Автор книги: Соколова Е. Т.

Книга: Соколова Е. Т. Проективные методы

Соколова Е. Т. - Соколова Е. Т. Проективные методы читать книгу онлайн

СОДЕРЖАНИЕ

ПРЕДИСЛОВИЕ

Глава I
ОБЩАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА И КЛАССИФИКАЦИЯ ПРОЕКТИВНЫХ МЕТОДИК

Глава II
ИСТОРИЯ РАЗВИТИЯ И ОБОСНОВАНИЯ ПРОЕКТИВНОГО МЕТОДА

§ 1. Обоснование проективного метода принципами холистической психологии
§ 2. Влияние классического и ревизованного психоанализа на обоснование проективного метода
§ 3. Значение исследований “Нового взглада” для обоснования проективного метода
§ 4. Концепции проекции в обосновании проективного метода
§ 5. Проективный метод в контексте концепции личностного смысла

Глава III
ТЕМАТИЧЕСКИЙ АППЕРЦЕПТИВНЫЙ ТЕСТ (ТАТ)

§ 1. Основаные положения теории личности Г. Меррея
§ 2. ТАТ: процедура эксперимента, схема анализа и интерпритации по Г. Меррею
§ 3. Основные категории анализа рассказов ТАТ по Д. Рапапорту
§ 4. О некоторых подходах к интепритации ТАТ: схемы С. Томкинса и М. Арнольд

Глава IV.
МЕТОДИКА ЧЕРНИЛЬНЫХ ПЯТЕН Г. РОРШАХА
§ 1. Описание методики и схема эксперимента
Опрос
Определение пределов чувствительности

§ 2. Основные приемы шифровки ответов
Обозначение локализации ответа
Основные детерминанты ответов

§ 3. Интерпритация основных категорий шифровки
Психологический смысл локализационных      
показателей
Психологический смысл основных детерминант

§ 4. Интерпритация результатов теста
Интерпритация основных показателей теста и их соотношений
Аффективность и степень ее контролируемости
Оценка интеллектуальных возможностей

ОСОБЫЕ ФЕНОМЕНЫ
Диагностика конфликта и механизма защиты

ЗАКЛЮЧЕНИЕ

ПРИЛОЖЕНИЯ

ЛИТЕРАТУРА

ПРЕДИСЛОВИЕ
В связи с возрастающей потребностью в прикладных психологических исследова­ниях личности проективные методики ста­ли широко использоваться во многих об­ластях психологической практики. Однако не всегда их применение оправдано зада­чами конкретного исследования, а полу­чаемые результаты интерпретируются в ка­тегориях, адекватных представлениям о личности, сложившимся в отечественной психологии. Отсюда следует, что прямое заимствование зарубежных методов лич­ностной диагностики без критического осо­знания их теоретической базы может по­влечь за собой серьезные трудности как теоретического, так и практического харак­тера. Все это обусловливает необходимость длительного и кропотливого труда по разработке теории проективного метода на основе положений советской психологии. Первые шаги в этом направлении предпо­лагают, во-первых, соотнесение принципов и понятий, образующих категориальный аппарат проективного метода с соответст­вующими им концепциями личности; во-вторых, вычленение той психологической реальности, которая в рамках данной кон­цепции выступает объектом проективного метода; и, наконец, в-третьих, категориза­цию этого объекта в понятиях, разработан­ных в советской психологии.
Однако в какой степени метод или ча­стные методики детерминированы психологической теорией? История развития проективного метода показывает, что он не существует вне теории личности; в то же время связь между проективным мето­дом и теорией не является однозначной и неизменной. Еще более сложны и опосредованы отношения между той или иной теорией и отдельно взятой методикой’. Безусловно, рождение метода в той или иной степени подготовлено уже сложив­шейся теорией, хотя этот факт может и не вполне осознаваться самими исследовате­лями. В этом случае возникает впечатле­ние, что и методика — не более чем удач­ная находка ее создателя, часто мало обес­покоенного теоретическими изысканиями. Парадоксальность подобной ситуации вы­явилась с особенной очевидностью, когда спустя десятилетия после возникновения проективных методик, их связь с основны­ми теориями личности стала предметом методологической рефлексии, т. е. превра­тилась в особую исследовательскую зада­чу. Положение осложняется еще и тем, что со временем метод приобретает как бы относительную автономию от породившей его теории и начинает «работать» в иных концептуальных системах. Как правило, это влечет за собой перестройку всего категориального аппарата, а вместе с ним и изменение представлений об изучаемом объекте. Трансформации метода, в свою очередь, вызывают к жизни разнообразные схемы анализа и интерпретации и самих отдельных методик. Например, несмотря на тот бесспорный факт, что и проектив­ный метод, и проективная техника созда­вались под влиянием психоанализа, он не был их единственной теоретической базой: экспериментальные исследования «Нового взгляда» роли личностных факторов в вос­приятии, холистические и персонологические идеи К. Левина и Г. Олпорта непосредственно или косвенно отразились в соответствующих концепциях проекции, в содержании интерпретационных схем и са­мих конструируемых моделях личности. Следовательно, какими бы внетеоретическими не казались технические приемы реализации проективного метода (т. е. проективные методики), все они прониза­ны теорией. Это не исключает, конечно, использования некоторой частной методи­ки независимо от исторически детермини­ровавшей ее теории — проективные мето­дики широко используются за рубежом сторонниками поведенческой психологии, гештальтпсихологии, представителями информационного подхода. Важно подчерк­нуть, тем не менее, что неоднозначность, нежесткость связей между теорией, мето­дом и «техникой» отнюдь не означает, что последние могут использоваться вне какой бы то ни было теории. Ведь интерпретация результатов проективных методик есть по существу построение модели личности и, следовательно, будет определяться той теорией, вольным или невольным адептом которой является психолог-экспериментатор.
‘ Вслед за некоторыми авторами, будем разли­чать метод как путь исследования, вытекающий из общих теоретических представлений о сущности изучаемого объекта, и методики как технические приемы реализации метода в целях уточнения или верификации наших знаний об объекте [33].

И если спорными кажутся нам некоторые западные концепции проективного метода, то, безусловно, заслуживают внимания и дальнейшей разработки затронутые в них проблемы. «В любой науке, — пишет Энгельс, — неправильные представления (если не говорить о погрешностях наблюдения) являются в конце концов неправильными представлениями о правильных фактах. Факты остаются, даже если имеющиеся о них представления оказываются ложными» [1, 20, 476]. Вот почему важна и актуальна задача теоретического обоснования проективного метода в рамках отечественной психологии.
Проективный метод ориентирован на изучение неосознаваемых (или не вполне  осознанных) форм мотивации и в этом своем качестве является едва ли не единственным собственно психологическим методом проникновения в наиболее интимную область человеческой психики. Однако реальность бессознательного значительно богаче по своей феноменологии, а также и по возможности ее содержательной интерпретации, чем это представлялось, например, в классическом психоанализе. «Значащие переживания», «личностные смыслы» и другие образования, в которых проявляется пристрастность психического отражения, не будучи презентированы сознанию, могут не выявляться и при непосредственном обращении к данным самоотчетов или наблюдении поведения. Проективные методики позволяют опосредованно, моделируя некоторые жизненные ситуации и отношения, исследовать эти личностные образования, выступающие прямо или в форме различных личностных установок.) Если большинство психологических приемов направлено на изучение того, как и за счет чего достигается объективный харак­тер отражения человеком внешнего мира, то проективные методики ставят своей  целью выявление своеобразных «субъективных отклонений», личностных «интерпретаций», причем последние далеко не всегда объективны, но, всегда как правило, личностно значимы.                 
Предложенный здесь подход, конечно, не является единственно возможным. Теоретико-методологическое обоснование проективного метода — важная, но не единственная задача. Требуют дальнейшей разработки и такие вопросы, как диагностика с помощью проективных методик индивидуального стиля личности, создание схем анализа и интерпретации в рамках деятельностного подхода и многие другие. Работы в этом направлении ведутся группой сотрудников и студентов факультета психологии МГУ.
Книга познакомит студентов с основными направлениями в области проективных исследований, с дискуссионными проблемами и различными подходами к их разрешению и поможет выработать объективную оценку проективных методик и выявить возможности их применения.

ГЛАВА I
Общая характеристика и классификация проективных методик
Проективные методики представляют собой специальную технику клинико-экспериментального исследования тех особенностей личности, которые наименее доступны непосредственному наблюдению или опросу. Термин «проективные» был впервые использован Л. Френком в 1939 г. для объединения уже известных к тому времени, но, казалось бы, таких чрезвычайно далеких друг от друга методических приемов, как ассоциативный тест Юнга, тест Роршаха, ТАТ и других [48]. Выделив некоторые формальные признаки, присущие большинству проективных методик, Френк попытался дать им классификацию; с некоторыми дополнениями эта классификация принимается и в настоящее время [37; 81]. Различают следующие группы проективных методик.
Методики структурирования: тест чернильных пятен Роршаха, тест облаков, тест      трехмерной проекции.
Методики конструирования: MAPS, тест мира и его разнообразные модификации.
Методики интерпретации: ТАТ, тест фрустрации Розенцвейга, тест Сонди.
Методики дополнения:   неоконченные предложения, неоконченные рассказы, ассоциативный тест Юнга.
Методики катарзиса: психодрама, проективная игра.
Методики изучения экспрессии: анализ почерка, особенностей речевого общения, миокинетическая методика Мира — и — Лопеца.
Методики изучения продуктов творчества: тест рисования фигуры человека (варианты Гуденау и Маховер), тест рисования дерева К. Коха, тест рисования дома, рисунок пальцем и т. д.
Все перечисленные методики, по Френку, объединяет способность отражать как на экране наиболее существенные аспекты личности в их взаимозависимости и целостности функционирования. Эти методики характеризует также общность формального построения и сходство в стратегии проективного эксперимента: поведении психолога-исследователя, подборе стимульного материала, постановке   диагностических задач.
Принято говорить о следующих отличительных признаках проективных методик:
1) так называемая неопределенность стимульного материала или инструкции к заданию, благодаря чему испытуемый обладает относительной свободой в выборе ответа или тактики поведения;
2) деятельность испытуемого протекает в атмосфере доброжелательности и при полном отсутствии оценочного отношения со стороны экспериментатора. Этот момент, а также то, что испытуемый обычно не знает, что в его ответах диагностически значимо, приводят к максимальной проек­ции личности, не ограничиваемой социаль­ными нормамии оценками;
3) проективные методики измеряют не ту или иную психическую функцию, а свое­го рода модус личности в ее взаимоотно­шениях с социальным окружением [40;48;76].
Формальные характеристики проектив­ных приемов, не давая оснований для одно­значного соотнесения их с какой-то опре­деленной теоретической схемой, тем не ме­нее обусловливают особую стратегию ис­следования’. Прежде всего это касается поведения экспериментатора и испытуемо­го: экспериментатор из нейтрального реги­стратора ответов испытуемого  должен стать его партнером, доброжелательным и понимающим собеседником; испытуемый же в такой ситуации (даже при отсутствии специально поставленной психотерапевти­ческой задачи) переживает своеобразный «катарзис», Само собой разумеется, успех проективного исследования во многом за­висит от личности экспериментатора, его умения расположить к себе испытуемого и ряда других факторов, возникающих в по­добном общении [34; 44].
Основные принципы проективного исследова­ния сложились в борьбе, с одной стороны, с тра­диционной экспериментальной психологией, «стери­лизовавшей» условия эксперимента в целях дости­жения   максимальной   объективности, с другой стороны — с тестовыми психометрическими исследо­ваниями, игнорировавшими индивидуальные особен­ности личности и способы достижения тех или иных результатов. В определенном смысле принцип по­строения проективного эксперимента близок прин­ципу «функциональной пробы», развиваемому в оте­чественной психологии, согласно которому экспери­мент моделирует «не только умственные операции больного, но и его личностное отношение» [12, 33].
Стимульный материал, используемый в проективных методиках, как правило, не безразличен испытуемому, так как вслед­ствие апелляции к прошлому опыту приобретает тот или иной личностный смысл. Изображения драматичных жизненных ситуаций, лица людей, предметы, ассоциирующиеся с аффектогенными ситуациями (например, пистолет, могильные плиты), эмоционально   окрашенные слова  или предложения обращены к тем или иным индивидуально значимым переживаниям личности. Неопределенность, составляющая одно из основных условий деятельности испытуемого, способствует тому, что поведение более чем когда-либо детерминиру­ется не конвенциональными нормативами, а собственной системой мотивов, ценностей, диспозиций человека [34; 42; 48]. К обсуждению этого положения, чрезвы­чайно важного для теоретического обосно­вания самого проективного метода, мы еще вернемся.
Преимущественное использование про­ективных методик для изучения неосозна­ваемых форм психической деятельности объясняется спецификой клинических и параклинических задач, решаемых с их помощью. Как известно, эти методики создавались для клинических целей и в своих классических   вариантах   используются главным образом в клинике неврозов2. Однако в отличие от отечественной в зарубежной психологии термин «клинические методы» не имеет специфического значе­ния; он указывает прежде всего, что исследование ориентировано на выявление индивидуальных, «уникальных» способов адаптации личности к социальному окружению и себе самой [74]. Проективные ме­тоды являются клиническими именно в этом смысле: специально подобранная ба­тарея методик способна ответить на такие важные вопросы, как стиль взаимоотноше­ния личности с другими людьми (конформность, лидерство, авторитарность, демокра­тизм и т. д.); ее ведущие мотивы и пути их реализации, степень гармоничности или конфликтности аффективной сферы, сред­ства разрешения внутренних и внешних конфликтов; самооценка, мера ее осознанности, адекватности, гибкости и т. д. Бес­спорно, что богатством получаемого мате­риала проективные методики выгодно отли­чаются от других более популярных в общепсихологических исследованиях мето­дов, например опросников. Вместе с тем такие широко известные методики, как ТАТ или тест Роршаха в своих оригинальных вариантах чрезвычайно сложны и гро­моздки, предполагают высокий уровень мастерства экспериментатора и одновременно не свободны от его субъективизма при интерпретации результатов. Одной из попыток избегать указанных недостатков является исследовательская работа в на­правлении стандартизации   проективных, методик и создания их модификаций. Так, возникли известные варианты ТАТ Мак-Клеланда и Хеккаузена, упрощенные варианты теста Роршаха, тест фрустрации Розенцвейга и некоторые другие. В отли­чие от классических вариантов эти мето­дики не претендуют на охват личности в целом, а исследуют те или иные личност­ные «переменные», например, конкретные мотивы или реакции на «преградные» си­туации. Варианты проективных методик, как правило, создаются для решения ка­ких-то исследовательских задач, в соответ­ствии с чем разрабатывается и адекват­ный данной задаче способ анализа и ин­терпретации результатов. Так, например, в исследованиях Виткина с целью выяв­ления индикаторов полезависимости (поленезависимости) материалы ТАТ, теста Рор­шаха, теста рисования человека подверга­лись специальной обработке, в результате чего были получены операциональные показатели личностного стиля [82; 83]. Кон­кретными исследовательскими  задачами обусловлено и внедрение некоторых ва­риантов проективных методик в общую, социальную психологию, их использование в педагогической, спортивной психологии.
2Проективные методики применяются и в це­лях дифференциальной диагностики (Рапапорт, Ша­фер, Оберхольцер, Бом), хотя вопрос о патогномоничности показателей проективных методик недоста­точно ясен.
Большинство проективных методик или проективных «техник», как их иногда предпочитают называть, не являются, по-види­мому, тестами в узком понимании этого термина. Согласно одному из принятых определений, «психологический тест — это стандартизированный инструмент, предназ­наченный для объективного измерения одного или более аспектов целостной лично­сти через вербальные или невербальные образцы ответов или другие виды поведе­ния» [49, 46]. Исходя из этого определе­ния, наиболее существенными признаками тестов являются:
1. Стандартизированность   предъявле­ния и обработки результатов.
2. Независимость результатов от влия­ния экспериментальной ситуации и лично­сти психолога.
3. Сопоставимость индивидуальных дан­ных с нормативными, т. е. полученными в тех же условиях в достаточно репрезента­тивной группе.
В настоящее время далеко не все про­ективные методики и не в равной степени удовлетворяют выделенным   критериям. Так, общепринятым является мнение о недостаточной   объективности проективной техники; при этом ссылаются на многочис­ленные наблюдения и эксперименты, дока­зывающие влияние на тестовые результаты таких факторов, как пол экспериментато­ра, ситуативные установки и переживания испытуемого, атмосфера исследования [34; 44; 49]. Для целого ряда проективных ме­тодик отсутствуют нормативные данные; более того, некоторыми исследователями оспаривается принципиальная возможность их существования для подобного рода «идеографических» методов. Чрезвычайно важным и, до сих пор дискуссионным остается вопрос о стандартизированности проективных методик. Остановимся на нем  подробнее. В отличие от тестов интеллек­та или способностей при проективном ис­пытании практически невозможно полно­стью унифицировать и стандартизовать не только анализ и интерпретацию результа­тов, но даже и саму процедуру исследова­ния. Ведь совершенно различно поведение экспериментатора с робким, сензитивным или спокойным, уверенным субъектом, с таким, который открыт, активно ищет по­мощи, или с тем, кто «защищается» при малейших попытках проникнуть в его внутренний мир. Хотя в любом капиталь­ном руководстве и описываются наиболее распространенные   стратегии   поведения экспериментатора, они, конечно же, не охватывают всего многообразия конкрет­ных случаев. К тому же жесткая формали­зация и стандартизация, как указывает ряд исследователей, противоречила бы самому духу проективной техники и была бы не оправдана. Сошлемся в связи с этим на высказывание Лоуренса Френка, одного из крупнейших теоретиков в этой области: «...нельзя надеяться, что стандартизован­ная процедура сможет широко осветить индивидуальную личность как уникальную индивидуальность. Она также не сможет способствовать проникновению в динамические процессы личности» [по: 7, 48]. И У тем не менее исследования по стандартиза­ции проективных методик необходимы, так как без них затруднительна оценка валидности и надежности последних. Анализируя обширную и весьма противоречивую лите­ратуру, можно заключить, что согласно тра­диционным способам оценки проективные методики имеют средние показатели валидности и надежности [10; 49; 78]. Подобный вывод может объясняться однако и тем, что критерии валидности и надежности, разработанные для традиционных тестов, вообще не применимы в данном случае. Учитывая потребности практики, а также тенденции развития   исследовательского инструментария современной психологии, можно, повидимому, прогнозировать по­степенное сближение проективных методик с тестами. Работа в этом направлении, ес­ли она будет выполняться совместно квалифицированными клиническими психоло­гами и специалистами в психометрике, по­зволит расширить сферу прменения проективных методик и сделает их достоянием широкого круга исследователей.

