и полусоциалистические идеи. И потому вас
не удивит, что именно эта дата высечена в нетленном граните над дверями
военного министерства. Битвой при Ватерлоо удавалось руководить из тесных
комнаток на Хорс-Гардз-Парад. План захвата Дарданелл был принят в красивых
и просторных залах. Неужели прекрасно распланированное здание Пентагона в
Арлингтоне, штат Вирджиния, подтвердит наше правило? Не хотелось бы
усматривать особый смысл в том, что здание это - у кладбища; но подумать
об этом стоит.
Конечно, влиятельный читатель не может продлить дни умирающего
учреждения, мешая ему переехать в новое здание. Но у него есть шансы
спасти тех, кто только еще встает на путь погибели. Теперь то и дело
возникают учреждения с полным набором начальства, консультантов и служащих
и со специально построенным зданием. Опыт показывает, что такие учреждения
обречены. Совершенство убьет их. Им некуда пустить корни. Они не могут
расти, так как уже выросли. Они и цвести не могут, а плодоносить - тем
более. Когда мы встречаем такой случай - например, здание ООН, - мы
умудренно и печально качаем головой, прикрываем простыней труп и неслышно
выходим на воздух.

НЕПРИЗАВИТ, или Болезнь Паркинсона

Куда ни взгляни, мы видим учреждения (административные, торговые и
научные), где высшее начальство изнывает от скуки, просто начальство
оживляется, только подсиживая друг друга, а рядовые сотрудники тоскуют или
развлекаются сплетнями. Попыток тут мало, плодов - никаких. Созерцая эту
печальную картину, мы думаем, что сотрудники бились до конца и сдались по
неизбежности. Однако недавние исследования показали, что это не так.
Большинство испускающих дух учреждений долго и упорно добивалось
коматозного состояний. Конечно, это результат болезни, но болезнь, как
правило, не развивается сама собой. Здесь, заметив первые ее признаки, ей
всячески помогали, причины ее углубляли, а симптомы приветствовали.
Болезнь эта заключается в сознательно взлелеянной неполноценности и
зовется непризавитом. Она встречается гораздо чаще, чем думают, и
распознать ее легче, чем вылечить.
Как и велит логика, опишем ее ход с начала до конца. Затем расскажем об
ее симптомах и научим ставить диагноз. В завершение поговорим немного о
лечении, о котором, однако, знают мало и вряд ли что-нибудь узнают в
ближайшем будущем, ибо английская медицина интересуется не этим. Наши
ученые-врачи довольны, если опишут симптомы и найдут причину. Это французы
начинают с леченья, а потом, если зайдет речь, спорят о диагнозе. Мы же
будем придерживаться английского метода, который куда научней, хотя
больному от этого не легче. Как говорится, движение все, цель ничто.
Первый признак опасности состоит в том, что среди сотрудников
появляется человек, сочетающий полную непригодность к своему делу с
завистью к чужим успехам. Ни то, ни другое в малой дозе опасности не
представляет, эти свойства есть у многих. Но достигнув определенной
концентрации (выразим ее формулой N3Z5), они вступают в химическую
реакцию. Образуется новое вещество, которое мы назовем непризавием.
Наличие его определяется по внешним действиям, когда данное лицо, не
справляясь со своей работой, вечно суется в чужую и пытается войти в
руководство. Завидев это смешение непригодности и зависти, ученый покачает
головой и тихо скажет: "Первичный, или идиопатический, непризавит".
Симптомы его, как мы покажем, не оставляют сомнения.
Вторая стадия болезни наступает тогда, когда носитель заразы хотя бы в
какой-то степени прорывается к власти. Нередко все начинается прямо с этой
стадии, так как носитель сразу занимает руководящий пост. Опознать его
легко по упорству, с которым он выживает тех, кто способнее его, и не дает
продвинуться тем, кто может оказаться способней в будущем. Не решаясь
сказать: "Этот Шрифт чересчур умен", он говорит: "Умен-то он умен, да вот
благоразумен ли? Мне больше нравится Шифр". Не решаясь опять-таки сказать:
"Этот Шрифт меня забивает", он говорит: "По-моему, у Шифра больше здравого
смысла". Здравый смысл - понятие любопытное, в данном случае
противоположное уму, и означает оно преданность рутине. Шифр идет вверх,
Шрифт - еще куда-нибудь, и штаты постепенно заполняются людьми, которые
глупее начальника, директора или председателя. Если он второго сорта, они
будут третьего и позаботятся о том, чтобы их подчиненные были четвертого.
Вскоре все станут соревноваться в глупости и притворяться еще глупее, чем
они есть.
Следующая (третья) стадия наступает, когда во всем учреждении, снизу
доверху, не встретишь и капли разума. Это и будет коматозное состояние, о
котором мы говорили в первом абзаце. Теперь учреждение можно смело считать
практически мертвым. Оно может пробыть в этом состоянии лет двадцать. Оно
может тихо рассыпаться. Оно может и выздороветь, хотя таких случаев очень
мало. Казалось бы, нельзя выздороветь, без лечения. Однако это бывает,
подобно тому как многие живые организмы вырабатывают нечувствительность к
ядам, поначалу для них смертельным. Представьте себе, что учреждение
опрыскали ДДТ, уничтожающим, как известно, все живое. Какие-то годы,
действительно, все живое гибнет, но некоторые индивиды вырабатывают
иммунитет. Они скрывают свои способности под личиной как можно более
глупого благодушия, и опрыскиватели перестают узнавать способных.
Одаренный индивид преодолевает внешнюю защиту и начинает продвигаться
вверх. Он слоняется по комнатам, болтает о гольфе, глупо хихикает, теряет
нужные бумаги, забывает имена и ничем ни от кого не отличается. Лишь
достигнув высокого положения, он сбрасывает личину и является миру, словно
черт в сказочном спектакле. Начальство верещит от страха: ненавистные
качества проникли прямо к ним, в святая святых. Но делать уже нечего. Удар
нанесен, болезнь отступает, и вполне возможно, что учреждение выздоровеет
лет за десять. Однако такие случаи редки. Обычно болезнь проходит все
вышеописанные стадии и оказывается неизлечимой.
Такова болезнь. Теперь посмотрим, по каким симптомам можно ее
распознать. Одно дело - описать воображаемый очаг заразы, известной нам
изначально, и совсем другое - выявить ее на фабрике, в казарме, в конторе
или в школе. Все мы знаем, как рыщет по углам агент по продаже
недвижимости, присмотревший для кого-нибудь дом. Рано или поздно он
распахнет чулан или ударит ногой по плинтусу и воскликнет: "Труха!" (Если
он дом продает, он постарается отвлечь вас прекрасным видом из окна, а тем
временем обронит ключи от чулана.) Так и во всяком учреждении - специалист
распознает симптомы непризавита на самой ранней его стадии. Он помолчит,
посопит, покачает головой, и всем станет ясно, что он понял. Как же он
понял? Как узнал, что зараза уже проникла? Если присутствует носитель
заразы, диагноз поставить легче, но он ведь может быть в отпуске. Однако
запах его остался. А главное, остался его след во фразах такого рода: "Мы
на многое не замахиваемся. Все равно за всеми не угонишься. Мы тут, у
себя, между прочим, тоже делаем дело, с нас довольно". Или: "Мы вперед не
лезем. А этих, которые лезут, и слушать противно. Все им работа да работа,
уж не знают, как выслужиться". Или, наконец: "Вот кое-кто из молодых
выбился вперед. Что ж, им виднее. Пускай продвигаются, а нам и тут
неплохо. Конечно, обмениваться людьми или там мыслями - дело хорошее.
Только к нам оттуда, сверху, ничего стоящего не перепало. Да и кого нам
пришлют? Одних уволенных. Но мы ничего, пусть присылают. Мы люди мирные,
тихие, а свое дело делаем, и неплохо..."
О чем говорят эти фразы? Они ясно указывают на то, что учреждение
сильно занизило свои возможности. Хотят тут мало, а делают еще меньше.
Директивы второсортного начальника третьесортным подчиненным
свидетельствуют о мизерных целях и негодных средствах. Никто не хочет
работать лучше, так как начальник не смог бы управлять учреждением,
работающим с полной отдачей. Третьесортность стала принципом. "Даешь
третий сорт!" - начертано золотыми буквами над главным входом. Однако
можно заметить, что сотрудники еще не забыли о хорошей работе. На этой
стадии им не по себе, им как бы стыдно, когда упоминают о передовиках. Но
стыд этот недолговечен. Вторая стадия наступает быстро. Ее мы сейчас и
опишем.
Распознается она по главному симптому: полному самодовольству. Задачи
ставятся несложные, и потому сделать удается, в общем, все. Мишень в
десяти ярдах, и попаданий много. Начальство добивается того, что намечено,
и становится очень важным. Захотели - сделали! Никто уже не помнит, что и
дела-то не было. Ясно одно: успех полный, не то что у этих, которым больше
всех надо. Самодовольство растет, проявляясь во фразах: "Главный у нас -
человек серьезный и, в сущности, умный. Он лишних слов не тратит, зато и
не ошибается". (Последнее замечание верно по отношению ко всем тем, кто
вообще ничего не делает.) Или: "Мы умникам не верим. Тяжело с ними, все им
не так, вечно они что-то выдумывают. Мы тут трудимся, не рыпаемся, а
результаты - лучше некуда". И наконец: "Столовая у нас прекрасная. И как
они ухитряются так кормить буквально за гроши? Красота, а не столовая!"
Фразы эти произносятся за столом, покрытым грязной клеенкой, над
несъедобным безымянным месивом, в жутком запахе мнимого кофе. Строго
говоря, столовая говорит нам больше, чем само учреждение. Мы вправе быстро
судить о доме, заглянув в уборную (есть ли там бумага); мы вправе судить о
гостинице по судочкам для масла и уксуса; так и об учреждении мы вправе
судить по столовой. Если стены там темно-бурые с бледно-зеленым; если
занавески малиновые (или их просто нет); если нет и цветов; если в супе
плавает перловка (а быть может, и муха); если в меню одни котлеты и
пудинг, а сотрудники тем не менее в восторге - дело плохо. Самодовольство
достигло той степени, когда бурду принимают за еду. Это предел. Дальше
идти некуда.
На третьей, последней стадии самодовольство сменяется апатией.
Сотрудники больше не хвастают и не сравнивают себя с другими. Они вообще
забыли, что есть другие учреждения. В столовую они не ходят и едят
бутерброды, усыпая столы крошками. На доске висит объявление о концерте
четырехлетней давности. Табличками служат багажные ярлыки, фамилии на них
выцвели, причем на дверях Брауна написано "Смит", а на Смитовых дверях -
"Робинсон". Разбитые окна заклеены неровными кусками картона. Из
выключателей бьет слабый, но неприятный ток. Штукатурка отваливается, а
краска на стенах пузырится. Лифт не работает, вода в уборной не
спускается. С застекленного потолка падают капли в ведро, а откуда-то
снизу доносится вопль голодной кошки. Последняя стадия болезни развалила
все. Симптомов так много и они так явственны, что опытный исследователь
может обнаружить их по телефону. Усталый голос ответит: "Алло, алло..."
(что может быть беспомощней!) - и дело ясно. Печально качая головой,
эксперт кладет трубку. "Третья стадия, - шепчет он. - Скорее всего, случай
неоперабельный". Лечить поздно. Можно считать, что учреждение скончалось.
Мы описали болезнь изнутри, а потом снаружи. Нам известно, как она
начинается, как идет, распространяется и распознается. Английская медицина
большего и не требует. Когда болезнь выявлена, названа, описана и
заприходована, английские врачи вполне довольны и переходят к другой
проблеме. Если спросить у них о лечении, они удивятся и посоветуют колоть
пенициллин, а потом (или прежде) вырвать все зубы. Сразу ясно, что это не
входит в круг их интересов. Уподобимся мы им или подумаем о том, можно ли
что-нибудь сделать? Несомненно, еще не время подробно обсуждать курс
лечения, но не бесполезно указать в самых общих чертах направление поиска.
Оказывается, возможно установить некоторые принципы. Первый из них гласит:
больное учреждение излечить себя не может. Мы знаем, что иногда болезнь
исчезает сама собой, как сама собой появилась, но случаи эти редки и, с
точки зрения специалиста, нежелательны. Любое лечение должно исходить
извне. Хотя человек и может удалить у себя аппендикс под местным наркозом,
врачи этого не любят. Тем более не рекомендуется самим делать другие
операции. Мы смело можем сказать, что пациент и хирург не должны
совмещаться в одном лице. Когда болезнь в учреждении зашла далеко, нужен
специалист, иногда - крупнейший из крупных, сам Паркинсон. Конечно, они
много берут, но тут не до экономии. Дело идет о жизни и смерти.
Другой принцип гласит, что первую стадию можно лечить уколами, вторая
чаще всего требует хирургического вмешательства, а третья пока неизлечима.
В былое время прописывали капли и пилюли. Но это устарело. Позднее
поговаривали о психологических методах, но это тоже устарело, так как
многие психоаналитики оказались сумасшедшими. Век наш - век уколов и
операций, и науке о болезнях учреждений нельзя отставать от медицины.
Установив первичное заражение, мы автоматически наполняем шприц, и решить
нам надо одно: что в нем будет, кроме воды. Конечно, что-нибудь бодрящее,
но что именно? Очень сильно действует Нетерпимость, но ее нелегко достать,
и опасность в ней большая. Добывают ее из крови армейских старшин и
содержит она два элемента: 1) "а можно и получше" (МП) и 2) "никаких
оправданий" (НО). Введенный в больное учреждение носитель Нетерпимости
сильно встряхивает его, и под его влиянием оно может пойти войной на
источник заразы. Способ этот хорош, но не обеспечивает стойкого
выздоровления. Иными словами, не дает гарантии, что зараза будет
извергнута. Собранные сведения показывают, что лекарство это просто
пришибет болезнь, зараза затаится и будет ждать своего часа. Некоторые
видные специалисты полагают, что курс надо повторять, но другие опасаются,
как бы это не вызывало раздражения, почти столь же вредоносного, как сама
болезнь. Таким образом, Нетерпимость надо применять с осторожностью.
Есть лекарство и помягче - так называемое Вышучивание. Однако
применение его туманно, действие - нестойко, а эффект мало изучен. Вряд ли
есть основания его опасаться, но излечение не гарантировано. Как известно,
у больного непризавитом сразу образуется толстая шкура, которую смехом не
пробьешь. Быть может, укол изолирует инфекцию, и то хорошо.
Отметим в завершение, что некоторую пользу приносило такое простое
лекарство, как Выговор. Но и здесь есть трудности. Лекарство это действует
сразу, но может вызвать потом обратный эффект. Приступ активности сменится
еще большим безразличием, а зараза не исчезнет. По-видимому, лучше всего
смешивать Выговор с Нетерпимостью, Вышучиванием и еще какими-то не
известными нам субстанциями. К сожалению, такая смесь до сих пор не
изготовлена.
Вторая стадия болезни, на наш взгляд, вполне операбельна.
Читатели-медики, вероятно, слышали об операциях Катлера Уолпола. Этот
замечательный хирург просто удалял пораженные участки и тут же вводил
свежую кровь, взятую от схожих организмов. Иногда это удавалось, иногда -
скажем честно - и нет. Оперируемый может не выйти из шока. Свежая кровь
может не прижиться, даже если ее смешать со старой. Однако, что ни говори,
лучшего метода нет.
На третьей стадии сделать нельзя ничего. Учреждение практически
скончалось. Оно может обновиться, лишь переехав на новое место, сменив
название и всех сотрудников. Конечно, людям экономным захочется перевезти
часть старых сотрудников, хотя бы для передачи опыта. Но именно этого
делать нельзя. Это верная гибель - ведь заражено все. Нельзя брать с собой
ни людей, ни вещей, ни порядков. Необходим строгий карантин и полная
дезинфекция. Зараженных сотрудников надо снабдить хорошими рекомендациями
и направить в наиболее ненавистные вам учреждения, вещи и дела немедленно
уничтожить, а здание застраховать и поджечь. Лишь когда все выгорит дотла,
можете считать, что зараза убита.

ПЕНСИОННЫЙ ВОЗРАСТ, или Пора отставки

Из проблем, рассмотренных в этой книге, проблему ухода в отставку надо
оставить напоследок. Многие комиссии пытались выяснить, что думают люди об
этой проблеме, но ответы были удручающе сварливыми, а советы -
расплывчатыми, путаными и туманными. Возраст вынужденной отставки
варьируется от 55 до 75 лет, причем все решения одинаково произвольны и
ненаучны. Любую цифру, подброшенную вам обычаем или случайностью, можно
защищать с одинаковым успехом. Там, где на пенсию увольняют в 65 лет,
поборники этой системы всегда докажут, что ум и силы начинают иссякать в
62. Казалось бы, вот и ответ, если бы там, где на пенсию уходят в 60, вам
не сообщили, что люди теряют хватку годам к 57. Те же, кто увольняется в
55, начинают идти под гору в 52. Словом, если мы обозначим пенсионный
возраст через Р, точка перелома исчисляется по формуле Р-3, независимо от
числового значения Р. Явление это примечательно, но никак не помогает
установить пенсионный возраст.
Однако величина Р-3 показывает нам, что ученые шли до сих пор по
неверному пути. Нередко говорят, что люди стареют в разное время, кто - в
50, а кто - и в 90. Это так, но и это не дает нам ничего. Истина же в том,
что при исчислении пенсионного возраста надо исходить не из возраста того
человека, о чьей отставке идет речь (лица х), а из возраста его преемника
(лица у). Как всем известно, на своем славном служебном пути х пройдет
следующие фазы:

1. Пору готовности (G).
2. Пору благоразумия (В) = G + 3.
3. Пору выдвижения (V) = В + 7.
4. Пору ответственности (О) = V + 5.
5. Пору авторитета (А) = О + 3.
6. Пору достижений (D) = А + 7.
7. Пору наград (N) = D + 9.
8. Пору важности (W) = N + 6.
9. Пору мудрости (М) = W + 3.
10. Пору тупика (Т) = М + 7.

Вся шкала определяется числовым значением G. Этот чисто технический
термин ни в коей мере не означает, что человек в возрасте G действительно
готов к своей работе. Архитекторы, например, держат что-то вроде экзамена,
но редко обнаруживают знания, необходимые для первой фазы (не говоря уже о
всех последующих). G - это возраст, в котором данное лицо начинает свой
профессиональный путь после долгих лет учения, принесших пользу только
тем, кто преподавал ему за деньги. При G=22 лицо х достигнет Т лишь к 72
годам. Исходя из его собственных возможностей нет оснований выгонять его
до 71. Но дело, как мы уже знаем, не в нем, а в лице у, его преемнике. Как
соотносятся их возрасты? Точнее, сколько лет должно быть лицу х, когда у
поступит на службу?
Всесторонне изучив проблему, мы пришли к выводу, что возрастная разница
между х и у равна пятнадцати годам. (Таким образом, сын редко бывает
прямым преемником отца.) Если исходить из этой цифры, при G = 22 у
достигнет D (поры достижений) к 47 годам, когда х'у еще только 62. Именно
тут и происходит перелом. Доказано, что у, зажимаемый х'ом вместо фаз
6-10, проходит иные, новые фазы, как то:

6. Пору краха (К) = А + 7.
7. Пору зависти (Z) = К + 9.
9. Пору смирения (S) = Z + 4.

Другими словами, когда х'у исполняется 72, 57-летний у входит в пору
смирения. Если х уйдет, он не сможет его заменить, так как смирился
(отзавидовав свое) с жалкой участью. Случай опоздал ровно на десять лет.
Пора краха наступает в разное время (это зависит от фактора G), но
распознать ее легко. Тот, кому не дали права принимать важные решения,
начинает считать важными все свои решения. Он вечно проверяет, так ли
подшиты бумаги, очинены ли карандаши, открыты ли (или закрыты), окна, и
пишет чернилами разных цветов. Пору зависти узнают по настойчивым
напоминаниям о себе. "В конце концов, я еще что-то значу!", "Со мной
никогда не посоветуются", "z ничего не умеет". Но пора эта сменяется
смирением. "Мне почести не нужны...", "z'a зовут в правление, а мне и тут
хорошо, хлопот меньше", "Если бы меня повысили, когда бы я в гольф играл?"
Существует мнение, что эта пора характеризуется также интересом к местной
политике. Однако теперь доказано, что местной политикой занимаются
исключительно при несчастном браке. Но и по другим симптомам ясно, что
человек, не ставший начальством к 46 годам, никогда уже ни на что не
пригодится.
Таким образом, необходимо убрать х'а к 60, когда он еще прекрасно
работает. Поначалу будет хуже, но, если этого не сделать, его некем будет
заменить, когда наступит истинная пенсионная пора. И чем ценнее х как
работник, чем дольше он останется на посту, тем безнадежней эта задача.
Непосредственные его подчиненные будут слишком стары и прочно привыкнут
повиноваться. Они смогут только не пускать тех, кто помоложе, и это
удастся им так хорошо, что преемника не будет долгие годы, пока
непредвиденный кризис не породит его. Итак, делать нечего. Если х не уйдет
вовремя, учреждение сильно пострадает. Как же его убрать?
В этом вопросе, как и во многих, современная наука не подкачала. Мы
отказались от грубых методов прошлого. Прежде члены правления начинали,
например, беззвучно переговариваться на заседании - один шевелит губами,
другой издалека кивает - и председатель вскорости решал, что он глохнет.
Но теперь у нас новая, более эффективная техника. Метод зиждется на
дальних перелетах и заполнении так называемых форм. Исследования показали,
что нервное истощение, свойственное современному человеку, обусловлено
именно этими занятиями. Если загрузить ими в достаточной мере важного
чиновника, он очень скоро заговорит об уходе. Африканские племена
уничтожали своих вождей по истечении должного срока или при первых
признаках дряхлости. В наши дни крупному деятелю предлагают поехать в июне
на конференцию в Хельсинки, в июле - на конгресс в Аделаиду и в августе -
на съезд в Оттаву, причем каждое из мероприятий длится недели три. Его
убеждают, что престиж министерства или фирмы зависит от этой поездки, а
если послать кого-нибудь другого, прочие участники смертельно обидятся.
Ему дадут возможность вернуться в промежутках на службу, и всякий раз ящик
его будет набит бумагами ("формами"), которые непременно надо заполнить.
Одни формы связаны с самим путешествием, другие - с визами и квотами,
прочие - с налогами. Когда, вернувшись из Оттавы, он ставит последнюю
подпись, ему вручают программу новых конференций: в Маниле (сентябрь), в
Мексике (октябрь) и в Квебеке (ноябрь). К декабрю он заметит, что годы
дают себя знать. В январе сообщит, что собрался в отставку.
Суть этой техники в том, чтобы конференции происходили как можно дальше
одна от другой и с большими перепадами климата. Тихое морское путешествие
абсолютно исключается. Во всех случаях должен быть только самолет! О
маршрутах думать не надо: все они планируются так, чтобы удобно было
почте, а не пассажирам. Можно смело положиться на то, что вылет будет
назначен на 2:50 утра (посадка в 1:30, сдать багаж к 24:45), а прибытие -
на 3:10 утра через день. Однако самолет непременно задержится и
приземлится не раньше 3:57, так что пассажиры пройдут таможню и бюро по
иммиграции лишь к 4:35. Когда летишь на запад, приходится завтракать раза
три. Когда же летишь в обратную сторону, есть вообще не дадут и только к
концу, когда вам станет плохо, принесут рюмочку хереса. Почти все время
полета уйдет, конечно, на заполнение форм о валюте и о здоровье. Сколько у
вас долларов (амер.), фунтов (англ.), франков, гульденов, иен, лир, фунтов
(австрал.), аккредитивов, чеков, почтовых переводов и почтовых марок? Где
вы спали прошлую ночь и позапрошлую? (На это ответить легко, так как
обычно путешественник не спит уже неделю.) Когда вы родились и как девичья
фамилия вашей бабушки? Сколько у вас детей и почему? Сколько дней вы
пробудете и где? Какова цель вашей поездки, если у нее есть цель? (Как
будто вы помните!) Была ли у вас ветрянка, а если не было, почему?
Получили ли вы визу в Патагонию и право въезда в Гонконг? За представление
неверных сведений - пожизненное заключение. Закрепите ремни. Самолет
прибывает в Рангун. 2:47 по местному времени. Температура воздуха за
бортом минус 43ь. Стоянка около часа. Завтрак получите в самолете через
пять часов после вылета. Спасибо (За что бы это?). Напоминаем: не курить.
Вы видите, что перелет как ускоритель отставки хорош еще и тем, что
связан с заполнением множества форм. Однако формы - испытание особое, и
оно может применяться самостоятельно. Искусство составления форм
определяется тремя моментами: 1) непонятностью, 2) недостатком места и 3)
самыми страшными угрозами за неверные ответы. Там, где их составляют,
непонятность обеспечивают отделы, специализирующиеся на двусмысленности,
ненужных вопросах и канцелярском жаргоне. Впрочем, простейшие приемы стали
автоматическими. Например, для начала неплохо поместить в правом верхнем
углу такую штуку:

Возвратить не позднее ........... месяца

Поскольку форма послана вам 16 февраля, вы не можете понять, какой
месяц имеется в виду - нынешний, прошлый или будущий. Знает об этом один
отправитель, но он обращается к вам. Тут в дело вступает специалист по
двусмысленности в тесном сотрудничестве с консультантом по недостатку
места, и выходит вот что:

Ненужное зачеркнуть: М-р .. М-с .. Мисс ..
Имя и фамилия
Адрес
Место жительства
Когда и почему натурализовались
Положение

Такая анкета, конечно, рассчитана на полковника, лорда, профессора или
доктора с фамилией из дюжины слов. Слова "место жительства" после слова
"адрес" понятны разве что специалисту по международному праву, а намеки о
натурализации не понятны никому. Наконец, над графой "положение"
заполняющий анкету будет долго ломать голову, не зная, написать ли ему
"адмирал" (в отставке), "женат", "гражданин США" или
"директор-распорядитель".
Здесь специалиста по двусмысленности сменит специалист по ненужным
вопросам, которому поможет консультант по недостатку места.

N удостоверения личности или паспорта
Имя и фамилия дедушки
Девичья фамилия бабушки
Какие прививки сделаны? Когда? Почему?
Подробности (все)
Примечание. За представление неверных сведений - штраф до
5000 фунтов, или год каторжных работ, или то и другое.

Завершит это произведение специалист по жаргону:

Укажите, какими особыми обстоятельствами [253] обосновано получение
разрешения, в отношении которого сделан запрос в связи с периодом квоты, к
которому относится предыдущее заявление [143], а также когда, как и почему
отклонены какие бы то ни было заявления стороны (сторон) какими бы то ни
было инстанциями на основании подраздела VII [35] или же по иной причине,
а также подвергалось ли обжалованию данное или предыдущее решение, и если
да, то почему и с каким результатом.

Наконец анкета переходит к техническому сотруднику, который оформляет
место для подписи, венчающее общий труд.

Я/МЫ (прописными буквами) ...............
........... заявляю/ем под страхом кары, что
указанные сведения абсолютно верны, и заверяю/ем
это моей/нашими/ подписью/ямя.
... числа ... месяца 19... года
(подпись) ....
СВИДЕТЕЛИ: Фамилия, адрес, род занятий .....
Фотография паспортного образца
Печать
Отпечаток большого пальца

Здесь все ясно, кроме того, чья именно нужна фотография и отпечаток
пальца - самого Я/МЫ или свидетелей. Но так ли это важно?
Опыты показали, что при должном количестве хороших перелетов и форм
немолодое ответственное лицо вскоре уйдет в отставку. Нередко такие люди
уходили до начала процедур. Заслышав о конференции в Стокгольме или
Ванкувере, они понимают, что час их настал. Суровые меры приходится
применять чрезвычайно редко. Последний раз, насколько нам известно, их
применяли в первые послевоенные годы. Начальник, подвергавшийся обработке,
отличался особым упорством, так что пришлось отправить его в Малайю, на
каучуковые плантации и оловянные рудники. Лучшее время для этого - январь,
лучший вид транспорта - реактивный самолет, чтобы климат изменялся
порезче. Приземлился испытуемый в 17:52 по малайскому времени и его
немедленно повезли на прием, потом на другой (в 15 милях от первого), а
потом на обед (11 миль в обратную сторону). Лег он в 2:30, а в 7 часов
утра был уже в самолете. Приземлился в Ипо как раз к завтраку, посетил две
плантации, один рудник, еще одну плантацию (масличных пальм) и консервный
завод. После званого обеда в деловом клубе осмотрел школу, клинику и
английский сеттльмент. Вечером был на двух приемах и на китайском банкете
из двадцати блюд, где пили стаканами бренди. Деловые переговоры начались
на следующее утро и продолжались три дня, а оживляли их официальные приемы
и ежевечерние банкеты в восточном стиле. Уже на пятый день стало ясно, что
курс тяжеловат, так как гость не мог ходить, если его не вели под руки
секретарь и личный помощник. На шестой день он умер, подтвердив тем самым
разговоры о том, что ему не по себе. В наше время такие методы не
рекомендуются, да они и не нужны. Народ научился уходить вовремя.
Однако остается серьезная проблема. Что делать нам самим, когда придет
пора отставки, установленная нами для ближних? Само собой разумеется, наш
случай - особый. Мы не претендуем на большую ценность, но так уж
получилось, что нас совершенно некому заменить. Как нам ни жаль, придется
подождать несколько лет, исключительно ради общества. И когда старший из
наших подчиненных предложит нам лететь в Тегеран или в Тасманию, мы, мягко
отмахнувшись, скажем, что конференции - пустая трата времени. "Да и
вообще, - скажем мы, - я уезжаю на рыбную ловлю. Приеду месяца через два,
а вы тут пока что заполните все формы". Мы знаем, как выжить на пенсию
наших предшественников. А как выжить нас, пусть наши преемники придумывают
сами.

СВОЯКИ И ЧУЖАКИ

(Пер. - А.Кистяковский)

ОТ АВТОРА

Теперь, когда благодаря мне преуспеяние станет доступно решительно
всем, я склонен претендовать на признательность человечества. Другое дело,
согласится ли человечество удовлетворить мои законные претензии. Но я все
же попробую подать ему пример. Ведь если читатели должны поблагодарить
автора, то он в свою очередь должен поблагодарить всех соучастников его
работы. И я благодарю редакторов, согласившихся опубликовать отдельные
главы этой книги в журналах "Эсквайр", "Форчун", "Лилипут" и "Нью-Йорк
тайм мэгэзин". Издателей, чья благожелательность превзошла самые смелые
предположения автора. Мистера Осберта Ланкастера, создавшего живые и
мастерские иллюстрации [имеется в виду английское издание]. Миссис Валери
Фитчет, приведшую рукопись в относительный порядок, чтобы перепечатать ее.
И конечно же, Энн, без которой все мои усилия оказались бы просто
бессмысленными и которой, разумеется, посвящена эта книга - по причинам
многочисленным и слишком очевидным, чтобы их объяснять.

ПРЕДУВЕДОМЛЕНИЕ

Во всех книгах о преуспеянии - а перед читателем новейшая и лучшая из
них - слово "успех" толкуется примерно одинаково. Бытовое выражение "жить
хорошо" не объясняет никаких философских или этических загадок (да и не
претендует на это), но оно по крайней мере всем понятно. Мы знаем, о чем
идет речь. Преуспевающий человек занимает высокую должность, у него
незапятнанная репутация и обеспеченное будущее, о нем с уважением пишут в
газетах - и всего этого он добился сам. Наше воображение рисует нам
ухоженный сад на берегу озера, изящный коттедж, старинное столовое серебро
и дочь хозяина в костюме для верховой езды. Чуть изменив угол зрения, мы
видим обшитый дубовыми панелями кабинет, зеркальный письменный стол,
одежду от модного портного, бесшумную машину. Потом нам представляется
просторный зал фешенебельного клуба и центральная фигура центральной
группы - человек, скромно принимающий искренние поздравления. С чем? С
правительственной наградой, повышением по службе или рождением сына?
Весьма вероятно, что произошло и то, и другое, и третье. Так обыкновенно
выглядит успех, и именно так понимает его автор.
Разумеется, нельзя отрицать, что существуют и другие виды успеха.
Кто-то дал свое имя экзотическому цветку, кто-то написал бессмертное
стихотворение. Кто-то удивительно долго жил на свете или в детские годы
стал знаменитым музыкантом. Успех может принимать разные формы. Но
читатель не должен надеяться на то, чего заведомо не получит. Если его
интересует успех, описанный в предыдущем абзаце - шикарный автомобиль и
вилла, - книга поможет ему. Если же он думает о награде за пределами этой
жизни или даже о посмертной славе в этой, ему нужны другие советчики.
Автор не знает, как добываются мученические венцы. Успех для него -
материальное и совершенно земное понятие. Однако не следует воспринимать
это чересчур грубо. Человек, живущий хорошо, живет не только богато,
Богатство без уважения, без любви людей, да еще приправленное смиренным
крохоборством, оборачивается жалким прозябанием. Преуспеянию обычно
сопутствуют деньги, но для подлинного успеха надо проникнуть в высшее
общество, причем так легко и свободно, словно вы принадлежите к нему по
праву рождения. Когда кинематограф еще доставлял людям удовольствие,
бедняки частенько просачивались в зрительный зал через выход, а чтобы
уходящая публика не догадалась об их намерениях, они говорили друг другу:
"Никудышная была фильма". Вот и успех, кроме всего прочего, означает
незаметное врастание в ряды привилегированных. Вы должны войти в высшее
общество, как "выходит в свет" - на своем первом балу - юная, но уже
скучающая герцогиня. Просто войти мало: надо, чтобы вас признали своим.
Короче говоря, все дальнейшие советы предполагают совершенно
определенный вид успеха. Кроме того, предполагается, что читатель -
человек средний и способности у него самые заурядные. Мы видели слишком
много книг о преуспеянии, которые советовали читателю быть более
энергичным, деловым, разумным, надежным и обаятельным, чем окружающие его
люди. Но если он обладает всеми этими достоинствами, ему не нужны никакие
пособия. Пособия пишутся не для одаренных. Они-то наверняка преуспеют.
Советы необходимы серым середнячкам - бездеятельным, ленивым и
непривлекательным тугодумам, на которых нельзя положиться в серьезном
деле. Но ведь они - граждане демократической страны. Поэтому у них тоже
есть право на успех. Вот мы и постараемся объяснить им, как они могут
воспользоваться своим правом. Во-первых, следует запомнить, что преуспеть
легче всего там, где некоторые работают по призванию души, а остальные
служат по назначению начальства, то есть в системе управления. Люди
предполагают посвятить себя сельскому хозяйству или животноводству,
литературе или науке, геологии или антропологии. Кто-то собирается стать
летчиком-испытателем, тайным агентом, великим журналистом или ковбоем. А
работают - если, конечно, повезет - все одинаково: за письменным столом. И
совершенно неважно, какой вид открывается из окна вашей конторы - сельские
угодья, ракетные площадки, университетский дворик или улица, на которой
расположены правительственные учреждения. В любом случае каждого из нас
ждет письменный стол, Это надо усвоить на заре карьеры, если вы хотите
начать и продолжать ее успешно. Итак вот он, ваш первый письменный стол;
ваша задача - перебраться за стол самый начальственный.
И еще одно предупреждение читателю. Автор не учит, как преуспеть на
политическом поприще. Про это можно написать полезнейшую книгу, но та, что
перед читателем, повествует о другом. Политическая карьера - неплохой
путь, однако он, как правило, открыт только тем, кто уже добился успеха.
Член парламента от консерваторов обязательно должен быть богатым. А
лейбориста, пробравшегося в парламент, едва ли можно назвать преуспевшим.
Если читатель хочет в совершенстве постичь мир политиков, ему прежде всего
надо обратиться к труду "Кто у нас каков" - бесценному справочнику,
который содержит краткие биографии граждан, добившихся высокого положения
на ниве государственной службы.
Изучая биографии выдающихся политиков, можно обнажить фундамент любой
политической карьеры. Однако эта тема отдельного фундаментального
исследования. Впрочем, даже беглое рассмотрение сотни определенных
биографий поможет выявить глубинные истоки успеха в политике. Автор
рассмотрел биографии членов консервативного правительства 1955-1956 гг.
Министры и их заместители (включая тех, кто занимал эти посты неполный
срок), высшие чины министерства финансов и юстиции, председатель палаты
общин и церемониймейстер парламента, парламентский пристав и руководители
комиссий как раз и составили искомую сотню. Восемьдесят человек из ста
учились в привилегированных средних школах вроде Итона, Хэрроу или
Молвена, семьдесят окончили лучшие университеты (сорок пять - оксфордский
и двадцать пять - Кембриджский), а тринадцать - военные академии
(Сэндхерст, Вулвич или Дартмут). Из сорока пяти оксфордцев тринадцать
окончили оксфордский колледж Христовой Церкви, причем почти все они
(десять человек) учились в Итоне. Приведенная статистика обнаруживает
четкую схему. Можно не присутствовать при формировании правительства и все
же точно представлять себе, как оно создавалось.
Политик, для того чтобы войти в правительство, должен набрать
определенное количество баллов; оценочную шкалу, по которой
государственным служащим присваивают баллы, нетрудно реконструировать, что
и было сделано автором. Высшие баллы назначаются за привилегированные
школы, университеты или академии; высочайшие - за сочетание Итона с
оксфордским колледжем Христовой Церкви; ну и, разумеется, учитываются
подходящие тести; так, например, свойство с герцогом Девонширским дает
претенденту значительную льготную надбавку. Шкала Паркинсона, кроме всего
прочего, позволяет определить, кого из политиков непременно включат в
справочник "Кто у нас каков". Статья об идеальном государственном деятеле
будет выглядеть приблизительно так:

ПРОУЛЭЗ-КАРЬЕРИАН, Невилл Эдмунд Сильветер. Кав-р ордена Брит. имп.,
парламентер, секр. министра ин. дел., чл. парл. (консерв.) от гор. Всетори
(с 1953 г.), директор-распор. комп. "Проулээ-Пластик" (гор. Грязгоу); род.
в 1926 г., 11-й сын покойн. Артура и Марты Проулэз, ед. доч.
Х.Б.Карьериана (гор. Питтсбург, США); жен. (с 1951 г.) на достопочт. Шиле
Гордэн, мл. доч. I лорда Существена (см.) и леди Элизабет, ст.доч. XIV
графа Норманлордса (см.), вдовы высокочт. Нэглидши-Ворюгена (ум. в 1917
г.). Ед. сын оконч. Сэндх. воен. акад., напр. в Гренадерск. полк, служ. в
Италии, отмеч. в приказах, нагр. орд. Брит. имп. Образование: средн. -
Итон., высш. - Оксф. (колл. Хр. Ц-и), и Высш. юрид. акад.; барристер и
магистр гум. наук (1 экз. по классич. филолог. - отличн.), игрок теннисн.
сборн. Оксф-а, в 1949 г. - президент политич. клуба "Союз" (Оксф.), майор
территориальн. армии (во время ежегодн. учений) графства Пустершир.
Путеш.: Внешн. Монголия, Внутр. Гвинея (с экспед. Итонск. шк.), Корея
(корресп.). Публ.: "В дичайшей Монголии", "Проблемы безработицы: мои
предложения", "Грядущее пятилетие". Увлечения: рыбная ловля, теннис,
коллекц-ие табакерок. Адрес: гор. Лондон. Юго-Запад III, ул. Кадоган, 203;
а также: графство Бредшир, замок "Липы" близ Ньюбери. Клубы:
Кавалерийский, Гвардейский, Карлтонский, Болтэнский.

Проницательный читатель сразу же заметит, что этот государственный муж
должен набрать высшее количество баллов по шкале Паркинсона, чего в
реальной жизни никогда не случается. Кроме того, он обладает рядом
преимуществ как писатель и путешественник, эрудит и атлет, кавалер ордена
Британской империи и общественный деятель, не чуждый вместе с тем
некоторой эксцентричности (табакерки). Вот идеал, к которому следует
стремиться - предпочтительно еще до появления на свет; однако читатель
наверняка уже понял, что у мистера Проулэз-Карьериана есть одно
подразумеваемое, но прямо не упомянутое в справочнике качество. Он явно
богат. И поэтому не нуждается в нашем пособии. А эта книга должна помочь
тем, кто начинает с меньшего, кому закрыт путь в политику.
Будущий администратор прежде всего должен пройти - а вернее, обойти -
два испытания: проверку умственных способностей и духовной устойчивости.
Обойти их легче легкого, потому что они предназначены для исключения из
общественной жизни (и поделом!) таких тупиц, которые не в состоянии
отыскать самых простеньких обходных путей. Мы будем считать, что эти
детские проверки позади и читатель уже сидит за своим первым письменным
столом. Как ему вести себя дальше? Следующие главы подробно ответят на
этот вопрос. Автор предполагает, что читатель начинает службу в маленькой
частной фирме на заштатной должности и намерен дослужиться до Управляющего
гигантским Концерном Объединенных Компаний. Чаще всего люди так и начинают
карьеру, но советы автора применимы к любой области управления. Все
управленческие конторы похожи друг на друга, и принципы, положенные в
основу этой книги, ведут к успеху в любой из них. Был бы письменный стол
(исходная позиция) с телефоном, регистрационными книгами, папками
входящих, исходящих и ожидающих рассмотрения бумаг, а технология успеха
всегда одинакова. Служите ли вы в правительственном, муниципальном или
частном учреждении, методы администрирования нисколько не меняются. Сделав
эту книгу настольной, вы неминуемо преуспеете. Впервые за многие
тысячелетия человеческой цивилизации успех стал достижимым для всех.

ПРОИСХОЖДЕНИЕ

На нижней ступеньке карьерной лестницы вам придется согласовывать в
своих поступках два противоречивых направления. С одной стороны, всем
должно казаться, что у вас была безоблачная и респектабельнейшая юность. С
другой стороны, вам надо скаредно экономить каждое пенни. О женитьбе или
постоянной квартире даже не помышляйте. Вечером, когда ваши сослуживцы
расходятся по домам, они должны видеть, что в комнате, где вы сидите, все
еще горит свет. Утром вам необходимо встречать их, уже сидя за своим
столом. "Как он работает! - будут удивляться они. - Он просто живет в
конторе". И окажутся правы. Квартиры-то у вас нет. Воскресные ночи вам
придется коротать в местном клубе. А праздничные дни - в турецких банях.
Столоваться вы будете по закусочным - два шиллинга четыре пенса каждое
посещение. Остальную часть жалованья пускайте в оборот. Ну, а
респектабельную юность воссоздавайте во время очередных отпусков. Первые
два года проведите свои четырнадцать отпускных дней неподалеку от
Итонской, Хэрроуской или Молвенской средней школы. Три последующих - около
Кембриджского, Лондонского или Оксфордского университета. Изучайте списки
преподавателей и студентов. Узнавайте темы студенческих дискуссий и
результаты футбольных состязаний. Собирайте факультетские газеты.
Запоминайте лица привратников и дворников. Читайте местные путеводители и
старайтесь запечатлеть в памяти как можно больше географических карт. Пару
раз пригласите с собой вашего глуповатого приятеля, сменившего фамилию на
Астор или Чамли, чтобы хоть так приобщиться к богатым мира сего. А потом
начинайте прорисовывать свое прошлое с помощью фотографий и косвенных
намеков. Вы учились в обычной провинциальной школе и кончили никому не
известный колледж, но сохранили о них самые теплые воспоминания - забудьте
об этом. Однако ни в коем случае не лгите. Лгать нехорошо, а главное -
неумно. Вам надо создать только общее впечатление. Если вы скажете: "Я
никогда не участвовал в Кембриджской регате - все мои силы уходили на
занятия" - это будет чистейшей правдой. Если, рассказывая об Итоне, вы
вспомните, что были там вместе с Астором, никто не сможет уличить вас во
лжи. Но подобная точность вовсе не обязательна. Вы, например, можете
признаться, что никогда не стреляли из лука: "В Оксфорде, мне кажется,
никто этим не занимался". Весьма вероятно, что вам не приходилось
встречаться со знаменитым артистом: "Он ведь не учился в нашем
университете". Но всегда помните, какую школу или университет вы имеете в
виду, - это основное правило. Забывчивость неминуемо вас погубит. Именно
забывчивость, а не перфокарта, которая пылится где-то в архивах, храня
сведения о ваших провинциальных школах и посредственных успехах. Про
перфокарту, про архивы даже не вспоминайте. Да, в учреждениях есть
перфокарты со сведениями о служащих - таков порядок, - но их подшивают к
делу и никогда не извлекают на свет. Не лгите, не утверждайте ничего
прямо, будьте самим собой - достойным, но скромным тружеником, - и лет
через пять за вами прочно утвердится репутация "нашего замечательного
работяги итонца из отдела по связям с обществом".
Ваше прошлое вырисовывается из мимолетных намеков, а вот деньги -
деньги должны быть хотя бы частично реальными. Бережливость позволяет вам
играть на бирже - дохода это почти не приносит, но дает тему для полезных
разговоров. Вы играете по мелочам, осмотрительно и расчетливо,
неопределенно упоминая о широких операциях с гигантскими прибылями и
чудовищными потерями. Для вас-то эти мизерные прибыли и потери
действительно огромны, однако в рассказах фактические суммы надо сильно
преувеличивать. А изредка собирайте самых болтливых сослуживцев, человек
пять или шесть, чтобы за роскошным обедом отметить очередную победу на
бирже. Правда, упоминания о страшных поражениях тоже действуют на людей.
Для репутации важен размах, а не итог. Никогда не настаивайте на
доскональном знании биржи, но, если хотите, можете сказать, что, в
общем-то, вам везет. Не кичитесь богатством, но дайте сослуживцам понять,
что вы занимаетесь одним делом с Асторами и Ротшильдами. У каждого из вас
своя игра на бирже. Стало, к примеру, известно, что вы покупаете акции
фирмы "Цветные Пластинки". "Ну как, не дотянули пока до контрольного
пакета?" - благоговея, спросит у вас какой-нибудь знакомый. "Пока нет", -
со смехом признаетесь вы, и он будет думать, что сорок три-то скажем,
процента акций вы уже приобрели - а это тоже изрядная сумма.
После пятилетнего крохоборства и мелкой игры на бирже у вас скопится
некоторый капиталец. Тут возникают разные возможности, но лучше всего
истратить деньги на путешествие. Это очень вальяжно - временно прекратить
деловые операции и возвратиться через полгода с репутацией человека,
повидавшего свет. Надоевшую всем Европу сразу же исключите из своих
планов. Можно подумать о Загребе, Скопле или Санторине, но их тусклая
слава едва ли стоит ваших усилий. Болтовня о Кальяри - пустая трата
энергии. В наше время на людей производит впечатление только Индонезия или
Индия, Китай или Таиланд. Нужно, чтобы при случае вы могли сказать: "Это
напоминает мне происшествие в Аютхае..." Вам кажется, что сейчас
администратору вовсе не нужно знать мир, да и вообще что-нибудь знать
опасно и вредно? Это, пожалуй, правильно, но времена-то меняются, и вы
должны предвидеть сущность перемен. Весьма вероятно, что завтра вместо
сегодняшней моды на серую безликость возникнет временный спрос на яркую
индивидуальность. Стать индивидуальностью довольно трудно, а вот съездить
на Борнео легко и приятно. Поезжайте, и все будут считать вас личностью:
бывалым, знающим широкий мир человеком. Если вы решились на путешествие,
перед вами на выбор три пути. Можно съездить в неисследованные, по мнению
публики, страны. Можно посетить племена, говорящие на неизвестном доселе
наречии. И можно отправиться туда, где недавно вспыхнуло небольшое
вооруженное столкновение, чтобы вернуться знатоком военного дела и
храбрецом, пережившим невероятные приключения. О путешествии необходимо
написать книгу. И лучше всего решить заранее, о чем вы собираетесь
рассказать. Пускаться в путь, не обдумав, какие впечатления вам надо
получить, во-первых, совершенно ненаучно, а во-вторых, глупо: вы потратите
массу времени на приобретение широкого, но бессистемного опыта. А прежде
всего нужно исследовать прилавки книжных магазинов. Вы замечаете, что
приключения сейчас в моде. Однако далеко не всякие. Никто теперь даже не
предлагает издательствам повестей о детях, воспитанных обезьянами.
Подобные повести навязли в зубах. Решительно ничего сейчас не добьешься,
переплыв Тихий океан на бальсовом плоту. Никого не заинтересует знание
нямнямского диалекта. И уж никакого успеха не принесет книга, написанная
офицером Иностранного легиона (если таковой еще существует) о его
скитаниях по джунглям Мирзабъяки.
Словом, убедившись, что многие пути превратились в тупики, вы поступите
весьма осмотрительно, если сначала выработаете свой повествовательный
стиль и только потом решите, куда ехать.

"Пирога перевернулась, и мы лишились всех наших запасов. Пополнить их
можно было лишь в Сумдоме, этом последнем оплоте цивилизации. Путь назад
занял бы шестнадцать дней по реке, а сухопутный маршрут наверняка
затянулся бы еще больше. Через три недели, как вы помните, начинался сезон
дождей... я решил пробиваться вперед".

Тут главное чувствовать, где надо поставить многоточие. Если у вас нету
этого чутья, лучше сразу откажитесь от репутации исследователя и займитесь
описанием неведомых языков или невиданных обычаев.

"Самой загадочной личностью в округе был Пэстонг Ов-Еченг. Посмотрев на
его чалму, я тотчас же определил, что он живет по ту сторону холмов, и
обратился к нему на диалекте Захолмья.
- Вы ран ху? - спросил я, но он непонимающе покачал головой.
- Сломачленоэ? - повторил я на другом наречии, но с тем же результатом.
И лишь когда он облегчил мне задачу, пробормотав: "Инъенахерсен!" - я
догадался, что он уроженец северных провинций".

При умении создавать подобные пассажи вы без труда приобретете славу
полиглота. Если же вы боитесь встретиться с человеком, который знает
придуманный вами диалект, расскажите о какой-нибудь локальной войне. Тут
возможны два уровня - повествовательный и стратегический.
Повествовательный выглядит приблизительно так:

"Тишину нарушали только очереди пулемета, скрытого горной цепью. Мигель
и я, осторожно оглядываясь по сторонам, бесшумно приближались к
разрушенной асьенде. Внезапно Мигель остановился осмотреть землю. Я
охранял его. Медленно поднявшись, он прошептал:
- Сеньор, за последние полчаса здесь прошло одиннадцать человек. В
асьенде наверняка засада. - С этими словами он щелкнул предохранителем.
Наши взгляды встретились - быть может, как мы думали, в последний раз.
Одиннадцать против двоих - от нас потребуется предельная меткость.
- Назад, - прошептал я, и мы двинулись вперед..."

Этот стиль, не увядающий со времен гражданской войны в Испании,
прославил многих авторов, потому что он подходит еще и для Латинской
Америки. Стратегический же стиль изобрел Х.Беллок, французский артиллерист
невоенного призыва, ставший в 1902 году гражданином Великобритании.
Артиллерийская служба вдохновила его на глубокие стратегические изыскания,
и он до сих пор считается серьезным стратегом, хотя две мировые войны
несколько увеличили наши военные знания и уменьшили преклонение перед
Францией. Вряд ли нынешние молодые британцы способны соперничать с этим
мастером английской прозы, но они могут взять за образец его
стратегические построения.

"На первый план теперь выдвигался вопрос снабжения. Ваш-Наш был
перевалочным пунктом, а дорога за Нам-Фуем обстреливалась артиллерией
противника, и поэтому генералу Фу-Дрян-Ко не оставалось ничего другого,
как выдвинуть пехотную бригаду к Ах-ле-Бьену. Иначе форт Ня-Тронг был бы
неминуемо сокрушен. Расстояние от Ваш-Наша до Там-Сяма исчислялось 218
километрами по главной магистрали. Учитывая, что передовые части
дислоцировались на холмах у Тиен-Ровьенга, можно было полагать - хотя
времени оставалось в обрез, - что вспомогательные колонны прибудут в срок.
Перегруппировка началась 14 марта и продолжалась без происшествий до
17-го, когда в районе Фи-Донга... и проч. и проч."

Однако вернемся к путешествию в неизведанные страны. Прежде всего вам
надо выбрать суперобложку для книги, которую вы собираетесь написать.
Суперобложки бывают двух видов: с обнаженными бюстами и без них. Они,
естественно, предназначены для разных читателей, и, если вам хочется
обойтись без бюстов, их можно заменить географической картой или горными
пиками. Но в общем-то бюсты предпочтительней - особенно если вы отыщете
хорошеньких туземок. Однако, решившись на бюсты, вы сильно сузите выбор
неисследованных земель, которые дожидаются, когда их представят широкой
публике.
Покончив с обложкой, обдумайте, какие вам нужны ландшафты. И помните,
что вы не должны идти на поводу у природы. Сначала набросайте сюжет
повести, а уж потом выбирайте подходящую местность. Скорее всего, вам
понадобится живописная река с порогами, водопадами и хотя бы одним
крокодилом. Будет очень неплохо, если фоном прибрежной деревушки послужат
далекие горы. Заранее определите для себя, понадобятся ли вам тигры. Я не
думаю, что охота на крупных зверей - ваше призвание, а поэтому лучше
обойтись без этих кровожадных хищников. Но если они вам необходимы, купите
в зоопарке открытку и впечатайте ее в негатив местного пейзажа. Некоторые
землепроходцы запасаются лапой чучела, чтобы оставлять ею тигриные следы
на береговом песке. Только опытный зоолог поймет, что все следы на вашем
снимке оставлены левой задней лапой, но ни один зоолог не станет читать
вашу книгу, так что прием вполне себя оправдывает.
Книги о путешествиях часто страдают монотонностью. Кульминация поможет
вам преодолеть этот недуг. История восхождения, например, должна
переламываться в момент завоевания пика Гдеонтам, когда флаг установлен,
пирамида из камней сложена, погибшие шерпы похоронены, а книга на две
трети написана. Заключительные главы дают высочайшую - но без
преувеличений - оценку тому, что вами сделано. И по крайней мере одна
глава повествует о прежних экспедициях, закончившихся неудачно из-за плохо
подогнанного снаряжения, неудачно выбранных продуктов, неопытных
проводников и неточных карт, по которым беспечные восходители намечали
неверный маршрут в самое неподходящее время года. Впрочем, горы не должны
занимать много места в задуманной вами книге. Альпинистские подвиги можно
выдвигать на первый план, только если вы и правда опытный альпинист, а
это, по всей вероятности, не так. Лучше упомянуть о восхождении между
прочим и, отослав читателя к мелкомасштабному фотомонтажу в конце книги,
перейти к дальнейшим событиям. Ваш самый напряженный эпизод развернется не
на горной вершине и даже не в бездонном ущелье. Тогда где же?
А вот, например, неподалеку от вдруг загоревшегося вигвама,
построенного для совещаний старейшин. Пожары выручали многих писателей и
не раз еще сослужат им добрую службу. Новизной этот огненный финал,
конечно, не блещет, но зато он драматичен, изящен и по-настоящему
окончателен. Он живописно сжигает повисшие в воздухе хвосты сюжета.
Устраняет лишних героев, включая дочь вождя (если она вам была нужна). А
при желании уничтожает и целые племена - чтобы уж никто не мог
опровергнуть ваших антропологических открытий. И в то же время позволяет
вам спасти какого-нибудь верного следопыта, неизменно делившего с вами
опасности и невзгоды. А главное, помогает так закончить рассказ, что всем
становится понятно, почему вы больше не путешествуете.

