Библиотека » Гипноз, метафоры, аутогенная тренировка » Кроль Л.М. Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии
Автор книги: Кроль Л.М.
Книга: Кроль Л.М. Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии
Кроль Л.М. - Кроль Л.М. Между живой водой и мертвой. Практика интегративной гипнотерапии читать книгу онлайн
Леонид Кроль
между живой водой и мертвой
Практика интегративной Гипнотерапии
Рекомендовано кафедрой психотерапии
Российской медицинской академии последипломного образования
в качестве учебного пособия по специальности “Психотерапия”
Независимая фирма “Класс”
1998
УДК 615.851
ББК 53.57
К 48
Кроль Л.М.
К 48 Между живой водой и мертвой: Практика интегративной гипнотерапии. — М.: Независимая фирма “Класс”, 1998. — 400 с. — (Библиотека психологии и психотерапии).
ISBN 5-86375-100-2 (РФ)
Интегративная гипнотерапия — авторский метод. В его основе лежит эриксоновский гипноз, отличительной же особенностью является терапевтическая работа с взаимодействием частей личности клиента.
Книга по праву названа “учебным пособием”: в ней изложены терапевтические техники, проанализированы механизмы терапевтического воздействия, даны представления о целях и результатах работы. Но главное ее украшение и основная ценность заключается в подробном описании клинических случаев, сопровождающихся авторскими комментариями.
Психологи, психотерапевты, студенты получат возможность познакомиться с реальной работой в клиническом гипнозе, а непрофессиональные читатели — несомненное удовольствие от еще одной попытки соприкоснуться с тайнами человеческой психики.
Главный редактор и издатель серии Л.М. Кроль
Научный консультант серии Е.Л. Михайлова
ISBN 5-86375-100-2 (РФ)
© 1998, Л.М. Кроль
© 1998, Независимая фирма “Класс”, издание, оформление
© 1998, В.В. Макаров, предисловие
© 1998, В.Э. Королев, обложка
Исключительное право публикации на русском языке принадлежит издательству “Независимая фирма “Класс”. Выпуск произведения или его фрагментов без разрешения издательства считается противоправным и преследуется по закону.
Краткое предисловие
Объемный труд Л.М. Кроля — итог большой, многолетней работы. В книге поражает многое: глубокие мысли и обобщения, выраженные простым и понятным языком, яркие метафоры и точные формулировки, напряженный поиск ресурсных состояний и релаксация, расслабленность при выполнении работы.
Книга посвящена предложенному автором подходу и практике интегративной гипнотерапии. Вместе с тем мы обнаруживаем в ней трактовки, принадлежащие различным школам современной психотерапии, что соответствует концепции выдающегося психотерапевта Милтона Эриксона. Это представляется закономерным, ведь автор на протяжении многих лет изучает и внедряет в практику данное учение. Более того, можно с уверенностью сказать, что благодаря усилиям Л.М. Кроля психотерапия по Милтону Эриксону пришла в нашу страну во всем своем многообразии, сложности и неповторимости.
Погрузившись в текст книги, мы то присутствуем на обучающем семинаре для профессионалов, работающих с людьми, то оказываемся в кабинете проводящего сеанс психотерапевта, то бродим в метафорическом пространстве. Врачи на обучающем курсе воспринимаются как знакомые. Может быть, мы тоже были среди них или сами проводили такие семинары. Клиенты и пациенты кажутся узнаваемыми. Может быть, и у нас были такие пациенты. А вот стенограммы психотерапевтических сеансов представляют совершенно отдельную и особую ценность. Они дают представление о реальной работе психотерапевта в интегративном гипнозе. Их можно даже заучить и включить в свою практику.
Большой итоговый труд Л.М. Кроля, несомненно, будет полезен всем, кто связывает свой личный и профессиональный успех с взаимодействием с другими людьми, с познанием глубин собственной психики.
В.В. Макаров,
профессор, зав.кафедрой психотерапии
Российской медицинской академии
последипломного образования,
президент Профессиональной
психотерапевтической лиги
ОТ АВТОРА
У этой книги, несомненно, много действующих лиц и соавторов. Она — незаконное дитя уже потому, что вымечтана, вытащена из провалов неопределенности, недосказанности и суеты. Заметки на манжетах, записки на салфетках, проборматываемые строчки для памяти, картинки-рассказики — тот сор и серпантин, из которого, “не ведая стыда”... Конечно, и дни, и часы работы с видеозаписями, сидения над чистыми страницами, мучительные поиски выхода и смысла. И конечно, опыт — и там, и здесь. Многое приходит поздно — но ведь в конце концов приходит же!
До сих пор мне трудно представить себе занятие более увлекательное, загадочное, рискованное и благородное, чем путешествие по чужой жизни и судьбе, с надеждой “отзеркалить”, расколдовать узелки памяти и души и изменить. И та особая чуткость, близость и новизна происходящего — есть ли лучшая награда?
Интегративная эта книга еще и потому, что пресловутый разговор издателя с писателем, продюсера с исполнителем, терапевта с клиентом — все это отношения между разными ипостасями и ролями автора в поисках себя. Хочется верить, что в книге отражен профессионализм, знакомство с хрестоматиями, авторская индивидуальность и стиль, искусство упаковки. А также сплав надежды с отчаянием, неповторимости с тривиальностью.
Мне очень помогли в рождении этой книги. Хочется поблагодарить Оксану Литвин, Виталия Лейбина, Елену Пуртову, чья помощь, такт, талант и терпение способствовали не только улучшению, но и факту ее появления. Анна Печерская очень внимательно и заинтересованно отредактировала рукопись книги. Я благодарен Александру Загорскому за многолетнюю помощь в видеосъемках моей работы. И, конечно, герои, прообразы и персонажи этой книги, которые так много доверили мне и так ко многому обязали. Их имена в книге изменены, их лица и характеры навсегда со мной. Им — моя глубокая благодарность.
Ну, вот и все... Теперь книга живет своей жизнью, и уже ей хочется пожелать удачи.
Л.К.
Коротко о корнях интегративной гипнотерапии
Эта книга — о поиске ресурсов в человеке как средстве его излечения, о поиске волшебной дверцы, которую один человек может открыть для другого. Она состоит из девятнадцати новелл, в которых рассказаны истории различных психотерапевтических случаев, но все они объединены одной общей идеей: в каждом человеке есть разные части, они находятся в определенном взаимодействии, и это взаимодействие может быть более эффективным, более успешным. Результат взаимодействия в системе оказывается всегда большим, чем суммирование частей. Точно так же это можно сказать и про любую книгу — в целом книга обладает неким системным качеством. Настоящий текст развивался сам из себя, возникал из неожиданных диалогов и олицетворяет собой важный для меня принцип: нет единого принципа, по которому все происходит, но в каждом конкретном случае принцип выстраивается именно из уникальности случая. Эта книга — не просто собрание новелл, но еще и возможность для читателя отыскать собственные волшебные дверцы к ресурсным состояниям.
Новеллы связаны авторским началом, азартом новизны в каждом случае. Они объединены одной общей методикой — интегративной гипнотерапии. Это авторская методика. Она позволяет выводить клиента в эмоциональное пространство, отличающееся от обыденного. Я не просто навожу транс, но и рассказываю людям, находящимся в трансе, сказки. В этих сказках я обращаюсь одновременно к нескольким частям человека, благодаря чему у него возникает возможность нового решения. Новое решение возникает и как результат моего собственного поиска, передающийся клиенту. Мне кажется очень интересным играть с разными поверхностями, которые человек собою являет. Идея интеграции частей человека используется в различных видах психотерапии, но, как правило, их работа бывает обращена к одной-двум ипостасям человека, локализуется вокруг одной-двух его проблем. Отличительные особенности моей техники интегративной гипнотерапии — системное видение человека, связывание несовместимого, хирургии — с терапией.
На мой взгляд, вся терапия построена на двух китах: трансе и игре. Очень тонкая игра — языковая, двигательная — приводит к трансам. Тонкие трансы хорошо одушевляют, оживляют способность человека к игре. Сочетание транса и игры, как мозаика из контрастных взаимодополнительных плиточек, создают терапию и терапевтическое взаимодействие между людьми. Я имею в виду не столько глубокое впадание в транс или веселящую игру, сколько игровые движения, созвучные реальности, и наоборот, внутрь — к отрыванию, улетанию. Такая игра между активностью и пассивностью, между собственными выборами и страдательностью — две стороны транса. На мой взгляд, хороший транс — это то, что очень ненадолго, игольчато уходит в другую реальность. Такой уход часто вызывает ощущение, что в субъективном времени проходит гораздо больше событий, и они обладают большей эмоциональной заряженностью. Возможность с помощью транса, или игры, существовать в другом измерении — критерий здорового, радостного человека. Человека, который может иногда быть более монотонным, а иногда более собранным и концентрированным, умеет быть отстраненным, защищенным от происходящего и умеет спокойно терять себя, идентифицироваться с кем-то, быть охваченным событиями. Важная сторона здорового человека, человека играющего — отпускание традиционного себя, своего самосознания, своего тела. Именно это и достигается в трансе. Транс — это тренинг отпускания, возможность человека потеряться в игре, в воображении, в исцеляющем вымысле, а потом опять найтись.
Мне всегда казалось, что ситуация такого ровного дозированного присутствия, которое в социальной проекции выглядит как необходимость находиться на работе “от и до”, сделать там “от и до” такую-то работу, играть по каким-то правилам, иными словами, быть безопасным, прирученным, цивилизованным членом общества, является искусственной. В бытовой проекции подобное обязательное ровное включение выглядит так: на уровне присутствия делай все, что нужно, а думай о чем угодно. Это очень сильно раздваивает многих людей, они улетают далеко в своем сознании и присутствуют только формально. Терапевтические, трансовые техники дают человеку возможность безопасно далеких уходов в своем сознании, разрешенных странностей думания. Такая возможность — находить разные пространства своего сознания — позволяет человеку безбоязненно пребывать в рутинном времени, находить в нем приятное, не убегать от него. Здоровый человек как бы преодолевает время и пространство, сначала моделируя их, а затем переходя к возможности другого обращения с реальным временем и пространством.
Интегративная гипнотерапия — это авторский метод, ее особенности отражают мои личностные свойства, она несет в себе важные отзвуки меня самого. Мне было важно уметь управлять состояниями сознания — как своими собственными, так и другого человека: более произвольно засыпать, более просто решать какую-то проблему, лучше думать. Инструментальное вращение сознанием заключается в переводе его в другие состояния — состояния боґльших возможностей, где есть место воображению, охваченности и другим идентификациям. Все эти черты характеризуют трансовое состояние сознания. Транс решает для меня также важную личную проблему совмещения интенсивного присутствия и потребности его отсутствия.
Для меня также личностно важно то, что у меня с детства сохраняется ощущение плохих, неумелых рук. Окружающая реальность как бы неподвластна мне. И возможность оперировать этой человеческой реальностью на уровне образов, нерукотворных воздействий является важным воплощением внутреннего. Так же, как и близорукость. Необходимость приглядываться к визуальному туману в конце концов привела к тому, что появилось ясное вглядывание во что-то неизвестное, когда вдруг начинают ярко играть детали. И такие переходы между близорукой блеклостью и отчетливой ясностью — важная часть интегративной гипнотерапии.
Мне кажется, что в терапии очень важно прислушиваться ко внутренним подсказкам, что сейчас нужно сказать или сделать. Такие подсказки не вытекают логически из того, чему тебя учили, или из того, к чему тебя призывает или на что провоцирует твой клиент. Эта обращенность внутрь самого себя, вылавливание чего-то неизвестного на самых разных глубинах мне кажется важной для поддержания терапевтического поиска. Если заглушать этот внутренний голос, поток свободных ассоциаций, то ощущения становятся более бедными и скудными. Теряется динамика процесса. Мне очень нравится, что наведение транса позволяет раскрепостить свой внутренний словесный поток, поток образов.
Метод интегративной гипнотерапии складывался из трех составляющих моего опыта: (1) моей психотерапевтической практики; (2) наблюдения за работой других профессионалов; (3) собственного психотерапевтического опыта.
Я занимаюсь психотерапией около двадцати лет. И большую часть этого времени я учился у пациентов и собственной интуиции. Моя первая специальность — невропатолог — нравится мне тем, что она очень точная, в ней все раскладывается по полочкам. Но к концу обучения в медицинском институте я понял, что, с одной стороны, человек рассматривается здесь как нечто вполне материальное, а с другой стороны, неизвестного гораздо больше, чем известного. Существующие медицинские подходы к человеку отталкивали меня своей статичностью и настораживали тем, что люди, которые этим занимались, часто оказывались такими перегоревшими, незаинтересованными. С другой стороны, мне казалось, что психологические знания, которые мне хотелось бы получить, разбросаны везде: в поэтических текстах, в лингвистических штудиях, в случайных книжках, мифологиях. И между этими подходами нет мостика. У меня сохраняется ощущение некоей тайны, ощущение, что где-то это существует, может быть, на Западе, но мне оно пока недоступно. Это ощущение тайны, которую можно открыть самому, или где-то найти, или просто дозреть до этого, было каким-то магнитом, вело меня куда-то.
Потом, приобретя психиатрический опыт, я занимался практической психологией. Мне стало понятно, что в готовом виде практической психологии не существует — о человеке можно думать и размышлять, а не получать готовые знания. Это был важный для меня опыт, состоящий в том, чтобы осознать: нельзя вначале продиагностировать, а потом воздействовать. Процессы диагностики и воздействия являются слитыми в каждом шаге работы. Поэтому тем ранним годам я обязан очень важной составляющей в своей работе — опыту отчаяния, когда ты не знаешь, что именно делать, но что-то сделать нужно. В каком-то смысле, это опыт сельского врача, когда, может быть, ты делаешь работу не очень умело, но кроме тебя ее вообще никто не сделает. Я благодарен тому времени, когда брался за совершенно бесперспективные случаи, за которые нельзя было бы браться. Будучи потом личностно проработанными, такие случаи очень важны. С одной стороны — ощущение хирурга, который режет тело, а не человека, с другой стороны — трепет собственных чувств: нельзя и хочется, отчаяние и надежда, риск и профессионализм. Это был совершенно новый набор ощущений. Важно просто не передозировать их, а удержать в состоянии равновесия, чтобы не впадать в эмоциональный накал и не уходить в хирургическую стерильность. Для меня очень важен этот личностный прошлый ресурс — выживание на пустыре. У меня есть ощущение, что я могу к любому случаю придумать собственный прием, метод, свой изящный способ работы. Я знаю, что не нужно бояться рискнуть или крепко взяться. Не следует все время стараться быть ласковым, оставаясь на радостной и светлой стороне взаимоотношений. Мне кажется, более важно, чтобы чувства менялись и мерцали. Горе может смениться радостью, отчаяние — надеждой, поэтому не нужно бояться иногда совершать ошибку. Иногда бывает достаточным недолгое, но болезненное воздействие. Если в процессе терапии ты нажимаешь на болевую точку, это не значит, что ты ее вызвал. Скорее всего, она уже существовала, просто ты на нее нажал. И, может быть, нажимая эту болевую точку, ты в конце концов даешь очень положительный эффект. При этом я считаю, что нужно избегать всех болевых точек, но не надо их бояться, потому что бывает необходимо что-то выдавить, что-то иссечь. Очень важно допускать такое временное неприятное воздействие, надо идти в теневые зоны, часто резко, потому что иногда резкий ход гораздо менее болезнен, чем постепенный.
В том профессиональном отрочестве для меня очень интересным был опыт общения с несколькими московскими психотерапевтами, к которым я ходил на сеансы. Это Марк Лейнгольд и Давид Черняховский, которые работали в психиатрических диспансерах. Они не знали ни про какие школы и техники, но сами работали очень ярко, спонтанно, сильно и неожиданно. Работали как ветеринары: успокаивали, поглаживали, лечили, перевязывали, только в терапевтическом смысле. Опыт тех лет — неописанная и неоцененная вещь, издержки нашей тогда бесписьменной профессиональной культуры. Это тоже было для меня важным — видеть, что такой уровень работы существует. Впечатления того времени подливали романтики в огонь будущего профессионализма.
Вторую составляющую моего опыта образует тот период, когда мне пришлось заниматься организацией учебных семинаров самых “отборных” западных психотерапевтов и много ездить на международные конференции. И вот тогда, на фоне своего “фельдшерского” профессионального опыта, я увидел огромную россыпь достижений профессионалов-психотерапевтов. Увидел совершенно замечательные подходы семейной терапии, гипноза, психодраматические, гештальтистские, психоаналитические. Увидел профессионалов, которые выросли в совершенно разных традициях. Некоторые повторяющиеся детали и уже готовые психотерапевтические изделия. То есть, если я до этого привык работать с инструментами, которые сам для себя делал, по случаю находил или покупал, то теперь вдруг получил возможность увидеть первоклассную лабораторию, супермаркет, где все разложено по полочкам и указано, что для чего предназначено.
Я много смотрел, как работают другие люди. И то, что видел, отсекало то лишнее, что делал я сам. Чем больше я видел, тем лучше понимал, что делаю сам. Мне были особенно интересны терапевты, которые отчетливо работают в парадоксальной манере. Карл Витакер мне понравился сочетанием простоты, “отвязности” и одновременно мудрости. Он был похож на старого ветеринара, который помогает родам лошади. Крепко держит ее и в нужный момент тянет, а в нужный момент поглаживает. И он нисколько не заинтересован тем, кто в этот момент рождается, потому что знает: всегда рождается одно и то же. Но он заинтересован именно в этом локальном, никому другому не заметном действии: где погладить, где надавить, где потянуть. И Витакер выполняет весь рабочий процесс, который, с одной стороны, автоматичен, а с другой стороны, совершенно нов. Для меня это было россыпью приемов, рождающихся здесь и сейчас.
Затем Фрэнк Фарелли, который тоже работает в провокативной манере. Он представляет собой сочетание карточного шулера, ковбоя и оперного певца. И несмотря на такие комиксные представления, он берет человека и вводит его в сильную зону риска, неожиданности и провокативности, при которой человек, оставаясь в неких сильных объятиях, рамках, начинает вибрировать и вдруг находит в себе неожиданную территорию, открывает неожиданный взгляд на самого себя. Такое сочетание циничности, цепкости и одновременно легкости, воздушности мне показалось тоже очень любопытным, потому что это в каком-то смысле терапия бессмысленностью, когда берется любой смысл, утрируется, карикатурируется, и тогда все прочие смыслы становятся условными, ставятся в некие кавычки. От этих потерь, от изменения этих смыслов коренным образом меняются как физические, так и другие идентификации человека. Это терапия встряхиванием.
Я очень обязан своему учителю психодрамы Йорану Хёгбергу. Он показал мне, как можно очень плавно, бережно и терпеливо общаться с клиентом, извлекая из него, как из музыкального инструмента, любые чувства, давая возможность звучать любым струнам. Для меня это, пожалуй, образ такого хорошего танцора, который не столько делает красивые па, сколько очень спокойно и плавно двигается, легко танцуя с любым партнером. При этом танец как будто бы лишен энергетики и сексуальности, но в нем каким-то неожиданным образом партнеру помогают правильно ставить руки и ноги. Человек теряет неловкость и начинает вдруг ощущать свое тело и легко двигаться. В психодраме я ощущал себя как упрямящегося ребенка, которому трудно двигаться и который постепенно, незаметно для себя начинает входить в этот ритм воздействия. Хёгберг показал мне эффектную и спокойную манеру работы с самыми разными проблемами. Я имею в виду не окончательное решение проблемы, а само психотерапевтическое движение, когда имеется возможность остановки в любой точке, движение с продолжением ровно до тех пор, пока этого хочется клиенту. Это пример движения от клиента и для клиента, танец для клиента и от клиента.
У Джеффри Зейга я увидел, что можно быть хорошим профессионалом и без стеснения сочетать в себе выраженные организационно-деловые качества.
Из “эриксоновских” людей мне понравился Стивен Гиллиген, один из первых гипнотерапевтов, которых я посмотрел. Мне он запомнился некоторой художественностью, импрессионизмом работы и одновременно тем, что все доводится до конца. Стивен Гиллиген берется за случай, применяет одну технику, другую, третью, и при этом он не в плену у собственных возможностей, не в плену у собственной мастерской. В этом есть определенная целостность.
Из последних встреч мне очень запомнился Отто Кернберг, нынешний президент Международной психоаналитической ассоциации. Мне он понравился ясностью и лаконичностью всех высказываний, скрупулезностью и нетрадиционностью анализа. Я наблюдал его сеанс супервизорской работы, на котором он стежок за стежком, вопрос за вопросом показывал некую изнанку терапии, изнанку того, что человек думает, чего боится, из чего состоит. Очень сильное зрелище. За один час, у всех на глазах, супервизия становится фактически клиентской работой и разворачивается такой полифонический экран, на который проецируются два случая сразу: и клиента, и терапевта.
Третья составляющая профессионального мастерства — это клиентская часть моего психотерапевтического опыта. Я посещал довольно много тренингов по семейной терапии, по групп-анализу, по гипнозу, но это было очень разрозненное обучение. Позже я прошел две длительные сертифицированные терапевтические программы, шестилетнее обучение психодраме и четырехлетнее — гештальт-терапии. На фоне уже имеющегося опыта работы и большой лаборатории других методов такое обучение дало мне толчок личностной проработки. Это было длительное обучение в одной группе, с одними тренерами. Менялась группа, менялся и я. Все происходящее было не столько обучением, сколько личностной работой.
Психодрама решила для меня терапевтическую проблему относительности любого возраста. После обучения психодраме я очень легко вхожу в любой возраст своих клиентов, легко теряю и приобретаю свой собственный. Относительность возраста надо не знать, а пережить. Очень важно иметь чувство жизни в любом возрасте — ощущать себя как молодого, пожилого, юного, зрелого.
Гештальтистская техника мне кажется более поверхностной и эклектичной, чем психодраматическая. Психодрама более цельная, в ней имеется отточенная процедура, широкий технический аппарат, при этом она бережней по своей сути.
Аналитическая работа в длительных программах дала мне ощущение принципиальной незавершенности терапевта. Я не верю, что какой-то терапевт может быть окончательно проработан. У меня есть ощущение зрелости, потому что я проработан в определенной мере, и это мне позволяет черпать из своего прошлого отчаяние и надежду, бесстрашие при встрече с неизвестным. Но бесстрашие должно сочетаться с осознаванием своих границ, надо знать, что переступаешь и куда возвращаться. Это все равно что иметь свой дом и быть в нем уверенным: уходить из него и в него возвращаться. Понимание собственных границ очень важно для терапевта, потому что всегда существует масса вещей, которые совершенно не проанализированы, не отреагированы, не отрефлексированы. Но этим процессом нужно владеть, и в каждом конкретном случае, в каждом эпизоде работы с клиентом необходимо оглядываться на самого себя, вести поиск слепых пятен. Личностная проработка терапевта не является прерогативой психоанализа. Для меня именно психодраматическая группа стала опытом личностной проработки, моей терапевтической колыбелью.
Иногда чувствуешь себя смотрителем древнего леса, который, с одной стороны, хорошо экипирован, а с другой стороны, знает, что лес очень большой и таит в себе неожиданности. И в каждый момент происходящего возможны и радость, и опасность. Личностная проработка дает ощущение покоя во время каскадерского движения вместе с клиентом.
Настоящая книга — опыт последних трех лет моей практики. В это время я не имел возможности заниматься психотерапией столько, сколько мне хотелось, и для меня была особенно важна психотерапевтическая практика в процессе тренингов. Поэтому каждый случай я воспринимаю как вполне серьезную психотерапевтическую работу, независимо от ее дидактических целей. И в каждом их этих случаев я вижу терапевтический эффект. Мне кажется, что при квалифицированной работе его просто не может не быть.
Книга про трансы отчасти сама обладает трансовым воздействием. При ее чтении у Вас могут возникать необычные состояния — рассеянность внимания, отвлечение на собственные мысли, переживания и воспоминания...
1. ДОМ, В КОТОРОМ МНОГО КОМНАТ
Дом — это сокровенная мечта, дома мы одновременно защищены и свободны. В каком-то смысле, настоящий дом — это мы и есть. Дом может быть заґмком с лестницами и колоннами, с арками и башенками, или просто наспех сколоченной избушкой. Он меняется, превращаясь в свое отражение, благодаря солнцу, подсматривающему сквозь тучи, стремительному ливню, серебряной луне. Мы можем любоваться фасадами, столь различными в разную погоду, но главное все же внутри. Светлые комнаты и темные закоулки, огромные залы и крохотные чуланчики — все это может удивить вас своим разнообразием. Но все вместе — это дом, который нужен еще и для того, чтобы однажды выйти за порог, начав большое путешествие.
Большой дом
Клиента зовут Степан. По роду своих занятий он не имеет никакого отношения к психотерапии.
Степан: Я хочу, но не могу внутренне успокоиться. А успокоиться я не могу потому, что меня беспокоит иногда сердце, иногда другие внутренние органы. Я всегда неважно себя чувствую, когда немножко понервничаю.
Терапевт: Хорошо. Вы хотите что-нибудь сказать про свои внутренние органы?
Степан: Да, я могу. У меня ишемическая болезнь сердца, мерцательная аритмия, колит и еще там что-то подозревают, не знаю даже что.
Терапевт: Хорошо, вы можете описать свое состояние более подробно? Мне кажется, вы умеете очень хорошо описывать, если хотите... Что с вами происходит, когда начинается мерцательная аритмия, что вы чувствуете? Как чувствуют себя руки, ноги, какие возникают перед глазами картинки, как вы дышите? Как будто бы вы сейчас всматриваетесь в это более подробно, чем обычно.
Степан: Ну, сразу начинает беспокоить встреча с неизвестным. То есть были такие моменты, когда понимаешь и чувствуешь, что жизнь может уйти от тебя в любой момент. Такое интересное чувство. Не поддается описанию... Не хватает воздуха, ты выброшен, как рыба на лед, с открытым ртом: дышишь-дышишь, а вдохнуть не можешь. Сердце выпрыгивает из груди.
Терапевт: А как вы обычно снимаете напряжение? Вот вы приходите с работы. Что вы обычно делаете, чтобы как-то отойти от обычного ритма?
Степан: Раньше водкой.
Терапевт: Помогает?
Степан: Помогало, а чего ж нет. Стресс снимало.
Терапевт: А что сейчас мешает так делать?
Степан: Сердце. Нельзя уже. Врач пить запретил. Говорит: сто грамм — не больше. А ста граммами разве снимешь? (Смеется.)
Терапевт: Хорошо. Тогда вы, может быть, что-то про свое детство нам расскажете? Картинки, воспоминания...
Степан: Детство? Детство нормальное было. Родился я на берегу Муровца. С такого возраста (показывает рукой невысоко от пола) помню, что я все с водой. Сам я Рак, сами понимаете, водоплавающее. Очень воду люблю. Море люблю. Лето люблю. Вообще все времена года, но лето особенно. В каждом времени года есть что-то свое.
Терапевт (обращаясь к аудитории): Степан говорит про мерцательную аритмию. Мы видим, что у него довольно часто дрожат веки, как бы мерцают. Он их так легко открывает-закрывает. У него немного дрожит голос, когда он говорит, чуть-чуть вибрирует. Степан говорит о состоянии, когда он выброшен, как рыба на лед. Когда он открывает-закрывает рот. Такое мерцательное состояние, напряженное движение рта... У нас с ним довольно быстро образуется несловесный контакт. Он очень быстро отзеркаливает мои позы. Когда я закрываюсь, Степан садится в такую же позу, когда я открываюсь, он тоже держится более открыто. Он очень пластичен, и несколько раз невольно это демонстрирует. Склонен образовывать дополнительные напряжения, скажем, напряжение в горле — начинает слегка покашливать, или, кроме этого легкого дрожания век, у него начинают слегка подрагивать губы. В нем с легкостью образуются такие разные очажки, аналоги мерцающего ритма. Дальше, я бы обратил внимание, что он человек довольно лиричный и склонен очень тонко описывать окружающую жизнь. Я бы предположил, что он в каком-то смысле живет прошлым. То есть, когда ситуация закончилась, Степан именно тогда начинает реагировать на происходящее, причем на мелочи происшедшего — как на приятные, так и на неприятные. И они многократно возвращаются, как бы мерцают, пережевываются... Он живет как бы с отставанием на такт, скорее немножко в прошлом, чем в настоящем. И как бы наблюдает со стороны, с того места, где находится его тень, за тем, что с ним сейчас происходит. Я пока не понимаю мотива, связанного с тем, что он выпивает и тем самым снимает напряжения, потому что это, как мне представляется, для него довольно грубый способ защиты. Степан — человек с творческим началом, он наделен способностью воображать... Он мог бы видеть более яркие сны... мог бы что-то записывать, рисовать, творчески преображать и преломлять напряжение, которое испытывает. Видимо, то, что он переживает в своей обычной жизни, на работе — слишком большие нагрузки для его тонкой личностной структуры (Степан: Да), и он использует довольно грубые способы их блокировки. Я бы предположил, что алкоголь как способ защиты, как способ снятия стресса находится не в рамках его силовых линий, не в рамках его собственных черт конституции, а просто Степан использует первое попавшееся средство. Дальше, я бы обратил внимание на то, что он сочетает в себе некоторые полярные качества. С одной стороны, он гибок и пластичен, легко двигается, легко перестраивается к предлагаемым ему вариантам. А с другой стороны, человек упрямый и в чем-то очень настойчивый, которого, если он что-то решил, трудно переубедить. С этим отчасти связано то явление, которое он называет колитом: сжимание такой манжетки, задержание в себе, отсутствие легкого контакта с окружающим. Потому что при его тонкой конституции необходимо, скажем, два часа для того, чтобы переработать свои впечатления и напряжения, чтобы об этом думать, вспоминать, принимать какие-то решения. Если Степан блокирует в себе возможность переработки впечатлений, он не может от них избавиться. Мерцание как гипотеза может восприниматься в качестве попытки протолкнуть через себя пищу, информацию, энергию. Можно даже предположить, что маленькие тревожные неотреагированные чувства, которые бродят у него в сознании после прошедшей ситуации, — это аналог удерживаемых шлаков. Степан говорит, что использовал алкоголь для снятия стресса, а потом легко отказался от него. Можно сделать вывод, что алкоголь сам по себе для него не важен, а выполняет для него некую функцию, которая могла бы замещаться чем-то иным. В некоторых случаях эта функция может замещаться антидепрессантом или транквилизатором, способом переработки своих впечатлений, творческим началом, которое дает возможность найти, подобно Прусту, “утраченное время”. Кто-то может писать стихи и тем самым создавать некий поток движения отдельных мерцающих впечатлений, вспыхивающих и погасающих, и эти мерцающие впечатления ложатся на некий законченный текст, на готовую структуру. И тогда удовлетворение отдельных вспыхивающих, с трудом погасающих импульсов, впечатлений или частичек пищи делает ненужными мерцания на другом уровне, на уровне телесном, на уровне различных маленьких движений тела, на уровне сердечных мерцаний. Иными словами, требуется определенная гармонизация. Далее я бы предположил наличие нескольких состояний у Степана. Во-первых, состояние, которое Степан не любит, — состояние расслабленности и опущенности. Когда он чувствует себя, как сдутый мяч. Когда он вялый, немножко капризный, немножко раздражительный, и все его задевает. Ему кажется, что этого состояния нужно как-то избегать. Хотя оно очень терапевтично для него, и его нужно развивать. Во-вторых, я бы выделил состояние, наступающее в тот момент, когда он входит в рабочий ритм, чувствует себя эдаким прыгающим мячом... Как бы манекеном, знающим, что нужно делать... Ему это все, может быть, и не очень интересно, но он знает, что нужно делать, и легко с этим справляется. Он двигается, легко поворачивается в этой ситуации, ему кажется, что в таком состоянии он находится в хорошем тонусе — “при деле”. Дальше, я выделил бы третье состояние, при котором он видит ситуацию со стороны. В этот момент Степан смотрит на других людей, на происходящее как на шахматную доску или на карту, и при этом отстранен; ему кажется, он мало в этот момент чувствует, ему скучно или даже холодно. Может быть, даже неинтересно. Есть еще и другие состояния, но сейчас не будем углубляться в это. Вопрос, который сейчас стоит перед нами: “Как сделать так, чтобы не застывать ни в одном из перечисленных состояний?” Как сделать так, чтобы можно было легко выйти из рабочего ритма, в котором Степан совершает разные повороты и движения, как перейти в другое состояние? Как из состояния вялости и разболтанности перейти к чему-то приятному, но при этом не переутомляться? (Обращаясь к Степану) Есть еще какие-нибудь состояния, которые вы сами хотели бы добавить? Ведь все это — мои гипотезы...
Степан: Ну, все примерно так и есть, как вы говорите.
Терапевт: Я полагаю, что эти состояния нужно не снимать, а развивать, модифицировать. Например, возьмем состояние вялости, капризности, разболтанности, спущенного мяча. Я думаю, что это состояние очень важное. Надо научиться принимать себя в таком капризничающем состоянии. Например, найти особые способы почувствовать себя барином, лежащим в халате на диване, которому все не так. Лежать, переменить позу, как-то иначе развалиться, по-другому сесть (Степан: Я уже почувствовал...), ноги вытянуть, почесаться, залезть в теплую ванну, в этой теплой ванной полежать, это тоже дает телу возможность отпуститься, распустить здесь такие зажимы (Терапевт трогает клиента за запястье, локоть и плечо, показывая, где зажимы), распустить тесемочки, расплыться, позволить себе на время выйти из боевого, бодрого, активного состояния. Накопить в себе состояние вялости, научиться вызывать его сознательно, инструментально, упражнять свою способность быть вялым. И тогда, “раз я могу так разнообразно, используя свой ум, свои чувства, расплыться”, будет легче поверить в то, что “я, когда мне будет нужно, вот так же, шаг за шагом, смогу и собраться”. “Мне не нужно будет резко себя собирать, мне не нужно будет делать из себя куклу, марионетку, робота, чтобы выполнять рабочие обязанности; я не буду бояться того, что если я, не дай Бог, расслаблюсь, то меня поймают и обвинят в том, что я расслабился, что я играю чужую роль, что я на самом деле не такой уж и активный”. Прорабатывание капризного, вялого, несогласованного состояния очень важно. В сказке героя разрубают на части, и он остается в таком состоянии до тех пор, пока его не польют сначала мертвой, а потом живой водой. И в разъединенном состоянии каждая часть делает то, что она хочет. Правая рука чешется, левая нога вытягивается, и чем больше позволишь себе распасться на части, чем меньше требуешь от себя быть цельным, быть единым, жить по какой-то схеме, тем лучше. Это вот и есть тот настоящий отдых. Можно развить в себе поэтическую наблюдательность. Вот идешь себе по улице и смотришь вокруг: то обратишь внимание, как свет струится, а то почувствуешь всей своей кожей (у него ведь очень высокая чувствительность), как похолодало, а потом потеплело; то обратишь внимание на запах; в конце концов, просто вспомнишь какой-то фрагмент из своего детства — как бежишь по двору и смотришь на небо. Одно воспоминание ведет за собой другое, может быть, захочется написать кому-нибудь открытку, а может быть, захочется написать стихотворение, может быть, просто захочется пожить, поучить себя искусству просто получать удовольствие и жить, дышать всей поверхностью. Мы должны сделать так, чтобы вместо точек повышенных напряжений, несущих чрезмерную собранность и вызывающих мерцания, была создана большая дышащая поверхность. Чтобы рука была расслаблена, чтобы в ней как бы увеличилось количество суставов, и она приобрела дополнительную гибкость. В случае с Степаном, который мы сейчас разбираем, есть необходимость создать среди бела дня лакуны времени, островки, когда можно жить прошлым, когда можно разбираться на части или жить спокойной жизнью — так, чтобы было гораздо больше резонансных точек между ним и окружающим миром.
Косвенная задача, о которой я бы подумал: обратить внимание на поверхность тела, на кожу. Потому что кожа — это дышащая, чувствующая поверхность, она является очень важным органом чувств. Потому что, как только кожа начнет дышать, она на себя отвлечет ту энергетику, которая сосредоточена на губах, в горле, в сердце, в желудке и т.д. У клиента есть много точек напряжения. И до направленной работы по снятию этих точек напряжения, нужно создать некую общую дышащую телесную поверхность. Сейчас мы говорим о том, что мы не только оправдываем, а делаем очень важной, очень функциональной ситуацию вялости, расслабленности. Мы начали с того, что, по-видимому, для клиента подобное состояние является нежелательным, вытесняемым, а между тем, гораздо лучше ходить по улице, получать удовольствие, дышать кожей, писать стихи, чем выпивать бутылку водки и превращаться в лежащий камень, который не шевелится. Поэтому следует найти активные и сознательные способы расслабиться, быть вялым, капризным, отыскать возможность двигаться от собранности к расслаблению, а от нее — постепенно опять к другой степени собранности, а от нее — еще к одной степени расслабленности. Теперь поговорим о состояниях активности и бодрости. Видимо, нам нужно попытаться сделать так, чтобы его ролевое поведение, его манекенное предъявление — маски, которые каждый из нас носит, — были бы более разнообразны. Чтобы он мог незаметно для окружающих менять роли. Чтобы у него был больший диапазон гибкости. Может быть, имеет смысл подробнее обсудить, каковы его отношения с подчиненными. Например, когда ему нужно нахмуриться, показать, что он строг и грозен, хорошо бы, чтобы он мог чувствовать, что на самом деле ему весело и смешно. Иначе говоря, необходимо создать элемент самоиронии, отстранения, использования своей тени, своего расслоения. Степан хочет казаться грозным, сильным, начальственным, а на самом деле он робок, ему хочется спрятаться, он чего-то побаивается, и это нужно во чтобы то ни стало скрыть. Необходимо, чтобы в данной ситуации он мог быть в двух разных ипостасях, чтобы знал, что он действительно сейчас важная, грозная и весьма работоспособная личность, но при этом он как бы играет. Оттенком этого может служить взгляд на ситуацию со стороны, легкая ирония над ситуацией, рисование карикатур и т.д. Существует множество приемов, позволяющих человеку отреагировать избыточное напряжение с помощью символической деятельности. Когда человек сдвигает дистанцию давления на себя, он становится психологически независимым, приобретает психическую гибкость, которая ему требуется. Тем самым, из одного образа, из тягостного чувства однозначности, возникают, как из шапки волшебника, другие представления, другие образы. Возникает расслоение приковывающего к месту чувства. Возможность создать вместо одного зажатого разные чувства, как правило, решает проблему напряжения, страха и чрезмерного самоконтроля. Контроль при этом даже увеличивается, но приобретает другие образные формы. Контроль за ситуацией заключается в том, что “я в этой ситуации не прикован к месту, могу пошутить, могу иронизировать, могу отвлечься, могу расслабиться”. Если в состоянии вялости творчество Степана состоит в том, чтобы расслабиться как можно больше и распасться на части, почесаться, покапризничать, то, пребывая в своем рабочем состоянии, он воображает маленькие деловые решения, делает открытия, как иначе играть другую роль самому и как увидеть того, кто на него давит, или того, кто находится рядом, в других ролях. Он реализует свою способность расщеплять ситуацию, путешествовать во времени. Если мы сейчас опять обратимся к проблемам внутренних органов, проблемам, связанным с продвижением пищи, то отметим: пища также должна лучше расщепляться на части. Ему хорошо было бы избавиться от явлений задержек пищи в кишечнике — начать бегать или просто двигаться, быстро ходить. Иными словами, должен быть некий аналог такой тупой, глупой деятельности вроде выпивания бутылки водки. Каждый день пробегать два километра. Чтобы была обязательно некая физическая активность. Зарядка, бег (мы еще про это не говорили, но существует разница между тем, как он жил в детстве — ближе к природе, ближе к движению — и тем, что сейчас он практически от этого изолирован, заточен в свое социальное пространство, вот в эту городскую, иерархическую структуру). Ему нужно обязательно реализовать состояние активности, бегать, двигаться, муштровать себя... В частности, нужно придумать специальные упражнения которые он мог бы делать сидя у себя на стуле и обжимая живот — чтобы он мог массировать свой живот. Потому что, впадая в свое тревожное и подавленное состояние, он вообще забывает о своем теле. И тело начинает о себе напоминать такими неприятными явлениями. Сеанс интенсивного дыхания дал бы возможность диафрагме интенсивно двигаться, массировать внутренние органы, и тоже был бы для него весьма полезен. И, наконец, состояние четвертое — созерцательность, расслабление, обязательные прогулки, когда никого вокруг нет, полная свобода. Когда он находится в ясном сознании и может посвятить время тому, чтобы принять решение. Потому что для него наибольшая эффективность деятельности имеет место, когда у него есть время принять решение, составить некоторый план, а потом этот план реализовать. Это короткий конспект на будущий день и очень короткий дневник событий, происшедших только что. Потому что напряжение возникает в тот момент, когда Степан оказывается заточенным в “здесь-и-сейчас”, при этом он не отреагировал на то, что произошло вчера, хотя в этом есть большая потребность, и не наметил того, что будет завтра. Чтобы чувствовать себя психически защищенным, ему нужно подготовиться к будущей ситуации, немножко ее продумать, мысленно просмотреть, прокрутить фильм о ней; отреагировать, отследить, прожить, ту ситуацию, которая была раньше. Тогда такое расщепление во времени полностью будет реализовано, и он будет чувствовать себя уютно в настоящем, если сам активно сделает шаг в прошлое и шаг в будущее.
Таковы мои гипотезы, касающиеся Степана. Они могут быть отчасти верны, отчасти неверны. Но, как вы знаете, наша работа и заключается в том, чтобы создавать гипотезы, попадать в поток своих ассоциаций, и все это позволяет вам вести диалог с человеком и двигаться дальше. Кроме того, чтобы вызвать доверие человека, часто гораздо полезнее искренне рассказать ему о том, что вы думаете о нем, чем его расспрашивать. Совершенно не нужно расспрашивать человека, чтобы он повторял вам то, что он уже неоднократно говорил. Про “болит здесь” и т.д. Нужно помочь человеку увидеть самого себя лучше, шире, красивее. Разнообразнее. Чтобы у человека была возможность для трансформации, для легкого перехода из одного состояния в другое, третье, четвертое. Для того, чтобы мы могли помочь ему, описать и найти другие возможности, пути реализации для этого состояния. Теперь давайте уточним некоторые моменты. Все-таки, Степан, может быть, вы нам что-нибудь расскажете из своего детства. Какие-то впечатления, картинки, отношения в семье — то, что вам захочется.
Степан: Детство было хорошее, счастливое... Веселое, беззаботное. Одни хорошие воспоминания. Ну, если исключить ребяческие драки — что бывало, конечно, с кем не бывает. Картинки природы запомнились — речка...
Терапевт: Сестра у вас была?
Степан: Два брата. Старший и младший. А я средний. С братьями тоже хорошие отношения. Ну, со старшим, правда, немножко, ну, как и все дети, мы бывало, дрались... Если что-то не поделим... А вообще-то у нас были теплые дружеские отношения. После ссор мы сразу мирились... Обиды друг на друга не держали... Все быстро проходило. Ничего не могу сказать плохого. (Степан смеется.)
Терапевт: Зачем плохое, расскажите про хорошее. Какой-нибудь эпизод, который вы помните. Про семью, про то, какие у вас были отношения с отцом, с матерью. Кто еще для вас был важен?
Степан: Отец был очень хорошим. Сейчас, наверное, смешно было бы смотреть, как меня отец вытаскивал из воды. Мне было примерно пять лет. Карапуз я был, упал в речку. Он шел мимо, смотрит — чубчик торчит, и вытащил. Подрос побольше — в футбол постоянно с ним играли около речки, купались, загорали.
Терапевт: Попробуйте расслабиться. Давайте представим себе, что нам становится все уютнее и уютнее... что с каждым днем вы все больше и больше учитесь... чувствовать себя на своем месте... в своей скорлупе... в своих одеждах... И вам будет нравиться... иметь много разных одежд... и каждая одежда сообщает вам только ей присущую атмосферу... состояние... и вы можете сейчас обратить внимание на то, как... найти удобное положение для головы... почувствовать лучше свои суставы... и мы постараемся вместе найти такой способ, чтобы ваши суставы были все более гибкими... чтобы вы могли чувствовать себя подвижным... очень плавным... И не важно, вы... в покое или в движении... ощущение подвижности суставов... того, что вы так легко поворачиваетесь... шевелитесь... как будто акробат, когда хотите... можете перекувырнуться вокруг любой точки своего тела... Это особое ощущение... хорошо разогретого... пластичного тела... можете вспомнить или представить... как в детстве вы... что-нибудь лепите... разогреваете, разминаете... и лепите из пластилина... Особое ощущение в руках... И вы можете легко лепить из этого пластилина разные фигурки... придавать пластилину разные формы... и кажется, что вы так же легко можете принимать разные формы своим телом... и чем гибче вы становитесь... чем легче вы шевелитесь... тем приятнее, спокойнее становится... И кажется, что у вас... появляются особые суставы... в спине... в груди... гибкость... способность дышать разными точками... поворачиваться вокруг... легко и спокойно... вы можете представить себе, что тело хорошо разогревается... чувствует себя мягко и спокойно... И как только где-то в теле образуется... какое-то неудобство... вы шевелитесь... чуть-чуть двигаетесь... и оно растворяется... исчезает... исчезает... и может быть, вам захочется представить... что вы построите себе совершенно новый дом... стоящий реально... и одновременно очень фантастический... и этот дом, который воплотит в себе ваши мысли... ваши желания... ваши чувства... большой-большой дом... в котором будет множество комнат... И будет много разных видов из этого дома... И, выглядывая в одно окно... вы будет смотреть на окружающее... и видеть одни картины... одну природу... одни пейзажи... Всматриваться... И вам очень понравится выходить на балкон... долго-долго вглядываться... и видеть, какое время года, как оно меняется... наблюдать за привычными глазу деревьями... за той природой, которую вы хорошо знаете... которая служит вам множеством разных оболочек... Так приятно выйти из комнаты на балкон... опереться... почувствовать перила руками... почувствовать запахи вокруг... запахи этого времени дня... этого времени года... приглядеться... увидеть небо... землю... почувствовать себя будто вросшим в эту землю. Почувствовать себя частью этого неба... Услышать звуки вокруг... Все больше и больше... И вернуться обратно... И почувствовать себя защищенным этой комнатой... И может быть, вам будет особенно приятно представить... что в этом вашем новом доме... есть еще много других комнат... В каждой комнате... вы испытываете особое настроение... особое состояние души... из каждой комнаты открываются совершенно другие картинки... и может быть, вы вспомните... что можете войти в другую комнату... подойдя к окну... увидеть цвет деревьев снаружи... может быть, зеленые... может быть, красные листья... может быть, желтые... и оттенки неба... и цвет земли... И может быть, очень приятно... перемещаться из одной комнаты... медленно-медленно... чувствуя каждое движение... в другую комнату... двигаться по ней... и чувствовать запах этой комнаты... прикасаться к стенам... и знать, как крепко сделан пол... и вы можете вообразить, что в одной из комнат находится камин... и особенно приятно исходящее из него тепло... И стоит только к нему приблизиться, ощутить... почувствовать сухой жар... иногда ладонью... иногда запястьем... иногда всей грудью... И этот жар, это тепло... этот огонь может быть вам чем-то приятен... И если вы долго-долго всматриваетесь в этот огонь... может быть, он будет пробуждать у вас какую-то особую активность... а иногда легкую тревогу... а иногда покой... Вы можете вслушаться в потрескивание... и тишину вокруг... И может быть, в этом доме, где так много новых комнат... вам захочется побыть одному... и пойти еще в одну комнату... увидеть, как много там разных... припасов... полезных вещей... посмотреть, пощупать, и опять войти еще в одну комнату...
Колит отражает тенденцию копить. И лучше копить впечатления, связывать их, реализовывать, чем копить болезни... Или копить нечто приятное — припасы, которые можно съесть или которыми можно угостить, или которые можно понюхать. Когда человек пытается копить различные вещи, у него уже есть некоторый выбор. Комната с припасами отражает функцию чулана. Места, в которое можно спрятаться, кладовки для хлама. Не нужно, чтобы все комнаты имели парадный вид. Должна быть возможность разной закрытости...
И может быть, вам захочется выйти на террасу... и почувствовать открытость... окружающего... и этот дом... когда вы хотите, отпускает вас от себя... когда вы хотите, манит обратно... и может быть, в какой-то из комнат... вам захочется лечь... и расслабиться, и вспомнить ощущения хорошо... расслабленного тела... лежащих рук... лежащих ног... дышащего живота... Каждая клеточка... начинает дышать отдельно... Так хочется найти... удобную позу и медленно перемещаться... как будто переходя в новую позу... вы сбрасываете с себя оболочку от старой... что-то от вас отшелушивается... уходит лишнее... переходя еще в одну позу... вы чувствуете себя плавным... спокойным... счастливым... И может быть, иногда хочется свернуться в клубочек, как в детстве... и вы вспоминаете... как по телу может проходить легкая судорога... в момент засыпания... и стоит только хорошо отдохнуть... долго-долго побыть в этой комнате... с закрытыми глазами... как будто вы видите короткие сны... вспоминаете другие комнаты... вид на лес... а может быть, на море... Вид из окна... лес... небо... Вам немножечко жалко... что вы редко вспоминали... все это... Так приятно почувствовать заново запахи... как будто вы начинаете чувствовать их опять так остро... чувствовать запахи... легко и спокойно... и с этими волнами запахов... какие-то важные воспоминания... приходят... И вы чувствуете, что эти воспоминания... эти старые запахи... заставляют вас дышать глубже... и улыбаться навстречу окружающим... и лицо становится открытым... улыбающимся... и вы чувствуете себя... как будто сбрасываете лишний груз... лишний вес... И можете представить себе, что входите в еще одну комнату... и вам хочется размяться... подвигаться... почувствовать тело подвижным... и сделать многое из того... что вы раньше забывали сделать... кувыркаться... подпрыгивать... немножко поупражняться... Все больше и больше вам нравится плавать... Точность движений... Точность движений... Вы можете представить себе... как приятно чувствовать скорость... и подвижность... Легко-легко поворачивать... легко-легко... Кажется, что в душе... откуда-то из глубины... всплывают какие-то давние воспоминания... приятные картины... опять запахи... и пузырьки... в воде... И может быть, вы можете представить... как вы смотрите на... чистую текущую воду... вглядываетесь в нее... и вам нравятся отдельные брызги... отдельные струйки... и кажется, что эта вода что-то очищает... уносит... текущая чистая вода... И иногда становится немножко грустно... и весело... легко и спокойно... Легко и спокойно... И так приятно... засыпать... засыпать... засыпать... опять засыпать... и кажется, что мой голос... откуда-то издалека... струится... И вы представляете себе, что еще в одной комнате есть очень много разных ваших одежд... и каждая из одежд — это особая оболочка... которая вас очень легко отделяет от окружающих... иногда вам хочется быть очень близко к тому, что происходит... а иногда, наоборот, далеко...
Полезно в разных состояниях иметь для себя разные оболочки: разную одежду, разный пейзаж, разные запахи, необходимо создание вариативности, потому что, когда человек отказывается от лишнего, он теряет и необходимое.
И так приятно ощущать на коже... дыхание тепла... а иногда ветра... так легко меняются состояния... когда вы меняете костюм... и халат... или надеваете... свою особенно любимую рубашку... Вам очень приятно, что так много маленьких разных ощущений... к которым вы можете прикоснуться... вспомнить... Вы вспоминаете тепло солнца на коже... температуру воды... вам очень нравится к чему-то прикасаться губами... и вы вспоминаете... и все легче и легче... все лучше и лучше... ощущаете особенное состояние покоя... уверенности в себе... И так легко нащупывать этот покой плавными губами... расслабленными пальцами... нащупывать этот покой равномерным... и спокойным движением суставов... И в этом покое... так хорошо ощущать себя уверенным... Никаких напряжений... Покой... И стоит вам только прикоснуться к большому количеству разных запахов... большому-большому количеству разных картин... разным маленьким движениям... стоит только прикоснуться... ко всему приятному разнообразию вокруг вас... вы ощущаете покой, как будто вы парите... в потоке воздуха... когда вы хотите... вы возвращаетесь в одну из комнат... вашего дома... прикасаетесь... переживаете... смотрите... и вам очень нравится, закрыв глаза... прислушиваться к особым звукам в каждой комнате... и вы чувствуете, как ровно и спокойно... бьется ваше сердце... как ровно и спокойно... вы дышите, и это равномерное биение сердца... разгоняет по всему телу... маленькие золотые точечки покоя и тепла... и вам очень нравится ощущать... как хорошо... двигается у вас в животе еда... пища... вам очень нравится равномерное... такое плавное движение всего, что происходит в вашем организме... вы чувствуете себя подтянутым и одновременно расслабленным... когда вы прислушиваетесь к тому, что происходит вокруг... когда бродите по своему дому... вам очень нравится ощущать себя... хозяином всего того, что находится рядом с вами... очень нравится накапливать эти маленькие ощущения... маленькие картины... разные запахи в своем доме... И возвращаться в ваш собственный дом... в своем воображении... и возвращаться в него, пристально всматриваясь... и чувствуя, как много в нем только вам известных возможностей... вам известных пространств... Легко и спокойно... Вам очень нравится ощущать свое сердце ровным... и спокойным... Ощущать свой пульс... который доходит до самых кончиков вашего тела... ощущать пульс кончиков пальцев... и это плавное движение всего тела... плавное движение... ощущение себя опять подростком... мальчиком, которому так легко и приятно кувыркаться... так хорошо и приятно вспоминать... что-то планировать... и чувствовать особенное значение той комнаты в вашем доме... где вы можете занять особенно удобное место... и планировать то, что вам еще хочется сделать... легко и свободно... Думать и чувствовать... Вам очень нравится вкусный воздух... разные запахи... очень нравится покой и тепло... То, что можно, перемещаясь из одной комнаты в другую... из одного состояния в другое... из одного переживания к другому... переходя от одного запаха к другому... от одной картинки к другой... чувствовать себя легко и спокойно... И накапливать эти впечатления... накапливать эту энергию... радоваться тому... как ровно и спокойно... бьющееся сердце... разгоняет по всему телу... энергию и покой... И вы чувствуете, как вокруг всего тела струится воздух... как будто особенная, только вам присущая оболочка... которая вас от всего оберегает... от всего предохраняет... Спокойно и легко... И вы чувствуете, как вы куда-то двигаетесь... даже когда вы находитесь неподвижно на месте... вы чувствуете полный покой... когда вы куда-то двигаетесь... и приятное ощущение... владения собственным телом... тепла от своих рук... тяжести и опущенности в своих плечах... равномерности своего дыхания... Как приятно то приближаться... то отдаляться от окружающих... легко и спокойно... легко и спокойно... Все легче и легче... вы можете заходить в это состояние... покоя и отдыха... и, меняя интенсивность своего дыхания... разгоняя энергию по всему телу... вы так хорошо можете сами влиять на себя... и успокаивать, и вспоминать... и чувствовать... Легко и спокойно... И когда вы хотите... можете выйти из своего дома... и погулять вокруг... и мысленно возвращаться... к этому важному для себя убежищу... своему обжитому пространству... своему естественному обитанию... И отходя от этого дома... и попадая в другую ситуацию... вы можете мысленно возвращаться обратно... и двигаться к нему... И когда вы захотите... очень не спеша... начинаете возвращаться к себе в дом... и с удовольствием находите места, где можно сидеть... лежать... стоять... помня о том, что из разных комнат этого дома... открываются разные виды... и в разных комнатах этого дома... так удобно чувствовать свои разные состояния... что бы вы ни делали... вы чувствуете себя... равномерно и спокойно... спокойно и легко... Вы чувствуете свои руки и ноги... И когда вы захотите... когда вы захотите... вы не спеша откроете глаза... и улыбнетесь.
Вопрос участника семинара: Состояние, которое вы внушали, очень далеко от реальности Степана. Каким образом это может помочь ему?
Терапевт: Состояние, которое мы вызываем, моделирует для человека возможную реальность, и он убеждается в том, что она для него возможна. Это совсем не значит, что он из этой моделируемой реальности никуда не выпадет, но человек обретает некую по мерке сшитую возможность того, что он может там быть, что есть это второе состояние, в котором ему было бы хорошо. И это все равно что указатель на дороге: по этой дороге поедешь, туда попадешь. Это возможность купить билет и попасть в определенное место. Зачастую реальность происшедшего моделирования оказывается более сильной, чем реальность сегодняшнего состояния. И тогда можно говорить о функциях показа, направления возможностей. Кроме того, человек вышел из однозначности своего пребывания. И это тоже является реальностью. Таким образом, эффект заключается в том, что он может поверить: это возможно, что он вышел из того, на чем был сфокусирован, что он может начать развивать другие аналогичные состояния, подобные тому, которые были даны.
Вопрос участника семинара: Насколько типичен для гипнотерапии произносимый вслух анализ происходящего?
Терапевт: В данном случае большое значение имеет разогрев клиента и всей группы. Комментируя вслух происходящее, я разогреваю группу и показываю некоторый способ терапевтического мышления и работы с клиентом. Я размышляю и создаю вероятностные гипотезы. Для группы это интересно тем, что показывает возможность думать о человеке терапевтически и одновременно говорить с ним по-человечески на простом языке, не употребляя никаких гипотез. Во-вторых, группе демонстрируется, что можно строить предположения, делать ошибки и просто начинать говорить или думать, не имея для этого достаточного материала. В-третьих, здесь имеется попытка воочию показать некие элементы происходящего, которые кажутся связанными как на телесном, так и на психическом уровне. Иными словами, здесь разворачивается анализ таких мотивов, которые могут прослеживаться не только в психике, но и в теле.
В то же время я приручаю клиента. Говоря, например, о разных видах мерцательности, я фактически показываю ему, что я на него смотрю, его вижу, заинтересован в нем, я различаю детали, что меня интересуют его тонкие состояния. Помимо прочего, это возможность создания некоего эскиза состояний клиента, воссоздания состояний, о которых он сам ничего не говорил. И тот факт, что клиент говорит: “Да, все подходит и похоже на правду”, кажется интересным для группы тоже. Угадывание идет впереди расспрашивания. Он бывает достаточно косноязычен, рассказывая о себе, поэтому экономится немало времени, если что-то рассказывается за него. После этого клиенту уже легче досказывать самому: он убеждается, что про него достаточно много известно и то, что он скажет, уже не будет отличаться острой новизной.
Вопрос участника семинара: Какие образы транса направлены на снятие симптомов напряжения?
Терапевт: Я предлагаю ему сделать так, чтобы взамен повышенных напряжений и чрезмерной собранности, вызывающих мерцание, была бы создана большая дышащая поверхность — фактически эпиграф к данному случаю. Я даю аналог этому — лакуны времени для себя среди напряженного дня, увеличение количества резонансных точек общения с окружающей средой. Короче говоря, он большими порциями пил водку, слишком большими и заряженными порциями работал, поэтому точно так же у него должны быть островки большего покоя и иной тонкости контакта с окружающим.
Вопрос участника семинара: Как другие гипотезы реализуются в трансе?
Терапевт: Фактически, многие мотивы, которые мы затрагиваем в разговоре, обыгрываются и в трансе. Предлагается многосуставность и излишняя дробность как оппозиция цельному, скованному, напряженному. Суставы — это как бы некие масштабные линзы, то, что меняет возможность движения разных частей руки или ноги. Ощущения пластилина, перетекания в другие состояния, возможность дать себе свободное время и вглядываться в окружающее пространство, беспредметное общение с окружающим, возможность быть разным, не теряя возможности быть собранным. Все это и есть аналог большой дыхательной поверхности. Точность и расслабленность, точность и расслабленность. Переход между внушением разнообразия во внешнем пространстве, внимания к происходящему, и детализация его внимания к своему собственному телу. Причем эта детализация ощущается как возвращение своего тела в целом, а не отдельных его симптомов. В трансе прорабатывается множество мелких ощущений как перебирание хорошо чувствующего себя тела.
Индивидуальная гипнотерапия в группе
Психотерапевтическая работа проходит в группе — в тренинговой группе, которая собралась учиться навыкам гипноза и психотерапии. В начале работы четко проговаривается, что существует три составляющих в процессе обучения психотерапии, а именно: (1) позиция клиента, личностно ориентированная работа каждого из нас, которая становится инструментом последующей работы. Я исхожу из того, что в гипнотерапии есть свой путь тренинга терапевта, свой клиентский путь. (2) Позиция супервизора, постоянного наблюдателя за происходящим. Эти две позиции, первая и вторая — крайние позиции, и между ними существуют некие переходы. Человек учится дистанцироваться от проблемы и входить в проблему, очень глубоко переживать ее как свою собственную и выходить в позицию стороннего наблюдателя. (3) Позиция ученика, осваивающего техники, когда то, что происходит, может быть понято и усвоено как техники, как отдельные интервенции. Каждый фрагмент происходящего может разбираться, по нему задаются какие-либо вопросы. Для этого весь процесс работы записывается на видеокамеру. Потом зачастую записанное просматривается, и в момент просмотра человек как бы переживает все происшедшее вторично, он может задать любые вопросы, остановить действие, высказать собственные комментарии, свободные ассоциации. Таким образом, происходящее в тренинговой группе можно описать как сплав личностной работы, лечебного процесса и обучения.
Я думаю, что с каждым из описанных здесь случаев я работал бы наедине, в обычном сеансе психотерапии так же, как и в группе. Но в группе психотерапевтический эффект усиливается, потому что человек знает, что вокруг — люди, но при этом он отвлечен от всего происходящего и сконцентрирован на том, что происходит именно с ним, здесь и сейчас. И эта двойственность, публичность и интимность, друг другу совершенно не противоречат, они усиливают друг друга. Собственно, это и есть транс — одновременное существование, соприсутствие в нескольких состояниях, в находящихся далеко друг от друга реальностях. Смена фиксации на каком-то одном состоянии и возможность одновременного существования внутри каждого состояния, при ясном их разделении. И тогда человек, находясь в группе, ощущает, что он среди людей и одновременно может испытывать состояние глубокого экзистенциального одиночества, противостояния жизни и смерти, и это непротиворечащие друг другу состояния.
То, что происходит с одним человеком, как-то отзывается и в других. Обычно существует высокая вовлеченность людей, участвующих в тренинговой группе, в происходящий терапевтический процесс. В группе иногда смеются, иногда плачут, напряженно вглядываются или засыпают: происходит некая “прочистка” каналов реагирования. Человек реагирует более открыто и непосредственно. В единицу времени переживается больше эмоций, чем обычно. Я думаю, что более интенсивному обучению способствует именно то, что люди позволяют себе чувствовать. И тогда это не просто учеба на собственной шкуре, когда ты сам сидишь на этом горячем стуле, но и учеба посредством более высокой степени идентификации с тем, что происходит в другом человеке.
Который из них я?
Клиента зовут Максим, он начинающий психиатр. Это первый из трех сеансов работы с ним, представленных в книге.
Терапевт: Что вы хотите?
Максим (с улыбкой): Бросить курить.
Терапевт: А что это значит для вас?
Максим (после паузы.): Не курить сигареты.
Терапевт: А что вы собираетесь делать в это время?
Максим: Ну, я найду, чем еще заняться.
Терапевт: Ну, найдите.
Максим: Читать больше, гулять….
Терапевт: Какое-то глупое утверждение. Вот вы выходите в коридор, тянете руку ко рту. И что же вы в это время будете делать? Остальные будут курить, а вы читать? Да?
Мне кажется, что такая наглая интервенция в самом начале беседы, кроме шокирующего, имеет и другое значение. Я думаю, что он очень боится быть глупым, боится показаться глупым, боится сделать не то, что надо. У него сильная интеллектуальная неуверенность и претензия на то, что он должен быть умным. “Поиски ума” в виде повышенного интереса к психотерапии прикрывают его довольно высокую тревожность. Тревожность, которая часто бывает у молодых психиатров по поводу своей нормальности.
Поэтому для него такая реплика содержит гораздо большее значение, чем для обычного человека. Это фактически некая интервенция или сообщение о его разумности и нормальности.
Максим (после паузы): Нет, наверное.… Я не буду выходить в коридор.
Терапевт: А что же вы будете делать в это время?
Максим: Дома сидеть.
Терапевт: Ну, вот сейчас люди выходят курить в коридор, общаются. А вы что же будете тогда делать?
Максим: Ну, может быть, общаться без сигареты? (Начинает покусывать губу.)
Терапевт: Ну, все курят, а вы будете без сигареты?
Максим: Ну, меня это, по-моему, мало смущает.… Мне так кажется.
Терапевт: Хорошо, а что вам тогда мешает не курить?
Максим (чуть запинаясь): Я могу бросить курить, но мне тогда психологически плохо.
Терапевт: Почему?
Максим: У меня ощущение, что я тупею.
Терапевт: Может, правда тупеете? (Смех в аудитории.)
Я проверяю гипотезу, что для него курение, как это ни странно, один из способов чувствовать свою значимость. Он чем-то занят, организован, адекватен, он выглядит более значительным и важным. И, в некотором роде, он выглядит старше своих лет, что тоже является его целью на пути быть и казаться умным. Курение — это такой гвоздь, который вбит в способ общения с окружающими, в организацию его времени, в организацию его желаний. И он нуждается в таком организаторе.
Максим: Может быть….
Терапевт: А в чем это выражается?
Максим: Это выражается в том, что когда передо мной стоит какая-то задача и нужно ее решать, я начинаю курить, и как раз в момент курения у меня обычно появляются мысли, каким образом можно ее решить….
Терапевт: Ну, так что же вместо этого делать?
Максим: Не знаю.
Терапевт: Подумайте.
Максим: Я бы хотел не курить, но в то же время, чтоб у меня была возможность…...
Терапевт (перебивая): Чем это можно заменить в таком случае? Чтобы вы не тупели?
Он имеет некий выбор здесь — о чем говорить, “как не тупеть, иметь голову на плечах” или о курении.
Максим (после паузы): Не знаю. Предлагают — алкоголем….
Терапевт: Подходит?
Максим: Не-е-ет….
Терапевт: А чем же тогда?
Максим: Ну, может быть, как-то научиться регулировать свое состояние, чтобы можно было принимать решения….
Он фактически сейчас сделал выбор: ему интересно говорить не о курении, а о состоянии “как не тупеть”. Другой любопытный момент: когда я у него спрашиваю, не хочет ли он пить, он говорит: “Я не хочу”. Думаю, что этот ответ значит примерно следующее: “Я и так в своей голове не уверен, а уж когда выпью, тогда совсем дурак”.
Терапевт: Это какая-то общая фраза. Что она означает?
Максим: Научиться вызывать такое состояние….
Терапевт: А какое “такое состояние”?
Максим: Когда я хожу с сигаретой туда-сюда, и у меня нет вроде бы никаких мыслей, а потом вдруг появляется решение.
Терапевт: Ну, а без сигареты с чем ходить туда-сюда?
Максим: Не знаю.
Терапевт: Тогда как же можно бросать курить? Можно сказать, когда вы говорите “бросать курить”, это означает “бросить мысли”. Их и так-то обычно немного. А тут еще и последние бросить? Это что же за преступление против человечества? (Смех в группе.) По вашему рассказу, сигарета — лучшее, что у вас есть, а вы хотите ее бросить….
В поведении этого парня есть много невольного эпатажа, клоунства. И его клоунство — форма поиска неизвестного “кто я”. Такое впечатление, что он как бы немножко никакой, еще не вылеплен. С помощью своих клоунад Максим немножко заостряет себя, много говорит, умничает, хочет быть небанальным. Так он старается привлечь внимание группы и хотя бы время от времени быть лицом, быть каким-то очерченным. Но он отстранен от группы и то, что группа над ним смеется, — это скрытый, бессознательный позыв группы включиться, придвинуться ближе, потому что высокопарностями и умничаньем он отодвигается от нее, дистанцируется в абстрактное далеко.
Максим: Ну да, я могу бросить курить, но потом мне становится плохо….
Терапевт (перебивает): Лучше всего бросить дом, работу, любимую женщину, но сигареты надо оставить. Как же можно их бросать?
Максим: Я понимаю, что это плохо. Знаю, что когда я не курю, у меня улучшается физическое состояние. Я могу больше и быстрее плавать, не так устаю. И вообще, это не престижно….
Терапевт: У вас будто два полюса: на одной чашке весов находится все лучшее, что у вас есть, а именно — сигарета. А на другой находится здоровье, лучшие результаты в плавании….
Максим: Престиж.
Терапевт: Ну, и какую же чашу бросить?
Максим: Ну, я-то хотел бы так бросить курить, чтобы при этом оставить то, что мне дает курение….
Терапевт: Тогда что же может быть вместо этого?
Максим: Ну, какой-то ритуал, видимо….
Терапевт: Какой?
Максим (задумывается, разводит руками): Любой. Может быть, перебирание часов, четок, еще чего-нибудь….
Терапевт: Ну, поперебирайте часы.
(Максим расстегивает ремешок часов, снимает их с левой руки, перекладывает в правую и растерянно смотрит на них.)
Терапевт: Подходит? (Максим пожимает плечами). Может, их пососать? (Максим смеется.) Не подходит? (Максим снова застегивает часы на руке). Ну, так что же делать? (Максим пожимает плечами и, растерянно улыбаясь, смотрит на терапевта.)
В этой простой сценке проигрывается ситуация “Как из человека можно сделать полного дурака”. Оказывается, что это состояние для него, как ему ни странно, вполне переносимо, и внутри него совершается некий цикл событий: он задумывается о том, что же на самом деле очень важно, во что-то погружается, переносит кажущийся неуспех... Он становится дураком и вдруг понимает, что дураком тоже можно жить. И это состояние, когда он попал в то состояние, которого так боится, и при этом жизнь продолжается, и с ним продолжают разговаривать и смеяться, но может, уже не над ним, это состояние достаточно важно. Мы как бы зондируем здесь три линии: что действительно он мог бы делать вместо того, чтобы курить; насколько можно врать, насколько можно быть искренним и реально говорить о проблеме, которая его волнует; и третья проблема — проблема его внутренней тревоги, нормальности и ума. Вся эта ситуация с часами показывает ему, что не принимается то, что он на ходу придумывает, но принимается он сам. И эта фигура повторится: его скоропалительные идеи подвергнутся высмеиванию, но это не будет для него означать смерть.
Так что же это за античеловеческое желание бросить курить в вашем случае? Тогда вам, наоборот, надо курить больше? (Максим растерянно смеется). У вас будет больше мыслей, чувств, больше связей с действительностью… (Максим молчит, чуть отвернувшись от терапевта и как бы отгородившись от всех и всего.) Вы какие сигареты курите?
Максим: “LM”.
Терапевт: Сколько в день?
Максим: Когда нервная напряженная работа, три сигареты, пять.…
Терапевт: В день?
Максим: Да. В сутки.
Очевидно, что речь фактически идет совсем не о курении. Его настоящий вопрос состоит в том, нормален ли он, не глуп ли, не сумасшедший ли, может ли управлять собой или не может.
Терапевт: Ну, а если вам курить пятнадцать?
Максим: Ну, когда у меня что-то напряженное, я могу и две пачки выкурить. Когда я долго не сплю. Когда мне надо что-то делать….
Терапевт: Я не понимаю, почему вам надо бросать курить.
Максим: Потому что мне это не нравится само по себе. Мне это мешает жить. (Резко передергивает плечами, откидывает голову, будто бы от чего-то отмахиваясь).
Терапевт: А что-нибудь еще вам в себе не нравится?
Максим: Мне много чего в себе не нравится, но это не нравится больше, чем остальное (Начинает покусывать нижнюю губу и замолкает).
Если судить по интонации, с которой он говорит, у него есть несколько голосовых масок, которые, как мне кажется, довольно точно передают его состояния. Одно из таких состояний: “А, нам все равно!”, — маска человека, который “отбалтывается”, легко говорит о чем угодно. Другая маска — это маска человека с дрожащим голосом, который что-то в себе сдерживает, чего-то побаивается, неуверен, немножко суетится и хочет это скрыть. Третья маска появляется сейчас — маска отступающего, капризного человека, который, отступая, хочет что-то найти, но опасается, что не найдет. Я же хочу, чтобы он начал выступать в достаточно сильной энергетической ипостаси, когда он не будет бояться задумываться, молчать, чего-то искать, куда-то углубляться.
Терапевт (после паузы): Все-таки я не понимаю, чего вы хотите. Какая-то игра на уничтожение. Зачем же бросать курить, если это так для вас значимо и так приятно?
Максим: Я понимаю, что если не брошу курить, буду платить за это слишком большую цену.
Терапевт: Иными словами, вы как бы предлагаете мне сделать операцию: отрезать кусочек тела, который не нужен, чтобы все остальное тело сохранилось.
Я предлагаю ему отрезать кусочек тела — фактически произвести некую кастрацию.
Максим: Нет.
Терапевт: А как?
Максим: Я хочу именно избавиться от этой привычки. Уметь регулировать себя. Может, как-то психологически….
Терапевт: Вы что, автомат? Что значит “регулировать себя”? Где у вас будет кнопка? Что вы имеете в виду?
Максим: Для меня сигарета — способ вызвать состояние, когда я могу мыслить.
Терапевт: Хорошо. Что вместо этого может быть?
Максим (раздраженно): Я не знаю.
Терапевт: А кто знает?
Максим (после паузы): Я думал, вы знаете….
Терапевт: Нет, я не знаю.
Максим: Я думал, что, может быть, смогу вызывать это состояние без сигареты. Может, оно само будет приходить….
Терапевт: Вызывайте, попробуйте. Посмотрим.
Я придерживаюсь пути, который противоположен пути, выбранному клиентом: я часто веду себя как дурак. И, косвенным образом, показываю ему, что иногда это достаточно продуктивно: можно быть достаточно уверенным в себе, и при этом оставаться дураком.
(Максим растерянно смотрит на терапевта, молчит, с досадой шлепает рукой по подлокотнику кресла).
Терапевт: Что происходит, когда у вас появляется мысль? Откуда, как она появляется? Что вы называете “этим состоянием”?
Максим: Это такое состояние, когда сначала нет никаких мыслей. Я обладаю какой-то новой информацией, которую не понимаю, не воспринимаю. Я закуриваю и хожу все это время. Мне кажется, у меня вообще ничего нет. Я ни о чем не думаю, просто хожу. Видимо, это какое-то трансовое состояние. Потом у меня вдруг появляется решение. Может быть, несколько решений. А потом я уже могу их обдумывать. (Все это он произносит скороговоркой.)
Терапевт: Хорошо. Что вы от меня хотите?
Максим: Я хочу, чтобы вы, с одной стороны, помогли мне бросить курить, и при этом научили вызывать это состояние без курения.
Терапевт: Какое “это состояние”?
(Максим долго молчит.)
В этой длинной паузе, я думаю, он отвечает сам себе на два вопроса: “Кто из нас дурак, этот терапевт или я?” и “Кто над кем издевается?”
Максим: Состояние, в котором я могу принять решение, найти ответы на вопросы.
Терапевт: Таким образом, сигарета — это такой сустав, с помощью которого вы перемещаетесь? Можете принять новое решение….
Максим: Сигарета в разных ситуациях разная.… Она может служить средством успокоиться, средством простимулироваться.
Терапевт: Она для вас — волшебная палочка. Усиливает любые действия?
Максим (поспешно): Да, да.
Терапевт: Она катализирует эти действия. Без нее вы более вялый, не принимаете решений.… А тут прикоснулся — и она вас как укол оживила… (Максим согласно кивает). Вы, что, наркоман?
Максим: Ну, да….
Терапевт: Угу…. (Пауза.) Получается, что психологически вы не можете без какой-то волшебной палочки. Вы не чувствуете себя самодостаточным. Нужно, чтобы кто-то вам помогал?
Максим (с горячностью): Я могу — физически — не курить. У меня был период, когда я не курил месяц или два. Но мне плохо психологически….
Терапевт: Кто вас научил курить?
Максим: Что значит “кто научил”? (Пауза.) Ну, как все начинают курить? Во дворе, видимо….
Терапевт: Я не знаю, как все. Как вы?
Максим: У меня были друзья. Появились сигареты. Кто-то принес.
Терапевт: Ну, а кто?
Максим: (скороговоркой): Мне было лет семь или восемь… (Пауза.) Был один парень.
Терапевт: Вы помните его?
Максим: Да.
Терапевт: Он вам помог? Тогда?
Максим: Тогда было просто интересно. Потом мне понравилось это ощущение.
Терапевт: Что, он был опытнее, сильнее вас? Как это вышло?
Максим: Скорее, мы с ним конкурировали.
Терапевт: И что?
Максим: Он принес сигареты и закурил. Я тоже. Потом это продолжалось эпизодически. Потом я стал курить постоянно.
Терапевт: А он?
Максим: Тоже.
Терапевт: А он не хочет бросить?
Максим (после паузы): Нет.
Терапевт: Ну, а если вы бросите курить, вы проиграете?
Максим (задумавшись): Нет.
Терапевт: Почему?
Максим: Я выиграю, если брошу курить.
Терапевт: Ну, если бы вы тогда не начали курить: он бы закурил, а вы — нет….
Максим: Тогда — да….
Терапевт: А что изменилось? Вы что — повзрослели?
Максим: Правила игры поменялись….
Терапевт: Но те правила игры ведь тоже остались? Куда они делись?
Максим: Если я брошу курить сейчас, я выиграю.
Терапевт: Из чего это следует?
Максим: Из того, что сейчас престижнее... Ну, не престижнее...… Ты окажешься впереди, если сейчас бросишь курить.
Интересный момент. Сейчас он называет первый для себя реальный стимул в своей системе ценностей, чтобы бросить курить.
Терапевт: Тогда бросайте.
Максим: Тогда я потеряю то, что стало для меня стереотипом действия….
Терапевт: Ну, если вы не хотите курить...… Подумаешь, потеряете. Что у вас, мало стереотипных действий останется? Вы ведь по утрам умываетесь?
Максим (со смехом): Да. Зубы чищу.
Терапевт: Умывайтесь пять раз в день.
Максим: Процесс умывания не дает мне такой подпитки.
Терапевт: Сколько раз вы затягиваетесь, когда курите?
Максим (задумывается): Посчитать? Раз двадцать. Может, меньше. Но наиболее ценные — первые три-четыре затяжки. А самая классная — первая.
Я сделал два разных хода с точки зрения детализации его внимания. Первый ход: я задал несколько вопросов о том, как он начал курить, как это произошло — такова детализация связанных с курением ощущений. Сейчас, во второй раз, происходит детализация того, как он закуривает, сколько затяжек, каковы реальные ощущения и т.д. Это перевод разговора в принципиально другое, более подробное русло.
Терапевт: Трудно тогда лишиться такого удовольствия. Каждую сигарету нужно достать, размять, потрогать, закурить, увидеть, какие у тебя сигареты….
Максим: Да.
Терапевт: Затянуться раз, затянуться два, три, четыре, пять.… Все это время можно затягиваться по-разному.
Максим: Да….
Терапевт: Сигарету то гладишь, то целуешь, то сосешь, то от себя немножко отталкиваешь, то притягиваешь.… Как можно от этого отказаться? Просто, по-моему, преступление против человечества в вашем случае… (Максим смеется.) Может, наоборот, надо курить с большим удовольствием?
Я предполагаю, что это для него самое подробное действие его жизни. Он ничто не смакует так, как сигарету. Все остальные дела он делает поверхностно, невзначай, неуверенно. Единственное, что он делает со вкусом и внутренним чувством дифференцированности, это курение.
Максим: (смущенно улыбается): Курить реже и в более комфортной ситуации?
Терапевт: Да нет: курить чаще….
Максим: Нет, когда куришь часто, это не приносит никакого удовольствия.
Терапевт: Почему?
Максим (сморщившись): Потому что просто тягаешь дым туда-сюда.… Втягиваешь в себя, выбрасываешь — и ничего не чувствуешь. Вот когда долго не курил, а потом закуриваешь — тогда получаешь максимальное удовольствие от сигареты….
Обратите внимание, что Максим говорит о курении в сексуальных терминах. У него действительно процесс курения носит чувственный характер. Лучшее, что в нем есть — это курение. И он от этого хочет избавиться. И стать — то ли автоматом, то ли монстром, то ли человеком, который идет напролом. Вся нежность, которая в нем заложена, все чувства, вся уверенность сошлись на курении. И он хочет, чтобы я, как хирург, взял и вырезал это.
Терапевт: А чему-нибудь еще мешает курение, кроме абстракций, таких как курить непрестижно, нездорово, лет через пятьдесят, а не через пятьдесят два — умрешь?
Максим: Да, есть такая причина. Моя мать очень сильно переживает, что я курю. Мне это очень неприятно.
Терапевт: А-а, так еще и для матери?
Максим: Ну, да.
Терапевт: А у вас есть еще какая-нибудь другая любимая привычка, кроме курения?
Максим (после паузы): Книжки, наверное, читать….
Терапевт: А от чего бы вы скорее отказались — от книжек или от курения?
Максим: От курения.
Терапевт: А вы уверены, что от чтения книжек сложнее отказаться?
Максим (тихо): Уверен.
Терапевт: Смотрите: когда вы закуриваете, у вас меняется состояние. Вы можете лучше думать, лучше мечтать… (Максим согласно кивает.) Вы как будто входите через какой-то туннель и в большей мере принадлежите самому себе (Максим опять кивает).
Он тут же оживает и кивает головой, и тем самым сообщение мое таково: “Существует очень важный мир, где вы мечтаете, какая-то отдушина, в которой что захотел, то себе и вообразил”. И курение помогает в этом мире. Он кивает головой, он это узнает. Его сообщение: “Для меня сигарета — выход из реального мира, где мне неуютно, в мир мечты, замков...”
Через книжку вы тоже, как через туннель, входите в “другое измерение”, начинаете о чем-то мечтать...
Максим: Да,… да….
Терапевт: Отчасти забываете, где находитесь….
Максим: Если это художественная книжка, я вижу картинки, я включен в это действие….
Терапевт: Это более реальная жизнь, чем та серая реальность, которая находится вокруг….
Максим: Да….
Терапевт: То есть у вас есть как бы два туннеля, которые друг от друга отчасти отличаются…
Максим: У меня еще есть определенные приемы. Ну, скажем, медитативные методики. Это тоже определенный способ уйти из этой реальности. Тоже хорошая вещь….
Терапевт: Так зачем бросать курить?
Максим (на какое-то время задумывается): Потому что я чувствую, что должен это сделать.
Терапевт: А читать не должны бросить? А медитации не должны бросить?
Максим: Нет.
Терапевт: Почему?
Это роман о долге и любви. Вся любовь — в курении, а весь долг — веление общества.
Максим: Потому что….
Терапевт (перебивает): Вы что, хотите жить более реальной жизнью?
Максим: Да.
Терапевт: Ну тогда почему надо бросать курить? Самый простой способ находиться в реальной жизни — это курение.
(Максим тяжело вздыхает.)
Терапевт: Может быть, вас вообще лишить книжек, медитации, курения? Может быть, вам запретить себе мечтать? Тогда вы больше времени находились бы в реальности, больше успевали бы сделать, мама была бы довольна.
(Максим опускает голову, молчит.)
Терапевт: Зачем вам мечтать?
Максим: Я не знаю, это приносит удовольствие.
Терапевт: Но и курение приносит удовольствие.
Максим: Да.
Терапевт: Тогда почему надо от курения избавиться, а все остальное…...
Максим (перебивает): Потому что курение разрушает меня!
Терапевт: Кто вам сказал? Может, это иллюзии? Может, завтра будет новое открытие: те, кто курит, живут в 1,1 раза дольше тех, кто не курит! Тогда вы будете курить? (Максим смеется.)
Максим: Нет.
Терапевт: Все равно не будете? Почему?
Максим: Ну, я не могу этого объяснить….
Терапевт: В вашем случае это какая-то абстрактная идея — бросать курить. (Максим перестает улыбаться, задумывается и замолкает). Такое впечатление, что вы хотите себя за что-то наказать. Мама вам сказала, что курить плохо, вы себе говорите, что курить плохо, тренер говорит, что курить нельзя, в “Медицинской газете” прочли, что курить плохо, в поликлинике написано, что курить плохо.… Мало ли что где написано! (Максим смеется.) Вы что, всем лозунгам верите?
Максим: Нет….
Терапевт: Тогда почему вы должны верить в этот лозунг?
Максим: Потому что знаю: курить — плохо….
Терапевт: Откуда?
Максим: Ну, я учусь в мединституте, а до этого — учился в медучилище….
Терапевт: И что?
Максим: Ну, есть определенная статистика, какие-то наработки.…
Терапевт: Там же говорят, что и старшим грубить — плохо. Вы же иногда старшим грубите?
Максим (смеется): Грублю.
Терапевт: Почему же вы в то, что курить плохо, верите, а…...
Максим: Потому что курить — плохо для меня, а грубить старшим — плохо для старших. (Общий смех.) А это уже проблемы старших, а не мои.
Терапевт: Ну, мне кажется, вы все равно будете курить… (Максим перестает смеяться, задумывается). Вот представьте, что придет кто-то, кто вас лишит необходимости курить. Как же вы будете капризничать, настаивать на своем, упрямиться? У вас же с курением связано очень много чувств.
Максим: Да.
Терапевт: Как же вы можете от них отказаться?
Максим: Я не хочу отказываться от чувств, хочу отказаться от стереотипа, который активирует эти чувства во мне.
Максим фактически обращается ко мне как к авторитету, как к отцовской фигуре. Он обращается как мальчик, который нуждается в помощи, с очень правильной просьбой, и ждет, как этот авторитет ему поможет. На самом деле, просьба его совершенно провокативна, потому что его отношение к отцовской фигуре, в данном случае — ко мне, носит псевдосогласный характер. Он, если бы я стал в позицию “Курить плохо, и нужно от этого избавляться”, стал бы про себя хихикать. Это провокативная ситуация. Но я как отцовская фигура веду себя совершенно противоположно его ожиданиям. Фактически, у него есть какие-то свои счеты с этой отцовской фигурой, которую он старается низвести и перехитрить.
Терапевт: У вас же нет других способов их проявить. Вот вы говорите: буду ремешок вертеть. Но я предложил вам сделать это, и вы как-то сразу растерялись. Во-первых, вы его сосать не стали. (Максим смеется.) Во-вторых, вы с ним даже поиграть толком не смогли. Значит, это не может служить заменой. Вы не ищете мысленно, каким способом можно заменить курение. (С лица Максима резко сходит улыбка, он быстро прикрывает глаза рукой, словно собираясь заплакать.) Я привел вам несколько примеров того, что значит для вас курение. Можно сказать — это лучшая часть вас. Покупаешь такую маленькую вещь, как сигарета, а сколько она выполняет замечательных функций: во-первых, сосредоточивает. Во-вторых, напоминает вам о том, что вы — это вы, напоминает об окружающей реальности. Сами говорите, что сигарета напоминает вам о времени: пришло время покурить. (Максим согласно кивает.) Напоминает о том, какие сигареты вы курите — хорошие или плохие. (Максим опять кивает.) Организует ваше самоощущение: вот, я плохой, у меня есть некоторая вина. Я сейчас курю, но получаю удовольствие — имею на это право, кто бы там что ни говорил. (Максим кивает.) Сигарета вводит вас в другое состояние, которое не есть реальность. С ее помощью вы лучше фантазируете, мечтаете, сосредоточиваетесь….
Максим: Творческую часть мою активизирует….
Терапевт: Фактически сигарета для вас — такой универсальный прибор, на котором вы нажимаете маленькие кнопочки, и она переводит вас в нужное вам состояние….
Максим: Да.
Терапевт: Для вас курение как настройка на телевизоре. И вы настраиваетесь каким-то образом: то вам более туманно, то яснее; то вы ушли дальше, то приблизились… (Максим кивает.) И даже не надо кнопочек нажимать, как на телевизоре. (Максим кивает.) Это же замечательная функция! Кроме того, сигарета организует ваши чувства: когда вы курите, у вас возникает целая гамма чувств — то удовольствия, то вины …(Максим улыбается, будто что-то узнает, потом улыбка медленно “растворяется”). Кроме того, когда вы курите, у вас появляется огромное количество ощущений….
Максим: Кинестетических….
Терапевт: Вы и во рту ее чувствуете, и сосете, и отплевываете, трогаете.… У вас ритм образуется — нормальный человеческий ритм. (В ответ на каждое утверждение Максим кивает молча.) Вы то вдыхаете в себя дым, то выпускаете.… Да я не знаю, есть ли вы вообще! Мне кажется, что только и есть, что сигарета. (Максим улыбается.) А без сигареты, может, вы и вообще не существуете.
Максим: Почему?
Терапевт: Да потому что вы — какое-то неорганизованное существо. Только благодаря сигарете и существуете.
Максим (со смехом): Ну, я не мазохист, по крайней мере.
Терапевт: Не знаю, по-моему это как раз проблематично. (Общий смех в группе.)
(Максим смеется, жестами пытается показать, что он против.)
Терапевт: Хорошо. В чем я не прав? По-моему, я, как зеркало, отразил картину, которую вы мне передали. Я только немножко ее усилил. Вы пришли и с пафосом заявили: “Вот, хочу бросить курить…”. Я не почувствовал этого. Я вам предложил ремешок — и что?
Максим: Я хочу бросить курить.
Терапевт: Вранье!
Максим: Почему?
Терапевт: Как можно бросить курить? Это все равно что бросить себя. Ну, пойдите и бросьте себя в снег. Можете?
Максим: Могу. Когда есть снег, я это делаю.
Терапевт: Ну, хорошо. А в лужу можете себя бросить?
Максим: Нет. Она грязная. Это неэстетично….
Терапевт: Хорошо. А почему надо тогда бросить сигарету? Это все равно что бросить себя в лужу….
Максим: Наоборот, именно сигаретой я каждый раз создаю эти лужи перед собой.… Я не управляю собой.
Терапевт: Такое впечатление, что вы раздваиваетесь.… Одна часть говорит: сигарета плохая, грязная.… А другая: нет, это лучшее, что у меня есть. Вы хотите, чтобы мы затеяли войну между двумя частями? Чтобы одна часть посадила другую в тюрьму? Я не знаю, какая часть при этом будет лучшей, более творческой….
Максим: Ну, что же мне тогда делать?
Терапевт: Я не знаю. Кому — вам? Какому — вам?
Максим: Мне, который хочет бросить курить.
Терапевт: Мне кажется, что та ваша часть, которая не хочет бросать курить, гораздо сильнее.
Максим: Она не сильнее. Она просто хочет... чтобы те функции, которые выполняет сигарета, я мог выполнять без сигареты.
Терапевт: Это философ вдруг придумал такую абстракцию. А реальность говорит совсем другое. Вам совершенно не плохо — курить. Зачем вам эта идея — бросить курить?
Максим: Она не вдруг появилась, а давно….
Терапевт: Ну, эта идея такая же абстрактная, как если бы вы сказали: “А хорошо бы жить на Луне. Там никого нет. Можно построить избушку и гулять.… Или хорошо жить на дне озера — построить там пещеру…”. Это все из области детских мечтаний. (Максим смеется.) Почему нужно обязательно бросать курить и жить без этого? На чем это основано? На том, что кто-то где-то написал, что курить нехорошо? А все в вас утверждает противоположное.
Максим (после паузы): Я имею власть над собой или нет? Если имею, я должен бросить курить.
Проблема власти, конкуренции очень актуальна для Максима. Насколько я знаю, он живет с матерью, отца то ли не было вовсе, то ли он их рано оставил, и поэтому у него возникают достаточно большие проблемы с мужским авторитетом. Не придерживаясь аналитической модели, я своим поведением пытаюсь развеять его скрытые опасения и надежды на плохую власть. Я показываю ему, что отец может быть и жестким, и мягким, отец может направлять или критиковать. Разные образы отцовства, разные области власти утрируются и высмеиваются как страшилки для маленьких мальчиков. Этой важной проблемой мы с ним играем в игру, перекидываемся вопросами, как шарами. Когда возникает много образов отцовства, значимая линия отношений со старшей мужской фигурой начинает расфокусироваться. И тогда возникает важный вопрос: как ему стать отцом для самого себя и каким отцом он будет для других, именно отцом, а не диктатором.
Терапевт: Над каким собой? Над тем собой, в котором есть чувства, который получает удовольствие, организован, умеет мечтать? Вот над этим существом вы хотите иметь власть? А кто же именно хочет иметь власть: тот, кто ставит перед собой абстрактные задачи? Ваше “бросить курить” — как коммунизм, который во что бы то ни стало надо построить. Хоть всех загнать невесть куда.… Зачем нужна эта власть над собой? (Максим склоняет голову и прикрывает глаза рукой. Растерянно улыбается.) Что вы будете делать с этим изнасилованным собой, собой, который лишился лучшего в себе?
В предыдущем фрагменте я выделил некую “абстрактную”, “головную” часть клиента, которая дает задания, и другую часть — чувственную, живую. Максим идентифицируется со своей абстрактной частью, со схемой. Между тем для того, чтобы проводить реальную терапевтическую работу, нужно работать и с чувственной составляющей. С этих пор его просьба о том, что он хочет, чтобы ему помогли бросить курить, звучит так: “Хочу управлять!”
Максим: Но это лучшее разрушает меня….
Терапевт: Кто вам это сказал?
Максим: Я это чувствую….
Терапевт: Как вы это чувствуете? (Максим молчит.) Может, внутри вас вообще происходит борьба, возникает неясность: одна часть хочет одного, другая — другого…?
Максим: Да, существует.
Терапевт: И поводом для этой борьбы стала, как вы говорите, сигарета. Вот вы говорите: буду бороться. И одна ваша часть показывает, что она сильная, а другая — слабая.… Что за борьба народов происходит внутри вас? (Максим молчит, опустив голову.) За что уничтожать того вас, который курит? По-моему, это замечательное, обаятельное существо, с вполне человеческим лицом, как мы выяснили. А вместо него на сцене появляется какой-то человек, у которого сжаты скулы, глаза какие-то дикие.… Он не курит, страшно этим гордится.… Вот, собственно, он каков.
Максим (резко бьет ребром ладони о колено): Я привык добиваться решения задачи, которую ставлю перед собой.
Терапевт: Тогда надо взять высокий стул, поставить вас на него, чтобы вы с этого пьедестала глядели вниз на того другого себя, который стоит на коленях и который курит. И чтобы вы все это ему произнесли и пальцем в него тыкали: “Я привык, я тебя заставлю!…” (Максим смеется.) Если вы утверждаете, что эта часть вас сильнее, что же вам мешает? Займитесь опытами над людьми. В конце концов, лишите этого, “нижнего”, сигарет, запретите ему покупать сигареты….
Максим: Вот именно таким образом я и бросаю курить.
Терапевт: Ну и прекрасно!
Максим: Но потом мне плохо!
Терапевт: Когда идет война, кому же может быть хорошо! (Максим смеется.) Если вам нужна эта война….
Максим: По-моему, это совершенно не смешно!
Терапевт: А кто говорит, что смешно? (Максим невесело опускает голову.) Вы хотите вовлечь меня в войну на стороне того, кто стоит на стуле и тыкает пальцем в того, кто на коленях, чтобы его доконать — да? А если тот, “нижний”, кого-нибудь позовет на помощь?
Максим (сквозь смех): Нет, это не подходит для решения вопроса. Они должны жить мирно. Но без сигарет.