ГЛАВА II
История развития и обоснования проективного метода
Проективные методики находят приме­нение сейчас во многих областях общей и прикладной психологии. Вместе с тем во­прос об их теоретической обоснованности до сих пор остается дискуссионным [8; 9; 15; 23; 27; 32]. Интерес к проективной тео­рии и методологии, как и постановка про­блемы обоснования проективного экспериментирования, объясняется историей раз­вития проективной техники.   Методики создавались в разное время, на протяже­нии почти пятидесяти лет, причем одни — чисто эмпирическим путем, другие — на основе общепсихологических или частных концепций. Кроме того, их возникновение было связано с потребностями сугубо кли­нической психологии, т. е. отвечало доволь­но узкому кругу задач диагностики дезадаптированной личности.   Со временем, однако, методики начинают использоваться более широко как средства диагностики прежде всего индивидуальных особенно­стей личности. Такая переориентированность, расширение сферы применения проективных методик с необходимостью повлекла за собой процесс их теоретической и методологической рефлексии: поиск наи­более общих принципов и понятий, анализ категориальной системы с целью доказа­тельства ее внутренней непротиворечиво­сти и т. д. Решение этих задач и состав­ляет содержание исследований, направленных на обоснование проективного метода .
Настоящая глава посвящена критиче­скому анализу обоснований, существую­щих в зарубежной литературе. Акцентиро­вание методологического аспекта при из­ложении конкретного материала продикто­вано рядом соображений. Во-первых, ква­лифицированное овладение той или иной методикой неотделимо от критического осознания ее теоретической основы; во-вторых, при заимствовании из арсенала зарубежной психологии методик личност­ной диагностики невозможен их автомати­ческий перенос в систему понятий отечест­венной психологии.
Проективный метод формировался на всем протяжении развития проективной техники, что стало причиной множествен­ности его обоснований в различных психологических системах. Можно говорить  о трех источниках проективного метода: холистической психологии, психоанализе  и экспериментальных  исследованиях  New Look2.
Теоретически обосновывать имеет смысл имен­но метод, поскольку причастность к теории отдель­ной методики менее очевидна.
2Поскольку эксперименты New Look интерпре­тировались в духе психоанализа, они будут изло­жены в § 2.
Из категориального аппарата этих на­правлений проективная психология заимствовала свои основные понятия, под их влиянием складывались общие принципы проективного исследования и частные схе­мы анализа результатов. Вместе с тем это обусловило и определенный методологиче­ский эклектицизм проективной психологии, недостаточную четкость, приблизительность многих ее постулатов. Цель последующего изложения как раз и состоит в том, чтобы выявить вклад указанных психологических направлений в формирование понятийной системы проективного метода.
§ 1. ОБОСНОВАНИЕ ПРОЕКТИВНОГО МЕТОДА ПРИНЦИПАМИ ХОЛИСТИЧЕСКОИ ПСИХОЛОГИИ
Связь проективной психологии с идеями К. Левина, Г. Олпорта не раз подчеркивалась зарубежными исследователями [34; 69]. В частности, она выступает в следую­щих положениях проективной психологии:
1. Целостность личности как единого «организма», взаимосвязанность отдельных ее «частей» (функций), их детерминиро­ванность «личностным контекстом».
2. Единство личности и социальной сре­ды, их неразрывность и постоянное взаи­модействие.
3. Предмет   проективного исследова­ния — не объективные отношения лич­ность —среда, а их субъективная концеп­туализация индивидом.
4. Личность — это саморегулирующаяся система, цель которой — организация субъективного опыта в соответствии с адап­тивными задачами.
5. Личность — это уникальная система познавательных процессов, потребностей, черт и способов адаптации, образующих ее индивидуальный стиль.
С позиций холистической психологии проективный метод — это средство изуче­ния путей и способов организации индиви­дом своего физического и социального опыта, субъективных представлений о се­бе и своем социальном окружении. Впер­вые эта точка зрения была сформулирова­на Л. Френком в 1939—1948 гг. В своей концепции Френк исходит из тезиса о не­разрывности и постоянном взаимодействии личности и среды. Так же как любой организм поглощает из внешнего мира вещест­ва, необходимые для своей жизнедеятель­ности, и превращает их затем в собствен­ную субстанцию, так и личность «погло­щает» внешние стимулы и реагирует на них согласно собственному «личному ми­ру» (private world). Личность как динами­ческий процесс есть постоянная активность в создании, поддержании и защите своего «личного мира». «Личный мир» — это пол­ностью субъективная система мнений, верований, идей, желаний и потребностей индивида, которые ориентируют его поведение во внешнем мире и которыми опре­деляются его восприятия. «Личный мир» представляет собой устойчивую конфигура­цию аффективных реакций и социальных установок, которая налагается индивидом на все жизненные ситуации, придавая неповторимость, уникальность всему его поведению (в широком смысле слова). Уникальность личности, согласно Френку, ис­ключает ее изучение путем выявления некоторых общих закономерностей и их сопоставления со «средней» личностью. Задача психолога состоит в том, чтобы проникнуть во внутренний мир конкретной личности   (идеографический подход по Г. Олпорту). Этой цели и служат проек­тивные методики; они, подобно Х-лучам или кинопроектору, позволяют обнаружить «личный мир» испытуемого.
Согласно принципу изоморфизма, взаи­модействие индивида с окружающим ми­ром, а также процесс образования и функ­ционирования «личного мира» может быть описан в единой терминологии как струк­турирование «жизненного пространства». Чем менее жестко оно оформлено, чем больше его неопределенность, тем в большей степени его структурирование детер­минировано индивидуальными особенностя­ми личности. Ценность и главное назначе­ние проективных методик — выявление присущих личности способов структуриро­вания ее «жизненного пространства», ее субъективного внутреннего мира.
Подход Френка привлекает внимание прежде всего как первая попытка методо­логической рефлексии проективной техни­ки. Вместе с тем в нем недостаточно представлен собственно содержательный анализ механизма проекции и того процес­са, посредством которого достигается изоморфизм «внешнего» и «внутреннего» ми­ра. Если принять принцип изоморфизма за исходное, как это делает Френк, то следо­вало бы всякую деятельность человека счи­тать проективной. Конечно, с этим можно было бы согласиться, если рассматривать деятельность как экстериоризацию «сущностных сил» человека (Маркс) или как выражение «пристрастного» (Леонтьев) ха­рактера отражения. Однако Френк ограни­чивается формальными определениями, что в значительной степени снижает ценность предложенного им обоснования проектив­ного метода. Для последующего изложе­ния важно подчеркнуть здесь три момента:
проективный метод понимается им как спо­соб изучения индивидуальных проявлений личности; проективные методики вскры­вают не объективные реально существую­щие качества личности и ее отношения с внешним миром, а то, как они восприни­маются самой личностью; и, наконец, проективность детерминирована неопреде­ленностью стимульного материала мето­дик. Эти положения представляются осо­бенно важными для понимания основных принципов проективного метода; к их об­суждению мы будем возвращаться и в дальнейшем.
По общему признанию, холистическая психология оказала значительное влияние на теорию и методологию проективного ис­следования. Однако, несомненно,  более значительным явился вклад психоанализа, так что последний может считаться главным теоретическим источником проективного метода. Основные категории анализа и интерпретации проективного материала такие, как «конфликт», «фрустрация», «за­щита» и многие другие впервые были вве­дены и детально разработаны в русле пси­хоанализа. В его теориях мы находим так­же наиболее фундаментальное развитие проективной методологии и самого прин­ципа проекции. В этой связи остановимся на тех положениях психоанализа, класси­ческого и так называемой психологии «Эго», которые в той или иной мере вдох­новляли создателей проективной техники и формировали ее понятийный аппарат.
§ 2, ВЛИЯНИЕ КЛАССИЧЕСКОГО
И РЕВИЗИОННОГО ПСИХОАНАЛИЗА
НА ОБОСНОВАНИЕ ПРОЕКТИВНОГО МЕТОДА
Как известно, 3. Фрейд различал пер­вичные психические процессы — воображе­ние, сновидения, грезы и вторичные — мышление, восприятие и др. Первичные процессы мотивированы, тесно связаны с аффектом; в них находят свое выражение глубинные бессознательные тенденции личности; регулирует и управляет этими про­цессами так называемый «принцип удо­вольствия». Детерминированные им про­цессы не знают социальных и культурных запретов, сознательных целей; в них про­исходит непосредственная разрядка энер­гии либидозных влечений. Иная природа у вторичных процессов: в них реальный мир отражается более «объективно» и как бы независимо от аффективного отношения индивида.
Самого Фрейда, особенно в ранний пе­риод формирования теории психоанализа, интересовали первичные процессы. В част­ности, воображение и любая другая твор­ческая деятельность рассматривались как самовыражение личности и прежде все­го — ее нереализуемых бессознательных потребностей и мотивов. Фантазия выпол­няла, таким образом, функции двоякого рода: она компенсировала неутоленные же­лания их галлюцинаторным удовлетворе­нием и одновременно, благодаря их «объ­ективации» в продуктах творчества «очи­щала», создавала катарзический эффект. По-видимому, эти идеи раннего психоана­лиза оказали самое непосредственное влия­ние на понимание природы и задач проек­тивного исследования. Во всяком случае кажется неслучайным, что именно в период расцвета психоанализа Г. Роршах обнаруживает связь между фантазией и глубинными проявлениями личности. Еще более недвусмысленна позиция Г. Меррея, видевшего цель ТАТ в выявлении неосоз­наваемых  (латентных)  потребностей и конфликтов. Меррей, следовательно, отож­дествлял процесс восприятия неопределен­ных изображений с фантазированием в его фрейдовском понимании, из чего, в частно­сти, следовало, что содержание апперцеп­ции находится в прямо пропорциональной зависимости от силы доминирующей потребности.
С целью экспериментальной проверки этой ги­потезы сторонниками «аутистической» концепции восприятия был проведен специальный цикл иссле­дований [62; 64; 75].
В качестве экспериментальной модели исполь­зовалась диагностика пищевой потребности на раз­ных этапах ее депривации'. Результаты позволили сформулировать ряд положений относительно дина­мики выраженности фрустрируемой потребности в проективной продукции. Во-первых, было показано, что испытуемые до еды дают значительно больше «пищевых» ответов, чем после еды, и, следователь­но, можно сделать вывод о непосредственной зави­симости между силой потребности и ее проектив­ным выражением. Однако последующие исследова­ния уточнили это положение: оказалось, что после суточного периода голодания количество «пищевых ответов» уже не возрастало, а уменьшалось, что свидетельствовало о вмешательстве специального механизма контроля, работающего против выра­жения потребности. Аналогичные результаты полу­чили и другие авторы. Р. Левин и его сотрудники предположили, что возрастание «пищевых ответов» представляет функционирование «первичного» про­цесса, а их уменьшение показывает действие «вторичного» процесса, ориентированного на реальность, процесса, который подавляет фантазии, связанные с едой, когда они становятся чрезмерно интенсив­ными и потенциально разрушающими.
Итак, на ранних этапах своего разви­тия проективный метод связывался с идеей «первичных» процессов и их символическо­го удовлетворения в продуктах фантазии [65]. Экспериментальная проверка этой гипотезы дала между тем неоднозначные результаты;   необъясненным   оставался факт уменьшения апперцептивных ответов с увеличением времени депривации. Одна­ко эти данные не могли быть адекватно интерпретированы в рамках концепции первичных процессов. Следовало предполо­жить иное, а именно, что восприятие неоп­ределенных изображений активизирует не столько свободную фантазию испытуемого, сколько его познавательные (вторичные) процессы, и, следовательно, судьба потреб­ности будет определяться не «принципом удовольствия», а «принципом реальности». Иначе говоря, должна происходить «задержка» в непосредственном удовлетворении потребности в силу вовлеченности механизмов защиты и контроля.
Термины   «психологическая защита», «контроль» использовались уже 3. Фрей­дом, однако свою популярность в проектив­ной психологии они получили благодаря развитию новых направлений ревизованно­го психоанализа и экспериментальных ис­следований, получивших название «New Look». С ними связан следующий этап в формировании концептуального аппарата проективной методологии, а также и самой практики проективного исследования [57; 71; 72; 77 и др.]. Именно поэтому целесообразно напомнить содержание этих поня­тий, прочно вошедших в современную пси­хологию.
Постановка проблемы психологической защиты принадлежит 3. Фрейду, и первоначальная ее разработка связана с изуче­нием метаморфозы либидозных влечений и генеза невротических симптомов. В его ранней концептуальной схеме (сознатель­ное — предсознательное — бессознательное) механизмы защиты выступали как средства разрешения конфликта между сознанием и бессознательным, как способы «канализирования» энергии либидо в со­циально приемлемые формы деятельности. Однако начиная с 20-х годов, в связи со все возрастающим интересом к социальным детерминантам личности, Фрейд большое внимание уделяет изучению «принципа реальности», его роли в ходе развития лич­ности и ее приспособления к социальному окружению [29; 30; 31]. Исходя из разра­ботанной им в то время структуры лично­сти («Ид», «Эго», «супер-Эго»), психоло­гическая защита рассматривается как ос­новная функция «Эго», отвечающая целям интеграции и адаптации. Перед лицом реальности, когда удовлетворение требова­ний «Ид» возможно далеко не всегда, «Эго» пускает в ход специальные механиз­мы «задержки» влечений — вытеснение, сублимацию и т. д. Угроза целостности личности может исходить также из инстан­ции «супер-Эго», представляющей собой систему интериоризованных норм и запре­тов. Понятно, что «Эго» приходится быть большим дипломатом, по остроумному вы­ражению одного из исследователей, удов­летворяя и укрощая двух господ одновре­менно.
Подчеркнем, что, по Фрейду, защитные механизмы врожденны,  запускаются в экстремальных ситуациях и выполняют функцию «снятия» внутреннего конфликта. В других концепциях природа и функции психологической защиты трактуются не­сколько иначе.
Согласно А. Фрейд, «Эго» представляет собой не столько врожденную, сколько развивающуюся в ходе жизни ребенка структуру. Опасность, грозящая «Эго» (по­теря целостности), идет как со стороны инстинктивных влечений, так и из внешнегo мира. В этих условиях процесс развития «Эго» заключается в приобретении все бо­лее совершенных способов защиты от внешних и внутренних конфликтов. Тем са­мым снижается до границ толерантности уровень тревожности, исчезает субъективное чувство дискомфорта, препятствующие процессу адаптации. Более «тонким» ме­ханизмам защиты соответствует большая зрелость личности и более эффективная ее адаптация. Механизмы защиты форми­руются в период детства; их индивидуаль­ный набор зависит от многих факторов — внутрисемейной ситуации, отношений ре­бенка с родителями, в частности, демонст­рируемых ими паттернов защитного реа­гирования и, конечно, от тех конкретных обстоятельств жизни, с которыми ребенок встречается [50].
Таким образом, А. Фрейд вносит суще­ственные коррективы в предшествующую концепцию: во-первых, акцентируется роль механизмов защиты в разрешении внешних, т. е. социогенных конфликтов; во-вто­рых, механизмы защиты рассматриваются как продукты развития и научения; в-тре­тьих, указывается, что набор защитных механизмов индивидуален и характеризует уровень адаптированности личности.
Современный психоанализ насчитывает свыше двадцати видов защитных механиз­мов, различающихся по степени эффектив­ности, зрелости, а также в зависимости от локализации конфликта: в сфере влечений', моральных установок или внешней реальности [40; 58; 66; 79]. Дадим краткое описание тех из них, диагностика которых воз­можна проективными тестами.
Вытеснение — наиболее универсальное средство избежания внутреннего конфлик­та. Его цель — устранение из сознания социально неприемлемых влечений. Одна­ко вытесненные и подавленные, влечения дают о себе знать в невротических и пси­хосоматических симптомах, например в фо­биях и конверсиях, а также в «психопато­логии обыденной жизни» — обмолвках, описках, неловких движениях и юморе. Вы­теснение считается наиболее примитивным и малоэффективным средством защиты, так как, во-первых, вытесненное содержа­ние психики все-таки прорывается в созна­ние и, во-вторых, неразрешенный конфликт обнаруживает себя высоким уровнем тре­вожности и чувством дискомфорта. Вытес­нение характеризует инфантильность, не­зрелость личности; чаще всего встречается у детей и истероидных невротиков.
Отрицание реальности — частный слу­чай вытеснения: «Эго» отвергает сущест­вование ситуаций, несущих тревогу или заменяет их компенсаторно на воображае­мые, например бегством в грезы.
Реактивное   образование — замена «Эго» — неприемлемых тенденций на пря­мо противоположные. Например, преувеличенная любовь ребенка к одному из роди­телей может быть преобразованием со­циально недопустимого чувства ненависти к нему.
Регрессия — так же, как и вытеснение, механизм универсального действия, это возврат на более раннюю стадию развития или к более примитивным формам поведения, мышления. Например, истерические реакции типа рвоты, сосания пальцев, дет­ского лепета, излишняя сентиментальность, предпочтение «романтической любви» и игнорирование сексуальных отношений у взрослого человека и т. д. Этот механизм пускается в ход, когда «Эго» не в состоя­нии принять реальность такой, какая она есть, или личность не в состоянии спра­виться с требованиями «супер-Эго», или там, где другие защитные механизмы не эффективны. Регрессия, так же как образование реакции, характеризует инфан­тильную, как правило, невротическую лич­ность.
Более зрелое «Эго» вырабатывает бо­лее специфические и ньюансированные механизмы защиты. Оговоримся, что не су­ществует единой классификации механиз­мов защиты по критерию зрелости «Эго».
Изоляция — отделение аффекта от интеллекта; неприятные эмоции блоки­руются, так что связь между каким-то событием или мыслительным содержанием и его эмоциональной окраской в сознании не выступает. По своей феноменологии этот вид защиты напоминает известный пси­хиатрам «синдром отчуждения», для кото­рого характерно чувство утраты эмоцио­нальной связи с другими людьми, ранее значимыми событиями или собственными переживаниями, хотя их реальность и осо­знается.
Идентификация — защита от объекта, вызывающего страх, путем уподобления ему. Так, мальчик бессознательно старает­ся походить на отца и тем самым заслу­жить его любовь и уважение. Благодаря идентификации достигается также симво­лическое обладание желаемым, но недося­гаемым объектом   (Эдипов комплекс). В расширительном толковании идентифи­кация — неосознаваемое следование об­разцам, идеалам, позволяющее преодолеть собственную слабость и чувство неполно­ценности. Считается, что идентификация может происходить с любым объектом — другим человеком, животным, неодушев­ленным предметом, идеей и т. д. Язык бо­гат иллюстрациями подобных идентифика­ций: говорят «силен как бык», «стоишь как пень» или «утонуть в чужой душе», «оку­нуться в работу», «вчувствоваться», «вдумываться», «быть поглощенным чем-то» и т. д.
Рационализация — псевдоразумное объ­яснение человеком своих желаний, поступ­ков, в действительности вызванных причи­нами, признание которых грозило бы поте­рей самоуважения. Наиболее яркие фено­мены рационализации получили названия «кислый виноград» и «сладкий лимон». Первый — известен по басне И. А. Крыло­ва «Лиса и виноград»; защита по типу «сладкого лимона» имеет своей целью не столько дискредитацию недосягаемого объ­екта, сколько  преувеличение  ценности имеющегося в данный момент, — по из­вестному принципу «лучше синица в руке, чем журавль в небе».
Сублимация — защита   посредством десексуализации первоначальных импуль­сов и преобразования их в социально-приемлемые формы активности. Например, агрессивность может сублимироваться в спортивных играх, эротизм — в дружбе, эксбиционизм — в привычке носить яркую, броскую одежду и т. д.
Проекция — приписывание другим лю­дям вытесненных переживаний, черт характера.  В межличностных отношениях иногда выступает в виде феномена «козла отпущения». Предполагается, что к проек­ции предрасполагают такие черты характе­ра, как недоверчивость, подозрительность, фанатизм. Ввиду особого места, которое занимает это понятие в обосновании проек­тивного метода, мы вернемся к проблеме проекции в § 4.
Механизмы психологической защиты, перечисленные выше, являются, как пра­вило, средством разрешения временно дей­ствующего конфликта. Личность в принци­пе обладает довольно широким ассорти­ментом защитных механизмов; в то же время можно говорить об индивидуально-типологических различиях в защитном реагировании. Этот момент особенно подчер­кивается в теориях неофрейдизма, где концепция защитных механизмов тесно связана с проблемой характерообразования, личностной типологией.
Резюмируя вышеизложенное, обратим­ся к понятию «конфликт», центральному не только в психоаналитических концеп­циях защиты, но и в большинстве схем анализа и интерпретации проективных ме­тодик. Психоанализ исходит из противопо­ставления биологического и социального в личности, в свою очередь обусловленного изначальным антагонизмом человека и об­щества. Принятие этого постулата приво­дит к очень важным следствиям. Прежде всего, различаются и противопоставляют­ся друг другу так называемые аутистические и социогенные потребности индивида, вызванные к жизни требованиями реально­сти, т. е. общественной деятельностью человека3. Поскольку удовлетворению аутистических потребностей противостоит общест­во с его социальными и культурными за­претами, само существование человека превращается в бесконечную цепь времен­ных и хронических конфликтов. Не только инстинктивные биологические влечения не могут быть реализованы, но и такие чисто человеческие потребности, как стремление к эмоциональным контактам с другими людьми, потребность в теплоте, безопасно­сти, нежности и т. д. Фрустрация послед­них особенно опасна: недополучивший своен меры тепла человек разучается сам отда­вать тепло. Нередко следствием этого яв­ляются социопатические или невротические изменения характера и поведения, форми­руется защитный «стиль жизни»: человек становится холодным, жестоким, циничным. Вместе с тем из дуализма биологического и социального в личности вытекает постоянная дезинтегрированность и борьба «низших» и «высших» мотивов, инстинк­тивных влечений «Ид» и моральных требований «супер-Эго», что, в свою очередь, также порождает многообразные внутрен­ние конфликты. Для ликвидации послед­них личность опять-таки вынуждена при­бегать к помощи защитных механизмов, как правило, лишь смягчающих травматическое воздействие конфликта, но не устра­няющего его причину. Результат поистине титанических усилий «Эго» тем не менее ничтожен — человек все равно обречен на невроз,   психосоматические заболевания или социопатии.
3Нет нужды говорить здесь о методологичес­кой неправомерности подобной дихотомии. Из фак­та возможного несовпадения потребностей отдель­ной личности и общества не следует признание антагонистического характера их взаимоотношении.
Традиционно используемые в проектив­ной психологии понятия «психологическая защита», «конфликт» оказываются тесно связанными с основными теоретическими и методологическими   положениями психо­анализа4 в силу общности подхода к пониманию сущности самого объекта изуче­ния — личности и ее взаимоотношений с социальной средой. Личность рассматри­вается как арена борьбы двух факторов — биологических и социальных, бессознатель­ных влечений и социальных и культурных требований общества. Обобщенный порт­рет такой личности — невротическая, непринадлежащая себе личность, находящая­ся во власти никогда не разрешаемых конфликтов, отчужденная не только от других людей, но и от своей собственной природы компульсивным действием бессоз­нательных защитных механизмов. Введение в теорию и практику проективных ис­следований понятий «защита», «конфликт» в их психоаналитическом понимании озна­чало принятие и соответствующей модели личности. Следует отметить, однако, что в период своего формирования концепции психологической защиты не выходили за пределы клинических фрейдистских и нео­фрейдистских направлений; проективной психологией они были ассимилированы позднее, благодаря экспериментальным ра­ботам в области восприятия, известным под названием New Look (Новый взгляд) 5. Мы не раз освещали исследования New Look в наших публикациях [20; 25; 26; 27], поэтому здесь коротко остановимся лишь на основных выводах, имеющих непосред­ственное отношение к проблеме психологи­ческой защиты.
4Сказанное не означает, что эти понятия не могут иметь иного (не психоаналитического) содер­жания. Хорошо известны исследования К. Левина, в которых природа конфликта выводится из дина­мики «квази+потребностей» и «барьеров» в «психо­логическом поле»; по существу, им были описаны и различные виды психологических защит как спо­собов «преодоления преград» и «выхода из поля» [61]. В отечественной психологии теоретической раз­работке проблемы конфликта и защиты посвящены работы Ф. В. Бассина, который предлагает интер­претировать эти понятия в терминах «значащих переживаний» и «установок» [3, 4]. Однако в рабо­чие схемы анализа и интерпретации проективных методик эти понятия входят, как правило, в своем традиционно психоаналитическом толковании — как средства ликвидации конфликта между требования­ми «Ид» (агрессией и сексуальностью) и запретами «сверх-Я».

5Исключение составляют многолетние исследо­вания Рапапорта, Шафера и Джила в духе психо­логии «Эго», о которых будет сказано ниже.

3. ЗНАЧЕНИЕ ИССЛЕДОВАНИЙ «НОВОГО ВЗГЛЯДА» ДЛЯ ОБОСНОВАНИЯ ПРОЕКТИВНОГО МЕТОДА

В многочисленных экспериментах New Look было показано, что восприятие эмоционально значимого, но социально-запрет­ного материала («слов-«табу», сюжетных картин) в условиях технической затруд­ненности процесса его опознания (тахистоскопическое предъявление, использование «шумов») может подвергаться значитель­ным флуктуациям. Это касается как поро­га опознания, так и воспринятого содержа­ния. Для объяснения этих феноменов вы­двигалась гипотеза о трех механизмах селективности восприятия [42; 43].
I. Принцип резонанса — стимулы, ре­левантные потребностям, ценностям лич­ности воспринимаются правильней и быст­рее, чем не соответствующие им.
II. Принцип защиты — стимулы, проти­воречащие ожиданиям субъекта или несущие информацию, потенциально враждеб­ную «Эго», узнаются хуже и подвергаются большему искажению.
III. Принцип сенсибильности — стиму­лы, угрожающие целостности индивида, могущие привести к серьезным наруше­ниям в психическом , функционировании, узнаются быстрее всех прочих.
После того как в одной из своих работ Брунер специально подчеркнул близость экспериментальной схемы, используемой New Look парадигме проективного исследования, Эриксен и Лазарус опубликовали данные о действии перцептивной защиты и сенсибилизации в тестах Роршаха и ТАТ [45; 46; 47; 59]. Согласно точке зрения этих авторов, обнаруженные перцептивные фе­номены представляют собой частный слу­чай действия механизмов психологической защиты, ранее описанных клиническим психоанализом.
Экспериментальные данные показали существование индивидуальных различий в реагировании на стрессогенный материал. Так, можно говорить о «репрессорах», людях истероидного склада с вытеснением в качестве преимущественного типа защиты. Их поведение в жизни, характер отноше­ний с окружающими людьми, познаватель­ные процессы имеют ряд общих черт: избегание эмоционально насыщенных ситуа­ций, «забывание» событий, связанных с собственными неудачами, амбивалентные чувства к родителям, сексуальным пробле­мам и социальным явлениям; для них ха­рактерен высокий уровень тревожности, ригидность мышления и восприятия и т. д. Испытуемые с подобным набором личност­ных особенностей чаще всего и демонстри­руют феномен перцептивной защиты. Иной тип поведения отличает людей, склонных к изоляции или рационализации. В конф­ликтных ситуациях они не уклоняются от встречи с угрозой, а нейтрализуют ее, интерпретируя безболезненным для себя образом; они инициативны в отношениях со своим социальным окружением; могут понять и принять себя такими, какие они есть и т. д. Лазарус, Эриксен и Фонда по­казали, что испытуемые подобной типоло­гии раньше других опознают отрицательно аффектогенные стимулы, т. е. пускают в ход механизм сенсибильности [60].
Благодаря исследованиям New Look во­прос о возможности прямой диагностики потребностей по данным проективных те­стов получил свое окончательное разрешение. Была доказана связь между содержанием потребности, ее интенсивностью и проективным выражением. Оказалось, что потребности, не несущие угрозы «Я», т. е. социально приемлемые, но в силу объек­тивных обстоятельств не находящие удовлетворения в открытом поведении, могут непосредственно   (аутистически)   прояв­ляться в проективной продукции. Иначе обстоит дело с латентными потребностями, разрядка которых в поведение блокирова­на цензорными инстанциями личности; в проективных тестах они, как правило, опосредуются механизмами защиты. Анало­гичным образом потребность прямо отра­жается в проективной продукции до тех пор, пока увеличение ее интенсивности ни приводит к стрессу; чрезвычайно сильная потребность выступает лишь в той или иной защитной форме [59]. Эксперименты New Look способствовали также пере­ориентировке проективных исследований на диагностику защитных механизмов и их специфических форм в том или ином, тесте [40; 71; 77].
С 40—50-х гг. для обоснования проек­тивного метода начинают привлекаться но­вые психологические категории, среди ко­торых, в частности, можно выделить такие, как «контроль» и «когнитивный стиль». Введение в контекст проективной методо­логии понятия «защита» означало перенос акцента на «вторичные», познавательные процессы «Эго». Но в рамках защитной концепции реагирования оставалось неяс­ным, каким же образом достигается адап­тация к реальности, если индивид все-та­ки ориентируется в большей степени не на ее объективные свойства, а на собственные аффективные состояния. Необходимо бы­ло предположить, во-первых, существова­ние процессов, служащих целям адапта­ции, и, во-вторых, механизмов, посредст­вом которых эта адаптация достигается. Теоретический фундамент исследований в этом направлении составили положения Хартмана и Рапапорта  о «функциях «Эго», — свободных от конфликта» и ме­ханизмах контроля [53; 72].   Согласно Д. Рапапорту, развитие «Эго» характери­зуется процессами двоякого рода: прогрессирующим  освобождением  когнитивных функций от влияния примитивного аффек­та — с одной стороны, и дифференциацией самих аффективных структур, их автономизацией от базальных влечений — с другой. В результате не только элиминируется искажающее влияние «драйвов» и конф­ликтов на познавательные процессы, которые, таким образом, преобразуются 8 «функции — «Эго» — свободные от конф­ликта», но и возникают более совершен­ные механизмы их регуляции. Одним из таких механизмов является контроль. Кон­троль произволен от базальных влечений, он как бы продукт их вторичной «задерж­ки», и по отношению к ним может рассмат­риваться как мотивацнонная структура высшего порядка. В то же время контроль является функцией «Эго» и его цель — канализирование энергии влечений в со­ответствии с требованиями объективной действительности. Следовательно, контроль опосредует отношения индивида с окру­жающей средой так, что одновременно учи­тываются потребности самой личности и объективные свойства стимуляции.
Рапапорт подчеркивает, что возникно­вение в ходе адаптации «функций — «Эго» — свободных — от конфликта» вов­се не подразумевает их полной изоляции от аффекта, а только означает изменение структуры мотивации и форм ее проявле­ния. В плане методологии, при таком понимании генеза иерархии мотивов сни­мается противопоставление якобы мотиви­рованных (первичных) и немотивирован­ных (вторичных) процессов.
Как механизм регуляции влечений кон­троль сопоставим с защитой; однако, если защита пускается в ход исключительно в ситуациях угрозы «Я», например, при опознании слов-«табу» или картин социально-неприемлемого содержания, контроль дей­ствует в любых ситуациях, при решении любых познавательных задач. Защита — это индивидуальный подход к разрешению конфликта в аффективно-стрессовых условиях;   контроль — это индивидуальный подход к разрешению аффективно-нейтральной задачи. Так, для эксперименталь­ной диагностики механизмов контроля ис­пользовались задачи на визуальную оцен­ку размеров объекта, длин отрезков, ориентацию в пространстве и некоторые другие. Были выявлены также позитивные корре­ляции между определенными видами конт­ролей и механизмами защиты [25; 51; 56; 82; 83].
Относительно стабильный паттерн меха­низмов контроля, характеризующий индивидуальный тип адаптации и познаватель­ной деятельности, образует когнитивный стиль. Заметим, что в понятие «когнитив­ный стиль» некоторые авторы включают как познавательные, так и мотивационно-личностные компоненты. Это и индивидуальная стратегия решения познавательных задач, но также и особенности взаимоот­ношения личности с социальным окруже­нием, присущий ей способ регуляции соб­ственной аффективной жизни, свойства ее «Я» — концепции [82].
Изучение механизмов контроля и когни­тивного стиля позволило по-новому определить специфику процессов, детермини­рующих проективный ответ, и, в частности, заострить внимание на его зависимости от индивидуальной стратегии познания субъ­екта [40; 44; 72]. Проективная продукция стала   рассматриваться   как результат сложной познавательной деятельности, в которой воедино спаяны как собственно когнитивные, так и аффективно-мотивационные компоненты личности.
Концепция контроля и когнитивного стиля важна не только для понимания современной проективной методологии; эти понятия вошли составной частью во многие интерпретативные системы анализа и интерпретации и пользуются популярностью у практических психологов, особенно американского направления   (Рапапорт, Шафер, Клопфер, Беллак).