"Я смотрел с перевала на последние космы дыма, все еще опутывающие
вершины деревьев, и понимал, что моя жизнь здесь кончена. Зачем мне было
оставаться? Ведь прошлого не вернешь. Счастливое племя, с которым я
породнился душой, кануло в небытие. Целитель Лоф-Кострук погиб, и мне уже
не удастся отделить легенды о нем от правды. Мог ли он действительно
оживлять мертвых? Кто знает! Себя по крайней мере он оживить не сумел.
Однако в его необычных способностях сомневаться не приходится. Впрочем, их
тоже не возродишь, они умерли вместе с ним. Я не склонен верить в
сверхъестественные силы, хотя то, что мне довелось увидеть, противоречит
законам обыденной логики. Больше мне сказать нечего... Повернув на север,
я начал бесконечный спуск".

Рассказ о невиданных землях приятно расцвечивается кульминацией, а вот
сочинение, которое должно принести вам славу полиглота, просто мертво без
нее. Опытный путешественник строит лингвистическое повествование вокруг
яркого и ожидаемого читателем события. И тут лучше коронации ничего,
пожалуй, не придумаешь. А журналист - самый желанный гость на этой
церемонии. Вам совсем не обязательно представлять столичную газету, вроде
"Тайме" или "Лондонского обозрения". Сойдут и "Клеветонские слухи" и даже
"Вестник свиноводства". Подобные издания охотно публикуют корреспонденции
из Ниверии или Мясопотамии - если кто-нибудь едет туда за свой счет. Вам
нужно лишь получить у сбитого с толку редактора удостоверение, что вы, как
собственный обозреватель "Девичника", направляетесь в Бардаи или, скажем,
Бордейри. Удостоверение обеспечит вас всеми привилегиями журналиста, так
что вы получите даже гостиничный номер, где уже поселили репортера из
Потогонии и корреспондента с Тайвоня.
Словом, поезжайте на Восток. Любая коронация - событие международного
значения, и вы можете с блеском продемонстрировать свои языковые познания.
Тут самый верный путь - скромно признавать их недостаточность: "Дело в
том, что я с трудом объясняюсь по-индокитайски...", "Я понимаю арабские
наречия, но у меня давно не было разговорной практики. Однако шейх все же
объяснил мне, что он придерживается ортодоксальной веры...", "В тот день
мои знания урду выдержали суровую проверку..." Искусство заключается в
том, что сетуя на свои скромные знания, вы описываете эпизоды, которые
показывают ваши блестящие разговорные навыки. Постепенно читатель
перестает верить вашим чистосердечным признаниям, и вы можете безбоязненно
говорить правду. Вместе с тем вам вовсе не обязательно рассказывать, что
вас послал на коронацию редактор журнала "Пинг-понг", уверенный - вашими
стараниями - в любви далай-ламы к этой игре. Просто упомяните пару раз,
что "знаменитый журнал, в котором я тогда сотрудничал, постоянно требовал
телеграфных репортажей, и порой мне приходилось составлять их по ночам -
другого времени просто не было". Не забудьте поведать читателю о
трудностях передачи туземных языковых реалий. "Смысл этой молитвы, -
мимоходом сообщаете вы, - можно перевести приблизительно так: "О будь
благословен, священный самоцвет в сияющих цветочных лепестках", но
глубинные оттенки значений в переводе, к сожалению, теряются". И вам
автоматически обеспечена репутация востоковеда. Потом, резко сменив тему,
расскажите, что каждый уважающий себя мясопотамец должен купить люстру из
граненого стекла, импортируемую с Запада. И вообще относитесь к своей
эрудиции с мягким юмором - так, словно вы ее немного стесняетесь...
Теперь нам надо обсудить третью возможность - книгу о вооруженном
столкновении. Локальная война где-нибудь идет обязательно, а зачастую вы
можете выбрать одну из нескольких, и это очень удобно, потому что выбирать
войну надо в соответствии с замыслом книги. Если вам хочется написать
стратегическую повесть, следует найти столкновение посерьезней, с равными
по силе противниками. На такой войне могут, правда, возникнуть
нежелательно острые ощущения, но истинному стратегу совсем не обязательно
видеть или даже слышать, как идет бой. Карта, календарь, измерительный
циркуль да бутылка коньяка - вот все, что ему необходимо. Однако идеальная
война - достаточно серьезная для применения стратегии и не слишком опасная
для самого стратега - подворачивается далеко не всегда. Возможно, вам
придется работать на более грубом уровне. В этом, откровенно говоря, мало
радости. Приближаться к передовой вы, конечно, не будете, но некоторые
досадные неудобства вам все же придется претерпеть. Пустыня или джунгли -
а хотя бы один раз вы должны туда выбраться - вовсе не подходящее место
для стратегов. Впрочем, собрав сведения о природных условиях, вы сможете
работать нормально. Запоминайте циркулирующие в тылах слухи и
пересказывайте их так, будто все это случилось с вами. Читатели быстро
догадаются, что каждая сколько-нибудь серьезная битва происходила при вас.
Мендес Пинто, португальский исследователь Востока, - да и не он один! -
вполне успешно пользовался этой техникой. Путь испытанный, и ваши рассказы
о войне читатели примут вполне благосклонно, если вы приукрасите, как
велит рынок, однообразие боевых будней. Впрочем, книгу, по крайней мере
вчерне, надо написать до поездки. Кульминацией явится засада, в которую
попадает командир противника, чтобы умереть, но остаться непобежденным. А
читатель должен понять, что завершающей операцией фактически руководили
именно вы, репортер газеты "Братья во Христе" или журнала "Вестник
воскресной школы". "Нет, Брайен, - говорили вы лейтенанту, - вам следует
подвинуться к юго-востоку, чтобы выйти на дорогу вот здесь, у высоты 237.
Прицел надо сместить на 90 румбов к востоку, а по дальномеру взять 250
ярдов. И ни в коем случае не открывайте огонь, пока не покажется третий
патрульный врага". Этот разговор читатель должен прозревать между строк -
по той скромной настойчивости, с которой вы подчеркиваете заслуги самого
лейтенанта.
Ваша репутация окончательно окрепнет, когда окажется, что вы
категорически не желаете рассказывать о своих приключениях. Вам надо стать
виртуозом утвердительных отрицаний. "Суахили? - переспросите вы своего
любопытного знакомого. - Господь с вами! Я перезабыл все, что когда-то
знал. А вот по-испански мне и правда хотелось бы говорить как следует - я
имею в виду кастильский диалект. Вы-то его, разумеется, знаете?"
Кто-нибудь, не умаляя ваших достижений, прямо говорит, что вы объездили
весь мир. "Ради бога, не слушайте его! - восклицаете вы. - Можно подумать,
что я был не только на Северном, но и на Южном полюсе. Кстати, вы не
читали книги Врайберга об Антарктиде? Вот совершенно новый для нас мир!"
Или, скажем, дама, к которой вы пришли в гости, просит рассказать ее
друзьям о ваших военных приключениях. "Да ведь я даже никогда не слышал
стрельбы, - признаетесь вы. - Вся моя писанина - чистейший вздор!"
Наконец-то вам удалось сказать правду. И будьте совершенно спокойны -
никто вашим словам не поверил.

ОСВОЕНИЕ

Респектабельная - хотя бы только по слухам - юность в сочетании с
эрудицией и славой путешественника, который испытал (или придумал)
невероятные приключения, сразу же выдвинет вас из унылой толпы
сослуживцев. Вы без труда затмите своих сереньких, похожих друг на друга
соперников. И теперь вам надо сделать следующий, очень важный шаг.
Оказывается, для того, чтобы проявить свои администраторские дарования,
надо еще добиться должности, которая позволит вам их проявить. Как же до
нее добраться? Можно во всем подражать уже преуспевшим служащим. Можно
поступать на заочные курсы администраторов. Но самый лучший способ,
бесспорно, и самый простой. Следует правильно жениться.
Что для этого нужно? Листайте глянцевые журналы, в которых недоступные
вам девушки чередуются с недоступными для вас загородными коттеджами. Если
вы холостяк без гроша за душой, к вашим услугам воздушные замки -
внимательно проверьте, подходит ли красавица с обложки к архитектуре и
ландшафту выбранного вами имения: они все продаются. Может, правда,
случиться, что, как это ни странно, красавица уже чья-то невеста или даже
супруга. Неважно, листайте дальше - вот столь же изящная девушка в
утонченной, но совершенно непринужденной обстановке: "Охотничий бал в
замке Невашерли. Мисс Гарриэт Чужелен и достопочтенный Арчибальд Соплейл".
Любитель воздушных замков решает, что мисс Гарриэт стоило бы поостеречься:
Арчибальд ей не пара. На следующей странице можно увидеть мисс Терпейшенс
Добберли просто "с другом". Иногда восхитительная девушка сфотографирована
с жеребцом, выигравшим приз в Базарнервилле, а иногда - с выигранным ею
кубком. Всех этих красавиц окутывает чарующая, хотя порой и обманчивая,
атмосфера доступности. В общем-то можно понять холостяка, считающего, что
любая их них участвует в ярмарке невест.
И однако, запомните сразу - фотографии эти не имеют к нашей теме ни
малейшего отношения. Участвуют ли фото-девицы в ярмарке, как именно
участвуют и почему - дело не ваше. Вам надо увидеть свой портрет в том же
глянцевом журнале, но на другой странице. Отправляясь в путешествие, вы
прежде всего подбирали суперобложку для книги о своих будущих
приключениях. В точности так же поступайте и сейчас. Изучите фотографии
великосветских бракосочетаний и по одной из них запланируйте свою
собственную свадьбу. Совершенно очевидно, что предпочтение всегда
оказывают жениху, который считается Многообещающим Молодым Человеком.
Именно таким человеком вы и собираетесь стать, поэтому стройте свою
любовную историю соответственно. Если снимок на семнадцатой странице
запечатлел сцену у Гвардейской часовни, где меж двумя шеренгами блестящих
офицеров, под аркадой из вознесенных шпаг проходит Счастливая Пара - лорд
Даниел Банкрофт и его невеста, урожденная Беспенни Транжэр, - считайте,
что вам надо искать другой образец. Будучи лордом Банкрофтом, вы наверняка
не стали бы читать эту книгу, да, по всей вероятности, и вообще не стали
бы читать. Нет, подходящий вам снимок будет снабжен вот таким текстом:

"Невилл Проулээ-Карьериан со своей невестой, достопочтенной Шилой
Гордэн, после венчания в церкви св.Маргариты (Вестминстерское аб-во).
Посаженым отцом невесты, одетой... был ее родной отец лорд Существен,
подружками - двоюродные сестры мисс Проданс Облигэйшн и мисс Мэрион
Облигэйшн-Беспроигранс, а шафером - виконт д'Олларенси. Среди
приглашенных..."

Внимательно изучив эту фотографию, вы легко обнаружите, что главной
фигурой на свадьбе был, конечно же, отец невесты лорд Существен, а мистер
Проулэз-Карьериан исполнял роль если и не бедного, то уж, во всяком
случае, не слишком богатого и важного родственника. Однако дальнейшие
размышления натолкнут вас на правильную догадку, доступную пока лишь
немногим, - высшее общество постоянно пополняется свояками. Отцов
многообещающим молодым людям выбирать не дано, и с этим приходится
мириться, но зато отца своей будущей жены - тестя - вы вполне можете
подыскать себе сами. И выбор тестя во многом определит вашу карьеру, вот
что важно. Допустим, вы уже превратились в итонца и магистра гуманитарных
наук, окончившего оксфордский колледж Христовой Церкви, стали мелким
администратором и крупным путешественником, значит, пора сделать очередной
и решительный шаг. Однако сначала вдумчиво исследуйте виды потенциальных
тестей, а уж потом выбирайте. Классификация источников информации,
методика их оценки и анализ принципов отбора потребует приблизительно
столь же энергии, сколько отняла бы у вас диссертационная работа. Работая
над диссертацией, вы должны избавиться от некоторых иллюзорных
представлений и определить для себя основные аксиомы.
Вот, например, существует теория, согласно которой сильные мира сего
склонны производить на свет больше дочерей, чем сыновей. При ближайшем
рассмотрении эта теория (кроме ее частного случая с университетскими
профессорами) не подтверждается фактами. Оказывается, что факты-то как раз
свидетельствуют об обратной тенденции. Возьмем статистику приплода нового
баронства, предположив, что все представители данного вида знатны,
влиятельны и богаты (последнее, впрочем, требует дополнительных
уточнений). После 1937 года обаронено сто особей; из тех, что еще живы,
около двадцати трех - бездетны (не говоря уж о неженатых). Все остальные
новые бароны подарили миру двести пятнадцать баронят - сто двенадцать
мужского и сто три женского пола. Учитывая ущерб, нанесенный войнами,
можно сказать, что бароны способны к самовоспроизводству, и не более того.
У герцогов, маркизов, виконтов и графов биологические характеристики
аналогичны (а подробно эта тема рассматривается в монографии "Фауна
Британских островов", написанной знаменитым зоологом). Поэтому-то мы и не
принимали во внимание тех баронов, которые пополнили ряды еще более
высокой знати. Количество детей в баронских семьях колеблется от одного до
восьми, а средняя цифра равняется двум или трем. С точки зрения
заинтересованного холостяка, статистика ухудшается еще и тем, что всего
тринадцать баронов обзавелись только дочерьми, причем лишь пятеро из них
ограничились одной наследницей. Как видим, выбор очень невелик: пять
полных, единственных в семье, и восемь частичных - с младшими сестрами -
баронесс. Да надо еще учесть, что некоторым из них перевалило за
пятьдесят, иные успели разориться, а самые расторопные - быть может, все
остальные - уже повыходили замуж. Не следует, конечно, делать слишком
поспешных выводов, но дальнейшие выкладки научно подтвердят наше
предположение, что унаследовать баронское имение с помощью женитьбы почти
невозможно. Сыновей у баронов удручающе много, а дочерей столь же
удручающе мало. Статистика грустная, но, к сожалению, неопровержимая.
Мы уже говорили, что бывает успех, внушающий благоговейный трепет, но
совершенно непригодный для подражания. Воистину трудно верить в
собственную удачу, когда читаешь список министров с такими пышными
титулами и древними фамилиями, как маркиз Солсбери и граф Серкир, герцог
Дебоширский и лорд де ля Ворр или барон Монстэр и виконт де Лайл. Невольно
начинаешь думать, что о преуспеянии следовало заботиться гораздо раньше -
лучше всего лет пятьсот назад. Пословица "трудись упорно, а родись у
лорда" звучит, конечно, заманчиво, только вот назовешь ли ее полезной
рекомендацией? Люди, появившиеся на свет по совету пословицы, безусловно,
встречаются, но не им адресована эта книга. Пособия по преуспеянию вообще
не пишутся для проворцев, родившихся у лордов. Они-то наверняка преуспеют;
да и маловато их, чтобы создать необходимый книге спрос. Автора занимают
судьбы иных людей: честолюбивый середняк, ищущий в супружестве
влиятельного тестя, - вот кому предназначены авторские советы. Итак,
заполучить баронское имение, женившись на баронессе, многообещающий
молодой человек не может. Но прочитав эту страницу и будучи не слишком
старым холостяком, он может стать зятем весьма влиятельного лица.
Читатель спросит, применим ли этот теоретический совет на практике.
Безусловно, применим и применяется постоянно. Откройте иллюстрированный
журнал и тщательно рассмотрите фотографию, запечатлевшую прием в Замке
Макъюбкинг. Не обращайте внимания на центральные фигуры. Да-да, они все
тут - граф и графиня Макъюбкинг, лорд Макинтош, виконт Максмокинг,
достопочтенная Жанна Плед, - бог с ними. А вот гляньте-ка на этих двух
молодых людей - они стоят с краю - Найгеля Туткактутуэйта и Блайта
Наподхватинга. Совершенно непонятно, как они здесь оказались. Почему
пригласили именно их, а не кого-нибудь другого? Чем они превосходят
остальных середняков? Неизвестно; зато известно, что найгели и блайты
вездесущи. Они такие проникновенные, что проникают куда угодно. Вон они
стоят - на плечах неприметные твидовые пиджаки, а в рукавах дешевые
стандартные двустволки - и ничуть не смущаются, хотя попали в избраннейшее
общество. У них такой самоуверенный вид, словно этот охотничий заповедник
принадлежит им, чего, разумеется, никак не может быть. Нет, они просто
Многообещающие Молодые Люди, будущие зятья или свояки. И ваша задача -
пополнить их ряды. Для этого, во-первых, надо уметь стрелять и ездить
верхом. Пусть-ка Блайт или Найгель, при всей их проникновенности, разрядят
свои ружья в шотландскую юбочку лорда Макинтоша - дорога в замок им будет
заказана навеки. Однако умение гарцевать и палить из ружья - всего лишь
незначительные составляющие успеха. Если бы граф и графиня Макъюбкинг
приглашали на августовскую охоту каждого лихого наездника или меткого
стрелка, их заповедные угодья просто вытоптали бы, и хозяева замка
прекрасно это понимают. Так что владеть оружием необходимо, но совершенно
недостаточно.
Разрешить задачу проникновенности вам поможет базовая аксиома о
локальности натиска. Да, есть юркие молодые люди, которые появляются
решительно везде, причем в самых разных обличьях, но вам-то незачем
очаровывать всех аристократов. Вы должны выбрать себе потенциального тестя
и потом, не разбрасываясь, атаковать только его. Всю знать не очаруешь,
поэтому добивайтесь расположения одного влиятельного лица. Какого же
именно? Если свести возможных тестей в единую таблицу, выбор автоматически
упрощается, но этим методом никто до сих пор не пользовался. В таблицу,
естественно, войдут исключительно отцы дочерей. Естественно-то это
естественно, и, однако, нередко молодой холостяк бездумно обхаживает
какого-нибудь богатого пивовара или владельца газеты, а тот оказывается
бездетным или - еще хуже - отцом оравы сыновей. Такая бездумная трата
энергии может вызвать лишь осуждение. Выбранный вами человек должен иметь
связи в обществе, состояние и хотя бы одну дочь. Несколько дочерей, без
сомнения, предпочтительней, ибо таким образом расширяются ваши
возможности.
Предположим, вы свели в таблицу шестерых потенциальных тестей. Это
шотландский пэр, ставший недавно начальником Почтового ведомства; баронет
с длиннейшей родословной, богатой женой и местом в парламенте; владелец
футбольного тотализатора; султан из Фонтауновской Арабии; греческий
судовладелец и хозяин газеты "Чудеса воскресенья". Предположим, далее, что
шотландец, как вы думаете, самая подходящая для вас кандидатура. И
предположим, наконец, что у него есть три дочери - Анджела, Барбара и
Вайолет, родившиеся в алфавитном порядке соответственно двадцать шесть,
двадцать три и девятнадцать лет назад. Их папаша IV граф Торфэй, владеет
имением Кланмох в Кайл-оф-Плохе, а также акциями канадских, аргентинских,
панамских и никарагуанских фирм. Семейство действительно весьма
подходящее. На какой же дочери вам остановить свой выбор? Год рождения
девиц - вот ваш советник. При прочих равных условиях жену следует выбирать
по формуле: возраст мужа, деленный пополам, плюс семь лет. Если вам
исполнилось двадцать четыре, добивайтесь Вайолет, в тридцать один
остановитесь на Барбаре, а после тридцати шести удовольствуйтесь Анджелой.
При научном и своевременном планировании карьеры вы сможете заняться
Вайолет, оставив Барбару с Анджелой в резерве. Мысленно выбрав невесту, вы
должны свести знакомство с ее родителями - и вот тут-то обычный середняк,
как правило, пасует. Зато середняку, изучившему наше наставление,
препятствие покажется вполне одолимым. Поэтому читайте следующие абзацы
особенно внимательно. Один известнейший знаток военных наук часто
упоминает стратегический прием "подход с обходом". Хорош ли этот маневр на
войне, пока не совсем ясно, но для разрешения стоящей перед вами задачи он
вполне применим. В самом деле, прямой подход к графу со словами: "Я хочу
жениться на одной из ваших дочерей" - вряд ли себя оправдает. Нет, эта
задача решается только с применением малоизвестной, но очень важной
стратагемы. Ее основа - предварительный и всеобъемлющий сбор информации.
Начните кампанию с детального списка родственников - вам нужно знать их
титулы, фамилии, увлечения, а также характер духовных и родственных связей
с избранным вами семейством. Вот как должна выглядеть ваша предварительная
таблица:

NN по порядку. Титул и фамилия. Родственные связи.
Духовные связи. Увлечения

1. Виконт Кланмох.
Взаимное отвращение. Разведение ангорских кроликов
2. Болдуин Маркрекинг, Кайл-оф-Плох: Братья, родившиеся после графа.
Взаимная терпимость. Охота с борзыми на речных котиков.
3. Достопочт. Брейди де Галлоп.
Взаимная сердечность с графом. Коллекционирование дуэльных пистолетов.
4. Леди Запруденс де Галлоп. Единств. сестра графа.
Взаимная терпимость. Вице-президент Общества по предотвращению всего.
5. Мисс Мария Плед. Ст.сестра графини, жена N 6.
Взаимная сердечность с графиней. Яростная сторонница Стюартов.
6. Генерал Дуглас Джейбес Плед. Свойственник графини, муж N 5.
Взаимное дружелюбие с графом. Охота (олень), рыбная ловля (лосось),
рассказы (о том, как он выиграл первую мировую войну).
7. Мисс Лайла Маккельтик. Незамужняя сестра графини. Неприязнь ко всем
(с графом - взаимная). Практическая йога (обычно пребывает в Тибете).
8. Мисс Стар Плед. Сестра N 6. Взаимное дружелюбие с графиней.
Директриса колледжа св.Магдалины для девушек

На самом деле родственников окажется больше, но основные приемы
классификации видны из приведенной таблицы. Составив ее, вы должны решить,
кого из родителей важнее очаровать. Предположим, что лучше всего вам сразу
же заняться графом. Тут открывается несколько путей.
Можно опубликовать статью, доказывающую, что ангорские кролики принесли
человечеству не меньше бедствий, чем саранча, холера и чума, вместе
взятые.
Можно раздобыть пару редкостных дуэльных пистолетов и обратиться к N 3
за консультацией.
Можно вступить в Общество стюартистов.
Можно послать письмо N 6 с просьбой разъяснить вам, как была выиграна
первая мировая война.
Можно постоянно рассказывать, что N 7 даже не знает, где расположен
Тибет.
Можно прочитать какую-нибудь увлекательную лекцию в колледже
св.Магдалины для девушек.
Но никто вам не мешает использовать не одну, а все эти возможности.
Истинным творчеством в создании своей карьеры будет лекция для девушек из
св.Магдалины о старинном огнестрельном оружии - в тот день, когда колледж
посетят NN 3, 5, 6 и 7. Демонстрируя дуэльные пистолеты, первым выстрелом
убейте ангорского кролика, а вторым случайно подраньте тетушку Лайлу.
Подчеркните в конце лекции, что короли Стюарты никогда не разводили
ангорских кроликов и что первая мировая война едва не завершилась
трагически из-за почитателей этих чудовищных грызунов, но в последнюю
секунду все же была выиграна с помощью охотников на оленей. Если вас не
пригласят после этого в замок Кланмох, считайте, что дочери графа просто
недостойны ваших усилий. Но вероятней всего, вы станете там желанным
гостем и через пару недель Вайолет прикажут полюбить вас всем сердцем. Она
может ослушаться родителей на том шатком основании, что сердцу, мол, не
прикажешь; тогда начинайте ухаживать за Барбарой, и Анджела вам
обеспечена. Как только объявят о помолвке, вы станете почти своим в мире
свояков. Два радостных события еще до свадьбы победно озарят вашу жизнь.
Какой-нибудь глянцевый журнал обнародует групповую фотографию:

"На вересковых равнинах Кайл-оф-Плоха. Граф и графиня Торфэй, леди
Запруденс де Галлоп, миссис Мария Плед, достопочт. Брейди де Галлоп и ген.
Д.Д.Плед, кавалер орд. "За безрассудн. службу" (стоят). Леди Анджела и
Барбара де Галлоп, м-р Найгель Туткактутуэйт и м-р Самнер Срепнинг
(сидят)".

А в следующем номере журнала, на первой странице, появится еще один
снимок:

"Леди Анджела де Галлоп, недавно помолвленная с мистером Самнером
Среднингом, наиболее перспективным кандидатом в парламент от гор.
Всетори".

Фотография шестилетней давности скроет некоторые недостатки
достойнейшей леди А.де Галлоп. Зато на одной из последних страниц того же
номера журнала можно будет увидеть:

"Замок Ворплут в графстве Успехсекс, где проживает м-р Самнер
Среднинг".

Видел ли кто-нибудь замок Ворплут? Кто-нибудь - наверняка, но вам-то
вовсе не обязательно "проживать" там постоянно. Вы ведь можете просто
снять его - для временного жительства или публикации на страницах журнала.
В день бракосочетания вы получите бессрочный пропуск наверх. Почему? Да
потому, что вашим свойственникам не нужен в семье неудачник. Их интерес к
вам может отмеряться очень скупо. Их любовь к вашей жене может захиреть
очень скоро. Но их репутация в какой-то степени зависит от ваших успехов.
Они вам свойственники по жене (и вы частенько об этом упоминаете), а вы им
- по дочери, и они это признают (правда, реже, чем вам хотелось бы).
"Всемирный Банковский Трест? - переспрашиваете вы у знакомого. -
Разумеется, знаю. Их председатель правления - дядя моей жены...",
"Котингс? Нет, к сожалению, я там не бывал. Но мой двоюродный тесть
приглашал меня к себе поохотиться на речных котиков - у него прекрасные
борзые...", "Я ни разу не ловил лосося - до прошлого года, когда генерал
Плед зазвал-таки меня в свое шотландское имение...". Повышения по службе
эти разговоры вам не принесут, хотя и повысят в глазах сослуживцев. Но
ведь деловые партнеры наверняка будут спрашивать графа Торфэя: "Надеюсь,
мы увидим вашу замужнюю дочь на открытии сезона в Дербитауне?..", "Как
дела у вашего зятя?..", "Что, граф, говорят, вы теперь дедушка?
Поздравляю!". Ради собственной репутации ваш свойственник отхлопочет вам
место управляющего. Что бы он ни думал о ваших способностях, ему придется
заботиться о вашем преуспеянии.
Итак, вы сделались полноправным Свояком. А если бы вам это не удалось?
Вы были бы Чужаком или, не дай бог. Сторонним, и пришло время определить
эти термины. Чужак холост; никто не помогает ему пробиваться наверх, но
зато он еще не забракован, т.е. не вычеркнут из списка женихов. В таком
положении есть кое-какие выгоды, если вы не слишком мелкий служащий.
Машинистки обслуживают вас в первую очередь, а мамаши худосочных девиц
приглашают в гости. Ходят слухи о том, что с вами приключилась
романтическая трагедия, рассказывают о богатой наследнице, вашей невесте,
которая скоропостижно скончалась от дифтерита, о юной кинозвезде,
принужденной выйти замуж за кого-то другого, о ваших религиозных распрях с
родственниками французской княжны, увезенной из-под венца изувером-отцом,
об австрийской принцессе, ушедшей в монастырь, чтобы спастись от свадьбы с
вашим соперником. Подобные слухи - они расползутся, если вы их распустите,
- не принесут вам особого вреда. Правда, и пользы вы от них не получите. У
Чужака по сравнению со Свояком очень шаткие позиции, и любые, даже
романтические, тайны о его прошлом столь же полезны, сколь и опасны для
него. А главное его достоинство - мы не говорим о мелких удобствах -
состоит в том, что он способен стать Свояком. В отличие от Стороннего он -
хотя бы только потенциально - Многообещающий Молодой Человек. У него еще
есть козыри в игре.
А вот жребий Стороннего воистину ужасен. Он безнадежно проиграл,
неправильно женившись. Обычно это результат чересчур раннего брака. Он не
смог позабыть юную блондинку из своей убогой средней школы. Или брюнетку
из своего заштатного колледжа. Он остался верен рыженькой машинистке,
печатавшей его первые деловые письма. Так или иначе, он приковал себя
брачной цепью к тому окружению, которое, словно ядро на ноге, не дает ему
всплыть на поверхность. Белесенькая старшеклассница из Дрязго казалась
привлекательной только по тамошним - безнадежно вульгарным -
представлениям. Чернявая студентка из Грязго была, возможно, самой светлой
личностью в колледже - но на каком сером фоне! Ну а рыженькая машинистка
просто выглядела поярче других, совсем уж бесцветных и до сих пор
незамужних провинциальных синих чулков. Да, если вы предложили руку (и
сердце) какой-нибудь девушке только потому, что она оказалась под рукой,
вам обеспечено пожизненное прозябание. Она, конечно, не захочет, чтобы вы
стали законченным неудачником, но неминуемо придет в уныние от вашего
серьезного успеха. Ведь она так и осталась провинциалкой из Грязго или
Дрязго. В кругу ваших новых друзей ее внешность и воспитание, взгляды на
жизнь и родственники будут казаться просто смешными. Поэтому она захочет
остаться в том обществе, где будет выглядеть не хуже, а лучше других. Она
приложит все силы к тому, чтобы вам не удалось всплыть наверх. И наверняка
преуспеет, вот что самое скверное. Словом, ранняя женитьба на девушке,
оказавшейся под рукой, закроет вам путь к успеху. Из этого правила есть
только одно исключение - исключительная красота вашей супруги.
Блистательная красавица будет блистать в любом обществе. Это тоже чревато
опасностями, но вряд ли будет мешать вашей карьере.
Пригодность, или готовность, Избранницы к браку можно определить по
таблицам, которые публикуются здесь впервые. Их применение требует от
Искателя точных знаний и тонких расчетов. Однако, если время не терпит или
собрать исходные данные трудно, можно воспользоваться упрощенным -
визуальным - способом оценки. Глаза девушки укажут вам, кто она по
рождению. Руки определят ее воспитание. А рот скажет, кем она стала.
Стопроцентной уверенности такая оценка не даст, ибо это лишь схематическая
модель углубленного анализа. Совершенно ясно, что лучше провести
всеобъемлющее исследование с прицелом на абсолютную истину, которая хоть и
недостижима в идеале, но доступна в некотором приближении. Из Таблицы
Пригодности видно, что у каждой Избранницы есть 8 качественных
характеристик - 4 положительные (категории А, Б, В, Г) и 4 отрицательные
(Д, Е, Ж, 3).
Используя элементарные арифметические действия. Искатель с нормальным
честолюбием немедленно отвергнет Избранницу, у которой положительные
характеристики перекрываются отрицательными, т.е. А+Б+В+Г<Д+Е+Ж+З. Девушки
с нулевым коэффициентом интереса тоже не представляют. Плюсовой
коэффициент колеблется от 1 до 100, образуя Шкалу Пригодности Избранниц
или Искателей (ШПИ). Полученные по ШПИ результаты вносятся в Таблицу
Классности (ТКИ).

Таблица Классности (ТКИ)

Плюсовой коэффициент - Класс (в баллах)

100-85 ............... I
84-70 ................ II
69-55 ................ III
54-40 ................ IV
39-25 ................ V
24-10 ................ VI

Избранницы, набравшие менее 10 баллов, считаются деклассированными и в
Таблицу не включаются.
Таблица Пригодности Искателя отличается от Таблицы Пригодности
Избранницы только тем, что в категории А "Красота" заменяется "Обаянием".
Если вы не способны к сравнительному анализу, забудьте про идею
классования Избранниц и сразу же переходите к следующей главе. Если же
анализ вам удается, вы легко рассчитаете, на Избранницу какого класса
можете претендовать. Искателю III класса вполне доступна второклассная
Избранница, а первоклассный Искатель, как правило, женится на Избраннице
своего же класса.

Таблица пригодности (ТПИ)

Категория Положительные характеристики Промежуточный Итоговый
...................................... балл ........ балл

А ....... Здоровье и красота ......... 20
......... Живость и деятельность ..... 10 .......... 40
......... Благоразумие ............... 10

Б ...... Респектабельное происхождение 20
........ Изящество и одаренность ...... 5 .......... 30
........ Эрудиция ..................... 5

В ...... Верность .................... 10
........ Уживчивость и хорошие манеры . 5 .......... 20
........ Тактичность и непринужденность 5

Г ...... Сегодняшние доходы и ........ 10 .......... 10
........ ожидаемое наследство
................................................... 100

Категория Отрицательные характеристики Промежуточный Итоговый
...................................... балл ........ балл

Д ....... Недужность и невзрачность .. 20
......... Вялость и леность .......... 10 .......... 40
......... Безрассудство .............. 10

Е ....... Сомнительные родственники .. 15
......... Неуклюжество и бездарность . 10 .......... 30
......... Невежество .................. 5

Ж ....... Вероломство ................ 10
......... Сварливость и дурные ухватки 5 ........... 20
......... Бестактность и чванство .... 5

3 ....... Сегодняшние долги и ........ 10 .......... 10
......... ожидаемое мотовство
................................................... 100

Но читатель этой книги, человек, стремящийся подняться наверх, едва ли
принадлежит к I классу Искателей, потому что он непоправимо теряет баллы
при трезвой оценке своего происхождения, эрудиции, манер, непринужденности
и доходов. В лучшем случае он вытягивает на III класс. Однако его цель -
жениться на Избраннице респектабельного происхождения, а поэтому он
смотрит сквозь пальцы на ее низкую классность и способен жениться даже на
девушке IV класса. Ему надо стать Свояком. Правда, женись он на девушке,
которая была под рукой, его супруга вполне могла оказаться дамой V или VI
класса. И он неминуемо скатился бы в ряды Сторонних, потому что его жена -
без положительных баллов за респектабельное происхождение - была бы даже
ниже его заурядных возможностей. Нельзя отрицать, что преуспевают иногда и
Сторонние, но для этого им надо быть особо одаренными людьми. А совершенно
заурядного и среднего Свояка автоматически поджидает успех. Именно поэтому
автор так подробно разбирает жениховский период в карьере середняка.
Ранний и неправильный выбор невесты или небрежно разработанный, а потому
неудавшийся путь в Свояки приведет вас к необходимости полагаться только
на себя в конкурентной толчее мира, где вы окажетесь Чужаком.

НЕСАМОМНЕНИЕ

Вы молодой делец и поэтому должны твердо знать, что советовать старшим
и вышестоящим - не дело. А уж лезть к ним с реорганизационными советами
просто глупо: это, во-первых, звучит как оскорбительный намек на их плохую
работу и, во-вторых, означает, что вы считаете себя отчаянным умником.
Возможно, чей-нибудь совет они и приняли бы, но ваш... Это вы-то,
последняя спица в проверенной колеснице компании, лучше управляющих знаете
их обязанности?! Предположим, что несколько дней назад вы подали в
правление докладную записку и теперь по вызову директора-распорядителя
входите к нему в кабинет, предвкушая приятнейший разговор.

Директор: Я тут читал вашу докладную, мистер Среднинг, и никак не мог
понять, кто из нас директор.
Среднинг. Конечно, вы, сэр.
Директор. Ах, значит, все-таки я? Хотя в делах я ничего и не смыслю?
Ведь меня должны учить - так оно выходит, и это после тридцати лет работы!
- самые младшие служащие. Вас это не поражает, мистер Среднинг?
Среднинг. Конечно, сэр... то есть я хотел сказать, что вы, сэр!
Директор. А может, вам кажется, что я отстал от жизни?
Среднинг. Что вы, сэр! Ни в коем случае, сэр.
Директор. Вы хоть понимаете, что у меня тридцатилетний опыт? А у вас -
никакого? И вы думаете, мне нужны ваши советы?
Среднинг. Конечно... Я хотел сказать, что вы, сэр... конечно.
Директор. Вы понимаете, что служащих и за меньшую наглость увольняют?
Или к вам я должен проявлять особую снисходительность?
Среднинг. Что вы, сэр... Конечно... Я хотел сказать, что вы, сэр!
Директор (мягко и наставительно). Советую вам, мистер Среднинг, ради
вашей же пользы держите свои идеи при себе, пока не наберетесь опыта. И
поверьте мне, начальство знает, что делает. Запомните, мистер Среднинг,
наша фирма существовала, когда вас еще и на свете не было. И вполне
обойдется без вашей помощи. Обдумайте это и учтите на будущее. А сейчас
(внезапно распаляется) - ВОН!!!

Подобные беседы не способствуют служебным успехам, да и нервов, прямо
скажем, не укрепляют. Поэтому лучше подойти к делу с другой стороны.
Допустим, ваш проект действительно великолепен и принесет полмиллиона
чистой прибыли в год. Продвигать его можно с разными намерениями.
Во-первых, чтобы возросли доходы фирмы. Во-вторых, чтобы прослыть умником.
А в-третьих, чтобы подняться на ступеньку вверх, когда изменится структура
управления и никто, кроме вас, не сумеет руководить новым подотделом. Про
два первых намерения забудьте немедленно. Доходы фирмы (если она еще
сводит концы с концами) вас не касаются. Репутация умника принесет вам
только неприятности, бойтесь ее, словно чумы. А вот ради повышения по
службе стоит рискнуть. Но и это, по-настоящему серьезное намерение таит в
себе две опасности. Плохо, если о нем пронюхают сослуживцы. Еще хуже, если
повысят не вас, а другого. В обоих случаях вы прославитесь как интриган,
причем как интриган неудачливый. Подобная слава вам совершенно ни к чему.
Вспомним типичный случай времен второй мировой войны: подполковник из
Генерального штаба представил по начальству рапорт о реорганизации
штабного отдела, в результате которого штаты увеличиваются на треть.
Получив давно ожидаемый рапорт, генерал, прижмурившись от удовольствия,
рассматривает новую схему.
- Нуте-с, нуте-с, - удовлетворенно бормочет он, поправляя очки. -
Остроумная схема преодоления наших трудностей. Кстати, я вижу, что
командиром нового подразделения должен быть генерал.
- Повышения рангов требует обстановка на фронте, - скромно покашливая,
соглашается подполковник. - А также перераспределение обязанностей в
отделах второго ординара.
- Именно, именно, - раздумчиво подтверждает генерал, - повышения рангов
требует обстановка. Придется мне кого-то представлять к повышению.
Слегка зардевшись и глядя в пол, подполковник начинает сочинять письмо
домой. "Это произошло, - проплывает в его голове, - совершенно
неожиданно..."
- Да-да, - повторяет генерал, и его голос сочится садизмом, - придется
мне кого-то представлять к повышению... и я, кажется, знаю подходящего
человека. Полковник Маккинли, командир парашютного полка и мой старый
друг, на будущей неделе выписывается из госпиталя. Он будет бравым
генералом. (Подымает трубку телефона). Дайте мне базовый госпиталь...
Ладно, я подожду... - Повернувшись к подполковнику, генерал энергично
продолжает: - Осталось последнее затруднение. Что мне теперь делать с
_вами_?

Как вы понимаете, судьба подполковника незавидна. Поэтому никогда не
продвигайте свой проект сами, а представьте это человеку, который искренне
убежден, что ваша идея зародилась в его голове. Ни лавровый, ни терновый
венцы вам ни к чему, и уж совсем не нужна слава интригана. В
управленческом деле нет, пожалуй, ничего более важного, чем искусство
вкладывать свои мысли в чужую голову. И значит, вам надо найти такую
голову. Необходимо, чтобы она могла наполняться чужими мыслями, то есть
была бы достаточно пуста, и чтобы владельцем ее был высокопоставленный
администратор, способный повлиять на директора. Подобный человек есть в
любом учреждении, и мы будем называть его... ну, скажем, Клайд Леннокс. Он
активный член гольф-клуба, и вы познакомитесь на клубном поле для гольфа.
При беседах с ним вас будет захлестывать почтительное восхищение: "Мне бы
вашу деловую хватку, Клайд! Впрочем, я понимаю, что такая верность
суждений дается только многолетним опытом... Просто удивительно, Клайд,
ваше положение, ваши знания нисколько не притупили у вас острейшего, почти
юношеского восприятия мира..."
Вскоре вы сможете убедить его, что он переполнен дерзновенными и
глубокими идеями: "Да, никто, кроме вас, до этого не додумался бы, Клайд.
Теперь-то мне понятно, где директор черпает свои блистательные замыслы..."
Когда между вами установятся добрые отношения ученика и учителя, в один
из очередных праздников вы подкараулите его, спрятавшись за дверью
уборной. Надо только, чтобы он был гораздо пьянее вас.

- Ну, знаете, Клайд, этот ваш план преобразования отдела К в дочернюю
фирму превосходит все ожидания!
- Какой план?
- Майк мне только что рассказал. Не беспокойтесь, все останется между
нами. И знаете, что я ему сказал?
- Откуда же? Меня ведь там вроде не было?
- Так вот, я ему сказал: "Слушай, говорю, Майк, он же просто гений!" И
не для красного словца сказал. Я буквально так и считаю.
- Как?
- А так, что вы гений.
- Это почему?
- Да ведь план-то гениальный!
- Какой план?
- Ну превращения отдела в дочернюю фирму.
- А Майк-то - он кто?
- Майк Болтуинг. Я, конечно, понимаю, что он напрасно мне это
рассказал, это ведь пока секрет.
- Ясное дело, секрет. Мог бы и помолчать.
- Ну, молчать-то он не умеет. А план сногсшибательный. Ох, и мудрец же
вы - взять хоть налоги, сколько мы сэкономим... нет, это гениально!
- Что гениально?
- Превратить отдел в фирму.
- А-а, ну да. Только держите язык за зубами.
- О чем вы говорите!.. Слушайте, Клайд, а не пора ли нам выпить?
- Это мысль. Вы, я смотрю, мыслитель.
- Э, нет, мыслитель-то у нас вы. Тут за вами не угонишься.
- А я и не думаю убегать.
- Да нет, я говорил... впрочем, что там говорить! Пойдемте-ка спрыснем
ваш план.
- Какой план?

Если вы хорошо справились с задачей, старина Леннокс проснется наутро
со смутным ощущением, что он обсуждал с кем-то какой-то важный план. Ему
очень захочется вспомнить, какой и с кем. Вы должны ему помочь, и лучше
всего сделать это по телефону, чтобы девочки с коммутатора растрепали о
вашем разговоре по всем отделам.

- Это вы, Клайд? Должен вам сказать, что о вашем плане насчет отдела К
- помните, мы обсуждали его вчера вечером? - многие уже знают. В Правлении
только о нем и говорят. Все считают, что это потрясающий план.
- Ну, уж и потрясающий. План как план. В общем-то довольно простенький.
- Простенький план, до которого никто другой не додумался! Ведь вы
растолковали мне вчера все подробности реорганизации - ошеломительный
замысел. И главное, продуманный во всех деталях.
- Вы так считаете? Тут очень важно ничего не упустить.
- Клайд, я был так ошеломлен, что, когда пришел домой, просто взял и
записал ваши мысли. Мне кажется, я уловил основную суть ваших рассуждении.
- Да? Все-таки пришлите мне ваши записи для проверки.
- Обязательно, Клайд. Только вот еще что. Там, по-моему, возникает два
осложнения. Вы-то, я уверен, знаете, как с ними справиться, но я считаю
своим долгом указать на них. Если вам, конечно, интересно.
- Что ж, стоит посмотреть. Давайте-ка встретимся за ленчем. Приходите в
клуб к двенадцати тридцати.
- Спасибо, Клайд. С удовольствием приду. Я вам очень благодарен за то,
что вы посвящаете, меня в планы фирмы. Помочь я вам не смогу - у меня
почти нет опыта. Но под вашим руководством я многому уже научился.
- Рад быть полезным. Так, значит, в двенадцать тридцать. До встречи.

Ваши записи - разумеется, довольно бессвязные - помогут Клайду
избавиться от мучительной неопределенности. Он наконец узнает, какой план
ставят ему в заслугу. План окажется не блистательным, но вполне
приемлемым. В ваших записях Леннокс найдет несколько явных ошибок и
машинально исправит их. Слово "компания" вы напишите через "а", и тут он
благодушно ухмыльнется. "Не слишком-то они грамотные, эти молодые итонцы".
Он привычно пронумерует абзацы и несколько пунктов поменяет местами. А что
ж, неплохой, в общем, план. Исправляя ваши записки, он как бы признает
свое авторство, и каждая пометка будет укреплять его в уверенности, что
все это придумал действительно он.
За ленчем вы расскажете ему о своих возражениях. Они должны быть
тщательно продуманы. Их пустяковость следует искусно замаскировать, и в то
же время отвод возражению необходимо зашифровать в самом возражении.
Первое будет касаться юридической, скажем, стороны - вы усомнитесь, что
новую фирму можно зарегистрировать в Ирландии.
- Да мы ее зарегистрируем в Канаде! - сразу найдется Леннокс.
- А ведь верно! - воскликнете вы. - Как же это я сам не догадался?
Второе возражение пусть окажется чуть посерьезней - вас обеспокоит
способ добывания капитала для расширения фирмы и гарантии вкладчикам
неизменных дивидендов. Тут Леннокс угадает ответ со второго, допустим,
раза. Тактическая цель этого маневра - дать автору ощущение победы. Он уже
отверг два существенных возражения, отстаивая свой план. Кто следующий
скептик?.. Стратегическая - рассеять смутные подозрения, что план-то
все-таки ваш. "Представляете себе, этот юнец сначала возражал, измышлял
разные казусные трудности, - будет рассказывать Леннокс, - но потом, когда
план был детализирован, он здорово работал и был очень полезен. У сильного
управляющего филиалом он мог бы стать дельным заместителем. Не слишком
пока самостоятелен, но это, положим, не большая беда. Терпеть не могу
безусых юнцов, которые воображают, что могут заменить самого
директора-распорядителя! Молодой Среднинг знает свое место, и это говорит
в его пользу. Самостоятельность приходит с опытом. А Среднинг - кто знает?
- дослужится, быть может, и до управляющего. Да, дельный парень".
Итак, сам автор проекта не получит никакой награды? Решительно никакой.
Он должен с негодованием отвергать любое подозрение в авторстве. И это -
основной принцип администрирования. Вкладывайте свои мысли в чужие головы,
и пусть их владельцы ломают себе шеи или получают лавровые венцы.
Фактический руководитель обычно помалкивает. Попробуйте вести себя иначе -
отстаивайте свой план, добивайтесь награды, если он принят, - и вы
преуспеете... однажды. Этот успех навсегда закроет дорогу любому вашему
начинанию. Репутация умника загонит вас в самый захудалый отдел. Ваша
карьера, по крайней мере в той фирме, где вы прослыли умником, кончится,
так и не начавшись. Вам придется начинать все сызнова в другой фирме, но
предварительно прочитайте эту книгу и постарайтесь произвести на новых
сослуживцев совсем иное впечатление. Там, куда вы перейдете, наверняка
найдется увлекающийся гольфом администратор, способный повлиять на
директора-распорядителя и вместить чужие мысли, потому что своих у него
нет, и вы познакомитесь на клубном поле для гольфа, и при разговорах с ним
вас будет захлестывать почтительное восхищение... Нет, рабочего опыта в
предыдущей фирме вы набраться не успели, но зато узнали кое-что о
человеческой натуре.

КОМПЕТЕНСТВО

Вы делаете карьеру управляющего (чьим-то, естественно, трудом) и
постоянно слышите об экспертах по методам управления и специалистах по
научной организации труда, которых сокращенно называют
бизнес-консультантами. Иногда вы с ними даже встречаетесь и невольно
задаете себе вопрос: а не вступить ли и вам на эту стезю? Ведь,
поразмыслив, вы наверняка придете к заключению, что управлять трудом
других все же сложнее, чем рассказывать, как им надо управлять. Да,
искушение велико, и тем не менее его следует обуздать. Поймите автора
правильно. Он вовсе не собирается бросать тень на бизнес-консультантов.
Просто у вас другой путь. Однако вам неминуемо придется столкнуться с ними
по работе. А поэтому вы должны знать, чем они занимаются и как.
Сегодняшний деловой мир немыслим без этих людей - преуспевающих,
громогласных и вездесущих.
Многие бизнес-консультанты уже завоевали прочную репутацию серьезных
специалистов, про других пока нельзя сказать ничего определенного. А дело
консультирования безудержно разрастается. Бизнес-консультант для
промышленной фирмы - это одновременно и психиатр, и успокоительное
средство, без которого она просто не в силах обойтись, когда психическая
напряженность ставит под угрозу ее прежний характер, нормальную жизнь, а
порой и физическое существование. Как истеричке становится легче уже
потому, что она поведала о своих горестях врачу и узнала про обыденность
своего недуга, так солидную фирму перестает лихорадить, едва появляется
бизнес-консультант - и еще до его рекомендаций.
- Так, так, - успокоительно сопит консультант. - Работа по вечерам,
свары на автостоянке, ссоры в столовой - знакомая картина, как раз на
прошлой неделе я столкнулся с аналогичными симптомами...
Но заботливое участие и повадки целителя - это еще не все, что он может
предложить. Рано или поздно последует деловой совет - вот что удивительно.
Вообще-то довольно странно, что солидная компания, руководимая
выдающимся управляющим, советом опытных директоров и группой
добросовестных управляющих отделениями, приглашает со стороны какого-то
бизнес-консультанта, чтобы получить совет, как наладить работу. Если
администраторы не умеют организовать труд людей, тогда зачем они нужны и
за что, спрашивается, им платят деньги? И кроме того, не совсем понятно,
почему консультант со стороны лучше Правления разбирается в делах фирмы.
Эти вопросы давно волнуют широкую публику, и пришло время ответить на них.
Нам не без оснований кажется, что бизнес-консультанты ничего - или
почти ничего - в делах не смыслят. Их право давать советы зиждется главным
образом на дверной табличке, утверждающей, что Глумлинг, Мурло и
Брехенридж - эксперты по методам управления, а Сомниферес, Думкинсон,
Гиббон и Мастере - специалисты по научной организации труда. Любое явление
имеет изначальные корни, и бизнес-консультанты укоренились в деловом мире
с помощью дверных табличек. Кем были Брехенридж и Мастере до объявления
себя бизнес-консультантами? Может быть, слушателями заочных курсов
администрирования. Может быть, студентами Лондонского экономического
училища. А может быть, им просто не удавалось найти себе применения в
жизни. Как бы то ни было, сейчас они бизнес-консультанты, провозгласившие
себя Чудодеями Делового Мира. И не успели они привинтить к дверям свои
таблички, как первые предприниматели взалкавшие консультаций, начали
ломиться в их конторы. Если окинуть внимательным взглядом выстроившуюся к
ним очередь, окажется, что в ней почти - или даже совсем - нет чиновников,
служащих непосредственно Государству. Попробуйте отыщите здесь боевого
генерала, приехавшего с фронта, чтобы узнать, не пора ли ему
капитулировать. Не найдется тут и адмирала, сошедшего на берег, чтобы
получить совет, как продолжать морское сражение. И если в очереди
замаскировался премьер-министр, значит, маскироваться он, во всяком
случае, мастер.
Толчею у входа к бизнес-консультантам создают в основном коммерсанты и
промышленники среднего возраста. Все они опытны, предприимчивы, энергичны
и настойчивы. Председатель Правления фирмы, которая делает из целлулоида
золотых рыбок, прекрасно знает тонкости технологического процесса, рекламы
и сбыта этих сказочных чешуйчатых. Директор-распорядитель концерна по
производству воздушных шаров знает, если верить слухам, решительно все об
эластичности и прочности полиулетановых пленок. Управляющий отделом сбыта
компании "Леденцы с хрустом" собаку съел на вязкости конфетной массы,
древовидности леденцовых палочек и предпочтительности раскрасок
продаваемой им продукции. Словом, любой человек в этой очереди - знаток
своего дела. И каждый хочет получить консультацию у Гиббона и Мурло.
Наваждение, да и только! Много ли знает Глумлинг про золотых рыбок?
Наверняка так же мало, как Сомниферес про воздушные шары или Думкинсон про
леденцы с хрустом. Может быть, они и правда чудодеи?
Автор выявил два основных побуждения, склоняющих администраторов
обращаться к бизнес-консультантам. Это случается, во-первых, когда они
хотят, чтобы им посоветовали провести уже намеченную ими реорганизацию. И
во-вторых, когда надеются, что им отсоветуют проводить реорганизацию,
которая для них невыгодна. Разницу между этими побуждениями лучше всего
показать на конкретных примерах. По вполне понятным причинам фамилии
консультантов и названия фирм изменены до неузнаваемости.
Трест "Самобеглые повозки" изготовлял автомобили допотопных и поэтому
надежных моделей, а концерн "Легендарные здания" возводил панельные
коттеджи, оборудованные легендами о том, как - и с кем - ночевала в них
Елизавета Первая.
Директора "Самобеглых повозок" задумали упростить административную
структуру треста. Они решили уволить половину служащих, а от оставшейся
половины предполагали потребовать добросовестной работы. Однако им вовсе
не хотелось, чтобы их обмазали дегтем и вываляли в перьях на автостоянке
перед зданием Правления. Поэтому, пригласив господ Глумлинга, Мурло и
Брехенриджа, они вкратце объяснили им, в каком нуждаются совете.
Обыкновенно консультант не задерживается там, где наконсультировал. Кончив
дело, он загружает в реактивный лайнер 200 фунтов своего живого веса
(20.000 фунтов гонорара почти ничего не весят) и отмахивает первую тысячу
миль, пока служащие читают Введение к докладу, где высказывается
благодарность за сотрудничество. У господ Глумлинга, Мурло и Брехенриджа
метод оказался бригадным. Как только им разъяснили суть их будущего
совета, они взялись за работу. Глумлинг задавал саркастические вопросы:
"Это ваш _новейший_ компьютер?.. Вы имеете понятие об оптимальной
себестоимости?.." и проч. Мурло был деловит и резок: "У вас непомерно
раздуты штаты. 52% - минимальный размер сокращения". А Брехенридж,
завершая разгром, туманно пояснил, почему именно сейчас изменения
совершенно необходимы. В результате их нашествия:

50% сотрудников уволено;
за 1 (один) миллион фунтов стерлингов куплена новая вычислительная
машина - символ прогресса;
в здании Правления сломаны внутренние перегородки и небольшие кабинеты
заменены огромной общей комнатой;
жухло-желтые стены перекрашены в серо-сиреневые цвета.

Совсем по-другому (на первый взгляд) закончилось вторжение Сомнифереса,
Думкинсона, Гиббона и Мастерса в концерн "Легендарные здания". На
директоров этого концерна давила группа акционеров, требуя модернизировать
систему управления; главными подстрекателями были Лайет и Куссайнинг.
Смысла требований никто как следует не понимал, но акционеры беззастенчиво
утверждали, что директора, руководящие немодернизированным Правлением,
получают неоправданно большое жалованье. Убоявшись нарастающих трудностей,
председатель Правления обратился к бизнес-консультантам. От них ожидался
совет оставить управление концерном без изменений (если не считать мелких
перетасовок). У этой бригады было свое распределение обязанностей.
Сомниферес неуверенно качал головой, Думкинсон глубокомысленно кивал,
Гиббон выделывал иронически-угрожающие гримасы, а Мастере уверенно и
непонятно доказывал, почему реформы необходимы или (как в данном случае)
не нужны. В результате их набега:

господа Лайет и Куссайнинг введены в Правление;
за 1 (один) миллион фунтов стерлингов куплена новая вычислительная
машина - символ прогресса;
в здании Правления возведены внутренние перегородки и огромная общая
комната заменена небольшими кабинетами;
серо-сиреневые стены перекрашены в жухло-желтый цвет.