Терапевт: Но как?
Максим: Я не знаю. Как-то по-другому.
Терапевт: Как они могут жить без сигарет, если для этого — нормального, они — способ организации всей жизни: организации времени, организации чувств, в конце концов — организации отношения к себе: сильный или слабый, хороший или плохой…. Организации отношения к нему окружающих. Что же он будет делать без сигарет?
Максим: Пусть он организует это все как-то по-другому! (Общий смех.)
Терапевт: Ну, если вы можете как-то с ним договориться, скажите, как он должен это организовать! Спустите ему директиву! (Общий смех.) Вам его не жалко? (Максим долго молчит, опустив голову. Губы у него подрагивают, одна рука поглаживает другую.) А нам жалко: хороший такой Макс. Вы хотите быть сверхчеловеком? (Максим молчит.) А вы не можете как-то договориться друг с другом: чтобы курить, получать от этого удовольствие и не воевать по этому поводу? Воевать по какому-нибудь другому поводу? (Максим молчит, опустив голову.) Что у него, в конце концов, (показывает вниз) других недостатков нет, кроме курения? (Максим молчит.) Зачем вам быть таким сильным? (Максим поднимает глаза на терапевта и молчит.) Не смотрите на меня такими дикими глазами. (Смех в группе.) Я же не сигарета.
Максим: Вы убеждаете меня, что это лучшее, что есть в моей жизни….
Терапевт: Это вы меня убеждаете в этом….
Максим: Лучшее, что есть в моей жизни, — те моменты, когда я принимаю какие-то решения, когда мне удается…...
Терапевт: Хорошо, я с этим согласен, и что? Но у вас эти моменты не наступают без сигареты….
Максим: Иногда наступают….
Терапевт: Что это за “иногда”? А этот “иногда” что за персонаж? Он как выглядит?
Максим: Не знаю.
Терапевт: Ну, подумайте… (Максим сидит с опущенной головой, перебирает пальцами одной руки другую руку.) Вы, я чувствую, хотите быть персонажем с одной волей: без мыслей, без чувств.…
Кто бы ни был ваш клиент, не должно быть фиксации на какой-то одной роли, к которой он стремится — психиатр, главный врач, диктатор, человек, который богат и кого-то покупает, человек в очень строгом костюме. Он может быть всем этим понемножку, может в это играть — входить и выходить из этого, пульсировать. Для него расфокусировка — это нахождение некоего чувственного плана самого себя, уход из головы профессора Доуэля.
Максим: Нет.
Терапевт: А вот у этого, внизу, пускай будут мысли, чувства, принятие решений. Но у него воли нет, поэтому его надо заставить, чтобы он работал на того, верхнего, у которого есть воля… Да?
Максим: (смеется): Да….
Терапевт: Вот если бы его еще в кандалы, чтобы он хорошо работал, был дисциплинированным и не курил.… И по ходу дела его еще чего-нибудь лишать, потому что, если разобраться, там наверняка не одно курение.… Вот тогда все будет в порядке: один, организатор, приказывает, другой — исполняет.… Угу?
Максим: Угу. (Его лицо снова становится грустным.)
Терапевт: Так он же тогда еще сильнее будет курить, только в подполье… (Максим и все остальные смеются.)
Максим: А где он возьмет сигареты? Сигареты-то покупает тот, который с воли….
Терапевт: Он что, в тюрьме будет сидеть?
Максим: Тот, который с воли, ему дает сигареты.… Он ему платит за то, что тот работает.
Терапевт: Угу. То есть еще какой-то штрейкбрехер, кто-то третий?
Максим: Нету.
Терапевт: А эти двое что — разговаривают друг с другом? Этот, верхний, только рычит? (Максим сначала смеется, потом резко перестает.)
Максим: Сейчас мы сделаем вывод, что у меня есть внутренние голоса, раздвоение личности? И поставим диагноз “шизофрения”. Вялотекущая?
Терапевт: Нет, мне кажется, мы уже говорим о растроении…. Что гораздо лучше.
Максим: Об эмоциональной уплощенности….
Терапевт: Нет, я не это имел в виду. А голоса, мне кажется, есть у каждого человека.
Максим: Ну, иногда, может быть….
Терапевт: Американцы провели эксперимент и они нашли, что у каждого нормального человека в голове есть голоса, картинки и прочее,… кроме психиатров. У психиатров, оказалось, нет никаких голосов. (Общий смех.) Это очень известный эксперимент. Поэтому я не имею в виду никакой патологии. Я имею в виду нормальную картинку. (Максим снова перестает улыбаться и опускает голову.) Зачем вам нужны эти “смирительные рубашки”: дисциплина, бросание курить и т.д.?
Максим: Я успеваю более эффективно жить… У меня получается. И мне это доставляет удовольствие.
Терапевт: Мне кажется, что этот, что стоит на стуле, — немножко фанатичное существо.
Максим: Да!
Терапевт: Спит на гвоздях, ходит по стеклу….
Максим: Да.
Терапевт: Питается углем….
Максим: Но это тоже часть меня. Я не могу его отбросить.
Терапевт: Хорошо. Ну, а как они друг с другом-то общаются? Есть в вас еще какие-нибудь другие персонажи?
Максим (задумывается): Ну, там, может, что-то и есть, но это неважно. Мелочь, в общем.
Терапевт: А что же не мелочь?
Максим: Не мелочь то, чтобы тот, кто стоит на коленях, как вы говорите...… Хотя я не думаю, что он стоит на коленях….
Терапевт: Ну так ползает….
Максим: Когда его ставишь на колени, он перестает работать — творчески.
Терапевт: Ну, а как вы хотите: чтобы он стоял или шевелился?
Максим: Я хочу, чтобы они были в равноправных отношениях с тем, кто повелевает.
Терапевт: Но чтобы тот, что внизу, — слушался?
Максим: Нет, но…...
Терапевт: А вы будете ему платить сигаретами, но редко? Будете давать ему меньше сигарет за лучшую работу? В этом ваша цель.
Максим (поднимает глаза кверху): Моя цель в том, чтобы он работал без сигарет.
Терапевт: Но он хочет сигарет! Чем вы платить ему будете?
Максим: Я не знаю. Чем угодно.
Терапевт: Вы предлагаете ему вместо сигарет, вместо удовольствия — насилие: будете держать его в кандалах, время от времени кормить, выпускать на воздух. А он хочет сигарет! А вы ему в этом отказываете. В чем будет состоять ваше общение?
Максим: В том, что я ставлю задачу, а он разрабатывает методы и стратегии решения.
Терапевт: Ему-то что от этого? Он-то что от этого будет получать?
Максим: Он будет получать удовольствие от самого процесса решения.
Терапевт: А…, то есть он будет работать просто за процесс? (Смех.)
Максим: Да, за процесс. Ему это нравится.
Терапевт: И вам приносить все плоды?
Максим: Почему — “мне”? Он — это тоже я.
Терапевт: Ну, конечно, это тоже вы. Но это лучшая часть вас — та, что стоит на стуле и... … (Смех.)
Максим: Что значит — лучшая? Они одинаковые!
Терапевт: Ну да, одинаковые. Скромность, конечно, украшает вождя. (Смех.) Они одинаковые, но нижний должен работать и приносить вам…...
Максим: Второй тоже работает….
Терапевт: Да — надзирает. Это работа.
Максим: Нет.
Терапевт: А что он делает? Он же курить не может сам? Или тоже может — иногда? Кстати, как с этим?
Максим: Да, он тоже иногда может….
Терапевт: Они будут курить тайком друг от друга… (Смех.) Очень интересная система: каждый станет курить тайком от другого, но это будет строго запрещено… в этой стране. И плакаты будут везде висеть: “Мы не курим”. Будет такой распределитель — тайный — для верхнего курящего, а нижний будет курить в казематах. (Максим смеется до слез.) Так?
Максим: Нет! Они не должны курить — ни один, ни второй (решительно бьет ребром ладони по колену).
Терапевт: Что вместо?
(Максим вытирает рукой пот со лба.)
Максим (после паузы): Они должны научиться жить без этого. Так же, как с этим.
Терапевт: Что такое — “должны”? Когда “нижнему” существу вы говорите “должны”, оно начинает сопротивляться, не хочет слышать ничего, что происходит в модальности “должны”. Когда слышит “должны”, оно начинает ковырять в носу, читать книжку, чесаться, тайком покуривать, медитировать, на худой конец — смотреть телевизор. В общем, оно сразу же оставляет свою туманную оболочку, а само куда-то ускользает (Максим смеется.) А второе существо, наоборот, не понимает, как можно говорить другим языком, кроме как употребляя модальность “должны”. (У Максима с лица “сползает” улыбка.) Им нужен какой-то переводчик. Сейчас я — переводчик. А когда меня нет, переводчиком является сигарета. А если не будет ни меня, ни сигареты — кто будет переводчиком между ними? Они же говорят на двух разных языках.
Максим: Ну, может быть, они выработают один язык?
Терапевт: Давайте, вырабатывайте. Вы же большой, вы умный. (Показывает руками вверх.) Вы же сверху смотрите. Спустите нам язык. Дайте нам конституцию.
Максим: Почему я — большой? Я и тот, и другой! И не смотрят они друг на друга — один сверху, другой снизу! Они на одном уровне!
Терапевт: Хорошо. Пускай нижний даст язык. Пусть инициатива идет с этой (показывает рукой вниз) стороны.
Максим (поднимает глаза кверху): Курить захотелось….
А вот это, я полагаю, вранье. Мы уже час здесь сидим, и у Максима даже мысли не возникло о сигарете. Он о ней забыл. Такое насыщенное интеллектуальное пространство с темой, касающейся сигареты, совершенно вытеснило у него физическое желание курить.
Терапевт: Конечно, еще бы. (Смех.) Иначе говоря, вы хотите, чтобы пришла какая-то внешняя сила и лишила вас курения.
Максим: Нет, я хочу, чтобы я сам бросил курить. Я могу это сделать. Но чтобы при этом я не потерял то, что дает мне курение.
Терапевт: А что дает вам курение?
Максим (отвечает в четком ритме, каждую часть фразы, как топором, “перерубает” резким жестом руки): Курение дает мне способность структурировать время и регулировать свою жизнь, регулировать свои эмоции….
Терапевт: Так. Это вы выучили.
Максим: Да…
Терапевт: Что бы могло быть на этом месте?
Максим: Вместо курения?
Терапевт: Вместо или не вместо — что бы могло структурировать вашу жизнь, регулировать ваши эмоции?
Максим: Да это неважно. Все, что угодно.
Терапевт: Хорошо. Снимайте часы. (Максим делает движение, чтобы снять их с руки, потом замирает и улыбается.) Как они на вкус — лучше стали? (Смех.)
Максим: Я не собираюсь облизывать часы….
Терапевт: Тогда что может заменить курение? (Максим озадаченно смотрит на терапевта). Может, надо покурить — и тогда мысли придут?
Максим (совсем растерянно): Не знаю.
Терапевт: Тогда зачем вы ставите нерешаемую задачу?
Максим: Она решаемая!
Терапевт: Кто это сказал?
Максим: Мне так кажется. Та, творческая часть говорит: “Мы можем ее решить”.
Терапевт: Тогда спросите себя, в чем ее решение. (Максим прикрывает глаза и надолго замолкает.) Ну, хоть подскажите, какие возможны пути….
Максим: Ну, например, я буду просто давать запрос своей творческой части, без сигареты, а она будет его выполнять.
Терапевт: Давайте проиграем. Делайте запрос. Что бы это могло быть?
Максим: Просто сама постановка вопроса.
Терапевт: Поставьте вопрос. Вы уже поставили его? Как вы думаете, когда получите ответ?
Максим: Я его уже получил: сама постановка вопроса может выполнять роль сигареты.
Терапевт: Ну вот, сегодня вы будете курить? Или вместо этого будете ставить вопросы?
Максим: Я не знаю. Мне хочется курить….
Терапевт: Тогда в чем проблема?
Максим: В том, что я не хочу курить.
Терапевт: Но ведь у вас и по другим поводам так бывает: с одной стороны, хотите, с другой — нет? В чем курение виновато, если в вас происходит какая-то борьба? Вы утверждаете, что боретесь на почве курения. А если бы его не было, вы, может быть, боролись бы из-за чего-то другого? А курение — привычка как привычка. Бывают еще вреднее. Зачем вам нужна эта борьба в себе?
Максим: Да не нужна мне борьба в себе!
Терапевт: А чего же вы боретесь? Взяли бы — и не курили, если не боретесь. (Максим снова “держит паузу”.) Вы можете не курить хотя бы до завтра?
Максим: Могу.
Терапевт: Давайте так: до завтра не курите. А завтра мы пойдем дальше.
Максим: Хорошо. До завтрашнего утра или до завтра — дня? (Смех.)
Терапевт: До завтра — дня.
Максим: Ладно.
Терапевт: Будем вас лечить все оставшееся время. И к концу, если не будете курить — вылечим. Останется ли от вас что-нибудь при этом, я не гарантирую. Может, останется одна сигарета. Все остальное сгорит в пламени гражданской войны.… Кто знает. Там посмотрим.
Вопрос участника группы: Такое впечатление, что вы подвергаете сомнению все, что бы Максим ни сказал.
Терапевт: Такое поведение в данном случае имеет элемент исследования. То, что он говорит, подвергается эдакому сократическому анализу в попытке узнать, что он имеет в виду. Это попытка заставить его думать, углубиться в себя и спуститься со своего резонирующего, неэмоционального уровня, чтобы он в конце концов говорил и думал, а не нанизывал слова.
Вопрос участника группы: Что за персонаж этот “некто” или “иногда”?
Терапевт: Вряд ли я имел в виду что-то конкретное. Это, скорее, моя попытка заставить его думать, вчувствоваться в себя, искать новое знание на основе чувствования. Поэтому я обозначаю, что существует еще такой персонаж, утверждаю это и заставляю его искать.
Вопрос участника группы: В этом случае вы не создаете транс. Почему?
Терапевт: Здесь транса нет, но есть как бы вынимание из бытового транса за счет активного расспроса. Я предлагаю клиенту проснуться от забалтывания самого себя, от уговаривания самого себя неясными образами, страхами. Главная задача — заставить его думать, вчувствоваться в себя. Формой “думания” является вчувствование в себя, а не перебирание слов. Бесстрашное путешествие внутрь самого себя.
Магический чуланчик
Клиентку зовут Варвара. Она живет в областном центре.
Варвара: Мужчины — потенциальные преступники. (Все смеются).
Терапевт: А что же они могут преступить?
Варвара: У них всегда какое-то желание что-нибудь преступить.
Терапевт: Что же они могут преступить? Что они могут преступить в женской чести?
Варвара: Нет, ну мужчины, они... Что о них говорить?
Терапевт: Ну, мы же не вообще о мужчинах, а о мужчинах в вашей жизни.
Варвара: Ой, давайте не будем о мужчинах в моей жизни говорить.
Терапевт: Хорошо. А о чем будем?
Варвара: А вы меня просто в транс введите.
Терапевт: Ну, заходите. (Общий смех).
Варвара: Мне бы хотелось в транс...
Терапевт: Зачем вам транс, что вы в нем хотите достичь?
Варвара (задумывается): Чтобы за время транса вся эта белиберда, путаница, которая у меня в голове, разложилась по полочкам и чтобы наступил момент объективности...
Терапевт (перебивая): Зачем вам этот универмаг в голове?
Варвара: А что хорошего, когда, извините меня, там кладовка, и все вот так вот (показывает руками, что там все вверх тормашками).
Терапевт: А что хорошего, если там универмаг?
Варвара: Очень хорошо — пришел, взял...
Терапевт: С ценниками?
Варвара: Да, а почему бы и нет?
Терапевт: Да нет, я не возражаю, я спрашиваю. И вы такая деловая женщина, подошла — цок, цок каблучками, подошла, в своей голове взяла то, взяла это?
Варвара: А что, очень хорошо. Эмоций никаких, ноль. Вот так: красиво подошла, красиво взяла и красиво ушла.
Терапевт: Вы хотите, чтобы, когда вы работаете или когда думаете, как будто автомат пустили: он пошел бы, все без эмоций сделал — четко, ясно, ну, как настоящий автопилот. А вы себе сидите где-то в уголке при этом и ногти полируете.
Варвара: Мне действительно очень не нравится шараханье эмоций, мне бы хотелось, чтобы было какое-то среднее состояние.
Терапевт: Вы хотите, чтобы все это было без эмоций, чтобы вы выполняли все, что нужно, улыбались бы, как манекен, но не участвовали бы в этом?
Варвара: Нет, эмоции нужны.
Терапевт: Кому?
Варвара: Мне. Но мне надо, чтобы их было немного.
Терапевт: Такая частичная мумификация?
Варвара (кивает головой): Да... Мне очень нравятся спокойные люди. С ними приятно разговаривать. Вот знаешь, что у него бзыка нет никакого, что он нормальный человек. А у меня эти бзыки. (Делает закручивающее движение рукой, показывая, какой именно бзык есть у ненормального человека).
Терапевт: А что у вас за бзыки? (Отзеркаливает ее движение рукой.)
Варвара: То у меня одно в голове, то другое в голове, а так я нормальный здоровый человек.
Терапевт: А что такое — одно в голове, другое в голове?
Варвара: Ну, мне как что-нибудь втюрится — и все.
Терапевт: Ну, например, что?
Варвара: Я умею зацикливаться. Например, я зациклилась на психологии. Вот меня теперь раздражает все остальное... Я вот теперь прихожу на работу и как бы отсиживаю это время...
Терапевт: Ну, так займитесь психологией, чем плохо.
Варвара: Ну, я могу заняться психологией, но не могу заняться психологией самостоятельно.
Терапевт: Займитесь психологией профессионально.
Варвара: Я не могу.
Терапевт: Выучитесь.
Варвара: У меня нет возможности выучиться. А потом нужно найти работу.
Терапевт: Найдете.
Варвара: Да как я ее найду! Сейчас безработица.
Терапевт: Где это безработица?
Варвара: У нас.
Терапевт: Значит, поезжайте туда, где не хватает людей.
Варвара: Это невозможно.
Терапевт: Вас нужно тогда мумифицировать, чтобы у вас желаний было поменьше.
Варвара: Ну, а почему бы и нет?
Терапевт: Да я и не возражаю. Давайте будем потихонечку обрезать желания. Перевязывать. Хорошо. Сейчас займемся стерилизацией.
Варвара (смеется): Давайте. Не надо вот этого шараханья из стороны в сторону. У меня сразу сосуды все сжимаются. (Делает движение руками у головы, показывая, как сжимаются ее сосуды), в глазах темно становится, если какая-то эмоция очень сильная... А то мое поведение кажется ненормальным.
Терапевт: Кому кажется?
Варвара: Окружающим... Я иногда веду себя действительно не совсем хорошо.
Терапевт: Ну и прекрасно, чем вам это не нравится?
Варвара: Я хочу быть ровной. (Делает рукой движение в горизонтальном направлении, показывая, какой ровной она хочет быть.)
Терапевт: Ровной, как дорога? (Повторяет движение клиентки.) Что значит “ровной”?
Варвара: Ну, не психованной.
Терапевт: Куклой? Хотите быть женщиной-куклой?
Варвара: На людях, может быть, и куклой.
Терапевт: А без людей?
Варвара: А без людей тоже можно поменьше эмоций.
Терапевт: Хорошо. Вот если бы вы были принцессой, какую бы жизнь вы вели? Вот вы берете кольцо, оно может стать волшебным, будет выполнять ваши желания, изменит вашу жизнь, обручит вас с другой жизнью. Какая бы это была другая жизнь? Представляете: вы бы стали принцессой, у вас не было бы детей, не было бы мужа, не было бы забот, вы бы начали все сначала.
Варвара: Да, я об этом мечтаю, я иногда думаю о том, что когда я появлюсь в следующей жизни...
Терапевт: Вот и давайте проиграем вашу следующую жизнь, может, она достаточно легко перейдет в вашу настоящую жизнь.
Варвара: Я обязательно появлюсь на свет где-то в другой стране, которая будет благополучной и стабильной, не будет военных конфликтов — какая-нибудь нейтральная страна, например, Швейцария. Конечно, в стабильной семье, стабильной во взаимоотношениях и в материальном плане. Я бы хотела заниматься саморазвитием. Я бы много путешествовала, мне нравятся встречи по интересам. Мне бы хотелось получить образование более гармоничное, я бы обязательно музицировала, научилась бы рисовать. Ну такая, знаете, светская жизнь. Мне хотелось бы беспрепятственно заниматься всем, что меня заинтересовало бы. Например, можно было бы поехать куда-нибудь учиться, чтобы из-за этого не возникали проблемы.
Терапевт: Ну что ж — нормальная средняя жизнь типичной западной стюардессы.
Варвара: Нет, мне не нравится работать стюардессой, это техническая работа.
Терапевт: Тогда вы были бы директором туристического агентства.
Варвара: Ой, вы меня все время заставляете работать. (Все смеются.)
Я предлагаю ей другую жизнь, и фактически перебор других возможных реализаций: стюардессы как более вышколенной девочки, студентки как менее вышколенной девочки, любовницы богатого человека, директора турагентства. Это фактически предложение разных степеней организованности собственной личности, разных степеней подтянутости, разных степеней свободы.
Терапевт: Я чувствую, что вы хотите быть богатой старухой.
Варвара: Почему старухой? Я хочу быть богатой и молодой.
Терапевт: Бедной студенткой тоже быть не хотите?
Варвара: Бедной студенткой я уже была.
Терапевт: Нет, бедной западной студенткой?
Варвара: Что такое бедная западная студентка?
Терапевт: Ну вот, всюду путешествует, все видит... Хорошо, ну хотите быть любовницей богатого человека?
Варвара: Нет. Я бы хотела работать, я без работы не могу, только хочу выполнять работу, которая мне нравится. Может быть, я бы выращивала цветы — мне нравится находиться на природе. Но, скорее всего, я бы что-то проектировала.
Терапевт: Опять стали бы строителем, архитектором?
Варвара: Может быть.
Терапевт: Значит, дело только в том, чтобы это было в Швейцарии.
Варвара: Мне нравится ландшафтная архитектура, для этого там больше возможностей, а не так как здесь — нафантазируешь, а тебе все обрежут. Кастрат какой-то получается.
Терапевт: Ну, вы же хотели заняться стерилизацией чувств.
Варвара: Но в будущей жизни мне это не понадобится.
Терапевт: Значит, из Тюмени мы переезжаем.
Варвара (с энтузиазмом): Переезжаем.
Она очень включена в работу, очень включена в систему двойных сообщений, каждая реплика или сообщение реализуются: с одной стороны, полушутя, с другой стороны, с возможной примеркой для себя, и, более того, с возможным применением в сегодняшней жизни. На этом фоне фраза: “Значит, из Тюмени мы переезжаем?” — фраза, которая как бы формирует решение. Каждая такая возможная роль — некий образ ее возможного изменения. Наступает момент, когда после пятнадцати таких предложений измениться шестнадцатое принимается гораздо легче. Это решает одну проблему: актуализацию возможности изменений в принципе. А вторая проблема — в том, что она сама создает маятник состояний. Она об этом почти не говорит... Но, когда маятник качается в одну сторону, у нее наступает перевозбуждение, возникает много эмоций; в другую сторону — подавленность, она Золушка, сидит в темном углу, перебирает чечевицу, поет песенки. Это маятник внутренних состояний, который скрыт за слишком высокой подтянутостью, многими жизненными обязательствами, долгом перед другими, перед мужчинами в семье. У нее проблема, как совместить эти две реальности: реальность житейских подпруг и реальность своих внутренних состояний. Ей нужно найти нечто среднее: чтобы, с одной стороны, внутренние состояния не так резко менялись, было бы больше “хочу” и больше “могу”, а с другой стороны, чтобы этих внешних “надо” было бы не так уж много и чтобы они не являлись жесткими лесами, подпругами, которые ее сдерживают. И для нее на самом деле очень приятна сама обстановка разговора. Думаю, что ей приятно со мной общаться, потому что я тот человек, который действительно видит ее другие возможные жизни, не ограничивает ее внешней житейской ролью, всерьез обсуждает с ней эти мифологические другие возможности. Фактически, она сейчас находится в своего рода трансе.
Терапевт: Хорошо. Жизнь меняется. Еще кольцо подержали, потрогали. В чем еще жизнь изменится?
Варвара: Материальные проблемы исчезнут. Мне вообще всегда противно думать о деньгах. У меня всегда настроение портится, когда я об этом думаю.
Терапевт: Сколько вам денег нужно для счастья?
Варвара: Мне нужно, чтобы вообще проблема с деньгами не возникала. Но в этой стране я не смогу быть счастлива даже при таких условиях. А, может быть, и да. Но, скорее всего, нет.
Терапевт: Но если проблема нерешаема, зачем вам тогда психологией заниматься, вообще зачем вам жить? Все равно — сплошное неудовлетворение. Чувства нужно обкорнать как следует — и все.
Варвара: Вот именно: входишь в транс, приводишь там свои растрепанные чувства в порядок и выходишь.
Терапевт: Может, вам вообще из транса не выходить?
Варвара: Да, вот и я думаю, может, это было бы неплохо, у меня такое желание иногда возникает.
Терапевт: Может, тогда наркотики?
Варвара: Нет. Это не мое.
Терапевт: Вы говорите: реальность все равно плоха и ее не исправишь как следует, можно себя попытаться обмануть, но это тоже не удастся — потому что реальность плоха, и понятно, что она плоха. Мечта хороша, и к ней существуют свои подходы. Но мы обязаны трезво знать, что мечта — это мечта, это такой временный наркотик забытья... Просто чтобы отодвинуть дальше скучную и тоскливую жизнь: люди ходят в кино, или мечтают о чем-нибудь, или заводят любовников, а вам нужно завести себе какой-нибудь беленький замок... Завести себе урок красивой жизни, помечтать, как будто подышать, как будто присоединиться к искусственной почке, потом опять выйти в реальность, и ее еще какое-то время переносить. И, еще к тому, нужно, чтобы чувства были хорошо подрезаны, как дерево в архитектурном ландшафте, и чтобы этот обрубок производил впечатление хорошо вписанного в пейзаж. Или, если чувства как реакция на ужасную действительность появляются, нужно бежать и подключаться к этому источнику нереальной мечты.
Варвара: Тут немножко другое. Скорее всего, вот как если бы я вышла на улицу, а там ураган, дождь и ветер, и у меня был бы такой маленький оазис, куда бы я могла зайти, привести себя в порядок, а потом уже снова выйти, но, по крайней мере, я бы знала, что у меня есть это маленькое, куда я могла бы зайти и привести себя в порядок (Очерчивает руками небольшое пространство.).
Терапевт: Ну, такой оазис для некоторых людей — это уютная квартира или уютная комната: всех разогнали и сидишь себе в отдельно взятой крепости, приводишь себя в порядок.
Варвара: Нет, у меня нет этого. У нас перенаселение в квартире. (Смеется.) У нас плотность населения выше, чем хотелось бы. От этого тоже никуда не денешься.
Терапевт: Вы не видите в себе силы победить реальность?
Варвара: Нет.
Терапевт: Вы видите в себе силы только от нее избавиться?
Варвара: Ну как избавится — просто привести себя в порядок — и дальше...
Терапевт: Ну, хорошо, а если вас в тюрьму посадить на время? В камеру. И там будет много народу, в этой камере. Грязи много. После этого ваша квартира вам как покажется? Перенаселенной? (Общий смех.)
Варвара: После этого моя квартира мне покажется раем. Наверное. На какое-то время.
Терапевт: Так может, вас в тюрьму посадить?
Варвара (смотрит вниз): Ну, почему вы против транса?
Терапевт (тоже смотрит вниз): Я не против. Я просто выясняю. Можно, в конце концов, вас в тюрьму посадить, раз вы так любите транс, в воображении. Понимаете, конечно, у вас есть причина описывать нашу реальность как малоприятную. Но мне кажется, вы вообще реальность не любите, даже если бы она была и получше. У меня такое подозрение, что даже в Швейцарии вы бы нашли нечто такое, что бы вас коробило. Там же опять будут вокруг мужчины ходить... Мне кажется, вы вообще не любите сутолоки, чтобы кто-нибудь близко подходил, касался вас, смотрел бы на вас пристально. Вы бы хотели жить на дистанции с окружающими.
Варвара: Может быть.
Терапевт: Здесь дело не в том, что это Тюмень, а не Швейцария. Конечно, Швейцария лучше... Вы красивая женщина, вам нужно сшить костюм по мерке, зачем вам ходить в обносках, в тюремной робе? Я и выясняю, какой будет ваша мерка, какой будет ваш костюм. Дело не в том, что в этом магазине вы не можете его купить. Мне кажется, вы вообще не хотите с людьми находиться на близкой дистанции. У вас на это, видимо, есть какие-то свои причины.
Варвара: Да, есть.
Терапевт: Что это за причины?
Варвара (задумывается): Какие причины?
Терапевт: Что вам плохого сделали люди?
Варвара: Да я к людям хорошо отношусь.
Терапевт: Я шучу. Ну, похоже, вы к ним относитесь не очень хорошо, но кто же к ним хорошо относится?
Варвара: У меня был ряд неудачных опытов в общении с людьми. Я ошибаюсь в людях.
Терапевт: Это очень общее утверждение. Вы уже пожили такой нормальной жизнью, выполнили массу жизненных оброков. И замуж вышли, и детей родили. И правильной жизнью живете, и работаете. Вы уже отдали массу долгов. Как хорошая правильная девочка. Вы уже сделали массу вещей, которые вам не нравятся. (Клиентка вытирает глаза.) И, конечно, еще много впереди. До пенсии еще вон сколько. Я сейчас не этот вопрос выясняю. Я выясняю, что вам в действительности хочется. А вы на этот вопрос боитесь отвечать.
Варвара: Нет, я просто не знаю, что мне действительно нужно... Мне вот действительно нужно было бы место, чтобы приводить себя в порядок.
Терапевт: Для чего? Для катафалка?
Варвара: Ну как для чего? Чтобы быть нормальной, такой спокойной.
Терапевт: Вы и так нормальная и спокойная, с моей точки зрения.
Варвара: Но внутри-то ведь я не всегда спокойная.
Терапевт: Так вы живете как будто не своей жизнью. Мне кажется, вы живете жизнью, которая должна нравиться участковому милиционеру. Вы живете для участкового милиционера?
Варвара: Нет.
Терапевт: Значит, вы не для милиционера живете. Тогда давайте разберемся, что вы хотите и для чего вы живете.
Варвара: Хочется мне спокойствия, покоя. (Вытирает глаза.) Другими глазами смотреть на эту жизнь.
Терапевт: Как будто вы про другую жизнь ничего не знали, ничего не подозревали?
Варвара (смеется.) Ну, может, мне действительно нужно изменить отношение к жизни... Нет, я хочу входить в трансовое состояние, приводить себя в порядок и выходить оттуда.
Терапевт: Выходить куда?
Варвара: Ну вот, в нашу жизнь.
Терапевт: Она ж вам не нравится!
Варвара: А куда деваться-то?
Терапевт: Я и спрашиваю — куда деваться? Кто вам в детстве сказал, что вы должны отбывать карму в этой жизни и быть несчастной? Откуда у вас это знание?
Варвара: Ну, интересно, если жизнь несколько раз даст по голове, то потом начинаешь задумываться...
Терапевт: Хорошо, давайте представим себе, в качестве эксперимента, что вы настоящая Золушка, вы на балу и этот бал происходит для вас, и без вас этот бал произойти не может. Потому что вы прекрасны, принц в вас влюблен, все вокруг в вас нуждаются. Вы ведьма, вы фея, вы стерва, вы то, се, пятое, десятое.
Варвара: Мне не нравится эта роль, когда бал не может состояться из-за одного человека. Какая-то зависимость получается.
Она все время говорит, что ей ничего для себя не надо, лишь бы все было спокойно и тихо. Чтобы показать, что это не так, я выхожу на перебор ее разных состояний.
Терапевтическая задача заключается в том, чтобы клиентка признала в себе все свои состояния, потому что, пребывая в одном состоянии, она боится другого. Когда она в депрессивном состоянии, она боится маниакального, когда пребывает в маниакальном состоянии — боится депрессивного. Моя задача состоит в том, чтобы она, находясь внутренне в определенном состоянии, помнила о других состояниях и коммуницировала с разными видами самой себя. Вторая задача: чтобы она находила лучшие реализации для каждого состояния. Принимая его как есть, находя в нем различные варианты. В каждом состоянии возможны максимальные использования.. Третья задача заключается в том, чтобы смягчить в целом ход этого маятника. Чтобы это были не резкие переходы, а плавные перемещения, с градациями, со ступеньками, с вариациями внутри каждого из этих состояний. И четвертая терапевтическая задача — служебная — заключается в том, что клиентка может видеть себя и не бояться во всех этих ипостасях, они все приемлемые для нее, и для внешнего наблюдателя в том числе. Клиентка, находясь внутри каждого состояния, может находиться вне этого состояния. Выходить из него — входить в него. Внутри каждого состояния имеется своя оболочка, проницаемая... В целом можно говорить, что она в любом своем эмоциональном состоянии может задержаться, никуда из него не вылетать, не стремиться, не возбуждать себя, а стараться помедитировать, как бы немножко расшириться, найти применение самой себе в этом состоянии. И, поскольку клиентка — человек достаточно талантливый, но очень всего боящийся, такое терпение к разным проявлениям самой себя рождает довольно высокую энергетику. И на определенной стадии работы с ней каждое состояние не просто метафорически маркируется, а, например, находятся некие реализаторы физических действий, которые позволяют в ситуации реальной жизни находить данное состояние как реальность, а не просто как мечту. Показ возможности воплощать реальность в мечту является оппозицией тому, что для нее вообще никакая реальность — не реальность, она все равно ее маркирует как нелюбимую, нежелательную, отрицательную. И рождение мечты как замка внутри себя, который и есть настоящая жизнь, очень важно. Следует понимать, что для того, чтобы выносить реальность, нужно иногда помечтать, и как-то соотнести их друг с другом. Эта схема предполагает, что из мечты непосредственно можно строить хорошую реальность. А хорошая реальность может давать материал для хорошей мечты.
Терапевт: Вы коммунист?
Варвара: Я не коммунист. (Смеется.) Но, получается, что навязываешься.
Терапевт: Я вас спрашиваю сейчас не совсем про это. Вы хотите в стройной колонне быть как все?
Варвара (устало): Я хочу приводить свои чувства в порядок с помощью транса.
Терапевт: Иными словами, для вас транс — это расческа, чтобы правильно причесываться.
Варвара: Нет, не расческа, что-то более светлое.
Терапевт: Вы хотите, чтобы это был какой-то инструмент? Чтобы все было функционально.
Варвара (вздыхает): Да, вот некоторые люди таблетки пьют, а я считаю, что транс — такое универсальное средство.
Терапевт: Средство для чего? Чтобы на короткое время входить в интенсивную сноподобную жизнь, глубокий сон, потом выходить в жизнь, которую не любишь и в ней обманывать себя и делать вид, что все в порядке. Так, что ли?
Варвара: Да. Ну, у каждого есть свои увлечения. (Вытирает глаза.)
Терапевт: Я не возражаю, пожалуйста. Но я не понимаю, почему нужно транс использовать именно так. Ну, представьте себе: вы дикарь, и вам подарили волшебную палочку, а вы ее используете в качестве молотка. Использование транса так, как вы хотите — это использование волшебной палочки в качестве молотка. (Клиентка смеется сквозь слезы.) Но, может быть, транс можно было бы использовать в качестве инструмента, который мог бы расколдовать реальность, которая вам так не нравится.
Варвара: Ну, для дальнейшего развития транс тоже необходим.
Терапевт: Для какого развития? Вы говорите, что жизнь ваша — это звон кандальный. Люди видят, что вот все у вас хорошо, а вы ходите, вериги на себе носите, потому что вам то не нравится, это не нравится и живете вы не своей жизнью. Правильной жизнью, но не своей. Вы живете жизнью правильной, которую бы одобрили ваши родители или участковый милиционер. А вам она не нравится. Но у вас появляется свое волшебное стекло. Для всех это тайна. Как в сказке. Вы приходите, смотрите в волшебное зеркальце и говорите: “Свет, мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи”. И оно вам показывает. Какую-то другую, красивую жизнь. (Клиентка утвердительно кивает.) У вас есть какое-то свое окно. Кроме этой обычной жизни, у вас есть какая-то своя тайна и свой вход в нее. С помощью этого волшебного зеркальца... И вы благодаря этому на время можете действительно чувствовать, что вы не такая, как все, что у вас действительно есть другая возможность, другой мир. Про это мы договорились.
Варвара: Да. А что вы от меня хотите-то еще? (Вытирает глаза.)
Терапевт: Я от вас хочу счастья. Я вас спрашиваю: может быть, можно с помощью вот этого зеркальца сделать так, чтобы ваша обычная жизнь тоже стала счастливее?
Я говорю, чтобы она была довольна и счастлива, а не просто спокойна. Она возражает, что хочет быть спокойной, а я говорю, что быть спокойной — это фон, а на этом фоне должны быть еще какие-то узоры.
Варвара: Я была бы только рада.
Терапевт: Я этого не чувствую. Мне кажется, вы сильно сопротивляетесь.
Варвара: Изменить отношение к жизни, почему бы и нет.
Терапевт: Но вы жизнь свою не обсуждаете. Вы как бы заведомо принимаете, что все, что у вас есть, все, что есть — это так и надо, это крест, его нужно носить.
Варвара: Но это так и есть.
Терапевт: Может быть, так и есть, а может быть, и нет.
Варвара: Но там вообще невозможно ничего изменить. Там и не надо. Там, как говорится, уже идет вторичная выгода. Что-то менять, хотя бы одно какое-то звено вытаскивать — это все, рушится полностью все. Там невозможно ничего вытащить.
Терапевт: Можно сказать, у вас есть возможность чемодан с деньгами получить, а вы мечтаете, чтоб на улице вы нашли сто долларов.
Варвара: Я все равно не могу понять. Не хочу, чтобы у меня в жизни что-то менялось, потому что это повлечет за собой кучу проблем, я просто знаю, что с ними не справлюсь.
Для этой девушки расфокусировка — это просто ее возможность мечтать. Она готова мечтать, но с некоторым элементом обреченности, потому что у нее нет уверенности, что мечты будут реализованы. Расфокусировка в данном случае заключается в том, чтобы дать ей возможность мечтать дальше: прорисовывать эту картину не просто в виде намечающихся, векторных линий, но так, чтобы эти картины находились ближе к реальности и были более систематичными. Ее мечты просто не дозревают. Ей нужно понять, что она не заточена в свою сегодняшнюю жизнь, как в какой-то чуланчик.
Терапевт: Ну, представляете: лежит человек в снегу и замерзает. И вот уже совсем замерз, ему уже и холодно, и тепло. (Клиентка смеется.) Его спасатели вытаскивают, говорят ему: “Э, дурачок, сейчас мы тебя согреем, накормим, водки дадим”. А он говорит: “Не-е-ет, меня так даром не возьмешь. Если я согреюсь, мне завтра на работу идти придется. Я уж лучше здесь в сугробе полежу, помечтаю”. (Клиентка грустнеет.)
Откуда вы знаете, что вам что-либо придется менять? Может, вы проснетесь через год в Швейцарии?
Варвара: Нет, ну... Может быть.
Терапевт: Но ведь это значит, что ваша жизнь изменится?
Варвара: Да нет, у меня в жизни ничего не может измениться. (Смеется.) Кроме дополнительных неприятностей, а зачем они мне нужны?
Терапевт: Ну, прямо спящая красавица.
Варвара: Я в своей жизни не хочу изменений.
Ее жизнь — как жизнь Спящей Красавицы. Ей кажется, что она сейчас не живет, а только ожидает жизни и немножко побаивается того, что может начаться. У нее есть опасение, что если она будет о чем-то мечтать и делать то, что хочется, как-то перестраивать свою жизнь, она выпустит себя из-под контроля, как джина, который что-то разрушит в ее жизни. В самой себе у нее есть страх беспокойства, страх истерики, страх необычности. Для того, чтобы это с ней не произошло, она готова вести связанную, смиренную жизнь в грезах, без резких движений. Поэтому она играет роль нормальной, хорошенькой, серенькой девочки. Я хотел бы, чтобы она это поняла.
Терапевт: Вы очень благодарный клиент. Вам ничего не надо. Только такую игрушку-побрякушку. (Клиентка смеется.) Весь мир не может измениться, с вашей точки зрения. Да и вообще, есть он или нет, вам до него дела нет. А вот на транс вы согласны, лишь бы было волшебное зеркальце и в него можно было бы смотреться. Особый брильянт, которым можно любоваться. Особый цветок аленький, но только ваш.
Варвара (утвердительно кивает головой): Кристалл.
Терапевт: Кристалл. Это же замечательное свойство. Это же значит, что у вас есть особая вера в исключительность, в то, что в этом мире какое-то волшебное окно, какая-то дверь, которая куда-то еще ведет, позволяет этим воспользоваться. Вам нужен маленький волшебный чуланчик, чтоб вы могли туда заходить и за собой его запирать. (Клиентка утвердительно кивает головой.)
Варвара: Да, да, и больше никто.
Терапевт: Сейчас будем строить отдельный чуланчик, в четвертом измерении, в коммунальной квартире.
Варвара (немного помолчав, очень значительно): Мне чуланчик нужен.
Терапевт: Ну, давайте создадим вам чуланчик. Дизайн, по крайней мере.
Варвара: Это светлое помещение. (Смеется.)
Терапевт: Вы знаете, на меня очень сильное впечатление произвела книжка “И начинается ветер”, написанная известным диссидентом Владимиром Буковским. Это книга о том, как он сидел в тюрьме.
Варвара: Что вы меня все время в тюрьму сажаете? (Смеется.)
Терапевт: Потому что вы живете в тюрьме. В такой позолоченной. В клетке.
Варвара: Мне чуланчик нужен, а вы мне говорите, я в тюрьме живу. Я как раз вот в тюрьме и не живу.
Терапевт: Вы в клетке живете. А чуланчик будет свой такой, свободный. Чулан свободы. (Общий хохот.) В этой книжке есть, как мне кажется, очень интересное психологическое описание. Он, когда сидел в тюрьме, а там плохо сидеть было, мечтал и строил себе в воображении дом, в котором хотел бы жить. И этот дом он себе ярко представлял, обживал его: камин, поскрипывание ступенек, как он на второй этаж поднимается, гостей, которых он бы приглашал, террасу. Он его буквально по палочке, по кирпичику, по звуку, по картинке создавал. И у него на это уходило очень много времени... И я думаю, что его дальнейшая судьба была во многом связана с этой способностью создать воображаемый дом. Потому что существует связь между образами, словами и вещами. Кто мог действительно представить, что безвестный, бесправный, ничтожный, заброшенный человек, сидящий непонятно где, в конце концов будет жить в своем доме, в Кембридже, в Англии, именно в таком доме, о котором он когда-то мечтал и представить себе не мог, что этот дом будет реальным. Представьте себе: он сидит в советской тюрьме (клиентка утвердительно кивает головой), ни на что не рассчитывает и мечтает не о коммунальной комнате и не об однокомнатной квартире, а о доме из многих комнат, с большим пространством, с большим садом. (Клиентка утвердительно кивает головой.) И этот дом получает. В тюрьме у него что было? Чуланчик? Даже и чуланчика не было.
Это парафраз всего предыдущего разговора. Он фактически возвращает еще раз все, про что было сказано. С одной стороны, про тюрьму, с другой стороны, про связь между образом, мечтой и выходом в новую реальность и, в-третьих, про то, что сегодня можно находиться в тюрьме, а завтра — в этой новой реальности.
Варвара: Мне не нужен дом большой.
Терапевт: Ну, конечно, вас на дом не уговоришь. Вы же карму отбываете.
Варвара: Мне нужен маленький чуланчик.
Терапевт: Давайте его обставим.
Варвара: Ну вот он — светлый, чистый, в нем много цветов. Все.
Терапевт: Ну, а там есть где сесть или лечь? Вы там сами в каком образе?
Варвара: Я цветы поливаю. (Вытирает глаза).
Терапевт: Вы, значит, Дюймовочка, которая живет в чуланчике у крота. Помните эту сказку?
Варвара: Угу. Нет, это светлая комната. Там много цветов...
Терапевт: А хотите ручную бабочку?
Варвара: Нет.
Терапевт: А белочку?
Варвара: Нет.
Терапевт: Никаких животных?
Варвара: Нет, почему? Кошку туда в чуланчик нужно.
Терапевт: А оленя волшебного не хотите?
Варвара: Нет.
Терапевт: Вы знаете, в Австралии вывели маленькую корову — размером с собаку, не хотите?
Варвара (убежденно): Нет. Я хочу кошку.
Терапевт: А она поместится в чуланчик?
Варвара: Поместится.
Терапевт: Но это будет только ваша кошка или еще чья-то?
Варвара: Она будет приходящая — уходящая... (Смеется.) Стол, стул, книжная полка. Книги, которые мне нужны. Удобное сиденье. Но только так, чтобы мне ничего не приходилось покупать, я бы просто хотела там сразу иметь то, что мне нравится. Все.
То, что она говорит про кошку, которая приходит и уходит, представляет собой некое сообщение о том, что она, в конце концов, соглашается попробовать некий вид волшебства или выхода из своего обычного состояния, в котором все время пребывала, но так, чтобы выйти, попробовать, а потом войти обратно.
С одной стороны, она уже устала, с другой стороны, готова согласиться с тем, чтобы воспринять некую новизну. И это, в общем, сигнал к тому, что пора проводить с ней транс.
Терапевт: Хорошо, мы сейчас научимся входить в такой транс, и каждый раз, когда будем входить, будем прибавлять что-нибудь к этому чуланчику, будем украшать его, картинки вешать.
Варвара: Это мой чуланчик, что хочу, то и ставлю.
Терапевт: Мужчин там не бывает?
Варвара: Не бывает, я там вообще одна.
Терапевт: Но это чуланчик или гробик? (Все смеются.)
Варвара: Нет, это чуланчик, потому что я туда захожу, я там отдыхаю, отсиживаюсь...
Терапевт: Это не мавзолей?
Варвара: Нет, и туда еще могут заходить животные — ну, если я захочу.
Терапевт: У вас что, волшебный свисток есть?
Варвара: Какой свисток?
Терапевт: Ну, такой платиновый свисток, чтобы животных звать.
Варвара: Интересно. Это волшебный чуланчик: что захочу, то и появляется.
Терапевт: Ну, хорошо.
Варвара (очень сердито): Это мой чуланчик. (Общий хохот.)
Терапевт: Это настолько ваш чуланчик, что его никто не в праве у вас отобрать, никто... Даже если бы я положил жизнь, чтобы его отобрать, это было бы все равно невозможно. Ну, закрывайте глаза. Сейчас раздастся голос из чуланчика.
Варвара: А кто там — в моем чуланчике? (Все хохочут.)
Терапевт: Сейчас раздастся голос из соседнего чуланчика... (Опять смеются.)
Варвара: Вот это мне нравится. (Закрывает глаза, улыбается, потом открывает.) Да, мне действительно не хватает голоса из соседнего чуланчика, голоса товарища по интересам. Но только так: по чуланчикам. (Закрывает глаза и смеется.)
Терапевт: Представляете, приходите на работу, а там лозунг висит: “Владельцы всех чуланчиков, соединяйтесь!”
Варвара (смеется): Ни за что.
Терапевт: Давайте представим себе, что вам очень важно научиться сосредоточиваться... и уходить в особое состояние... и кроме разных волшебных свойств в этом состоянии... вам очень важно испытывать... одиночество и независимость... Это значит, что даже в мелочах... вы должны быть действительно независимы... Чтобы вы могли чувствовать... ту температуру, которую вы хотите... и ту тишину... и время от времени вы можете слышать звуки... как будто бы волны... то покоя... то грусти... то радости... Все шумы жизни, все шорохи... голоса... отряхиваются где-то за порогом... и уходят все стуки... и вы чувствуете себя действительно независимой... И ваше лицо освобождается от лишней мимики... и становится своим... и вам не нужно думать ни о чем... И кажется, что какая-то вечность... чистая вода, сосредоточивает... если вы захотите, вы вспоминаете запахи... какие-то картины... или же это может быть полное бездумье... и облака... Вот у вас на столе стоит волшебный глобус... и стоит вам его повертеть... всмотреться в какую-то точку... у вас появляется особое зрение... и вы можете увидеть, что происходит... и вы чувствуете, что вам совершенно не любопытно... но все-таки иногда, если вы захотите... вы можете заглянуть в любое окно... и вы это изредка делаете... И главное, что никто не может заглянуть в ваше собственное окно... И вы чувствуете себя действительно совершенно свободно... Будто все условности куда-то пропали, и вам не нужно думать о своем теле... своих руках и ногах... И это глубокий покой... в котором есть немножко от сна... немножко от смерти... немножко от счастья... немножко от другой жизни... немножко следов от своей настоящей жизни... сегодняшней... И в этом месте особенно легко дышится... С каждым дыханием... может проходить время... и не нужно ни о чем спохватываться... потому что какие-то вечные часы... сами отсчитывают... Так приятно оказаться там... где больше нечего считать... и вы чувствуете себя легко и спокойно... И это удивительное место... когда бы вы ни пришли туда... какое бы у вас ни было до того состояние... как будто вы нажимаете кнопку лифта... или какой-то особый эскалатор... поднимает вас... Как будто вы поднимаетесь в горы... в какое-то красивое место... в особую хижину и смотрите на все сверху... хотя вы остаетесь в своем закрытом месте... Ощущение горного пейзажа... ощущение... покоя... отрешенности... И иногда, как маленькой девочке, вам хочется пошалить... и представить себе, что вы летаете на воздушном шаре... и увидеть сверху... разные города, людей... события... а иногда вам кажется... что вы переселяетесь в очень старую, пожившую на свете женщину... и на этой вершине... в этой хижине храните особую мудрость... разных веков... и народов... и если вам нужны какие-то ответы... или советы... то эта старая женщина, седая и мудрая, могла бы спокойно ответить на все... и все понять, и так хорошо входить в состояние... полного покоя... Где тело не имеет веса, где все происходит само собой. И полный покой... И ничто не трогает вас, и вы не трогаете другого... И в этом покое... в этом месте никто и ничто... не может достать до вас... Будто бы вы выполнили все свои долги... сейчас... Вот вы находитесь в этом состоянии... покоя... Иногда струятся сны... и мысли... Легко и спокойно... И вы чувствуете тепло... или холодок... Вы чувствуете прикасания волос... к щекам, возможность входить в свое пространство... и отдыхать, расслабляться... и чувствовать покой... независимость... покой и независимость... И с каждым днем у вас растет ощущение... у вас растет умение... входить в состояние... полного покоя... выращивать... отрешенность... и иногда это всего лишь пространство... а иногда это особая вода... которая струится... а иногда это волшебное зеркальце... волшебный глобус... который позволяет блуждать по далеким коридорам... по далекому лабиринту... куда-то уходить в другие пространства... в другие времена... и возвращаться обратно... И это ощущение полной свободы... когда можно не двигаться... а можно перемещаться... когда вы захотите... вы сможете записывать... эти волшебные сны... или истории... а можете забывать... их... И вы чувствуете... как где-то в стороне... происходит ваша жизнь... и когда вы хотите... вы возвращаетесь к ней... будто спускаетесь с горы, получив совет и поддержку... как будто выходите из других пространств... попутешествовав и испытав приключение... Или как будто вы возвращаетесь обратно... отдохнув в пустоте... и с новым любопытством к жизни... вы входите обратно... прежде всего ощущаете свое дыхание... и чувствуете, как отражение напора жизни... ее новых впечатлений время от времени... воспринимаете все, что происходит вокруг вас с новым интересом... любопытством... легко и спокойно... И ваше путешествие... ваше пребывание в этом месте с цветами... и с несколькими волшебными предметами... в полном покое... каждый раз приносит вам все новое и новое... удовольствие... И когда вы захотите, вы опять возвратитесь в эту тишину с ощущением глубокого покоя, независимости и одиночества... будто отгородившись хрустальной стеной от всех вопросов... и ответов. (Варя открывает глаза, улыбается терапевту и он улыбается ей в ответ.)
Терапевт: У меня три замечания: во-первых, здесь очень часто повторяется такая фраза “Когда вы захотите...” — по разным поводам. Она мне кажется очень важной, потому что часть терапевтического разговора строится по принципу “А чего вы хотите?”. И теперь у клиентки в этом состоянии обреченности и выполнения долга будет много маленьких “чего я хочу”. Они, как силовые опилочки, в определенном состоянии могли бы выстраиваться в какую-то свою линию. Из этих опилочек возникала бы линия “Чего хочу, того достигаю” — мои маленькие воображения и представления формируют направления усилий, и они реализуется.
Второй момент, который здесь важен: все наведение сделано с очень специфической интонацией, произносятся очень короткие фразы, точечные, являющиеся аналогом разных отличающихся точек в ее теле. Именно не линии, не длинные предложения, не суставы, которые сгибаются, а точки. Очень короткие фразы и длинные паузы между ними. Эти паузы — аналог следующего мотива — тишины. Часто говорится: “Тишина. Горный пейзаж”. Я ввел горный пейзаж, так как клиентка сказала, что Тюмень ее раздражает, местность — как тарелка вогнутая. Горный пейзаж — это и вообще спокойный пейзаж, типический, но и нечто противоположное тому месту, где она сейчас живет.
И последнее замечание, касающееся того, что она здесь проводится в качестве женщины разных возрастов. Она легко становится маленькой, легко становится мудрой старухой, сама с собой советуется. Это тоже состояние, в котором клиентка легко меняется и, то становится легкой и молодой, больше наполненной желаниями, то отрешенной, старой и мудрой, свысока смотрящей на происходящее. Это тоже движение — от подавленности к приподнятости. И к середине, к некоей уравновешенности и легкости. Состояние нормальной, молодой средней женщины как бы уравновешивается такими раскачиваниями маятника “старая — молодая”, что заменяет маятник “подавлена — возбуждена”.
Что же касается глобуса, то когда клиентка приближается к определенной точке глобуса и рассматривает ее, и это место на глобусе увеличивается — аналог волшебного кристалла, в который она может вглядываться. Вход в другое пространство. Ход такой: я чего-либо хочу, начинаю об этом думать, мечтать, начинаю это видеть, и тогда оно ко мне приближается, я могу выйти в это, как в реальность. И желанная, мечтаемая, чаянная реальность тем самым и реализуется.
Вопрос участника группы: Варя жалуется на недостаток пространства, и вы предлагаете ей маленький чуланчик?
Терапевт: Для нее маленький чуланчик — это не пространство, а отверстие в другую жизнь, дверца в чулане папы Карло. Это ее стартовая площадка, с которой она может начинать перемещаться в другие миры и гораздо большие пространства.
Ион и другие
Это второй сеанс работы с Максимом, который хотел бросить курить. С ним читатель уже встречался в новелле “Который из них я?”
Максим: Курить хочется….
Терапевт: А-а, опять из-за курения?
Максим: Да, а что еще? (Смех.)
Терапевт: Давай выясним, что еще. Чего ты еще боишься?
Максим: Ничего я не боюсь.
Терапевт: Так уж совсем ничего?
Максим (после паузы): Я не знаю. В данный момент или вообще в жизни?
Терапевт: А чем отличается данный момент от “вообще в жизни”?
Максим: В данный момент вероятность наступления некоторых событий стремится к нулю.
Терапевт: Хорошо, а в окружающей жизни ты чего боишься?
Максим (после паузы): Провала, наверное.… Проиграть….
Терапевт: Так. А еще чего?
Максим: Карьеру не сделать.
Терапевт: А еще?
Максим: (улыбаясь): Змей боюсь.
Терапевт: Это уже лучше. А еще чего?
Максим: В смысле — фобии?
Терапевт: Нет, в смысле — чего боишься… (Смех.)
Максим: Да все вроде.
Терапевт: Какие у тебя были субличности? (В предыдущий день участники семинара выполняли упражнение по определению своих субличностей).
Максим: Первый — мужчина лет 40—50, фигура стройная, очки в роговой оправе, белая рубашка, галстук синий в красную полоску, костюм — тройка. Очень подтянутый, строгий, волевой, решительный.
Терапевт: Кем он работает?
Максим: Пиночетом. Маленький такой Пиночет.
Терапевт: Хорошо. Еще что?
Максим: Потом сразу были второй и третий — творческая и загульная часть. Загульная — ему бы за всеми женщинами поволочиться (при соответствующих условиях). А четвертый и пятый — это интеллектуальная часть и “он”.
Терапевт: Ион? Кто это такой?
Максим: И он. Местоимение такое. (Смех.)
Терапевт: И что?
Максим: Просто назвал так. Не знаю, как иначе назвать эту часть. Некий субъект.
Терапевт: И что он делает?
Максим (после паузы. Отвечает жестко, отрывисто): Ну, это хидер. Журналисты называют их киллерами, но это неверно. На самом деле он хидер (так в американском английском).
Терапевт: И что он в тебе делает?
Максим (отвечает еще более отрывисто): Ничего. Просто идет по улице. И все.
Терапевт: Хорошо. А зачем ему кого-то убивать?
Максим: Я не знаю.
Терапевт: Ему это доставляет удовольствие или это его профессия?
Максим: Да, профессия.
Терапевт: А как он стал киллером? Что его заставило?
Максим: Я не знаю. Это просто такая субличность, и все.
Терапевт: Что он — наркоман, ему нужны деньги на наркотики? Или он запутался?
Максим: Нет, он такой спортивный, весь правильный. (Произнося это, Максим горделиво вскидывает голову.)
Терапевт: Он что — сумасшедший?
Максим: Нет, совершенно нормальный, трезвомыслящий человек.
Терапевт: Тогда зачем ему кого-то убивать?
Максим: Ему, видимо, это нравится.
Терапевт: То есть — какой-то части тебя это нравится?
Максим (почти агрессивно): Может быть.
Терапевт (с улыбкой загибает пальцы и перечисляет): Значит, Пиночет, убийца… (Максим смеется.) Это социально близкие части.…
Максим: Нет, они социально далекие. Совершенно разные.
Терапевт: А еще есть тот, который любит погулять.… А что делает творческая личность?
Максим (мимикой, движениями плеч и рук изображает “кисель”): Она вся какая-то левая. … Одета так небрежно….
Терапевт: А чего она хочет?
Максим (неожиданно высоким голосом): Да-а!… Ничего она не хочет. Просто когда есть какие-то проблемы, она их решает.
Терапевт: Вот видите, совершенно непонятно, зачем сюда приезжать и изучать какие-то науки или ремесла. Мне кажется, что все обозначенные ваши субличности совершенно не нуждаются ни в каком обучении. Они и так все умеют. Разве что сорокапятилетнему нужно немножко подождать да галстук получше подобрать. (Максим смеется.) Но и для него здесь тоже неподходящее место. Тут есть какое-то противоречие….
Максим: Нет противоречий.
Терапевт: Но ведь все названные вами субличности здесь не дома.…
Максим: Может, не все?
Терапевт: Тогда какие?
Максим: Может, профессиональная.… Очень много для меня значит.
Терапевт: А что это такое?
Максим: Доктор.
Терапевт: Давайте тогда про нее поговорим. Что это за персонаж? В чем его смысл?
Максим: Работать. И получать от этого удовольствие.
Терапевт: А что, нельзя получать удовольствие находясь в других ипостасях? По-моему, даже быстрее.… Вот у того, который стреляет: попал — и сразу удовольствие.
Максим (после паузы): Не-е-ет….
Терапевт: Ну, конечно — он ведь еще до этого охотится….
Максим (кивает головой): Очень долго.
Терапевт: А почему вы решили стать доктором — психиатром?
Максим: Я попал в медучилище — совершенно случайно, а потом в мединститут — тоже случайно. Очень хотел оттуда уйти, но не ушел….
Терапевт: Тоже случайно….
Максим: А потом вдруг начал интересоваться психиатрией, и мне это понравилось. Стал ходить на факультатив, читать книги.… Меня психология интересовала давно — со школы еще. Так и получилось….
Терапевт: А что такое психиатрия? Это что, по вашему определению, когда человек попадает в сумасшедший дом и сам забывает — то ли он сам сумасшедший, то ли лечит сумасшедших. И поэтому у него нет проблем: нормальная его голова или ненормальная. Вот так заглянешь в голову, а там черт знает что: один говорит одно, другой другое, и вообще напряжение сильное.
Максим (сквозь смех): Сильное напряжение.
Терапевт: А тут посмотришь: другие еще более сумасшедшие. И как-то сразу успокаиваешься, все-таки с тобой этого не происходит. Явно есть отличие. Потом пойди различи: приходишь туда в халате, про себя думаешь: просто переоделся. А остальные даже и не понимают, думают, что все так, как надо. Такая вот острая игра: поймают — убьют. А если разоблачат раньше времени — сам кого-нибудь убьешь.
Максим (сквозь смех): Нет, это не игра….
Терапевт: Получается, что самое нормальное в твоей жизни — курить.… Когда ты куришь — это простое нормальное действие, это все понимают. Ты — человек свободный. И никаких хлопот — целеустремленное, направленное действие. И ты от него хочешь избавиться?
Максим (сквозь смех, кивая головой): Да, я хочу от него избавиться. Все возвращается на круги своя.
Терапевт: Как же тогда узнать — нормальный ты или нет?
Максим: А зачем? (Смеется.)
Терапевт: Ну, как? Тебе же самому беспокойно. Как каждый психиатр, ты же беспокоишься о том, как там у тебя в голове процесс идет.… Может, ты с ума скоро сойдешь.… Или там вообще напряжение сильное. А так ты совершаешь маленькие адекватные действия — куришь — и вроде бы все нормально, не надо беспокоиться.
Максим (сквозь смех): По-моему, это перенос. Я могу совершать и другие адекватные действия. Мне не надо курить, чтобы убедиться, что я нормальный.
Терапевт: Совсем не надо, что ли?
Максим: Ну, иногда — надо.
Терапевт: Вот именно — “иногда надо”. Ведь это как происходит: нормальный, нормальный, и вдруг раз — давление поднялось, как в котле, и забулькало в голове. (Максим непонимающе смотрит на терапевта.) Ты хотел бы знать точно, что не сойдешь с ума? Чтобы гарантия была?
Максим: Нет.
Терапевт: Все-таки ты хотел бы, чтоб у тебя был шанс сойти с ума?
Максим: Да.
Терапевт: Зачем тебе это?
Максим: Не знаю. (Опускает глаза, задумывается.)
Терапевт: Тебе кажется, нужно, чтобы была какая-то возможность с катушек слететь? Что, так интереснее жить, азартнее?
Максим (теребит бороду): Да.
Терапевт: То есть лучше сойти с ума, чем кого-нибудь убить?
Максим (после паузы): Смотря в какой ситуации.
Терапевт: Но нужно иногда, чтобы было какое-то действие, которое выходит за рамки обыденности, иначе будет слишком скучно.
Максим (немного помолчав): Может быть….
Терапевт: Тебе нужно ощущение остроты?
Максим (очень решительно): Да. Риска. (Пристально смотрит на терапевта.)
Терапевт: Не смотри на меня такими дикими глазами. (Максим смеется.)
Максим: Что, страшно?
Терапевт: Нет, не страшно. Но жалко расходовать дикие глаза. На них можно построить и пустить электростанцию, она будет ток давать людям. (Смех в группе.) Ты будешь на своих пациентов смотри дикими глазами. Ты на них, они — на тебя.
Максим: И что толку?
Терапевт: Искры будут сыпаться. (Максим смеется.)
Благодаря этим абстрактным рассуждениям, несколько резонерским, можно понять, что у Максима выхолощены чувства, их как бы поменьше, они не столь отчетливы. Это желание риска, остроты дает ощущение какой-то эмоциональной связи с окружающим. А то, о чем я с ним говорю по поводу курения — нормальные маленькие ощущения: капилляры чувств, резонансы с реальностью.
Это понятно. Жизнь должна быть острой, не скучной. Проснулся утром и не знаешь: сойдешь с ума — не сойдешь, разобьешься в машине — не разобьешься, разоблачат тебя — не разоблачат. А ты что, любишь мучаться?
Максим: Не-е-ет.
Терапевт: Ну как: если у тебя внутри мотор, он все время греется, кипит.… Тебе нужно, чтобы жизнь была все время острой… Иногда нужно клапан открыть, чтобы лишний пар вышел. Для этого понадобятся кое-какие средства. И вот ты мучаешься: бросить курить — плохо, не бросать — тоже плохо. У тебя внутри, как в часах, разные колесики, связанные с мучениями: одно мучение ведет за собой другое мучение и т.д. Тебе нужно, чтоб у тебя внутри все время как будто бы жернова крутились. (Максим сначала смеется, потом вдруг резко перестает.) Ты ведь не хочешь спокойной жизни?
Максим: Нет, не хочу….
Терапевт: Что плохого тебе сделала спокойная жизнь? Многие, наоборот, специально ищут покоя… “А он, мятежный…”...
Максим: Скучно мне.… Это жизнь как бы в треть силы. Встать с утра и, не просыпаясь, сходить в институт, потом осмотреть больных….
Терапевт: Ты хочешь быть таким чайником, который все время стоит на огне и все кипит, кипит, кипит….
Максим: Да, да, да….
Терапевт: Хорошо. А кто будет воду подливать? Ты сам или другие?
Максим: Я сам. Я хочу быть самообеспечивающимся кипящим чайником.
Терапевт: Тебе что, другие вообще не нужны?
Максим (после паузы): В смысле?
Мой вопрос попадает в него: он задумывается, он растерялся.
Терапевт: Смотри. Судя по твоим субличностям (терапевт загибает пальцы на руке): Пиночету другие нужны для того, чтобы он им с горы распоряжения отдавал. Он их лиц не видит. “Убийце” люди нужны как мишень. “Люблю людей”, — сказал людоед. (Максим смеется.) Идешь по улице, есть в кого прицелиться — и хорошо: глаз все время при деле. (Максим согласно кивает головой.) Тот, который любит погулять…...
Максим: Женщины — что? Они же не люди, естественно….
Терапевт: … ...ему, судя по всему, даже и все равно — с кем. Сегодня одна, завтра — другая.
Максим: Ну, получше….
Терапевт: Ну, да…. Но все-таки они все какие-то у тебя безалаберные персонажи. И в результате возникает образ такого существа, которое живет в будке, лает на Луну, мечтает сорваться с цепи и всех перекусать…. (Максим смеется.) Быть в округе самым главным, пока не приедет собаколовка. Такая у тебя страстная жизнь — охранять какое-то пространство, на всех лаять и одновременно быть при деле. Как психиатр в отделении ты охраняешь покой, чтобы никто не расслаблялся и не знал, какое у тебя сегодня настроение: то ли перекусаешь, то ли будешь охранять. Жизнь кипучая! (Общий смех.) Да? Это что, твой идеал?
Максим: Почему это психиатр в отделении — как собака на цепи? (Со смехом.)
Терапевт: Ну, это я, конечно, перегнул палку. А все-таки: он ходит в галстуке, с умным видом, как Пиночет, смотрит, записывает.… (Общий смех в группе.)
Максим: Почему вы так плохо относитесь к психиатрам?
Терапевт: Почему плохо? Это один из образов. Он совершенно не исчерпывающий. Я ведь спрашиваю не вообще о психиатрах, а о том, как ты это видишь. Ты же не сказал: “Я хочу быть психиатром, помогать людям…”. (Максим резко перестает смеяться, прикрывает лицо рукой, медленно проводит ею по глазам, по щеке.) Вы же не начали при этом учащенно дышать, проникновенно смотреть в глаза, и глаза ваши при этом не поголубели… (Максим — кареглазый.) Из ваших рассказов не следует, что вы — такой психиатр, который приходит в палату и страдает вместе с каждым.… (Максим смеется.)
Максим: А с больным совершенно не надо страдать, ему помогать надо.
Терапевт: Я и не предлагаю тебе страдать. Я ведь просто пытаюсь описать.… Вот если бы ты в такую собаку превратился, это реализовало бы все ваши желания?
Максим: Нет.
Терапевт: А чего бы не хватило?
Максим: Не знаю.… Опасности.
Терапевт: Как? Такая-то собака? Она вся в опасности: ее поймают, увезут, не так поймут, не того укусит… — как раз то, что надо! (Максим смеется.)
Максим: Как русская рулетка!
Терапевт: Вот для этого образ собаки как раз и создан.
Максим (смеясь): Мне не нравится идея быть собакой.
Терапевт: А главной собакой во всем районе? (Общий смех.)
Максим: Все равно не нравится. Даже если во всей стране….
Терапевт: Мне кажется, что при таких страстях — куришь или не куришь — уже не имеет большого значения. Потому что, когда человек может позволить себе всех перекусать, растоптать, убежать, прибежать, выпить, похватать женщин, бросить женщин, для него уже мелочи — курит он или не курит. Он и так ужасен.
Максим (сквозь смех): Но если я брошу курить, то буду делать все это еще более эффективно. (Общий смех в группе.)
Терапевт: И хорошо. Ты создал для себя образ, что ты не чайник, а просто атомная бомба, которой только не хватает взрывателя. Ты что, против покоя в любой форме? Покой для тебя — смирительная рубашка. Если бы, не дай Бог, удалось тебя погрузить в транс, то ты на какое-то время не мог бы всех перекусать, не мог бы себя контролировать.… Вдруг с тобой что-нибудь такое произошло бы.… Ты бы тогда или с ума слишком сильно сошел, или стал бы, наоборот, слишком нормальным….
Максим: Это интересная идея: может произойти что-нибудь непредсказуемое….
Терапевт: А вдруг, если тебя выключить, как чайник, и ты остынешь, у тебя депрессия начнется? Будешь подавленным, дохлым….
Максим: Приеду домой, возьму амитриптилин и буду пить. (Смеется как будто через силу, как человек, который уже устал от приступа хохота.)
Терапевт: А если не поможет?
Максим: Еще что-нибудь… спиртное….
Терапевт: Видишь, ты опять говоришь: попью, поем, покурю… (Делает жест рукой, будто подносит ко рту сигарету.) Когда ты не куришь, тебя что — шатает?
Максим: Подшатывает. (Кивает.)
Терапевт: У тебя как: настроение понижается или ты становишься дисфоричным?
Максим: Скорее, дисфоричным.
Терапевт: Так ты и так дисфоричный….
Максим (смеется): Так я же не курил, вот и дисфоричный.
Терапевт: Нет, мне кажется, из того, что ты рассказываешь, возможен такой вариант: ты энергичен, но твоя энергия — равномерная, она находится в каких-то берегах.
Максим (отвечает тихо и серьезно): В общем, если в нормальной жизни — то да.
Терапевт: Я об этом и говорю. Тогда почему ты себе придумываешь такие экстравагантные образы?
Максим: Нравится мне такие образы себе придумывать!
Терапевт: Вот смотри: ты одет в белые брюки и черную рубашку, а рассказываешь про себя так, будто на тебе малиновая жилетка, зеленые ботинки, желтый берет, будто бы у тебя фиолетовые глаза, синие волосы.… Послушать тебя, так кажется, что в твоем “чайнике” (показывает на голову) варится не вода, а краски кипят. Зачем тебе такие страсти про самого себя? Такое впечатление, что тебе хочется быть ярче и мимикрировать….
Максим: Под легонькую истерию?
Терапевт: Нет, я бы этого не сказал. Тут я не вижу истерии. Мне кажется, что ты, скорее, боишься этого “чайника”, который кипит…...
Максим: Может быть….
Терапевт: … ...что ты боишься, чтобы в тебя не заглянули — вглубь — и не разоблачили в чем-то, что кажется тебе ужасным. Хотя я, например, не вижу ничего ужасного, чего надо стесняться или опасаться. А ты, такое впечатление, видишь там какой-то скелет, закопанный на дне и поэтому, как каракатица, выпускаешь вокруг себя волны чернил, сбивающие со следа. Нет у тебя такого ощущения? (Максим долго молча смотрит на терапевта, чуть удивленно улыбаясь, словно впервые видит его, а главное — впервые узнает себя.) За всеми этими яркими образами — боязнь показаться неинтересным, попасть в эту яму, в которой даже амитриптилин не поможет. Будешь сидеть грустный, подперев голову руками, откинув задние лапы и выть на Луну. (Максим смеется.)
Максим (с кривоватой растерянной улыбкой смотрит на терапевта в упор): Может быть….
Терапевт: Грусть — замечательное состояние. Такое творческое.…
Максим: Что, стихи, что ли, писать?
Терапевт: Не обязательно стихи писать, но и, как чайник, кипеть тоже не обязательно все время… (Максим тяжело вздыхает.) Получается, что тебе, чтобы кипеть, как чайник, надо постоянно разводить под собой огонек. И одним поленом в этом костре для тебя является это “бросил курить, начал курить…”. Зачем тебе все время кипеть? В конце концов, холодная свежая ключевая вода еще вкуснее.
Максим (очень тихо): Может быть, я не знаю.
Терапевт: Хорошо. Если бы ты хотел погрузиться в транс, что бы ты хотел испытать?
Максим (роняет голову на руку, опускает глаза): Какое чувство?
Терапевт: Ты так это спросил, как будто чувств не испытывал года три.… Они что, все сгорели в пламени революции? (Максим сначала смеется, потом задумчиво отворачивается от терапевта.)
Максим (после паузы. Говорит чуть сдавленным голосом): Уверенность в себе, может быть.… В том, что у меня получится добиться того, чего хочу.
Терапевт: А чего ты хочешь?
Максим: Ой! (Смеется, потом резко “стирает” с лица улыбку, поворачивает голову к терапевту.) Скажем, карьеру сделать.
Терапевт: Вот ты обозначил несколько этапов карьеры. Какую из них ты хочешь сделать: Пиночетом стать или дорогим убийцей? Что ты имеешь в виду под карьерой?
Максим: Врачебную карьеру.
Терапевт: Что ты для себя хочешь от этого? Каков твой конечный результат на уровне “вижу-слышу-чувствую”?
(Максим молчит.)
Терапевт: Я тебя уверяю: все, что ты можешь иметь в результате этой карьеры, ты можешь испытать сейчас.
Максим: Это называется “подстройка к будущему”.
Терапевт: Я не знаю, как это называется. Но если ты скажешь, что хотел бы ощущать как поток или как отдельные ощущения, мы можем это воспроизвести — в самом подлинном виде.
Максим (довольно долго молчит, подняв глаза кверху): Уверенность в себе и знание, что я могу решать все более сложные проблемы.
Терапевт: “Уверенность в себе” — какая-то абстракция. Это не машина, которая имеет цвет, не дерево, которое можно потрогать, не лошадь, на которой можно проехать….
Максим: Понял. На уровне “что я чувствую”...
Терапевт: Ну, конечно. Что такое “уверенность в себе”? Пока у тебя уверенность заключается в том, что ты бегаешь по кругу со скоростью 30 км в час: на 15-м километре бросаешь курить, на 16-м снова начинаешь, на 17-м опять бросаешь. Все остальное, наверное, так же: бросаешь — начинаешь. Что такое для тебя уверенность? На чем она должна быть основана? Что ты хочешь почувствовать?
Максим (на протяжении всего монолога “всматривается и вслушивается” в себя): Может быть, спокойствие.
Терапевт: Спокойствие? Что это для тебя? Тебя надо посадить в клетку, как попугая….
Максим: Нет. Это ощущение спокойной уверенности. Это когда я буду чувствовать такой азарт (вдруг осекается, понимая, что противоречит себе, дальше уже говорит неуверенно) и ощущение…...
Терапевт: Опять! “Покой, когда я буду чувствовать азарт”. У тебя нет иголки под задницей? Тебе никогда не делали укол, и иголка не ломалась в шприце? (Максим смеется.) Ты послушай себя: “Чтобы чувствовать покой, мне нужен азарт”. Что ты говоришь? Что для тебя покой? (Максим молчит, опускает голову, теребит бороду.) Что тебе тут мешает быть спокойным: сидишь, никто тебя не трогает, всем ты нравишься, сиденье удобное, кровать удобная….
Максим: Кормят хорошо….
Терапевт: Карьеру заодно делаешь: обучаешься умным вещам. Казалось бы, покой просто разлит в воздухе. Чего тебе не хватает?
Максим: Уверенности, что смогу это применить и...…
Терапевт: Опять! Покой — уверенность, покой — уверенность. Нарисуй картину: что такое для тебя покой. Вот ты уже всего достиг — ты сделал карьеру. Ты уже на пенсии….
Максим: Да лучше застрелиться, чем быть на пенсии!
Терапевт: Не знаю. Я так не считаю. Тогда представь себя перед тем как застрелиться или выйти на пенсию: ты в расцвете сил. Что ты чувствуешь? Что такое для тебя уверенность? (Максим растерянно смотрит и улыбается. Общий смех.) Я тебя серьезно спрашиваю: что такое для тебя покой? А ты мне говоришь: “Покой — это когда бежишь, но с уверенностью”. (Максим смеется.) Ты себя послушай, что ты говоришь! Все, тебе уже дали гарантии: с ума не сойдешь, жизнь у тебя будет интересная, других кусать не обязательно. Хотя, если хочешь — кусай на здоровье. Тебе только спасибо скажут. Хочешь — сиди на цепи, хочешь — спускаем тебя с цепи.… Что для тебя покой? Что тебе еще нужно? Всего этого ты уже достиг. И не куришь. И забыл уже, что это было проблемой.
Максим: Вообще-то покурить не мешало бы….
Терапевт: Облизывай палец. Кусай палец.
Максим (после молчания, как бы с облегчением): Это такое ощущение, когда ты чувствуешь себя тяжелым, но в то же время очень энергичным. Как сжатая пружина, которая может в любой момент разжаться…. (Сжимает и разжимает кисти рук.) Много пружин внутри — и я могу ими управлять. Вечный двигатель.
Терапевт: Что это для тебя — “Я могу ими управлять, я контролирую ситуацию”. Зачем тебе это? Ты боишься, что если не будешь контролировать, то сойдешь с ума, всех искусаешь?
Максим (очень тихо): Может быть….
Терапевт: Так не бойся этого! На самом деле, если не будешь контролировать, тебе только лучше от этого будет.
Максим: То есть?
Терапевт: Не надо ничего контролировать. Вот когда спишь, ты много контролируешь? Хотя ты, наверное, не спишь….
Максим: Сплю.
Терапевт: Ты спишь?
Максим: (со смехом): Да.
Терапевт: Уже легче. Правда спишь?
Максим: У соседа можете спросить.… (Общий смех.)
Терапевт (похлопывает Максима по руке): Значит, есть надежда. Может, ты думаешь, что дневная жизнь сильно отличается от сна? Что дневную жизнь надо больше контролировать? Чем больше расслабиться, тем больше в тебя войдет — всего. Кроме сигарет. (Максим смеется.) Ты можешь представить: покой, ты сидишь на берегу реки…...
Максим: И курю сигарету….
Терапевт (поднимает голову кверху, имитирует выдох курильщика): И воешь на Луну, например. А зачем тебе курить? Ты просто сидишь и смотришь, если хочешь, наверх. Что там наверху хорошего?
Максим (поднимает голову, как терапевт): Да что там хорошего? Звезды….
Терапевт: Ты поднял голову и сказал: “Сижу и курю сигарету”. Что ты имел в виду? Мне все равно, куришь ты или нет. Если тебе нужно, ты и куришь. Не в этом дело.
Максим: У меня есть ощущение какой-то внутренней наполненности.
Терапевт: Ну, хорошо. Что, кроме сигарет, может дать тебе это ощущение — когда ты за себя спокоен и тебе не нужен лишний контроль?
Максим (со смехом): Анаша.
Терапевт: Хорошо. А еще что?
Максим (после паузы, очень тихо): Не знаю. Медитативные техники.
Терапевт: Ты же терпеть не можешь покоя! Что значит медитативные техники? Сидеть, как болван, и ничего не делать столько времени. Глаза начинают выпучиваться и вылезать из орбит, как два шара….
Максим: Нет-нет-нет. Это очень классная вещь.
Терапевт: Что именно? Медитация? Ну, попробуем. Давай, закрывай глаза. Помедитируй немножко. Давай дадим тебе две минуты. (Максим, сидевший закинув ногу на ногу, глубже усаживается в кресло, телесно “оплывает”, закрывает глаза. Голову роняет на грудь. Сидит так с полминуты, потом открывает глаза и вопросительно смотрит на терапевта.) У тебя еще минута и двадцать секунд.
Максим: Мне камера мешает.… Народ смотрит. Сухость в горле, и курить хочется.
Терапевт: Давайте это утилизируем. Придумаем, что бы сделать такого, чтобы когда у тебя запершит в горле или захочется курить, ты бы это как-то использовал. Давай представим.… Ты любишь пить чистую свежую воду?
Максим: Да….
Терапевт (прикасается к руке Максима): Давай закроем глаза. Мы с тобой сейчас не будем проводить транс, а проведем вместе небольшой опыт: что может быть, когда тебе хочется курить. (Максим снова устраивается в кресле, закрывает глаза и закидывает ногу на ногу.) Давай представим себе, что когда появляется какое-то неприятное ощущение...… першение в горле...… ты на нем сосредоточиваешься...… как будто идешь вперед на него… и рассматриваешь его...… И оно растет в тебе...… И ты можешь прижать свои веки...… И если появятся сверкающие искры...… то ты можешь представить себе...… как будто из этого желания курить...… из першения...… из вкуса дыма...… вдруг в твоих глазах вырастает куст сирени...… как будто взрывается...… И у этой сирени много корней...… Ты немножко отодвигаешься от этого ощущения… и смотришь со стороны...… Хотя это, может быть, глупая картинка, ты видишь со стороны и себя, и этот куст...… А главное — ты вспоминаешь вкус холодной и свежей воды...… Может быть, тебе даже совсем не хочется ее пить…... А может, тебе нравится ее вкус — именно холодной и свежей воды...… И ты представляешь себе вкус воды, когда ты долго не пил...… И как она отличается от просто другой воды...… Или ты можешь представить, что перед тобой находится водоем с очень чистой, прозрачной, кристальной теплой водой…... А рядом находится другой водоем — с мутной и грязной песочной водой — какой-то глиной...… И ты можешь поплавать в водоеме с глиной...… стараясь не брать в рот… эту воду...… не открывая глаз...… Просто проплыть… и почувствовать свое тело… в этой глине, в грязи...… Может быть, у тебя даже есть ощущение, что это лечебная грязь...… Поплавать… в этой грязной воде… почувствовать себя в иле, в песке...
Два пруда — это два состояния, аналог той полярности, о которой мы с ним говорили. Пруд грязный, глинистый вроде бы, а на самом деле, это может быть лечебная грязь. То есть происходит перевод проблем в возможный их ресурс. А пруд чистый дается по контрасту. Про него говорится больше, но главное, что существует возможность не выбирать раз и навсегда одно и то же состояние, от одного переходить к другому, и, при необходимости, возвращаться в грязное. Глинистый пруд, в котором вязко, — это аналог того состояния, когда клиент недоволен собой, когда он курит, когда “вдыхает лишнее”, когда “грязь в себе, и грязь вовне”. Кроме того, здесь есть разные состояния, которые плавно перетекают друг в друга: он то плывет в грязном пруду, то в чистом, то лежит на земле, то он чувствует опору, то легкий... Кроме того, в метафоре “пруды” подразумевается ощущение вымытости и себя, и земли, на которой находится опора.
А потом выйти на берег...… немножко подождать… и окунуться во второй пруд...… чистый...… в котором с тебя смоется вся глина...… вся пыль...… И там настолько чистая вода...… что когда плывешь в ней...… ты можешь открыть глаза, открыть рот...… Совершенно необычное ощущение, что ты можешь пить ту воду, в которой ты плывешь...… Ты можешь даже полоскать рот, если захочешь…... И делать в этой воде все, что хочешь — кувыркаться...… Это удивительно теплая, приятная вода...… И в ней есть свои слои — то теплые, то прохладные...… Ты плывешь в ней и попадаешь то в холодный слой...… и тебя знобит...… то в теплый...… и согреваешься в нем…... То опять в холодный...… то опять в теплый...… Проплываешь разные слои, ныряешь и проныриваешь...… Сквозь холодный слой... выходишь в теплый...… Удивительное ощущение…... когда ты чувствуешь, что часть тела замерзает, а часть — согревается...… Хороший тонус и одновременно — вдруг расслабление...… И ты можешь захотеть выйти на берег и как следует обсохнуть...… И ты чувствуешь, как твое тело начинает нагреваться солнцем и как-то даже стягиваться от загара...… как будто он тебя одевает...… предохраняет…... И твои губы сохнут…... И веки...… И ты чувствуешь... приятный покой, как будто долго-долго плавал… и устал...… И то ты попадал в горячие слои, то в холодные…... И тебе хочется наконец просто оставить свое тело...… бросить его на песок…... И это очень теплый песок…... И ты чувствуешь, что рядом находится трава...… И как будто эта земля дает тебе силы…... И тебе хочется закрыть глаза... и задремать...… И ты начинаешь дремать...… и вспоминаешь в своем сне это приятное купание...… И очень приятное ощущение устойчивости...… И тебе так хорошо...… Как рука в перчатке лежишь... на этой земле…... Полная устойчивость...… Полная гарантия, что все у тебя будет хорошо...… И ты вспоминаешь ощущение, как вода тебя слегка покачивала…... держала...… И сейчас совершенно другое ощущение, когда тебя держит земля...… или песок...… И тоже немножко укачивает...… как бывает, что укачивает во сне...… Спокойное и благополучное укачивание...… Очень интересное ощущение спокойной энергии...… Когда ныряешь, начинает слегка гудеть в ушах...… Чувствуешь эту энергию толщи воды...… которая где-то бурлит...… И ты знаешь, что где-то в середине земли... тоже есть кипящий слой...… очень энергичный и мощный...… А земля сама очень спокойна...… И ты чувствуешь полную устойчивость...… И ты сливаешься с этим покоем…... с этой энергией...… Ты хорошо знаешь, что между покоем и энергией... находится очень большой и устойчивый слой земли...… И только кое-где бывают вулканы…...
До этого есть образ, когда он плывет в очень чистой воде, и там есть то холодные, то теплые слои. Это — контраст состояний, аналог пульсирующей крови, легкого возбуждения, а затем — спокойного вдоха, спокойного выдоха. Пульсирующих, но не перехлестывающих состояний: активности и расслабления после этого. Теплое и холодное контрастируют и напоминают про приятные ощущения тела. То же самое про слои земли... и устойчивость как феномен отсутствия тряски, беспокойства. А тряска, наоборот, ассоциируется с тревогой, с неуверенностью, с беспокойством, с незнанием собственного места, со спешкой... Противоположное тряске состояние — усаживание, укладывание, устойчивость, ощущение себя “как в хорошей перчатке”, сшитой по мерке, с четкой границей, с уверенностью в себе. Ощущение того, что в глубине земли есть горячий слой и холодный — это аналог того, что иногда тебя могут беспокоить толчки собственной психики, ощущение напряжения, но это нормально, потому что где-то в глубине и должно быть напряжение, оно такими волнами и разряжается, за горячими слоями идут холодные слои, возможна устойчивость, укоренение, покой... Эта же образная линия — там, где появился вспыхнувший куст сирени.
(Говорит чуть срывающимся голосом.) И тебе очень спокойно и легко лежать...… дремать…... И когда ты хочешь, ты почему-то можешь немножко поплакать...… почувствовать, как капельки воды...… как слезы...… катятся по щекам...… И ты чувствуешь полный покой, как в детстве...… как хотелось бы, чтобы было в детстве...… Очень глубокий покой...… И тебе очень нравится, что у тебя возникает это простое чувство...… Тебе очень нравятся... эти твои слезы…... И тебе не хочется их сдерживать...… (У Максима в уголках закрытых глаз собрались слезы.) И каждая слезинка, которая скатывается...… дает тебе ощущение уверенности и покоя...… И тебе очень нравится... слышать шум деревьев...… звуки воды...… Нравится просто чувствовать…... прикасаться к разным своим маленьким чувствам...… когда ты плачешь…... или когда смеешься...… И тебе очень нравится это устойчивое ощущение... почвы под тобой..… Легко и спокойно...… И тебе очень приятно ощущение, что ты можешь засыпать, когда хочешь...… и просыпаться, когда хочешь… что ты чувствуешь полную свободу...… Все происходит само собой…... Ты засыпаешь и просыпаешься...… становишься активным, когда бодрствуешь…... И успокаиваешься... Ты легко-легко чувствуешь себя с другими людьми...… Легко и спокойно...… И ты вспоминаешь вкус холодной воды...… Ты вспоминаешь вкусные фрукты… И почему-то разные фрукты... с разным вкусом...… напоминают тебе про разные чувства, которые ты можешь испытывать...… про радость и грусть…...
Здесь я обыгрываю его оральную фиксацию, то есть то, что курение — это достаточно однотипный способ отмечать область рта. Когда я предлагаю ощутить разные вкусы, я создаю большее разнообразие вместо сфокусированного, единого, однообразного, сдерживающего стержня. Отказываясь от курения, он получает взамен разные вкусы разных фруктов. Разные вкусные жидкости как бы смачивают его рот.
И тебе очень нравятся свежие фрукты...… Тебе хочется съесть фруктовый салат...… почувствовать сок этих фруктов...… И никуда не спешить...… Легко и спокойно...… И тебе очень нравится... лениво-лениво... опять почувствовать желание выкупаться…... И ты можешь выбрать, в каком из прудов тебе больше понравится купаться...… И опять не спеша... поплавать в той воде, где много глины и песка...… и немножко устать...… перевернуться на спину…... поплавать на боку...… А потом не спеша выйти… и поплавать во втором пруду…... с чистой водой...… то теплом, то холодном...… И тебе очень нравится, как двигается твое тело...… равномерно и спокойно...… Плавно...… медленно...… И ты чувствуешь... особое удовольствие от очень медленных и плавных движений...… И особую силу этой плавности… и равномерности… (Максим плачет.).И почему-то оказывается, что когда ты плывешь в пруду с глиной, ты совершаешь больше резких движений...… А когда ты плывешь в чистой воде...… ты плывешь гораздо равномернее...… гораздо спокойнее...… И когда плывешь, тебе вспоминается… вкус и прохлада воды...… минеральной воды с пузырьками...… чуть-чуть горьковатой иногда…...
И тебе хочется опять вернуться в устойчивое положение...… полежать или посидеть...… И прислушаться к тому, что происходит вокруг...… внимательно прислушаться... к той тишине...… к лесу...… и к воде...… к своему одиночеству...… Спокойно и легко...… (Пауза. Терапевт внимательно смотрит на Максима, замечает слезы в уголках его закрытых глаз. Долго молчит. Потом осторожно касается рукой его мизинца — и сам опускает голову.) Когда ты захочешь, ты можешь открыть глаза...… (Максим открывает глаза и, ни на кого не глядя, достает платок и прикладывает его к лицу.)
Терапевт: Никто тебя не обижал во сне? Как ты себя чувствуешь?
Максим (довольно долго трет платком глаза, молчит, ни на кого не смотрит. Отвечает сдавленным голосом): Мне стыдно….
Терапевт: За что?
Максим: За то, что я плакал…...
Терапевт: Почему должно быть стыдно? Мне кажется, наоборот, можно этим гордиться, когда испытываешь реальные чувства.
Максим (не без труда улыбается): Я не помню, когда в последний раз плакал.
Терапевт: Вот это и плохо. Я имею в виду, когда ты хочешь все время быть кипящим чайником, это очень сильно затормаживает твои нормальные чувства. Нормальный человек должен плакать.
(Максим опускает голову, молчит.)
Терапевт: Ты хочешь быть нормальным человеком? (Максим молчит.) Хочешь или нет?
Максим (подавляя слезы): Я не знаю….
Терапевт: Если хочешь, ты должен плакать. Нормальный человек тоже может жить страстями….
Максим: А что значит — нормальный?
Терапевт: Я не знаю, что ты под этим имеешь в виду. (Максим слабо улыбается.) Для меня нормальный человек — тот, который получает удовольствие не от того, что все стоят перед ним “по стойке смирно”, а от простых вещей: от того, что он вкусно ест, пьет вкусную воду, смотрит на звезды, его любят женщины и он любит женщин… Ему нравится понимать новое, совершать поступки и принимать решения и многое всякое другое.… Самые обычные вещи, а не то что — шагнул два шага — совершил великое дело, еще два — и три человека в восторге умерли.… (Смех в группе.) Я обрисовал тебе нормального человека. Нормальный — должен плакать. Тут многие сочувствуют, и сами хотят поплакать. Некоторые даже закуривают с горя. (Все смеются. Максим молчит, опустив голову, затем поднимает глаза и пристально смотрит на терапевта.) Что ты на меня смотришь из-за угла, испытующе? Как будто я в камере сижу, а ты в замочную скважину за мной наблюдаешь? (Максим молчит. То растерянно поднимает глаза на терапевта, то прикладывает к глазам платок, то снова опускает голову.) Что ты опять впал в раздумье? Снова хочешь сверхчеловеком стать? Ты сейчас в нормальной форме. Рубашка на тебе есть?
Максим: Есть.
Терапевт: Майка есть?
Максим: Есть.
Терапевт: Носки на месте? Так чего плакать? Это же замечательно — испытывать чувства. Не какие-нибудь придуманные, а свои, собственные. Или ты себе не доверяешь, когда ты не сверхчеловек?
Максим (чуть опускает голову и снова поворачивается лицом к терапевту): Наверное, не доверяю….
Терапевт: А я тебе доверяю. (Максим опять опускает голову, некоторое время сидит молча, распластав кисти рук по подлокотникам кресла, потом крепко захватывает правой рукой подлокотник и поднимает на терапевта сумрачный взгляд.)
Терапевт (шутливо отзеркаливает его выражение лица): Не смотри на меня с такой мрачностью. (Максим снова прикладывает платок к глазам.) Тебе понравилось твое состояние, когда ты… сейчас… чувствовал? Скажи об этом несколько слов… (Максим опускает голову, теребит в руках платок и опять “сверлит” терапевта глазами.) Не ищи никакого подвоха, его нет.
Максим (с трудом улыбаясь): Понравилось.… Мне кажется я ничего не видел, но много чувствовал. Обычно я хорошо вижу картинки, когда хочу этого….
Терапевт: Чертей, что ли, позвать, чтобы они картинки показали? (Разворачивается в сторону Максим всем корпусом.)
Максим (вытирает нос платком, щиплет ресницы, улыбается и говорит уже спокойно): А потом…... потом какие-то чувства появились...… Я не знаю… Напряжение сначала какое-то вот здесь (показывает на челюсть), здесь (хватается за плечи), ноги…. Так напрягалось, напрягалось, а потом началось расслабление.… Потом как бы покачивание… А потом это кресло стало как бы вращаться в пространстве.… Медленно и приятно…. Ну и все, наверное.… Больше было кинестетических ощущений, как ни странно…
Терапевт: Кто-нибудь хочет что-то сказать?
Одна из участниц семинара: Хочется пожалеть, погладить… (Подходит к Максиму, обнимает его, гладит по плечу.) Хороший мальчик….
Терапевт: Кто сказал “хороший мальчик”? За это и укусить можно!
Максим и все остальные смеются. Глаза у Максима блестят, он переводит взгляд на зрителей.