§ 4. КОНЦЕПЦИИ ПРОЕКЦИИ В ОБОСНОВАНИИ ПРОЕКТИВНОГО
МЕТОДА
В предыдущих параграфах освещались теоретические и методологические источники проективного метода: холистическая психология, классический и ревизованный психоанализ и экспериментальные исследо­вания New Look. Попытаемся проследить влияние названных направлений на форми­рование основной описательной и объяс­нительной категории проективного мето­да — проекции. Отметим, что плодотвор­ность использования этого понятия в це­лях обоснования проективного  метода представляется достаточно дискуссионной по причинам, которых мы коснемся ниже.
Как уже говорилось, в проективную ме­тодологию термин «проекция» вошел благодаря Л. Френку; однако в его работах проекция фактически была лишена конкретного психологического   содержания.
Основные положения его концепции могли рассматриваться лишь как самые общие методологические принципы; задача выяв­ления собственно психологических закономерностей и механизмов нуждалась в своем разрешении. Следствием этого явилось об­ращение части исследователей, ориентиро­ванных главным образом психоаналитиче­ски к концепции проекции 3. Фрейда. Од­нако, как отмечается рядом авторов [6; 19; 27; 39; 70], при попытке обоснования про­ективного метода на основе фрейдовской концепции возникает ряд трудностей, глав­ные из которых:
1) недостаточная разработанность, мно­гозначность термина «проекция» в психо­анализе, многообразие описываемых явле­ний;
2) лишь частичное сходство феноменов, обозначаемых в психоанализе этим термином, с процессами, имеющими место в про­ективном исследовании;
3) различие типов проекции в разных проективных тестах. Остановимся на ана­лизе каждого из перечисленных пунктов.
Впервые термин «проекция» в его пси­хологическом значении был использован 3. Фрейдом для объяснения патологиче­ских симптомов паранойи в 1896 г., а за­тем при разборе «случая Шребера» в 1911 г. В этих работах проекция понима­лась как приписывание другим людям социально-неприемлемых желаний, в кото­рых человек как бы отказывает сам себе. В этом случае проекция рассматривалась Фрейдом как механизм защиты против неосознаваемых асоциальных влечений, в частности гомосексуальности, которая ле­жит в основе бредообразования при пара­нойе. Впоследствии была описана так на­зываемая фобическая защитная  проек­ция — вынесение вовне, экстериоризация страха, тревоги, в действительности имею­щих эндогенную природу [31]. В работах последующих лет, наконец, наряду с кон­цепцией защитной проекции, входящей в состав различных патологических состоя­ний, Фрейд вводит понятие проекции как нормального психологического  процесса, участвующего в формировании нашего вос­приятия внешнего мира. Проекция интер­претируется им как первичный процесс «уподобления»   окружающей реальности собственному внутреннему миру [29; 30; 31]. Таков механизм, например, детского и религиозномифологического мировосприя­тия.
Таким образом, проекцией Фрейд назы­вает два существенно отличающихся друг от друга явления, в основе которых якобы лежат процесс самозащиты и процесс «уподобления». Их объединяет неосознаваемость трансформаций, которым подвергаются исходные влечения — в сознании выступает лишь продукт этих преобразо­ваний. Со временем проекция стала столь расхожим термином, что дифференциро­вать ее от явлений идентификации, перене­сения и некоторых других психоаналитиче­ских феноменов стало чрезвычайно трудно [58]. Например, говорят о проекции в пси­хотерапевтической ситуации, когда на врача «Переносятся» чувства, Предназначенные другому лицу; называют проекцией свое­образное отождествление художника со своим творением (Г. Флобер говорил: «Эм­ма — это я»), а также «сопереживание» при восприятии художественных произве­дений; проекцией объясняют существова­ние расовых и этнических предрассудков.
Мюрстейн и Прайер [70], критикуя мно­гозначность и, следовательно, недостаточную разработанность понятия проекции, предлагают различать несколько видов проекции. Классическая защитная проекция Фрейда находит подтверждение во многих наблюдениях. Атрибутивная проек­ция — приписывание собственных мотивов, чувств и поступков другим людям (по смыслу близка фрейдовскому «уподобле­нию»). Аутистическая проекция — детерминированность восприятия потребностями воспринимающего; для иллюстрации этого вида проекции авторы ссылаются на эксперименты   New Look.   Рациональная проекция отличается от классической «рациональной» мотивировкой: например, по данным одного из экспериментов, когда студентам предложили высказать свои за­мечания о структуре учебного процесса, оказалось, что на отсутствие дисциплины жаловались отпетые прогульщики, а недостаточной квалификацией преподавателей были недовольны двоечники. Здесь, так же как  в случае обычной рационализации, вместо признания собственных недостатков испытуемые склонны были приписывать ответственность  за собственные  неудачи внешним обстоятельствам или  другим людям.
Холмс, подводя итоги многолетних ис­следований, считает необходимым выде­лить два «измерения» проекции [54]. Пер­вое из них относится к тому, что проеци­руется: субъект воспринимает в другом свои собственные черты или черты, ему самому не присущие. Второе измерение — осознает ли субъект обладание той чертой, которая проецируется, или нет. Комбина­ция этих измерений позволяет классифи­цировать все известные виды проекции сле­дующим образом.
Классификация видов проекции по Холмсу

 Холмс утверждает, что несмотря на не­однократные попытки экспериментального изучения, проекция неосознаваемых черт не может считаться доказанной. Исходя из психоаналитической концепции, симилятивная проекция выполняет защитные функ­ции, препятствуя осознанию того факта, что субъект в действительности обладает какой-то Нежелательной чертой. Проекция, метафорически названная в честь Панглосса и Кассандры, может рассматриваться как вариант защитного механизма «реак­тивное образование». Что касается черт, наличие которых субъект осознает, то их интенсивное изучение шло в русле пробле­мы межличностного восприятия. Экспери­ментальное подтверждение находит преж­де всего атрибутивная проекция — припи­сывание имеющейся у субъекта и осозна­ваемой им черты. Кэттел считал этот вид проекции наивным умозаключением, осно­ванном   на недостатке опыта — люди склонны воспринимать других по аналогии с собой, приписывать другим те же мысли, чувства и желания, которые находят в са­мих себе. Комплементарная проекция пред­полагает проекцию черт, дополнительных к тем, которыми субъект обладает в действительности. Например, если человек ощущает страх, то он склонен других воспринимать как угрожающих; в этом случае приписываемая черта служит при­чинным объяснением собственного состоя­ния.
Как соотносятся эти виды проекции с процессами, имеющими место в проективном исследовании? По этому вопросу не существует единства взглядов. Например, Меррей, употребляя термин «идентифика­ция» применительно к ТАТ, фактически имел в виду защитную проекцию Фрейда; отождествляя себя с «героем», испытуемый получает возможность неосознанно припи­сать ему собственные «латентные» потребности, Вместе с тем, клинические и экспе­риментальные исследования показали, что содержание проекции не сводимо к асо­циальным тенденциям: объектом проекции могут стать любые положительные или отрицательные проявления личности. По-видимому, само проективное поведение яв­ляется производным от многих факторов. В частности, оказалось, что даже манера экспериментатора, индуцируемые им чув­ства влияют на аффективный знак темати­ческих рассказов: агрессивная установка приводит   к возрастанию   агрессивных, «тем», дружелюбная — к преобладанию релаксационных [39]. Таким образом, в целом защитную концепцию проекции непра­вомерно рассматривать в качестве прин­ципа обоснования проективного метода, хотя сам феномен защиты может иметь место, в частности, если ситуация экспери­мента воспринимается как угрожающая [59]. Что касается других видов проекции, то экспериментальное изучение их приме­нительно к проективным тестам не дало однозначных результатов. Однако боль­шинство авторов,   опираясь  на идею 3. Фрейда об «уподоблении», считают воз­можным привлекать феномены атрибутив­ной и аутистической проекции для доказа­тельства значимости проективной продук­ции.    К сожалению,     в обоснованиях подобного рода нередко описание тех или иных явлений, наблюдающихся в эксперименте, заменяет раскрытие их соб­ственно психологических механизмов. Как одну из попыток преодоления кризиса в обосновании проективного метода можно рассматривать отказ от понятия проекции как объяснительной категории; примером такого подхода является концепция апперцептивного искажения Л. Беллака.       
Исходя из анализа фрейдовской концеп­ции проекции, Беллак приходит к выводу о неадекватности использования этого по­нятия в целях обоснования проективного метода, так как оно не способно описать и объяснить   процессы,   обусловливающие проективное поведение; последнее должно быть рассмотрено в контексте проблемы «личность и восприятие» [34]. Основу кате­гориальной системы Беллака составляет понятие «апперцепции», понимаемой как процесс, посредством которого новый опыт ассимилируется и трансформируется под воздействием следов прошлых восприятии. Термин «апперцепция» имеет принципиально иное содержание, чем в теории Меррея: он учитывает природу стимульных воздей­ствий и описывает не «первичные» процес­сы, а собственно когнитивные.
В зависимости от степени неопределен­ности стимула и экспериментально задан­ной инструкции, Беллак, используя терми­нологию Г. Олпорта, различает адаптив­ное, проективное и экспрессивное перцеп­тивное поведение. Адаптивное поведение максимально детерминировано качествами стимуляции; восприятие подобного типа конвенционально, т. е. возможно сходство перцепций одних и тех же объектов раз­ными людьми. Например, на таблице 1 TAT все люди обычно видят мальчика со скрипкой, иными словами, «мальчик со скрипкой» — восприятие     максимально адаптированное к стимульной ситуации.
Чем более неопределенным является стимул, тем более заметны индивидуаль­ные различия в его интерпретации, тем больше величина апперцептивного искаже­ния6.
6«Апперцептивным искажением» Беллак назы­вает любые индивидуальные отклонения от стан­дартной интерпретации стимула.
В проективном поведении степень аппер­цептивного искажения определяется как неопределенностью перцептивного материа­ла, так и индивидуальными особенностями воспринимающего, в свою очередь, зависящими от его аффективного состояния и мотивации. Например, при интерпретации таблицы 1 TAT один испытуемый может считать, что «мальчик грустен, потому что ему надоело играть из-под палки», другой — что «усталый, но счастливый маль­чик отдыхает после удачного выступле­ния». Проективный тип поведения наибо­лее четко диагностируется интерпретативными тестами, в частности ТАТ.
Экспрессивное поведение отлично по своей природе от адаптивного или проек­тивного. Оно характеризует относительно стабильные особенности индивидуального стиля   испытуемого, например лексику, речь, способ работы с перцептивным мате­риалом. Диагностируется в той или иной мере всеми проективными методиками, но лучше всего — тестом Роршаха и миокинетической методикой Мира-и-Лопеца.
Беллак выделяет четыре формы (степе­ни) апперцептивного искажения в ТАТ:
1. Экстернализация — полностью или частично осознанное вплетение в рассказ ТАТ событий собственной жизни; может обнаруживаться как «инсайт» («ой, ведь точно так же было и со мной!»).
2. Сензитизация — повышенная аппер­цептивная восприимчивость к объектам и событиям, соответствующим  актуальным потребностям и конфликтам (как в извест­ных пословицах: «на воре шапка горит» или «больная совесть спать не дает»).
3. Простая проекция — искажающее влияние аффективных состояний прошлого (экспектаций)  на настоящую апперцеп­цию, например, «я ненавижу его, так как думаю, что у него есть основания ненави­деть меня».
4. Обратная проекция — крайний слу­чай искажения, совпадающий с защитной проекцией Фрейда.
Перечисленные формы апперцептивного искажения различаются степенью осознан­ности самого процесса; если первая харак­теризуется осознанностью или «предосознанностью», то три последующих полно­стью неосознаваемы. Именно с этими про­цессами, согласно Беллаку, мы имеем дело в тематических проективных тестах. Вме­сте с тем им можно найти аналоги в ряде экспериментальных исследований, а также в «психопатологии обыденной жизни». На­пример, исследования New Look служат прекрасной иллюстрацией феномена сензитизации. С фактом простой проекции мы сталкиваемся буквально на каждом шагу (ребенок, ударившись о дверь, бьет кула­ком ее; начальник, придя на работу не в духе, считает, что причиной его дурного настроения — нерадивость   подчиненных и т. д.).
Теория Беллака является одной из наи­более популярных в настоящее время пси­хологических концептуализации природу и механизма   проективного   поведения. В ней отчетливо заметна тенденция многих современных обоснований   проективного метода — интерпретация проективных фе­номенов и их механизмов в контексте подхода «личность и восприятие». И действи­тельно, для подтверждения своей концеп­ции Беллак не раз обращается к экспери­ментам «Нового взгляда». Важным яв­ляется и используемое им различение содержательного («что») и формального («как») аспектов проективного поведения. Эмпирическим обоснованием  реальности сосуществования обоих аспектов поведения служат для Беллака исследования индиви­дуального когнитивного стиля. Таким обра­зом, предлагаемая для обоснования проек­тивного метода концепция апперцептивного искажения представляет собой попытку синтеза отдельных положений психоанали­за с идеями холистической психологии и «Нового взгляда».
Подводя итоги анализу так называемо» проблемы проекции в литературе по проек­тивной технике, заметим, что многочислен­ные концепции и классификации имеют для авторов, как правило, теоретико-методологическое значение. На практике же принято различать два типа проекции соот­ветственно двум классам проективных ме­тодик. Так, в интерпретатнвных тестах проецируется значимое содержание потреб­ностей, конфликтов, установок личности. В тестах на структурирование отражается «скелет» личности; не столько конкретное содержание ее внутреннего мира, сколько , его формальная структура, то, как испытуемый воспринимает себя и свое социальное окружение [37].                    
Итак, что же представляет собой проек­тивный метод?
Думается, что ответ на этот вопрос дать невозможно, если анализировать только формальные характеристики отдельных ме­тодик, поскольку метод предполагает преж­де всего специфическое понимание своего объекта, средством познания которого он выступает. Исходя из этого тезиса, только обращение к теории личности позволяет определить специфику проективного мето­да как одного из способов познания лично­сти.
Ранее было показано, что проективная идеология формировалась под влиянием двух направлений — психоанализа и холи­стической психологии. В рамках каждого из этих направлений проективный метод разрешает особые задачи и использует особый словарь понятий. Так, в психоана­литических теориях, где сущность личности рассматривается как продукт преобразова­ний инстинктивных влечений под воздейст­вием социальных и культурных требований среды, проективный метод ориентирован на выявление именно этих неосознаваемых тенденций и их всевозможных трансформа­ций. Объект проективного метода — глубо­ко конфликтная дезадантированная лич­ность; поэтому такие понятия, как влече­ние, конфликт, защита в их психоаналити­ческом понимании, составляют основу ана­лиза и интерпретации практически любой методики7.  Следовательно, проективный метод, используемый в системе психоана­лиза, будет обладать следующими отличи­тельными чертами:
7Имеются в виду классические варианты про­ективных методик.
1) направленностью на диагностику при­чин дезадаптации — бессознательных вле­чений, конфликтов и способов их разреше­ния (механизмов защиты);
2) трактовкой всего поведения, и проек­тивного в частности, как проявления дина­мики бессознательных влечений;
3) предпосылка любого - проективного исследования — неопределенность  тесто­вых условий будет интерпретироваться как снятие давления реальности, в отсутствие которого личность проявит не конвенциональные, а якобы внутренне присущие ей способы поведения.
Обратимся теперь к концепции проек­тивного метода в рамках холистической психологии. Ядро личности, по Френку, со­ставляет субъективный мир желаний, мне­ний, идей и т. д. Взаимоотношение лично­сти и ее социального окружения есть процесс структурирования «жизненного про­странства» в целях создания и поддержа­ния «личного мира». Проективный экспери­мент моделирует эти отношения: испытуе­мый перед лицом неопределенных ситуаций получает свободу в выборе элементов «жизненного пространства» и способов их структурирования. Проективный метод вы­ступает, таким образом, как средство по­знания содержания и структуры «личного мира». Как мы видим, в рамках холисти­ческой психологии проективный метод ли­шен ортодоксальности психоанализа, что, в частности, позволяет значительно расши­рить круг задач, решаемых с его помощью. На первый план выдвигается диагностика индивидуальных особенностей личности и способов ее нормальной адаптации.
Следует, однако, заметить, что в кон­цепции Френка отсутствует  собственно психологический анализ таких понятий, как «структурирование», «изоморфизм», «лич­ный мир» и т. д. Их незаполненность пси­хологическим содержанием и привела к тому, что обоснование проективного мето­да стали связывать с психоанализом. Так, тезис об изоморфизме и структурировании рассматривался как развитие идеи Фрей­да об «уподоблении»; сам же «личный мир» сводился к влечениям, конфликтам и механизмам их регуляции. Таким образом, подход Френка, если и указывает верное, на наш взгляд, направление теоретических исследований, тем не менее не может счи­таться разработанной теорией проективно­го метода.

§ 5. ПРОЕКТИВНЫЙ МЕТОД В КОНТЕКСТЕ КОНЦЕПЦИИ ЛИЧНОСТНОГО СМЫСЛА8
8Параграф написан совместно с В. В. Столнным.
Анализ существующих проективных ме­тодик, истории их использования и обосно­вания показывает, что в основе действен­ности проективного метода лежит давно и глубоко    изученный    психологический факт — факт пристрастности психическо­го отражения и, в частности, человеческо­го сознания. Психический образ действи­тельности не просто находится в отноше­нии подобия с воспринимаемым объектом, главная особенность состоит в его субъек­тивности: «Понятие субъективности вклю­чает в себя понятие пристрастности субъек­та» [16]. Эту же идею отчетливо выразил С. Л. Рубинштейн:   «Сознание — это не только отражение, но и отношение челове­ка к окружающему». И далее: «Всякий вообще акт познания мира есть вместе с тем и введение в действие новых детерми­нант нашего поведения. В процессе отра­жения явлений внешнего мира происходит и определение их значения для индивида и тем самым его отношения к ним (психоло­гически это выражается в форме стремле­ний и чувств) [21, 158].
Понимание активного,   пристрастного характера сознания делает отнюдь не уди­вительным тот факт, что, описывая неодно­значно семантически определенные изобра­жения или выполняя не строго алгоритмизированные задания, человек при этом выражает себя, «проецируя» какие-то зна­чимые для него переживания и тем самым какие-то свои личностные  особенности. Нельзя, однако, ограничиться только кон­статацией этого положения, — предстоит ответить на два вопроса. Во-первых, необ­ходимо понять, какие именно особенности личности и ее внутреннего мира находят свое выражение в ситуации проективного эксперимента. Во-вторых, почему именно ситуация проективного эксперимента ока­зывается наиболее адекватной для прояв­ления этих личностных особенностей? От­ветить на эти вопросы, на наш взгляд, можно опираясь на теорию деятельности, разработанную А. Н. Леонтьевым [16], и в частности, на понятие «личностного смыс­ла».
Личностный смысл является одной из главных образующих человеческого созна­ния. В рамках теории деятельности лич­ностный смысл определяется двояко: по способу своего происхождения (содержа­тельно) и по форме существования в со­знании (функционально).
По своему содержанию личностный смысл — это «оценка жизненного значения для субъекта объективных обстоятельств и его действий в этих обстоятельствах» [16, 150]. Смысл цели действия и действия в целом в том, какому мотиву оно служит, удовлетворению какой потребности, опредмеченной в этом мотиве, оно способствует. Два обстоятельства делают связь мотива и цели неоднозначной: во-первых, мотив не всегда является осознанным, во-вторых, одному и тому же мотиву могут соответст­вовать разные по своим содержательным и социально-нормативным  характеристикам действия. Таким образом, и смысл цели может быть неоднозначен. Смысл не су­ществует в сознании в готовом виде, а яв­ляется продуктом внутренней активности субъекта, с помощью которой он опреде­ляет, какому мотиву служит данное действие и действительно ли оно оптимально с точки зрения его соответствия мотиву и нормативным требованиям. Сам процесс этой активности чаще всего не является сознательным и произвольно регулируе­мым (за исключением случаев сознатель­ной рефлексии, раздумий над жизнью) и может проявляться в сознании в форме чувства, интереса, эмоции, «значащего пе­реживания».                            
Как следует из определения, смыслом обладает не только действие, цель, но и обстоятельства, условия, в которых совер­шается действие. По отношению к цели действия и через него к мотиву можно вы­делить два типа условий. Некоторые усло­вия способствуют совершению действия, другие препятствуют его совершению, яв­ляясь барьерами на пути деятельности. Таким образом, выделяются и два различ­ных смысла условий деятельности (обстоя­тельств совершения действия) — смысл благоприятствования совершению действия и смысл препятствия его совершению. Под­черкнем, что к условиям или обстоятельст­вам совершения деятельности относятся и социальные условия, и прежде всего другие люди с их собственными мотивами, инте­ресами, устремлениями.
Какие же типы препятствующих усло­вий и соответственно смыслов могут быть выделены? Этому вопросу было посвящено специальное исследование [28]. В каждом препятствии можно выделить два аспек­та — объективную часть препятствия, за­данную реальными,   независящими  от субъекта причинами, и субъективную, опре­деленную особенностями именно данного человека. Некоторые препятствия носят преимущественно объективный, а другие — преимущественно субъективный характер. Это разделение отчасти совпадает с пред­ложенным К. Левином различением барье­ров, препятствующих действию, на физиче­ски-телесные и социально-логические, т. е. внутренние [61]. Объективный компонент препятствия имеет непсихологическую при­роду и интересен лишь в той мере, в кото­рой обусловливает прерывание действия, а, следовательно, недостижение (или от­срочку в достижении) мотива, т. е. пережи­вание соответствующего смысла. Выясне­ние таких ситуаций с помощью проектив­ной техники не представляет специального интереса, поскольку субъект, как правило, осознает эти объективные обстоятельства. Естественно, что это обстоятельство не умаляет значения информации о таком препятствии для заключения о природе психической травмы, которая может насту­пить вследствие насильственного прекра­щения той или иной деятельности. С психологической точки зрения, больший ин­терес представляют субъективные, внутрен­ние препятствия. Столкнется ли то или иное действие с внутренним препятст­вием — зависит от структуры личности данного человека. В интересующем нас контексте можно выделить четыре больших класса внутренних препятствий, опреде­ляющих соответственно  содержательные различия порождаемых ими смыслов. Пер­вый класс препятствий составляют другие конфликтующие смыслы тех же обстоятельств. Дело в том, что обстоятельства, сопутствующие реализации того или иного действия, могут препятствовать реализа­ции других действий, соответствующих не менее значимым для человека мотивам. Так, длительная командировка, важная для реализации каких-то профессиональ­ных замыслов, может привести к разлуке с близкими, поэтому как обстоятельство, способствующее реализации одних дейст­вий и соответствующего им мотива, она приобретает и второй, «горький» смысл — разлуки. Таким образом, уже разнообразие отношений, в которые вступает чело­век, множественность мотивов и соответствующих им деятельностей порождает внут­ренние препятствия и соответствующие конфликтные смыслы.
Второй класс препятствий составляют личностные и характерологические черты, а также субъективные представления са­мого человека о них. Так, если обстоятель­ства требуют от решительного, энергично­го и нетерпеливого человека проявления терпеливости, скрупулезности и предусмот­рительности, то его личностные характери­стики будут им переживаться как препят­ствие к совершению соответствующего дей­ствия, хотя сам он будет, вероятнее всего, приписывать «преградный» смысл обстоятельствам, природе этих обстоятельств. С психологической точки зрения, этот смысл определен особенностями субъекта, а не объекта, так как для другого челове­ка — аккуратного,   педантичного и не склонного к быстрым решениям — те же обстоятельства покажутся скорее облег­чающими, чем препятствующими.
Третий класс внутренних преград со­ставляют высшие ценностные образования личности, ее идеалы, ценностные ориента­ции, интериоризованные нормы. Так, обстоятельства,  которые с прагматической точки зрения максимально оптимизируют действие, в то же время могут оказаться несоответствующими (точнее, их использо­вание) тем ценностным ориентациям, кото­рых   придерживается данная личность.
И, наконец, четвертый класс преград составляют негативные ожидания. К ним относятся ожидания негативных санкций, в том числе просто неблагоприятное мне­ние окружающих,   ожидания   неуспеха своего действия и т. д. В последнем слу­чае имеется в виду не оценка объективной  вероятности неуспеха, а то, что в зарубежной психологии называется преобладанием мотивации избегания над мотивацией до­стижения — человека пугают в большей степени последствия возможной неудачи, нежели привлекают следствия успеха. Эти ожидания, в зависимости от их конкретно­го характера, приводят к разнообразным смыслам обстоятельств как преград. В со­знании это может переживаться как «опас­ность ситуации», «ситуация, ставящая в неловкое положение», и т. д.
Рассмотрим, в какой форме существуют смыслы для субъекта. , По самой своей функции смысл делает доступным созна­нию субъективное значение тех или иных обстоятельств и действий, в них совершае­мых. Однако доступность сознанию не означает, что смысл всегда осознан. Конеч­но, в ряде случаев смысл выступает впол­не явно в виде сознательного словесного представления о смысле действия или об­стоятельств, «выражается в значениях». В других случаях смысл осуществляет свою функцию информирования о субъек­тивном значении в форме переживаний — интереса, желаний или страсти, напряже­ния, горечи, обиды и т. д., т. е. в эмоцио­нально-чувственной форме. В этом случае субъект стоит перед задачей рефлексии, по выражению А. Н. Леонтьева — задачей на «поиск смысла». Можно было бы доба­вить, что иногда субъект бессознательно формулирует и противоположную задачу — сокрытие смысла, и прежде всего от само­го себя. Это сокрытие смысла и лежит за описанными Фрейдом защитными механиз­мами. Для объяснения роли этих защит­ных механизмов отнюдь нет нужды при­влекать понятия конфликта между инстан­циями «Эго» или врожденными влечениями. Реальная  жизнедеятельность   субъекта, в которой он реализует множество важ­ных для него отношений, неизбежно по­рождает конфликтные ситуации, делающие те или иные обстоятельства обладающими преградным смыслом, на адекватное осо­знание которого у субъекта в данный мо­мент может и не хватать сил и отваги.
Таким образом, цели человеческих дей­ствий могут обладать смыслами как в от­ношении соответствующих этим действиям мотивов, так и в отношении адекватно­сти, оптимальности выбора именно данного действия. Смысл действия не дан априори субъекту, а является результатом психиче­ской активности субъекта,  результатом деятельности его сознания. Обстоятельства совершения действия   также обладают смыслом, а точнее смыслами. Наибольший интерес представляют те смыслы, которые обнаруживают преградный характер об­стоятельств. Различные типы преград опре­деляют разнообразие смыслов, которые могут существовать как в вербальной, так и в невербальной, чувственной форме — в форме переживаний. Высказываемый на­ми тезис состоит в том, что проявления личности, выявляемые в проективных тестах (прежде всего, конечно, интерпретативных), могут быть адекватно поняты в терминах личностных смыслов и соответст­вующей деятельности субъекта по поиску или сокрытию,   маскировке личностных смыслов.
Чтобы сделать этот тезис более убеди­тельным, необходимо остановиться и на втором вопросе, который теперь принимает следующую формулировку: почему лич­ностные смыслы и в особенности смыслы тех или иных обстоятельств как преград, проецируются именно в ситуации проектив­ного эксперимента?
Всякое обстоятельство, имеющее харак­тер препятствия, ведет к прерыванию дей­ствия до тех пор, пока препятствия не бу­дут преодолены или субъект не откажется от совершения действия. При этом дейст­вие оказывается незавершенным либо в своем внешнем, материальном плане, либо во внутреннем плане, так как решение преодолевать препятствие или отказаться от действия еще не принято. В том случае, когда субъект еще не осознает в адекват­ной форме самого конкретного смысла тех или иных обстоятельств,  незавершенным оказывается прежде всего сам акт осозна­ния смысла. Как показано экспериментами Б. В. Зейгарник, именно незавершенные действия (и надо полагать сопутствующие им обстоятельства) запоминаются лучше завершенных и что особенно важно—непро­извольно. В школе К. Левина также пока­зано, что незаконченные действия форми­руют тенденцию к их завершению, при этом, если прямое завершение невозмож­но, человек начинает совершать замещаю­щие действия. Каждый человек обладает личностными смыслами и каждый сталки­вается с теми или иными препятствиями. При этом в определенный момент дейст­вия как внешние, так и внутренние оказы­ваются незавершенными. Ситуация проективного эксперимента предлагает человеку условия замещающего действия; чем доб­росовестнее человек относится к инструк­ции, например, как в ситуации TAT — ста­рается описать мысли и чувства героев, их настоящее, прошлое и будущее, тем более, непроизвольно обращается он к своему опыту. Однако там «ближе всего» хранит­ся прерванное действие и соответствующая ему ситуация. Неосознанно, а иногда и осо­знанно, человек пытается завершить пре­рванное действие; однако, как этого тре­буют новые условия, такое завершение воз­можно лишь в символическом плане, пу­тем «управления» судьбами персонажей, их мыслями и чувствами. При этом чело­век возвращается к прерванному действию даже и в том случае, если оно состояло в сокрытии смысла, в переиначивании субъ­ективного значения обстоятельств в угоду тем или иным своим интересам, своим мо­тивам. Поскольку по своей природе преградный смысл есть выражение некоторого препятствия к реальному действию, сама динамика смыслов возможна и в форме действия. При этом человек использует решения, ему наиболее присущие, состав­ляющие его индивидуальный стиль. В све­те сказанного становятся понятными и требования к проективным стимулам. Степень их определенности или неопределенности определяется возможностью их использова­ния для тех или иных замещающих дейст­вий, сопряженных с преградными смысла­ми различной степени конкретности. Так, таблицы ТАТ соответствуют смыслам, связанным с препятствиями, могущими быть так или иначе опредмеченными. Таблицы Роршаха соответствуют смыслам препят­ствий, имеющих обобщенный, недостаточ­но предметный характер, природу которых следует искать, по-видимому, в наиболее общих особенностях индивидуального сти­ля деятельности человека, особенностях функционирования его сознания и т. п. Эти особенности в наименьшей степени до­ступны самосознанию, поскольку осознание того, о чем я думаю, гораздо проще и до­ступнее осознания того, как я думаю.
В настоящее время в отечественной пси­хологии имеются и иные попытки обоснования проективного метода. В ряде работ проективный метод рассматривается как  способ экспериментального исследования личностно-субъективного характера  вос­приятия [6; 8; 9]. Из более общих фундаментальных свойств психического отраже­ния и деятельности субъекта исходят авто­ры, использующие такие категории, как отношения, установки личности [11; 13; 18; 32]. Продолжаются исследования в русле гипотезы А. Г. Асмолова об иерархическом строении установки, где проективный ме­тод понимается как средство выявления индивидуального стиля личности [25; 27]. Однако здесь, как и в других подходах, наименее разработан переход от теорети­ческого обоснования к конкретным схемам анализа и интерпретации тестовых резуль­татов. Определенный интерес в этой связи представляет обращение В. Э. Реньге к теории деятельности А. Н. Леонтьева и попытка создания на ее основе схемы анали­за рассказов TAT [19].
Согласно развиваемому здесь тезису, из материала проективных методик исследо­ватель «вычерпывает» личностный смысл целей и обстоятельств действий и прежде всего — обстоятельств, имеющих для чело­века преградный, конфликтный смысл. Оговоримся сразу, предложенный подход, конечно же, не может рассматриваться как единственно возможный. В рамках деятельностного подхода могут сосущест­вовать различные интерпретативные систе­мы, и сам факт множественности психоло­гических реалий, вычитываемых из прото­колов испытуемого (таких, как мотивы, от­ношения, установки, конфликты, защиты и т. д.), так же как и успешность анализа внутри той или иной схемы, демонстрирует инвариантность эмпирического содержания рассказов относительно интерпретационных систем. В рамках адекватной методологии выбор той или иной категориальной систе­мы, по-видимому, правомочен и оправдан в той мере, в какой разработана в ней тео­рия личности. Использование проективных методик в рамках теории деятельности, в частности, приводит нас к пониманию не­которых принципиальных трудностей. Если такие понятия, как «мотив», «смысл», до­статочно хорошо описывают саму психоло­гическую реалию, проецирующуюся в интерпретативных методиках, то остается открытым вопрос о том, как ее искать, в какой эмпирической «одежке» она высту­пит в проективной продукции. Например, если утверждать, что в рассказах ТАТ про­являются личностные смыслы преградных обстоятельств, то необходимо также опре­делить, как от тех или иных особенностей текста можно перейти к названным обра­зованиям личности. В настоящее время мы не имеем еще разработанных операциональных критериев, хотя работа в этом направлении ведется. Возможно, степень эмоциональной насыщенности текста, со­провождающая рассказ экспрессия испы­туемого, индивидуальные особенности его лексики, «стандартность» или оригиналь­ность сюжета и другие так называемые «отклонения»   являются   своеобразными «метками», «следами» личностного смыс­ла. Но каков содержательно личностный смысл, его место в иерархической структу­ре личности — эти вопросы остаются пока открытыми. Следовательно, предложенный подход докажет свою продуктивность, если удастся создать на его основе адекватную систему анализа эмпирического материала.
ГЛАВА III
Тематический апперцептивный тест (ТАТ)
§ 1. ОСНОВНЫЕ ПОЛОЖЕНИЯ ТЕОРИИ ЛИЧНОСТИ Г. МЕРРЕЯ
Теория личности Г. Меррея создавалась в процессе многолетних исследований по апробации ТАТ и была призвана служить его теоретическим обоснованием. Ее клю­чевое положение составляет принцип «диадического взаимодействия» [69], согласно которому изучение личности  возможно лишь в системе отношений организм—сре­да. Поскольку личность не существует вне социального окружения, Меррей полагает, что объектом психологического анализа должна стать некоторая единица их взаи­модействия — система потребность — давление или «тема» [67; 68].
Потребность понимается как динамиче­ское образование, которое организует и на­правляет познавательные процессы, вооб­ражение и поведение. Благодаря потребно­сти деятельность приобретает целенаправ­ленный характер, в результате чего, либо достигается удовлетворение потребности, либо предотвращается неприятное столк­новение со средой. Давление отличается от потребности лишь по своей векторной направленности: потребность  представляет собой динамическую силу, исходящую от ­организма, в то время как давление — си­лу, действующую на организм. Ни то, ни другое не существует изолированно: удов­летворение потребности предполагает взаи­модействие с социальными ситуациями, их преобразование в целях достижения адап­тации; в то же время сами ситуации, а также потребности других людей могут вы­ступать и в качестве побуждения (потреб­ности) и в качестве препятствия (давле­ние).
Термином «потребность» Меррей обо­значает некоторую гипотетическую пере­менную, которая в зависимости от обстоя­тельств проявляет себя то в виде мотива, то в виде черты. В последнем случае по­требности приобретают стабильность и ста­новятся качествами характера. Задача психолога состоит в выявлении специфиче­ских для данного человека комплексов черт (интегратов), их взаимосвязи и иерар­хии. Большинство комплексов, однако, не обнаруживают себя в наблюдаемом пове­дении, субъект не имеет о них ни малей­шего представления, иначе говоря, они су­ществуют в скрытом, латентном состоянии. Только специальными методами — проек­тивными и психоаналитическими — можно постичь природу характера индивида, по­нять не только актуальный статус лично­сти, но и историю возникновения тех или иных комплексов.
В вопросе генеза черт Меррей придер­живается в основном психоаналитических взглядов: все потребности и их интеграты, определяющие направленность личности, берут свое начало из бессознательных либидозных влечений.   Черты характера являются их сублимированной трансформа­цией под воздействием социальных факто­ров. В силу неповторимости своего жиз­ненного пути каждый человек обладает ин­дивидуальным набором черт, что придает уникальность его поведению и характеру.
Меррею принадлежит одна из наиболее популярных на Западе классификаций по­требностей. Последние делятся прежде все­го на первичные и вторичные. Первичные или висцерогенные относятся к естествен­ным нуждам человека как живого орга­низма. Это потребности в кислороде, пище, воде, избегании боли, сексуальном удов­летворении. В отличие от 3. Фрейда, Меррей, однако, уделяет наибольшее внимание вторичным потребностям, характеризую­щим человека как социальное существо и вытекающим из факта общения людей. Важнейшими из них являются потребности в любви, сотрудничестве, автономии, агрес­сии, творчестве и т. д. Меррей различает также потребности явные и латентные. Явные свободно проявляются вовне, на­ходя удовлетворение в физических актах (еда, подзатыльник, ласка), речи (воскли­цания, постановка вопроса, похвала, осуж­дение), в сложных формах поведения (служение какому-то делу, приверженность идеям) и т. д. Их диагностика не требует никакой специальной техники, кроме на­блюдения. Латентные потребности; напротив, никогда не проявляются в адаптивных поведенческих актах, а лишь в фантазии, сновидениях и играх. В восприятии латент­ная потребность обнаруживает себя «ап­перцептивно» или, что то же самое, аутистически — в искажении воспринимаемого материала, в тенденции воспринимать все «так, как хочется». Содержание латентных потребностей составляют бессознательные асоциальные влечения агрессии и секса. Изучение их возможно лишь в ходе психо­аналитической терапии или эксперимен­тально, путем создания неопределенных стимульных условий. Под воздействием не­определенной стимуляции активизируются образы фантазии, ассоциативно связанные с латентными потребностями, и, следова­тельно, сами продукты фантазии могут рас­сматриваться как их непосредственное вы­ражение. Таким образом, понятие аппер­цепции оказывается близким идее 3. Фрей­да о компенсаторных функциях фантазии.
Меррей дает подробную характеристику основных потребностей,  их социальных функций и форм проявления. Так, потреб­ности могут быть интра- или экстравертными: например, агрессия, направленная на других (причинение травмы, словесное оскорбление) или на себя (чувство вины или самоубийство); потребность может проявляться на действенном или вербаль­ном уровне; она может быть эгоцентриче­ской или социоцентрической.
Явная или латентная форма существо­вания потребности определяется способом ее удовлетворения. Так, агрессия, удовлет­воряемая в социально-приемлемых видах деятельности, например в спорте, квалифи­цируется как явная; агрессия, находящая удовлетворение в садистических или мазохистических актах, — как латентная; то же относится, например, к потребности в по­мощи, если из тенденции к сотрудничеству она превращается в аутистическую пассивную установку «делайте все за меня и без меня». В приложении I прилагается список потребностей по Меррею и их крат­кое описание (по рассказам ТАТ).
В понимании природы фантазии (ап­перцепции), а также структуры личности Меррей придерживается положений клас­сического психоанализа. Вслед за 3. Фрей­дом, он различает три «слоя» личности:
внутренний («Ид»), средний («Эго») и внешний («супер-Эго»). Внутренний слой составляют  бессознательные  латентные влечения, никогда необъективирующиеся на уровне реального поведения. Средний слой представлен социально-приемлемыми, явными потребностями, которые при бла­гоприятных жизненных обстоятельствах могут быть удовлетворены в поведении. То же относится и к внешнему слою личности. Согласно Меррею, диагностически значи­мые рассказы ТАТ являются проекцией главным образом внутреннего слоя лично­сти. Иначе говоря, чем менее потребность находит удовлетворение в реальной жизни, тем большее место она займет в фанта­зиях. Меррей, почти без изменений прини­мает основные постулаты психоанализа о доминирующей роли бессознательного и его влияния на психическую жизнь и пове­дение человека; о компенсаторной, аутистической функции фантазии (апперцеп­ции); о структуре личности и многообраз­ных формах проявления либидозных влече­ний; о решающей роли переживаний ран­него детства в генезе мотивов и характера и т. д. Впрочем, влияние психоанализа на концептуальную систему Меррея столь оче­видно, что, как он сам указывает, не нуж­дается в доказательстве [69]. Вместе с тем, отдельные положения его теории, такие, как, например, принцип диадического взаи­модействия или приписывание векторных характеристик потребностям заимствованы из структурной психологии К. Левина.