Как видим, советы двух бригад бизнес-консультантов прямо
противоположны. Но гораздо важнее другое - они сделали возможным то, на
что сами администраторы решиться не могли. В первом случае они
присоветовали сокращение штатов, сняв таким образом вину с
администраторов. Во втором - уверили держателей акций, что модернизация
системы управления по возможности проведена и беспокоиться теперь не о
чем. При этом было бы неправильным полагать, что бизнес-консультанты
придают значение перегородкам или цвету стен. Они просто демонстрировали
свою осведомленность и заботливость.
Приведенные примеры в высшей степени типичны, и все же
бизнес-консультанты дают иногда дельные советы, которые заранее
администраторами не продиктованы. Человек с минимальным преподавательским
опытом легко поймет, как они это делают. Любой учитель хотя бы один раз в
своей жизни экзаменовал учеников в области знания, ему совершенно
неведомой, - причем без всякой подготовки. Новичку это всегда невероятно
трудно. Но преподаватель со стажем прекрасно знает, что именно от него
требуется. Он отбирает десяток аккуратно оформленных и написанных
уверенным почерком работ. Читая их, он довольно скоро обнаруживает
правильные ответы. И снижает оценки, если в остальных работах методы
рассуждения и ответы другие. А бизнес-консультант может сравнивать
учреждения, в которых бывает. Выбрав лучшие, он уверенно критикует
непохожие на них. В этом смысле его советы - а они, как ни странно,
изредка действительно нужны - могут оказаться вполне здравыми.
Биологи утверждают, что полевые цветы опыляются пчелами, и, хотя этот
процесс сейчас пытаются механизировать, сущность его остается прежней.
Поле деятельности бизнес-консультантов - индустрия и коммерция;
перепархивая из одного учреждения в другое, они способствуют их расцвету и
размножению. Вероятно, многим пчелам кажется, что именно они придают
пыльце живительные свойства. С насекомых спрос невелик; а вот пчелки
бизнеса, похваляющиеся собственными идеями, наверняка привирают. Пыльца
создается и оживает в полях, идеи - в мире предпринимательства. А уж
перекрестный перенос идет тем интенсивней, чем больше размножаются пчелы.
Пчеловоды еще помнят то время, когда их заставляли платить за медоносные
пастбища для пчел. Но наука шагнула вперед, и теперь владельцы полей
должны бы платить пчеловодам. Если такой закон введут, количество пчел
заметно возрастет. Пчелки бизнеса размножились невероятно, а это значит,
что шагнувшая вперед наука создала на них спрос. Ведь не будь
консультантов, предпринимателям не у кого было бы просить совета, кроме
как у своих же конкурентов. Однако может так случиться, что пчелы бизнеса
расплодятся чрезмерно. Тогда многие из них уподобятся трутням, но далеко
не все. Предпринимательству необходимо перекрестное оплодотворение, ему
просто не нужно слишком много переносчиков идей.
Остается установить, как пчелы бизнеса отличают здоровый цветок от
больного. Чем они руководствуются, отбирая животворные идеи и отбрасывая
порочные? Экзаменатор определяет хорошие работы по опрятности оформления и
уверенности почерка, а что может взять за образец бизнес-консультант? Наши
сомнения неминуемо усилятся, если мы вспомним обстановку в области
просвещения. Каждому известно, что школьные инспектора, порхая из школы в
школу, собирают самые идиотские системы и объявляют их обязательными для
всех. Откуда мы знаем, что консультанты не поступают в точности так же?
Было бы неэтично открывать все тайны их профессии, но в данном случае
читатель должен быть застрахован от ошибок. Тем более что секрет
необычайно прост. Серьезный консультант мгновенно определяет достоинства
учреждения по внешнему виду служащих там женщин. Если управляющий А не
способен найти себе привлекательную секретаршу, он наверняка ни на что не
способен. Система его работы, без сомнения, не выдерживает критики. Что
ему можно порекомендовать? Систему работы управляющего Б, который подобрал
себе замечательно милую секретаршу. Мы не знаем, как именно он работает,
но его деловая проницательность очевидна.
Следует, правда, запомнить, что привлекательность секретарши - дело
очень тонкое. Цветущая сирена характеризует деловые качества своего
патрона не лучше (а может быть, и хуже), чем засушенная старая дева. Если
волны волнующих духов душным облаком обволакивают контору, превращая
приемную в благоухающий будуар, учреждению грозят катастрофические
потрясения. Глубокий вырез на платье может привести к глубочайшему расколу
в коллективе, а походка "мягче бедрами" способна так взбодрить служащих,
что самые жесткие меры не вернут их к спокойной работе. Полы учреждения не
эстрада варьете. Но и совершенно бесполым учреждение быть не должно.
Опытный управляющий подбирает такую секретаршу, которая видит в
сослуживцах восхитительно мужественных старших братьев, а те оберегают ее,
словно любимую младшую сестру. Все эти оттенки понятны с первого взгляда.
Атмосфера серьезного дружелюбия говорит консультанту о процветании фирмы,
а бесполая враждебность и легкомысленная фривольность указывает на
необходимость перемен.
Что же надо сделать, кроме покупки вычислительной машины и установки
(или упразднения) перегородок? Бизнес-консультант вспоминает преуспевающую
компанию "Капустные консервы", куда его недавно приглашали, - секретарша
управляющего была там выше всяких похвал. Просто и со вкусом одетая,
скромная и миловидная, приветливая и расторопная, готовая улыбнуться и
помочь, она производила отраднейшее впечатление. А какие цвета преобладали
в правлении этой компании? Помнится, что секретаршу оттеняли нежно-зеленые
тона. Так почему бы не начать реорганизацию с перекраски стен?

ПУНКТУАЛЬСТВО

Восходящему администратору очень полезно знать Общую теорию управления,
разработанную бизнес-консультантами. Теорию вы теперь знаете. Но для ваших
целей этого мало. Вам надо научиться применять ее на практике, а первое
практическое правило управления предписывает администратору приходить
вовремя. Это общее правило оказывается жизненно важным, когда вы
включаетесь в работу комиссий. А комиссии постепенно станут существенной
частью вашей жизни. В некоторых фирмах они, правда, отменены приказом. Но
издать приказ гораздо легче, чем извести комиссии. Тут вступают в силу
непреодолимые законы природы. Комиссии, несмотря на приказы, растут и
размножаются. И весьма вероятно, что ваш административный вес будет
измеряться количеством и качеством комиссий, в которых вы заседаете. Но
сделаться веским членом многих комиссий можно лишь в том случае, если
пунктуальство - или, в просторечии, аккуратность - станет вашей второй
натурой. Пунктуальство, как покажет нижеприведенный протокол, предписывает
администратору приходить вовремя, а готовиться своевременно.

Председатель. Итак, проверим. Все собрались? Не считая Дика, должно
быть девять человек. А у нас восемь. Боб, Артур, Джон, Лесли... где же
Стивен? Вот, значит, кого нет. Дик, вас не затруднит позвонить ему? Ну, а
мы займемся делом. Могу я считать протокол прошлого заседания принятым?
Поправок нет? Прекрасно. Благодарю вас, господа. Теперь о новой повестке
дня. Ввиду настоятельной необходимости вынести решение по пункту IV я
предлагаю начать обсуждение именно с него, а уж потом перейти к пунктам I,
II и III. Мы все читали доклад архитектора - с некоторым, я бы сказал,
удивлением и беспокойством. Кроме того, у нас есть инженерная смета на
установку кондиционера... несколько неожиданная по стоимости смета.
Деталей я сейчас приводить не буду. Мы должны решить в принципе, начинать
нам реконструкцию или пересмотреть весь проект. Это очень важный пункт
повестки. Он гораздо важнее, на мой взгляд, чем пункт I, где ставится
вопрос о сносе пустующего склада горючего для расширения автостоянки.
Решение по IV пункту нужно вынести сегодня.

Входит Стивен - запыхавшийся и смущенный; под мышкой у него папка с
документами для заседания в другой комиссии.

Стивен. Прошу прощения, господин председатель, меня задержало
совершенно неотложное дело...
Председатель. Ничего страшного, Стивен. Мы только что начали. Экземпляр
повестки дня на столе перед вашим креслом. Так на чем я остановился? А-а,
да. Дело не терпит отлагательства, и нам надо вынести определенное
решение. Мы очень рады, Стивен, что вы все же смогли прийти. Я полагаю, у
вас были действительно важные дела. Ведь мы обсуждаем вопрос, касающийся в
первую очередь отдела, которым вы сейчас руководите. Может быть, вы и
начнете прения?
Стивен (очень неуверенно). Мне кажется, надо начинать реконструкцию,
господин председатель. Поскольку дело не терпит отлагательства. (Роется в
папке с документами о компенсации жалованья рабочим по временной
нетрудоспособности из-за несчастных случаев на производстве.)
Председатель (с удивлением). Несмотря на доклад архитектора?
Стивен (упавшим голосом). Конечно, господин председатель... Конечно,
доклад надо рассмотреть. Тут можно привести доводы и за, и против. Но
дело, как вы правильно сказали, не терпит отлагательства.
Председатель. Решение, Стивен. Нам надо безотлагательно принять
решение. А если судить по докладу и смете, реконструкция обойдется дороже
нового строительства. Вам это кажется чепухой?
Стивен (окончательно сбитый с толку). Ну, не совсем так. Нет, конечно.
Ни в коем случае, господин председатель.
Председатель. И все же, по-вашему, нам следует начать реконструкцию?
Стивен. Но ведь мы должны расширить автостоянку... разве нет?
Председатель. При чем тут автостоянка?
Боб (мягко). Мы обсуждаем пункт IV, Стивен. Не I, а IV.
Стивен. А-а! Понятно. Все ясно. Пункт IV. Я не знал, что вы уже
обсудили пункт I. Так, так. Значит, пункт IV...
Председатель (терпеливо). Надеюсь, вы изучили разосланные вчера
материалы - инженерную смету и доклад архитектора?
Стивен (фальшиво). Разумеется, господин председатель. А как же! И был
очень озабочен предстоящими расходами.
Председатель. Не о расходах сейчас речь. Мы должны решить в принципе -
начинать нам реконструкцию или нет. Вот в чем вопрос. Да или нет?
Стивен. Совершенно верно, господин председатель. Это очень важный
вопрос. Не могу с вами не согласиться.
Лесли. Разрешите мне, господин председатель. Я считаю доклад вполне
убедительным, а проект совершенно нерентабельным.
Артур. По-моему, вы ошибаетесь, Лесли. Доклад просто бредовый.
Джон. Я согласен с Артуром. Бред.
Председатель. Не забывайте, господа, про инженерную смету.
Джон. Вот-вот. Мне кажется, ее надо заказать другой компании.
Лесли. А зачем? Ну, допустим, у них получится на десять процентов
дешевле. Проект все равно будет экономически невыгодным. Как по-вашему,
Стивен?
Очевидно, что Стивен не подготовился к дискуссии. Он помнил про
заседание и собирался изучить необходимые материалы. Но его захлестнули
другие дела. В результате он опоздал к началу обсуждения - всего лишь на
три минуты. Само по себе опоздание ничем ему не грозило. Его погубила
собственная неорганизованность. Он должен был позвонить председателю,
извиниться и прийти через десять минут - бегло просмотрев материалы и
взявши нужную папку. А теперь он не сумеет включиться в деловой разговор
до самого конца заседания (председатель позаботится об этом), и его
репутация будет непоправимо подорвана.
Пунктуальство может показаться на первый взгляд самой обычной чертой
делового человека, основой элементарной собранности. И однако, это не
совсем так. Истинно пунктуалистый человек заменяет в своей повседневной
практике грубое сложение искусным вычитанием. Важное заседание назначено
на 11:45. Пунктуалистый Питер делает этот момент точкой отсчета и потом
движется по оси времени назад. Ему надо выйти из конторы в 11:40,
проверить портфель в 11:30, дать указания заместителю в 11:25 и
переключить на него телефон в 11:23. Значит, он еще может встретиться с
Милном (десятиминутная беседа) в 11:10 и Макмилланом (шотландцы болтливы,
кладем пятнадцать минут) в 10:55. Что еще? Два важных телефонных разговора
- трех- и шестиминутный, - надо начать звонить в 10:45. Пятнадцать минут
уйдет на чтение инженерной сметы и доклада архитектора (IV пункт повестки)
- следует сказать секретарше, чтобы принесла их к 10:30. Таким образом,
производственное совещание необходимо начать в 10:15 - предупредить об
этом Бриджит. Часы показывают 8:55, следовательно, остается час двадцать
на корреспонденцию. Есть там что-нибудь важное? Докладная Болдуина -
наложить резолюцию. Письмо от Старперла - подождет. На этот запрос, Мэри,
ответьте "нет", вежливо, но решительно. На этот - "да". Этим напишите, что
мы согласны, но не раньше 28-го. Здесь - возможны переговоры. Здесь -
откажитесь и дайте какие-нибудь вежливые объяснения: обязательства перед
деловыми партнерами, например. Эти три письма просто подшейте к делу -
отвечать не надо. С этими двумя я разберусь сам. Все остальное - в
корзину.
Так, и только так, надо подходить к делу. Но недотепа Стивен поступает
иначе. Принявшись в 9:00 разбирать папку с входящими бумагами - столько-то
времени ушло на эту, столько-то на ту, - он, запыхавшись, подбегает к залу
заседаний в 11:48. А всему виной дезорганизующее и грубое сложение.
Теоретически мы знаем, что складывать дурно, но отказаться от этой
пагубной привычки не можем. И погрязать в сложении нам помогают женщины.
Почему именно они? Да потому что женщина - домашняя хозяйка и мать -
привыкла жить совсем по-другому. Для нее время всегда мчится вперед, и она
умеет только складывать.
Изадор выпал из кроватки в 5:45. Малышка Лавина захворала - то ли
корью, то ли ангиной, - пусть полежит. Лютус опять проспал, надо его
скорее накормить, чтобы он успел на школьный автобус. Господи, молочник
опять принес мало молока! Телефонный звонок. Лиана, милочка! Какая же ты
умница, что позвонила! Бог с тобой, мы так радовались, что вы пришли.
Рецепт? Да это очень просто, нужен только электрический миксер. Не помню
сейчас, куда я задевала кулинарную книгу, я тебе попозже позвоню... Изадор
свалился со стремянки. Малышка Лавина просит попить. Кто там звонит в
дверь, булочник? Скажи ему, одну маленькую буханку черного. Не работает
пылесос? Пни его ногой. Ну вот. Когда он первый раз выключился, я думала,
что полетел предохранитель. Но оказывается, его просто надо пнуть -
легонько, - и он включается. Боже мой, Изадорчик свалился в мусорный ящик!
И порезался. Пластырь в ванной... впрочем, нет, я оставила его вчера на
кухне. Снова телефон. Мистер Уилкинс, вы же обещали, что у вас будет
розовая туалетная бумага! Очень вас прошу, закажите. Ну хорошо, пришлите
пока шесть рулонов... Лавина рассыпала свою картиночную мозаику по всему
полу... Лютус, а ты почему дома? Сломался школьный автобус? Ладно, я
отвезу тебя в школу на машине. Не лезь к Лавине, заразишься. Да, кстати,
нужно же вызвать врача. Телефон. Привет, Марджи. Спасибо, милая, с
удовольствием зайду. Часиков в одиннадцать, хорошо? До встречи... Опять
телефон. Это ты, Лиана? Что? Я тебе уже диктовала этот рецепт? Прекрасно,
а то я никак не найду кулинарную книгу. Спасибо, что позвонила. Пока...
Лютус, я же тебя просила не подходить к Лавине. Ну зачем ты лезешь в ее
комнату? Ты что, стараешься заразиться, чтобы увильнуть от экзаменов? Ох,
придется мне поговорить о твоем поведении с отцом. Впрочем, ты ведь уже
болел корью, так что напрасно стараешься. Господи, что там опять? Изадор
свалился в соседский мусорный ящик!
Таков день домашней хозяйки, и упорядочить его невозможно. Мешает масса
привходящих обстоятельств. Всех домашних дел, как известно, не
переделаешь, так что о повестке дня женщина даже не думает. Она работает в
ином, чем мужчина, режиме, и закрывать на это глаза просто глупо. Только
женщины, ввергнутые в пучину службы и потерявшие из-за этого женский
облик, считают пунктуальство важным человеческим качеством. А большинству
женщин оно представляется никчемной выдумкой. Короче, имя непунктуалистым
- легион, и в такой ситуации пунктуалистое меньшинство даже усиливает
мировую неразбериху. Положив себе за правило иметь в запасе пять минут,
они получают десять, а опоздавших непунктуалистых это настолько
раздражает, что в следующий раз они опаздывают на четверть века - из
принципа. Теоретически есть вероятность, что однажды им вообще не удастся
встретиться и они навеки потеряют друг друга из виду. Впрочем, крайности,
как известно, смыкаются, и чрезмерный запас времени часто говорит о
несобранности человека. Запас времени в пять или даже десять минут обычно
способствует деловому успеху. Но уже получасовой запас может разрушить все
ваши планы и привести к пустопорожней растрате времени. Мало этого, придя
куда-нибудь за полчаса до срока, вы рискуете безнадежно опоздать.
Представим себе, например, что некий путешественник прибывает из Нью-Йорка
в Лондонский аэропорт с тем, чтобы через сорок минут вылететь, скажем, в
Гамбург. Времени в обрез, но если самолет прилетает в Лондон точно по
расписанию, таможенники не придираются, а немцы не склонны к излишнему
пунктуальству, то успеть вполне можно. Однако реальная жизнь не
укладывается в строгий график. Самолет из США прибывает с
одиннадцатиминутным опозданием. Таможенники принимают торопливость
путешественника за старый как мир жульнический трюк. Вырвавшись из
таможни, путешественник мчится по бесконечным аэропортовским коридорам и
прибегает к выходу N_22 через полминуты после окончания посадки на
гамбургский самолет (по расписанию). Но судьба улыбается ему. Рейс еще не
объявлен. Не будет ли он любезен пройти в зал ожидания? Взмыленный и
отдувающийся путешественник находит свободное кресло. Рейс, слава богу,
отложили. Путешественник постепенно приходит в себя. В 16:25 (то есть
через полчаса) по радио объявляют: "Компания ПАС с прискорбием извещает
пассажиров, что рейс СК-734, Лондон - Гамбург, откладывается по
эксплуатационным причинам. Следующее сообщение слушайте в 19 часов 25
минут. Спасибо за внимание". Радиографик свято соблюдается, и новое
откровение раздается в назначенное время: "Вниманию пассажиров на Гамбург
с посадочными талонами такими-то. Отложенный рейс СК-734 задерживается по
техническим причинам. Очередное сообщение слушайте в 20 часов 15 минут. По
предъявлении посадочного талона вы можете получить тошнотный чай или кофе
рвотной температуры. Спасибо за внимание". Из дальнейших сообщений в
20:15, 21:10, 21:35 и 21:55 вы с прискорбием узнаете об очередных
задержках по уважительным, существенным, разумным и вполне понятным
причинам. В 22:10 раздается последнее радиообъявление: "Пассажиров на
Гамбург просят подойти к справочному бюро, где им дадут разъяснения
относительно рейса СК-734 компании ПАС". Работница справочного бюро скажет
путешественникам, что рейс СК-734 откладывается по метеорологическим
причинам. Из-за тумана над Гамбургом. Вылет перенесен на 7:15 утра.
Переночевать их отвезут в гостиницу такую-то, а багаж они могут получить
этажом ниже. Компания позаботится, чтобы их разбудили в 4:30. Завтрак
назначается на 4:45, автобусы будут поданы к гостинице в 5:15 - если
установится летная погода. Рассвет пассажиры встретят в зале ожидания
аэропорта.
Вскоре оживет радиотрансляция, и компания ПАС с прискорбием объявит,
что рейс СК-734 откладывается по традиционным причинам и что следующее
сообщение надо слушать в 8:40. Общая ненависть к ПАС и нескончаемые
страдания сделают пассажиров друзьями по несчастью в полном смысле этого
слова. Соседом нью-йоркского путешественника окажется сострадалец, который
признается, что он служит в этой палаческой компании.
- Раз уж нам все равно нечего делать, - скажет он, - давайте-ка сходим
в диспетчерскую.
Так они и сделают. Дежурный приветливо поговорит с ними о своей работе.
Глядя на полукруглое стенное табло с информацией об отложенных и
отмененных рейсах, он участливо скажет:
- Посмотрим, к примеру, что там происходит с вашим рейсом. СК-734? На
Гамбург? Сведения о нем должны быть здесь. Ага, вот... господи, да вы же
опоздали! Самолет поднялся пять минут назад!..
Действительно, все так и было. Посадку объявили в 8:25. И имея в запасе
пятнадцать часов, путешественник ухитрился не успеть на свой самолет.
Как видим, слишком ранний приход может оказаться слишком поздним. Если
вы пришли на вокзал за несколько часов до отхода поезда, то рискуете
вообще не уехать, потому что решите не терять времени и займетесь
каким-нибудь полезным делом. Недостаток целеустремленности может нарушить
самые верные планы. Поэтому лучше всего иметь в запасе несколько минут -
так, чтобы у вас не появлялось искушения послать телеграмму, отправить
заказное письмо, обменять валюту или зайти в кафе. Без целеустремленности
немыслим деловой успех. Без нее не добьешься, например, репутации
пунктуалистого человека. Прихватывайте нужную папку и приходите на
заседание за несколько минут (а не часов!) до его начала. Слишком ранний
приход выглядит неприлично (и чреват, как мы убедились, опозданием), так
что если вы зарезервировали несколько часов на уличную пробку, а ее - по
теории наибольшей пакости - именно сегодня не было, то спрячьтесь
неподалеку от зала заседаний и выходите из укрытия минуты за три до начала
прений. Да, но у вас есть подчиненные, и они далеко не всегда пунктуальны.
Не пострадает ли из-за них ваша репутация? К сожалению, это более чем
вероятно, и сейчас перед вами развернется весьма характерная драма.
- Бесси! Мне нужны документы для комиссии по кадрам.
- К сожалению, Бесс Граммоси еще не пришла, мистер Слабинг. А
документация у нее или у нас?
- У нее. Вы не знаете, кому она сдает ключи?
- Ключи собирает мистер Успейемс. Я попрошу, чтобы он их принес.
- Да, пожалуйста, Валери. И если можно, побыстрее.

Пять минут спустя:

- К сожалению, мистера Успейемса тоже еще нет.
- Хм. Что же делать?
- Мне помнится, что, когда отделом заведовал Стармен, в комнате мисс
Граммоси сидела Гармония Нетли. Сейчас-то она работает в бухгалтерии, но,
возможно, у нее и сохранились ключи. Позвонить ей?
- Да-да, позвоните. Заседание начнется через пять минут.
- Сию секунду, мистер Слабинг. (Снимает телефонную трубку.) 2-573,
пожалуйста. Будьте добры, попросите мисс Нетли. Хорошо, я подожду. Сейчас
они ее найдут, мистер Слабинг... (После продолжительного молчания.) Что?
Не могут найти? Но она в конторе? Ах, куда-то вышла... Эдна, это ты? Вот я
и слышу - знакомый голосок. Как жизнь? Ну и прекрасно. Слушай, ты случайно
не видела Бесси? Правда? Только что? Ради бога, Эдна, куда она пошла? Вот
неудача! Тогда нам и Гармошка не нужна. Что-что? Я говорю - Гармошка. Ну,
Гармония Нетли, мы ее всегда так называем. А у вас ее как величают?
Диссонией? Здорово! Надо будет запомнить. Да нет, больше ничего. Эдна. В
четверг увидимся. Пока... Извините, мистер Слабинг. Бесси только что ушла.

А что же мистер Слабинг? Помчался на заседание? Позвонил и сказал, что,
к сожалению, срочные дела помешают ему прийти? Или просто лопнул от
злости? Так или иначе, но он явно не смог подготовиться своевременно и
прийти вовремя. А виноват только он сам. Ему не удалось приучить своих
подчиненных к деловой точности. Хотя ничего в этом трудного нет. Нужно
только не пользоваться банальными временными категориями. Назначьте
кому-нибудь встречу на 10:30, и он явится к 10:36. Для него - как и для
большинства людей - это будет указанием, что надо прийти чуть раньше
перерыва на ленч, то есть до 10:45. Объявите, что совещание начинается в
14:00, и оно начнется не раньше 14:10. Для многих служащих 14:00 звучит
как "после обеда". Да и вообще любой "ровно" всегда воспринимается как
"примерно", с точностью до двадцати минут. А вот предложите подчиненному
явиться к 9:29, и он придет минута в минуту. Назначьте заседание на 10:13,
и служащие поймут вас буквально. Скажите секретарше, что вы подпишете
бумаги в 15:03, и они окажутся на вашем столе в 15:03. Почему? Да потому,
что подобная точность указывает на фантастически плотный, расписанный по
минутам рабочий день. А еще из-за любопытства служащих. Почему это мы
должны собраться именно к 10:13? Что будет происходить в 10:12? Неужели у
него на учете каждая минута? Ваши подчиненные обязательно захотят это
выяснить. И надо им показать, что в 10:09 у вас начинается международный
телефонный разговор, который кончается в 10:13... а следующий, между
прочим, назначен на 10:29. Шестнадцати минут вполне достаточно для
производственного совещания - без пустых споров. Ведь в 10:32 к вам придет
деловой партнер. Ясно, что вашим служащим придется отныне поворачиваться
весьма проворно.
Прекратится ли со временем благое действие сверхточного расписания?
Вырвутся ли ваши подчиненные из-под гипноза всех этих 11:16 и 16:11?
Утратится ли пунктуальство вместе с новизной? Возможно; однако вы легко
сможете исправить положение. Доведите ваш график до секундной точности.
Перенесите ежедневное совещание с 10:13 на 10:12,5, объяснив, что
серьезность сегодняшних вопросов позволяет вам истратить на них
дополнительно тридцать секунд. Не скажут ли служащие, что это абсурд?
Когда-нибудь, пожалуй, скажут. И архипунктуальство придется сдать в архив.
Но сейчас ваши подчиненные будут считать секунды полноправным мерилом
времени. Тому, кто знает, что такое граната, даже четыре секунды могут
показаться вечностью. Подобные уроки долго не забываются. Однако не
следует усваивать их _слишком_ хорошо, вспомним хотя бы тех инструкторов,
которым отрывает руки-ноги, а то и головы, пока они в пятидесятый раз
обучают новичков обращаться с боевой гранатой. Впрочем, конторская служба
не столь опасна, поэтому смело внушайте служащим, что время - деньги, а
секунда день бережет.
Долгие годы пунктуальство будет вашей защитой только от лишних
осложнений - так корректность помогает спортсменам избежать штрафных
очков. Но однажды именно оно приведет вас к блистательной победе в
карьерном матче.
Допустим, что на сегодняшнем вечернем совещании будет обсуждаться очень
опасный для вашей карьеры проект - его выдвигает этот осел Дурранд при
поддержке дурака Ослера. Председатель комиссии только что позвонил из
города Дальсмута: "Ужасно досадно - я опоздал на самолет. Следующий
вылетает в 13:45. Так что я не успею к началу заседания. Придется уж вам
исполнять обязанности председателя. Возьмите у Болбэса экземпляр повестки
дня. Если больше ничего со мной не стрясется, я прилечу в 15:15. До
встречи". Радостно потирая руки, вы ждете неопытного Болбэса.
- Так это, значит, только _проект_ повестки дня? - удивляетесь вы. -
Хорошо, благодарю вас, Болбэс. Я внесу необходимые уточнения. Пункт V надо
обсудить после II. А III сделаем VIII. Добавилось еще два вопроса -
поставим их пунктами IX и X. А в остальном... да, все правильно. Что-что?
Члены комиссии уже ознакомлены с повесткой? Вы ошибаетесь, Болбэс. Это
всего лишь черновик. Впрочем, какая разница - ведь основные вопросы
остались без изменений. Перепечатайте повестку начисто и размножьте ее. Да
не мешкайте, Болбэс. Идите, идите, работайте.
Ровно в 14:30 вы откроете заседание. Возникнет легкое замешательство, и
Дрэк поспешит выступить с протестом.

Дрэк. Еще не все собрались, господин председатель. Я считаю, что
важность сегодняшних вопросов требует полного кворума.
И.О.Председателя. Господин Дрэк, все члены комиссии были оповещены о
заседании. Вот передо мной экземпляр приглашения. Тут сказано - я цитирую
- 14 часов 30 минут. Сейчас 14 часов 31 минута, и, следовательно,
заседание уже началось. Пункт I - возражений не поступило - считаем вопрос
решенным. Пункт II - есть уточнения?
Дрэк. Какие меры приняты по пункту VII, утвержденному на прошлом
заседании?
И.О.П. Этот вопрос будет обсуждаться под пунктом IX. Что еще?
Дрэк. Получил ли секретарь ответ на письмо, которое он должен был
написать по рекомендации комиссии, - я хочу узнать, проводятся ли в жизнь
решения, принятые на прошлом заседании под пунктом VIII?
И.О.П. Вы плохо изучили повестку дня, господин Дрэк. Об этом мы
поговорим, когда дойдем до пункта X. Что еще? Прекрасно. Пункт III.
Предложения, внесенные в комиссию Дуррандом.
Дрэк. Я решительно протестую, господин председатель! Этот важнейший
вопрос нельзя решать без Ослера, который вплотную занимался проектом
Дурранда.
И.О.П. Не могу с вами согласиться, господин Дрэк, что пункт III,
поставленный сейчас на обсуждение, как-то особенно важен. Все пункты
важны, поэтому их и включили в повестку. И вполне вероятно, что пункт VII
или, скажем, V требует более пристального внимания, чем пункт III. Что же
касается до отсутствующих - по неизвестным причинам - господ, то они, на
мой взгляд, недвусмысленно демонстрируют свое отношение к нашей комиссии и
ее работе. И тут, кстати, я хотел бы выразить благодарность активным
членам комиссии. Итак, господа, пункт III - мы подробно обсуждали этот
вопрос двадцать пятого марта и одиннадцатого мая. На первом заседании мы
затребовали дополнительные данные, которые и были представлены. На втором
- отложили решение ввиду непроясненной финансовой ситуации. Теперь
ситуация прояснилась. Нельзя затягивать прения до бесконечности, и я
считаю, что сегодня решение должно быть принято. Однако мы не можем терять
время на повторение тех доводов, которые уже высказывались. Я предлагаю
строго регламентировать дебаты. Высказанные ранее аргументы нас не
интересуют. Допустимы только совершенно новые соображения. В рамках этих
ограничений прошу желающих высказываться.
Дрэк. Предлагаю принять проект Дурранда.
И.О.П. Кто за это предложение?
Бредс. Я.
И.О.П. Господин Прибейник?
Прибейник. Предлагаю поправку - принять проект Дурранда, если это не
повлечет дополнительных расходов.
Филонс. Поддерживаю поправку.
Дрэк. Это не поправка, господин председатель. Это отвод.
Прибейник. Ни в коем случае, сэр. Я целиком поддерживаю проект
Дурранда, если расходы возьмет на себя другая организация.
И.О.П. Поправка выносится на обсуждение. Вы хотите что-нибудь добавить,
господин Прибейник?
Прибейник. Только то, что наше финансовое положение не допускает сейчас
расходов на этот проект.
И.О.П. Господин Дрэк?
Дрэк. Господин председатель, это же чудовищно! Проект мистера Дурранда
- самый, быть может, остроумный и продуманный из всех, которые мы здесь
разбирали. Он открывает перед нами широчайшие возможности долговременного
развития и, кроме того...
И.О.П. Мы обсуждаем поправку господина Прибейника, господин Дрэк, а она
не ставит под сомнение достоинства проекта. Скажите прямо, вы считаете,
что у фирмы есть лишние деньги?
Дрэк. Я утверждаю, господин председатель, что тянуть и дальше с
проектом Дурранда просто преступно. Принимая во внимание те выгоды...
И.О.П. Мы обсуждали их двадцать пятого марта. Господин Ослер сделал
тогда подробнейший доклад.
Дрэк. Подумайте о нареканиях, которые падут - и по заслугам! - на наши
головы, если мы откажемся от тех преимуществ...
И.О.П. Это обсуждалось одиннадцатого мая.
Дрэк. Я протестую, господин председатель! В таких условиях нельзя
обсуждать серьезный проект.
И.О.П. Ваш протест будет занесен в протокол. Кто-нибудь еще хочет
высказаться? Тогда приступаем к голосованию. Кто за поправку господина
Прибейника? Трое. Кто против? Двое. Поправка принята. Переходим к
обсуждению проекта Дурранда с поправкой Прибейника. У кого есть
дополнительные соображения? Ни у кого нет? На голосование ставится
предложение Дрэка. Кто за? Пятеро. Кто против? Таковых не имеется. Принято
единогласно. Пункт IV. Закупка канцелярских принадлежностей. Вы знаете,
господа, что мы рассматривали предложения нескольких фирм. Самым выгодным
был бы контракт с компанией "Скриппс и Шустер". Но надо обсудить качество
их продукции. Господин Филонс?
Филонс. Что ж, я изучал образцы...

Входят Ослер и Дубинсон.

Ослер. Прошу прощения, господин председатель. Уличная пробка.
И.О.П. (ласково). Понимаю, понимаю, господин Ослер. И очень рад, что
вам все же удалось прийти. Мы обсуждаем пункт IV. Закупка канцелярских
принадлежностей. Слово имеет господин Филонс.
Филонс. Так вот, я изучал образцы... (говорит о деталях)... а поэтому
рекомендую заключить договор с фирмой "Шик и Блеск".
Ослер. Вопрос к порядку ведения заседания, господин председатель, -
пункт V еще не обсуждался?
И.О.П. Конечно, нет, господин Ослер. Обычно пункт V обсуждается после
IV, которым, как я уже сказал, мы сейчас и занимаемся.
Ослер. А проект Дурранда?
И.О.П. (мягко). Пункт III? Он обыкновенно предшествует IV.
Ослер. Вы хотите сказать, что решение принято без меня и господина
Дубинсона?!
И.О.П. (нежно). Вашу точку зрения превосходно изложил нам господин
Дрэк. Надеюсь, вас обрадует, что его предложение принято единогласно?
Итак, господин Филонс, мы вас слушаем.
Филонс. Я говорю, господин председатель, что предложение господ Шика и
Блеска кажется мне наиболее приемлемым.
И.О.П. У кого-нибудь есть возражения? Благодарю вас. Пункт V. Программа
подъема благосостояния служащих. Доклад "Г" - он рассылался вместе с
повесткой дня. Ваше мнение, господин Ослер?
Ослер. Улучшения, которые я хотел бы обсудить, суммированы на странице
тридцать два. Я буду говорить о них в том же порядке, какой принят
авторами доклада...

Торопливо входит постоянный председатель комиссии.
И.О.П. освобождает председательское место.

Председатель. Приношу собравшимся глубочайшие извинения за столь
большое опоздание. Я не успел на самолет, который доставил бы меня сюда
вовремя. Вы свидетели, господа, что такое случается со мной крайне редко.
Пунктуальство стало моей второй натурой, когда я понял, что успех
сопутствует только тому, кто приходит вовремя. Да, господа, я утверждаю,
что ум хорошо, а пунктуальство лучше.
Все. Правильно! Правильно!

ПРЕДСЕДАНИЕ

Приходить вовремя, а готовиться своевременно - первое, но не
единственное практическое правило администратора. Для того чтобы подняться
наверх по карьерным ступеням комиссий, последовательно занимая должности
секретаря, вице-председателя и председателя, надо правильно понимать, как
работают, растут и размножаются современные комиссии. Эта область знаний
именуется комиссологией. Вам незачем углубляться в
абстрактно-теоретические тонкости, но изучить основы комиссологии
необходимо. Вы должны представлять себе, в каком направлении развивается
передовая научная мысль, и понимать сущность последних комиссологических
открытий. Комиссология волнует сейчас лучшие умы мировой научной
общественности, и серьезный администратор просто обязан следить за
главными достижениями в этой цветущей области общебиологической науки.
Изыскания концентрируются, как известно, в Институте комиссологии,
расположенном неподалеку от Лондона. Изучение комиссий идет одновременно в
нескольких направлениях, и занимаются им отделы Истории, Эволюции,
Футурологии, Патокологии, Космополистики и Сравнительного председания.
Подробно с работой Института можно ознакомиться по трехтомной монографии
"Теоретическая и прикладная комиссология. Промежуточный период",
опубликованной Диверсант-Куплером в издательстве "Оксфордакадемпресс"
(1960). Мы же из-за недостатка места и времени лишь бегло рассмотрим
этапные открытия биокомиссологов.
Ученые Исторического отдела обнаружили, что слово "комиссия"
первоначально не имело множественного числа и означало "хлопоты,
затруднения" ("Политическая экономия". Коллектив авторов). Поскольку
всякая комиссия предполагала неприятности и беды, то группы зло- (а
впоследствии и едино-) умышленников, хотя бы в два человека, стали
называть комиссиями - так слово приобрело множественное число. Это -
этимология. А современная комиссия родилась, когда единоумышленники
установили, что для полноценной работы им необходимо три человека. Почему
именно три? Да потому, что в комиссии должен быть председатель, секретарь
и по крайней мере один рядовой член. Тогда, собравшись, они могут
приступать к организованной деятельности. Но что случится, если один или
даже два члена комиссии не явятся на заседание? "Видимо, надо расширить
состав комиссий, - решили основоположники, - иначе трудно собрать кворум".
Классическую современную комиссию образуют пять человек с трехчленным
кворумом. Сотрудники Эволюционного отдела изучают рост и развитие комиссий
в полевых условиях. Когда проблема кворума была временно разрешена с
помощью рабочего трехчлена и таким образом эффект отсутствия свелся к
нулю, начался процесс разрастания. Комиссии крепли и кустились
подкомиссиями. Они расцветали и зрели, гордо вздымаясь к небу и затеняя
землю кронами бесчисленных надкомиссий, а их возвышенные устремления
странно контрастировали с глубинной работой корневой системы. В надлежащее
время они увядали и распадались, засевая общественную почву семенами новых
комиссий... Как видим, эволюционер-комиссолог наблюдает законченную
картину обновления мира - от посева до созревания. И недостатка в
экспонатах для изучения у него, разумеется, нет. На недавней Международной
конференции, созванной Институтом комиссологии, зачитывались доклады о
Комиссиях Общественного спасения, Обоюдоострой информации. Толкования
однозначных терминов внутреннего мореходства и Американской национальной
комиссии флагов победствия, которая является венцом комиссионного
творения. Даже эта краткая аннотация ясно показывает, что комиссология
имеет дело с общебиологическими законами от зачатия до прелюбодеяния и от
рождения до преображения.
Эволюционный отдел Института разработал базовые принципы комиссологии.
Футурологический - определил нынешние и будущие изменения комиссий. Однако
самые удивительные открытия сделали, без сомнения, ученые двух смежных
отделов - Сравнительного председания и Патокологического.
Исследователи сравнительного председания определили четыре главные
подотрасли своих изысканий - попугаизм, запугаизм, запутаизм и опутаизм.
Они выяснили, что любой председатель стремится достичь своих целей с
помощью минимальных усилий. Поэтому классификация председателей ведется по
методам их председания.
Подчиняясь порядку изложения, принятому в работах Института, скажем,
что попугаист старается не допустить живых и осмысленных дебатов. Он
создает на заседании атмосферу попугайного повторения сказанного.
Простейший и, пожалуй, лучший его трюк - частичная или полная глухота.

- Пункт VII. Ходатайство Бедоуза Данеелсона о повышении жалованья. Могу
я считать, что ходатайство отклонено?
- Видите ли, господин председатель, этот вопрос...
- Значит, могу. Прекрасно. Ходатайство отклонено. Пункт VIII...

Только очень громогласный и самоуверенный человек способен прорваться
сквозь попугаизм председателя, чтобы продолжить обсуждение пункта VII.
Есть еще несколько способов запопугаить обсуждение, и опытный попугаист
знает их все.
Председатель-запугаист напоминает апоплексичного многотонного носорога,
и, когда ему возражают, создается впечатление, что его сию секунду хватит
удар. На заседании он обычно считает, что вопрос уже решен и обсуждению не
подлежит.

- Резолюция по пункту IV, принятая на предыдущем заседании, фактически
предопределила наше сегодняшнее решение, господа.
- Господин председатель, мы же поручили О'Брайли и Макквити лишь
наметить предварительную схему.
- Сейчас поздно обсуждать наше решение. Слишком много уже сделано.
О'Брайли и Макквити могут взыскать с нас плату за отвергнутый проект. А
потом нам придется заключать контракт с другими архитекторами и терять
драгоценное время.
- Да ведь они должны были сделать только примерный эскиз и составить
самую общую смету.
- Мы уже связали себя обещанием рассмотреть их проект. Могу я считать,
что вопрос исчерпан?
- Господин председатель, по-моему, комиссия не давала никаких обещаний.
- Так вы полагаете, что я превысил свои полномочия?
- Разумеется, нет, сэр. Я просто говорю, что мы не связывали себя
обещаниями.
- Вы что, ставите под сомнение мою честность?
- Я не говорю о вашей честности, сэр.
- Именно, сэр, вы говорите о моей бесчестности!
- Вы ошибаетесь, сэр.
- Ставлю вопрос о доверии! (Рычит.) Председатель я или не
Председатель?! (Вопит.) Доверяют мне здесь или не доверяют?! (Визжит.)
Одернут ли наконец юнца, который оскорбляет меня грязными подозрениями?!!
(Успокоительный гул полного доверия.) В таком случае я требую, чтобы
господин Гаддлей снял свои обвинения.
- Я вас ни в чем не обвинял, господин председатель.
- Принимаю ваши извинения. А теперь вернемся к делу. Поскольку мы
связали себя обещанием, нам остается определить порядок очередности работ.
Двое приглашенных от О'Брайли и Макквити специалистов уже прибыли, и я
предлагаю позвать их на заседание.

В тактике запугаиста важную роль играет слово "честность", особенно
часто употребляемое жуликами. Поскольку возражающий Гаддлей выглядит
оскорбителем, остальные члены комиссии считают своим долгом уладить
недоразумение, а председатель воспринимает их миротворчество как поддержку
своей политики. Все возражения немедленно отвергаются, и вскоре на земле
вырастает еще одна чудовищная постройка.
Запутаизм комиссологи выявили довольно давно. Однако всего лишь два
года назад началось систематическое изучение его географических границ,
характерных особенностей и способов применения. Председатель-запутаист
спокойно наблюдает, как дебаты тонут в разливе бессвязного лепета, а члены
комиссии захлебываются в собственных словах и окончательно перестают
понимать, о чем, собственно, идет речь. Выступают одновременно несколько
ораторов, каждый из них толкует о своем, и темы их рассуждении
пересекаются только внешне. Возникает совершенно бессмысленная говорильня.

- ...Согласитесь, что эта новая система на автостоянке чересчур
усложнена... Усложненная реклама меня ничуть не пугает, мне просто не
очень нравятся сами специалисты. Почему Гуд и Гарланд? Чем они лучше
других?.. Уж если говорить о других, то я уверен, мы не найдем лучших
юристов, чем Картоун и Тайлоун... Уверяю вас - все эти картонные талоны на
лобовом стекле внесут только неразбериху. А если я захочу взять машину
напрокат? Куда мне ее поставить?.. Именно поставки меня и волнуют, ведь мы
пока не производим всех товаров, которые войдут в рекламу... Их реклама -
доскональное знание юридических тонкостей, какой вам еще нужен эталон?..
Да не нужен мне никакой талон, мне нужна удобная автостоянка для
специалистов... Нет, не нравятся мне эти специалисты... Господь с вами!
Специалисты высшего класса. Загляните в "Бюллетень юриста" - и вы поймете,
что такое Картоун и Тайлоун... Талон, талон! Ну, а когда синий талон
выцветет, как вы его отличите от белого?.. Не понимаю, о чем вы толкуете.
Мы же не обсуждаем Рекламное бюро "Синни и Беллоу". А Гуда и Гарланда я
знаю лично. В общем-то, вполне достойные люди. Но иногда их заносит.
Умничают... Умничают? Вот уже не знал, что наши юристы умничают. Немного
отстают от жизни - пожалуй. Их старомодная педантичность приводит к тому,
что они слишком резко делят все явления на черные и белые... Но это же
страшно неудобно! Черные и белые талоны внесут еще больше путаницы...
Этого-то наши умники и не понимают... Совершенно верно, они не могут
приспособиться к новым условиям... Почему это я должен приспосабливаться?
Устроить удобную автостоянку - их долг... Да они его давно выплатили. Это
Синни и Беллоу на грани банкротства... Я говорю - _черные_ и белые. Синие
- это для директоров. Они-то меня не заботят... А меня вот заботят.
Хорошая реклама - основа успеха... У спеха, как говорится, дела-то мелки.
А наши юристы знают свое дело... Это дело общественное... Общественный
скандал... Скандальная подтасовка... Где потасовка? На автостоянке?.. Да
нет, в суде... А кого судили?..

Корабль заседания безнадежно тонет в громком гаме, а председатель
снисходительно улыбается и время от времени переспрашивает: "Простите, я
не совсем понял - вы за поправку?" - или едко вставляет: "Эти слова
следовало бы занести в протокол", так что и без того запутавшаяся комиссия
запутывается окончательно. После двадцати пяти минут нечленораздельного
гомона ораторы замолкают, чтобы перевести дух. И тогда председатель с
грохотом обрушивает на стол свой председательский молоток. В наступившей
тишине он подводит итоги прений: "С этим пунктом как будто все ясно.
Предлагают перейти к следующему. Вопрос нам предстоит обсудить сложный,
связанный с предыдущим решением комиссии, и я не буду включать его в
повестку дня, тем более что неофициально он уже дебатировался. Господин
Смутли, вы, кажется, хотели осветить данный вопрос".
На этот раз шумное бормотание длится минут пятнадцать, и, когда оно
стихает, председатель удовлетворенно говорит: "Благодарю вас, господа.
Разрешив этот вопрос, мы можем перейти к следующему пункту повестки..."
После двухчасовой крикливой путаницы запутаист подводит итоги:
"Повестка дня исчерпана, господа. У кого-нибудь есть дополнения? В таком
случае заседание откладывается". Через пару дней члены комиссии получают
аккуратно оформленный протокол с единоличным решением председателя по
каждому пункту. "Молодец у нас секретарь, - говорят рядовые члены друг
другу, - нашел-таки смысл в наших прениях".
Обычно председатели добиваются своих целей тайно, однако некоторые из
них открыто утверждают свое диктаторство. Парадокс здесь заключается в
том, что комиссия как бы создана для обезличенных - на всякий случай -
решений, но встречаются председатели, желающие нести ответственность и
славу единолично. Особенно часто это происходит при всякого рода
общественных расследованиях и начинается уже с определения задач новой
комиссии. В официальном сообщении о ней сказано:
"Особая Комиссия, учрежденная Высочайшим приказом для расследования
причин детской преступности, выявления географических зон и количественных
пиков ее распространения в разные периоды, учета ее влияния на общество и
среднюю школу, а также для оценки принятых мер по борьбе с нею и выработки
предварительного законодательства, которое, по мнению Комиссии, повело бы
к уменьшению и окончательному уничтожению преступности
несовершеннолетних".
Подобное описание, скорее всего, будет сокращено. Газеты нарекут
новоявленную организацию Комиссией детской преступности. Но Изадор Самс,
предполагаемый председатель, постарается (если он диктатор-запутаист)
внести путаницу в определение задач комиссии. Легче всего это сделать,
добавив совершенно не идущие к делу темы расследований. После нескольких
поправок определение будет выглядеть примерно так: "...для расследования
причин правонарушений среди детей, подростков, дебилов и престарелых с
уклоном в порнографию, наркоманию и кровосмешение, отягченное нанесением
телесных повреждений, не считая вымогательства и кражи новорожденных..."
При таком нескончаемом и запутанном описании, отягченном непроясненностью,
входит ли вымогательство и кража новорожденных в ведение комиссии, пресса
уже не решится назвать ее Комиссией детской преступности. Журналистам
придется писать "Комиссия Самса", а уж "Доклад Самса" последует
автоматически. Таким образом, председателю достанется вся ответственность
- ну и, разумеется, слава.
Председатель-опутаист добивается своих целей иными средствами. Он
опутывает членов комиссии тенетами научности. Факты и цифры, графики и
диаграммы, карты и схемы, технические детали и теоретические обобщения
сменяют друг друга, словно в бешеном калейдоскопе. Когда заседание
кончается, члены комиссии еще долго барахтаются в паутине процентности и
сетях основных тенденций. Этот метод культивируется сейчас во всех сферах
деятельности, но система просвещения вырастила самых махровых опутаистов.
Причем собственно преподавательская среда почти не одаривает мир этими
созданиями. Они зарождаются в недрах методических кабинетов и, как
внимательные стервятники, кружат у школ - на разной высоте, но с
одинаковой любовью к мертвечине. Они разрабатывают общие теории о
среднестатистических учениках и гнездятся в различных комиссиях. Приведем
же небольшую вступительную речь классического опутаиста, оглашающего пункт
XIV.

- Пункт XIV. Отчет подкомиссии по рассмотрению промежуточного доклада
Балаболла, с иллюстративным материалом сопутствующих диаграмм А-Y и
наиболее релевантных отзывов заинтересованных организаций под N I-XVII.
Вышеупомянутый отчет, написанный, как мы все понимаем, с полным знанием
дела, убедительно показал, что набор тестов на достижение успеха не дает в
разбираемом случае таких же стабильных результатов, как профессиональное
тестирование - особенно при исследовании церебральных (в отличие от
висцеральносоматических) учеников, высокий процент которых является
слишком экстратенсивным, чтобы удовлетворять Поведенческой модели,
поверяемой по методу Бине - Стэнфорда. Систематизация статистических
материалов дается в приложении XXXIV, а фактографическая обработка - на
графике 79-А. Вы сами можете вывести процентную кривую, характер которой
говорит, как я убежден, о совершенно однозначной тенденции. Вы спросите,
применима ли здесь Иллюзия Мюллера - Лейера? И допустимо ли ссылаться на
Детский псевдорефлекс доктора Пауллоу, по крайней мере в исключительных и
атипичных ситуациях? Думается, что это было бы ошибкой. Наша
первоначальная классификация в эндоморфных, мезоморфных и эктоморфных
соотношениях представляет нам вполне достоверные данные для моделирования
октогенеза детского поведения. Могу от себя лично добавить, что Зыбчатая
гистограмма дает такой же неопровержимый анализ, как и Коэффициент
согласия. Мне кажется, что в свете вышеизложенного мы должны одобрить
отчет подкомиссии и принять ее рекомендации от 1 до 8. Благодарю за
внимание. Поскольку возражений нет, переходим к обсуждению пункта XV.

Колесница заседания уверенно катится вперед на зыбчатых колесах этой
околесицы. Члены комиссии, окончательно опутанные диаграммными кривыми и
непрямыми соотношениями, просто не в состоянии потребовать разъяснении. Да
не помогли бы им и разъяснения, потому что они были бы еще более
нелинейными, чем разъясняемая тема. "Видите ли, - сказал бы председатель,
- модель поведения не является прямым синонимом Поведенческой схемы, так
же как Схематическое поведение нельзя назвать - в строгом смысле -
антонимом Поведенческого схематизма. Следовательно, мы вынуждены вернуться
к первоначальному варианту". Понимая свою обреченность, члены комиссии
молча, покорно и понуро соглашаются с председателем. Им даже не приходит в
голову, что можно найти выход из этой ловушки. А между тем клин, как
известно, вышибается клином. И если среди заседателей окажется хотя бы
один опутаист, планы председателя будут неминуемо сорваны. При лобовом
столкновении двух опутаистов члены комиссии попадут в двойной бредень. Но
зато у них появится возможность проголосовать против предложений
председателя.
Итак, сети опутаиста можно спутать встречным опутаизмом. А вот
существует ли целебное средство против попугаизма, запугаизма и
запутаизма? Скажем прямо, это маловероятно.
С комиссологией тесно смыкается новая наука - подкомиссология,
изучающая сущность подкомиссий. Она пробивала себе дорогу в жизнь сквозь
вражду академиков-консерваторов. "Что есть подкомиссология? - вопрошал еще
недавно известный ученый. - Это всего-навсего подложная комиссология".
"Разве подкомиссология не подраздел комиссологии?" - поддакивал ему другой
маститый специалист. Однако молодая наука уже подтвердила свое право на
существование - она существует. Хотя бы только поэтому консерваторов
следует подвергнуть суровой критике. Биосоциологи должны сотрудничать, а
не враждовать. Подкомиссология не может быть оторвана от комиссологии.
Надо помнить, что одна из задач подкомиссии заключается в том, чтобы
уничтожать враждебные образования в матерней комиссии. Некоей группе,
возглавляемой Н, постоянно мешает группировка, которой руководит НН.
Естественно, что Н предлагает распределить работу комиссии по четырем
подкомиссиям. Добившись разделения, он, естественно, стремится перенести
все важные дела в ту подкомиссию, где он намеревается стать председателем,
а большинство членов его поддерживают. НН-ские сторонники под
председательством НН, захватывают власть в другой подкомиссии, но не
получают ничего, кроме мудреного названия. Эта деятельность,
предусматриваемая рабочим статусом комиссий, фактически отражает один из
этапов борьбы между Н и НН. Подобные явления происходят на стыке двух
наук. И успешно изучать их может только объединенная комиссия комиссологов
и подкомиссологов.
Если комиссология и подкомиссология - это самостоятельные, но
родственные отрасли знания, то-что можно сказать о дуплексподкомиссологии?
Она изучает распочковавшиеся подкомиссии и со временем может стать
независимой подотраслью. Допустима ли в науке столь узкая специализация?
Думается, что нет. Здесь на помощь ученым должен прийти здравый смысл.
Разговоры о дуплекс- и ультрадуплексподкомиссологии необходимо прекратить
- в особенности на университетских кафедрах. Профессора должны помнить,
что существуют базовые академические дисциплины и что архисуперузкая
специализация не сулит им ничего, кроме широчайшего тупика.
Как видим, даже беглый обзор убедительно показывает, что наши знания в
прикладной и теоретической комиссологии неуклонно углубляются - вместе с
умножением комиссий, которые можно исследовать. Однако было бы наивно
думать, что рост комиссий приветствуют все слои населения. Влиятельная
группа жен, например, брошенных, по их словам, ради блуда со словом, ни
больше ни меньше, как объявила о находке Одиннадцатой Заповеди, которая
гласит: "Не словоблудь". Подобное ретроградство может вызвать лишь
осуждение. Аппарат администрирования должен действовать, предоставляя
материал для изучения науке и средства к существованию тем людям, которые
не способны заниматься чем-нибудь другим. Перефразируя мудрое изречение
его королевского высочества герцога Эдинбургского, можно сказать, что
человек не оправдает своего существования, если наука перестанет
существовать.