Терапевт (шлепает Максима ладонью по руке): Кто-нибудь еще что-то хочет сказать, кроме того, что он хороший мальчик?
Один из участников: Сняли с него бронежилет….
Терапевт: Тяжело в деревне без нагана….
Максим (смеется): В следующий раз приеду с наганом.
Терапевт: Ладно, иди, мы завтра еще будем лечиться… (Все хохочут.)
Три формы транса
Такая групповая форма работы позволяет наводить транс трижды: (1) во время предварительной беседы, которая носит характер многих маленьких интервенций, погружающих человека в особое состояние сознания, еще до формального транса; (2) когда человек находится в ситуации наведения, которое я произвожу, рассказывая истории, часто про него же, но в преобразованном виде; (3) после того, как формальное наведение закончено и происходит обсуждение с группой того, что только что было.
Я использую такую схему, когда вначале о своих переживаниях говорит сам человек, который пребывал в этом состоянии, потом говорит группа, потом — я. Возможность говорить о вещах, которые не содержат никакой ясной терминологии, никакого отнесения к этикеткам, очень важна. Люди просто делятся чувствами, обычным языком описывают реальность того, что они видели, реальность своих собственных ощущений. После этого участники группы высказывают гипотезы о том, что происходило с человеком. Они задают ему вопросы, задают вопросы мне. Для того, кто был в клиентской позиции, такое обсуждение дает возможность почувствовать позицию заинтересованного, любящего, но отстраненного наблюдателя и в этой поддерживающей атмосфере интегрировать все те разные состояния, которые он пережил ранее.
На каждом этапе транса решаются свои психотерапевтические задачи. В диалоге я пытаюсь расширить зону идентификации клиента, расфокусировать его представления о себе. Это достигается серией провокативных вопросов, довольно острым взаимодействием, которое выталкивает человека из его привычных стереотипов самопонимания. На этом этапе я стараюсь не придерживаться никаких формальных подходов, не ограничивать себя никакими гипотезами. Я выступаю как человек, которому позволено быть “раздетым” и тем самым позволяю собеседнику также отказаться от фиксированных “я-состояний”, освободиться от жестких представлений о том, кем он себя считает, чего боится, чего желает. В некотором роде ситуация беседы — это разговор-раздевание, снимание забытых на теле одежд.
Совершенно другая работа происходит на этапе наведения. Транс в данном случае — это ситуация переодевания, летания в облаках, купания в море, бега по земле, катания по полу. Здесь мы выходим в область снов, мечтаний, проектов, новых рождений. Такое более мягкое и разнообразное состояние транса я уподобил бы ситуации, когда на человека шьется одежда ровно по его мерке, подбирается прическа, макияж и производится глубинная работа по переводу его в другие персонажи. Моя желаемая позиция в такой ситуации — это позиция человека, который рядом с ним, рука за руку, идет по каким-то волшебным дорожкам. Мне хотелось бы играть роль какого-то волшебника, крестной феи, волшебного поводыря.
На стадии разбора мы оказываемся в таком состоянии, в котором можно считать реальным все то, что происходило на этапе беседы и в ситуации собственно транса. Это некий аналог разных состояний сознания, которые бывают в обычной жизни. Здесь они усилены, заострены, разведены, и мы в ситуации разбора совмещаем реальность первую со второй и с будущей реальностью. Продолжая метафору раздевания — переодевания, можно сказать, что на этом этапе человек ощущает волшебные сноподобные реальности как существующие, как висящие в шкафу одежды, которые могут привести его в желаемое состояние; и он может выбрать для себя тот темп одевания, в котором успеет понять, какие нужны к каждому конкретному костюму аксессуары, какая обувь необходима, как он в этом костюме будет улыбаться и вообще — жить дальше. Одежда — это некая волшебная дверца, которая совмещает несколько реальностей. Реальность снов и продолжение их в будущее, реальность, которую, как костюм, можно пощупать и убедиться в том, что она существует, и реальность, в которую верят другие люди, которые со стороны тоже видят этот костюм и твое состояние в нем, и твои возможности.
В целом, благодаря этим трем этапам — беседе, наведению и разбору, образуется некий сплав из мертвой воды, живой воды и просто воды, которой можно умываться, не задумываясь над тем, живая она или мертвая.
2. МИР ЗА ОГРАДОЙ
Однажды выглянув из окна, замечаешь, что там — другой мир и, возможно, другая стихия. Удивительные вещи случаются на границе стихий: морская волна, соприкасаясь с воздухом и морским ветром, порождает пену, из которой, как говорят, восстала когда-то богиня. Граница — это еще и оболочка, одежда, укутавшись в которую, мы можем позволить себе выйти за порог. Дома, конечно, отыщется огромное разнообразие оболочек, зонтов, накидок, карнавальных одежд и даже лягушачья шкурка, с которой можно попасть в сказку, спрятавшись, как земноводное, между водой и сушей. А транс — это место, где можно чувствовать себя защищенным даже в очень легких, почти невесомых одеждах.
Лягушачья кожа
На клиентский стул садится Михаил. Он жалуется на бронхит и ринит.
Михаил: Когда я просыпаюсь, по утрам у меня бывает нечто типа сухости в носу, щекотания, чихания. Особенно испытываю дискомфорт, когда сплю на пуховых или перьевых подушках. Предпочитаю вместо подушки что-нибудь потверже, например, свернутое одеяло.
Терапевт: Такое впечатление, что вы пересказываете сказку “Принцесса на горошине”. “На таких подушках сплю... Пушинка в нос попадает...” Чем это вам мешает?
Михаил: Чем мешает?
Терапевт: Подумаешь, щекотно в носу! Вон другим приходится ковырять в носу, а тут само собой получается.
Михаил: У меня ощущение, что это ненормальное состояние, что оно относится к болезни.
Терапевт: Чем же оно ненормальное?
Михаил: Именно этим ежедневным ритуалом. Тем, что не могу спать спокойно на пуховых подушках. Я пытаюсь, но все равно не помогает.
Терапевт: Хорошо, а если не на пуховых подушках, тогда можете спать?
Михаил: Тревога меньше становится, но симптомы эти все равно не исчезают.
Терапевт: И что, каждое утро просыпаетесь от того, что в носу щиплет?
Михаил: Нет, когда просыпаюсь, не щиплет. Но когда полностью прихожу в себя, осознаю, что происходит, тогда и проявляются эти ощущения.
Терапевт: Каждое утро?
(Миша утвердительно кивает.)
Терапевт: А когда это началось, что это за явление?
Михаил (вздыхает): Давно. Еще в школе.
Терапевт: Это вам сильно мешает?
Михаил: Ну да, в принципе.
Терапевт: А чем мешает?
Михаил: Этими симптомами. Чиханием. Если я увижу, что пыльная комната, начинаю чихать еще или при каких-нибудь других обстоятельствах, в автобусах, даже когда вроде и насморка нет.
Терапевт: Хорошо. Как вас в детстве называли?
Михаил: Мишка.
Терапевт: Назовите, пожалуйста, еще какие-нибудь имена. Какие-нибудь ласковые имена.
Михаил: Мишутка.
Терапевт: А как вам нравилось, чтобы вас в детстве называли?
Михаил: Мишка — нравилось.
Терапевт: Вы можете на минутку закрыть глаза и вспомнить, как к вам близкие обращались, какими интонациями, каким голосом, с какой громкостью?
Михаил (закрыв глаза): Угу, могу вспомнить.
Терапевт: Вы в детстве любили купаться?
Михаил: Очень.
Терапевт: Помните ощущения от воды?
Михаил: Да.
Терапевт: Что это было: река или озеро?
Михаил: Море. Черное.
Терапевт: Вы часто бывали около моря?
Михаил: Несколько раз.
Терапевт: И сколько примерно дней в году вы купались?
Михаил: Это летом было. Несколько лет подряд. Где-то неделю или полторы.
Терапевт: А вы ездили на море отдыхать или от чего-то лечиться?
Михаил: Сначала отдыхать, потом в санаторий, именно с аллергическим профилем. По бронхо-легочным заболеваниям.
Терапевт: Вам нравится дышать вкусным воздухом?
Михаил: Да.
Терапевт: Хорошо. Скажите, а на что бы вы согласились поменять это состояние? Пришел бы волшебник и сказал, что откроет свою коробку, соберет все ваши неприятности и даст вместо нее другую неприятность. На что бы вы согласились поменять ее? Хотите грыжу?
Михаил (открывает глаза, которые были у него закрыты с тех пор, как терапевт попросил его представить себе, каким голосом его звали в детстве): Не-ет. (Улыбается.)
Терапевт: А язву?
Михаил: Язву тоже нет.
Терапевт: А язву на коже?
Михаил: Нет.
Терапевт: Ну что, перелом ноги?
Михаил (смеется): Нет, пожалуй.
Терапевт: Хорошо, а что бы вы все-таки согласились взять в обмен на это состояние?
Михаил: Просто его отсутствие и вкусный воздух.
Терапевт: А скучно не будет без этого? Так вам даже будильник не нужен. Вы проснулись утром, и вам даже не нужно себе напоминать: симптом говорит вам: “я здесь, я живой”. Чихнул и завелся.
Михаил: Да уж, “я — в сознании”.
Терапевт: Да. Чихнул и как будто перекувырнулся через голову. Вам даже зарядку делать не надо. Видите, у вас как будто вмонтирован механизм, который вас встряхивает. Раз чихнул, два чихнул, три чихнул, встряхнулся — и побежал. Все-таки, что же может быть вместо этого?
Михаил: У меня вдобавок к этому иногда появляются затруднения с дыханием, с присвистыванием, такой спазм дыхания.
Терапевт: Это вы тренируетесь быть старичком: храпеть во сне и свистеть... А вы когда-нибудь пробовали, например, купаясь на море, прополоскать соленой водой нос или горло?
Михаил: Я регулярно этим занимался.
Терапевт: И как?
Михаил: Я знал, что это полезно, но перемен каких-то не замечал.
Терапевт: Есть какие-нибудь влияния сезонные — весной чуть хуже или осенью?
Михаил: При простудах хуже.
Терапевт: У вас что, обязательно бывают простуды весной или осенью? Или они бывают часто?
Михаил: Часто.
Терапевт: А скажите, еще какие-нибудь другие проявления аллергии у вас бывают?
Михаил: Однажды была какая-то непонятная пищевая аллергия, на помидоры, наверное, заграничного производства. Наверное, откуда-то из Азии. Реакция в виде крапивницы. Но очень сильная. Себя я не узнавал.
Терапевт: Стал сеньором Помидором? Волдыри, что ли, вздулись? Опух?
Михаил (смеется): Да.
Терапевт: Так, ну хорошо. (Обращаясь к аудитории.) Давайте поговорим о нашем клиенте. Это симпатичный человек, у которого очень тонкая кожа. У него, как и вообще часто у людей белесо-рыжих, очень чувствительная кожа. Он легко краснеет, легко бледнеет. Легко обижается, легко смущается, легко и тонко реагирует на разные ситуации. Кожа — это тот барьер, та мембрана, та оболочка, та стенка, которая нас отделяет от окружающего. Иногда называют человека толстокожим или тонкокожим. Михаил, скорее, тонкокожий человек. В сказке про лягушку — про Царевну-лягушку или про принца, который прячется в лягушке — у героя есть полярные состояния. Одно из них — это лягушка, которая ассоциируется с безобразной склизкой кожей, покрытой волдырями, с каким-то чужим образом, с заколдованным обликом, через который не увидеть настоящего лица. И полярное этому состояние — принц или принцесса, рожденные из морской пены, с очень красивым обликом, с нежной кожей, с кожей, которая легко дышит, которой все любуются. В этой сказке рекомендуется, превращаясь в принцессу или принца, ни в коем случае не сжигать свою лягушачью шкурку, потому что это состояние скукоживания, спрятывания, ухода от обычной жизни должно иметь свой талисман. В случае утомления, напряжения, в случае необходимости куда-то уйти можно опять спрятаться в свою лягушачью шкурку. И, если фантазировать, то можно считать: когда человек сильно чихает, он как бы от себя этим чихом отталкивает окружающее. Вместо того, чтобы самому куда-то спрятаться, он чихает на этот мир, плюет на него, отталкивает. Просыпаться, входить в реальную жизнь с ее напряжениями, с ее ранящими тонкую кожу, тонкую душу переживаниями каждый раз очень трудно, представляет собой испытание. Это как муки нового рождения, сложность вылезания из лягушачьей шкуры, из природной стихии, из воды. Мы можем предположить, что у Михаила довольно хорошее обоняние, он интуитивно различает ситуацию как бы по запаху. Как бы принюхивается к ней, и потом соответственно относится к людям. У него, вероятно, хороший слух. И его раздражают громкие звуки, он, вероятно, любит хорошую музыку, довольно музыкален, и для него чисто музыкальная гармония, такой камертон к ситуации, довольно важен. И, наоборот, аллергеном, раздражающим фактором, вызывающим у него внутреннее раздражение, желание эту ситуацию убрать, являются громкие, бестактные, лишние звуки. И в этом отношении такая чувствительность и реактивность на происходящее может прослеживаться в психофизической, телесной сфере, в области запаха, аллергии... Наверняка, он очень быстро сгорает на солнце, и солнечные лучи вызывают у него тоже очень легкое и быстрое покраснение. Образ лягушачьей кожи, покрытой бородавками, и его противоположность — нежная чувствительная кожа открывают перед нами проблему средних состояний. Состояний, в которых не нужно было бы за слишком безобразную кожу прятаться, отталкивать от себя окружающую действительность, и одновременно с этим реализовать тонкую чувствительность, особенность чувствовать кожей ситуацию, принюхиваться к ситуации, иметь тонкий слух в ситуации и т.д.
Следующим ходом, вероятно, должна стать некая работа с его кожей в целом. Можно предположить, что если он получит заранее какие-то адекватные воздействия на свое тело, это снимет напряжение, фиксацию, особую чувствительность с его дыхательной сферы. При этом, если вы послушаете его внимательно, он говорит о том, что у него возникает ринит, а иногда и спазмы, которые идут чуть ниже, и иногда еще бывал и бронхит. Мы видим, что его кожа выполняет особую функцию — своеобразных легких... Он как будто бы дышит кожей. Несколько обобщая психосоматику этого образа, всегда, когда вы работаете с любыми проблемами, связанными с дыханием, желательно обращать внимание на кожу. И когда вы работаете с проблемами, связанными с кожей, вы, соответствующим образом, обращаете внимание на то, как человек дышит, а также на изменение его дыхания.
Я думаю, что, говоря о его состоянии, следует обратить внимание на подвижность его суставов. Потому что, когда клиент хорошо себя чувствует, он чувствует себя очень гибким. У него плавные, переливающиеся движения разных суставов, и психологически это тоже ситуация гибкости, легкой переключаемости, когда он может над кем-то иронизировать, шутить, кого-то поддевать. (Клиент улыбается.) В таком состоянии он испытывает ощущение легкости, своеобразного балета в обращении с другими людьми. И Михаил чувствует себя в каком-то смысле неуязвимым: легко иронизируя над другими людьми, куда-то отстраняясь, он смотрит на ситуацию со стороны, и она его никак не касается. И его психическая гибкость, телесная гибкость связана с ощущением движения суставов. Когда клиент чувствует себя скованно, это вызывает у него ощущение того, что он становится менее гибким. И у него создается впечатление, что он кого-то раздражает (клиент утвердительно кивает головой), что в нем нет ощущения подвижности, легкости, балета внутри ситуации. Поэтому в качестве одной из точек приложения может стать наше внимание к коже, к дышащей поверхности; вторая точка приложения — обращение внимания на суставы, на гибкость. Существует вероятность, что если мы дадим ему в руки возможность работать с подвижностью, с суставной гибкостью и с определенным способом воздействия на свою кожу, с дыханием кожи, мы, скорее всего, разгрузим область аллергии как проблемную зону... Могут быть разные виды аллергии: аллергия на звук, кожная аллергия, “аллергия усталости” — число движений в суставах уменьшается, гибкость становится меньше, и в качестве аллергической реакции образуется общее негибкое физиологическое поведение. Мы тем самым выводим зону запаховой, дыхательной аллергии из области сверхценностей. Раз у человека имеется так много различных видов аллергии и мы эту аллергию справедливо называем не столько проблемой, не столько патологией, сколько тонкостью реагирования (клиент утвердительно кивает головой), то нет смысла фиксироваться на этой зоне реакции. Мы отчасти убираем из этого типа реакции, из этого типа аллергии образ значимости, образ, который на себя обращает внимание. Если нам необходимо решить одну проблему, нужно поставить перед человеком целый ряд маленьких проблем, разделить одну проблему на несколько и уже двигаться, каким-то образом их решая. Как вам нравится вот такой план действий?
Михаил: Все правильно. (Смех.)
Терапевт: Тогда закрываем глаза, будем лечиться. Садитесь в удобную позу. Давайте ненадолго закроем глаза, и попробуем немножко подвигать губами так, как будто бы мы пытаемся губами представить себе движение лепестка, движение цветка, движение розы, которая распускается, губами слегка, очень плавно и медленно подталкиваем... Как будто бы мы от себя отталкиваем и выдуваем какую-то только вам видимую или ощущаемую маленькую точку... какую-то нежелательную молекулу, которую мы обязательно должны от себя очень медленно... очень бережно... очень трепетно отодвинуть или отстранить... Вот вы губами слегка капризничаете, и ни для кого не заметно, а для себя... делаете плавные движения... ища то единственное положение губ, которое будет для вас особенным... очень приятным... Двигаете губами, иногда их трогаете языком, слегка смачиваете... чтобы нащупать вот тот, самый главный для себя способ, при котором вам будет действительно приятно... Мы можем вспомнить еще раз, как вас называли в детстве по имени... представить себе, как это имя произносится... Имя каждого из нас для нас очень важно... в нем заложено так много ласки... так много внимания... И вы можете представить себя без очков... обратить внимание на то, как вы сейчас чувствуете очки на переносице... за своими ушами... и даже когда вы к ним привыкли... все равно, вы можете представить себе... сейчас... вспомнить то время, когда вы их не носили... когда были совсем другие маленькие проблемы и радости... и может быть, вы почувствуете свои детские руки... и свою детскую позу... как вы засыпаете... на секундочку вспомните... как растягиваются губы в улыбке... представите себя со стороны маленьким... и так же как сейчас... сами собой... удобно устраиваются губы... то вы можете вспомнить... как тело перед сном слегка двигается... капризничает... Представьте себе, что вы в детстве или сейчас... оказываетесь на пляже... вам очень хочется ощутить... как будто впитать в себя... впитать и запомнить... теплое солнце... его ласку... удивительные ощущения... что каждая клеточка тела согревается... и ощущение... морской воды... и мерный и сильный ритм волн... шум... волн... ощущение не очень сильного моря... не сильного ветра... а просто ветерка... набегающей волны... шума гальки...
Это образ границы между средами, морской воды, солнца, полета в воздухе, перехода в этих средах. Аллергия — это тоже о пересечении границы, о том, что нечто извне, входя внутрь, пересекая тонкую границу слизистой, вызывает сильную реакцию. Поэтому один из мотивов транса — гибкость границы, когда сама граница, переход границы — скорее удовольствие, плавный переход, а не конфликт. Погружение в воду, в море, выход из моря, ощущение испарения воды с тела, парения в воздухе, опять погружение в воду, легкость движения в воде — это пересечение границ. И дыхание: выдыхание из себя, вдыхание в себя — тоже имеет отношение к границе. Иными словами, когда человек, пребывая в таком бронхиальном состоянии, не выдыхает, он как бы не общается с окружающей средой. Также очень важно, что кожа реагирует по-разному: был затронут мотив лягушачьей шкуры — безобразной и не реагирующей, грубой защиты — и мотив очень тонкой кожи, которая на все слишком сильно реагирует; вместо этих двух мотивов выстраивается третий: живая кожа, которая может получить удовольствие и от солнца, и от воды, и по-разному реагирует на разные среды.
кажется, что можно прислушиваться к этому ритму бесконечно... и кажется, что море... трет камешки друг о друга... и очищает их... и даже пена, которая набегает на берег... и уходит в песок... кажется очень чистой... и разными точками своей ступни... вы прикасаетесь к песку... и вам очень нравится то идти и ощущать своими ступнями... мелкую гальку... то камушки... то песок... кажется очень приятным ощущать своей ступней эту бывшую часть морского дна... камушков... гальки... песка...
Это мотив о, казалось бы, малочувствительной части тела, ступне — и уж “если ты чувствуешь это ступнями, и тебе это ощущение приятно, то тем более ты будешь чувствовать приятное более нежными участками кожи”.
И ступни набирают какую-то особую морскую энергию... И ваше тело чувствует на коже... капельки морской воды... и удивительно, что совершенно по-разному... вы чувствуете морской ветер... и солнце... совершенно по-разному вы чувствуете... свежее дыхание... моря... своим лбом... грудью... и шеей... И может быть, вдалеке вы слышите... крики чаек... и вам нравится наблюдать, как где-то вдалеке летят птицы... и может быть, вокруг... совсем никого нет... И вы чувствуете покой... и кажется, что когда с вашего тела... стекают капельки воды... испаряются... как будто бы кружева пены куда-то спадают... вы чувствуете себя голым и очень согретым... и ощущение вкусного воздуха...внутри вас... свежего-свежего дыхания... и свежего ветра... который набегает на ваше тело... кажется, что в каждом вашем движении вы чувствуете особую пружинистость... особый покой... и легкость... как будто вы можете полететь... как эти далеко парящие птицы... и особое ощущение того, что вы... можете опять вернуться в море... и очень спокойно и долго плыть... ощущая... как ваше тело... само живет в воде... и почти без усилий... вы чувствуете... как легко вы двигаетесь... и иногда вы можете просто лежать... в воде... Когда вы выходите из воды... и так же легко двигаетесь... и, кажется, что воздух сам по себе несет вас... и вам очень нравится равномерно вдыхать и выдыхать... и кажется, что когда море набегает на берег... его приливы и отливы... переходят в ваше дыхание... и вы чувствуете приливы и отливы... морское дыхание... и запоминаете ветер... вы запоминаете это ощущение... И когда вы попадаете... в своей зимней жизни... в любую другую ситуацию... вам очень легко вспомнить морской воздух... морской запах... запах водорослей... может быть, запах соленой воды... И это так важно... ощущать чистое дыхание... приятные запахи... ощущать свою кожу... вкусно-вкусно дышать... И сколько бы вы на себя ни надели одежды... сколько бы вы на себя ни надели разных оболочек... это приятное ощущение... что вы всегда можете легко отстраниться... от всего происходящего... и также легко снять с себя все лишнее... и оказавшись голым... как будто на берегу моря... почувствовать вкусное дыхание... и чистую кожу... и услышать чистый и спокойный ритм... легко и спокойно... И стоит вам, как только вы захотите, закрыть глаза... обратиться к своему телу... расслабиться... сосредоточиться... и вспомнить... море... солнце... далекие крики птиц... вкусные запахи... за очень короткое время... пока задремал... войдя в какое-то особое пространство своего воображения... вы можете очень хорошо расслабиться... и выйти из этого состояния опять в окружающую вашу жизнь... легко и спокойно... замечательно отдохнув... чувствуя себя бодрым и веселым... И так приятно чувствовать себя... летящим и прыгающим... как будто зарядившимся новой энергией... чувствовать свои суставы подвижными... как будто бы вы опять идете по камушкам... по гальке... по песку... и эти частички все меньше и меньше... и вы ощущаете... что в вашем теле... множество мелких точек... которые тоже дышат... и помнят морскую воду... солнечные лучи... как будто бы невидимые солнечные иголки... слегка покалывают по всему вашему телу... и морские капельки... испаряясь в каждой точке вашего тела... оставляют свои следы... и приятные запахи... как будто бы этими запахами дорожит все ваше тело... и особенно приятно вспомнить все это... почувствовать вокруг свежий вкусный воздух... глубоко вдохнуть и выдохнуть... получить удовольствие от равномерности... своего дыхания... легко и спокойно...
Одна из моих целей — предоставить клиенту возможность по-новому исследовать область выражения своих чувств через разное дыхание. Аллергия ассоциируется с неполным использованием разных ритмов и способов своего дыхания. Наоборот, интерес и спокойное отношение к этому ассоциируется с тем, что человек начинает не столько беречь свое дыхание, сколько экспериментировать и выражать свои чувства через него. И выражение своих чувств через дыхание — это нечто противоположное сжиманию, опасению.
Иногда, когда вам становится грустно... вы погружаетесь в эту грусть... как будто входите опять в море... и живете немножко в этой грусти, как будто плывете по морю... чувствуете себя легко и свободно... И выходите... и опять чувствуете, как ваше тело испаряет все лишнее... как солнце согревает вас... вы чувствуете легкость... и покой... И это покачивание то вверх то вниз... как будто засыпаете... просыпаетесь... И когда вы захотите... вы не спеша... не спеша... откроете глаза. (Михаил открывает глаза.)
Русалочка и дельфин
Одна из участниц семинара, Александра, говорит о том, что она, как и все, хочет, чтобы ее озарило, и поэтому просит ввести ее в транс.
Терапевт: Зачем вам озарение? Чем вы хотите озариться?
Александра: Смыслом жизни. (Смеется.)
Терапевт: Чем, чем? Смыслом жизни? У вас чувствительная кожа?
Александра: Очень.
Терапевт: Вы легко сгораете?
Александра: Нет, у меня смуглая кожа.
Терапевт: У вас бывает когда-нибудь аллергия?
Александра: Да.
Терапевт: А на что? На жизнь?
Александра: Нет. (смеется.) На какие-то продукты, наверное, только я не знаю, на какие.
Терапевт: Вы легко реагируете кожей?
Александра: Да.
Терапевт: А вы сны свои помните?
Александра: Да, некоторые.
Терапевт: А зачем вам нужно ощущение выхода из своего тела? Мне кажется, что вы как раз легко могли бы выйти из своего тела, но зачем это?
Александра: Потому что это интересно. Потому что я этого никогда не пробовала, а люди об этом говорят. (Смеется.)
Терапевт: Мало ли о чем люди говорят. Может быть, они обманывают.
Александра: Если обманывают, значит обманывают. Я хочу знать, что они обманывают.
Терапевт: Скажите, у вас есть любимая сказка?
Александра: Есть, есть. (Говорит мрачно.) Две.
Терапевт: Какие?
Александра: “Маленький Принц” и диснеевская “Русалочка” со счастливым концом. (Мрачно улыбается.)
Терапевт: А кем вы были бы в диснеевской “Русалочке”?
Александра (грустно): Русалочкой.
Терапевт: Вы любите иногда плакать?
Александра: Нет, я люблю, когда все счастливо кончается. (Улыбается.)
Терапевт: Но чтобы вначале все было очень опасно.
Александра: Нет, у меня так получается, но я этого не люблю. Наоборот, я всеми силами избегала каких-то опасностей, плаксивых ситуаций. Но так просто иногда получается, и для меня это болезненно, наверное.
Терапевт: Хорошо. Давайте тогда попробуем провести такой маленький сеанс, переместиться в сказку. Давайте попробуем сесть удобно, спать при этом необязательно, но попробуем глаза закрыть. Скажите, в диснеевской “Русалочке” была музыка?
Александра: Да, очень красивая.
Терапевт: Представьте себе, что вы закрываете глаза и на какое-то время оказываетесь в совсем другой среде... вы плаваете в море... вам очень нравится его странный цвет — зеленый, синий, бутылочный... и всякие водоросли... рыбы...
По моему допущению, у нее должны были быть яркие визуальные образы... И я даю такие цветовые образы: бутылочный, синий, голубой. Для нее это — введение в трансовое состояние. Другое мое предположение состояло о том, что у нее, с одной стороны, чувствительная кожа, а с другой стороны, иногда она, наоборот, как будто теряет свое тело.
И вам нравится, что там прохладно... внутри тепло... хотя, вроде бы, должно быть холодно... и вам очень весело от этого холода... от которого вам тепло... У вас ощущение, что вы ото всех удрали... и вам действительно хорошо в этой воде... и вы глубоко плаваете и дышите там... и вы ничему не удивляетесь... потому что одновременно удивляетесь всему... и вам очень нравится играть... и чувствовать свое тело, которое вдруг приобрело гибкость...
Ключевая формула: “Вы удивляетесь ничему и всему”. Для человека, который может быть таким нервным и беспокойным, как эта клиентка, подходит данная метафора: она удивляется всему — чему хочет, тому и удивляется. Такова ее капризность: она может ничему не удивляться, в то время, как все удивляются всему. И, с другой стороны, вдруг может удивляться чему угодно, когда у нее есть такое настроение. Это специальная форма, которая позволяет ей быть самой по себе, быть на волнах своих собственных чувств. Для нее важен символ плавания в чувствах — когда чувств много, и они ее болтают. Ничему и всему — это два разных полюса, а посредине находится то, что бывает у обычных людей — правила, нормы и т.д.
А ваши ноги так легко двигаются, как будто у вас действительно вырос хвост... и вы чувствуете, как ваше тело трепещет... и дышит в этой воде... и кажется, что поднимаются пузырьки... выходят прямо из тела... и вам хочется кувыркаться... Удивительная легкость, как будто вы от кого-то убежали... вас отпустила грусть и печаль... вам легко и спокойно... И чем больше вы плывете под водой... тем больше чувствуете... как чистая волна воды... проходит... по вашему телу... и очищает вас все больше и больше... И вам легко и спокойно... И где-то далеко-далеко... у каких-то берегов, может быть, звучит музыка... вы иногда ее слышите... и опять уплываете куда-то... в море... где у вас есть свои знакомые рыбки... и именно в этом море, далеко-далеко... вам хочется встретить... живое существо... и говорящее... может быть, дельфина... И подружиться с ним... и играть с ним... И вы чувствуете, как трепещут ваши веки... и как легко вам двигаться и плыть...
Мотив трепета и легких движений связан с тем, что клиентка такая капризная, у нее дрожат то губы, то веки, она шевелится, это подтверждает ее исконную склонность и как бы утончает ее. Также важен мотив встречи с кем-то... с существом. Для нее встреча с человеком, если это определенно человек, была как бы чересчур, она как бы хочет то оттолкнуть его от себя, то приблизить. У нее не отработана дистанция с другим человеком. Она, с одной стороны, легко общается, с другой стороны — легко напрягается. И встретить иное существо — для нее самое подходящее.
И чем больше вы плывете в воде... тем больше чувствуете легкость во всем теле. И именно благодаря тому, что вы сейчас скрыты целой толщей воды и вам хорошо... вы понимаете, что вы легко можете... представить... как смотрите на все сверху... как будто бы растворяетесь в небе... и вокруг вас огромное голубое пространство... И если бы вы могли раскинуть крылья... вы могли бы парить... и чувствовать поток воздуха... И это ощущение совсем другое, чем в морской толще... Оно тоже для вас очень важно, потому что вы можете затеряться и раствориться в небе... почувствовать легкость и покой... И если вы уходите опять в толщу воды... хорошо видите вокруг... вам нравится смотреть на тот свет, который отражается в воде... на разные его блики — синие, зеленые, оранжевые... И может быть, у вас есть особая пещера, куда вы можете заплыть... и где почему-то есть яркий свет, который испускают разные морские животные... И у вас там есть... волшебные камушки, в которые вы можете играть... которые переливаются... И вам очень нравится ваша гибкая чистая кожа... И в эту пещерку иногда приплывает ваш друг дельфин... и вам хочется долго-долго быть под водой... чтобы забыть про землю... забыть про грусть... и вам очень легко дышится... очень легко... И дышит вся ваша кожа... все тело... и когда вы захотите... вы можете, чтобы поиграть... как морская царевна... выйти на берег ненадолго... и почувствовать прибрежный песок... и как с ваших ног сбегают капельки воды... и солнце отражается в капельках... и вы чувствуете, как в вас смешивается морская стихия...
и солнце... и кожа дышит... испаряется...
и кажется, что вы только что родились из морской пены... и кажется, что на коже много слоев... и каждый слой разворачивается... навстречу солнцу и воздуху... как лепестки в цветке... они лежат рядом, не мешая друг другу... и разные слои кожи разворачиваются... и вы чувствуете дыхание всем телом...
Одна из задач этого транса, скрытая (потому-то здесь так много телесных образов) — концентрация на приятных чувственных впечатлениях, получение удовольствия от тела. Я думаю, что это типичный случай, когда клиентка, вроде бы красивая девушка, к своему телу относится с нелюбовью...
Именно из-за этих лепестков... из-за того, что так хорошо раскрываются... и морская вода испаряется... вы можете захотеть полетать... полетать... посмотреть на все сверху... увидеть свое тело... увидеть свое лицо... слегка дрожащие веки... и вы можете немножко полетать... почувствовать упругий воздух... раствориться в небе... И эти разные ощущения... плавание в глубине моря... полет... и свежесть выхода из волн... когда вы только что вышли и можете войти обратно... Это совершенно новые для вас ощущения... совершенно другие, чем просто хождение по земле... И когда вы ходите по земле... вы чувствуете тяжесть... вас куда-то тянет... и хочется этих простых и ясных ощущений... полета... легкости... поддержки... раскрытых крыльев... или, наоборот, хочется плыть в глубине... чувствовать, как вас защищает большая толща... и как тяжело переливаются разные цвета... и чувствовать, как тело легко и подвижно в воде и как вы можете кувыркаться... двигаться... или иногда, играя, выходить на поверхность и чувствовать, как тело испаряется... и чувствовать легкость только что родившейся морской царевны...
Здесь очень важен момент перехода из одной среды в другую. Клиентка относится к той категории людей, которым не важно, что за лекарство. Получается очень сильный эффект от новизны лекарства. Моменты перехода важны. Все болезни пациентки можно лечить контрастными душами.
И совершенно неважно... как вы ощущаете свои ноги, или хвост, или крылья... Ощущение легкости в теле... его волшебности... и того, как оно хорошо отдыхает... И вы двигаетесь... двигаетесь... И вы слышите разные песенки... иногда напеваете их сами... и они звенят разными голосами... И одни голоса... одни звуки могут быть в воде... тяжелые... бархатные звуки... глубокие... И эта музыка играет только для вас... Или тихие колокольчики... тонкие... нежные звуки... как звенит луг летом, когда вы в воздухе... когда вы в тишине... когда светит яркое солнце... когда вы летаете... И так легко перемещаться из одной среды в другую... и чувствовать поддержку воздуха... как особой стихии... поддержку воды... поддержку той стихии, в которой вода... смешивается с воздухом... И вы как бы легко переходите через эти оболочки... и вы чувствуете, как вокруг вашего тела... вокруг вашего тела, которое живет на земле... образуются свои оболочки... свои оболочки... и вы чувствуете себя в приятном... очень бережном коконе... который почти не виден, который прозрачен... как будто бы это завеса из испарившихся морских капелек оберегает вас... нежная... как будто бы особая ваша оболочка, когда вы плывете под водой... она остается невидимой с вами, когда вы находитесь в воздухе... И этот воздух, который разгоняет ваши крылья, когда вы летаете... и когда вы просто находитесь на земле... двигаетесь... и что-то делаете... вы знаете, что существует ситуация, при которой вы можете закрыть глаза и уплыть под воду... или немного полетать... или почувствовать себя на берегу... почувствовать свежесть морского воздуха... и ловкость... прозрачность... одновременную прохладу и тепло тела... как будто бы потоки прохлады и тепла смешиваются друг с другом... смешиваются... Почувствовать, как вас несет поток воды, когда вы в ней плывете... вспомнить про пещеру... где хранится ваш клад... драгоценные камушки, в которые вы можете играть... которые переливаются для вас... играют...
Вопрос о кладе — сложный. Одно из воплощений пациентки — ведьма. И для ведьмы характерны состояния меланхолии, черноты, депрессии, дупла. Подобная ипостась в другом фольклоре — это красавица клеймом, лилией на плече. Девушка-призрак, которая может легко принимать различный облик, обладающая большой энергией, девушка которой необходимы тайные и открытые перевоплощения, часть из которых является воплощениями ее дурного настроения, которое она вынуждена скрывать. И эта где-то затаенная чернота, где-то находящееся дупло, имеет противоположный образ — клад. Тайный клад — аналог мечты, аналог того, о чем нельзя рассказывать. Если об этом говорить — оно не сбудется. Контрастность — некий маятник — проявляется еще и в том, что, когда все плохо, существует и тайный луч надежды, тайное письмо. А когда все хорошо — все равно есть печать на плече, которая говорит о том, что “я не такая”.
Одна из целей наведения заключается в том, чтобы дать клиентке возможность самой легко перемещаться из состояния в состояние. И помнить в одном состоянии, что существуют другие состояния, не идентифицироваться с ними слишком плотно, сохранять память о других движениях.
И если вы немножко прижмете к себе свои веки... вы почувствуете такую же игру... разных искорок... они будут блестеть и сверкать...
И дыхание ровное и спокойное... и хочется задремать... задремать... покой и тепло... Расслабление... и вы чувствуете легко-легко... и спокойно... свою спину... живот... дыхание... и свою нежную кожу... и губы, которые очень бережно касаются друг друга... И иногда, когда вам грустно... вы можете немножко поплакать... и ваша слезинка... напомнит вам морскую воду... и то, как испаряется вода... когда вы выходите из моря, и светит солнце, вы можете почувствовать... как легко можете полетать... действительно почувствовать полет... увидеть себя со стороны... сверху... улыбнуться себе... как будто вы становитесь доброй феей...
Фея является аналогом дельфина. Очень важный момент: кто-то любит клиентку и принимает такой, какая она есть, потому что при таком психологическом типе ее воспитание явно включало в себя то приближение к себе и оказывание большого внимания, то, наоборот, холод и отталкивание. Это не более чем допущение. Я думаю, что у такого человека, скорее всего, холодная мать, которая формально делала все для ребенка, но была от него отчуждена. Ребенок никогда не уверен в том, на какие чувства со стороны матери он может рассчитывать. И у пациентки родилось ощущение неравномерных чувств в отношении ее самой. И часто человек подобного типа, с одной стороны, очень игрив и притягивает к себе внимание, а с другой стороны — иногда ему требуется небольшая доза одиночества, и его раздражает любое присутствие кого бы то ни было рядом. И это также очень резкий переход от одной требуемой дистанции к другой требуемой дистанции. И фея, которая постоянно любит тебя, несмотря на постоянно имеющуюся печать на плече, очень важна.
и вам очень нравится все, что вы делаете... и хочется это как-то поддержать... погладить... и вы вспоминаете про своего друга дельфина, который думает о вас... Спокойно и легко... И где-то далеко опять может начать звучать музыка... Спокойно и легко... Когда вы захотите... очень не спеша... очень не спеша... откроете глаза и улыбнетесь... (Клиентка открывает глаза.)
Терапевт: Можете рассказать о каких-то своих впечатлениях?
Александра: Сначала я не могла представить, что все это происходит со мной. Я видела образ Русалочки, она плавала, а я как бы со стороны на все это смотрела. А потом, перед тем, как надо было выходить из воды, я вдруг начала почему-то чувствовать, что это со мной действительно происходит — кожей, вообще всем телом я чувствовала это. Лучше всего я ощущала это в воздухе. Я чувствовала воздух, чувствовала упругость крыльев. Но в воде я опять просто видела это, но как бы не со мной, на мультик похоже. И на суше я видела, что выходит какая-то девушка, вообще не похожая на меня. У нее действительно замечательная кожа, она вся действительно как бы стремится к солнцу. Замечательно, но это была не я.
Терапевт: Мне кажется, у вас тоже кожа замечательная.
Александра: Спасибо. (Улыбается.) В пещере — да, все это было со мной. Очень осязаем был дельфин — такой мокрый и сильный, упругий, большой, именно такой, какими и бывают дельфины. Я, правда, их никогда не трогала руками. В пещере было так — как будто это я, как будто я это все могу руками потрогать. А как выйду из пещеры, опять начинается какой-то мультик, там русалочка плавала. И себя я не видела ни разу со стороны, только иногда ощущала, что со мной что-то происходит.
Терапевт: В целом это интересный для вас опыт?
Александра: Да, он, конечно, интересный. Интересный, потому что мои ощущения как-то систематизировались и, вообще, произошли в один отрезок времени. Но не думаю, что эти ощущения как-то новы для меня.
Терапевт: Они новы.
Александра: Не знаю, не думаю.
Терапевт: Но вы же хотели полетать?
Александра: Да. (смеется.)
Терапевт: Вы полетали?
Александра: Да. (улыбается.) Спасибо.
Терапевт: Здесь возникает возможность большего путешествия именно в тех состояниях, к которым человек склонен. Состояния, через которые клиентка прошла, не с потолка были взяты. Это ее собственные состояния, которые были просто продолжены и как-то развиты. Но это было сделано по ее меркам.
Александра: Понятно. Я вас не поняла, когда вы начали говорить, что это было сделано по каким-то меркам: а откуда вы знаете эти мерки?
Терапевт: Догадываюсь.
Александра: А каким образом? Это что, универсальные какие-то мерки или же это интуиция?
Терапевт: Конечно, интуиция. Но при этом еще есть какие-то ощущения, полученные от вас. Так всегда бывает, когда пытаешься влезть в чужую шкуру. Мне было очень приятно немножко пожить в вашем мире.
Вопрос участника группы: Клиентка не обозначает запроса, тем не менее, транс начинается очень быстро, без выраженного предварительного расспрашивания. Как вы понимаете ее запрос?
Терапевт: Александра не обозначает запрос. Видно было, что она склонна к состояниям печали, иногда подавленности, но не хотела формулировать проблему. Это же касается и ее жизни. Она замужем за молодым человеком, который вполне преуспевает в бизнесе, сама работает в какой-то бизнес-структуре, у нее есть ребенок. Но все это для нее как бы между прочим. Александра плавает во всем этом, как в море — без определенного направления. У нее нет честолюбивых или просто четких зарубок, отметин относительно того, кто она и чего бы хотела достичь. Она воспринимает окружающую среду как некоторый фон, время от времени в нем растворяется, время от времени в нем проявляется. При этом какой-то сложившейся в ней самой системы предпочтений не чувствуется. И я делаю некоторые предположения о ней: у нее чувствительная кожа, она склонна к ярким визуальным образам. Для нее, мне кажется, довольно важно, что кто-то ее видит, слышит и чувствует, и она, тем самым, существует в мире. Это не пригвождает ее к каким-то четким ролям, но показывает: определенность ей тоже присуща.
Вопрос участника группы: Как соотносятся с запросом символы транса?
Терапевт: Одно из важных переживаний этой клиентки — то, что она настолько одинока в жизни, что не может вообще ни с кем соединиться. Это отчуждение от ребенка, от мужа, от друзей, от близких. Она формально с ними, но отчуждена. Я думаю, что сам факт такого сильного понимания, проникающего в ее закрытость, важен, потому что показывает: кто-то с ней есть. На это направлены мои предположения.
Символом такого одиночества является панцирь. Почему я и думаю, что у такого человека часто возникают экземы, псориазы и прочее. Это эквиваленты стигмата панциря, стигмата отчуждения от мира. Так же, как и депрессии, мрачность. Поэтому предлагается транс-включение как некоторое сообщение: даже когда ты демонстрируешь отсутствие, то другие тебя видят, и они с тобой, твои оболочки растворимы, чувство отчуждения не является зафиксированным, его можно одевать или снимать. Это как бы тренинг включенности, соприсутствия, дающий возможность или видеть себя со стороны, или быть той Золушкой, которая то поглощена балом, то стремглав убегает, выбрасывая дружбу, любовь, связи, туфельки и прочее. Если из возникшей ситуации легко выходить, к ней можно вернуться мягче. Поэтому же так важно обозначение среды — полет, плавание. Это тоже размыкание панциря, привязанности к ситуации.
Центральной линией транса для меня стала проблема границ. И вода, которая на коже, которая испаряется, и граница между водой и воздухом... Клиентка живет, главным образом, кожей и реагирует на окружающее кожей, напрягается и расслабляется в основном кожей, у нее на коже очень много активных точек. Образ поверхности, осколков, бликов, испарения, пены, струй — это обыгрывание границы, границы своего тела. В наведении есть мотив, который подчеркивает нечеткость границ ее возраста. Она может быть то очень маленькой девочкой, которая капризничает, то мудрой древней старухой, которой все надоело — она устала и все понимает. Клиентка очень легко меняет формы, у нее нет единой формы. И здесь важна постепенность перемены форм, пошаговость, чтобы эти перемены не были резкими... Если ее проблему усилить, то у нее образовался бы маятник между маниакальным состоянием и депрессивным. Другой маятник — от ребенка, которому все интересно и который во все включен — к пожилой женщине, которая устала и уже ничем не интересуется. Третий образ маятника — клиентка ко всему очень чувствительна, буквально каждой клеточкой все впитывает, одним взглядом охватывает большой объем информации — при раскачивании маятника в одну сторону, и, напротив, происходит полное неучастие и полное вытеснение всего происходящего при раскачивании маятника в другую сторону. И все это — резкими перепадами. Фактически, для нее требуется обживание некоей середины.
Жемчужина высокой башни
На клиентский стул садится девушка, ее зовут Анна, она лишена каких бы то ни было знаков провинциальной жизни и выглядит очень ухоженно, по-европейски.
Анна: Город, где я живу, небольшой и какой-то серый.
Терапевт: На ладошке помещается?
Анна: Да, наверное, даже меньше.
Терапевт: Его можно закрыть ладошкой? Он серый и весь спрятался? А откроешь ладошку — опять видно?
Анна: Дело в том, что тогда он грязный след на ладошке оставляет, его просто не хочется брать. Просто мне неприятно в нем находиться. Чувствуешь себя какой-то несобранной, неуютной и чужой. Но там приятное — мой дом. Он мне очень нравится. И когда там одновременно и мой дом, и мой город, это и грустно, и приятно.
Терапевт: Опишите его подробно.
Анна: Моя квартира мне очень нравится. В данный момент она такая, как я и хотела. Мне в ней уютно, комфортно.
Терапевт: Опишите место, в котором вы лежите или сидите. Что вокруг вас, к чему можно руку протянуть, куда можно посмотреть, какие звуки можно услышать. Создайте объемный гобелен.
Я думаю, что ей было бы очень полезно делать какую-нибудь ручную работу, например, ткать гобелен. Когда женщина создает своими руками ковер или гобелен, у нее возникает особое эмоциональное состояние. Она всматривается, выбирает краски, и это ее очень организует. Во фразе “создайте объемный гобелен” содержится скрытое сообщение о задействовании непосредственного сенсорного восприятия: глаз и рук одновременно...
Анна: У меня есть свой рабочий стол, там такой особый стул, на котором очень удобно сидеть. Когда я на нем сижу, мне кажется, что за моим столом лучше работать. Я иногда своим детям разрешаю посидеть. У меня окошко, правда, с правой стороны. Но мне это нравится. За окошком ко мне деревья заглядывают. И когда весна, листочки распускаются и как-то свежо в комнате. Я еще люблю свои ящички в столе. И я люблю сложить туда те книги, с которыми в данный момент работаю. Другие я как-то стараюсь на полках держать — те, что в данную секунду не нужны. Мне нравится, как у меня стоят кассеты, что это все можно взять в любой момент. И я очень прошу, чтобы тот, кто берет мои вещи, клал их именно так, как положила их я. И мне неприятно, когда нарушается этот порядок. У меня есть своя особая ручка, и когда я сажусь, у меня особое настроение и мне приятно пользоваться тем, что рядом со мной. Второй стол стоит в спальне. У меня только трехкомнатная квартира, к сожалению, поэтому стол у меня в спальне. Передо мной стоит шифоньер. Мне это тоже нравится, я всегда с удовольствием смотрю на него, он такой красивый. Зеркало в нем мне очень нравится. Я его иногда сдвигаю, чтобы можно было комнату по-другому видеть. Правда, я еще до конца комнату не оформила. Но я уже представляю, что там будет. Когда я остаюсь одна, то всегда закрываю двери, мне это нравится. Они красивые. И когда я остаюсь одна, мне никто не мешает, и я с таким удовольствием что-то читаю, отбираю, просто для себя — то, что я сейчас хочу. Иногда не все понятно, иногда злишься на это... Но потом — как-то всплывет, вспомнится... А иногда я просто откладываю, беру что-то другое. Мне в последнее время нравится чередовать совершенно разное. Еще я люблю себе устраивать перерывы, когда иду на кухню готовить. Я люблю готовить. Когда поработаешь, так приятно пойти на кухню... Но я хотела бы, чтобы в тот момент там никого не было, потому что я еще думаю о том, что я прочитала или выписала. Иногда я беру с собой на кухню магнитофон и слушаю кассеты. Часто слушаю ваши кассеты. Иногда чего-то не понимаю, пока слушаю в комнате, а в кухне оно как-то приходит в соответствие, обыгрывается... И получаю удовольствие от того, что что-то приготовила и что-то поняла, от того, что раньше казалось трудным и непонятным.
Терапевт: А какую вы хотели бы решить проблему?
Анна: Какую проблему я хотела бы решить? Просто больше доверять себе, проще верить в то, что я что-то могу. Пока все.
Терапевт: Никаких медицинских проблем не хотите решать?
(Анна молчит.)
Терапевт: “Хочу, но не здесь”, — сказала она.
Анна: Угу.
Терапевт: Но может быть, вы хотя бы намекнете, какой-нибудь образ создадите того, что вы хотели бы решить.
Анна: У меня бронхит бывает, и он просто мучает, неприятно. И вообще, когда я волнуюсь, у меня затруднения с дыханием, и я не пойму, в связи с чем это. Не хватает воздуха.
Терапевт: С каким животным вы стали бы дружить, если бы выбирали из разных диких животных?
Анна (иронично): Из разных диких животных? Со львом.
Терапевт: Со львом?
Анна: Угу.
Терапевт: А еще с кем?
Анна (очень серьёзно): Еще с кем? Наверное, с медведем.
Терапевт: Лев и медведь.
Анна: Угу.
Терапевт: А медведь каким бы у вас был, с какими свойствами?
Анна: Медведь был бы такой большой, коричневый. У него должна быть чистая шерсть, мягкая такая. Вообще очень мудрый, сильный, уверенный, объемный.
Сейчас мне хотелось задать ей несколько неожиданных вопросов, чтобы получить больше информации — и не столько о содержании, сколько о способах ее реагирования. И она называет животных в мужском роде — лев и медведь, большие, сильные животные — аналог защитников. Можно из этого заключить, что, скорее всего, в семье она больше тянет упряжку, чем выступает украшением светского льва. Затем все эти звери, которые рычат. Я думаю, к ее бронхиту это имеет такое отношение: когда ей не хватает воздуха, хочется рычать, рычать подавленными чувствами. Ей вообще хочется разогнуться, почувствовать себя более вальяжно, снять с себя ношу, потому что трудно себе представить, что на льве или медведе кто-то носит ношу.
Терапевт: Хорошо. Давайте закроем глаза, попробуем сесть поудобнее. Сейчас будем сочинять вам сказку. Попробуем представить себе, что если будем сидеть удобно, совсем удобно, то сможем вспомнить или вообразить себе, как начинается сказка про Алису в Стране Чудес. Она начинается с того, что девочка Алиса читает книжку с картинками, ей очень уютно, она засыпает.
Я думаю, что для нее очень важно состояние грезы. Когда не столь важно, что она читает, а важно само сноподобное состояние, проникновение, возвращение способности мечтать. Ей нравится само это положение, когда я говорю, “читать книжки с картинками” и “Алиса” (пример книжки и для взрослых, и для детей). Она может ее читать сейчас, увлеченно, взрослой, она может читать ее для своего сына, которого любит... И эта книжка о странностях, и особенно актуально, что в этой книжке Алиса то растет, то уменьшается... Алиса выбрана еще и потому, что это наверняка история, которую никто не помнит и она тоже не помнит целиком этой книжки, история не такая уж простая... Здесь ключевые слова — “книжка с картинками” и “Алиса в стране Чудес”. Страна Чудес, возможности, открытости. Ее угнетает, хотя она об этом и не говорит, ее слишком определенная жизнь. Ей хотелось бы попутешествовать. Причем попутешествовать не в каком-то определенном физическом пространстве, а в грезе. Поэтому сама реальная внутренность “Алисы в стране Чудес” здесь не важна.
Она засыпает... и совершает волшебное путешествие... в страну, где так многое свершается... Давайте представим себе, что вы рассказываете кому-то сказку... и вам немножко тревожно от того, что вы не знаете, что в этой сказке происходит дальше. И вам очень приятно, что каждый раз само собой придумывается каждое следующее звено этой сказки... Как будто вы перелистываете какие-то страницы... или слушаете чей-то тонкий голосок... И стоит вам только улыбнуться... потереть свои запястья... нежно потрогать свои руки... как сами собой в вашей голове рождаются образы... И если вам начинает казаться... что вы не знаете, что произойдет дальше... это значит, что вам хочется принять другую удобную позу... немножко подвигать ногами... сесть поудобнее...
Одна из главных пар полярностей этого транса — это “тревожность-покой”. “Вы не знаете, что будет дальше, и вас это тревожит, но вам спокойно” — это дает возможность расслабиться... Потому что один из элементов ее состояния — частая тревога по пустякам...
И как в детской постельке... или во взрослом сне... стоит лечь поудобнее, как сон опять начнет струиться... и сам себя разматывать... как клубочек с шерстью... Вы можете представить себе... кошку... которая играет с клубочком... его разматывает... Так же постепенно... шаг за шагом... может разматываться эта история... Иногда вы забываете... то ли вы слышите ее... то ли вы ее рассказываете... то ли, как с Алисой в Стране Чудес... это с вами случается... Вы идете по дорожке... дорожка ведет вас куда-то... как будто это дорожка через очень чистый лес... забытый лес... песчаная тропинка... И хотя эта дорожка находится очень близко от какого-то города... вы не знаете, где это... Вам очень нравится... что это чистая дорожка между лесом и парком... совершенно безопасна... И вы начинаете думать, что, скорее, вам это снится...
Дорожка между лесом и парком — очень интересный многоуровневый образ. Лес — это что-то более дикое, менее предсказуемое, тревожное, а парк — то, что возделано, имеет ясную структуру, приручено. Если для нее в данный момент важны мотивы тревоги и покоя, и некоей балансировки между ними, то она идет по дорожке, и у нее с одной стороны — лес, а с другой стороны — парк, значит, есть предмет для возможных беспокойств, для возможной непредсказуемости, а, с другой стороны, наоборот, безопасно, ухожено, понятно. И вот она идет между ними, и, если хочет, может зайти немножко в лес, потом выйти и зайти немножко в парк, и это ее свобода двигаться, углубляться в любую из сторон. Образ таков: она вольна варьировать степень непредсказуемости, тревоги и покоя. И оттого, что она активно выбирает, ей безопаснее: это не с ней происходит, а она сама выбирает, насколько глубоко заходить в покой или в новизну.
Сейчас я расскажу вам историю... Вы можете представить... как в сказке... что однажды жила девочка... которую поместили в башню... высокую, высокую башню... без окон, без дверей... И она жила в этой башне... очень высоко... туда не могли проникать другие люди и ее видеть...
Она себя часто чувствует заточенной, лишенной достаточных выборов, то есть, ей не хватает смелости принимать собственные решения. Ее раздражает, что она находится в ситуации, когда за нее многое определено.
И вы можете почувствовать себя в этой башне... где очень уютно и тепло... Она находится высоко-высоко... где очень чистый воздух... и так приятно дышать... И вы можете дышать этим воздухом... наслаждаться каждым его глотком... И этот воздух сам собой открывает ваши легкие... и входит в них... И очищает их... И вы знаете, что вас поместили в эту башню... почему-то поместили в эту башню... Вы уже не думаете, почему... просто живете в ней... И это особая, волшебная башня... И в этой башне... вы живете... вы смотрите вдаль с нее... Вдаль... вдаль... И ходите по комнате... и у вас есть много волшебных предметов... Иногда вы смотритесь в зеркало... совсем недолго... в волшебное зеркало... И когда вы долго сидите... и чувствуете себя очень хорошо... и о чем-то мечтаете... и у вас появляется способность... в этом зеркале видеть... разные картинки... что и где происходит... И именно потому, что вы живете в высокой башне... и никуда не выходите... вы можете очень ясно увидеть... очень хорошо понять... что происходит далеко от вас... Стоит только это вообразить... И иногда, когда вы видите что-то... что вас заставляет грустить и плакать, и печалиться... вы идете к своему столу... открываете свой потайной ящичек... а в ящичке находится шкатулочка... а в шкатулочке — маленький мешочек... из очень красивой кожи... И вы открываете этот мешочек... достаете волшебную резиночку... и эта волшебная резиночка... стоит только потереть ею... одну дощечку на своем столе... стирает все неприятные воспоминания... И тогда воспоминания остаются... но все неприятное... все то, что вас беспокоит... какие-то иголочки... стираются... И вы смотрите любые картинки из своего прошлого... смотрите на самые разные отношения, которые были у вас когда-то, давным-давно... И этой резиночкой трете... эту дощечку... И как переводная картинка... вам очень нравится, что все, что было... становится еще ярче... еще виднее... Но при этом все неприятное — то, что тревожило вас... куда-то стирается... И стоит вам потереть эту дощечку... как одна и та же картинка меняется... Как будто вы видите ситуацию с разных сторон...
Клиентка на некоторое время застывает в воспоминаниях и муссирует неприятные воспоминания, и мне хочется дать ей метафору возможности стирания неприятных воспоминаний.
И пока вы ее рассматриваете с разных сторон... вы очень глубоко дышите... И вам приятно, что ваше дыхание такое полное... такое вкусное... такое чистое... и такое неторопливое... И иногда вы смотрите в зеркало... и видите то, что происходит далеко-далеко... И опять прячете свою резиночку... в мешочек... в шкатулочку... в ящичек... в стол... И отходите и ходите по комнате... И когда вы мечтаете... иногда вы зажигаете свой камин... и греетесь его теплом... Вам очень хочется бросать в этот камин... пахучие вещества... Вы чувствуете, как от камина отходит облако тепла... жар окутывает вас... Вы покачиваетесь... вам теплее около камина... И чувствуете, как теплыми становятся... ваши руки... ноги... это тепло оберегает вас и покачивает... И в вас вливаются силы... и бодрость... И вы видите сны... думаете думы... И ходите по комнате...
Для нее такого рода нерезкие ощущения важнее, чем более резкие... Для нее значителен тонкий, едва различимый запах, общее ощущение ауры тепла...
И когда вы хотите... когда вы хотите... вы чувствуете себя удобно... и хорошо... И у вас есть друзья... волшебные животные... которые иногда приходят с вами пообщаться... Вы можете представить себе, что у вас есть лягушка... волшебная лягушка... которая иногда приходит и смотрит на вас большими глазами... Иногда она прыгает прямо вам на грудь... и ровно, ровно дышит... Вы чувствуете ее прохладу, ее покой... И вам еще ровнее и спокойнее дышится... И эта волшебная лягушка... одна из немногих, кто может проникать в вашу башню... Она может выходить на волю... и выполнять разные поручения... И время от времени... вы можете для развлечения... послать стрелу из волшебного лука, который у вас есть... куда-то... и лягушка может пойти вслед за этой стрелой...
Образ лягушки выполняет очень важную функцию. Ассоциация с этим образом — это болото в груди. Лягушка — существо, которое ассоциируется с влагой, с болотом, с бульканьем... И лягушка, которая прыгает на грудь — это как бы бронхит. И когда на вас прыгает такая лягушка, а вы спокойно продолжаете дышать, улыбаетесь, и эта напасть вас не беспокоит — это очень важная реакция... Лягушка — существо, которое во что-то превращается. Заколдованное... Животное безобразное, но потенциально оно может превратиться во что-то прекрасное.
И вы можете смотреть в свое волшебное зеркало... и видеть все, что находится на пути... Все, что происходит... И вы знаете, что эта лягушка может во что-то превращаться... и почему-то вы уверены... что если захотите... вы тоже, когда будет нужно... как эта лягушка... сможете превратиться в то, во что захотите... А еще иногда к вам прилетает волшебный голубь... вам нравится его гладить... и петь ему песенки... и слушать, что он вам говорит... И вместе с ним вы смотрите наверх... и видите звезды... И когда вы смотрите в ваше зеркало... и видите небо... как будто бы это зеркало открывается, как окно, во все стороны... во все стороны...
А иногда к вам приходят ваши лев и медведь... они ревнуют вас друг к другу... И каждого из них... вы можете потрогать... И вы знаете, что если вам будет нужно, они всегда окажут вам любую помощь...
Клиентка склонна к колебаниям. Ей трудно принять решение. В данном случае она любит и того, и другого — и это хорошо. И того можно потрогать, и этого. Идея выбора из болезненной проблемы превращается, наоборот, в игру, в удовольствие: и так хорошо, и эдак хорошо. Вместо того, чтобы — и так плохо, и сяк плохо.
И иногда вам хочется попутешествовать в самые дальние края... Вы смотрите в свое зеркало... И оно показывает вам какой-то город... который вы хорошо знаете... Он уютный... Вы радуетесь тому, что живете в высокой башне... Иногда грустите, и вам хочется спуститься вниз... И тогда вы спрашиваете свое зеркало... о чем-то... и оно опять вам что-то показывает...
Образ высокой башни — образ донашивания, созерцания, неспешности, доверия к себе, привыкания к чему-то важному... Проблема нерешительности, неуверенности в себе на одном уровне — нечеткая схема тела, неловкость. А на другом уровне — это проблема принятия решений, колебания, неуверенности. Вместо этого предлагается два четких полярных состояния: с одной стороны — рассматривание, созерцание, дозревание, удовольствие от процесса, который не приносит результата, а с другой стороны — простое действие, отчетливое желание, осознанность.
И вы можете представить себе... как на морском дне... глубоко под водой... в песке... лежит раковинка... а в раковинке находится жемчужина... И эта жемчужина блестит... и никто этого не видит... Раковина обрастает илом... зарывается в песке... И ваше волшебное зеркало... показывает вам, где это находится... И вы решаете, во что бы то ни стало... достать себе эту раковину... И вот вы бросаете в свой камин разные вещества...
Раковина — это одна из оболочек, одна из защит. Можно уединиться в башне, лечь на дно или закрыться в раковину, и представить себя защищенной. Бросание в камин каких-то веществ ассоциируется с тонким ароматом, аурой, чувствительностью, доверием к тонкой части себя.
и начинаете пристально-пристально, как будто прицеливаетесь... с помощью волшебной стрелы... вглядываться в это изображение... чтобы очень четко представить... где же именно находится эта раковина... И потом, сквозь это зеркало... вы прицеливаетесь... вы стараетесь прицелиться... и пустить стрелу... и попросить свою лягушку, чтобы она достала для вас эту раковину... или привела вас к ней... И у вас появляется уверенность... что стоит только вам достать эту жемчужину из своей раковины... из-под ила, из-под этого серого дна... и вынести на берег... и пронести через этот город... стоит вам только обрести эту жемчужину... и начать ею любоваться... и смотреть на ее ровные бока... небывало большую жемчужину... как сквозь эту жемчужину... и сквозь еще одно маленькое окно... вы сумеете выбраться на волю... как сквозь волшебный туннель... пройти... и унести ее с собой... Как будто эта волшебная жемчужина... может стать невидимыми и очень тонкими доспехами... которые вы можете на себя надеть... как мантию, в которой вы можете двигаться среди города...
Клиентке обязательно нужно найти в самой себе некую жемчужину — то, что ей нравится, например, возможность иногда рассматривать свои красивые глаза или трогать свою кожу...Она устает, утомляется, ее многое коробит, но если она научится символическим образом создавать защиту вокруг себя, оболочки, мантии, ей будет легче. Она могла бы представить себе, что ее одежда — это оболочка, которая защищает ее тело... Или найти особый способ смотреть в сторону и делать жест рукой, отодвигая того человека, который ей неприятен. Такие символические действия помогут ей создать свой мир, которым она сможет управлять. При помощи этого символического отодвигания, никому не видимого танца, изящных передвижений своего собственного тела, она, находясь в ситуации общения с другими людьми, в ситуации, которая ее коробит и стилистически не нравится, создает для себя состояние, которое, казалось бы, возможно для нее только во время полного отдыха — в башне, в теплой ванне, в тех состояниях, оболочка выстраивается легче, как в лепестках роз, в клубах тепла.
Двигаться... Никто не увидит этой мантии... В ней вы будете чувствовать себя защищенной... и чувствовать себя так же спокойно, как в башне... высоко-высоко... в чистом воздухе... И вы посылаете лягушку... целуете ее... и просите ее достать вам эту жемчужину... И долго, долго прицеливаетесь... и смотрите в свое волшебное зеркало... И вы понимаете, что вам нужно очень хорошо успокоиться... ни о чем не думать... никуда не стремиться... замереть, чтобы вода над этой жемчужиной... над этой раковиной... совсем очистилась... Чтобы лягушка нашла в ней дорогу... чтобы вы помогли своими чувствами лягушке... сосредоточиться... двигаться прямо к цели...
Здесь, среди прочих, имеется следующее значение: клиентке иногда хочется уйти в раковину, и она не должна этого стесняться и силой себя оттуда вытаскивать... Если ей нужен покой, то нужно уйти в терем, залезть в башню, окутаться десятью одеялами, согреться, заснуть... Быть в раковине — ее право. Иногда можно не торопиться, спокойно ждать момента, когда она сама выйдет из раковины... Она почувствует, что пора, и тогда очень быстро сможет принять решение, открыть глаза, прицелиться, пустить стрелу. Коробящая ее, нелепая, неизящная, некрасивая лягушка — тоже очень важное ее состояние, и очень важно приручить это состояние, найти с ним контакт, не торопить себя в этом состоянии, любить себя в этом состоянии... Именно в нем, она может найти правильное решение, ответ, импульс, который в дальнейшем приведет ее к какому-то важному открытию.
И идет время... много проходит времени... И вы по-прежнему хорошо чувствуете себя в этой башне... Но мысленно вы уже видите... как выходите из нее... И эта жемчужина... как волшебный тоннель... как мантия... ведет вас за собой...
Клиентка все лучше и лучше запоминает это особое состояние созерцания, одиночества, покоя, условно называемое “состояние в башне”. Она лучше фиксирует состояния, когда рассматривает что-то красивое — ее увеличительное стекло, ее волшебное окно в какое-то другое пространство переходит в тоннель. Сделав еще несколько сосредоточенных движений, пребывая в состоянии созерцания этой жемчужины, она попадет в тоннель. Ее способность защищать себя, чувствовать себя в оболочках, которые ее отодвигают и оберегают в общем мире, увеличивается.
И вот проходит какое-то время... и к башне собираются волшебные животные... И лев забирается на медведя... и подсаживает лягушку... и лягушка протягивает жемчужину... но не может достать...
Это напоминание о сильных животных, на которых она может опереться. То, что они сильные, подчеркивается еще и тем, что одно животное забирается на другое, и они поднимают лягушку (для нее — состояние лягушки), которую она не любит. Состояние превращенности, заколдованности. Оно получает мощную опору в виде понимающих ее положительных друзей, а лягушка, собственно, и протягивает ей жемчужину. Иными словами, связь между наиболее тонким и нежелательным состоянием тем самым упрощается, и переход между ними становится возможен. В таком символическом пространстве, в геометрии сна, лев как бы вложен в медведя, лягушка вложена во льва, а жемчужина — в лягушку. Все это некие оболочки, которые существуют для нее.
Тогда голубь берет жемчужину в свой клюв... и проникает к вам... И вы смотрите на жемчужину... внимательно-внимательно... пристально-пристально... У вас в глазах появляются слезы... вы чувствуете, что в глазах появляются слезы...
Слезы — аналог жемчужины, способность очищать себя. Слезы — иная форма выражения. Она важна как оппозиция бронхиту: когда влага в легких застаивается, заболачивается, похоже, что некие чувства клиентки недостаточно отреагированы, зажаты. И зажатость часто ощущается как тяжесть в груди. Плакать и при этом то грустить, то радоваться — значит освобождаться от зажатости, от обручей, стягивающих грудь.
Вам очень легко и свободно дышится... Вы чувствуете, что вся влага... которая у вас только есть, выходит через ваши глаза... Потому что им очень трудно смотреть на эту яркую жемчужину... Она начинает расти, расти... И вы входите в нее... входите в нее... И понимаете, что в этой волшебной жемчужине... всегда с ней вместе вы можете выйти из этой волшебной башни... И вы заворачиваете эту жемчужину... кладете ее в свой волшебный, маленький кожаный мешочек... где лежит ваша резиночка для того, чтобы стирать все неприятное...
У нее есть свой мешочек — кожаный, уютный. В этом мешочке есть своя резиночка, в этом мешочке есть жемчужина — волшебные предметы, талисманы. Эти образы выражают ее способность, как в сказке, обретать связь с деталями. За счет того, что она наблюдает детали, говорит деталями, трогает их, она в какой-то момент может от них получить поддержку, потому что они аккумулируют в себе энергию волшебства, другого мира.
И вы выходите с ней вместе в город... и идете по улице... И эта волшебная жемчужина становится вашей мантией... которая вас оберегает от всего... это ваше волшебное средство... ваша волшебная палочка... И куда-то ведет... Вы можете у нее попросить совета... или, потеряв ее... вернуться обратно в башню...
Образ башни. Возможность на пути делать остановки, спокойно дышать, расслабляться, созерцать нечто красивое, формировать внутренний мир, внутренние образы и сбрасывать лишнее напряжение, сбрасывать чужую форму.
И с вами всегда находится ваша резиночка... которая может привести вас назад... И которой вы можете стереть все, что захотите... И ваша жемчужина... которая ведет вас вперед... и с которой вы ничего не боитесь... И куда-то двигаетесь...
“Ведет вас вперед, и вы ничего не боитесь, вы двигаетесь” — очень важный мотив, повторяющийся много раз. Вы двигаетесь, вы не стоите на месте, вы не заболачиваетесь, вы перемещаетесь, вы принимаете решение, вы приглядываетесь — это импульсы, это шаги, это ощущение легкости, движения, танца. Это удовольствие от созерцания, от стояния на месте, от сосредоточения, удовольствие от начала движения.
И вам кажется, что вы начинаете расти, расти... И из маленькой девочки вырастаете... во взрослую... большую и сильную женщину...
Возвращение к сказке “Алиса в Стране Чудес”. Это мотив относительности возраста, мотив снятия комплекса “рано или поздно”, “молодая я или старая”, мотив емкости перемещения.
которая то становится львом... то медведем... а то превращается в голубка... а иногда... чтобы отдохнуть... и чтобы оттолкнуть от себя все лишние глаза... чтобы опять остаться в башне... превращаетесь в лягушку... И это очень удобно... сохраняя свою жемчужину... двигаясь по городу... превращаться в разных животных... и чувствовать себя совершенно по-разному...
Превращаться в разных животных — это способ играть разные внутренние роли, во внешней, социальной роли оставаться одной и той же, но чувствовать себя по-разному. Это способность меняться — менять одежду, менять состояния. Чем больше игры, чем больше внутреннего танца и переидентификации с внутренними персонажами, тем больше внутренняя живость.
А когда устаешь... в любой момент... можно потереть свою жемчужину... и опять построить свою башню... и почувствовать ее чистый воздух и покой... и тепло своего камина... заглянуть в свое зеркало... поговорить со своими друзьями... и остаться в полном одиночестве... И сесть за свой стол... и, если нужно, выдвинуть ящик...
Перечисляются знаки, входы в ее ресурсное состояние. Для нее все это — значимые вещи, от которых она насыщается энергией. Теплая комната, тепло камина, полуосвещение, беседа с друзьями, возможность сесть за свой стол, сосредоточиться — вот ее отдельные ресурсные состояния, которые ее насыщают покоем. Это напоминание — как бы перебиранием четок — о различных состояниях.
достать шкатулочку... достать мешочек... посмотреть свою резиночку... Посмотреть на то, как резиночка уживается с жемчужиной... И порадоваться тому... что резиночка находится так близко... а жемчужина, которая была так далеко... пришла к вам...
Заглядывание внутрь чего-то. Изнутри ящика вышла шкатулочка. Это эффект увеличительного стекла, выхода на другие детали и, опять же, защитных оболочек. Чего-то, что находится глубже, клад, тонкий звук. Аналог удобных внутренних поз, внутри обычных поз нахождение глазом красивого среди общего, настроение, которое является избранным, ресурсным, на котором можно сосредоточиться среди многих других текущих настроений. И жемчужина — это награда, что находится после того, как сделать за эти шаги вовнутрь чего-то. Тропинка вовнутрь — знакомый стол, знакомая поза, ящик и шкатулка, из шкатулки — футлярчик, из футлярчика — жемчужина.
И вы можете опять вспомнить... старую сказку про Алису в Стране Чудес... и порадоваться тому, что у вас есть своя сказка... в которой вы можете путешествовать... которая может вести вас куда-то... и стоит вам захотеть... глядя в свое зеркало... вы можете совершить самые разные путешествия... куда вы захотите... и как захотите... И вам очень нравится дышать чистым воздухом... в высокой башне... дышать чистым воздухом...
Идея чистого воздуха возвращает нас к началу беседы, к началу транса, когда речь шла о частых бронхитах, и “чистый сухой воздух”, повторяющийся в странных, пожалуй, ассоциациях с медведем и львом напоминает о емком, вкусном дыхании, о дыхании без проблем. Об отсутствии болота в груди. Возможна такая аналогия: хорошее настроение — хорошее дыхание. Плохое настроение, апатия, желание затвориться от окружающего мира вызывает у клиентки в качестве одной из форм преград затруднение дыхания, бронхит и прочее.
которым может дышать лишь лягушка, живущая в болоте... Дышать чистым воздухом... которым может дышать голубь, который высоко летает... и очень чистым и сухим воздухом... которым дышит лев... в своих жарких странах... чистым воздухом, которым дышит медведь у себя, в дремучем лесу... Вам очень нравится думать об этих путешествиях... и иногда совершать их... попадать к своим друзьям... и чувствовать... что в вас тоже живут эти части... Вы чувствуете себя легко и спокойно... И как только вы захотите успокоиться и разнервничаетесь... вы садитесь в удобную позу... и очень легко и спокойно перетекаете... из этой позы... во все более и более удобные позы... И вы всегда можете, если захотите... посидеть в этой удобной позе... расслабиться... подремать... и почувствовать себя легко и спокойно... спокойно и легко... И когда вы захотите... когда вы захотите... вы откроете глаза и улыбнетесь...
Вопрос участника семинара: Как можно истолковать образ башни?
Терапевт: Высокая башня — это, с одной стороны, заточение. Это очень надежная граница и гарантия того, что никто чужой не проникнет. С другой стороны, высокая башня — это возможность расширения горизонтов, возможность заглянуть за горизонт сегодняшней реальности. Горизонт в разные стороны — вовне и вовнутрь, в реальные жизненные обстоятельства и в мечты — шанс жить, думать и чувствовать шире, чем она себе разрешала всегда. Расширяться, сохраняя оболочку вокруг себя. И внутри этого уютного уединения есть свое волшебное зеркальце, через которое можно увидеть все, что захочешь, существуют животные, с которыми можно общаться, и очень уютное место возле камина. В грязном городе вырастает высокая башня, в которой легко дышится...
Карнавальные одежды
На клиентское кресло садится Полина. Она признается, что слишком часто плачет. Несколько лет назад Полина уже была клиенткой автора.
Терапевт: О чем будем плакать?
Полина: Я не хочу ни о чем плакать, я хочу найти такой вход, чтобы одна дверь вела в воспоминания, желательно, хорошие, а за другой дверью — сон. (Пауза.) Насчет сна — ладно, а научиться вспоминать мне очень нужно.
Я спрашиваю, о чем она будет плакать, словно уверен, что она вообще будет плакать, и “разрешаю” ей это. Первый запрос в том, можно ли ей плакать. Второй запрос — а можно ли вообще что-нибудь чувствовать, чтобы не было больно? Третий запрос — а может ли возникать чувство безопасности при любых движениях в памяти назад? И четвертый — можно ли вспоминать и не спотыкаться о те или иные неприятные впечатления? Для нее отказаться от чего-то важного в воспоминаниях — почти что отказаться от жизни. Она находится в некоем равновесии, когда нельзя с собой покончить, это глупо, но непонятно и как, для чего стоит жить. Это замороженная депрессия. Более существенная проблема, стоящая за репликой “Как вспоминать?”. Мой следующий вопрос — об одном из ее возможных убежищ.
Терапевт: Это связанные вещи. Потому что сны — те же воспоминания. Пока не хочется двигаться в воспоминаниях, не хочется и в снах.… А есть состояния, которые вы любите?
Полина: Я люблю в основном состояния покоя. (Задумывается.) Да. Это будет не ново, но… это будет пляж, где мне хотелось бы побывать, и Средиземное море. Пляж не очень хороший, каменный, но все равно приятный. Тепло, но не очень жарко. Сзади — горы, но это тоже не обязательно. Главное, что тепло. Тепло, и очень приятное море. Оно очень чистое. (Пауза.) И можно смотреть далеко вдаль. Море голубое и где-то оно сливается с небом. (Глаза Полины опущены в пол перед собой.) И справа что-то виднеется, наверное, бухта. Поэтому пространство получается очень ограниченным. И, конечно, никого нет, я одна и сижу. И смотрю на море. И еще не жарко, потому что еще далеко до полудня… (Полина меняет позу, подпирает голову рукой.)
Терапевт: А есть какой-нибудь ночной или вечерний пейзаж, который вам нравится?
Полина: Это опять, наверное, у моря, только теперь это будет Черное. Видно, как чуть-чуть поблескивают волны. А берег изгибается, и по нему — огни.… Луну я почему-то не вижу, ее, наверное, не было, и звезд тоже. Но главное — огоньки. Они очерчивают берег. И где-то там, неподалеку от этих огоньков, есть маяк. Тепло и тихо. И какие-то растения шелестят. И цикады как фон тишины.
Терапевт: Есть у вас какие-нибудь воспоминания, связанные с мерцающими огоньками? (Сидит в позе, отзеркаливающей позу Полины.)
Огонек — это искорка, зажигание, энергетический импульс, точка, с которой что-то начинается, а также возможность проснуться. Это первый ряд смыслов. Второй ряд: огоньки — то, что появляется и исчезает. Огонек — что-то, что существует и во взрослом, и в детском языке. Поэтому вопрос о мерцающих огоньках — вопрос о заводе, о впечатлении, о возможности включения во что-то, что не утомительно.
Полина: Во-первых, даже не знаю, откуда это, но мне представляется сельский пейзаж. И огоньки по краю поля, их очень мало. Какие-то избушки, наверное, там… (Теперь взгляд устремлен наверх.) А потом, Москва с этими огнями, с окнами.… И все идет под музыку “московских окон негасимый свет…”. В основном вспоминается именно возвращение ночью откуда-нибудь. (Голос делается совсем тихим.) Поскольку это давно было, то окна не такие, как сейчас. (Голос более громкий.) Они с такими переплетами… (Указывает рукой на окно.) Наверное, потому что тогда были абажуры.…
Терапевт (перебивает): Представьте: вы едете в каком-то очень удобном автобусе и смотрите в окно. И знаете, что вас в ближайшее время никто не будет трогать. Как вы будете относиться к этому состоянию?
Полина: Очень положительно. Я немедленно впаду в транс.
Терапевт: Угу. А в чем это для вас приятно? В том, что вы на время потеряны, вы никому ничего не должны? Вы уже удобно сидите и деться от этого некуда, потому что вы как сидите, так и сидите.
Полина: Это такое состояние, которое бывает между пунктом А и пунктом Б. Когда сделать уже ничего нельзя, даже если ты опаздываешь. Ты сел в поезд, отсюда уже отъехал, а туда еще не приехал. То же самое и в автобусе: просто ты знаешь, что эти полтора часа — ничьи.
Терапевт: Угу. И что будет происходить? Вы будете бормотать про себя, или мечтать, или смотреть в окно? Или что-то определенное вспоминать?
Полина: Нет, вы знаете…...
Терапевт (перебивает): Или готовить какие-то уроки?
Полина: Если я целенаправленна или мобилизуюсь, то возьму какую-то книгу и буду читать.
Терапевт: Угу. Это будут уроки.
В этом, конечно, есть что-то от образа девочки, которая должна быть хорошей, девочки, которая то ли потеряла мать, то ли потеряла отца, у которой есть отчим или мачеха, и, чтобы не потерять их тоже, чтобы ее не выгнали, она должна очень стараться, все время что-то делать полезное. И тогда получается, что она делает уроки как полезное дело и в то же время может улетать мысленно очень далеко, мечтать или плакать, искать потерянного родителя. Я думаю, что это непрожитое какое-то горевание.
Полина (кивает): Скажем так. Даже если это будет детектив, я все равно буду знать, что с пользой использую это время. А может быть так, что я выключусь. Не знаю, при каких обстоятельствах это возможно. Или я очень устала или ничего с собой у меня нет. И тогда получается эффект.… Я не знала раньше, что это такое. Сейчас я думаю, что это и есть транс. Я раньше называла такое состояние “сидишь как в аквариуме”. Потому что изменяется зрение, я начинаю видеть всех вокруг так, словно они за стеклом. Люди кажутся словно изогнутыми, но вместе с тем четко очерченными. Очень яркое видение, но искажена форма. И звуки тоже как будто идут за стеклом. Причем не имеет значения — рядом находятся люди, или они немножко на удалении. Это вокруг меня. И сразу все отодвигается. То есть вокруг меня такой защитный колпак. И когда я оказываюсь в таком состоянии, я уже могу не заботиться о времени, потому что оно проходит достаточно быстро. И это вполне возможно в автобусе (Поворачивает голову к терапевту.) И еще очень хорошо в ресторане. (Взгляд снова устремлен в пространство перед собой.) Сразу появляется такой зонтик. (Жест руками.) Даже не зонтик, а колпак.
Очень интересный рассказ. Во-первых, когда я ей описываю путешествие в автобусе, то присоединяюсь и подчеркиваю, что понимаю и принимаю ее состояние отпуска, когда она ничего никому не должна. А кроме того, то, что она так подробно и детально это описывает, сам факт детального описания — уже путешествие в ее внутреннее состояние. Во внутреннем мире, в памяти. Фактически, уже получен ответ на запрос о том, что путешествие должно быть приятно, не больно, не опасно. Кроме того, ей интересно это состояние. Она неожиданно касается его, при этом не отмахивается от себя.
Терапевт: Как вы относитесь к бабочкам?
Полина: Я люблю на них смотреть. Очень. Я не могу сказать, что это мечта моей жизни, но мне бы очень хотелось попасть в один из бабочковых заповедников. Существуют такие сады. Владельцы этой земли создают там ландшафт, свойственный данной местности, и разводят бабочек. И они там летают, садятся на людей. Их нельзя ловить, конечно. Можно только смотреть. (Очень тихим голосом.) Я хорошо отношусь к бабочкам.
Терапевт (после паузы): Вы знаете о цикле, который бабочка проходит в своем развитии?
Полина: Да. Я даже его наблюдала в детстве. Они у меня выводились.
Бабочка — тоже некая точка, красивая, несколько ярких точек. Несколько точек — это уже минимальная плоскость. Это нечто большее, чем точка, но нечто меньшее, чем предмет, чем то, что имеет фактуру, плотность, вес. Ведь все, что имеет плотность или вес, для нее тяжело. Она говорит, что бабочки — то, что ею переносимо. Она еще и расширяет мой образ.
Но бабочка — это еще и иной способ движения. Я думаю, что точка, появляющаяся и исчезающая, и бабочка, которая летает, в чем-то сходны.
Терапевт (после паузы): Какую вы больше любите воду? Бассейн или море, пресную или соленую, ограниченную, культивированную или, скорее, стихийную?
Полина: Конечно, не бассейн. Пресная вода должна быть очень чистой. Такой чистой, какой она была в детстве. Такой воды сейчас уже быть не может, потому что детства назад не вернешь. Так что остается море.
Терапевт (перебивает): Если морская вода, то можно, если постараться, наплакать целое море слез.
Полина (медленно кивает): Да.
Терапевт: Если собрать все слезы…...
Полина: Выйдет изрядная лужа. Бассейн. Может, я поэтому не люблю бассейн? (Улыбается.)
Терапевт: А кроме бабочек есть еще что-нибудь похожее на сверкающие точки? Цветы, например? Цветник?
Полина: Цветник — тоже хорошо. Бывают сверкающие точки, которые летят от костра. Тоже хорошо. Хорошо смотреть даже не на сам костер, а на эти точки.
Терапевт: Если бы люди так не надоедали, то можно было бы считать, что красивые лица тоже можно рассматривать. Разные лица, которые друг друга сменяют. Это тоже такие своеобразные точки, на которые обращаешь внимание, а потом они куда-то исчезают.
Полина: Это не совсем так. Потому что лицо надо долго рассматривать. И здесь мелькания не получается. Хотя, в общем, я люблю рассматривать красивых людей. Особенно в метро.
Терапевт: А нет ли опасности в том, что если бы оказалось, что вы хорошо спите ночью, видите сны, они вам нравятся, то вам не так легко будет одевать колпак днем?
Полина: Я не вижу связи.
Терапевт: Когда ночью не спишь, сон заменяется быстрым отключением днем. Снообразным небытием. Вроде бы физически здесь, а на самом деле где-то в другом месте. Это тоже своеобразный колпак, который отделяет тебя от окружающих. Уже как бы не присутствуешь.
Полина: Да. Так бывает, но редко. Не потому, что я этого не хотела бы, или это не получалось бы. Просто нет возможности. Приходится участвовать...
Терапевт: Бывает, что все автоматически происходит?
Полина: Бывает, но это редкая возможность. На работе я это рассматриваю уже не как работу, а как отдых. Чаще всего так бывает между пунктом А и пунктом Б.
Терапевт: В некотором роде вся жизнь — это путешествие между пунктом А и пунктом Б.
Полина: В этих пунктах всегда что-то нужно исполнять, делать уроки. А по пути между ними нет уроков. Бывают такие моменты, когда уроков нет. И здесь, как мне приходит сейчас в голову, можно было бы наслаждаться жизнью. Рассматривать красивые лица. Но почему-то именно в эти моменты я отключаюсь. Я не использую эту возможность восприятия действительности.
Терапевт: Хорошо. Мне бы хотелось, чтобы мы вместе сделали такой спокойный и веселый транс….
Полина: Да. Мне бы тоже.
Терапевт: Я бы в качестве камертона даже задал бы состояния очень близких двух настроений — грусти и радости. Такое струящееся состояние — то немножко грустно, то немножко радостно. Чтобы эти настроения были очень близки.
Полина (вздыхая): Ох, я же плакать буду.
Терапевт: Вот это как раз был мой вопрос. Что нам делать, если вдруг вы будете плакать? Останавливаться? Двигаться дальше, не обращая внимания?..
Полина (перебивает): Останавливаться нет смысла.
Терапевт: То есть плакать и плакать?..
Полина: Потому что я буду еще больше плакать. Я думаю, можно в этот момент сразу переключаться на что-то другое.
Терапевт: Часто переключаться придется. (С сомнением качает головой.)
Полина (смотрит на терапевта): Конечно. А зачем же вам такие близкие состояния брать?
Терапевт (перебивает): Я на них не настаиваю. Но просто, если долго быть в веселом состоянии, то все равно существует опасность выпасть из него в грустное. А если попробовать вести их рядом...…
Полина: То будет колебание.
Терапевт: Мне бы хотелось, чтобы была разница между маятником настроений и состояниями, которые друг другу близки, в которых маятник почти не раскачивается. Он очень близок то к одному, то к другому. И, находя некое бытие внутри этих состояний, он перестает раскачиваться далеко.
Я предлагаю ей снять оппозицию депрессии и взрывного счастья за счет течения струящейся жизни, где крайние положения маятника состояний были бы очень близкими друг другу и довольно тонкими — грусть и радость. Я думаю, ей это понятно. Не на уровне концепции или слова, а на уровне образа и связанных с ним возможностей и желаний.
Полина: Угу. Тогда и то, и другое будет минимальным.
Терапевт (перебивает): Оно будет не минимальным, а оттеночным. Это будут не столько цвета, сколько оттенки. (Полина кивает.) И оттого, что это — как бы две близко лежащие друг к другу линзы или две стеночки колпаков, свет будет легче поляризоваться вокруг них.
Полина: Давайте, а что же. Под вашу ответственность. (Бросает взгляд на терапевта.)
Терапевт: Это уж конечно. (Улыбается Полине.) Потому что, если мы сделаем такой пионерский транс, радостный, вы же в него не совсем поверите. В то, что он реален. Хотите — сделаем? Заказывайте.
Полина: Мне бы хотелось войти в исключительно приятный транс. Может быть, я бы запомнила эту дверь и туда бы ходила...…
Терапевт (перебивает): Это как в ресторане: первое блюдо — такое, второе — сякое. Не обязательно, чтобы все блюда были одинаковой остроты.
Полина: Я понимаю, что вам хочется в терапевтических целях сделать оттеночный транс. Давайте. Но мне бы хотелось, чтобы это было все сплошь сияние дня.
Терапевт: Мне как раз хочется вам угодить. Я как раз вижу смысл в том, что если оказывается, что мы делаем транс, в котором много цветных светящихся точек, то в этом состоянии само наличие цветных разнообразных мерцающих точек дает импульс к сновидениям, воспоминаниям, образам. Потому что тут контраст между таким лаконичным черно-белым рисунком, офортом и все-таки какими-то важными, пусть немногими, но вкрапленными яркими цветными точками.
Полина: Но я как-то себе представляла, что это будет все сплошь цветными точками и радугами. Ведь это радость.
Терапевт: Можно и так.
Полина: Мне так казалось.
Терапевт: Но мне все-таки кажется, что...… (Вдруг меняет тон.) Никаких намеков на грусть? Как будто ее вообще нет на свете?
Полина (вздыхает): Я боюсь. Я согласна, но боюсь.
Терапевт: А я не настаиваю.
Полина: Не настаиваете, и не надо. (Улыбается.)
Сейчас я с ней любезен, и мы с ней танцуем некий танец. В силу какой-то виноватости, она все время пытается быть на вторых или третьих ролях, пытается быть тенью. Насколько я знаю, она очень хороший переводчик, но не сделала карьеры, так как ведет себя как тень. Когда она съездила в Германию, там ее не могли отличить от немки — таков ее немецкий язык. Она очень старательна и исполнительна, очень толкова, но предпочитает помогать другим, она референт по призванию. Она говорит: “Делайте со мной что хотите”, а я спрашиваю: “А что вы хотите, чтобы я с вами сделал?”. Ей кажется, что она следует, а я показываю, что она ведет. Я как бы вынимаю ее из привычной ей позиции следования, угождения и заставляю ее вести. Я делаю ее фигурой на фоне ее привычного самоощущения.
Терапевт: Хорошо. (Полина вытирает глаза платком.) Но я просто боюсь, что если будет весело, действительно хорошо, то вы от этого будете плакать.
Полина: Да. Может быть. Плакать от счастья.
Терапевт: Я не знаю, от счастья ли. Может быть, оттого что давно не пребывали в таком состоянии. (Полина утвердительно кивает головой.) Может быть, оттого, что что-то пропустили. Может быть, оттого, что вроде верится, а потом уже и не верится в это. Может быть, оттого, что это трудно удержать. И кажется, что тяжелее быть в этом состоянии, чем в состоянии каком-то таком, более укрепленном, более грустном. Ведь грусть чем хороша? Кажется, что дальше падать некуда.
Полина: Дальше грусти есть еще куда падать.
Терапевт: Это правда. (Полина смеется.) Здесь я не вижу противоречия. Или все-таки ваше основное желание состоит в том, чтобы построить домик, в который можно возвращаться? В состояние или в переживание, в котором действительно не грустно. И в этой радости начать передвигаться, чтобы этот домик был вначале из одной комнатки, а потом, может быть, из двух, а потом из трех…...
Полина (после паузы): Да.
Терапевт: Скворечник будем строить?
Полина (смеется): Почему же, дворец. (Пауза. Вытирает платком глаза.) Я думаю, что плакать я буду в любом случае.
Терапевт: Я тоже так думаю.
Полина: Когда вы увидите, что я там совсем выпадаю, вы там в другую сторону…...
Терапевт (мягко перебивает): Понимаете, я не считаю, что “совсем выпадаю” — это так уж плохо. Тут примешивается различие между “естественно” и “надо”. “Надо” — оно как “надо”, но для себя ли это “надо”?
Полина (вновь вытирает глаза): Для кого надо-то…...
Терапевт (после паузы): Одним из моих образов (Делает движение рукой в сторону Полины) был образ такой вашей доброй феи, которая…...
Полина (перебивает): Ой, я тогда вообще не закончу плакать. Сейчас как начну рыдать.
Терапевт (мягко перебивая): Которая собирает ваши слезы. Потому что они для чего-то важного нужны. То ли для людей, то ли для других детей, то ли для вас же.
Полина: Да нет. Это живая и мертвая вода. Из правого глаза одна льется, из левого…...
Терапевт (перебивает): Живая и мертвая вода — такой образ у меня тоже был. (Делает останавливающий жест рукой.) Это, конечно…...
Полина: Фея их собирает. Из правого глаза собирает отдельно и из левого отдельно.
Терапевт: А из какого глаза какая вода течет?
Полина: Живая — из левого.
Терапевт: Может, из вас Царевну Несмеяну сделать, которая никогда не смеется, а всегда плачет?
Полина: Да что же делать-то? Она и так есть.
Терапевт: Так она потом начала хохотать!
Полина (смеется): Я не возражаю.
Терапевт: Часть жизни проплакала, а потом начала смеяться.
Полина: Я к этому стремлюсь. Может быть, еще останется время посмеяться.
Терапевт: Да времени еще полно... Давайте попробуем?
Я думаю, что один из смыслов этого длинного разговора состоит в том, что в плаче тоже содержится много разных нюансов. Плач радости, плач усталости — существует разнообразие внутри того, что казалось однообразным. Я спрашиваю пациентку, что мне делать в тех или иных случаях. Спрашиваю ее совета, руководства, показывая, что интересуюсь этим, буду этим руководствоваться. Мне важно, что плач — это не то, что нужно пресекать, или, наоборот, разрешать, культивировать, а это — некая сложная вещь, внутри которой можно двигаться. Последний фрагмент разговора отличается по тональности от других. Уже непонятно, к чему мы готовимся — к тому, чтобы плакать, или к тому, чтобы спать, или к тому, чтобы оказаться в очень приятном состоянии. Мы явно где-то собираемся оказаться. Но где? Становится ясным, что есть возможность трансформации, перехода. Это противоположно ее ощущению, что жизнь — серая лента, которая никогда не кончается. При этом все, что было в предыдущих частях разговора, остается, и я напоминаю ей об этом время от времени: огоньки, бабочки. И слезы, слезки, капельки — тоже аналоги искорок, точечек, бабочек.
Полина: Давайте.
Терапевт: Мы будем очень стараться. (Улыбается.)
Полина (кивает): Да. Сейчас я вытру слезы. (Достает платок, вытирает глаза.)
Терапевт: В сущности, можно с открытыми глазами спать. Так просто плакать удобнее. Но можно и закрыть глаза.
Полина: Я лучше закрою глаза. Плакать можно и так. Слезы тогда так хорошо текут, направленно. Я буду закрывать, чтобы не видеть. Хотя я без очков и так ничего не вижу. (Удобнее усаживается, поправляет одежду.) Нет. Закрою. (Закрывает глаза, ищет удобное положение.)