§ 2. TAT: ПРОЦЕДУРА ЭКСПЕРИМЕНТА, СХЕМА АНАЛИЗА И ИНТЕРПРЕТАЦИИ ПО Г. МЕРРЕЮ

Тематический апперцептивный тест был впервые описан Г. Мерреем в 1935 г. в ка­честве методики экспериментального изу­чения фантазии. Итогом работы последую­щих лет явилось теоретическое обоснова­ние ТАТ как метода исследования лично­сти, разработка инструкции к применению методики, схемы анализа и интерпретации результатов [65; 67; 68].
Использующийся в настоящее время ва­риант ТАТ состоит из стандартного набора таблиц с изображением относительно не­определенных ситуаций. Каждая из таб­лиц допускает возможность неоднозначной интерпретации, в то же время специально выделяют таблицы, провоцирующие де­прессию и суицид [3, 14, 15], агрессию и сексуальные перверзии [13, 18], доминиро­вание — подчинение (12 М), сексуальные и семейные конфликты (4, 6)* и т. д. Часть таблиц предъявляется мужчинам и женщинам, часть — только мужчинам или женщинам; имеются также таблицы для подростков. Каждому испытуемому предъ­является набор из 20 таблиц.
*Подробное описание таблиц и диагностически значимых сюжетов дается в приложении II.
Схема эксперимента
Исследование проводится в два сеанса с интервалом не более чем в один день. Как и в любом проективном эксперимен­те, при исследовании ТАТ важно создать спокойную, дружелюбную атмосферу. Начинать работу с испытуемым рекомендует­ся с беседы или какой-либо простои проек­тивной методики, например рисование на  заданную тему, свободные ассоциации или игры (с детьми). Приступая к исследова­нию, психолог должен иметь об испытуе­мом основные сведения: семейное и со­циальное положение, образование, профессия. Более специальные сведения, необхо­димые для сопоставления с материалом ТАТ, можно получить во время опроса после окончания исследования. Таблицы ТАТ обычно предъявляются индивидуально: с 1 по 10 — в первый день исследования и с 11 по 20 — во второй. Во время первого сеанса дается стандартная инструкция, допускающая незначительные вариации в за­висимости от культурного уровня и возра­ста испытуемого.
Инструкция
«Вам будут показаны картины, по каж­дой из них Вы должны придумать рассказ. Расскажите, что происходит в данный мо­мент, какие события привели к этой ситуа­ции, каков будет ее исход. Опишите также мысли и чувства персонажей. Помните, что Вам надо придумать рассказ, а не описы­вать картину».
В начале второго сеанса испытуемому напоминается содержание инструкции со следующим добавлением: «В прошлый раз Вы придумали очень хорошие рассказы;
сегодня Вы будете делать то же самое, только Ваши рассказы должны быть более драматичными. Дайте волю своей фанта­зии, пусть Ваши рассказы будут похожи на сказку, сон или миф».
Инструкция на 16-ю таблицу (пустой бланк): «Посмотрите на этот пустой бланк, представьте (вообразите) себе какую угод­но картину и опишите ее в деталях». После того, как испытуемый проделал это, экспе­риментатор добавляет: «А теперь приду­майте по ней рассказ».
При исследовании отмечается время, как от момента предъявления таблицы до начала рассказа, так н общее время, за­траченное на каждую таблицу. Длительные паузы фиксируются определенными значками (удобнее всего точками). Записы­ваются все оговорки, аграмматизмы, свое­образные выражения и т. д.
В процедуре предъявления теста из тех­нических трудностей чаще всего встре­чаются следующие:
1. Испытуемый забывает один из пунк­тов инструкции, например, начинает опи­сывать картину, а не придумывать рассказ. Как правило, инструкция повторяется пос­ле рассказа на 1-ю таблицу, в дальнейшем экспериментатор задает лишь вопросы ти­па «где», «когда», «почему» и т. д. В даль­нейшем вмешательство экспериментатора нежелательно.
2. Испытуемый говорит слишком быст­ро; в этом случае иногда помогает, если экспериментатор повторяет за испытуемым все то, что он говорит, тем самым сдержи­вая слишком быстрый темп его речи.
3. Испытуемый вместо самостоятельно придуманной истории излагает литератур­ный или киносюжет. Экспериментатор пре­рывает рассказ и вновь разъясняет инст­рукцию.
4. Испытуемый придумывает не один, а несколько рассказов по каждой таблице. Экспериментатор записывает их все, за­тем просит выбрать самый значительный из них. Меррей считает необходимым пре­рвать испытуемого и попросить его сосре­доточиться на каком-то одном рассказе.
После исследования проводится опрос. Основная цель опроса — получение допол­нительных сведений об испытуемом. Иног­да, если опрос проводится с небольшим интервалом после эксперимента, целесооб­разно, попросить испытуемого самому изло­жить основные факты биографии, а затем обсудить их совместно. Во время опроса также выясняются источники тех или иных сюжетов: взяты ли за основу события соб­ственной жизни, истории, происшедшие с близкими и друзьями или заимствованные из литературных источников и т. д. Если в рассказах имеются логические неувязки, оговорки, аграмматизмы, ошибки восприя­тия, экспериментатор должен вернуться к материалам исследования и напомнить то или иное место рассказа с тем, чтобы вы­яснить возможные причины нарушений.
Схема анализа рассказов по Меррею
Согласно Меррею, ТАТ является сред­ством выявления доминирующих потребно­стей, конфликтов и актуальных эмоцио­нальных состояний невротической лично­сти. Указанными задачами определяются и выбор категорий анализа и интерпретации экспериментальных данных. Можно выде­лить следующие этапы обработки рассказов ТАТ.
1. Анализ содержания рассказа начи­нается с нахождения «героя», т. е. персо­нажа, с которым испытуемый идентифици­рует себя. Обычно это то действующее ли­цо, в котором автор наиболее заинтересо­ван, чьи чувства и мысли изображены наи­более подробно; часто это персонаж того же пола, возраста и социального положе­ния, что и сам испытуемый.
Как правило, формальными признаками идентификации с героем считаются: эмо­циональная насыщенность повествования, прямое обращение к собственному опыту, употребление прямой речи, привнесение в рассказ моментов, не вытекающих непо­средственно из данной таблицы, необычные сюжеты и некоторое другое.
При определении «героя» эксперимен­татор может столкнуться также со следую­щими трудностями:
а) идентификация смещается с одного персонажа на другой, что может рассмат­риваться как неустойчивость представле­ний испытуемого о себе;
б) испытуемый идентифицирует себя одновременно с двумя персонажами, на­пример «отрицательным» и «положитель­ным», тем самым выявляя существование в самом себе противоположных тенденций;
в) объектом идентификации является персонаж противоположного пола, что мо­жет указывать на сексуальные перверзии;
г) идентификация может отсутствовать;
в этом случае «герои» могут рассматри­ваться как антиподы самого испытуемого.

2. Следующий этап анализа рассказа состоит в определении важнейших характе­ристик героя — его стремлений, желаний, чувств, черт характера,
т. е. потребностей в терминологии Меррея. Для облегчения этой задачи прилагается список потребно­стей и их описание в той форме, в какой они могут выступать в тексте рассказа (см. приложение 1).
3. С целью нахождения доминирующих потребностей и их итегратов Meppeй вводит ранжирование силы потребности в зависимости от ее интенсивности, длитель­ности, частоты и значения в развитии сю­жета. Таким образом, по пятибалльной си­стеме получают оценку все «переменные» каждого рассказа, т. е. все «потребности» героя и все «давления» среды. Например, агрессия, выступающая как склонность к раздражительности,   получает   1 балл, гнев — 2 балла, ссора — 3, драка — 4, война — 5 баллов.
4. После того, как подобным образом проанализированы все рассказы, составля­ется список потребностей и соответствую­щих им давлений.  Как уже говорилось, комбинация потребность—давление состав­ляет, по Меррею, «тему». Тема указывает на основной характер взаимоотношений личности и среды: находят ли удовлетво­рение доминирующие потребности или сре­да препятствует их удовлетворению и ре­зультатом их взаимодействия является кон­фликт, добивается ли герой успеха или тер­пит неудачу и т. д. Наиболее распростра­ненные «темы» касаются проблем достиже­ния, соперничества, любви, доминирова­ния—подчинения и т. д.
Интерпретация
При интерпретации данных ТАТ Мер-рей исходит из предположения о прямой идентификации испытуемого с героем, и, следовательно, черты героя (потребности, эмоции) представляют те или иные тенденции самого испытуемого. Они могут обусловливаться его прошлым или являть­ся антиципацией будущего; могут быть ак­туальны в настоящий момент или, напро­тив, заторможены. Согласно Меррею, со­держание «тем» составляет: 1) то, что испытуемый реально совершает; 2) то, к чему он стремится; 3) то, что им никогда не осознается, и проявляется только в фан­тазиях и сновидениях; 4) то, что он испы­тывает в данный момент; 5) то, каким он представляет себе будущее. Во всех слу­чаях, однако, в рассказах ТАТ отражают­ся не объективные жизненные обстоятель­ства, а то, как они воспринимаются самим испытуемым.
Результатом интерпретации становится своеобразный портрет героя; мы узнаем, каковы его доминирующие желания, по­требности, чувства; каким воздействиям среды он подвергается, активен или пасси­вен во взаимоотношениях с предметным и социальным миром, возможно ли удовлет­ворение его потребностей, или они вступа­ют в противоречие с требованиями среды или другими тенденциями героя; добивает­ся ли он успеха или фрустрируем; соверша­ет антисоциальные поступки или действует в соответствии с общепринятыми нормами;
каковы его ценности и что составляет его мировоззрение и т. д.
Для иллюстрации дадим пример интер­претации одного из рассказов ТАТ по схе­ме «потребность—давление».
Таблица 14. «Молодой человек, задумавшись, стоит у открытого окна и смотрит в ночное небо. Он одинок, и ночь еще более усиливает ощущение тоски... Ему не хватает близкого человека, кото­рый мог бы понять его, с кем он мог бы поделить­ся своими радостями и печалями. Но у него ни­кого нет. Когда-то у него были друзья, любимая девушка, но все покинули его. Зачем тогда жить? Я думаю, что он бросится из окна».
В рассказе отчетливо видна потреб­ность в дружеских связях, удовлетворение которой блокировано внешними обстоя­тельствами, тема (конфликт) — одиноче­ство. Герой испытывает чувства тоски, безысходности; возможна аутоагрессия.

§ 3. ОСНОВНЫЕ КАТЕГОРИИ АНАЛИЗА РАССКАЗОВ ТАТ ПО
Д. РАПАПОРТУ

Разработанный Мерреем принцип ин­терпретации ТАТ в качестве самой общей схемы используется представителями раз­ных теоретических ориентации. В ходе тео­ретических дискуссий и экспериментальных исследований,    развернувшихся    после 1943 г. (дата выхода руководства по ТАТ), стали очевидны и слабые стороны этого подхода. Многочисленные модификации и дополнения мерреевской схемы возникали из более углубленного изучения двух воп­росов: что искать в рассказах ТАТ, какие личностные особенности в них проециру­ются, и как это делать, т. е. на основе ка­ких характеристик текста. Так, например, сам Меррей рассматривал «потребность» и в качестве конституирующего образования личности, и в качестве основной категории анализа рассказа. Это вытекало, во-первых, из допущения прямой идентификации испытуемого с «героем» и, во-вторых, отож­дествления психической активности субъ­екта в ситуации проективного исследова­ния со свободным фантазированием в по­нимании Фрейда. Как оказалось, оба допу­щения Меррея далеко не всегда находят подтверждение на практике и отнюдь не
бесспорны чисто теоретически. Так, Лаза-рус, проанализировав эксперименты New Look, доказал, что непосредственное вы­ражение потребности обнаруживается толь­ко в случае социальной приемлемости и умеренной интенсивности последней; в про­тивном случае проекция потребностей опос­редована механизмами защиты. Следова­тельно, ограничившись только этой кате­горией интерпретации, исследователь рис­кует либо обнаружить то, что известно и без ТАТ, либо пропустить нечто неулавли­ваемое категорией «потребность». К тому же ситуация эксперимента, требование ин­струкции, неоднозначные, но в какой-то мере заданные сюжеты рассказов делают невозможным свободное, абсолютно неде­терминированное реальностью фантазиро­вание. Д. Рапапорт подчеркивает, что чис­тое фантазирование в ТАТ — случай пато­логический, связанный с ослаблением кон­тролирующих функций «Эго» (71). Более оправданным, с его точки зрения, является представление о рассказе как продукте по­знавательной деятельности, когда неопре­деленный стимульный материал допускает трансформацию со стороны мотивационных или индивидуально-личностных факторов, но в пределах и формах, контроли­руемых «Эго». Рассмотрим более подробно подход Рапапорта, поскольку, на наш взгляд, в нем наиболее очевидно влияние психологии «Эго» и «Нового взгляда».
Для более ясного понимания конкрет­ных методических приемов, предложенных Рапапортом, уместно указать здесь на не­которые вводимые им теоретические раз­личения. Прежде всего это касается раз­ведения в тексте рассказа содержания, имеющего непосредственное отношение к стремлениям и чувствам личности (ideational content) и сюжетов-клише, полностью являющимися продуктом защитных меха­низмов [71]. Однако и в той части текста, которая наиболее тесно связана с цент­ральными стремлениями личности, эти по­следние выражаются не столь непосредст­венно и прямо, как в мечтах и фантазиях, а также опосредованы механизмами заши­ты. Следовательно, рассказ всегда, за ис­ключением грубой патологии, оказывается смесью фантазиоподобнoй продукции и сюжетов-клише. В качестве клише может выступать все, что реально не пережито индивидом и не является, таким образом, его аффективным опытом: литературные и кино-сюжеты, анекдотические истории, а также наиболее распространенные сюжеты, провоцируемые таблицами ТАТ. Существу­ют определенные трудности при отграниче­нии клише от неклише. Дело в том, что лю­бой «штамп» может быть преобразован в значимое для личности содержание с по­мощью особой интонации, использования необычного, только данному испытуемому присущего лексикона, введением в рассказ дополнительных персонажей и тому подоб­ных апперцептивных искажений. К тому же, замечает Рапапорт, нередко литера­турные произведения или жизненные пери­петии других людей настолько затрагивают наши чувства, что мы поистине начинаем жить в них и ими, и тогда они перестают быть просто усвоенными клише. С другой стороны, когда-то реально пережитое со временем теряет свою значимость и аффек­тивную окрашенность, превращаясь в смут­ные воспоминания, едва отличные от клише. Все это заставляет эксперимента­тора быть особо чувствительным к любым проявлениям индивидуального стиля испы­туемого.
В плане диагностики личности наиболее информативными Рапапорт считает откло­нения от клише, в которых наиболее отчет­ливо проявляются реально существующие (или созданные фантазией)  отношения, чувства и поступки, чрезвычайно значи­мые для внутреннего мира испытуемого. Подобное заключение выводится из пони­мания ideational content как продукта аф­фективной памяти, и его влияния на акту­альные мыслительные процессы. Вместе с тем поскольку последние относятся к вто­ричным процессам «Эго» и, следовательно, находятся под его контролем, то н в них личностью значимая информация может маскироваться защитными механизмами. Выявить ее помогает анализ формальных характеристик построения рассказа, прежде всего любых отклонений от его стан­дартного построения; а также индивиду­альные особенности речи, экспрессии ис­пытуемого, необычные темы или даже ед­ва заметные модификации сюжетов-кли­ше2.
Формальные характеристики содержа­ния рассказа представляют собой некото­рую абстракцию от текста и отвечают на вопрос, что обследующий ищет в рассказе ТАТ, каким образованиям личности реле­вантно его содержание. Рапапорт выделя­ет следующие категории:
1. Чувства, переживания, возникающие у испытуемого в процессе эксперимента (эмоциональный фон рассказа). Например, сочувствие к персонажу, солидарность с его поступками или, напротив, холодность, осуждение. Эта категория в какой-то мере сопоставима с идентификацией, но предпо­лагает кроме отождествления и возмож­ность более сложных отношений между ис­пытуемым и героями его рассказов, напри­мер солидаризация, оппозиция и т. п.;
2. Персонажи рассказа. Ими могут быть либо представители самого испытуемого (в случае идентификации), либо значимые другие его «жизненного пространства»: ро­дители, братья или сестры, супруг(а), де­ти, друзья;
3. Стремления и установки. Понимают­ся Рапапортом, как динамические тенден­ции, показатели основных мотивов личности [71]. Определяются по характеристике персонажей, с которыми идентифицирует себя испытуемый.
4. Препятствия или барьеры. Обнару­живаются в рассказе в виде мыслей и чувств основного персонажа или окружаю­щих его лиц, в виде реальных действий других или социальных норм, препятству­ющих реализации стремлений испытуемо­го. Последние две категории аналогичны Мерреевским «потребности» и «давлению».
Перечисленные категории и их взаимо­отношения дают представление о содержа­нии внутреннего мира испытуемого.
Теперь мы возвратимся к обсуждению роли формальных характеристик построе­ния рассказа. Их специальное вычленение в качестве проективных показателей свя­зано с более общими представлениями Рапапорта о мотивации и ее проекции в ТАТ. Так в структуру мотивации наряду с установками, стремлениями личности Рапапорт включает и ее индивидуальный стиль, т. е. ту особую «манеру», с которой эти тенденции реализуются. Поэтому диагностически важно знать не только, что по­буждает субъекта, но и то, каким образом он достигает желаемого. Тематический ап­перцептивный тест предоставляет сведения об обоих аспектах мотивации. Так, стиль построения рассказа косвенно указывает на некоторые важные личностные особен­ности испытуемого, например, по тому, как последний обращается со стимульным ма­териалом, как строит сюжет, в какой мере его рассказ отличается от обычно продуцируемого на данную таблицу, можно судить не только о «зонах» его аффективных за­труднений (конфликтах), но самое глав­ное — о способах их разрешения (меха­низмах защиты). Для выделения тех или иных формальных характеристик автор предлагает применять метод сопоставления текста рассказа с пунктами инструкции и объективным значением таблиц. При этом строго ригидное следование объективным требованиям теста, так же как и грубые отступления от них, дают материал для по­строения гипотез относительно значимости их для диагностики личности. Ниже приве­дены некоторые формальные показатели и их интерпретация Рапапортом [71].
Формальное следование инструкции
В этом случае испытуемый соблюдает все пункты инструкции, но связный и развитый сюжет в  рассказе  фактически отсутствует. Например:
«Женщина стоит в дверях комнаты. Ей надо туда войти. Она откроет дверь и войдет. Она думает о том, что 'ей надо войти в комнату» (таблица №5). Если испытуемый интеллектуально сохранен, такой рассказ может отражать действие психологической защиты — уход от тем, связанных с конфликтными переживаниями.