ГЛУПОСТНОЕ БЕЗЛИКОВАНИЕ

Предположим, что, используя глубокое знание прикладной и теоретической
комиссологии, вы необычайно продуктивно работали в комиссиях и уже
добились высокого положения. Если не случится какой-нибудь катастрофы, за
вами постепенно утвердится репутация искусного администратора. Вы станете
человеком, на которого можно положиться. А поднявшись, вы начнете с
удивлением замечать полную беспомощность большинства сослуживцев. Вам
будет совершенно непонятно, зачем они нужны. Какую пользу может извлечь
фирма из их должностной глупости? И тут вы должны задать себе
фундаментальный вопрос: что такое искусность и мастерство? Чем эти
качества отличаются одно от другого? Как заурядный служащий подымается
наверх? И есть ли у него такая возможность?
Прежде всего - чем характеризуется мастерство? Умением сделать
что-нибудь достаточно сложное. А искусность - это умение сделать
что-нибудь сложное чужими руками. Музыканту достаточно его мастерства,
дирижеру нужна еще и искусность. Искусность всегда дефицитна. Ее, правда,
не ценят так же высоко, как гениальность, но всегда стараются заполучить,
хотя порой этой крайне трудно. И вместе с тем она часто остается
незамеченной. Многие люди, например, считают вполне естественным, что
огромный концерн работает без потрясений, его продукция постоянно
улучшается, расходы неизменно сокращаются, а сотрудники всем довольны. И
однако, ничего в этом естественного нет. Подобная естественность сродни
естественной красоте газона, который вечно разравнивают, пропалывают и
подстригают. Красота газона не возникает сама по себе. Ее создают и
оберегают. А работой концерна руководит человек. В его кабинет нескончаемо
вплескиваются озлобленные, озабоченные и озадаченные люди. А выходят
деловые и спокойные работники. Он не волшебник и не раздаривает счастье.
Он принимает решения, и люди успокаиваются.

- Ума не приложу, что мне делать с молодым Нудли. Только и знает, что
ворчать да жаловаться.
- Застоялся без серьезной работы. Надо перевести его в транспортный
отдел.
- Имогена постоянно болеет. Не пора ли нам от нее избавиться?
- Да нет. Ее недомогания связаны с длительной командировкой Нарцисса.
Он вернется через десять дней.
- Как поступить с бригадой Трутенса, пока реконструируется Седьмой
завод?
- Переведите их в подсобные рабочие на Третий, а через неделю дайте
трехдневный отпуск.
- Труппе просится на свое старое место, он прослышал, что оно
освобождается.
- Да, в октябре. Просится, говорите? Не выйдет. Скажите ему, что он
может перейти на химический завод Финолса и Фталейна.
- У нас тут лежит заявление от Торби из упаковочного цеха.
- Отказать.
- Сильвейнус опять впал в депрессию.
- Да, я слышал. Пошлите-ка его на конференцию в Лоудэрвилл.
- Бедуэд просит повышения жалованья.
- Не получится. Впрочем, скажите ему, пусть зайдет ко мне в десять
ноль-ноль.
- Только что обнаружилась кража двухсот фунтов из фонда мелких
расходов.
- Перекройте все выходы. Скажите начальнику охраны, чтобы ждал меня
через три минуты в зале совещаний.
- Кажется, я заболел, сэр.
- Примите-ка вот эту таблеточку. Прилягте на десять минут, а потом
отправляйтесь домой. Завтра подгоните все дела.
- Я подал заявление об уходе...
- Ни в коем случае! Возьмите на завтра отгул, съездите куда-нибудь,
отдохните. А в понедельник жду вас к 9:30.

Мы видели искусность в действии, и измерять ее надо как свершенным, так
и неслучившимся. Завод не сгорел. Забастовка не состоялась. Билл не
уволился, а Бет не отравилась. Но люди не ставят это в заслугу
управляющему - ведь то, чего не было, оценить очень трудно. Да и где
доказательства, что беды действительно стучались в ворота концерна? Однако
признано это или нет, но дела в концерне ведутся искусно. Блаженна
организация, о которой можно так сказать.
Искусный управляющий способен мгновенно принимать действенные решения.
И он не тратит ни секунды на то, что уже решено. Беспомощный управляющий
делает все наоборот. Давайте же посмотрим, как работает он.

- В литейном чрезвычайное происшествие. Рабочего придавило болванкой.
- Кто сменный мастер? Джо Нуди? Тогда все понятно. И зачем только мы
взяли его на эту должность?
- В новом цехе осел фундамент - стена может рухнуть каждую минуту.
- Почему вы сообщаете это мне? Строительством руководили Кнуте и
Пряннинг. Я всегда подозревал, что они проходимцы.
- У электриков обнаружена коммунистическая ячейка.
- Интересно, куда смотрит отдел кадров? Может быть, они думают, что за
них буду работать я?
- Дрэкселл расторг с нами договор.
- Так я и знал! Надо было выдерживать сроки поставок.
- Выработка опять упала.
- Неужели опять? Вот вам заверения бизнес-консультантов! Незачем было
их и приглашать.
Беспомощность выражается всегда одинаково; постоянна даже очередность
самооправданий: "Я тут ни при чем. Кто за это должен отвечать? Вот
результат их (ваших, наших, но никогда - моих) ошибок! И зачем только они
это сделали?! Почему никто не признает своей вины? Почему никто ничего не
предпримет? И как это я согласился на эту должность?.." Разумеется, из
подобных причитаний не выведешь руководства к действию.
Искусность в отличие от беспомощности встречается сравнительно редко.
Больше того, ее не всегда замечают, даже если она под рукой. Во многих
организациях, где учитывают каждую копейку и секунду, безразлично
относятся к искусности. Вместо нее выдвигается беспомощность, и это, в
общем-то, естественно, потому что она сама всплывает наверх. Да еще
потому, что при назначении на ответственную должность отвергается любой
кандидат, если против него можно сказать хоть слово. А неплох, но немного
богемен; Б хорош, но чересчур активен; В подходит, но уж очень он
властный; Г - горлопан; Д - какой-то несчастный; Е тошнотворно сочится
елеем, и говорят, что он извращенец, а не скромник; Е - ерник, да к тому
же и недотепа; у Ж чересчур железная логика; З, к сожалению, сильно
заикается; И очень часто пререкается с начальством. Забудьте про К - он
теряет память; Л - ленив; М - пьет; Н - нерадив и работать не станет; О -
обидчив; П - мот; Р - резонер; С - суетлив... Может быть, попробуем
выдвинуть Г? Он талантлив, но тактичен. Точен. Трудолюбив. Толковый
работник, ничего не скажешь, слишком толковый, чтобы убирать его оттуда,
где он работает, ему весьма непросто подыскать замену. У? Что же, он всем
хорош. Давайте-ка возьмем его на заметку и продолжим наше обсуждение. Ф...
кто знает Ф? Как он хоть выглядит? Никто не помнит. Вряд ли он необычайно
толст. Иначе его бы заметили. Он явно не очень высокий и наверняка не
слишком низкорослый. Видимо, не особенно глуп. Но и умом, должно быть, не
блещет - это неминуемо было бы отмечено. Хороший ли он работник? Уживчивый
ли человек? Возможно, ни то ни другое. Возможно, он умер. Против него
немыслимо выдвинуть какие-нибудь возражения. Никто не уверен, что узнает
его при встрече. Он не возбудил ничьей зависти, злости или восхищений.
Назначить его немедленно! Эта должность просто создана для него!

Итак, Ф, гений безликости, выдвинут. Если он стал управляющим,
организацию неминуемо ждет катастрофа. А вот если его назначили
заместителем управляющего, Номером Вторым, события могут развиваться
по-разному. Тут многое зависит от характера его безликости. Нередко
случается так, что он маскирует безликостью распаленную неприязнь ко всем,
кто умнее, находчивей, энергичней и одареннее, чем он сам, и, значит, ему
ненавистны все люди. Но часто носитель безликости настолько превосходит
(как он думает) других людей, что завидовать решительно не способен.
Существует еще несколько вариантов безликости (с неизменным уклоном в
глупость), и о них можно многое рассказать, но у нас сейчас другая задача.
Дело в том, что высокопоставленный глупец бывает иногда полезным.
Некоторые ученые даже считают, что крупный администратор должен быть
отчасти глуповат. Не считая это безусловно доказанным, мы лишь отметим,
что отдельные формы глупости в определенных обстоятельствах очень и очень
ценны. Их ценность, правда, оказывается реальной только в том случае, если
глупость не растворяется в безликости полностью. Допустим для примера, что
новоявленный Второй был до выдвижения абсолютно безликим. Он не совершал
ошибок, не возбуждал к себе вражды - словом, не делал ничего. Но теперь
ему необходимо администрировать. Если его безликость растворила в себе
даже глупость, за него будет работать кто-нибудь другой. Но если
безликость чуть-чуть нейтрализовалась выдвижением, глупость тотчас же
активизируется, и он попытается действовать сам. При глупости средней
концентрации его решения будут ошибочными в большинстве случаев. Но если
раствор глупости окажется насыщенным, ошибочными будут _все_ его решения.
И вот тут-то безликость обернется незаменимостью.
Изредка встречаются учреждения, где работает человек, который всегда
прав. "Нет, - спокойно говорит он, - проект слишком сложен. А потому
неосуществим". И обсуждение заканчивается. Такой человек работает где-то в
верхах и пользуется неограниченным доверием, а сравнить его можно со
стариной Диком из вашего отдела. Дика у вас все знают. Возникает, скажем,
необходимость определить качество хлопка. Можно обратиться в
производственную лабораторию. А можно послать за Диком. Длительные
лабораторные исследования позволят вывести формулу для предварительного
заключения. Дик же пощупает хлопок и не задумываясь определит: "Второй
сорт". Будьте уверены - так оно и есть. Упаси нас боже считать
лабораторные исследования ненужными (ведь когда-нибудь Дик уволится), но
никому и в голову не придет спорить с Диком. Тот, высший администратор,
работает почти так же уверенно, как Дик. При обсуждении общей политики
фирмы выдвигаются разные предложения, их обсуждают, сопоставляют, изменяют
и отвергают. Потом, когда у членов Правления не остается сил на споры,
незаметный человек, сидящий в углу, вынимает изо рта трубку и произносит
свою первую реплику: "Я думаю, что с решением следует подождать, пока мы
не получим сведения от Болдинга". На секунду создается ощущение, что
заговорила мудрость веков - сконцентрированная безошибочность
человеческого гения. И дебаты прекращаются. В некоторых организациях таких
мыслителей несколько, и выступает то один из них, то другой. А в некоторых
последнее слово неизменно принадлежит одному - человеку, который всегда
прав.
Теоретически человек, который всегда прав (если таковой имеется),
раньше или позже должен стать управляющим - и порой это действительно
случается. Но в реальной жизни его, как правило, недолюбливают и
руководить фирмой назначают другого. Ради карьерных соображений человек,
который всегда прав, должен изредка ошибаться, чтобы успокоить
сослуживцев. Иначе они, отвергнув несколько раз его разумные предложения,
проникнутся к нему острой неприязнью. "Что ж, поступайте, как знаете, -
предупредит он их однажды, - но мы потеряем заказы Берлогуэра". Они
поступят по своему усмотрению, и Берлогуэр расторгнет все контракты.
Человек, который всегда прав, не напомнит о своем предупреждении. Он
вообще не будет возвращаться к этой теме. Но сослуживцы не простят ему
своей ошибки, словно он нарочно накликал беду. Люди не склонны прощать
тех, кому они навредили, да и человека, чьим добрым советом пренебрегли,
выносят с трудом. Неприязнь будет понемногу усиливаться - так возрастает
нелюбовь окружающих к соседу, если он раз за разом правильно предсказывает
плохую погоду. Поэтому человек, который всегда прав, вовсе не обязательно
подымается на самый верх. Равно как и служащий, искушенный в делах. А вот
организацию, где работают такие люди, определенно ожидает успех. С выгодой
для себя или без нее, они постоянно будут приносить пользу другим. У
подобной организации есть компас, а уж руководствуется ли она его
указаниями, это особый разговор.
Однако человек, который всегда прав, встречается не чаще искусного
администратора. В обычной фирме управляющему просто приходится сравнивать
мнения опытных управляющих отделениями. А предлагает дешевого поставщика.
Б считает, что это поведет к дополнительным расходам в будущем. В
колеблется, Г заболел. Как поступить директору? А что, если обратиться к
человеку, который всегда не прав? И тут опять на сцену выходит Ф,
новоявленный Второй с активизированной выдвижением глупостью. Не попросить
ли у него совета, чтобы поступить наоборот? Если выбирать нужно один
вариант из двух, его совет окажется незаменимым. Если предложений три,
исключится по крайней мере одно. Метод явно перспективный. Но с
непременным условием: необходимо, чтобы Ф был неправ всегда. Почти всегда
здесь явно не подходит. Следовательно, назначение Ф (его полная фамилия
Феноумен) влечет за собой тест на абсолютную погрешность. Он состоит из
решения уже решенных временем задач. Мистер Дуарлей шесть недель руководил
отделом кадров и, полностью развалив работу, был уволен. Реклама АБВ-113
привела к сокращению продажи товаров на двадцать три процента. Финансовый
проект ГДЕ-311 зарекомендовал себя с наилучшей стороны, а потом совет
директоров чуть не угодил под суд. Назревавшую в прошлом году забастовку
подготавливал сварщик Марк Веролоумс, а сорвалась она благодаря лояльности
машиниста маневрового тепловоза Джона Вернанта. Феноумен ничего не знает
об этих событиях, и, базируясь на них, можно основательно проверить его
способности.

Гленн Главнер. Поскольку господин Лоуфкер уходит (это достоверно,
однако разглашению пока не подлежит), мы должны подобрать нового
руководителя отдела кадров. Нам рекомендовали нескольких служащих, в том
числе господина Дуарлея. Кто-нибудь знаком с его деловыми качествами? Что
вы скажете. Пит?
Питер О'Петри. Я считаю, что это подходящая кандидатура. Господин
Дуарлей - старательный, аккуратный и уравновешенный работник, а кроме
того, он пользуется уважением сослуживцев. Да, мне кажется, что он
справится с новыми обязанностями.
Сэмьюэл Смекаллинг. К сожалению, я не могу согласиться с Питом.
По-моему, господин Дуарлей - неопределившийся и легкомысленный человек. Он
может развалить нам всю работу.
Главнер. Господин Феноумен?
Феноумен. Видите ли, я знаю господина Дуарлея всего несколько месяцев.
Но он производит на меня благоприятнейшее впечатление. Уважает
вышестоящих, прислушивается к разумным советам. Да, достойный человек. Не
представляю себе лучшего кандидата на эту должность.
Главнер. Благодарю вас. Теперь нам надо обсудить новую форму рекламы
нашей основной продукции. Образцы перед вами. Что вы об этом думаете?
Смекаллинг. Очень эффектно. Незамеченной реклама не останется.
Впечатляющий рисунок и запоминающийся текст. Такая реклама способна
оживить торговлю.
О'Петри. Сомневаюсь. Тут могут возникнуть весьма нежелательные
ассоциации. Эмблема фирмы напоминает свастику. Изображение, скорее всего,
оскорбит лейбористскую партию, а текст наверняка не понравится членам
Кавалерийского клуба.
Главнер. Господин Феноумен?
Феноумен. Я вполне согласен с господином Смекаллингом. Реклама
прекрасно представляет нашу продукцию. Думается, что страхи господина
О'Петри надуманны.
Когда Феноумен поддержал новую финансовую систему, проверка стала
волнующей. Один раз может ошибиться каждый. Два раза - каждый второй. Три
раза подряд ошибается далеко не каждый, и тут уже напрашиваются
предварительные выводы.
Главнер. Следующий вопрос касается сварщика Марка Веролоумса, нашего
кадрового рабочего и активного деятеля профсоюза. Он, несомненно, мастер
своего дела. Мы узнали, что ему предлагают повышенное жалованье на заводе
Бардалфа и Моттли в Тринадцатом управлении. Стоит ли нам его удерживать?
Как вы думаете, Пит?
О'Петри. Он опытный рабочий. Вряд ли мы найдем сварщика его
квалификации. А если и найдем, то ему придется платить примерно столько
же, сколько предлагают Веролоумсу в Тринадцатом управлении. Мне кажется,
нам не следует отпускать Веролоумса.
Смекаллинг. А я не думаю, что его следует удерживать. Профсоюзная
деятельность только мешает ему работать, да и она в последнее время
выглядела несколько подозрительно. По-моему, пусть уходит.
Феноумен. А я согласен с господином О'Петри. Квалифицированного
сварщика сейчас не так-то просто найти. Веролоумс - думающий работник - я
не раз это замечал - и прекрасный специалист. Он благотворно влияет на
профсоюз. Нет, его нельзя отпускать.

Остальные обмениваются многозначительными взглядами.

Главнер. Аналогичный вопрос возникает в связи с машинистом Джоном
Вернантом. Ему тоже предложили где-то более высокое жалованье. Он, как и
Веролоумс, активный профсоюзный деятель. Отпустить его или попытаться
удержать? Как вы думаете, Сэм?
Смекаллинг. Что ж, работает он хорошо. Локомотив у него всегда в
порядке. Аварий не случается. И он всегда идет навстречу, если надо
поработать сверхурочно. Я считаю, что ему можно повысить жалованье.
О'Петри. Да, Вернант неплохой работник. Но машиниста сейчас найти очень
легко. Почему бы нам не взять человека помоложе, ведь ему и платить
придется меньше, чем Вернанту.
Главнер. Господин Феноумен?
Феноумен. Пусть уходит. Он угрюмец, и у него слишком длинный язык. Не
может он хорошо влиять на профсоюз. Не прибавляйте ему ни пенни. Да, да -
ни пенни!
Главнер. Благодарю вас, господин Феноумен.
Теперь можно с уверенностью сказать, что Феноумен строго
последователен. Он ошибся пять раз из пяти. Остается завершающая проверка
- задача, еще не решенная временем.
Главнер. Наш последний вопрос касается приглашения
бизнес-консультантов. Мы вели, как вы знаете, длительные переговоры с
представителем Махленберга, Подкупли и Кобела. Совет директоров ждет нашей
рекомендации. Нужен ли нам подробный анализ принятой у нас системы
управления и организации труда? Что вы скажете, Пит?
О'Петри. Мне кажется, нам уже поздно отступать, мы отняли у
консультантов слишком много времени. Думаю, мы просто обязаны их
пригласить.
Смекаллинг. А по-моему, вы ошибаетесь. Пит. Затраченное время можно
оплатить, и на этом кончатся наши обязанности. Я не чувствую доверия к
этим специалистам.
Главнер. Господин Феноумен, нам известно, что через пять минут у вас
начинается другое заседание. Однако мы надеемся услышать и ваше мнение.
Феноумен. Да, мне пора. Но я должен сказать, что расширенная
консультация Махленберга, Подкупли и Кобела была бы нам очень полезна. Их
честность, практический опыт и теоретические познания выше всяких похвал.
Каждый из партнеров - серьезнейший специалист в своей области, а сама
фирма пользуется всеобщим уважением. Их отчет будет важной вехой в нашем
развитии. Да, их обязательно надо пригласить. Я должен идти и скажу
только, что обрывать столь успешные переговоры по меньшей мере неразумно.
Положитесь на мою рабочую интуицию, господа! (Уходит.)

Оставшиеся смотрят друг на друга с недоверчивым ликованием. Все
сложилось до неправдоподобия удачно. Феноумен блестяще прошел проверку на
Абсолютную погрешность.

Главнер. Итак, сомнений быть не может, господа. Пять из пяти.
О'Петри. Вы знаете, я почти восхищаюсь Феноуменом.
Смекаллинг. Значит, вопрос с бизнес-консультантами решен. От их услуг
придется отказаться.
Главнер. Конечно. Я позвоню им сейчас же. Справедливость требует, чтобы
они были предупреждены как можно раньше. (Звонит.) Это контора
Махленберга, Подкупли и Кобела? Простите, кто у телефона?.. Могу я
поговорить с мистером Махленбергом?.. Нет?.. А с мистером Подкупли?..
Что-что?.. С ума сойти!.. В самом деле?.. Невероятно!.. Поразительно!.. И,
как я понимаю, залог невозможен?.. Да-да, разумеется... благодарю вас, вы
очень любезны... Большое спасибо. Ну еще бы!.. Тысяча благодарностей.
Всего хорошего. (Кладет трубку.) Это был инспектор полиции, он дежурит в
их конторе.
О'Петри. А что случилось? Почему полиция?
Главнер. Они обанкротились. Махленберг арестован за подлоги.
Смекаллинг. Неужели Подкупли и Кобел тоже мошенники?
Главнер. Нет, эти тут ни при чем. Подкупли обвиняется в шпионаже.
О'Петри. И он работал на пару с Кобелом?
Главнер. Вряд ли. Кобел, как сказал инспектор, растлевал
несовершеннолетних.
Смекаллинг. Выходит, Феноумен прошел полную проверку!
Главнер. И какую проверку! Стопроцентная погрешность! Он совершенно
незаменимый работник - антиводитель и противоуказатель. Компас со
стрелкой, повернутой на юг... Кстати, он же будет сейчас выходить из
Правления! (Хватается за телефонную трубку.) Это вы, Меткаф? Говорит
Главнер. Перекройте автомобильное движение у главного выхода по крайней
мере на десять минут.
Смекаллинг. В чем дело, Гленн?
Главнер. Неужели вы не понимаете, Сэм? Феноумену придется переходить
улицу. Мы просто не можем допустить, чтобы его сбила машина!

БУМАГОПИСАНИЕ

На подступах к вершине вашего учреждения, покорив, скажем, должность
помощника заместителя, вы начнете осваиваться с жизнью наверху. Вам,
например, придется быть Первым, когда управляющий и его заместитель уйдут
в отпуск. Вы увидите воочию, как работают высшие администраторы, и
вплотную познакомитесь с их затруднениями. Самое тяжкое из них - бумажное
море - вам, впрочем, давно известно. Однако на высшем уровне это бедствие
приобретает совершенно невиданный размах. Бумажное море превращается здесь
в ревущий океан, способный захлестнуть вас с головой и утопить. От исхода
борьбы с ним зависит ваша дальнейшая жизнь. И если вам не удастся
справиться с этим грозным разливом, вы пойдете ко дну.
Бумажный потоп, угрожающий сейчас всему миру, родился в нашем веке.
Античные писцы, заполнявшие письменами папирусные свитки, чиновники
древнего Китая с их каллиграфией на шелке и даже клерки восемнадцатого
столетия, торопливо строчившие свои витиеватости гусиными перьями, не
могли наводнить землю письменной продукцией. И только в наше время, когда
всеобщая полуграмотность, бумажное изобилие, печатные станки и средства
массовой информации завоевали мир, океан вышел из берегов. Возможность
мгновенной связи с любой точкой планеты привела ко всеобщей
централизованности. Еще сто лет назад всякая широко разветвленная
организация или большая империя вела нескончаемую борьбу против
самостоятельности отдаленных районов и филиалов. Для согласования решений
с Центром просто не было времени, да и традиции такой не было.
Теоретические властители в беспомощной тревоге читали об отторгнутых
провинциях, изгнанных губернаторах, вновь открытых филиалах и проданных
кораблях, а их заглушенные расстоянием приказы постоянно запаздывали. И
лишь трансокеанская телефонная связь посадила местных владык на короткие
поводки. Приблизительно с тысяча восемьсот семьдесят пятого года началось
обуздание наместников, которое привело, помимо всего прочего, к распаду
колониальной системы и дипломатии. Самостоятельные действия полномочных
представителей сменились беспомощной болтовней чиновных мальчиков,
пришпиленных к юбкам всевозможных правительственных комиссий, а сами
правительства просто не знали, о чем пререкаются их чиновные несмышленыши.
Процесс централизации, охвативший гражданское управление, дипломатию и
коммерцию, пришел в конце концов к логическому завершению: с некоторых пор
вся полнота власти сосредоточивается, как правило, в одних руках, и
властители неминуемо теряют голову от перегрузок.
Разумеется, центральная администрация стала пользоваться средствами
всеобщей связи, как только они появились. После многовековой беспомощности
администраторы смогли наконец проводить свою политику не только изо дня в
день, но из минуты в минуту. Подробные донесения и детальные отчеты
непрерывно стекались в центр, а на периферию уходили нескончаемые
инструкции и безапелляционные распоряжения. Короче, центральная власть
получила возможность властвовать. Но ничто не дается безвозмездно. И
возмездием явилось нынешнее бумажное наводнение. Окружив себя ратью
помощников, администраторы вечно расхлебывают вызванный ими потоп. Они
трудятся, погрузившись в письма и докладные по пояс, но стоит им на неделю
заболеть, и бумажный разлив захлестывает их до подбородка. Опасаясь
утонуть, управляющие выходят на работу, как бы плохо они себя ни
чувствовали, и порой это приводит к печальным для всех последствиям.
После пятидесяти лет неослабного централизованного контроля, когда у
подчиненных не осталось ни малейшей самостоятельности, а у начальников -
ни одной свободной секунды, люди начали задумываться, действительно ли
все, что технически возможно, всегда и везде практически разумно. Новые
коммерческие империи, созданные в результате бесчисленных слияний,
избегают строгой централизации, если она не ведет к увеличению основного
капитала. Там, где центральная власть необратимо окрепла, поговаривают,
что неплохо бы ее слегка обуздать. Но пока очень немногие организации дали
машине обратный ход. Только одна корпорация стереотипных магазинов
полностью пересмотрела систему централизованного контроля. Было решено,
что управляющий должен доверять директорам магазинов, те - продавщицам, а
продавщицы - покупателям. И сразу же иссякло несколько бумажных рек:
карточки прихода и ухода, отчета по жалобам и недостаткам в торговле,
копии складских накладных. Оказалось, что считать людей честными очень
выгодно, хотя среди большинства действительно честных граждан встречаются
иногда и жулики. Ведь ежегодный приток бумаг уменьшился на 22.000.000
единиц общим весом в сто пять тонн, а члены Правления избавились от
статистических данных, которые не приносили решительно никакой пользы.
Доверие привело к значительному сокращению штатов и лестному вниманию со
стороны других фирм, что, как известно, тоже всегда выгодно. Огромная
корпорация справилась с бумажным океаном.
Перемены начались, когда председатель Правления посетил субботним
вечером один из магазинов. Обнаружив, что все продавщицы задержаны для
сверхурочной работы и заполняют карточки наличных товаров, он
поинтересовался, зачем эти карточки нужны. "Зачем? - недоуменно
переспросил его директор. - Да чтобы их заполнять. Взгляните сами, сэр.
Вот одна из карточек, она должна быть заполнена". - "А зачем?" - снова
спросил председатель. Никто не смог ему ответить. Никто этого не знал.
Никто этого не знал никогда.
Карточки наличных товаров были изобретены на заре бумажного бума. А нам
сейчас важно запомнить, что изменения в корпорации начались, когда
председатель Правления, отложив совещания и деловую переписку, посетил
один из магазинов. Причем посетил в субботу вечером - иначе он ничего бы
не заметил. Еще один практический закон управления гласит, что
администратор не способен спасти своих подчиненных, пока не спасется сам.
Человек, целиком погруженный в бумаги, неминуемо теряет самостоятельность.
Он делает только то, что предлагают его вниманию, а сам ничего и никому
предложить не может. Его захлестывает бумажный поток.
Для подтверждения этой мысли сравним рабочий день двух гипотетических
управляющих - Медли и Бойкинза. Медли, придя утром в контору,
обнаруживает, что папка входящих бумаг растолстела до 18 дюймов. Слой
сведений, в которых нуждается сам Медли, равен одиннадцати дюймам, а
остальные бумаги ждут его резолюций. Медли вынимает из папки первый
документ, и в эту минуту прибывает утренняя почта. Большую ее часть -
восемь дюймов - составляют циркуляры министерства торговли. Их немедленно
сваливают в корзину, однако некоторые письма все же требуют ответа. Как
только Медли начинает диктовку, раздается первый телефонный звонок. Медли
без отдыха борется с водопадом бумаг, но ему постоянно приходится
отрываться - то у него совещание, которое начинается в 11:30 и длится до
половины первого, то еще что-нибудь. Потоп грозит захлестнуть его с
головой. Медли делает отчаянное усилие, и уровень бумаг начинает
понижаться. Потоп временно усмирен. Орошая кабинет кровавым потом и
яростными слезами, Медли сражается до самого вечера. Он уходит из конторы,
исчерпав папку до дна. "Я опять победил", - устало думает он, влезая в
машину. Да, он заслужил свое жалованье и совершенно справедливо
сомневается, что кто-нибудь другой способен работать так же
самоотверженно. Ну а если его свалит болезнь? Он едва-едва справлялся с
бумагами, пока все у него было в порядке. А если заведенный порядок
нарушится? Это ведь вполне вероятно...
Бойкинз относится к делу иначе. Для него бумаги - только досадная
помеха в работе. И если ему придется потратить весь день на разбор почты,
он будет считать, что время просто потеряно. В его конторе порядок особый.
Почта прибывает к 8:45, и до 9:15 с пятьюдесятью письмами должно быть
покончено. Бойкинз пишет ответы сам и, как правило, на полях документа.
Его реплики чрезвычайно лаконичны: "Сожалею - невозможно", "Хорошо, буду",
"Совершенно согласен" - и реже: "Вздор!" На некоторые письма он диктует
короткие ответы. Короткие по необходимости, потому что письма, не
разобранные до 9:15, будет разбирать кто-то другой. В 9:15 стенографистка
уходит. Оставшиеся вопросы Бойкинз обсуждает на производственном
совещании, которое начинается в 9:20 и длится не больше десяти минут.
После совещания Бойкинз хватает телефонную трубку и до 9:40 успевает
поговорить с восемью деловыми партнерами из других стран. Он знает по
опыту, что в это время международные телефонные линии, как правило,
свободны и заказы выполняются вдвое быстрей, чем днем. В 10:00 Бойкинз
уходит из конторы, чтобы посетить какой-нибудь завод или Правление одного
из филиалов. Во время своих инспекторских визитов он никогда не спешит,
потому что утром спешно расправился с бумажными делами. Ему некуда
торопиться, и он интересуется решительно всем. "Добрый день, Фред, -
приветствует он пожилого мастера, - как дела?.. Ну что, Билл, этот новый
парень из Пятого освоился с работой?" Он щупает радиаторы отопления,
проверяя, не слишком ли они горячие. Замечает не выключенную с ночи
лампочку. Обнаруживает, что засорился водосток, и приказывает кому-нибудь
его прочистить. Спрашивает рабочего о самочувствии прихворнувшей жены. Он
видит все и, обсуждая заводские дела, решается на те или иные изменения. А
что, если в Одиннадцатом цехе установить портальный кран?.. Обдумывая это
нововведение, он замечает парнишку, который никогда раньше не попадался
ему на глаза. "Откуда у вас этот рыженький?" - спрашивает он между делом
кого-нибудь из старых рабочих. А вечером восхищенный новичок рассказывает
своей матери: "Представляешь, со мной разговаривал сам шеф, спрашивал, где
я учился, как будто ему это интересно!" Если завод ожидают потрясения -
что бывает при Бойкинзе очень редко, - он предвидит их чуть ли не за год.
Если где-нибудь случится пожар, Бойкинз наверняка окажется там раньше
всех, и люди прекрасно это понимают.
В Правлении филиала Бойкинз все тот же. Он, например, никогда не
приезжает без предупреждения. Почему? Да потому, как он объясняет, что
подготовка к его приезду уже сама по себе приносит пользу - служащие
наводят порядок в конторе, подгоняют срочные дела. Так что, если ему и не
удастся приехать, кое-какая полезная работа все же будет сделана. Правда,
его визиты никогда не срываются, больше того, он никогда не спешит. И
замечает абсолютно все, даже новый теннисный корт. Повидавшись с кем нужно
в клубе филиала, он идет обедать - непременно в столовую для служащих. И
ни слабое руководство, ни, скажем, назревающее неповиновение не ускользнут
от его внимания. Он считает, что нелады в отношениях между служащими можно
почувствовать, наблюдая, как люди группируются. Заметив, что управляющий
филиала с несколькими подчиненными обосновался в одном углу столовой, а
его заместитель, окруженный единомышленниками, - в другом, Бойкинз
приступает к расследованию. И не уезжает, пока не поймет, в чем дело. Если
одного дня ему недостаточно, он непременно позвонит на следующее утро
своему заместителю - ровно в 9:20. К этому времени почта будет
просмотрена, и, ответив "да" или "нет" на двадцать, допустим, вопросов,
Бойкинз продолжит свои изыскания в филиале. Некоторые люди считают его
идеальным управляющим.
Бойкинз уверен, что хороший начальник не должен терять
самостоятельности. Бумажный разлив не отрезает его от жизни. Он разрешает
возникающие перед ним задачи еще до того, как они попадают на бумагу. Ему
удается справляться с трудностями раньше, чем ему письменно докладывают о
них. Он встречает бури в открытом море, и они не успевают обернуться
бумажным потопом. Для сохранения самостоятельности надо прежде всего четко
понимать, какие дела являются первоочередными. Председатель Правления
"Во-Далинг-Компани" Телеболтэн не понимает этого; посмотрим же, как
складывается его деловое свидание с господином Тутэнсом, заведующим
отделом сбыта фирмы "Кит и Честер".

Телеболтэн. Входите, входите, мистер Тутэнс. Присаживайтесь. Извините
меня - я только подпишу эти письма (молча скребет пером)... и отвечу на
докладную главного инженера, пожалуйста, не сердитесь! (Снова скребет
пером и молчит. Телефонный звонок.) Алло! Это вы, Генри? Превосходно!
Замечательно! Да-да, я обязательно осмотрю ваш новый завод, как только у
меня будет полегче со временем... Так-так... Может быть, вы пошлете мне
письменный докладец?.. Понятно, Генри. Но не забывайте про накладные
расходы. Нет, Генри, все это не так просто. Нужно еще убедить совет
директоров и добиться согласия финансового отдела. Звякните, когда у вас
будут расчеты, о которых мы говорили. Ладно, Генри. Это будет здорово.
Пока... Прошу прощения, мистер Тутэнс! Так на чем мы остановились? А-а,
мне же нужно ответить на эту докладную. (Молча скребет пером. Телефонный
звонок.) Боб? А я как раз собирался вам звонить. Да-да, я слышал. Скверно,
очень скверно. Но она поправляется? Вот и прекрасно. Слушайте, Боб, я тут
обдумал наш вчерашний разговор. Вообще-то это можно устроить, но
необходимо найти дельного администратора. Кого? Нет, Боб, Радли не
справится. А главное, он уже получил другое назначение. Да, подумайте,
Боб. Пока... (Молча скребет пером. Телефонный звонок.) Это вы, Питер? Что
ж, хорошая мысль, давненько я не играл в гольф. Роджеру? Хорошо... Ладно,
значит, до субботы... Подождите-ка, а кто будет четвертым?.. Да ведь он
всегда был мазилой. За сколько ударов он теперь кончает игру?.. Я понимаю,
что подучился, а все же... знаю, конечно... Послушайте, Питер, у меня
другая идея. Что, если мы пригласим Нэвилла?..

Тутэнс выходит из кабинета Телеболтэна и направляется к конторке
швейцара, на которой стоит телефон.

Ладно, Питер, в субботу увидимся. Как семья? Ну и прекрасно. А где вы
провели отпуск? Понятно. Мы думаем съездить в Испанию. Нет, Шила там
никогда не была. Ладно. До субботы... (Молчание. Телеболтэн с сомнением
оглядывает свой кабинет. Вроде бы кто-то хотел с ним поговорить? А-а, бог
с ним. Хватает ручку, скребет. Телефонный звонок.) Ах, это вы, мистер
Тутэнс! Очень рад, что вы позвонили. Да, нам понадобится оборудование,
которое изготовляет ваша фирма. Несомненно, мистер Тутэнс. Хорошо, мы
опробуем два станка, присылайте. Если они нам подойдут, заказ будет
большой. Пятьдесят по крайней мере и, вероятно, еще пятьдесят к концу
года. Какая у вас оптовая скидка? Маловато... Понимаю, мистер Тутэнс...
Хорошо, присылайте два станка. Всего хорошего, мистер Тутэнс.

Телеболтэн ошибочно полагает, что посетитель никуда не убежит, и
занимается в его присутствии другими делами. Если бы он хотел от него
отделаться, такая политика была бы верной. Можно подумать, что фирма Кита
и Честера кажется Телеболтэну сомнительной или недостаточно крупной. Но
это не так. Просто он считает, что лист бумаги важнее, чем живой человек,
а телефонный разговор важнее того и другого. Сами по себе Генри, Боб и
Питер не кажутся ему особенно значительными фигурами. Телефонный разговор
- вот что представляется ему самым главным, и его партнеры уже догадались
об этом. Телеболтэн частенько ошибается в людях и почти постоянно упускает
выгодные сделки.
Когда дело касается бумаг, особенно плохой пример подают
администраторам государственные чиновники. Методы у них схожие, а цели-то
диаметрально противоположные. Для чиновника документ - это венец всего.
Почему? А потому, что ему нужна только отчетность. Любая стадия его
карьеры должна быть документально зафиксирована на случай ревизии. Ну-ка,
что он предпринял тогда-то? Он ли порекомендовал то-то? С кем он
проконсультировался, отвергая такой-то проект? Ему для спокойной жизни
нужен архив всех его деяний. Получив докладную от Л, он отсылает ее своему
непосредственному начальнику Б, предварительно обсудив сущность дела с В,
о чем имеется протокольная запись, зарегистрированная 27 марта в деле
N_43. Затем, учтя рекомендации Б и Г, он осуществил следующее... Чиновнику
необходимо доказать, что он провел верные изыскания, собрал верные данные,
принял верное решение, разработал верные рекомендации и вовремя подал
верную докладную записку соответствующему должностному лицу. Что произошло
на самом деле, его не касается. Важен архив, а не реальные события.
Допустим, в тюрьме произошел бунт, пятеро охранников ранены, двое убиты,
деревообделочная мастерская сгорела, а десять преступников сбежали.
Чиновника, получившего такое донесение, заботит архив, а не само
происшествие. Какие действия будут выглядеть правильными на бумаге? Как
наиболее убедительно сформулировать, что за бунт отвечает другое
ведомство? Как повести расследование, чтобы происшествие выглядело менее
значительным? Подобный подход, быть может, и помогает государственному
учреждению, но не спасает от убытков промышленную фирму. Ведь при любом
распределении ответственности потерянный контракт все равно уже потерян,
бывший партнер стал врагом, заказ передан другой компании, а товары не
раскупаются. В предпринимательстве живые люди и действительные события
важнее архивных данных. Если доходы не перекрывают затрат, управляющего
могут уволить, как бы правильно он ни оформлял протоколы заседаний. Убытки
не компенсируешь архивными записями...
Но как же все-таки бороться с бумажным морем? Телефон тут нисколько не
лучше, чем пишущая машинка, потому что, пожирая время, он даже не
регистрирует принятых устно решений. Конференции, постоянно отрывающие
людей от их основной работы, тоже не спасают положения. Глубинным
источником бумажного разлива оказывается стремление к сверхцентрализации,
- стремление, порожденное нуждами делового мира. Да, разумная
централизованность явно необходима. Корпорация стереотипных магазинов
гораздо выгоднее и жизнеспособней, чем сеть мелких лавок, главным образом
потому, что распределение, завоз и закупка товаров осуществляются в
корпорации централизованно. Нужен, конечно, и централизованный контроль.
Значит, надо точно определить права центральной власти. В каких случаях
она должна поощрять местную самостоятельность? На этот вопрос пока не
найдено однозначного ответа. А приблизительным мерилом здесь может быть
соотношение между величиной Правления и общим количеством работников. И
это очень важное - если не важнейшее - мерило.
Администраторы упорно не желают определять допустимых норм на
управленческие расходы. Прекрасно понимая, что компания компании рознь,
автор все же считает возможным вывести хотя бы усредненные соотношения
между административными и производственными затратами. Сами
предприниматели, если об этом заходит речь, утверждают, что пятнадцать
процентов общих издержек производства съедает управленческий аппарат;
однако это скорее практический максимум, чем теоретический минимум.
Британские университеты тратят на содержание администраторов от шести до
десяти процентов наличных денег. Говорят, что есть учреждения, где на
управление тратится гораздо больше средств, чем на все остальное. Тут,
правда, надо сказать, что общеадминистративные расходы не следует путать с
затратами на содержание центрального Правления. Общеадминистративные
расходы характеризуют качество руководства, а стоимость Правления
указывает на степень централизации. В одной процветающей фирме штат
Правления составляет 2,34 процента от общего числа работников, а затраты
на него слегка превосходят это количественное соотношение. Наверняка
существуют вполне преуспевающие компании, в которых общеадминистративные
расходы съедают десять процентов всех затрат, и половина этих сумм идет на
содержание Правления. Вообще, чем больше статистических материалов требует
Правление, тем выше в компании процент служащих. Если затребованные данные
надо к тому же анализировать и классифицировать, штат служащих
автоматически возрастает, а если кому-нибудь придет в голову оценивать
работу классификаторов и анализаторов, количество служащих увеличится
вдвое. Поскольку сбор материалов, их дальнейший анализ и следующая за
анализом проверка суть ступени контроля, постольку размеры Правления (а
значит, и стоимость его содержания) характеризуют степень централизации.
Если она чрезмерна, чрезмерны и затраты на нее. Однако разумное
соотношение управленческих и производственных расходов не может быть
универсальным. То, что хорошо для корпорации стереотипных магазинов, вряд
ли подойдет Национальному управлению угольной промышленности. И все-таки
широкие сравнения необходимы. Если мы и не найдем идеального соотношения,
то будем хоть знать среднеразумные пропорции.
Итак, бумажное море порождается сверхцентрализацией, а вот всемирный
бумажный потоп вызван склонностью человека к размножению. При нынешней
технике одинаково легко размножить документ и в десяти, и в пятидесяти
экземплярах. Средний человек инстинктивно предпочитает максимум. Ведь если
потребуются дополнительные копии, потом их будет сделать и хлопотней, и
дороже. Но кроме склонности к размножению, у человека есть тяга к порядку,
и он рассылает все наличные экземпляры. Во-первых, при этом освобождаются
шкафы. Во-вторых, никто не сможет обвинить его в беспорядочности, потому
что копию документа получат решительно все. Как видим, потоп питают мощные
источники. Он ширится и набирает силу, бушует и заливает землю. Копии
документов рассылаются директорам и управляющим, инженерам и
бизнес-консультантам. Их получают психологи и общественные деятели,
публицисты и методисты, экономисты и конформисты, старики и ученики.
Изготовляются экземпляры для юристов и дантистов, докторов и профессоров,
счетоводов и коноводов, не говоря уж о заводилах. Их расклеивают на досках
объявлений и дверях, стенах конференц-залов и кабинетов, в мужских и
дамских комнатах, на лестничных площадках и в коридорах. Все, абсолютно
все должны быть оповещены. Письменные столы служащих завалены теперь
многослойной информацией. И никто этой информацией не пользуется. Потому
что на ее изучение не хватит жизни.
Склонность к размножению, охватившая многих администраторов и всех
чиновников, достигла небывалого расцвета среди ученых. Научные учреждения
стараются держать исследователей в курсе всего. Чтобы они знали о новейших
работах своих коллег, на их головы обрушиваются тяжкие потоки печатных и
репродуцированных сведений. Когда исследовательское учреждение перерастает
мыслимые на земле размеры, становится очевидно, что нужда во взаимной
информации перекрыла возможности научных изысканий. Абсолютная полнота
информации достижима лишь при иссякших источниках новой информации. Это
противоречие беспокоит многих ученых, и правильно беспокоит. Однако
настоящее бедствие таится в лавинном размножении научных журналов.
Размножение это основывается на уверенности, что научную периодику
необходимо читать. Зачем, собственно, нужен новый журнал? А затем, что
старый рано или поздно попадет в лапы профессора А, который признает
только свои идеи. Под его редактурой журнал будет публиковать статьи
исключительно А-ского направления и обсуждать книги, написанные только
А-скими учениками. Его противник, профессор Б, чьи статьи отвергаются
особенно последовательно, захочет - и неизбежно начнет - издавать свой
собственный журнал, поначалу несколько более либеральный. Ограничения
коснутся лишь самого А и его прямых сторонников. Но потом Б откажется
публиковать В, пишущего, по его мнению, запутанно и расплывчато, с
новизной лишь в грамматических ошибках. Но В уже знает, как ему поступить.
Он сделается редактором новейшего и в первое время самого терпимого к к
запутанным идеям журнала. Правда, полуграмотные, как ему кажется, статьи Г
он печатать все же не станет. И получится, что в эпоху всеобщей
полуграмотности Г не может публиковаться из-за собственной
полуграмотности. Сомнения будут мучать его, но... недолго - и вскоре
появится еще один журнал. Г осознает свой долг и уклоняться от него не
захочет. Так дантисты получат свой семьдесят девятый ежемесячный научный
журнал. Что же касается до науки в целом, то количество - равно как и
постоянный прирост - периодических изданий не поддается точному
определению. В зале периодики одной университетской библиотеки автор
насчитал 33.000 названий. А ведь каждое название - это редакция со штатом
сотрудников. И все они по горло завалены бумажной работой. Словом, те
немногие ученые, которые еще не разучились думать, стали обмениваться
идеями в частных письмах. И некоторые из них считают, что количество
научных изданий обратно пропорционально прогрессу в науке. Весьма
вероятно, что усилия, истраченные на публикацию научных статей, могли бы
двинуть вперед научную мысль.
Наука порождает все больше изданий; не отстают от нее ни техника, ни
коммерция. На стол высшего администратора обрушиваются ливни
разнообразнейших бумаг, и его искусность характеризуется быстротой, с
которой он их рассортировывает. Эту завизировать не глядя. Эту переслать
выше. На эту ответить в общем, а эту вообще не заметить. Эту посчитать
беспочвенной, а эту вернуть, как неверную. Здесь согласиться, а здесь -
нет, эту потерять, а этой дать ход. Эту в корзину, а эту в архив, эта
срочная, а та подождет. Эту распечатать, ту перепечатать, эту отправить, а
ту подшить. Проверить по телефону, верить ли их письмам, и уверить их
письменно, что вам можно верить. Уточнить написание фамилии Ваадербрехнихс
и расшифровать подпись его главного инженера. Передать Райнеру, чтоб
явился утром, и написать Позднеру, чтобы больше не приходил. Поблагодарить
Полдинга за оказанную помощь и посоветовать Поулдни держать себя в руках.
Дать Порции добавочную работу и отпустить Норму - она выглядит больной.
Расхлебать до вечера папку входящих, разослать с вечера пачку исходящих и,
если вы администратор из настоящих, не позже вечера уехать домой.