Терапевт: Сейчас мы попробуем вместе сочинить какую-нибудь историю...… И, может быть, в этой истории...… вы себя почувствуете девочкой...… которая просто так… примеряет разные одежды…...
Это оболочки. Я думаю, что хочу вывести ее из сложных оболочек, защит к детскому переживанию легкости переодеваний, к тому, что каждая одежда диктует образ, поведение. Перебирая одежды, можно входить в легкое и беззаботное состояние.
(Полина откидывается на спинку стула, чуть улыбается.) Самые экзотические...… Потому что оказывается...… что для какого-то особого приема… или карнавала...… почему-то… нужно подобрать себе что-то совсем особое...… Неизвестно даже — что...… И, может быть, только постепенно… перебирая разные костюмы и платья...… бросая шапочки… (Полина чуть подается вперед, улыбается.) и украшения...… удается почувствовать…... как будто особым уколом...… особым звучанием...… то, что покажется подходящим...… Совершенно неважно...… насколько сейчас вы готовы... к тому… чтобы представить себе...… этот большой волшебный шкаф… в большом волшебном магазине...… Можно снять свои старые одежды...… и вместе с ними свои старые проблемы...… и вместе с ними свои старые заботы и привязанности...… и поискать чего-то совсем другого...… (Полина приподнимает голову.) то более плотного...… то более прозрачного...… И если представить себе, что эти волшебные одежды… так легко… смогут пусть на время...… вначале короткое...… а потом все более долгое...… переносить вас… своими волшебными крыльями-рукавами...… в другие времена… вашей жизни...… как будто в этом волшебном шкафу...… в этом волшебном магазине...… найдутся особые ткани...… особо драгоценные...… И, может быть, волшебство и заключается в том...… чтобы еще раз вспомнить… или вообразить...… разные отрезки своей жизни...… которые не были прожиты когда-то...… и к которым можно опять прийти...… и если представить...… что вам может стать удобно на стуле...… и вы, шевелясь на нем...… постепенно находите… несколько особенно вас раздражающих точек...… (Полина шевелится, ниже опускает голову.) и вокруг этих раздражающих точек...… начинаете шевелиться… немножко двигаться...… (Терапевт шевелится, на лице мелькает улыбка.) чуть-чуть паясничать...… И совсем неважно...… поскольку сейчас вам действительно удобно...… потому что, может быть вам станет еще удобнее...… очень скоро...… И в этом магазине...… который пока что представляет собой почти что только слова...… в этом волшебном шкафу...… могут быть такие прозрачные...… такие разноцветные...… такие яркие...… с такими оттенками… разные шарфы и платья...… накидки...… туфли...… множество разных украшений… и поясов...… и разных предметов...… И странным образом… в этом волшебном магазине...… будто бы находится… особая одежда...… созданная модельерами и дизайнерами...… которые руководствовались… бабочками и цветами...… естественными оттенками их сочетания...… И хотя в глазах может начать рябить… от красного и фиолетового...… оранжевого и синего...… желтого и бордового...… серого...… оранжевого...… черного и коричневого...… рыжего и кирпичного...… сиреневого… и сливового...… розового...… от разных цветов...… И глядя на эти цвета...… может быть… очень постепенно...… вы вспомните другие цветные образы...… из виденных...… Радугу...… еще одну радугу...… и целое поле...… полное бабочек… с их трепыхающимися легкими крылышками... с их полетом... с распускающимися цветами на крыльях... с их оттенками... И чувство легкости от бабочек... может быть, от ветра... чувство легкости, которое может неожиданно появиться в руках... (Полина слегка покрутила головой.) слегка подрагивающих веках... лежащем во рту языке... Легкость и беззаботность... как будто ветерок навевает легкость и беззаботность... приносит их... овевает ими... Легкость и беззаботность... легкость и беззаботность... (Полина вытирает платком слезу со щеки.) Можно представить себе, что у вас действительно есть фея... особое существо, в чем-то похожее на вас... но почему-то мудрее... спокойнее... которой очень важно любоваться вами и вас наблюдать... (Полина вытирает нос платком.) и быть где-то рядом... что бы вы ни делали, ни совершали... быть где-то рядом... От ярких точек, которыми полны эти платья... которые вам совершенно не хочется мерить... начинает слегка рябить в глазах... и хочется чего-то спокойного... простого... И, может, ваш выбор остановится на чем-то, что скорее имеет оттенки, чем цвета... И на каком-то особо спокойном фоне... на глубоком оттенке... будет всего несколько ярких точек... несколько ярких точек... почти спрятанных... то появляющихся, то исчезающих... скорее мерцающих... как будто бы рыбки в аквариуме, которые подплывают... подплывают... и очень плавно двигаются... И это сочетание плавного движения... и мерцающих точек... красок... сочетание плавности... почти незаметности... ярких точек... почему-то навевают на вас покой... И кажется, что крылья бабочек на этом поле, которое вы только что видели... могут то раскрываться... на крыльях бабочек вы можете видеть глаз... или что-то другое, напоминающее вам другие предметы... И, может быть, глядя на этих бабочек... на это поле... и чувствуя себя в странной безопасности... в присутствии своих фей... когда неожиданно находится более удобное положение для тела... и кажется, что самая неприкаянная его часть... голова и шея... плечи... находят свое место... и руки слегка оттягивают плечи вниз... и лопатки становятся мягче... Кажется, что какой-то особенно приятный массаж, теплый и ласковый... разминает вашу спину... ваш позвоночник... И в животе пульсирует... Плавно и легко... плавно и легко... И кажется, что в животе крутится золотой шарик... быстро-быстро крутится золотой шарик... от которого отскакивают золотые точечки... маленькие, очень чистые и светлые опилочки... маленькие золотые стрелы... сверкающие, почти невидимые... точки, которые устремляются внутрь вас... подхватываются кровью, разносятся по всему телу... И эти сверкающие точки, полные какой-то особой энергии... особой теплоты... почти невидимые... и при этом такие существующие... (Полина ниже опустила голову, несколько раз моргнула закрытыми глазами.) независимые друг от друга... и одновременно сливающиеся в одно облако... сверкают и двигаются... и распускают вокруг себя целое облако других ярких точек... как будто бы гирлянда цветных лампочек на елке... И кажется, что при повороте этих золотых точек... они мерцают разными оттенками... отражают огоньки... невидимые огоньки... красные и зеленые... синие и желтые... черные и фиолетовые... рыжие и кирпичные... разные точки, которые вспыхивают и всплывают... гаснут и исчезают... яркие золотистые точки... С вашим дыханием... медленно и равномерно... толкаются и всплывают серебряные точки... маленькие серебряные кристаллики... сверкающие и чистые... которые очищают все вокруг... маленькие точки... кислородные шарики... проникающие в легкие... оживляющие вокруг себя все... постепенно встречающиеся с золотистыми точками... бьющиеся о них... как хрустальные шарики... Легко и спокойно... И кажется, что этот хоровод... этот хоровод... вас изнутри успокаивает... (Полина роняет голову на грудь, потом опять поднимает ее.) И если прижать к себе веки, то совсем другие точки могут быть видны под веками... Легкость и покой... И это странное путешествие точек... и если взять любую из них... маленький сверкающий шарик... замечательно отполированный... можно представить себе... что этот шар, если к нему присмотреться... становится стеклянным... (Полина вытирает платком нос.) и в нем возникает сцена...
Я думаю, что шар — это образ смены масштаба. Шар при подробном рассмотрении увеличивается в размере и создает целую сцену, и эту сцену можно рассматривать и даже войти туда. Шар — как волшебная дверца. Как увеличительное стекло. Шар как совершенная, законченная фигура. Кроме того, шар ассоциируется с оболочкой и с минимальной точкой, искоркой, с энергетическим импульсом. То, с чего все начинается, то, что все защищает. Выход из фиксации в одном и том же масштабе восприятия — очень важная вещь. Это возможность что-то переживать сильнее, что-то слабее, быть гибким и резонирующим.
целая сцена с чем-то, когда-то происшедшим... с чем-то, что долго лежало у вас в памяти... как будто вы рассматриваете какие-то ушедшие сценки... как маленькая девочка... иногда развлекаетесь тем, что включаете звук погромче... или совсем убираете его... и может быть, в одном из шаров вы увидите какую-то сценку из вашего детства... дорогу из школы домой... И не важно, грустно или весело, печально или радостно... просто какие-то чувства... гирлянды шариков, отдельных маленьких импульсов, движений в памяти... всплывают в этом шарике... (Полина наклоняет голову.) и вы чувствуете картинки и звуки... и ощущения, которые напоминают вам о себе... напоминают вам о себе... Совершенно не надо о них думать... как будто бы далекие сны... иногда такие яркие... иногда совсем бледные... иногда всего лишь звучащие, как слова... проносятся далекие картинки... поле с бабочками... (У Полины потекли слезы.) сценки из детства... сидение на стуле... Спокойно и легко... спокойно и легко... И вы чувствуете изнутри свои щеки... тепло-тепло... спокойно-спокойно... И кажется, что в одном из шариков... к которому вы можете приблизиться... находится особая комната... радостная и приятная... радостная и приятная... полная разных ощущений... разных рыбок в аквариуме... и мерцающих звездочек... мерцающих звездочек... Спокойно и легко... спокойно и легко... И вам, может быть, нравится, что фея слегка обнимает вас за плечи... и трогает за руки... и улыбается вам... И то, что она обнимает вас за плечи, как будто она придерживает маятник... как будто он двигается приятно и спокойно... по целому полю, в котором так много приятного... маленьких впечатлений... тихая-тихая радость... как будто бы вы опять наблюдаете за этим полем, где летают бабочки... тихо летают бабочки... совсем не мешая друг другу... И так же отдельные воспоминания... отдельные картинки... отдельные образы из прошлого... как маленькие сновидения... вдруг уносятся из памяти... живут на этом поле вместе... друг другу совершенно не мешая... Иногда взлетают, иногда садятся... иногда находятся в полете... иногда только появляются, а потом начинают исчезать... И эти яркие точки... яркие-яркие точки... кажутся почему-то животворными... как золотистые шарики... как серебряные точки... (Полина вытирает платком нос.) которые курсируют в вашем теле... И эти разные воспоминания... такие яркие... такие иногда спокойные... летают вокруг... И если иногда возникает какое-то воспоминание, которое, скорее, похоже на черную бабочку... вы все равно видите, что она летает и садится... и куда-то исчезает... и другие, яркие бабочки... находятся вокруг... и это всего лишь фон для них... еще один оттенок... какая-то точка... И множество ярких бабочек... как будто бы целая гирлянда светлячков... летают и садятся... летают и садятся... И ровно столько бабочек... ровно столько огоньков... ровно столько впечатлений... остается у вас... сколько вам хочется... Ощущение, может быть, легкости... как будто вы двигаетесь босиком по жизни... по своей волшебной тропинке... и на вас нет почти никакой одежды... она совсем невесома... И может быть, именно поэтому... подходя к этому волшебному шкафу, где висит так много нарядов... из стран и времен... вам хочется надеть на себя... что-то очень легкое...
очень легкое... потому что вокруг тепло...
Речь о том, что не нужно жестких оболочек, плотных тканей, черных цветов, нескольких разных слоев одежды, чрезмерной защиты. Оболочкой может служить легкий жест, взмах крыл; с одной стороны, оболочек может быть много, а с другой стороны, они могут быть совершенно невесомыми.
И вы вдруг убеждаетесь, что эти легкие наряды... такие прочные... и так хорошо защищают от всего окружающего... как особенные оболочки... И можно представить себе, что от этого поля с бабочками... вы погружаетесь в теплое соленое море... будто морская царевна... и всей кожей начинаете чувствовать упругий ток воды... солнечный свет... как будто все тело покрывается маленькими, очень простыми... очень красивыми чешуйками... И каждая чешуйка сверкает... каждая чешуйка возникла из золотистых или серебряных точек... А некоторые чешуйки возникли из ярких и разноцветных чешуек и узоров... И вам очень нравится ваша кожа... бархатная разглаженная кожа... И когда вы выходите из воды... у вас может быть ощущение, что солнце и вода встречаются вместе... и вода испаряется, а солнце греет... и все тело дышит и трепещет... дышит и трепещет... И каждая отдельная чешуйка... такая разная... напоминает вам о себе... как будто бы чешется... как будто бы чего-то хочет... Хочет опять проникнуть в вас... стать золотой или серебряной точкой... стать яркой точкой воображения... красной или зеленой... синей или желтой... фиолетовой или коричневой... кирпичной или шоколадной... Иногда вы вздыхаете... и ощущение свежести на коже... и плавности... от того, что вы куда-то плавали... или медленно идете... Плавности оттого, что кожа так медленно перебирается... как будто бы разные чешуйки находятся рядом друг с другом... защищают вас... И из каждой чешуйки можно вырастить особую мембрану... оболочку, которая может вас всю покрыть... защитить... И если вы захотите... в этом море... вы чувствуете себя в надежной колыбельке... которая вас раскачивает без всяких усилий... Вы можете лежать на волнах и чувствовать равномерность и плавность... как будто очень тихо это море гудит в глубине... и несет теплые волны... И вас согревает и укачивает... согревает и укачивает... вам хорошо и спокойно... хорошо и спокойно... легко и расслабленно... легко и расслабленно... слегка покачивает то на волнах... то на спокойной водной глади... и понимаете, что так же спокойно может быть, когда вас раскачивает на волнах... каких-то чувств, которые приходят изнутри... Затем волны спадают... вам хорошо лежать... на очень ровной и спокойной... водной глади... И кажется, что каждый воздушный шарик... каждая точечка... золотистая и серебряная... разноцветная... превратились в шарики... маленькие пузырьки воздуха... и вас поднимают вверх... держат на воде... куда-то несут... И кажется, что одна часть вас... постоянно погружена в это особое соленое пространство... среду... А другая дышит солнцем и воздухом... И оттого, что каждую минуту вы находитесь в этом двойственном состоянии... и там, и тут... и не там, и не тут... между морем и солнцем... между горизонтом и берегом... вам может становиться спокойно и легко... И кажется, что все до сих пор выплаканные слезы... и вся большая грусть... куда-то вышли... и на ее месте остались светящиеся точечки... (У Полины немного приподнялись уголки губ.) золотые и серебряные... разноцветные и яркие... которые бродят в вас... наполняют ваше сознание... и являются теми светлячками, которые освещают его ночью... когда вам хочется заснуть... и безопасно двигаться... по целому морю ваших воспоминаний когдатошней жизни... И, может быть, один из образов — это образ волшебного шкафа... и разных одежд, в которые можно одеваться... Каждая из которых — начало нового путешествия... куда-то... зачем-то... как в автобусе, который движется из одной точки в другую... И именно это путешествие, в этих странных одеждах... которые вас от чего-то отстраняют, отодвигают... в которых вы чувствуете себя как будто бы дома... в своей оболочке... вам может нравиться... вас немножко веселить... И перебираете разные одежды, которые сами идут в руки... без всякого усилия... Вы чувствуете, как никакое усилие вам больше не нужно... Так приятно, когда сами собой поднимаются руки... сам собой улыбается рот... сами собой открываются глаза... Так легко двигаться, так хорошо чувствовать свое тело... (Полина слегка улыбается.) которое готовится к разным одеждам... легким и прозрачным... иногда толстым и плотным... потому что каждая точка может разворачиваться в особое состояние... особое настроение, требующее особых одежд... И эта взятая одежда сама диктует, как нужно себя вести... без всяких мыслей... без всяких забот... просто направляя... просто прорисовывая... как будто давая четкий маршрут... тому, куда хочется двигаться... Как будто бы, выйдя из морской воды, вы заново родились... и почувствовали возможность этих маленьких путешествий... таких необременительных... таких легких... таких спокойных... И все, что касается плавного раскачивания... от ветерка и солнца... этих одежд... в этом шкафу... в этой комнате... может вам нравится... может, вам захочется выйти в другую комнату... и в третью... и самые разные зеркала... В каждом зеркале... вы видите, что оно немножко кривое... что-то меняющее... вам почему-то очень нравится... отказаться от обычных зеркал... от ясных изображений... от уверенности в правильности окружающего мира... и позволить себе смотреть в слегка кривые зеркала... так хорошо отражающие и меняющие яркие цветные наряды... (Полина улыбается.) яркие цветные точки... И видеть себя разной... куда-то двигающейся... путешествующей по разным возрастам... по разным мирам и разным странам... И вы чувствуете свои руки... теплые... и легко согревающиеся... И стоит только вам захотеть и задремать в своей постели... и найти особенно удобную позу... и свернуться... Так легко опять представить себе этот шкаф с разными одеждами... представить себя хорошо отдохнувшей... и легкой... как будто бы в конце концов... вы находите особую одежду... и она превращает вас в перышко... легко летящее куда-то... в это чистое перышко... на пляже... около очень чистого моря... под ветерком и солнцем... перышко, которое куда-то летит... остается все время чистым... через него просачивается ветерок... оно то взлетает вверх... то садится отдохнуть... то опять взлетает... это перышко чувствует себя родственницей в поле с бабочками... в месте, где мерцают разные огоньки... И эта легкость, и покой... дующий ветерок и растворение... приводят к тому, что опять хочется обрести какую-то форму... одеться в какую-то одежду... куда-то подвигаться... так же легко и спокойно... как состояние покоя и тепла... так же легко и спокойно... как при ощущении морской воды и солнца... Вам очень нравится, что когда вы чувствуете свои текущие слезки... вы чувствуете легкую тяжесть... как будто бросаете небольшой якорь, а потом можете опять куда-то улететь... И яркие точки... цветные шарики... остаются с вами... И то поднимают вас вверх... то наполняют внутренней энергией... то куда-то ведут, избавляя от усилия... Яркие-яркие точки, как будто бы цветы и бабочки будущих сновидений... будущих фантазий... будущих образов... Легкие маленькие маятники... легкие-легкие... энергетические пространства... которых так много... которые составляют узоры калейдоскопа... перемещаются... спокойно и легко... спокойно и легко... Когда вы захотите... вы сохраните этот образ... эти разные картинки... Когда вы захотите... вы опять окажетесь на поле с бабочками... на пляже, где дует ветер... и солнце соединяется с водой... Вы окажетесь в комнате с волшебными аквариумами... Или в комнате, где находится шкаф с волшебными одеждами... от которого ведут двери в разные другие комнаты... И стоит только пройти в проем двери... как вы оказываетесь совершенно в другом пространстве, полном света, солнца, воздуха, легкости... и новых точек, которые сверкают в воздухе, которые опять ведут к новым фантазиям и сновидениям... Очень легко и спокойно... легко и спокойно... И вам может нравиться... видеть яркие красивые точки... в разных цветах... днем и ночью... под закрытыми веками... яркие точки... в одежде и лицах людей... и всего окружающего... И кажется, что из этих ярких точек сами собой возникают звуки, которые сливаются для вас в приятные тихие мелодии... тихие-тихие мелодии... которые выключают все громкое и режущее... все то, что вам не совсем нравится... тихие-тихие звуки... тихие-тихие звуки... И время от времени вы вспоминаете запахи детства... яркие запахи... совсем незаметные запахи... И иногда запахи оказываются для вас особенно важными... особенно важными... вы чувствуете себя легко и спокойно... вам все легче и спокойнее... двигаться и думать... (Полина вытирает нос платком.) двигаться и думать... и трогать себя... И когда вы захотите... очень неспеша пошевелитесь... вздохнете... Когда вы захотите... очень неспеша... начнете моргать и откроете глаза...
(Полина некоторое время сидит опустив голову, затем сильно выдыхает, открывает глаза и улыбается.)
Терапевт: Не так-то много и плакали.
Полина: Да. Но не было ничего конкретно хорошего.
Терапевт: Это как сказать. Ничего не навязывалось.
Полина: Да. Очень помогло то, что с самого начала вы попали в образ со шкафом, с платьями и карнавалом. В начале школы, классе во втором, меня пригласили в гости на Новый год. Родители девочки ушли. Мама у девочки была актрисой. Меня поразило, что можно было примерять все платья. Мы их мерили, и я была принцессой. (Гордо откинула голову.) А шкаф очень скоро трансформировался в Парфенон — воздушный, висящий в воздухе. Там было много колонн, и когда проходишь между колоннами, то находишь двери. Когда вы сказали про яркие, тонкие и плотные одежды, то я уже была эльфом и летела к Парфенону...
Вопрос участника группы: Как в трансе реализуется гипотеза плача-горевания?
Терапевт: Я даю ей защитную оболочку, укачивание-донашивание. Я ей сообщаю, что в жизни постоянно есть искорки, и существует ее право на уходы: она не должна винить и наказывать себя за них. Я показываю ей нормальность всех ее ненормальных проявленияй. Помимо этого, я думаю, в трансе есть ресурсные образы, которые могут потом ей сниться. Радуга, легкость, трепет, молодость... Она фактически не прожила огромные куски своей жизни. И ей нужно не только отгоревать детские потери, но и просто прожить еще раз, проплакать, просмеяться, многие непрожитые эпизоды жизни.
Расфокусировка
Происходящее в трансе можно описать с помощью механизма расфокусировки, которая имеет свои особенности на каждом этапе, но в целом остается основным средством психотерапевтического действия. Расфокусировку можно понимать как изменение соотношений фигуры и фона, как рассредоточение и расширение объема внимания, позволяющие человеку обнаружить на периферии своего сознания вместо одного предзаданного — целый спектр возможных вариантов решения проблемы.
Существуют разные виды расфокусировки. Например, зрительная, когда человек не сосредоточен на чем-то одном и может увидеть перед собой сразу большой объем пространства. Скажем, он смотрит на отдаленные деревья так, что глаза его не бегают от одного дерева к другому, а видят сразу оба. Тогда поле его зрения начинает постепенно расширяться, и он сможет различать одновременно отдельные детали этого более широкого пространства.
Дыхательная расфокусировка — когда человек переходит от напряженного, зажатого дыхания, использующего ограниченный объем дыхательной поверхности (при этом у человека прижаты плечи, сжаты ребра, мало участвует диафрагма, что соответствует состоянию напряженности и тревоги) к медленному и спокойному, глубокому дыханию, включает в процесс дыхания свой живот и часть легких, которая находится в области ключиц. Тогда дыхательный объем расширяется, а сам дыхательный акт удлиняется, между вдохами и выдохами увеличивается пауза. Акт дыхания становится как бы более объемным, в нем существует свое, более спокойное напряжение в виде вдохов и выдохов и свои более спокойные расслабления, свои паузы между основными тактами.
Такой дыхательной расфокусировке прямо соответствует лежащая в другой плоскости расфокусировка голосовая. Когда человек напряжен, он говорит высоко звучащим голосом. Такой голос резонирует в лобных пазухах, и человек говорит как бы одной головой, почти не включая резонаторы своего тела. А в ситуации расслабления человек опускает звук на диафрагму, и его звук обретает удивительные свойства: он может резонировать в животе, обращаться к разным частям тела. От этого тело принимает отчасти другую форму, и открытие этих резонаторов в теле тоже вызывает связанную с этим расфокусировку, расслабление.
Продолжая эту линию физических расфокусировок, можно вспомнить и о том, что обычно находится в самом центре внимания терапевтов, — расфокусировку мышечную. Возможность отпустить себя, снять с себя панцирь, обратить внимание на обычно мало замечаемые периферийные части тела — мышцы спины, живота, боков, бедер — вызывает, как правило, ощущение более мягкого, спокойного, расслабленного тела. Это ощущение автоматически приводит к успокоению дыхания, к успокоению движений глаз, которые из схватывающих, перебегающих, тревожных становятся, скорее, плавающими и спокойными, расфокусированными, что также освобождает от эмоциональных и психических напряжений.
И, переходя от этих чисто физических параметров к ассоциативному полю, мы можем сказать, что, вызывая у человека возможность свободно обращаться к периферийным ассоциативным образам и идеям и опираться на спонтанно приходящие, случайные блестки в этом интеллектуальном образном пространстве, мы имеем дело с психической расфокусировкой. Она противоположна состоянию охваченности одним образом или одной идеей, удерживающей и ограничивающей сконцентрированность на одном объекте.
Наконец, возможность вызвать в воображении человека облегченное путешествие по его жизненной линии времени, путешествие по каким-то прошлым воспоминаниям или образам, прошлым ассоциациям, а также легкое образное моделирование и перемещение по оси времени в будущее — тоже пример образной расфокусировки. Она противостоит состоянию фиксации на некотором моменте в прошлом или в настоящем, который не отпускает от себя и удерживает много психической энергии. Когда мы в терапии создаем возможность более подробного воспоминания или проживания прошлого, или оглядывания вокруг себя в настоящем, или более образного продумывания возможного близкого будущего, путешествуя в этих линиях времени, мы также освобождаем человека от фиксации на том или ином событии.
Возможно, высшей точкой психической расфокусировки является преобразование стереотипного самовосприятия. Человек идентифицирует себя с теми или иными параметрами (с социальным успехом, своей внешностью, своим возрастом), и этот набор в данный момент актуальных для человека “кто я” тоже является в той или иной мере фиксированным. И возможность дать человеку ощущение, что у него, в его воображении и восприятии, реально существуют еще и другие “кто я”, другие параметры, на которые он может опираться, часто снимают эту проблему фиксированности и напряженности на достаточно узком круге идентификационных признаков.
Очевидно, что оппозиция концентрация-расфокусирование может описываться как оппозиция между дискретным и континуальным, между точкой и полем, между черно-белым и цветным, между значениями произносимого и ассоциативными смыслами этих значений. Перечисленные линии расфокусировки являются не более чем примерами. Зачастую в работе с каждым конкретным случаем можно найти новые ее формы, в рамках которых можно перемещать человека по этой оси напряженности — расфокусированности. И выбор конкретного набора этих линий является весьма специфичным для каждого человека, общим остается лишь основной принцип — необходимость снять эту привычную сфокусированность в ограниченном объеме физического, эмоционального, образного и интеллектуального внимания, в котором человек актуально находится.
Фиксированный на проблеме клиент приходит к терапевту и вообще не хочет ни о чем говорить — только об этой проблеме. Понятие расфокусировки объясняет, что, занимаясь, вроде бы далекими от предъявляемой жалобы вещами, мы все равно занимаемся той же самой клиентской проблемой. Чтобы человек нашел иное нетривиальное решение того, с чем обратился, он должен получить возможность иначе видеть, иначе слышать, иначе шевелить плечами, иначе дышать. И для того, чтобы это иное реализовалось, он должен отпустить себя от той фиксационной точки, с которой пришел к терапевту. Оторваться от этого колышка-фиксации и начать бродить на более длинном поводке от него. Двигаясь более широкими кругами и отвязываясь от него все больше и больше, он в конце концов может привязаться к другим колышкам, вообще бродить иногда не привязанным ни к чему, выбирать себе другие колышки, вырывать их и носить свой колышек с собой. Тем самым такая мистическая привязанность к колышку проблемы и к аналогичным колышкам, выраженная в манере той или иной громкости речи, в способе держать плечи, смотреть на собеседника, ругать себя про себя, засыпать с какой-то своей привычной последней мыслью и просыпаться с привычным настроением, — все эти фиксационные точки, аналогичные проблеме-фиксации, могут стать не столь жесткими и не столь важными для человека. Поэтому обесценивание проблемы и обращение внимания к фоновым значениям дает возможность смены масштаба, передвижения человека от его сфокусированности на проблеме в ту область значимых деталей, где лежат иные возможности для решения заявленной проблемы. Именно в этой области человек получает целый ряд ответов, в которые встроен этот главный интересующий его ответ. Он получает ответ тогда, когда забывает про свой вопрос. И забывание вопроса — это уже конечный результат, доказательство того, что ситуация разрешается.
3. Путешествия и сказочные
превращения
Стоит только выйти из дома — сразу попадешь в дремучий лес, ухоженный парк, тридесятое царство или просто в гости, вступишь на тропинку, прихотливо извивающуюся между небом и землей, полетаешь на маленьком платочке, который вдруг окажется ковром-самолетом. Наверняка встретятся указатели “налево пойдешь...”, но пойти можно куда угодно и всюду почувствуешь себя разными героями сказки. Потому что одна из целей терапии — рассказать человеку о том, как он сложен. В нем уже может жить кто-то, в кого так хочется превратиться, и сказки, рассказанные в трансе, помогают ожить забытым и затерянным персонажам, подобно тому, как вновь оживает в огне саламандра.
Волшебник с мешком
Сергей — врач, но, будучи хорошим профессионалом, он не может обеспечить свою семью и вынужден подрабатывать дополнительно.
Сергей: У меня вообще много проблем. Но вот одна из давних: я никак не могу наработать самостоятельный опыт вхождения в транс. Мне кажется, что если бы он у меня был, я решил бы много своих проблем.
Терапевт: А зачем вы хотите в транс?
Сергей (вздыхает): Для работы со своим подсознательным.
Терапевт: Очень умно.
Сергей: Договориться с собой хочется.
Терапевт: О чем?
Сергей: О том, чтобы в конкретных случаях...
Терапевт: А как это вы не умеете в транс входить? Знаете, одного человека позвали и говорят: “Можешь определить, берет этот тип взятки или нет?” Он говорит: “Могу, я в этом специалист”. У него спрашивают: “А что тебе для этого нужно?” Он отвечает: “Только посмотреть на него”. Его привели, открыли дверь, он посмотрел и говорит: “Берет”. “А как ты узнал?” — “Руки есть — значит, берет”. (Общий смех.) Так и вы — как это можно в транс не входить? Вы что, никогда не мечтаете?
Сергей: Мечтаю. Нет, я знаю, что вхожу в транс, но это происходит непроизвольно.
Терапевт: А вы хотите узнать, как туда себя затолкать произвольно?
Я думаю, что Сергей — человек, который любит тщательность, он и говорит в терминах: “Войти в транс на такую-то глубину...” Он хочет жить, как будто двигаясь по шахматным клеткам, где все точно отмерено, точно исчислено, известен ход туда, возможен ход обратно. Когда Сергей выходит из такой рассчитанной ситуации шахматных клеток, у него, я думаю, повышается тревожность. И уже сам факт, что я начинаю мягко посмеиваться и переформулировать его просьбу как чрезмерно строгую, как чрезмерно теоретическую, как чрезмерно априорную, в каком-то смысле выводит его из фиксированной правильности, логичности, в поле вероятных возможностей.
Я думаю, что для него попробовать транс — один из типов защиты. Он приехал на семинар о гипнозе. Его желание попробовать транс — это сообщение о том, что он конгруэнтен, адекватен, он приехал для важного дела — научиться входить в транс. Зачем это ему нужно — мне не понятно, я в это пока и не вдаюсь. Заметьте, возможно, он и сам этого не знает, он от меня хочет получить определение того, что такое транс, что такое транс именно для него и каковы возможности этого состояния.
Сергей: Да, причем на определенную глубину.
Терапевт: Звучит оптимистично. А заталкивать как?
Сергей: Не знаю.
Терапевт: Вы любите, чтобы все было точно отмерено, отвешено, находилось на определенной глубине?
Сергей: Мне кажется, у меня должен быть какой-то свой путь.
Терапевт: Это звучит так, как будто надо привязать гирю к ногам — и в воду. И до определенной глубины. Что-то я в ваших высказываниях оптимизма не чувствую.
Сергей: Сейчас появится...
Терапевт: И все-таки, в чем заключается запрос? Научиться входить в транс?
Сергей: Научиться произвольно входить в достаточно глубокий транс.
Терапевт: Хотите самый простой способ вхождения в транс? Знаете, можно надеть такой пластмассовый мешок на голову, завязать на шее тесемками, через некоторое время — полный кайф.
Сергей: Нет, это вредно.
Терапевт: А кто сказал, что в транс полезен?
Сергей: Все говорят.
Терапевт: Вам надоело быть трезвым человеком?
Я думаю, Сергей хочет какого-то отчетливого состояния, в котором будет уверен. Потому что он вообще не очень уверен в том, что его жизнь движется и что его состояния отчетливы. Он разделен: или живет, но не знает, что живет; или же рефлексирует по этому поводу, но опять не живет. Он хочет слияния этих двух состояний: как живущий, и как рефлексирующий.
Сергей: Ну, излишняя трезвость, она иногда...
Терапевт: Зато, когда ты трезв, ты знаешь, где находишься, у тебя перед глазами такая четкая карта, тебя не обмануть, ты идешь по жизни, как будто у тебя линейка есть, а транс — это что? Это как будто выпил... Знаете, есть такое высказывание: “утром выпил — день свободен”. (Общий смех.) Вам этого хочется?
Сергей: Нет.
Терапевт: А как? Чтобы отмерить мензуркой — перевернуть на полчаса, а потом — как будто заново. Как будто и не было.
Сергей: А потом, как будто что-то приобрел там — и вернулся.
Терапевт: Вы прямо продавец чудес: хотите чудеса отмеривать мензуркой. Представляете, такая аптека чудес. Приходит человек с рецептом, показывает, ему выносят мензурку “Чудо обыкновенное”, полдозы. Так хотите?
Сергей: Да.
Терапевт: Прийти в аптеку с рецептом, и чтобы мы выписали вам чудо, отмеренное. А вы хотели бы, чтобы с вами какое-нибудь чудо произошло?
Сергей (вздыхает): Да.
Вот здесь он сделал глубокий вдох и как бы снял с себя некий панцирь принужденности. До сих пор мы говорили с ним напряженно, хотя смеялись и шутили. Это не было особым напряжением, это было напряжение фоновое, на всякий случай, какой-то уровень контроля. Сейчас он вдруг перешел на меньший уровень контроля. А вообще задача этой беседы — введение его в пространство неопределенности. И это тоже своего рода ответ на его запрос: мы войдем в некое невнятное, но приятное состояние. И он не будет испытывать тревоги в ситуации, в которой не все точно отмерено.
Терапевт: Какое?
Сергей: Например, я хотел бы видеть подтверждение того, что нахожусь в глубоком трансе.
Терапевт: Зачем обязательно в глубоком?
Сергей: Хочется.
Терапевт: Вы не верите, что транс существует?
Сергей: Я знаю, что существует транс разной глубины, но мой личный опыт требует глубокого.
Терапевт: А что вы называете глубоким, каковы критерии глубины? Полная потеря сознания?
Сергей: Наверное, это один из критериев. Может быть, и не полная потеря сознания...
Терапевт: Как вы думаете, в какой комнате вы будете сегодня ночевать?
Сергей: В той же, что и вчера.
Терапевт: Сознание налицо. Терять такое сознание жалко.
Сергей: Можно и не терять сознание, можно отметить левитацию, каталепсию, что-то еще...
Терапевт: Как вас в детстве называли?
Сергей: В детстве называли Сергей, Сережка, Серый.
Терапевт: Вы спортом каким-нибудь занимаетесь?
Я спрашиваю Сергея, как называли его в детстве. Он произносит три имени. При этом происходит регрессия, возвращение в детство. Дальше я его спрашиваю про спорт. Это тоже способ мягкого ухода из настоящего момента куда-то в прошлое. Я пытаюсь двигать клиента по оси времени — чтобы легче было двигаться в будущее. Задача — раскачать и снять фиксированное состояние “здесь и сейчас”.
Сергей: Сейчас нет, а раньше занимался легкой атлетикой, плаванием, занимался немножко тайцзи, тяжелой атлетикой немножко.
Если предыдущий разговор велся короткими фразами и почти без пауз, то здесь, когда я его спрашиваю о спорте, он говорит медленно. Такое впечатление, что клиент вспоминает. Уже происходит небольшой транс, и я его не тороплю. Он уже не столько на мой вопрос отвечает — формально, слово за слово — сколько в ответ на мой вопрос уходит в некое другое состояние, переживает иную реальность. Это значит, что Сергей уже нащупал некую ступеньку на пути к трансу. В этот момент я прекращаю с ним разговор, потому что для меня не очень существенен сбор информации, и перехожу к более направленной, трансовой части.
Терапевт: Хорошо, а какую бы вы хотели решить проблему с помощью глубокого транса?
Сергей: Я хотел бы получить доступ к моему интуитивному с помощью глубокого транса. Я хотел бы стать волшебником. Мне хотелось бы реализовать свои возможности в практической деятельности, а на сегодняшний день я реализуюсь процентов на пятьдесят, в лучшем случае.
Если вернуться к самому началу, когда я посмеивался над его особенностями все раскладывать по полочкам и четко отмеривать шаги, то сейчас он приходит к противоположному: хочет не логики, а интуиции, не дискретного мышления или подхода, а целостного, образного. По-видимому, когда клиент опирается на интуицию, ему хорошо, его тревога уменьшается. Как только он начинает слишком сильно полагаться на ясность, логичность, четкость, его тревога увеличивается и результативность снижается.
Терапевт: Давайте представим, что вы как волшебник, открыли волшебный магазин, и в этом волшебном магазине можете менять одни свойства на другие... Если вы хотите приобрести интуицию, способность делать чудеса, что вы за это готовы отдать из того, что у вас есть?
Сергей: Равноценное?
Терапевт: Ну, посмотрим... Вы же волшебник... Вы проходите экзамен. Чтобы вам дали ваш собственный волшебный магазин, нужно доказать, что вы умеете одно менять на другое. Что такое волшебник? Он проводит трансмутацию, превращение, одно превращает в другое. Берет одно вещество и превращает его во что-нибудь другое. Он соблюдает закон сохранения вещества. Берет проблему и ее трансмутирует, и она превращается во что-то другое, у чего уже иные свойства. Вы же этого хотите?
Сергей: Да.
Терапевт: Иногда с помощью глубокого превращения, иногда с помощью не такого уж глубокого. Но важно, что он это может — не фокусник, а именно волшебник — он действительно может одно превратить в другое. Какие свои свойства вы поменяли бы на способность делать чудеса, получать доступ к интуиции?
Сергей (после некоторого размышления): Жалко все.
Терапевт: Разве это ответ волшебника? Так может говорить реалист, который сидит, мешками обложился. В этом мешке все пригодится, в том все пригодится: еще не все изношено. Волшебник налегке путешествует. Для создания волшебника... Знаете, как на парфюмерной фабрике, ароматы вон какие дорогие. Немножко нужно вещества, а как пахнет! А удобрений на полях сколько? И как пахнет? Вы хотите быть реалистом или волшебником? Вы хотите по полям гулять?
У Сергея довольно хорошее обоняние... Косвенным образом вопрос о наличии интуиции и доверии к своим чувствам имеет ассоциативное отношение к “принюхиванию” к определенной ситуации. И разговор об обонянии, о разных запахах, причем о контрастной паре — ароматах и удобрениях — тоже его разминает и подстегивает, двигает в сторону интуиции, в сторону доверия к волшебному миру, к трансмутациям. При этом у него возникает ощущение, что он работает, думает. Хотя то, о чем мы говорим сейчас, с логической точки зрения, совершенно непонятно.
Сергей: Нет.
Терапевт: Не по полям? Вы хотите, чтобы у вас была волшебная аптека?
Сергей: Да.
Терапевт: Зачем вам тогда нужно все это с собой носить? Жалко ему! Может, на огороде вырастет и без этого!
Сергей: Я бы отдал часть своих знаний (Смеется, общий смех.).
Терапевт: Знания — это хорошо. А еще чего? Уже легче. Знания — как удобрения для волшебства. Значит, у вас меньше ума останется?
Сергей: Ну-у...
Терапевт: Волшебнику много ума не надо.
Сергей: Волшебнику здравый смысл нужен.
Терапевт: Здравый смысл? Волшебнику? Зачем ему здравый смысл — чтобы он боялся превращения совершать?
Сергей: Да, действительно.
Терапевт: Мешочник он, что ли? Знания, еще что? Что еще у вас лишнее?
Сергей (после некоторого размышления, полушепотом терапевту): Подскажите.
Сейчас у него появляется ощущение, что в этом пространстве он может существовать. Я это называю принципом “сделай то, не знаю что, пойди туда, не знаю куда”. Через некоторое время в этом состоянии у клиента возникнут свои странные ответы на странные вопросы.
Терапевт: Подскажу, подскажу. Как волшебник волшебнику.
Сергей: А суета — это мое? Я бы отдал!
Терапевт: А еще что?
Сергей: Беспокойство... Страх. Нерешительность.
Он говорит о тревожности. Важно то, что клиент сам находит и называет некие свои свойства, о которых задумывается. Не то что бы он от них хотел избавиться, не то что бы они были проблемными, но когда он об этом говорит, начинается реальный процесс, заданный шуткой “что на что поменять”. Сама возможность изменения допускается. Сама игра, сама идея трансмутаций, изменений становится возможной для него. А это тоже очень важно, потому что превратиться во что-то, заснуть в чем-то, забыть о чем-то и проснуться в чем-то другом для него очень важно. Одна из его проблем — постоянный контроль сознания, постоянные опасения отпустить себя. И это, собственно, и есть задача. Поэтому он и хотел бы войти в транс.
Терапевт: Еще что?
Сергей: А может, хватит?
Терапевт: Знаете, сколько входит в хорошие духи разных запахов?
Сергей: Самый главный — мускус. Удерживает все в целом.
Терапевт: А что бы для вас как для волшебника стало таким мускусом — на чем ваше волшебство было бы организовано? Основа для волшебства должна быть, а остальное нарастет. Стержень для волшебства должен быть собственным, так ведь?
Сергей: Ну вот, я занимаюсь иглоукалыванием: стержень для волшебства — работа с энергетическими каналами. Достаточно четкая работа.
Терапевт: Вы что, можете в точку попадать? Для волшебника попадать в точку — хорошее свойство. Хорошо, что еще вы готовы отдать за волшебство? Попадать в точку хорошо. Но чем? Но надо же еще что-то. Что еще мы будем превращать в волшебство?
Сергей: Еще что-то надо отдать? Обязательно?
Терапевт: Не обязательно. Вообще не обязательно становиться волшебником. Можно вполне жить и с иголками. Замечательное занятие: утыкал человека иголками — и готово!
Сергей: Да, утыкал, и готово!
Терапевт: Только непонятно тогда, причем здесь вообще волшебство. Но вы же хотите быть волшебником?
Сергей: Волшебник вообще-то может работать одной иголкой.
Терапевт: Значит, вы часть иголок жертвуете?
Сергей: Да.
Терапевт: Вы знаете, когда человек суетливый, ему хочется побольше иголок воткнуть: одна не помогла, другая поможет, воткнул во все зоны, куда попало.
Сергей: А я суету и отдаю.
Терапевт: Еще что?
(Сергей сосредоточенно молчит.)
Терапевт: Ну вот, смотрите, вы думаете, сосредоточиваетесь, значит, вы куда-то уже углубляетесь?
Сергей: Да, я куда-то углубляюсь.
Терапевт: Значит, вы двигаетесь в сторону глубокого транса. А что еще нужно, чтобы получить глубокую способность к волшебству? Что еще нужно отдать, чтобы железо стало превращаться в золото? Где ваш философский камень?
Сергей: Я не представляю, что еще можно отдать.
Терапевт: Например, кое-что из прошлого. У вас есть какая-нибудь часть прошлого, которую вы готовы отдать, превратить? Вообще, как у волшебника у вас будет прошлое?
Сергей: У волшебника, наверное, не должно быть прошлого.
Терапевт: Как, совсем?
Сергей: Скажем, ближайшего.
Терапевт: А из чего же вы будете делать будущее для других? Волшебник ведь берет чужое прошлое и превращает его в чужое будущее.
Сергей: Значит, свое прошлое ему не нужно?
Терапевт: Я не знаю и спрашиваю вас.
Сергей: Часть своего прошлого я бы отдал.
Терапевт: Какую?
Сергей: Отдал бы то, что мне мешает.
Терапевт: Вы в армии не служили?
Сергей: Служил два месяца.
Терапевт: Вы эти два месяца отдали бы?
Сергей: Да.
Терапевт: Из тех лет, которые вы в институте провели, сколько бы отдали?
Сергей: Ну, года полтора из шести.
Терапевт: Не мало?
Сергей: Ну, два. Больше не отдам.
Терапевт: А вы как волшебник чувствуете: вам должно быть легко или у вас что-то за душой должно оставаться, на всякий случай? Вдруг у вас волшебство не получится? Вы хотите быть волшебником с риском?
Сергей: А как это?
Терапевт: Ну, можно быть волшебником как бы по совместительству — на полставки, и одновременно быть иглотерапевтом — на всякий случай.
Сергей: Я хотел бы быть волшебником на целую ставку.
Терапевт: Тогда вам нужно пустить на переплавку многое, чтобы лишнего не было — чего вам за него держаться. Ведь вы можете всегда одно в другое превратить.
Сергей: Хорошо. Четыре с половиной (Общий смех.)
Терапевт: А что же то лучшее, что вы все же себе оставили?
Сергей: Лучшее — память о друзьях.
Терапевт: Разве это друзья?
Сергей: Друзья. Там было хорошее. То, чего не стоит забывать.
Терапевт: Помните, в Евангелии сказано: легче верблюду пройти в игольное ушко, чем в рай богатому протиснуться. Чем меньше вы себе оставите, тем легче вам будет стать волшебником. Представляете: приходит к вам человек с проблемами, и весь раздувается от гордости — проблема для него важнее всего. Он ею занят, все свое время посвящает. А вам нужно эту проблему во что-то превратить, чтобы он стала маленькая, сморщилась, и он про нее забыл. Значит, вам тоже нужно забыть на время, стать легоньким, отказаться от проблем, от прошлого. Чтобы другого сделать маленьким и легким, вам тоже нужно стать маленьким и легким.
Сергей: Уговорили.
Терапевт: На что?
Сергей: Все отдаю. (Общий смех.)
Этот пространный диалог-торг имеет две важные цели. С одной стороны, он направлен на повышение мотивации, когда человек знает, чего хочет и чем за это готов платить. А кроме того, с его помощью достигается расфокусированность клиента, отход его от привычных идентификаций с образованием, отношениями, привычками. Для мужчины в среднем, творческом возрасте очень важно чувствовать, что в жизни возможно что-то новое и для него открыт больший репертуар возможностей. Ему нужно задуматься об этих возможностях. И его желание войти в транс — это как раз поиск другого мира, помимо того, в котором он находится и который уже освоен и привычен для него.
Терапевт: В какой вы сегодня комнате будете ночевать?
Сергей: В той же.
Терапевт: Откуда вы знаете, если у вас нет прошлого? В какой комнате вы будете ночевать?
Сергей: В той, наверное, в которую интуиция приведет. (Общий смех.)
Терапевт: Это уже лучше. Вам как волшебнику потребуется много интуиции. Из чего вы будете ее делать? Из чего она может переплавиться? Из каких ваших свойств?
Сергей: Я уже и так вроде все отдал.
Терапевт: А что отдал! Отдал пару армейских месяцев, десяток спившихся друзей. (Общий смех.)
Сергей: Из чего делать?
Терапевт: Вот и я спрашиваю — из чего делать? Если входить в глубокое состояние, тогда о многом надо забыть. Вот вы уже как бы и согласились о чем-то забыть. Потом опять вспомнить. Если о чем-то хорошенько забыли, потом же и легче вспоминать?
Сергей: Да.
Ранее был период фантазий и поиска, а сейчас уже наступил момент, когда я ему так надоел, что он уже готов заснуть просто для того, чтобы от меня отделаться. Но я продолжаю разговор, потому что мне кажется очень важной его возможность задавать самому себе вопросы и отвечать на них. Сергей говорит, что у него уже не столько друзей, как раньше. Продолжая расспрашивать клиента, я показываю, что он интересен, и интересен не своими знаниями, а своим поиском нового. Я немного утрирую его умную сторону и пытаюсь обратить его к чувственной стороне, которой ему нужно довериться.
Терапевт: Торбу с иголками оставили, точки забыли? Если вы верите в то, что в нужный момент найдете нужное место, куда нужно иголкой, одной иголкой попасть, значит, вам надо все остальные точки забыть, чтобы они вам не мешали, а то вы опять припомните все точки — глаза вылезут, а нужную-то и пропустите как волшебник?
Сергей: Согласен.
Терапевт: Значит, иголки в сторону?
Сергей: В сторону.
Терапевт: Что же осталось?
Сергей: Ничего.
Терапевт: Вы сейчас во что одеты?
Сергей: Условности общества надо соблюдать.
Терапевт: Во что вы одеты?
Сергей: В костюм.
Терапевт: Он вам нравится?
Сергей: В какой-то мере... Тоже отдать?
Терапевт: Тут главное — само определение, то, в какой мере. Что такое мера для вас? Волшебник, у него такие же меры, как у иглотерапевта, или другие?
Сергей: Другие... Как волшебник я надел бы другой костюм. Более строгий, более изящный. Цилиндр.
Терапевт: Да, цилиндр. С кроликом. (Общий смех.) Вы хотите быть фокусником или волшебником? Хотите людей обманывать или совершать настоящие волшебства?
Сергей: Цилиндр — это такой волшебный аксессуар, но его никто не видит.
Терапевт: Язык у вас уже заплетается.
Сергей: Все ж отдал.
Терапевт: Как вас в детстве называли?
Сергей: Сережа, Сережка.
Терапевт: Хорошо. Давайте все-таки вспомним, чтобы посмотреть, куда вам как волшебнику двигаться, какие у вас бывают состояния, близкие к тому, что вы можете определить как транс? Ну, смотрите, нам терять уже почти нечего. Не так страшно. Может ли быть еще страшней? А усы вы давно носите?
Сергей: Как выросли, так и ношу.
Терапевт: А можете себя представить без усов?
Сергей: Могу.
Терапевт: Волшебник должен быть такой — то с усами, то без усов.
Сергей: Я уже представил себя один раз с бородой. Потом ее ликвидировал.
Терапевт: Вы будете такой волшебник, который будет л-ликвидировать или создавать?
Сергей: Скорее, создавать.
Терапевт: К вам приходит человек и говорит, что хочет впасть в глубокий транс, глубоко заснуть, измениться. Какие шаги нужно делать для того, чтобы это произошло?
Сергей: Навести сначала легкий транс, потом усилить его... (Шепотом.) И все.
Терапевт (шепотом): И все? А потом что?
Сергей (тихо): А потом создать что-то.
Терапевт (шепотом): Что?
Сергей: То, с чем он пришел.
Терапевт (шепотом): А с чем он пришел? (Обычным голосом.) Представьте себе, что вы смотрите в зеркало, и там вы, только без пиджака, в цилиндре, все забыл, бедный, бледный, готовится в волшебники, глаза смотрят в разные стороны, идет туда — не знаю куда, но по волшебной дороге.
Сергей (смеется): Увидел.
Терапевт: Увидел. А он вас увидел?
Сергей: А он нет.
Терапевт: Хорошо, как волшебнику в какой мере вам потребуется умение теряться, смущаться? Волшебник должен быть самоуверенным или должен уметь теряться?
Сергей: Я думаю, он не должен терять это качество.
Терапевт: Он что, должен уметь смущаться?
Сергей: Да.
Терапевт: А что такое для волшебника думать? Чем это “думать” отличается от “думать” для врача? Слово одно, а что за этим стоит у того и у другого?
Сергей: Волшебник думает как-то более обобщенно, наверно...
Терапевт: Обобщенно? Как это?
Сергей: Когда волшебник думает, у него одновременно огромное количество материала, информации.
Терапевт: Так он же от материала отказался. И от информации тоже.
Сергей: Значит, он не волшебник, раз так думает. А волшебник, выходит, вообще не думает... Он просто делает. Он знает, что надо сделать, и делает.
Терапевт: А откуда он это знает?
Сергей: К нему приходит одна-единственная мысль — самая нужная, самая главная. Он не выбирает из вариантов — он делает лучшее.
Терапевт: Это как-то хитро. Приходит одна мысль...
Сергей: А как вы думаете, как думает волшебник?
Терапевт: Я думаю, волшебник думает глазами и ушами. Он так смотрит, слушает и ждет. Телом думает.
Сергей: Одновременно и глазами, и ушами?
Терапевт: Может, и одновременно. Себя покусывает, почесывает.
Сергей: Может быть.
Терапевт: Когда глубоко дышишь, что происходит? Думать легче или тяжелее?
Сергей: Когда я глубоко дышу — это какая-то окончательная мысль, пришедшая в голову.
Терапевт (делает вид, что задыхается): Окончательная мысль, окончательная мысль. Хорошо. Вот вы открываете лавку, волшебную лавку. И меняете свои старые свойства на новые свойства. Что вы уже из своих старых свойств отдали, а что осталось? Вам как волшебнику нужна новая биография, а старые свойства необходимо как-то переплавить, изменить, чтобы была высокая профессиональная пригодность.
Сергей: У меня просто остались те, которые были.
Терапевт: Что вам еще не хватает как волшебнику? Как вы узнаете, что уже стали волшебником?
Сергей: Я просто буду знать.
Терапевт: Как?! Вот я к вам пришел и говорю: погрузите меня в глубокий транс.
Сергей: Нет проблем. (Все начинают потихоньку смеяться.)
Терапевт: Как вы это будете делать?
Сергей: Одним взглядом оценю вас.
Терапевт: Давайте. А что ж вы в сторону смотрите? (Сергей смеется.) Одним взглядом трудно. Даже волшебнику.
Сергей: А я взглядом думаю, глазами, ушами, телом...
Терапевт: А вера нужна волшебнику?
Сергей: Обязательно.
Терапевт: Во что?
Сергей: В свои возможности.
Терапевт: Откуда, из какого материала взять эту веру? Из чего выплавить, из каких своих свойств? Вы говорите: суета, беспокойство, неуверенность, опора на очевидное, это все то, что раньше было... А нужна вера. Такая вещь — маленькая-маленькая, кристаллик. Увидел что-нибудь или услышал. А вера — чтоб из этого что-нибудь вырастить. Вырастить и подсказать: возьми такой-то образ. А он вырос, как цветок, из этого маленького-маленького, из того, что нашлось. Вера его вырастила. Возник такой эскизик, набросок. Его нужно уже овеществить. Волшебник же... Он уже вырастил цветок, он начинает его превращать из другого материала в реальность... Из чего веру брать, откуда ее растить? Кристаллик нашли, горошинку эту увидели, а дальше-то вера откуда у вас возьмется? Если вы ни во что не верили?
Сергей: Когда-то я во что-то верил.
Терапевт: Во что?
Сергей: Во многое.
Терапевт: Вам как волшебнику нужно найти то, из чего добыть веру. Вы хотите испытать глубокий транс и поверить в него. И научить других людей тоже вводить в глубокий транс. Да?
Сергей: Необязательно в глубокий...
Терапевт: Необязательно в глубокий, но чтоб волшебство делать. Из каких таких своих старых вер можно добыть новую веру? Во что вы верите? А то получится так: пришел к вам человек, вроде бы вы волшебник уже, видите, что можно из одного выплавить другое, а веры вам и не хватает. Нашли вы эту свою изюминку, свой кристаллик, а веры не хватает, из искры не раздувается.
Сергей: Верю в добро, в справедливость, в честность.
Терапевт: Вы просто строитель коммунизма. Ну, это какие-то такие большие качества. Если открыть лавку и это продавать, никто не купит, все уже купили: товар лежалый, никто не берет. Вы его как-то так упакуйте, чтобы его покупали.
Сергей: Я верю в китайскую медицину. Она такая блестящая, красивая.
Терапевт: Это уже ближе. По крайней мере, непонятно. Но это какой-то суррогат волшебства, мне кажется. Ну, в каждой волшебной аптеке должно быть что-то, что на витрине лежит...
Сергей: ...и что-то, что под прилавком?
Терапевт: Да. Что вам даст уверенность в себе? Где взять веру? Мне кажется, для вас, чтоб стать волшебником, вера очень существенна. Вам надо поверить, что это возможно.
Сергей: Но она и так есть. Но маленькая.
Терапевт: Что же делать? Где взять веру? Как ее выплавить? Из чего? Пришел к вам человек, вы, вроде бы, все в нем поняли, но вам же нужно что-нибудь в нем изменить, чтобы в нем начала расти вера. А без веры он же сдохнет. Все получится — а веры нет. И не оживет. Как в сказке: мертвой водой полили — все срослось, все как надо. Веры нет — живой воды нет, ничего не происходит. Для волшебника живая вода — это как вера. Правильно я говорю?
Сергей: Да.
Терапевт: Видите, вы уже много приобрели как волшебник, а с верой вы как-то запнулись.
Сергей: Я этому человеку могу иголочку показать волшебную.
Терапевт: Ну и что?
Сергей: Чтобы он поверил.
Терапевт: А вы в нее сами-то верите?
Сергей: Да, я верю, что она может.
Терапевт: Это как-то так — может быть, может, а может, и нет.
Сергей: Да нет, может.
Терапевт: Может что? Если вы все иголки выбросили и одну оставили и дрожащей рукой ею водите, она что, волшебная?
Сергей: А если не дрожащей, то волшебная?
Терапевт: Рука должна быть дрожащая: все-таки иголка-то одна. Где веру взять? От чего она берется? Из каких своих свойств можно взять веру? Это, конечно, мое допущение, что для того, чтобы стать волшебником, вам нужна вера.
Сергей: Я согласен с этим допущением.
Терапевт: Так, с чего ее взять? Где добыть?
Сергей: У меня есть какая-то внутренняя сила.
Терапевт: Так. Расскажите про эту внутреннюю силу. Где она находится?
Сергей: Где-то в середине грудной клетки. И когда мне нужно чего-то достигнуть, я могу эту силу использовать.
Терапевт: Вы, получается, от этой силы отказываетесь, вместо этой силы образуется слабость, из этой слабости образуется вера...
Сергей: Нет. Я хотел ее просто усилить... Эту силу я превращаю сразу в веру, минуя промежуточные состояния.
Терапевт: Силы больше нет, раз мы ее превратили, и вы теперь — как спущенный пузырь, бредете, сгорбившись, старенький, седой, никчемный, но с верой.
Сергей: У меня еще другая сила есть — в животе.
Терапевт: А это что такое? Был такой роман, он назывался “На крыльях кишечных газов”. Эта, что ли, сила?
Сергей: Нет, не эта.
Терапевт: А почему не эта? Волшебник может что угодно превратить, любые вещества использовать. Кишечные газы в том числе. Если для дела нужно.
Сергей: А годятся ли для дела кишечные газы?
Терапевт: Если вам как волшебнику кажется, что они могут пригодиться, то давайте. Вы же волшебник, вы можете строить из удивительных материалов нечто еще более удивительное — на то вы и волшебник, чтобы превращать. Сколько зубов должно быть у волшебника?
Сергей: Столько же, сколько и у меня.
Терапевт: Ответ неопределенный и даже несколько уклончивый. Вам как волшебнику зубов хватает?
Сергей: Да.
Терапевт: Тогда давайте совершим окончательное превращение в волшебника. Хотите стать волшебником?
Сергей: Хочу.
Сергей выходит из пространства однозначных вопросов и ответов. Мы несколько раз прошли этот круг обращения к вере, доверию, миру волшебства — так, что он начинает думать: если я так упрям, то под этим что-то скрыто.
Терапевт: Закрывайте глаза. Главное, мы будем входить в глубокое состояние. Все поверхностное нам больше не преграда. Зубов сколько-нибудь останется. Волшебнику очки нужны?
Сергей: Нет.
Терапевт: Давайте я о них позабочусь. Сосредоточьтесь на минуточку на себе. Вспомните, что вы чувствуете, когда снимаете очки, когда вы действительно расслабляетесь... сосредоточиваетесь... засыпаете... минуты близости...
Это ситуация присоединения к ресурсному состоянию. Когда человек снимает очки, наступает очень интимное состояние, момент близости, засыпания... И мое сообщение о том, что я забочусь о ваших очках, значит, что я забочусь о хрупкой части вас, доверьтесь мне. Для клиента очень важно сохранить покой именно на границе новой ситуации. Потом, по контрасту с терапевтическим разговором, я делаю спокойное наведение.
Попробуйте поверить, что вы действительно можете себя отпустить... Настолько... о себе позаботиться... чтобы на время о себе... почти забыть... Представьте себе... что вы на себя смотрите со стороны... хорошо себя со стороны видите... и вы себе нравитесь... при этом вам нравится себя видеть со стороны... видеть руки... которые могут быть расслаблены... а могут быть напряжены... вам нравится свое естественное выражение лица... нравится, что оно может быть разглаженным... (Сергей начинает очень глубоко дышать.) Попробуйте вспомнить... какую-то совершенно фантастическую ситуацию, где очень тихо... как будто это степь... или поле... может быть, вы лежите на сене... оно очень ароматно... и тихо-тихо... и вы глотаете запахи... и хотя глаза ваши закрыты... вы представляете себе голубое-голубое небо...
Эти образы, когда “вы на себя смотрите со стороны” — не внутренние ощущения, а внешние образы, и они для него очень важны, как для человека, который склонен смотреть со стороны и рефлексировать... Переход к запахам, о которых у нас дважды шла речь в предварительной беседе, происходит как переход к чему-то менее дифференцированному, связанному с памятью о каких-то острых ощущениях. И в этот момент наступает достаточно глубокое погружение.
и оно очень высоко... и в нем летают птицы... и все так широко распахнуто, что вы сами кажетесь себе таким маленьким-маленьким... и если вы видите себя со стороны... то можно действительно увидеть себя очень отчетливо... и одновременно маленьким... Огромная степь, огромное небо... и вы лежите среди этих запахов... и веки дрожат, как крылья у птицы... и вы можете представить себе, как эта птица парит... как будто вы парите, и вас на раскинутых крыльях... на раскинутом теле... держат потоки воздуха... без всяких усилий... как будто мощные потоки поднимаются и несут вас... хотя вы хорошо знаете, что ваше тело плотное... кажется, что воздух проникает сквозь... ваше тело... настолько легким вы становитесь... Как перо у птицы... Ощущение очень чистого воздуха... чистой земли вокруг... и очень чистых волн запаха... И хотя вы знаете, что у вас есть какой-то вес... как пушинка, вы растворяетесь... удивительное ощущение, что ваша кожа дышит... так же как ваши легкие... и воздух проникает в вас со всех сторон... и свет... и запахи... через вас течет поток света... и покоя... и вы ощущаете полное растворение... и какую-то особенную жизнь... медленную, как будто вы смотрите... на очень медленно текущую воду... чистую и прозрачную... и от этого... ваш взгляд останавливается... и видит глубоко-глубоко... каждый слой этой воды... Вы видите, как в ней медленно плывут прекрасные рыбы... и колышутся растения... Кажется, что в вас самом разные ткани тоже дышат... и дышит все тело... и дышат легкие... и дышит кожа... очень легко и спокойно... И вам очень нравится, что с этим воздухом вы то поднимаетесь, то опускаетесь... Совершенно неважно, находитесь ли вы... на поверхности этой чистой воды или парите, как птица... слегка приподнимаетесь или опускаетесь потоками воздуха... или лежите на сене в волнах запаха... Кажется, что в вас объединяются все стихии... и в этом сухом и чистом воздухе как будто просеивается... невидимый жар вместе с невидимой прохладой... и текут очень прозрачные... какие-то далекие воспоминания... они проходят в стороне... вы как будто бы видите фильм... Отдельные слайды... картинки, которые вспыхивают и погасают... И вы переживаете чувство... полного отрешения... и вы знаете... что чем больше вы... чувствуете этот покой... и полную неподвижность... тем больше энергии течет через вас... тем больше энергии вы накапливаете... Как будто вы становитесь прозрачным... и ощущение крыльев... как будто все тело становится одним крылом... потоком воздуха... и это удивительное ощущение прозрачности и чистоты... света... и вы куда-то поднимаетесь или опускаетесь... мерно, спокойно... вы чувствуете, как ваше тело... становится очень легким... и руки и ноги... и веки... и любые подрагивания... и маленькие трепетания...
Клиент как бы существует в другом весе, и его поддерживают окружающий фон, воздух, его омывают потоки воздуха. Эти ощущения на коже, это ощущение крыльев — образ расправленных плеч, лопаток, тех зон, которые обычно мышечно держат тревогу. При этом здесь еще присутствует элемент изменения схемы тела. И это возвращает его косвенным образом к переживаниям подростков. Я думаю, что во время подросткового периода у него были проблемы с узнаванием новой схемы тела, с адаптацией тела. И тем самым я даю регрессивный элемент возвращения к подростку, у которого тело меняется, возникает элемент тревоги по этому поводу и, одновременно, спокойное отношение к таким переменам схемы тела.
делают вас еще легче... легче и спокойнее... И это замечательное превращение... тепла, прохлады... легкости... и покоя... струения... И вам очень нравится, что... ничто ни с чем не смешивается... все находится рядом... и запахи текут через вас... как будто вы вспоминаете множество разных запахов... и обостряются ощущения... тех запахов, которые вы слышали раньше... запахов, которые бывают осенью... или зимой... или летом... или весной... (Терапевт произносит название времен года разными голосами). И вам так приятно... что ни о чем не думая... запоминаете это глубокое-глубокое состояние... парение и покой... Глубокое состояние... умиротворение... созерцание... и растворение... Вы запоминаете... и где бы вы ни были... уносите его с собой... и очень не спеша... запомнив это состояние... вы начинаете слегка шевелиться и глотать... будто выплывая откуда-то... не спеша открываете глаза...
(Сергей открывает глаза, глубоко вздыхает.)
Терапевт: Ну, как?
Сергей (очень тихо): Я был здесь.
Терапевт (тоже тихо): Где?
Сергей: Я контролировал тело, сознание.
Терапевт: Ну и что?
Сергей: Было хорошо, как при легком трансе.
Это значит, что ему было хорошо, но он ожидал большего.
Терапевт: А что было не так?
Сергей: Нет, наверное все было так, но мне показалось, что глубокого транса не наступило.
Терапевт: Хотите, чтобы он был глубже?
Сергей: Да.
Терапевт: Что даете? Сколько у вас зубов как у волшебника? Сколько даете зубов, чтобы он был глубже?
Сергей: Один.
Терапевт: Хотите, чтобы было глубже на один зуб? Хорошо. Какой даете зуб?
Сергей: Последний.
Терапевт: С какой стороны?
Сергей: Справа, сверху.
Терапевт: А он там есть?
Сергей: Есть.
Терапевт: Хорошо. Закрывайте глаза. Будем превращать зуб. Сейчас посмотрим. Хорошо было?
Сергей: Да. Но мало.
С ним все происходит как бы в два приема. С первого раза он воспринимает ситуацию отстраненно, отдаляясь от нее рефлексией, но по-настоящему переживает ее, когда все уже закончилось, с некоторой отсрочкой. Поэтому первый транс был скорее проторением пути.
Терапевт: Закрываем глаза... представляем себе сено... его аромат... вы можете вспомнить, как раздуваются ноздри... слегка трепещут... и эта птица, которая высоко парит... вы чувствуете желание раствориться в небе... и может быть, сложить крылья... и плавно-плавно... не спеша, спланировать... и опуститься в воду... И может быть, вам захочется нырнуть... и поплыть... освежиться, как будто после сна... и вы вспомните, как вы плаваете... полежать на спине... и вода может быть удивительно чистой... прозрачной... как будто это особая вода... в которой вы плывете... и которую можно пить... Удивительное ощущение: эту воду, в которой вы плывете, можно пить... И так приятно окунать в нее лицо... чувствовать, как капли этой воды текут по телу... и если вы выходите на берег... вас освещает жаркое солнце... в какой-то вам немного прохладно... но вы одновременно и согреваетесь... Вам хочется... уже выйдя на берег... из этой, почти волшебной воды... почувствовать, как... вы лежите на берегу... и вам хочется задремать... на несколько минут... глубоко... так естественно... Вы вспоминаете момент, когда вы засыпаете... по телу вот-вот пройдет судорога... как будто вы сбрасываете все лишнее... надоевшую, иную оболочку... вы как будто киваете во сне... И это ощущение очень легкого и мгновенного отключения... лучше ненадолго... потому что за это короткое время... когда вы перестаете себя контролировать... как будто отпускаете себя... отпускаетесь вслед за своими веками... разжимающимися руками, за это время с вами происходит что-то очень важное... всплывает сон... какое-то очень красивое и приятное воспоминание... Как будто лопается пузырек воздуха... Как будто загорается фонарик внутри... ощущение приятного очищенного тела... и очень устойчивого... и яркого солнца... и хочется свернуться в клубочек, как птица... и испытать это ощущение облегчения... Тепло... и покой... И хочется вдруг найти какое-то неожиданное движение... согнуться в суставах... протянуть руку... набрать чуть больше воздуха... немножко подрожать... согреться... И кажется, что уже совсем во сне... натягивается одеяло... из солнечных лучей. И вот-вот... как будто в раскачивающемся маятнике... в этот миг моментального засыпания... произойдет момент покоя... и опять начнется просыпание... и от этого ощущения... раскачивания... спокойного раскачивания... происходит моментальное опускание... как будто бы при проглатывании... очень вкусного... кусочка слюны... И легкая дрожь... убаюкивает... И с каждой минутой хочется еще глубже расслабиться... успокоиться... С каждым днем все легче... и легче... направлять самого себя через... эту маленькую судорогу... успокоение... сон... приятные образы... Легко и спокойно... И, может быть, вам... приснится... синее-синее небо... и где-то высоко — птицы... и ощущение парения... чувство, что когда-то вы уже видели или испытывали это... И только какой-то один звук в полной тишине... далекий и тихий... (Длительная пауза.) Когда вы захотите... своим языком... вы нащупаете зуб с правой стороны... сверху... нежно прикасаясь к нему... вы почувствуете... как этот зуб... (Сергей приоткрывает один глаз и начинает смеяться.)
Терапевт: Ну, как?
Сергей: Глубже. (Общий смех.)
Терапевт: Мне кажется, что у Сергея были довольно глубокие переживания. Для меня критерием является то, что за единицу времени происходило много событий. В качестве признака глубокого транса клиент выделяет наличие ярких галлюцинаций, а мне это кажется весьма второстепенным признаком, который при желании легко вызвать. И, я думаю, весь наш разговор, который вызвал замешательство, частичный отказ от привычных категорий и ожидание, довольно сильное ожидание — были очень важны. Как волшебник я отношусь безразлично к его оценке моего мастерства. Оно не влияет на мое собственное ощущение процесса. Для меня транс характеризуется тем, что человек одновременно находится в состоянии трезвого сознания: знает, где находится, знает, что себя контролирует, и при этом существует в другом измерении, в котором больше чувствует, переживает. А может, еще и в третьем измерении! И эти измерения находятся рядом. А его презумпция заключается в том, что если есть одно, значит, нет другого. Что если это день, значит, в нем нет луны, если открыты глаза — значит, нет посторонних мыслей. Это точка зрения сознания. Установка. Мне кажется все-таки, что главное, о чем и шла речь в самом начале, это возможность пережить глубину, отказаться от привычных рамок оценки. И наш предварительный диалог привел к возможности отказа от таких рамочных конструкций. На уровне реальных ощущений, мне кажется, ответ был получен. Его запрос, его заказ состоял в возможности пережить глубокий контакт с самим собой. Пережить какое-то собственное глубокое состояние. А его сознанию нужно какое-то время для того, чтобы к этому привыкнуть, или для того, чтобы от этого отказаться. Но это уже другая история. Мне было важнее вызвать к жизни волшебника с мешком. Новое состояние, элементы иной реальности, иных измерений, иного волшебства сосуществуют какое-то время вместе со старыми способами. А волшебник отличается от простого аптекаря тем, что действительно обладает свободой превращений.
Огненная ящерка
Продолжение работы с Полиной. С ней мы уже встречались во второй главе этой книги.
Полина: Я хотела бы научиться отдыхать. (Открывает сумочку, которая лежит у нее на коленях, и начинает в ней что-то искать, долго перебирает ее содержимое.) У меня каждый раз возникают проблемы с отпуском. Я всем уже надоела, обсуждая, когда мне его брать и брать ли мне его. Это какая-то неразрешимая проблема, я не понимаю, в чем здесь дело.
Клиентка открывает свою сумку и начинает в ней рыться, как будто бы она собирает баул, по крайней мере, для недельной поездки. Моя ассоциация по этому поводу такова: в нашей совместной работе она решила забраться достаточно глубоко, она еще не знает, что там возьмет; там может найтись что-нибудь на дне, может быть, наоборот, на поверхности... Другая ассоциация: клиентка собирается что-то перебирать. Ассоциация с чердаком или сундуком, с чем-то, где много хаоса. Одновременно возникают два впечатления: ей хочется больше порядка, разложить все по полочкам, а с другой стороны — большого хаоса и растерянности... Оппозиция между порядком и растерянностью (хаосом) метафорически предъявляется тем, что Полина вроде бы идет на клиентский стул, но не смотрит на него, а роется в недрах своей сумочки.
Терапевт: Угу, угу.
Полина: И еще бы мне хотелось каждый день делать какие-нибудь физические упражнения. (Мечтательно смотрит вверх.) Йогу или еще что-нибудь, в общем, как-то двигаться.
Терапевт: А в чем проблема с отпуском?
Полина: Не могу понять. Какая-то нерешительность. Трудно выбрать. (Вертит в руках футляр для очков.) Когда нечего выбирать — все очень хорошо. Или когда есть только два варианта, тогда я выбираю методом исключений: это мне не подходит, значит, то, что остается, мне тоже не очень подходит, но все-таки как-то подходит. А когда есть несколько вариантов, я просто теряюсь, не могу выбрать. Поэтому я никогда не училась играть в шахматы: там очень много вариантов, у меня начинает болеть голова, и все... (Кладет ногу на ногу.) Отпуск... Разрешено разбивать его хоть на три, хоть на четыре части. Ясно, надо разбить. На сколько разбить, как какую часть построить? Я теряюсь.
Терапевт: Как вы думаете, с чем проблема связана?
Полина: Не знаю.
Терапевт: Вам не хочется после отпуска возвращаться обратно? Не хочется принимать решений?
Полина: Не хочется принимать решений.
Терапевт: Вам хочется после отпуска возвращаться обратно к жизни?
Полина: Как правило, да. Мне довольно скоро надоедает отдыхать. Через десять дней точно.
Терапевт: Еще какие возникают сложности?
Полина: Если я поеду в одно место, то другого ведь уже не будет.
Терапевт: А куда вам хочется ехать? Для примера: в одно место, во второе или вообще никуда не хочется ехать?
Полина (перебивает): Или остаться вообще дома!
Терапевт: Может, вы выбираете поехать туда, или поехать сюда, или лучше никуда не ехать, а просто лечь лицом в подушку и не двигаться. Потом вы думаете: нет, нельзя, надо все равно что-то делать дома.
Полина (задумчиво смотрит перед собой): Какие-то варианты уже перепробованы. Пробовала оставаться дома. Дома тоже можно отдохнуть, вставать когда хочешь, вообще не вставать. В конце концов, кататься на лыжах в парке. Но все оканчивается какими-то делами дома, никаких прогулок.
На мой взгляд, проблема заключается в том, что у клиентки нет ясной идентификации. Она в каком-то смысле могла бы быть и тем, и этим, она принимает разные формы. То, что она переводчица, тоже отражает проблему отсутствия ясной идентификации, которая оставляет опасность того, что вдруг на нее что-то нахлынет, и она не сможет отвечать за себя. Отсюда такая тщательность, привязанность к внешним обстоятельствам, понятным обстоятельствам — это для нее способ хотя бы внешне себя идентифицировать, глядя извне, четко осознавать кто она.
Терапевт: А вторая проблема?
Полина (положила футляр для очков на колени, задумчиво чешет за ухом): Я поняла, что дома оставаться нельзя, нужно обязательно сменить обстановку.
Терапевт: Как вы думаете, вторая проблема с чем связана?
Полина: Физкультурная?
Терапевт: Угу.
Полина: Исключительно с ленью. Нужно переменить положение, подвигаться.
Терапевт: Есть образы, которые эту проблему иллюстрируют. Первый — спящая красавица. Так хорошо: лежишь себе в хрустальном гробу, раскачиваешься на цепях и спишь.
Полина (смеется, теребит футляр для очков): Это неплохо.
Этот мотив ей понравился. Потому что в нем заключено основное: не надо двигаться. Есть оболочка. За тебя уже все решено. Просыпаться самой не нужно. “Может быть, разбудят, но это уже их проблемы, а не мои. И главное, чтобы мне было гарантировано, что я — царевна. Я — спящая царевна, и моя профессия — спать.”
Терапевт: И никому до тебя нет дела.
Полина (смеется): Прекрасно! И главное, чтобы не будили!
Терапевт: И даже неважно, везут ли гроб в одну страну или в другую — лишь бы не будили. И пускай таскают, куда хотят.
Полина: В общем, везде одно и то же. (Согласно кивает.)
Терапевт: А вот если бы этот хрустальный гроб погрузили на дно океана, чтобы там было тихо?
Полина: Это не имеет значения, лишь бы не будили. (Поет.) Не буди-и-и меня!
Если говорить об оппозиции фокусировки-расфокусировки, то проблема Полины состоит в том, чтобы ее сфокусировать, а не расфокусировать. Это тот редкий случай, когда важнее не только избавить человека от его проблем и заставить забыть о своих четких идентификациях, но и заставить его как бы принять всерьез те выборы или те идентификации, или те способы действия, которые у него и так есть. Клиентка как бы все время говорит про то, что вообще-то ей безразлично, настолько все равно, что трудно выбрать. И трудно выбрать все — образ жизни, работу, отдых... Вопрос в том, чтобы найти все-таки некие опорные точки, к которым она так или иначе может быть прикреплена, к которым она может возвращаться, как к пресловутому колышку.
Терапевт: А если это подверстать к тому, что связано со спортом, то главное — двигаться можно, но чтобы толчков не было, все было очень плавно. “Если уж меня в конце концов поставили на ноги и толкнули, я могу долго идти, но чтобы не надо было никуда поворачиваться, возвращаться...”
Полина (сначала согласно кивает, потом перебивает): И чтобы никаких групповых видов спорта, где есть соревнования.
Терапевт: Вы не верите в существование других людей?
Происходит резкий переход. Речь идет о том, что клиентка хочет жить без суставов. Вообще не шевелиться. Быть телом, в котором нет отдельных частей — ни рук, ни ног. Это же относится и ко времени. Лишь бы не меняться. Оказаться без ритма. Раствориться. Отказаться от какой бы то ни было фигуры. Целиком превратиться в фон.
Полина: Я не верю в то, что они могут быть полезны для меня. (Теребит рукав блузки и смеется. Терапевт смеется вместе с ней.)
Терапевт: Вы сами по себе, а они сами по себе?
Полина: К сожалению, это не всегда так. (Отодвигает стул, усаживается плотнее, закидывает ногу на ногу, руки скрещивает на коленях, кладет футляр для очков на стол.)
Терапевт: Что еще к образу вечного покоя? Хотели бы вы быть звездой в небе, чтобы о вас знали только астрологи?
Полина: Да. Астрологов мало, и они без дела не обращаются. (Закрыла глаза и откинула голову.) Да, хотела бы. Не Луной только, нет — звездой.
Терапевт: Как вы думаете, с чем это связано? Вас кто-нибудь когда-нибудь пугал?
Полина (откидывает голову, поправляет очки, смотрит “в себя”): Я не могу сказать, что-то должно было быть. Давайте не будем сейчас это трогать, потому что очень страшно. Где-то в возрасте от 3,5 до 4,5 лет, наверное, было что-то.
Терапевт: Откуда вы это знаете?
Полина (немного смущенно): Из астрологических карт.
Терапевт: А из ощущений вы что-нибудь знаете?
Полина (держит себя рукой за шею): Я даже не могу об этом говорить.
Терапевт: Хорошо... А если мы теперь вместе решим, что есть крепкий забор, который отгораживает какой-то отрезок жизни, отрезок времени, и мы туда не будем входить, то тогда другие отрезки будут более открыты?
Полина (достает из рукава платок и вытирает глаза): Вы знаете, у меня забор сразу за спиной. (Изображает это руками.) Сзади ничего нет, но зато очень много впереди.
В прошлом Полина — моя пациентка, и я знаю, что у нее было нормальное среднестатистическое прошлое. Проблематика этого прошлого, скорее, в досознательной, глубокой витальной тревоге. Поэтому очень важно, чтобы вся работа имела особенно большой аспект обволакивания, заласкивания, тепла, укачивания, — такого эмбрионального характера. Из этого эмбрионального фона, из этого тепла образовались бы некие сны, образы, мерцающие сны-образы, которые, как во сне, имеют все-таки свою определенность. Постепенно, как переводная картинка, из этих снов, из мерцающих образов возникают четкие картины. И она оказывается субъектом, который перелистывает эту книгу картин своей жизни.
Терапевт: Давайте представим, что это не такой уж и большой отрезок времени — такая будочка, вы через нее будете перепрыгивать. Если вы двигаетесь назад, за нее, вы ее перепрыгиваете; она прочная, вы за нее не задеваете, идете назад, а если направляетесь вперед, опять через нее перепрыгиваете и идете спокойно вперед.
Полина: Будочка?
Терапевт: Бункер... В нем радиоактивное прошлое. Оно надежно изолировано.
Полина (задумчиво подпирает рукой голову, вздыхает): Так. Образ такой: забор начинается сразу за спиной.
Терапевт: Вчера?
Полина: Да, даже, может быть, до обеда. Но есть дверь, можно войти. Там написано: “Опасная зона”. Действительно, бункер. Наверху — маленький кусочек, а внизу — забетонированное пространство. До забора и дальше. А наверху — маскировочная земля, и там что-то растет. Я чувствую, можно зайти, походить...
Терапевт: Значит, вы человек будущего, прошлого у вас нет?
Полина: Нет. (Смеется.) Будущего, наверное, тоже нет.
Терапевт: Вы человек настоящего, камикадзе. Прошлого нет, будущего нет, вся задача в том, чтобы направить самолет к нужной цели.
Образ камикадзе можно интерпретировать по-разному. В частности, в нем содержится некая соотнесенность с тем, что она не одна на свете. Что существуют культуры, или культурные слои, которые живут так же, как она. Это образ, в котором есть только очень ярко выраженное “здесь-и-сейчас”, но в этот острый момент у человека становится как бы больше возможностей и больше жизни, чем у того человека, который на свою жизнь смотрит, как на бесконечность.
Полина: Да, достойно прожить настоящее.
Терапевт: Вы самурай. Вы готовы умереть, как настоящий человек.
Полина: Мне это нравится. (С интересом смотрит на терапевта.)
Терапевт: Умереть — значит оказать услугу человечеству, отдельному лицу, начальству, неважно кому, но здесь и сейчас. Нет прошлого, нет будущего, есть точное соответствие настоящему. Есть самурай.
Полина: Вы знаете — мне нравится. (Кивает одобрительно.)
Терапевт: Значит, остается только научиться делать харакири?
Полина (задумчиво мотает головой): Нет, харакири не хочу.
Терапевт: Меч нравится?
Полина: Да.
Терапевт: А вы готовы научиться владеть мечом? Ведь самурай — это особый кодекс, вы всегда должны быть готовы к смерти, находиться в чистом белье...
Полина: Да, да...
Терапевт: Разобравшись со своими делами...
Полина: Да.
Терапевт: Самурай благороден в своих прошлых поступках, он бросается на смерть и рубится не щадя живота своего, он столь храбр, что может избегнуть смерти, но должен быть к ней готов.
Полина: Да.
Терапевт: Ты не ищешь смерти, но ты к ней готов.
Полина: Да.
Терапевт: Нет, ты ищешь смерти, и она должна сейчас прийти.
Полина: Самурай не ищет, просто считает, что она ходит где-то за спиной. Даже не за спиной, а рука об руку. И когда нужно, они договорятся.
Терапевт: Ну что же. Глаза у вас достаточно раскосые, меч вам нравится, но самурай — это существо, которое готово драться. Вы готовы драться за то, чтобы у вас не было прошлого и будущего?
Полина (решительно): Нет.
Терапевт: Но тогда вы готовы быть в настоящем. Драться в настоящем.
Сейчас Полина легко принимает решения. В этой фазе нашего разговора она легко и быстро отвечает на вопросы. Это отличается от ее обычной манеры вести разговор. В обычном разговоре клиентка взвешивает, так ли она говорит, тогда ли, тому ли, кому нужно. А здесь ей действительно интересно, она вовлеклась в этот разговор. Разговор хотя и нелепый, но она узнает, что он в чем-то про нее. Вообще, очень интересно, что она так решительно говорит “нет”. В обычной жизни Полина всегда ведет себя очень уклончиво.
Полина: Я не хочу. Я не могу драться, потому что я не побеждаю.
Терапевт: Тогда вы не самурай... Может быть, вы самураймонах?
Полина: Хорошо бы попасть в саматхи, отключиться, не двигаться и — вперед, на тысячелетия... Только чтобы потом еще и не размораживали. Хотя, пусть, конечно разморозят, если в своем монастыре, свои по духу могут разморозить. Вот отдых-то! (Довольно продолжительная пауза.) Поэтому, наверное, плохо с физкультурой получается... (С сожалением взмахнула рукой.)
Терапевт: Вопрос в том, насколько сужаются границы. Ведь если вчера начинается полчаса назад, а завтра — через двадцать минут, то этот временной период может быть слишком узок.
Полина: Наверное, поэтому никак не примешь решение?
Терапевт: Какое может быть решение? Ведь если никакого будущего нет, то решение чисто абстрактно. И спросить себя о том, что нравилось вчера, тоже нельзя. Ведь вчера тоже нет. Поэтому приходится принимать решение о предметах, о которых ничего не знаешь.
Полина (спрятала руки за спину): Да-да, я записывала: “Была в отпуске там-то, мне не понравилось потому-то”.
Терапевт: Так это какие-то иероглифы, вы их не можете расшифровать, вы же не помните... Только тело имеет память...
Полина: Нет, если я присмотрюсь к иероглифу, то вспомню.
Терапевт: Головой или телом?
Полина: Головой, и только если очень постараться — телом. Я еще вот что хотела сказать. Меня беспокоит, что раньше я могла планировать и достаточно успешно, на достаточное расстояние, и это срабатывало. А потом все куда-то делось. (Развела руками.)
Терапевт: Может, вам стать чьим-то рабом? Настоящим рабом, чтобы у вас не было своей воли, никаких своих планов?
Сейчас мы с ней создаем и изучаем некую карту ее возможной жизни. И на этой карте появляются разные состояния и образы. Наша задача состоит, прежде всего, в том, чтобы на этом, очень узком диапазоне возможностей, возникли разные уютные движения. Чтобы она обжила хотя бы очень небольшое пространство. Внутри этого своего стеклянного гробика, внутри очень узкого временного промежутка.
Полина: Нет, я не хочу.
Терапевт: Тогда вы не будете отвечать ни за прошлое, ни за будущее. Вам скажут: садись на галеру и греби. Села и погребла. Скажут: отцепляйся от галеры. Отцепляетесь. Себе не принадлежите.
Полина: Быть рабом — это отдых.
Терапевт: У вас уже не будет отдыха, вы станете принадлежать другому.
Полина: Можно идти в рабство, чтобы не думать, в качестве отпуска. Вот, например, покупаешь тур и едешь, куда везут. (Смеется.)
Терапевт: Взяли вас на корабль и заставили что-нибудь драить, чистить, мыть...
Полина: Круиз — это очень большая степень рабства. Я бы не хотела. Хотя, может быть...
Терапевт: А если вас вместо круиза заставить работать более интенсивно, чем вы обычно работаете? Может, это для вас и будет отдыхом? Вы себе не принадлежите, все за вас решают. Наказывают, иногда кормят; кормят реже, чем наказывают.
Полина (задумчиво смотрит перед собой): Нет, лучше не надо.
Вначале мы в качестве проблемы обозначили следующее: трудно что-либо решать или выбирать. На самом деле клиентка опасается крайних состояний — сильного принуждения и полной свободы. Потому что у нее нет ощущения, что она сама способна выбрать соотношение меры свободы и меры принуждения. Сейчас мы находимся с ней в некоей середине данного спектра. Дальнейший разговор заключается в предложении ситуаций частичного выбора — то больше свободы, то больше принуждения. Этот параметр начинает чуть больше утрироваться. Тем самым она соглашается с предположением, что все-таки способна сама смешивать в одном рецепте свободу и принуждение. Очень важная точка, на которой начнется что-то наращиваться.
Терапевт: Вы замечательный раб.
Полина: Да, я прекрасный раб.
Терапевт: Может быть, вам надо больше времени проводить в рабстве?
Полина: Но отпуск же дают из рабства, я и так все время в рабстве.
Терапевт: А если найти такое рабство, чтобы это было рабство без отпуска — настоящее?
Полина: Да, это замуж надо выйти. Я уже была — не хочу. Тогда действительно никакого отпуска нет.
Терапевт: Еще один выход, которого вы можете придерживаться: решить, что вы уже умерли. И все, что происходит, — это жизнь после смерти, чистое любопытство.
Полина: Да, это хорошо.
Терапевт: Жизни уже нет, все равно вы уже умерли, так что все в порядке. Все, что нужно, вы уже сделали. Долг свой выполнили. А дальше — из любопытства... Это тур, который вы выиграли после жизни.
Полина (вытирает платком нос): Да, только мне сейчас нужно еще принять решение уйти с работы, и тогда у меня будет другая жизнь.
Терапевт: А вы уже можете уйти с работы?
Полина: Конечно, могу. Только кушать будет нечего.
Терапевт: Так вы и так ничего не кушаете. Вы к этому тщательно готовились, отвыкали всю жизнь.
Полина: Да. Но вы понимаете, потребности какие-то остались.
Терапевт: Потребности надо будет как-то сократить.
Полина (смеется, руки скрестила на груди): Путь сокращения очень тяжел, если бы сразу — раз и умереть, заснуть. Но вопрос в том, какие сны?..
Терапевт: Какие сны? Никаких снов. Время от времени сны о рабстве. Как вы встаете из гробика и подметаете улицы.
Полина (задумалась): Не знаю...
Терапевт: Есть ведь опасность заново родиться. Второй раз родиться, и все это отбывать. Все сначала: детский сад, школа, институт — это же кошмар?
Полина (после паузы, несколько удивленно): Да.
Терапевт: А если еще в те же года?
Полина: Нет, нет, нет.
Терапевт: Что, лучше не рождаться?
Полина: Нет, рождаться, но в следующей жизни.
Терапевт: Может, вам, как Прометею... Предположим, вы совершили трудовой подвиг. Появляется раз в сутки орел, начинает клевать вас, вам очень больно, потом орел улетает. Ваша жизнь будет организована вокруг этой боли. С одной стороны, ждешь этой боли и живешь ярко, потом ждешь, когда она пройдет. Жизнь организована.
Полина (постоянно пытается перебить терапевта): Нет.
Полина утверждает, что живет без чувств. Что лишний раз не включается в ситуацию, что живет на автомате, что сил нет, и, чтобы экономить силы, она ни во что не включается. Я предлагаю ей ситуацию, в которой жизнь течет очень бурно, зато вокруг этого организованы чувства — то болезненные, то надежда на то, что орел улетит, то ощущение приятности, что орел тебя не клюет. Фактически это альтернатива чувственного поля.
Терапевт: Еще можно думать о светлом, о том, что вы отдали все лучшее людям.
Полина (воодушевляется): О светлом мне нравится! Как Феникс, чтоб сгореть совсем...
Терапевт: Вы хотите сгореть совсем?
Полина: Да. А потом возродиться.
Терапевт: Хорошо. А кто будет дровишки подкладывать, чтоб горело? Вы-то сами будете дровишки подкладывать под себя?
Полина: Там про дрова ничего не говорится. Феникс возрождается из пепла, там вместо дров пепел.
Терапевт: Как вы повеселели вдруг.
Полина (смеется): Мне понравилось.
Терапевт: Феникс — это, что ли, павлин такой особый?
Полина: Наверное. Я не представляю, как он выглядит. Думаю, как павлин, но только золотой.
Терапевт: Представляете, было бы у вас птичье тело, хвост как у змеи, а голова человеческая.
Полина: Недавно показывали мультфильм про курицу, которая из-за катаклизмов в холодильнике ожила. Вышла из холодильника, такая ощипанная, толстая, головы нет, а вместо головы шея торчит. Она пошла путешествовать, очень хотела на ферму прийти... (Изображает руками размеры курицы.) Но, к сожалению, что случилось на ферме, уже не показали... Курица получается... Феникс никак.
Она раньше говорила только потому, что очень надо, а теперь заговорила с удовольствием. И с восторгом описывает курицу с отрубленной головой. Я бы это интерпретировал так: “Я думала, что голова уже отрублена, а оказывается, можно возродиться”.
Терапевт: Вы могли бы комбинировать. Голова бы думала. Причем неизвестно что: прошлого нет, будущего нет. У нее бы кипело в голове, а кипело бы именно потому, что все думает, а думать-то совершенно не о чем, потому что ни прошлого, ни будущего, но думает. Думать трудно, потому что приходится из этих двух поленцев, которые десять минут назад загорелись, а через десять минут потухнут, раздувать большое пламя. Тело птичье — ему много не надо. Оно распускает хвост, убирает хвост. Распустила хвост — большая стала, убрала хвост — маленькой стала. Очень удобно: настроение получше — распустила хвост, настроение похуже — собрала хвост. Лап нет, потому что лень двигаться.
Полина: Нет, есть. По три коготка на каждой. (Изображает руками лапы.)
Терапевт: А змейка внутри, чтобы ползать, плавать в огне.
Полина: Хвост и две лапки, ручек не надо — крылышки есть. (Задумалась, оперлась головой на руку.)
Терапевт: Да. Главное, чтобы было комбинировано...
Полина (перебивает): А голова пускай будет от царевны.
Терапевт: Во-первых, если ты не человек, то от тебя не ожидают ничего человеческого. Если ты не ящер, от тебя не ожидают ничего, что можно ждать от ящера, если ты весь птица, от тебя не ожидают ничего птичьего. Поэтому взять с тебя нечего.
Полина: Точно.
Терапевт: Как только к тебе приходят и говорят: “Сделай нам по щучьему велению, ящерица...” А ты говоришь: “А я не ящерица”. Приходят и говорят: “Вот, царевна, сделай то-то и то-то...” А ты говоришь: “А я не царевна”.
Полина: А никто не станет приходить, потому что...
Терапевт: Тем самым решена проблема с людьми. Тем самым голова — просто для красоты. Толку уже от нее никакого.
Полина: Хорошо. (Подперла рукой подбородок.)
Терапевт: Голова эта — от принцессы. По крайней мере, от царевны. Можно грустить о том, что не полностью царевна. Уже есть о чем поплакать. Во-первых, нет прошлого, куда делось — неизвестно. Во-вторых, нет будущего, у всех, говорят, есть, а у меня нет. В-третьих, можно поплакать о том, что нет человеческого тела. Осталось черт знает что.
Полина (говорит одновременно с терапевтом): Много предлогов, чтобы поплакать. Во всяком случае, можешь хоть объяснить...
Терапевт: Для того голова и оставлена — думать не о чем, оставлена, чтобы плакать. Подставка для слез. Фонтан.
Полина: Да.
Терапевт: Такая вот монументальная фигура: ящерица, красивая птица, а сверху — голова, и из нее брызжет фонтан.
Полина (все время кивает): Хорошо, мне нравится фонтан.
Терапевт: Свеженькие слезки такие текут...
Полина (взгляд устремлен вверх, руки сложены на груди): Ага...
Терапевт: Специально приводят детей целыми экскурсиями, показывают... Вот будете себя так плохо вести...