Строго ригидное соблюдение инструкции

Испытуемый строит рассказ в строгом соответ­ствии с пунктами инструкции, как бы дробя рас­сказ на соответствующие части. Такая стратегия ведения рассказа свидетельствует о повышенной ригидности, часто являющейся следствием тревож­ности, и показывает свойственный испытуемому способ ее преодоления.

Излишняя детализация рассказа

Рассказ испытуемого насыщен малосуществен­ными деталями, порой граничит с простым описа­нием отдельных элементов картины. Так же как в предыдущем примере, указывает на повышенную тревожность; встречается у истероидных личностей.
Опускание тех или иных пунктов инструкции
а) отсутствие «прошлого» или «будущего». В рассказе может отсутствовать указание на при­чины возникновения описываемой ситуации (прош­лого) или ее исход (будущее). Это может служить признаком существования каких-то конфликтных переживаний в прошлом и затрудненности плани­рования ввиду ожидания неблагополучия в будущем.
б) отсутствие упоминания о мыслях или' чувст­вах персонажей. Степень разработанности рассказа в этом направлении отражает развитие рефлексии испытуемого, его способности к самоанализу и уме­ния вчувствоваться во внутренний мир других лю­дей. Представленность категории «мысли персона­жей» при наличии в рассказе конфликтной ситуации свидетельствует о сохранном контроле над аффективностью, напротив, се отсутствие указывает на чрезвычайную силу аффекта, опасность дезоргани­зации активности в стрессовой ситуации.

Отказ

Отказы в начале эксперимента встречаются, если испытуемый не понял инструкцию или отсут­ствует контакт с экспериментатором. Отказы на определенные картины свидетельствуют об особой значимости провоцируемых ими сюжетов.

Неупоминание отдельных частей или деталей картины.

Например, в рассказах на таблицу 3 ВМ может не упоминаться револьвер. Как правило, это ука­зывает на то, что ассоциации, возникающие в от­ношении этих деталей, вызывают тревогу.

Введение в рассказ дополнительных деталей или персонажей

Практически всегда такие дополнения говорят об особой значимости разработанной темы, ее бли­зости переживаниям испытуемого.

Перцептивные искажения

Испытуемый неправильно определяет пол пер­сонажа (например, па таблицах ЗВМ, 10, 12), воз­раст или искаженно воспринимает какие-то детали картины. Например, на таблице 1 некоторые видят мальчика слепым, скрипку сломанной и т. д. Даже если исключить символическое значение подобных искажений, они, как правило, являются следствием глубоких конфликтов.

Восприятие картины, как рисунка, фотографии, кадра из кинофильма

Иногда может рассматриваться как своеобраз­ное «отстранение» от травматогенной тематики рас­сказа.

§ 4. О НЕКОТОРЫХ ПОДХОДАХ К ИНТЕРПРЕТАЦИИ ТАТ:
СХЕМЫ С. ТОМКИНСА и М. АРНОЛЬД

В настоящее время существует около 20 схем интерпретации ТАТ, различаю­щихся как категориями анализа рассказов, так и теми параметрами личности, иссле­довать которые предполагается с помощью ТАТ. В клинико-диагностических, а не экс­периментальных целях используются лишь некоторые из них, а нередко психолог-прак­тик заимствует какие-то пункты из не­скольких систем одновременно. Ниже мы укажем еще две системы, в которых полу­чили разработку некоторые важные в ме­тодическом отношении принципы ТАТ.
Подход, развитый С. Томкинсом, в част­ности некоторые категории анализа расска­зов, широко используется при работе с ме­тодикой в самых разных психологических системах. С. Томкинс развил систему ана­лиза рассказов ТАТ, предложенную Мерреем, введя ряд новых категорий, повыша­ющих, по его мнению, достоверность ме­тодики [80].
1. Вектор характеризует психологиче­скую направленность поведения, влечении и т. д.
Томкинс рассматривает 10 векторов, со­гласно имеющимся в английском языке предлогам, например, вектор toward обоз­начает направленность на получение поло­жительной ценности от объекта; вектор against обозначает готовность к отрица­тельной оценке объекта.
2. Уровень характеризует «плоскость», в которой разворачивается действие расска­за: описание объекта, события или поведе­ния персонажа; воображение; память; чув­ства и т. д. Например, события могут раз­вертываться в действенном плане, но так­же о них можно мечтать или вспоминать.
3. Условия — это любые психические, физические состояния разной валентности, которые сами по себе не выражают ника­кого желания пли побуждения. Например, герой несчастен (—) или герой разбога­тел (+).
4. Квалификаторы используются для указания на временные, пространственные и силовые характеристики предыдущих ка­тегорий.
По сравнению со схемой Меррея суще­ственно новым являются категории уровня и квалификаторы. Уровневый анализ по­зволяет определить преимущественный тип активности героя. Например, возможны два крайних случая:
1) во всех рассказах представлен толь­ко уровень поведения героя. Это характер­но для крайне экстравертированной лично­сти, у которой желания не знают «задерж­ки» и непосредственно разряжаются во внешнем поведении;
2) герой не столько действует, сколько чувствует, вспоминает или размышляет. Это характерно для интравертированной личности, для которой весь мир заключен в ее собственных переживаниях.
Томкинс рассматривает последователь­ность, частоту, вариативность различных уровней. Здоровой адаптированной лично­сти, по его мнению, присуще наличие всех уровней, причем в определенной последо­вательности: хочет — обдумывает — дей­ствует. Существенным для оценки харак­терологии или патологических симптомов может быть доминирующая фиксация на одном из уровней.
В системе Томкинса уделяется большое внимание психологическому смыслу квалификатора «отдаленности». Степень отда­ленности во времени или пространстве ха­рактеризует степень подавления потребно­сти. Например, в рассказе выраженная аг­рессия против отца указывает на отсутст­вие подавления и большую вероятность не­посредственной разрядки агрессивного влечения в поведении. Если же агрессия вы­ступает, например, в форме борьбы с ин­квизицией, а действие рассказа переносит­ся, скажем, в средние века, можно гово­рить о значительной степени подавления. Чем фантастичнее рассказ, чем более от­далено от реальности время и место дей­ствия, тем сильнее данная потребность испытывает подавление со стороны «супер-Эго». Этот вывод согласуется с общим те­зисом психоанализа о компенсаторной ро­ли фантазии: потребности, которые вслед­ствие культурных запретов не могут быть удовлетворены в поведении, усиливаются в фантазии.
Среди других, разработанных Томкинсом методических приемов, укажем на тре­бование целостного контекстуального ана­лиза протоколов ТАТ. Это означает, в част­ности, что «тема» не выводима, как пола­гал Меррей, из рассказа на каждую изоли­рованную таблицу; ее можно определить только в контексте всей совокупности рас­сказов, путем выделения некоторых инва­риантных формальных структур. Приме­ним этот методический прием и рассмот­рим гипотетический рассказ, в котором ге­рой, работавший всю жизнь, внезапно те­ряет работу, становится пессимистом и кончает жизнь самоубийством. Такой рас­сказ сам по себе не дает оснований для каких бы то ни было выводов о его смыс­ле для личности испытуемого. Иное дело, если в других рассказах мы будем иметь дело с аналогичной или изменяющейся структурой формальных факторов. Например, данный рассказ может указывать на труд как на главную ценность, если в ос­тальных рассказах угроза другим ценнос­тям — любви, социальному положению — не приведет к серьезному неблагополучию с точки зрения героя, а угроза труду в лю­бом рассказе приведет к такому неблагопо­лучию. Рассказ может также интерпрети­роваться как повышенная чувствительность личности к угрозе любой потерн. В этом случае и в других рассказах должны встре­чаться потери — объектов, друзей, роди­телей, любви, которые приводят к песси­мизму и суициду, в то время как в расска­зах, не содержащих потери, герой будет оптимистичен, а исход благополучен. Или, например, можно предположить, что этот рассказ выражает общую неуверенную по­зицию личности и ожидание неуспеха во всех начинаниях. Тогда все рассказы, со­держащие желания или намерения героя, должны иметь неудачный исход. Оконча­тельная гипотеза о смысле этого рассказа складывается, следовательно, в результа­те анализа всей совокупности рассказов. Последующее заключение о личности ис­пытуемого составляется в терминах психо­анализа и так называемой динамической психологии. Особое внимание уделяется изучению материалов ТАТ, относящихся к переживаниям раннего детства, что в це­лом согласуется с положением психоана­лиза о решающем значении этого периода жизни для развития личности.   М. Арнольд строит свою систему ана­лиза на отказе от некоторых постулатов «глубинной психологии». Так, Арнольд отказывается от обязательных для системы Меррея постулатов об идентификации и о нереализованных глубинных влечениях как основном содержании рассказов. Материал рассказов отражает не столько эти тен­денции, сколько социальные установки лич­ности (аттитюды), т. е. представления о себе и своем социальном окружении, сло­жившиеся на основе индивидуальных или групповых систем ценностей. Эти установ­ки детерминируют сюжет и исход рассказа, или его значение. Значение представляет собой как бы «мораль» рассказа, в которой обнаруживаются привычные ценности, мо­тивы и способы достижения целей. Мораль может быть «хорошей», если поступки ге­роя согласуются с общепринятыми норма­ми, и «плохой», если герой действует напе­рекор им.
В результате анализа значений выво­дится так называемый мотивационный ин­декс (М. И.); он может быть положитель­ным или отрицательным. Люди с адекват­ными жизненными установками, конструк­тивным подходом к решению собственных проблем, опирающиеся на сотрудничество с другими людьми, получают положитель­ный М. И.; напротив, люди, склонные к импульсивным, деструктивным или непро­дуктивным действиям, — отрицательный М. И. В зависимости от знака М. И. прог­нозируется возможность успеха в том или ином виде деятельности. Так, обнаруживается позитивная корреляция между поло­жительным М. И. и успехом в обществе.
Подход М. Арнольд, несмотря на несколько наивное и прагматическое пони­мание условий преуспевания человека в об­ществе, содержит ряд моментов, в значи­тельной степени игнорировавшихся други­ми авторами. Это в первую очередь отно­сится к требованию контекстуального ана­лиза рассказов ТАТ. В отличие от Меррея, она рассматривает рассказ не как агрегат тем, а как целостный продукт реорганиза­ции впечатлений прошлого опыта, имею­щий свой смысл, не раскрывающийся при анализе отдельных тем. Интерпретацию должен определять контекст, поэтому ана­лизировать необходимо все рассказы как единое целое [38]. Так же чрезвычайно ин­тересным представляется указание М. Арнольд на роль социальных установок в де­терминации сюжета рассказов. Как бы ни подчеркивали сторонники психоанализа направленность ТАТ на выявление неконвенциональных, якобы присущих самой личности способов апперцепции внешнего мира, трудно предположить, что эта аппер­цепция свободна от влияния усвоенных личностью систем ценностей и нормативов. Подход М. Арнольд, при всех его несовер­шенствах, указывает путь для более адек­ватной разработки подхода к анализу и ин­терпретации ТАТ.
Для решения каких же практических задач используется ТАТ? Как и другие проективные методики, наибольшее приме­нение ТАТ находит в клинике неврозов и пограничных состояний. Как известно, не­вроз развивается в результате столкновения личности с обстоятельствами, препят­ствующими или угрожающими удовлетво­рению наиболее важных, значимых для нее потребностей. В клинической картине не­вроза существенное место занимает аффек­тивный конфликт и спонтанно складываю­щиеся у больного способы его разрешения, не всегда осознаваемые самой личностью. В этих случаях ТАТ может дать информа­цию о ряде моментов, существенных как для диагностики невроза, так и для после­дующей психотерапии. Этими конкретными задачами определится и направление ана­лиза проективного материала. В частности, для клинициста будут представлять особый интерес следующие особенности аффективной сферы личности и мотивации, диаг­ностируемые ТАТ:
1. Ведущие мотивы, отношения, ценно­сти.
2. Аффективные конфликты; их сферы.
3. Способы разрешения конфликтов: по­зиция в конфликтной ситуации, использова­ние специфических механизмов защиты и т. д.
4. Индивидуальные особенности аффек­тивной жизни личности: импульсивность — подконтрольность, эмоциональная устойчивость — лабильность; эмоциональная зре­лость — инфантильность.
5. Самооценка; соотношение представ­лений о Я — реальном и Я — идеальном; степень принятия себя.
Понятия «конфликт», «защита» не име­ют для нас специфически психоаналитиче­ского значения. Вслед за Ф. В. Бассиным, мы рассматриваем психологическую защи­ту как явление преобразования «значений», направленное на предотвращение кон­фликта «значащих переживаний». Сам же конфликт может быть порожден столкно­вением любых аффективно окрашенных пе­реживаний, а не только борьбой «созна­тельного» и «бессознательного». Психоло­гическая защита выступает в виде пере­стройки психической деятельности, смены психологических установок [3, 4].
Говоря о диагностической ценности ТАТ, необходимо подчеркнуть, что все вы­являемые этой методикой закономерности и явления — не более чем потенциальные возможности, тенденции, установки лично­сти. Поэтому неправомерен прямой пере­нос данных ТАТ на характеристику лично­сти и самого поведения без учета клиниче­ского материала и объективных условий жизни испытуемого.   Категоризованный протокол ТАТ — не зеркальное отражение личности пациента, а материал для гипо­тез исследователя.
В настоящее время классический вари­ант ТАТ широко используется в клинике неврозов. Наряду с ним, в социальной детской, профессиональной и других областях прикладной психологии популяры разнообразные модификации ТАТ (вариант Мак-Клеланда и Аткинсона для исследования мотива достижения, детский ТАТ Беллака и другие). С классическим вариантом ТАТ их объединяет ряд формальны признаков:
1) аффективная насыщенность изобра­жений;
2) их релевантность изучаемым пере­менным личности;
3) неопределенность тестовых условий;
4) инструкция, требующая придумать рассказ.

ГЛАВА IV
Методика чернильных пятен Г. Роршаха

Тест чернильных пятен — одна из наи­более популярных проективных методик — создан швейцарским психиатром Германом Роршахом в 1921 г. Есть сведения, что чернильные пятна использовались еще Леонардо да Винчи и Ботичелли для «воз­буждения фантазии»; в психологию их ввел А. Бине, исследуя с их помощью некото­рые особенности интеллекта. Роршах одним из первых отметил связь между фантазио-подобной продукцией и типом личности. В ходе клинического и экспериментально­го исследования групп здоровых и психи­чески больных испытуемых, путем сопо­ставления клинических характеристик и особенностей ответов Роршах выделил два типа восприятия: «B-тип» и «Fb-тип», т. е. «двигательный» и «цветовой» тип [73]. Ока­залось, что одни испытуемые склонны вос­принимать пятна в движении, в продуци­руемых ими образах людей, животных или предметов акцентируется прежде всего ди­намический аспект;   другие испытуемые, напротив, фиксируют в своих ответах цветовой аспект. Тип восприятия или «тип пе­реживания», по Роршаху, характеризует преимущественно интраверсивные или экстратенсивные тенденции личности. Прово­дя аналогию с типологией Юнга, Роршах подчеркивает тем не менее и отличие со­ответствующих терминов. Согласно его воззрениям, экстра- и интраверсия — не противоположные и взаимоисключающие свойства личности, а тенденции, в большей или меньшей степени присущие любому че­ловеку. Они указывают не столько на сте­пень эффективности адаптации, сколько на реализующие ее индивидуальные механиз­мы. Неправомерно также противопоставле­ние интра- и экстраверта как «мыслитель­ного» и «чувствующего» типа личности, поскольку адекватная адаптация предпо­лагает участие как аффективных, так и познавательных процессов. Если нормально интраверсивный тип характеризуется лишь преобладанием кинестических ответов над цветовыми, то патологически интраверсив­ный тип — полным отсутствием цветовых. Точно так же различают нормально и па­тологически экстратенсивный тип. Кроме перечисленных двух типов личности Рор­шах выделяет еще «суженный», для кото­рого характерно малое количество отве­тов, связанных с движением и цветом или полное их отсутствие, и «амбиэквальный», связанный с большим, но равным количе­ством и цветовых и кинестетических отве­тов. Указанные типы переживаний корре­лируют с определенными компонентами интеллекта, аффективной динамикой, чертами характера и видом психической па­тологии.
Роршах разработал основные принци­пы анализа и интерпретации ответов, в по­следующие годы работа велась главным образом в направлении уточнения значения тех или иных показателей, разработки все более тонких способов шифровки, поиска патогномоничных показателей, а также по­пыток теоретического обоснования методи­ки. В настоящее время наиболее популяр­ным является подход, сформировавшийся под влиянием исследований «Эго-психологии» и экспериментов New Look. Перцеп­тивный ответ рассматривается как продукт взаимодействия двух факторов: объектив­ных свойств пятна и субъективных потреб­ностей, конфликтов и механизмов их регу­ляции. В свете этого подхода тест Роршаха направлен на диагностику, главным обра­зом, экспрессивного аспекта поведения или присущего личности индивидуального сти­ля {42; 44; 57; 77].

§ 1.ОПИСАНИЕ МЕТОДИКИ И СХЕМА ЭКСПЕРИМЕНТА’

‘ Здесь и далее использовались руководства по тесту Клопфера, Бома, Лузли-Устери, Рапапорта (57; 7; 63; 71).

Материал теста состоит из 10 стандарт­ных таблиц, выполненных в черно-белых, черно-красных и пастельных тонах. Каж­дая таблица представляет собой копию с оригинала, полученного при складывании пополам листа бумаги с нанесенным на нее чернильным пятном. Хотя рисунок пят­на произволен и не поддается однозначной интерпретации, опыт работы с методикой показывает, что отдельные таблицы нерав­нозначны в отношении эмоционального воздействия на человека. Например, табли­цы 1, 4, 6 чаще всего ассоциируются со страхом и тревогой, а таблицы 9, 10, на­против,   вызывают ощущения радости, праздника. Красные плоскости таблиц, на­поминая кровь или огонь, вызывают беспо­койство; это относится и к восприятию мел­ких деталей, расположенных вокруг верти­кальной оси, часто ассоциирующихся с об­разами сексуального содержания.
Никаких предварительных сведений о цели эксперимента сообщать не рекоменду­ется, вместе с тем важно, чтобы испытуе­мый чувствовал себя как можно более не­принужденно. Иногда это достигается рас­сказом о том, как получено изображение таблиц; можно связать это объяснение с известной детской игрой «в кляксы» и тем самым несколько разрядить обстанов­ку. Целесообразно также подчеркнуть, что при выполнении задания испытуемый мо­жет давать любые ответы, ни один из ко­торых не будет оцениваться как правиль­ный или ошибочный. Таблицы предъявля­ются последовательно с 1 по 10 в стандарт­ном положении, указанном на обороте таб­лицы. Предъявление первой таблицы со­провождается инструкцией: «Что это та­кое, на что это может быть похоже? В даль­нейшем инструкция не повторяется, и ис­пытуемому предоставляется полная самостоятельность. После окончания спонтан­ных высказываний испытуемому можно задавать стимулирующие вопросы типа «Что Вы можете добавить?», «Это все?» и т. д. У робких испытуемых и невротиков возможны значительные расхождения меж­ду объемом спонтанной и дополнительной продукции. Ответы, полученные во время опроса, не включаются в расчетные форму­лы или подсчитываются с учетом коэффи­циентов.
Как правило, исследование включает собственно выполнение теста и опрос;
Клопфер считает необходимым в ряде слу­чаев дополнять процедуру эксперимента фазой «определения границ чувствительно­сти».

Опрос

В этой фазе исследования выясняется, как субъект пришел к формулировке того или иного ответа, т. е. опрос всегда ориен­тирован на уточнение локализации образа и его детерминант. Экспериментатор обя­зан избегать прямых или наводящих воп­росов и вместе с тем его задача — получить подробные сведения, облегчающие после­дующую шифровку ответов. Для выявления локализации ответа на таблице можно за­дать вопросы типа: «Где находится...?» или «Покажите мне...». Во многих руководствах по тесту Роршаха для облегчения этой ча­сти опроса используют специальные кар­ты, с нанесенными на них и обозначенны­ми наиболее часто интерпретируемыми участками пятна. В отдельных случаях ис­пытуемому предлагают сделать зарисовку фигуры на отдельном листе бумаги. Для уточнения детерминант ответа иногда бы­вает достаточно простых вопросов: «Что Вас заставляет думать о...?», «Опишите под­робнее то, как Вы видите...» и т. д. Полез­но использовать следующий методический прием: субъекту предлагается альтерна­тивный образ, отличающийся от фактиче­ски выбранного по одной или нескольким невыясненным детерминантам. Например, если испытуемый видит бабочку, но указы­вает лишь на характеристики, связанные с формой (усы, крылья), то можно спросить, может ли он это место пятна интерпрети­ровать как мотылек. Если испытуемый дей­ствительно не ориентировался на цвет, то он не увидит никакой разницы между эти­ми ответами.

Определение пределов чувствительности

В отличие от предыдущих фаз здесь экспериментатор сознательно оказывает давление на испытуемого, чтобы вызвать те реакции, которых тот избегает. С этой целью обычно используют различные при­емы: просят выбрать самую приятную таб­лицу, затем самую неприятную; привлека­ют внимание испытуемого к тем особенно­стям пятна, которые игнорировались им при спонтанных высказываниях; наконец, предлагают образцы возможных интерпре­таций, отличных от тех, которые дает сам испытуемый, и т. д.

§ 2. ОСНОВНЫЕ ПРИЕМЫ ШИФРОВКИ ОТВЕТОВ

Шифровкой называют обозначение и классификацию ответов с учетом пяти ос­новных категорий: локализации, детерми­нанты, содержания, популярности/ориги­нальности, качества формы.
Основная цель шифровки — установле­ние связи между ответом и элементом пят­на, а также формализация ответа для по­следующих операций анализа и интерпре­тации.
Ответом считают высказывание, соот­ветствующее целой кляксе или ее частям. Различают основные ответы (спонтанные) и дополнительные (полученные во время опроса); последние подсчитываются от­дельно и в расчетных формулах учитыва­ются со специальными коэффициентами.