ВТОРОСТЕПЕНСТВО

Вопреки вашим ожиданиям вам удалось добраться до вершины. Вы уже
завоевали должность Второго и, может быть, - кто знает? - станете вскоре
Первым. Вообще-то вам и раньше доводилось играть вторую скрипку, но не на
таком высоком уровне. Пришло время для последнего решительного усилия, от
которого будет зависеть вся ваша дальнейшая жизнь. Как сделаться идеальным
Вторым? Эта задача требует тщательного изучения. Тут прежде всего мы
столкнемся с терминологическими трудностями. Каким служебным титулом
должно быть определено ваше второстепенство? Дело в том, что
административные титулы почти не поддаются строгим определениям. И,
однако, за их неопределенностью скрываются устойчивые общественные связи.
В любом организованном сообществе обязательно есть главный распорядитель -
Первый. И почти наверняка у него есть помощник - Второй.
Так было, так есть, и так, видимо, будет всегда. В первобытном обществе
семейной ячейкой правит отец или дед - Сам (как до сих пор иногда называют
главу семьи), за которым стоит его старший сын - Второй, помощник и
предполагаемый наследник. Авторитет власти еще и сейчас опирается на
патриархальные основы с тремя составляющими: благоговением (перед
искусностью старшего), любовью (к защитнику) и страхом (наказания). Титул
Второго, или Приближенного (то есть самого одаренного), освящен, как
видим, уважаемой и древней традицией.
Однако во всяком ли человеческом сообществе есть признанный Второй?
Нет, ибо любое правило порождает исключения. При политической диктатуре
или деспотии не бывает действенного Второго и объявленного Преемника. Не
бывает потому, что сила режима держится на предполагаемой незаменимости
Первого. Помощник подрывает славу властителя. А Преемник угрожает его
самовластию. Короче, диктатуре противопоказана должность Второго. Вместо
него назначается несколько равных друг другу заместителей, и силу каждого
из них подрывает зависть остальных. Но в индустрии и коммерции деспотизм
не прививается. Иногда, правда, возникают деспотические корпорации, но они
и кончают подобно деспотиям, то есть разваливаются со смертью властителя.
Человечество предпочитает более стабильные сообщества, которые не лопаются
от одиночного пистолетного выстрела и не распадаются от одного сердечного
приступа. Так что индустриальная или коммерческая диктатура всего лишь
исключение из общего правила.
Другим отклонением от нормы можно считать организацию, где Второй
фактически подменяет Первого. Ходят слухи, что в некоей компании
решительно всем распоряжается мистер Болтик, хотя должность управляющего
там занимает господин Маршалл. Такое отклонение от нормы в общем-то
нормальное явление. Людей вроде Болтика интересует власть, а не титулы, и
они готовы делить ее с Маршаллами, жаждущими только знаний. Когда-то в
германской армии с большим тщанием подбирали начальника Генерального штаба
и не придавали никакого значения выбору Верховного Главнокомандующего.
Можно привести множество примеров успешного совластительства, и особенно
часто оно наблюдается в исключительно мужских сообществах. Священники,
давшие обет безбрачия, такие, как кардинал и его духовник, очень часто
прекрасно уживаются и согласно властвуют. Но если кто-нибудь из
совластителей женат, в системе появляется один неустойчивый элемент, а
если женаты оба, неустойчивость удваивается. Женатый начальник,
подчиняющийся своему заместителю, обычно живет и под каблуком у жены, а
она в борьбе с соперником постоянно побуждает мужа отстаивать свои права.
Жена заместителя едва ли командует мужем, но у нее, как она говорит, нет
сил терпеть показное превосходство начальниковой супруги. Жена епископа в
романе Троллопа могла нейтрализовать влияние капеллана не потому, что была
необычайно энергичной, а просто потому, что постоянно была при муже. И
даже если оба администратора холосты, кто поручится, что завтра они не
женятся? Когда курносенькая секретарша способна вызвать в учреждении
гражданскую войну, положение никак не назовешь устойчивым. Вершина
пирамиды должна быть наверху.
Давайте же рассмотрим жизнь Второго в обычном учреждении, где
номинальный начальник действительно руководит всей работой. Тут вам может
прийти в голову, что все Вторые похожи друг на друга. Да, довольно легко
представить себе идеальных и, как дождевые капли, одинаковых заместителей,
создав некий собирательный образ надежного, деловитого, тактичного и
доброго (к подчиненным и детям начальника) служебного дядюшки. Но
общепринятые представления всегда поверхностны. На самом-то деле Вторые
вовсе не одинаковы. Одни постоянно тушуются, другие стараются быть на
виду. Одни общительны, но непроницаемы, другие молчаливы, но совершенно
понятны. Одни радостно энергичны, но их парализует бездеятельность
Правления. Другие угрюмо пассивны, но, если на них пожалуешься совету
директоров, начинают активно работать. Короче, они отличаются друг от
друга и по характеру, и по внешности, и по манере поведения. Но все же их
можно разделить на две основные категории - довольных своим положением (А)
и желающих занять место начальника (Б). Это разделение не всегда легко
провести, потому что люди постоянно меняются, однако названные категории,
несомненно, существуют, и к одной из них примыкает любой заместитель.
Категорию А образуют так называемые вечные заместители -
администраторы, которым не хватило честолюбия. Они слегка рассеянны и не
слишком много внимания уделяют делам фирмы. Их занимают поступки местных
политиков, городской гольф-клуб, Ассоциация налогоплательщиков и Торговая
палата. В их отношении к своему дому чувствуется умиротворенная оседлость,
они заботливо лелеют спаржу и ежегодно бетонируют подъездные аллейки. Они
добросовестно - но не более того - относятся к служебным обязанностям и
никогда (или почти никогда) не опаздывают на работу. Их беда заключается в
том, что они пережили возраст честолюбия и теперь находят утешение в
детях, радуясь университетским успехам сына или здоровью внука - первенца
замужней дочери. Вечный заместитель лучится спокойствием и довольством.
Его можно узнать именно по внешнему виду. Иногда в силу привычки он еще
поговаривает о своем повышении, но внешность обесценивает его слова.
Быть успокоившимся заместителем - тонкое искусство, и тут неважно,
остался ли человек на вторых ролях из-за своих природных данных или
жизненных обстоятельств. Искусство это заключается в постоянном
отождествлении себя с героем. Обычный зритель, сидя в кино или перед
экраном телевизора, отождествляет себя с тем артистом, которого видит сию
минуту. Он не знает про картонные пейзажи ковбойских кинопавильонов и
десятикратные пересъемки одного эпизода. Ему неважно, почему от первого же
удара человек неминуемо падает, а потом встает на ноги как ни в чем не
бывало. Он просто сжимает кулаки или хватается за воображаемый пистолет,
перевоплощаясь в киногероя. А вечный заместитель отождествляет себя с
начальником и так участвует в драматических событиях. Он уверен, что это
"мы" приняли решение, "мы" сокрушили идиотский проект на расширенном
совещании Правления. "Первый знает свое дело, - утверждает Второй. - Его
не проведешь". Однако совершенно очевидно, что он имеет в виду и себя.
Достижения Первого становятся как бы и его достижениями. Поэтому
заместители категории А с годами приобретают общие черты, хотя поначалу
они, так же как и все люди, не походят друг на друга. Хороший начальник
Штаба должен составлять диспозиции в стиле Главнокомандующего, чтобы тому
не приходилось их править. Идеальный заместитель категории А не имеет
собственного мнения и, подобно канарейке, поет с голоса начальника.
Категория Б гораздо обширней, чем категория А, заместители этой
категории хотят, как уже было сказано, стать начальниками. Их можно
разбить на три группы - I, II и III.
Заместителя I группы назначает на должность его нынешний начальник. Он
сравнительно молод, уверен в своем будущем и никогда (как он говорит) не
мечтал о подобном повышении. "Это просто счастье, - частенько восклицает
он, - работать под руководством Алана Главли! Я узнаю что-нибудь новое
буквально каждый день. Алан превосходный человек и замечательный работник.
Да, мне здорово повезло". Громогласно и всей душой преданный начальнику -
особенно если тот его слышит, - Боб Победоуз считается восходящим
администратором. Он (по его словам) не понимает, почему выдвинули именно
его, когда вокруг столько достойнейших людей, но, как бы то ни было, его
все же выдвинули. И уж он постарается оправдать доверие Алана. Когда
начальник уезжает, Боб блестяще справляется со своими обязанностями. "Нет,
- говорит он, - Алан поступил бы иначе... Да, - признает он, - это
согласуется с нашей общей политикой... Видите ли, - заключает он, - такой
сложный вопрос нельзя решать без Алана..." И когда Алан Главли
заговаривает об уходе на покой, Боб возглавляет депутацию сослуживцев,
убеждающих Алана остаться. "Может быть, вам нужно немного отдохнуть, сэр,
- разглагольствует Боб, - но мы все надеемся, что после отпуска вы
вернетесь. Нам было бы очень трудно работать без вас, и мы уверены, что
вам рано уходить на покой". Служащие считают Боба прекрасным парнем и
пророчат ему большое будущее.
II группа охватывает заместителей, назначенных на этот пост
предшественником их нынешнего начальника. Марк Бедуэд - типичный пример
заместителя Б II. Он замечательный администратор - опытный, энергичный и
уважаемый сослуживцами. Говорят, нынешний Первый Вон Говэн был выдвинут
Правлением только потому, что Марк Бедуэд считался идеальным Вторым,
способным помочь неопытному (в то время) Говэну. И никто не отрицает, что
Марк ("Папаша" - как его называют между собой служащие) делал тогда чуть
ли не всю работу Вона. Он немного занудлив и выглядит гораздо старше
Говэна, хотя они почти ровесники. Все уверены, что без Марка Правление
просто развалилось бы. Он помнит, как зовут самого низшего служащего, и
каждый, кто к нему обращается, получает совет или помощь. Именно Марк
всегда указывает, что предлагаемый проект вовсе не нов - его испробовали в
1937, допустим, году. Если нужно сделать какое-то сложное дело, за него
берется Марк. Он искренне и безыскусно гордится доверием Правления. Никто
не сомневается в его лояльности по отношению к начальнику, хотя многие
считают, что Марк одареннее Вона. "Пусть это сделает Марк", - нередко
говорит Говэн, и все понимают, что работа будет выполнена хорошо и
своевременно. Если судьба фирмы зависит от какого-нибудь одного человека,
то это, безусловно, Марк, по крайней мере так думают многие служащие. Он
не просто нужен - он необходим фирме.
Скелетон Скрипс, еще один заместитель категории Б II, вне всякого
сомнения, одареннейший администратор компании "Телектроникс". Причем не
только одареннейший, но один из самых искусных. Быть бы ему управляющим,
не приди в компанию Виктор Пик. Скелетон чуть постарше Марка, а выглядит
даже старше своих лет; в отношениях с Виктором он холодно вежлив. Пик на
восемь лет моложе своего заместителя и пытается оживить их натянутые
отношения дружеской непринужденностью, но это ему не очень-то удается. А
Скелетон просто переполнен скрытой враждебностью. Когда его спрашивают о
положении дел в компании, он кратко излагает план перспективного развития
и, пожав плечами, добавляет после красноречивой паузы: "Удачен ли этот
план, покажет время. Иногда, знаете ли, кое-кто... впрочем, неважно. Вы,
конечно, знакомы с Пиком? Удивительный человек! Своего рода уникум".
Скрипс часто произносит эти слова, а они звучат столь двусмысленно, что
наводят на грустные размышления. Не говоря ничего порочащего, Скелетон все
же умеет поставить под сомнение компетентность Виктора: "Хорошо, что
опытность Пика известна решительно всем, а то могло создаться впечатление,
что он просто не понимает конъюнктуры рынка... но ему, разумеется, виднее.
У него есть интуиция, а это, говорят, иногда поважнее, чем опыт. Что ж,
поживем - увидим и мы..." Скрипс - мастер, почти магистр,
многозначительного умолчания, и его поднятые брови выражают больше
недоверия, чем самые резкие слова. Из его умолчаний собеседнику становится
совершенно ясно, что Пик ничего в делах не смыслит.
И наконец, III группу категории Б составляют бывшие начальники,
превратившиеся в заместителей после объединения фирм. Таков Брайен
Проданс, ставший Вторым, когда его фирма "Болтен, Фрайзер и компания"
влилась в трест "Спрутс и Калмар". Отношения между управляющим и его
заместителем слишком приторны, чтобы считать их нормальными. "Давайте-ка
спросим, что об этом думает Брайен", - то и дело говорит Сесил Главнидж.
"Бог с вами, Сесил, - отвечает обыкновенно Проданс, - вы у нас мастер, мне
остается только учиться". "Спасибо, Брайен, - возражает Главнидж, - но
именно в этих вопросах вы разбираетесь лучше меня". "Нет, Сесил, -
парирует Проданс, - вы знаете больше любого из нас..." - и так далее до
бесконечности. Плетение словес продолжается, и Главнидж мечтает о том,
чтобы Проданса куда-нибудь убрали, а Проданс... Проданс мечтает о том же.
Начальник, ставший заместителем, - довольно частое явление в деловом мире,
и у него есть только два пути: отставка или перевод.
Из четырех обрисованных заместителей на повышение может с уверенностью
рассчитывать лишь Боб Победоуз. Боб получит место управляющего небольшой
фирмой, которая занимается примерно тем же, что и компания, руководимая
Аланом Главли. А рекомендацию - в частном письме - ему напишет Алан,
подчеркнув, что Боб - лучший из выращенных им помощников. Года через три
Главли выйдет в отставку и Боб почти наверняка займет его место. Ничего
подобного не ждет Марка Бедуэда, потому что он - незаменимый заместитель.
Вон Говэн никогда его не отпустит. Если Бедуэд, подстрекаемый женой,
попытается добиться повышения, Говэн в рекомендательном письме сделает
упор на его порядочность и опыт заместителя, не сказав ни слова о
самостоятельности. "Мистер Бедуэд не работал управляющим, - закончит свое
письмо Говэн, - но с обязанностями заместителя он справлялся прекрасно".
Такая рекомендация поможет Марку стать вечным заместителем в глазах высших
администраторов, и он останется им навсегда, если только его начальник не
сгорит на работе в прямом смысле этого слова. Мечтает ли Марк о большей
должности и ответственности? Неизвестно. Неизвестно даже самому Марку, ибо
досада и довольство отмерены в его личности почти равными порциями.
Возможно, ему не хватило честолюбия. Но тут необходимо подчеркнуть, что
отвергнутый однажды заместитель _наверняка_ превратится в заместителя
вечного. Ведь если его выдвинут чуть позже, это будет означать, что в
прошлый раз Правление ошиблось, а такого с Правлением быть не может. Как
видим, карьерные возможности Марка обратно пропорциональны его деловым
качествам. И, набираясь опыта, он постепенно отрезает себе пути к
повышению.
Однако положение Скелетона еще безнадежней. Его, как и Марка, отвергли
ради молодого администратора. Но ведут они себя по-разному. Вообще-то у
обойденного служащего есть только две линии поведения. Он может показывать
свою лояльность начальнику, тем самым доказывая, что не затаил в душе зла.
И может доказывать свое превосходство над начальником, тем самым
показывая, что совершена ошибка. Обе линии поведения - тупиковые, но
вторая заводит в тупик быстрее. Взаимное отвращение Виктора и Скелетона
неминуемо превратит их жизнь в ад. Скелетон мог бы поступить управляющим в
какую-нибудь небольшую фирму, но Виктор этого не допустит. Теоретически он
был бы рад избавиться от Скрипса. А на практике ни за что не даст ему
хорошей характеристики. Повышение Скрипса, по мнению Пика, слишком высокая
цена за избавление от неудобного заместителя. Взаимная неприязнь связывает
этих двух администраторов крепче самозабвенной любви. Больше того, когда
Виктору станет невмоготу, он, по всей вероятности, только ухудшит
положение. Потому что его рекомендательные письма станут вдруг чересчур
частыми и восторженными. И столь горячий энтузиазм сразу же вызовет
подозрения.
- Если этот парень действительно кладезь премудрости, почему Пик так
жаждет от него отделаться?
- Ну, может быть, ему неприятно, что заместитель умнее его самого.
- В таком случае нельзя особенно доверять его рекомендациям. Давайте-ка
вернемся к кандидатуре Стадмена из филиала "Дикс и Голэй".
Скрипса даже не внесли в список кандидатов. И чем успешнее он будет
доказывать, что обойден несправедливо, тем упорнее его будут отвергать.
Кому понравится подчиненный, который постоянно напоминает начальникам об
их ошибках? Так что Скрипс обречен на второстепенство. Если бы его сделали
начальником, он работал бы не хуже, а быть может, и лучше Пика. Но
несправедливость испортила ему и характер, и карьеру. Он вышел из игры.
А что ждет Брайена Проданса? Его судьба, безусловно, не столь
безнадежна. Между начальниками существует особая связь, нечто вроде
начальственного братства. Вступив в это братство, ты становишься навеки
избранным, а вылетев из него (не по своей вине), сохраняешь моральное
право быть принятым вновь. Если Проданс не слишком стар, Главнидж сам
поможет ему подняться. Потому что начальник без должности угнетает
остальных начальников. Он как бы снижает их значительность, возвышаясь над
другими заместителями немым напоминанием о тщете человеческих достижений.
Неписаный закон требует опять возвести его в начальники. И уж во всяком
случае, он вовсе не нужен Главниджу как заместитель.
Из очерка о заместителях категории А (довольных своим положением) и Б
(рвущихся в начальники) должно быть ясно, что репутации вечного
заместителя надо всячески избегать. Это действительно ясно; но как быть,
если волею случая вы уже обрели подобную репутацию? Такое, к сожалению,
может случиться со всяким. Представим же себе - всего лишь на одну минуту,
- что вы превратились в обойденного однажды заместителя. Допустим, что вас
отвергли ради администратора, который моложе вас на шесть лет. И
предположим, что вы-то уже смирились со своим положением, но ваша супруга
непримирима. Она посматривает на вас с тем горестным сожалением, которое
предназначено только вечным заместителям. И уже кто-то слышал, как ваша
дочь назвала вас "мой убогий предок". Положение серьезное, чтобы не
сказать - критическое, ибо именно в таких случаях принято восклицать
"сейчас или никогда". Что же вам надо сделать?
Прежде всего задать себе вопрос: "По справедливости ли меня отвергли?"
До сих пор, обсуждая таких заместителей, как Боб Победоуз, Марк Бедуэд,
Скелетон Скрипс и Брайен Проданс, мы считали, что они способны - или по
крайней мере когда-то были способны - стать начальниками. Всякому ясно,
что найдется немало подобных заместителей. Но существуют и другие, тоже
достаточно честолюбивые и вполне квалифицированные заместители, которые,
однако, не могут работать начальниками. Чем это объясняется? Что отличает
прирожденного начальника от вечного заместителя? Скромность не позволит
вам говорить о себе, поэтому давайте-ка спросим вашу жену, справедливо ли
с вами обошлись. Допустим, что она ответит так:
- Справедливо? Да вы просто спятили! Каждый знает, что Тони был бы
прекрасным управляющим. На нем вся работа здесь держалась! Уж, наверно, у
него есть кое-какой опыт, если он трудится в фирме с 1946 года, с того
времени, как демобилизовался из флота. Тогда он работал, будто продолжал
воевать. Просиживал за письменным столом до утра, лишь бы подготовить для
начальника нужные материалы. Тони ведь работяга, каких мало! И его все
любят. Буквально все! Никто из подчиненных даже и не подумает возражать,
если он скажет, что надо поработать сверхурочно. Они сразу поймут, что это
совершенно необходимо и что сам Тони уйдет из конторы позже всех. Я не
хочу хвастаться, но лучшего управляющего им было не найти. И что же они
сделали? Раскопали где-то этого выскочку Проулэза с его вульгарной
красоткой женой. По-моему, все их Правление просто спятило!..
Допустим, ваша жена совершенно права. Допустим, вы даже еще лучше, чем
она думает. Но это не доказывает, что вы прирожденный начальник. Скажите
откровенно, вы уверены в себе? Только ваша собственная уверенность
заставит поверить в вас других людей. Вам тут первое и последнее слово.
Иногда газеты публикуют тесты для самопроверки, и человек, ответив на
двадцать, а то и тридцать вопросов, узнает, кто он такой. Вам, славному
покорителю второй по величине вершины в компании, вам, прекрасному и
опытному заместителю, нужно ответить всего лишь на три вопроса, читайте же
их.

ВОПРОС ПЕРВЫЙ. _Если вы, подобно другим людям, иногда болеете, то в
какой день недели у вас подымается температура?_ Вспомните хорошенько. Вы,
конечно, можете ответить: "Да, наверно, в любой. Я, собственно, никогда об
этом не думал" - и ответите, как вечный заместитель. Ибо прирожденный
начальник не задумываясь скажет: "Все мои недомогания начинаются в пятницу
вечером и кончаются а понедельник утром". Помните, что заместитель,
способный стать начальником, не болеет никогда, по крайней мере в первые
годы после своего выдвижения. Другие служащие имеют право простужаться и
болеть, например гриппом, они даже могут заболеть все разом - и это
значит, что вы должны остаться на рабочем посту. Да, вам необходимо быть в
конторе, какая бы страшная эпидемия ни косила людей. Однако есть ли у
человека возможность планировать начало болезни? Безусловно. Прирожденный
начальник подсознательно управляет своим здоровьем. С понедельника до
пятницы он держит в узде всех своих микробов. "Сегодня тебе болеть нельзя,
- нашептывает ему внутренний голос, - ты обязательно должен присутствовать
на совещании..." "У тебя завтрак с лордом Херриком, - шипит внутренний
голос, - перестань чихать!" Внутренний голос замолкает только в пятницу.
Вы уже справились, хотя и не без напряжения, со всеми срочными делами, и в
15:30 секретарша приносит вам на подпись несколько писем. И тут вдруг ей
становится ясно, что у вас совершенно больной вид. Когда она с усвоенным в
Школе секретарш материнским участием говорит вам об этом, вы начинаете
чихать. "Ох, мистер Сильванли, - ласково ворчит секретарша, - да ведь у
вас грипп!" И вам начинает казаться, что она, пожалуй, права (как всегда),
а внутренний голос, буркнув: "Ладно уж. Болей", замолкает. Вам дано
увольнение до понедельника. Едва держась на ногах, вы уходите домой. Вас
еще хватает на то, чтобы запастись лимоном, согреть себе виски и забраться
в постель. Ночью температура у вас подымается до сорока двух градусов, и
вы размышляете сквозь бред, есть ли у вас надежда выжить. Никто не болеет
так тяжело, как здоровяки. В субботу днем вы посылаете за своим юристом
(который, разумеется, не приходит, потому что уехал на рыбалку), чтобы
изменить завещание - вам хочется пожертвовать некоторую сумму
медико-исследовательским учреждениям. К ночи смерть начинает ломиться в
вашу спальню. Однако двери оказываются крепкими, и воскресным утром вы уже
чувствуете себя получше. Днем болезнь едва ощущается. А в понедельник вы
снова сидите за своим письменным столом. Внутренний голос - природный дар.
Если у вас его нет, вам не бывать начальником. Ах, он у вас есть? Вы
уверены? Тогда читайте следующий вопрос.

ВОПРОС ВТОРОЙ. _Готовы ли вы делать то, что другие не могут или не
хотят?_ Теоретически любой служащий должен строго выполнять свои
обязанности. А практически каждый занимается на работе чем хочет. У одного
есть склонность налаживать контакты с другими фирмами и общественностью.
Другой, следуя пословице "подальше положишь - поближе возьмешь", так
прячет документы, что они исчезают в архиве навеки. Третий непрерывно
чертит схемы реорганизации Правления. Четвертый целыми днями бродит по
конторе, выключая лишние светильники. И лишь один человек - начальник -
делает то, что необходимо. Ему в дополнение к его прямым обязанностям
нужно заботиться решительно обо всем, и он не знает, чем будет заниматься
завтра. Возможно, списком очередников на отпуск или выбором оптимального
цвета для стен. Может быть, перерасходом горючего или мерами
противопожарной безопасности. Весьма вероятно, что ему придется искать
мойщиков окон или электромонтеров для смены проводки. Короче, есть дела,
за которые не берется никто, кроме начальника. Не берется потому, что не
хочет их делать, а начальник знает, что они должны быть выполнены, и
деваться ему некуда. Готовы ли вы к этой радужной будущности? В самом деле
готовы? Значит, переходите к последнему и самому сложному вопросу.

ВОПРОС ТРЕТИЙ. _Способны ли вы уволить Барделла Милна?_ Конечно же, он
вам известен. В каждой организации есть свой Барделл. Он абсолютно честен,
всегда старается сделать как лучше, и все сослуживцы ему симпатизируют. Он
болтается по учреждению и беспрестанно болтает, к галстуку у него прилипли
какие-то крошки, брюки обсыпаны пеплом, в кармане заляпанного пиджака -
пачка неотправленных писем, а на лице - доброжелательнейшая улыбка. Он
безобидный путаник, искренне любящий свою милую жену и пятерых
детишек-школьников. При обычных обстоятельствах почти всегда есть
возможность не увольнять его, но мы предположим, что у вас такой
возможности нет. В прошлом этот служащий мог бы, вероятно, понадобиться
фирме, мог бы даже стать незаменимым как человек, который всегда не
прав... Но времена сейчас настали тяжелые, конкуренция растет, доходы
уменьшаются, и вам не до экспериментов. Милна необходимо выставить. Причем
именно вы, начальник, должны вызвать его и сказать: "С первого октября я
упраздняю вашу должность, господин Милн. Вам придется подыскать себе
другую работу. Что касается меня, то я готов сделать для вас все, кроме
ложного шага". Лицо Барделла побелеет, и руки начнут дрожать. Он станет
бормотать что-то о своих прежних заслугах, о жене и детях, а вы ему
скажете: "Мне очень жаль, Барделл, но мое решение окончательное". Хватит у
вас на это моральных сил? Если хватит, то знайте, что проверка еще не
завершена. Вам надо сказать Милну в глаза: "Вы уволены" - и, тотчас же
забыв об этом, заняться другими делами, а вечером уснуть сном праведника.
Хорошему заместителю (которым вы уже стали) нужны знания, искусность,
тактичность и мастерство. Хорошему начальнику необходимо сцементировать
эти качества раствором жестокости, и только тогда он удержится наверху.
Порой генерал просто обязан взорвать мост, хотя ему известно, что часть
его солдат осталась на том берегу. Капитану иногда приходится закрыть
водонепроницаемые переборки, предоставив запертых в машинном отделении
механиков их собственной судьбе. И ни тот, ни другой не должен при этом
поддаваться эмоциям. Приказы произносятся с холодным спокойствием, и
жесткая складка у губ в сочетании с твердым прищуром глаз, словно родовые
признаки, отмечают истинных начальников. Способны ли вы стать командующим
- пусть не военным, а гражданским? Помните, что уволить Барделла мало.
Надо еще сохранить сон праведника. Вам некогда предаваться праздным
раздумьям о дальнейшей судьбе Милна или правомочности своих распоряжений:
вас ждут неотложные дела, и весьма вероятно, что следующий вопрос, который
вам надо решить, касается увольнения еще одного сослуживца.

Предположим теперь, что вы с успехом прошли предложенную вам
самопроверку. Все ваши болезни начинаются в пятницу вечером и благополучно
кончаются в понедельник утром. Вас радует любая отвергнутая другими
работа. Вы способны уволить Барделла Милна. Однако, несмотря на ваш опыт и
черты истинного начальника, вас обошли по службе. Правление, потеряв
здравый смысл, назначило на должность начальника молодого администратора,
и вы остались заместителем. От ошибок не застрахован никто, а неудача
может постичь каждого; и вот после многолетней успешной службы вы
потерпели неудачу. Явился новый начальник, и вам пришлось приветствовать
его от имени подчиненных. Вы тепло поздравили его со вступлением в
должность, отметив про себя, что он лысоват и мешковат. Ваша жена сразу же
увидела, что его супруга явно молодится, а ее наряд (давайте уж смотреть
правде в глаза!) просто вульгарен. Итак, формальности закончены, и вам
надо срочно решать, что делать.
До недавней поры на этот вопрос не было ответа. Заместитель мог
сделаться начальником только в том случае, если его патрона терзала перед
отставкой или смертью продолжительная болезнь и Второй просто волею
обстоятельств становился Первым. Но люди, которым платят ежегодное
жалованье, живут, как правило, долго и безболезненно. Заместителю нечего
ждать милости от болезней начальника. Гораздо правильней заставить его
уйти. Раньше считалось, что администратора можно выпроводить в отставку с
помощью бумажных баррикад и непрерывных авиакомандировок. Да, когда-то
этот метод был безотказным, но те времена миновали. Человек, знакомый с
действием ДДТ, сразу же поймет, в чем тут дело. Первые несколько лет ДДТ
отпугивает вредителей - не уничтожает, а просто отпугивает. Потом
вредители перестают его замечать - привыкают. А потом начинают любить. И
через десяток лет они уже не могут жить без ДДТ. Примерно то же самое
случилось с нашими высшими администраторами. Они теперь относятся к
авиации с доброжелательностью на грани любви. Так что для их отпугивания
нужны новые методы. И сейчас - впервые они будут обнародованы.
Новейший метод упразднения начальника требует применения
административной науки. Если вы не знакомы с ней, пригласите на работу
доктора администрирования, ну хотя бы из Ворчестера. Ученые сейчас
многочисленны и дешевы, поэтому вы легко найдете нужного вам специалиста в
любой Школе дельцов. Допустим, вы выбрали доктора Бесли, и ваш выбор тем
более удачен, что его жена - известный составитель Поведенческих моделей.
Затем вы убедили начальника исследовать вашу контору. Стоимость всей
исследовательской программы возместит (как вы объяснили начальнику)
Административный институт им.Гекаты, который уже выделил в распоряжение
доктора Бесли трех помощниц. И вот на сегодняшнем совещании обсуждается
Промежуточный доклад приглашенного вами доктора.

Дункан. Пункт III. Доклад доктора Бесли, рассылавшийся вместе с
повесткой дня. У кого-нибудь есть замечания?
Макбет. Мы попросили доктора Бесли, чтобы он кратко прокомментировал
свой доклад. Позвольте мне представить его...
Дункан. Благодарю вас. Второй. Ваше слово, доктор Бесли.
Бесли. Господа! Мне хочется изложить наш Промежуточный доклад в
наиболее доходчивой форме. Обнаруженные нами факты требуют немедленных
действий. Ждать окончательных выводов просто некогда - положение в фирме
постоянно ухудшается. Коротко говоря, мы исследовали вашу организацию
методом нелинейного расширения оптимальных колебаний...
Макбет. Надеюсь, вы проводили коррекцию внутренней надежности?
Бесли. Разумеется. Способы коррекции даны в приложении К. Используя
статистику случайных переменных и Стохастическое моделирование, опираясь
на наш опыт в изучении Теории решений и Операционных воздействий, мы
неминуемо должны были прийти к совершенно определенным выводам, которые и
суммированы на страницах 34-37...
Дункан. Все это весьма интересно, однако я не совсем понимаю...
Макбет. Простите меня за вмешательство, сэр, но мне хотелось бы дать
некоторые пояснения. Я тоже был удивлен, когда узнал, что доктор Бесли
отказался от проверенной Теорагмы Филькинтрупа. Мы обсудили этот вопрос, и
я должен был признать, что квадратичное программирование в данном случае
неприменимо. Остальные же методы доктора Бесли не вызывают, как я полагаю,
никаких сомнений.

Давайте остановим это мгновение, называемое в бое быков Мигом Истины.
Теперь уже Первый должен мысленно воскликнуть: "Сейчас или никогда!" - ибо
для сохранения власти ему надо выкинуть Промежуточный доклад в мусорную
корзину и назвать докладчика его настоящим именем.

Дункан. Все это представляется мне пустословием и бредом. Я решительно
не понимаю, о чем вы тут толкуете, да, признаться, и не интересует меня
эта филькинтрупная грамота. Если у вас есть какие-нибудь конструктивные
предложения, выскажите их по-человечески. И не разговаривайте со мной, как
с вычислительной машиной. Я, видите ли, человек, машинного языка не знаю и
знать его не хочу.

Эта резкая отповедь, низведшая рассуждения доктора Бесли до идиотского
чириканья, могла бы разрушить замыслы Макбета. Все участники заседания
наверняка хором подтвердили бы, что Промежуточный доклад наполнен вздорной
болтовней. Лютус Рафф, основатель фирмы, мог назвать доктора Бесли его
истинным именем. Но в нынешних администраторах нет жизненной лютости
Раффа. Надо быть очень смелым человеком, чтобы презрительно обнародовать
свое невежество перед собственными подчиненными, которые с умным видом
внимают Бесли. Девять начальников из десяти не выдержат сейчас такой
проверки на смелость. Средний начальник будет глубокомысленно кивать
головой, слушая околесицу доктора администрирования. И заседание покатится
по рельсам, заранее проложенным Макбетом.

Дункан. Благодарю вас, Макбет. Доклад слегка перенасыщен научной
терминологией, но в общем совершенно понятен. (Вопросительно оглядывает
присутствующих.)
Все (торопливо). Конечно, конечно! Абсолютно понятен.
Макбет. Быть может, я покажусь узколобым начетчиком, но мне не все ясно
в рассуждениях, приведенных на странице 41. Почему, собственно,
динамическое программирование должно включать в себя теорию игр?
Бесли. Я ждал этого вопроса. Признаюсь, я не везде строго придерживался
принятого мною в докладе машинного языка. На странице 41 подводятся итоги
эвристических линейно-сбалансированных выкладок, которые предваряют
применение методики неопорного функционирования.
Макбет. Но эта методика оказывается неустойчивой в сочетании с
комбинаторным анализом на семнадцатой странице, ведь если, как вы
утверждаете,

П = 1/mm - (p + h^2),

то невозможен точный расчет вероятностных отклонений.
Бесли. Да, при многоличностных взаимодействиях невозможен. Он был бы
возможен - я признаю это - в иной системе отсчета. Однако полученные
результаты в принципе не отличались бы от моих.
Макбет. Это-то совершенно очевидно. Ведь закон Зоннинга - Ограничерса
не нарушен.
Бесли. Именно! Здесь важен метод Минимакса - Киберса. Так что основная
методика не вызывает, надеюсь, возражений.
Макбет. К сожалению, нет. Но ваши горькие алгоритмы вызывают у меня
функцию огорчения.
Бесли (с веселым смехом). Неплохо, неплохо.
Все (неуверенно). Хм-хым-хам-хм...
Макбет. К делу, господа. Насколько я понимаю, выводы доктора Бесли
требуют активации побуждений в нашей организации. Но я предлагаю не
предпринимать никаких шагов, пока мы не получим часть II Заключительного
доклада, которая будет готова через три недели. Три недели - ни днем
больше! - в нашем распоряжении еще есть, вы согласны господин Бесли?
Бесли. Вам следует принять определенное решение к концу этого месяца.
Макбет. Я тоже так думаю. И нам нужно в деталях обсудить часть II,
прежде чем мы наметим общую программу.
Дункан (опасливо). В деталях?
Макбет. Мы должны тщательно проанализировать обстановку.
Дункан (обреченно). Да, это надо сделать.
Макбет. Поблагодарим же доктора Бесли за помощь, господа.
Все. Да! Да! Неоценимая помощь.
Бесли. Мне, безусловно, не удалось бы так глубоко исследовать
создавшееся положение без поддержки Института им. Гекаты. Мисс Ведьмер и
две ее сестры, сотрудницы этого института, провели огромную работу. Могу я
передать им вашу благодарность, господа?
Дункан. Да, это надо сделать.
Бесли. Они, без сомнения, будут очень тронуты.
Дункан. Итак, доктора Бесли ждут его научные изыскания. Большое
спасибо, доктор... Переходим к пункту IV. Ассигнования на ремонт крыши в
генераторной. Ваше мнение, мистер Макдуф?

При обсуждении пункта IV начальник попытается захватить инициативу, но
почва уже выбита у него из-под ног. На будущей неделе ему опять придется
беседовать с доктором Бесли - без какого бы то ни было представления о
предмете беседы. А вскоре подоспеет и Заключительный доклад. Тут доктор
Бесли явит все свое мастерство, обнародовав рабочую модель Должностной
структуры центрального Правления. Это будет поистине сокрушительный удар.
Увидев диаграмму, Дункан издаст придушенный стон. "Нет, - еле слышно
прохрипит он, - только не это!" Но это уже свершилось. Дункан сляжет в
постель, предоставив Макбету командовать запланированной реорганизацией.
Когда он начнет приходить в себя, достаточно будет показать ему
Должностную структуру или произнести фамилию Бесли, и он опять почувствует
себя совершенно разбитым. Его отставка близится, и все понимают, кого
назначат начальником. А Макбет прекрасно знает, как он распрощается с
доктором Бесли. "Вон!" - коротко скажет он, еще раз доказав, что наемный
убийца, сделавший свое дело, должен уйти. Вам претит подобный метод
упразднения начальника? Вы содрогаетесь, думая об этой хладнокровно
запланированной жестокости? Что ж, такие чувства делают вам честь. У вас
более высокие моральные принципы, чем у многих служителей церкви. Ваше
бескорыстие позволит вам стать и остаться навеки - заместителем
управляющего в любой фирме. Ибо Врожденного Начальника отличает от Вечного
Заместителя безусловная жестокость. Для достижения своих целей он
прибегает к любым средствам, и, если научное администрирование покажется
ему убийственно действенным, он не задумываясь воспользуется этим оружием.
Отшатнувшись от туманных ужасов первостепенства, вы вскоре придете к
заключению (и будете совершенно правы со своей точки зрения), что игра не
стоит свеч. Однажды, сидя у камина с зажженной трубкой и чашечкой кофе, вы
раздумчиво скажете своей жене: "Честолюбие, конечно, неплохая черта
характера, но, знаешь, мне нравится быть Вторым. А порой я даже начинаю
подозревать, что мне уже, пожалуй, не суждено быть Первым". И ваша
супруга, которая лет шесть назад пришла к тому же выводу, со спокойной
улыбкой подтвердит ваши подозрения.

ДОКЛАД ПАРКИНСЕКСА

Индустриальная империя, в которой вы добиваетесь власти, - это не
застывшая система металлокирпичных конструкций на бетонном основании. Она
возникла в результате биологических процессов, где удобрение почвы и
обсеменение, опыление и оплодотворение играют решающую роль. Деловой мир
можно уподобить джунглям с деревьями, сосущими соки из земли, и лианами,
душащими деревья; или полю с пчелами бизнеса, опыляющими махровые цветы
компаний; или, наконец, саду, в котором вызревают плоды технического
прогресса и кормятся паразиты. Однако эта страна чудес подчиняется строгим
законам естества, и половые различия здесь можно определить как
фундаментальные. Викторианские писатели, изображавшие деловой мир, почти
не касались половой жизни, хотя в их книгах ясно виден ухмыльчивый и
уклончивый намек на нее. Теперь у нас принято говорить обо всем свободно и
откровенно, наших детей снабжают в школах научно-иллюстрированными
описаниями жизни пчел и цветов, а мы, взрослые, стараемся (слишком, быть
может, усердно) внушить друг другу, что интимные тайны природы чисты и
прекрасны. Короче, пора открыто сказать, что бесполых учреждений не
бывает.
Да, все заводы и фабрики, тресты и компании имеют половые признаки. Их,
правда, так же нелегко распознать с первого взгляда, как и половые
различия в животном или растительном мире. Уловить их может только
специалист. А значит, вам для достижения успеха необходимо стать
специалистом и в этой области. Вы должны точно знать, мужская или женская
особь предпринимательства предлагает вам работу. И определить это,
несмотря на уверения некоторых ученых, довольно просто. Дело в том, что
половые признаки предпринимательских и человеческих особей аналогичны. Не
надо только чересчур формализовать задачу, ограничивая исследования
лингвистическими рамками. Если мы рассмотрим торговое, к примеру,
предпринимательство, то обнаружим, что оптовый концерн при общей
склонности к мужскому началу часто оказывается женской особью, а розничная
компания приобретает мужские черты. Формальный, на лингвистическом уровне,
анализ обычно дает лишь приблизительные, а то и прямо ошибочные ответы.
Нет, для истинно научной оценки необходимо вычленить основообразующие
половые признаки предпринимательства.
Мужской промышленный трест характеризуется прежде всего мужественной
внешностью. Он может быть очень опрятным, но никогда не станет
прихорашиваться. Он откровенно конструктивен в планировке и не пользуется
косметикой дизайна. Внешняя грубоватость органически сочетается у него с
прямотой в рекламе: он напористо утверждает, что торгует самой дешевой и
лучшей продукцией. Ему свойственна широкая общительность и
любознательность - его представители охотнее посещают другие организации,
чем принимают гостей у себя. Несколько хвастливой внешности соответствует
пренебрежение к деталям: небрежность в переписке, грязноватые окна и давно
не проверявшиеся противопожарные приспособления - вот обычный перечень его
упущений. Мужской облик треста довершается отсутствием бережливости. При
уменьшении годового дохода он не ищет внутренних резервов, а старается
увеличить основной капитал. Замечено, что ему свойственно стремление к
случайным деловым связям и недолгому хозяйственному флирту. Разумеется,
здесь дается самая общая схема, предполагающая некоторые частные различия.
Мужские тресты верны, как правило, своим обязательствам, но некоторые из
них склонны поживиться на стороне, и, пожалуй, все они считают, что это не
слишком большой грех. Свои сыновние филиалы и дочерние компании они
содержат в строгости, предоставляя им самим бороться за жизнь, и сурово
наказывают их, если они слишком часто теряют деньги.
Женская фирма характеризуется противоположными признаками. Ее фабричные
корпуса расположены на территории с изящной кокетливостью, их стены
аккуратно выкрашены в пастельные тона, а у въездных ворот благоухают
цветочные клумбы. Однако привлекательная внешность таит в себе чисто
дамскую скромность. Некоторые производственные процессы, например,
совершаются в глубокой тайне, старые деловые связи, как правило,
скрываются, и даже о возрасте фирмы никогда не говорят вслух. Здесь
суетливо внимательны к мелочам, строго соблюдают принятую однажды
технологию и настойчиво подчеркивают (иногда в ущерб истине) высокое
качество продукции. Женская фирма экономна и предусмотрительна. Во время
спада она резко сокращает затраты и урезывает дивиденды. Она замкнута на
себя и не слишком общительна. Ее представители чаще приглашают гостей, чем
ездят куда-нибудь сами. Но особенно характерно ее отношение к молодым
компаниям. Она постоянно заботится о своих отпрысках и, если им грозит
финансовая опасность, способна преодолеть свою обычную бережливость.
Изучая историю предпринимательства, мы обнаружим, что бракосочетание
фирм влияние - с предварительным сговором и смотринами стало узаконенным и
поистине повальным явлением в те двадцать лет, которые прошли между двумя
мировыми войнами. Из-за всеобщей нужды в деньгах браки тогда заключались
только по расчету. Надо помнить, что Великая депрессия 1929-1931 годов
приходится как раз на середину этого периода. Начиная с тридцатого и
вплоть до тридцать седьмого года к слияниям прибегали фирмы, совершенно
обессиленные экономическим спадом. Они надеялись найти в браке финансовую
поддержку и утешение. Конечно, и в те времена не все союзы были одинаково
вынужденными, но, как правило, фирмы буквально падали друг другу в
объятия, подталкиваемые ударами кризисного урагана. И надо сказать, что
многие заключенные тогда союзы оказывались на диво удачными. Доклад
Паркинсекса посвящен именно межвоенному двадцатилетию. Этот монументальный
двухтомный труд невозможно пересказать в одной короткой главе. Читатели,
которые хотят основательно изучить послекризисное воспроизводство
предпринимательства, должны прочитать сам Доклад с подробными главами о
браках и добрачных отношениях, извращениях и разводах.
Второй том Доклада считается особенно удачным. Спокойно и неторопливо
автор разворачивает перед читателем широкую панораму слияний, дает высокую
оценку устойчивым связям и шаг за шагом показывает, как к ним можно
подойти. Он настойчиво подчеркивает, что взаимное Доверие невозможно без
обоюдной Откровенности. Если контракты одного партнера горят из-за плохого
качества его собственной продукции, он не должен утверждать, что их
сжигает пылкая добросовестность другого. Партнерам не следует скрывать
друг от друга своих ошибок, и вместе с тем недостатки на заводах у одного
из них не могут оправдать упущений на фабриках другого. Очень важно, чтобы
обе стороны были чисты и здоровы. Ведь даже совсем юная фирма, побывавшая
в лапах престарелого картеля, может быть заражена какой-нибудь скверной
задолженностью.
Следует особо отметить главы Доклада, посвященные дочерним и сыновним
предприятиям, а также приложение Ф, которое рассказывает о
незаконнорожденных филиалах. Автор Доклада убежден, что слияние не может
быть полным без потомства. Он, правда, не считает, что решительно все
бездетные браки обречены на распад, но приведенная им статистика
показывает, что прочность союза прямо пропорциональна количеству рожденных
отпрысков. Процент неудавшихся слияний, как видно из Доклада, в последние
годы неуклонно повышается, и читатель с огорчением узнает, что брачные
узы, на которые возлагалось столько экономических надежд, оказались не
слишком крепкими. Иногда партнеры всеми силами стараются сохранить союз.
Они обсуждают самые глубокие компромиссы. И тем не менее приходят к
официальному разрыву. Слияние оканчивается бракоразводным процессом, и
юные филиалы растут потом, как беспризорные неликвиды.
Доклад Паркинсекса, замечательный сам по себе, оказывается уникальным
при сравнении его с другими исследованиями. Научная объективность помогает
автору вскрывать глубинные корни брачных слияний без сенсационной
нескромности. Однако вопрос о широком распространении Доклада пока
остается открытым: так, например, до сих пор еще не решено, надо ли
рекомендовать его юной фирме на заре ее деловой жизни. Тут высказывались
самые разные соображения, но люди искренние и мудрые уверены, что
серьезная осведомленность лучше невежественной добродетели.
Несовершеннолетняя фирма просто не поймет, о чем говорится в Докладе, а те
компании, которые заинтересовались истиной, уже достаточно созрели, чтобы
узнать ее. И лучше работы, чем Доклад Паркинсекса, они не найдут.
Викторианцы предпочитали не просвещать своих дочерей - и особенно
богатых наследниц - из страха перед тайным побегом. Романтика подобных
историй доходчиво изложена в художественной литературе. Нам хорошо
известна последовательность умыкания - подкупленная служанка, любовное
письмо, девушка у окна, юноша под окном, свидание в домашней часовне,
лестница, побег, погоня, обручение. Родители, впрочем, боялись не столько
свадьбы уводом, сколько увода без свадьбы. Предательский увод неизменно
заканчивался требованием денег. За приличное вознаграждение умыкатель
возвращал девушку без позора, но и без венца. За хорошее - соглашался на
свадьбу. В обоих случаях пострадавшее семейство теряло спокойствие,
престиж и деньги, а все остальные удваивали бдительность. Аналогичным
пугалом двадцатого века сделалось насильственное слияние. Для женской
фирмы насильственное слияние равносильно умыканию или совращению.
Консервативные деловые круги смотрят на этот акт с ужасом и невольным
восхищением, с неприязнью и скрытой завистью. Впрочем, насильственное
слияние ведет иногда к счастливому и прочному союзу. Однако современный
концерн-умыкатель, как правило, полигамен. У него всегда масса жен,
наложниц, любовниц, зависимых, сыновних, дочерних, а порой и внучатых
предприятий. Именно такое объединение зовется в наши дни концерном и
славится широчайшим кругом интересов.
Чем же заменяет умыкатель двадцатого века викторианские лестницы,
побеги и молниеносные венчания без всяких документов? Это драматическое
событие лучше всего и показать в драматической форме, заменив недельные
переговоры минутными репликами участников драмы. Предположим, что действие
происходит в Правлении фирмы "Воррик и Кнутсен", контролирующей двести
пятьдесят стереотипных бакалейно-гастрономических магазинов. Покойные
основатели фирмы Воррик и Кнутсен смотрят с портретов на живых преемников
- свояков, Воррена и Кольтера, управляющего и казначея. Кроме них, на
заседании присутствуют члены Правления Сельдер, Сайрус и Килькен. Стены
конференц-зала обшиты панелями из светлого дуба с бледными нарциссами на
них, окна занавешены несколько будуарными шторами, а в остальном убранстве
зала преобладают серебристо-сиреневые тона. Ясно, что фирма женская,
консервативная, пожилая и скрытная. В углу стоит бронзовая статуя Родена
"Запор". Когда занавес подымается, члены Правления, сбившись в кучу,
испуганно кудахчут, а управляющий разговаривает по телефону.

Управляющий (в телефонную трубку). Да, понятно... Конечно... Ясно... И
вы уверены, что это действительно так?.. Большое спасибо, Дик. Пока.
(Остальным.) Наши опасения оправдались, господа. Фирма "Маклерс и Банкери"
скупает наши акции для Исаака Пейсера. В его руках сейчас около двенадцати
процентов всех акций.
Казначей. Ничего страшного, ведь двадцать процентов акций - наша
собственность.
Килькен. Но он все еще покупает. Сегодня утром акции поднялись до
одиннадцати пунктов.
Сельдер. Почему он на нас напал?
Сайрус. Что мы ему сделали?
Управляющий. Он хочет прибрать к рукам наш основной капитал и нашу
самостоятельность, причем по дешевке. А вкладчики, если они попадутся на
эту удочку, получат в концерне Пейсера акции без права голоса. Господи,
что-то с нами будет?

Входит стенографистка и подает Управляющему какое-то сообщение.

У Пейсера уже шестнадцать процентов наших акций! Что ж, ничего не
поделаешь. Придется объявить об увеличении промежуточных дивидендов.
Все. Об увеличении промежуточных дивидендов?!
Казначей. Немыслимо!
Кильчен. Да и не вижу я в этом никакого смысла.
Управляющий. Вы, Килькен, вообще ничего не видите. Нам придется
объявить, что мы выплачиваем восьмипроцентные промежуточные дивиденды.
Казначей. Но ведь это пятнадцать процентов годовых! У нас нет таких
резервов. Мы же планировали снизить продажные цены.
Управляющий. Да, это трудно, я понимаю. Но у нас нет выбора. Согласны,
господа?
Все (неохотно). Что же... ничего не поделаешь...
Управляющий (снимает телефонную трубку). Сообщите вкладчикам, что мы
подняли промежуточные дивиденды до восьми процентов. Сделайте упор на наши
блестящие перспективы. (Остальным.) Я уверен - это сработает.

Телефонный звонок.

Да, Воррен слушает. Что?.. Что-что?! Извините... благодарю вас.
(Остальным.) Вкладчики не верят, что мы сможем выплачивать такие
дивиденды, если Пейсер выйдет из дела и заберет свою долю. У него сейчас
девятнадцать процентов наших акций.
Казначей. Да не будем же мы платить пятнадцать процентов годовых, когда
все это кончится! Неужели они не понимают?
Управляющий. В том-то и беда, что понимают.

Телефонный звонок.

Боже мой!.. (Снимает телефонную трубку.) Да, мистер Пейсер... Это
официальное предложение?.. Сколько? Пятьдесят два шиллинга? Вздор! Но я
передам вашу цену Правлению. (Закрыв телефонную трубку, остальным.) Как вы
думаете? (Все отрицательно качают головами.) Разумеется, не согласны! Мы
еще поборемся, мистер Пейсер! Я уверен, что вкладчики последуют нашему
совету и перестанут продавать акции. (Отбой. Набирает номер.) Передайте
вкладчикам, что Правление призывает их не продавать акции. (Кладет
трубку.)
Казначей. Не забывайте, Воррен, что мы сами владеем двадцатью
процентами всех акций. Ему не добраться до контрольного пакета, поэтому он
и сделал свое предложение. Он зависит от нас, вот что я думаю.
Управляющий. Пожалуй. И кроме того, нас поддерживают вкладчики.
Сайрус. Да, но какой процент вкладчиков за нас?
Управляющий (сняв телефонную трубку). Сколько акционеров приняло
предложение Пейсера?.. Понятно... А сколько отказалось?.. Понятно.
Благодарю вас. (Остальным.) Он уже контролирует сорок три процента всех
акций, а мы - только тридцать один. Придется объявить о новом увеличении
дивидендов. Согласны, господа?
Все (мрачно). Согласны... ничего не поделаешь...
Управляющий (снимает телефонную трубку). Известите вкладчиков, что мы
подымаем промежуточные дивиденды до двенадцати процентов... Что? Не может
быть! Господи! (Остальным.) Он контролирует сорок семь процентов акций.
Посмотрим, как отнесутся вкладчики к нашему последнему сообщению.
Сельдер. Боюсь, что никак не отнесутся - просто не заметят.
Сайрус. А я думаю, не стало бы еще хуже.
Килькен. Да почему? На вкладчиков это должно произвести впечатление.

Входит служащий и, положив перед Управляющим вечернюю газету, уходит.

Что он вам принес?
Управляющий. Господи боже! Пейсер объявил, что вкладчики получат
обещанные нами двенадцать процентов, как только он завладеет контрольным
пакетом. Вот это уж наверняка произведет на них впечатление! Что же
делать?.. (Снимает телефонную трубку.) Сколько процентов акций мы сейчас
контролируем?.. И все?.. А Пейсер?.. Не может быть! Вы уверены? Что ж,
спасибо за сообщение. (Остальным.) Он контролирует пятьдесят один процент
и теперь не зависит от нас.
Казначей (стонет). Он завладел контрольным пакетом!
Сайрус (воет). Он может сместить Правление!
Сельдер (вздыхает). Теперь он полный хозяин.
Килькен. Нет! Мы будем жаловаться в газеты! В "Таймс"! Да-да,
жаловаться... и в Бюро расследования методов торговли!
Управляющий. Не обольщайтесь, Килькен. Пейсер победил. Нам пора
сдаваться, пока он не поставил слишком жесткие условия.

Пусть эта драматическая сцена послужит вам уроком. Насильственное
слияние может произойти в любую минуту, и восходящий администратор не
должен упускать этого из виду. При слиянии все выгоды получает агрессивный
мужской концерн.
Именно в таком концерне и должен служить восходящий администратор,
потому что сразу после слияния начинаются очень полезные для
предусмотрительных служащих перетасовки. Администраторы женской фирмы, как
правило, съезжают вниз. Их дальнейшая служба чревата крупными
неприятностями, и винить они могут только себя. Из-за собственного
невежества они поступили работать в потенциально второстепенную фирму.
Такой судьбы надо всячески избегать. Мужественность и активность - вот
ваши козыри. И когда вы станете высшим администратором, приложите все
силы, чтобы ваша фирма приобрела мужские черты. Тогда при слиянии вы
окажетесь наверху.

ТРЕТИЙ ЗАКОН ПАРКИНСОНА

Давайте предположим в нашей последней главе, что вы, читатель этой
страницы, добились самого высокого положения. Книга о преуспеянии
(зачитанная вами до дыр) неизменно помогала вашему восхождению. Но пора
оглядеться. Куда, собственно, вы идете? Какова ваша конечная цель?
Разумеется, целей, как и людей на земле, огромное множество, но
представим себе, что вы хотите стать управляющим металлургического
концерна "Суперс Гейгант", раскинувшего свои филиалы по всей планете - от
Исландии до Тасмании. Он образовался в результате бесчисленных слияний и
поглощений, а его основной капитал исчисляется миллиардом миллиардов.
Когда-то трест "Гейгант и Айкинс" (образовавшийся от слияния фирмы
"Гейгант, Сабер, Зубел, Тигерс и компания" с торговым домом "Айкинс,
Дрейфелл и братья Труссеры") был поглощен другим трестом - "Суперс, Слоун
и Нудист" (который возник в свою очередь при слиянии компании "Суперс,
Облак и Тучел" с фирмой "Слоун, Ракли и Краббс"). Короче, концерн "Суперс
Гейгант" затенил своими отнюдь не мягкими крылами суровый ландшафт
современного делового мира. Миллионы людей живут под его сенью, получая
поддержку и средства к существованию. Рабочие и служащие, инженеры и
техники, союзники и смежники, вкладчики и подрядчики, пенсионеры и
комиссионеры безмолвно поклоняются этому чуду двадцатого века. Их верность
неистощима, ибо концерн снабжает своих подданных всем необходимым для
жизни. Его можно назвать современным Левиафаном, идолом, которому приносят
ежедневные жертвы, владыкой, которому шлют мольбы, или божеством, перед
которым все падают ниц.
Но что это? - вы замечаете признаки недовольства. В лондонских клубах и
кулуарах парламента слышатся бунтарские шепотки. Вам встречаются люди,
которые считают всевластие "Суперса" опасным и вредным. Со всех сторон до
вас доносятся приглушенные рассуждения о том, что "Суперс" почти ничего не
делает для общего блага. Поговаривают, что он заботится лишь о доходах
акционеров, а львиную долю прибылей получают члены Правления. Он пожирает
массу национальных ресурсов и ничего не дает взамен. "Суперс" называют
бездушным спрутом, который не приносит никакой пользы нации.
А между тем эта самая мощная промышленная империя в мире подтачивается
тайным надутом. Его администраторы ощущают странную неуверенность,
стараются в чем-то оправдаться и смягчить общую политику концерна. Времена
безжалостной конкуренции миновали. Битва за мировое господство выиграна. И
теперь, когда процветание стало безусловным, можно подумать о великодушии
и общественном благе. Управители концерна хотят приносить пользу людям, и
даже не просто людям, а всему человечеству. Профессионализм
администраторов - одна из причин смягчения общей политики концерна.
Сегодняшний управляющий - это не просто администратор, но человек,
знающий, что такое профессиональная этика. "Выгодное ли это дело?" - вот
его всегдашний первый вопрос. Второй вопрос: "А не возрастут ли налоги?" -
раньше был завершающим, но теперешний администратор задает и третий
вопрос: "Этично ли это?" Когда-то вершиной профессионального мастерства
считалось умение надуть партнера. Сейчас все изменилось. Слово "этика"
приобрело свой буквальный - или почти буквальный - смысл. В наши дни делец
стоит в одном ряду со священником, врачом и судьей, а потому всегда должен
быть абсолютно корректен. Покупать дешево, чтобы продавать дорого, не
называют теперь (вслух) главной задачей дельца. Администраторы "Суперса"
стремятся по мере своих сил послужить обществу, а поэтому с гуманной
терпимостью относятся к торговым конкурентам (которых почти не осталось),
по-отечески пестуют компании, поставляющие сырье, и никогда не обманывают
покупателей. Высший суперсчанин - первый претендент на звание
администратора-профессионала, он пересыпает свою речь - для доказательства
профессиональных знаний - научно управленческими терминами, а его душа
переполнена идеалами самых уважаемых деловых клубов. Он этичнейший из
самых этичных в обществе людей - дельцов. Благотворительность "Суперса"
превращает филантропические организации в посмешище, лишая их служащих
престижа и работы. Щедрость этого концерна просто убийственна.
Однако, несмотря на общую мягкость политики, положительное влияние на
общество, дальновидность и щедрость, "Суперс" _непростительно_ велик.
Слияния и поглощения, объединения и реорганизации, невиданные (а пожалуй
что и почти невозможные) по масштабам, создали катастрофически огромную
организацию. И подобно вымершим динозаврам, "Суперс" оказался слишком
громоздким, чтобы приспосабливаться к новым условиям.
Безжизненная сложность "Суперса Гейганта" чувствуется и в застывшей
организационной структуре, и в устойчивой иерархичности, и в окостенелой
безликости служащих. Размеры, а не деяния обрекают концерн на гибель, но
люди этого пока не могут осмыслить. Гибельная сложность структуры вызвана
огромным количеством работников и чудовищной разветвленностью. Все решения
оказываются безликими, а гигантские расстояния искажают их до
неузнаваемости, и получается, что управляют концерном мифические "они".
Да, приказ издан Правлением, но по чьему совету или указанию? Усложненная
структура требует жестких внутренних законов и устойчивых обычаев. Она
порождает бумажный потоп, питаемый ливнями докладов и отчетов. И она же
приводит к безликой однородности служащих. Есть, правда, люди, которые
борются с профессиональной безликостью. Некоторые управляющие пытаются
изменить положение. Но безликость возникает естественно, никто к ней
нарочно не стремится. Служащие должны быть взаимозаменяемыми, а значит,
безликими. Их необходимо причесывать под одну гребенку. Иначе система не
будет работать: она ведь и так достаточно сложна. Изменения, вносимые в
нее индивидуальными поступками, моментально разладят ее выверенный
механизм. Беллетристика уже дала нам стандартный тип полковника в отставке
(Тысяча дьяволов! Что?), раздражительного генерала и рассеянного
профессора. Офицеры старой британской выучки были незаменимыми именно
из-за своей взаимозаменяемости, ибо при любой должностной перетасовке
дисциплина, мировосприятие и когда-то заведенные порядки оставались
неизменными. То же самое происходит и со служащим, посланным
Межконтинентальным нефтяным трестом в Гонолулу. Административная
нефтесмазочная выучка давно унифицирована, поэтому у вновь прибывшего
администратора все идет как по маслу с того самого мгновения, когда он
заменяет своего предшественника. Если один полковник замещает другого,
подчиненные видят те же традиционные бакенбарды и желчность, а замена
одного нефтяного служащего другим ничуть не отличается от смены караула у
королевского дворца, потому что эти перемещения никак не меняют основной
картины.
Итак, сложность управленческой структуры прямо пропорциональна размерам
фирмы. Но и возраст играет тут не последнюю роль. Очень немногими
компаниями управляют сейчас их основатели. В наше время у кормила власти
стоит или правнук основателя, какой-нибудь Расшуллер III, или группа
специалистов. В обоих случаях компания теряет свою первоначальную
жизнеспособность. Расшуллер III лишен, как правило, яростной
мужественности прадеда. У него нет основного стимула - стремления
вырваться из оков бедности или социальной незначительности. Он титулован и
богат, образован и обаятелен. Для управления процветающей империей,
которую он сам никогда не смог бы создать, III вполне подходит. А каков
будет IV? Любая империя рано или поздно доживает до немощного,
интеллигентского или эстетствующего наследника. Фактическая власть
неизбежно переходит тогда к специалистам, управляющим - пристяжным
администрирования.
Современный пристяжной навеки пристегнут к упряжке Правления, потому
что в ней нет физического коренника, или властителя. Управляющий "Суперса"
добился своего поста с помощью знаний, прилежания, преданности,
предусмотрительности, предприимчивости и везения. Да, ему крупно повезло,
ибо в его характере не было самостоятельности. Некоторые из его соперников
обладали этим качеством, и поэтому их давно уволили - за неповиновение.
Став управляющим, он проявил все необходимые для управления качества, а
именно искусность, гибкость, крепкое здоровье и выносливость.
Но теперь его служебная деятельность подходит к концу. Неважно,
уволится ли он из-за болезни, несчастного случая или по старости; если вы
неизменно следовали авторским советам, вас обязательно назначат его
преемником. Как это произойдет? А очень просто. Наиболее влиятельный член
Правления позвонит своему старому приятелю - крупнейшему магнату
финансового мира - и перечислит ему несколько фамилий. Ни одна из них не
вызовет у финансового магната ответной реакции, и члену Правления все
станет ясно. Вас они даже не упомянут, но назначение получите именно вы.
Ваши многолетние труды увенчаются наконец полным успехом. И вот, когда вы
обоснуетесь в своем величественном кабинете, вам вдруг почудится, если вы
внимательно прислушаетесь, что Правление наполнено смутными шорохами
распада и разрушения, разрухи и умирания. Древоточец ли скребется под
толстым ковром или это нашествие жуков-могильщиков? Не чересчур ли велик
совет директоров? Не слишком ли много подписей на каждом счете и чеке? Не
узковата ли специализация у высших администраторов... и почему они так
обособлены друг от друга? Не великоват ли поток отчетов и докладных? Не
сушит ли специалистов их чрезмерная образованность? Постойте-ка... да уж
не катафалк ли остановился там у дверей?..
То, что вас окружает, не назовешь беспорядком: это упадок. Упадок, или
загнивание, или, как его иногда называют, декаданс, - сложное явление, и
вам необходимо познакомиться с ним поближе. Декаданс ассоциируется в вашем
воображении с греховной дамой, соблазнительным будуаром и французскими
винами, однако (резонно думаете вы) при чем здесь металлургический
концерн? А дело в том, что у вас не совсем верное представление о
загнивании. Возьмем дерево, оно почти никогда не загнивает от болезни и
никогда (по свидетельству очевидцев) - от грехов. Дерево начинает
загнивать, когда достигает максимальных для его вида размеров, и перестает
расти, потому что завершен биологический цикл. Организации, так же как и
растения, не живут вечно. Зрелость неминуемо сменяется старостью и
загниванием.
Именно этот период переживает сейчас "Суперс Гейгант". Его рост
прекратился. Он еще способен в последнем слиянии поглотить своего главного
конкурента. Но тут уж может вмешаться Международный суд. Да и вряд ли оно
выгодно, это слияние. Гораздо полезнее делать вид, что конкурентная борьба
продолжается, тайно согласовывая с последней женской корпорацией (тоже
разросшейся до гигантских размеров) цены, стандарты качества и размеры
заработной платы. Таким образом, "Суперс", то увеличивая, то сокращая
различные отрасли производства и чуть изменяя время от времени рекламу,
сохранит на постоянном уровне долю в прибылях. Он будет казаться
неколебимым утесом среди суетливых фирмочек предпринимательского пейзажа.
Но не мощью, а старческим окостенением вызвана его величавая
неподвижность.
Что же произошло? Да просто концерн попал под действие третьего закона
Паркинсона: "Рост приводит к усложненности, а усложненность - это конец
пути". Путь "Суперса" закончен, и упадок прозревается решительно во всем.
Посмотрите-ка свежим взглядом на эти здания. Вот мастерская 1912 года,
первый росток будущего концерна, - теперь здесь музей. Вот завод,
построенный в 1925 году, огромный, приземистый, наспех сляпанный барак -
только бы прикрыть станки от непогоды. А этот дом, построенный в 1934
году, после первого великого слияния, предназначался специально для
Правления, на него не пожалели дубовых панелей, кованых украшений, мрамора
и бронзы. За шоссе высится лихорадочно быстро возведенный корпус 1944
года, который обречен, подобно всем временным постройкам, десятками лет
занимать участок, предназначенный для чего-то другого. И наконец, вон
здание, сооруженное в 1960 году для отделов по связям с обществом,
кадрового, помощи и советов служащим, культурного и спортивного - раньше о
таких отделах даже не помышляли. Здание представляет собой каркас из
легких сплавов, облицованный древесно-стружечными плитами,
стеклопластиком, полиэтиленом и бумагой. Участок перед зданием,
принимаемый посетителями за пустырь, где когда-то лопнула канализационная
труба, оказывается японским садиком, а старые пометки строителей,
сделанные обломком кирпича, - фресками Сакуры Макаки. Современные
постройки замечательны не только своей легковесной конструкцией, но также
звукоизоляцией из минеральной ваты и воздушным отоплением.
Спроектированные профессором Трухенбаумом из Бесчестерской Высшей
архитектурной школы, они, без сомнения, являются последним криком
зодческого искусства. Неизвестно, будет ли концерн все той же незыблемой
твердыней через двадцать лет, но постройки последнего периода рухнут, по
всей видимости, года через четыре.
Внимательно осмотрев здания, пошлите за платежной ведомостью и узнайте,
ценится ли в концерне техническое творчество. Администраторы, грубо
говоря, делятся на творцов и управителей. Что важнее, новая продукция или
спокойная обстановка? На словах творчество и прогресс поддерживают
решительно все, но реальное положение дел характеризуется распределением
жалованья. Кого у вас больше ценят, инженера или бухгалтера, химика или
счетовода? Как добился своего поста нынешний директор завода: нашел ли он
промышленное применение отходам производства или просто в его цехе никогда
не было скандалов? Концерну нужны и творцы, и управители, но кто из них
оценивается дороже? Если творец зарабатывает меньше управителя, значит,
загнивание уже началось.
И наконец, чтобы завершить ваши изыскания, посетите какую-нибудь
дальнюю заставу суперсгейгантовской империи - экспериментальную ферму в
Исландии, например, или исследовательскую лабораторию в Тасмании.
Посмотрите, чем там занимаются ученые, и задайте им важнейший вопрос:
когда они последний раз видели управляющего? Если они ответят, что в
прошлом году, дело плохо. Если скажут, что лет пять назад, еще хуже. А
если они заявят, что не видели его никогда, значит, "Суперс" неизлечим.
При загнивании больших империй мелочно-диктаторская суета в центре
зачастую сопровождается пренебрежением к основным проблемам и отдаленным
провинциям. Распад центральной власти чувствуется прежде всего на
окраинах, куда с трудом дотягивается рука центра. Именно так - у фортов
стены Адриана - особенно ясно чувствовался упадок Римской империи.
Неукомплектованность когорт не так страшна, как отсутствие инспекторских
смотров. Бывает, что империя еще существует, но ее силы уже на исходе и
скоро совсем иссякнут. Загнивание превратится в распад.
Чем же его остановить? Отвечаем в двух словах - Вдохновенной
Твердостью. А что такое вдохновенная твердость, какова сущность этого
таинственного понятия, заново определяемого каждым поколением?
Вдохновенная твердость - это искусство так сформулировать главную цель,
что все остальное начинает казаться пустым и совершенно неважным. Когда
вдохновенный вождь говорил о Святом Граале, Вечном Городе, Величии Франции
или Чести Полка, слушатели забывали про грядущие лишения и опасности.
Именно вдохновенная твердость Спайка Суперса позволила ему сплотить вокруг
себя людей накануне первого великого слияния. "Глядите в будущее, парни! -
воскликнул он. - Если мы провернем это дело, четверть национальной
индустрии окажется под нашим контролем!" Его пламенная твердость выжгла у
подчиненных все мысли о повышении жалованья и тридцатичасовой рабочей
неделе. Она осветила радостным сиянием сверхурочную - без оплаты - работу.
Зато как вырастал человек в своих глазах, когда, измученный и почти
прозрачный от усталости, он приходил домой и, взяв с жены обет молчания,
говорил ей: "Ну, Сьюзен, старина Спайк объявил конкурентам священную
войну. И он ее выиграет, нечего и сомневаться. В четверг эта новость
облетит весь мир. Господи, я просто с ног валюсь!" Считайте, если хотите,
что муж Сьюзен не имел к слиянию никакого отношения. Думайте, если вам
нравится, что его и вообще-то вскоре уволили. Зато его жизнь была освещена
пламенем вдохновения, и собственные дела казались ему просто чепуховыми.
Именно с таким настроением люди сражались, при Аустерлице и Трафальгаре
или высаживались в Нормандии. Под руководством вдохновенного полководца
солдат забывает о смерти. Под управлением вдохновенного администратора
рабочий, затянув потуже ремень, не требует повышения жалованья, чтобы
спасти от краха родную фирму. На заре предпринимательства, когда деловая
жизнь была полна опасностей и приключений, люди иногда трудились, не думая
о деньгах. "Да, в наше время жили _настоящие люди_!" - гордо говорят они.
Но те яростные времена давно прошли. Теперь размеры предприятий приводят к
усложненности, а усложненность - к тяжеловесности; привычные правила,
устоявшиеся обычаи, окостенелая безликость и ленивые споры - все говорит о
гибельной тяжести организационной структуры. А тяжесть, как известно,
тянет к земле.
Ваше положение напоминает в общих чертах положение хозяина гостиницы,
который вернулся после долгой отлучки и обнаружил, что его гостиница
пришла в упадок. Стены обшарпаны, комнаты не убираются, обслуживают
постояльцев из рук вон плохо, а кормят и того хуже. Прекрасные когда-то
работники обленились и распустились. Есть несколько способов их исцеления,
но лучше всего объявить, что послезавтра в гостиницу на вечерний прием
съедется двести человек, через четыре дня состоится банкет, а в конце
недели - бал-маскарад. Повара, официанты, буфетчики и коридорные будут
поставлены перед неразрешимой на первый взгляд задачей, которую им
необходимо, однако, решить как можно быстрее. Их решимость работать
немедленно окрепнет, и послезавтра гостиницу нельзя будет узнать. Любую
организацию можно исцелить тем же способом - по крайней мере на время.
Способны ли вы возродить у служащих любовь к опасностям и приключениям?
Способны сплотить "Суперс" на борьбу с легионами конкурентов, которые не
считают пятидневную рабочую неделю вершиной прогресса и не спорят до
изнеможения, а яростно трудятся? Да, если вы каким-то чудом сохранили в
душе молодость, вам это удастся. Ибо лишь молодость ведет к успеху,
помогает завоевывать новые миры и позволяет человеку вовремя меняться. При
желании молодость можно сохранить до самой смерти, возраст тут не помеха.
Каждый ваш поступок, каждый жест должен быть молодым - походка, умение
мгновенно перестраиваться, готовность обдуманно рисковать и безоглядно
веселиться. Третий закон Паркинсона не властен только над тем, кто знает,
что такое упадок, и умеет с ним бороться. Над таким человеком - над вами -
не властно даже земное притяжение. Вас не пригнет к земле тяжелый груз
старых правил и древних обычаев концерна. Молодая легкость вознесет вас
над ними, и вы легко удержитесь наверху.
Но... организации, как и растения, не живут вечно. Да, сохраненная вами
молодость и вдохновенная твердость помогли вам спасти концерн, а тем
временем человек, которому не надо сохранять молодость, потому что он и
так молодой, переступил порог весьма жизнеспособного треста. Молодой
администратор сидит за своим первым письменным столом. Он чуть не живет в
конторе. Его карьера только начинается.