Полина: Мраморный фонтан, розы кругом цветут... Вдали Тадж-Махал стоит.
Терапевт: И вам никуда ездить не надо. Теперь уже к вам ездят.
Полина: Да, но фонтан должен быть достаточно большим, чтобы они не подошли, а то ведь трогать будут.
Терапевт: Монетки еще могут бросать...
Полина: Монетки пусть бросают. (Поправляет волосы.)
Терапевт: Хорошо, теперь вернемся к прошлому. У этой скульптуры может быть прошлое? Кто-то ее ведь делал... Откуда взялась из вашего личного прошлого эта ящерица, откуда взялась часть царевны, откуда взялась птица?
Полина (вытирает платком глаза): Царевна и птица, конечно, взялись из сказок. А ящеры — из книжки. Мне подарили книжку про летающих ящеров. Я ее любила смотреть. А всяких там бронтозавров я в энциклопедии смотрела. Я сейчас и названий-то не помню. У кого такой длинный хвост? У игуанодона, по-моему... Я их не видела в жизни. Книжки про ящеров я искала по личной инициативе. Сказки, конечно, раньше. Причем я себе птицу представляю не как в сказке, а как на северных досках они вырезаны. И царевна, скорее, деревянная. Не то что в детстве. В детстве царевны были с золотыми волосами. И хвост сейчас тоже стал деревянным, кольцами. (Пожимает плечами.)
Тема чудесного и тема частей — подготовлены. Она с этим согласилась. И для нее это интересно. Быть ящером, птицей и царевной одновременно как раз и значит то, что можно никем из них не быть. И ей это нравится. Это и способ уйти, когда хочется, и появиться обратно. Сейчас она в каком-то смысле начала играть, вспоминать какие-то эпизоды из детства. Это тоже способ подготовки к регрессии.
Терапевт: Ну что, сейчас будем транс делать?
Полина: Давайте.
Терапевт: Когда впадаешь в транс, наступает вечный сон. Надо сделать такой транс, чтобы он был хорош для каждой части. Один транс — для царевны, другой — для ящерицы, третий транс — для птицы. Чтобы она иногда распускала крылья, иногда собирала...
Полина: И чтобы у каждой был свой отпуск. Чтобы они иногда собирались все вместе, и всем было хорошо.
Полина приняла идею частей, она говорит, что время от времени части друг с другом встречаются. Возможно, если каждая из частей поняла, где у нее отпуск, там бы они все вместе и встретились. И это — положительная цель и желание чего-либо.
Терапевт: Но дело в том, что у каждой отпуск в свое время и каждой хочется своих обстоятельств для проведения этого отпуска. Ящерица хочет заползти под камень, чтобы там было влажно, сыро, капала вода... Иногда выползать на солнце погреться, потом заползать обратно.
Полина: Нет, ящер, он же из празверей, поэтому он любит в доисторическом море купаться. (Поболтала в воздухе рукой.)
Терапевт: А птица что любит?
Полина: А птица любит на горе сидеть и смотреть. Головой крутить. (Крутит головой.)
Терапевт: А что любит царевна?
Полина: Царевна любит плакать о бренности земной. Людей ей жалко.
Терапевт: Хорошо, будем тогда спать.
(Полина снимает очки и откладывает их. Берет другой стул, устраивается на нем поудобнее, откидывается на спинку стула, закрывает глаза и кладет руки на колени.)
Терапевт (после долгой паузы, во время которой он то и дело посматривает на Полину): Давайте мы вчувствуемся сейчас в наши веки... Почувствуем, как они двигаются... Представим себе, что когда нам беспокойно... все возможные движения тела собираются в голове... и поэтому в голове, временно, может чувствоваться... какая-то скованность... и если мы вдруг хотим от мышц лица и головы... куда-то перекачать это напряжение... и плавно шевелимся... трепетом век как будто гоним какую-то энергию вниз... в тело... через шею в плечи... и находим удобное положение головы... и дыхание... равномернее... и кажется, что голова уютно-уютно устраивается... как будто вырастает длинная шея... гибкая-гибкая... (Полина слегка качает головой вперед-назад, веки трепещут.) Голова складывается... и остается вообще без шеи... вкладывается в тело... и происходит ощущение тепла в губах... при каждом глотании... Манжетка вокруг губ... становится мягче... как будто бы расправляется клюв... и веки как будто состоят из трех слоев... и каждый из трех слоев... становится мягче и теплее... и расслабляется... Расслабляется... И кажется, что веки трепещут... и воспринимают токи свежего воздуха, откуда-то идущего... И каждый волосок на голове мягко укладывается... Вы помните, как водоросли в воде... шевелятся... плывут... Они взвешены... совершенно спокойны... взвешены... совершенно спокойны... И так же волосы на голове живут своей жизнью... Это удивительное ощущение, что разные части тела и лица лежат рядом друг с другом... очень плавно и спокойно... И постепенно хочется почувствовать, как все тело... как водоросль в теплой воде... распускается... И откуда-то доносящиеся... звуки... неожиданно превращаются в мелодию... И кажется, что вы... созерцаете звезды... И на всем теле... на животе, и груди... и на бедрах... открываются маленькие глаза... которые воспринимают свет... Открываются уши, которые воспринимают звук... И вдруг становится легко оттого, что все тело... каждой своей частью... может слышать и видеть, и осязать, может слышать и видеть, и осязать...
Здесь образ перехода от фигуры к фону, потому что кожа начинает принимать на себя функцию очень чувствующей, отбирающей, не жесткой стены, а скорее глаз, рук, ушей.
Сразу становится понятно... если раньше так много нагрузки... падало на глаза и на уши... что хотелось отстраниться... уйти за какую-то стену... и отдохнуть, то теперь, когда все тело начинает чувствовать и дышать... Все тело начинает открывать глаза... и уши... и это напряжение... куда-то спадает... как будто все тело превращается в единый большой-большой глаз... который открывается и закрывается... в такт дыханию в одно большое ухо... И так интересно слышать бедра... и видеть ягодицы... и чувствовать себя в этом новом теле... И на каждую частицу... приходится совсем немного... Всего лишь достаточно немного разной энергии... чтобы не заснуть окончательно... И голова освобождена... не нужно ни о чем думать... видеть и слышать... Как будто бы всем телом... воспринимается все, что происходит вокруг... И это ощущение водоросли... в теплой, дружественной воде... когда волны слегка покачивают... слегка покачивают... И как водоросль... ногам надо стать головой... а рукам начать новое движение... спиной можно видеть... Удивительное ощущение... когда все органы чувств становятся как будто бы вместе, как у очень маленького существа в начале рождения...
В каком-то смысле здесь проходят оппозиции: все или ничего, везде или нигде, большое или маленькое, и эти оппозиции снимаются прямым противопоставлением. И она как бы растворяется из напряженного порядка в хаосе, а из хаоса рвется в какой-то неожиданный новый порядок, из этого нового порядка может родиться порядок, который похож на старый, но в котором меньше напряженности.
И так приятно, что больше не нужно ничего различать, и звуки переходят в картинки, а картинки в ощущения... И ощущения покачивания от любого звука, или картинки, или прикосновения... Целое-целое ощущение... И как водоросль... Нет внутренности и наружи... равномерное покачивание... равномерное укачивание... равномерное и спокойное... в такт приливу и отливу... (Полина слегка качнула головой.) И когда возникают толчки... огромная океаническая масса смягчает их... смягчает... И все тело... становится единым... и видит сны... и в этих снах... тело превращается в разных животных и зверей... легко играет в них... и поэтому легко снимает какие-то забытые привычки... от прошлых превращений... И вы глотаете... и чувствуете веки... и нарастающее тепло в ладонях... и кончики пальцев... Слегка горят суставы... около кистей... около ног... Горят спокойно и легко... горят спокойно и легко... И расслабление и покой... расслабление и покой... И все тело такое единое... и спокойное... И тело видит сны... и маленькими движениями... которые не отличаются от покоя... превращается то в ящерицу... с ее единым телом... и ловкими лапками... и, главное, полным бездумьем... бездумьем и покоем... И тело превращается в птицу... И в каждом превращении... совершенно отсутствует усилие... потому что так же, как естественно дышать... не думая об этом... так же естественно птице... распускать свой хвост... распускать свои крылья... и парить... или смотреть сверху вниз... без всякого усилия... совершенно не думая... Превращаться в ящерицу... и тоже куда-то идти... быстро-быстро... легко-легко... спокойно-спокойно... Или превращаться в кошку... легко и спокойно... Любые воспоминания... как будто падающие капли... неожиданно превращаются... во что-то светлое... Любые воспоминания легко превращаются в струи текущей воды... И когда хочется отдохнуть... тело превращается в фонтан... Очень красивый... И только прохладные струи... оживляют и напоминают... о том, что разные части тела... живут разной жизнью... видят разные сны... И когда вы захотите, когда вы захотите, тело опять видит сны... и превращается то в птицу... красивую птицу... то в ящерицу... то в человека... И как замечательно... что можно видеть сны... несколько раз в день... как будто расколдовываясь... после долгого-долгого времени... когда вы боялись своих снов...
В единицу времени я даю ей много образов, накачиваю ее энергией. Это соответствует моему представлению о том, что у нее довольно много возможных образов и импульсов, но она их подавляет в силу их противоречивости... Как только она идентифицируется с одним образом действия, с одним ощущением, другие говорят: это неправильно, ты не должна. Возможность принять эту множественность, энергию каждой из составных частей, обладает внутренней энергетикой.
Приятно, что можно видеть сны среди дня... и эти сны среди дня... напоминают о больших ночных снах... а сны среди ночи... напоминают о снах... когда вы можете себя чувствовать водорослью... плывущей в большом океане... и растворенной в нем... Сны о том, как вы становитесь пушинкой... пушинкой, которая летит наверху... в небе... Совершенно неважно... вы отдельная пушинка... или большая птица... которая летит... окруженная пухом... И вы чувствуете себя то пушинкой... то птицей... И каждый раз, когда тело во сне становится таким единым, вы чувствуете единство и легкость... единство и легкость... И покой, единство и легкость... и покой... Расслабление и покой... Расслабление и покой... Дыхание ровное и спокойное... ровное и спокойное... Ровное и спокойное... Веки... то легкие, то тяжелые... Манжетка вокруг рта... губы... нос... То легкие, то тяжелые... (У Полины на глазах появляются слезы.) И так приятно, что в снах... тело принадлежит разным существам... И никто не отвечает за эти сны больше... И сны... должны обязательно перепутываться... потому что это сны разных существ... разных состояний... это сны разных возрастов... И под действием снов... трепещут веки... И под действием снов... иногда вы чувствуете, как трепещет горло... Под действием снов... происходит дыхание... Как ионические волны... дрожат веки... Как волны набегают на берег... и куда-то уходят... И этот мощный ритм... переходит в ритм вашего дыхания... ритм вашего сердцебиения... Вот этим ритмом... вы чувствуете, что когда вы отдыхаете... и опять входите в колдовство... которое вас останавливает... и делает неподвижной... В этом ритме вы становитесь фонтаном... из которого бьют струи... Легко и спокойно... (Слезы у Полины текут все сильнее.) И когда вы чувствуете маленькую, мягкую и соленую слезу... Вы чувствуете... что эти струи... состоят из маленьких капелек... так же, как каждое существо внутри вас... состоит из чешуек или перышек... из разных клеточек... И ощущение, что на вашей коже... находятся глаза и уши... И одновременно ощущение... и вы чувствуете всем телом... всем телом... Очень легко и спокойно... И иногда это полная открытость... открытость всему окружающему... переходит в то... что вы отгораживаетесь от всего... и чувствуете замечательный панцирь... замечательную защиту... Может быть, тонкую... может быть, толстую... может быть, прозрачную...
В терапевтической беседе клиентка говорит, что главный ее враг — это выбор. Она не хочет ничего выбирать. И весь транс, как и вся беседа, состоит из предоставления ей выборов. В единицу времени дается не одна, а три возможности выбрать. Весь смысл в том, что выборы не тяжелы, если они быстро сменяют друг друга.
Легко и спокойно... Легко и спокойно... И кажется, что вы вдыхаете свежий воздух... Он производит какой-то круговорот вокруг вас... и выходит со слезами... с этими струями из фонтана... с ощущением живых глаз... И струя скатывается вниз... и слезы текут куда-то... и доходят до сердца... доходят до рук и до ног... И вы плывете в этих струйках... как водоросль... как рыбка... И чувствуете упругое состояние... чего-то вокруг... И кажется... что стоит вам только... на время... сосредоточиться и почувствовать... себя в какой-то определенной среде... может быть, в воде... может быть, на земле... может быть, в воздухе... как вам станет очень легко и спокойно... И может быть, на минутку... вы представите себя маленькой ящеркой... саламандрой... маленькой изящной ящеркой... которая может жить в огне... (Слезы у Полины постепенно перестают течь.) И вы входите в огонь... в его струйки... и в вас сгорает все лишнее... все то, что казалось вам тяжелым... И только эта вечная ящерка, которая может жить в огне... и ловко из него появляться... Маленькая потому, что она сбросила все, что ей казалось ненужным... Живет там одна с другими ящерками... Саламандра появляется из огня... то золотая, то красная... как будто рождается из тех точек... которые живут под вашими веками... И вам очень хорошо чувствовать себя огненной саламандрой... которая живет в огне... и в которой сгорело все лишнее... как будто бы ушел лишний вес... и лишняя память... и лишние чувства... и все, что осталось... единый золотой слиток... из которого создано... это существо... эта ящерка... Легко и спокойно... легко и спокойно... И дыхание ровное и спокойное... ровное и спокойное... Так приятно чувствовать свое тело гибким и спокойным... И знать, что в снах... тело может превращаться... то в воздушный шарик и куда-то взлетать... и лететь, лететь... то так же спокойно... становиться летящей птицей... складывающей крылья... и падающей вниз... И становиться опять воздушным шариком... который не только не падает... а, скорее, поднимается... И превращаться в ящерицу... огненную ящерицу... которая, закалившись в огне... может жить потом под камнем и в воде... где угодно... А дальше... превращаться в другое существо... в водоросль... и отдыхать... и растворяться... И чувствовать, что чем больше вы находитесь... в огромном океане... тем больше вы чувствуете... свою уникальность и покой... непохожесть ни на кого... Легко и спокойно... И кажется, что на вас издалека... смотрит звезда... И вы чувствуете себя... как будто бы из этой водоросли... вы переселяетесь на эту звезду... и вам уже все равно... смотрите ли вы... снизу вверх... или сверху вниз... И чувствуете ли себя... лучом, который проникает, идет от звезды к этой водоросли... или от водоросли — к звезде... Вы чувствуете себя везде... растворенной в воздухе... как будто вы — воздух, который входит в ваши легкие... так же спокойно и легко... выходит из вас... Так легко и спокойно... так легко и спокойно... И это чувство покачивания на волнах и большая уравновешенность надолго остаются с вами, надолго остаются с вами...
По темпу речи — это тоже покачивание водорослей. Такая перемешанная Вселенная с измененным верхом-низом. В наведении очень много образов, самых разных. Если еще добавить образы из беседы, получится целая галерея разных картинок, разных ощущений, в которые клиентка включена. В этом — контраст с тем, о чем мы с ней говорили в начале: она хочет в гробике забыться, ничего не видеть... И уже непонятно: то ли это сны, которые ей предлагаются, то ли некие импульсы, которые могут выразиться в каких-либо действиях, то ли реальные действия, которые она воплощает...
И вам очень приятно чувствовать свое тело расслабленным и спокойным... расслабленным и спокойным... расслабленным и спокойным... И ваше дыхание ровное и спокойное... ровное и спокойное... И хочется задрема-а-ть, задрема-а-ть... И в ваших снах... статуэтки двигаются то куда-то вниз к облакам... то куда-то вверх... как пятнышки... Как будто бы иногда... во время снов... идет дождь... а иногда светит солнце... а иногда восходит Луна... Во время снов... происходят разные вещи... и совсем неважно... когда вы спите, когда вы бодрствуете... потому что полная свобода... видеть сны... несколько раз в день... остается с вами... Стоит вам только увидеть... яркие сны и знать, что в этих снах... так легко путешествовать в прошлое... и в этих снах так легко путешествовать в будущее... И так приятно выдумывать себе любое прошлое... так приятно превращать... любые эпизоды из прошлого... во что-то совсем другое...
Речь идет о том, чтобы в прошлом тоже были разные прошлые временные линии, а не только одно определенное и очень конкретное. Вопрос в том, чтобы в принципе допустить наличие единого прошлого и при этом — возможность плавания в параллельных прошлых, которые представляют собой субъективное прошлое ее памяти, восприятия, воображения.
Как будто бы к каждому... эпизоду прошлого... привязывается особый воздушный шарик... который поднимает этот кусочек прошлого... и куда-то уносит... и осветляет... и освещает... и проветривает... делает легким и спокойным... И так приятно иметь огромное множество этих воздушных шариков... которые поднимают разные эпизоды вашего прошлого... и вы смотрите на них то снизу вверх... то сверху вниз... то прямо, то сбоку... И так много интересных взглядов... вы бросаете на воздушные шарики... и на эти эпизоды из прошлого... которые поднимаются оттуда... И если появляется... какой-то эпизод на воздушном шарике... который вам хотелось бы изменить... вы рисуете про него... какую-то картинку... легко закрашиваете его... цветными красками... или просто меняете его... и улыбаетесь... И это ощущение сильной девочки... которая так любит видеть сны... рисовать воздушные шарики... и менять свое прошлое... и путешествовать, куда она хочет... и иногда отдыхать... забывая обо всем... превращаясь в водоросль... плавая в океане... и отдыхая... И эта легкость превращения... в разных зверушек... каждая из которых... может убегать в свою сторону... ничего не знать о других зверушках... Легко и спокойно... Легко и спокойно... И может быть, покажется... что из вашего замечательного фонтана... могут пить разные зверушки... и около фонтана могут встречаться разные сказки... и разные сны... И иногда... кажется, что в вашем фонтане... живет особенно трепетная... не имеющая тела... душа... которая куда-то путешествует... куда-то переселяется... когда захочет... возвращается обратно... поселяется в кого-то... а потом идет дальше и отдыхает... И эта водоросль... которая так свободно плавает... и ваши веки... и ваше горло... Так легко и спокойно, так легко и спокойно... И вы можете побыть в этом состоянии... и вы можете выйти из этого состояния... И вам хорошо и спокойно... и ваше дыхание слегка убаюкивает вас... Ваше дыхание слегка убаюкивает вас... Легко и спокойно... Легко и спокойно... Вы расслаблены и спокойны... Расслаблены и спокойны... Расслаблены и спокойны... И когда вы захотите... когда вы захотите... вы еще немножко поплаваете... в своих снах... почувствуете свое тело... открытым и одновременно закрытым... Почувствуете свое тело... слышащим и видящим... Почувствуете, что в вашем теле... только очень небольшую часть... занимает голова... И если вы закрываете свои глаза и уши... и перестаете думать... ваше тело начинает чувствовать лучше... видеть больше... слышать то, что происходит вокруг... И отдыхать... И отдыхать... Спокойно и легко... Спокойно и легко... И когда вы захотите... когда вы захотите... вы очень не спеша... очень не спеша... откроете глаза... очень не спеша... и улыбнетесь... очень не спеша... когда вы захотите... выйти из фонтана.
(Полина вздохнула, слегка улыбнулась, покачала головой, открыла глаза.)
Терапевт: Ну что, вроде бы не хуже?
Полина: Не хуже, но было страшно очень. Казалось, что было очень мало. Под конец не хотелось выходить. Руки совсем не хотят выходить из этого состояния. Я думала, почему кажется, что прошло так мало времени, минут пять, наверное. Это, наверное, потому, что каждое слово, которое вы говорили, уже в прошлом. Я это слово отрезаю, и остается только пять минут. Очень приятно было, когда открываются глаза. Я вспомнила восточную картинку — человек сидит в позе лотоса и у него везде глаза. И они у меня действительно открылись. Хорошо было ощущать себя водорослью. Ящерица была очень симпатичная, и все образовалось в одну картину. Раньше я боялась ящериц. Помню, в каком-то санатории на исходе лета ящерицы вылезали греться на мраморные ступени. Загорали рядом со мной, а мне было неприятно. А здесь мне приятно было увидеть этих ящериц. Одновременно вверху парили птицы. И очень хорошо было в огне. Когда вы говорили, что лишнее сгорает, я с этим соглашалась, а потом смотрю — нет лишнего-то, просто обжиг происходит. Тут вы говорите, что закаляется. Значит, думаю, все правильно — можно закаляться. И еще понравилось быть золотой ящеркой. (Полина задумалась.) Фонтаном быть неплохо, не страшно. (Полина смотрит перед собой, вспоминает.) Больше не знаю, что сказать. Помню только начало и конец, а середину — нужно, чтобы вы меня спрашивали.
Терапевт: Мне бы хотелось прокомментировать образы транса.
Здесь прослеживается ряд образов с успокоением, с допусканием растворения в фоне — все равно клиентка не может от этого удержаться. Если очень хочется заснуть, то надо заснуть, а не удерживать себя в состоянии бодрствования. Если очень хочется забыть о том, кто ты есть, то забудь об этом. Когда ты от этого уходишь и уходишь далеко, ты все равно не теряешься. Полина же чувствует себя девочкой, которая боится потеряться, оказаться ничьей, бесконтрольной. Этот образ испуганной девочки убаюкивается и доласкивается, поэтому здесь особенно важен образ феи. Будь всем, чем ты хочешь быть — растением, капелькой в океане. Проблема состоит в том, чтобы отпустить пациентку гораздо дальше от колышка идентификации, дать ей ощущение, что она все равно не потеряется, вернется к нему через очень большой круг. Потому что земля круглая, фея добрая... Это одна линия.
Вторая линия. Из этого бульона формируются кристаллики образа, вокруг которого возникает короткое, но интенсивное оформление того, кто я есть. Эти две линии сменяют друг друга.
Теперь давайте рассмотрим конкретные образы. Образ водоросли. Водоросль — это такое минимальное тело, которое живет, с одной стороны, по законам материи структурированной, и, с другой стороны, по законам океана. Это что-то полурастворившееся. Здесь и образ воды, в которой хорошо плавать, и фона, растворения, ухода от чего-то обязательного, от точности, от выбора.
Образ саламандры. Саламандра в средневековых бестиариях — животное, способное жить в огне. Это крепость, упругость, четкость, яркость... Одежда в очень пастельных, глубоко спрятанных тонах, на фоне которой есть яркие точки. Это образ покоя, фона, болотного цвета, на котором вдруг вспыхивают яркие огоньки. Саламандра — животное, которое быстро передвигается и может быть очень цепким. Саламандра еще и очень свободное животное, которое не имеет определенного направления при движении. Она легко передвигается вверх, вниз, в стороны — куда угодно. Почти как водоросль. Но только не в воде, а в другой среде.
Интервенции и интеграции
Говоря о средствах и механизмах интегративной гипнотерапии, можно выделить взаимосвязанные пары: транс — интервенции, расфокусировка — интеграция. Интервенции являются таким же важным средством терапии, как и собственно транс. Это некая волшебная палочка в руках терапевта, с помощью которой можно менять значение вещей, переводить их на другой язык, менять их знаки или даже субстрат. Я называю интервенциями такие действия, которые несут в себе одновременно ряд значений, что делает их энергетически насыщенными, действенными. Это значит, что любая интервенция у меня может как-то касаться проблемы и в то же время совершенно ее не касаться, соприкасаться с какими-то важными ассоциациями этого человека и одновременно говорить про другое, быть выраженной непривычным языком и одновременно читаться очень узнаваемо и просто. И это все в пределах одной фразы, одного образа.
Многозначный образ — это проявление многозначности жизни, многозначности чувств, ипостасей человека, многозначности решений, шагов, которые может сделать человек, и многозначности проводимой мной терапии. Образ — это волшебная дверца в другой мир, мир возможных изменений. В наведении обычно используется много образов. Избыточное количество образов-мотивов — это такой их посев. Я сею отдельные возможные ходы, волшебные окна и двери, даю толчки к движению, которыми человек может потом воспользоваться: всеми вместе, как особой волшебной атмосферой, и по отдельности, выбирая ряд образов, которые усиливают друг друга внутри целого как фокусирующие линзы, или одной за другой — как волшебные дверцы внутри туннеля, благодаря которым он может продвигаться в свою реальность во многих направлениях. Поэтому такая избыточность этого света, этого волшебного фонаря, в котором человек находится — такая сноподобная реальность, в которой, как во сне, может сочетаться несочетаемое и которая разрешает изменения, иные способы реагирования.
Для наведения бывает достаточно четырех образов-состояний, через которые я провожу человека как через разные персонажи сказки. Важно то, что человек не застывает в одном состоянии и продолжает движение по другим образам. И эти образы могут казаться фрагментарными, случайными в своем сочетании, но они представляют собой довольно целостное образование. Такой коллаж мотивов, коллаж из образов-переходов в иное состояние — как церковный витраж, собранный из отдельных кусочков стекла, через которые падает и преломляется свет. Эти разные “кусочки стекла” обладают разной степенью понятности, близости, разной окраской и волшебством, сноподобностью. Какие-то образы — из детства, какие-то образы — мои, но раз они здесь возникли, то имеют отношение к данному случаю. Какие-то образы взяты из беседы с этим клиентом, какие-то интуитивно угадываются мной как его образы. Важно, что такой набор стеклышек-образов и логика их сочетаний — целостный узор стеклышек в детском калейдоскопе, церковном витраже, в сказочном зонтике, который Оле-Лукойе раскрывает над ребенком.
Такая многозначность интервенций, провокативных вопросов и образов наведения, позволяет интегрировать, соединять в одно целое некоторые разрозненные части клиента и создавать из них нечто иное. Интегрироваться могут самые разные части, слои, ипостаси клиента:
l части личности, которые каждый раз выделяются в человеке и вступают друг с другом в диалог;
l так называемое сознательное с так называемым бессознательным, явь со сном, разные их уровни, тоже вступают в интегративные отношения;
l в происходящем танце подстройки и ведения интегрируются свободные ассоциации и спонтанность как терапевта, так и клиента, и раскрытие их ассоциативных полей тоже составляет некий процесс интеграции, благодаря которому всплывает больше свободных идей;
l совмещается возможность быть в разных состояниях чувствования: в состоянии фиксации, в состоянии перебора чувств, в состоянии их сочетания или преобразования, тем самым расширяется диапазон чувствования.
Собственно, интегративными являются и способы воздействия. Здесь сочетаются явные и скрытые директивы, советы, намеки, метафоры. Диапазон воздействий охватывает подсознательные и сознательные уровни. В результате происходит постоянная интеграция очень простого, построенного на мелких интервенциях, и достаточно сложного, возникающего из такого коллажа отдельных знаков и символов.
Характерно, что в данном подходе используются элементы иных направлений психотерапии: психодрамы, гештальт-терапии, семейной терапии. Их интеграция расширяет возможности воздействия. В работе фокус внимания смещается то на детские переживания в семье, то на телесные чувства, то на свободные ассоциации или мечты и планы.
В океане скептицизма
Начало работы с Оксаной. Ее описание будет продолжено в этой и в следующей главах.
Терапевт: Что бы вам хотелось?
Оксана: У меня есть глубокие страхи...
Терапевт: Немножко расскажите о том, что вы называете глубокими страхами.
Оксана: Это несколько проблем. Проблема неудовлетворенности в целом. Собой, окружающими... Мужчинами в особенности...
Терапевт: Это страх?
Оксана: Да, это страх, переданный генетически, я отследила его в нескольких поколениях женщин в нашей семье. Поскольку в этом вопросе я уже довольно хорошо разбираюсь, я могу это точно говорить. Затем страх перед водой. Я никак не могу научиться плавать. Страх ездить в машине. Я ловлю себя на том, что если возникает какая-нибудь ситуация, даже не аварийная, резкое торможение, например, у меня все внутри замирает... Страх при общении, в особенности с мужчинами... или неприязнь, но тем не менее это страх, потому что я не хочу работать с этим, я не хочу разбираться в этом. Значит, что-то за этим стоит.
Терапевт: Что еще?
Оксана: Одиночество. Хотя я могу быть с человеком достаточно открытой, тем не менее стремлюсь быть одинокой... Я хочу решить этот вопрос, потому что мне это мешает, у меня совсем другая цель — создать семью, но неудовлетворенность не дает мне... Человек меня то тем не устраивает, то этим... (Улыбается.)
Терапевт: Вы сказали, что генетически проследили свои страхи. Какие аналогии вы нашли?
Оксана: Либо это был брак по расчету, либо брак по любви, но несчастливый.
Терапевт: Что значит “брак по любви, но несчастливый”?
Оксана: Люди не умели сосуществовать друг с другом, или, по крайней мере, сотрудничать. Взаимные придирки на протяжении всей жизни... Мы с сестрой на этом выросли, и мы не знаем, что такое семья на самом деле. Для меня раньше было совершенно непонятно, что такое взаимодействие с мужчиной. Потому что у нас дома папа отсутствовал — он вроде есть, а вроде и нет. И мама была вечно недовольна, и папа тоже вечно недоволен, все такие недовольные... хаос в семье....
Терапевт: А это недовольство в чем проявлялось — в интонациях, в том, что кто-то громко говорил?
Оксана: Да, у меня очень сильное слуховое восприятие, я не выношу крика.
Терапевт: А кто кричал?
Оксана: Мама.
Терапевт: У вас в семье только женщины кричат или иногда и мужчины?
Оксана: Только мама кричала, бабушка не кричала. Бабушка у меня была стержнем семьи, и дедушка под ней ходил и под конец жизни оглох, кстати.
Терапевт: Хотя бабушка не кричала.
Оксана: Да, она не кричала, но он не хотел ее слушать. И ослеп, в придачу ко всему...
Терапевт: Не хотел ее видеть!
Оксана: Да, хотя если смотреть на нашу большую семью целиком, это была самая счастливая пара.
Терапевт: Вы говорите, что проследили несчастливую линию по женской части. А не смотрели ли вы, что происходит в вашей семье по мужской части?
Оксана: По мужской части — уход. У папы это был уход. Либо к друзьям... В день свадьбы, например, он просто взял и уехал. Он музыкант. Уехал играть на другой свадьбе. Это был уход в алкоголь. Не могу сказать, что он пьет, но если немного выпьет, уходит и все. Он далеко где-то...
Терапевт: У вас большой трансовый опыт в семье?
Это скрытая подготовка к тому, чтобы клиентка, при всей своей вербальности, могла бы легче уйти в гипнотическое состояние.
Оксана: Да. Мама у меня уходила в себя, в крики, в одиночество. Мы тоже уходили. Я с самого детства уходила в себя. Это были книги, была отрешенность от всего мира. Я росла гадким утенком, да еще в придачу себе на уме.
Терапевт: Из вашего рассказа вырастает дом, в котором много коридоров. В один коридор уходишь — он так далеко ветвится, в другой коридор заходишь — и он ветвится еще дальше. Комнат нет. Сплошные коридоры, которые куда-то ведут.
Оксана: Да. (Улыбается.) Мне уже скоро тридцать лет, и я не замужем... Хотя много раз приближалась к этому барьеру.
Терапевт (смеется): “К этому барьеру” звучит как к барьеру на дуэли. Уже заготовлены дуэльные пистолеты для брака.
Она во всем стремится к крайностям; сражаться, побеждать или покоряться, убегать, искать чего-то далекого или высокого — в этом есть некий экстремизм. От этого экстремизма — желание концептуализировать, вербализовать, схематизировать, абстрагироваться. И очень мало конкретности и чувственных образов. И поэтому по мере разговора будет нарастать количество телесных образов. В начале их буду вводить я, а потом усилятся ее собственные телесные ощущения. Образ дуэльных пистолетов — образ возможной борьбы в браке, и, с другой стороны, одновременно и желание, и нежелание этой борьбы, ощущение того, что если кто-то с кем-то близко сойдется, то обязательно будет борьба. Вопрос о том, насколько близко она позволяет к себе приближаться.
Оксана: Так однажды и случилось. Меня просто принуждали выходить замуж, и я сбежала из дома.
Терапевт: По крайней мере, не для того, чтобы играть на чужой свадьбе.
Оксана: Нет.
Терапевт: А вы сбегаете, как сбежала бы ваша мама или как сбежал бы ваш папа? Или как сбежал бы кто-то другой из родственников? Что вам нравится больше — уйти в болезнь, оглохнуть, ослепнуть или, наоборот, убежать?
Сама собой вводится идея избегания... Избегание от “здесь-и-сейчас” реальности, от тела, от чувственных переживаний, от чего-то невыразимого словом... Конечно, вы сбегаете, но куда сбегать? Этот момент покоя, удержания и, наоборот, избегания в дальнейшем появляется по-разному.
Оксана: Я уже уходила... Но потом решила, что я не хочу уходить, в алкоголь тоже не хочу, с друзьями хочу общаться, но уходить к друзьям не хочу, хочу иметь свою жизнь — индивидуальную и счастливую... (Улыбается.)
Терапевт: Может быть, вы колобок? Может быть, вам просто интересно вот так — катиться, катиться...
Оксана: Вы знаете, я хочу путешествовать, но путешествовать не одной...
Терапевт: Но мужчин вы ненавидите, и женщин, похоже, тоже.
Мотив путешествия — смягчение мотива убегания. Хотя это тоже стремление куда-то. Я опять возвращаюсь к вопросу о ненависти к мужчинам. Потому что поиск резких, больших чувств, которые наверняка являются чувствами, — это способ увериться, что у нее вообще есть чувства. Когда Оксана просто чувствует, она не может ответить на вопрос, есть ли у нее чувства или нет. Мы двигаемся от этих экстремальных, крайних, словесных проявлений к маленьким переживаниям.
Оксана: На сознательном уровне я их люблю, а вот на бессознательном...
Терапевт: Вы знаете, так трудно иногда отличить, где сознательный уровень кончается, где начинается бессознательный... От чего вы получаете удовольствие?
Оксана: От общения.
Терапевт: С ненавистными людьми?
Она опять мыслит абстракциями, обобщениями. Я говорю на другом, конкретном языке. И это создает маленькие преграды для такой искусственной манеры говорить. Постепенно я стараюсь привести ее к большей конкретности, чтобы ее ответы были не столь быстры и чтобы она над этим ответом думала и думала не головой, а телом, и чтобы в этом было настоящее ощущение, а не готовый словесный шар.
Оксана: Что значит с ненавистными? Вы же не отдаете себе отчет в ненависти.
Терапевт: Если я правильно понимаю, вы говорите о том, что вам общаться нравится, но когда дистанция общения как-то меняется, скажем, сокращается, вы начинаете больше напрягаться.
Оксана: Вы знаете, просто у меня очень четко выражено понятие жертвы... Я привлекаю мужчин как жертва.
Терапевт (наклоняется к ее руке): У вас длинные ногти? (Улыбается: по-видимому, ногти действительно длинные.) Для жертвы это как раз то, что требуется. (Смеется.) Вы считаете, что вы жертва?
Оксана: Да. Это происходит, когда мое поведение неправильно истолковывается.
Терапевт: Может быть, вы скрытый вампир? Вы жертва, жертва, а потом как вцепитесь...
Я говорю с ней о том, что в ней могут быть обе очень быстро сменяющиеся полярности одного чувства и полярности одного состояния (как, например, пара “вампир — жертва”). Когда я обращаю внимание на ее ногти, это опять обращение к реальности, к телу, к кончикам пальцев. Она смущена. В ответ на ее утверждение о том, что она жертва, я говорю, что такими ногтями, как у нее, вполне можно кого-то схватить.
Оксана: Думаю, я не вампир...
Терапевт: А вы привлекаете к себе вампиров?
Оксана: Да.
Терапевт: Как жертва?
Оксана: Да.
Терапевт: А как бы вы хотели путешествовать, что бы вы хотели при этом видеть, слышать, чувствовать?
Оксана: Мне очень много рассказывали люди, которые путешествовали...
Терапевт (перебивая): А вы не путешествуете потому, что вам не хочется в транспорте ездить?
Оксана: Потому что я не вижу людей, которые меня привлекают... У меня нет доверия к людям... Сознательно я настроена на то, чтобы получить это доверие...
Терапевт: Нет, подождите, чтобы путешествовать, нужно иметь доверие к транспорту прежде всего, а не к людям.
Она очень нервозна, у нее высокое дыхание, она легко садится в неудобную позу, говорит высоким голосом... У нее вообще легко образуется напряжение. Тем самым легко образуются страхи. У нее может легко появиться страх воды, огня, земли, транспорта, парашюта, воздуха, чего угодно. И я это использую. Может оказаться, что и транспорта она боится, потому что об этом ей “люди рассказывают”. Я перевожу разговор со страхов на уровень “вижу-слышу-чувствую”.
Оксана: Я хочу доверять тому, кто поведет меня по этому пути.
Терапевт: А сами вы никого не хотите повести по этому пути?
Оксана: Я уже водила.
Терапевт: Ну и что?
Оксана: Хорошо все.
Терапевт: В чем тогда проблема? Что мешает путешествовать?
Оксана: Самостоятельно?
Терапевт: Самостоятельно, или с кем-то, кого вы хотите вести...
Оксана: Может быть, мы о разных вещах говорим... У меня вообще консультирование идет очень успешно... Но так, чтобы я доверилась сама кому-то, чтобы со мной кто-то занялся... У меня нет таких людей... Я через все прошла сама.
Терапевт: Скажите, а что вы стали делать после школы?
Оксана: После школы я сразу поступила в институт.
Терапевт: И как? Вам там нравилось?
Оксана: Мне не было там интересно, это было условие мамы, чтобы я сразу же после школы поступила в институт, она мне угрожала, что если я не поступлю, она что-то там с собой сделает. Я очень боялась и поступила.
Терапевт: Закончили его?
Оксана: Да, закончила, подарила маме свой диплом. После этого работала преподавателем, прошла для этого специальный экзамен, мне было двадцать лет, я преподавала восемнадцатилетним. Мне очень нравилось: интересные группы, группы меняются... После этого работала в гостиницах, там я тоже получила интересный опыт работы с людьми... Два года занималась недвижимостью... А сейчас занимаюсь консультированием...
Терапевт: А как бы вы видели свой следующий этап в жизни, что бы вам хотелось? Пусть не предметно, не по виду занятий, а по некоторым мотивам, ощущениям?
Оксана: Вы знаете, сейчас я пришла к пониманию того, что хочу от себя и чего ожидаю в своей жизни. Я хочу создать семью... Я нашла свое направление в профессиональной деятельности, вообще в деятельности в целом...
Терапевт: Вы имеете в виду консультирование?
Оксана: Да, это не только консультирование, это моя жизненная позиция...
Терапевт: Жизненная позиция в чем?
Оксана: Во всем... Я нашла свое место... Я знаю, что очень твердо на этом стою, и ничто уже меня не собьет...
Терапевт: В чем заключается ваша позиция?
Оксана: Я раньше испытывала чувство неуверенности, постоянно искала ответы на вопросы. Сейчас я сама могу себя удовлетворять в этих ответах. Могу сама себе отвечать. Но здесь появляется замкнутость, потому что мне перестают быть нужны другие люди.
Терапевт: Хорошо, что бы вы сейчас хотели? Что было бы для вас желаемым состоянием, которого вы могли бы достичь?
Оксана: У меня есть цель — избавиться от страха.
Терапевт: “Избавиться от”, а “прийти к” чему?
Оксана: К внутреннему спокойствию.
Терапевт: Можно ли сказать, что у вас есть несколько разных состояний, они не находятся друг с другом в полной гармонии или в полном соответствии, и вы хотели бы, чтобы эти части были некоторым образом друг с другом более упорядочены, гармонизированы?
Оксана: Может быть...
Терапевт: А какие это состояния? Какие вы могли бы выделить у себя душевные состояния, в которых вы время от времени бываете?
Оксана: Я все чаще нахожусь в состоянии удовлетворенности, и мне очень нравится это чувство.
Терапевт: Какое еще состояние вам известно про себя, какие бывают у вас состояния?
Я начинаю набрасывать образы ее состояний. Кроме того, начинаю обыгрывать образ мозаичности и целостности. Встречи частей и состояний. Это ей интересно. Потому что это отчасти интеллектуальная задача, отчасти принятие одновременно непредсказуемости и чрезмерной сложности, которой она побаивается. Я начинаю моделировать некоторые образы, которые могут легче ее ввести в трансовое состояние.
Оксана: Мне бы очень хотелось перестать чувствовать обиду...
Терапевт: Что с вами происходит, когда вы обижаетесь? Вы что-то про себя бормочете или у вас напряжено тело?
Оксана: По-разному. Иногда у меня бывает скованность плечевого пояса (показывает рукой), я замыкаюсь, не люблю выяснять отношения... Еще у меня стремление уйти (улыбается). Уйти от этого подальше, чтобы не видеть, не слышать. Я сталкиваюсь с барьером — человек не хочет меня понимать... Мне хочется с этим разобраться... Иногда у меня бывает ощущение в груди (показывает руками) — внутренняя дрожь, слабость...
Терапевт: Вы чувствуете себя вялой, заброшенной, раздерганной?
Оксана: Нельзя сказать, чтобы очень, но... (утвердительно качает головой).
Терапевт: Хорошо, еще какое-нибудь состояние.
Оксана: Не знаю.
Терапевт: Неужели вы всего из двух состояний состоите?
Оксана: Состояний много, но как их описать?
Терапевт: Как-нибудь. Вы хотите гармонизировать свою жизнь, значит, вам нужно собрать целое из частей и как-то их упорядочить, создать целое произведение.
Оксана: Я не знаю больше никаких состояний.
Терапевт: Две части — это устойчивое количество?
До сих пор состояние клиентки было полярным. И если удастся ее вывести на какие-то другие состояния, будет снято заклятие, заставляющее ее быть непременно или вампиром, или жертвой, существовать только в крайних состояниях.
(Оксана молчит.)
Терапевт: Представьте себе движущийся маятник, в одном его полярном состоянии вы чувствуете, что все в порядке. Вы уверены в себе, ваше тело наполненное, легкое, можно прыгать, как мячик, все в этом состоянии может получиться. Но при этом состояние “наполненного мячика” — вполне самодостаточное, когда нет необходимости общаться с кем-то, хотя общаться вполне можно — это не трудно, но не нужно. И есть другое состояние маятника, когда он уходит в другую сторону, и тогда возникает ощущение распадения на куски, легкой разболтанности, нецельности, вялости, дрожи, мячик спустился... Какие еще есть состояния?
Оксана: Если говорить с точки зрения меня сегодняшней, я добилась определенного прогресса, но не помню того, что было в прошлом, потому что очень хотела от него избавиться. Раньше я очень переживала, что я не чувствую своего тела.
Терапевт: Вы сейчас говорите о том, что иногда присутствуете в своем теле, более или менее оно вами примерено, и даже, когда вы какую-нибудь одежду надеваете, то чувствуете, что надеваете ее на свое тело. А иногда ваше тело есть — вы это знаете теоретически — но оно вам безразлично, вы на себя как бы со стороны смотрите.
Оксана: Просто я поняла, что можно развиваться и вне тела.
Терапевт: Это точно. Вопрос в том, как далеко развиваться вне тела — в соседней комнате, в соседнем доме, в соседнем городе (Смеются). Хорошо. Скажите, а вы свою кожу любите, вы чувствуете своей кожей тепло, холод, дуновение ветра, легкий озноб?
Оксана: Чувствую, конечно. Для меня кожа важна. Я очень чувствую холод, воспринимаю его очень негативно.
Терапевт: А тепло безразлично воспринимаете?
Оксана: Я очень люблю тепло, жару.
Терапевт: Вы теплокровное животное?
Оксана: Да.
Терапевт: Каким бы вы были животным?
Оксана: Белочкой, наверное.
Терапевт: Белочкой? Это не самое южное животное. Кроме того, из-за ее шкурки на нее охотятся. Злые мужчины. Как вы себя чувствуете в море? Вы любите купаться в море?
Количество образов в единицу времени, и образов приятных, нарастает. Предыдущая часть разговора носила безоценочный характер, я не разоблачал, но и не подкреплял. Здесь я наделяю ее приятными, симпатичными образами. Тепло, море, белочка, опасность того, что мужчины — злые охотники. Это такие образы, которые заставят ее улыбаться, быть в тонусе.
Оксана: Я люблю купаться там, где есть почва под ногами, там где я могу встать. Я плаваю у берега, знаю, что могу встать, и я спокойна. Но если я встаю — у меня так было — и не ощущаю почвы под ногами, я начинаю тонуть.
Терапевт: А что это такое? Если представить себе, что вы плывете в море, и под вами большой слой воды, это у вас вызывает, что ли, ассоциацию с тем, что надо себя контролировать?
Оксана: Понимаете, я свободно плаваю в бассейне.
Терапевт: Даже если там глубоко?
Когда ситуация искусственная — как в бассейне, ей легко. Если море настоящее — ей нужно касаться ногами дна, если задается вопрос — она отвечает поверхностно, поверхностной реакцией. Уходить в глубь себя — искать нечто, что может всплыть, она опасается. Я думаю, тренировать Оксану для того, чтобы она плавала в глубоком море, все равно, что тренировать в ней состояние “не знаю, что придет сейчас мне в голову, но не боюсь этого”.
Оксана: Это неважно, потому что бортик рядом.
Терапевт: И там известно, какой глубины дно.
Оксана: Нет, это не имеет значения, просто рядом бортик. Это для меня очень важно, за него можно ухватиться. А в море не за что ухватиться.
Терапевт: Вы любите больше утро или вечер?
Оксана: Я и вечер люблю, и утро люблю.
Терапевт: Вы любите рано утром просыпаться?
Оксана: Да.
Терапевт: А какие у вас бывают ощущения, когда вы впервые утром просыпаетесь? Вы что, как мячик, выскакиваете из постели и начинаете прыгать? Или вы, наоборот, как кошечка, в постели нежитесь?
Оксана: Не люблю долго лежать. Я быстро встаю. У меня очень хорошо с детства развита дисциплина... Единственное, что я люблю иногда — поспать, но при этом жалею, что потеряла напрасно много времени.
Терапевт: Вам что, все время нужна какая-то деятельность, вы не можете остановиться?
Оксана: Да. Мне нужно постоянно доказывать что-то.
Терапевт: Вам нужно прыгать?
Оксана: Да.
Терапевт: Знаете, есть такие игрушки, которые не могут стоять на месте. Все время прыгают.
Оксана: Многие раньше считали, что я очень ленивый человек.
Терапевт: Но это совместимо. Можно ведь так прыгать, чтобы ничего не доводить до конца. С одного дела на другое перепрыгивать, с одного обстоятельства — на другое. Просто невозможно остановиться, потому что все время какие-то пружинки внутри. Но это пружинки ради пружинок, а не ради дела, поэтому кто-то может считать, что это лень, кто-то может считать, что это беспокойство, кто-то может считать, что это просто активность. Это же зависит от точки зрения. Вот вы сами как думаете, вот такая прыгучесть — это что?
Оксана: Мои родители считали все время, что они должны достичь чего-то большего.
Терапевт: Хорошо, вы сказали, что умеете как бы замедлять себя, что вам нравятся спокойные состояния. Как это соотносится с вашей прыгучестью и подвижностью?
Оксана: В таких состояниях у меня наступает прилив внутреннего спокойствия... И я пытаюсь в этом разобраться, а меня уводит куда-то в сторону.
Терапевт: Таким образом, покой — ваш враг. Или он ваш слишком желанный друг?
Оксана: Наверное, второе.
Терапевт: А что бы вы отдали из своих свойств, которые у вас есть, за то, чтобы обрести покой, обрести способность иметь этот покой?
Оксана: Вы имеете в виду что-нибудь положительное? Положительного ничего не отдам.
Терапевт: А что у вас есть положительного?
Оксана: Я, например, могу человека погрузить в расслабленное состояние...
Терапевт: Другого человека?
Оксана: Угу.
Терапевт: Иными словами, у вас как бы такое распределение: вы берете в себя все беспокойство, благодаря чему погружаете человека в состояние полного покоя. А можете вы человека так завести, чтобы он раскалился, а вы, наоборот, успокоились?
Оксана: Завести могу, а успокоиться при этом — нет. Я не стремлюсь к этому, хотя знаю, что это возможно...
Терапевт: А откуда вы вообще знаете, что покой существует? Это же для вас состояние незнакомое. Вы о нем говорите, но не знаете, что это такое.
Оксана: Если я знаю, что хочу этого, то где-то, значит, какой-то своей частью, я знаю, что это такое.
Терапевт: Может, вы это придумали?
Оксана: Вы знаете, что такое интуиция?
Терапевт: Не знаю, а что для вас интуиция?
Оксана: Для меня интуиция... Внутренний голос мне говорит, что я достигну этого состояния.
Терапевт: Покоя?
Оксана: Да. Покоя, но не такого, чтобы застыть, а такого, когда чувствуешь себя внутри настолько уверенно... (Мечтательно смотрит вверх. Говорит после паузы.) Нет страха. Потому что беспокойство для меня — это страх. Это страх перед тем, чего я не осознаю как следует.
Терапевт: Если бы ваше сознание расширилось до того, чтобы знать все, что происходит в этом здании, в каждой комнате, и ни в одной комнате не существует для вас угрозы и ваше сознание знало бы про вас все, что только возможно, тогда бы это был покой для вас? Высокий контроль, высокое сознание? Это было бы покоем?
Оксана: Нет, это не было бы покоем.
Терапевт: А у вас есть какие-нибудь способы, как снять контроль, как его уменьшить?
Оксана: Вы знаете, что меня успокаивает: когда для меня туман проясняется. Когда я ясно вижу, это меня успокаивает. Пусть я не вижу все, что вокруг меня, но по крайней мере вижу то, что впереди.
Терапевт: А вам легко закрывать глаза, а потом засыпать?
Оксана: Ну, да.
Терапевт: Вы любите спать?
Оксана: Люблю.
Терапевт: Вы помните свои сны?
Оксана: Да, конечно. Когда долго сплю — помню, когда мало сплю — не помню.
Терапевт: Яркие у вас сны?
Оксана: В последнее время — да, а раньше у меня не было снов.
Терапевт: Вы иногда просыпаетесь от своих снов?
Оксана: Если только какие-нибудь негативные сны. Но это бывает очень редко.
Терапевт: Вы воспринимаете сон как друга, как некое дружеское состояние?
Оксана: Да.
Терапевт: А отчего вы получаете удовольствие, какие можно выделить мотивы в вашей жизни, от чего вам хорошо, спокойно, приятно?
Оксана: Вы знаете, если рассматривать мои неудовольствия и удовольствия параллельно, я испытываю удовольствие от своего знания и в то же время еще большее беспокойство, потому что стремлюсь еще больше узнать, и это начинает меня нервировать, так как я теряю почву под ногами, и мне кажется, что я не знаю очень многих вещей... И я теряю уверенность в себе... А когда я знала мало, то была уверена в себе, у меня были великолепные результаты. Поэтому я понимаю, что лучше то состояние, чем нынешнее.
Терапевт: Скажите, если бы вдруг оказалось, что вы, в традициях своей семьи, вдруг онемели бы? Все бы у вас сохранилось —прекрасно слышали, прекрасно видели, но онемели бы, лишились бы слов. Что бы вы делали, как бы вы жили?
С одной стороны, это агрессивная интервенция, с другой стороны, это предложение: “А вы не хотели бы немножко меньше говорить? А больше думать, например, хотели бы?”. В-третьих, она говорит о своем, а я эту тему не продолжаю, я с ней не спорю, но и не поддерживаю ее, и поэтому через некоторое время она станет говорить меньше абстракций.
Оксана (после паузы): Писала бы, наверное.
(Она задумывается, погружена внутрь себя.)
Терапевт: Но вы были бы тогда спокойнее или беспокойнее?
Оксана: Знаете, если бы у меня не было слов, я бы, наверное, была бы спокойнее...
Терапевт: Вы какую-нибудь сказку любите?
Оксана: Да, я люблю много сказок. Алиса, например...
Терапевт: Расскажите про Алису.
Оксана: Девочка попадает в мир неизведанного. И все там очень интересно. И она очень многому учится.
Терапевт: Значит ли это, что вы хотите отправиться в путешествие за знаниями, и чем больше вы будете путешествовать, тем больше будете приобретать знания, и тем больше у вас будет покоя, и тем меньше страха, больше уверенности?
Оксана: Да. Да.
Терапевт: Вы связываете путешествие преимущественно с приобретением знаний.
Оксана: И с поисками добра. С подтверждением того, что в основе всего лежит добро. И даже в основе страха лежит добро. Умозрительно я это уже поняла, а подсознательно мне нужно это еще доказать.
Терапевт: Понятно. Давайте тогда попробуем закрыть глаза... (Клиентка закрывает глаза.) попробуем вместе погрузиться в состояние истории... и немножко пофантазируем вместе... Сядьте поудобнее... вы можете менять позу время от времени (Клиентка улыбается.) ... и можете улыбаться, смеяться...
Оксана: Вы знаете, у меня обычно в этот момент начинается прилив скептицизма....
Терапевт: Очень хорошо. Как только у вас начинается прилив скептицизма, вы можете представить себе, что это целый океан скептицизма, по которому идут такие большие океанские волны скептицизма, и каждая волна скептицизма больше, чем предыдущая (Клиентка смеется.).
Я принимаю скептицизм как чувство... Я предлагаю ей свободу вести себя как угодно. Я как бы говорю: “Ах, у вас чувство, это хорошо”.
Но потом, постепенно, как в любом море... эти волны скептицизма становятся примерно одинаковыми... может быть, очень большими, может быть, меньшими... и как во всяком море, в этом море скептицизма так много внутреннего скептицизма... что какие волны есть на поверхности, это не столь уж важно... И даже, если иногда вы про скептицизм забываете, если это вдруг случается... вы все равно можете быть уверены в том, что в глубине этого моря очень много осталось скептицизма... И очень приятно, что от вас совершенно не требуется во что-то верить и чему-то следовать. Потому что, собственно, то, о чем мы будем говорить, это не более, чем одна из вероятностей, одно из возможных измерений жизни... одна из историй... вполне подобная той истории, про Алису в Стране Чудес... И вы можете представить себе... что еще больше, чем обычно, забываете, что такое реальная жизнь... И есть ли какая-то объективность в ней... или скорее, ваши представления о том, что происходит... и совершенно не важно, в какой мере наша история и реальность будут переплетаться с выдумкой... а возможности, которые выражены в сказочном сюжете, будут переплетаться с физическими ощущениями... И сейчас вы можете вчувствоваться в то, как дрожат ваши веки... Уже то, что мы вместе обратим внимание на то, как чувствует себя тело... его перебираем, как четки... может оказаться для вас интересным... для того, чтобы время от времени... качаться как на волнах... на собственных состояниях... И вы можете почувствовать, как иногда подрагивают веки, то сильнее... то слабее... и как одна ваша рука трогает другую... как будто бы одна рука лежит в гнезде у другой... в чуть-чуть теплом гнезде, бережном, защищающем... и даже в таком маленьком символическом жесте, когда одна рука защищает другую... а руки вместе... находятся впереди тела... есть ощущение нескольких оболочек... которые вокруг... в которые можно завернуться... согреться... нескольких разных слоев... так же, как у животных есть мех... возможность свернуться... и вы можете почувствовать свое тело... довольно комфортно... (Клиентка пошевелила губами.) Почувствовать, как ваши губы... немножко двигаются... как вы иногда глотаете... как по лицу пробегает легкая гримаска... как слегка подрагивают кончики ноздрей... и может быть... постепенно вам будет удобно держать голову и шею... вы найдете положение, при котором голова будет слегка наклонена... может быть, опущена... может быть, слегка отодвинута назад... потому что состояние действительного расслабления... в котором может ясно работать голова... и ясно ощущаться все, что происходит вокруг... в этом состоянии сильно возрастает чувствительность... к маленьким деталям своего тела... к маленьким переживаниям... из которых во многом и складывается... ткань покоя... Как будто бы где-то... совсем рядом с вами... происходит своеобразное ткачество или вязание... из отдельных деталей... покоя тела... вяжется... полотно покоя... в которое можно завернуться... как в теплый, мягкий плед... и если иногда вы чувствуете, как сильнее подергиваются веки... как какая-то особенная жизнь происходит под веками... это может напомнить вам... надутый ветром парус... на водной глади... парус, который может быть цветным... ярким... Как будто бы вы находитесь на пляже... и время от времени... вы слышите их вспыхивающие голоса... где-то... то вдруг наступает полный покой... как будто бы даже глухота... (Подчеркнутые слова произносятся с нажимом.)
Глухота — это глубина оболочки, глубина защиты, покоя, отсутствие бормотания про себя.
Может быть, вам нравятся эти перепады звука... когда вы так хорошо слышите окружающее... а время от времени совсем перестаете его слышать... (Звенит звонок.) и если сейчас вы слышите звонок... он может напомнить вам о самых разных вещах... о том, что вам сейчас может удобнее сидеть на стуле... о том, что когда-то в школе... в детстве... когда вы были маленькой... вам хотелось, чтобы уроки поскорее закончились... и тогда звонок на перемену... был таким желанным... А может быть, этот звонок просто напомнит вам о наступающей тишине... о покое... и так приятно иногда... отчасти управлять своим восприятием... знать... что так мягко и спокойно... вы можете приглушить звуки... устроить свое тело... вы знаете, что ваша левая нога опирается о пол... а правая нога... каблуком... касается... линолеума... И где-то по касательной к вам... именно по касательной... проходя мимо... время от времени раздаются посторонние звуки... и вы можете представить себе... что вам в какой-то момент захочется... услышать музыку... или даже написать... музыку тишины... глубокого покоя... где иногда возникающие звуки... какая-то какофония... напоминают о чистоте... о чистом большом пространстве... может быть, о пространстве озера... или воды... может быть, об очень чистых простынях... может быть, просто о стене, на которой что-нибудь будет повешено... и эта чистота и пустота... это пространство, которое вот-вот может быть чем-то заполнено... вы не спешите заполнять... вы чувствуете спинку стула... и сидение... и вы немножко начинаете обращать внимание... на свое дыхание... как воздух... как воздух... выходит... входит... иногда вы глотаете... А иногда вдруг начинаете ощущать вкус воздуха... И хочется еще раз потрогать свою руку... Вы можете вспомнить, как в детстве вы слегка качались на качелях... спокойно и легко... И так же сейчас... вы то слегка погружаетесь... в состояние легкой отрешенности... более глубокого дыхания... более ровного и спокойного... сердцебиения... погружаетесь в состояние... когда чувствуете, что вам приятно расслабить мышцы... вам приятно, что вы хорошо осознаете все, что происходит с вами... и одновременно вас слегка ведет... но это очень спокойное... как будто бы завернутое в самого себя состояние... состояние покоя... полного покоя... и тепла... и слегка-слегка двигаются пальцы... вздрагивают веки... двигаются губы... язык лежит во рту свободно... очень спокойно... очень спокойно и легко... И может быть, вы вспомните... какие-то простые картинки... простые-простые картинки... которые постепенно вам для чего-то пригодятся... вы представите себе... что сидите около костра... и греете около него руки... и чувствуете ровный ток тепла и покоя... и спокойно устраиваетесь... в своей сидячей позе... как будто бы немножко плаваете в своем теле... перемещаются руки... живот становится мягким... этот ток тепла... как будто бы волны... идущие от костра... яркое пламя... потрескивание... может быть, запах... и уют тела, которое отдыхает... которое напоминает о себе... И кажется, что определенные точки вашего тела... на кончиках пальцев... на кончике век... носа... разогреваются... начинают слегка вибрировать... и кажется, что в вас тоже возникают точки, которые подрагивают... как будто это горячие точки холодного приятного огня... и, может быть, вам вдруг покажется, что при закрытых веках... в той темноте, в которой вы находитесь... от этого костра... стоит только всмотреться... возникают яркие точки... то красные, то желтые... то черные, то фиолетовые... Как будто вы смотрите в калейдоскоп... где сменяются картинки... и время от времени... вы меняете позу... вздрагиваете... и возвращаетесь к покою... тепло и покой... (Клиентка касается рукой лица.) Когда вы трогаете себя... вы напоминаете себе о теле... о покое... Давайте представим себе... что вам хочется совершить маленькое путешествие... куда-то проникнуть... и может быть... как в сказке... для этого нужно сделать что-нибудь особенное... спеть песенки... сделать какую-то работу... просто вдруг почувствовать, что тело увеличивается... или уменьшается... и хочется куда-то проникнуть... попутешествовать... и может быть, сейчас... сидя на месте... захочется особенно ярко почувствовать... какое-то состояние... покоя и тепла... которое бывало в детстве... которое бывает и сейчас... и вы представите себе... как лежите в детской постели... как тело сворачивается... как вот-вот наступит момент засыпания... и вспоминаете сказку... кусочками... отдельными фрагментами... и даже не столько сказку словами... не столько картинки из нее... сколько какие-то смутные ощущения... смутные, но явные... которые вас уводят и ведут... и вы так легко уходите при этом... из обычного реального мира... сохраняя все свои ощущения... сохраняя память о своем теле... вам так легко и приятно попутешествовать... так легко и приятно попутешествовать... и время от времени... вы чувствуете, как лицо... двигается в своих разных частях... как будто бы какой-то сложный оркестр... состоящий из отдельных инструментов... играет определенную мелодию... и эта сыгранность дает покой... покой и уверенность... И когда двигаются веки... И иногда шевелятся ноздри... И расслаблены и спокойны щеки... И иногда очень маленькие и совершенно незаметные движения составляют губы... вы чувствуете единый ансамбль... такого расслабленного... и такого готового к действию... лица... и медленно-медленно... как будто вы раскачиваетесь... то ли на легких волнах... раскачиваетесь... как будто вы прыгаете в детстве... вы чувствуете... как что-то приятное происходит внутри вас... приятное и спокойное... как ваше тело приобретает готовность к путешествию... к путешествию куда-то... спокойно и легко... И вы чувствуете, как ваши пальцы и кисти... расслаблены и спокойны... и запястья и предплечья... чуть-чуть тянут вниз плечи... и плечи тоже расслабляются... и очень ровно и спокойно... дышит грудь... дышит живот... очень равномерно и устойчиво... и может быть... вы неожиданно начинаете чувствовать... что как только ваш живот включается... и ваша диафрагма... начинает двигаться... начинает двигаться... легко и спокойно... Пальцы и кисти... Запястья и предплечья... И вам приятно ощущать свое тело... Спокойным и расслабленным... И, как в школе, как в детстве... вы время от времени... устраиваетесь поудобнее... и ждете звонка... а потом он проходит... и опять глубоко и спокойно... можно расслабиться... и задремать... И вы вспоминаете разные ситуации... где вам приходилось бодрствовать... (Дальше терапевт говорит очень медленным, сонным голосом, с “дрожащей каплей”.) а при этом так хотелось заснуть... задремать... ни за что не отвечать... уйти в себя... и поплавать... в замечательном покое... в замечательном тепле... Легко и спокойно... И вот сейчас... Вы чувствуете себя... совершенно расслабленной... в полном покое... И это состояние... только иногда... нарушается разными яркими точками... которые вспыхивают в вашем сознании... под вашими веками... как в меняющихся картинках... калейдоскопа... Спокойно и легко... И вы то засыпаете... то просыпаетесь... засыпаете... Легко и спокойно... И хочется задремать... И какие-то посторонние голоса... еще больше вас сосредоточивают на своих внутренних ощущениях... Легко и спокойно... Может быть, вы представите себе... как на некоторое время... на некоторое время... вам захочется открыть глаза... открыть глаза и улыбнуться... И вы опять вспомните... водную гладь... может быть, море... может быть, большое озеро... и вам захочется... увидеть на нем волны... на которых можно было бы покачаться... которые могли бы вас вынести на берег... и забрать обратно в море... И, может быть, в какой-то момент... (Клиентка задвигалась, словно проснулась.) вы почувствуете удовольствие от соленой морской воды... И хотя время двигается... иногда кажется, что оно двигается быстрее... а иногда кажется, что оно двигается медленнее... Солнце и покой... И вас покачивает то вверх, то вниз... На теплоходе... Как будто вы купаетесь... В замечательном и теплом море... И когда вы захотите... вы на некоторое время... откроете глаза и улыбнетесь... когда вы захотите...
(Длинная пауза.)
Оксана (говорит тихо, не открывая глаз): Ощущение дискомфорта... Жарко... Не могу сосредоточиться на том, что вы говорите...
Терапевт: Очень хорошо.
Оксана: Мне некомфортно. (Трогает руками себя за живот и за спину.)
Она впервые говорит об ощущениях своего тела. Она начинает с того, что эти ощущения отрицательные, и я это принимаю. Когда на тело долго не обращали внимания, оно как бы затекает, замораживается, и когда к нему возвращается внимание, к этим ощущениям, первые реакции могут быть болевыми. Словно капилляры опять расширяются от тепла. Затем это очень легко сменяется положительными образами.
Терапевт: Вам часто бывает некомфортно?
Оксана: Да. У меня боль в спине. Проходит вот так насквозь. (Показывает рукой, что боль проходит спереди назад.)
У Оксаны весьма своеобразные отношения со своим телом, она вспоминает о нем, как бы спохватываясь — резко, вспоминает о своем теле через негативные, неприятные переживания. И часть нашей работы состояла в формировании цепочки бусинок, узорчиков, вязи, чешуек контакта с частями своего тела. Не с телом вообще, а с его частями.
То, что боль возникла в середине тела, меня не удивляет; мне кажется, у нее есть некая отмеченность середины, центра. По мнению Оксаны, в центре находится мысль, или идея, концепция. Вместо позвоночника, который составляет стержень нормального человеческого тела, она предлагает кинжал в середине. Вокруг фантомного образа могут группироваться настоящие, обрастающие физиологией ощущения. В том числе, подобным образом могут формироваться психосоматические заболевания. Хотя ее образы носят резкий, но зато и быстро проходящий характер.
Терапевт: Там действительно торчит кинжал. (Длинная пауза.) Какие-нибудь ощущения вам понравились?
Оксана (до сих пор так и не открыла глаза): Море, солнце, песок, природа... Для меня это знакомо, и мне это приятно. Но мне неудобно так сидеть. (Вертится на стуле.)
Терапевт: А в чем это неудобство состоит?
Оксана: Мне мешает боль...
Терапевт: А вы вокруг нее повращайтесь, немножко подвигайтесь, может, боль как-то найдет такое положение, при котором вдруг начнет куда-то перемещаться или просто пройдет.
Оксана (глаза закрыты): Не знаю. (После паузы.) У меня она достаточно часто бывает. Особенно в последнее время. Раньше совсем не было.
Терапевт: Что еще было вам приятно?
Оксана: У меня наступила расслабленность в этой области (Показывает рукой на верх живота, туда, куда показывала и раньше, когда говорила о боли в спине, и о том, что боль пронизывает ее насквозь.) Потому что в этой области у меня очень часто бывает дрожь и зажатость. И еще я все больше и больше в своих визуальных представлениях начинаю видеть цвет. Раньше этого не было. Честно говоря, меня раздражает это подергивание лица... Потом у меня руки согрелись... Я специально не открыла глаза... потому что мне не хочется...
Волк и охотник
Это демонстрационный транс, в котором участник семинара по имени Павел отправляется на охоту верхом на волке. Павел не психотерапевт, он бизнесмен, человек, который сменил карьеру. Из специалиста, сидевшего в “почтовом ящике”, он стал довольно успешным предпринимателем.
Терапевт: Попробуйте вспомнить какую-нибудь приятную для вас природную ситуацию. (Терапевт так же, как и Павел, соединил ладони, переплетя пальцы.)
Павел (после короткой паузы, подняв глаза): В жаркий день... разгоряченный... залезаешь в озеро...
Терапевт: Угу. Какое это может быть время года?
Павел (так же, как и терапевт, кладет ногу на ногу): Середина лета. Может быть, конец июля.
Терапевт: Средняя полоса?
Павел (кивает): Да. Средняя полоса. Лесное озеро.
Терапевт: Кто-нибудь есть вокруг?
Павел (чуть морщится, машет рукой): Где-то вдалеке народ бултыхается, на другом берегу.
Терапевт: Вы туда пришли пешком, приехали на машине или приплыли на лодке?
Павел: На машине.
Терапевт: Вы можете сейчас вспомнить поляну, на которой стоите?
Павел (взгляд уходит вверх): Это не совсем поляна. Машину я под деревьями бросил. А то место, где выход к воде, — маленький песчаный пляж, метрах в пяти от воды кончаются елки...
Терапевт (принимает прежнюю позу: перекидывает ногу на ногу, переплетает пальцы рук): Вы можете сейчас представить себя там одного или с кем-нибудь?
Этот вопрос задан в настоящем времени. Понятно, что он относится к моменту воспоминаний и как бы закрепляет его. “Я сейчас с открытыми глазами это вспоминаю”, но одновременно “я сейчас, закрыв глаза, там нахожусь”. Иначе говоря, это первый знак, который готовит Павла для того, чтобы пережить прошлый момент как настоящий.
Павел (опускает глаза, затем резко вскидывает голову): Я лучше один буду.
Терапевт: А что может быть брошено на землю?
Павел: Одежда.
Терапевт: Вы будете купаться голый или в плавках?
Странноватые вопросы: “вы в плавках или голый?”, “вы можете вспомнить полянку?” — следуют один за другим, без особого погружения в ситуацию. Но какое-то количество вопросов подводит к более глубокому погружению в ситуацию. При этом не ожидается, что именно эти вопросы вызовут визуализацию. Скорее, они раскачивают человека между планами “говорю” — “вижу” и пока ближе к “говорю”, но постепенно это перейдет к “вижу”.
Павел: Думаю, это несущественно. По-моему, в плавках.
Терапевт: Вот вы подходите к воде... Попробуйте поподробнее описать свои действия. На что вы смотрите, к чему прислушиваетесь?
Павел (взгляд обращен наверх): Когда я подхожу к воде, то прислушиваюсь к ощущениям в пятках, в своде стопы: когда идешь по траве — она теплая; потом подходишь к песку — он влажный, и снизу начинает подниматься ощущение прохлады... (В его голосе слышится особое удовольствие от ощущений тела.) Потом входишь в воду...
Терапевт (перебивает): А вы останавливаетесь перед тем, как входите в воду? Как вы ведете себя перед тем, как подойти к воде, но еще не войдя в нее — между?
Я задаю вопрос о границе, о переходе. Этот вопрос содержит скрытое намерение актуализировать элемент смены ощущений, маленького контраста, потому что на границе резче ощущается чувственный компонент восприятия. Наши “вижу-слышу-чувствую” мы зачастую легче воспринимаем именно в момент перехода. В дальнейшем уже даже “линейные события”, без контрастных переходов, могут восприниматься острее.
Павел: Я просто сразу подхожу к воде, вхожу по щиколотку и собираюсь с мыслями... Потом захожу по колено... Тут появляется интересное ощущение: подплывают какие-то рыбешки и начинают кусать за пальцы... (Плотно смыкает губы, покусывает их.), потом я какое-то время...
Терапевт: Вы можете вспомнить цвет этих рыбешек?
Павел: Вода мутноватая — конец июля...
Терапевт: Тогда вы можете вспомнить цвет этой воды, как вы на нее смотрите, и какая она?
Павел: Буровато-зеленая. Озеро-то лесное все-таки. Если заходить неглубоко, до середины голени, видно, что там какая-то мелочь шевелится... (Улыбается, с удовольствием покусывает губы и прикрывает глаза.)
Терапевт: Попробуйте оглядеться вокруг (поднимает вверх голову), когда вы уже зашли по колено в воду...
Павел (поднимает голову): Я обычно вверх смотрю... по верхушкам деревьев...
Терапевт (повторяет движение головы Павла): Попробуйте почувствовать, насколько ваша голова сейчас приподнята...
Это еще один вопрос, который связывает прошлое с настоящим.
Павел (поднимает голову еще выше, почти откидывает ее): Вот примерно так и держу, как сейчас.
Терапевт: Вы можете ею шевелить, или она зафиксирована в одном положении?
Павел (не опуская голову): Обычно я стараюсь совершать минимум движений... Так, взглядом бродишь — и все... И прислушиваюсь к ощущениям: тепло сверху и прохлада снизу... И кто-то кусает... (Закусывает губу.)
Терапевт: Вы можете вспомнить комаров вокруг?
Павел (сразу и решительно): Нету. (Смех в аудитории.)
Терапевт: Чудо-озеро?
Павел: Нет, это в Германии. Там с комарами плохо. Перетравили всех.
Терапевт (кивая, иронично): Да, это правда. В Европе комаров не сыщешь... Попробуйте тогда прислушаться к окружающим звукам, даже если это тишина.
Павел (закрыв глаза): Нет, птиц хватает... И где-то вдалеке кто-то бултыхается в озере... Над водой далеко все хорошо слышно... Такая жаркая тишина.
Я предполагаю, что для Павла звуки довольно важны и предлагаю ему вспомнить их, даже если это тишина. И он, словно обижаясь, отвечает резким “Нет!”: “Птиц хватает”, то есть “слушать хочу”.
Терапевт: Попробуйте закрыть глаза и представить: вот вы стоите в воде по щиколотку, и вам приятно... И к вам приходит какое-то другое воспоминание... Побудьте минутку в тишине и попробуйте представить, какая бы это могла быть ситуация?
Павел (после паузы открывает глаза и спрашивает резко): Связанная с этим или нет? (Снова закрывает глаза и довольно долго “бродит в себе”.) ...Я просто дальше захожу и по уши сажусь в воду... Ощущение прохлады... Отдохновения... Не чувствую веса тела... Полное расслабление... Опять рыбешки начинают грызть... Но на это уже как-то меньше обращаешь внимание, потому что привык...
Терапевт (с ехидцей): А у нас, по-моему, рыбешки не грызут, они более испуганные?
Павел: Нет. В Подмосковье пескари кусаются, как собаки... (Смех.)
Терапевт: А теперь давайте закроем глаза, почувствуем это и представим себе, что, находясь в этой ситуации, в озере, вы о чем-то вспоминаете...
Это было небольшое погружение, а затем Павел сам разбудил себя своим хорошо артикулированным бодрым голосом. Он вышел из предшествующего состояния, мы немного поговорили. И сейчас маятник состояний качнется в другую сторону — мы опять начнем успокаиваться.
Может быть, о чем-то совсем другом. Что бы это могла быть за сцена? Дайте себе возможность, чтобы какая-нибудь сцена всплыла без какого бы то ни было контроля...
Я готовлю ситуацию, в которой клиент мог бы отпустить себя, ситуацию, в которой что придет в голову, то и придет. Мы пытаемся от картинки, которую сами вызвали и в каком-то смысле к ней привязались, перейти к спонтанному потоку чувственных, зрительных, слуховых ассоциаций. И сейчас мы готовимся к этой возможной спонтанности и к удовольствию от потока образов.
(Павел закрывает глаза.)
Павел: Ощущение полета... легкости... (Открыв глаза и снова их зажмурив.)
Терапевт: Что пришло вам в голову?
Павел: А я просто описываю то, что было реально... (После паузы.) Когда садишься в воду, закрываешь глаза — ощущение легкости такое, будто взлетаешь над лесом... (От фразы до фразы погружается в воспоминания, закрывает глаза.) В сторону побережья тебя как бы несет ветер... Дальше... это обычно не очень долго продолжалось, потому что через какое-то время я просто начинал замерзать... (Улыбается.)
Терапевт: Хорошо. А теперь представьте, что вы выходите на берег, согреваетесь, переодеваетесь в сухое, садитесь... И к вам опять приходит какая-то ситуация, совершенно не связанная с этим — неожиданная, может быть, даже контрастная...
Павел (помолчав с закрытыми глазами): Когда я вылез из озера, отряхнулся, сел, какую-то еду вытащил, жую и вспоминаю, как даю подписку о неразглашении в Первом отделе... (Смех.) Сижу в этот момент в Германии и думаю, как же давно это было... и что бы происходило с сотрудником Первого отдела, если бы он меня видел сейчас... (Не без злорадства улыбается.)
Терапевт: Может, он жует что-нибудь на соседнем озере? (Общий смех.)
Павел (пожимает плечами, улыбаясь): Не знаю. Вот это мне в голову не приходило.
Терапевт: Это образ, который касается другой жизни?
Павел: Да, это фактически так и воспринималось. (Опять закусывает губу.)
Терапевт: Вы любите вспоминать другую жизнь?
Вопрос про “другую жизнь”, как легко понять, двусмысленный. “Другая жизнь” — это жизнь в мечтах, построение планов, может быть, какая-то тайная жизнь, одна из прошлых жизней. Предполагается, что “другая жизнь” разрешена, и ее существование отмечено знаком “плюс”. Этот вопрос дает свободу воображению и позволяет перейти к “построению замка в голове”.
Павел (после паузы): Только при определенных ассоциациях.
Терапевт: Вы можете представить себе две ситуации: одну конкретную, но типичную, из своей сегодняшней жизни; а другую — из прошлой жизни? Вспомнили одну ситуацию, расслабились — и бросили ее... Вспомнили другую, расслабились, насытились ею — бросили и вспомнили опять первую... И так пару раз походите — из одной в другую... Причем, вспоминая не что-нибудь значимое — а “букет” ассоциаций; любые, которые в голову приходят: что было видно, что слышно, что чувствовалось... Почувствуйте насыщение в одной ситуации... вдохните-выдохните, закрепите для себя каким-то маленьким, никому не видным движением... Выйдите в другую ситуацию... Опять попробуйте пожить там... И вернитесь в первую...
В таких случаях происходит своего рода “сеанс в сеансе”. Очень важно помочь человеку думать скорее образами, чем словами, избавиться от идущего внутри словесного диалога.
Это вполне самостоятельное действо: готовится, “разогревается” возможность движения в образном пространстве, и человек начинает сам в этом пространстве как-то двигаться, невольно опираясь на безопасные рамки. И такое “ныряние” и “выныривание” в ответ на вопрос, во-первых, опирается на четкую рамку, а во-вторых, оно уже подготовлено раскачиванием между “говорю об этом” и “вижу это”.
Павел (какое-то время молчит, подняв глаза и подперев голову рукой. Потом прикрывает глаза. Дергает губой и подбородком. Лицо его расплывается в улыбке.) Они какие-то больно уж меркантильные...
Терапевт: Очень хорошо. Значит, близки к жизни...
Павел (лукаво улыбаясь): Когда я еще в “ящике” работал, то всю плановую работу делал в течение недели. Я написал отчет, больше мне ничего делать не хотелось: инициатива наказуема. Это я понял, когда меня разок премии лишили. И вот я сидел и пил чай, и вдруг пришла мне грешная мысль: а сколько мне государство приплачивает за эту кружку чая? Потом — сколько за год и т.д. И вот сижу я за столом, в халате, считаю... Рядом кружка чая стоит, я отхлебываю и радуюсь: вот отхлебываю, а мне за это 5 копеек дают... И чем больше отхлебываю, тем больше радуюсь... (Смех.) Вторая ситуация — подобная, но уже год 91-й. Сижу я у себя в конторе. А у нас женщина работала, которая нас кормила. Она стучится, я совершенно ничего не слышу. Она тяжело вздыхает и закрывает дверь. Через какое-то время опять стучится: ну, как? Я машу рукой: потом, некогда. Она опять вздыхает и уходит. И так до вечера ничего не ел... (Чуть помолчав, вскидывает руку, словно говоря: “Ну вот...”)
У этого жеста уже два адресата: он сначала обращен к самому себе и только потом к терапевту. Он свидетельствует о том, что уже идет внутренний диалог, клиент задает себе вопросы и на них получает ответы. А терапевт находится на втором плане. И это расслоение ситуации на два плана довольно важно. Клиент уже не “проскакивает” чувства, а находится в “поле” их непосредственного переживания.
Терапевт: Давайте попробуем пофантазировать: почему вы вспомнили именно эти две ситуации?
Павел (глубоко вздыхает, погрузившись в себя): Видимо, это было инициировано вашими словами о двух разных жизнях...
Терапевт: А что в них отразилось, в чем разница между этими двумя жизнями?
На такой вопрос клиенту приходится отвечать, и при ответе он как бы теряет свою четкость, артикулированность. У него границы при ответе на каждый предыдущий вопрос очень хорошо устанавливаются, но при этом он держит себя в четко обозначенных рамках. Сейчас мы создали новые рамки, в которых есть место для воображения, и теперь наша задача — немножко нарушить четкость, вызвать сноподобность. Реальность “картинки” начала расслаиваться, потеряла свою однозначность.
Павел: В подходе, в том числе и меркантильном. Когда работаешь “на дядю”, а дяде твоя работа не очень нужна — соответственно и работаешь... А когда сам на себя — это уже другой подход. (Покусывает губы, терапевт произносит “Угу” и повторяет движение его губ. Терапевт и клиент сидят в зеркальных позах.)
Терапевт: Может быть, это странный вопрос, но давайте представим себе, что вы курите в первой ситуации — и курите во второй ситуации. Давайте представим себе ваши отношения с сигаретой.
Павел (пошлепав губами): В первой ситуации я курил меньше, но это был ритуал: люди выходили... курили долго... со вкусом... А в другое время это все как-то в “фоновом режиме” шло: куришь и куришь, как автоматическое действие...
Терапевт: А вот если бы вы хотели меньше курить, то каким другим автоматическим действием вы могли бы его заменить?
Павел: Нюханьем... сигаретки...
Терапевт: Угу. А почему обязательно сигаретки?
Павел (как будто даже удивленно, слегка откинувшись): А потому, что я не хочу бросать курить — только понизить число сигарет. А запах табака мне нравится. Но не табачного дыма, а именно свежего табака. (Поднимает кверху глаза.)
Терапевт: Вы что-нибудь собирали в жизни? Коллекционировали?
Павел: Бабочек...
Терапевт: А если бы вы что-то коллекционировали сейчас, то что бы это было?
Павел (вздыхает, улыбается, подергивает губами): Я думаю, поздравительные открытки...
Терапевт: А вы могли бы коллекционировать запахи?
Павел: Да, наверное. Я очень чувствителен к запахам... Только мне технически непонятно, как это можно делать... (Подпирает голову кулаком, задумывается.)
Терапевт: Это сейчас самое модное дело. (Павел поворачивается и с удивлением смотрит на терапевта. Смех.) А какие бы запахи вы имели в своей коллекции?
Павел (с ехидцей): Лучше пойти понюхать чужую коллекцию. (Смех.)
Терапевт: А какие запахи вы хотели бы там иметь? Расскажите о них.
Павел (задумывается и отвечает медленно, с паузами, подняв глаза кверху): Лилий... орхидей... различных восточных благовоний.
Терапевт: А как, например, насчет сырой земли? Летней или осенней?
Павел (чуть морщится, подергивает губами): Как-то у меня это ассоциируется с копанием окопов в армии... (Смех.)
Терапевт: А как, например, насчет свежеструганых досок?
Павел (кивает, соглашаясь): И запах сена...
Терапевт: Угу. А вы можете различить запах разных деревьев в лесу? Сосновый запах помните?
Павел: Да. Сосновый от елового отличу.
Терапевт: А какие-нибудь еще лесные запахи?
Павел: Болотный... Запахи земли... Лесной... Причем в лиственном и хвойном лесу они отличаются... Землю-то я специально не нюхал, не припомню этого... Запах мха... папоротника...
Терапевт: Вы можете отличить запах весеннего снега от запаха снега в крутой мороз?
Павел (покусав губы): Весной снег деревьями начинает пахнуть...
Терапевт: Можете представить себе луг и его запахи?
Павел: Да, очень хорошо... Но больно жарко...
Терапевт: А как с этим соотносится запах сигарет? Вы могли бы различить запахи разного вида табака? Вам они нравятся?
Павел: Да.
Терапевт: Это не перебивает у вас других запахов?
Павел (вздыхает): Запах табака, но не дыма...
Терапевт: Представьте, что вы были бы экспертом, который определял бы по запаху разные сорта табака...
Общая идея такова: в жизни нет времени особенно обращать внимание на разные запахи, различать их, вчувствоваться в них. И получается, что табак — чуть ли не единственный особо отмеченный запах. Этот вопрос после предыдущего разговора о целой коллекции запахов делает запах табака всего лишь одним из экспонатов этого музея и уменьшает его важность как носителя связи с реальностью.
Павел: Те, что очень сильно отличаются, я, конечно, различу, а небольшую разницу вряд ли поймаю...
Терапевт: У вас запахи табака не отбивали бы остальных запахов?
Павел (немного погримасничав губами): Совсем — вряд ли бы. Я думаю, они придавали бы им другую окраску.
Терапевт: А вы можете других людей начать нюхать?
Павел: А я очень хорошо отличаю людей по запаху, несмотря на то, что курю. Для меня это существенный момент.
Терапевт: Угу. А с чем запах у вас связан? Вот вы входите в ситуацию, и по запаху что-то в ней, не задумываясь, определяете... Какой будет следующий... всплеск, который оказывается для вас значимым в восприятии?
Павел (после паузы): Когда у человека неприятный запах — у меня сразу негативное отношение к нему...
Терапевт: А кроме запахов? Вы прислушиваетесь к человеку? Мне кажется, что для вас следующим по значимости каналом будет звуковое начало...
Павел (задумавшись и глядя вверх): Тут мне даже трудно дифференциацию провести — что важнее: как я слышу человека или как я его вижу...
Терапевт: Хорошо. А вы любите на машине быстро ездить?
Павел (взгляд уходит вниз): Одно время любил — до аварии.
Терапевт: А сейчас нет?
Павел: Сейчас я ограничиваю себя... Хотя, конечно, поездил бы... Но лучше не надо.
Терапевт: Вы могли бы быть гонщиком, например?
Павел: Я думаю, что нет. Я не настолько рисковый человек. (Вздохнув, подергав губами и улыбнувшись своим воспоминаниям.) В Германии нет ограничений скорости на скоростных дорогах... И когда в правом ряду едут со скоростью 130—150 км, а ты в левом — 240 — то вроде они и едут быстро, а ты их, как стояґщих, обходишь... И такое ощущение величия...
Терапевт: Угу... Иными словами, вы хотели бы быстрее ездить — не только в буквальном смысле — а по жизни?
Павел: Вот я и доездился... (Смех.)
Терапевт: Это уже прожитый период?
Павел: Да.
Терапевт: Все-таки, что-нибудь из житейских задач... как бы вы их сформулировали? Ездить быстрее? Доезжать дальше? Лучше нюхать, что происходит вокруг?
Павел: Если бы удалось сочетание “ездить быстрее и без последствий”, естественно, я бы ездил быстро. (Опять покусывает губы.)
Терапевт: Как вы относитесь к выражению: “Тише едешь — дальше будешь”?
Павел (тяжело вздохнув): Теперь — положительно.
Терапевт: Это из вашей старой жизни?
Павел (взгляд вниз): Скорее, уже из настоящей. (После паузы.) Чем дальше, тем больше у меня появляется внутренних ограничений и тормозов.
Терапевт: А что вам еще доставляет удовольствие, кроме того, о чем мы с вами говорили?
Павел (плотоядно улыбнувшись): Вкусно поесть.
Терапевт: Как вы еду воспринимаете? Это — тоже запах? (Павел кивает.) Это еще и вкус? (Павел: Да.) Вы долго смакуете? Не быстро глотаете? Вспомните, как вы едите?
Павел: Когда вкусно, я могу есть бесконечно. Разумеется, если чувствую, что сейчас лопну и забрызгаю окружающих — то прекращаю есть. (Смех.) Это связано с тем, что у меня есть голубая мечта стать толстым и красивым, а никак не получается... (Павел весьма худощав.)
Терапевт: Давайте представим, что мы можем реализовать одно из ваших желаний. Что бы вы хотели?
Павел (глубоко вздыхает и поднимает глаза наверх): Сию минуту?
Терапевт: Не только сию минуту. Вот пришел к вам волшебник и сказал, что выполнит три ваших желания. Жалко упустить такую возможность.
Павел (покусывает губы): Видимо, основное желание на сей момент — душевное спокойствие.
Терапевт: Что это такое? Из чего оно состоит для вас? Из каких картинок, звуков, ощущений, запахов?
Павел (после паузы): Из ощущения, что передо мной не стоят неразрешимые проблемы... То есть — все проблемы более-менее решаемы и не очень большой кровью.
Терапевт: Приведите пример не на уровне абстрактного высказывания, а на уровне фактуры: вы сидите и знаете, что можете надеть такую-то рубашку, посмотреть на такой-то автомобиль, потрогать то-то, почувствовать себя лежащим в гамаке...
Павел (глядя в пол): Ближе к лежащему в гамаке... Под сосной: можно сосну понюхать, послушать шум...
Терапевт: Это одно желание? Лежать в гамаке и чувствовать, что это безопасно?
Павел: Угу.
Терапевт: Какие еще у вас есть желания?
Павел (плотоядно почмокав губами): Поесть жареного мяса. С кровью. И чем больше кусок, тем лучше.
Терапевт (хмыкнув): Придет волшебник и согласится исполнить три ваших желания... И вы одно потратите на то, чтобы сейчас поесть жареного мяса?
Павел: Вы же сами сказали, что он вряд ли исполнит абстрактное желание...
Терапевт: Да. Вы что, каждый день хотите есть хороший кусок жареного мяса с кровью?
Павел (лукаво улыбаясь): В тот момент, когда хочется.
Терапевт: Когда хочется... Хорошо.
Павел: И приходить в состояние спокойствия — тоже... А третьего желания, пожалуй, и нет... Все остальное в данной ситуации — достижимо. (Покусывает губы.)
Терапевт: А почему вам так хочется покоя? Вы воспринимаете окружающую реальность как опасную для себя в данный момент? Возникает такой образ костра, у которого вы греетесь, а все, что за пределами этого круга, — тьма. Она для вас чем-то тревожащая, менее предсказуемая? (Повторяет движения губами Павла.)
Павел (после паузы, глядя наверх): Да. Я не всегда могу оценить дальнейшее развитие событий.
Терапевт: Вы хотите или находиться в этом очерченном теплом, светом и хорошими запахами кругу — условно говоря, в гамаке, в безопасности — или выйти из этого круга и покинуть тревожное окружение, оказавшись совсем в другой ситуации, где вас никто не знает — где нет гамака, но нет и опасности?
Павел: Если я лежу в гамаке, естественно, опасности нет... “Круг” меня защищает. В данном случае результат для меня более важен. А как он реализуется — это уже вторично.
Терапевт: А если вам из этого безопасного круга когда-нибудь понадобится выйти и попасть в иную ситуацию? И нужно, чтобы следующая ситуация тоже имела свой гамак, свой костер, свое тепло, свою защиту... Вам хотелось бы, чтобы путь в другую ситуацию был безопасным?
Павел: Да, хотелось бы, чтобы было так...
Терапевт: Сам путь из одной безопасной ситуации в другую может вызывать напряжение, быть непредсказуемым...
Павел (перебивая): Тогда он должен быть как можно более коротким.
Терапевт: Или безопасным.
Павел: Либо так, либо этак.
Терапевт (после короткой паузы): Вы хотите, чтобы это было субъективное чувство безопасности или чтобы вы объективно участвовали в таких ситуациях, в которых опасности меньше?
Павел (немного подумав): Да, чтобы объективной опасности было меньше.
Терапевт: А чем вы готовы пожертвовать, чтобы объективной опасности было меньше? Вы ведь не хотите вернуться в ситуацию прошлой жизни, которая была достаточно безопасной?
Павел (обращаясь “в себя” взглядом): Угу. Иногда, кстати, хочется...
Терапевт: Какие еще есть возможности для этого?
Павел (после глубокого молчания, глядя наверх): Накопление жизненного опыта.
Терапевт: Что это значит?
Павел: Это значит... что я лучше буду оценивать последствия чего-либо... Интуиция, естественно, будет лучше работать... Интуиция — это ведь квинтэссенция прошлого опыта...
В этом фрагменте беседы мы после длительного разговора о “нейтральной картинке” начинаем говорить о чем-то имеющем отношение к возможной проблеме. И клиент снова становится очень осторожен с определением желаний, опасности, долго и бережно подбирает слова. И степень его защищенности выше, чем в предыдущем фрагменте диалога.
Терапевт (покивав согласно головой): Как все же сделать так, чтобы эти опасные ситуации, исходящие от непредсказуемых обстоятельств, от чужих людей, от всевозможных...
Павел (перебивая): Я как раз хотел сказать, что... Известная опасность не так страшна. Ты знаешь, как с ней бороться.
Терапевт: Речь идет о неизвестных опасностях?
Павел: Да, о неожиданностях. (Павел покусывает губу. Терапевт, не глядя, повторяет его движение.) Чем больше жизненного опыта, тем легче справляться с неожиданностями. И, естественно, меньше неожиданностей всякого рода.
Терапевт (после паузы): Давайте сейчас проведем небольшой транс. Попробуем сесть удобно. (Павел вытягивает ноги, немного откидывается на стуле, закрывает глаза.)
Клиент, переходя к новой ситуации, взял на себя больше ответственности. Сейчас он будет в трансе (или не в трансе, но во всяком случае один), поэтому ему нужно обеспечить себе удобное пространство. И в связи с этим он так резко переменил позу — как бы “сделал шаг в транс” на телесном уровне.
Представьте себе, что вы уже в гамаке... (Павел улыбается.)
Гамак — метафора, у которой в данном случае есть, по крайней мере, три проекции. Во-первых, это карта, система координат, которая позволяет смотреть на ситуацию сверху. Она может быть соотнесена с умением и возможностью планировать и чувствовать свое перемещение из одной точки в другую. Во-вторых, это знак дома, гнезда. Это прозрачная и безопасная оболочка, которую всегда носят с собой: где остановился, там развернул гамак, там теперь мой дом. В-третьих, это еще одно волшебное средство — сетка, которой можно ловить что угодно — зверей, еду, деньги и т.п. Это орудие охоты.
Вы так устраиваетесь на стуле, что разные части вашего тела этот гамак чувствуют... (Павел покашливает.) Попробуйте представить себе свои звуки... пальцы... (Павел шевелит пальцами, потом руками, сгибая их в локтях.) запястья... предплечья... (Павел немного оползает на стуле.) Представьте себе, что плечи опускаются... Может быть, вы можете представить себе, как гамак слегка шевелится... Я не знаю, где он натянут... Я бы представил себе, что между двумя сосновыми деревьями... Иногда падают сосновые иголочки...
Павел (покачав головой): Я представил себе, что шишка упала.