Обозначение локализации ответа

Локализация ответа характеризует тип восприятия или «ментальный подход» по Клопферу. Локализация ответа определя­ется путем соотнесения образа с той или иной частью пятна.
1. Целостный ответ — W (Whole) обоз­начается в том случае, когда испытуемый фиксирует внимание на пятне в целом и продуцируемый им образ охватывает всю кляксу.
Таблица V2. Летучая мышь — W.
2 Примеры взяты из сборника упражнений по тесту Роршаха [41].
Таблица VI. Растеленная шкура — W. Д. Рапапорт предлагает рассматривать целостный ответ с точки зрения степени дифференцированности и интегрированности составляющих его частей:
1) ясно выраженное, хорошо артикули­рованное единство — W+,
2) удовлетворительное     единство — Wo,
3) плохо артикулированное единство, синкретическое впечатление от всего пят­на — Wv.
Эти дополнительные показатели позво­ляют в ряде случаев отдифференцировать целостные ответы, строящиеся на основе четкого анализа элементов пятна с их по­следующей интеграцией (хорошая артику­ляция) от целостных ответов, возникших в результате глобального, синкретического восприятия пятна (плохая артикуляция).
2. Почти целостный ответ (W) — ког­да испытуемый интерпретирует примерно 2/3 кляксы.
Таблица III. Двое мужчин с бородами в костюмах — W.
Таблица II. Два человека на корточках, танцующие какой-то танец, — W.
3. Конфабуляторный целостный  ответ (DW) обозначается в том случае, когда це­лостный ответ строится на основании ин­терпретации   какого-то   изолированного фрагмента, без учета остальной части пятна.
Таблица V. Нога, наверное, идущее животное — DW.
4. Ответы на крупные обычные детали
(D). К этой категории относятся интер­претации относительно крупной части пят­на, которая легко отграничивается проме­жуточным пространством, оттенком или цветом от остальной части пятна.
Таблица VII.   Ребенок  показывает язык — D.
Таблица IV. Нога в громадном сапо­ге—D.
5. Ответы на мелкие обычные детали (а). Критерии выделения этой группы от­ветов те же, что и для (4). Отметим, что такой признак, как «обычность», определя­ется эмпирически, как правило, использу­ются таблицы Э. Бома с обозначенной на них локализацией ответов.
Таблица III. Голова птицы (d). Таблица VI. Голова с усами, напоми­нающая кошачью (d).
6. Ответы на необычные мелкие дета­ли. Необычные детали (обобщенно обоз­начаются Dd) отличаются прежде всего редкостью их актуализации. Выделяют де­тали, относящиеся к внутренней части пят­на, бордюру и некоторые другие виды Dd.
7. Ответы на промежуточное белое про­странство (S) регистрируются, если само белое пространство становится «фигурой» на темном «фоне». Когда испытуемый ис­пользует белое пространство в комбинации с темной частью таблицы, ответ обознача­ется как WS или DS.
Таблица II. Репа или лампа — 5. Занавеси, раздвинутые в сторону, в се­редине сцена — WS.
Основные детерминанты ответов

Детерминантами называют такие ха­рактеристики ответа, как форма, движе­ние, цвет, оттенки. Одни из них обуслов­лены свойствами пятна, другие (движение) являются сугубо субъективным дополнени­ем, проекцией испытуемого. Детерминан­ты, так же как и локализация, раскрыва­ют способ «видения» человека, его изби­рательность в отношении тех или иных ас­пектов окружающей среды и собственного внутреннего мира.
Форма (F)

Детерминанта F показывает, что толч­ком к возникновению того или иного обра­за служила форма пятна, его контуры.
Таблица V. Летучая мышь, распростер­тые крылья, уши — WF.
Таблица III. Голова птицы — dF.
Ответы категории F могут различаться по качеству формы («хорошая» или «пло­хая»). При «хорошей» форме образ соот­ветствует конфигурации пятна, видимого четко во взаимоотношении отдельных своих частей (близко к W+}. Некоторые авторы предлагают статистический критерий — «хорошими формами» считаются те, кото­рые интерпретируются наиболее часто. Од­нако статистический критерий на практике применяется редко; для определения каче­ства формы в ряде случаев можно пола­гаться на список «хороших форм» (Бек, Лузли-Устери). Клопфер считает, что ответы типа «географическая карта», «дым», «облако», «след» всегда шифруются как F~, так как не предполагают четкой опре­деленной формы. Категория формы часто выступает в комбинациях с другими детер­минантами ответа; некоторые из наиболее значимых «паттернов» будут рассмотрены ниже.

Движение (М, FM, m)

Это одна из наиболее важных детерми­нант образа, непосредственно не вытекаю­щая из свойств самого пятна. Вместе с тем установлено, что конфигурация пятна, расположение светлых и темных промежут­ков на некоторых таблицах как бы прово­цирует динамические образы. Так, напри­мер, по Роршаху ответы «две человеческие головы» (таблицы I и II), «два человека» (таблица III) всегда включают элементы кинестезии, даже если испытуемый не дает ясного вербального указания. Воспринима­ет ли субъект пятна в статике или дина­мике, часто выявляется во время опроса, при этом считается, что диагностировать М можно только при наличии переживания движения, т. е. своеобразной идентифика­ции с движущимся объектом. Роршах по­лагал, что зрелая адаптированная лич­ность может идентифицировать себя толь­ко с движущимися человеческими фигу­рами, поэтому он рассматривал только од­ну категорию ответов движения — М. В настоящее время большинство авторов считают необходимым учитывать все виды движения, охватывающие виды деятельно­сти, позы, экспрессию независимо от того, приписываются ли они целым человеческим фигурам, ее частям, животным или стату­ям. В эту же категорию входят ответы с проекцией абстрактных сил, природных или механических воздействий, а также движе­ние неодушевленных предметов.
Шифр М обозначает ответы, в которых наличествует человеческая деятельность, даже если она приписывается животным, статуям или карикатурам.
Таблица VII. Это напоминает двух спо­рящих людей — WM.
Таблица I. Женщина с отрезанной го­ловой и два джентльмена по бокам, по­хожие на привидения, — WM.
Таблица V. Мефистофель с рогами и копытами, укрытый ниспадающим пла­щом, — WM.
Таблица X. Два сверчка, ссорящиеся друг с другом, — DM.
Следует заметить, что знак М включает в себя обозначение формы, т. е. форма имплицитно присутствует в детерминанте М, даже если форма неопределенная или неадекватная; последний случай обознача­ется как М~.
Шифр FM обозначает ответы, в которых фигурируют животные (или карикатуры, рисунки) в свойственной им деятельности. Этим же знаком обозначают поведение дрессированных животных.
Таблица V. Насекомое с усиками летит к нам, длинные ноги — WFM.
Таблица II. Танцующие медведи — DFM.
Шифр т обозначает движения предме­тов, действие механических, абстрактных, символических сил. Знак Fm показывает, что движущийся объект обладает четкой формой, mF характеризует объекты с ме­нее определенной формой и, наконец, т указывает на действие каких-то сил. Та­ким образом, различие между ответами, шифрующимися Fm, mF и т, определяет­ся степенью выраженности и четкости фор­мы.
Таблица IX. Эти штуки в середине по­хожи на палящие пушки — dFm.
Таблица X. Листья, падающие на землю (целое), — WmF.
Таблица X. Праздничная суматоха и беспорядок — Wm.

Оттенки (с, К, к)

Оттеночные детерминанты характеризу­ют ответы, в которых используются хрома­тические или ахроматические светотени. Использование эффектов светотени прида­ет образам новые тонконюансированные качества: передает качества поверхности или структуры, глубину или перспективу, а также обусловливает восприятие трехмер­ных объектов на плоскости.
1. Поверхность или качества структу­ры в зависимости от степени выраженности формы шифруются как Fc, cF, с.    
Таблица I. Женщина в прозрачной юбке — DFc.
Таблица VI. Чешуйчатая поверхность— DcF.
Таблица IV. Комья грязи — We.
2. Глубина, перспектива, дистанция, в зависимости от степени выраженности фор­мы, шифруются как FK, KF, К.
Таблица VII. Оклахома, нефтяные выш­ки, одни дальше, другие ближе — DFK.
Таблица VII. Это облака, похожие на людей, — DKF.
Таблица V. Сплошная темнота — WK.
Ответы типа «изморозь»,   «туман», «дымка», «дым» шифруются как K.F или К.
3. Проекция объектов на плоскость шифруется как Fk, kF, k. Под эту катего­рию попадают две группы — ответов — рентгеновские снимки н топографические карты.
Таблица I. Позвоночник DFk.
Таблица X. Похоже на карту рель­ефов — DkF.
Таблица IV. Здесь тени, чем-то напоми­нающие рентгеновский снимок, — Wk.

Цвет (С и С')

Детерминантой «цвет»  охватываются ответы, в которых обращается внимание на цвет пятна. Различают детерминанты двух видов — хроматические (красный, Коричневый, зеленый, желтый) и ахрома­тические (черный, белый, серый). |  1. Хроматический цвет может высту­пать в комбинации с формой (FC, CF) или в чистом виде (С). Место детерминанты указывает на относительное преобладание в ответе цвета или формы.
Категорией FC обозначаются ответы, в которых ведущую роль играет форма или форма и цвет уравновешены.
Таблица II. Красные носки — FC.
Таблица IX. Красивое бальное зеленое платье — FC.
Категорией CF обозначаются ответы, где ведущую роль играет цвет, но нали­чествуют элементы формы.
Таблица IX. Очень много цвета, может герб или афиша — CF.
Таблица VIII. Водоросли или подвод­ное цветущее растение — CF.
Категорией С обозначаются ответы че­тырех ТИПОВ — С, Cn, Cdes, Cgym.
С — чистый цвет; в ответах этого типа естественный цвет объектов (красный для крови, голубой для неба) используется не опосредуясь формой, например, «кровь».
Сц—называние цвета, при отсутствии его содержательных толкований, например:
«Какое множество цветов — розовое, жел­тое, голубое, зеленое» (таблица X).
Cdes — описание цвета, обычно сочетает­ся с восприятием таблицы как художест­венного произведения, например: «Навер­ное, это акварельный этюд» (таблица IX).
Csym — символическая интерпретация цвета: «Какая радостная картина, цвет весны и возрождения» (таблица X).
2. Ахроматический цвет, так же как хроматический, может выступать в комби­нациях с формой (FC’, C’F) и иметь под-;
варианты в виде называния, описания и» символической интерпретации (Cn, Cues, Csym).

Шифровка содержания ответов

Этот этап работы с экспериментальным материалом не представляет особых труд­ностей и заключается в отнесении ответа к одной из категорий классификации. Нет нужды перечислять их все, ниже приво­дятся условные обозначения для наиболее распространенных категорий.
Н — человеческие целые или почти це­лые фигуры;
(Я) — человеческие фигуры, которые истолковываются в рисунках, карикатурах или фантастические фигуры духов, ведьм и проч.;
Hd — детали человеческой фигуры;
(На) — детали человеческой фигуры, изображенной на рисунке, в скульптуре, или детали фантастических фигур;
Л — целые или почти целые фигуры жи­вотных;
(Л):—мифологические звери, чудови­ща, карикатуры, нарисованные звери;
(Л) — антропоморфные животные;
Ad—детали тела животных.
(Ли?)—детали тела антропоморфного или фантастического животного.
At—анатомические органы человека.
AAt—анатомические органы живот-зго.
Sex — половые органы.
Obj — предметы.
N—пейзаж, ландшафт, реки, вид с вы­соты полета и т. д.
Шифровка популярности— оригинальности ответов
Эта часть анализа экспериментального материала представляет некоторые труд­ности ввиду отсутствия статистически зна­чимых данных для разных популяций. Ру­ководства по тесту Роршаха, как правило, содержат списки популярных ответов, по­лученных наиболее компетентными иссле­дователями в области Роршах-техники. Следует обратить внимание, что не все от­веты могут быть зашифрованы согласно этой категории. В приложении III приво­дим список популярных ответов (Р) по Б. Клопферу.
Оригинальными (О) считаются ответы, встречающиеся один раз на сотню ответов. Если образ неадекватен пятну, производит впечатление вычурности, его шифруют как 0~. Опознание оригинальных ответов тре­бует большого опыта самостоятельной ра­боты с текстом, поэтому на практике мож­но пользоваться простым указанием на тенденцию к оригинальности (--0).

§ 3. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ ОСНОВНЫХ КАТЕГОРИЙ ШИФРОВКИ

Интерпретация   тестового материала представляет значительные трудности, и именно эта фаза работы с методикой наи­более уязвима для критики. До сих пор, несмотря на огромную популярность теста Роршаха,   многочисленные   публикации крупнейших специалистов в Роршах-техни- ке, основные принципы интерпретации не имеют удовлетворительного теоретического обоснования. Это относится прежде всего к оценке психологического значения тех или иных категорий анализа. Тестом Роршаха диагностируют структурные характеристи­ки личности: индивидуальные особенности аффективно-потребностной сферы и позна­вательной   деятельности   (когнитивный стиль), внутриличностные и межличност­ные конфликты и меры борьбы с ними (за­щитные механизмы), общую направлен­ность личности (тип переживания) и т. д. Вместе с тем связь отдельных показателей (или их паттернов) с указанными пара­метрами личности доказана лишь эмпири­чески. И действительно, с точки зрения на­учной психологии, пока еще трудно объяс­нить, почему, например, ответы типа «фор­ма» отражают рациональные интеллекту­альные тенденции, а ответы типа «цвет» — контролируемую или импульсивную эмоцио­нальность. В этой связи уместно сослаться на высказывание А. М. Эткинда (1980), одного из советских исследователей в об­ласти Роршах-техники: «...без теории, свя­зывающей средство измерения, в данном случае — показатели теста Роршаха — с объектом измерения — свойствами лично­сти — тест сохраняет свою близость с го­роскопом, ...в равной степени непонятно, как работают оба». Считается, что изолированный показатель приобретает психологический смысл в «контексте», т. е. определяется сочетанием многих показателей, образующ целостную конфигурацию или паттерн. Однако это верное в методическом отношении замечание не решает проблемы теоретического обоснования связи показа­телей теста с теми или иными аспектами личности.
Дискуссионен и вопрос о том, что вы­являет тест — структуру личности, или частные индивидуальные особенности. Не­которые исследователи полагают, что в обоснование теста необходимо ввести до­полнительную объяснительную категорию, конституирующую отдельные показатели теста в соответствии с целостным модусом личности. Так, в экспериментах В. Г. Норакидзе были получены корреляции между индивидуально-типологическими свойства­ми фиксированной установки и ансамблем показателей теста Роршаха. Динамичной, константно-стабильной установке соответ­ствуют следующие данные теста: отсутст­вие чисто цветовых ответов, хорошая фор­ма, оптимальное (4—5) количество попу­лярных ответов, почти полное отсутствие ответов с оттеночными детерминантами. Напротив, грубостатичной, возбудимой ус­тановке соответствует преобладание чисто цветовых ответов или ответов типа цвет-форма, обилие ответов, связанных с ин­терпретацией   ахроматических оттенков, оригинальные ответы нечеткой   формы и т. д. Если нормально адаптированной личности свойствен первый из описанных ансамблей показателен, то конфликтную невротическую личность с высоким уровнем тревоги характеризует второй ансамбль по­казателей [18].

Эти данные, на наш взгляд, согласуются и с рядом теоретических соображений о единой установочной природе когнитивного и личностного стиля и возможности его диагностики тестом Роршаха.

Психологический смысл локализационных показателей

Локализация ответа (целое пятно или деталь) указывает на способ подхода к по­знанию объектов и явлений окружающей действительности, стремление охватить си­туацию во всей сложности, взаимозависи­мости ее компонентов или интерес к част­ному, специфическому, конкретному.
Хорошо артикулированные, интегриро­ванные целостные ответы в сочетании с четкой формой (WF+) —показатели высо­кого интеллекта с теоретической направ­ленностью. Напротив, синкретичные или конфабуляториые ответы (DW), не соот­ветствующие форме пятна (WF-), указы­вают на интеллектуальные нарушения, на­пример, при шизофрении или некритич­ность, «субъективизм» и чрезмерное често­любие. В норме целостные ответы состав­ляют 20—30% от общего числа ответов на все таблицы. Использование больших и обычных маленьких деталей характеризу­ет конкретную пиитическую ориентацию мышления (норма D— 45—55%, d — 5— 15%). Значительное преобладание малых деталей (d> 15%) может указывать на из­лишний педантизм или симптом навязчи­вости. Редкие летали (Dd), как правило, свидетельствуют о неуверенности, тревож­ности и попытках справиться с ними (в ча­стности, на таблицах IV—VI). В отсутст­вие других показателей аффективного не­благополучия (Dd) указывают на любозна­тельность, оригинальность мышления (при F+).
Толкование белого фона (5, WS, DS) интерпретируется у экстравертов как сви­детельство негативизма, стремления про­тивостоять влиянию окружения или у ин­травертов — противопоставление самому себе, неуверенность, чувство неполноцен­ности.
В норме испытуемый, как правило, на­чинает с толкования целого пятна, затем его элементов и, наконец, фона. Такая по­следовательность (W—D—d—Dd—S} ука­зывает на систематический логически упо­рядоченный подход к реальности. Вместе с тем, если она сохраняется неизменной при интерпретации всех таблиц, можно гово­рить о ригидности, стереотипности мышле­ния и адаптации в целом. Последователь­ность считается упорядоченной, если она, сохраняя указанный порядок в большинст­ве таблиц, варьирует в зависимости от структуры самого пятна. Хаотическая бес­порядочная последовательность, очевидно, связана с нарушениями адаптации или (редко) встречается у особо одаренных лиц «художественного» типа.

Психологический смысл основных детерминант. Форма

Форма (F) является одной из самых популярных детерминант ответа и более чем все остальные характеризует собствен­но процесс структурирования, организации неопределенного материала. Лузли-Устери интерпретирует F+ как проявление созна­тельных конструктивных тенденций лично­сти, способности разумно контролировать свои аффективные побуждения. Клопфер также считает F+ показателем интеллек­туального контроля и «силы Эго», т. е. сте­пени и качества адаптации к реальности. Чем больше F+ (норма — 20—50%), тем более «беспристрастно» человек способен разрешать жизненные проблемы и придер­живаться объективности, не попадая под влияние ситуационных эмоций. В то же время при небольшом количестве М, FC’, Fc увеличение F сверх нормы указывает на ригидность, «сверхконтроль», недоста­ток спонтанности, в некоторых случаях выступая как механизм защиты от чрез­мерной аффективности и предрасположен­ности к конфликтам. Низкий процент F (<20%) на фоне М, Fc, FC’ говорит о не­достаточно эффективном интеллектуаль­ном контроле и возможных «прорывах» субъективности.
Четкая «хорошая» форма свидетель­ствует о наблюдательности точности, реа­листичности мышления; в норме подобные ответы составляют 80—90%, более низкий процент четких форм отмечается при шизофрении и истерических неврозах; в последнем случае интерпретируется как невроти­ческое торможение мышления.

Кинестетические показатели (М, FM, т)

Психологическая интерпретация кине­стетических показателей — самая слож­ная и противоречивая часть работы с тес­том Роршаха. Считается, что этот показа­тель наиболее интимно связан с внутрен­ним миром личности, хотя существуют разные точки зрения на то, какие именно тенденции представляет М. Большинство исследователей расценивают М как проек­цию бессознательных глубинных слоев жиз­ни личности, поскольку в отличие от цве­та и формы, обусловленных объективными качествами пятна, движение как бы при­вносится самим субъектом. Исходя из это­го, кинестезии часто связывают с творче­скими способностями, высоким интеллек­том, развитым воображением. Роршах рас­сматривал М в связи с интраверсивиой на­правленностью личности, т. е. умением че­ловека «уйти в себя», творчески перерабо­тать (сублимировать) аффективные кон­фликты и тем самым добиться внутренней стабильности.. Подобное толкование смыс­ла М как будто бы подтверждалось иссле­дованием определенного контингента ис­пытуемых — актеров, художников, людей умственного труда. Вместе с тем последую­щие экспериментальные проверки проде­монстрировали зависимость этого показа­теля от ряда других факторов, например, адаптированности, степени дифференциа­ции «Я», возможности открытого отреагирования аффективных  побуждений  во внешнем поведении и т. д. Имеются также данные о связи М с особенностями межлич­ностных отношений, в частности представ­лением человека о самом себе и своем со­циальном окружении, способности к сопе­реживанию и пониманию других людей [55, 57]. Согласно этим данным, М являет­ся многомерной переменной, конкретное значение которой определяет контекст, т. е. уникальное для данного человека сочета­ние всех остальных показателей. Неодно­значность М отчасти вытекает из того фак­та, что эта детерминанта имплицитно со­держит две другие детерминанты — F и Н. Видимо, поэтому Клопфер считает челове­ческие кинестезии признаком осознанной, хорошо   контролируемой,   принимаемой субъектом внутренней жизни — собствен­ных потребностей, фантазий и самооценки. Роршах дифференцировал М также на ак­тивные (тело в экспансивном движении) и пассивные кинестезии (согнутые, наклонен­ные позы). Первые говорят об активной доброжелательно-кооперативной   жизнен­ной установке, вторые указывают на пас­сивность, тенденцию к избеганию трудно­стей, вплоть до позиции «прочь от мира».
Таким образом, человеческие кинесте­зии указывают на:
1) интраверсивность;
2) зрелость «Я», выражающуюся в со­знательном принятии собственного внутреннего мира и хорошем контроле над эмоциями;
3) творческий интеллект (при .F+);
4) аффективную стабильность и адап-тированность;
5) способность к эмпатии.
В протоколах здоровых, хорошо приспо­собленных, зрелых испытуемых должно содержаться по крайней мере ЗМ. Как указывалось выше, диагностировать М следует только в случае переживания движе­ния, т. е. идентификации с движущимся объектом. Роршах и некоторые современ­ные авторы рассматривают в качестве М движения, позы, мимику только человече­ских существ или антропоморфных живот­ных. Клопфер формулирует эту мысль точ­нее: символом М обозначаются движения, передающие человеческую деятельность, например разговаривающие животные, ссо­рящиеся гусеницы и т. д.

Движение животных (FM)

Символом FM американские психологи обозначают движения животных, частей тел животных или их карикатур в прису­щей животным деятельности. Идентифика­ция с кинестезиями FM, как правило, сви­детельствует о незрелости личности. В про­тивоположность М кинестезии животных отражают менее осознанные, менее контро­лируемые влечения, не в полной мере при­нимаемые личностью. Полное отсутствие FM говорит о подавлении примитивных влечений, возможно, в силу их неприемле­мого содержания.

Движение неодушевленных объектов (Fm, mF, m)

Этими символами обозначаются движе­ния объектов, механических или абстракт­ных сил, например, бегущий ручей, разви­вающиеся фалды и т. д. Очевидно, что идентификация с неодушевленными объек­тами указывает на глубинные неосознавае­мые, неконтролируемые импульсы, нере­ализованные желания. Их недоступность сознанию часто переживается субъектом как ощущение тревоги, страха, свидетель­ствует о высокой внутренней конфликтности. Вместе с тем некоторое количество FM и m в определенном соотношении с М является допустимым и характеризует бо­гатство и живость внутреннего мира лич­ности, спонтанность ее аффективных про­явлений, развитое воображение на фоне хорошего контроля и адаптированности.

Оттенки

А. Текстура, поверхность (Fc, cF, с). Использование оттенков в ответах говорит о чувствительности человека к тонким ньюансам межличностных отношений. В соче­тании. с формой оттенки указывают на спо­соб управления потребностью в привязан­ности, зависимости, опеке со стороны дру­гих людей.
Fc означает не только потребность в по­добных связях, но и способность к учету потребностей других. Потребность в кон­тактах контролируется и принимает социализированные формы. Оптимальное коли­чество Fc говорит о сензитивности, чутко­сти; слишком большое число Fc свидетель­ствует о несамостоятельности, пассивности, зависимости; недостаток Fc указывает на отсутствие этих чувств.
cF характеризует менее зрелую, грубо проявляющуюся потребность в контактах, вплоть до физических, иногда сексуального характера.
с является симптомом неконтролируе­мой, недифференцированной потребности в опеке и физических контактах.
Б. Глубина, перспектива (FK, KF, К,). Как правило, эта детерминанта рассматри­вается как отражение способов борьбы с тревожностью. Достаточно многочисленные FK встречаются при осознании и эффек­тивном преодолении страха; вместе с тем отсутствие FK, практически не значимо.
KF и К. относятся к показателям тре­воги как следствии фрустрации потребности в привязанности. Более чем ЗК. указывают на высокую степень фрустрации и отсутст­вие механизмов ее преодоления.
В. Проекция трехмерных объектов на плоскость (Fk, kF, k). По Клопферу, эта детерминанта указывает на тревожность, поиск контактов, который может маскиро­ваться интеллектуализацией. Ответы Fk означают более успешную рационализа­цию, чем kF и k.

Цвет (С и С')

Цветные ответы, начиная с Роршаха, рассматривались как признак аффективной откликаемости в отношении окружающей среды, как экстравертированная направ­ленность личности. Эту детерминанту при­нято учитывать в сочетании с формой; по­следняя указывает на степень контролиру­емости, социальности, зрелости аффекта.
FC — признак эмоциональности хорошо контролируемой, обусловливающей адек­ватность межличностных отношений.
CF — менее контролируемая эмоцио­нальность, аффективная спонтанность с элементом эгоцентризма, внушаемости, ин­фантильности.
С — эксплозивность,    импульсивность, как правило, патологический симптом.
Сn — попытки воздействовать на эмо­циональную ситуацию скорее магическим, чем реалистическим образом.
Cdes — интеллектуальный подход, со­знательное отношение к эмоциональным ситуациям.
Csym — творческий подход, эстетичес­кие склонности.
Ахроматический цвет FC’, C’F, С' ин­терпретируется аналогично хроматическо­му, рассматривается как признак «смяг­ченной нюансированной аффективности». Анзье и Лузли-Устери, однако, связывают реакцию на светлые и темные пятна с глу­бинными примитивными механизмами раз­личения света и тьмы, в силу чего С' ука­зывает на глубокую дисфорию, грусть, от­сутствие доверия к себе, пессимизм и тре­вогу [37, 63]. Роршах также видел в от­ветах С' признак недостаточной адаптиро­ванности.

Содержание

Качественный анализ ответов сравни­тельно недавно привлек внимание исследо­вателей, так как считалось, что он дает ха­рактеристику скорее категориального ап­парата мышления, чем особенностей лично­сти (Рапапорт). По мнению одних авто­ров, анализ содержания предполагает сим­волическую интерпретацию ответов (Ша­фер, Лузли-Устери); Клопфер считает со­держание ответов прежде всего индикато­ром широты интересов личности, направ­ленности ее мотивов.
Категория «животные» (А) наиболее распространена в ответах как здоровых, так и психически больных людей. В уме­ренных количествах свидетельствует о воз­можности взаимопонимания, кооперации в области мышления; свыше 50% А указыва­ет на стереотипию, бедность интересов. Считается, что образы хищных животных отражают агрессивные тенденции, домаш­них — пассивность и зависимость.
Категория «люди» (Н) связана с вос­приятием себя, своего тела и своих отноше­ний с другими людьми. Восприятие исклю­чительно отдельных частей тела часто ука­зывает на возможные конфликты, напри­мер, в сфере сексуальных отношений. Боль­шое значение имеют поза, мимика, аффек­тивная окрашенность образа: например, дерущиеся люди могут отражать враждеб­ность чувств и установок испытуемого, в то время как смеющиеся, танцующие фи­гуры, напротив, удовлетворенность и оптимизм. Сходство со сказочными, фантасти­ческими персонажами часто встречается при неспособности идентифицировать себя с реальными людьми, трудностях в сфере межличностных отношений. В норме про­токол содержит около 15% ответов Н. Име­ются данные о проекции в содержании от­ветов Я лнчностно-значимых переживаний и конфликтов. Например, женщина, стра­дающая от одиночества, видит фигуры мужчин и женщин, удаленных друг от друга.
Из ответов других категорий отмечают «анатомию», «географию», которые, если не являются отражением профессиональных интересов, указывают на «комплекс интел­лигентности», желание блеснуть. Большое количество ответов сексуального содержа­ния, как правило, наблюдается у лиц с трудностями сексуальной адаптации; пол­ное отсутствие ответов сексуального содер­жания на таблицах IV, VI, VII указывает на глубокое подавление конфликта в этой сфере, которое может выдавать себя в сим­волических образах. Абстрактные интер­претации рассматриваются как проявление определенной интеллектуальной склоннос­ти, но иногда (на таблицах IX, X) — как защита от чрезмерной аффективности, ее переработка путем рационализации.
Известны попытки выявления символи­ческого характера содержания: так, «гла­за» интерпретируются как подозритель­ность, слежка, «щипцы» — лишение си­лы,   «открытая   пасть» — пожирающая мать, «маска» — желание скрыть свое «истинное лицо» спрятаться и т. д. [7]. Лузли-Устери считает необходимым символически интерпретировать также локализацию от­вета относительно горизонтальной и вер­тикальной осей [63]. Согласно психоанали­тическим представлениям, вертикаль сим­волизирует мужское начало, горизонталь — женское; тогда ответы, расположенные вдоль вертикальной оси, будут указывать на поиск поддержки у отца, стремление к власти; ответы вдоль горизонтальной оси символизируют поиск убежища у матери, потребность в безопасности, беззаботности. Склонность интерпретировать края пятна указывает на бегство от тревоги; предпоч­тение   верхней части пятна отражает стремление к духовной власти, нижней ча­сти — тенденцию к депрессии, пассивности, подчинению.