ЗАКОН ОТСРОЧКИ

(Пер. - М.Загот)

ДЕСЯТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

Закон Паркинсона впервые был опубликован в Великобритании в 1958 году,
и центральная тема его ключевой главы сводилась к следующему: число
государственных служащих неумолимо растет независимо от объема работы - и
даже если таковой нет вовсе. Примеры из статистики Адмиралтейства и
министерства по делам колоний показали, что в обоих ведомствах ежегодный
прирост персонала составлял 5-6%, причем за эти же годы боевая мощь флота
резко сокращалась, а деятельность в колониях чахла и хирела. С тех пор
прошло десять лет, и самое время задаться вопросом: как обстоят дела
сейчас? Подтверждает ли статистика последнего десятилетия мою теорию или,
наоборот, рубит ее под корень? Ответ не так прост, ибо официальная
статистика непоследовательна, сложна и запутанна. Прошло много
реорганизаций, и ответственные посты вместе с человеческими ресурсами
перебрасывались взад-вперед между министерствами по делам колоний,
доминионов и иностранных дел. Вооруженные силы слились воедино,
превратились в одно целое - консульский и дипломатический корпуса. И
определить динамику развития совсем не просто. По-своему повлиял на
ситуацию и ваш покорный слуга. Почему были опровергнуты предсказания Карла
Маркса? Отчасти потому, что оппоненты прочитали его книгу; не исключено,
что и "Закон Паркинсона" повлиял на работу специального комитета по
государственному бюджету. Но несмотря на полную неразбериху, на
произведенный книгой фурор (именно книгой, а не самим законом), есть
основания считать автора истинным пророком.
Возьмем для начала Адмиралтейство - наш первый и классический пример
размножения чиновников.

............................ 1914 ... 1928 ... Прирост
.............................................. или убыль, %
Крупные корабли ............. 542 .... 317 ... -41,51
Военные моряки (рядовой
и командный состав) ...... 125000 .. 90700 ... -27,44
Портовые рабочие .......... 57000 .. 62439 ... +9,54
Портовые служащие .......... З249 ... 4558 ... +40,28
Адмиралтейские служащие .... 4366 ... 7729 ... +77,03

Далее, вплоть до слияния военных ведомств и даже позднее (1967) мы
имеем следующие цифры:

........................... 1938 ... 1948 .. 1958 .. 1964 .. 1967
Крупные корабли ............ 308 .... 413 ... 238 ... 182 ... 114
Военные моряки ........... 89500 . 134400 . 94900 . 84900 . 83900
Портовые рабочие ......... 39022 .. 48252 . 40164 . 41563 . 37798
Портовые служащие ......... 4423 ... 6120 .. 6219 .. 7395 .. 8013
Адмиралтейские служащие .. 11270 .. 31636 . 32237 . 32035 . 33574

Это исследование позволяет сделать такой вывод: ежегодный прирост
служащих Адмиралтейства с 1914 по 1928 год составлял 5,5% (средняя цифра
выведена арифметически), тогда как с 1938 по 1958 год эта цифра поднялась
уже до 9,3%; в 1914 году гонка вооружений достигла кульминации и 4366
должностных лиц управляли тем, что считалось сильнейшим флотом в мире; а в
1967 году, когда от былой мощи не осталось и следа, 33000 государственных
служащих едва-едва управляются с флотом, которого практически нет. При
всей скромности нашей роли в мировой политике мы еще в состоянии размещать
мощные административные силы на своей территории - в Бате, Уайтхолле,
Мэншн-Хаусе, Рекс-Хаусе, Кидбруке, Криклвуде, Хэрроу и на
Чаринг-Кросс-роуд. И если в Сингапуре или на Мальте наблюдаются кое-какие
неурядицы, мы утешаемся тем, что наша база в Нортвуд-Хиллз (Пиннер)
практически неуязвима. Кстати, не следует думать, будто привычку множить
административные органы министерству обороны привил именно флот, будто
другим видам вооруженных сил эта привычка чужда. Военное министерство, к
примеру, на этом фронте вполне готово потягаться с Адмиралтейством. В 1935
году аппарат из 9442 служащих вполне управлялся с армией, сокращенной до
203361 солдата и офицера: это весьма низкий уровень готовности к
конфликту, неизбежность которого была к тому времени очевидна. К 1966 году
служащие в количестве 48032 человека вдохновляли на ратные подвиги
примерно 187100 человек в военной форме, другими словами, сокращение в
боевой силе на 7,9% сопровождалось ростом бумажных дел на 408%. Но не
будем делать скоропалительных выводов и утверждать, что ежегодный прирост
служащих в 13,16% - для военного министерства норма. Лучше сойдемся вот на
чем: слияние армии с авиацией и флотом утроило объем корреспонденции с
самого первого дня, и прогрессия будет, скорее всего, не арифметическая, а
геометрическая. Если вычертить кривую развития Адмиралтейства, входящего
теперь в состав министерства обороны, окажется, что к 1984 [Почему к 1984
году? А почему бы и нет? (прим.авт.)] году численность его гражданских
служащих составит 72000. Утешает одно - к тому времени, конечно же, вообще
не будет никакого флота. А в армейском аппарате этого министерства будет к
тому времени уже 124000 чиновников.
Второй пример роста чиновной братии был взят из министерства по делам
колоний; приводились следующие цифры:

1935 . 1939 . 1943 . 1947 . 1954
173 .. 450 .. 817 .. 1139 . 1661

В те же годы в министерствах по делам колоний, доминионов, Индии и
Бирмы трудилось всего вместе:

1023 . 1075 . 1709 . 2362 . 2650

Всевозможные реорганизации позволяют нам дать суммарные сведения
поновее лишь за 1957 (2743) и 1960 (2827) годы. Следует, однако, помнить,
что период с 1935 года по настоящее время был свидетелем краха нашей
империи - краха, равного которому история, пожалуй, не знает. Говоря
точнее, с 1947 года независимость получили следующие территории: Индия,
Пакистан, Цейлон, Гана, Малайзия, Кипр, Нигерия, Сьерра-Леоне, Танзания,
Ямайка, Тринидад и Тобаго, Уганда, Кения, Малави, Мальта, Замбия, Гамбия,
Сингапур, Гайана, Ботсвана, Лесото и Барбадос.
Каждая обретшая независимость территория означала потерю губернаторства
и приобретение посольства. Если в 1940 году у нас было всего 16 послов, то
сейчас их более 80, включая высоких комиссаров и представителей,
аккредитованных в НАТО, СЕАТО и ООН. Посольств стало больше на 412,5%, и
этим вроде бы можно оправдать рост численности сотрудников, занятых на
дипломатической службе, - на 378,23%. Но отражают ли эти цифры
действительность? У нас было четыре комплекта цифр на выбор: один из
министерства финансов, другой из информационного отдела министерства
иностранных дел, третий из данных государственного бюджета и последний из
управления дипломатических служб. Мы предпочли первую из этих оценок, но
она отличается от последней примерно на 7000 человек. Хорошо ли сосчитали
тех, кто был нанят в Лондоне. Этот вопрос остается открытым; никто не
поручится и за другую цифру - скольких подрядили на службу непосредственно
на заморских территориях? Но как ни крути, министерство иностранных дел и
дипломатический корпус по сравнению с 1940 годом солидно окрепли, и
приведенные ниже данные хотя бы приблизительно характеризуют тенденцию
последних десятилетий:

1935 . 1940 . 1945 . 1950 . 1955 . 1960 .. 1965 .. 1967
1412 . 2270 . 6808 . 6195 . 5670 . 5992 . 10211 . 10856

Скачок в 1965 году объясняется не дипломатическим кризисом, а
объединением с министерством по делам Содружества, которое само набрало
силу - 651 человек в 1935 году, 1729 - в 1964-м. Даже если закрыть глаза
на всякие реорганизации, рост дипломатических кадров весьма впечатляет.
Наше представительство за границей столь обширно, что впору сделать вывод:
на развитие дел в мире мы оказываем доминирующее влияние. Увы, цифры - это
еще не все.
Но - пусть колеблющиеся, пусть двусмысленные - приведенные здесь цифры
ясно показывают: закон Паркинсона за прошлое десятилетие опровергнут не
был; во всяком случае, в министерствах, к которым автор привлек
читательское внимание. Итак, число служащих неизбежно возрастает, эта
тенденция подтверждается британским опытом. Правда, некоторые сомнения
вызывает вот какая предварительная оценка: в мирное время ежегодный
прирост персонала может достигать 5,75%. Это предсказание, если помните,
сопровождалось оговоркой: "Новые явления возникают почти каждый день", и
все оценки следует считать приблизительными. Пусть так, пусть проблема
ждет дальнейшего исследования, но факт остается фактом - в принципе
прогноз автора оказался не так далек от истины. В каждом министерстве
штаты разбухают по-своему, мы рассмотрели пять из них и вывели
среднегодовой прирост за период с 1935 по 1966 год.
Частично этот прирост объясняется тем, что возрос объем работы.
Население Британии увеличилось с 45.598.000 в 1935 году до 53.266.000 в
1966 году, на это можно списать рост административных расходов на 16,8% и
ежегодный прирост чиновников на 0,5%. Система налогов становилась все
более обременительной и усложненной, бюрократия все больше вмешивалась в
производство, будто так и надо. То и дело мы ведем локальные войны,
значит, несем немалые расходы, а ведь государственным мужам надо как-то
улучшать благосостояние трудящихся, иначе на выборах им не досчитаться
голосов. В тюрьмы попадало все больше людей - не так легко соблюсти
законы, которые день ото дня все запутаннее, оттого и работы у
министерства внутренних дел становилось все больше. Пожалуй, этим можно
объяснить половину ежегодного прироста чиновных кадров. Но 4,34% все-таки
приходится на действие закона Паркинсона. Эта цифра ниже оценочной, хотя
следует помнить, что число самих министерств не просто росло, оно
множилось. Скромный рост аппарата в министерстве торговли объясняется
возникновением параллельных министерств транспорта и техники. Если все это
принять во внимание, неизбежный рост - не связанный с увеличением объема
работы - приблизится к 5,75%, то есть к первоначальной оценке. С другой
стороны, вполне очевидно, что вывести точные цифры и проценты практически
невозможно.

Министерство .................. 1935 ... 1966 .. Годовой прирост%
Министерство внутренних
дел и тюремная комиссия ....... 4350 .. 16066 .. 8,68
Управление налоговых сборов .. 22851 .. 59502 .. 5,17
Военное министерство .......... 9442 .. 48032 .. 13,18
Министерство торговли ......... 4328 ... 9598 .. 3,92
Министерство военно-
воздушных сил ................. 5481 .. 24848 .. 11,39
Средний ежегодный прирост ....................... 8,49

Что же сказать о государственной службе в целом? И здесь мы
сталкиваемся со статистическими трудностями из-за реорганизации и
изменения сфер ответственности. Не ясна грань между властями в центре и
властями на местах, затянута туманом пограничная полоса между службами
общественного пользования и национализированными предприятиями. К
сожалению, не проведешь четкую линию между промышленной и непромышленной
сферами; в зависимости от того, куда отнести одно только управление почт и
телеграфа, общие показатели изменятся на многие тысячи. Тем не менее в
рамках этих подвижных границ статистика - чего бы она ни стоила - дает нам
следующие показатели:

. 1935 . 1940 . 1945 . 1950 . 1955 . 1960 . 1965
303610 454745 704646 684799 635663 637374 803327

Итак, на 1 января 1967 года суммарное число чиновников возросло до
845.900 человек - весьма впечатляющая доля всего работающего населения.
Значит, за 32 года это число увеличилось на 179%, то есть среднегодовой
прирост чиновников равен 5,6%. Этот процент мог бы оказаться и выше, но
запросы некоторых министерств исключительно скромны. Скажем, министерство
труда с 1935 года постоянно сокращается, а с 1943 года численность его
работников уменьшилась почти вдвое, ибо немалая часть его забот отошла к
министерству по делам государственного страхования. Уполовинилось с 1959
года и министерство транспорта. Подобная сдержанность на этом и других
участках имеет простое объяснение: о законе Паркинсона стало известно. По
сути, в 1955 году, когда мои заметки были опубликованы в журнале, общее
число служащих даже сократилось, а по выходу книги сократилось еще раз.
Чиновники снова начали плодиться в 1960-1965 годах - первоначальное
впечатление от книги стало несколько стираться, - и с той поры сей закон
действует безотказно.
В исходном очерке (1955 года) особо подчеркивалась чисто научная
природа сделанного открытия. Автор даже позволил себе такое замечание:
"Ботаник не должен полоть сорняки. Он вычислит скорость их роста, и с него
довольно". Думаю, и нынешнее исследование следует проводить в столь же
объективном духе. То есть мы не будем выяснять, много ли это - 845.900
государственных служащих - или, наоборот, мало. Зато мы имеем полное право
вычертить график и показать, куда мы зайдем, если темпы роста останутся
нынешними. Мы можем задать законный вопрос: к какому году административный
аппарат поглотит _половину_ работающего населения? _Все_ население? Чтобы
это вычислить, в наше статистику придется включить государственных
служащих в центре и на местах, сейчас у нас таковых 1.077.050 человек. Вот
вам прогноз на два поставленных вопроса: 2145 год и 2195 год
соответственно. Мы сейчас не будем рассуждать о новом типе экономики,
которая сделает подобный образ жизни возможным. В официальных кругах
считается абсолютно естественным и вполне приемлемым, что люди
зарабатывают на жизнь чтением докладных записок и письменных справок.
Можно не сомневаться - в общих чертах новая экономика уже разработана, и
специалисты по планированию уже изучают ее многоплановое воздействие на
жизни людей. Но такое умозрительное теоретизирование для рядового
гражданина просто опасно. Существуют крупные и постоянно разрастающиеся
отделы, для которых постичь грядущую утопию - основная работа, а посему
оставим это дело для людей сведущих.
Центральное место в нашей системе управления занимает, конечно же,
министерство финансов, и движение к прогрессу возглавляет именно оно.
Министерство финансов озирает хозяйским оком всю структуру, следит за тем,
чтобы деньги не бросались на ветер или на зарплату ненужным работникам.
Тут надо хоть как-то прокомментировать деятельность этого министерства,
тем более что многие видят ее явно в ложном свете. Обыватель убежден, что
министерство финансов - это небольшая группа преданных делу эрудитов,
закончивших самые престижные колледжи и поднаторевших в своем деле. Это,
конечно же, люди, получившие классическое образование, которые каждый
новый абзац выделяют буквой из греческого алфавита. Они обедают только в
клубе "Реформ" [элитарный клуб], а кроссворды из газеты "Таймс" щелкают
как орехи. Вечерами они наслаждаются классической музыкой, а выходные
проводят в кругу семьи, у себя дома в Хэмпстед-Гарденз [фешенебельный
район]. Мы склонны верить, что могущество этих людей соперничает с их
загадочностью. По нашим подсчетам, их примерно человек 200, и нам, как
налогоплательщикам, становится слегка не по себе - еще никогда за всю
историю вымогательства столь многие не были должны столь много столь
немногим. Однако наши предпосылки нередко ошибочны, и одна такая
фактическая ошибка - численность работников министерства финансов. Сие
важнейшее министерство, возможно, и невелико по сравнению с другими, но
мало кому уступит в скорости размножения. Следующие цифры тому
доказательство:

1935 .. 1956 .. 1966 .. Прирост
309 ... 1249 .. 1639 .. 430,42% или 13,88% в год

Среди уважаемых министерств с многолетней репутацией, чьи функции
принципиально не менялись, только одно, а именно военное министерство
(прирост в год 13,18%), разрастается схожими темпами. Для сравнения рост,
скажем, министерства техники статистически не имеет ни малейшего значения
- его просто создали, и на этом была поставлена точка. Таким образом, мы
вправе заключить, что именно министерство финансов играет первую скрипку.
Между прочим, параллельно разбухали и другие ведомства, имеющие отношение
к финансам, от министерства экономики до национализированного Английского
банка, и есть резон вывести для них суммарные данные. При таком раскладе
министерство финансов вырвется далеко вперед и станет просто недосягаемым.
Итак, в рассмотренном нами случае министерству финансов не удалось
сдержать рост служащих в своих рядах, более того, своим примером оно
вдохновило на размножение другие ведомства. Но нельзя не признать и
другого - оно сумело ограничить затраты на содержание своих служащих.
Высшие государственные чины потребовали и получили компенсацию, вполне
сопоставимую с зарплатой боссов-промышленников, - это факт; но есть и
другой факт - чиновникам рангом пониже, мелкой сошке, скорее
недоплачивают, нежели наоборот. Верно, общие выплаты по зарплате поднялись
с 298 миллионов фунтов в 1951 году до 773 миллионов в 1965-м. Но возьмем
отдельного чиновника средней руки и спросим: а поспевает ли этот рост за
инфляцией, ведь деньги постоянно падают в цене? Как насчет покупательной
способности? Соответствует ли в этом смысле уровень средней чиновничьей
зарплаты 1951 года (440 фунтов) уровню 1965-го? Цифра эта выросла до 1057
фунтов, но при всем желании эти усредненные деньги никак не назовешь
богатством. Любой консультант из сферы производства докажет: удвой
зарплату, сократи вчетверо число работников - пользы для дела будет
больше. Но не будем заострять на этом внимание, ибо мы хотим лишь отметить
- министерство финансов катастрофически оплошало, не сумев сдержать рост
своих сотрудников, зато по части сокращения расходов пусть скромно, но тем
не менее преуспело.
Что же все-таки сказать об исходном пророчестве? Служащие
_действительно_ множатся по закону, который регулирует расширение их
департаментов. Работа _действительно_ растягивается, чтобы заполнить
наличное время. И сам факт, что люди заняты, вовсе не доказывает, что они
заняты чем-то полезным. Мы не можем, однако, доказать с цифрами в руках,
что ежегодный рост персонала на 5-6% - это норма. Вполне возможны
непредсказуемые и достаточно частые выбросы параметра. У первых
экономистов было такое поветрие - объяснять, к чему могут привести
определенные обстоятельства: скажем, за дефицитом товаров последует рост
цен, а если трудиться спустя рукава, упадет уровень заработной платы.
Однако эти правила применимы только в условиях свободного рынка, когда
никакие силы не ограничивают его торговую стихию и который не подвержен
нажиму со стороны правительства. Более того, он должен быть свободен от
воздействия гражданских беспорядков и войн. Но в XX веке благоприятных
обстоятельств просто не было. В некотором роде закон Паркинсона (точнее,
его первый закон) постигла та же судьба. Автор вывел (весьма
приблизительно) некие темпы размножения административного аппарата, имея в
виду мирное время. Он исходил из отсутствия финансовых кризисов или
внутренних революций. Но вот вопрос: можно ли считать эти условия
доминирующими в рассматриваемом десятилетии? А в предстоящем? В наш век
жизнь не вгонишь в рамки жестких правил, тем более когда сами эти правила
широко известны. К тому же автор не сделал скидку на влияние, какое может
оказать его собственная теория, и в этом его ошибка. Но даже если этот
фактор в числе прочих и способствовал неразберихе в английском
правительстве, ничего не меняется в принципе, а именно: сегодняшний Лондон
(как и Вена) - это непропорционально большая столица империи, которой уже
нет в природе. Ведь штаб-квартира английского правительства замышлялась не
как административный стержень Британских островов, а как центр паутины,
которая опутывала полмира. Но эта мощная функция отмерла, и нынче
Уайт-холл не просто громоздок до крайности, он нелеп. Не знаю, хватит ли у
нас духу на реформу, а вот посмеяться нам не запрещает (пока что) никто.

ПРИЗ ПАРКИНСОНА

Центральная проблема нашего времени - источник почти всех прочих
трудностей - определяется застоем политической мысли в эпоху технического
прогресса. Исключительно сложные механизмы попали в руки политиков,
черпающих вдохновение во временах, когда главным транспортным средством
был экипаж с запряженной в него лошадью. Эти деятели с радостью будут
отстаивать достоинства демократии либо диктатуры, но не шевельнут и
пальцем, чтобы доказать свою (или чью-то еще) теорию на фактах. Другими
словами, научный подход к решению политических проблем, можно сказать, еще
и не применялся. Более того, когда попытки подойти к политике научно
все-таки делаются, первым задают вопрос, на который просто не может быть
ответа. "Какова, - спрашивают люди, - лучшая форма правления?" Но для
кого, где и когда? Ведь одним решением не решить двадцать разных проблем,
а ответ, верный сегодня, едва ли будет таковым через десять лет. Пожалуй,
разумнее поставить вопрос так: правительство какой страны сегодня лучше
всего справляется со своей задачей? Но и на этот вопрос ответить гораздо
труднее, чем кажется с первого взгляда. На тщательное изучение его уйдут
крупные денежные, профессиональные и временные ресурсы. Но ценность
представит даже и приблизительный вывод, и поверхностный анализ - в этой
трясине дезинформации, предрассудков, догадок и тумана мы, быть может,
почувствуем под ногами крошечную опору из фактов. Предваряя материал, с
которым вы сейчас ознакомитесь, автор может лишь сказать, что пытался быть
беспристрастным, отмечал любые предвзятые суждения и оперировал только
проверенными фактами.
Пожелай мы отметить призом страну, у которой дела идут лучше всех, мы
бы сразу увидели, что сфера нашего исследования ограничена в двух
направлениях. Из общего списка придется вычеркнуть некоторые (не все)
социалистические страны, сокрытые за так называемым железным или
бамбуковым занавесами, - не потому, что мы сомневаемся в их способности
эффективно вести хозяйство. Причина в другом: серьезные статистические
данные получить либо невозможно, либо представлены они в такой форме, что
ни о каком сравнении не может быть и речи. Во-вторых, надо исключить
некоторые страны, которые слишком малы по населению и площади. Мы с
удовольствием допускаем, что дела у этих стран идут прекрасно, тем не
менее мы вынуждены извиниться перед ними и закрыть глаза на их
существование. Ибо, приди мы после тщательного анализа к выводу, что
наиболее компетентные руководители в мире живут в Монако, Андорре или на
Сейшельских Островах, наши открытия едва ли представят большую ценность
для жителей Австралии, Великобритании, Франции или США. Эти последние
резонно возразят: проблемы небольшого сообщества сильно отличаются от тех,
с какими сталкивается правительство крупного государства или целого
континента. Сравнивать надо единицы, хотя бы примерно сопоставимые по
размеру.
Получив усеченный таким путем список стран, первым делом проверяем
оставшиеся - что естественно - на выживание. Если смертность столь высока,
что краха и нищеты не избежать, если рождаемость столь велика, что нет
возможности всех прокормить, если средняя продолжительность жизни так
низка, что может пострадать цивилизация, - такую страну незачем оставлять
в списке наиболее компетентных. Тут следует внести ясность: такой
изначальный вывод из конкурса не имеет прямого отношения к нынешним
руководителям той или иной страны. Возможно, им по наследству досталась
исключительно отсталая экономика, и они уже совершили чудеса, а вскоре,
кто знает, могут оказаться в авангарде прогресса. Но факт остается фактом
- нынешний уровень жизни в этих странах довольно низок. Страны со слишком
высокой смертностью включают в себя Гану (24 человека на 1000), Кению
(20), Пакистан (15,4) и Юго-Западную Африку (15,2). Вычеркнутые из списка
в связи с чрезмерным ростом населения - за исключением тех, которые много
набирают за счет иммигрантов, - это Колумбия, Эквадор, Фиджи, Гонконг,
Ирак, Иордания, Ливия, Малайзия, Мальта, Филиппины и Венесуэла. Страны с
абсурдно высокой рождаемостью - которая, надо признать, уравновешивается
высокой смертностью - включают в себя Цейлон, Чили, Сальвадор, Мексику,
Никарагуа и Панаму. Кое-где средняя продолжительность жизни не превышает
55 лет, помимо уже поименованных, это Боливия, Бразилия, Бирма, Гаити,
Индия и Перу. Остается тридцать пять стран, но здесь есть свои поправки.
Так, из некоторых люди активно уезжают. Возможно, свою роль играет
недостаток жизненного пространства, как в Японии и ФРГ, но в большинстве
случаев поток эмигрантов свидетельствует о скуке и неудовлетворенности,
как в Аргентине, Австралии, Новой Зеландии и Испании. И последний тест в
предварительном туре: мы вынуждены заметить, что ежегодный уровень
самоубийств в Австрии, Дании, Чехословакии и Венгрии (более 20 на 100000 в
год) чрезмерно высок, и его нельзя не принять во внимание. Таким образом,
остаются следующие страны:

Бельгия
Канада
Финляндия
Франция
ФРГ
Греция
Ирландия
Израиль
Люксембург
Голландия
Норвегия
Португалия
Южная Африка
Швеция
Швейцария
Соединенное Королевство
Соединенные Штаты
Югославия

Все эти относительно развитые страны вполне процветают, и
продолжительность жизни в них весьма высока. Но во всех этих странах есть
иная опасность - погибнуть под колесами автомобиля, и компетентная
администрация обязана свести ее к минимуму. С этой точки зрения на особом
положении находятся США, где процент машин на душу населения весьма высок.
В 1964 году в США на каждые 2,2 человека приходился один автомобиль, и там
эта проблема выглядит несколько иначе, чем, скажем, в Великобритании (5,2
человека на одну машину) или в Израиле (21). Поэтому американские 20,8
жертв на 1000 автомашин не стоит жестко сопоставлять со статистическими
аналогами в других странах. Если же страна не насыщена транспортом сверх
меры, а число смертей или тяжелых увечий от него в год превышает 15
человек на 1000 автомашин или 30 человек на 10.000 жителей, можно
справедливо заключить: нужны дополнительные меры, чтобы обеспечить
безопасность на дорогах. Этот тест заставляет вычеркнуть из списка
Люксембург (35,3 погибших или раненых на 10000 человек), Югославию (32,2
на 1000 автомашин), Швейцарию (27,3 на 10.000 человек) и Португалию (17,2
на 1000 автомашин). В рамках этого теста заметим, что лучше всего дела с
безопасностью на дорогах обстоят в Швеции (среди стран, по которым есть
соответствующая статистика), причем положение не изменилось даже после
того, как шведы вопреки здравому смыслу и желанию масс ввели у себя
правостороннее движение. Неплохо было бы сравнить и статистические данные
по безопасности в воздухе, но на практике не определишь, что, собственно,
кроется за бесстрастными цифрами. Норвежский реактивный самолет
(изготовленный в США) разбивается на бельгийском аэродроме. Кто повинен в
несчастном случае - пилот? Или диспетчерские службы? На чей счет записать
жертвы - Норвегии, Бельгии или США? В чем причина катастрофы? Отказал
двигатель или пришла в негодность взлетная полоса? Самолеты одних
авиалиний летают над Европой, а других - над джунглями и пустыней; стоит
ли тут что-то сравнивать? Не будем на этом этапе обременять себя
статистикой, которую нельзя проанализировать.
Пока мы вели речь только об элементарных фактах, связанных с выживанием
и безопасностью. Теоретически сюда надо бы включить и данные по обороне,
но на этот счет у разных стран разные потребности - попробуй оцени! Так
что оставим оборону в покое и продолжим сравнение на более подходящей
основе - выясним, какова взаимосвязь между затраченными усилиями и
достигнутыми результатами.
Есть страны, где и руководство компетентно, и с благосостоянием
населения все в порядке, но государство берет за это с граждан уж слишком
большую мзду. Как выявить эти страны? Мы подсчитали уровень налогов в
каждой, добавили сюда же расходы на социальное обеспечение и взяли процент
от валового национального продукта. Наше предварительное заключение
таково: если правительство забирает более 40% валового национального
продукта, за свои услуги оно берет слишком много. Интересно, что самые
дорогостоящие администрации не всегда обеспечивают самый высокий жизненный
уровень. Это вовсе не значит, что в странах с самыми высокими налогами
дела идут из рук вон, но факт остается фактом - другие правительства дают
столько же, а берут за это намного меньше. На основе этой посылки выводим
из списка соревнующихся страны (по цифрам 1966 года), где администрация
обходится своему народу довольно дорого:

Швеция ..... 46,9%
Франция .... 44,8%
ФРГ ........ 40,2%
Норвегия ... 40,1%

Голландия - 39,5% - ускользнула от карающего меча, а вот ФРГ и
Норвегии, увы, не повезло. Соединенное Королевство взяло этот барьер с
солидным запасом - 36,2%. Итак, состязание продолжают следующие страны:

Бельгия
Канада
Финляндия
Греция
Израиль
Ирландия
Голландия
Южная Африка
Соединенное Королевство
США

Следующий тест - проверка грамотности. Великобритания и Ирландия
утверждают, что их население грамотно на 100%, наверняка имея в виду, что
все граждане посещали школу. С этим утверждением можно не согласиться,
считая более реалистичными данные Канады (98,7%), а данные США (97,6%),
пожалуй, даже близкими к истине, но страны с показателем грамотности ниже
95% следует отнести за черту приемлемого уровня образования. А потому
выводим из соревнования Израиль (88%), Грецию (82,3%) и Южную Африку (100%
грамотности для белого населения и только 85% для африканского). Придется
исключить и некоторые другие страны, скажем Португалию (90% грамотности),
если они не были сняты с дистанции по другим показателям.
Следующий на очереди вопрос - преступление и наказание. Если страной
руководят хорошо, порядок будет на высоком уровне - это вполне логично.
Основа для сравнения - количество преступлений, совершенных в год на
100.000 населения. Полиция Великобритании зарегистрировала в 1967 году
чересчур много правонарушений (1.207.354, или 2222 на 100.000 человек
населения), хотя тут возможна скидка - в этой стране относительно мало
полицейских. Имея только одного полицейского на 554 человека,
Великобритания вправе ожидать более высокой преступности, чем Ирландия,
где полицейские силы представлены в отношении 1:441. А вот в Канаде (один
полицейский на 662 человека) уровень преступности составляет 4183,4 -
почти в два раза выше, чем в Великобритании, и в три раза выше, чем в
Голландии (один полицейский на 836 человек). К канадской полиции претензий
нет, она трудится в поте лица, но факт остается фактом - ловить
преступников в Канаде приходится слишком часто. Таким образом, Канада не
попадает в полуфинал, а мы приступаем к следующему туру среди оставшихся
участников соревнования - посмотрим, сколько человек сидит в тюрьмах. Если
в среднем за решеткой томится каждый пятисотый, это можно признать
приемлемым - хотя в Ирландии в 1967 году на тюремных харчах сидел лишь
один из 3641, а вот то, что мы имеем в США (один из 488), уже чересчур; но
американцев неожиданно переплюнули бельгийцы, там в 1965 году в тюрьме
сидел каждый триста шестьдесят четвертый. Итак, полуфиналисты
определились:

Финляндия
Ирландия
Голландия
Соединенное Королевство

Во всех этих странах уровень административной компетентности весьма
высок, и есть смысл выяснить, экономно ли распределяются силы. Какое
соотношение между руководителями и рабочим людом позволило создать
отлаженное и здоровое общество, имеющееся, надо полагать, в этих странах?
Определение, увы, дано не совсем четко, но соотношение - если не считать
муниципальную администрацию - в каждом из четырех случаев примерно
одинаковое: 1:31 (Великобритания), 1:33 (Ирландия), 1:34 (Финляндия) и
1:34 (Голландия). Великобритания проигрывает в сравнении совсем
незначительно, и есть смысл провести еще один, более определяющий тест.
Сколько рабочих ежедневно не выходили на работу в результате
производственных конфликтов? Для большей справедливости мы взяли
десятилетний период и усреднили показатели. Получились следующие цифры:

Голландия .................. 58
Финляндия ................... 8
Соединенное Королевство ..... 6
Ирландия .................... 3

Чтобы исключить возможность ошибки, попробуем еще один тест: сколько
пациентов на тысячу человек лечится у психиатра? Станет ясен уровень
стрессов и неврозов. Этот тест выводит из соревнования Ирландию - 7,3
пациента на 1000, а в Великобритании, Финляндии и Голландии эти цифры ниже
- соответственно 4,6; 3,6 и 2,3. Возьмем данные по безработице за 1967
год, и они лишний раз убедят нас в правильности нашего вывода, ибо в
Голландии эта цифра самая низкая (1,7%), далее следуют Финляндия и
Великобритания (2,1%), и замыкает четверку Ирландия (5,9%). Таким образом,
пальма первенства в нашем конкурсе отдается Голландии, а наши аплодисменты
за второе место получает Финляндия.
Итак, Приз Паркинсона вручается правительству Голландии, Финляндия
отмечена почетным дипломом. Нет сомнения, что в рамках проведенного
тестирования победители названы верно. Все же, публикуя эти результаты,
автор должен сделать три серьезные оговорки. Во-первых, условия для
сравнения нельзя назвать идеальными. Брались статистические данные,
доступные в более или менее сходной форме, поэтому автор и остановил свой
выбор на них. Эффективность государственного аппарата можно оценивать и по
другому, но для этого нужна группа серьезных и подготовленных ученых, у
которых будет много времени. Никуда не деться от проблемы определения. Что
такое полицейский с точки зрения статистики, что такое пациент, который
лечится у психиатра? В одной стране полицейскими считают и тюремную
охрану, а в другой сумасшедшими объявляются все, кто хоть раз обращался с
жалобами на головную боль. Значит, чтобы провести абсолютно точное
сравнение, нужен глубокий и тщательный анализ, на это уйдет не один год
работы. Пока что мы, опираясь на науку, можем утверждать одно: оценить
эффективность правления в той или другой стране можно. Больше того, пример
стран, где эта эффективность выше, может с пользой изучаться остальными.
Наши государственные мужи бьют себя в грудь - мол, демократическое
правление эффективнее, чем (к примеру) диктатура. А не угодно ли
предъявить доказательства? Верить на слово как-то не хочется. Надо
разрабатывать, развивать и улучшать приемлемую основу для сравнения,
известную и признанную во всем мире. Затратив на свои обобщения лишь
несколько месяцев, автор берется доказать одно: создать такую
сравнительную систему возможно - что он и рекомендует сделать.
Во-вторых, многие из упомянутых нами стран заметно отличаются друг от
друга по размеру. В Голландии живет всего двенадцать с половиной миллионов
человек, Финляндию населяет меньше пяти миллионов, то есть первая
сопоставима со штатом Пенсильвания, а вторая - со штатом Миссури. Есть
основания подозревать, что столь малые подразделения более эффективны, что
называется, по определению; этот вывод немаловажен сам по себе. Не
исключено также, что некоторые штаты в составе США выглядят компетентнее
других и намного компетентнее всей страны в целом. Разумеется, нельзя
точно сравнить независимые государства со штатами, входящими в состав
федерации, но факт остается фактом - уровень правления у последних может
быть выше, чем в их собственной стране. И вполне возможно, что
австралийский штат Тасмания и американский штат Юта заслуживают гораздо
большего внимания, чем автор смог им уделить. Кстати, о масштабах:
Голландия, по размерам уступающая штату Нью-Йорк, всегда была федерацией,
а не унитарным государством и может гордиться тем, что по сию пору
сохранила у себя монарха.
В-третьих, следует помнить, что компетентность - не единственная
добродетель, какой требует народ. Страны, где гигиена на постыдно низком
уровне, а про пунктуальность и слыхом не слыхивали, могут преуспеть в
чем-то другом - почему бы и нет? Великое искусство музыки способно
расцвести при самой бездарной администрации, а самый неграмотный народ
может блистать в спорте, показать чудеса доблести и благочестия. И если
страна дала человечеству Франциска Ассизского или Бетховена, так ли важно,
что в ней не все ладно с канализацией? Мы сейчас выделяем компетентность
по одной простой причине - эту пресную добродетель можно хоть как-то
измерить. Другие качества, сами по себе куда более значительные,
объективной оценке, как правило, не подлежат. И правда, кто рискнет
оценить уровень учености? Да, число Нобелевских премий поддается учету, но
кто скажет, что они означают? Нетрудно подсчитать, сколько студентов
посещают высшие учебные заведения, но что докажут эти цифры? Уровень
выпускника в колледже Я может быть равен уровню поступающего в колледж А.
Нет уверенности и в том, что новоиспеченный инженер знает дело лучше, чем
подмастерье. Вообще у людей полно ценнейших качеств, но доказать их
наличие статистически - дело безнадежное. Страны, снятые нами с дистанции
на первых этапах, вполне возможно, сильны в каких-то других сферах. Автор
вовсе не подводит читателя к мысли, будто эффективность - это все.
Сделав множество реверансов проигравшим, я хочу тем не менее под
занавес воздать должное победителям. Вполне могло случиться так, что приз
наш достался бы народу, известному лишь своей честностью и трудолюбием,
никак не преуспевшему в прочих областях человеческой деятельности. Но в
послужном списке голландцев не только здравая администрация. На этой земле
увидели свет Вермер и Рембрандт, Тромп и Де Рейтер, Гротий и Декарт.
Голландцы внесли свой вклад в архитектуру и живопись, среди них были
выдающиеся ученые и полководцы. Если говорить о таланте на душу населения,
голландцы едва ли не талантливее любого другого народа. Им удалось создать
организованное общество и надежную экономику вовсе не потому, что с самого
начала у них были мощные материальные ресурсы и неприступные границы.
Немалую часть своей земли они завоевали у моря, немалую часть своих рынков
они отвоевали у соседей, и всю свою промышленность они создали сами. Их
компетентность ни для кого не сюрприз, ибо в их положении некомпетентный
народ вообще не выжил бы. Что до Финляндии, земли Сибелиуса, занявшей
второе место, в смысле борьбы за выживание ее можно как минимум поставить
рядом с Голландией. Ибо сохранить независимость под боком у царской, а
потом и Советской России - это потребовало колоссального мужества,
колоссальной компетентности. Без эффективного ведения дел им бы нипочем не
добиться столь заметных успехов, они и сейчас отважны и неустрашимы.
Выходит, у голландцев и финнов схожие проблемы, с которыми они решительно
управляются. Делаем вывод: наивысшая эффективность характерна для стран, у
границ которых всегда бродит опасность.

ИСКУССТВО ПЕРЕДАВАТЬ ФИШКУ

Говорят, что рабочий стол одного из недавних президентов США украшала
взятая в рамочку надпись: "Фишка дальше не идет". Разумеется, все
восхищались подобным признанием собственной ответственности, хотя
происхождение этой фразы известно далеко не всем. Если верить Оксфордскому
толковому словарю, "фишка" - это предмет, который кладут перед игроком в
покер, чтобы напомнить - сейчас его черед сдавать карты. Что
использовалось для этой цели? В словаре "Рэндом хаус" находим, что чаще
всего - костяной нож. Его потихоньку двигали по столу, перекладывая
ответственность на кого-то другого, процедура называлась "передача фишки".
Эта фраза, а может - и сама идея родилась в Соединенных Штатах, но давно в
ходу в Британии и странах содружества. Она означает, что передающий фишку
перекладывает ответственность на другого человека, и за возможную ошибку
винить будут уже того. Разумеется, в нашем заорганизованном мире такое
встречается нередко.
В любом большом учреждении, частном или государственном, фишку передают
в трех направлениях: (1) вниз, (2) в сторону и (3) вверх. Работник,
передающий фишку, сопровождает свои действия телефонным звонком и
произносит (в зависимости от ситуации) примерно такой текст:

(1) "Это ты, Нед О.Росс? Фишкилд. Мне тут от тебя принесли папку
Моргана Мерлина с проектом "Гиблое дело". Я ее отсылаю назад. Думаю, это
твоя компетенция. Нет, ты правильно сделал, что прислал ее мне, просто Шеф
любит, когда инициативу проявляют на всех уровнях. Так что принимай
решение, а потом дашь мне знать, как и что. Целиком на тебя полагаюсь".
(2) "Это вы, Стоппер? Брайан Фишкилд. Посылаю вам папку с предложением
Моргана Мерлина, она попала ко мне по ошибке. Вы сразу увидите, что наш
отдел ни при чем. Там подняты вопросы технические и юридические, но никак
не административные. Мы всегда следим за тем, чтобы не вторгаться на вашу
территорию - пусть каждый занимается своим делом. Хорошо, когда есть
человек с вашими знаниями и опытом, я-то в этом - ни уха ни рыла. В общем,
дерзайте".
(3) "Это вы, мисс Бикини? Помощник заместителя директора. Посылаю сэру
Артуру папку с предложением Мерлина. Он прочтет мою сопроводиловку и сразу
поймет - тут решать не мне. Политические и финансовые последствия слегка
за пределами моей сферы, и едва ли в моем шкафчике с картотекой должен
храниться документ столь высокой секретности. Сэру Артуру виднее, как с
ним поступить".

Так почти любая бумага, попадающая на стол к Фишкилду, ловко
сплавляется кому-то еще, ибо она для него всегда слишком значительна (или
слишком пустячна). Когда от этой бумаги отказываются все другие отделы и
собственный шеф велит Фишкилду разобраться с ней лично, он в конце концов
заполняет следующий трафарет:

"По настоящему весьма серьезному вопросу возможны два решения. А и Б. В
пользу решения А есть следующие убедительные доводы:
I).......... II).......... III).......... и IV)..........
Однако по нижеследующим причинам можно предпочесть и решение Б:
I).......... II).......... III).......... IV)..........
Считаю, что вопрос этот следует решать министру".

Столкнувшись с таким документом, один политик написал на полях
"Согласен", а впоследствии объяснил: согласился он с тем, что два варианта
решения были определены верно.
Подчеркнем: искусство передавать фишку практикуется не только на
государственной службе, оно процветает в любой крупной организации. Все же
оно особенно характерно для пирамидальной структуры, в которой входящие
проблемы сначала рассматриваются на нижнем уровне. Есть в этой иерархии и
еще одна тенденция: подкреплять решения нижнего уровня более
высокопоставленной подписью. Этот процесс начинается с Букашкоу, который
получает дело первым. При всем отсутствии опыта, при всей молодости он
понимает: на полученное прошение надо ответить либо "да", либо "нет".
Опасаясь, что, ответив "да", он себя же и нагрузит, он отвечает "нет". Он
делает это с легким сердцем, ибо прекрасно знает: окончательное решение
все равно будет приниматься где-то выше. Весьма вероятно, что Нед О.Росс
пересмотрит его рекомендацию в принципе, просто чтобы поставить его на
место, а того в свою очередь одернет кто-то еще. Так что Букашкоу всего
лишь (как он полагает) запустил дело в дальнее плавание. Однако у Неда
О.Росса в этот день на уме что угодно, только не работа (такое бывает
нередко), и определить собственное отношение к делу он просто не в силах.
Он рассеянно подмахивает отказ и пересылает папку Серри-Динкену, прекрасно
понимая, что его решение так или иначе не окончательное. Серри-Динкен,
занятый своими мыслями, не вдается в суть и подтверждает визу "Нет", после
чего посылает папку Солли Дняку. Но Солли Дняк привык полагаться на
Серри-Динкена, чья добросовестность прошла испытание временем. Он передает
бумагу с отрицательным ответом на подпись Барбоссу. Но одна из слабостей
пирамидального процесса в том, что на стол к Барбоссу стекается
практически все. Он успевает лишь мельком проглядеть присланные ему
бумаги, ведь за тем, чтобы решения принимались правильные, должен следить
Солли Дняк. В итоге - окончательный вердикт: "Нет". На процедуру ушло
шесть недель, и наивный проситель думает, что все это время его
предложение рассматривалось самым серьезным образом, в торжественной
обстановке и за закрытыми дверями. С грустью констатируем: предложение его
- увы! - не обсуждалось вообще.
Процесс отпихивания бумаг плох тем, что каждый полагается на другого.
Человек в основании пирамиды полагает, что людям наверху виднее. Но те
жутко заняты и полагают, что вопрос тщательно изучен в нижних эшелонах -
там у людей для этого есть время. В описанном нами случае любой из пяти
чиновников принес бы больше пользы, чем все пять вместе; он по крайней
мере знал бы, что решать ему. А так каждый полагал, что работа будет или
была выполнена на другом уровне, в результате ее не выполнил никто. Хотите
верьте, хотите нет, а так все в действительности и происходит, особенно
если окончательный ответ отрицательный. Прийти к положительному решению
несколько сложнее, потому что возникает вопрос, кто конкретно отвечает за
последующие действия и какие именно, ибо из самого "да" ничего этого, как
правило, не следует.
Кстати, не будем заблуждаться - таким же манером фишка передается и
дома, среди членов семьи. День начинается с того, что мать просит отца
включить электрическую плиту, а заканчивается вопросом отца, выпустила ли
мать кошку. А в промежутке маленький Бобби упросил старшую сестру Маргарет
сделать за него домашнее задание, а Маргарет подольстилась к Джереми,
чтобы он подкачал у ее велосипеда заднее колесо. Выходит, мы все согласны,
что ответственность не следует сосредоточивать в одних руках, нас
устраивает, что ее всегда можно переложить на чьи-то плечи. Но между домом
и работой есть существенная разница - дома свою лень не спрячешь. Тут если
кто-то свое дело не сделал, об этом вмиг узнают остальные, и от их критики
не уйти. В общем, и маленькая организация не сильно отличается от семьи, в
ней работает слишком мало сотрудников, и все они на виду. Что до
административных единиц покрупнее, тут возрастают масштабы и бумажной
перепасовки, и увиливания от надобности что-то решать; это - среди прочих
- одна из причин, по которым более компактная организация часто выглядит
предпочтительнее.
Что нас ждет впереди? Будем надеяться, придет час, когда эффективная
децентрализация - с провинциальными парламентами в Эдинбурге, Кардиффе,
Винчестере и Йорке - до того революционизирует наших правителей, что
выражение "передавать фишку" станет загадкой для молодежи, потому что
совсем выйдет из употребления.