Терапевт: ... или маленькие кусочки коры... И он слегка раскачивается... (Павел сидит, опустив голову, потом откидывает ее назад и снова немного опускает.) Представьте, что ваша голова находит удобное положение... опускается на грудь... И воздух входит в ноздри... И они слегка раздуваются... И вы чувствуете, что руки пружинисто... расслаблены... (Последнее слово терапевт произносит еле слышно, сильно растянув “а-а-а”.) Постепенно вам захочется чуть-чуть вытянуть ноги... немножко их отставить... Вам приятно опираться всей ступней... и вы чувствуете, как ваше дыхание... ваша диафрагма... равномерно двигается... (Павел облизывает и покусывает губы.) Вы прислушиваетесь к своему дыханию... к тому, как воздух... выходит... входит... Вы можете время от времени вспоминать этот лес... как равномерно раскачивается гамак... И, может быть, постепенно вы представите себе... вечер... костер... вас описывает круг света... Может быть, это и день... Скорее всего, гамак находится в тени... Вокруг... полосы света... или отблески на листьях... Давайте представим себе, что мы начинаем дремать и перемещаемся в детство... и слушаем сказку... И, как в каждой настоящей сказке, все совершенно живое... Давайте представим себе... что это сказка про мальчика... которому очень нравится лениться... Ему кажется очень-очень важным... заниматься чем-то... что другие считают ничем... Как будто это Иванушка-дурачок... который может просто сидеть без дела... или уютно валяться... или играть на свирели... (У Павла на лице обозначилась улыбка “по диагонали”. Левое плечо, будто следом за кривоватой улыбкой, чуть опускается вниз.) Или смотреть на животных вокруг... разговаривать с птицами... И очень важно почувствовать эту полную раскованность, когда можно делать странные вещи... над которыми другие смеются... и не принимать никаких важных поз... а просто прислушиваться к разным звукам вокруг... бормотать себе что-то под нос... А главное — очень уютно валяться... то на траве... то на берегу... то в гамаке... И раскачиваться... и дремать... (Вся эта фраза произносится очень сонным голосом, слова “полустерты”, неартикулированы.) И почувствовать... как... то приходит легкий сон... то вы опять пробуждаетесь и пьете свежую воду... и едите что-нибудь очень простое и вкусное... (Выделенный фрагмент — сонным голосом, невнятно, с “падающей каплей”.) И это состояние — то пробуждение... то засыпание... то ныряние куда-то... то выныривание... то покачивание... то лежание на ровной поверхности... то переворачивание... и ощущение легкой подстилки под собой, где бы это ни было... или приятной жесткости... Ощущение, как будто тело само находит для себя удобное положение... И это состояние, когда вроде бы находишься на месте... И все время чего-то ищешь... переворачиваясь и бормоча... обращаясь к разным сказочным зверюшкам... иногда думая и слыша... иногда просто находясь в такт со своими мыслями... иногда слыша ветер... или журчание ручейка... (Павел поигрывает губами.) прислушиваясь к своему дыханию... а главное — чувствуя свои губы... Они шевелятся... как будто что-то бормочут... или пробуют... или прикасаются к чему-то... И кажется, что каждая часть тела... живет своей жизнью... И совершенно неважно... находитесь вы сейчас в гамаке или в кресле... на стуле... в детстве... И есть ощущение текущей сказки, куда можно войти и выйти... ощущение мальчика... и взрослого... (Голова Павла низко опускается, плечи “съезжают” вниз, он глубоко и ровно дышит.) (В следующем фрагменте голос терапевта сонный, скрипучий, слова неартикулированы.) И можно представить себе... что когда хочется всласть выспаться... или подремать... и только иногда открывать глаза... видеть вокруг свежую зелень... отблески костра... смену дня и ночи... света и тьмы... наступает еще лучшее расслабление... и чувствуешь, как постепенно опускается голова... (Голова Павла опускается еще ниже.) И только иногда слегка вздрагивают губы... И чувствуешь, как руки слегка оттягиваются вниз... Легко и спокойно... И веки плавно сомкнуты... И можно представить себе, как в сказке... что постепенно... вы начинаете слышать и понимать... язык зверей и птиц... И вам очень нравится... однажды подружиться с волком.. который может служить вам... и помогать... и вам немножко страшно... и одновременно приятно... что он такой сильный... смелый...
Волк — образ многоплановый, как и большинство образов транса. Во-первых, он символизирует сексуальность. Во-вторых, его можно обозначить как уже знакомую, прирученную опасность. Это та часть незнакомого и опасного мира, которая уже на твоей стороне. В наведении прозвучала тема дома (уюта, покоя, безопасности, собранная в метафоре “гамак”) и тема леса — опасности, которую нужно поскорее миновать. И в этом случае “волк” — тот самый помощник, который оберегает вас. Если он рядом, то будет оберегать, отвечать за безопасность дороги. И тогда вы уже не почувствуете себя таким незащищенным в пути, потому что вас будет охранять тот, кто в этом лесу хозяин. Наконец, в-третьих, с волком соотносится стремительное движение и точное попадание в цель — так же, как со стрелой. Это сила и острое чутье, которое придает движению мощь и целенаправленность.
И можно, если захочется, на нем покататься... И посылать за разными поручениями... Вам очень нравится, что он приходит к вам... и вы можете с ним разговаривать... или просто иногда его видеть... И вы понимаете, что с таким помощником... если вы захотите... вам легко и спокойно куда-то отправляться... двигаться... И как во всякой сказке... вы можете отправиться в далекие-далекие края... И знаете, что благодаря своему помощнику... вы можете очень быстро... попасть туда, куда захотите... Именно потому, что вы так долго... учились быть самим собой... вы ничего не хотите... от своего серого друга... Вы чувствуете себя с ним комфортно и легко... И думаете, что как только вы хорошо выспитесь... и почувствуете себя действительно готовым к этому путешествию... вам захочется слегка размяться... Вы почувствуете, как легко двигаются ваши руки... и вам захочется поиграть с топором... почувствовать точный резкий удар (Эти слова произнесены отрывисто.) Но главное — захочется почувствовать лук... его тетиву... как будто вы метко во что-то стреляете... и целитесь... (Павел перебирает большим и указательным пальцем правой руки.) И это — ощущение меткого выстрела... когда вы прицеливаетесь... и куда-то очень быстро летит стрела... и попадает в цель... И если иногда вы промахиваетесь... то легко улыбаетесь... и достаете другую стрелу... Вам очень нравится играть со своим луком... Вы чувствуете растущую в вас силу и покой... И ваше тело становится одним целым с луком, когда вы его натягиваете... И ваши мышцы укрепляются... точность глаза растет... И стрела летит очень быстро... и совершенно незаметно... и попадает в цель... И точно так же, стоит вам сесть на своего волка... он, как в сказке, начинает куда-то мчаться... и почти без дороги... как стрела... попадает в нужную точку... И вы вспоминаете, что в сказке, стоит только полежать на месте... и услышать голоса зверей и птиц... вы можете превратиться в героя сказки... и отправиться за синие моря... за дремучие леса... куда-то далеко... где может быть так красиво и опасно... И вы можете с вашими стрелами и вашим волком... очень быстро и легко... как стрела, точно пущенная в цель... перенестись через эти страшные леса... незнакомые долины... и оказаться точно там, где вы хотите... Но для вас очень важно... запомнить дорогу обратно... чтобы время от времени возвращаться на свою поляну... под свои сосновые деревья... лежать в гамаке... И если вы встречаете... каких-то других людей или соперников... вы всегда можете воспользоваться своим серым волком... или побороться... или убежать... или выпить особенной воды и заснуть надолго-надолго... подождать... а затем опять выйти и достичь того места, куда вы стремитесь... И вы чувствуете... отдых и покой... Вам очень нравится... целиться... и стрелять из лука... и ощущать себя его продолжением... Вам нравится время от времени свистом призывать своего волка... И вам нравится... в этом незнакомом городе... рассматривать все вокруг... и прислушиваться к незнакомым звукам... И вы знаете, что у вас есть волшебное тайное средство... и если захотите, вы можете в этом городе остаться... А если захотите, можете его покинуть... Вы можете появляться и исчезать... и метко целиться... и возвращаться на ту же самую или на другую поляну... которую никто не видит... где находится ваш гамак... как волшебная сетка... в которой вы можете лежать сами... или ловить что-то, что вам сейчас нужно... что вам сейчас очень хочется... И для вас очень важно... никогда не запутываться в этой сетке... управлять ею так... чтобы она разворачивалась и сворачивалась, когда вам это нужно... И эта сетка... как шахматная доска, на которой двигаются какие-то фигуры... и вы смотрите на них со стороны... Стоит вам только достать свой гамак и раскинуть его, как сеть... и внимательно посмотреть на то, что будет происходить сейчас... как вы сможете увидеть будто какую-то карту... и точно предсказать все, что может произойти... и проиграть... И после того, как у вас оказывается эта карта... и вы, словно уютно улегшись и улыбаясь, видите все со стороны и чувствуете все, что может произойти... в дальнейшем... как будто стреляя из лука... очень точно и быстро... вы можете совершить все нужные вам действия... и ощутить себя пришельцем из сказки в этом чужом городе... Легко и спокойно... Вы можете опять кликнуть своего серого волка... и умчаться на нем обратно... слыша свист... И где-то внизу, как на большой карте, будет проноситься дорога... и дремучие леса... и всякие опасности... И вы можете надежно спрятать свою сеть... свой гамак... и отпустить волка... и сохранить лук и стрелы... И вам понравится путешествовать... И из каждого путешествия... для вас важно привозить особые запахи... которые испаряются в воздухе... и которых никто, кроме вас, не чувствует... Вам важно запоминать эти запахи... этот неуловимый аромат того, к чему вы можете вернуться... И стоит вам увезти с собой этот запах... зафиксировать его... вы всегда сможете вернуться в эту ситуацию... Стоит только взмахнуть волшебной сетью... вспомнить запах... позвать своего волка... взять с собой стрелу... (Павел снова потирает большим пальцем указательный на правой руке.) и лук... как возможность точно прицелиться и достичь того, чего вы хотите... И вы чувствуете... вам нравится... легкость и покой... Вам нравятся новые запахи... И вам совершенно не хочется очень долго находиться с этими запахами... Вам не хочется курить... Вы можете только понюхать... потрогать... почувствовать... И так приятно время от времени... возвращаться на свою поляну... лежать в своем гамаке... и чувствовать, что где-то около вас находится другая жизнь... Спокойная... легкая... Вам очень нравится этот запах... своей поляны... И так важно, попадая в новую ситуацию, ее обнюхать... и почувствовать... сделать ее своей... Легко и спокойно... (Павел чуть поджимает и снова освобождает губы.) И когда вам становится грустно... стоит вам вспомнить приятный запах... и немножко мысленно пострелять из лука... и потрогать шерсть... своего друга... легко-легко... как вы начинаете чувствовать, что вам хочется... отправиться в путь... или отдохнуть... Легко и спокойно... И вы запоминаете это состояние... пущенной стрелы... сосредоточенности на запахе... лежания в гамаке... рассматривания карты... откуда-то сверху... И вам легко переходить... от одного состояния в другое... чувствовать... Вам нравится эта гибкость, эта возможность... И когда вы захотите... вы очень медленно раскроете глаза... (Павел сильно прищуривается, “моргает” всем лицом, затем открывает глаза и поворачивается к терапевту.)
Павел: Очень не хочется выходить... (Снимает очки, вытирает глаза, фыркает. Терапевт повторяет этот звук и глубокий выдох Павла.) Лучше бы и не возвращаться... Как классно я тритонов ловил в пятилетнем возрасте!.. И совал их в банку...
Терапевт: Хотите что-нибудь рассказать о трансе?
Павел: Я иногда просто выключался. Полностью. Первый раз — когда вы говорили, что “вы куда-то прыгаете”... А у меня в этот момент было так: лет в 6—7 мы с друзьями тайком от родителей ходили на озеро. Там был трамплинчик. В тот момент я как раз разгонялся по этому трамплинчику. Вы говорите: “Прыгаете!” Я — бух! — и все исчезло... и все исчезло... И вот так несколько раз было. У меня какие-то телеграфные воспоминания — с провалами.
Терапевт: Каждое — как пущенная стрела?
Павел: Вот этого я не знаю. “Пущенная стрела” не очень хорошо получилась как-то. Я всех врагов выстраиваю и каждому в глаз втыкаю стрелу. (Смех.) Кровожадно что-то слишком. Наверное, так не надо думать.
Терапевт: Да, вон все они и лежат... (Смех.) Довольно глубокое у вас было чувство?
Павел: Да-да-да. Даже слезу выжало. (Протирает глаза. Берет себя за пуговицу рубашки и “выдувает” лишний жар.)
Вопрос участника семинара: Как вы понимаете проблему Павла?
Терапевт: Его запрос я понимаю как желание научиться вести себя незаметно, не выделяться, не обращать на себя внимание тех людей, которых он может интересовать как объект насилия, отнятия денег, которые могут за ним охотиться. Он склонен попадать в ситуации, в которых становится жертвой. Это проблема предчувствия, предпланирования, с одной стороны, и непосредственного реагирования на ситуацию. Павел говорит, что бывает чрезмерно тревожным и, наоборот, чрезмерно заторможенным и боится упустить какую-то возможную опасность. Иными словами, речь идет о некоторой точности его реакций и снятии фиксаций. Клиент привык к возникновению каких-то сверхценных образований, к опасениям. Я хочу провести с ним работу, при которой он не создавал бы искусственного напряжения в самом себе, жил бы более спокойной жизнью и сделался бы заметным. Если хочется, он мог бы охотиться, а когда нет — был бы нормальным человеком, который живет сам по себе. Но когда ничего не происходит — Павлу скучно жить, он становится вялым и увядает. А с другой стороны, когда слишком много куража, азарта, риска, его тревожность сильно повышается и на чем-то зашкаливает. Вот он едет на машине с слишком большой скоростью и попадает в аварию. Ездить на низкой скорости скучно, на высокой — слишком опасно, а на средних скоростях он не может удержаться. Это проблема его внутренней уравновешенности, умения развлечь себя на всех скоростях, ценить вкус к жизни. Нужно, чтобы его коробка переключения скоростей хорошо работала, необходимо находить такие средние скорости и в бизнесе, и в отношениях, в интересах,
Вопрос участника семинара: Павел, вероятно, не только жертва, но и охотник?
Терапевт: Да, он охотник. Он охотится за азартом, за остротой жизни. Павел охотится, чтобы чувствовать, что он живой, подвижный. Я хочу, чтобы он понимал, когда он охотится и когда как тюфяк лежит на месте. Если он забывает, что может быть вялым спущенным мячом, если заставляет себя все время охотиться, он перевозбуждается и у него возникают чрезмерные опасения, что он превращается в жертву. Представить его волком — это очень лестное для него заявление.
Терапевтические мишени
Основная цель и конечный результат данного метода — сделать данный клиентский случай исключением. Это метод, который декларирует исключение и работает на исключение, метод, который создает для каждого клиента свою, исключительную “историю болезни”, специфический алгоритм воздействия и неповторимую атмосферу отношений между клиентом и терапевтом. Интегративная гипнотерапия позволяет человеку ощутить, что его жизнь тоже является исключением, и тот путь, который он себе наметил и по которому идет, имеет исключения: существует много боковых дорожек, каждая из которых может стать главной.
Более детально результат этой терапии может быть описан как ряд изменений в клиенте:
l Человек приобретает ощущение уникальности: уникальности момента, уникальности себя в этой ситуации, уникальности атмосферы, которая возникла в группе. Это ощущение уникальности порождает особую остроту восприятия и переживания самого себя.
l Одновременно с этим появляется ощущение некоего жизненного контекста, осознавание того, что он принадлежит к какому-то роду, к какой-то семье со своей историей и со своим будущим. И можно думать о себе и своем сегодня как об одной странице этой целой книги. Можно листать эту книгу вперед или назад, фантазировать или вспоминать, не забывая при этом про блестки настоящего, про искры, которые вокруг, про возможность создавать их самому.
l Человек приобретает ощущение своей множественности, “неединственности”: осознает себя как состоящего из разных существ, как соединяющего в себе много ипостасей и персонажей. Эти персонажи заимствованы из его семьи, детства, из окружения, и они находятся в постоянном взаимодействии друг с другом: объединяются, ссорятся, конфликтуют внутри себя как некий неупорядоченный сумасшедший дом. С этим нужно смириться и не выбирать из них главного, а создавать атмосферу диалога, чтобы суметь представать перед другими людьми в качестве разных персонажей самого себя. Это должна быть такая атмосфера, в которой человек не исчезал бы, замолкая, и не задевал бы других, проявляясь. Таким образом приобретается ощущение многомерности происходящего внутри себя.
l Человек может ощущать смелость противостояния экзистенциальной пустоте — смерти, опасности. Он, зная, что есть такое измерение, бесстрашно смотрит на звездное небо, понимает конечность и бренность, относительность происходящего, не убегая от этого и не смакуя это. Он может не прятать от себя свои страхи увлечением проблемой, выбором чего-то одного вопреки многим другим вещам.
l Возможно, главным свойством является гибкость, способность человека становиться в своем символическом пространстве больше, меньше, другим. Способность стать для себя волшебником, собственной феей-крестной, любящими и принимающими тебя таким, каков ты есть. Обрести волшебную палочку с тем, чтобы то же самое делать со своим окружением: по-разному видеть, находить новые возможности, трансформировать, менять других людей и реальность вокруг себя. Так же, как человек начинает видеть, что в нем существуют разные персонажи, он может обнаруживать разные персонажи и в любом другом человеке, не реагируя лишь на тот фасад, который ему демонстрируется.
Путешествие в сказку
Продолжение сеанса с Оксаной. После предыдущего транса оказалось, что у Оксаны в груди — кинжал. Открывать глаза ей не хотелось.
Терапевт: Хотите, мы сейчас с вами попутешествуем в сказке?
Оксана: Давайте.
Терапевт: Вы можете найти для себя удобную позу?
Оксана (вертится, поеживается): Вы знаете, я, может быть, поверну стул, потому что мне хочется опереться на что-нибудь.
Терапевт: Пожалуйста.
(Оксана встает и не открывая глаз, поворачивает стул, садится и опирается на него руками.)
Терапевт: Вам так удобно?
Оксана: Посмотрим. (Опирается щекой на руку — поза очень похожа на ту, в которой дети слушают сказки.)
Терапевт: Попробуйте, поерзайте.
Оксана: Вы знаете, когда я только села на стул (открывает глаза), мне не было так больно.
Терапевт: Если вы находитесь в состоянии, которое более или менее комфортно, то часто появляются какие-то неприятные ощущения, которых не было у вас до того. Вам сейчас удобно?
Оксана: Опять не очень удобно.
Терапевт: Может, вам опять поменять стул?
Оксана: Да, пожалуй. (Ставит стул спинкой назад, усаживается.)
Терапевт: Главное, несколько раз подвигать мебель в комнате. Она, в конце концов, может стоять на тех же местах. Где у вас сейчас кинжал?
Оксана: Вот там. (Показывает рукой на спину.)
Терапевт: Он уже не насквозь проходит?
Оксана (смеется): Насквозь.
Терапевт: Тогда вы можете и спереди показать, где кинжал торчит.
Оксана: Здесь. (Показывает рукой на верх живота.)
Терапевт: Давайте тогда закроем глаза (клиентка закрывает глаза) и представим себе, что у вас такая сквозная рана... через нее утекает энергия... течет кровь... (клиентка улыбается) уходят мысли... это черная дыра... (клиентка смеется, не открывая глаз) которая совмещается прямо с космосом... в нее иногда также утекают лучшие побуждения... (клиентка смеется) И эта дыра... которая находится в самой середине тела...
Оксана: Больше справа.
Терапевт: Больше справа. Которая от середины тела иногда перемещается вправо... Ужасная зияющая дыра... Ужасная зияющая рана...
Это подстройка к образности и лексике клиентки. В ее представлениях все, что происходит, может оказаться ужасным, огромным, чрезмерным. Этот образ характеризует крайнюю степень одного из ее состояний: вытекание энергии, астению, пустоту. И, с одной стороны, это состояние принимается, описывается, а с другой стороны, будучи описано и тем самым принято, преподносится с легкой иронией. Оно не является конечным в силу этой иронии. Кроме того, это — мостик между беседой и трансом, потому что клиентка уже почти находится в трансе, но при этом мои реплики имеют ироническую форму. И где кончается беседа, насмешка, описание и начинается, собственно транс, непонятно. И общение в дальнейшем может соскальзывать в одну или в другую сторону.
начинает неожиданным образом зарастать нежной розовой кожицей... которую в детстве так хотелось отдирать, как только вы ее где-то видели... потому что никогда не хватало терпения... просто ждать, как какая-то царапина... или ранка... закроется и зарубцуется сама по себе... И неожиданно для себя... может быть, вам захочется представить себе девочку... похожую на вас, как две капли воды... вашего близнеца... как будто вы смотритесь в зеркало... и видите двух себя...
Она довольно легко видит происходящее со стороны, отчуждается от происходящего, в том числе и от самой себя. Отчуждается вплоть до болезненного переживания и желания все-таки почувствовать, действительно ли она может что-то испытывать. Взгляд на себя в зеркало — на такую же — это одновременно и ощущение себя изнутри, и взгляд на себя со стороны. И при этом облегчается возможность признать, осознать, принять взгляд на все со стороны, отойти дальше от себя, и, наоборот, приблизиться к себе. Из этой динамики приближения-отдаления естественно возникают и путешествия в прошлое, к похожей девочке. Похожая девочка находится не только в прошлом, но и в настоящем. К тому же у клиентки есть сестра, с которой она дружит и воюет и которая тоже чем-то похожа на нее, а чем-то отличается, и у них довольно заряженные отношения.
И, может, вам захочется представить... что у этой девочки... у этого близнеца... есть такое состояние души... которого иногда не хватает вам... и эта вторая девочка... похожая на вас... может очень спокойно и долго... находиться в одной и той же позе... получать удовольствие от рассматривания одной и той же картины... удовольствие от того, что она глядит... на очень спокойные предметы... рассматривает спокойную, текущую воду... или зелень вокруг... а может быть, какие-то естественные пейзажи... целое поле пшеницы... и ветерок на этом поле... и солнце... и бабочек, которые летают... и вы почувствуете эту легкость бабочек...
Для нее образ бабочки — это легкость, но также и наличие какого-то тела (хотя она очень легка, но все равно у нее есть какой-то вес). Она не должна отлетать от своего тела на такую дистанцию, когда наступает ощущение, что тела вообще существует.
и себя бабочкой... которая так легко перемещается... куда-то несется... иногда подхватывается ветерком... и в этой удивительной легкости и покое... проявляется уверенность, что ветер будет не слишком силен... а солнце не слишком жаркое...
...Не слишком. Во-первых, это попытка удержать маятник состояний даже не в середине, а в желании середины, желании покоя и тепла. Во-вторых, я дважды повторяю “не слишком”, потому что появление такого “не” как бы обезличивает ее негативные реакции. Ведь здесь “не” употребляется в значении “да”. После срединных образов, уравновешенности, тепла, покоя, по контрасту начинаются неожиданности, появляются образы таинственности.
и вы можете почувствовать... как неожиданным образом... эта летняя картинка... пшеницы с солнцем... и ветра с влагой... и, может быть, звон цикад... и какая-то легкая грусть... или тихая радость... струясь... легко и спокойно... окутает вас... и вы ощутите покой... и вам захочется полной тишины... и какие-то посторонние голоса... где-то вдалеке... из какой-то городской жизни... из какой-то другой жизни... спокойно и легко... Расслабление и покой... И веки становятся спокойными... И может быть, вам приятно ощущать собственный живот... И опять почувствовать диафрагму... вспомнить какую-то детскую сказку... и неважно, рассказываете ли ее вы кому-то... или вы ее слушаете... и она просто вспоминается вам... ведь одним из самых приятных путешествий... для вас... может стать путешествие по разным возрастам... когда вы... то можете почувствовать себя маленькой девочкой... то старой мудрой женщиной... то зрелой женщиной... то подростком... и каждая остановка в этом путешествии... каждый возраст... может показаться приятным для жизни... и вы почувствуете свое тело... то легкость и прыгучесть... то размеренность и плавность... то покой и сосредоточенность... и очень четко... путешествуя по разным возрастам... вы можете вспоминать картинки... слышать звуки... и глубоко-глубоко вживаться... уходя от абстрактных образов... к реальности... и почувствовать... как ваша диафрагма... как насос... ровно и спокойно дышит... и с ней вместе по всему телу разносится кровь... разносятся чувства... и тело такое свое и живое... легкое и спокойное... И иногда вы забываете свое тело... а иногда так приятно почувствовать его музыкальным и своим... как будто каждая его часть выражает совсем разные оттенки чувства...
Это еще одна констатация того факта, что клиентка слишком отдаляется от себя и не придает никакого значения ощущениям своего тела. Противоположное состояние: она слишком легко вызывает у себя те или иные ощущения или слишком легко реагирует на те или иные ощущения.
И веки плавно и спокойно... И щеки... И губы... Плечи... Грудь и живот... Бедра и голени... Вы вспоминаете, как, пребывая в разных состояниях... в разных обстоятельствах... вы... то чувствуете... то не чувствуете своего тела... как иногда приятно и легко ощутить его покой... попутешествовать... попутешествовать... и как постепенно... раздражение... выходит из тела... как будто его кто-то почесывает... наносит на кожу... приятные легкие воздействия... слегка раздражающие... слегка успокаивающие... раздражающие и успокаивающие... и успокаивающие ощущения разогретости кожи... ее бархатистости... становятся все больше... и кажется, что все тело... вся его поверхность... ровно-ровно дышат... как будто бы легкие находятся в коже... и вы так ясно чувствуете... своей кожей... воздух и воду... солнце... спокойно и легко... И когда образуется стержень в вашем теле... неприятных ощущений... на которые вы обращаете внимание... вы понимаете, что так легко переместить свое внимание на что-то другое... на что-то другое... и вы чувствуете расслабление... расслабление и покой... И может быть, в какой-то момент... вас начинает слегка покачивать на стуле... и вы знаете, что очень устойчивы... и тем не менее это покачивание... в стороны... покачивание век... покачивание состояния... то в сторону легкого засыпания... дремоты... то пробуждения... напоминает вам о маятнике... о мягком движении маятника... о плавных волнах... двигающихся то вверх... то вниз... то к берегу... то от берега... о плавных волнах в душе... о приливах и отливах чувств... о равномерности дыхания... о том, что кончики пальцев... бывают теплыми... бывают прохладными... кончики пальцев начинают нагреваться... в них появляются иголочки... тепло и покой... Расслабление... И вы можете представить себе... что постепенно вам захочется... проторить дорожку к этому состоянию покоя... как будто бы вы утрамбовываете в снегу... дорожку... которая будет все плотнее и плотнее... или тропинку в лесу... в летнем лесу... и вы двигаетесь... к этому состоянию покоя и тепла... покоя и тепла... И веки плавные и спокойные... Может быть, они слегка тяжелеют... может быть, они слегка тяжелеют... и ноги стоят плотно на полу... и маятник двигается — от покоя к движению... от движения — к покою... и покоя больше... и иногда хочется взять маятник в руки... его разгладить... согреть... на время остановить... почувствовать удовольствие... от того, что вы словно шарик, нашли свое место... и вам не хочется никуда катиться... Устойчивость и покой... ощущение особой лунки... Устойчивость и покой... И вам нравится следить за своим дыханием... за его равномерностью... и покоем... приливом... и отливом воздуха... который входит в грудь... и если вы вспомните... поле... и летний день... и, может быть... поющих птиц... и ощущение успокоенного тела... сидящего или лежащего... и ощущение покоя... и спокойного принятия... разных душевных состояний... как набегающих волн... как разных качаний маятника... которые сменяют друг друга... спокойно и легко... расслабление и покой... и, может быть... вам станет удобнее сидеть на стуле... и представлять себе... что вы лежите в лесу... в теплом месте... (Клиентка меняет положение.) на хвое... и на сене... меняете положение... спокойно и легко... и иногда ваши губы касаются друг друга... и происходит много маленьких движений в теле... которые действуют на вас успокаивающе... как будто бы маленькие ключики... открывают кладовочки... в которых хранится покой... и мягкость... и тепло... и разные приятные образы... которые вам нравятся... которые составляют блестящие точки... в калейдоскопе... и если вы... присматриваетесь к рисунку... который возникает под веками... и видите блестящие точки... то красные, то желтые... то черные, то фиолетовые... которые складываются в узоры... складываются в узоры... И вам нравится, что ваша зрительная картинка... ваше воображение... легко становится ярче и красочнее... становится ярче и красочнее... и пульсируют чувства... и плавно сменяют друг друга... и тело... как будто разминается... как от хорошего массажа... внутренними движениями... внутренним покоем... набегающими волнами... то дыханием... то покоем... и вы вспоминаете волны на море... волны, которые могут бежать... по пшеничному полю от ветра... вы вспоминаете покой и тепло... и время от времени... попадаете в состояние покоя... удовольствия устойчивости... очень плавное и равномерное переживание... которое только отчасти вам знакомо... как будто бы в своем путешествии... вы приближаетесь к очень интересному месту... в котором вам захочется задержаться... и в котором вам захочется бывать еще и еще... и вы знаете, что в путешествии... вы можете двигаться и меняться... и тем не менее возвращаться... к тому, что вами найдено и прочувствовано... и стало вашим приятным и нужным... состоянием... и обживать это состояние... делать его устойчивым и своим... устойчивым и своим... И часто, начиная путешествие... с не очень удобного положения... с посторонних звуков... со стула... вы приближаетесь к удобному... удобному и приятному состоянию... которое обживаете... и ваши руки чуть-чуть касаются друг друга... и лежат на бедрах... и вам приятно чувствовать свои плечи... легко и спокойно... И, может быть, вам нравится тишина и покой... тишина и покой... и мягкость, и покой на вашем лице... и если вы иногда можете увидеть свое лицо со стороны... а иногда почувствовать его изнутри... как будто бы то изнутри, то снаружи... вы чувствуете покой и тепло... покой и тепло... покой и тепло... (Длинная пауза. Клиентка слегка пошевелилась.) И когда вы захотите, то сможете опять открыть глаза... (Клиентка открывает глаза.)
Терапевт: Ну как, кинжал торчал?
Оксана: Временами. (Смеется.)
Терапевт: А временами куда девался? Какие-нибудь приятные ощущения у вас были?
Оксана: Да, у меня были ощущения под кожей...
Терапевт: Кто ж туда вполз, какие противные насекомые?
Оксана: Нет, не противные... Было ощущение тепла (касается верха живота руками), но дрожь все равно где-то сидела...
Терапевт: Еще бы, у вас такой кинжал!
(Оксана смеется.)
Терапевт: Что еще было приятного?
Оксана: Я могла поймать себя на мысли, что расслабляюсь.
Терапевт: Что еще хорошего было? Я понимаю, что вы не можете сразу много говорить о хорошем. (Смеется.)
Оксана: Я чувствовала тепло... достаточно редкое ощущение для меня... (После паузы.) Не знаю...
Терапевт: Очень хорошо, что вы не знаете, потому что, когда вы все знаете... (Смеются оба.) Будем еще в сказку путешествовать, или хотите отдохнуть?
Оксана: Я не устала. (После паузы.) У меня есть спортивный интерес — могу ли я проникнуть туда — мне кажется, что нет, потому что у меня столько блоков стоит...
Терапевт: Куда — туда?
Оксана: В неизведанное.
Терапевт: В неизведанное? Это зависит от того, сможете ли вы найти удобное положение на стуле. (Смеются оба.)
Сейчас происходит как бы закольцовывание работы. Я показываю ей, что помню ее ерзание на стуле, и мы уже совершили целое путешествие вокруг этого стула — поиск удобного места — и вернулись обратно. Стул здесь — такой насыщенный значениями объект, вокруг которого проходит много сообщений. Клиентка достаточно изобретательна, чтобы прочитывать и порождать эти значения самостоятельно.
Вы же знаете, что в каждой сказке, в каждом путешествии нужно найти то самое отверстие, через которое можно проникнуть в тот мир... Одни проникают сквозь очаг, нарисованный на стене... Другие сквозь... Алиса через что проникала?
Оксана: Через норку.
Это, конечно, сексуальный образ. Я думаю, что вопрос о том, как сидеть на стуле с удовольствием — аналог разговора о том, как в принципе получить удовольствие от своего тела, от своей кожи...
Терапевт: Через норку! Вот вам надо найти норку. Чтобы вам было вдруг удобно. Чем лучше норка, тем дальше проникнете.
Оксана: Я стараюсь.
Терапевт: Я ценю. Во что бы вы хотели в сказке превратиться? Вы знаете, как хорошо иногда бывает в сказке: превращаешься, забываешь о себе старом, а потом возвращаешься обратно. Если вы приобрели бы способность превращаться, во что бы вы хотели бы превратиться? Что вам было бы интересно?
Оксана: То, что быстро передвигается.
Терапевт: В мышку, что ли?
Оксана: Нет.
Терапевт: В птичку? (Клиентка кивает.) Какой же птичкой вы были бы?
Оксана: Ласточкой.
Терапевт: Так, летали бы перед дождем и громко-громко кричали бы.
Оксана: Я была бы молчаливой ласточкой.
Терапевт: А еще в кого вы хотели бы превратиться?
Оксана: В принцессу.
Терапевт: Это обязательно. А еще в кого?
Оксана: В волшебника. В джинна.
Терапевт: В джинна. Раз — и разрушил дворец. (Смеется.)
Оксана: Нет. В созидательного.
Терапевт: А еще в кого?
Оксана: Не знаю.
Терапевт: Вы о себе часто говорите в мужском роде. Вам хотелось бы быть мальчиком?
Оксана: Нет. Но мне хотелось бы иметь мужскую независимость. Умение защищать себя. Потому что мужчины часто обижают женщин.
Терапевт: Тогда давайте найдем удобную позу, немножко все-таки еще попутешествуем. В сказке герои очень подвижные. И к тому же очень независимые: то на печи лежат, то в носу ковыряют, то на земле валяются, то в какие-то отверстия проникают. Ужасно прыткие герои. Принимаем удобную позу, закрываем глаза, (клиентка закрывает глаза) немножко следим за своим дыханием... Можно немножко вспоминать себя, свои волосы... как волосы касаются... тела... как они висят... и вы можете представить себе... что вы то согреваетесь... то охлаждаетесь... И сейчас мы попробуем вспомнить какую-нибудь детскую сказку... Потому что детская сказка на самом деле не детская сказка... Детская сказка — это возможность путешествия... По разным возрастам... по разным персонажам... по разным душевным состояниям... Это одно из путешествий... путешествие, которое, если оно действительно прожито... и осуществлено... может привести... к какому-то ясному образу... желанному плану... определенной цели... в дальнейшем... к каким-то невероятным образам... обязательно реализоваться... и привести к реальному физическому путешествию... к возможности изменяться и перемещаться... И так хорошо научиться... действительно воплощаться... в разных героев сказки... и в разные свои душевные состояния... потому что, если обнаруживается... что какое-то состояние... какой-то герой... оказался не достаточно прожит... может быть, это состояние напоминает о себе... беспокойством... страхом... раздражением... хочет воплотиться и завершиться... оно хочет, чтобы... без всякой спешки... в полном покое... это состояние было прожито... завершено...
Я думаю, она боится завершенности. Ей свойственна надрывность, чрезмерный динамизм, жизнь вприпрыжку, начинание новых дел без окончания старых, состояние возбужденного маятника. Я пытаюсь найти некую радость в остановке.
удовлетворено... ощущение законченности и покоя... расслабленности и тепла... как найденной формы... как закрепленности в уютных и своих границах... осуществленности... и поэтому путешествия в сказки... воспоминания детства... ощущение таинства происходящего... может быть так много элементов... которые встречаются в обычной жизни... или обычно вы мечтаете... и то отвлекаетесь, то сосредоточиваетесь... (клиентка вертится на стуле) и если сейчас вам действительно захочется найти удобное положение... и почувствовать свою мягкую спину... и найти удобное положение для головы... и расслабленные веки... и расслабленные веки... и расслабленный живот... И может быть, вы вспомните... как уютно устраивается кошка... как она находит место для лапок...
Я думаю, что с кошкой ее объединяет то, что она то позволяет себя погладить и то приближается, то гуляет сама по себе и, как будто невзначай, отдаляется, что она время от времени довольно легко принимает пластичную и расслабленную позу, но в отличие от кошки, выпускает когти внутрь себя, и ей становится очень неуютно, кинжал в животе... Образ кошки может развернуть эти когти наружу. Кроме того, образ кошки дает возможность сказать в положительном ключе о ее частичной приручаемости. И о чувствительности к собственному телу.
как будто у нее множество позвонков... устраивает свое туловище... и мордочку... и, может быть, вам захочется почувствовать... себя... в шкурке кошки... теплой и мягкой... прыгучей и сильной... почувствовать коготки... которые то спрятаны, то выпущены... почувствовать легкость от перехода... полного расслабления... к хорошей сконцентрированности... почувствовать плавность перехода... плавность и точность... грациозность движений... легкость и покой... и само собой... может находиться удобное положение... для живота и груди... и спины... для бедер... для ягодиц... и, главное, для головы... и веки дрожат... иногда вы глотаете... и, может, вам захочется, или будет легко представить опять водную гладь... на которой видны паруса... представьте себе, что так же как парус... надувается от ветра... так же и веки... надуваются от бегущих импульсов... и иногда расслабляются... а иногда чувствуют упругость...
Мы, по-моему, движемся в двух направлениях. Первый вектор — движение к покою, которое я намеренно замедляю, фрагментирую, чтобы получать удовольствие от каждого момента. В другом векторе я скорее двигаюсь к активности, но эта активность тоже не спазматическая, не прыгучая, не резкая, в ней тоже содержится удовольствие от шага, а не от прыжков. Ситуация нарастающего, спокойного, плавного напряжения и мотив постепенности, удовольствия от процесса, возможной остановки в середине.
легко и спокойно... расслабление и покой... бедра... голени... грудь... живот... очень успокаивает... когда иногда мы перебираем... части своего тела... и напоминаем себе... о тех маленьких удовольствиях... которые, как монетки... мы складываем в копилочку... и каждое напоминание о положении части тела... об этом комфорте... может приводить... к увеличению... покоя и тепла... и иногда мы отвлекаемся... и после этого еще легче сосредоточиваемся... на удовольствии тепла и покоя... И очень часто... отправной точкой... нашего путешествия... может стать... удобное положение тела... от которого мы можем отправиться... к решению задач... к достижению целей... или просто для удовольствия... время от времени... мы все равно возвращаемся... к комфорту и покою нашего тела... к тому, как мы глотаем... как держим голову... как чувствуем свои руки... легко и спокойно... Давайте представим себе детскую сказку... которая вам хорошо знакома... давайте вспомним сказку про Золушку... представим себе девочку... которая грустит и печалится... которая может быть очень красивой... но ей совершенно не важна ее внешность... и ей даже нравится быть замарашкой... и не думать о себе... и она живет в грязном и шумном месте... и хотя окружающие могут понимать, что ничего к ней не пристает... ощущение грусти и печали... заставляет ее все время что-то делать... чистить... вытирать... делать разную домашнюю работу... быть очень покорной... потому что в этом состоянии... когда она очень много делает... все время куда-то бегает... и чем-то занята... в этом состоянии она ощущает больший покой... который покрывает ее беспокойство... и она иногда... начинает про себя... напевать тихие песенки... тихие песенки... почти без слов... с мелодией... и кажется, что когда эти песенки... звучат действительно мелодично... действительно тихо... тихо и легко... даже звери и птицы вокруг... начинают их слышать... начинают их слышать... и девочке может быть легче общаться с этими зверями и птицами вокруг... и со своей феей... чем с другими людьми... которые ее окружают... и фея... чувствует свое родство с девочкой... иногда девочка сама превращается в фею... и чувствует, что ей очень приятно и нравится... что-то делать для другого... про него что-то знать... помогать ему и подсказывать... гладить и расчесывать волосы... быть недалеко... и приходить вовремя... и общаться... с маленькой девочкой... и наступает такое состояние... когда обязательно девочка... из своей обычной жизни... где она мало с кем общается... попадает на бал... и чувствует себя на некоторое время... принцессой... и она все время помнит... что как хорошая девочка... она должна вовремя уйти с этого бала... и благодаря этому... на время... она становится настоящей принцессой... и все у нее получается... спокойно и легко... спокойно и легко... все у нее получается... все любуются... точные и грациозные движения... легкие танцы... и все вокруг... смотрят... слушают... и принц... находится рядом... и только необходимость помнить... о том, что нужно вернуться... к себе... в свой подвал... к своей грусти... и удовольствие от того... что можно путешествовать между состояниями... легко входить в них... легко выходить... и продлевать их... если захочется... и девочка точно знает... что стоит ей освоить... возможность путешествовать... и посещать свои разные состояния... и чувствовать гармонию между ними всеми... тогда она получит возможность... выйти из своей сказки... возвращаться в нее только иногда... и получить своего принца... но в этой же сказке... есть состояние... когда девочка чувствует себя своей старшей сестрой... все время куда-то спешит... и хочет схватить чужую туфельку... и примерить к себе другие действия... и чувствует беспокойство и зависть... и хотя она очень хорошая... все равно ей хочется занимать какое-то другое место... обязательно не свое... И можно опять возвратиться в свой подвал... и быть уверенной в том, что это место в подвале... эта работа... и это настроение... устойчивые и свои... пусть не лучшие... но устойчивые и свои... иногда хочется превратиться в ведьму... как будто точно прицеливаясь взглядом и видя все насквозь... говорить обидные вещи... что-то разрушать... потом превратиться в фею... с мягкой улыбкой... со струящимися волосами... с теплом... с желанием помогать... и девочка в подвале... действительно научается слышать голоса зверей и птиц... рассказывать им сказки... и петь им песенки... и иногда превращаться... в этих зверушек и птичек... превращаться то в ласточку... то в мышку... помогать... другим зверям и птицам... и этот круг... на полу... в доме... в верхних комнатах старших сестер... у мачехи-ведьмы... со своей феей... этот круг превращений и перемещений... позволяет чувствовать, как в каждом состоянии... есть особые чувства... особая устойчивость... и только все вместе эти чувства... когда они собраны... составляют единое целое... целой палитры... ярких красок... из которых может строиться... и переживаться... любое состояние... любое другое путешествие... только все вместе... как все краски... они могут давать... единое переживание... того, что может быть достигнуто и пережито все что угодно... И каждый рисунок... может быть закончен... каждый рисунок может ожить... каждый рисунок может зазвучать... в каждый рисунок можно войти и почувствовать... всю окружающую картину... каждый рисунок можно уменьшить... и спрятать в особую книжечку... которую можно носить с собой... время от времени открывать... и, глядя на эту страницу... начинать с нее новое путешествие... новое путешествие... И ощущение... открытых возможностей и покоя... и устойчивых состояний... положений тела... страничек... красок... которыми можно пользоваться... ощущений путешествия... и права на самые разные состояния... и комфорт тела... комфорт и покой... комфорт и покой... И стоит только найти особое умение... закрываться и открываться... чувствовать тепло... расслабляться и чувствовать... хорошее напряжение в себе... как чувствует кошка... как чувствуют другие животные... спокойно и легко... И это тонкое ощущение своего тела... как ощущение тонких красок, из которых может быть выражена любая картинка... любое переживание... любое путешествие... любая дорисованная картинка... раскрашенная и озвученная... вызывает ощущение полноты... полноты и благополучия... и только отрывистые наброски... иногда оставляют за собой страхи и тревоги... желание их завершить... и так спокойно возвратиться к этим тревогам и беспокойствам... в спокойном состоянии... и улыбнувшись... и шагнув из своего спокойного тела... их дорисовать... докончить... и если иногда... ведьма хочет нарисовать карикатуру... а фея хочет нарисовать очень ласковую и теплую картинку... а девочка рисует зверей и птиц... и собирается на бал... а становясь принцессой... так ярко видит... сверкающие точки... окружающих людей... огни и звуки... полная гармония и покой... и путешествие по своим состояниям... путешествие по разным сказкам... перебирание дорог и возможностей... начинается со спокойного перебора... с нахождения своего тела... и разных его частей... и тепло в животе... и двигающаяся диафрагма... пульсирующая и двигающаяся... яркая и спокойная... яркая (Подчеркнутые слова произнесены с нажимом.) спокойная... ощущение, что по всему телу разносится кровь... и такое спокойное и легкое... такое энергичное дыхание... и такие яркие точки в веках... под веками... сменяющимся калейдоскопом... и интересные яркие картинки... то яркие, то темные... то светлые, то темные...
Сейчас мы пытаемся, сохранив оттенок постепенности, все-таки перейти к более ярким краскам. К ярким, потому что клиентке вообще свойственны крайние положения маятника состояний, яркие состояния. И вопрос в том, чтобы в этом качании и вспышек от яркости к блеклости, к отсутствию красок тоже были некие промежуточные состояния. Яркие, но не слишком резкие, не слишком кричащие. Яркие и разнообразные. Яркие, но имеющие оттенки, чтобы яркость не перехлестывала оттенки.
полные разных красок... разных красок... разных цветов... контрастов и покоя... контрастов и покоя... И лицо легко меняет выражение... принимает самые разные состояния... и в каждом состоянии задерживается... как будто бы этот шарик... будучи наполненным и надутым в каждом состоянии... легко остается на месте... чувствует устойчивость и форму... устойчивость и форму... Полный покой и тепло... И ощущение богатства состояний... и то, что каждое из них может быть законченным... углубленным... желание не спешить... расслабление и покой... и тепло... как будто бы иногда... все тело становится единым шариком... как хорошо свернувшаяся кошка... единым и теплым... мягким и плотным одновременно... в котором что-то созревает и происходит... донашивается... покой и тепло... расслабление и покой... покой и тепло... И иногда так хорошо почувствовать... как веки становятся мягкими... и губы... как распускающиеся лепестки цветка... и каждое маленькое движение не мешает остальным... и так хорошо... попутешествовать по разным своим возрастам... и в разных картинках... погрустить и порадоваться... открывая для себя... давно забытые впечатления своего детства... своей юности... своей жизни... спокойно и легко... как будто бы разными дорогами... разными петельками... вы вспоминаете и двигаетесь... и чем больше разных живых впечатлений... картинок и звуков... и переживаний своего тела... и запахов и вкусов... вы вспоминаете... тем богаче и спокойнее... становятся ваши ощущения устойчивости... настоящего и будущего... из этих путешествий в прошлое... само собой выстраиваются... разные дороги для путешествий в будущее...
Сообщение, которое я пытаюсь передать, заключается в том, что если вы в хорошей форме, вам легко выбирать, и куда бы вы ни пошли, вы можете по этой дороге идти долго, и это вам интересно, приятно, вы можете вернуться к исходной точке, и у вас есть путь назад и возможность пойти по другой дороге. Когда вы в хорошей форме, то разные ваши возможные состояния, как ваши разные куда-то ведущие дороги, во многом равновероятны. И вам не нужно жалеть о том, что вы пошли не туда, делать окончательный выбор, главное, чтобы вы почувствовали состояние, которое вас ведет вдоль этих дорог.
на каждой из которых... вас ждет множество... действительно приятных и безопасных приключений... спокойно и легко... расслабление и покой... и дыхание ровное... и спокойное... и одновременно вы можете хорошо слышать все, что говорится... и путешествовать в тех картинках, которые мы упоминали... и одновременно с этим вы можете находиться в каком-то особом своем состоянии... в котором вам хорошо и интересно... и, кажется, что все эти разные миры... находятся рядом друг с другом... как матрешки, которые друг в друга вложены... и друг другу не мешают...
В этой части транса речь идет о наличии некоего алфавита возможностей. Алфавита проявлений, из которого могут складываться, как из букв, отдельные предложения, отдельные возможности. Она может входить в разные сказки, ездить в разные путешествия, испытывать различные ощущения. У нее есть возможность разъединения и соединения, существования части и целого, образа и фактуры. Тела и его частей. Переживаний и реальности, которая их определяет и на которую заново влияют переживания.
И в этом тоже может заключаться своя гармония... Переживание разных вещей, которые с вами происходят... И их возможная упорядоченность... и ясность... и можно представить себе, что через вас... через ваше тело... струится свет и тепло... свет и тепло... и что-то важное происходит... какая-то ясность и покой... покой и тепло... и расслабление... ясность и тепло... покой и расслабление... И, может быть, с каждым днем... и с каждым часом... вам будет все легче и легче... чувствовать себя в покое... останавливаться... оглядываться вокруг... (клиентка качает головой) улыбаться... и находить приятное в том... чтобы просто побыть... оглянуться и почувствовать... увидеть яркие картинки... услышать звуки... почувствовать покой всего тела... покой всего тела... И когда вы захотите... вы можете вернуться в одну из сказок... и пофантазировать себя в ней... попутешествовать... представить себя самыми разными персонажами... позволить себе самые разные чувства... найти особую целостность и полноту... как будто бы склеивая из разных частей... играя в детскую игру... где нужно собрать рисунок из отдельных... кусочков... и это ощущение целостности и гармонии... света и покоя... мягкости и тепла... может происходить с вами... все чаще и чаще... все проще и проще... легко и спокойно... спокойно и легко... (Длинная пауза, в течение которой клиентка сидит не двигаясь и не открывая глаз. Изредка едва заметно покачивает головой.) Если вы захотите... когда вы захотите... вы сможете открыть глаза... Но если вы захотите, то сможете сидеть с закрытыми глазами столько, сколько захотите...
Оксана: (открывает глаза, улыбается): Мне не хотелось открывать глаза, но я чувствую вину, что занимаю чье-то время... У меня был калейдоскоп картинок, они были не очень связные... Я запомнила такую вещь: как будто бы я в пещере, и выход из этой пещеры... что-то такое огненное, просто как высокая энергия... и такое чувство, что я начинаю меняться...
Вопрос участника семинара: С этой клиенткой вы провели несколько трансов. Как меняются их цели?
Терапевт: Мне она кажется довольно сложной клиенткой, и вначале я не чувствовал отчетливого направления работы. Хотелось разомкнуть ее одиночество, ее напряженный, активный темп жизни, который разрушает возможные для нее связи с окружающим. Это все равно как на деревьях не успевают дозреть плоды, потому что их слишком рано снимают. Поэтому одна из моих целей — побыть с ней, чтобы она не выгнала меня из нашего совместного пребывания. Трансы долгие, убаюкивающие, расслабляющие, создающие защитную оболочку и интерес к происходящему. Долго пребывать в подобном состоянии и вроде бы ничем не заниматься — это тоже цель.
Первый транс — это, скорее, введение, которое она должна запомнить. Его сообщение — не поток глубоких изменений, а сама возможность и безопасность этих изменений для нее. Он приучает клиентку к возможности чувственной жизни, потому что она очень оторвана от своего тела и чувств и для нее важно обрести не эту головную, а именно чувственную жизнь.
Следующий за ее ощущением кинжала транс передает клиентке состояние укачивания и путешествия, движения по своим возрастам, удерживая ее внимание на более длительный срок, чем она привыкла. Кинжал в данном случае является метафорой острого прерывания некоего процесса, и я думаю, что ей как раз свойственны такие прерывания и резкие, режущие состояния. Транс разворачивается вокруг сказочной темы с метафорическими образами, и в нем много чувственного — все это работает на ее дерационализацию. Вокруг каждого образа легко создается аура, паутина ассоциаций, что тоже оберегает клиентку от быстрых интеллектуальных прыжков. Из важных я бы назвал образ Золушки, который несет сообщение о возможности для нее разных эмоциональных состояний, а также образ старшей сестры как возможность быть суетной, завидующей, мелочной — в противоположность идеальной роли сестры. Эти образы — сплавы, связывающие разные состояния и, тем самым, высвобождающие большую энергетику. Таким образом, я совершаю попытку обратить ее вовнутрь, на синтез разных эмоциональных состояний взамен резкого перескакивания в них. Этому же плавному движению соответствуют и фоновые образы — струение воды, шелест травы, дышащая кожа, движение паруса под ветром, скольжение, полет...
На ковре-самолете
На клиентское кресло садится Лена, детский консультант и, произнеся “мне говорить сразу, да?”, начинает длинный и не очень связный монолог о своих взаимоотношениях с окружающими. Терапевт чуть наклоняется в сторону клиентки, слушает и долго не перебивает.
Лена: Мне еще в первый день хотелось сесть сюда, но я, как всегда, всего боюсь. Вижу свою проблему так: я слишком зависима от мнения других людей. В разговоре с другим человеком мне уже заранее кажется, что он негативно ко мне относится. И если я скажу что-то не так, мне кажется, что он тем более это заметит и ему тоже покажется, что что-то не так происходит. Когда в каких-то начинаниях что-то не получается — опускаются руки, и потом трудно уже начать все заново. Я решила, что если сюда не приду, это станет провалом в моей жизни, который я потом ничем не заполню.
Терапевт: А в чем проблема?
Лена: Проблема в том, что мне хочется всегда чувствовать независимость от мнения других людей. Может быть, думать о себе….
Терапевт (перебивает): Скажите, а как вы относитесь к детям, которые приходят к вам на консультацию и которым хочется быть независимыми ото всех?
Лена: Мне в первую очередь хочется, чтобы они почувствовали, что их любят, что они…...
Терапевт (перебивает): А вас в детстве очень любили?
Лена: Я бы не сказала, нет…...
Когда речь заходит о детстве, она говорит сдавленным голосом, держится без отчетливой возрастной позиции, рассказывает о том, как к ней приходят дети, которым очень нужно, чтобы их любили... Мне кажется, все это говорит о том, что у нее было нелегкое детство, и она до сих пор не рассталась с переживаниями на эту тему. И я начинаю эту сессию как супервизор, причем моей задачей становится анализ и ее ситуации, и анализ того обстоятельства, как ее личные особенности и проблемы реализуются при работе с детьми. Я предполагаю, она переносит свою личностную проблематику на свою работу, причем в этой проблематике она весьма недалеко продвинулась.
Терапевт: У вас дома кто-нибудь кричал?
Лена: Сейчас нет, в детстве — да.
Терапевт: А кто?
Лена: Мама.
Терапевт: И как вы относитесь к крику?
Лена: Я сразу закрываюсь, и все.
Она села и начала длинный монолог. Ей не нужен был собеседник. Это первый круг беседы. Второй круг начинается с вопроса о проблеме. Лена начинает говорить чуть более конкретно, но тоже относительно длинно. И третий круг: я задаю ей конкретный вопрос, и она на него отвечает всего несколькими словами. Разница в том, что происходит некая концентрация, кристаллизация мысли и чувств. И каждый ответ на вопрос — это в какой-то момент уже образ и выбор, и преодоление.
Терапевт (говорит достаточно резко и быстро): Как вы закрываетесь?
Лена: Чтобы не слушать. Обычно эти крики были направлены не на меня, на отца. Мы жили очень долго, все детство, в коммунальной квартире. Комната была очень большая, но у меня был свой, отгороженный книгами уголок, где можно было…...
Терапевт (перебивает): Что было предметом этих криков?
Лена (после небольшой паузы): Личные отношения. Папа во главу угла ставил работу и общение вовне, а мама все время хотела притянуть его домой и таскать его на концерты...
Терапевт (опять мягко перебивает): И это достигалось криком?
Лена: Это вообще не достигалось. Она каждый раз кричала, требовала этого, а он уходил, очень часто просто хлопал дверью, убегал. И эти уходы из дома были очень частыми.
Терапевт: Куда он уходил?
Лена: Отец, как правило, уезжал к родственникам, жил там в течение нескольких дней и ждал, когда мама первой сделает шаг навстречу. Тогда он возвращался. В итоге они расстались около пяти лет назад.
Терапевт (кивает головой): Вы были единственным ребенком в семье?
Лена: Да.
Терапевт: Вы были любимым ребенком все-таки?
Лена: Я считаю, папа меня любил, а мама — нет.
Терапевт: А почему вы появились на свет? Каков был мотив вашего рождения?
Лена (улыбается): Прямо подробно все рассказывать?
Терапевт: Нет, необязательно подробно.
Лена: Почему я появилась на свет? (Лена немного растеряна неожиданным вопросом.)
Терапевт: Да.
Лена: Я считаю, что это некоторая случайность, я вообще считаю, что то, что мои родители поженились, было некоей случайностью.
Терапевт (перебивает): Это всегда случайность. Но вот в вашем случае…...
Лена (перебивает): Это была совсем случайность: у мамы были чувства, но по отношению к другому человеку и, видимо, у папы тоже. А когда там не состоялось, появилась безысходность. У мамы, видимо, возраст.… У папы умерла мама, когда она его рожала, он практически рос без родителей, потому что его отец не заботился о нем, а ему нужно было найти какой-то дом. (Пауза.) А я уже родилась…...
Терапевт (перебивает): Кому вы были нужны, когда родились?
Лена (пауза, кивает головой): Никому. (Смеется с удивлением.) Никому.
Терапевт: У вас были бабушки, дедушки?
Лена: Да. Бабушка, очень хорошая, добрая, но у нее было очень много хлопот по дому, и…...
Терапевт: Угу. Ей вы были нужны?
Лена: У меня такое ощущение, что…...
Терапевт (перебивает): Или вы были еще одной заботой?
Лена: Нет. Заботой я не была. Была таким очень тихим ребенком. Но… думаю, я ей была не нужна, но так как…...
Терапевт (перебивает): Еще бы не быть тихим ребенком! Папе не нужна, маме не нужна. Не будешь тихой, так тут же возьмут и за дверь выкинут.
Лена: Нет, папе я была нужна, но только тогда, в те моменты, когда он был свободен.
Терапевт: Но таких моментов почти не было.
Лена: Вечером, когда он приходил домой.… Общение на уровне подзатыльников, еще чего-то. Мама всегда говорила отцу: “Это единственное, что ты ей смог дать”. Но, вообще-то, для меня это очень много, вот эти какие-то…...
Терапевт (перебивает): Вообще это хорошо звучит — “единственное, что он мог мне дать — это подзатыльники, и для меня это очень много”.
Лена (смеется): Это действительно так. Я это так чувствую. Потому что мама очень много мной занималась…...
Терапевт (перебивает): И вы ставите в качестве проблемы необходимость быть независимой от окружающих? Еще более независимой, чем были в детстве?
Лена: В детстве я была очень зависима.
Терапевт: Но в каком-то смысле.… Маме не нужна, папе не нужна — это верх независимости.
Лена: Когда мне что-нибудь хотелось сделать, я говорила об этом, но мне тут же отвечали: ты, наверное, ничего не соображаешь, раз ты хочешь сделать это. Будешь делать вот это, и я делала то, что мне говорили. Все равно это была полная зависимость от родителей.
Терапевт (после короткой паузы): Как бы получается, что у вас чужие родители. Папа любил другого человека, мама любила другого человека, они как бы случайно встретились. Папа должен был родить ребенка с другой женщиной, мама должна была родить ребенка с другим мужчиной. Они встретились и родили вас, как бы невзначай. Вы наполовинку из одной семьи, папиной, наполовинку из другой семьи — из маминой. Папа был недоволен, что вы наполовину его дочь (Лена кивает головой), мама была недовольна, что вы наполовину ее дочь. И вы как будто из двух половин состоите, которые не ощущают целого.
Лена: А я не ощущаю этих двух половинок, я ощущаю, что меня вообще нет. Для меня самое естественное положение — подняться над землей, где-то там зависнуть, чтобы никто не видел, не обращал на меня внимания.
Мое ощущение от нее таково: она очень киселеобразная личность, расплывчатая, не умеющая собрать своих отдельных частей, не очень знающая, чего хочет, не очень внятно чувствующая свои взаимоотношения, с неясными отношениями со своим телом, с непроявленными неясностями в своей бывшей семье. Если в других новеллах мы чаще имеем дело с людьми, которые чрезмерно на чем-то сфокусированы, то здесь мы, скорее, встречаем состояние расфокусированности, бытового транса. В связи с этим у меня возникает другой образ: клиентка немножко потеряна и даже не очень знает, кто она сейчас — мать своих детей или все еще ребенок своей матери. Она потеряна, и у нее много неясностей такого рода. Ее желание независимости можно понять как желание независимости от этого всепоглощающего состояния рыхлости, за которым, вероятно, скрывается сильная зависимость от родительских образов. Поэтому я использую в беседе такие фразы-иголочки, которые могли бы вызвать у нее хоть какие-то чувства, расшевелить ее. Речь идет о переводе ее из протопатического состояния в состояние оформленности, четких осознанных отношений. Именно это могло бы решить ее проблему зависимости-независимости.
Терапевт: Так когда-то собаку-лайку посылали в космос, вы знаете, на первых спутниках.(Лена улыбается). Вот и вас так же послали бы в космос в спутнике, и висите себе там. Папы нет, мамы нет. (Короткая пауза.) Это вам нравится?
Лена (после короткой паузы): Пожалуй, да. И не знаю, захотела бы я спускаться.
Терапевт (перебивает): Хорошо, а кто же все-таки вас любил в детстве? Кого вы любили в детстве? Ваши ощущения?
Лена: Я собак очень любила. Это было единственное спасение.
Терапевт: Я про лайку не случайно сказал.
Лена: Причем, всегда в доме собак было много. Лето мы проводили у бабушки, в Подмосковье. В Москве собаки дома не было, но зато летом я отрывалась. Можно было залезть к собаке в конуру и сидеть там с ней.… Чувствовалось что-то большое и теплое рядом.
Терапевт (откидывается на спинку стула): Скажите, а в детстве вы каким считались ребенком? Вы рано или поздно научились читать? Вы были как бы “дурочкой” или, наоборот, таким “смышленышем”?
Лена: А вот с этим тоже очень интересно. Я действительно…...
Терапевт (перебивает, говорит быстро): Или вы сначала были “дурочкой”, а потом “смышленышем”?
Лена (кивает): С первого по третий класс…...
Терапевт (перебивает): А до школы?
Я говорю достаточно резко и быстро, так как хочу разбить ее бесконечный и монотонный монолог на какие-то фрагменты, на отдельные реакции, ввести в него какие-то переключения. Я хочу вызвать ее из состояния бормотания на диалог между разными частями, на диалог между папой и мамой, диалог между ней и взрослыми, диалог между ней и детьми, диалог между самой собой — вместо единообразного бормотания вызвать двучленную реакцию. И в этом состоит интервенция.
Лена: До школы.… А до школы меня пихали в детский сад, где я стояла у калитки целый день и ждала, когда же будет шесть часов, и за мной придут. Я даже не помню…...
Терапевт: Вы были таким потерянным человеком, потерянным ребенком.
Лена: Да.
Терапевт: В детском саду плохо…...
Лена: И дома не очень хорошо. Но зато дома есть уголок, куда можно уйти, а в детском саду этого нет.
Она проигрывает мотивы бесплодности. Говорит: мне кажется, что меня вообще нет, меня потеряли в детстве, стояла у калитки совсем одна... Бесплодность сквозит и в том, что она говорит о родителях. Она их описывает так, будто ничего про это не помнит. Привязанностей никаких не чувствуется. Любил папа? Да, вроде бы любил. А мама любила? Вроде бы не любила. ... Если говорить об этом дальше, то у нее могут возникнуть и соматические проблемы, связанные с пустотой, сосанием под ложечкой.
Терапевт: А в первых классах?
Лена: А в первых классах я так хорошо выпадала. Могла выпасть на уроке и прийти в себя только к концу урока, совершенно не помня, о чем шла речь. И при этом я вызывала жуткое возмущение учительницы. Я помню, что она вызывала мою маму в школу и говорила о том, что я не хочу ее слушать…...
Терапевт (перебивает): На вас кто-нибудь кричал при этом?
Лена: Да. После этого мама кричала.
Терапевт: А учительница на вас кричала? Вообще, она кричала в классе?
Лена: Она не кричала, но очень резко говорила, категорично и резко.
Терапевт: Вы замыкались при этом?
Лена: Да.
Терапевт (кивает): А когда вы начали книжки читать? Когда вы для себя открыли наличие других миров, в которых можно мечтать, уходить, в которых можно как-то перемещаться, чтобы быть независимой от остального мира?
Лена: Кстати, уходить и перемещаться куда-то я не умею, наверное, до сих пор. Со стороны на себя посмотреть — я ничего не умею.
Вообще “у меня ничего не получается” — так она говорит обо всем. Потому что не знает, что такое “получается”. Очень мало людей, которые имеют реальные критерии. Просто у человека есть некое ощущение того, что у него получается, он из него и исходит. “Со стороны” в ее устах значит “если я вон там, со стороны, то я уже не внутри”. Когда она раскачается, то сможет находиться и внутри, и снаружи, легко переходить туда-сюда. В этом смысл моих раскачивающих вопросов.
Терапевт (перебивает): Книжки читать вы умеете?
Лена: Да.
Терапевт: Когда вы прочли первую книжку, которая стала для вас открытием того факта, что можно путешествовать и забывать о той реальности, где вы находитесь?
Лена: Серьезно, правда, сказки, я начала читать где-то в пятом классе. Причем, мама опять говорила мне, чтоґ читать. Мне читать это не хотелось, я брала какие-то другие книги. Но постоянно был контроль: если ты это читаешь, то с твоим развитием что-то не очень хорошо. Лучше читать что-то другое.
Терапевт (перебивает): Скажите, а почему вы все-таки были в семье единственным ребенком? Вы знаете какие-нибудь семейные мифы? Были ли какие-то неудавшиеся попытки или не было? У вас могли быть братья, сестры?
Лена: Нет. Потому что дети вообще для моей мамы как нечто...… Вот она сейчас мне говорит: я тебя вырастила, и мне было очень трудно, я работала, занималась тем и этим…...
Терапевт: Хорошо, а вот для предыдущих поколений, для маминой мамы, для папиной семьи — как там было с детьми? Там тоже дети были обузой, или было другое отношение к детям?
Лена (после короткой паузы): Если с маминой стороны, то там были бабушка и дедушка. Бабушка очень мягкая, добрая.
Терапевт: У нее были дети? Сколько?
Лена: Трое детей. Было много как бы специальных выкидышей. Ребенок должен был появиться, а мой дедушка начинал гулять. Он уходил и иногда по месяцу не жил дома. А бабушке было достаточно поднять что-нибудь тяжелое.… И она делала это как бы назло ему…...
Терапевт (перебивает): Выходит, там с детьми тоже легко обращались.
Лена: В семье было три девочки, а дедушка все время хотел мальчика.
Терапевт: Угу. Это был повод погулять. Хорошо, а с другой стороны?
Лена: А с другой стороны, так сложилось, что бабушка, мама отца, умерла сразу же после родов, а отец...… Существует такая версия, что он искал маму для своих детей, поэтому часто менял женщин, но мне кажется, что дело-то не в том было…...
Терапевт (перебивает): Интересная версия.
Лена: Да. Он говорил: “Была одна женщина, но я видел, что она не любит детей. Пришла другая. Потом, наконец, появилась та, которая все заботы везла на себе, но счастья уже не было”.
Терапевт: Хорошо, а что вы сделали, чтобы стать самой себе хорошей мамой? Знаете, есть такое мнение, что каждая женщина должна научиться стать матерью самой себе.
Это значит научиться лучше себя любить. Любить себя так, как она хотела бы в мечтах, чтобы ее любила настоящая мать. Я думаю, она имеет в виду себя, говоря о детях, которым нужны любовь и понимание. Цель разговора в том, чтобы она делала это сама для себя. Я пытаюсь, чтобы она поняла, как ей пережить чувство полноценной любви, приязни к себе, чтобы понравиться себе со стороны, почувствовать себя изнутри и погладить себя.
Лена: А наверное, я ничего и не пробовала. И главное, мне и не хочется.
Терапевт (перебивает): Вот вы с детьми работаете. Вы становитесь для детей в каком-то смысле мамой?
Лена: Да. И мне кажется, что…...
Терапевт (перебивает): Вы становитесь для них мамой? (Говорит быстро.)
Лена: Да. И, наверное, для своих в первую очередь.
Терапевт: У вас сколько своих детей?
Лена: Двое.
Терапевт: Откуда же у вас столько взялось?
Лена: А я точно знала, что не один будет.
Терапевт: Откуда?
Лена: Потому что я была одна.
Терапевт: Вы стали хорошей мамой, потому что хотели, чтобы ребенок не был одинок.
Лена: Да. И не только поэтому.
Терапевт: Угу. Вы хорошая мама для своих детей. А есть что-нибудь, что вы сделали или хотели бы сделать, чтобы стать мамой для самой себя?
Лена: Нет, наверное, нет. Дело в том, что я уже решила — что со мной случилось, то случилось, будем жить с этим. Главное, чтобы теперь…...
Терапевт (перебивает): Но вы понимаете, какая в этом заключается опасность? Вы нуждаетесь в том, чтобы у вас была мама. И эту нужду вы как бы реализуете тем, что становитесь хорошей мамой для своих детей. Таким образом, вы как бы двойная мама — для них и для себя. Дети далеко не всегда выдерживают такой нагрузки. Мама в квадрате, двойная мама.
Я имею в виду вот что: если бы она знала, что такое хорошая мама для нее, и научилась бы сама себя “доласкивать” в своих мечтах, образах и быть мамой для себя, то тогда бы она была просто матерью для своих детей. То, что она недополучила, она как бы обрушивает на них.
Лена: Честно говоря…...
Терапевт (перебивает): Вам не страшно быть слишком хорошей матерью для своих детей?
Лена: Излишней опеки нет. Наоборот, очень осторожное касание, чтобы не обидеть, чтобы не вспугнуть…...
Терапевт (перебивает): Хорошо, значит, проблема, которую вы ставите, состоит в том, как добиться независимости от чужих влияний.
Лена: Да.
Терапевт: Что вы имеете в виду под независимостью от чужих влияний?
Лена: Чтобы не вздрагивать при мысли, что сейчас о тебе думают не очень хорошо.
Терапевт: У вас что, с детства сложилось впечатление, что вашей маме легко начать думать о вас не очень хорошо? Что бы вы ни сделали? (Говорит четко, с расстановкой.)
Лена: Да.
Терапевт: Потому что вы не здесь, вы делали что-то не так, вы не такая, вы не тогда и не там родились и так далее. У вас нет своего места, кроме угла в комнате, который не совсем ваш угол, кроме конуры, в которую можно было залезть.
Лена: Пожалуй, да.
Терапевт: У вас нет места в сердце матери.
Лена (кивает головой): Я сейчас подумала — “нет места в сердце матери”, а мне туда и не хочется, честно говоря.
Терапевт: Сколько же можно хотеть. (Пауза.) Хорошо, а что происходит с вашими отрицательными чувствами к родителям? (Пауза.) Знаете, каждый ребенок, каждый человек естественно проявляет разные чувства. Иногда он ненавидит своих родителей. Это совершенно нормальное, естественное чувство. Иногда он запрещает себе ненавидеть родителей, иногда он их любит, иногда боится потерять, иногда мечтает потерять. Это разные, противоречивые чувства. Что происходит с вашими чувствами? Что происходит с вашими отрицательными чувствами? Вы можете свою мать ненавидеть открыто?
Лена: Я ее, как правило, оправдываю. Трудная жизнь... Я не такая, как должна быть. Кстати, она эту фразу мне сама подкинула. Она сказала: “У меня должен был родиться другой ребенок, в кого ты такая — я не знаю”.
Терапевт: Естественно. У всех дети как дети, только ты у нас...… (Лена кивает.) Хорошо. А что с отцом? Вы говорили, что отец вас любил, вы были ему нужны. Откуда вы это знаете? (Пауза.) Все-таки, как еще вы можете проявлять отрицательные чувства к родителям?
Лена (после паузы): Я немножко потерялась. К отцу у меня скорее положительные, чем отрицательные чувства.
Терапевт: Он тоже уходил, вас бросал. Когда мать на него орала, он же не только ее бросал, он и вас бросал.
Лена: Но он при этом тоже говорил какие-то слова. Я их очень внимательно слушала, и у меня возникло ощущение, что это мама виновата. Потому что, если бы она на него не кричала, если бы она его оставила в покое, позволила бы ему частично жить своей жизнью, то он бы не уходил.
Терапевт: А вы ревновали его к матери? Смотрите, отец хороший. Вы его любите. Мать плохая. Она его плохая жена. Вы ревновали его к тому, что ему не повезло с этой женщиной?
Лена: Опять же, какое-то несоответствие. Ревновать можно, если, допустим, он мне любви недодает, но отдает любовь другому человеку. А там этого не было. Я не видела большой любви к маме. Я как-то считала, наоборот, что он дома задерживается, и он сам это говорил, только потому, что я там. Он бросал фразы типа “я не могу уйти, потому что…”...
Терапевт (перебивает): Он не пробовал вас забрать и уйти куда-то вместе с вами? Он же вас оставлял с мамой. В итоге каждый раз битву выигрывала мама.
Лена: Да. А посмел бы он попробовать это…...
Терапевт: Мама была смелее, сильнее. Отец был слабее.
Лена: Да, наверное, раз уходил, значит, был слабее.
Терапевт (перебивает): Вам нравится иметь дело со слабыми мужчинами?
Лена: Нет.
Терапевт: Каких мужчин вы предпочли бы?
Лена: Муж — полная противоположность отцу.
Терапевт: В чем?
Лена: В напористости. Он все держит в своих руках. Дома все зависит от его настроения.
Терапевт: Вам это нравится?
Лена (после паузы): Мне это не очень нравится. Хотя, возможно, на контрасте мне это больше нравится, чем…...
Терапевт (перебивает): Одним словом, вы предпочитаете подчиняться мужчине, а не женщине. Реализация мечты о сильном отце, который приструнил бы мать.
Лена: Наверное, да. Возможно.
Терапевт (после паузы): А если бы у вас были братья или сестры, кого бы вы хотели — чтобы это были старшие или младшие, братья или сестры?
Лена: У меня была старшая двоюродная сестра. Она была на год старше. И так получилось, что когда мне было двенадцать лет, а ей тринадцать, мы поехали в одну поездку. Там произошла авария, и она погибла. И когда мы были с ней вместе,… мы ссорились, дрались. Большей частью мы друг друга не принимали, как мне казалось. А вот когда это случилось, то я поняла, что это такая потеря, которую не заполнить. (Пауза.)
Терапевт: Угу. Что такое все-таки независимость? Значит ли это, что вы хотите, чтобы в вашем состоянии мечтательности, отрешенности, надмирности вы пребывали бы больше времени, и вас бы никто не трогал, и у вас там были бы более интересные путешествия? Или независимость означает желание пребывать в разных состояниях и время от времени из одного состояния перемещаться в другое? Или независимость означает желание иметь возможность время от времени уходить от других людей, иметь свою комнату, свое время, свои отдельные от всех путешествия, свою другую жизнь с другой профессией, с любовником, с другим местом, где вам хорошо? Какие реализации независимости вы видите?
Лена: Пожалуй, на том же месте, где я сейчас, с этими же людьми. Наверное, это ощущение покоя, а, может быть, некоторой пустоты, но только хорошей, гармоничной пустоты внутри. Дело в том, что я испытывала эти состояния.
Терапевт: А вы сейчас чувствуете себя дома уютно, как в гнезде?
Лена: Это, пожалуй, самое уютное из того, что есть.
Терапевт: Но недостаточно? Вы хотели бы, чтобы это гнездо сохранилось, но еще была бы другая степень независимости внутри гнезда? Или чтобы была все-таки независимость отдельно от этого гнезда, чтобы вы были независимы, могли жить и быть самой собой — без мужа, без детей?
Лена (после паузы): Я даже не могу этого прощупать.
Терапевт: Вам нужно сочетание своей независимости и, одновременно, включенности в целое как части и зависимости от этого целого?
Лена: Да. Вот это очень точно.
Терапевт: Угу. (Пауза.) Значит ли это, что в детстве вы были ненужной частью целого? Сейчас вы неотъемлемая часть целого, но вам бы еще хотелось не только быть нужной частью целого, но еще и чувствовать сильную энергетическую наполненность, темноту.
Лена: Состоятельность, скорее.
Терапевт: Состоятельность? А у вас прибавилось бы чувства состоятельности, если бы вы родили еще двоих детей?
Лена: Нет. Если бы я могла, например, читать мысли людей и всегда у всех людей читала бы одни и те же мысли о том, что все хорошо, что делаешь то, что надо, то, наверное…...
Терапевт (перебивает): Таким образом, хорошо бы, чтобы вы были достаточно уверены в том, что делаете вне дома, чтобы это вас заряжало, и вы с этой дополнительной энергией прилетали бы домой, как птица, неся в клюве нечто важное для дома.
Лена: Да. Скорее, извне — домой. Потому что те хорошие слова, которые мне говорят дома, имеют очень маленький вес для меня.
Терапевт: Я понимаю. А сколько лет вашим детям?
Лена: Девять и десять.
Терапевт: Обе девочки?
Лена: Да.
Терапевт: У вас в роду в основном рождаются девочки? Вы не можете прожить женскую карму и перейти к мужской части рода?
Лена: Похоже на то. Вообще, когда моя бабушка умирала, она сказала, что первые три будут точно девочки, а четвертый — может быть, мальчик.
Терапевт: Да. Интересное заклятие. (Пауза.) А от чего вы вообще получаете энергию? Что вы любите? Какие есть состояния, которые можно назвать ресурсными?
Лена: Беда как раз в том, что я не знаю, от чего получаю энергию. Наверное, оттуда, где спокойно и хорошо — лес, деревья, зелень какая-то, вообще зеленый цвет.
Терапевт: Вы любите перебирать в памяти какие-нибудь воспоминания?
(Лена отрицательно качает головой, вздыхает.)
Терапевт: А почему вы не любите вспоминать?
Ее воспоминания — тоже рыхлый план, это смесь неких рационализаций, размышлений, редких фрагментов воспоминаний, которых становится все меньше и меньше. Туман такой.
Лена: Не знаю. Я живу этим днем и живу... Я, в принципе, не думаю о том, что было там…...
Терапевт: Как вам удалось все-таки, выйдя из семьи, где, по вашему рассказу, вы не обучились теплу, контактам с окружающими, построить такую благополучную семью?
Лена: У нас муж любит доминировать, я люблю подчиняться. Мужу нравится состояние покоя. Когда он приходит после работы, ему нужно отдохнуть, чтобы никто его не трогал. Я представляю на своем месте маму. Я знаю, что она тут же начала бы разговаривать с ним о работе, о каких-то других делах. Для меня это не проблема — хочешь быть один — будь один.
Терапевт: Бывает так, что вы капризничаете, плачете? Бывают у вас особые состояния, когда все вас немножко корежит?
Лена: Да, очень редко, но бывают.
Терапевт: А вы можете сидеть у окна, смотреть на Луну и выть?
Лена: Ой, да. (Улыбается, кивает.) Хорошее занятие, собачье немножко.
Терапевт: Как это происходит?
Лена: Именно так я никогда не делала... (Правая рука неподвижно лежит на коленях, левой немного жестикулирует.) Только не у окна...
Терапевт: А где?
Лена: Где-нибудь далеко от дома, чтобы никто не слышал, чтобы никто не подсмотрел.
Терапевт: Вы живете в городе?
Лена: Да.
Терапевт: У вас есть дача?
Лена: Есть.
Терапевт: Вы любите жить на даче?
Лена (задумалась): Да... Только не в доме, потому что там много людей, много родственников и какие-то отношения, которые нужно постоянно выяснять...
Терапевт: Хорошо. Что мы хотим?
Лена: Вот как интересно: чем больше мы говорим, тем меньше я понимаю, чего хочу. (Улыбается, слегка помахивает левой рукой.)
Терапевт: Это и опасно.
Лена (задумчиво смотрит вниз): Я хочу относиться спокойно к тому, что отрицательно относятся ко мне.
Терапевт: Вы уверены, что люди и вправду относятся к вам с какими-то чувствами? Вернее, вот как: может, вы хотите, чтобы другие люди к вам вообще как-то относились? Может, у вас есть страх, что они вообще к вам никак не относятся, не верят в вас — будто бы вы моль прозрачная. Пусть уж они относятся к вам отрицательно, но хоть как-то относятся, чем никак?
Лена: Нет, я хочу быть прозрачной молью и не хочу, чтобы ко мне негативно относились.
С ее стороны это принятие той рыхлости, о которой я говорил. Но если она начнет это осознавать и принимать, то сделает рыхлость своим опорным состоянием. Это значит, что она в нем чувствует себя существующей и именно с этих позиций может искать не воспринимаемые ею пока, но потенциально существующие для нее другие состояния. Дом может быть построен, когда мы находим для него строительный материал.
Терапевт: Вы не хотите, чтобы к вам негативно относились? Лучше, чтобы никак не относились?
Лена: Да.
Терапевт: Чтобы вас вообще не видели?
Лена: Да.
Терапевт: Вы что, хотите стать привидением?
Лена: Да.
Терапевт: А что это? Умереть и приходить на эту грешную землю и смотреть, что там происходит? Или подглядывать в замочную скважину? Или витать, как дух, быть доброй феей? Гладить всех по головке, но не вмешиваться в их земные дела? Что это значит — быть привидением?
Лена (откинулась на спинку стула, обе руки за спиной, взгляд устремлен вверх): Например, я еду в метро. Стою, и мне кажется, что меня никто не видит. Я спряталась, и если раньше я воспринимала какой-нибудь взгляд как обжигающий и начинала думать: “Что же не так?”, то здесь я ощущала, что люди смотрят на меня, но не видят...
Терапевт: Это просто оболочка, которой вы защищаетесь от лишних событий? Или вы меняете свой масштаб, чтобы быть маленькой и незаметной? Хотите быть мышонком?
Лена (кивает): Да.
Терапевт: А не хотите иногда стать большой, красивой, поехать на бал, выйти из пены, родиться?
Лена (поглаживает одной рукой другую): Нет.
Терапевт: Метать молнии, громы, орать на людей?
Лена (отрицательно качает головой, слегка морщится): Мне настолько далек образ феи или принцессы, в которую можно превратиться...
Терапевт: Да, я понимаю. (Задумывается.) А вы хотели бы быть восточной женщиной, жить под чадрой, слушать пение фонтана, сидеть взаперти?
Лена (улыбается, мотает головой): Нет, я хотела бы быть женой лесника.
Терапевт: Угу... Теряться в лесу время от времени?
Лена (мечтательно): Да...
Терапевт: Чтобы лесник ходил по лесу и кричал: “Ле-на-а-а!”. А вы бы сидели под пеньком и не отзывались.
Лена (смеется): Нет, я бы отозвалась. Я знаю: он крикнет, и я приду — на время, а потом опять уйду.
Терапевт: Жили бы у ручьев, плели бы косы... Время от времени шутили над путниками, зазывали куда-то в чащу, потом отпускали обратно.
Лена (принимает прежнюю позу: кладет правую руку на колени, левую сверху): Да, можно.
Терапевт: А не может ли получиться так, что, приобретая подобную независимость, вы уйдете куда-нибудь далеко, станете самодостаточной, и вам захочется оставить мужа, оставить детей, дом, двинуться в большую жизнь?
Лена (прижимает левую руку к груди): У меня самодостаточности нет ни на столько... Мне кажется, что так много ее у меня не может быть никогда.
Терапевт: Ой, не зарекайтесь. Так легко перейти от какого-то искомого качества к его противоположности... Раз вам кажется, что вам его не хватает, значит где-то для вас открыты большие короба с этим добром. Знаете, как Кощей Бессмертный сидел-сидел в своем углу, гремел цепями, худющий-худющий, несчастный-несчастный... Только хотел водички испить, чтобы потом погулять... Как выпил водички, как порвал свои цепи, как пошел крушить, так и полетели клочки по закоулочкам...
Лена (оперлась правым локтем о спинку стула, улыбается): Кощей коварный был, он знал, зачем воду просить.
Терапевт: А вы совсем не коварная?
Лена: Нет. Я что думаю, то и говорю.
Терапевт: Кощей тоже что думал, то и говорил — до поры до времени... Скажите, когда вы волнуетесь, у вас меняется вес? Были случаи, когда вы поправлялись, худели?
Лена (посерьезнела): Когда я волнуюсь, я худею, и у меня болит голова.
Терапевт: Значит, худеть — худеете, но не поправляетесь. Вам иногда кажется, что вы толстая?.. Вы не боитесь растолстеть?
Лена: Нет.
Терапевт: Вы никогда не думали, что вы толстая?
Лена: Абсолютно нет. Проблема-то в том, что я никак не могу поправиться. (Смеется.)
Терапевт: А когда вы были подростком, вам казалось, что у вас длинные руки или неправильные ноги, большой нос? Какие тогда были проблемы с телом?
Лена: Мне казалось, что все не так.
Терапевт: Вы были гадким утенком?
Лена: Угу. (Кивает, слегка улыбаясь.)
Терапевт: Но вы хотите превратиться в лебедя, или уже превратились?
Лена: Я себя не понимаю. Я сама для себя не хочу в него превращаться, потому что я сама себя все-таки люблю, но не как мама. Я внутри себя люблю и называю себя Ленкой, как в детстве. (Оживленно жестикулирует левой рукой, правая лежит неподвижно на коленях.) А когда я общаюсь с другими людьми, мне хочется выглядеть лучше.
Терапевт: А вам не хотелось быть мальчишкой? Вы худющая, называете себя Ленкой, в семье у вас девочки. Мама хотела мальчика?.. А папа хотел?
Лена (задумалась, поджав губы): Мама нет, а папа никогда об этом не говорил.
Терапевт: Все были согласны на зверушку, если не мальчик, то пусть будет зверушка?
Лена (кивает): Угу. Что хотели, то и получили.
Это тоже вопрос “Кто я?”, и половая идентификация также важна. Клиентка ведет себя так, будто находится в другой фазе своего развития — досексуального — оформляясь только в социальных и биологических ролях. У нее нет отчетливого различения между поколениями, и отсутствует ощущение половых ролей. Ее мать иногда играла мужскую роль, отец — женскую, кто-то кому-то был ребенком, кто-то обращался к ней как к взрослому. У клиентки все это сильно перепутано.
Терапевт: Вам хотелось быть мальчишкой?
Лена: Первый ответ — “нет”. По крайней мере, мне не хотелось бы быть мужчиной сейчас. А в детстве... Может быть, тогда — “да”.
Терапевт: Хорошо. Тогда чего мы хотим? Какова будет наша задача?
Лена: Мне бы хотелось, чтобы вы сами определили, что у меня не так. Какая проблема... (Смеется.)
Терапевт: Что у вас не так? Да у вас все не так!
Лена: Я и говорю... Может быть, хотелось бы удерживать состояния наполненности, которые были. Но что это такое?
Терапевт: Это значит, что лишнее шевеление означает для вас обязательно потерю чего-то.
Лена: Вот, вот. (Кивает.)
Терапевт: Поэтому лучше не шевелиться. Но не шевелиться нельзя. И поэтому приходится все время терять.
Лена: Вот так, да.
Терапевт: Так какова все-таки задача? Надо что-то выбрать. Все сразу решить невозможно.
Лена (взгляд задумчиво устремлен наверх): А если я опять к тому же вернусь... К независимости... Чтобы не обжигаться о чужие слова и взгляды.
Терапевт: Почему это вас так волнует? У вас все так, зачем вам беспокоиться? Родились случайно, неизвестно, жили ли. Сейчас вы — это не вы, а часть семьи. Что вам терять?
Лена: Правильно. Поэтому мне надо невидимой быть, раз меня нет. А на меня почему-то все смотрят...
Терапевт: Некоторые еще и разговаривают.
Лена: Не дай Бог... (Улыбается.)
Терапевт: Вы хотите, чтобы люди, когда они на вас смотрят, или вас не видели, или принимали за хорошую, или прощали вас за то, что вы не такая.
Лена: Или принимали такой, какая я есть.
Терапевт: А вы верите, что вас можно принимать такой, какая вы есть?
Лена: Если им это не нравится, то они могут не разговаривать.
Терапевт: Я с вами разговариваю и принимаю вас такой, какая вы есть. Как я с вами разговариваю?
Лена: Как с очень проблемным человеком.
Терапевт: А что у вас такого проблемного?
Лена: Я вся не такая.
Терапевт: Но это вы так считаете. Я так не считаю. Человек вообще, как был выгнан из рая, потерял совершенство. Просто некоторые это понимают, а некоторые — нет. Вы хотели бы вернуться в рай?
Лена (оживляется, начинает жестикулировать левой рукой): Я хотела бы не понимать, что я несовершенна, не видеть этого.
Терапевт: Как это может быть, ведь как только вы начинаете что-то понимать, у вас сразу всплывает, что вы не такая. Может, вас родить обратно?
Лена (улыбается): Шапку-невидимку мне нужно.
Терапевт: Если вернуться к началу нашего разговора, то получается, что мама вышла замуж не за того, папа женился не на той. Один родил одну половинку зверушки, другой — вторую половинку. Зверушка — это звероящер, голова от одного, а хвост от другого. Сфинкс — не сфинкс, кентавр — не кентавр. Не понять. Одни говорят: ты змея, другие — ты рыба, ты не наша. Как у кентавра: одни говорят — лошадь, другие — человек. Одни принимают за своего, другие — нет. Но, может, и другие такие есть — кентавры, змеерыбы?
Лена: Есть, наверное, но они живут так, и им это не мешает. А мне мешает.
Терапевт: Может, вы никогда не видели другого существа, которое состояло бы из двух половин? Проблема, что бывают мужчины и женщины из разных семей, с разными привычками, она не вами придумана. (Лена молча кивает.) Может, вам поискать свою стаю? Если вы считаете себя уродом, то, может, есть стая уродов, которые уродами себя не считают, а считают друг друга красавцами?
Лена: Но где же их найти-то?
Терапевт: А вы их искали?
Лена: Я считаю, что в жизни все постепенно приходит. Если надо, то придет. Нет, так я не искала. Я просто думаю, что другие с этим справляются, а я нет. (Смотрит наверх и слегка раскачивается на стуле.)
Терапевт: Будем, что ли, во сне пластическую хирургию делать?
Лена: Ага.
Терапевт: Во что вас превращать? Что оставлять, что наращивать, что от змеерыбы оставлять? Что со щеками будем делать, с носом, с волосами?
Лена: Мне опять хочется сказать, что превращаться надо в ничто.
Терапевт: Расскажите сказку о Русалочке.
Лена: Я в самом начале могу остановиться. Потому что принц — из другого мира, и они не могут быть вместе, поэтому надо остаться в своем доме...
Терапевт: И не вылезать из него?
Лена: Если хочется, можно иногда вылезать, но не меняться. (Погрустнела, спрятала правую руку за спину.) Не отдавать часть себя иллюзиям, которые могут не оправдаться.
Терапевт: Иллюзии дворца на холме — это когда ты живешь в воде, а если ты живешь в этом дворце, то это совсем не иллюзии. Иллюзией тогда является подводное царство. А как жить то в одном месте, то в другом — уже другая задача. У вас хватило бы сил жить в двух мирах?
Лена: Мне кажется, что хватило бы. Это как раз тот вариант, который нужен.
Терапевт: А в трех мирах?
Лена: Зачем? Есть свой мир и тот, куда хочется.
Терапевт: Есть мир, в котором вы думаете или мечтаете о чем угодно. Ушли в мечты, и в этом мире живете, строите замки, разрушаете их. Это ваш мир, никто в него не вхож. Вы себя в нем ласкаете, успокаиваете, возбуждаете. Это ваш мир, ваш замок. Это мир?
Лена: Да, это мир.
Терапевт: Второй мир, в котором вы живете — мир вашего реального дома. Это ведь тоже мир?
Лена: Да.
Терапевт: Третий мир — в котором ничего не существует. Вы там — прах и пепел, пена. Все люди равны. Ничего там нет. Вы знаете, что просто плавно существуете, растворившись где-то. Других нет, вас нет, вам спокойно или неспокойно, нет забот, нет начала и конца, прошлого и будущего. Но все-таки что-то есть. Это ведь тоже мир. (Лена кивает.) Это третий мир. Четвертый мир — мир сконструированный, но тем не менее реальный. Это не дом, это мир, в котором может жить другой принц, чужие дети. Это мир, куда вы уходите в гости. Он может быть интересен, из него можно уйти когда угодно, как из мира мечты. Он имеет немного от мечты, немножко — реального дома, немножко — как в том мире, где ничего нет. Это ведь тоже мир? (Лена смотрит “в себя”, кивает.) Это четвертый мир. Как же вам жить в этих четырех мирах, чтобы приносить какие-то вещи из них, смешивать, иногда терять, иногда находить. Чтобы не было такого: в один мир входите, вдруг дверь щелкает и выйти уже не удается. А раз есть такой страх, то быть в мире, где находишься, уже не совсем полноценно. В этом будет заключаться неполноценность? (Лена наклонила голову и трет рукой подбородок.) Может, необходимость независимости заключается в том, чтобы то уходить в один мир и там находиться, устроить его для себя как норку, то из этого мира возвращаться в другой мир и там тоже жить сколько угодно, а затем, когда захочется, переходить в третий мир... Может, в этом независимость и заключается?
Лена: Дело в том, что у меня есть еще, скажем, пятый мир, где много-много шипов, куда я попадаю...
Терапевт: А что это за пятый мир? Это мир, где люди на вас смотрят и видят вас не такой?
Лена: Да, да. (Прижала палец к губам.)
Терапевт: Вы как морская звезда...
Лена: Мне в этих четырех мирах как бы хорошо, я плавно перетекаю из одного мира в другой, а вот в пятом у меня прокручивается... (Изображает пальцами вращательное движение.) В нем я себя чувствую себя жутко незащищенной, мне хочется бежать из него в какой-то из четырех других.
Терапевт: Может, тогда нужен шестой мир, в котором люди, что бы вы ни сделали, улыбались и восхищались вами. Люди смотрели бы на вас как на образец, как на манекенщицу.
Лена: Можно и такое, но дело в том, что пятый мир все равно останется... (Смотрит в одну точку.)
Терапевт: А может, в этом пятом мире за какой-то мембраной находятся и пятый и шестой мир вместе. И как в кривом зеркале: вам кажется, что все смотрят на вас и вы не такая, а на самом деле — все наоборот, как в кривом зеркале. Вас кто-то заколдовал — все делаете так, вами восхищаются, у вас есть особое свойство задавать ритм, стиль, задавать тон...
Лена: Это какой-то перегиб. Я же понимаю, что так не может быть.
Терапевт: Но может быть, вы могли остаться в этом пятом мире на средней грани, когда на одной стороне Зазеркалья вы делаете что-то не совсем так, а иногда даже очень так.
Лена: В этом случае мне бы захотелось убежать в шестой мир и там сидеть.
Терапевт: А чем плохо? Может быть, это и есть ваш настоящий мир?
Лена: Так не может быть.
Терапевт: Почему?
Лена: Я же не могу всегда все делать правильно. (Слегка улыбается.)
Терапевт: Вы рассуждаете как девочка-отличница, которая поставила кляксу на странице и говорит: “Как же я эту кляксу исправлю? Что бы я потом на этой странице ни написала, все равно это будет страница с кляксой. Я всегда делаю на странице хоть маленькую, но кляксу, потому что совершенства в мире нет”. А вам в ответ ваша добрая фея: “Знаешь, ты поставила кляксу, а на другой странице ты для симметрии тоже поставь кляксу, а вокруг них будет узор и ты его нарисуешь, как на нотном листе. И вот ты напишешь прекрасное музыкальное произведение благодаря этой кляксе, которая стала для тебя стимулом”. А вы ей возражаете: “Раз клякса — значит, это не совершенство, раз это не совершенство, то не хочу, чтобы это вообще существовало”. А она вам: “Подумаешь, клякса. Неважно, зато ты целое полотно разворачиваешь, а клякса — как бы твоя подпись”.
Лена: Мне хочется сопротивляться. Во-первых, за первую кляксу подзатыльник получишь, потом еще и за вторую, которая тебе как бы для симметрии нужна. А потом кляксы — это не поступок, это ошибка. Делать вторую ошибку, чтобы получить... (Пожимает плечами.)
Терапевт: Чем отличается поступок от ошибки?
Лена (затрудняется ответить): Это ошибочный поступок...