Популярные—оригинальные ответы

Популярность   (банальность)  ответа трактуется как выражение нормального интеллектуального конформизма — человек видит мир, как все. Отсутствие популяр­ных ответов может указывать на патоло­гический негативизм, аутизм, нарушение адаптации. Не существует статистически выверенного списка популярных ответов, которые, естественно, несколько варьиру­ют в разных популяциях. Как правило, ис­пользуются данные, полученные наиболее известными исследователями в области Роршах-техники (Бек, Клопфер). Оригинальные ответы свидетельствуют о творчес­ких способностях, однако О- — патологи­ческий признак дезорганизации мышления, потери контакта с реальностью.

§ 4. ИНТЕРПРЕТАЦИЯ РЕЗУЛЬТАТОВ ТЕСТА

Полученные тестом Роршаха данные ин­терпретируются в зависимости от теорети­ческих установок исследователя. Можно го­ворить о существовании по крайней мере двух направлений в развитии Роршах-техники: первое, представленное швейцарской и французской   клиническими школами (Лузли-Устери, Орр, Бом) опирается на постулаты ортодоксального психоанализа и видит в тесте средство выявления различ­ных инстинктивных влечений и их симво­лического выражения; второе направление (Клопфер,   Рапапорт)    своими   тео­ретическими истоками уходит в психологию «Эго», экспериментальные исследования New Look, и в качестве основной катего­рии интерпретации рассматривает когни­тивный стиль личности. В последнем слу­чае тест выступает в качестве своеобразной «задачи», «адаптация» к которой опреде­ляется как собственно интеллектуальными возможностями испытуемого, так и имею­щимися у него средствами контроля и ре­гуляции аффективной жизни. В связи с ис­следованиями New Look процесс структу­рирования пятна стал трактоваться исходя из взаимодействия «внешних» и «внутрен­них» факторов. Согласно такому подходу, интерпретация пятна представляет собой акт «категоризации»; тот или иной ответ рассматривается как «гипотеза», детерми­нированная свойствами стимула — пятна и субъективными факторами — потребностя­ми, аффективными конфликтами, индиви­дуальным когнитивным стилем [42; 44]. Та­ким образом, заключают авторы, процесс структурирования   неопределенного стимульного материала отражает формальную структуру внутреннего мира личности, при­сущий ей способ видения себя и своего со­циального окружения.
Интерпретируя результаты теста, Клоп­фер [57], в частности, выделяет три взаи­мосвязанных подсистемы личности, в той или иной степени раскрывающиеся в инди­видуальном способе структурирования пят­на: интеллект, аффект, функции «Эго» [57]. Каждая из этих подсистем в свою очередь обладает собственной структурой. Так, ха­рактеристика познавательной деятельности включает следующие параметры: интеллек­туальный статус, способ подхода (тип вос­приятия), устойчивость к эмоциональным воздействиям, продуктивность, оригиналь­ность и т. д. При анализе аффективной сферы личности отмечаются эмоциональ­ный тон восприятия, способы реагирования на эмоциогенные ситуации, контроль над аффективностью, специфика самооценки (принятие или отвергание себя и собствен­ных неосознаваемых побуждений, возмож­ность сопереживания и понимания других людей и т. д.). Говоря о функциях «Эго», Клопфер имеет в виду прежде всего присущие индивиду особенности контакта с реальностью: объективность  отражения, зоны конфликтов, психологические меха­низмы контроля и защиты. Подобный под­ход к анализу данных теста, несмотря на ряд недостатков и прежде всего — связь с психоаналитической моделью личности, позволяет выявить индивидуальные харак­теристики познавательной деятельности в их связи с аффективной сферой и направ­ленностью личности.
При дальнейшем изложении материала мы будем придерживаться схемы, разрабо­танной Бруно Клопфером [57], обращая внимание не столько на содержательный, сколько на формальный аспект обработки экспериментальных данных.
Интерпретация теста может включать несколько этапов; ее «глубина» зависит как от задач, стоящих перед экспериментато­ром, так и от его теоретических установок В общем случае первый, «аналитический» этап состоит в выделении ряда параметров (тип переживания, характеристика интел­лекта и т. д.), значения которых вычисля­ются по так называемым формулам. Фор­мулы имеют своим источником прежде всего клинический эмпирический опыт, а также основаны на ряде принятых автором теоретических положений. Второй этап за­ключается в соотнесении между собой от­дельных показателей теста и создании сво­его рода их «ансамблей», паттернов. Счи­тается, что изолированный показатель не может служить надежным индикатором, в то время как «ансамбль» обеспечивает достаточную обоснованность вывода. Послед­ним шагом является переход от описания тех или иных сфер личности к характерис­тике ее целостной структуры. Как считает Бом, чем выше квалификация психолога, чем в большей степени он способен к инту­итивному синтетическому мышлению, тем более «глубокой» будет и интерпретация [7]. Учитывая методический характер насто­ящего пособия, мы ограничимся описанием начальных этапов работы с материалом теста; предлагаемые здесь параметры и способы обработки даются с небольшими сокращениями.

Интерпретация основных показателей теста и их соотношений

Тип переживания. Напомним, что по­нятие «тип переживания» как соотношение интраверсивных   и экстратенсивных тен­денций личности введено Роршахом на основе эмпирического сопоставления двух типов восприятия: так называемого цвето­вого   типа   (Fb-тип) и двигательного (B-тип). Согласно Роршаху, различают 5 групп типов переживания. Тип пережива­ния является коартированным, когда по­казатели обеих сторон оказываются 0 или 1 (типы: 0:0, 1:0, 0:1, 1:1). При пока­зателях не выше трех на каждой стороне тип переживания называют коартативным. Тип   переживания при приблизительном равновесии сторон с показателями выше трех называют амбиэквальным (например, 5:6, 8:8, 9: 11). Если М значительно пре­обладает, Роршах называет тип пережива­ния интраверсивным; при преимуществе на стороне С — экстратенсивным. Для обоих последних типов следует еще различать, имеет ли слабовыраженная сторона толь­ко меньшие показатели или они вовсе от­сутствуют; если полностью отсутствует од­на из сторон, говорят об интраверсивности без экстратенсивности или об эгоцентрич­ной экстратенсивности. Тип переживания вычисляется по формуле М: Sum С, где М — количество ответов с человеческими кинестезиями, Sum С—количество ответов с использованием хроматического цвета. Учитывая, что цветовая детерминанта мо­жет выступать в комбинации с формой, Sum С выводится со следующими коэффи­циентами:

Sum С =  3C+2CF+1FC
2

Формулу М: Sum С называют иногда пер­вичной, в отличие от нее вторичная фор­мула, разработанная Клопфером, учитыва­ет все виды кинестезий, а также детерми­нанты ахроматического цвета (С») и свето­тени (с)—FM+m: Fc+c+C1 куда все де­терминанты входят в абсолютных величи­нах, согласно психограмме. Из соотноше­ния первичной и вторичной формул выво­дится тип переживания личности как от­носительного преобладания интраверсив­ных пли экстратенсивных тенденций. Про­тивоположная направленность формул (на­пример, интраверсивность в первичной, а экстратенсивность во вторичной или на­оборот), как правило, свидетельствует об актуальных конфликтных  переживаниях личности.
Согласно Роршаху, та или иная на­правленность личности должна рассмат­риваться не как застывшее свойство, а как динамический баланс разных тенденций. Интраверсивный тип характеризует людей, побудителями поведения которых выступа­ют преимущественно   внутренние стиму­лы — их собственные мотивы, а не тре­бования среды. При относительно редуци­рованной откликаемости на воздействия извне интраверсивность не равнозначна аутистической погруженности во внутрен­ний мир и уходу от действительности. В то же время интраверсивность предполагает развитую способность к творческому вооб­ражению, в случае фрустрации выполняю­щего компенсаторно-защитные функции. При экстратенснвном типе переживания наибольшей побудительной силой облада­ют стимулы внешней среды; индивид ха­рактеризуется лабильной аффективностью, открытой экспрессией, широкими, но не­сколько поверхностными социальными кон­тактами. У людей с амбиэквальным типом переживания интра- и экстратенсивные тенденции чередуются: человек может на время замыкаться в себе, как бы черпая новые силы в собственном внутреннем ми­ре, а затем вновь обращается к активности во внешнем мире.
Коартированный и коартативный типы переживания часто характеризуют сухих
чопорных людей, склонных к поучениям, не обладающих ни оригинальностью мыш­ления, ни живостью чувств, зато стойких и надежных. Наряду с нормой эти типы встречаются у депрессивных невротиков или скомпенсированных больных шизофре­нией. Дополнительные характеристики то­го или иного типа переживания, например, стабильность, лабильность аффекта, сте­пень осознанности, подконтрольности по­требностей и влечений, выводятся из сопо­ставления первичной и вторичной формул с другими числовыми соотношениями.
Аффективность и степень ее контролируемости
Общая эмоциональная реактивность оп­ределяется исходя из ряда показателей:
а) Sum С — открытая   эмоциональная реактивность на внешние стимулы; в нор­ме Sum C=3;
б) процент ответов на три последние (VIII—X) цветные таблицы должен быть равен или превышать 40%; при R7-10<30°/о испытуемый заторможен, недоста­точно спонтанно реагирует на эмоциогенные характеристики окружения;
в) если латентное время на хромати­ческие таблицы превышает латентное вре­мя на ахроматические более чем на 10 се­кунд, это означает, что испытуемый пло­хо контролирует свои эмоции, которые вно­сят дезорганизацию в его деятельность.
Контроль над аффектом в широком смысле слова включает регуляцию процесса удовлетворения потребностей в соответ­ствии с «барьерами» реальности. В тесте Роршаха различают «внешний» контроль — включение аффективных процессов в ин­теллектуальные (своего рода интеллекту­альная опосредствованность аффекта), и «внутренний» контроль, осуществляющий­ся путем реорганизации потребностей в иерархическую систему, где высшие по­требности контролируют низшие.
Внешний контроль диагносцируется сле­дующим ансамблем показателей:
а) процент ответов F+; в норме не дол­жен превышать 20—50%, что указывает на эффективность контроля. Свыше 80% от­ветов F+ при малом количестве М, FC и С' означает усиленный контроль, «сверхконт­роль» со стороны интеллектуальных, про­извольно контролируемых процессов, недо­статок спонтанности;
б) процент ответов F- показывает сла­бость контроля из-за недостаточной связи с реальностью;
в) процент ответов с использованием ди41ференцированных  (включающих фор­му)  детерминант светотени:  (FK+F+Fc) %, характеризует степень подконтрольности потребости в контакте и эмо­циональной привязанности к другим лю­дям. Увеличение FK+F+Fc свыше 75% указывает на дефицит эмоциональной спон­танности;
г) степень зрелости аффекта, его адаптированности в соответствии с требовани­ями реальности выводится из соотношения FC: (CF+C), где FC обозначает контролируемую, социально приемлемую аффективность; CF — эгоцентризм, внушаемость, слабый социальный контроль, С—импуль­сивность, отсутствие контроля. Нормаль­ный контроль определяется при FC>CF+С, если CF+C?0.
Внутренний контроль может быть опре­делен как возможность «задержки» в удов­летворении низших потребностей (влече­ний), указывает на степень структурирова­ния мотивационной системы и регуляции влечений со стороны высших потребностей; диагносцируется соотношением  показате­лей кинестезии.
а) При M>2>FM (FM?0) непосред­ственная разрядка влечений уступает место их контролю со стороны осознаваемых мотивов; такое соотношение характеризу­ет зрелую личность с относительно ста­бильной и гармоничной   аффективной жизнью.
б) FM+m>M указывает на преобла­дание неосознаваемых, как правило, подавляемых импульсивных тенденций, соз­дающих высокий уровень тревожности; ха­рактеризует инфантильную незрелую лич­ность с плохо контролируемой аффективностыо и глубокими конфликтами.
Оценка интеллектуальных возможностей
Тест Роршаха не является, как извест­но, средством измерения интеллекта, од­нако он позволяет оценивать познавательные возможности субъекта в ситуации аф­фективных затруднений.
По данным теста получают такие ха­рактеристики интеллекта, как высокий — низкий, четкий — расплывчатый, гибкий— ригидный, теоретический — практический и т. д. Укажем признаки некоторых из этих качеств. Признаками высокого творческого интеллекта Роршах считал М и F. Хотя впоследствии М стали приписывать реле­вантность другим областям психического функционирования, большинство авторов считают полное отсутствие М показателем низкого интеллекта или интеллектуальной деградации; наличие же 3—5 М — указы­вает на интеллект выше среднего. Для вы­сокого интеллекта характерно наличие не менее 80% ответов типа «форма», причем четкость или расплывчатость интеллекта отражается в показателе качества формы (F+ или F~). Высокий интеллект отлича­ется также большой продуктивностью (не менее 20—45 ответов на 10 таблиц), отсут­ствием стереотипии (не более 50% ответов «животные»), наличием оригинальных от­ветов (если они сочетаются с хорошей фор­мой) .
3 Неопределеиная форма пятна, причудливые сочетания светотени, ярких и пастельных красок создают, как правило, состояние эмоциональной напряженности, иногда доходящее до ощущения дискомфорта. В процессе структурирования пятна это отрицательное эмоциональное состояние преодолевается — в этом смысле говорят, что способ работы испытуемого с тестом представляет собой модель его поведения в «экстремальной ситуации».
Гибкость   интеллектуальной тактики можно проследить, анализируя последова­тельность локализационных показателей на каждую из 10 таблиц (сукцессия). Обычно испытуемые начинают с интерпретации це­лого пятна, затем постепенно переходят к вычленению деталей — больших, малых, редких и, наконец, интерпретируют белые промежутки. Последовательность W—D—d—Dd—S называется упорядоченной и свидетельствует о систематическом и дис­циплинированном интеллекте. Однако ука­занная последовательность не должна быть ригидной, поскольку разнообразие конфи­гурации пятен на таблицах I—Х требует достаточной свободы в выборе тактики ин­терпретации. Интеллектуальная ригидность проявит себя в неизменной последователь­ности локализационных показателей, некорригируемой объективными качествами самого пятна.
По проценту целостных (W) и деталь­ных (D и d) ответов судят соответственно о теоретической или практической направ­ленности интеллекта. Имеет значение со­отношение целостных ответов и кинесте­зий, дающее представление о степени реа­лизации интеллектуальных возможностей:
W>2M означает, что интеллектуальные данные используются не в полной мере, что может стать причиной заниженного уров­ня притязаний и повлечь за собой кон­фликтные переживания.
Представленность разных по содержа­нию ответов характеризует интеллектуаль­ную направленность интересов.
В какой степени интеллект устойчив к эмоциогенным воздействиям, удается про­следить, анализируя следующие показа­тели:
1) качество формы в ответах на цвет­ные таблицы — появление F~ указывает на дезорганизацию познавательных процес­сов;
2) влияние «шоков» 4 на качество и ко­личество последующих ответов;
3) «хорошие» (О+) или «плохие» (О-) оригинальные ответы на цветные таблицы или после «шоков».
4) индикация аффективных конфликтов и защитных механизмов.
Особые феномены
В отличие от интерпретативных мето­дик типа ТАТ тест Роршаха, как правило, не вскрывает содержания конфликтных пе­реживаний личности. Однако не будучи непосредственно представленными в отве­тах испытуемого, они тем не менее могут диагностироваться опосредованно — путем изучения динамики интерпретации в про­цессе исследования. Объектом анализа становятся любые «отклонения» в поведе­нии испытуемого, его комментарии, особен­ности работы с каждой таблицей, измене­ние латентного времени и количества ответов на особо значимые таблицы и мно­гое другое. О наличии конфликта говорят и нарушения контроля, описанные выше, а также особые феномены — шоки и отказы. Все перечисленные феномены позволяют диагносцировать, во-первых, зону конфлик­та, во-вторых, индивидуальные способы борьбы с ним, т. е. защитные механизмы [7]. Отказы и шоки являются  наиболее грубыми механизмами защиты, аналогич­ными подавлению.
Отказом называют такую поведенчес­кую реакцию, когда испытуемый не дает никаких интерпретаций на ту или иную таблицу. Не следует путать отказ как нев­ротическую реакцию с отказом, свидетель­ствующим о грубом интеллектуальном сни­жении. Психогенная природа отказа часто выявляется при сравнении бедного мало­продуктивного протокола в основной части эксперимента и большого количества до­бавлений во время опроса или определения границ чувствительности. Наиболее часто отказы встречаются при интерпретации II, IV, VI и IX таблиц.
Шоки представляют собой невротиче­скую реакцию защиты от аффекта, как пра­вило, вытеснение аффекта или его конвер­сию в фобию [7].
Шок диагносцируется при наличии сле­дующих «отклонений»:
1) снижение продуктивности или ухуд­шение качества ответов (появление отве­тов плохой формы (F~) конфабуляторных (DW) или плохих оригинальных ответов О-);
2) отсутствие детерминант цвета при интерпретации цветных таблиц;
3) отсутствие обычных популярных от­ветов;
4) внезапное изменение способа вос­приятия, например, игнорирование целых или цветных частей пятна и «бегство» в белый фон;
5) увеличение латентного времени от­вета;
6) негативные аффективные оценки (дискредитация теста или собственных способностей), мимические, интонационные изменения, молчание, восклицание и тому подобное.
Наиболее сильным признаком шока яв­ляется снижение количественной и качест­венной продуктивности ответа. Различают цветовые, кинестезические токи, шок на красное, па пустоту и некоторые другие виды. Как правило, содержательная интер­претация шока проводится в духе психо­анализа: шок на красное — символ вытес­ненной агрессии, шок на пустоту — отри­цание женственности и т. д. [7; 63].
Диагностика конфликта и механизмов защиты
Конфликт, диагносцируемый по данным теста Роршаха, может иметь различную природу. В самом общем виде внешний конфликт порождается противоречием меж­ду непосредственной аффективностыо — потребностями, требующими немедленного, непосредственного удовлетворения и социально-общественной необходимостью в их «задержке» и опосредовании. Вместе с тем конфликт может вызываться столкновением противоположных тенденций внутри самой системы потребностей. И в том, и в другом случае средствами разрешения кон­фликта будут выступать механизмы защи­ты и контроля. Не всегда различие между этими видами регуляторных механизмов выступает в явном виде. В теоретическом плане указывается, что защитные механиз­мы пускаются в ход только в ситуации аффективного конфликта, в то время как контроль действует и в аффективно-ней­тральной ситуации. Если механизмы защи­ты призваны косвенным путем служить удовлетворению «низших» инстинктивных потребностей, то механизмы   контроля обеспечивают удовлетворение «высших» мотивов — интериоризованпых сознатель­ных целей и относятся к регуляции более развитых социализированных форм позна­вательной мотивации [56, 72].
В тесте Роршаха в качестве «симпто­мов» конфликта рассматриваются разно­образные отклонения от нормального соот­ношения определенных показателей, появ­ление «особых феноменов», высокий уро­вень тревожности, снижение эффективности контролирующих механизмов, а также включение тех пли иных механизмов за­щиты. Ниже мы приводим список показа­телей конфликта; напомним, что наличие в протоколе одного из них не дает оснований для достоверных заключений, напротив, чем больше показателей конфликта обнаруживается в протоколе, тем надежнее вывод.
Некоторые показатели конфликта
1. CF+C>FC
2. FM+m>M
3. F+%> 80
45. FK+F+Fc>75%
5 См. о психологическом смысле показателей 1—4 гл. IV, § 4.
5. Иногда полное отсутствие кинестезий;
6. Разная направленность первичной и вторич­ной формул типа переживания.
7. Соотношение дифференцированных и недиф­ференцированных показателей светотени:
K+KF+k+kF+c+cF>FK+Fk+Fc. Преобладание недифференцированых показате­лей указывает на эгоцентрическую, малоосознанную, недостаточно контролируемую потребность в при­вязанности, физических контактах. Неудовлетворение этой потребности приводит к резкому возрастанию уровня тревожности—главного симптома конфликта.
8. Соотношение ахроматических и хроматичес­ких показателей: Fc+c+C’>FC+CF+C — преоб­ладание ахроматических показателей указывает на аутистические тенденции, иногда депрессию.
9. Показателями конфликта (совместно с дру­гими показателями) могут являться также отказы, шоки, открыто выражаемые фобии, внезапные изме­нения обычной перцептивной стратегии.
Некоторые авторы проводят специальную диаг­ностику защитных механизмов. Эта задача решает­ся путем сопоставления клинических проявлений того или иного защитного механизма с его анало­гами в тесте Роршаха. Подчеркнем, однако, что эта часть интерпретации теста пока еще недоста­точно разработана, поэтому приведенные здесь данные представляют интерес не столько в плане практической диагностики, сколько в исследова­тельском отношении.
В качестве примера приводим признаки вытес­нения и изоляции.
Признаками вытеснения считаются:
1) чрезвычайно «бедный» протокол в основной процедуре и значительное количество добавлений во время опроса или определения границ чувст­вительности;
2) большое количество отказов;
3) наличие шоков;
4) немногочисленные ответы на цветные таб­лицы;
5) девитализация — скульптура, бюст, статуя человека.
Признаки изоляции обнаруживаются в:
1) преобладании нейтральных по содержанию ответов;
2) минимуме или полном отсутствии М, С, С';
3) F+>85—90%; F>80%;
4) А>45%;
5) преобладающей    интерпретации    деталей, прежде всего — редких;
6) в юмористических истолкованиях неприят­ного или дисфорического содержания, а также мнимо беззастенчивых сексуальных интерпретациях;
7) в содержании ответов — объекты, машины, лед и снег, статуи.
Для более тонкого понимания причин дезадаптации испытуемого бывает полезно провести последовательный анализ отве­тов на каждую таблицу. Следует обратить внимание на наличие или отсутствие в протоколе обычно продуцируемых популяр­ных ответов (см. список популярных отве­тов в приложении III), отсутствие их часто является симптомом аутизма, недостаточ­ного контакта с реальностью или невроти­ческого торможения.
Анализ последовательности  детерми­нант, латентного времени и времени отве­та на таблицу I позволит увидеть спонтан­ную тактику поведения и реагирования ис­пытуемого в новых ситуациях. Кроме того, некоторые ответы могут иметь особое значение для понимания «проблем» личности. Заметим, однако, что содержательная ин­терпретация ответов — наиболее спорный и малообоснованный момент анализа, по­скольку последний, как правило, опирает­ся на психоаналитическое толкование тех или иных «символов». Так, считается, что ответ «голова кошки» (W) на таблице I может свидетельствовать о боязни внеш­него мира, «человек в прозрачных одеж­дах» (Д центральное) — об интересе к скрытым мотивам людей.
По таблице II впервые диагносцируется реакция на цвет и красный цвет, в частно­сти: имеет смысл сравнить латентное вре­мя реакции на таблицы I и II, отметить, нет ли признаков шока. При анализе отве­тов на таблицу III обращают внимание на содержание   интерпретаций: восприятие крайних фигур как кукол, а не живых лю­дей (девитализация) может указывать на аффективную бедность или патологический синдром психического автоматизма; вос­приятие центральной нижней части пятна как «щипцов» иногда указывает на параноидность и фобию.
Таблицы IV, V, VI нередко провоциру­ют «темповой шок», фобии, депрессию и суицидальные тенденции, ответы сексуаль­ного содержания (IV и VI особенно) или, напротив, ступор на сексуальное содержа­ние образов.
Таблица VII считается «женской» и мо­жет вскрывать конфликты в сфере женской сексуальной адаптации. В таблице VIII анализируются реакции испытуемого на вновь появляющийся цвет. Насыщенные пастельными тонами, составленные из рассеянных пятен таблицы IX-X представляют трудности для целостной интерпретации поэтому целостные ответы (W) свидетельствуют о продуктивном творческом интел­лекте и эффективном контроле эмоций. Таблица Х вызывает наибольшее количест­во популярных ответов, отсутствие кото­рых может быть диагностически значимо
Содержание ответов часто раскрывает направление интересов, особенности вкусов и оценок испытуемого, иногда указывает на возможную зону конфликта
‘ Здесь и далее использовались руководства по тесту Клопфера, Бома, Лузли-Устери, Рапапорта (57; 7; 63; 71).

ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Вопрос о применении проективных методик в отечественной психологии остает­ся остро дискуссионным. Между тем, представляются неверными любые крайно­сти при решении этого чрезвычайно важ­ного вопроса. Сейчас, когда  психологи нуждаются в экспериментальных приемах исследования личности, тем более важно сделать объектом специального исследова­ния проективные методики, своей много­летней историей доказавшие пригодность к разрешению многих задач прикладной психологии.
Формальные принципы построения проективного эксперимента, его так называе­мая проективность — «глухая» инструк­ция, отсутствие оценки со стороны экспе­риментатора, акцент на мотивационном аспекте деятельности — широко использу­ются в любом личностно ориентированном исследовании. Отметим, кстати, что на этих принципах давно уже строятся экспери­менты в нашей патопсихологнческой прак­тике. Это не исключает, а, напротив, дела­ет более необходимой исследовательскую работу по обоснованию проективного ме­тода с позиций  советской психологии, по созданию нового «словаря»   объяснительных понятий. Нужны новые схемы анализа и интерпретации эксперименталь­ных данных, отвечающие теоретическим подходам к исследованию личности, разра­батываемым в марксистской психологии.
Исследования в этом направлении представляются перспективными и по следую­щим соображениям. Дело в том, что связь частных методик с той или иной теорией не является абсолютно жесткой и неизменной, и проективные методики, порожденные пси­хоанализом, впоследствии начинают «от­вязываться» от него, приобретать относи­тельную автономию и включаются в иные концептуальные системы. Это дает нам право ставить вопрос о возможности соот­несения проективного метода и с опреде­ленными концепциями отечественной пси­хологии.   Продуктивность использования проективных методик в прикладных психо­логических исследованиях не вызывает сомнения, но этапу широкого внедрения их в практику должен обязательно предшест­вовать этап теоретической апробации.
В частности, проективный метод может быть обоснован исходя из общетеорети­ческого положения о пристрастном харак­тере   психического   отражения и отно­шения человека к миру социальных явле­ний. Согласно развиваемому тезису специ­фика проективного метода состоит в его направленности на выявление прежде все­го субъективно-конфликтных отношений и их представленности в индивидуальном сознании в виде «личностных смыслов» или «значимых переживаний». Однако, в отличие от традиционно психоаналитичес­кой точки зрения, мы рассматриваем конфликт не как следствие борьбы между раз­ными инстанциями, или уровнями, «внутри» личности, а как порождение структуры и динамики условий самой жизнедея­тельности субъекта.
В предложенной парадигме можно объ­яснить и многие явления, традиционно обо­значаемые в зарубежной психологии тер­мином «проекция». Например, известный социально-психологический феномен «коз­ла отпущения» возникает из-за противоре­чия между испытываемой субъектом по­требности в агрессии и отсутствием подхо­дящего с точки зрения общественных норм объекта ее удовлетворения. Здесь, как и в других случаях, мы имеем дело с преградным характером обстоятельств конкретной деятельности человека и их отражением в виде личностного смысла этих обстоя­тельств.
В проективном исследовании моделируются (конечно, в обобщенно-схематической форме) наиболее распространенные жиз­ненные ситуации. Но именно потому, что они не реальность для испытуемого,  он обладает как бы большей свободой поведе­ния в них, чем в жизни. А это значит, что в подобных «модельных» ситуациях прояв­ляются не только закрепленные привычкой стереотипы эмоционального и поведенчес­кого реагирования, не только потребности и мотивы, открыто демонстрируемые каж­додневно, но и оставшиеся «непроигранны­ми», нереализованными субъектом. В ка­честве барьеров, преград, затрудняющих их реализацию, выступают объективные или субъективные обстоятельства деятельнос­ти — жесткие и порой не поддающиеся изменению требования  действительности, нравственные или правовые нормы, качест­ва собственной личности. Можно думать, что именно преграда в деятельности по­буждает субъекта к смыслообразованию — оценке жизненного значения  для него преградных обстоятельств и его действий в этих обстоятельствах. Этот процесс и воссоздается в проективном исследовании, однако в воображаемых ситуациях он мо­жет быть не вполне тождествен процессу смыслообразования в реальной жизнедея­тельности. Так, далеко не всегда он вы­ступает в форме сознательной рефлексии личностного смысла тех или иных преград­ных обстоятельств, но может проявляться и более непосредственно — в форме пере­живания потребности, стремления, чувст­ва радости или обиды. Нередко, правда, деятельность по поиску смысла заменяется деятельностью по его маскировке, и в этом случае мы будем иметь дело с процессом смыслообразования, но осуществляющимся в искаженной форме.
Предложенное нами обоснование про­ективного метода безусловно не единствен­но возможное; в рамках деятельностного подхода могут и должны развиваться и иные теоретические парадигмы. Не вызы­вает сомнения лишь необходимость исследований в этом направлении, без которых внедрение проективных методик в диагнос­тическую практику неизбежно будет поро­ждать методологический эклектизм.

ПРИЛОЖЕНИЕ I
ХАРАКТЕРИСТИКА ПОТРЕБНОСТЕЙ ПО МЕРРЕЮ
1. Доминантность — в рассказе герой стремится   контролировать,   оказывать влияние, направлять поведение словом, приказом, убеждать, препятствовать, огра­ничивать других.
2. Агрессия — стремление словом или действием опозорить, осудить, проклясть, поиздеваться, унизить, уничтожить против­ника.
3. Поиск дружеских связей — стремле­ние к дружбе, любви; добрая воля, сим­патия к другим людям, страдание при от­сутствии дружеских отношений, желание сблизить людей между собой, убрать пре­пятствия.
4. Отвержение других — стремление от­вергнуть попытки сближения; герой крити­чен и груб, других «ни во что не ставит», чрезмерно уединен, неприступен, беззастен­чив.
5. Автономия — превалирование бегст­ва от всякого ограничения, желание осво­бодиться от опеки, режима, порядка, ре­гламентации тяжелой работы. Герой во взаимоотношениях с другими капризен, не­воздержан, эгоцентричен, любит перемену мест, путешествия.
6. Пассивное повиновение — пассивное подчинение силе, принятие судьбы, интра-пунитивность, признание собственной не­полноценности.
7. Потребность в уважении, поддержке проявляется в рассказе, где персонаж ис­пытывает уважение по отношению к дру­гим (родителям, руководителю, учителю, выдающемуся человеку), выказывает же­лание работать под руководством более сильного, умного, талантливого, стремится стать чьим-то последователем.
8. Потребность достижения — желание преодолеть, побороть, опередить других;
сделать что-то быстро и хорошо, достичь высшего уровня в каком-либо деле, быть последовательным и целеустремленным.
9. Потребность быть в центре внимания проявляется в желании героя завоевать других, привлекать внимание к себе, удив­лять своими достижениями и качествами личности.
10. Потребность игры — предпочтение игры всякой другой серьезной деятельно­сти, желание развлечений, кутежей, лю­бовь к остротам. Иногда сочетается с без­заботностью, безответственностью.
11. Эгоизм (нарциссизм) — стремление ставить превыше всего свои интересы, быть довольным собой, автоэротизм, болезнен­ная чувствительность к унижению, застен­чивость; тенденция к субъективизму при восприятии внешнего мира; часто сливается с потребностью в агрессии или отвержении.
12. Социальность (социофилия) — заб­вение собственных интересов во имя инте­ресов группы, альтруистическая, направ­ленность, благородство, уступчивость, за­бота о других.
13. Потребность поиска покровителя — ожидание совета, помощи, беспомощность, поиск утешения, совета, мягкого обраще­ния.
14. Потребность оказания помощи — герой — всеобщий утешитель и «друг скорбящих», полон желания заботиться о других, оказать материальную помощь, предоставить убежище.
15. Потребность избегания наказания — сдерживание собственных импульсов с целью избегания наказания, осуждения, потребность считаться с общественным мне­нием; герой воспитан, сдержан, любезен, придерживается общепринятых правил.
16. Потребность самозащиты — герой всегда во всеоружии в отношении возмож­ного противника, ему трудно признать свои ошибки, вечно оправдывается ссылкой на обстоятельства, стремится отстаивать свои права, отказывается проанализировать свои ошибки.
17. Потребность преодоления пораже­ния, неудачи отличается от потребности достижения акцентом на самостоятельно­сти в действиях. Основные черты героя — сила воли, упорство, бесстрашие.
18. Потребность избегания опасности - герои испытывает страх, тревогу, ужас, панику, ему присущи безмятежная осторожность, отсутствие инициативы, уклонение от борьбы. В рассказах может выступать в образе грозных сил природы, диких и хищных животных; в темах несчастных случаев, грубых игр, социальных потрясений.
19. Потребность порядка — тенденция героя к упорядочиванию, аккуратности, точности, красоте.
20. Потребность суждения – стремление ставить общие вопросы или отвечать на них, страсть к абстрактным формулировкам, обобщениям, увлеченность вечными вопросами о смысле жизни, добре и зле и т. п.

ПРИЛОЖЕНИЕ II
ДИАГНОСТИЧЕСКИ ЗНАЧИМЫЕ СЮЖЕТЫ ПО ТАБЛИЦАМ ТАТ
(по Д. Рапапорту и Л. Беллаку)

Таблица 1. Мальчик со скрипкой.
Выявляет отношение к родительским требованиям, вообще, долгу (уступчивость, строптивость); дает представление о по­требности достижения и ее возможной фрустрации, способах преодоления труд­ностей и достижения успеха. Неузнавание скрипки в отдельных случаях может ука­зывать на конфликты в сексуальной сфере.

Таблица 2. Деревенская сцена: на переднем плане молодая женщина с книгой в руках, вдали мужчина работает в поле, женщина постарше смотрит на него.
Выявляет представление испытуемого о семейных отношениях; фигура женщины справа часто провоцирует темы, связанные с будущим материнством; гетеро- и гомосексуальные установки (на фигуру мужчины); довольно часты темы бунта против семейной тирании (на фигуру девушки с книгой).

Таблица ЗВМ. На полу рядом с кушет­кой скрюченная фигура мальчика, рядом с ним на полу — револьвер.
Выявляет состояние депрессии, суицидальные намерения, тенденцию к избега­нию наказания или принятию вины1.

Таблица 3FG. Молодая женщина стоит с опущенной головой, закрыв правой рукой лицо, левая рука протянута к двери. Кар­тина аналогична предыдущей; дополни­тельно выявляет причины депрессии и чув­ства виновности.

Таблица 4. Женщина обнимает мужчи­ну за плечи, мужчина как бы стремится уклониться от нее.
Выявляет конфликт между притязани­ями женщины и стремлением к свободе мужчины; нередки темы супружеской не­верности; вообще позволяет проявиться установкам испытуемого в сфере сексу­альных отношений.

Таблица 5. Женщина средних лет стоит у полуоткрытой двери и заглядывает в комнату.
Выявляет отношения и ожидания, свя­занные с матерью; показателен образ ма­тери — заботливой, опекающей, осуждаю­щей и т. д.

Таблица 6ВМ. Невысокая пожилая жен­щина стоит у окна спиной к высокому мо­лодому мужчине с виноватым или сму­щенным выражением лица.

1Таблицы с индексом ВМ предъявляются юно­шам и взрослым мужчинам, FG — девушкам и взрослым женщинам; таблицы с простои числовой нумерацией — взрослым испытуемым обоего пола.
Выявляет сыновне-материнские чувства:
привязанность, зависимость, опека-подчинение.

Таблица 6FG. Молодая женщина, сидя­щая на краю кушетки, вполоборота повер­нута к мужчине средних лет, который, воз­можно, обращается к ней.
Отчасти аналогична предыдущей и вы­являет отношения дочь—отец, но также и установки но отношению к мужчине, старшему по возрасту или положению.

Таблица 7ВМ. Седовласый мужчина смотрит на молодого мужчину, который глядит в пространство.
Выявляет отношение взрослого мужчи­ны к отцу или авторитетному лицу (согла­сие, зависимость, потребность в уважении, подчинении или отвержении, автономии).

Таблица 7FG. Женщина сидит на ку­шетке рядом с девочкой, разговаривая или читая ей. Девочка держит в руках куклу и смотрит в сторону.
Выявляет отношение между матерью и дочерью. Кукла может восприниматься как младенец, и такая интерпретация иногда показывает отношение к будущему мате­ринству.

Таблица 8ВМ. Подросток мальчик на переднем плане, справа виден ствол ружья, на заднем плане туманная сцена хирурги­ческой операции.
Выявляет честолюбивые мечты и стремления к достижениям; нередко - агрессив­ные тенденции и способы их контроля: агрессия может выражаться непосредствен­но, например, в теме хирургической операции или косвенно указывать на объект враждебности.

Таблица 8FG. Молодая женщина сидит, опершись на руку, и задумчиво смотрит.
Обычно выявляет мечты о будущем или актуальный эмоциональный фон.

Таблица 9ВМ. Четверо мужчин вповал­ку лежат на траве.
Выявляет установки к работе, мужской дружбе, иногда гомосексуальные тенденции или боязнь телесного контакта.

Таблица 9FG. Молодая женщина с журналом и сумочкой в руках смотрит из-за дерева на другую женщину, бегущую по пляжу.
Выявляет отношение между женщина­ми, часто соперничество сестер или из-за мужчины. Может выявить депрессивные н суицидальные   намерения, параноидные тенденции подозрительности и преследова­ния.

Таблица 10. Голова женщины на плече мужчины.
Обычно выявляет отношение к потере объекта любви. Если таблица интерпрети­руется как объятие двух мужчин — это сильный довод к диагностике гомосексу­альных тенденций.

Таблица 11. Дорога, пробивающаяся вдоль скал. На дороге вдали странные фи­гуры, с одной стороны видна шея и голова дракона.
Выявляет отношение к опасности из­вне, способы борьбы с тревожностью. Иног­да чудовище символизирует эндогенные страхи, связанные с бессознательными вле­чениями.

Таблица 12ВМ. Молодой человек лежит на кровати с закрытыми глазами, над ним — склонившаяся фигура пожилого мужчины, его руки простерта к лицу ле­жащего.
Выявляет отношения к авторитету, по­требность в зависимости или страх воздей­ствия. Иногда в косвенной форме позволя­ет выявить установки к лечению, в зави­симости от того, видится ли склоненный мужчина как угрожающий или помогаю­щий.

Таблица 12FG, Портрет молодой женщины, скрюченная старая женщина в плат­ке гримасничает позади.
Выявляет отношение к матери, иногда замужеству или старости,

Таблица 13М. Молодой человек стоит, закрыв лицо руками, позади фигура жен­щины, лежащей в постели.
Выявляет сексуальные установки, конфликты, страх агрессии со стороны муж­чины (у женщин), чувство вины (у муж­чин).

Таблица 14. Силуэт мужчины (или женщины) на фоне ярко освещенного окна, вся остальная поверхность картины чер­ная.
Выявляет общий фон настроения, иног­да депрессивные и суицидальные тенден­ции, честолюбивые мечты.

Таблица 15. Изможденный человек с опущенными руками стоит среди могил.
Выявляет отношение к смерти, иногда в символической форме отражает агрессив­ные чувства к какой-либо фигуре социального окружения (желание его смерти);
прогностична в отношении суицида.

Таблица 16. Пустой бланк. Выявляет насущные жизненные проб­лемы, оптимистические или пессимистиче­ские установки.

Таблица 17ВМ. Обнаженный мужчина взбирается (или опускается) по канату.
Выявляет страхи, тенденцию бегства от чего-то, иногда мотив достижения, сорев­нования.

Таблица 17FG. Мост над водой, женская фигура у перил, позади высокие зда­ния и маленькие фигурки людей.
Выявляет ожидания и отношении ка­кой-то сложной ситуации, иногда суицидальные тенденции.

Таблица 18ВМ. Мужчина схвачен сзади тремя руками, фигуры его противников не видны.
Выявляет агрессивные тенденции, иногда страх гомосексуальной агрессии; могут также проявиться установки на взаимопо­мощь, потребность в дружеском участии.

Таблица 18FG. Женщина держит за шею другую женщину, которую она, ка­жется, сталкивает с лестницы.
Выявляет агрессивные тенденции у жен­щин и способы управления ими.

Таблица 19. Туман, обволакивающий покрытую снегом кибитку.
Выявляет страхи, тревожность.

Таблица 20. В темноте одинокая фигу­ра у фонаря.
Выявляет страхи, чувство одиночества

2Следует подчеркнуть, что интерпретация рас­сказа отнюдь не сводится к выявлению описанных выше тенденций; Меррей указывает на 20 потреб­ностей,  диагностируемых  стандартным  набором ТАТ. Специальный акцент на агрессию и сексуаль­ность делается ввиду возможного их существова­ния как латентных, неосознаваемых личностью вле­чений, а также их особой значимости в происхож­дении невротических конфликтов.

ПРИЛОЖЕНИЕ Ш
СПИСОК ПОПУЛЯРНЫХ ОТВЕТОВ (по Б. Клопферу)
Таблица I (целое или усеченное). Любое существо с телом в центре D и крыльями по бокам. Фигура может ви­деться в статике или движении.
Таблица II (черная область, часть или целое).
Любое животное или часть тела собаки, медведя или быка; часто указывается на свойства поверхности (мех, шкура).
Таблица III (вся черная область). Два человеческих существа или животные в человеческом обличье с ногами, видимы­ми сбоку внизу; фигура может восприни­маться в движении.
Таблица IV (красное в центре D). Галстук-бант, кожаная лента или бабоч­ка. Цвет может использоваться, а может и не приниматься в расчет. Таблица V3 (целиком).
3Клопфер считает, что таблицы IV, VII и IX не имеют универсально популярных ответов, хотя в определенных популяциях на, эти таблицы могут даваться ответы типа Р.
Любое существо с Крыльями, с телом в центре D и крыльями по бокам, в стан­дартном положении или «вниз головой», в статике или движении.
Таблица VI (целиком или без верха или низа пятна).
Шкура любого животного, где оттенки соз­дают впечатление меха или кожи с рисун­ком. Если оттенки отрицаются, то ответ обозначается как -> (Р).
Таблица VIII (боковое розовое D). Любое четвероногое животное в движении. Рыба или птица шифруются как —>(Р).
Таблица Х (боковое голубое D). Любое животное с большим количеством ног — краб, осьминог, паук.
Таблица Х (центральное зеленое D со светло-зеленым или без него). Любое удлиненное зеленое животное, та­кое, как змея или гусеница. Цвет должен использоваться.
Таблица Х (светло-зеленое D). Голова любого животного с длинными уша­ми или рогами.
ЛИТЕРАТУРА
1. Маркс К. и Энгельс Ф. Соч., т. 20
2. Асмолов А. Г. Деятельность и установка. М., 1979
3. Басси н  Ф. В., Прангишвили А. С., Шерозия А. Е. Роль неосознаваемой психической деятельности в развитии и течении соматических и клинических синдромов.— В кн.: Бессознательное. Природа. Функции. Методы исследования. Тбилиси, 1978,
4. Бассин Ф. В., Рожнов В. Е., Рожнова М. А. К современному пониманию психической травмы и общих принципов ее психотерапии. — В кн.: Руководство по психотерапии. М., 1974.
5. Беспалько И. Г. Статистические и клинико-диагностические аспекты категории локализа­ции в методе Роршаха. — В кн.: Психологические методы исследования личности в клинике. Л., 1978.
6. Блейхер В. М., Бурлачук Л. Ф. Пси­хологическая диагностика интеллекта и личности. Киев, 1978.
7. Бом Э. Учебник по психодиагностике. М., 1978.
8. Бурлачук Л. Ф. О проекции как принци­пе построения методов исследования личности.— В кн.: Вопросы диагностики психического развития. Тезисы симпозиума. Таллин, 1974.
9. Бурлачук Л. Ф. Проблема исследования бессознательного психического проективными методами. — В кн.: Бессознательное. Природа. Функции. Методы исследования. Тбилиси, 1978.
10. Гильбух Ю. 3. Актуальные проблемы валидации   психологических   тестов. — «Вопросы психологии», 1978, № 5.
11.Гильяшева И. Н. О возможности ис­пользования метода ТАТ при изучении личности больного в психоневрологической клинике. — В кн.:
Психологические методы исследования в клинике. Л., 1967.
12.       3ейгарник Б. В. Патопсихология. М., 1976.
13.       Исследование личности в клинике и экстремальных условиях. Л., 1969.
14.       Киященко Н. К. Апробация варианта методики TAT. — В кн.: Вопросы эксперименталь­ной патопсихология. М., 1965.
15.Коган В. М., Роговин М. С. Прожективные  методы в современной зарубежной психологии личности и патопсихологии. — «Невропатология и психиатрия  им. С. С. Корсакова», 1964, т. 64, вып. 4.
16.       Леонтьев А. Н. Деятельность. Сознание. Личность. М.„ 1975.
17.       Лунц Е. Я. О возможностях прогноза пси­хосоматических заболеваний по данным проектив­ной методики. — В кн.: Бессознательное. Природа. Функции. Методы исследования. Тбилиси, 1978.
18.       Норакидзе В. Г. Методы исследования характера личности. — «Мецниереба», 1975.

19.Реньге В. Э. Методика тематического теста. — В кн.: Дридзе Т. М. Реньге В. Э. Психо­логия общения. Рига, 1979.
20.       Ротенберг-Ойзерман Е. Т. О некоторых направлениях в исследовании восприятия. — «Вопросы психологии», 1971, № 2.
21.       Рубинштейн С. Л. Принципы и пути развития психологии. М., 1959.

22.Савенко Ю. С. К обоснованию некото­рых методик по изучению личности. — В кн.:
Проблемы личности. М., 1969.
23.       Савенко Ю. С. Проективные методы в исследовании бессознательного. — В кн.: Бессознательное. Природа. Функции. Методы исследования. Тбилиси, 1978.
24.       Соколова Е. Т. О некоторых аспектах применения ТАТ для исследования личности. — В кн.: Вопросы диагностики психического развитие. Таллин, 1974.
25.       Соколова Е. Т. Мотивация и восприятие в норме и патологии. М., 1976.
26.       Соколова Е. Т. О психологическом со­держании понятия «когнитивный стиль» и его ис­пользовании в исследовании личности. – В кн. Личность и деятельность (тез. докладов к V Все­союзному съезду психологов). М., 1977.
27.       Соколова Е. Т. К теоретическому обос­нованию, проективного метода исследования лич­ности. - В кн.: Бессознательное. Природа. Функции. Методы исследования. Тбилиси, 1978.
28.       Столин В. В. Внутренние преграды и конфликтные личностные смыслы. Тезисы Ереван­ской региональной конференции Общества психоло­гов. Ереван, 1980.
29.       Фрейд 3. Основные психологические тео­рии в психоанализе. М., 1925.
30.       Фрейд 3. По ту сторону принципа удо­вольствия. М., 1925.
31.       Фрейд 3. Я и Оно. Л., 1924.
32.       Цуладзе С. В. О месте и значении про­екционных методов в изучении личности. — В кн.: Проблемы личности. М., 1969.
33.       Ядов В. А. Роль методологии в определе­нии методов и техники конкретного социологическо­го исследования. — «Вопросы философии», 1966, № 10.
34.       Abt L., Веllak L. (eds.) Projective psy­chology. N. Y., 1950.
35.       Allроrt G. W. The Ego in contemporary psychology. — «Psychol. Rev.», 1943, v. 50.
36.       Anastasi A. Psychological testing. N. Y., 1961.
37.       Anzieu D. Les methodes projectives. Paris, 1960.
38.       Arnоld M. B. Story sequence analysis. N. Y., 1962.
39.       Bellak L. The concept of projection. — «Psychiatry», 1944, v. 7.
40.Bellak L. The T.A.T., C.A.T and S.A.T. in clinical use. N. Y., 1878.
41.Blum L. H., Davidson H. H., Fieldsteel N. D. A. Rorschach workbook. N. Y., 1972.
42.       Bruner J. S. Perceptual theory and the Rorschach test.—«J. of Pers.», 1948, v. 17.
43.       Bruner J. S. and Postman L. An approach to social perception. In: W. Dennis (ed.) Current trends in social psychology. Pittsburgh, 1948.
44.       Draguns J. G. Haley E. M., Phillips L. Studies of Rorschach content: a review of the research literature.—«J. proj. tech., 1967», v.31, 1-2;19ee,v. 32, 1—2.
45.       Eriksen C.W. The case for perceptual defense. — «Psychol. Rev.», 1954, v. 61.
46.       Eriksen C. W. and Lazarus R. S. Percep­tual defense and projective tests.—«Supplement to Journal of abn. and soc. psychol.», 1952, v. 47.
47.       Eriksen C, W. and Pierce J.  Defense mechanisms. In: L. F. Borgatta and W. Lambert (eds.). Handbook of personality theory and research. Chicago, 1968.
48.       Frank L. K. Projective methods for the study of personality. — «J. of psychol.», 1939, v. 8.
49.       Freeman F. S. Theory and practice of psychological testing. New Delhi, 1971.
50.       Freud A. The Ego and the mechanisms of defence. N. Y., 1946.
51.       Gardner R. W. et al. Cognitive control:
a study of individual consistencies in cognitive beha­vior. N. Y., 1959.
52.       Handbook of projective techniques (ed. by L. Murstein). N. Y., 1960.
53.       Hartman H. Ego psychology and the problem of adaptation. In: D. Rapaport (ed.). Orga­nization and pathology of thought. N. Y., 1951.
54.       Hоlmes D. S. Dimensions of projection. — «Psychol. Bull.», 1968, v. 69.
55.       King G. F. A theoretical and experimental conisideration of Rorschach Human movement response. — «Psychological monographs general and applied», 1958, v. 72.
56.       Klein G. S. Perception, motives and personality. N. Y„ 1970.
57.       Кlоpfer D., Davidsоn H. The Rors­chach technique: an introductory manual. N. Y., 1962.
58.       Laplanche J., Pontalis J. B. Delimi­tation du concept freudien de projection. — «Bull. de psychol.», 1963, v. 225.
59.       Lazarus R. S. A substitufive-defense conception of apperceptive fantasy. In: J. Kagan and G. S. Lesser (eds.) Contemporary issues in thematic apperceptive methods. Springfield, 1961.
60.       Lazarus R. S., Eriksen C. W. and Fоnda C. P. Personality dynamics and auditory perceptual recognition. — «J. of Personality», 1951, v. 19.
61.       Levin K. A dynamic theory of personality Selected papers. N. Y., 1935.
62.       Levine R., Chein I. and Murphy G. The relation of the intensity of a need to the amount of perceptual distortion. — «J. Psychol.», 1942, v. 13.
63.       Loosli-Ustery M. Manual pratique du teste de Rorschach. Paris, 1965.

64.McCleland D. C, Atkinson J. W. The projective expression of need: I. The effect of different intensities of the hunger drive on percep­tion.—«J. of Psychol.», 1948, v. 25.
65.       Morgan C., Murray H. A. A method for investigation fantasies.—«Neurol. Psychiatr.», 1935.
66.       Muссhielli R. La notion de projection.— «Bull. de psychol.», 1963, v. 225.
67.       Murrау Н. Explorations in personality. N. Y., 1938.
68.       Murrау Н. Thematic Apperception Test Manual. Cambridge, 1943.
69.       Murrау Н. Preparation for scaffold of a comprehensive system. In: S. Koch (ed.) Psychology: a study of a science. N. Y., 1957.
70.       Murstein B. J., Prуer R. S. The concept of projection: a review. — «Psychol. Bull.», 1959, v. 56.
71.       Rapapоrt D. et al. Diagnostic psycholo­gical testing. Chicago, 1945—46.
72.       Rapaport D. The collected papers of Da­vid Rapaport. N. Y., 1967.
73.       Rorschach H. Psychodiagnostik. Bern und Leipzig, 1921.
74.       Rotter B. Clinical psychology Prentice-Hall Inc. 1964.
75.       Sanford R. N. The effect of aBstinence from food upon imaginal processes. A further experiment — «J. of Psychol.», 1936, v.3.
76.       Sargent H. Projective methods: their ori­gin, theory and application in personality research.— «Psychol. Bull.», 1945, v. 42.
77.       Schafer R. Psychoanalytic interpretation in Rorschach testing: theory and application. N. Y., 1954.
78.       Seсhrest L. Testing, measurement and assessing people. In: L. F. Borgatta and W. W. Lam­bert (eds.). Handbook of Personality theory and re­search. Chicago, 1968.
79.       Sjoback Hans. The psychoanalitic theory of defensive processes. Lund, 1973.
80.       Tomkins S. S. The thematic apperception test. N. Y., 1947.                                
81.       Vernon P. E.  Personality  assessment. A critical survey. L., 1969.
82.       Witkin H. A. et al. Personality through perception. N. Y., 1954.
83.       Witkin H. A. et al. Psychological differentiation. N. Y., 1974.