КАРУСЕЛЬ

Беатриса и Сидни Уэбб делили всех своих друзей на категории А и Б: в А
заносились аристократы, анархистские и артистические натуры; группа Б
выглядела более надежно - буржуа, бюрократы и благодетели. Такое
разделение человечества наблюдается, по сути, с самого раннего периода
человеческой истории. У иудеев были свои фарисеи и саддукеи, у китайцев -
даосисты и конфуцианцы. Возьмем Византию, там синие противостояли зеленым,
а вели их за собой соответственно землевладельцы и торговцы. Что касается
Великобритании и Соединенных Штатов, "кавалеры" и "круглоголовые", то бишь
роялисты и пуритане, пересекли Атлантический океан и славно повоевали друг
с другом в Гражданской войне США.
В общем и целом традиции группы А основаны на любви к природе и
животным, ее представители хранят верность и отдают предпочтение ритуалам,
цвету, танцам, музыке и спорту. В основе традиций группы Б - бизнес и
промышленность, ее представители хранят верность городским институциям и
сектантским группировкам, а предпочтение отдают экономии, порядку,
трезвости, накоплениям и молитвам. Когда автобусу преграждает путь
процессия со сворой гончих и всадниками, пассажиры обычно выдают свою
принадлежность к той или другой группе следующими возгласами: (А)
"Смотрите, это же принцесса!" или (Б) "Какого дьявола мы здесь встали?".
Известно, что в реальной жизни нет людей, которые, будучи в здравом
уме, являют собой группы только А или Б. Если когда-то в обеих группах и
существовали оголтелые экстремисты, мы впитали в себя черты и тех, и
других. В каждом из нас не без труда, но уживается эпикуреец и стоик,
"кавалер" и "круглоголовый", тори и виг, моралист и повеса. Но при всем
этом каждый из нас так или иначе оказывается в каком-то одном лагере и со
временем пускает в его почве все более глубокие корни.
Фундамент для категорий А и Б - не богатство или бедность, а разные
установки. В группе А отдельно взятый человек или семья жаждут возвыситься
в смысле статуса или чина, причем лестница для восхождения по традиции
бывает военной. В группе Б отдельно взятый человек или семья жаждут
возвыситься в смысле благочестия и богатства и лестница для восхождения по
преимуществу бывает экономической.
Сравнивая эти два типа установок, мы наивно ошибемся, если станем
утверждать, что один тип в целом доминирует над другим. Равновесие между А
и Б необходимо - в этом нет сомнений. В разных ситуациях требуются разные
добродетели, где-то - церковного старосты, а где-то - пилота-истребителя.
В нашей стране, по счастью, хватает и тех, и других. Сегодня на первых
ролях эсквайр-тори, завтра - торговец-методист. Уничтожь одна сторона
другую, это, скорее всего, приведет к самоуничтожению нации.
Итак, линия между А и Б делит общество по вертикали, но уровень
достигнутых успехов и неудач позволяет поделить его по горизонтали. Тут
людей можно сгруппировать в следующие блоки: Отчаявшиеся, Пассивные,
Коллективно Честолюбивые, Честолюбивые и (наконец) Привилегированные. Эта
градация в немалой степени зависит от дохода, но Коллективно Честолюбивые,
жаждущие улучшить положение своей группы, едва ли беднее просто
честолюбивых, жаждущих улучшить собственное положение.
Коллективно Активные в группе А наиболее ярко представлены бухгалтерами
или инспекторами, которые стремятся подчеркнуть значительность своей
профессиональной ассоциации. Коллективно Активные в группе Б жаждут в свою
очередь добиться повышения зарплаты котельщикам или портовым грузчикам.
Пример честолюбия в личном плане - бухгалтер становится директором,
котельщик становится членом парламента. Диаграмма, отражающая нашу
социальную структуру, описанную выше, может походить на две лестницы, А и
Б, они стоят рядышком и восходят от отчаяния к привилегиям.
Но надо отразить две другие взаимосвязанные тенденции, иначе картина
будет неполной. Люди или семьи, взобравшиеся на самый верх по лестнице Б,
очень часто обнаруживают запоздалый интерес к вершине лестницы А. Внук
удачливого пуританина поступает на учебу в Итон и Тринити. И это - как
ворчливо заметит дедушка со смертного одра - будет первым шагом к
финансовому краху, который ввергнет следующее поколение в пучину отчаяния.
А более позднее поколение, чтобы выбиться из рядов отчаявшихся,
обязательно захочет переметнуться из группы А в группу Б.
Эффект этих двух тенденций (от Б к А наверху, от А к Б внизу)
превращает эти две лестницы в круг. Снизу можно карабкаться наверх с любой
стороны центральной разделительной линии. Начав жизненный путь разносчиком
газет (Б), ловкий или везучий Х попадает в ряды привилегированных, став
миллионером и главой почтового ведомства, а внук его перескакивает в (А) и
идет служить в гвардейскую бригаду. От рядового солдата (А) отважному и
энергичному У удается дослужиться до привилегированных подполковничьих
погон (А).
Следует, впрочем, заметить, что в основном движение протекает по
часовой стрелке. Очевидно также, что восходящие по стороне А движутся
быстрее, если тяготеют к левому полукругу, как бы задевая по касательной
сторону общества, отмеченную буквой Б. Скажем, выслужившийся из рядовых
полковник играет на бирже или берет в жены дочку банкира; скорее всего, он
сделает и то и другое. В полукруге Б более осторожный бизнесмен
обязательно будет держаться правее, ибо настроен на переход в зону А.
Потому и продвижение его будет не столь стремительным, и не достичь ему
тех высот, каких достигнет его соперник, безоговорочно взявший влево.
Наиболее динамичны, вне сомнения, те слои общества, в которых честолюбие и
сумасбродство зашвыривает людей на периферию, поближе к линии окружности.
Отмечаем далее: без крахов и экстремальных ситуаций движение вообще бы
прекратилось. Если бы дворяне не проигрались в пух и прах, в среде
привилегированных группы А не нашлось бы места для честолюбивцев группы А
или для привилегированных группы Б. На аристократа обрушилась катастрофа,
ввергла его детей в пучины бедности - вот необходимое условие для чьего-то
успеха, необходимый трамплин для будущего прыжка его собственных
отпрысков.
Отсюда следует, что круг, по сути дела, не что иное, как колесо. От
приложения сил энергия возникает в центре, но наиболее эффективно эти силы
действуют ближе к линии окружности. Для максимальной эффективности каждый
сектор, кроме нижнего, должен оказывать сопротивление, а чтобы вписаться в
него, надо заплатить вступительный взнос. Но делать преграду непреодолимой
тоже нельзя. Дверь нужна, иначе вся система рухнет. Очевидно и другое:
движение возрастает благодаря гулякам, повесам, весельчакам и глупцам. Не
будь на земле сумасбродства, мотовства, пристрастия к спиртному и
женщинам, зона привилегий (А) была бы закрыта; а стоит закрыться хотя бы
одному сектору, прекращается все движение. Если такое происходит, силы
честолюбия накапливаются и в конце концов прорывают плотину.
Когда преобладают противоположные условия и все двери распахнуты -
входи не хочу, - силы могут действовать активно, но колесо будет крутиться
вхолостую. Первый шаг к потере эффективной мощности - чрезмерная
доступность образования, когда кто угодно может и школу окончить, и в
колледж поступить. Дорога к повышению гладка и широка, но открыта она не
только для энергичных, но и для бездельников. Теперь заниматься
крючкотворством в промышленности могут все, но высокую зарплату будут
получать те немногие, кто останется непосредственно в сфере производства.
Чувство направления теряется, все машины начинают буксовать. По сути, на
любом направлении может подстерегать опасность. Когда именно возникает эта
опасность, определить трудно, но выдающиеся достижения в периоды застоя
или хаоса - большая редкость.
Зоны, относящиеся к группам А и Б, в Англии четко определены
географически. Чтобы показать их на карте, нужно совместить промышленную
революцию и гражданскую войну. Земли "круглоголовых" лежат на юге и на
востоке, захватив Ливерпуль, они раскололи территорию "кавалеров" на две
части - север и запад. Промышленная революция произошла главным образом на
территории "круглоголовых" и кое-где за ее пределами - во владениях
методистской церкви. Эти карты не утратили своего значения и сейчас, и мы
готовы это доказать.
Если схему социальной структуры совместить с картой, получим следующую
схему. Здесь Центральная линия (с юго-востоком наверху) соединяет Лондон и
Ливерпуль. Если точнее, она идет от Гастингса до причала
Мэд-Фрешфилд-Уорф, рассекая Лондон на Уэст-Энд и Сити, а Парламент - на
палату общин и палату лордов.
Центром всей системы - теперь это очевидно - является деревня Эджкот в
Нортгемптоншире. В нижней части карты разместился ливерпульский район
отчаяния, он разделился между отчаявшимися (А) из Биркенхеда и
отчаявшимися (Б) из Уоррингтона или Салфорда. Кембридж, разумеется, - это
центр честолюбивых (Б), а Оксфорд, где гнездятся частные школы,
олицетворяет честолюбие группы (А). К востоку от центральной линии
отчаявшиеся (Б) из Манчестера или бывшие пассивные из Шеффилда могут, при
некотором усилии, примкнуть к более честолюбивым графствам Ноттингем или
Лесестершир. То есть с охотничьего поля они могут попасть прямо в Кембридж
и ворваться в Лондон по Ливерпуль-стрит.
Сколотив состояние, семья с таким положением может выбиться в зону
привилегий (Б) в Норфолке или Кенте; или - еще лучше - на границе между
Эссексом и Саффолком. Колчестер же (при всей его привлекательности)
находится слишком далеко от Виндзорского замка [резиденция королей]. Когда
перед соблазном привилегий (А) устоять уже решительно невозможно, эта
семья перебирается дальше на запад через Найтсбридж и поселяется около
Арунделя.
Тем временем другие семьи из пассивного Шропшира или Херфорда выходят
маршем на Челтенхем. Окончив Оксфорд, некоторые направляются прямиком в
Уайтхолл [здесь: правительство] либо на Портленд-Плейс [здесь: дипломаты].
Другие, пройдя курс в королевской военной академии или королевской
астрономической обсерватории, подаются в Олдершот, Кемберли или Портсмут.
В конце концов они часто оказываются в самом центре зоны привилегий (А),
то есть, конечно же, в Беркшире; другие военные семьи - поверженные -
оттеснены в район Глостера или Бристольского залива.
Разумеется, без исключений не обойтись, но общие тенденции не подлежат
сомнению. Армейские офицеры редко бывают родом из промышленного Ланкашира,
как едва ли встретишь миллионеров из Херфорда, Брекона или феодального
Дорсета. Пути к достижению успеха давно проторены и достаточно известны.
Но так ли уж они неизменны, эти пути? Лейбористы в открытую заявляют,
что их цель - создать бесклассовое общество. Если таковое явится на свет,
барьер между зоной честолюбия (Б) и зоной привилегий (Б) станет
непреодолимым. Чтобы разбогатеть, надо будет свернуть горы, но богатство
не даст доступа к власти. Передвижение на более высоких уровнях из Б в А
будет более чем сбалансировано перемещением из А в Б. Более того, с
исчезновением категории отчаявшихся зачахнет движение и в нижней части
схемы.
И колесо, лишившись движущей силы, просто остановится. Социалисты
выразят удовлетворение таким состоянием дел - кругом тишь да гладь. Что ж,
покой и безмятежность, возможно, и восторжествуют, но все указатели
давления в системе будут на нуле. И тогда премьер-министр от лейбористов,
может быть, впервые переведет дух - наконец-то положение стабилизировалось
и находится под контролем.

ЛОРДЫ И ЛАКЕИ

В прекрасной книге "Управление и Макиавелли" (1967) мистер Энтони Джей
напоминает нам, что высшее начальство любой крупной организации -
политической, промышленной, военной или религиозной - подразделяется на
две категории: вельможи и придворные. В средние века вельможи были куда
могущественнее своего короля - им присягали на верность целые провинции.
Власть короля над вельможами была весьма иллюзорной. В то же время на
глазах у него находились знатоки своего дела, к которым он обращался за
советом: священники, банкиры, судьи и генералы, они-то и составляли его
окружение. Придворный был важен, потому что имел доступ к королю, и, пока
состоял при дворе, важность его оставалась незыблемой. Вельможа был важен
сам по себе - на своей территории он располагал реальной властью, но
доступ к королю имел лишь от случая к случаю. При слабом правлении
вельможи были всемогущи, король лишь пытался натравить их друг на друга.
При сильном правлении на ведущие позиции выступали придворные, вельможи
уходили в тень. Не переходя на личности, можно сказать, что поход против
другого королевства - еще лучше не просто поход, а крестовый -
способствовал централизации власти, а при угрозе нападения повышались
акции вельмож, что правили в приграничных районах. Так было в
средневековье, так оно есть и сейчас. На смену феодальным королевствам
пришли промышленные синдикаты, но суть осталась прежней. У придворных -
общий контроль над производством, рынками сбыта, рекламой, финансами.
Вельможи правят на местах. Успех придворного измеряется благосклонностью
директора центральной фирмы, успех вельможи определяется процентным
отношением: каков выход продукции относительно капитальных вложений? Эти
непреложные законы управления столь же верны сегодня, как и во времена
норманнских завоеваний. Придворные всегда жаждали централизации - вельможи
всегда рвались к автономии. Конфликт между ними заложен в природе явлений,
и его не разрешить каким-нибудь внезапным проблеском нетленной истины.
Если современная головная контора что и потеряла в сравнении с
королевским двором средневековья, так это существовавшую издревле
должность дурака или королевского шута. Именно дурак был облечен
привилегией и обязанностью выдавать точку зрения, отличную от официальной,
но и не схожую с точкой зрения опальной группировки. По уму королевский
шут как минимум не уступал другим официальным лицам - такова была
традиция. Никто не требовал принимать его советы всерьез, но и обижаться
на него считалось дурным тоном. Ведь ему за то и платили, чтобы он
подпускал шпильки и говорил невпопад. Есть основания считать, что он делал
полезное дело, есть даже основания подозревать, что он был бы весьма
полезен и сейчас. Или психолог на производстве - это его современный
двойник? Мысль об официальном и узаконенном дураке по крайней мере
нуждается в изучении, без него не проколоть мыльные пузыри самодовольства!
Когда хор взаимного восхваления начинает звучать до неприличия громко,
кто-то должен оборвать эти песнопения окриком: "Ерунда! Хватит ломать
комедию!" Конечно, выкрикнуть это можно и сейчас, да только не наживет ли
себе смельчак ненароком врагов? Дурак же - не будем об этом забывать -
такой привилегией - своего рода дипломатической неприкосновенностью -
обладал. Явно полезная должность - пока что абсолютно вакантная. Есть еще
одна - параллельная - должность, которая, правда, недавно была
реанимирована: королевский исповедник. Эта фигура, всегда стоявшая в тени,
была по меньшей мере весьма влиятельной. Ныне эту роль играет
психоаналитик, именно у него председатель правления директоров ищет
духовного водительства.
Итак, если не считать дурака, нынешнее учреждение крупного пошиба мало
чем отличается от королевского двора, особенно в смысле общей установки на
централизацию.
Стремление сосредоточить власть в одном месте всегда было свойственно
любой крупной организации. Отбрасывая в сторону чьи-то личные интересы,
нельзя не отметить: у централизации есть солидные плюсы. Идея такая:
только из центра можно охватить всю картину целиком. А то что получалось?
Когда защищали средневековую Британию, принц-епископ Даремский и герцог
Нортумберлендский явно благоволили к Шотландии. На границе между Англией и
Уэльсом речь шла только об одном - об уэльских мародерах. Вельможи пяти
портов явно помешались на пиратстве - какой уж тут кругозор! Только
королевский двор мог сопоставить эти столь разные сообщения и решить,
откуда грозит реальная опасность и грозит ли вообще. Решить - и разумно
распределить ресурсы, прибегнуть к дипломатии там, где не хватает войск.
Решения, принятые наверху, имеют еще одно ценное свойство - они
окончательны. Если всех этих вельмож созвать вместе, они бы выясняли
отношения до бесконечности, скандалили, обливали друг друга грязью,
вызывали друг друга на смертный бой. А ситуация требовала четкого и ясного
приказа от графа-маршала, чтобы первые слова звучали (примерно) так: "По
распоряжению Его Величества...", а последние: "Ни шагу назад!" Решение
современного кабинета должно иметь схожий эффект, а его промышленный
эквивалент - письмо, подписанное председателем правления директоров.
Оценив ситуацию в целом, правление решает: закрыть отделение в
Бейзингстоке и расширить, завод в Ньюкасл-он-Тайне. Новый филиал в Йорке
будет контролировать работу всех производственных подразделений севера, а
около Кентербери откроется специальный отдел по экспорту. Планы
определены, обсуждение закончено. За два года надо увеличить объем
производства на 12,5% - такова цель. И ни шагу назад!
Нимало не изменилась с течением веков и реакция на окраинах
организации. Провинциальные лорды и ныне убеждены, что эти типы в Лондоне
совсем свихнулись. Им там куда как просто отдавать распоряжения, они же
штаны просидели в своих кабинетах и понятия не имеют, что у нас делается!
Прислали план марша, а ведь кавалерии там не пройти! И где прикажете брать
фураж? А дорога, которую они выбрали, - да ее прошлой зимой так развезло,
что теперь ее и нет вовсе! В общем, надо знать, что и с чем едят на
местах, иначе толку не будет. А политическая ситуация? Она же постоянно
меняется! Из вождей, которых нам велено захватить в плен, один перешел на
нашу сторону, а другой приказал долго жить.
Лорд из глубинки не выносит кабинетного стратега, равно как и
управляющего отделением воротит от политики, которую проводит центральный
аппарат фирмы. На рекламу, подобранную в Лондоне, в Данди никто и смотреть
не будет, а товары, которые хороши для Челси, в Белфасте захламят все
склады. И чего ради планировать расширение завода N З? У нас и на этом
оборудовании работать некому! А еще выдумали производственное обучение, с
курсами по инженерному делу и экономике. Да они там в головной конторе
просто не понимают, что желающих учиться в наших краях днем с огнем не
сыщешь! Вся эта писанина из Лондона - сплошной бред. Тоже мне, великие
профессора, приехали бы сюда и посмотрели своими глазами, что почем. А то
мы их инструкциями (если честно) сыты по горло!
Итак, вот вам две основные точки зрения. Причем люди на местах до
последнего времени пытались гнуть свою линию. Центральное правительство,
даже очень сильное, во все периоды истории не могло сделать свое правление
эффективным. Способности управлять, может, и были, да вот беда -
письменные распоряжения шли больно долго. А когда возникли океанские
империи (политические, коммерческие), линии связи растянулись до
непомерной длины. Полгода письмо идет туда, полгода обратно, а тем
временем губернатор колонии знай себе правит по-своему. Или, скажем, не
нравится ему приказ из центра, он идет на хитрость: мол, не все ясно,
прошу разъяснить - и дело застопорилось на год, а через год, глядишь,
поменяется ситуация, и этот приказ будет никому не нужен. Веками
центральная администрация боролась с этой своенравнейшей из проблем,
требуя информации и отдавая распоряжения, но ощущение всегда было такое,
будто у тебя на поводке медуза. Ах, с какой неохотой имперским правителям
и коммерческим директорам приходилось отдавать вице-королевскую власть
людям, которые, может, управляют и толково, а вот особой преданностью не
отличаются. И ведь ничего с ними не сделаешь, остается только стиснуть
зубы и терпеть. Попробуй-ка замени непослушного вельможу; далеко не каждый
Трумен отважится уволить своего Макартура. И до недавних времен о
серьезном контроле из центра не могло быть и речи.
Но примерно с 1870 года положение стало резко меняться. Последовала
череда открытий: телеграф, дешевая бумага (для размножения), телефон,
пароход, автомобиль. Далее - телетайп, радио, самолет, реактивный
двигатель. Внезапно центр каждой империи - политической или коммерческой -
получил возможность насаждать свою власть. К королям, президентам и
директорам теперь стала стекаться полнейшая информация, они могли выдавать
ценнейшие инструкции и рассчитывать на нижайшее послушание, причем все это
в течение даже не дней, а часов. Вице-короли превратились в
дипломатических представителей, послы - в посыльных, а управляющие стали
исполнительными директорами. К 1900-му, а тем более к 1950 году вельможи
превратились в собственную тень, зато сплошь и рядом восходили звезды
придворных. Словно для того, чтобы окончательно закрепить такое положение
дел, головные конторы приобрели компьютер - эдакий магический кристалл, в
котором вся организация видна как на ладони. "Свет мой, зеркальце, скажи,
да всю правду доложи..." Сегодняшняя магия позволяет получить ответ, не
успеешь моргнуть и глазом, а следом - нужную статистическую выкладку.
Современный управляющий всегда на глазах у Самого, все его решения как бы
освящены свыше. В любую минуту его могут вызвать на небеса с докладом - а
ну, рассказывай, как правишь? В любой момент в его кабинете может
появиться архангел и потребовать отчет. Похоже, сегодняшние вельможи сидят
на довольно коротком и прочном поводке.
Централизация нынче в моде, каждое новое слияние приближает эту
тенденцию к абсолюту. Однако становится очевидным, что этот процесс не
лишен недостатков, которые центральные правители как-то не предусмотрели.
Для управления нужна информация, и первое требование центра - отчеты,
статистические данные, сведения о доходах, доклады. В результате со всех
краев широко раскинувшейся империи хлынули бумажные воды, и каждый
бурлящий ручеек норовит обернуться полноводной рекой. Бумага неизбежно
порождает бумагу, а статистические отчеты год от года становятся все
изощреннее. В конце концов головная контора начинает задыхаться от обилия
информации, все отделы только тем и занимаются, что распихивают ее по
ящичкам и папкам. Полы заставлены стальными картотечными шкафчиками, и
клерки тонут в море ссылок. Главному чародею потребовались факты, и ученик
чародея выпустил джинна из бутылки - факты в четырех экземплярах можно
черпать ведрами. Когда уж тут заглянуть в бумагу - только бы успеть сунуть
ее в нужную папку. Бурный поток информации захлестывает всех и вся, никто
не знает, как выключить кран. Если чей-то фамильный кабинет на время
остался без хозяина, можно не сомневаться - через два года он будет снизу
доверху забит никому не нужной перепиской. Незадачливые руководители
беспомощно барахтаются в бумажном водовороте и в конце концов тонут, а
другие если и могут чем похвастаться, то лишь тем, что все-таки удержались
на плаву.
В спектре проблем с бумажным потоком успешно конкурирует укороченный
рабочий день. Головные конторы, государственные либо промышленные,
тяготеют к большим городам, где жить нынче совсем тяжко. Начальство обычно
определяет свой статус мерой удаленности от центра и в основном живет за
городской чертой. Поднимаясь где-то с первыми петухами, они, если сильно
постараться, добираются до своих рабочих мест к 10:00. Чтобы к 19:00
попасть домой, им надо покинуть свой кабинет в 16:00. Если учесть, что
обеденный перерыв тянется с 12:00 до 14:00, на праведный труд у
руководителей остается четыре часа в день. Чем больше и разветвленное
паутина, тем больше дел стекается в головную контору, а решать их некогда.
Вот и принимаются неверные решения, да еще с опозданием, а неотложные
проблемы валятся в одну кучу с пустяковыми и запиваются чаем. На первом
месте в смысле тщеты и бесплодности усилий стоит Вестминстерский дворец -
английский парламент, - где от самого обилия дел образуется затор и всякое
движение замирает. В Правительственных департаментах структура
ответственности имеет форму пирамиды: чтобы принять любое серьезное
решение, принято обращаться на самый верх, а там ни у кого нет времени
вникнуть в суть дела. Такая иерархия работает и в промышленности: день
столь же короток, результат столь же невелик. В любой крупной головной
конторе сегодня пожинаются плоды сверхцентрализации, доведенной до полного
абсурда.
Сосредоточение власти в центре, где скрещиваются все линии, не просто
создает хаос. Избыток этих линий вызывает чувство безысходности и на
периферии, откуда они исходят. По идее управляющего директора надо
выбирать из руководителей подразделений, потому что только на руководящем
посту, на производстве, человека можно проверить по результатам его труда,
а когда он лишь консультирует и высказывает мнения, оценить его весьма
сложно. С другой стороны, попробуй прояви себя в дочернем отделении фирмы
- ведь там только сортируют почту и ждут указаний свыше. В итоге -
моральные потери, руководители на местах уходят в отставку, а у тех, что
остаются, и со знаниями туговато, и опыта кот наплакал. А коль скоро на
местах попросту нет руководителей с солидной репутацией, правление ищет
нового Главного среди сотрудников головной конторы. Но среди начальников
отделов редко сыщешь идеального кандидата на повышение. Познания их
ограниченны, а ответственность они привыкли с кем-то делить. И уж,
конечно, не им восстанавливать моральный климат в отделениях фирмы. Все
последние годы они не руководили, а консультировали. Едва ли в ком-то из
этих стареющих кабинетных работников перед заходом солнца вдруг пробудится
жажда деятельности, запоздало вспыхнет созидающий огонь. Если не привлечь
свежие и задорные силы со стороны, компанию может основательно затянуть в
трясину. Сверхцентрализация ведет к катастрофе; но платить по счетам
придется все равно, и рано или поздно час расплаты наступит.
Пока тяга к сверхцентрализации живет и здравствует, но кое-где она уже
сталкивается с противодействием. В крупнейших американских промышленных
группировках некоторые подразделения имеют право действовать на свой страх
и риск - во всем, кроме разработки генеральной линии и финансовой
политики; что ж, есть смысл взять эти примеры за образец. С другой
стороны, наивно полагать, что некое правило позволит всегда определить
золотую середину между избыточным и недостаточным контролем. Джон Стюарт
Милл проводил в жизнь такую идею: информация должна быть централизованной,
а власть - рассредоточенной. В разумных пределах это правило полезно, но -
увы! - его нельзя считать формулой для любой организации в любой период ее
истории. Положение постоянно меняется, и наше выживание зависит от
скорости, с какой мы перераспределяем силы и проводим реорганизацию. Если
и выводить общий принцип, я бы сформулировал его так: централизация
нужнее, когда готовишь наступление, а если ждешь атаки противника, власть
лучше рассредоточить.

КНЯЖЕСТВА И ДЕРЖАВЫ

Многонациональное государство - такая политическая единица выковалась
за долгие века европейской экспансии. Произошло это главным образом из-за
войн. Франция объединилась, потому что боялась Англии, Испания - потому
что боялась Ислама, Великобритания - Испании, а Германия - Франции. Во
времена агрессивных войн государство проявило себя крупнейшей единицей,
которая не распадалась из-за различия региональных интересов. Для
эффективного управления такое государство зачастую было слишком велико, а
для экономики, наоборот, требовались масштабы покрупнее. Сейчас Европа
снова защищается от Азии, и распространенное мнение таково: нужна какая-то
реорганизация. Движение к объединению Европы - взять к примеру Европейское
экономическое сообщество - это предвестник возникновения новой Римской
империи со всеми преимуществами, какие несет такое объединение - целый
континент! - в смысле обороны, свободной торговли и внутреннего
спокойствия. Но при этом провинции логично требуют автономии. Ибо меньшие
политические подразделения (Бавария, Нормандия, Шотландия) так или иначе
принесли в жертву идее прочного государства свою национальную гордость.
Они отдали независимость, но обезопасили свои границы и, более того,
получили свой кусок от общегосударственного пирога. В пору расцвета
Британской империи кусок этот был столь внушителен, что шотландцы были не
прочь (в тот момент) считать себя британцами. Они гордились
принадлежностью к империи, которой тогда было чем похвастать, как в свое
время Испании, Австрии, Франции и Германии. Во второй половине двадцатого
века многонациональному государству - увы! - почти нечего предложить своим
провинциям за их лояльность. Их никто не защитит, если они не входят в
альянс более крупный, не приходится рассчитывать и на трофеи. Конечно, кое
в чем такое государство полезно и сейчас, но во многом стало обузой - оно
тормозит торговлю на густо разветвленных внутренних границах, тратит
впустую кучу времени из-за сверхцентрализованного управления. Некоторые
государства действуют весьма эффективно - Финляндия, Дания или Швеция, -
но ведь они и сами размером с провинцию, а населяют их от четырех до семи
миллионов человек. Если население превышает десять миллионов, совершенно
ясно, что нужна децентрализация, как в Голландии, где у каждой провинции
свой губернатор, или как в США. На этом фоне разворачиваются движения в
Шотландии и Уэльсе, от которых так просто не отмахнешься. Мы начали
понимать, что многонациональное государство с населением в
тридцать-пятьдесят миллионов человек безнадежно "не тянет", оно сводит на
нет культуру провинций и стрижет под одну унылую гребенку всю общественную
жизнь. Для надежного управления нам нужно правительство доступное,
экономное, обслуживающее зону, которая объединена общей культурой и в
разумных пределах невелика.
Итак, следствие объединения в Европе - новое стремление провинций к
автономии. Оно влечет за собой два колоссальных преимущества чисто
практического свойства. Во-первых, набившие оскомину споры насчет
социализма можно перенести на уровень провинций. Все отрасли
промышленности можно национализировать в одном районе, а в другом все их
отдать частным предпринимателям. Исчезнет надобность обсуждать проблемы
здравоохранения и жилищного строительства в Париже или Риме; зато в этих
городах высвободится время на то, чтобы решать проблемы действительно
национального или интернационального свойства. Наша же нынешняя политика
такова: убить всякую инициативу на периферии и не оставить времени для
серьезных дел в центре. Парламент в Эдинбурге - по типу североирландского
- позволит в конечном итоге повернуть этот курс на сто восемьдесят
градусов, и требование шотландцев создать его вполне справедливо. Между
прочим, мы забываем: если уступить требованиям шотландцев и предоставить
им автономию, это наверняка ослабит напряжение в Вестминстере. Все, что
будет сделано для Шотландии, в равной степени пойдет на пользу и Англии, и
всем Британским островам. Возможно, к Англии присоединится и Ирландия,
возникнет федерация более свободного типа; такой шаг принес бы
колоссальную пользу этим двум народам, чьи отношения косы и камня
позволили им достичь выдающихся успехов в искусстве руководить, в
литературе и умении мыслить.
Со скрипом, но дело сдвинулось с места - наши политики начали понимать,
что от децентрализации никуда не деться. Но какова их реакция? Они ведут
разговор о создании в Англии дюжины органов административной власти, чтобы
каждый такой орган координировал экономическую деятельность советов
графств и графств-городов в данном районе. Возникнет эдакий
бюрократический запор, и сразу напрашиваются три возражения. Во-первых,
такие регионы по размеру будут не то, что, скажем, Дания или Шотландия.
Во-вторых, они никогда не были автономными, не имели своей программы - еще
минус. В-третьих, они совсем застопорят и без того хилое движение, возведя
еще один бюрократический заслон между гражданами и законодательными
властями. В чем функции провинциального парламента? В том, чтобы, как в
Белфасте, целиком и полностью заменить центральный парламент в делах, не
имеющих отношения к другим регионам. Строительство тоннеля под Ла-Маншем -
проблема международная, и вполне понятно, что обсуждают ее и в Париже, и в
Вестминстере. Организация единых средних школ (и их последующая отмена) -
это вопрос местного значения, и решать его в Кардиффе или Эдинбурге. Но
даже в бедламе никто не додумался предложить систему, по которой политика
в области образования, согласованная в Эдинбурге, потом снова обсуждалась
в Лондоне. Даже людям со средними умственными способностями должно быть
ясно - на этом пути можно окончательно свихнуться. Наш административный
аппарат и так раздут сверх всякой меры. Еще больше усложнить его - причем
не бесплатно - будет равносильно самоубийству.
Если говорить о децентрализации серьезно, вне сомнения, надо начинать с
единиц, уже существующих. Шотландия и Уэльс - это исторические территории,
сопоставимые по размеру с Австрией и Швейцарией, потенциал у этих
провинций не меньше, чем у Дании и Норвегии. Если признать их автономию,
придется выделить в Англии регионы, примерно соответствующие Шотландии и
Уэльсу по размеру и по уровню местного патриотизма. Любой здравомыслящий
человек, прежде чем отважиться на такое дробление, самым тщательным
образом изучит нужды, пристрастия и традиции каждого региона. Мы видели
колониальные "федерации" в Юго-Восточной Азии, Африке и Вест-Индии,
созданные для удобства управления, но без учета подлинных интересов
населения; и все они благополучно распались, едва были созданы. Мы должны
четко уяснить себе, даже если и упускали это из виду в прошлом: при
создании таких групп надо учитывать реальные условия, а не только
директивы свыше. Итак, к вопросу о районировании надо подходить с большой
осторожностью. Возможно, первые предложения ни к чему не приведут. Тогда
для начала выдвинем такую идею: поделить Англию на шесть крупных
территорий, каждая с населением от пяти до семи миллионов. Чем не идея?
Дальше, отстаиваем следующую посылку: границы между этими территориями
должны соответствовать определенным реальностям - историческим и
современным. Если взять за основу эти принципы, задача (по крайней мере
поначалу) будет не такой уж невыполнимой.
В первом приближении Англию можно поделить вот на какие княжества:
Малая Англия, Ланкастрия, Лондон, Мерсия, Нортумбрия и Уэссекс. Но сразу
же возникает добрый десяток вопросов. Монмут - английский город или
уэльский? Куда тяготеет Чешир - к Ланкаширу или Шропширу? Корнуолл - это
часть Уэссекса, часть Уэльса или самостоятельная территория, как Гернси
или Джерси? Много ли общего между Норфолком и Линкольнширом, между ними и
Ратлендом? Куда отнести Глостершир - к Мерсии или Уэссексу? В общем, тут
есть о чем поспорить и что поизучать, но в целом каждая из выделенных зон
- северо-восток, северо-запад, центральные графства, восток и юг - имеет
ядро для единения. Безусловно, кто-то скажет, что Уэссекс лучше разделить
по линии между Сомерсетом и Уилтширом, между Хэмпширом и Дорсетом, но
тогда западный кусок окажется недонаселенным, а без Корнуолла - совсем
маленьким. Пожалуй, есть смысл все южнее Темзы и Северна объединить в один
регион. На другом конце страны Нортумбрия в своем первоначальном виде
опоясывала Пеннинские горы и включала в себя Йоркшир и Ланкашир. Сам
размер этого конгломерата мешает возродить его в чистом виде, не говоря
уже о печальной памяти баталиях между Белой и Алой розами. Отсюда мысль об
усеченной Нортумбрии со столицей в Йорке и подрезанной Ланкастрии со
столицей в Манчестере. Винчестер можно сделать столицей Уэссекса,
Питерборо - Малой Англии, а Бирмингем - Мерсии. Эти, а может, и другие
центры - посовременнее - вернут своеобразие каждой из этих провинций,
Лондон же сохранит свое исключительное положение, но одновременно
перестанет быть явлением уникальным. Смею предположить, что на такую
Британию и Ирландия не долго будет смотреть искоса. Если сама Ирландия
снова войдет в состав Британии, Британских Штатов, централизованных лишь
ограниченно, наберется девять, а славиться они будут прежде всего своим
разнообразием.
Если мы хотим, чтобы реорганизация эта преуспела, вывела парламентский
поезд из тупика и положила конец бессмысленным пререканиям между левыми и
правыми, надо выполнить одно требование: вся подготовительная работа
должна вестись в провинциях. Специалистов по планированию хватает и в
английском правительстве, но в таком деле инициатива должна идти снизу,
как в Шотландии и Уэльсе. Ответом на уэльский национализм будет английский
провинциализм, и он заставит наших соседей-кельтов держаться в пределах
разумного, здравого и целесообразного. Стремления их оправданны, но они
должны понимать: национализм островного, изолированного типа безнадежно
устарел, а полная независимость больше не в моде. Ирландское недовольство
Англией, когда-то вполне оправданное, привело к изоляции и породило массу
нелепостей. Повторять эту ошибку не рекомендуется ни одной стране.
Ирландские школьники тратят до десяти часов в неделю на изучение языка,
искусственно оживленного (чтобы не сказать изобретенного) специально для
того, чтобы досадить англичанам: сами ирландцы никогда не будут говорить
на этом языке и в конце концов его забудут. Насаждать еще один язык в
условиях постепенно объединяющейся Европы, где языковые барьеры не сегодня
завтра рухнут, - это значит с самого начала ставить своих детей в трудное
положение, а конкуренция и так очень высока. Шотландцы, как люди деловые,
этой ошибки не совершат никогда, а вот за уэльсцев не поручусь. Англичане
могут спасти их от ошибок экстремизма не убеждением, но личным примером.
Если у самых границ Уэльса возникнет Мерсия, уэльсцы поймут: им не нужна
автономия больше той, на какую претендует Мерсия с парламентом в
Бирмингеме.

ИГРА ПОД НАЗВАНИЕМ "МОНОПОЛИЯ"

Если Британии и удастся эффективная децентрализация, все равно надо
сохранить государственный парламент в Вестминстере, где две крупнейшие
партии будут бороться за власть. Если это чередование отомрет и власть на
веки вечные заберет одна партия (как в Швеции), нам, скорее всего,
придется составлять новую конституцию и перекраивать жизнь в стране на
новый лад. В этом тоже есть свои плюсы. Раз уж мы экспортировали нашу
конституцию (или нечто отдаленно ее напоминающее) в несколько не подающих
никаких надежд государств-сателлитов, мы по крайней мере позабавим мир,
если в конце концов признаем, что конституция эта оказалась непригодной
даже для Британии.
Однако среди политиков мало отчаянных голов, готовых пойти на такое
признание - большинство согласятся, что парламент надо сохранить в
нынешнем виде. И тогда двум партиям придется играть в игру, схожую, скорее
всего, с крикетом; игру, в которой подача не может быть в твоих руках
бесконечно. Это значит, что время от времени к власти должно приходить
лейбористское правительство, призванное покорять "командные высоты"
промышленности, должен появляться кабинет, сориентированный на
"существенное расширение общественной собственности". В 1963 году
Британский конгресс тред-юнионов проголосовал за национализацию дорожного
транспорта, авиационной, сталелитейной и судостроительной промышленности,
а также крупнейших электротехнических заводов. Путь к достижению этой цели
достаточно тернист, но задача остается, в итоге к двум миллионам, занятым
в национализированных отраслях промышленности, прибавится примерно еще
один. Рано или поздно на наших глазах возникнут новые государственные
монополии, новые отрасли промышленности, объединенные под эгидой
государства, прочие предприятия, на которых государственное влияние будет
все более ощутимым.
Коль скоро эта политика общепризнана и по крайней мере частично
воплощается в жизнь, внесем ясность по двум вопросам. Во-первых,
общественная собственность не означает общественный контроль. Авиационную
или судостроительную отрасли промышленности можно реорганизовать и купить
на наши деньги, но контролировать их мы не будем. Контролировать их будет
премьер-министр, вопросы заработной платы он согласовывает с
соответствующими профсоюзами, в остальном же не отчитывается ни перед кем
- разве что перед душами усопших Беатрис и Сиднея Уэбб. Он не отчитывается
перед парламентом, и мы вовсе не уверены, что министрам придется (или им
будет предоставлена честь) информировать палату о положении дел в
национализированных отраслях промышленности - разве что в самом широком
смысле. Во-вторых, процесс национализации в принципе можно считать
бесповоротным. Консерваторы робко попытались повернуть эту реку вспять - в
металлургии и автодорожных грузовых перевозках. Но чередовать
национализацию с денационализацией в этих и других отраслях промышленности
технически просто невозможно. Первый же вопрос: кто будет покупать акции?
Если мы и впредь будем придерживаться двухпартийной системы, то есть две
существующие политические партии сохранятся в нынешнем виде, все отрасли
промышленности рано или поздно будут национализированы. Ибо именно к этому
стремится одна из партий, другая же не в силах этот процесс остановить или
повернуть вспять. Единственная альтернатива - прекратить всякие
эксперименты в области демократии и признаться, что они с треском
провалились. Но прежде чем прибегнуть к столь крайней мере, можно
испробовать еще кое-что. Можем ли мы аргументирование показать всему
народу - включая сторонников лейбористской партии, - что национализация
зашла слишком далеко? Уверен, такая попытка возможна, более того, она
может закончиться успехом, но при одном условии: мы сражаемся не против
национализации как таковой, а против монополии в любой форме. Сейчас такой
век: компании поглощают друг друга, вовсю сливаются, промышленные силы
сосредоточиваются в мощные кулаки, а иногда (не всегда) в игру вступает
американский капитал. Стоит ли требовать от сегодняшних бизнесменов, чтобы
они предали монополию хуле? Стоит ли предлагать промышленникам, чтобы они
высказались в поддержку свободной торговли? Не слишком ли старомодно? И
куда вообще этот спор нас заведет?
Чтобы организовать торговлю и промышленность, в ходу были и есть два
метода. Либо возникают монополии, либо разные фирмы свободно конкурируют;
та и другая политика имеет свои плюсы. Начнем с монополий. Первые
монополии появились в престоловладении, правосудии, военном деле,
геральдике, религии, почтовой службе. Покончить с частным
предпринимательством именно в этих сферах - так вопрос не стоял. Вполне
могло случиться, что претендентов на корону было бы пруд пруди. Или лорды
и пэры выстроили бы собственные суды, собственные виселицы и запустили бы
свою судебную машину на полную мощность. Когда-то за место под солнцем
конкурировали Папы, а сейчас конкурируют телеграфные компании. Все же
удалось договориться: если каждый будет вершить свой суд, это приведет к
неразберихе. Позже на свет появились монополии по торговле с Восточной
Индией, по торговле рабами и многие другие, самые разнообразные - от
изготовления селитры до развития Гудзонова залива. Почти все эти монополии
за их действия можно было привлечь к судебной ответственности. Но с
приходом XVIII века народ взбунтовался против монополий - даешь свободную
торговлю! Бунт этот, начавшись в Америке, доплыл до берегов Франции и
Англии, и к середине XIX века монополии с солидным стажем были в своем
большинстве запрещены. Выжили в этой резне совсем немногие, скажем
геральдическая палата да компания "Гудзонов залив". Но не успели старые
монополии исчезнуть, на их месте выросли новые: на строительстве каналов,
шоссейных и железных дорог; с самого начала их контролировал закон,
утвержденный в парламенте. Они задавали тон новому веку, влияли на него,
ибо судьба опять становилась к ним благосклонной; со времен железных дорог
судьба так и благоволит к монополиям - сегодня монополизированы
космические полеты и цифровые вычислительные машины. Есть явления, для
семейной фирмы слишком громоздкие, и если организация расширяется по
техническим причинам, обретает национальные масштабы, она в конце концов
превращается в монополию. В защиту такой монополии и ей подобных всегда
был и есть один сильный аргумент - безопасность людей. Мы открываем
монополию на корону, виселицу, артиллерию, железную дорогу и воздушную
линию, объясняя это тем, что альтернативы могут быть исключительно
опасными. Такова техническая тенденция нашего века, и выдающимся
исключением здесь является разве что повозка без лошади, то бишь
автомобиль, этот символ безудержного индивидуализма; но сколько же он
несет смертей! Личная свобода неотделима от опасности. И дело по
ограничению свободы есть дело по укреплению безопасности.
Некоторые монополии в техническом, финансовом или даже эстетическом
отношениях весьма важны. Но против большинства монополий есть что
возразить, и основное возражение таково: у личности должно быть право
выбора. Если бакалейщик будет грубить своим покупателям, они пойдут в
другую лавку, и грубиян просто вылетит в трубу; значит, бакалейщики должны
быть вежливы - по крайней мере более вежливы, чем чиновники на бирже
труда. Именно защищая свободу личности, мы упразднили некоторые монополии
в религии, образовании, политике и торговле. Аргумент за монополию в
религии был прост: разные доктрины могут привести к кровопролитию, что,
кстати, случалось нередко. Но тенденция такова, что любое общественное
учреждение отстаивает собственные интересы и интересы своих членов. В этом
отношении почти нет разницы между обществом юристов и исполкомом
лейбористской партии, между Британской медицинской ассоциацией и
англиканской церковью, между Уинчестерским колледжем и Британским
конгрессом тред-юнионов. Учреждение существует для собственного
удовольствия, оно держится в рамках дозволенного лишь потому, что
понимает: клиент может уйти в другое место. Когда же клиенту некуда идти,
когда у него нет выбора, монополия процветает.
Нередко монополия возникает как следствие продуманной политики. А
бывает и так: организация разрастается до оптимального размера в масштабах
государства, но все равно она слишком мала с точки зрения экономической
выгоды. Впрочем, каково бы ни было их происхождение, монополии существуют
и, объединившись в группу, могут легко подмять под себя экономику любой
страны. Такая группа способна создать экономическое государство внутри
государства политического, у одних людей будут деньги, у других - власть.
Такое положение, как мы видим на примере Малайзии, слишком нестабильно и
долго тянуться не может. Чтобы его стабилизировать, есть два пути: либо
государство завладевает монополиями, либо монополии завладевают
государством. За первый ратуют социалисты, за второй - консерваторы. К
примеру, такая монополия есть в металлургической промышленности, мы можем
позволить Томасу и Болдуину руководить всей Британией, выделив для этой
цели одного из своих директоров. Либо национализируем Томаса и Болдуина
(что и было сделано), а семью Болдуина держим от правительства подальше.
Министры лейбористской партии национализировали металлургическую
промышленность, и теперь мы точно знаем, что из недр компании "Бирмингем
смолл армз" к нам не явится новый Чемберлен, уж в этом-то смысле можно
спать спокойно.
Нас не устраивает вариант консерваторов, потому что он прекрасным
образом себя опорочил. Чемберлены могли править в Бирмингеме, но отпускать
их из муниципального совета на просторы Даунинг-стрит - в английское
правительство - было катастрофической ошибкой. Итак, рассмотрим
социалистический вариант - национализировать! Уже ясно, что он вполне
обоснован логически. Встав перед дилеммой: разрешить Бирмингему править в
Уайтхолле, или позволить Уайт-холлу управлять Бирмингемом, многие из нас
(после легкого колебания) отдадут предпочтение режиму Уайтхолла, как чуть
меньшему из двух зол. А энтузиасты национализации настроены куда более
оптимистично - они видят в нем высшее благо, источник счастья и веселья. И
если в компании "Маркет снодборо гэс" жизнь была унылой, как в стоячем
болоте, день национализации словно открыл для сотрудников этой компании
новую эру. Слесари и монтеры танцевали вокруг газометров и распевали
"тра-ля-ля". Домовладельцы изнемогали и продолжают изнемогать от нежнейшей
любви к министерству энергетики, какой, кажется, не было равных в анналах
истории. С постылым существованием, с осточертевшей лямкой покончено,
теперь все мы будем жить счастливо во веки веков. Возможно, на практике не
все окажется так безоблачно, но ведь мы говорим о теории. И даже люди, чей
энтузиазм не столь безудержен, в принципе согласны - национализированная
промышленность обеспечит лучшее обслуживание, позволит поднять заработки и
при этом все равно принесет прибыль.
Какие у них основания верить в это? Ну, прежде всего они сошлются на
учреждения, национализированные нами раньше и изрядно окрепшие с тех пор
благодаря соблюдению традиций: флот, армия, дипломатический корпус или
маячно-лоцманская корпорация "Тринити-хаус". Припомнят они и другие
монополии, которые давно служат интересам общества: Английский банк,
крупные больницы, Би-би-си и, если на то пошло, Марилебонский крикетный
клуб. Далее, они сошлются на успехи (уж какие есть) национализированных
железнодорожных компаний "Бритиш рейлуэйз". Национального управления
угольной промышленности. Совета по электричеству и Комиссии по атомной
энергии. Они докажут, что у монополий много плюсов. Более того, они убедят
нас, что национализация и монополия не всегда идут рука об руку. Цитируя
мистера Гарольда Уилсона, "в защиту создания конкурентоспособных заводов,
принадлежащих государству, можно сказать многое". Тем не менее берусь
доказать обратное - вся эта аргументация ошибочна.
Рассмотрим прежде всего вопрос традиций. Почему не наделить
национализированные отрасли промышленности всеми славными традициями,
какие есть у бригады почетного караула! Почему учителя начальных школ не
должны столь же высоко ценить честь мундира, сколь Королевская
конногвардейская артиллерия? Почему сотрудники Совета по электричеству
должны гордиться собой меньше, чем морские пехотинцы? Пока мы знаем лишь
то, что дело обстоит именно так. Если и есть одна национализированная
монополия со старыми и славными традициями, то это Королевские почтовые
линии. Почтовое ведомство сочетает в себе античность с королевским
покровительством, многообразие функций с пугающе современным
оборудованием. Но почтальоны - как показали недавние события - короне
преданы несколько меньше, чем собственным профсоюзам. Им даже охота знать,
что за почту они разносят, как и докерам охота знать, какой товар им
велено разгружать. А вот в боевых подразделениях такого не происходит.
Пилот бомбардировщика не подвергает сомнению политику насыщенного
бомбометания. Офицер охраны не обсуждает необходимость охранять Английский
банк. Он просто выполняет приказы старшего по званию. Директора же
почтового ведомства едва ли могут добиться такого повиновения, хотя власти
у них куда больше, чем, скажем, у любого из руководителей Национального
управления угольной промышленности. Нет особых оснований предполагать, что
национализированные отрасли промышленности возьмут за образец порядок в
армии или военной академии. Куда больше оснований опасаться, что люди с
оружием заинтересуются примером угольщиков. Мы уже сталкивались с
"забастовками" там, где меньше всего их ожидали.
Сторонники монополий говорят: видите, как преуспевают
национализированные отрасли промышленности? Но так ли уж они преуспевают?
Шахты были переданы Национальному управлению угольной промышленности в
1947 году и лишь в 1962 году дали небольшую прибыль. Британская
транспортная комиссия контролирует железные дороги и прочие транспортные
службы, национализированные в 1948 году, и с того самого времени стабильно
теряет деньги, причем потери 1962 года втрое превысили потери 1958-го. Нам
говорят: потери на национализированных предприятиях оправданны. Это, мол,
все равно, что почта: она работает на общество, и к ней нельзя подходить с
теми же мерками, что к коммерческому предприятию. Возможно, подобная
логика не всем по вкусу, но, даже если с ней согласиться, напрашивается
вывод: потери, необходимые для блага общества, имеют свой предел. Нельзя
до бесконечности уменьшать число предприятий, облагаемых налогом, и
ежегодно плодить отрасли, на которые будут работать все остальные.
Поклонники национализации могут нам напомнить, что первым делом под
национализацию попали предприятия, бывшие на грани банкротства. Это верно,
но склонность к банкротству проявляют _все_ национализированные
предприятия. Да оно и не может быть иначе, ибо чем больше предприятие
отождествляется с государством, тем меньше вероятность, что ему придется
экономить на заработной плате. Почему? Потому что каждый уволенный за
ненадобностью - избиратель. Каждый вновь принятый на работу - тоже
избиратель. Поэтому каждая партия, стоящая у власти, стремится
трудоустроить побольше людей. Она откладывает сокращение штатов - пусть
этим занимается оппозиция, когда придет ее черед возглавить кабинет.
Выходит, при нашей системе парламентского правления национализированные
предприятия имеют как бы хроническую тенденцию к банкротству. И повернуть
эту тенденцию на сто восемьдесят градусов не так просто.
Что сказать, наконец, о таком доводе: национализированные предприятия
создаются, чтобы составить конкуренцию предприятиям частным? Идея выглядит
привлекательной, и первым делом (ведь мы антимонополисты) хочется
воскликнуть: "Хорошая мысль!" С появлением "Независимого телевидения"
Би-би-си стала работать лучше, никто не будет это отрицать. Отсюда
следует, что и "Независимое телевидение", появись оно на свет раньше,
стало бы работать лучше при появлении такого конкурента, как Би-би-си.
Если государственные организации появляются там, где есть частные
монополии (например, в кинопромышленности), это стимулирует именно ту
конкуренцию, какая нам нужна. В теории все привлекательно. А на практике?
Прошлый опыт позволяет предположить - государство не будет (возможно, оно
просто не в состоянии) вести честную игру. Классический пример находим в
топливной промышленности. Теперь известно, что даже консерваторы ратовали
за высокую пошлину на нефть, имея в виду интересы Национального управления
угольной промышленности. Однажды об этом было заявлено вслух. Чтобы
уравновесить этот шаг, правительство решило слегка придушить наполовину
национализированный сектор кинопромышленности. Но откуда столь
диаметрально противоположный подход? И почему в обоих случаях принято
ошибочное решение? Объяснение, по всей видимости, таково: Национальное
управление угольной промышленности теперь часть государственной структуры,
и за эту структуру его многочисленные сотрудники отдают свои голоса, а
голос работников кино едва слышен. Но если вести честную игру не могут
даже консерваторы, чего же нам ждать от социалистов, которым идея
конкуренции никогда не была дорога и свята? Наверное, честная конкуренция
между государственными и частными предприятиями в конце концов приведет к
созданию монополии - как ни крути. Правительство, как и частный
предприниматель, стоит на страже своих интересов - голоса избирателей! - и
доверять ему должность рефери не стоит.
Выходит, во всех случаях аргументы в пользу монополий серьезной критики
не выдерживают. А ведь есть аргументы и против монополий. Некоторые столь
очевидны, что о них и говорить не стоит, но три мы упомянем, ибо они,
пожалуй, не так бросаются в глаза. Во-первых, национализированная
монополия вечно стоит перед дилеммой, что она такое: служба общественного
пользования или коммерческое предприятие? Является ли она частью
государства или все же стоит особняком? Сделайте ее частью государства - и
скоро она начнет терпеть убытки. Если правительство станет увольнять
государственных служащих, это ему дорого обойдется, оно начнет терять
голоса избирателей. А вот купить их оно может - равномерным распределением
рабочих мест и даже синекур, что случается нередко.
Теперь предположим, что за основу взята обратная политика.
Железнодорожная компания "Бритиш рейл" не имеет под собой ничего, кроме
собственных колес. Национальное управление угольной промышленности
конкурирует с частными фирмами по добыче нефти - и даже с фирмами,
импортирующими уголь. Первый результат: не останется даже намека на то,
что государство контролирует общественную собственность. А как может быть
иначе? Парламент может начертать железным дорогам программу действий;
министр может назначить величины грузовых тарифов, стоимость пассажирских
перевозок... но при одном условии - потери возможны, а скорее всего,
неизбежны. Велеть директорам делать то, делать се и при этом извлекать
прибыль - на это министр рассчитывать не может. Если мы хотим, чтобы
организация как минимум ничего не теряла, а то и приносила хоть какой-то
доход, директорам надо развязать руки.
По сути, наша форма представительного правительства такова, что вопрос
этот быстро не решить. Форма эта предлагает нам два конкурирующих
политических курса. Консерваторы считают, что национализированная
промышленность должна завоевывать себе право на жизнь деньгами, как
минимум не быть убыточной, а если надо, давать серьезный бой свободным
предпринимателям. Социалисты же утверждают, что национализированные
предприятия имеют право на потери, а возникающий при этом дефицит не имеет
большого значения. В конце концов политика социалистов возьмет верх. Уже
берет, и потери год от года становятся все ощутимее. Субсидии
национализированным предприятиям - в числе прочих катаклизмов - изрядно
пошатнули всю нашу экономику.
Монополии - национализированной или нет - присущ еще один недостаток.
Дело в том, что большой организации приходится терпеть массу неудобств
из-за одного своего размера. Возьмем для примера одно из крупнейших
слияний нашего времени, приведшее к созданию министерства обороны. У нас
было три национализированные службы, которые прямо боролись за власть и
деньги и косвенно - за дело. Тогдашнее правительство решило пойти на
слияние, имитируя Пентагон; кстати говоря, в Пентагоне аналогичный
эксперимент с треском провалился. Расходы на управление солидно возросли
уже в первый год. Мы испытываем очевидную и безотлагательную потребность в
пехоте, но мы имели глупость расформировать славные полки с героической
историей, и сейчас нам их очень недостает. Теперь вместо штыков у нас
чиновники и системы хранения документов, кочующие из кабинета в кабинет
справки и затяжные чаепития. Перед лицом бесчисленных и легко
предсказуемых чрезвычайных обстоятельств мы приняли удивительное решение -
создать гигантский штаб и управлять из него войсками, которых у нас больше
нет, и крейсерами, которые некем укомплектовать. Кризис-другой - и толпе
истеричных бунтарей будет противостоять наш последний стратегический
резерв (может быть, лейб-гвардейцы).
Впрочем, размер не главное - монополии не сочетаются с формой
представительного правительства, какое мы создали и пытаемся сохранить.
Отождествляясь с государством, монополии превращаются в орудие официальной
политики, и в один прекрасный день выясняется: большинство избирателей
работают непосредственно на государство. А это меняет всю природу и
государства, и общества. Это, по сути дела, означает: государственные
служащие будут голосовать за себя, за то, чтобы их как можно дольше никто
не трогал. И тогда выбор невелик: либо диктатура, либо полный крах.