Терапевт: Вопрос о том, насколько вы гибки относительно среды, подкидывающей вам ошибки. Люди так устроены, что зачастую на кляксу внимания не обращают. Подумаешь, клякса. Вы сумеете любую кляксу использовать, если, конечно, будете двигаться быстрее и более плавно, чем заставляет вас окружающая среда. Если вы будете сидеть на стуле и вас любой шорох будет приковывать к месту, как будто вас на иголку, как бабочку, посадили, тогда, конечно, другое дело — тогда все будет плохо. Вас такой вариант больше устраивает?
Лена (все время сидит, глядя в одну точку): Нет, у меня такой вариант уже есть. Больше не надо.
Терапевт: Что мы будем делать? Чего мы хотим? (Лена очень долго молчит, слегка улыбаясь.) Вы, по-моему, уже где-то в седьмом мире находитесь. Как вам наш разговор?
Лена: У меня такое ощущение, что после такого разговора можно уже и наведение не делать. Подумать сначала.
Терапевт: Как вы сейчас себя чувствуете?
Лена (смотрит “в себя”): Как в том мире, куда ничего не доносится, только я и мои мысли. Но это пока, а когда я все это обдумаю...
Терапевт: А зачем это обдумывать?
Лена: Не знаю, я боюсь, что из меня это состояние вытечет. (Улыбается.)
Терапевт: Как вытечет, так и обратно втечет. Как песочные часы: высыпались, перевернули, опять потекли. Так и вы... Ну что, будем сейчас спать? Силы есть?
Лена: У меня силы есть.
Терапевт: Мы все возьмем обязательство быть такими стойкими, как вы. Закрывайте глаза, садитесь удобно. (Лена закрывает глаза, складывает руки на коленях.) Давайте мы сейчас прислушаемся к звукам вокруг... как будто это особый звуковой ковер... в котором вы иногда видите отдельные всплески цвета... очень спокойных оттенков... И вслушиваетесь в тишину... в паузы между звуками... И одновременно очень тонко слышите отдельные звуки, удаляющиеся голоса... какой-то далекий гул, шорохи... собственное дыхание... И кажется, что иногда... вы слышите совсем не существующие звуки, трепет собственных век... Веки трепещут, как трепещет от ветра белье, повешенное на веревке... И вам может нравиться свобода ваших век, прижатые глаза... Ветер дает упругость... и одновременно мягко гладит, напоминает об энергии... Если вы вспомните свой шарф... коричневые и зеленые оттенки... желтое, черное... Может быть, вы представите, что у вас появляется... как из детской сказки... ковер-самолет, большой и плотный, большой шарф, расстеленный во все стороны... на который можно сесть или лечь... которым можно обмотаться...
Она говорила о том, что ей хотелось бы видеть себя со стороны, и здесь начинается мотив полета, легкости, видения со стороны, покачивания, перехода... Шарф близок к телу, тесно прилегает, его можно теребить. Частичка себя. И вот из прозрачного шарфика получается нечто плотное, фактурное, то, на что можно опереться. На ковре есть узоры. Узоры рифмуются с бликами, крапинками при закрытых глазах. Реальные звуки мерцают, уходят, блекнут — это тоже ассоциация с узором ковра... Клиентка немножко черно-белая, субдепрессивная, построенная на контрастах. А ковер — это введение к теме цвета, к теме блеска.
Он становиться коконом со многими слоями, пещерой... Его можно разворачивать и сворачивать... Кажется, он сам трепетно разворачивается от вашего дыхания...
Мотив кокона, пещеры, убежища — это из ее словаря. Фактурные образы тепла, детства, уюта.
И даже мысли, когда вы сидите на этом ковре-самолете... Он может уносить вас в любые земли... И ощущение полета и легкости, и одновременно ощущение прикрепленности к нему... Как будто вы сами обретаете легкость... и ваше тело слегка вытягивается во всех суставах... Голени и бедра... Запястья и предплечья... начинают изящно вращаться в суставах, как вращается пропеллер, как вращаются колеса велосипеда... Надуваться, как паруса на этом ковре-самолете... Вы чувствуете себя то растворяющейся на его фоне... незаметно исчезающей... А то яркой и красивой птицей, которая по праву свила свое гнездо... в этом большом коконе... летящем, куда она захочет...
В ковер можно по-детски завернуться — так он превращается в гнездо. Гнездо имеет смысл убежища: спряталась, чур меня, в домик, в уют, в состояние защищенности, в кокон. Но если хочешь, можешь полететь, расправить крылья, лететь далеко, чувствовать себя свободно. Гнездо и свободный полет — одна контрастная пара. Другая, с ней связанная — нечто незаметное, распластанное, спрятанное, маленькое с одной стороны и расправленное, яркое, красивое, большое — с другой.
И этот большой ковер, на котором вы, как большой ребенок, можете шагать и двигаться, кувыркаться и бегать, подпрыгивать и упруго приземляться... И свобода движения на этой плоскости... свобода заворачиваться в него, как в гнездо... и бродить в нем, как в огромном дворце, открывая закоулки... Увеличивать и уменьшать эту свою оболочку... такую преданную... такую свою... И этот неожиданный и такой естественный подарок — собственный шарф... вторая кожа... оболочка, дом, присланный откуда-то из далекого прошлого... завещанный вам, ваша неотъемлемая ценность... несомненно, ощущается своим... Может быть, на этом ковре, на этом ковре-самолете вы можете почувствовать отдельные квадраты... и геометрические рисунки... и их рассматривать...
Я думаю, что она сама довольно геометрична. Есть люди-круги, люди-квадраты, и есть люди — проволочные фигурки. Она — такая проволочная фигурка. И я думаю, что ее визуальное мышление скорее геометрическое, чем цветовое. Фигурки — это еще и орнамент. Кроме того, смотреть на ковер и ощущать орнамент на нем значит одновременно смотреть на себя со стороны и чувствовать себя изнутри.
И эти геометрические рисунки... в разных углах, под разным освещением... меняясь, дают вам самые разные картинки... чувства, воспоминания... и особое удовольствие от этого ковра-самолета,.. который поднимает вас в воздух и куда-то переносит... Позволяет сквозь эти квадраты, как сквозь окна... смотреть на все, что вы хотите... как будто бы со стороны...
Не столько видеть себя со стороны, сколько иметь возможность находиться то ближе, то дальше, менять дистанцию. Свобода приближения и отдаления. Отсутствие нависания, чрезмерного отдаления, чрезмерной близости, которая, например знаменуется криком. Мотив движения наверх, ощущения воздуха вокруг. “Хочу быть ближе, хочу быть дальше. Сжалась в комочек, лежу в гнезде — хочу вылететь, расправить крылья”.
И при этом так легко дышать... ощущение прекрасной независимости, ощущение легкости и покоя... как будто бы вы смотрите на шахматную доску... и так же точно, так изящно, единым взглядом, ясностью ума... видите все, что происходит. Вы можете увидеть знакомые сцены, свой дом... и даже себя со стороны... среди других людей... Ощущение приподнятости и независимости... того, что вы рядом, вы за невидимой и прозрачной, очень тонкой мембраной... И ковер-самолет может покачивать вас, передавая это особое ощущение... парения и независимости... марева... рамки... то ближе, то дальше... с особым чувством, что вы сами властны... немножко передвигать... приближать и отдалять то, что находится рядом... со стороны... со стороны... И когда вам хочется этого парения, этого состояния... со стороны... когда вы только ум... только ясность, когда вы можете только видеть и слышать все происходящее... И легко переводить его в звуки, то включая, то выключая звук... и при этом отдыхая... И ковер-самолет своими узорами, которые меняются... напоминает вам о разных картинах, которыми вы можете любоваться... И переносит вас в особое пространство... и никого нет... и есть природа, чистота... и может быть, лес, и воздух между деревьями... и почва... и пение птиц... И этот ковер-самолет, который складывается и превращается в ваш платочек... и помещается в ваш карман... как будто бы он ваш талисман и находится с вами... И с той же легкостью вы совершаете прогулки по тропинке... по земле... по особой тропинке, такой реальной, такой волшебной... куда-то ведущей дорожке... в новые дали, которые иногда проходят среди знакомых вам мест... И ощущение открытия... и нет опасности, пока вы на этой тропинке... и плавность движения, и ощущение ритма, с которым вы двигаетесь... то чуть медленнее, успокаиваясь... и набирая особую энергию... особых движений каждых частей тела... то чуть быстрее и энергичнее... Собирая вокруг все то красивое, что есть... и любуясь со стороны, любуясь картинами... которые иногда... когда вам хочется... медленно сменяют друг друга... И оживающие цвета... зеленое и коричневое... желтое и черное... и крапинки красного... в этом лесу... таком реальном, таком волшебном... с качающимися деревьями, с поющими птицами... и с тишиной... И на фоне этой тишины время от времени... вы вспоминаете какие-то далеко уходящие... оставшиеся в прошлом городские звуки... И эта тропинка, как узор ковра, начавшаяся с его края... ведет вас куда-то... и в вас просыпается тихая радость... оттого что вы находитесь в таком безопасном месте... И двигаетесь, двигаетесь, как будто растете и перемещаетесь... и чувствуете себя в новой среде... и при этом со стороны смотрите на все, что происходит вокруг... Это реальность, сказочный подарок... возможность бродить... и эта тропинка может слегка петлять... и идти то вверх, то вниз... и приближаться к воде, к источникам... и напоминать вам своими цветами — голубым, сероватым, синим — совсем о другой гамме... И вы смотрите на небо, вы смотрите вокруг... И кажется, что ваши взгляды... ощущение пространства расширяется и насыщает вас красками и цветами, воздухом и свободой... воздухом и свободой... И вы улыбаетесь себе... и понимаете, что вы всегда, когда захотите, сможете вернуться в эти распахнутые и такие широкие пространства... прийти в них опять и долго бродить... идя по этой тропинке, переходя из леса... может быть, в парк, может быть, в сад... спускаясь и поднимаясь... И вы понимаете, что ваша свобода заключается в том, чтобы когда вы захотите... вынуть из кармана... свой волшебный платок, развернуть его и сесть на этот ковер-самолет... подняться и куда-то переместиться... И если вам захочется, вы свернете из своего ковра-самолета удобное кресло и почувствуете себя в полной безопасности... И может быть, вам захочется немножко погрустить и о чем-то подумать... и повспоминать прошлое... И погулять... и в этой пещере, в которую превращается ковер-самолет... укрыться... в дальнем углу вы можете найти ящик... волшебный клад... И, открыв его, обнаружить внутри множество старинных красивых колец с разными камушками... которые вы можете трогать и разглядывать... И, поднося каждое кольцо к глазам... и гладя его... и примеряя... вы вдруг поймете, что каждое кольцо представляет собой какую-то законченную историю, особую сцену из прошлого... может быть, вашего прошлого... может быть, возможного прошлого... И вы сможете начать мечтать... и, трогая это кольцо и любуясь им, вы войдете в это прошлое... С помощью кольца расколдовывать самые разные сцены, входить и мечтать... и иногда, перебирая кольца, вы сможете двигаться по своему собственному прошлому... иначе его переживая, его воспринимая, заново воображая... входя в какие-то параллельные пространства, оказываясь в жизни каких-то других людей, существовавших до вас... может быть, ваших родственников... вам может очень понравиться рассматривать, как много колец в вашем ящике... Как хорошо иметь свой клад... Когда захотите, сможете путешествовать в своей памяти и радоваться тому, как иногда из давно забытых времен... всплывают запахи... куда-то ведут... и нанизываются друг на друга... и каждый из них, как кольцо с красивым камнем, особенным камнем... напоминает о чем-то своем... неповторимом... И как кольцо... каждая история может быть закончена или бесконечна... И когда захотите... на своем ковре-самолете... закроете свой ящик, легко вздохнете... легко вздохнете... И может быть, вам захочется опять подвигаться, выйти из этого состояния... Покувыркаться или попрыгать... стать маленькой или большой... почувствовать особое состояние радости от того, что вы опять куда-то перемещаетесь... И вам захочется походить по своему ковру-самолету... походить и почувствовать себя хорошо и спокойно... И, может быть, вы опять почувствуете упругость ветра... Почувствуете, как вам захочется прилететь в свою обычную жизнь, оказаться среди своих знакомых... Как будто бы то, что вы сейчас будете делать, все, что будет происходить... окажется для вас легким и спокойным... потому что про себя вы улыбаетесь и помните про другие жизни, про другие возможности... Как будто бы через вас струится свет особого отдыха, мечты и возможности посмотреть на все со стороны... Вы помните свои чувства, как будто состоите из одних чувств, из одной памяти... когда вы перебираете эти камушки и кольца... И с улыбкой вспоминаете об этом... и сейчас вы занимаетесь делами и встречами... и вам так приятно, что, что бы вы ни делали... чувствуете точность каждого действия... каждого впечатления... И вы немножко здесь, немножко чувствуете и немножко понимаете, как будто бы печете замечательные пироги, в которых всего хватает... все со всем увязано... И вы точно знаете температуру... Особое ощущение, что каждое ваше действие исходит от вас... как будто бы ковер-самолет укачал вас... и принес... и сейчас вы как хорошо сделанный торт, при нужной температуре, со всеми добавками... ощущение удивительной целостности... как будто разными своими частями вы обращаетесь к другим людям... и очень часто, очень точно становитесь частью общего узора... как будто бы вы стали частью своего волшебного ковра... И вам так нравится, что другие люди и другие события точно подходят к этому рисунку... и при этом вы знаете, что стоит вам только захотеть, вы можете легко отодвинуться от этой реальности и опять управлять своим ковром-самолетом и куда-то переместиться... в особое одиночество... И может быть, вам захочется почувствовать, что вы переводная картинка, фотография...
Переводная картинка — то, что появляется постепенно. Не надо пугаться первоначальной нечеткости, двигаясь к четкому изображению: ведь все равно появляется ясная цветная картинка.
Почувствовать, что когда вы на нее смотрите... иногда вам кажется, что резкость слишком велика, а иногда слишком мала... Вы как будто пробуете свое тело... и когда вам становится зябко, вы заворачиваетесь в свой ковер-самолет... как будто кружева пены... теплые кружева пены... из теплого-теплого моря... своими складками, своими сборочками вас оберегают и укутывают... оберегают и укутывают... И когда вы закутываетесь и чувствуете себя спеленутой... и одновременно очень свободной... вы резкими движениями иногда освобождаетесь... а плавными... наоборот — заворачиваетесь... И особый дар нужных движений... закругленных, обращенных внутрь себя... как будто вы творите новые формы, особые новые формы... и само собой запоминается... ощущение целостности, полного узора... И когда вам хочется погулять по своему ковру-самолету, почувствовать его мягкость и плавность, его дружественность... может быть, вам захочется отдохнуть и задремать... и как будто раствориться в узорах этого платка, шарфа или ковра... Раствориться и стать одним из узоров... на время исчезнуть... твердо зная, что вы очень важная ниточка, которая вдета в этот ковер... и вы обязательно появитесь, как проявляется переводная картинка, если на нее брызнуть живой водой... Появитесь, воплотитесь и опять пойдете погулять по своей волшебной тропинке, все дальше и дальше, все спокойнее и спокойнее... И на этом пути... сквозь волшебный лес... вы можете почувствовать, как вам легко войти, не сходя с этой тропинки... в свою обычную жизнь... пройти по ней... и опять возвратиться другой дорожкой... той же самой дорожкой... И послушать, как шумят деревья, как поют птицы... увидеть, как ползет муравей... и может быть, прилечь под каким-то деревом, закрыть глаза и позволить себе задремать... под пение птиц... зная, что эти птицы поют про вас... и рассказывают друг другу, какая вы красивая, как точны ваши движения... как все, что вы совершаете, кажется им изящным и точным, как будто бы в особом ритме... происходит все то, что вы делаете, все то, к чему прикасаетесь... И хотя сейчас вам, может быть, хочется заснуть... вы все равно знаете, что эти птицы поют о вас... и рассказывают друг другу разные истории... И медленно и спокойно, в каком-то особом ритме... вы чувствуете, как текут ваши сны и мысли... медленно и спокойно, как будто вы в большой реке, мощной и сильной большой реке... И ваши сны и мысли, ваши картинки и образы... напоминают о том, что вам хорошо и спокойно... хорошо и спокойно... Как будто вас слегка покачивает на волнах... свежим ветром... то вверх, то вниз... И может быть, вы почувствуете, когда захотите, что около вашего дерева бьет особый, чистый ключ... и стоит вам попить из него воды, как вы начнете хорошо помнить все, что с вами происходило... хорошо помнить... И если вы сделаете второй глоток... вы вспомните, как легко и спокойно... перебирать камушки из найденного клада и вспоминать прошлое... и мечтать и воображать все, что захочется... А если вы выпьете третий глоток, то вспомните, как хорошо волшебной тропинкой ходить к себе домой... и чувствовать себя изящной и ритмичной... и делать все, что захочется... И чувствовать особый рецепт того, что вы делаете... как хорошо приготовленный пирог... И каждое ваше действие, и вы сами, будет точно приготовленным, замечательно вкусным, абсолютно доведенным до нужной температуры... Таким же пирогом, глядя на который все окружающие будут улыбаться, который будет всем нравиться... легко-легко, спокойно-спокойно... Легко-легко, спокойно-спокойно... И так хорошо, что ваше путешествие вы можете начинать из любого места... от своего платочка и шарфа, становящегося ковром-самолетом... От кольца, которое напоминает вам о кладе, от волшебной тропинки, по которой вы можете входить в свою обычную жизнь... От наблюдения красивых узоров, целой картинки... которая позволяет вам на время раствориться, забыть на время о себе... И превратиться в точку... в важную точку... в часть этой картинки... Почувствовать покой и отдых... Побыть некоторое время кружевами... И потом, как переводная картинка... родиться и появиться... вернуться, улыбнуться... почувствовать себя легко и спокойно... И вам нравится плавность ваших снов и ваших мыслей, вам нравится плавность ваших движений... вам нравится ваша жизнь... в которой есть так много разных направлений...
Она независима, когда летит, сидит в гнезде, идет по тропинке — все это образы независимости, самодостаточности. Образы, которые имеют отношение к донашиванию, созреванию, ощущению полноты... Когда она сама себя будет чувствовать полноценно, то и остальные будут считать ее полноценной. И переводная картинка отражает образ окончания, выраженности, завершенности того или иного состояния. А когда у нее наступит ощущение, что она довыразилась, доласкалась, доносилась, то это и будет ощущением адекватности самой себя.
через которую так по-разному проходит ваша волшебная тропинка... И очень постепенно, только когда вы захотите... Очень постепенно, никуда не спеша... улыбаясь... очень постепенно, будто поднимаясь куда-то вверх... Когда вы захотите, вы откроете глаза... и улыбнетесь.
(Лена наклонила голову, улыбнулась, открыла глаза и долго молчит.)
Терапевт: Вы хотите что-нибудь рассказать? Свои впечатления?
Лена: Угу... (Трет рукой лоб.) В самом начале, когда шарфик появился, тоненький сначала был, маленький. А я болталась там на ниточке, забраться на него не могла. Я на него наступала, он был мягкий, я проваливалась. Я с него соскальзывала и хваталась. А потом поняла, что не я маленькая, а он большой... А вообще я мало что помню... (Закладывает правую руку за спину.) Ничего не слышала.
Терапевт: Очень хорошо. Можете рассказать общие ощущения, ведь что-то вы помните?
Лена: Когда зашла речь о торте, мне показалось, что сейчас меня съедят. (Улыбается и смотрит на терапевта) Так хотелось, чтобы торт — отдельно, а я — отдельно. А вообще ощущение защиты, как будто была завернута в плед. (Лена кивает и поглаживает рукой шарф.) Там, где вода была, родник... Тоже было очень приятно. Что-то новое — знание того, что из родника можно напиться. (Складывает руки на коленях, задумывается.) А потом в какой-то момент — я не помню, что вы говорили — я почувствовала, что пальцы и ладошки стали в колючих иголочках и как будто начали светиться... (Небольшая пауза, потом Лена улыбается, глядя “в себя”.) Больше рассказывать не хочу, потому что все остальное — мое.
Вопрос участника семинара: Как бы вы в психоаналитических терминах сформулировали проблему Лены?
Терапевт: При единичном общении с ней возникает альтернатива — или узнать фактическую биографию, а как вы понимаете, у любого человека могут быть трудности в детстве, это вопрос оптики, которую ты ищешь, — или же можно как бы вскользь этого коснуться. Мне кажется, что в предгипнотической беседе человек сам начинает интенсивно думать о своем детстве. У клиентки явно нарушена коммуникация между родителями. В целом это семейная проблематика. Я думаю, что для нее достаточно актуальны неразрешенные проблемы своей семьи, причем не самого раннего возраста — относительно поздний конфликт.
Вопрос участника семинара: И эти нерешенные семейные проблемы проявляются и в невыраженной идентичности?
Терапевт: Конечно. Я задал ей вопрос, хорошая ли она мать для своих детей, потому что создается такое впечатление, что она, пребывая в своем аморфном состоянии, как бы видит детей в полусне. Ну, случилось и родила, как многие. Зачем она их родила? Кто ей эти дети? Кто она им? Она не очень понимает. Это, может быть, звучит жестко, но фактически речь об этом. Я хочу продвинуть ее по этой оси к большей определенности своей родительской идентичности. Три ряда — ее собственная семья сейчас, ее детская семья и семьи, с которыми она работает — как три стеклышка, наложить друг на друга, настроить и тем самым вызвать эффект большей ясности и большей допустимости переживаний в каждом из них. Это работа, скорее, по фокусировке. От аморфности к фокусированию.
Если говорить о фокусировании и расфокусировании, то она имеет возможность почувствовать себя успешной и уже однажды “сделавшей себя” в сфокусированном виде. Запомнить это состояние, а потом его забыть и допустить для себя иное — это, может быть, еще более расфокусированное состояние аморфности. Как движение водорослей.
Вопрос участника семинара: Как другие образы транса помогают решить эту задачу?
Терапевт: Я думаю, что сама суть образов такова, что одни из них более определенные, а другие — более мерцающие. Это общий транс, в котором есть волшебные детские предметы, потому что в волшебных предметах типа ковров-самолетов, колец, имеются ясные признаки материального мира, и существует возможность условного. Волшебство и сказка — это более отчетливые, на мой взгляд, более проявленные бормотания, которые ведут к реальности, потому что в сказке герои часто выходят в реальный мир. Здесь содержится намек на реальный мир, на ее донашивание и усиление бормотания. Поскольку клиентка не знает, кто она — героиня или статист, то я с помощью этих волшебных предметов, которые обычно достаются герою, косвенным образом подвигаю ее к тому, что все-таки она может быть и героиней тоже.
4. Возвращение домой
Не испугавшись ни циклопов, ни лестригонов, можно, наконец, вновь увидеть свой дом, оставшийся столь же родным. Он, окрашенный воспоминанием о путешествии, чуть-чуть изменился. Можно зайти в каждую комнату, заглянуть в чуланчик, в каждый закоулок и увидеть, что и фасады, меняющиеся благодаря солнцу и шумящему ливню, и комнаты, играющие со светом и тенью, кажутся едиными и гармоничными, подобно звучанию старинного инструмента. Ведь даже самые сильные радость и грусть связаны в одно нитью раскачивающегося маятника, подвешенного в неподвижной точке. Для того, чтобы по-настоящему ожить, нужна не только живая, но и мертвая вода.
Гибкость терапевта
Для эффективной работы в технике интегративной гипнотерапии важна гибкость терапевта, его способности “сделать то, не знаю что, пойти туда, не знаю, куда”. Такой процесс требует некоторого бесстрашия. Бесстрашия терапевта и клиента. Когда мы оба готовы шагнуть в эту явь кипящего котла, которая есть сон или бытие, мечта или реальность...
Гибкость терапевта предполагает возможность каждый раз, входя в какое-нибудь чувство — будь это беспомощность или понимание, сочувствие или всемогущество — быть в этом чувстве и одновременно находиться где-то рядом с ним, плыть в нем, медитировать и быть способным выйти из него, рефлексировать, упаковать его, сложить, как волшебную лягушачью шкурку, убрать в карман и сохранить для себя. Эффективный терапевт входит в состояние вместе с клиентом, запоминает его, компактно складывает эту тряпочку в свой волшебный карман и выходит. Входит с клиентом в совершенно другое состояние, в резонанс с другой частью клиента, с совершенно иными чувствами, и опять вступает в состояние открытого пути. Когда оно заканчивается, он опять же складывает это состояние в карман, как волшебную цветную тряпочку. И в какой-то момент из этих цветных разных тряпочек он может сшить “интегрированное”, целое волшебное одеяло. То есть терапевт, работая с другим, все время проводит терапию с самим собой, это тренинг и клиента, и терапевта. Его собственный тренинг — это запас живости, тренированности для жизни, для других клиентов.
Разогрев клиента в начале работы — это разогрев и для терапевта. Когда на клиентский стул садится человек с серьезной проблемой, я разогреваю его до тех пор, пока он не забудет про нее. Для этого я работаю с привычками и стереотипами, как с глиной, которую нужно размять. Так же разминается и проблема, чтобы из ее энергетики могли быть слеплены совершенно другие проявления. Неопытному терапевту, как правило, очень страшно отойти от проблемы, которую предъявляет клиент, и от некоторых правил ее решения, от нозологических категорий, от рецептуры. Я считаю верным взгляд Милтона Эриксона: нет никаких теорий, и для каждого конкретного человека следует создавать свою теорию. Так же не существует никаких нозологий и какой-нибудь готовой рецептуры. Не должно быть и базовой эмоции, к которой можно привязаться, и нельзя считать вопрос, с которым пришел человек, основным. Поэтому я часто иронизирую над главным вопросом, вышучиваю его, снижаю его значимость, уточняю или забываю. Я стараюсь избавляться от легко возникающих гипотез и обобщений, чтобы найти выход из правил. И наступает момент, когда исчезают все защиты и остается только ощущение мучительного холодка в животе. Я ничего не понимаю, не знаю, что делать с этим человеком. Удержавшись в этом состоянии, можно получить неожиданную гипотезу: какие-то детали начинают обрастать образами, кристаллизироваться, наполняться содержанием и оформляться в гипнотические формулы, советы. Поэтому очень важно случайное восприятие деталей, улавливание периферических знаков происходящего. В гипотезе часто меняется масштаб значений. Второстепенные признаки становятся ключевыми, направляют внимание терапевта и формируют инструменты воздействия.
Возникающие на этом этапе мотивы, как строительные леса, оформляют контуры работы. Потом идет сам транс, в котором вдруг рождается какая-то очень точная линия образов. И начинается отделка, ткание этого ковра. Потом этому сотканному ковру потребуются кое-какие доделки, цветовые и смысловые штрихи. И закрепление того, что уже сделано, целостной картины: работа с изнанкой, с повторениями. И последнее — помещение всего этого творения в рамку, осуществление каких-то связей с возможной реальностью... И завершение.
Ожидание
Работа с Максимом на следующий день после последнего из двух сеансов, описанных в главе 1, во время которых он хотел бросить курить и при этом не поглупеть. Максим уверенно садится в кресло. У него очень спокойное выражение лица, на губах — светлая улыбка. Его плечи развернуты, позвоночник выпрямлен, но поза выглядит естественной, а не напряженной.
Терапевт: Представь себе, что ты поймал Золотую Рыбку и можешь загадать три желания. Какие бы это могли быть желания?
Максим: Во-первых, возможность продвигаться профессионально — в широком смысле. Во-вторых, попросил бы ума, фантазии. И, в третьих, — памяти….
Терапевт: Закрывай глаза. Сейчас будем лечиться. (Максим улыбается, с удовольствием потягивается и откидывается в кресле.) Сейчас все полечимся. У нас будет коллективное лечение.
Терапевт(обращаясь к Максиму): Ты рыбий жир пил в детстве?
Максим (открыв глаза и улыбаясь): Пил.
Терапевт: Вкусно было?
Максим: Нормально.
Терапевт: Зато потом вырос с длинными ногами. (Максим смеется.) Хорошо. Давайте сядем в удобную позу. (Реплика с места: Все?)
Терапевт: Все, кто хочет лечиться. (Поднимает вверх указательный палец.) Будем лечиться от ума. Давай представим, что тебе хочется глубоко расслабиться ... (Максим закрывает глаза, откидывается в кресле и закладывает ногу на ногу. Терапевт сбрасывает его ногу с ноги.)
То, что я сейчас делаю — знак нашей близкой дистанции и в то же время — изменение ригидности, застывшего положения. Сообщение, что мы действительно будем работать, а не дурака валять, разглагольствовать. В этом есть некий элемент неожиданности, который в данном случае разрешен.
...и за сравнительно короткое время… испытать что-нибудь приятное… ...Представь себе, что ты… погружаешься в свое тело, вдыхаешь-выдыхаешь...… и тебе хочется развязать какие-то невидимые узелки…... в которые ты обычно себя сворачиваешь...… (Максим “оплывает” в кресле, роняет голову на грудь.) И давай вспомним… простое ощущение ожидания...… Ты чего-то ждешь: стоишь на остановке троллейбуса или автобуса...… Как будто бы тебе не хватает места...… И то место, которое ты занимаешь, — не совсем твое...… И ты ожидаешь…... чтобы скорее почувствовать себя… действительно на своем месте...… Или ты ожидаешь какого-то интересного и важного события...… чтобы оно скорее наступило...… Ты думаешь о нем...… ты его торопишь...… И если ты садишься в удобную позу, закрываешь глаза… и начинаешь об этом думать...… это ожидание...… притяжение к чему-то...… работает как магнит...… И кажется, что своим ожиданием… ты притягиваешь это событие… и то, что с ним связано...… И ты сам притягиваешься к нему…... И приятно ощущать этот ток...… движение навстречу… к будущему...… И можно вспомнить какое-то детское ожидание...… Нового года…... праздника...… или дня рождения...… И порадоваться тому, что взрослым… ты можешь ждать спокойно…... и как-то особенно насыщенно…... Ждать не торопясь…... ждать с ощущением, что тебе это и так принадлежит...… и обязательно наступит...… И если ты хорошо знаешь, чего ты хочешь…... если ты можешь при этом не спешить… и чувствовать, что тебе это принадлежит...… ждать...… ты можешь представить себе, что в детстве… у тебя есть твой добрый друг...… который почти не виден никогда...… который тебя любит и принимает… таким, какой ты есть…... который поддерживает тебя… в твоих ожиданиях и мечтах...… и который гарантирует тебе...… что они обязательно осуществятся...… Он гладит тебя...… и успокаивает...… и оберегает от спешки и суеты...… потому что только суета и спешка… может разрушить ожидание… и отдалить тебя от того, чего ты хочешь...… И ты чувствуешь полную уверенность...… все большую уверенность… от того, что можешь занимать то место, которое ты хочешь...… если тебе действительно нужно это место...… И все, что ты захочешь, может происходить вовремя, если ты действительно хочешь, чтобы это произошло...… И тебе нравится ожидать...… Ожидать того, что захотелось бы тебе сделать…... Просто ожидать… как в детстве...… приятного события...… ожидать тайны...… Ожидать, что ты спокойно будешь двигаться куда-то… и получать удовольствие от этого движения...… Легко и спокойно...… И ты можешь все больше и больше… смаковать все то, что тебя окружает...… И чувствовать вкус… воды...… еды...… жизни...… чувствовать вкус воздуха…... когда ты чего-то ждешь…... Очень спокойно… обращать внимание на простые вещи...… на то, как чувствуют себя твои ноги...… И слегка останавливаться...… и выращивать в себе чувство ожидания...… осуществления...… движения вперед...… Движения медленного и равномерного…... с оглядкой и не спешащего...… медленного и спокойного...… И ты чувствуешь себя легко и спокойно...… И когда ты ожидаешь… и чувствуешь себя в покое...… все твое тело может улыбаться...… Как-то особенно могут раскрываться руки...… и улыбаться веки...… и плечи...… И ты чувствуешь эту открытость...… движение в будущее...… открытость и покой… (Максим приподнимает голову, и становится видно, как красиво и гордо она посажена.) И ты можешь… еще больше вырастить в себе… свою память и ощущения… о своем возможном волшебнике в детстве...… о своем старшем друге...… который всегда с тобой… и может тебе помочь… и тебя успокоить...… повести тебя в будущее...… и перешагнуть с тобой через все, что ты хочешь перешагнуть...… И помочь тебе в пережидании того… что тебе не нравится…... И если есть что-то, чего ты не хотел...… то стоит тебе только сосредоточиться… и почувствовать что-то важное в себе...… как ты легко можешь перешагнуть через это неприятное...… по-прежнему смакуя то, что тебя окружает… и чувствуя уверенность и силу...… И ожидая других событий...… которые действительно приятны и нужны тебе...… Как будто в тебе происходит рост чего-то… важного...… какой-то целеустремленности и силы...… которая не терпит суеты… и никуда не спешит...… ты чувствуешь себя легко и спокойно…... Легко и спокойно...… И тебе нравится, что когда ты ожидаешь...… время как будто останавливается...… И за короткое время происходит много маленьких событий в твоей жизни...… Время течет медленно и спокойно...… Медленно и спокойно...… И вместо одной большой пружины ожидания...… которая может выталкивать тебя мимо твоей цели...… ты чувствуешь множество маленьких пружин...… которые вибрируют в тебе...… двигают тебя...… Маленьких ожиданий, которые сливаются вместе...… легко и спокойно...… Легко и спокойно...… (Долгая пауза. 3—4 минуты терапевт молчит, тоже погруженный в себя. Максим хорошо расслаблен. Кисти его рук “стекают” с подлокотников. Чуть подрагивают веки и пошевеливаются крылья носа. В середине паузы в тишине раздается чей-то кашель. Максим вздрагивает, но продолжает пребывать в состоянии глубокого погружения в транс.) …Когда вы захотите...… вы откроете глаза...… улыбнетесь... и запомните состояние приятного ожидания, которое обязательно осуществится…...
(Максим еще с полминуты сидит с закрытыми глазами, потом открывает их и какое-то время вслушивается в себя, не останавливая взгляд ни на ком. Наконец, с сияющим лицом поворачивается к терапевту.)
Максим: Очень приятное ощущение….
Терапевт: Чем оно приятное? Что вы чувствовали?
Максим (с удовольствием глубоко вздыхает. После паузы начинает говорит тихо, но очень уверенно, как говорят о том, что хорошо знают. Взгляд — ясный, поверх голов): Ощущение тела...… Спокойствие, расслабленность и в то же время — энергия...… Вот когда ныряешь глубоко — метров на пять, на семь — доплываешь до дна… потом переворачиваешься под водой, группируешься… потом расслабляешься… и отталкиваешься ногами от дна… сильно…. И если все правильно рассчитал, есть такой момент, когда у тебя еще достаточно воздуха… и ты как бы взлетаешь, все время ускоряясь, ото дна вверх…. Ты уже видишь свет, видишь воду снизу… .И ощущение невесомости, расслабленности, силы и движения одновременно. Это довольно трудно описать…. Для того, чтобы это испытать, нужна достаточная глубина.… И вот ты знаешь, что у тебя есть время...… ты движешься и видишь, как приближаешься к свету, к поверхности. Сейчас было очень похожее ощущение, только оно было сильнее. Его нужно прочувствовать, сосредоточиться на нем, оно длится дольше.… Это очень приятное ощущение.… Я не наркоман, но пробовал разные наркотики… Это — приятнее.… Да, вчера я все-таки не выдержал, попытался закурить. Сделал две затяжки. На первой не понял, что происходит, на второй — меня чуть не вырвало. Я бросил сигарету. Мне почему-то показалось, что она ужасно невкусная… (Улыбается.) И все….
(Максим прощается и уходит.)
Терапевт: Нам всем знакомо ощущение ожидания. Часто оно для нас имеет приятный оттенок, иногда — неприятный. Это такое чувство, когда мы хотим немного изменить время вокруг нас. Вот мы стоим на остановке, ждем транспорта, и в этом ощущении есть и неуютность, и неприкаянность, даже унизительность, потому что мы не знаем, когда придет транспорт, влезем ли мы в него. Другой случай — наши детские ожидания: Нового года, дня рождения, поездки, праздника, каникул.… В детстве мы защищены верой в свои ожидания. Дети ближе находятся к магическому, потому что у них сильнее, чем у взрослых, развита способность перемоделировать мир, перекраивать и строить его на свой лад. Взрослые значительно дальше от той “субстанции”, в которой что-то может меняться. Они понимают, что попасть в катастрофу или стать объектом нападения — легко, а вот преобразовать ситуацию или накопить силы для ее изменения — довольно трудно. У людей, которые во что-то глубоко верят (что бы это ни было), такое же, как у детей, доверчивое отношение к силе “иного мира” и тем самым к двойному плану мира реального. И для них любое событие тоже таит в себе новые возможности.
Состояние ожидания часто несет в себе возможность оперировать своими внутренними смутными предощущениями, придавать им вполне законченную форму, или по крайней мере прояснять их очертания. Ожидание — это, в сущности, некое состояние готовности, когда то, что происходит “здесь и сейчас” кажется не таким, как хотелось бы. Мы в этот момент хотим находиться в другой точке пространства, в другой точке времени, в других ощущениях.
Ожидание — очень сильная часть нас самих. Эта сила направляет нас в будущее и сама по себе несет элементы надежды и осуществимости. Если нам есть чего ждать, нам есть ради чего жить. Когда человек находится в крайне тяжелой для себя ситуации, у него прежде всего возникает ощущение, что ему нечего ждать. Он боится своего будущего — будущее для него словно “пересечено”. Поэтому в психотерапевтической работе бывает достаточно сформировать у человека ощущение (или даже предощущение) чего-то смутного, что может в нем родиться, развиться и куда-то его привести — и он сам сможет додумать, дорисовать или достроить какие-то свои образы, связанные с этим ощущением. Часто как этап в работе это может быть очень полезным.
В такую работу могут вплетаться определенные или неопределенные инструкции, формулы, предписания. Потому что в состоянии ожидания, в состоянии готовности человек очень восприимчив. И формулы могут работать лучше, если они достаточно бережны. Если нам удалось с помощью простых и вполне неопределенных образов создать общее (пусть несформулированное и смутное) ощущение желательного движения куда-то, дальше можно работать с любыми мотивами.
Забытая книга интуиции
На клиентский стул, волнуясь, садится Виктор, мужчина лет сорока, врач областного города.
Виктор: Моя проблема — это участие в предстоящем тренинге. Они всегда для меня очень трудны, я всегда с трудом включаюсь в работу, и хотелось бы разогреться, чтобы у меня там был успех. Кроме того, меня волнует многолетняя соматическая проблема... У меня очень сильный симптом запора. С детства. Я набрался смелости выйти с этой интимной проблемой.
Терапевт: А что, вы такой упрямый человек?
Он сделал очень важное и трудное признание и ожидает, что теперь его будут спрашивать про запоры. Но я спрашиваю его про упрямство. Ясно, что упрямство и запоры — это вещи связанные. Часто так бывает. Проблема сейчас как бы фиксируется и немного переносится в другой, психологический пласт, в котором она отчасти и будет решаться.
Виктор: Да.
Терапевт: В чем ваше упрямство еще заключается?
Виктор: Вообще, я это связываю с детством, мы жили в своем доме, туалет был на улице, в школе то же самое, и мне часто приходилось терпеть. Когда делали обследование, у меня оказалась атония с гипертонусом. По сути дела, я не испытываю никаких неудобств; могу неделю не ходить в туалет. Я этим не мучаюсь... Что касается упрямства, то да.
Обратите внимание, что клиент отвечает на вопрос про упрямство: начинает рассказывать про кишечник и сообщает, что у него атония с гипертонусом. Если сделать перенос на вопрос о характере, то атония на этом уровне — безволие, а с другой стороны, гипертонус — это повышенная энергичность, настойчивость, упрямство. И они сосуществуют вместе: один раздел кишечника атоничен, а другой — наоборот, имеет гипертонус. И когда он собирается что-нибудь делать или с кем-нибудь общаться, то, с одной стороны, ему это безразлично, а с другой стороны, становится упрямым, настойчивым. Эта его проблема атонии и гипертонуса будет далее муссироваться на разных уровнях.
Терапевт: Расскажите немножко про свое упрямство.
Виктор: Если все говорят “да”, я буду говорить “нет”, чего бы мне это ни стоило.
Терапевт: А если все будут говорить “нет”?
Виктор: Я могу сказать “да”. Я могу быть гибким, очень гибким, но иногда такое находит, что могу пойти даже против системы, из-за чего имел неприятности. Пошел против всего курса, на котором учился. Если бы я сказал как все, я бы остался, а так — меня отчислили.
Терапевт: А что за проблемы, связанные с обучением, с длительным курсом?
Виктор: У меня трудности с пошаговостью процесса, у меня слишком большая склонность к обобщению... Тренер объясняет: нужно делать упражнение — это за этим, мне нужно понимать и записывать, но мне очень трудно.
Терапевт: Как бы вам хотелось?
Виктор: Быть более последовательным, процессуальным, немного более занудливым что ли.
Терапевт: Вы хотите быть философом?
Виктор: Да. С одной стороны — это мой ресурс, многим даже кажется странным, что я такие вещи могу сопоставлять и обобщать... Я потом после семинаров себя очень плохо чувствую. Потом догоняю то, что на семинаре не сделал, но мне это дается с трудом.
Терапевт: А что вы делаете на семинаре?
Виктор: Стараюсь слушать, открывать сенсорные каналы.
Терапевт: А что с вами происходит? Вы куда-то улетаете?
Виктор: Улетаю. Становлюсь бессмысленным, бестолковым...
Терапевт: Хорошее определение для философа.
Виктор: А потом, через два-три месяца, вспоминаю все, что было на семинаре, уже во время практической работы с пациентами, с клиентами.
Терапевт: Когда вы чувствуете себя бессмысленным, потерянным, вы что, вспоминаете какие-то эпизоды или романы сочиняете? Что происходит с вами?
Виктор: Просто чувствую, что я тупой.
Терапевт: И что вы делаете? Вы подпрыгиваете на месте, входите — выходите из комнаты?
Виктор: Отпускаю себя: я понял, что дергаться бесполезно, сиди, что войдет, то и войдет. Жалко времени и денег.
Терапевт: Но вы сидите на месте?
Виктор: Я веду себя спокойно, сдержанно, и беру то, что дается. Видимо, мне нужно больше времени, чтобы понять. Это подобно амнезии... Я не улавливаю смысла слов.
Клиент демонстрирует проблему рассеянного ребенка. Ребенка, у которого рассеянное внимание и который, когда его приучают учиться, не может сосредоточиться и удержать свое внимание до какого-то нужного момента. Он все время отвлекается. Это суть проблемы. Он сильно преувеличивает проблему , описывая свою рассеянность следующими словами: тупость, странность, никчемность и ненужность никому...
Терапевт: А сейчас вы улавливаете смысл слов?
Виктор: Здесь ведь я не в первый раз и чувствую себя достаточно подготовленным, достаточно комфортно. Я стал больше понимать по сравнению с первым семинаром. Первый семинар у меня тоже пролетел мимо.
Терапевт: А что бы вам хотелось, как бы вам хотелось изменить ваши особенности?
Он предъявляет следующую проблему: есть гипертонус, есть атония или — очень сильная концентрация и полная несобранность. Это аналогично проблеме, стоящей перед первоклассником, который учится писать буквы: то нажим слишком большой, то слишком маленький. Таким образом, его запрос состоит в том, чтобы найти некую середину. В других его терминах этот запрос проглядывает тоже — “я абстрактно — могу, а конкретно — не могу”. Проблема именно середины, умеренности. Сейчас мы эту середину и будем искать.
Виктор: Дело в том, что там очень продвинутые люди, они быстрее между собой общаются, быстрее соображают. Я хотел бы находиться на одном уровне с этими людьми. Мне негде оттачивать свое мастерство. Я один в своем городе. Мне бы хотелось легко понимать, легко исполнять, легко принимать участие в семинаре, улавливать информацию, пользоваться ею без излишних обобщений. Больше обращать внимание не на обобщение, а на сам процесс, на детали.
Обратите внимание на то, что клиент говорит о семинаре как о романтическом предприятии, с такой приподнятой интонацией, как будто это экспедиция в Африку — с большими препятствиями, сквозь джунгли. Он приехал на семинар и на семинаре ничего не понимает, выпадает из процесса, семинар кончается, а он только начинает понимать, но надо уезжать туда, где он один!
Терапевт: Скажите, Виктор, а что вы считаете своими ресурсами, что вы любите, как вы отдыхаете, что вы считаете своими сильными сторонами? Конкретно, не обобщая.
Виктор: Не люблю я отдыхать, мне хорошо, если я делаю заплыв на большую дистанцию...
Терапевт: Через Янцзы переплываете?
Виктор: Мне нужно где-то от 500 метров до километра, чтобы все болело, уставало, кружилась голова и даже тошнило. Я чувствую себя после этого хорошо. Пересиливаю себя, когда бегу. Бежать тяжело, и на двадцатой минуте я тоже себя чувствую очень хорошо.
То же самое и с семинаром: весь семинар ничего не получается, тяжело, а когда начинает получаться — семинар кончается. Он переживает не то, что происходит “здесь и сейчас”, а то, что произошло раньше. Когда он приезжает с семинара и начинает вспоминать, он как бы кино прокручивает. Чтобы научить его лучше переживать и чувствовать, необходимо научить его переживать то, что только что произошло. А не то, что произошло вчера. Объемность близкого прошлого, которое еще не совсем угасло в чувствах, очень важна. Ему, чтобы быть полноценной личностью, нужно встречаться с двумя персонажами: одним “здесь и сейчас”, в котором он как бы робот, равнодушный к данному моменту, и вторым, очень чувствительным и по времени отодвинутым назад. Мне кажется, что если мы сейчас с ним заговорим не о том, что он сейчас чувствует, а будем пытаться воспроизвести вопрос, который задавался ему две минуты назад, он может отнестись к нему гораздо более чувственно. И, таким образом, результат работы с ним будет достигнут не столько в момент транса, сколько с легким отставанием.
Выступление перед аудиторией — тоже мой ресурс. Откуда-то все так легко берется, и я знаю, что это нравится студентам. И еще одно комфортное состояние — когда я все забрасываю и валяюсь в постели, уставившись в потолок. Просто думаю... Бывает редко, когда никто не тревожит и находишься один. В принципе я экстраверт, но одиночество для меня важно. Это мой ресурс — когда меня оставляют в покое, никто не дергает.
Терапевт: И что вы делаете в одиночестве? Если придет Карабас-Барабас и вас повесит на гвоздь в кладовке — это для вас одиночество, это ресурс?
Виктор: В кладовке... Да, хочется иной раз закрыться в кладовке. (смеется).
Терапевт: Значит, ресурс. Значит, требуется Карабас-Барабас и крюк покрепче.
Виктор: Я иногда пресыщаюсь общением, и мне хочется побыть одному.
Терапевт: Но вам все равно, как висеть: вверх головой, вниз головой на крюке...
Виктор: Иногда я стою вниз головой.
Терапевт: Вас что, устраивает, если вас за пятку подвесят в кладовке?
Виктор: Я хочу, побыть один: все ушли, никого нет.
Терапевт: Но если вы один в кладовке, это нормально?
Виктор: Нет, я хочу, чтобы был комфорт.
Терапевт: Значит, это не комфорт?
Виктор: Нет.
Терапевт: А что для вас комфорт?
Виктор: Комфорт — когда все вещи на своих местах.
Терапевт: Если в кладовке метла стоит в углу, веник в другом углу, мусорное ведро в третьем углу, а вы висите на крюке вниз головой — это комфорт?
Виктор: Частично.
Терапевт: Что же нам не хватает для счастья?
Виктор: Хорошо бы изменить положение тела.
Терапевт: На крюке, но вверх головой?
Виктор: Не на крюке. Чтоб где-нибудь рядом. Чтоб я мог лежать, смотреть в потолок, предаваться размышлениям.
Терапевт: И о чем вы размышляете тогда?
Виктор: О чем? Фантазирую.
Терапевт: О чем вы фантазируете?
Виктор: У меня очень инфантильная фантазия — всякие сказки.
Я думаю, что он имеет в виду просто отрывочность, случайность, что там то одно, то другое. Второе, что он имеет в виду, это склонность достигать успеха, наказывать обидчика или видеть, как кто-то упал в лужу, или вырастать до главного врача, или машиниста поезда. Не думаю, что это на самом деле инфантильное фантазирование, я думаю, что это нормальное фантазирование.
Терапевт: Какую роль вы в них сами принимаете?
Виктор: Ведущую.
Терапевт: Кто вы там — колобок?
Виктор: Я — распорядитель всех.
Терапевт: Вы Карабас-Барабас?
Виктор: Пожалуй, да.
Терапевт: Но своего любимого персонажа вы вешаете на гвоздь в кладовке, чтобы вам было спокойно?
В связи с его запором я начинаю проверять тему агрессии, в частности, подавленной, зажатой агрессии. Дело в том, что запор как нечто удерживаемое, может тоже рифмоваться с внутренней агрессией, которая не нашла себе способа выразиться. И эти разговоры — “висеть на крюке”, “кого-то подвесить”, “расстрелять” — шуточно зондируют тему агрессии. Кроме того, у человека могут быть полярные пары состояний: если человек внешне мягок и нежен, то у него может быть скрытым другой полюс этого качества — агрессия. Я замечаю, насколько актуальна эта пара... То, что он с трудом удерживается в обычных отношениях, может быть связано с тем, что в нем подавлена агрессия.
Виктор: Нет, я могу расстрелять, вешать не буду. Нет, конечно, у меня нет таких кровожадных фантазий... Или же я думаю над какими-то своими идеями, обобщаю, просто, без усилий. И еще ресурс — если у меня есть возможность работать в библиотеке. Если большая библиотека, большой каталог, большой выбор...
Терапевт: Вы читаете книжки или вы скорее перебираете названия, чтобы иметь в виду, сколько вообще всего интересного можно прочесть?
Моя гипотеза состоит в том, что он, набирая то, что потенциально можно прочесть, актуализирует три своих состояния: склонность к мечтанию, склонность к рассеянности (тут посмотрел, там посмотрел) и нечто, похожее на запор: набрать очень много всякого, что не переваривается, и удерживать на всякий случай.
Виктор: Я перебираю названия и набираю как можно больше названий по данной теме, потом набираю эти книги, могу сидеть в библиотеке от закрытия до открытия. И получаю от этого удовольствие.
Он, конечно же, хотел сказать “от открытия до закрытия”. “Сижу от закрытия до открытия” — это запор.
Терапевт: Представляете, как бы было здорово, если бы вы были мышью — жили бы в библиотеке, грызли бы книжки.
Виктор: Я люблю, когда информация избыточна.
Терапевт: Вы бы их грызли — одну погрызли, другую погрызли.
Я опять проверяю тему возможной агрессии. Оральная форма агрессии, может быть, сняла бы напряжение в области кишечника.
Виктор: Да, именно так. Но я не хочу там оставаться, если уже пресыщен книгами. И когда я начинаю работать, у меня возникает ощущение владения информацией, ощущение, я бы даже сказал, владения телом, ощущение легкости. Но мне негде все это реализовывать. Я нахожусь в таком городе, в котором общаться на данные темы очень странно. Ярлык ненормального человека я носил очень долго. Коллеги-психиатры обычно ставили мне этот диагноз.
Терапевт: Как бы вы хотели, чтобы решились эти две ваши проблемы?
Виктор: По первой проблеме я сам с этим много работал и уже очень много сделал, и сейчас мне бы хотелось, чтобы была регулярность, чтобы это не стоило мне ритуалов, стояния на голове по несколько минут в день. Чтобы я не задумывался над этим. Второе. На следующем семинаре я хочу быть в форме, как ученик, находиться в потоке учебного процесса.
Терапевт: Скажите, а вы деньги копите?
Виктор: У меня не получается. Я копил бы.
Люди с запором часто что-то копят. Он тоже в некотором роде копит в себе, с трудом выделяет, копит знания, например... Лечение для него будет состоять в том, чтобы научить его копить разные вещи, переходить от одного накопления к другому. Он косвенно говорит о ритуалах... О том, что он использует ритуалы в своей жизни, в своих действиях. Такие люди обычно также очень скрупулезны, любят порядок в делах. С запором также связана ситуация, при которой страшно что-то потерять, и аккуратность, раздражение от всяких соринок, от того, что что-то находится не на месте (что также типично и для коллекционирования).
Терапевт: А что-нибудь вы копите? Кроме знаний?
Виктор: Езжу на семинары, для меня это очень значимо, и моя семья меня в этом поддерживает, несмотря на материальные затруднения.
Терапевт: А хотели бы вы что-нибудь собирать?
Виктор: Нет. Я хотел бы комфорта, иметь свое место, которого у меня нет нигде до сих пор — ни дома, ни на работе, хотел бы иметь стабильность...
Он опять говорит, что у него нет места. Говорит об этом по-разному: до этого он сокрушался, что один в городе, его никто не понимает, что он потерян на семинаре, у него нет инструкций, и он не понимает других людей, все говорят “да”, а он говорит “нет”. Я бы сказал, что это возвращает нас к мотиву рассеянного мальчика, который потерялся и который витает в облаках, в разных сферах, пытаясь где-то себя найти. Первым делом, когда видишь рассеянного ребенка, возникает вопрос, как между собой говорили его родители. Если родители говорят громко, не обращаясь к ребенку, то ребенок из этого просто выпадает, потому что понимает, что все это относится не к нему... Из этого соображения могли бы родиться мотивы для дальнейших вопросов или элементов наведения...
Терапевт: Вы рассуждаете так, как будто вы лошадь, которая хочет иметь свое стойло.
Виктор: Потому что у меня нет стойла. Потому что я лошадь, которая тянет телегу за всех и за всех отвечает. Я имею в виду — в семье, в ближайшем окружении.
Терапевт: А за кого в семье вы отвечаете больше?
Виктор: Я бы рад ни за кого не отвечать, но так сложилось, что я отвечаю за всех. За жену, за детей, часто отвечаю за многочисленных родственников.
Терапевт: Хорошо. Вы испытывали состояние транса, оно вам доставляет какое-то удовольствие?
Виктор: Я испытывал состояние транса, но я не знаю, что значит испытывать от этого удовольствие.
Терапевт: А что вы испытывали?
Виктор: У меня было ощущение, что я ничего не испытываю, но благодаря пресловутой амнезии я узнаю, что был в трансе. И по изменениям узнаю. У меня вчера, допустим, были изменения. Хотя остается ощущение полного контроля над собой, наличие внутреннего диалога, который у меня никогда не прекращается. Вообще мне стало лучше, мне раньше было вообще тяжело, сейчас я могу убрать внутренний диалог. Транс у меня невкусный, пресный такой...
Терапевт: А что вы любите есть?
Виктор: С этим у меня тоже проблемы. Я себя вынужден ограничивать во многом, и в любимом тоже. Например, я люблю сладкое, поэтому не ем сахар.
Терапевт: Что за странность? Люблю сахар — поэтому не ем?
Виктор: Потому что мне вредно его есть. Есть симптомы, если я не ем — они не проявляются, если ем — проявляются. Поэтому пришлось взять себя в руки, отказаться от этого, и я стал себя чувствовать лучше гораздо. Но я бы ел шоколад, ел бы сладкое...
Терапевт: Такое впечатление, что если бы вы были уже скелетом, то вам было бы лучше — во-первых, с едой меньше проблем, во-вторых, покоя больше, места можно меньше занимать, лежать себе где-нибудь, никто не трогает, место легче найти. Вам никогда не приходило в голову, что быть Кощеем Бессмертным, висеть на цепях в кладовке и ныть — это то, что вам нужно?
Виктор: Я не нытик. Я вынужден играть роль сильного человека. Но я не такой уж сильный.
Терапевт: Зачем вам так много знаний?
Виктор: Не знаю, может быть, воспитание, может быть, какие-то комплексы.
Терапевт: Вы вместо денег копите знания. Копите, и у вас со знаниями тоже запор образуется?
Виктор: У меня родители — малограмотные рабочие. Я младший, и все дети у нас с высшим образованием. В детстве считалось, что именно это и представляет ценность.
Терапевт: Значит, вы копите знания, и у вас от них образуется запор?
Виктор: Меня, даже когда я не хочу копить, тянет к знаниям. Я испытываю удовольствие от этого.
Терапевт: Груда знаний, и в ней трудно разобраться?
Виктор: Нет, мне в ней не трудно разобраться.
Терапевт: Значит, вы знаете, где там что лежит. Вы хороший кладовщик.
Виктор: Да, у меня порядок. Я думал, зачем мне все это нужно, и бросал это все, но я себя более комфортно чувствую, если все-таки получаю знания.
Терапевт: Если бы нарисовать карикатуру, то у вас в голове были бы книжные полочки, и на каждой что-нибудь лежало?
Виктор: Не совсем так. Там работает библиотека, и я в этих книгах очень легко ориентируюсь.
Терапевт: Вы в шахматы играете?
Виктор: Нет.
Терапевт: А в какие игры вы играете?
Виктор: В карты я играл на деньги — очень азартно. Но потом пришлось перестать...
Терапевт: Сейчас у вас семинары вместо карт?
Виктор: Я человек азартный — до добра это не доводит, приходится ограничивать себя.
Терапевт: Знания тоже до добра не доводят.
Виктор: Пожалуй, но все же это менее вредно.
Терапевт: Хорошо, но все-таки, от чего бы вы были счастливы?
Виктор: Это недостижимо...
Терапевт: Вы еще не сказали от чего, а уже говорите, что это недостижимо.
Виктор: Я бы хотел иметь свою неформальную школу, где был бы преподавателем. Я хорошо умею это делать. Могу самого тупого научить чему угодно. Я даже не знал, что у меня есть такие способности.
Терапевт (смотрит на Виктора очень значительно): Но есть один тупица, которого вы не можете обучить? (смеется).
Виктор: Я не такого уж плохого мнения о себе.
Терапевт: Но вы сами так сказали. Это же у вас основная проблема — как приехать на семинар и обучить этого тупицу?
Виктор: Вы знаете, у меня синдром школьного двоечника — с обучением хорошо пошло только в институте. Я знаю, как мне нужно учится — по книгам...
Терапевт: А почему же, когда вы приезжаете на семинар, у вас возникают такие проблемы?
Виктор: Я привык по книгам, а там общение, там не тот стереотип получения знаний. Если я что-то узнал, то могу научить любого. Я даже сам могу понять то, чему учу.
Терапевт: Хорошо. А что происходит с вашей агрессией? Вы же знаете, что все запоры происходят от подавленной агрессии, которая не находит себе выхода. Куда девается ваша агрессия, почему вы ее подавляете?
Виктор: Проблемы с агрессией у меня были очень большие, действительно. Я много работал на эту тему — стало реже, с семьей стало лучше, потому что я бегаю, сжигаю свой адреналин.
Терапевт: А как вы дошли до такой жизни? Что является источником агрессии, как вы думаете, и что является источником ее подавления?
Виктор: Когда я вижу что-нибудь несуразное, я способен назвать вещи своими именами. Я на вид мягкий человек, иногда это вводит в заблуждение моих врагов, и они, когда получают жесткий отпор, начинают мстить, давить, и возникают такие затяжные интриги, склоки, давление.
Терапевт: Иначе говоря, вы умеете устраивать хроническую ситуацию. Хронический запор в отношениях.
Виктор: Я вышел из нее пять лет назад, из этой ситуации, но во мне-то, конечно, все осталось.
Терапевт: Вы кляузник, что ли?
Виктор: Можно сказать, да. Хотя кляуз не писал. Но я их очень много написал в голове.
Терапевт: И сейчас кляузник?
Виктор: Нет. Я этим переболел.
Терапевт: Что же вместо этого?
Виктор: А я не знаю. Вакуум... То есть, сейчас я ударился в знания и в работу, но у меня в городе невостребованность.
Терапевт: Так вы точно, как Кощей Бессмертный — прикованы там у себя на цепях.
Мой несколько иронический тон разговора совершенно сбивает его с манеры давать вроде бы ясные логические ответы. Я добиваюсь от него интонации иронии. Потому что интонация речи составляет в какой-то мере фон — как бы суставы того, что происходит. А клиент исходит из чистого смысла, говорит все время о знании как о смыслах, как о чем-то, что выпарено из практики.
Виктор: Почему?
Терапевт: Ну как же — висите там в чулане, в своем городе, знания не востребованы, в чулане темно, никто в вашу библиотеку не ходит. Отпустили бы вас на все четыре стороны, дали бы водички испить, вы бы тут такое натворили бы!
Виктор: Да если я один раз реализую агрессию, это могло бы дать очень сильное ощущение тем людям, на которых она направлена.
Терапевт: Что же вам мешает? Что же могло быть для вас той водичкой, которую вам бы дали?
Виктор: Я бываю очень изощренный.
Терапевт: Вы могли бы открыть школу инквизиции?
Виктор: Нет, это не моя стихия...
Терапевт: Почему? Устраивали бы пытки знаниями. Вопросы бы задавали каверзные.
Виктор: Да, представьте себе. Моим детям трудно порой приходится.
Терапевт: Почему?
Виктор (смеется): Пытки знаниями.
Терапевт: А если бы вы все-таки вышли на оперативный простор, уехали бы из своего города... Представьте себе совсем другую жизнь, в которой вы могли бы себя реализовать, в совершенно другой области.
Виктор: Я бы работал в организации по адаптации после психологической реабилитации.
Терапевт: Хорошо, к вам пришли бы и сказали: хочу, чтобы вы меня реабилитировали. Как бы вы его реабилитировали?
Виктор: Я бы его принял на работу — работать с людьми, пережившими психологическую травму, работать с детьми. Я работал в бригаде по реабилитации, чувствовал там себя человеком, потому что нам предоставили все условия. Вот тогда я испытал комфорт... Уважение к себе и полную реализацию себя как специалиста.
Терапевт: А вы эти часы все время носите?
Виктор: Да.
Терапевт: А чем они вам удобны?
Виктор: Они мне не удобны, но как только я завожу хорошие часы, они у меня ломаются или теряются, а когда я какие-нибудь ерундовые часы ношу — они мне долго служат.
Терапевт: Они женские?
Я думаю, что это метафора. У него есть удобный костюм, хорошие часы, но он находит в любой ситуации момент некомфортности — костюм немножко не такой, часы не те. Это некая реализация его свойства, когда все идут на физкультуру, а он со справкой, все хотят одного, а он другого.
Виктор: Да.
Терапевт: Вы считаете себя гадким утенком?
Виктор: Я был гадким утенком — полжизни, в детстве. С раннего возраста. Я с этой проблемой работал.
Терапевт: Что вас ни спросишь, вы с каждой проблемой работали.
Виктор: В детстве я был дурачком — в детском садике.
Терапевт: Откуда вы знаете, может, вы сейчас дурачок, а тогда были умным.
Виктор: Я говорю, как со мной обращались, называли, дразнили. Я был всегда не таким каким-то... Меня всегда дразнили... А мне хотелось быть как все. Вместе со всеми, вовлеченным. Я был тупым, плохо учился, двоечник.
Терапевт: Вы опять затянули свою горестную песню на цепях.
Виктор: Хотя я вообще веселым был, жизнерадостным.
Терапевт: Так и хочется вам дать водички испить. Такое впечатление, что когда вы эти цепи порвете, то напьетесь пьяным и начнете кричать: где мой вездеход, где мои фрукты, где мои овощи, я специалист...
Виктор: Я хотел бы быть один, я даже готов к тому, чтобы у меня не было ни семьи, никого.
Терапевт: Опять один, опять в кладовку... Опять костями клацаете...
Виктор: Да нет, я говорю то, что мне сейчас на ум приходит — спонтанно.
Терапевт: А как там в сказке про Кощея Бессмертного, где у него душа пряталась — в утке, в яйце... А чем это все кончилось?
Виктор: Да когда иголочку переломили — из него и дух вон.
Терапевт: А иголочка-то где?
Виктор: Там какой-то Иван Царевич все подвиги совершал. Думал Кощей, что душа надежно у него спрятана, степени защиты такие мощные. Значит, не судьба. Бедный Кощей.
Терапевт: Бедный Кощей! (Общий смех в группе.)
Виктор: Вообще-то я люблю веселиться, люблю танцевать, дурачиться, шутить... Мне нравится быть в компании, нравится песни петь, слушать. Но всегда как-то этот круг меня отталкивал, хотя я в него и стремился.
Терапевт: Но сейчас-то уже не отталкивает.
Виктор: Сейчас поздно. Да, уже нет резонанса.
Терапевт: Хорошо, давайте попробуем немножко подремать и посмотрим, удастся ли нам найти... Мне кажется, что если вы найдете для себя возможность впадать в такое состояние, в котором вы могли бы эффективно учиться... Давайте попробуем сесть удобно... Представьте себе, что вам давно-давно было неуютно — вроде бы все хорошо, но вы никак не могли найти уютную позу... Закройте глаза... Вы долго ерзали, вам обидно, потому что вы долго старались найти такую позу, такое положение, которое было бы вам действительно удобно... Вам что-то мешало, как будто вы сами себя сталкивали все время — только устроитесь, вдруг что-то в теле дернется, и вы опять как будто назло самому себе как-то так плечи положите и шею будете держать... И вот вдруг настал момент, когда вы разозлились, и как будто все в теле опало, как будто листочек летел-летел с дерева... и вы почувствовали, что вот сейчас... неожиданно... вы очень точно приземлитесь в какую-то свою позу, и эта поза будет для вас действительно удобной... и у вас в голове могут один за другим появляться образы... устойчивость предметов, так что вам очень захотелось закатиться в действительно удобное положение и его запомнить... И вы можете вспомнить пресс-папье, которое колышется, а потом останавливается... И устойчиво стоит на столе... Или как в биллиарде шар точно закатывается в лузу... Или как бывает, когда очень точно находишь позу, и в ней удобно — особенно перед сном, когда уже вот-вот засыпаешь, и по телу проходит легкая судорога, и как будто сам себе говоришь или слышишь голос — вот сейчас засну... Мягко, спокойно и хорошо... Появляется особое умение, точность — сосредоточиться на этом уюте, на этом покое, на этом точном закатывании...
Во-первых, здесь проводится аналогия между простым и понятным зрительным образом, плавно летящим листком, падающим на место, и физическим состоянием тела, которое тоже опадает или движется согласно силе тяжести — руку тянет вниз, плечи, подбородок, возникает расслабление, которое, по аналогии с движением листочка вниз, тоже дает покой. Во-вторых, когда он долго-долго рассказывал о своем состоянии, знании, звучал мотив: я был дурачком-дурачком. А потом клиент находит какую-то определенную точку, в которой он организует свой опыт или отступает-отступает, не понимает-не понимает, а потом вдруг в какой-то момент начинает что-то схватываться, у него возникает какой-то взгляд, и от этого взгляда он начинает все понимать, очень точно двигаться в своем понимании.
Эти разные образы: раскачивание пресс-папье, падение листочка, закатывание шара в лузу — служат усилению мотива движения вниз, силы тяжести как упорядочивающего элемента, принятия удобства, покоя и соответствия разных частей друг другу, снятия разболтанности, постоянного “может быть так, может быть иначе”, одномерности, однонаправленности.
И как иногда бывает в очень хорошо сложенном музыкальном отрывке... каждый отдельный кусочек связывает, и так же хочется найти удобное положение для головы... слегка опустить ее, почувствовать, как руки лежат на месте... как ноги опираются о пол теми точками, которые дают реальную опору и так хочется ощутить, как эта найденная удобная поза... как будто пускает корни и кажется, что стоит только действительно привыкнуть находиться в удобной позе... и чувствовать себя в ней, как в очень мягком, удобном кресле, которое само подает вперед... позволяет красиво держаться, что надо только найти такую позу для каждой клеточки своего тела... чтобы каждая... клеточка слегка дрожала и одновременно уходила в покой, кажется, что каждая клеточка... и все тело в целом пускает корни и укореняется, чувствует уверенность в жизни, уверенность и покой...
Я думаю, что моя аналогия с пусканием корней, связана с тем, что он в своих рассказах очень схематичен, сух, как бы безводен, сжат. И в каком-то смысле его проблема запоров может быть с этим идентифицирована. И пускание корней, корневая система, и разветвление — это метафора того, что в какой-то ситуации он не столько схематизирует свою проблему, сколько опирается на чувственный фон. Иными словами, он больше видит, больше рассматривает, больше внюхивается, находится в некоей физической реальности. На уровне восприятия его возможности разветвляются, у него возникает большая связь с реальностью. И это внедрение каждым мелким корешком в фон как бы обусловливает отход от словесной, концептуальной схемы. Реальность ассоциируется с влагой — с землей, с водой — в отличие от сжатости и сухости чистой логики. С этой точки зрения, интересным феноменом является его отрывистая, логическая, концептуальная речь, во многом лишенная окрасок.
Так приятно, так спокойно... Вы можете вспомнить или представить себе четки... с очень гладко полированными поверхностями, с очень ясным ощущением то тепла... то прохлады... и очень медленно вы сжимаете эти четки и перебираете... и чувствуете, как иногда ваше касание и сжимание становится немного спазматичным и резким, а иногда неожиданно расслабляется... и в такт своему плавному и крепкому перебиранию, вы чувствуете, как начинаете спокойно и плавно дышать и в вашем теле все распрямляется... и одновременно... все становится мягким и гибким... И это ощущение твердости и одновременно мягкости и упругости — как будто вы касаетесь каждой четки. То касаетесь, то отпускаете ее, то перебираете, переходя к следующей бусине... и это ощущение перебирания четок такое же, как и перебирание своего тела... как будто бы вы мысленно скользите по нему взглядом, и чувствуете... как расслабляются голени и так же медленно перетекаете... и чувствуете свои бедра... и свой живот... и спину... как будто бы очень ласковая рука перебирает ваше тело и устанавливает каждую часть тела на нужное место, на единственно уютное положение.
Одна из первых ассоциаций с четками — это кишки, их движение. Клиент склонен к тому, что называется навязчивостью. К повторению каких-то простых действий. И четки — это наиболее простой, вынесенный вовне, реальный, реалистичный способ такой навязчивости. Это, с одной стороны, удовлетворяет потребность в навязчивости, с другой стороны — такое понятное, успокаивающее действие, вынесенное вовне. Третье значение четок заключается в том, что, трогая четки, он находится в контакте с реальным миром, и для него важен уход от концептуализации, от говорения, от внутреннего диалога, с постоянным напоминанием себе, что существует внешний мир, который можно потрогать. Он, трогая четки, в каком-то смысле трогает внешний мир, он напоминает себе о своем теле и о том, с чем его тело соприкасается. Наконец, для него очень важным является упорядочивание себя через ритм. Четки — это простейшая возможность для того, чтобы ритмически организовать свою тишину, свою деятельность. Перебирая четки, он очень хорошо артикулирует, и, перебирая свое тело, как четки, и напоминая себе, что это — руки, это — ноги, это — лодыжки, это — шея, относясь к своему телу, как к четкам, напоминая последовательно про разные части своего тела, он как бы ритмически организует себя. Потому что в его схеме тела, когда он в хорошем состоянии, имеется много суставов. Они гибкие, он как бы разделен на отдельные части, на суставы, в отличие от состояния, когда он какой-то вялый, и его тело не очень-то различает себя и то пространство, где оно находится.
И кто-то касается вашей челюсти, и кажется очень важным найти именно то напряжение, ту гибкость... И челюсть слегка двигается вперед, а иногда отходит вниз, и вы ощущаете ток колебаний и ток ваших мыслей, и кажется, что веки опускаются все ниже... веки тяжелеют, и это приятное чувство... сменяющееся расслаблением, кажется, что где-то близко от вас ритмически падают капли или другие звуки, и может быть, мой голос помогает вам почувствовать свой собственный ритм... Иногда вы прислушиваетесь к ритму своего сердца и оно кажется вам стучащим быстро или медленно, будто каждый удар — это тоже четки... Также спокойно вы ощущаете движение своей грудной клетки... Вы постепенно чувствуете, как начинает дышать ваш живот, ваша диафрагма, и у вас появляется уверенность, что ваши чувства... ваш живот... ваша животная жизнь пульсирует... и живот дышит сильнее — так же, как ваше тело находит свое место каждой своей частью, ваша диафрагма... когда вам нужно, энергично дышит, пульсирует, заряжает вас, как будто запускает в действие... это точное дотрагивание до каждой четки, до каждой точки вашего тела... Диафрагма массирует ваши внутренности, к вам приходят ощущения и знания того, что если вы находите такое же удобное душевное состояние... такое же удобное, как и ваша поза, как опора вашей спины, как опора ваших бедер... то это душевное состояние начинает равномерно пульсировать, и диафрагма массирует ваши внутренности... вы чувствуете, как ваш живот дышит и живет, и само собой это равномерное движение, это энергичное дыхание, сокращение мышц приводит к тому... что у вас внутри появляется насос, который сам собой определяет ритмы и режим вашего тела, как будто что-то внутри, подобно вашим рукам, перебирающим четки, что-то внутри, подобно вашему вниманию... которое так равномерно скользит по вашему телу и ощущает, как оно может расслабиться.
Мотив дыхания. Поверхностный, но важный мотив заключается в том, что у клиента есть сдержанная агрессия... И она, во-первых, реализуется на уровне мышечного каркаса в том, что ребра удерживают отреагирование в виде бурного дыхания, и диафрагма как бы приостанавливается. Равномерно работающая диафрагма и жизнь в животе в тот момент, когда живот напрягается и расслабляется, — это критерий непосредственной реализации эмоций. Не накапливание чувств, не удерживание, а равномерное движение чувств. И живот как аналог животной жизни, как аналог чувственной жизни. Диафрагма как насос. Возможность чувствам воплощаться, реализовываться через живот.
И вы чувствуете, как комфорт... особый комфорт... какой-то новый опыт окутывает вас... и вы вспоминаете давным-давно забытую историю, что вы испытываете особенное состояние... как будто определенная поза, которой вы особенно легко учитесь... как будто вы приходите в библиотеку, в старинную библиотеку... и что-то вас ведет и приводит в очень дальнее место и вы знаете, что там находится очень нужная и забытая книга, содержащая древнее знание, и ваша интуиция... как будто во сне, позволяет вам найти нужную страницу... и с особой улыбкой почувствовать ключ ко многим другим знаниям... и к другим открытым возможностям, и эта возможность — важная стратегия... это интуиция, которая ведет вас куда-то и сопровождается тем... что вы очень спокойно дышите и про себя улыбаетесь... и доверяете тому, что ведет вас, и стоит только глубоко расслабиться и довериться тому, что может произойти с вами в вашем сне... и вы можете представить себе совсем другую жизнь, в которую вы попадаете, узнав эти важные секреты... и заглянув в будущее — увидеть разные свои возможности... вы можете представить себе, как вы едете на машине, и вам очень нравится гибко управлять, поворачивать... и чувствовать большую скорость... мчаться, и вы чувствуете уверенность и ловкость, и вы давным-давно забыли об опасности, вам очень нравится поворачивать... и кажется что все ваши суставы увеличили свою мощность, вы легко-легко двигаетесь и ощущение подвижности... будто бы все ваше тело может улыбаться разными своими частями, и эта гибкость... если вы выходите из машины, то улыбаетесь, вам очень приятно, что у вас появляется так много возможностей... вы можете пойти в любую сторону, как будто оказываетесь в волшебном лесу, и вам одинаково приятно пойти по тропинке направо, а потом налево...
До сих пор мы с ним говорили о внутренних ощущениях: об установках на покой для всего тела, о диафрагме как насосе, о спокойствии, о перебирании четок; сейчас мы переходим к кругу реализаций, которые более динамичны и носят более внешний характер. И образ человека, который легко водит машину, — это образ хорошо крутящихся суставов, человека с быстрыми реакциями, человека, который легко принимает решения, легко делает маленькие выборы — как повернуть, куда повернуть. Бегущий человек (одно из его ресурсных состояний) — это человек, в котором энергетически усилено его обычное хождение... Вождение машины — также ощущение усиления таких энергетических возможностей. С гибкостью, с азартом, с ловкостью — ощущение овладения ситуацией. В нашей с ним беседе можно проследить важный для него мотив управления. Он говорит о том, что ему нравится управлять обучением, ему нравится управлять людьми; ему нравилась ситуация, когда он был всем обеспечен и мог заниматься непосредственным делом, иными словами, такое ощущение, что вокруг него находится круг компетенции, освещенность некоего пространства, освоенность и подвластность, важная для него. Человек, который ведет машину, гибок, он делает выборы, управляет ситуацией, и зона его компетенции — прикосновение к каким-то кнопкам — сильно расширена по сравнению с его обычной вялой деятельностью. На месте этого ведения машины могло бы быть катание на коньках, с какими-то пируэтами, бег на лыжах и так далее. Но вождение машины — это усиление возможностей, то, собственно, чего он хочет.
И куда бы вы ни шли... вы ощущаете шум деревьев, и вам очень приятно, что куда бы вы ни шли, вы доверяете своему внутреннему чувству, потому что оно приведет вас, куда вы захотите... и эта гибкость, эта способность идти куда угодно, это право двигаться... и вы больше не боитесь заблудиться, вы чувствуете уверенность, вы знаете, что у вас есть карта, по этой карте вы всегда сумеете узнать, куда вам нужно идти... Чтобы посмотреть на эту карту, как будто бы сверху, и вы используете все свое важное знание... чтобы очень четко представить, где что находится, будто бы это карта волшебного леса с разными сокровищами. И вы знаете, где находятся те или иные знания, те или иные возможности, можете приходить в этот лес, слышать его звуки, выкапывать нужные вам сокровища... и легко расставаться с ними, выходить из него... И стоит вам немножко побыть в этом лесу, волшебном лесу, и многое начинает слушаться вас, и вы чувствуете, как ваше дыхание становится еще более активным и энергичным, ваш живот активно дышит... и очень вкусный воздух, у вас пробуждается зверский аппетит, и вы получаете особенное удовольствие от того, что вы едите или пьете после этого леса, вы получаете удовольствие от всего, что происходит с вашим телом... вам особенно приятно, как легко вам дышится в этом лесу, вам приятно ощущать, как воздух проходит сквозь вашу глотку, сквозь ваше горло, и вы глотаете его, и вам приятно ощущать ветерок на своих веках... Когда у вас появляются в этом лесу какие-то желания, это очень нравится вам, и когда вы захотите, то выходите из леса... выезжаете на автомобиле или пешком, возвращаетесь куда-то. Когда вы хотите, вы можете спокойно лежать, уютно ощущая себя, при приятном освещении, вспоминать и бормотать про себя, что вы хотите, разные заклинания, капризничать... о чем-то думать, и это очень важное состояние, когда как будто бы сквозь вашу комнату проходит разное освещение — освещение дня, сумерек, ночи, утра. Вы меняете эти освещения... и стоит вам по-разному прижать к себе свои веки — то открывать, то закрывать глаза — вы чувствуете, как это освещение меняет ваше настроение, и иногда вам хочется погрустить, и даже поплакать, а иногда повеселиться... и это очень важное состояние, когда разные чувства текут через вас, меняются, очень важно, и вы по-прежнему в этом состоянии принимаете удобную позу... иногда причудливую, иногда обычную, и когда что-то начинает мешать вам, вы расслабляете свое тело, как будто перебираете четки, и если вам захочется, вы засыпаете, как будто бы это соскальзывает, и ощущаете, как приятно в этом состоянии работает все ваше тело... напрягаются и расслабляются все ваши мышцы, как насос, двигается ваша диафрагма, шевелятся ваши губы и как плавно-плавно, как будто капельки воды, падают и куда-то уходят ваши мысли, вы прислушиваетесь к тишине, к пустоте, как будто бы растворяетесь... и это состояние прозрачности, пустоты, чистоты окутывает вас и очищает, и что-то в вас накапливает, и иногда вы переполняетесь этим отдыхом... глубоким расслаблением и тишиной, и вы по-прежнему легко меняете позу, и вам приятно, что вы укрыты, и в этих позах вы сбрасываете, сами этого не зная, какие-то старые напряжения... какие-то детские обиды, недосказанность, как будто бы шелуху, сбрасываете старые оболочки, каждая ваша поза, каждое ваше движение несет вам что-то новое, какие-то новые воспоминания. И когда вы захотите... вы опять почувствуете, что вам хочется улыбнуться и надеть какой-нибудь нарядный костюм, почувствовать себя подтянутым и как будто танцующей походкой выйти, проехаться на автомобиле куда-то, и что-то поперебирать... посмотреть, может быть, это будет библиотека, и вам захочется очень быстро листать разные книги и журналы и чувствовать, как в вас зреет это чувство, что где-то в уголке вы можете опять приблизиться и найти забытую и важную книжку... и в ней особые страницы и это ощущение азарта, которое постепенно поднимается, тишины и покоя. Вам очень важно не спугнуть, двигаться очень постепенно и медленно... будто бы на пружинах, к прежнему ощущению своего тела, к сменяющим друг друга позам, перетекая из одной позы в другую, как будто вы перебираете четки, медленно и спокойно, никуда не спеша, без тени суеты, очень спокойно... очень энергично двигаться, перебирая многие страницы, размышляя и останавливаясь на какой-то одной очень важной странице... и знать, что вы можете легко объединять и как-то по-разному компоновать, перекладывать в этой библиотеке разные знания, а когда вам захочется — все отложить в сторону, почувствовать, что вы состоите из множества разных суставов, потянуться, и опять уехать в свой волшебный лес... в котором так приятно идти куда-то, бродить, и где само собой, без всяких ваших усилий укладываются на место в вашей памяти любые полученные знания, любой опыт и что-то готовит вас к будущему, что-то готовит вас к новому опыту, спокойно и легко. И очень важно опять почувствовать этот вкусный воздух, голод, жажду, желание двигаться, энергию. Совершенно не важно... вам захочется бежать или просто идти, и ощущение, что вы совершаете приятные усилия, такие же приятные и расслабленные, и все получается у вас само собой, и вы двигаетесь по тропинке, и вам не нужно пользоваться своей картой, но эта карта у вас есть, и вам очень приятно чувствовать свое тело спокойным, и тело само делает все, что хочет. И так же, как вы ощущаете жажду и голод, тело получает удовольствие от того, что двигается и живет, и когда вы захотите, вы подходите к озеру... и медленно входите в него, и ощущение свежей воды, того, что вы в нем плывете, медленно-медленно, плавно-плавно, вы чувствуете себя вдохновленным, и когда выходите на берег, с вас стекает вода, кажется, что с этой воды стекают кусочки вашего прошлого и ваших забот. Вам очень нравится, как двигаются ваши губы... и все ваши гладкие мышцы двигаются так легко и спокойно, и вы чувствуете, как бурчит у вас в животе, вы чувствуете, как легко и спокойно вы двигаетесь, и вам очень нравится смена ваших занятий, лежание на диване и смена освещения, и ваша езда на машине, библиотека, когда вы хотите, то общаетесь с другими людьми, легко и спокойно. И вам нравится менять разные одежды... костюмы, свитера, халаты, а когда вы хотите, вы опять выезжаете в свой волшебный лес, и чувствуете себя уютно и легко... Состояние глубокой отрешенности, расслабленное и приятное... И вы чувствуете, как важно найти ту единственно удобную позу, в которой все так устойчиво и надежно, руки лежат на месте, голова сама находит удобную позу, спокойно и легко... И где-то падают ритмично капли, спокойно и легко... И в каком бы состоянии вы ни были, вы знаете, что у вас всегда есть память о других своих состояниях, будто вы приносите с собой талисман или какой-то волшебный ключ, и частью этого талисмана является та удобная поза... которую вы запоминаете из каждого из своих состояний, спокойная поза, которая устойчива и комфортна. Поза из того времени, когда вы едете на машине, из того времени, когда вы носите костюм, поза из того времени... когда вы лежите на диване, ваше положение тела, когда вы гуляете по лесу, вам очень нравится перебирать свои разные позы и чувствовать себя одинаково хорошо, и всегда по-разному удобство разных положений своего тела, и ощущать свою подвижность и гибкость, как будто разбирать себя на части, ощущать подвижность и покой. И ваше дыхание ровное и спокойное... Вам очень нравится глубоко дышать и ощущать дыхание своей диафрагмы, пульсирующий насос, энергию своих чувств, легко и спокойно, и когда вы захотите, вы еще раз ощутите удобную, приятную позу... и когда вы захотите, вы очень не спеша вспомните что-нибудь особенно приятное, особенно красочное, когда вы захотите, очень медленно, медленно-медленно в такт своим медленным мыслям... в такт приятной пустоте, в такт ощущениям тяжести и тепла, в такт слегка качающейся голове, в такт возникающему покою, в такт слегка дрожащим векам, медленно и спокойно, в такт своему дыханию, легко и спокойно. Когда вы захотите, медленно-медленно откроете глаза, улыбнетесь...
Терапевт: Мне бы хотелось прокомментировать образы транса. Карта — это прежде всего некий атрибут, символ, предмет уверенного движения. Движение может быть разным: “знаю, куда двигаюсь”, или “хорошо себя чувствую, иду туда, не знаю куда”; и третий вид движения, когда имеется карта как нечто среднее между первыми двумя типами — “могу сверяться при необходимости, если вдруг заблужусь, а могу и не сверяться, потому что и так чувствую себя хорошо, уверенно и знаю, куда двигаться”. Опора на интуицию или на карту. Опора на логику или на общее ощущение реальности. Опора на какую-то ключевую фигуру, на схему, на принцип, на идею, на правильную формулу или опора на фон, на контакт с реальностью, на способность вычитывать какие-то подсказки из окружающей среды, на доверие к тому, что “моя связь с окружающей средой носит вполне развернутый, доверительный, живой характер”.
Соотношение этих двух возможностей: логики и интуиции, фона и фигуры, схемы в себе и подсказок от реальности, карты и движения как такового.
Озеро. Здесь возникают архетипические мотивы, которые не имеют прямого отношения к запросам клиента. Общее значение воды, озера — очищение, омовение, что в каком-то смысле является полярно противоположной парой к запорам. У озера чистая, гладкая вода — это тоже такой мотив неспешного состояния, мотив зеркала, что также является оппозицией спешке, сухости, решительности... Озеро, которым можно любоваться, в которое можно медленно входить, в котором можно омываться, в котором — новая жизнь, очищение от шлаков.
Вопрос участника семинара: Каких качеств требует работа с Виктором?
Терапевт: Он очень упрямый. Легко идет на контакт, но очень скоро начинает упираться. В его переносе — я являюсь мамочкой, которая должна уговаривать: “Додик, нужно”, а он будет упираться: “Мама, не сейчас”. Я себя веду с ним иначе. Я стараюсь вызвать у него другой перенос — скорее, как любящего старшего брата, который и шутит, и дразнит, и щипает, но при этом не дает в обиду. Поэтому от меня требуется не вовлекаться в его упрямство, в его рациональность. Важно сохранить это ощущение старшего брата, вместе с ним играть в футбол. Быть как два мальчика, которые не умеют это делать, но вместе делают лучше, чем по отдельности.
Новое звучание
старинного инструмента
Продолжение работы с Оксаной. Она боролась со страхами и ощущением кинжала в животе во время сеанса, описанного в главе 3.
Оксана: Проблема в том, что проблема расширяется. (Улыбается.) И направление ее тоже расширяется.
Терапевт: Что это значит?
Оксана: Это значит, что наступает горе от ума.
Терапевт: Горе от ума уже давно наступило. (Клиентка смеется.) Теперь уже должно быть или еще большее горе, или, если Бог даст — меньше ума.
Оксана: Я думаю, прежде всего, нужно избавиться от прошлого. Потому что прошлое держит очень сильно.
Терапевт: Как это можно избавиться от прошлого?
Оксана: Пересмотреть свои взгляды, переоценить. Избавиться от чувства вины за прошлое.
Терапевт (недоуменно): От прошлого избавиться... А чем вам так прошлое не нравится?
Оксана: Сидит очень глубоко и тянет.
Терапевт: Так это хорошо. На то оно и прошлое, чтобы сидеть глубоко и тянуть.
Оксана: Больно же...
Терапевт: Где больно?
Оксана: Нигде. Везде. Нигде конкретно.
Терапевт: Как это может быть — больно нигде конкретно?
Оксана: В душе болит.
Терапевт: Где у вас душа находится? Покажите.
Оксана (показывает рукой на грудь): Вот здесь.
Терапевт: Здесь у вас болит?
Оксана: Нет, не болит. Я чувствую, что здесь у меня дискомфорт. А боли нет.
Терапевт: А вообще душа у вас есть?
Оксана: Есть.
Терапевт: Вы в этом уверены?
Оксана: Абсолютно.
Терапевт: Тела у вас нет, вы в этом тоже были уверены, когда мы с вами начинали работать.
Оксана: Что вы хотите? (Смеется.)
Терапевт: Я хочу узнать, что вы хотите, прежде чем мы с вами начнем работать. Вы мне говорите о прошлом...
Оксана: Да я вам до конца еще не договорила...
Терапевт: Но “прошлое” — это какая-то абстракция. Какое именно прошлое вы не любите? Что вы хотите из прошлого убрать — маму, папу, себя?
Оксана: Обиду. Обиду на родителей. На весь окружающий мир. Страх одиночества, который сидит очень глубоко.
Терапевт: Что ни возьми, у вас все глубоко сидит. На поверхности — только кожа. Все остальное — глубоко. Небось все внутренние органы глубоко сидят.
Оксана: Как я с вами буду разговаривать на вашем языке, когда я — это я? (Пожимает плечами.) Я на своем только могу говорить с вами. Вы можете меня как-то переспрашивать, смущать...
Мне кажется, один из ее запросов заключается в том, чтобы кто-то ее крепко держал в руках. Образ мужчины в ее представлении — это мужчина, от которого она ускользает, а он все равно держит ее в руках. Я вынужден играть роль крутого мужика, который знает, что делает. Другой образ, который мне близок — образ хирурга... Клиентка как бы говорит, что с ней просто так ничего не сделаешь, нужна операция. Я веду себя так, как будто делаю операцию.
Терапевт: Да, мне очень нравится... Я просто, изучая вашу анатомию, для себя делаю такой вывод, что у вас все сидит глубоко... (Клиентка смеется.) Значит, обиды сидят глубоко, одиночество сидит глубоко, что еще сидит глубоко? А, боль сидит глубоко.
Оксана: Да.
Терапевт: Что еще сидит глубоко?
Оксана: Страхи.
Терапевт (раздраженно): Страхи сидят глубоко. Что-нибудь сидит неглубоко? Давайте начнем с того, что неглубоко.
Оксана: Неглубоко — двойная жизнь. Я человек общительный, со мной легко, все думают, что у меня уже давно отработаны те проблемы, с которыми они ко мне приходят... Но я вижу, что у меня эти проблемы есть. А мне бы хотелось хотя бы на тот уровень их вывести, чтобы их принять. Я их просто не приняла до конца.
Терапевт (раздраженно, скороговоркой): Хорошо, знаете, кто-то сказал, что человек должен прощаться со своим прошлым смеясь.
Оксана: Да, смеясь.
Терапевт: Мы можем над чем-нибудь из вашего прошлого посмеяться?
Оксана (вздыхает): Давайте попробуем.
Терапевт: Давайте возьмем какой-нибудь эпизод и посмеемся над ним. Какой-нибудь эпизод из прошлого, который вы хотели бы прожить, какую-нибудь обиду.
(Оксана мрачнеет.)
Оксана (после паузы): Я могу над любой обидой посмеяться умозрительно. Но не могу даже выделить какую-то обиду отдельно.
Терапевт: Они что, все сливаются в такое серое пятно?
Оксана: Они все сливаются в семейную обиду в целом.
Терапевт: И никаких сцен при этом нельзя выделить?
Оксана: Можно выделить. Но одна равна другой. Я даже не знаю, какую взять.
Терапевт: Знаете, яичницу делают из яиц. Берут яйца, разбивают, и получается яичница. Но, все-таки вначале яичница была яйцами. Вы говорите, что все это — большая обида, большая яичница, что ни возьми. А я вас спрашиваю: из каких яиц она приготовилась? Вы можете назвать какое-нибудь одно яйцо — обиду, второе яйцо, третье яйцо? Чтобы потом уже можно было и на сковородку посмотреть.
Оксана (вздыхает): Например, я узнала с самого детства, что в моей семье хотели мальчика, а не девочку, и уже имя придумали, должны были назвать мальчика Арсением, а так как родилась я, пришлось переформулировать чуть-чуть... Я это достаточно рано узнала. (Вздыхает.) И вообще я знала, что меня не хотели, и что бабушка настояла, что бы я родилась.
Терапевт: Вы что же, родились для бабушки?
Оксана: Не то, что бы для бабушки...
Терапевт: Вы бабушкина дочь?
Оксана: Не могу так сказать. Она больше любила мою сестру.
Терапевт: Значит, даже у бабушки не нашлось места для вас... Вы можете представить себя бабушкой?
Оксана (улыбается): Могу.
Терапевт: Вы будете любить своих внуков?
Оксана: Буду.
Терапевт: Сколько у вас их будет, как вы думаете?
Оксана: Я думаю, что будет очень много. (Улыбается.)
Терапевт: А сколько это — много?
Оксана: Я считаю, что свою старость встречу среди детей. (Улыбается.)
Терапевт: Да-а?.. Вы рассуждаете, как зрелая кошка, которая будет плодиться два раза в год и к концу жизни, если всех собрать, там будет так много, что и не понять, где соседские котята, где свои. (Клиентка смеется.)
Оксана: Ну и что? Дети могут быть и духовными, и физическими.
Терапевт: Духовными... Нет, давайте про физических.
Оксана: Я не знаю, сколько у меня будет физических. Может быть, четверо.
Терапевт: Четверо внуков?
Оксана: Да.
Терапевт: Мальчики, девочки?
Оксана: И мальчики, и девочки.
Терапевт: Сколько мальчиков, сколько девочек?
Оксана (после некоторых раздумий): Давайте пополам.
Терапевт: Сколько вам будет лет, когда вы станете бабушкой? Давайте выберем примерный возраст.
Оксана: Лет шестьдесят, наверное.
Терапевт: Сколько лет будет вашим внукам?
Оксана: Меньше, чем шесть.
Терапевт: Одному шесть, второму...
Оксана: Четыре.
Терапевт: А внучкам?
Оксана: Может быть, это будет совсем маленький ребенок — до года.
Терапевт: А второй внучке?
Оксана: Три, наверное.
Терапевт: А сколько у вас будет детей?
Оксана: Я думаю, что двое или трое.
Терапевт: Так двое или трое? Давайте выберем. Давайте попробуем представить. Это не значит, что как только вы скажете, сколько, вам сразу же придется их рожать. (Клиентка смеется.) Всех — в течение недели. Вы не беспокойтесь. Давайте конкретно себе представим, сколько детей у вас будет. Как вы думаете?
Оксана: Не знаю.
Терапевт: Четверых внуков вы от скольких детей хотите иметь?
Оксана: Это может быть и четверо детей, и двое детей.
Терапевт: Но вы предпочитаете двоих или четверых?
Оксана: Я думаю, что двоих.
Терапевт: Кто это: мальчики или девочки?
Оксана: Мальчик и девочка. (Недовольным и озабоченным тоном.) У меня все время стремление к равновесию.
Терапевт: Кто будет старше?
Оксана: Мальчик.
Она боится слов и, похоже, исходит из того, что слова, будучи сказанными определенным образом, могут влиять на реальность. Я предлагаю ей возможности, которые все-таки менее неопределенны, чем ее высказывания. Предлагаю ей взять на себя ответственность за возможное будущее. Быть последовательной в этом будущем. Мы играем с детерминированностью и свободой выбора.