ПОВЕЛИТЕЛЬНОЕ НАКЛОНЕНИЕ

Наши представления о власти проистекают из поклонения отцам, это легко
доказать: посмотрите, как мы почти во всех языках называем наши святыни.
Молодые довольно долго пребывают в зависимости от родителей - так заведено
у людей. Отец для нас так много лет - главный защитник и учитель, что
подчинение ему становится привычным; вырабатывается из поколения в
поколение уважительное отношение к старшинству как к таковому. Подобную
почтительность к отцу семейства традиционно выказывает и мать. Впрочем, ее
отношения с отцом куда сложнее, ибо в выживании родовой общины или племени
женщины играют более важную роль, чем мужчины. В общем же, отец властвует
над всей группой, и чувство подчиненности у детей прочно основано на
здравом смысле и традициях. Их отношение к власти включает в себя три ярко
выраженных элемента: восхищение отцовской мудростью и мастерством; любовь
к тому, кто как минимум помогает ребенку выжить, и боязнь наказания за
непослушание. Из этих трех элементов и складывается ощущение надежности.
Особенно важен элемент страха, ибо, если ребенок не боится отца, ему вряд
ли придет в голову, что его отца боится кто-то другой. А какой же защиты
ждать от человека, которого никто не боится?
По мере разрастания общества идея отцовства перерастает в идею
царствования. Издревле человечество знало монархию двух типов: подвижную и
статичную. Глава племени скотоводов, вечно кочующих с места на место, -
это настоящий вожак, он определяет маршрут, назначает день похода,
выбирает место для стоянки. Правитель в среде землевладельцев - это скорее
священник, когда надо он обращается к богам с ходатайством о ярком солнце,
когда надо - о дожде. В мире и сейчас есть место для власти того и другого
типа. В годы второй мировой войны лорд Монтгомери являл собой лидера в
зоне боевых действий, а лорда Аланбрука вообще редко кто видел, но власть
его ощущалась за многочисленными дверьми Министерства обороны. Один
требовался для прямого, непосредственного руководства, другой сражался с
вышестоящими ведомствами, чтобы укрепить наличный состав армии. Власть
обоих типов - примерно одного происхождения и в обоих случаях
подразумевает сочетание репутации и силы. Если репутация утеряна, вскоре
испаряется и сила. А если нет силы, то и никакая репутация не выживет. В
мире полно звучных титулов, полностью утративших свое значение. Впрочем,
так было всегда. Новыми можно считать лишь наши нынешние сомнения - а
способна ли выжить сама власть?
Власть дала трещину после женской революции, которая началась в
Британии и США где-то в начале двадцатого столетия. Юбки обернулись
брюками, женщины пошли учиться в колледжи, получили право голоса, и
казалось, что различия между полами по всем направлениям будут сведены к
минимуму. Но революция закончилась компромиссом и сумятицей. Получив право
на равенство в сферах, где испокон веков они подчинялись мужчинам, женщины
продолжали главенствовать и там, где главенствовали всегда. И если
джентльмен перестал быть джентльменом, то дама осталась дамой, в
результате (особенно в США) мужья сдали свои позиции. Была утрачена
почтительность жены к мужу, та мудрость, которая заставляла ее публично
признавать за мужчиной право на окончательное решение, хотя часто это
решение жена нашептывала мужу заранее. Современные жены почти не владеют
этим искусством - внешне подчиняться, но играть при этом первую скрипку.
Как следствие этой перемены во взаимоотношениях женщина утратила
контроль над детьми. В викторианские времена мать, чтобы утихомирить
детей, прибегала к авторитету отца; этот авторитет был незыблемым, жена
пестовала его, относясь к мужу с нарочитой почтительностью. Современная
женщина пытается воздействовать на детей убеждением, а значит, необходимая
им надежность отсутствует с самого начала. В конце концов женщина начинает
тешить себя мыслью, что ребенка, не привыкшего к дисциплине дома,
дисциплинирует школа. Но и эти надежды остаются лишь надеждами, потому что
приучать человека к послушанию нужно до пятилетнего, а еще лучше до
трехлетнего возраста. У школ в этом смысле возможности минимальные, а у
университетов они попросту равны нулю. В результате и в обществе, и на
производстве нам приходится учреждать какую-то власть, чтобы держать в
узде молодых людей, которых никто и никогда не приучал к элементарной
дисциплине. Задача эта непростая, и мы когда-нибудь поймем, что наше
поражение неизбежно.
Это ощущение безысходности заставляет задуматься: кто должен принимать
решения - один человек или группа? Нужна ли нам вообще дисциплина? Может,
лучше все вопросы решать большинством голосов? Так ли мы уверены, что люди
старшего возраста мудрее молодежи?
Нынче модно считаться с мнением молодежи, советоваться с теми, чья
карьера едва началась. Не дай бог, кто-нибудь подумает, что мы суровы и
деспотичны! Следует также помнить, что нынче технический прогресс не
учитывает старшинство. Раньше методика принципиально менялась примерно раз
в тридцать лет. Новое поколение училось у предыдущего, вносило свой вклад
и знало, что еще лет десять оно будет хранителем высших знаний и
ценнейшего опыта. Теперь перемены происходят куда чаще, в рамках одного
десятилетия, посему ценность опыта оказывается под вопросом. И
"старшинство" порой означает лишь утрату связей с современностью, потерю
контакта с реальной жизнью. Ведь именно молодые окончили курсы по работе с
компьютерами, а нынешние директора, вполне возможно, даже не знакомы с
компьютерным языком. Более того, есть опасения, что современные
специалисты вообще не способны подчиняться - в какой бы то ни было форме.
Они живут в своем электронном мире и им просто не о чем говорить с людьми,
не получившими специального технического образования. Многие считают: было
время, когда требовалась твердая рука руководителя, но сейчас это время
прошло. В сегодняшнем мире, утверждают они, нет места царствованию.
Может, в этом и есть рациональное зерно, но такая постановка вопроса
приемлема лишь в условиях экономического бума и частного рынка. А если в
экономике что-то пошло наперекосяк? Заговорим ли мы тогда о групповых
решениях? Одно нужно твердо помнить: во-первых - и в самых главных -
наличие власти создает ощущение надежности. Вахтенный моряк спит на нижней
палубе, потому что знает: офицер на мостике бодрствует и в случае чего не
подведет. Этому моряку не спалось бы так сладко, думай он, что если их
судно столкнется с другим, созовут специальную комиссию, которая, прежде
чем принять решение, будет выслушивать подробные отчеты всех членов
команды. Солдат в боевом подразделении спит крепким сном, потому что
уверен: часовые выставлены, и начальник караула обходит посты. То же и в
промышленности. Завод работает надежно, если принят целый ряд мер
предосторожности и владелец уверен, что администрация проследит за их
соблюдением. Без необходимой меры власти на железнодорожной ветке или
угольной шахте недолго и до большой беды. Другие предприятия меньше
подвержены риску, им угрожает скорее не физическая, а финансовая
опасность, но это не значит, что риска нет вовсе или что он не может резко
возрасти. Но где же за одну минуту взять то, от чего мы давно отказались
за ненадобностью?
Многие считают, что умение руководить - это качество, которое человек
получает при рождении или не получает вовсе. Посылка эта ложная, потому
что руководителем можно стать, искусству руководить можно научиться. Это
открытие сделано во время войны, и достигнутые результаты удивляют даже
тех, кто обучает этой науке. Когда перед солдатом встает выбор - идти
направо или налево, - он быстро понимает, что любое решение будет лучше
бесконечных сомнений и шараханий из стороны в сторону. Если он не
колеблясь выбирает направление, его шансы на успех составляют пятьдесят
процентов, а оставаясь на месте, он проиграет почти наверняка.
Отталкиваясь от этой посылки, потенциальный лидер скоро усваивает
необходимость быстро принимать решения. Теперь дело сводится к тому, чтобы
его действия основывались на здравом смысле. Если решена и эта проблема,
будущему лидеру надо научиться пользоваться своей властью, сделать ее
убедительной и приемлемой. На сей счет есть своя техника, и сейчас мы со
знанием дела ее опишем. Секреты умения руководить каждое поколение должно
открывать для себя заново, но сами по себе эти секреты достаточно просты.
Настоящий лидер должен обладать шестью основными качествами, причем
качества эти можно либо приобрести, либо развить в себе, сочетая теорию с
практикой.
Первый необходимый элемент - воображение. Если предстоит что-то
создать, построить, переместить или реорганизовать, руководитель должен
четко представлять себе конечный результат. Такая картина, созданная его
фантазией, являет собой совокупность элементов, виденных им в другом месте
и по другому поводу, но сейчас преобразованных в новом контексте. Встав на
мостик нового, еще не укомплектованного людьми судна, капитан должен
видеть, что именно он хочет провести в жизнь, чего хочет добиться. Отбирая
лучшее из своего прошлого опыта, он создает в воображении единое целое.
Возможно, реальность не будет иметь с этим ничего общего, но по крайней
мере сначала наш руководитель знал, чего он хочет. Таким образом,
воображение необходимо, оно для руководителя важнее всего, ибо без
воображения он будет блуждать в тумане.
Второй элемент - знание. Без него не спланировать маршрут, который
приведет к цели. Именно знание дает лидеру необходимую уверенность;
ощущение того, что он знает, о чем говорит. В мире полно профанов,
занимающих ответственные посты, иногда это объясняется слишком быстрым
продвижением по службе, иногда просто отсутствием мозгов. Могут ли они
завоевать уважение технически грамотных и компетентных специалистов? Как
правило, нет. Они сознают уязвимость, непрочность своего положения. За эту
свою слабость они отыгрываются на подчиненных придирками, срывают на них
зло, кричат и оскорбляют. Можно возразить, что виной тому плохое усвоение
пищи или сварливая жена. Однако наш вельможный грубиян имеет свою причину,
это непреложный факт. Он знает, что в его ведомстве будут часто
совершаться ошибки - как было везде, где он управлял, - и заранее хочет
доказать, что виноваты в них другие. Все младшие по службе - разгильдяи,
бездельники, тупицы и не болеют за дело. Работники его уровня
некомпетентны, завистливы, суют нос не в свое дело и дальше этого носа
ничего не видят. Его начальники, увы, не способны оценить человека по
достоинству. Стоит ли удивляться, что документы теряются, письма остаются
неотправленными, сроки нарушаются, а указания никто не спешит выполнять?
Бог - свидетель, он сделал все, что в его силах, но и он не может поспеть
всюду, а доверять нельзя ну просто никому. В основе некомпетентности
подобного рода часто (хотя не всегда) лежит невежество. Такой человек
буквально не ведает, что творит.
Итак, важность знаний неоспорима. То же можно сказать и о третьем
элементе - умении. Это слово нуждается в определении, ибо надо четко
разграничить понятия "умение" и "мастерство". Мастер легко делает то, что
другим дается тяжелым трудом. Он играет на виолончели, выбивает сотню в
крикете. Но когда человек выходит за пределы собственных способностей и
организует работу других - например, дирижируя оркестром или становясь
капитаном футбольной команды, - ему требуется умение. Его личное
мастерство (которое должно быть выдающимся) отходит на второй план, тут
важнее его умение руководить другими. Человек умелый способен
контролировать положение. Каждый под его началом получает задание точно по
своим возможностям, каждый точно знает, что ему надлежит делать. У такого
руководителя всегда порядок и на фабрике, и в собственном кабинете, он не
расходует впустую ни время, ни деньги, ни усилия. Но прежде всего умелый
руководитель отмечен печатью артистичности, у него есть стиль. Хорошо
организовать дело - это, в конце концов, упражнение в эстетике; при
наличном материале распределить усилия так, чтобы никто не перерабатывал и
никто не бездельничал. Организация бурлит, но в ее центре - зона
спокойствия, где работает самый умелый из всех, работает безо всякого
раздражения или паники.
Время от времени в мире появляется человек исключительно умелый или
одаренный, наделенный к тому же даром предвидения. Это гений, для нашего
мира - большая редкость. И все же, чем больше мы будем взращивать и
готовить людей умелых, тем вероятнее, что кто-то из них окажется личностью
исключительной. А чем больше будет людей с выдающимся умением руководить,
тем вероятнее, что у одного из них окажется и дар предвидения. Умения
вполне достаточно, если иметь в виду обычные цели, но иногда мир
предлагает поле деятельности и для гения. К сожалению, в нужном месте и в
нужное время гений, как правило, не появляется. Наверное, нам нужна
система для размещения наличной толики гениальности на земле. Но
разработать такую систему под силу только гению.
Следующее необходимое (для руководителя) качество - решительность. Это
не просто суровая решимость добиться успеха. Качество это делится на три
элемента. Первый и главный из них - понимание того, что выполнить
поставленную задачу людям под силу. Генерал, который снарядил, обучил свои
войска (в достаточном количестве) и привел их, хорошо вооруженных, к
нужному месту в нужное время, знает - победа возможна. К этому знанию он -
при достаточной решимости - добавляет веру в успех: то, что можно сделать,
будет сделано. Наконец, ему необходимы ресурсы, чтобы заразить своей верой
окружающих. Он должен так описать поставленную задачу, чтобы тотчас зажечь
сердца. В свете его описания жертвы должны казаться пустяком, возможные
потери - мелочью. В его спокойной убежденности подчиненные черпают
вдохновение. К врагам на войне или конкурентам на производстве его
сторонники испытывают нечто вроде чувства жалости. Неужели эти несчастные
сами не понимают, что их усилия тщетны, что судьба уже занесла над ними
карающий меч? У них нет шансов на спасение: их перехитрят, обойдут с
фланга и разгромят, они будут сметены, подавлены, растоптаны.
Следующий фактор - беспощадность - нынешнее поколение не всегда
принимает с готовностью: многие этому качеству предпочитают диплом в
области промышленной психологии. Опыт показывает, что подлинный лидер не
знает жалости к разгильдяям, бездельникам и тем, кто не болеет за дело. В
противном случае все бремя работы падает на плечи усердных работяг. В
организации, где служат люди, от которых пользы как от козла молока,
остальные быстро теряют чувство локтя. Без элемента страха нет власти,
руководитель должен быть окружен этим ореолом. Есть лидеры, которых
обожают и которыми восхищаются, но это вовсе не значит, что им неведома
беспощадность. Когда в их авторитете уже никто не сомневается, нужда
внушать страх не столь сильна, но, как правило, в их предшествующей
карьере беспощадность играла не последнюю роль. И утверждать, что она не
нужна, - большая ошибка.
Последний фактор - привлекательность. То есть привлекательность не в
обычном смысле, ибо это качество нам не подвластно. Но лидер должен быть
магнитом, центральной фигурой, к которой притягиваются все остальные.
Магнетизм в этом смысле зависит прежде всего от частоты появления на
публике. Есть (как мы уже видели) тип власти, которую можно осуществлять
за закрытыми дверями, но это не лидерство. В зоне активных действий
истинный лидер всегда на переднем плане, возникает впечатление, что он
одновременно находится всюду. Он становится своего рода легендой; про него
рассказывают анекдоты, правдивые или лживые - неважно; это личность. Один
из довольно простых способов произвести впечатление - не появиться на
мероприятии, на котором тебя ждут. Одного этого достаточно, чтобы пошли
слухи о каком-то сверхважном и неотложном деле, его задержавшем. С другой
стороны, такой лидер появляется, когда его никто не ждет, вновь возбуждая
разговоры: вот, мол, для кого-то это пустяк, а он интересуется. Этот дар
будить любопытство к собственной персоне лидер всегда сочетает с
нежеланием говорить о себе. Его явно интересуют другие: он расспрашивает
людей, подбивает их на разговор, запоминает то, что считает важным. Он
никогда не уходит со встречи, пока мысленно не заполнит мини-досье на
каждого присутствующего - поможет при следующей встрече. Нельзя сказать,
что интерес к чужим делам у него напускной, но он предпочитает не
говорить, а слушать. Важность этого человека окружающим доказывать не
приходится.
Но если согласиться, что умение руководить - это искусство, которому
можно научиться, примем и другую посылку: чем раньше мы начнем постигать
эту науку, тем лучше. Сочетать опыт с молодостью - эта задача в мире людей
никогда не решалась легко, а ведь будущему лидеру надо дать возможность
реализовать себя. Но что происходит сегодня? Мы до бесконечности
растягиваем срок обучения, требуя все более высокой технической
квалификации, пока не оказывается, что наш будущий руководитель вот-вот
перейдет в категорию, именуемую "средний возраст". Двадцать лет под
чьим-то началом - и шанс стать хорошим руководителем упущен навсегда.

БОРОДЫ И ВАРВАРЫ

Возвращаются ли бороды? Похоже, что так. В разных краях сейчас полно
молодых людей, отложивших бритвы в сторону. Оглянитесь вокруг - тенденция
к зарастанию налицо. Если она будет продолжаться, то исключение обернется
правилом. Что же означает подобная мода? Что она символизирует -
безразличие или мужское начало?
С первого взгляда шараханья моды в смысле растительности на лицах
мужчин - это сплошная сумятица, приливы и отливы, с виду не более
логичные, чем колыхание подола платья. Но достаточно вспомнить историю
одежды, чтобы убедиться: мода может быть - и часто бывает - весьма
многозначительной. Турнюр, что в прошлом веке надевался под платье, - это
вам не только мода, но и психология; то же можно сказать и о бородах.
Бороды носили самые примитивные народы, их не обходили вниманием и многие
древние монархии. Почти везде борода была символом зрелости, мудрости и
груза лет, она позволяла отличить племенных старейшин от безбородой
молодежи. Первыми против этой традиции восстали греки, высоко ценившие
молодость, живость, форму. Мода эта со временем стала правилом, Александр
Великий уже в дисциплинарном порядке велел всем македонцам брить бороды.
Причину он выставил вот какую: во время боя за бороду тебя может схватить
противник. Но истинный мотив был другой: вождь, конечно же, хотел
подчеркнуть особый характер цивилизации, которую он представлял. Пусть
себе носят бороды на востоке - европейцам же такое не пристало. Именно эта
традиция перешла к Римской республике, еще более укрепив ее репутацию в
период наивысшего расцвета.
Но какой за всем этим крылся смысл? Почему этому придавалось такое
значение? А вот почему - наличие или отсутствие бороды выражало отношение
к власти. Во времена древних монархий патриарх в мантии и при бороде был
само достоинство, хотя мантия вполне могла скрывать физическую немощь, а
под бородой легко прятался слабый подбородок. Не то бюст римского сенатора
- лицо полностью открыто, никаких секретов. А статуя, показывающая
Александра совершенно обнаженным? Власть, по восточной традиции окутанная
саваном тайны, уединенности, в мире эллинов приобрела иные очертания -
сильный характер и мужская доблесть выставлялись напоказ. О личности мы
обычно судим по глазам, рту и рукам. Бородатый и густобровый пророк с
руками, упрятанными в рукава, вполне возможно (с первого взгляда не
определишь), не блещет ни умом, ни юмором, ни силой. В более
демократическом обществе дело обстоит иначе - избиратели имеют возможность
увидеть и услышать кандидата на руководящий пост, убедиться в том, что у
него волевой раздвоенный подбородок, складки вокруг рта, выдающие злодея
или упрямца, чуть заметны признаки угасания или слабости.
Вместе с эпохой средневековья пришли бородатые варвары, а за ними - не
менее бородатые поборники ислама. Именно в те времена, когда фортуна
решительно отвернулась от Европы (VI-VII века), европейцы отложили бритвы
в сторону. Остатки цивилизации они передали священнослужителям, которые
немедля и весьма торжественно отказались от бород. Когда после 1000 года
цивилизация начала возрождаться, гладко выбритое лицо стало ее внешним
символом. К 1200 году все подбородки были выбриты и еще долго оставались
бы таковыми, не сыграй тут свою роль крестовые походы. Копируя
противников-мусульман, многие крестоносцы вернулись домой в седле, одетые
по моде пустыни и украшенные бородами. В Европе XIII-XIV веков бород еще
хватало, но после времен Чосера мода на гладко выбритое лицо взяла свое;
дошло до того, что по акту 1447 года англичанам, живущим в Ирландии,
предписывалось брить бороду, чтобы не путали с коренными жителями.
Поступательное движение редко бывает равномерным, неизбежны всякого
рода сбои, и худший из них связывают с именем Генриха VIII - в 1535 году
он, копируя французскую моду, отрастил бороду. У короля нашлось немало
последователей, хотя среди законников и служителей культа имелись очаги
сопротивления. И по сей день судьи и адвокаты почти все без исключения
гладко выбриты, да и церковника с усами встретишь не часто. Среди
мелкопоместного дворянства мода на бороды снова пришла в упадок при Якове
I, при Карле I бороды приобрели усеченную или вандейковскую форму и
начисто исчезли при Карле II, который носил лишь легкое подобие усов.
Британия, а может быть и вся Европа в годы с середины XVII до середины XIX
века, достигла наивысшего расцвета. И почти все это время подавляющее
большинство подбородков запада было гладко выбрито. Некий писатель XVI
века замечал: "Веселились, танцевали, бородами потрясали", но чтобы
размазать чернила на Декларации независимости, бород уже не нашлось.
Соединенные Штаты и Британское содружество наций были созданы
гладковыбритыми и для гладковыбритых, кстати говоря, Британскую империю в
основном сотворили люди, в чьей среде было запрещено курение. Усы начали
появляться в Британской армии после 1798 года и были достойно представлены
во время битвы при Ватерлоо, что еще раз подтверждает правило. Бакенбарды
в конце концов стали символом лакейства, ибо они закрепились за
дворецкими, кучерами, швейцарами, жокеями и конюхами.
Современная западная цивилизация столкнулась с первым серьезным
препятствием в 1845-1850 годы. Трудно понять, почему это произошло, но сам
факт не подлежит сомнению. Очевидный пример - архитектура. Только что
(1845) строились добротные - хотя и достаточно невыразительные -
сооружения в духе классицизма. Мгновение спустя (1847) начинают возводить
нечто абсурдно-романтическое, что совпадает - так ли случайно - с
созданием Коммунистического манифеста. Тут же появляется Наполеон III - и
вся Третья империя охвачена модой на остроконечные бородки. Какое-то время
эта вычурная поросль украшала лицо всякого изображенного на сцене
француза, но Крымская война объединила французов с англичанами.
Французские генералы - Сент-Арну, Канробер, Боске, Пелисье - носили бороды
до начала этой кампании. У англичан - Реглана, Кардигана, Эванса, Брауна,
Бергойна и Кэмбелла - подбородки были выбриты. После окончания кампании, в
1856 году, оказалось, что герои-англичане - сплошь бородачи и курильщики
сигар, которые уйдя на покой, поселились в кошмарных жилищах под названием
"Инкерман" и "Альма". Другие, проявившие себя менее героически, могли по
крайней мере отрастить бороды (и вырядиться в кардиганы), что и было
сделано. Далее воспоследовало движение волонтеров, в результате каждый
мужчина в Британии стал солдатом и получил почетное право - в какой-то
момент превратившееся в обязанность - отпустить усы. Итак, бороды и усы
стали повсеместным явлением, и с 1880 по 1890 год этот лес совсем
загустел. Мужское лицо вновь стало проглядывать сквозь заросли в 1900
году, ясно обозначилось в 1910 году и с тех пор в основном являет себя
миру в выбритом виде, хотя в Британском флоте позволено носить бороду (но
не усы), а в Британской армии - усы (но не бороду).
Этот исторический экскурс наводит на одну очевидную мысль: в странах
запада гладко выбритое лицо всегда ассоциировалось с периодами расцвета.
Борода появлялась в периоды упадка и неопределенности. По всей видимости,
борода была покровом, призванным сокрыть колебания и сомнения; с 1650 по
1850 год их было довольно мало. Как доказать эту теорию? Давайте вернемся
ко второй половине пропетого столетия, прошедшей под знаком бороды, годам
с 1858-го по 1908-й. В архитектуре полный застой, она пришла в себя только
после 1890 года. Искусство дышало на ладан и как-то зашевелилось лишь к
концу века. Одежда была на диво тесной и неудобной - абсолютный рекорд
всех времен. Мебель и украшение интерьера достигли пика безвкусицы,
неуклюжести. Театр выхолостился, а великая музыка жила лишь как бесценное
наследие прошлого. Религия довлела над общественной жизнью, но ее основные
доктрины разъедались сомнениями; и пока американцы вели междоусобную
войну, у проповедников шла своя междоусобица. По всем показателям этот
период отличался крайней непривлекательностью.
Но почему вся эта сумятица сопровождалась бурным ростом бород? Не
потому ли, что в этой чащобе люди постарше могли спрятать свою
неуверенность, свои колебания? Когда перед изрядно пожившими на земле
святыми отцами вставал вопрос об истинности бытия, они удалялись за
барьер, якобы являвший собой многовековую мудрость. Поставленный в тупик
вопросом о порядке в армии, главнокомандующий укрывался за своей бородой и
маневрировал за завесой из клубов сигарного дыма. Озадаченный вопросом о
взаимоотношениях полов, директор викторианской школы космато уклонялся от
прямого ответа. Припертый к стенке вопросом собственной жены,
викторианский повеса пользовался бородой, чтобы скрыть вспыхнувший на
щеках румянец. Борода заменяла мудрость, опыт, аргументацию, открытость.
Людей в возрасте она наделяла престижем, который не подкреплялся ни
достижениями, ни интеллектом. Она могла служить - и служила - прикрытием
для всего показного, напыщенного, лживого и невежественного.
И вот сейчас вновь появились признаки, что борода возвращается. Если
это произойдет, можно быть уверенным - цели ее будут те же, что и прежде.
Нынешние молодые бородачи, перекочевав в средние лета, зарастут еще гуще.
И если сейчас, пытаясь решить, во что они верят и куда идут, они начинают
чесать в бороде, новый жизненный этап застанет их за этим же занятием.
Против бородачей будущего открытость должна выступить единым фронтом, как
на войне. Долой загадочность и притворство! Давайте видеть друг друга
такими, какие мы есть!

БУНТУЮЩИЕ СТУДЕНТЫ

Революция в Калифорнийском университете, в студенческом городке Беркли,
произошла в 1964-1965 годах. В 1966 году (как запоздалое следствие) там
сняли ректора, доктора Кларка Керра, а губернатором штата стал
республиканец. Затем, в 1967 году, взбунтовалась Лондонская школа
экономики - студентам не понравился новый директор, и волны после этого
шторма не улеглись до сих пор. Комментируя эти события, для США и
Великобритании более или менее необычные, пишущая братия сошлась на том,
что в них как в капле воды отразилась тенденция последних лет. Авторы
утверждают, что раскол между поколениями - явление повсеместное; рвутся
связи между родителями и детьми, авторитеты затаптываются в грязь. Если
считать это утверждение верным, то первым по этому поводу высказался еще
Платон. Рассуждая, как демократия в городе может превратиться в анархию,
он заметил: "Учителя в таком городе боятся учеников и льстят им, а ученики
презирают своих учителей... И молодежь в целом напоминает умудренных
годами и соперничает с ними как в словах, так и в делах" ("Республика",
книга восьмая).
Эти слова точно передают ситуацию в Лондонской школе экономики, и
новизна ее не более пугающая, чем любое явление, впервые описанное в IV
веке до нашей эры. Учителя льстили студентам, а те за это облили их
презрением. Причины прекрасно известны, средства исцеления совершенно
очевидны. Интереснее другой вопрос: почему власть рухнула в данной
конкретной школе?
Когда все звенья цепи натянуты до предела, но одно рвется первым, мы
вправе задаться вопросом, почему слабину дало именно оно. Если считать
вышеупомянутую тенденцию всеобщей, открытое неповиновение в конкретном
студенческом городке означает несостоятельность руководства. И когда бунт
начался, нет смысла выискивать виновных, спрашивать с них за совершенные
ошибки. Надо подумать о том, что _не было_ сделано в последнее
десятилетие. В школе верховой езды никто не будет хвалить наездника, под
которым брыкается лошадь, а ему все-таки удается удержаться в седле. Не
будет, потому что, как известно, у хорошего наездника лошадь вообще не
брыкается.
Когда мы рассматриваем эти проявления анархии, в глаза бросается вот
что: университет к себе самому не сумел подойти научно. Что такое
университет? Это сообщество людей, призванных углублять и распространять
знания во всех или почти во всех сферах человеческой деятельности. Члены
этого сообщества непреложно верят, что факты устанавливаются путем поиска,
а не голословного утверждения. Исследование - вот основа академического
мышления, и подход к проблемам в науке и искусстве тот же, что и (в
последнее время) к проблемам в управлении. На ниве управления обществом и
производством трудятся целые кафедры, профессора готовы учить уму-разуму и
промышленника, и государственного чиновника. Но стоит подвергнуть критике
структуру самого университета - и профессора, будто стадо перепуганных
овец, разворачиваются лицом к миру и занимают круговую оборону.
Академическая организация незыблема, это монолитная скала, с которой
труженики науки наблюдают за приливами и отливами человеческого моря.
Получается, что методы объективного анализа применимы ко всем предметам,
кроме одного. И все же университет следует сунуть под микроскоп, хотя бы
только из-за того, что ему отведена роль поучающего. Если терпит фиаско
его собственная администрация, кто же будет внимать советам, идущим из его
недр?
Если применить науку об управлении к самому университету - а сделать
это, безусловно, следует, - с самого начала станет ясно: управлять
университетом труднее, чем любым городским ведомством или промышленным
предприятием. Окажется, что перед ним стоит двойная цель. В педагогическом
колледже учат учить, и не более того, в научно-исследовательской
лаборатории сотрудники занимаются только исследованиями, в университете же
преподавательская работа бок о бок соседствует с научной, и между ними
необходимо поддерживать равновесие. Тон здесь задают не выпускники школы
бизнеса, а своевольные и эксцентричные профессора, люди, замечательные не
столько силой своей личности, сколько силой ума, преданные не столько
университету как таковому, сколько собственной концепции истины. Управлять
этими учеными мужами, в чем-то их убедить и повести за собой - занятие
исключительно сложное. Да и финансовые дела университета - это не просто
ежегодный балансовый отчет с перечнем прибылей и убытков, а сложное
хитросплетение государственных ассигнований и частных пожертвований,
кафедральных субсидий и индивидуальных гонораров. Наконец, студенты - это
все люди молодые, ошалевшие от безделья за бесконечно долгие школьные годы
и часто опьяненные самими размерами университета, ставшего для них вторым
домом. Из-за бездумного распределения стипендий они перестают испытывать
чувство долга перед родителями. В школе их продержали столь устрашающе
долго, что в колледже они зачастую оказываются старше своих
предшественников - эдакие умственно отсталые, сексуально озабоченные
переростки. Проблемы надзора и дисциплины теперь стоят ох как остро, куда
острее, чем хотелось бы. Плюс к этому университет разрастается, а вместе с
ним растут трудности, которых и так хватает, и выходит, что управлять
университетом - это грандиозная задача даже для мудрейших и лучших из нас.
Позарез требуются настоящие лидеры, поднаторевшие в политике и знающие
толк в искусстве руководить. Но мы не делаем практически ничего, чтобы
регулярно поставлять требуемый материал. Никак не исследуя природу стоящей
перед нами задачи, мы умудряемся обходиться без здравого смысла даже при
подборе университетского руководства.
Ректоры и проректоры в университетах и колледжах попадают на эти посты
самыми разными путями. Большинство из них в свое время преподавали, другие
же - как правило, бывшие государственные служащие, директора школ,
бизнесмены. В целом предпочтение, отдаваемое людям с научной подготовкой,
вполне оправданно - не без оснований считается, что преподаватели будут с
недоверием относиться к руководителю, который совершенно не представляет,
чем руководит. По этой же логике начальником авиабазы назначают человека,
в свое время много полетавшего, считая, что никто иной просто не сможет
быть для летчиков серьезным авторитетом. Если взять эту посылку за основу,
сразу станет ясно, как проста по сравнению с университетской система
продвижения в ВВС: никуда не годный пилот ломает себе шею во время общего
курса летной подготовки. Психологически непригодные не выдерживают
напряжения при специальной подготовке и часто сходят с дистанции сами. А
из тех, кого все же допускают к полетам, кто-то погибает, а кто-то явно
оказывается лучше других. С течением лет система более или менее
естественного отбора естественным путем сама выдвигает лидеров. Похожий
процесс определяет систему повышения во флоте и (с чуть меньшей степенью
очевидности) в армии.
Ничего похожего на такую конкуренцию не происходит в университетском
городке, ибо жертвы там минимальны, а низкая результативность не всегда
бросается в глаза. Фиаско на академическом фронте может длиться годы и
никак не сопоставимо с торпедным катером, застрявшим на песчаной отмели,
или реактивным бомбардировщиком, вонзившимся в склон холма. От
некомпетентного преподавателя избавиться трудно, его даже трудно
распознать. Наносимый им ущерб длится целую жизнь, он крайне редко
воплощается в какую-то конкретную катастрофу. Его почти невозможно ткнуть
носом - вот она, ваша ошибка! К тому же, чтобы ошибиться, надо хоть что-то
делать.
Если фиаско на академическом поприще - это в основном процесс со знаком
минус, то успех на этом поприще все-таки можно как-то измерить. Есть
нобелевские премии, общепризнанные открытия, блестящие книги, есть
переполненные лекционные залы. Разумеется, трудно определить, разбирается
ли один в геологии лучше, чем другой в музыке, но какие-то способы
сравнения существуют и какой-то выбор все-таки возможен. Если бы
университетские повышения - от преподавателя к декану, от декана к
проректору - проводились на основе конкретных достижений, мы бы меньше
сомневались в правильности выбора. Но подобная система с самого начала
дает трещину - выясняется, что профессор А вовсе не хочет быть деканом или
проректором. Да, в университетском городке нет фигуры значительнее его, но
ему мила только (допустим) астрономия, а никак не административная
деятельность. О профессоре Б, экономисте, этого не скажешь, но его
честолюбивые планы простираются дальше: к примеру, он мечтает стать
экономическим советником в правительстве и получить место в палате лордов,
что весьма вероятно. Что касается профессора В, который часто выступает по
телевидению, его редко видят в преподавательской, а на заседаниях комитета
он и вовсе не появлялся уже несколько лет. Так что пока мы найдем
подходящую кандидатуру на пост декана, нам придется здорово спуститься
вниз по списку, выстроенному в зависимости от научных достижений.
А вот ничем не примечательный профессор О (с кафедры общественных наук)
давно для себя решил, что его будущее лежит в сфере административной, а не
научной деятельности. Конкуренцию ему составляют профессора С. Т, У и Ф
(они возглавляют кафедры сионизма, таксидермии, унисона и филумении), чье
будущее на избранном научном поприще тоже радужным не назовешь. О
возможных кандидатах на пост нам точно известно одно - они жаждут
повышения, скорее всего (если не всегда), потому, что не преуспели в
науке. Есть все основания предполагать: тот факт, что они относительно не
состоялись как ученые, вовсе не означает, что они добьются успеха на
какой-то другой стезе.
Возможно, кому-то такой взгляд на нынешнее положение дел покажется
пессимистичным, у кого-то вызовет возражения: мол, есть университеты, где
руководство, несмотря ни на что, вполне прилично справляется со своими
обязанностями. Даже если мы согласимся с этим, все равно нельзя не
признать, что выбрать проректора университета куда сложнее, чем
вице-маршала ВВС. А раз так, конкурсные комиссии в храмах науки не худо бы
оснастить какими-нибудь средствами для оценки. Ведь пока у них есть лишь
рекомендация типа: "Профессор С как нельзя лучше подходит на эту
должность", что в действительности может означать следующее: нынешний
проректор сыт профессором С по горло и хочет от него избавиться.
Но вот что удивительно: во флоте, армии и ВВС при выборе на должность
используются более научные методы, чем в университетах - флагманах науки,
где найти подходящую кандидатуру труднее. На должность генерала
претендуют, по сути, все старшие офицеры. Те, кто явно непригоден, сошли с
дистанции давным-давно - их отправили в отставку, перевели в глушь,
предали военному суду. Работа, которую надо проделать, относительно
проста, поставленная цель не вызывает сомнений. Тем не менее армия, флот и
ВВС создали весьма ценное промежуточное учреждение - штабной колледж. На
каком-то этапе своей профессиональной карьеры офицер, стремящийся к
повышению, пытается поступить в штабной колледж, где какое-то время
осваивает теорию и практику командования войсками, изучает проблемы
стратегии и управления и лишь после сдачи экзаменов получает
соответствующий документ. Те, кто не сумел поступить либо не сдал
экзаменов, никогда не поднимутся выше определенного уровня. Выпускники
этого колледжа имеют право на работу в штабе, а закончившим с отличием
предлагают командные посты и повыше. Во время учебы слушатели знакомятся и
с основополагающими принципами, и с практикой сегодняшнего дня. Система,
разумеется, не лишена изъяна, потому что есть мастаки сдавать экзамены, на
практике же от них толку мало, но любая система лучше, чем полное
отсутствие таковой. Если в мирное время вообще возможно оценить, как
поведет себя человек во время войны, критерии для такой оценки выбраны
правильно.
А почему бы не завести штабной колледж для ученых мужей - будущих
администраторов? Почему не выстроить их по ранжиру с помощью науки? Почему
бы не подойти творчески к оценке творческих людей? Такой колледж, как и
многие другие, преследовал бы двойную цель. С одной стороны, в нем можно
изучать структуру университета и принципы его организации, собирать
полезные для этой сферы данные. Известно, что Аристотель собрал и сравнил
конституции ста пятидесяти восьми разных стран. Кто-нибудь проделал нечто
подобное со ста пятьюдесятью восемью университетами? Разве устав
университета, где учится полторы тысячи студентов, применим к университету
со студенческим поголовьем тридцать тысяч? Известно, что число студентов в
университетах разнится от одной тысячи до ста. Если судить по результатам,
университет какого размера считать идеальным? Для каждого из нас идеал -
это то заведение, в котором нам вручили ученую степень бакалавра; но не
мешало бы иметь и менее эмоциональные критерии. Знаем мы также, что
расходы на университетскую администрацию составляют от 5 до 10% общего
бюджета. Какой процент лучше и почему? Соотношение между преподавателями и
студентами в разных колледжах разное. Какое считать оптимальным? А
раздельное обучение в колледжах - это хорошо или плохо? Разумно ли
позволять аспирантам писать диссертацию по десять лет? На сотни таких
вопросов в сотнях университетах отвечают по-разному - и не всегда
одинаково мудро. Очевидно, полагаться здесь нужно не на мнения, а на
факты. Вот вам гигантское поле деятельности для исследования,
сопоставления и анализа. От вариаций на местные темы, разумеется, никуда
не уйти. Но с другой стороны, почти наверняка есть общие проблемы, то есть
возможны и стандартные решения. Значит, сама система высшего образования -
достойная тема для размышлений.
В штабной колледж для ученого народа можно принимать и тех, кто
напрямую с наукой не связан, но желает трудиться на административном посту
в колледже или университете. В учебной программе (среди прочего) - функции
председателей различных комиссий, финансирование и бухгалтерские дела
высших учебных заведений, основы архитектурного планирования, порядок
размещения студентов в студенческом городке, ораторское искусство. Учеба в
этом колледже не обязательно повлечет за собой повышение по службе, ибо
главная задача - определить потенциал каждого слушателя. Поступивший сюда
преподаватель, к примеру, не лишен творческих наклонностей, обожает
административную работу и хорош в общении с людьми. Другой вариант - он
страдает комплексом неполноценности, имеет хилый список публикаций, знает,
как подольститься к начальству, и совершенно неспособен объяснить что-либо
кому-либо. Разработать тест, который позволит раскрыть характер слушателя,
движущие им мотивы и пределы его возможностей, - тут нет ничего
сверхсложного. К определенному времени каждый слушатель представляет схему
реорганизации факультета, разбирает десяток конфликтных ситуаций,
планирует пристройку к библиотеке и выступает с речью на торжественном
открытии - этого вполне достаточно, чтобы оценить его способности. Каковы
они - выдающиеся, хорошие, средние, так себе или никуда не годные? Это
станет ясно со всей очевидностью через три недели, но, чтобы избежать
ошибки, положим на эту проверку месяц. Публиковать результаты не стоит, но
каждому по завершении курса будет конфиденциально сообщен окончательный
результат. Открыть свою оценку придется лишь при подаче документов на
более высокий пост, да и то лишь конкурсной комиссии. Разумеется, и в этом
случае не исключено, что совет университета предпочтет не отличника, а
последнего зятя проректора, у которого оценки ниже среднего, но по меньшей
мере члены совета будут знать, на что идут. Им будет ясно и другое:
возможно, впоследствии за это придется отвечать.

НЕДОВОЛЬНАЯ МОЛОДЕЖЬ

Неужели наступил век возможностей для молодых? Похоже, что так, если
верить историям, которые носятся в воздухе. Многие компании нанимают
только молодых и облекают их административной ответственностью в возрасте
от 28 до 34 лет, причем опыт работы вновь нанятых в данной отрасли часто
не превышает пяти лет. Так что же, молодым наконец-то дали шанс?
Есть по крайней мере три причины полагать, что дело обстоит именно так.
Во-первых, с 1925 по 1945 год уровень рождаемости был довольно низким -
экономический кризис, война. Значит, вступивших в возраст производительной
деятельности по численности будет меньше, чем школьников и пенсионеров,
что продлится примерно до 1980 года. Во-вторых, в отличие от рабочего люда
чиновная зона промышленности разрослась сверх всякой меры. В 1900 году
начальство составляло примерно 7% от работающего населения, сейчас эта
цифра превышает 11%. В-третьих, само существование агентств по найму
говорит о том, что со способностями нынче слабовато. Казалось бы, молодые
должны ломать голову, как обратить на себя внимание нанимателей, но все
происходит наоборот - наниматели пытаются привлечь к себе внимание
молодежи. Не мешкая, они раскидывают дорогостоящие и солидные рекламные
сети и, разумеется, готовы к тому, что отловленная рыбка не всегда будет
самого высокого качества. Конечно, для борьбы с нехваткой можно бы
подключить представительниц прекрасного пола, но система диктует свои
законы - женщины на руководящих постах составляют лишь 1% всех работающих,
и этот процент не менялся с 1900 года.
Во многих отношениях ставка на молодежь - тенденция благоприятная.
Нередко люди средних лет, оглядываясь на свою молодость, вспоминают лишь
потери и разочарования. Многие помнят стариков, которые нипочем не хотели
уходить на пенсию, помнят годы иссушающей и отупляющей службы, помнят
чувство досады, когда пришло долгожданное повышение - увы, слишком поздно.
Кто не испытал горечи, видя, как на ответственные посты сажали людей без
всякого опыта работы, к тому же пожилых? Людей, которые первые годы своей
карьеры перекладывали бумаги из папки в папку, на среднем этапе вели
протоколы на заседаниях комитета, в период ранней зрелости занимались
ответами на чепуховую корреспонденцию и вот, как следует состарившись,
получили ответственную работу, которая им совершенно не по зубам. Мы
наблюдали эту тенденцию и в политике, когда государственные деятели многих
стран захламляют политическую арену, едва волоча ноги под бременем
собственной ветхости.
Между тем в прежние времена были совсем другие герои; кто-то в
девятнадцать или двадцать лет стоял на капитанском мостике военного
корабля, кто-то поднимал в бой полк; один в двадцать четыре года даже стал
премьер-министром. Эти примеры вдохновляют, но следует иметь в виду:
мужчины этой категории расставались со школой гораздо раньше, чем это
принято, а женились, как правило (если женились вообще), гораздо позже.
Случалось, что за плечами тридцатидвухлетнего генерала - десятилетний опыт
командования войсками. Любому ясно, что такой молодец предпочтительнее
генерала, которому за пятьдесят и который вообще не нажил никакого
полезного опыта! Молодежь у руля - тут плюсов более чем достаточно! Увы,
этот идеал труднодостижим, ибо безумное количество времени уходит на
учебу. Формула "сплав молодости и опыта" подразумевает раннее начало, а
рано начать удается далеко не многим, и долгие годы, ушедшие на обучение,
часто оказываются решающим недостатком. Нынче есть молодые люди, которые
сумели сколотить миллион, не отпраздновав и двадцать пятый день своего
рождения. Такого успеха добивались, как правило, те, кто расстался со
школой в пятнадцать лет - пусть без почестей, но и без сожаления. Заметим,
что многие другие, выбравшие схожий путь, кончили тюрьмой. Но факт
остается фактом - миллионер, сделавший себя сам (в отличие от хорошо
оплачиваемого исполнителя), обычно делает свой первый шаг в трущобах.
Возьмем вымышленного молодого бизнесмена А, которого назначили на
ответственную должность в двадцать восемь лет. Предположим, в двадцать три
он женился, в двадцать четыре успешно окончил школу бизнеса и вскоре стал
работать в компании. С первых дней, считаясь многообещающим, он быстро
прошел все смежные отделы организации и чуть позже был благословлен на
должность помощника управляющего. Сейчас, в двадцать восемь лет (отец
троих детей), он возглавил коммерческий отдел компании. Если он хорошо
себя зарекомендует, его, вероятнее всего, назначат директором нового
завода компании в Ранкорне. В коммерческом отделе ему помогают Б (51 год),
В (43 года) и Г (37 лет), на его место они "не потянули". А оказывается
перед насущной проблемой: сделать из Б, В, Г своих союзников, добиться
того, чтобы кривая продаж поползла вверх, доказав тем самым правильность
своего назначения на этот пост и подготовив почву для дальнейшего
повышения. Он должен также убедить своих дольше поживших коллег, что в
деле он разбирается лучше их. Но еще важнее другое - прежде всего А должен
убедить в этом себя. Самое опасное, когда под ногами у тебя зыбкая почва.
Почувствуй он, что подчиненные компетентнее его, это обязательно
проявится. Варианта у него два. Либо он идет на всевозможные уступки и
раздает всевозможные обещания, стремясь завоевать популярность, либо
пытается утвердить себя актами мелкой тирании. Другие симптомы
нестабильности будут регулярно появляться на доске объявлений -
отпечатанные на машинке предупреждения, которые следует давать устно (а то
и вовсе не следует), никому не нужные директивы.
А чувствует себя достаточно надежно, когда его волнует судьба компании,
а не только собственная. Если он печется об интересах держателей акций,
клиентов и сотрудников компании, он поставит цели, достижение которых
будет выгодным и для Б, В и Г. Если же его заботят лишь собственные
честолюбивые замыслы, на подчиненных можно не рассчитывать - у них просто
нет причин ставить его интересы выше своих собственных. Призывать надо к
чему-то такому, что выше их всех; к какой-то цели, в свете достижения
которой личная враждебность отходит на второй план.
Если отбор проводился тщательно - а это весьма важно, - большинство из
занявших ответственные посты до тридцати пяти лет должны оправдать высокое
доверие. Но эта политика, как и любая другая, наряду с достоинствами имеет
свои недостатки. Если станет известно, что политика компании - выдвигать
мужчин только в возрасте тридцати - тридцати пяти лет, все мужчины старше
тридцати семи поймут, что их время прошло, что в этой компании им больше
ничего "не светит". Представляете себе их моральное состояние? Может, они
и останутся на работе, но потеряют к ней всякий интерес. Другие
ожесточатся и сделают ожесточенность своей позицией.
Мужчин этой категории подстерегает и другая беда: разочарованная жена
может сыграть роковую роль в судьбе мужа. Жена Б вовсе не захочет
выказывать почтение жене А - та ведь не только моложе, но и симпатичнее.
Жена несчастного В тоже будет проявлять норов, но самой неудовлетворенной
из трех окажется жена Г. Ведь Г, как мы помним, только-только пересек
рубеж, за которым на работнике ставят крест. В самом деле, какая разница,
тридцать пять тебе или тридцать семь, особенно если ты родился в конце
года? И пусть предпочтение отдается молодым, но некоторые высокие посты
стоит резервировать и для людей постарше. Конечно, шанс на продвижение
выпадет далеко не каждому, но каждый должен жить с мыслью, что шанс этот у
него все-таки есть. В качестве награды за многолетнюю службу хорош пост
директора по административно-хозяйственной части. Это не дорогая цена за
то, чтобы сотрудники предпенсионного возраста сохранили преданность фирме.
Следует помнить и вот что: мужчины, выдвинутые на ответственные
должности в тридцать - тридцать пять лет, могут проработать в компании еще
столько же. Если данная отрасль промышленности будет быстро расти и
развиваться, с годами они получат новые назначения. А если дела пойдут на
убыль? Тогда на всех ответственных постах в компании окопаются (примерно)
сорока-сорокапятилетние. Для следующего поколения получить серьезную
должность надежды практически никакой. Через десять лет выясняется, что
бразды правления держит все та же группа когда-то "недовольной молодежи" и
за это время в компанию не пришел ни один человек из тех, кого принято
именовать "избранниками судьбы". Еще десять лет - и руководство компании
дружными рядами подходит к пенсионному возрасту. В течение следующих пяти
лет они мирно выходят на пенсию, и заменить их попросту некем. Картина
эта, разумеется, слегка шаржирована, правление наверняка предпримет
какие-то шаги, чтобы избежать подобного кризиса. Но риск, связанный с
лозунгом "дорогу молодым", совершенно очевиден. Он может перекрыть все
пути к повышению для следующего поколения. Когда "первая смена" порядком
состарится, возникнет застойный период, а потом (году в 1995) разразится
кризис - всех будто ветром сдует.
Лучший целитель для молодежи - время, и толковая молодежь 1970 года к
1984 году и опыта наберется, и станет-более осмотрительной. Кстати, в
период спада первым делом требуются именно опыт и осмотрительность. Однако
нужно предвидеть и другую опасность. Дело в том, что тридцатилетние,
которых мы продвигаем по службе, часто очень похожи друг на друга. Они
начали с технической подготовки, призванной компенсировать отсутствие
опыта. Все они знают язык компьютера, и их жизни запрограммированы по
одному образцу. Все они выпускники школы бизнеса, но этого мало - они
закончили одну и ту же школу бизнеса; изучали экономику, кибернетику и
автоматику у одних и тех же профессоров. Поначалу в этом есть свое
преимущество, потому что они хорошо понимают друг друга. Но в конечном
счете это большое неудобство, ибо все они настроены на одну волну. И
однажды окажется, что все члены правления директоров мыслят одними
стереотипами. Вместо того чтобы рассматривать текущие проблемы под разными
углами (с финансовой, технической, коммерческой, политической,
социологической и юридической точек зрения), они будут воспринимать их в
одном свете. В памяти каждого из них будут прокручиваться одни и те же
лекции, слышанные ими в одной и той же аудитории, зачеты и экзамены,
успешно сданные в одно и то же время. Разумеется, и здесь есть свое
преувеличение, но разве мало компаний, в которых руководители мыслят
одинаково? То, что удобно на первом этапе, может сурово покарать компанию
потом.
В наши дни мы часто говорим о предметах, которые полагается изучать в
школе, колледже или на специальных курсах подготовки бизнесменов. Но дело
не столько в самих предметах - пора осознать собственное невежество,
начать стремиться к новому, развивать в себе умение постигать и привычку
мыслить. Образование не суть нечто застывшее, оно должно стимулировать
человека на дальнейшее изучение различных проблем. Когда у людей есть
побочные интересы, когда они жаждут узнать как можно больше и за пределами
своей области, диапазон их мироощущения становится шире, да и сами они
начинают проявляться как личности. В итоге возникает многообразие мнений и
точек зрения, а это очень ценно, особенно если заложен хороший фундамент.
Люди исключительных способностей обычно хорошо ориентируются не только в
своей узкой специальности, но и во многих других сферах человеческой
деятельности.
Итак, тут есть над чем подумать: так ли уж хорошо раннее выдвижение на
руководящие посты, все ли начинания от этого выигрывают? В каком-то новом
деле, где площадка только застраивается, может, и разумно делать ставку на
молодых. Но возводить эту политику в ранг общего правила нельзя - ее
просто не воплотишь в жизнь, да это и не мудро. Пройдут годы, и машина на
полном ходу забуксует.

МЕРЗКИЙ ЗАПРЕЩАЛА

Целый ряд основных моментов управления в общественной и в деловой жизни
впервые определил доктор П.Г.Вудхауз, но сейчас они так вросли в
современное мышление, что об их происхождении мало кто помнит. Едва ли в
чьей-то памяти живы времена, когда Разрешалы и Головой-Кивалы ставились в
учебных пособиях на одну доску, но редко кто воздает должное мыслителю,
который первым провел разграничительную линию между ними. Те немногие, кто
помнит великолепную первую работу Вудхауза (зачитанную членам Королевского
общества в 1929 году), сожалеют вот по какому поводу: внимание автора так
и не привлекли противоположные подвиды - Запрещалы и Головой-Качалы. В
своих исследованиях он не добрался до них, в частности, вот по какой
причине: Разрешалы работают внутри организации, а Запрещали более заметны
в сфере ее внешних сношений. Возможно, вводить разграничения там, где
ничего не увидел сам Вудхауз, - это попахивает чрезмерной
самоуверенностью, но хотя бы для удобства стоит дать некоторую
классификацию и определения, даже если мы согласимся (а это неизбежно),
что данный вариант не окончательный. Последние исследования показали, что
в административных органах, государственных или промышленных, есть два
вертикальных канала. Через один решения, принятые на самом верху,
фильтруются вниз к основанию пирамиды. По другому заявления, предложения и
прошения пробиваются от основания к вершине. На бумаге эти каналы выглядят
по-иному, но исследования показали, что цепочка приказов - сверху вниз -
тянется от Шефа через Всезнайку к Разрешалам (старшим и младшим) и,
наконец, к Головой-Кивалам. А вот с предложениями, исходящими снизу,
теоретически имеют дело Головой-Качалы, Запрещалы (старшие и младшие),
Незнайки и в конце концов Шеф. Против этой теории есть два возражения:
во-первых, она не всегда подтверждается нашим опытом. Во-вторых, не
объясняет, каким образом некоторые идеи до Шефа все-таки доходят. На самом
же деле канал, по которому идут предложения, редко бывает целиком
отрицательным. На разных уровнях мы находим два чередующихся типа.
Миляга-Одобряла чередуется с Мерзким Запрещалой. Очевидно также, что
Головой-Кивалы перемешаны с Головой-Качалами.
У человека извне, принесшего на продажу свою идею, отчаяние чередуется
с надеждой; лучше всего описать происходящее с ним в форме повествования.
Для начала представим себе крупную контору или министерство. Под мышкой
левой руки у просителя зажат план, схема, проект либо просто блестящая
идея. Его, дрожащего мелкой дрожью, приглашают в кабинет мистера Руббах
А.Паррена, который носит твидовый костюм и шикарный галстук.