Терапевт: Мальчик... В каком смысле к равновесию?
Оксана: Чтобы мужское и женское — пополам.
Терапевт: Но в вас тоже есть и мужское, и женское, и все это находится в равновесии?
Оксана: Есть, наверное, да.
Терапевт: А чего в вас больше — мужского или женского?
Оксана: Я думаю, что мужского, по обязательствам... А внутри — больше женского.
Терапевт: Опять внутри. Что значит внутри?
Оксана: Существует двойственность... Если брать внешнюю жизнь, то мужского больше.
Терапевт: Вы к мужчинам так относитесь, наверное, потому, что у вас чувство, что вы достанете когда-нибудь какого-нибудь мужчину, он возьмет топор и вас пополам разрубит.
Оксана: Нет, мы с мужчинами просто постоянно конкурируем: кто сильней, кто больше денег заработает.
Терапевт: Мы — это кто?
Оксана: На работе, например.
Терапевт: Нет, мы — это кто? Вы с вашими детьми, вы с вашими внуками, вы с другими женщинами? Кто это — мы?
Оксана: Я с мужчинами.
Терапевт: Вы конкурируете с мужчинами?
Оксана: Угу.
Терапевт: И это проблема?
Оксана: Да. Я думаю, что мужчины конкурируют со мной.
Это соперничество я понимаю как перебор идентификаций. Родители хотели мальчика, и клиентка хочет доказать, что она лучше мужчин, что она еще более мужчина, чем они. Она соперничает, потому что хочет найти себе место, будто все время сидит на краешке, где бы ни присела. Просто, чтобы посмотреть — не ее ли это стул. Видит, что стул ее, и выталкивает следующего. Так и со мной: она провоцирует, пытается сбить меня с моей позиции. Это мотив соперничества и поиска идентификаций.
Терапевт: Хорошо. А какую проблему вы хотели бы решить сейчас?
Оксана: Мне очень сложно находиться в этой двойственности.
Терапевт: А что же у вас останется, если эту двойственность убрать?
Оксана: Я стремлюсь к целостности.
Терапевт: Какая-то декларация. Если вы стремитесь, что вам мешает быть целостной?
Оксана: Мешает то, что держит меня в прошлом, все эти обиды... Я не хочу их воспринимать как обиды. Я хочу воспринимать их так, как я думаю о них со стороны, внешне: это было необходимостью...
Терапевт: Слушайте, а может, из вас сделать такое существо, которое целиком состоит из обид? Хотите, мы вас превратим в Бабу Ягу? Будете на весь свет обижены. Представляете, вокруг дома на колах будут головы натыканы, всех, кто к вам приходил за помощью.
Оксана: Нет, не хочу.
Терапевт: Баба Яга такая мудрая. Все знает про людей.
Оксана: Я знаю, что она злая.
Терапевт: Но зато целостная натура. Вокруг своей злости целостная.
Оксана (раздраженно): Это вы так говорите, а я этого не знаю.
Терапевт: Если бы она была целостной, вы хотели бы быть Бабой Ягой?
Оксана: Нет, не хочу, мне не нравится.
Терапевт: Но вы хотите целостности?
Оксана: Да.
Терапевт: Хорошо, а какой персонаж вам кажется цельным, кто вам нравится?
Оксана: А что, надо выбрать обязательно персонаж?
Терапевт: Не обязательно, но почему бы и нет? Вы знаете греческую мифологию?
Оксана: Знаю немного.
Терапевт: Кто вам нравится из греческой мифологии?
Оксана: Афродита. Но не то, чтобы особенно.
Клиентка совершенно не хочет с кем бы то ни было идентифицироваться. И даже поиграть в это она боится, боится занять единый образ. Я предлагаю в утрированном виде сугубо отрицательный образ, затем — положительный. Что ни предложи, она ни с чем не хочет соглашаться. Она как бы не живет тем самым, ее нет.
Терапевт: Афродита — это кто? Греческая ведьма?
Оксана (тихо): Не было в то время ведьм.
Терапевт: Ведьма тоже.
Оксана: Да?
Терапевт: Она богиня любви и богиня плодородия в некоторых культах. Деметра — богиня, которая отвечает за всякие женские страсти, болезни, роды, она — ворожея. То есть, она с одной стороны, беззаботная...
Оксана (перебивает): Мне она не нравится, я не хочу...
Терапевт (тоже перебивает): Не нравится. Хорошо. А кто вам нравится? Вокруг чего можно целостность получить?
Оксана: У меня свои образы.
Терапевт: Какие?
Оксана: Мой личный образ идеальной женщины.
Терапевт: Расскажите.
Оксана: Я, например, описала, какой бы я себя хотела видеть.
Терапевт: Какой же?
Оксана: Много пунктов...
Терапевт: Опишите, пожалуйста.
Оксана: Гармония внешняя и внутренняя...
Терапевт: Что это значит? Кто-нибудь на вас посмотрит и скажет: какая гармоничная девушка, правый глаз похож на левый, губы не кривые, лоб красивый, ноги длинные. А вы говорите: “Нет, это все внешнее. В глубине я ужасно негармоничная: у меня глаза кривые...”
Оксана (перебивает): В глубине...
Терапевт (перебивает): “У меня глаза кривые, зубы косые, во лбу у меня дырка, уши — одно выше другого, волосы растрепанные, из них змеи вьются, я не гармоничная, это только так, одна видимость...” (На протяжении всего монолога клиентка пытается перебить терапевта, но он ей не дает.) Я вам говорю: “Вы хотите быть ведьмой?” Ведьма — она для кого-то красавица, а для кого-то ведьма.
Оксана: Но с ней нужно связывать что-то, а если у меня ничего нет, что бы я могла с ней связать?
Терапевт: Зачем связывать? Она сама с вами свяжет. (Клиентка улыбается иронично.) Хорошо, каков ваш образ гармоничности?
Оксана (после паузы): Сюда должны входить многие компоненты: мудрость, целеустремленность... Много, много, я не знаю, как это можно описать...
Терапевт: Вы можете назвать какой-нибудь персонаж, чтобы он был мудрым, целеустремленным, женственным? Или вы хотите быть первой на свете совершенной женщиной? До вас были какие-нибудь экземпляры? Можно посмотреть образец?
(Клиентка поворачивается лицом к терапевту и молча смотрит на него.)
Терапевт: Список этот кажется мне полной болтовней. Я не вижу его. Я не понимаю его. Вы мне пример приведите. По-простому.
Оксана (очень тихо): Не знаю.
Терапевт: Кого вы видите в качестве возможного образца?
Оксана: Я не хочу какого-то образца. Хочу быть самой собой.
Терапевт: Значит, никто до сих пор на всем белом свете на вас похож не был. Вы будете первой и нерукотворной.
Оксана: Я буду индивидуальной, да.
Терапевт: Похожие на вас есть? Пусть не на сто процентов, но похожие на вас. Пусть на двадцать процентов, на пятьдесят...
Оксана: Есть конкретный человек, но я не думаю, что это какой-то персонаж. Это просто человек. Я даже не знакома с ней лично. Просто я знаю о ней, и почему-то мне кажется, что она мне близка.
Терапевт: Хорошо. Вы хотите попробовать ситуацию транса. Зачем?
Оксана: Потому что мне все-таки хотелось бы решить этот вопрос, который, как мне кажется, витает где-то близко, я его могу зацепить, но где-то мимо пролетаю.
Терапевт: Может быть, вопрос слишком глубоко сидит?
Оксана: Не знаю.
Терапевт: Вы хотите избавиться от прошлого, от родителей, от недовольства собой, от двойственности...
Оксана: Я с родителями уже примирилась. По сравнению с тем, что было раньше, у нас хорошие, гармоничные отношения. Но то, что у меня осталось внутри, эта масса претензий и детских обид... это никуда не делось. Мы просто сейчас об этом не говорим. И наши новые отношения складываются на ином уровне. Но прошлое меня держит, не пускает быть с родителями такой, какой я хочу быть с ними.
Терапевт: Понимаете, получается заколдованный круг. Вы говорите: “Это глубоко, то глубоко”. Я вас прошу: “Дайте пример отношений с родителями”. Вы мне говорите: “Никаких примеров не знаю, отношения мои с родителями такие-то”.
Оксана: Хорошо. Мне мама рассказывала, что с самого детства почему-то у меня стремление к уединенности, к тому, чтобы меня никто не видел, чтобы не критиковали. Почему? Потому что... (После паузы.) Когда я поехала в институте на картошку, ко мне должна была приехать мама. И тогда состоялся мой первый опыт с косметикой, тогда еще не очень этим пользовались, и я, видимо, сильно переборщила. И я помню, что она приходит туда, где мы все жили, приходит вместе с бабушкой...
Терапевт: Вы что, картошкой, что ли, намазались?
Оксана: Нет, я просто очень много косметики использовала.
Терапевт: На картошке?
Оксана: Да. Мы ездили в колхоз со студенческой группой, там был единственный день посещений, и я для мамы намазалась.
Терапевт: Зная, как маме это понравится.
Оксана: А я не знала, я до этого еще не пробовала. Я просто смотрела, как другие это делают, и это нормально воспринимается.
Терапевт: А другие что, тоже для мам красились?
Оксана: А почему нет?
Терапевт: Да я так, ради любопытства спрашиваю.
Оксана: Я стремилась к красоте. Мне очень нравились индийские фильмы в то время, я постаралась создать подобие. А у них же очень много используется косметики. Мне вообще очень нравится восточная культура, и поэтому в тот момент мне очень хотелось понравиться своей маме. И вместо того, чтобы получить то, ради чего я старалась... я хотела какую-то награду получить за это. Когда меня мама увидела... Я не знаю, как это описать... Второй раз я бы отказалась это все слушать... Она просто сказала все, что она думает обо мне...
Терапевт (перебивает): Знаете, что бы вы делали во времена средневековья? Вы бы стремились к знаниям. Тогда было такое средство: натирали руки и ноги специальными веществами, от которых терялся вес... То, что с вами и сейчас иногда происходит: кажется, что тела нет, оно становится легким. И летели бы на шабаш.
Я драматизирую ситуацию. И, с одной стороны, иду у нее на поводу, ведь она считает, что надо сначала помучиться, чтобы что-то получить. С другой стороны, ситуацию с косметикой я рассматриваю несколько преувеличенно и детализирую. Детализирую пускай иронически, но тем не менее воскрешаю эту ситуацию и проявляю. И она в ответ на мои вопросы защищается и пытается объяснить мне, пробиваясь сквозь иронию. Но первым делом она объясняет что-то себе, и все-таки впервые появляется фактура, образ: девочка на картошке, столько-то лет, девочка которая хочет украсить свое лицо, которая смотрит индийские фильмы. Она рассказывает некую подробную биографию того эпизода. Тем самым вырисовывается образ, который состоит из деталей, а не из словес и абстракций.
Оксана (улыбается): Вы меня просили рассказать историю. Я вам рассказала.
Терапевт: Понимаете, она противоречива. С одной стороны, мама такая-сякая. С другой стороны, она к вам приезжает, вас посещает. С одной стороны, вы маму терпеть не можете. С другой стороны, вы ради нее начинаете косметикой пользоваться. С одной стороны, мама огорчилась, и на вас наорала. С другой стороны, вы же могли эту реакцию предвидеть.
Оксана: Нет.
Терапевт: Вы были такая наивная, такая невинная?
Оксана: На самом деле косметики было не так уж и много. Мои подруги мне сказали, что это замечательно.
Терапевт: Жалко, что ваши подруги не были вашей мамой. Тогда бы все было хорошо.
Оксана: Был еще один эпизод. Мне, наверное, было около года, я еще была в коляске и не разговаривала. Мне мама рассказывала это всю жизнь, много-много раз, и каждый раз у меня возникали неприятные ощущения. Они сидели с подругой, разговаривали и рассказывали друг другу анекдоты. Я — рядом в коляске, и вдруг после какого-то анекдота они начали громко смеяться, я достала соску изо рта и начала смеяться вместе с ними. (Клиентка смеется.) Потом — обратно соску в рот, и они уже начали смеяться надо мной.
Терапевт: Расскажите нам этот анекдот.
Оксана: Я не знаю, мне мама его не рассказывала. И каждый раз — мне двадцать лет, двадцать пять лет — при гостях мама рассказывает, какая тогда глупая была ситуация.
Терапевт: Так кто в этой ситуации глупее — вы или мама?
Оксана: Я не хочу говорить о глупости, здесь не об этом речь. Речь о том, что это очень глубоко меня задело именно тогда — на картошке. И каждый раз, когда случается какая-нибудь подобная вещь, мама говорит: “Ты была такая смешная, такая карикатурная, глупая какая-то”. Хотя ничего страшного, все пробуют, все экспериментируют.
Терапевт: Такое впечатление, что в вас живет вулкан. Знаете, когда-то Везувий залил лавой все, что было вокруг, все прошлое. Всех родственников сразу. Все осталось погребенным. Так здорово. Представляете, сразу от всего избавиться. Хотите, чтобы из вас изнутри вылез вулкан, из глубины, из самой-самой глубины, и погреб под собой всю память, всех родственников, все переживания.
Оксана: Хорошо, а вы знаете, что нужно делать? Вот вы говорите с таким чувством, что вы знаете, что мне нужно на самом деле...
Терапевт: Конечно, нет.
Оксана: ...а я никогда этого не найду.
Терапевт: Совершенно не знаю.
Оксана: Тогда зачем же вы мне такие вопросы задаете?
Терапевт: Я хочу понять, что вы знаете.
Оксана: Я вам рассказываю свою интерпретацию...
Терапевт: А мне интерпретации, вообще говоря, не интересны. Я спрашиваю не об интерпретациях, а о фактах. Вы рассказываете факты, я с интересом слушаю. Есть у вас вулкан внутри?
Оксана: Есть.
Терапевт: Я тоже так думаю. Глубоко? И сильный вулкан? Вы боитесь его извержения?
Оксана: Ничего я не боюсь. Я не знаю, чего боюсь. Я вроде бы не боюсь этого.
Терапевт: Когда вы говорите, что вы ничего не боитесь, это тоже противоречие, потому что вы раньше говорили, что нескольких вещей боитесь. Собак боитесь?
Оксана: Когда я иду дальше этого страха, я не вижу, чего бояться.
Терапевт: Вы знаете, говорят, что все страхи сводятся к двум или трем главным страхам: к страху умереть, страху сойти с ума... а из них уже происходят другие страхи — страх заразиться, страх перед собаками, страх высоты, страх ездить в машине и т.д. За ними стоит страх оказаться несостоятельной, ненормальной, неживой. Неживой, ненормальной — это два универсальных глобальных страха. Первый: вулкан взорвется и все перепутает, второй: наводнение, река разольется, и все зальет. Когда вы говорите о целостности, о том, что не хотите быть двойственной, и когда говорите, что хотели бы, чтобы были другие родители, другое прошлое, а лучше, чтобы вообще не было бы родителей или не было бы прошлого.
Оксана: Я принимаю то, что... Я наоборот, благодарна своим родителям...
Терапевт (перебивает): Принимаете вы это на словах.
Оксана: Вы не даете мне даже объяснить, что я хочу.
Терапевт: Почему же не даю? Я, по-моему, все время очень даже вам даю.
Оксана: Я, с одной стороны, понимаю, что если бы не они, если бы не все эти обстоятельства, я бы не совершила того прорыва, который я совершила.
Терапевт: А что за прорыв вы совершили?
Оксана: Я очень сильно изменилась. Очень здорово.
Терапевт: И дальше будете меняться?
Оксана: Да, конечно.
Терапевт: А куда вы сейчас хотите меняться?
Оксана: К совершенству.
Терапевт: По-моему, вы уже и так совершенство. В своем роде.
Оксана: Не надо по внешности судить. Внутри меня — конфликт.
Терапевт: Я как раз сужу не по внешности. Может, у вас совершенный вулкан внутри.
Оксана: Может быть. У меня очень высокие требования к себе. Я стараюсь их выполнять... Но я хочу, чтобы они были. Я себя так полюбила. Мне нравится это. Значит, мне многое дано, я многого добьюсь.
Терапевт: Что вы от меня хотите? Что вы хотите конкретно “здесь-и-сейчас”, сегодня, с помощью нашего общения и нашего транса?
Оксана: Я хотела бы решить проблему одиночества.
Терапевт: Вас что, во сне выдать замуж?
(Клиентка смеется.)
Терапевт: Дать вам брата?
Оксана: Нет.
Терапевт: А что тогда нужно сделать во сне? Как во сне можно избавиться от одиночества? Что вы под этим имеете в виду — “лишить одиночества”? Отдать в детский сад, в котором вы бы могли ужиться? Чтобы вы с другими детьми ходили на прогулку? (Пауза. Клиентка молча смотрит на терапевта и улыбается.) Вы мне говорите: “Я такая сложная, у меня на правой руке перчатка одного размера, а на левой — другого размера. Это только со стороны кажется, что у меня руки одинаковые. Или у меня одна нога длиннее другой. Это только со стороны кажется, что у меня ноги одинаковые. На самом деле, у меня одна нога длиннее другой на двадцать сантиметров. А я хочу быть цельной и изнутри чувствовать себя гармоничной, как и снаружи. Чтобы мне изнутри ничего не мешало”. Так примерно? Как вы думаете? (Клиентка молчит.) Как вы все-таки хотите, чтобы мы решили проблему одиночества, как вы это видите? (Пауза. Клиентка молчит и снимает ниточки со свитера.)
Оксана (говорит сквозь слезы): Вы знаете, сейчас я не чувствую себя комфортно, эти слезы, они у меня не потому... а просто я не знаю, как это объяснить.
Терапевт: А я могу вам объяснить. Вы сейчас со слезами гораздо естественней, чем до сих пор. Значит, в этом есть какое-то сообщение.
Оксана (плачет): Я эту технику уже пробовала. Она мне не помогает нисколько.
Терапевт: Какую эту технику?
Оксана: Слезы.
Терапевт: А слезы — это техника?
Оксана: Да. Наверно. Инструмент какой-то. Ключик, что-то открыть. Кому-то помогает.
Терапевт: Когда вы с одежды собираете всякие ниточки (показывает), что это значит, как вы думаете?
Оксана: Так обезьянка шкурку чистит.
Терапевт: Обезьянка чистит шкурку и вылизывает ее вот так. (Показывает.) Еще, вы знаете, когда обезьянки друг друга любят, они друг у друга насекомых выкусывают. (Клиентка тихо смеется, заслоняя лицо рукой.) А вы хотели бы побыть обезьянкой на некоторое время?
Оксана: Я всю жизнь такой являюсь.
Терапевт: Это уже хорошо. А какие у вас еще состояния есть? Вот одно состояние: вы страшно умная, все про себя знаете, когда у вас прорывы, решаете проблемы. Другое состояние: вы — обезьянка. Всю жизнь обезьянка. Третье состояние: вы чувствуете себя такой несчастной и плачете. Какие еще у вас бывают состояния?
Моя идея заключается в том, что она легко перепрыгивает из одного состояния в другое, причем забывает в одном состоянии о том, что была в другом. Я пытаюсь ее примирить с тем, что она может быть разной — плакать и смеяться, чувствовать себя полноценной и наполненной и, наоборот, никчемной, жалкой, вялой. И это возможность не застывать в определенных состояниях, не пугаться никаких состояний, а рассматривать их как пианино, на котором каждая клавиша может звучать отдельно, не нарушая общей гармонии мелодии.
Оксана: У меня есть состояние, когда я очень довольна собой.
Терапевт: И что это за состояние?
Оксана: Когда у меня душа поет.
Терапевт: Вы тогда цельная?
Оксана: Да.
Терапевт: Вся душа поет?
Оксана: Да.
Терапевт: Без остаточков? Без осколочков?
Оксана: Без.
Терапевт: Тогда вы не чувствуете себя одинокой?
Оксана: Нет.
Терапевт: Вам никто не нужен?
Оксана: Нет, я просто чувствую, что все, что происходит вокруг меня, мне очень близко, я в этом живу, и это меня устраивает.
Терапевт: Вы хотите чувствовать себя в этом состоянии почаще?
Оксана: Я могу себя чувствовать в этом состоянии в любое время, но сейчас оно становится каким-то наигранным. Я поймала его, различила, начинаю привлекать его в свою жизнь, но это теряет смысл...
Терапевт: А может, вам плакать научиться?
Оксана: Не хочу.
Терапевт: Почему?
Оксана: Зачем?
Терапевт: Чтобы очеловечиться.
Оксана: Я думаю, что существуют и другие какие-то способы, которые мне более приятны.
Терапевт: Какие?
Оксана: Не знаю, улыбаться, например, в душе.
Терапевт: Так и улыбаться вы тоже будете: внешняя часть ваша улыбается, а внутренняя плачет. И у вас внешне одно, а внутренне — другое. К вам подходит человек, боюсь сказать это слово, но, может, даже мужчина (клиентка тихо смеется), и видит, что вы улыбаетесь, а на самом деле вы понимаете, что он дурак, вы только вроде бы улыбаетесь, а на самом деле не улыбаетесь, а плачете про себя. А он делает вид, что видит, как вы улыбаетесь, а вы видите, какой он дурак. (Клиентка смеется и одновременно плачет, закрываясь руками.) Вы сейчас плачете внешне, а может, внутренне улыбаетесь.
Оксана: Вы знаете, чего мне хочется? Чтобы вы сказали, что мне нужно. Мне хотелось бы, чтобы кто-то за меня нес ответственность. Хотя бы немножко...
Терапевт: За такую двойственную нести ответственность? (Клиентка смеется.) Нести ответственность за какую вашу часть? За ту, которая плачет, или ту, которая смеется? А почему это вас смущает? По-моему, замечательный образ: одна часть плачет, другая из рогатки целится. И смеется. И норовит попасть в глаз. Тому дураку, который поверит, что вы плачете. (Клиентка смеется.) Совершенно замечательные персонажи. Обычно, каков человек, такова и тень. А у вас по-другому: есть человек, а тень от него — обезьянка. Когда человек плачет, обезьянка хихикает. И в рогатку играется. Когда, наоборот, человек смеется, тогда его тень печальна, грустна и совершенно несчастна. Так получается? Когда вы говорите об одиночестве, вы имеете в виду, что одна ваша часть не может встретиться с другой вашей частью. Тень с вашим параллельным персонажем?
Оксана: Вы знаете, мне очень много времени приходится тратить на то, чтобы соответствовать чужим ожиданиям. Или делать вид, что я им соответствую.
Терапевт: А в нашем разговоре вы соответствуете каким-либо ожиданиям?
Оксана: Стараюсь.
Терапевт: А у меня никаких ожиданий нет.
Оксана: Не знаю. Я себя ловлю на мысли, что я делаю не то, что хочу на самом деле.
Терапевт: Это обезьянка этого хочет или вы?
(Клиентка тихо смеется, вытирает нос платком, молчит.)
Терапевт: Вообще классно — смеяться сквозь слезы. Это то, что доктор прописал. Одновременно и смеешься, и плачешь, и не нужно притворяться, что у тебя всего одна эмоция. (Клиентка смеется.) Представляете, как здорово, сразу две-три эмоции в одну посуду, и тогда гораздо меньше сложностей. Вам только осталось сказать, что вы простая, как грабли. (Клиентка смеется.) Что все это вообще не про вас. Что вы и смеетесь понарошку, и плачете понарошку, и из рогатки стреляете понарошку, а на самом деле вы простая, как грабли, и вообще не здесь, а где-нибудь там, в углу, висите под потолком и на все на это смотрите. Как вы думаете?
Оксана (после паузы): Вы знаете, я отключаюсь.
Терапевт: Отлично. Я только хотел сказать, что ваше прошлое сейчас тоже в каком-то углу валяется, и вы от него тоже уже отключаетесь. Мне кажется, что, может, проблема вообще в другом. Вот вы говорите, что прошлое так глубоко, и это такой якорь, который к вам привязан, а может, наоборот, вы от него отключаетесь и забываете, кто вы такая, откуда вы взялись, и нет у вас никакого прошлого, никаких ощущений. И ничего вас на этой грешной земле не держит. Как если бы между вами и вашим прошлым холодильник поставили, и вы его не чувствуете. И когда вы говорите, что это прошлое вас так тяготит, может, дело в другом, может, вы от него так отключаетесь, что не можете даже войти в контакт с этим прошлым.
Оксана: Вы знаете, я вспоминала прошлое по тем фактам, что мне сопутствуют в жизни...
Терапевт: Но если вас от этого прошлого такая стена ледяная отделяет, вам нужно специально, чтобы к этому прошлому хоть как-то пробиться, чтобы себя человеком почувствовать, вспоминать какие-нибудь особенно неприятные, горестные моменты. И кажется, что эти неприятные, горестные моменты и составляют все ваше прошлое. А если просто вспоминать такие обычные, милые детские моменты, то...
Оксана: Но больше вспоминается негативное...
Терапевт: Конечно, если стена такая холодная. Надо же через нее как-то пробиваться.
Оксана: Мне хочется пробиться.
Терапевт: Значит, вы признаете наличие стены.
Оксана: Конечно.
Терапевт: Уже хорошо.
Оксана: Я, может быть, не могла об этом сказать так, чтобы вы поняли... Но так оно и есть...
Терапевт: Видите, я понял.
Оксана: Я, например, сейчас живу с сестрой. И она в нашей паре — мама, а я — папа.
Терапевт: Вы, что живете, как кошка с собакой?
Оксана: Нет, мы очень хорошо живем. Но пришли к мнению. что нам пора расстаться, иначе мы друг от друга не отделимся никогда. У нас пара, у нас просто семья. Зачем же нам кто-то еще нужен?
Терапевт: А дети будут?
Так же, как и отношения с матерью, ее отношения с сестрой в каком-то смысле симбиотические. Оксана, с одной стороны, не может отделиться от человека, с другой стороны, она слишком страстно с этим человеком враждует. Слишком высокие страсти не оставляют места для более холодных, более разумных отношений. Это тема очень тесной семьи, которая оборачивается темой полного одиночества.
Оксана: В том-то и дело. В этом браке вряд ли.
Терапевт: Почему? Что мешает?
Оксана: Кого-то привлекать придется.
Терапевт: А что мешает? А привлекать для кого — для нее или для вас?
Оксана: В этой семье детей не может быть. Потому что там все выжжено, там ничего не может быть. Может быть, дружба, но для того, чтобы была дружба, что-то нужно создать.
Терапевт: А сестра на вас похожа?
Оксана: Нет, мы абсолютно разные.
Терапевт: А чем она от вас отличается?
Оксана: У нее совсем другая внешность, и она только недавно школу закончила.
Терапевт: М-да-а... Так она совсем маленькая?
Оксана: Ну почему, совершеннолетняя.
Терапевт: А чем она занимается?
Оксана: Сейчас ничем не занимается.
Терапевт: Классно жить, ничем не занимаясь.
Оксана: У нее женская роль в семье, она денег не зарабатывает.
Терапевт: Понятно. Хорошо, как мы будем все это вместе скреплять? Обезьянку, девочку с рогаткой...
Оксана: Не надо рогатку, не хочу.
Терапевт: А куда ж ее девать? Вы все хотите выгнать кого-то из себя, из своей семьи. То эти несчастные, лежащие за ледяной стеной чувства к прошлому, то эту девочку с рогаткой, то ту, которая смеется, то ту, которая плачет...
Оксана: Я хочу искренне поверить в то, что за этим прошлым стоят хорошие намерения...
Терапевт: Какие же хорошие намерения, если вы рассказываете про свою семью примерно так: была ведьма бабушка, родила ведьму маму, ведьма мама родила ведьму меня, я тоже хочу родить какую-нибудь ведьму. Вот так вы рассказываете о своем прошлом, о своем настоящем и о своем будущем.
Оксана: Ничего подобного.
Терапевт: Как, ничего подобного?
Оксана: Я рассказывала несколько другие вещи.
Терапевт: Не слишком другие.
Оксана: Я старалась переключиться на детские впечатления... Какой смысл был приходить сюда и делать вид, что я такая правильная...
Терапевт: А кто сказал, что вы правильная?
Оксана: Есть такое мнение. Мне все говорят, что у тебя “комплекс правоты, все ты делаешь по порядку, на все у тебя есть рецепты”.
Терапевт: Скажите, вы легко картинки представляете?
Оксана: Не очень.
Терапевт: А цвета легко?
Оксана: Не очень.
Терапевт: Вы знаете, если бы вы не были такой упрямой, вы могли бы легко учить иностранные языки.
Оксана: А я легко учу иностранные языки. Вернее, начинаю их учить легко...
Терапевт: Начинать каждый может.
Оксана: Да, у меня действительно есть модель незавершенности.
Терапевт: И на сколько вы выучили язык?
Оксана: Я могла читать и писать.
Терапевт: Да-а-а... А какой вы язык выучили?
Оксана: Немецкий, это тот язык, с которым я работаю. А второй — испанский. Еще японский начинаю учить... Вы знаете, я опять возвращаюсь к этой двойственности...
Терапевт (перебивает): Почему к двойственности, почему не к тройственности?
Оксана (продолжает): ...я порой ловлю себя на мысли, что мне нравится быть одной, и я не хочу, чтобы кто-то был рядом.
Терапевт: И хорошо.
Оксана: Но я уже устала от этого, мне уже надоело заботиться о сестре.
Терапевт: Выгоните ее.
Оксана: Куда я ее выгоню? Суть не в том, чтобы выгнать...
Терапевт: У нее же женская роль, она найдет кого-нибудь еще, кто бы о ней заботился.
Оксана: А мне что, искать другого человека, о котором я буду заботиться?
Терапевт: Не знаю. Вам же хорошо, когда вы одна, у вас внутри целая коммунальная квартирка, зачем вам еще кто-то? С этой коммунальной квартиркой разобраться бы. Выделить бы каждому по комнате, и чтобы в кухне один другому в суп тертое стекло не сыпал. Вот это сверхзадача. Зачем вам еще какие-то люди, кто будет соваться в такие сложности? Знать бы, у какой головы какое настроение, какая шипит, какая бурчит, какая кусается... Сейчас будем опускать вас в мертвую воду, чтобы все персонажи друг с другом слились. Но у них же у всех своя голова, их же нельзя вместе сплавить? Вдруг не получится полного сплава? Может, надо сначала их как следует отделить друг от друга, развести в разные стороны? Вы же все-таки не сиамский близнец? Хотя, может быть, и сиамский. У вас же одна часть одно чувствует, другая часть — другое. Получается, что вы в каждый момент как бы с одной своей частью связываете себя, а все остальные части для вас лишние. Проходит время, а вы в другую часть переселяетесь.
Оксана: Вы хотите, чтобы я вам ответила на этот вопрос? Я не знаю.
Терапевт: Я хочу, чтобы мы с вами это обсудили. Я вам высказываю свои гипотезы, вы с ними время от времени соглашаетесь, время от времени не соглашаетесь. Когда вы ставите вопрос “Что сделать?”, я вас спрашиваю, что вы имеете в виду: какие-то части уничтожить, заставить их договориться друг с другом или сплавить их все вместе ради какого-то высшего единства?
Оксана: Хорошо, я хочу попрощаться с обиженным ребенком или...
Терапевт: Что такое “обиженный ребенок”? Что это за конструкция такая?
Оксана: Это моя конструкция.
Терапевт: Обиженный ребенок — это обезьянка или девочка с рогаткой?
Оксана: Это я в детстве. Когда начался процесс ухода в себя. Просто я поняла, что меня не понимают родители...
Терапевт: Покажите мне человека, которого понимают родители.
Оксана: Я не хочу говорить за всех.
Терапевт: Тогда почему вы думаете, что если вас не понимают родители, это ненормально?
Оксана: Если я реагирую так, то это ненормально по природе человеческой.
Терапевт: Кто это я?
Оксана: Что вы имеете в виду?
Терапевт: Я имею в виду, от лица какого “я” вы сейчас выступаете?
Оксана: От сегодняшнего.
Терапевт: Как вас зовут? Арсений? Оксана? Обезьянка? Вы же себя не чувствуете цельной! (Длинная пауза.) Хорошо, давайте еще раз поставим задачу. Что мы хотим получить? Пришел волшебник выполнить три ваших желания. Что вы пожелаете?
Она говорила, что родители мечтали о мальчике, хотели назвать его Арсением... Часто в семьях это является довольно важным предписанием, особенно в семьях, где ни в чем нет согласия. Арсений, Оксана, обезьянка — три разных имени одного и того же существа. И обезьянка — не просто существо, которое много играет, у которого много гримасок. Это к тому же и не мальчик, и не девочка. То мальчик, то девочка. Во многих разговорах с клиенткой скрытым образом затрагивается тема самоидентификации. И мы на этом немножко задерживаемся.
Оксана: Принять себя такой, какая я есть, или примириться со всеми частями...
Терапевт: Угу. Это первое. Дальше.
Оксана: Я бы хотела перестать так уж переживать и нести ответственность за все. Перестать пытаться соответствовать ожиданиям других.
Терапевт: Это второе. Еще.
Оксана (после длинной паузы): Давайте, такое житейское... Я хочу встретить мужчину... У меня есть мужчина, но он меня не устраивает: каждый мой мужчина меня не устраивает по тем или иным причинам. Я хочу встретить мужчину, который бы меня устраивал, пусть это даже будет кто-то из тех, кого я знаю.
Поиск мужчины может символически означать поиск женщины внутри себя, ясное понимание обстоятельства — мужчина она или женщина, и если женщина, то что такое женщина. И некая идентификация вокруг чего-то, — с одной стороны, для нее чувственного, а с другой стороны, понятного и общепринятого.
Терапевт: Третье... А можно спросить, чем он вас не устраивает?
Оксана: Он не считает, что нужно уделять внимание физической стороне наших взаимоотношений.
Терапевт: Что это значит?
Оксана: Секс у нас с ним не очень хорошо получается.
Терапевт: Почему?
Оксана: У нас разные взгляды на этот вопрос.
Терапевт: В чем?
Оксана: У него очень доминирующая мама, и я так понимаю, что он боится женщин и боится проявить инициативу перед женщиной. И ему не нравится, когда женщина проявляет инициативу. Никак получается. Быстро, энергично и никак. Меня это не устраивает.
Терапевт: Понятно.
Оксана: И когда он делает так, как нужно мне, то сам очень страдает, потому что это очень необычно для него. У нас нет конфликтов, мы можем общаться, мы прекрасно дружим, но в то же время у меня нет особых чувств к нему... есть он, нет — неважно... Еще у меня проблема с сестрой. Малейшая зацепка, и сразу возникает скандал... Но я-то могу как раз... Она меня еще занудой называет...
Терапевт: А у вас еще и зануда есть?
Оксана: Я этого не говорила. Я просто рассказываю, что об этом другие говорят.
Терапевт: Хорошо. Хотите погрузиться в транс?
Оксана (быстро): Хочу.
Терапевт: Есть у вас какие-нибудь образы, которые вы хотели бы использовать? Картинки, чувственные образы, состояния. Не абстрактные, а конкретные. Есть у вас какие-нибудь свои, пусть сумбурные, спонтанные, ни на чем не основанные, но какие-то свои ассоциации о том, какие бы вы хотели иметь превращения?
Оксана: Вы знаете, мне в детстве были очень близки восточные мотивы...
Терапевт: Приведите пример...
Оксана: Мне нравится сказка про Аладдина. Аладдин мне чем-то близок, потому что он у меня ассоциируется с авантюристом.
Терапевт: Вы что, себя чувствуете лампой Аладдина?
Оксана: Нет, Аладдином.
Терапевт: Что делал Аладдин?
Оксана: Он вел себя не совсем правильно. Он и воровал, и шутил, и веселый был, и правильный. Разный. В то же время очень гармоничный внутри себя, принимал себя таким, каким был. И любовь у него была, и друзья, и вообще он хорошо себя чувствовал.
Терапевт: Хорошо, еще какие-нибудь образы есть? Может, вы могли бы быть кустом сирени. Колодцем с водой?
Оксана: Я не хочу. Это символы одиночества.
Терапевт: Еще есть какие-нибудь образы?
Оксана: Вы знаете, мне нравятся дельфины. Нравится море. Но я в нем не плавала.
Терапевт: А хотели бы?
Оксана: Хотела бы.
Терапевт: Хорошо. Давайте тогда попробуем войти в транс...
Оксана: Кстати, я вспомнила свой образ идеального мужчины: это Дункан Маклауд из сериала “Горец”. Он идеален в отношениях с женщинами, очень нежный, очень заботливый...
Терапевт: Он что, импотент?
Оксана (улыбается): Нет. Идеальный мужчина.
Терапевт: Закрывайте глаза. (Клиентка закрывает глаза.) Пойдем искать идеального мужчину. Идеального мужчину нужно искать с закрытыми глазами. (Клиентка смеется.)
Оксана (после паузы): Вы спрашивали, что за чувство. Оно прямо вот здесь сидит (показывает рукой на грудь), все трепещет.
Терапевт: Попробуйте найти уют в теле, сядьте удобнее, чтобы приготовиться к такому путешествию, где вам будет помогать тело, попробуйте к нему обратиться, к разным его частям и спросить, как эти части могли бы оказать вам поддержку... Попробуйте почувствовать, как вы прикасаетесь к спинке... своего замечательного красного стула... (Клиентка улыбается.) Как ваши бедра чувствуют себя... обратитесь к своим губам... спросите у них, что нужно, чтобы они чувствовали себя удобнее... и... давайте попробуем прикоснуться к вашим векам... чтобы почувствовать, как они подрагивают... чуть напрягаются... чуть опадают... как дрожат реснички... Представьте себе... что с ресничек... как будто слетают маленькие капельки... хрустальной влаги... очень чистой... очень прозрачной... (Длинная пауза.) Несколько минут просто почувствуем изнутри свои веки... увидим снаружи... почувствуем реснички... расслабимся... Вы можете почувствовать, как голова слегка колышется... дыхание спокойное... Когда веки становятся чувствительнее... дрожат сильнее... вы переключаете свое внимание на них еще раз... как будто парус... надувается под ветром... на веки падает свет... золотистые пятна в глазах... и покой... и тепло... и покой... и тепло... (Длинная пауза. На лице у клиентки появляется и исчезает легкая улыбка.) Сейчас я расскажу вам историю... которая может странным образом... иметь к вам какое-то отношение... И может быть, вы почувствуете... эту историю совсем своей... а может быть, вам будет интересно... понять, почему эта история... действительно является вашей... И в какой-то момент... может быть, вам захочется... увидеть и услышать... какие-то особые связи... и особые токи... Я хочу рассказать вам историю... о том, что однажды... вы получаете наследство... большой ящик... тяжелый... окованный металлом... старинный... совершенно неожиданно... И в этом ящике... вы находите старинный инструмент... музыкальный инструмент... так похожий на известный вам инструмент... и такой другой... На этом инструменте натянуты струны... он не похож на гитару... этих струн несколько... они совершенно по-разному звучат... Этот инструмент... имеет странный размер... он вашего роста... шириной почти с вас... и удивительно... что такой изящный инструмент... одновременно оказывается таким изогнутым... и кажется, что какие-то его части... спрятаны глубоко внутри... а какие-то струны торчат совсем вовне... и все равно в них остается что-то загадочное... их концы уходят куда-то... И когда вы прикасаетесь к струнам... ваши пальцы оказываются... как будто созданными для них... И мелодия каждой струны особая... и у вас очень острое переживание... того, что каждая струна в этом таинственном... волшебном... из другого мира... старинном инструменте... и почему-то вы твердо уверены... что каким-то странным образом... этот восточный инструмент... принадлежит вашему роду... каким-то очень далеким... очень смутно далеким... вашим родственникам или предкам...
Этот старинный инструмент — инструмент, принадлежащий ее роду, ее наследству. Этот образ напоминает о том, что в ней есть нечто не только от мамы и бабушки, но еще и от дальних предков, и это выдержало проверку временем. У нее музыкальная семья, и эта музыкальность не случайна... В этом образе присутствует странность и одновременно простота. Дар наследства как ресурс и право на наследство. Мне кажется, этот образ довольно компактный и точный по сравнению с предыдущим разговором, который направлялся в разные стороны и ветвился. Мы с ней бегали, как лиса с зайцем по лесу. А теперь — образ, который интересен ей каждой своей деталью.
И минуя какие-то поколения... он попал в руки именно к вам... удивительное ощущение... как бывает, когда вы примеряете вещь... и она оказывается вам точно впору... точно впору... и даже если вы испытывали это... и вы можете испытать это сейчас... ощущение точности... и каждая струна кажется совершенно живой... и кажется, что разные души... посадили вместе... и они рвутся друг к другу... и каждой струне... может быть, очень одиноко... когда ваши пальцы прикасаются к ней... они как будто находят близнеца... Прикасаясь к струне... вы издаете особые звуки... иногда очень печальные... иногда пронзительно радостные... иногда очень тревожные... а иногда — спокойные... и каждая струна... звучит особенными мелодиями... долго-долго... и когда вы прикасаетесь к струне... дополнительный звук появляется внутри нее... он связывается с другими мелодиями... связывается с другими струнами... и они отзываются... отзываются друг другу... И неожиданным образом... ваши пальцы сами знают... когда и к чему... нужно прикасаться... и, перебирая эти живые струны... вы получаете ответ... удивительный для вас... и странным, но явным образом... вы вдруг чувствуете... что эти струны... вашего инструмента... сами трогают и притягивают... ваши пальцы... И уже совсем не понятно... то ли струны играют вашими пальцами... и через ваши пальцы... передается всему телу... и каждая струна... своей таинственной и далекой мелодией... как будто бы через разные поколения... приносит вам удивительное знание... какие-то чувства... и вы ощущаете, что выливается через эту удивительную мелодию... что-то очень важное... и каждая струна... находит в вас родственницу... и каждая струна... и каждая струна... отзывается где-то глубоко-глубоко в вас... и от пальцев... особый ток... особые искорки... От кончиков пальцев... передается другим точкам вашего тела... и кажется, что на вашем теле... на вашей коже... в кончиках губ и носа... в кончиках волос... загораются особые искорки... которые тихо вибрируют... и звучат... и эти звучащие точки... начинают как-то светиться... разноцветными огоньками... светлячками... Удивительное ощущение... подрагивающей кожи... оживающего тела... в особой карте... возникающих точек... и разные струны... вступают в контакт... с разными сторонами вас... и пронзительно одиноко... звучит каждая из струн... И при этом их мелодия... иногда встречается вместе... и вдруг вы чувствуете... удивительный ансамбль... всего происходящего... и может быть, впервые... вы так сильно вслушиваетесь... не упуская ничего... в то, что происходит... Как будто какое-то тайное... знание... тайное ощущение... объединяет вместе... разные стороны... вашей души... И так легко... как будто в пенящемся море... в чистом и светлом озере... возникают образы... закипают и спадают... будто бы волны... набегают на песок... смывают знаки... которые успевают появиться... и мелодии звучат... и появляются новые... и руки прикасаются... к этим струнам... и умение играть... и владеть... этим удивительным инструментом... и вы вдруг радуетесь тому... что он так хорошо защищен... и что в этом окованном ящике... так хорошо сохраняется... таинственная... старинная... ваша... часть... И вам нравится это дерево... вы можете к нему прикасаться... вы больше не знаете... где же вы настоящая... в этом замечательном... таинственном и сложном... и таком простом инструменте... который становится вами... с которым вы сливаетесь... как будто вы срастаетесь с ним... и ваши легкие пальцы... сами находят себе дело... на этих струнах... и струны притягивают ваше тело... и от пальцев разбегаются круги... по вашим плечам и животу... и вы чувствуете мелодию... какие-то особые импульсы... из самой глубины... вашего тела... какие-то особые импульсы... из самой глубины... вашей души...
Мне кажется, ей очень нравится этот инструмент, нравится прикасаться посредством этого инструмента к родовому древу и чувствовать себя его частью... Ее одиночество, борьба с предыдущим поколением при этом теряют свой смысл...
Какие-то старые невыплаканные слезы... и детские улыбки... и печаль... неожиданно вспоминаются... и тут же переходят... в ваши касания к этим струнам... и звучат... и это удивительное прикосновение... и ощущение продолжения вашего тела... усиливающее самые разные случайные... и импульсивные движения... и все ваши чувства... давние чувства... находят выход... и струны плачут... и струны сердятся... струны ужасно гневаются... и кричат... и струны о чем-то просят... и жалуются... сильно жалуются... и вдруг появляется... мелодия радости... пронзительная радость... а за ней тихая радость... и печаль... как будто бы... в этом удивительном чистом потоке... появляются разные раскрашенные струйки... и текут... текут... текут... и почему-то вы уверены... что все эти звуки... найдя себе выход... прикасаясь к каким-то далеким-далеким... вашим предкам... к таинственному волшебнику... и мудрецу... который сделал этот инструмент... эти звуки притекают к вам... и текут куда-то дальше... и вас обтекают... и вы чувствуете полный покой и уверенность... в том, что на очень долго... в общении с самыми разными людьми... вам хватит этих мелодий... и вашей улыбки... и отдельные фразы... и прикосновения... теперь будут связаны... с этим потоком чувств... потоком звуков и образов... откуда-то издалека... И в этом грубом сундуке... таком прочном... хранится этот удивительный инструмент... такой тонкий... такой приятный... в котором изнутри... звучат мелодии... вовне... натянуты струны... И когда вы чувствуете... ваши трепещущие веки... они тоже соединяются... с этими струнами... Их может быть шесть... или семь... или пять... а иногда вы касаетесь восьми... или девяти... а может быть, четырех... иди трех... струн... струн... и вы слышите тишину... между прикосновениями... вы слышите пустоту... иногда в своем теле... и чувствуете полное... и глубокое... полное... и глубокое... расслабление... и покой... И кажется, что при помощи этих струн... и этих мелодий... плетется особое кружево... цельное кружево... музыкальное и цветовое... очень прочное... очень прочное кружево... как будто бы звуки и краски... это кружева и пена... и всей своей кожей... вы ощущаете... как разные клеточки тела... очищаются... очищаются... и тело то легкое, то тяжелое... как будто бы горит... а иногда слегка блестит... прохладная кожа... чистое ощущение... и удивительное единство... ощущения... звуков... И эти такие разные струны... звучат... и встречаются с вашими сторонами... с разными сторонами... вашей души... И кажется, что эта мелодия... очищает... очищает... разные ненужные... и посторонние звуки и слова... и так хочется мало говорить... и видеть чистый образ... и вспоминать свои прикосновения... от этого инструмента... когда руки гладят и трогают... и щиплют и находят... нужную мелодию... А струны сами спускают... и пробуждают тело... которое звучит после этого... как целый инструмент... И пустота внутри тела... и ощущение натянутости... и дрожащие точки... дают особую мелодию... всего тела... хорошо и спокойно... легко и спокойно... очень тихо и спокойно... расслабление и покой... И кажется, что под эти мелодии... вы то спите, то бодрствуете... и поток воспоминаний... рассеиваясь между струнами... течет и очищается... и все грустнее и радостнее... все чище и спокойнее... один за другим... вспоминаются разные эпизоды... вашего прошлого... как будто просеиваясь... сквозь это тонкое и чистое... сито... полный покой... покой и тепло... и простота... (Выделенное слово произнесено с нажимом.)
“Простота” для нее почти то же, что и “пустота”. Употребление слова “простота” означает еще, что я не хочу, чтобы она слишком усложняла себя.
этих звучаний... и простота... этого самочувствия... и разных струн... находят друг друга... и каждая струна... совершенно одинокая... и они звучат... и встречаются... и кажется, что-то пронзительное... может быть, со слезами... может быть, с радостью... происходит с вами... как будто бы единственность... особая целостность... особая гармония... и когда вы дышите... вы чувствуете плавность и покой... плавность и покой... Легко и спокойно... Ровно и спокойно... Тихо-тихо... Легко-легко... Легко-легко... И когда вы захотите... очень не спеша... хорошо запомнив этот музыкальный инструмент... и свою целостность... не спеша — не спеша... когда захотите... вернетесь... и откроете глаза... (Клиентка открывает глаза и улыбается.)
Вопрос участника группы: С Оксаной было проведено несколько трансов. Как бы вы прокомментировали динамику этой работы?
Терапевт: Во-первых, отношения с клиенткой постепенно очеловечиваются. Она сразу не так отвечает на вопросы, задумывается. Затем легче реагирует на мое желание привести ее к какой-то фактурности, к каким-то конкретным ответам. Даже в ее представлении, сколько у нее будет внуков. В-третьих, я в каждой ситуации заставляю клиентку идентифицироваться с разными частями самой себя, с разными родственниками. Динамика заключается в том, что легче включается тело, легче возникают ассоциации, появляется большая вдумчивость. Но главное, что происходит в динамике, — я становлюсь для нее достаточно интересным и не совсем разгаданным человеком, на которого возникает свой перенос.
Вопрос участника группы: Что это за перенос?
Терапевт: Кто я такой для нее — не понимаю. Но качество этого переноса заключается в том, что с него не так легко сорваться. Потому что ее обычный перенос состоит в том, что человек ее слегка заинтересовывает и скоро перестает интересовать. Ее не устраивают все — ни папа, ни мама. Нет ни одной ситуации, которая бы ее устраивала. Она может общаться только с сестрой, и то говорит, что сестра ее тоже не устраивает. Наличие в данном случае некоего переноса — знак того, что в реальности имеется некая фигура, которая может быть ей интересна, существует возможность ее длительной концентрации на каком-то объекте и испытывание каких-то чувств к нему, не важно каких. Я становлюсь на это короткое время достаточно заряженной фигурой, и она просто принимает мое существование, в то время как все остальное для нее призрачно. Клиентка в этом переносе получает возможность вольно обращаться со мной — ставить меня на пьедестал и свергать с него. Тем самым легче принимать те ситуации, когда ее тоже кто-то отвергает или боготворит. Я не беру на себя всех ее проблем, не обещаю ей чудес, но и не ухожу от предъявляемых состояний.
Вопрос участника группы: Каким образом вы делаете это?
Терапевт: Она все время говорит о том, что у нее все всерьез, все по большому счету, все глубоко, все очень важно. На самом деле у нее все может быть заменено на что угодно. От меня требуется принять ее всерьез, несмотря на то, что клиентка просит принять ее, как живое существо со своей болью.
Вопрос участника группы: Каковы были ваши чувства при работе с Оксаной?
Терапевт: Она все время произносит какие-то слова, какие-то абстракции... Очень трудно ее на чем-нибудь конкретном остановить. Она пугает. В ней чувствуется напряжение, возможность в любой момент соскочить куда-то. Фактически, это напряжение, которое бывает у человека с очень глубокими нарушениями. Она пугает, но я не боялся. От меня требовались два качества — очень бережно и твердо держать ее в руках, бережно следовать рядом. Я не воспринимал всерьез ни один из ее образов, ни одно из ее четких пожеланий. И каждый раз вступал в оппозицию, снимая ее четкий посыл. Тем самым я расширял ее запрос и конкретизировал его. Каждому ее запросу давал возможную детализацию. Всякий раз, когда клиентка нагнетала напряжение, я улыбался, сидел в удобной позе и старался снять ее напряжение. Она каждый раз напрягалась и пускала заряд, как тетива лука. А я каждый раз расслаблялся и старался расслабить и ее. Она как бы завязывала узелок, а я его развязывал. Такая гибкость направлена на то, чтобы не вовлекаться в напряжение.
Мое состояние с ней менялось. Ко времени проведения последних трансов я чувствовал, что ей все более комфортно, и мне тоже. Я знал про нее уже больше, мне легче давались образы, которые были на грани ее напряжения и разных мягких, плавных, чисто физических переживаний комфорта и благополучия. Мне было с ней все легче и легче. Я чувствовал, что у нас возникает зона общего комфорта.
Технические приемы
интегративной гипнотерапии
В плетении транса-ковра есть свои технические приемы, которые могут быть не заметны при чтении текста.
На этапе предваряющего транс диалога, в котором развинчиваются привычные шаблоны поведения, я начинаю с того, что задаю вопросы, на которые клиент будет отвечать положительно. Такие вопросы создают “да-пространство”, дают возможность принять предлагаемое терапевтом движение.
В диалоге я принимаю любые реакции клиента, но не считаю их достаточными и исчерпывающими. Поэтому мои вопросы часто носят уточняющий характер и предполагают очень конкретные, точные ответы: атомарные картинки, звуки и телесные ощущения. Таким образом я перевожу разговор на язык деталей, где чувства, переживания и рефлексия сосуществуют очень близко друг к другу. Конкретная деталь в терапии — как клубок, из которого торчит ниточка памяти, ниточка непосредственного переживания, ниточка образа, ниточка вербализации. И тогда эта техника может рассматриваться как возвращение к непосредственности. Человек выводится в пространство, где его жизнь оказывается состоящей из множества петелек, отдельных фрагментов, каждый из которых имеет свой смысл, свою ценность и не является лучше или хуже остальных. На этом фоне отдельные переживания, которые осознаются как очень плохие или очень хорошие, теряют свою избыточную ценность и эмоциональную нагруженность.
Техничным является и сосредоточение в диалоге не на содержании разговора, а на том, как мы говорим. Перевод внимания от “что” к “как” — это техника перехода от фигуры к фону происходящего, снимающая фиксацию на проблеме как таковой. Клиенту становится интересно. У него возникает доверие к тому, что мы сейчас делаем, даже если происходящее ему совсем непонятно. Каждый отдельный вопрос нарушает логику ожиданий, но в целом ситуация такова, что у клиента сохраняется ощущение комфорта при возрастании степени неопределенности. В состоянии невротичности, тревоги люди очень тяжело переносят неопределенность. Поэтому очень важно, что создающееся вопросами пространство совмещает в себе и неопределенность, и удобство. Такое пространство позволяет человеку оставить готовые ответы и начать искать новые решения внутри себя.
Я показываю, что думаю над каждым своим вопросом, у меня нет готовых вопросов и ответов. Правильных ответов и вопросов вообще не может быть. Показываю, что смысл содержится не только в сказанном, проявленном, но и в том, что еще готовится быть, что обдумывается. Тем самым и паузы, и молчание становятся значимыми, насыщается смыслом пространство нашего бытия.
Мои вопросы сопровождаются особым невербальным поведением. У меня в единицу времени бывает больше невербальных реакций, чем принято. При этом они имеют менее четкие социальные знаки, я не делаю светских, ожидаемых жестов, а веду себя довольно спонтанно. Таким образом задается боґльшая спонтанность в диалоге.
Важной техникой является отзеркаливание клиента. В процессе работы я на секунду принимаю различные фрагменты его позы, принимаю и сбрасываю, не задерживаясь надолго. Я нахожусь в зеркальном взаимодействии с клиентом, считывая сотни его микроповеденческих деталей своим телом, часто без всякой рефлексии. Я не знаю, какие из них в дальнейшем мне понадобятся, и накапливаю отзеркаленные фрагменты, закладываю их на длительное хранение, не приписывая им какого-либо знака. Я называю такое отзеркаливание техникой переменного тока, когда я как бы намагничиваюсь схваченными и удержанными телесными и зрительными образами. В какой-то момент времени каждый из них может стать главным, породив притягивающие и важные для понимания клиента ассоциации, которые суммируются в образах наведения. Сидящий передо мной человек неожиданно становится кристаллом, в гранях которого я могу увидеть какие-то значимые картинки его прошлой жизни.
В наведении транса тоже существуют свои технические приемы. Измененное состояние сознания достигается средствами, которые невозможно услышать в тексте, — это манера произношения и интонирования фраз. Я интонирую не там, где человек ожидает: я делаю разрывы в словах, произношу их частично, “съедаю” окончания. Концы фраз я произношу с эффектом падающей капли, когда интонация падает вниз и затем следует пауза. Тем самым я разрываю речевые шаблоны. Помимо этого в наведении существуют чисто ритмические правила, повторами интонаций я как бы убаюкиваю человека.
В наведении нарушается и частота употребления слов, когда в одной части транса я использую много существительных, в другой — прилагательных, а в третьей — глаголов. Такие сгущения создают лингвистическую центрифугу, многократно энергетизируют передаваемый образ.
Часто я использую такую технику: какое-то время говорю о звуках, а потом перехожу к цветам или от цветов — к оттенкам, потом резко меняю модальность описания. Таким образом, помимо смыслового содержания, в наведении всегда существует какая-то игра с модальностями, шаблонами, которые создаются, удерживаются или разрушаются.
В выборе образов тоже есть свои шаблоны — часто повторяющиеся стеклышки выстаиваемого витража. В отзеркаливании я сужаю поле возможных состояний клиента до четырех-пяти наиболее типичных и важных и создаю индивидуальную грамматику их взаимопереходов.
Можно условно выделить следующие типичные состояния: (1) состояние, в котором человек себя принимает и хотел бы быть представленным другим; (2) состояние, которое кажется ему противоположным и которое он скрывает от всех; (3) дополнительное состояние, нейтральное, менее рефлексированное; (4) волшебное, ресурсное состояние. Я часто подбираю для человека сказку, разные персонажи которой — как наиболее положительные, так и самые отрицательные — были бы репрезентациями его противоречий. Одна из моих любимых сказок — “Золушка”. В ней есть женщина — принцесса, которая действительно имеет право на бал, ограниченное время, но имеет. Есть мачеха — ведьма, которая хорошо знает, как надо делать, но делает все наоборот, разрывает нормальный ход ситуации. Есть сестрицы, они правильные, нормальные, может, и красивые, но не принцессы, потому что боятся рискнуть и стать Золушкой, боятся всерьез мечтать о бале, не умеют уменьшаться и увеличиваться. Есть фея, которая способна помогать другим, способна быть святой, делать чудеса. И сама Золушка, которая занимается черной работой, чистит в подвале чечевицу, перемазана пеплом. Девушка, которую не узнают после бала. Она являет собой состояние депрессивности, подавленности, собственной неполноценности, которое избывает своей смиренностью.
Есть другой типаж, который я описываю через четыре эмоциональные состояния. Одно из них — отстраненность от реальности, человек видит себя и окружающих как бы со стороны, наблюдает за своей жизнью, как за шахматной партией. В таком состоянии он включен интеллектуально, но его чувства совсем не задействованы. Второе состояние, наоборот, очень чувственное — воспоминание, перебирание бывшего, что было совсем давно, вчера, полчаса назад. Это состояние похоже на чувственное перебирание, смакование бусинок — образов, картинок, звуков; такое прустовское время в очень наполненном, чувственном пространстве. Человек перебирает эти четки переживаний и происходит встреча образов и чувств, одевание этих маленьких чувств в интеллектуальные понятия. Но в этом состоянии совершенно отсутствует воля, человек детально чувствует прошедшее время, но бессилен оценить то, что происходит сейчас. Человек недвижим, заторможен, неэнергетичен. Третье состояние характеризуется довольно высокой двигательной энергетикой, когда человек прыгает как мячик, у него подвижные суставы, он принимает любые роли, выполняет любые функции. Хорошо адаптирован, социабелен, но в некотором роде бездушен. Четвертое состояние — ощущение спущенного мяча: все не так, то ли руки длинные, то ли ноги короткие. Вялое, капризное, подростковое состояние. Для этого типажа у меня существует схема его времени, схема его тела, схема его отношений с окружающим, и эти схемы образуют некую целостность, в которой они замкнуты воедино. Эти типажи — части моей личной библиотеки образов.
Клад волшебных колец
На клиентский стул садится, положив руки на колени, Фаина .
Фаина: У меня в марте умерла мама. Раньше я не сталкивалась со всем, что касается погребения. Оказалось, что это серьезный ритуал. Это стало для меня открытием, и я спросила себя: “А как будут хоронить меня?”. Поскольку я мусульманка, то меня будут хоронить в соответствии с мусульманскими обычаями. Меня это устраивает. Но мои дети имеют русскую фамилию, и я растерялась: как будут хоронить их? Меня-то не будет... (Фаина глубоко вздыхает, кладет ногу на ногу, как и терапевт.) Эти размышления вызывают напряжение у меня. Ощущение зажатости в спине, оно проявляется сильнее, напряжение нарастает. (Отводит плечи назад и касается их руками.) На мужа смерть моей мамы тоже произвела впечатление. Он не ожидал, что она так быстро умрет, думал жить с тещей долго, хотя сначала у него с ней были сложные отношения, но потом они друг друга приняли. Когда умерла мама, я поняла, что мои дети должны быть похоронены по обычаям христиан. Когда мой муж заговорил об этом, я внутренне уже приняла решение. Когда он предложил и мне похороны по христианскому обычаю, я отказалась. Моему сыну 10 лет, а дочери 15. Сын относится к этому не так серьезно, только хочет носить цепочку и крестик. Дочь — то же самое, ее привлекают только внешние атрибуты. Они не против принять крещение. Я готова с ними согласиться и даже попробую летом это сделать. Но внутри меня нарастает протест.
Терапевт: Против того, чтобы они приняли крещение?
Фаина: Угу. Это вроде бы логически правильное решение, но все равно оно вызывает протест.
Терапевт: Хорошо. Попробую рассказать, как я это понимаю. Во-первых, спасибо вам за ваш откровенный и душевный рассказ. Расскажу о гипотезе, которая у меня возникла. Смерть близкого человека заставляет о многом задуматься, но кроме этого, когда умирает мама, ты становишься последней в роду, близко сталкиваешься со смертью. (Клиентка кивает.) Это вызывает естественный страх. Он может быть явный, скрытый, но он вызывает мысли, которым обычно нет места. Мы привыкли думать, что мы, в каком-то смысле, вечны, а тут вдруг оказывается, что я — крайний. Второй момент — отделение. Была мама, вы с ней ссорились, мирились, а тут вдруг резко отделились друг от друга. Еще возникает переживание: дети вырастают, вы им меньше нужны, они тоже могут отделиться когда-то. Это тоже очень тревожно. (Клиентка напряженно смотрит на терапевта.) Актуализируется еще момент, религиозный, духовный. (Клиентка кивает.) Есть люди неверующие, есть христиане, есть мусульмане — это не было столь актуальным, но получается, что и с мужем происходит какое-то отделение. Оно может быть совершенно не связано с религией или национальностью, а просто по мере жизни, когда в семье меняются какие-то чувства, то меняются и отношения с мужем. Я не знаю, каковы они, но, может быть, в них тоже что-то изменилось, независимо от этого. И такое ощущение изменений, отделение по разным признакам, отчасти актуализирует отделение по принципу принадлежности к обряду, к религии. За этим стоит чувство одиночества. Когда есть чувство одиночества, то задумываешься, отчего оно возникло. Мама ушла, дети фактически тоже уходят. То, что они переходят или хотят перейти в другую религию, выглядит как отмежевание. (Клиентка вздыхает.) Чувствуешь, что живешь на некоем острове. (Клиентка усмехнулась.) В чужом месте, которое раньше считал своим. Возникает вопрос корней. Где мои корни? С чем они связаны? Как мне сохранить последовательность рода, жизни? Понятно, что я говорю?
Фаина (кивает): Угу.
Терапевт: Это вас не обижает?
Фаина: Нет.
Терапевт: Возникшие проблемы запущены чем-то. Вступлением в новый этап жизни, ощущением слишком большой и тревожащей новизны. (Фаина вытирает пальцем глаза.) Одна из проблем, которые вы ставите, заключается в том, чтобы, как мне кажется, найти целостность и устоять. В какой-то мере вы были тем центром, который всех их связывал. Вы находили со всеми язык — с мамой, мужем, с детьми. В этом была какая-то уравновешенность. А сейчас ее нет. Нужно создать эту уравновешенность, и непонятно, была ли старая уравновешенность устойчивой.
Фаина: Вы хотите, чтобы я выбрала что-то?
Терапевт: Нет. Я высказал гипотезу, и мы можем ее обсудить.
Иногда клиент в начале терапевтической беседы высказывает проблему скорее показную, и я стараюсь подвести его к экзистенциальным вопросам его жизни. Но в данном случае клиентка разогрета, она долго готовилась к решению выйти и обозначает сразу довольно значимую проблему и говорит очень скрупулезно, весьма эмоционально. Начав с этой точки, я сразу же иду дальше. Предлагаю ей следующую идею: она — это “ком глины”, соединивший в одно умершую мать, мужа и двух детей. Но оказывается, что этим комом больше быть не нужно, потому что она стала менее близка с мужем, дети выросли и в ней больше уже не нуждаются, мать тоже ушла. Это тема одиночества... Вторая тема — страх смерти, а третья тема — проблема ее корней. Она, если я правильно понимаю, в детстве очень сильно хотела отделиться от своей семьи — интеллектуально, чувственно — то есть быть иной, чем они. И отделилась от нее не только по своему образованию, по строю семьи, но и географически. И сейчас этот маятник качнулся в другую сторону — ей хочется вернуться к корням, примириться со своей семьей. Она на распутье и обращается ко мне, как к некоей иной силе. У меня такое чувство, что она учится молиться, чего раньше не умела. Какой-то иной силе то ли выше себя, то ли внутри себя. Потому что ее жизнь была построена на слишком рациональных основах. Она все время знала, чего хочет и куда стремится. А сейчас она перестала это знать, пытаясь найти какую-то другую форму возможного знания.
Фаина: Я бы согласилась, пожалуй.
Терапевт: Может, что-то дополните? (Фаина глубоко вздыхает.) Может, отношения с мужем, с мамой, детьми, перемены на работе? Вы сейчас активно ищете какой-то выход. Вы не опускаете рук, но почувствовали опасность, возникшую трещину среди бывшей уравновешенности и гармонии.
Фаина (вздыхает): Наверное, это связано с возрастом. Мне будет немало лет, и я должна что-то выбрать. (Улыбается.) Быть ли мне преподавателем или психологом? Я меняла работу. Никто не понял, почему я ушла (плачет), у меня была престижная работа, меня ценили... И вдруг я оставила работу. Директор сказал: “Она не может работать на одном месте”.
Терапевт: Скажите, пожалуйста, кто в вашей семье был более властным, а кто — более мягким?
Клиентка рассказывает об этом с большой обидой и с размышлениями: “Может быть, я действительно не могу на одном месте долго находиться. Чего же я хочу?” Это тема непоседливости, желания меняться... Мотив, который, в силу своей заряженности, может быть связан с ее детством. Можно предположить, что ей могло быть уютно в своей семье, но, с другой стороны, она оттуда хотела сбежать.
Она пребывает в области довольно интенсивных эмоций, и сейчас ее можно переместить куда-то в другую область, с тем, чтобы через несколько движений по спирали вернуться к проблеме, с которой она начинала: смерть матери, одиночество...
Фаина: Трудно сказать. Наверное, отец. Он, конечно, был более жестким человеком. Но и мама, в общем-то, тоже...
Терапевт: У вас были братья и сестры?
Фаина: Два брата и сестра.
Терапевт: Вы какая?
Фаина: Предпоследняя. (Закусила губу.)
Терапевт: А какое у вас было место в семье? Как к вам относились? Кто был любимым? Как вы можете описать свою семью?
Фаина (улыбнулась): Наверное, я была любимицей. Я помню, как мне рассказывали, что когда я была маленькой, то очень хорошо говорила, по-дагестански, кстати. И была веселой. Потом я училась в школе. Для меня школьные годы остались праздником. (Плачет.)
Терапевт: В детстве вы жили в дагестанской среде?
Фаина: Года три всего. В первый класс пошла в русскую школу. Там, где я родилась, не было дагестанской среды. Года на полтора нас увезли в деревню, а потом мы опять вернулись на север. Я была то там, то тут.
В детстве она долго не сидела на одном месте. Что-то во фразе директора в этой связи ее задевает... Третий мотив, о котором мы будем говорить: клиентка в детстве много читала, училась, не была погружена в свою семью. Это тоже движение — по книжкам, движение в другом мире, движение от своей бесписьменной семьи.
Терапевт: Вы в детстве много путешествовали?
Фаина: Угу. (Закусила губу.)
Терапевт: А у вас есть какая-нибудь дикая составляющая? Культурная составляющая — понятно. А есть ли дикая, которую вы как-то обуздываете. Есть ли она у вас в роду?
Я спрашиваю о дикой составляющей, потому что клиентка настроена разбираться и рефлексировать... Неявно мы с ней уже разбирали некоторые части ее личности. Сейчас я в явном виде разбираю с ней вопрос о ее частях. Полагаю, что у нее есть цивилизованная, книжная и дикая, национальная составляющие. Я у нее прямо спрашиваю, чтобы понять, что она об этом думает. И как она с этим собирается дальше быть.
Фаина (взгляд устремлен вверх, улыбается, трет пальцем подбородок): Да, наверное, есть...
Терапевт: Что это может быть?
Фаина: Наверное, та часть, которая не слушалась родителей. (Слегка высунула язык и облизнула верхнюю губу.)
Терапевт: Вас в детстве пугали кем-нибудь? Пьяным, сумасшедшим? У вас был какой-нибудь отрицательный пример?
Фаина: Пожалуй, нет.
Терапевт: А вокруг? Не в семье?
Фаина (довольно долго молчит, думает): Не знаю.
Терапевт: У вас есть часть, которая не хотела слушаться родителей. Что это за часть?
Фаина (улыбается): Которая вышла замуж без согласия родителей.
Терапевт: Эта часть мечтательная, которая хотела куда-то вырваться?
Фаина: Не знаю.
Терапевт: Вы мечтали иметь другую жизнь, другое окружение, других родителей?
Фаина (кивает): Угу.
Терапевт: Что это были за мечты?
Фаина (смеется): Не знаю... Мне кажется, другую фамилию мечтала иметь, жить в другом городе...
Терапевт: Чем занимались ваши родители?
Фаина: Мама — домохозяйка, отец — рабочий.
Терапевт: Значит, вы вышли в другой слой занятий?
Фаина: Угу.
Терапевт: Чем занимается ваш муж?
Фаина: Муж работает в геологии, он — геодезист.
Терапевт: Кто у вас дома читает больше всего книжек?
Фаина (смеется): Наверное, я. Я всегда училась.
Терапевт: Откуда у вас возникло желание учиться? Это часть желания уйти в другое место?
Клиентка интеллектуально развита. Толковая, читающая, она практически единственный человек с высшим образованием в своем окружении. Разница между семьей, в которой она родилась, и семьей, которую она создала, очень велика. Вопрос в том, сколько стоит этот резкий и далекий переход в другую культуру. Она, может быть, хочет вернуться в какой-то простой быт, с его неустроенностью, непредсказуемостью во времени. Она хотела вытянуться и жить на носочках и с белым воротничком, она живет в этой жизни, но сейчас ей кажется, что это слишком дорого стоит. А может быть, это просто субдепрессивное состояние, когда не хочется нести ответственности... А может быть, она устала вытягивать куда-то своего мужа, своих детей и всю семью. Вопрос о мусульманстве и о том, как будут ее хоронить — это метафора цены такой перемены и того, возвращаться ли обратно или двигаться куда-то еще. А куда двигаться, совершенно непонятно.
Фаина: Может быть, стать кем-то другим?
Терапевт: Ну, собственно, профессия учительницы — учить других.
Фаина: Угу.
Терапевт: В поселке, где вы жили, учитель и врач — люди уважаемые, уважаемых профессий, больше всех знают о других.
Фаина: У меня, кстати, не было проблемы выбора профессии. Я приняла решение стать учительницей, потому что мне нравилось учиться в школе. Мне там было приятно.
Терапевт: Кроме культурной части, какая все-таки в вас есть дикая часть? Раз вам так хотелось быть культурной, какой страх некультурности, дикости возле вас жил?
Фаина: У-у-у... (Закусила губу.) У меня есть сестра. Она как бы моя противоположность.
Терапевт: Она пьет?
Фаина: Не-а... (Голос задрожал.) Она — инвалид с детства.
Терапевт: Что с ней случилось?
Фаина: Олигофрения. (Заплакала, трет пальцем нос.)
Терапевт: Вы чувствуете себя виноватой? (Фаина плачет.) Почему вы плачете? (Фаина вытирает платком глаза.)
Может быть, по мусульманскому деревенскому канону, когда мать умирает, клиентка должна стать матерью для своей сестры. Я думаю, что эта роль для нее слишком тяжела, и она за нее полностью не берется, но где-то это присутствует. Вторая гипотеза: она пошла учиться на учительницу, чтобы свою сестру вылечить, выучить... Эту задачу она отчасти забыла, вытеснила, отчасти выросла из нее. В третьих, чувство вины: с чем оно связано? Она начала с того, что у нее умерла мама, и по этому поводу у нее нет особой вины...
Фаина (говорит сквозь слезы): Мне вспомнилось, что мама... она нас в детстве как-то разъединила... И чувства близости нет до сих пор...
Терапевт: Куда сестра делась?
Фаина: Она уже взрослая, у нее есть дочь, она вышла сейчас замуж... И, как я сейчас понимаю, она неплохо адаптирована к жизни... (Постепенно успокаивается.)
Терапевт: Знаете, олигофрены бывают очень счастливы.
Фаина: Она работает, и в общем-то, очень добра... Но на моем фоне ей было особенно плохо... И она меня ненавидела... (Говорит со слезами.)
Терапевт: Тоже мне добренькая... Как же она вас ненавидела? Вы уверены, что она вас ненавидела? Может быть, это вы ее ненавидели?
Фаина: Может быть, я... Может быть, я ее не любила... (Слегка вопросительная интонация.)
До сих пор она была очень хорошей... А сейчас она выходит в область допущения отрицательных чувств, и это ей кажется очень важным.
Терапевт: Может быть, вы ее не любили, потому что вам казалось, что она должна вас не любить?
Фаина (кивает): Может быть, так...
Терапевт: А почему бы и нет? А если вы должны все время быть хорошей и доброй, то нельзя же позволить себе признать, что вы кого-то не любите, тем более сестру, тем более, которая в этом не виновата... (Фаина тяжело вздыхает, вытирает глаза.) Тем более человек с олигофреническими чертами чаще всего не испытывает отрицательных чувств к кому-то... Да?
Фаина: Да, я не вполне довольна собой. Когда мы переехали в город, сменилось соотношение масштаба... В поселке все было сконцентрировано, на виду... А в городе это оказалось совершенно неважным.
Терапевт: Вы хотите переехать в другой, большой город?
Фаина: Сейчас? Или мысленно?
Терапевт: Нет, вообще.
Фаина: Нет, мне там нравится. Может, когда-нибудь... Мне не нужен очень большой город. Если я бы и хотела переехать, то только так, чтобы дети и их дети могли ко мне приезжать отдыхать. Как мы сейчас ездим отдыхать к родственникам мужа.
Терапевт: Хорошо. Давайте вернемся к детству. Какие в вашей семье были отношения?
Фаина (почти успокоилась, только изредка всхлипывает): Не очень благополучные были отношения. Отец пил иногда, маме, конечно, было трудно... Я ловлю себя на мысли, что когда-то в детстве мне хотелось прижаться к маме, и я чувствовала преграду...
Терапевт: Почему?
Фаина: Мне казалось, что я ей помешаю, или ей это не нужно. У меня возникло странное чувство, когда ее опустили в могилу. Ощущение, что она наконец обрела свое место. И меня это не испугало. Только потом я подумала: неужели я такая плохая, раз у меня могла появиться подобная мысль?
Терапевт: Скажите, вы в детстве были чистеньким ребенком?
Фаина: Да. (Прижимает палец к губам.)
Терапевт: Боялись запачкаться?
Фаина: Да. У меня мама была очень чистоплотной. Она следила за нами. Хотя у нас не было больших возможностей для этого, она хотела, чтобы мы выглядели нарядными. Она мне всегда делала прически... (В голосе чувствуются слезы, руками изображает, какие прически ей делала мама.)
Терапевт: Насколько в детстве вам было уютно в семье? Насколько она была упорядочена? Например, что происходило, когда отец приходил домой пьяный?
Фаина: Обстановка была труднопредсказуемой. Когда отец приходил пьяный, то мог играть на гармошке... (Улыбается.) Иногда вел себя так надоедливо...
Терапевт: А что мать делала при этом?
Фаина (задумалась): Она иногда вступала с ним в пререкания, иногда просто собиралась, и мы уходили...
Терапевт: Вы этих эпизодов ждали? Или, наоборот, побаивались, или они вас развлекали?..
Фаина: Не развлекали, конечно.
Терапевт: Вы их стеснялись? Какие у вас были чувства по этому поводу?
Фаина: В раннем детстве, наверное, страх... (Вздыхает.) Или ненависть к отцу, когда он бывал таким... Потом — нежелание принять его любовь...
Терапевт: Каково ваше отношение к маме?
Фаина: Мне было ее жаль.
Терапевт: Вы чувствовали, что она опора семьи? Или это была ненадежная опора?
Фаина: Чувствовала. Да.
Терапевт: Была ли в ваших отношениях с ней какая-то неоднозначность?
Фаина: Мне всегда казалось, что она держит меня на расстоянии.
Терапевт: Вам хотелось больше ласки?
Фаина: Угу.
Я не столько разговариваю о ее семье, сколько блуждаю вместе с ней в ее эмоциональном поле. Мне не столько важна информация, сколько пребывание в этом эмоциональном поле и возможность находить, где она видит что-то новое, где она плачет, где радуется. Я спрашиваю ее, как она могла бы быть не одинока, с кем. Она как никто из присутствующих в группе использует каждую минуту происходящего. Она живет. Ставит проблему одиночества, и я пытаюсь понять, что для нее значит “неодиночество”. Но создается впечатление, что она всегда была одинока. Я пытаюсь понять, где вокруг нее находится эмоциональная оболочка, эмоциональная аура.
Терапевт: А был ли кто-то, от кого вы получали эту ласку?
Фаина (довольно долго молчит): Не знаю...
Терапевт: Какие книжки вы читали — романтические, любовные, приключенческие?
Фаина (смотрит наверх, думает): Что читала?..
Терапевт: Как я понял, вы жили в мечтах?
Сейчас мы готовим поле ее реальной жизни, ее мечты. Эти мечты были, когда она жила в своей семье, из которой мечтала сбежать. Если принять, как это часто бывает, что в поле мечты она хорошо адаптирована, то ей вообще все равно, в какой реальности жить. И тогда возникает вопрос: чем сейчас ее не устраивает реальность? Она вдруг начала взрослеть? Существенно меньше стала при этом мечтать?
Фаина: Наверное, романтическую. Ходила в библиотеку и дружила с библиотекарем. Много читала.
Терапевт: И она вам помогала?
Фаина: Мне было приятно там.
Терапевт: Вы там проводили много времени?
Фаина: Да.
Терапевт: Скажите, а какой период в вашей жизни был лучшим? Детство, старшие школьные годы, время после школы...
Фаина: Наверное, старшие классы... (Заинтересованно смотрит на терапевта.)
Терапевт: А если брать время после замужества?
Фаина (долго молчит, взгляд устремлен наверх): Наверное, когда я вышла замуж... Хотя это время было связано с неприятностями, потому что мои родители не хотели, чтобы я выходила замуж, так как муж — русский и намного старше меня... Но мне всегда нравились ребята старше меня. Для родителей было неожиданностью, что я их не послушалась. Они не замечали, что я живу отдельно от них...
Терапевт: Хорошо... Можно сказать так: в детстве ваша семья была не настолько гармоничной и устойчивой, как вам хотелось бы. Вы построили семью, которая до некоторого времени казалось вам более гармоничной. (Фаина вздыхает, теребит платок.) Какое место в вашей новой семье занимала мама? Она жила у вас?
Фаина: Нет, она не жила у меня. Мы всегда жили отдельно от мамы. У меня такое чувство, что мама хотела найти во мне какую-то опору.
Терапевт: Значит, у вас есть чувство вины, что вы от нее отделились? (Фаина кивает.) И фактически прервали связь со своим родом? И нет уверенности, что в этом отделении вы сделали правильное количество шагов — не три, а скажем, пять?
Фаина: Да, наверное...
Терапевт: Вы их не бросили, но захотели внутренне отдалиться. И сейчас вопрос в том, насколько вы отдалились... Да?
Фаина: Да. (Кивает.)
Терапевт: Что сейчас нарушилось в вашей собственной семье?
Фаина: Наверное, дело в моих ощущениях...
Терапевт: С чем они связаны? Какова роль вашего мужа в семье? Он ваш ребенок или вы его ребенок?
Фаина: Наверное, я его ребенок.
Терапевт: Он вас опекает?
Фаина: Он берет на себя все самые сложные вопросы.
Терапевт: Это и раньше происходило, или что-то изменилось?
Фаина (задумалась): Может быть, я стала самостоятельней.
Терапевт: Это нестрашно?
Фаина: Нет... И для него тоже нет.
Терапевт: А ему нравится, что вы стали самостоятельней?
Фаина: Я думаю, да.
Терапевт: Бывает так, что семья меняется, и не все ее члены приспосабливаются к этим изменениям. Нарушается неписаный контракт.
Фаина: Нет, наверное. В моей сегодняшней семье как бы все нормально...
Терапевт (перебивает): Я не говорю про нормальность...
Фаина: Но у меня такое чувство, что я начала как бы отдаляться от мужа.
Терапевт: Возвращаемся на несколько шагов назад. Согласно обсуждаемой гипотезе, произошли некие процессы нарушения интеграции, целостности — уход мамы, взросление детей. Та выстроенная жизнь, которая вышла из мечты отделиться, жить в предсказуемом мире, на островке культуры, в ощущении чистоты, тепла, осталась. А ощущение целостности и полноты нарушилось. Нет той целостности.
Фаина: Может быть, дети тоже стали от меня отдаляться...
Терапевт: Понятно... Поставим вопрос по-другому. Вы потеряли маму и вдруг увидели, что это для вас важнее, чем казалось. Что еще сейчас вы боитесь потерять?
Фаина: Может быть, мужа?
Терапевт: Почему?
Фаина: Может быть, потому, что, мне кажется, я его перестала любить?
Терапевт: Почему, как вы думаете?
Фаина: Я знаю, он меня любит, но об этом не говорит.
Терапевт: А может быть так: для вас много значит умение мечтать, построить в уме свой мир... И реальный мир не является единственным, потому что может что-то произойти, измениться. Может быть, вы чувствуете, что наступает момент, когда вам будет трудно изменить реальный мир, найти другого мужчину или построить другие отношения. Вам не хочется однозначно остаться в тех же отношениях?
Фаина: Я понимаю, что уже мало что можно изменить...
Терапевт (перебивает): Вы согласны с этим, или вы понимаете это только умом?
Фаина: Где-то внутри себя я не хочу ничего менять.
Терапевт: Поставлю вопрос иначе. Вам хочется испытывать чувство. К мужу вы эти чувства в той мере, в какой хотите, сейчас не испытываете. К кому бы вы могли еще испытывать эти чувства? Куда девать эти чувства? Может быть, вам нужно больше чувств, чем сейчас?
Фаина: К сыну, и к мужу тоже.
Терапевт: Ведь вы из его ребенка, как вы говорите, должны превратиться в мать. Стать матерью в широком смысле: для мужа, если он в этом нуждается, для детей... Вы предполагаете перейти от чувств одного рода к чувствам другого рода. Может, это в вас рождает тревогу? Может, вы хотели бы, чтобы вас любили, а не вы любили кого-нибудь? Вы же говорите, что вам не хватает слов мужа о том, что он вас любит.
Фаина (слегка улыбается): Может, мне надо больше любить?
Терапевт: Да. Как этого можно достичь? Вы начали с того, что ушла мама. Мама-то вас любила, и с ее уходом проблема необходимости чувств к себе обострилась, стала актуальней. И когда вы говорите, что станете хорошо относиться или любить тех, кому будете помогать, то, может быть, в этом заключается надежда, что и они за это будут вас любить?
Фаина: Меня могут, наверное, любить конкретные люди.
Терапевт: Могут и должны. Но какой любви вы хотите? В какой любви вы нуждались в детстве, но не получили? Что может быть с этим связано? Мы говорим о том, почему сейчас у вас нет ощущения целостности, которое было раньше.
Фаина (смотрит задумчиво): Странно, не знаю, как ответить на этот вопрос...
Терапевт: Это трудный вопрос... (Небольшая пауза.) А все-таки, о чем вы сейчас могли бы мечтать? Вспомните, как вам было трудно в детстве, в школе, если бы вы не мечтали. Может, проблема в том, что вы сейчас меньше мечтаете, чем нужно? Вам как бы не о чем мечтать? Вы говорите себе, что вам некуда стремиться?
Фаина: Я действительно меньше мечтаю...
Терапевт: Может, в этом и состоит проблема, потому что, мечтая, человек всегда сохраняет свою целостность? Дополняет себя, чем хочет.
Фаина: Может быть...
Терапевт: О чем бы вы могли сейчас мечтать? Почему вы считаете, что не можете мечтать о любви?
Фаина (усмехнулась): О какой? Вы сказали о любви. Я и мечтаю о любви.
Терапевт: О какой?
Фаина: О любви к другому человеку.
Терапевт: У вас есть такие люди на примете?
Фаина (улыбается): Одни и те же возникают.
Терапевт: Вы можете позволить себе завести роман? (Фаина тяжело вздыхает.) Или это запрещено?
Фаина (постукивает пальцем по губам, чуть не плачет): Странный вопрос...
Терапевт: Люди часто заводят романы, проходят циклы: мечты, очарование, привыкание, разочарование. Роман — это не вся жизнь, которая прожита, а лишь кусочек, в котором есть свои циклы.
Фаина (всхлипывает, но улыбается): У меня странная реакция на слово “роман”...
Терапевт: В некоторых культурах роман — это вещь, не зависящая от возраста. Он может быть и в тридцать, и в сорок, и в шестьдесят. А в некоторых культурах считается, что роман возможен только до тридцати пяти лет. Дальше уже не интересно. Как вы думаете?
Фаина (судорожно вздыхает, вытирает глаза): Я тоже считаю, что можно завести роман. В любом возрасте.
Терапевт: В чем тогда проблема?
Фаина: Не знаю...
Терапевт: Вы можете завести роман? Не теоретически, а практически.
Фаина (помотала головой): Не могу.
Терапевт: Что мешает этому? Никто не стал бы заводить роман искусственно. Я спрашиваю, что мешает этому: боязнь запачкаться или сценарий, в котором это возможно при других обстоятельствах, иной тип жизни, бытовые обстоятельства, стыд?
Фаина (сильно выдыхает): Наверное, стыд и боязнь запачкаться.
Терапевт: В детстве вы мечтали, легко позволяли себе выйти в другое измерение жизни. Делали это без особых хлопот и сомнений. Что мешает вам сейчас открыть новый слой жизни?
Фаина: Не знаю.
Терапевт: Но вы же при этом открыты каким-то новым впечатлениям? Вы приехали в Москву, каждый вечер ходите в новый театр, листаете газеты, смотрите афиши, вам это интересно. Вы включаетесь в жизнь, в новые возможности. Такое впечатление, что в Москве для вас это возможно, здесь другой свет, другие законы, здесь вы — другая, здесь вы моложе.
Фаина: Это не зависит от того, Москва или не Москва. Дома я тоже открыта, могу ходить в гости...
Терапевт (перебивает): Что мешает вам завести роман?
Фаина (вздыхает глубоко и широко улыбается): Ой, не знаю... Наверное, я не встретила человека, который бы мне так понравился.
Терапевт: Вы знаете, роман редко заводят с человеком, который так уж понравился.
Фаина: А я думаю, что только так. Не знаю...
Терапевт: Это правильно, но бывает по-разному.
Фаина (смеется): Что-то внутри меня говорит, что не надо.
Терапевт: Такое впечатление, что вам не очень интересно то, что сейчас происходит в вашей реальной жизни.
Фаина: Наверное... Центр моей жизни сейчас — это мысль о том... (Сильно выдыхает.) ...куда будет поступать моя дочь.
Терапевт: Вы переносите центр своих мечтаний с себя на детей? И в этом — противоречие. Вы вроде бы готовитесь жить их интересами, а на себе поставить крест. Вы этому сопротивляетесь.
Фаина (смеется): Что вы, я такая интересная женщина, еще не старая. Я не согласна с крестом, конечно.
Терапевт: А вы не можете представить, что и у них есть своя жизнь, и у вас есть своя?
Фаина: Я представляю, что у них будет другая жизнь.
Терапевт: Но какова тогда будет ваша жизнь? Мы начали с того, что мамы нет, дети могут уйти, муж тоже отошел, может быть, вы его не так любите или он вас не так любит. Эмоциональная дистанция изменилась.
Фаина (кивает): Изменилась.
Терапевт: Вы стали более одинокой. Вы были уже одинокой, ребенком. И тогда это одиночество оказалось достаточно творческим, вы мечтали, эти мечты отогревали вас. Эта разница между мечтами и реальностью, куда-то вас вела и направляла. И вывела. Сейчас в вашей жизни нет чего-то, что бы вас вело.
Фаина (улыбается): Поэтому я сменила работу. (Смеется.)
Терапевт: Вы сменили работу, но нет впечатления, что вы уверены в этой перемене.
Фаина (вздыхает): Да, на самом деле я не совсем уверена, поэтому приехала учиться.
Терапевт: Вы со мной хитренько разговор ведете...
Фаина (смеется): Нет. Я хотела бы узнать, что хочу. Может, влюбиться... В кого?..
Терапевт: Ваш запрос в том, чтобы найти некую интеграцию, интеграцию между несколькими частями. Где же та часть, которая сейчас является локомотивом? Чего бы вы хотели? Не что вы должны, а что бы вы хотели? (Фаина повторяет шепотом за терапевтом вопрос: “Чего бы я хотела?”) О чем вы мечтаете? О чем вы мечтаете больше сейчас? Вы говорили, что хотели бы помогать людям. Вы даже не употребили выражение “я мечтаю помогать людям”. Это хорошо, благородно, интересно, но мы сейчас говорим о другом...
Фаина: Может, это та часть, которая думает, что ее не могут любить?
Терапевт: Готовы ли вы завоевать любовь? Кто вас может любить?
Фаина (водит пальцем по губам): Не знаю.
Терапевт: Вы же сами говорите, что роман для вас сложен или невозможен. Вы о нем не только не мечтаете, но он даже не входит в орбиту возможных размышлений. (Фаина молчит, смотрит в потолок.) Я не вижу пока в вашем разговоре честолюбия. Это такой энергетический импульс для лягушки, которая хочет выпрыгнуть из болота и попасть в какое-то другое место. Я не чувствую в вас честолюбивого стремления. Вы хотели бы чего-нибудь достичь: стать главным психологом, директором школы?
Фаина (мотает головой): Я не хотела бы стать директором школы, скорее, главным психологом.
Терапевт: Действительно хотите?
Фаина: Да.
Терапевт: Так, давайте нарисуем картинку, чего вы хотите. Дайте мне картинку в ярких красках: вы стали главным психологом, каков ваш кабинет, как вы одеты, как вы общаетесь с людьми?
Фаина: Мне не нужен большой кабинет...
Терапевт: Я вас не уговариваю...
Фаина: Мне достаточно такого кабинета, как здесь или даже меньше, но чтобы это был отдельный кабинет... чтобы там был пациент... (Задумалась, взгляд устремлен вверх.) Что-то не выстраивается... Я вас задурила?..
Терапевт: Меня — нет.
Фаина: Зато себя — да. (Улыбается, запрокинув голову.) Пора завести роман...
Терапевт: Это, знаете ли, легче, чем стать главным психологом.
Фаина: Да? Может, согласиться на роман... (Смеется, наклонилась вперед, вытирает платком нос.)
Терапевт: Роман — это всего лишь одна из возможностей другой новой жизни.
Фаина: Ой, она несет в себе такие сложности... (Вздыхает.)
Терапевт: Конечно! Умываться надо... Духи менять...
Фаина: Нет, там же надо себя чувствовать как-то... в привычной среде. (Повела плечами.) Возвращаться...
Терапевт: В юности две среды — мечты и реальности — вас устраивали. Сейчас у вас одна среда. Этого мало, вы в нее не вмещаетесь. Это гипотеза, не спорю. Какой может быть вторая среда? Вы сказали, что хотите стать главным психологом. Но дальше этот образ бледнеет. Бледнеет и падает со стула. (Фаина засмеялась.) Кабинет сморщился, затем из него вывалился один стул, на стул свалились вы и тоже стали валится с него. Что бы вы хотели? Где ваш завтрашний день?
Фаина: Наверно, в романе... (Мечтательно глядя в потолок.)
Терапевт: Да Бог с ним, с романом! Вы сказали, что хотите интеграции. С чем? Давайте проведем интеграцию с вашим возможным завтра. Вы же не хотите в свое прошлое? (Фаина мотает головой.) А будущего, получается, тоже не хотите, потому что вы его не рисуете. В будущем муж будет еще дальше, дети и мама тоже. Получается, что прошлого нет, будущего нет. А настоящее, что? Настоящее начинает сморщиваться. Это очень опасно. Можно заболеть. Тогда вы будете то выздоравливать, то заболевать. Можно начать помогать людям. Но тогда придется жить их жизнями. Тогда другие люди заменят мечту и романы в юности. Это не такой легкий путь, как кажется. Если вы научитесь отделять себя от чужих жизней, то это ограничит ваши возможности помогать другим людям, а также вашу возможность помогать себе. Довольно сложно найти себя в этой профессии. Для того, чтобы достичь успеха в этой профессии, нужно и для себя обрести частичку счастья.
Фаина: Я бы хотела этого.
Терапевт: В чем оно может быть?
Фаина: Что-то не приходит на ум. Странно...
Терапевт: Спросите себя.
Фаина: Приходят какие-то общие фразы.
Терапевт: Гоните их. Вы на природе любите бывать?
Фаина: Да.
Терапевт: Какие ваши любимые пейзажи, ландшафты?
(Фаина думает, усмехается, но не отвечает.)
Почему вообще вы живете на своем севере? Что вам там нравится? Вас туда сослали?
Фаина: Родилась там.
Терапевт: Мало ли, где вы родились. Вам что, не нравится купаться в теплом море, ходить под деревьями?
Фаина: Нравится, каждый год выезжаем. Скорей бы уехать...
Терапевт: А почему нельзя жить на юге и приезжать на север?
Фаина: Так сложилось. Не бросишь же дом, работу... А муж, вообще, говорит, что сейчас никуда не поедет. Надо детей учить. И я тоже понимаю это.
Терапевт: Вы обречены с кандальным звоном ходить вокруг дома?
Фаина (говорит мечтательно, поглаживает пальцем левой руки горло): Ой, я бы хотела, чтобы было много травы, и деревьев, и цветов разных-разных. Чтобы солнечный свет струился... И чтобы это проникало в меня, наполняло какой-то энергией и силой... И чтобы у меня было будущее... (Долго молчит, покачивает головой и смотрит на терапевта) Мало?..
Терапевт: А как вам кажется, этого мало?
Фаина: Нет...
Терапевт: Мало...
Фаина (после продолжительной паузы): Странно... Когда я сказала “будущее”, у меня стало нарастать напряжение.
Терапевт: Вы боитесь будущего? У вас нет сил для будущего? Какие чувства связаны с этим словом?
Фаина (пожимает плечами, вздыхает): Силы вроде бы есть.
Терапевт: Уже хорошо.
Фаина: Опора и те, кто окружает, тоже есть. Надежды, наверное, нет.
Терапевт: Почему?
Фаина: Не знаю.
Терапевт: Что произошло все-таки со смертью мамы? Что произошло с надеждой?
Фаина (вздыхает, начинает плакать, глотает слезы): Не знаю...
Терапевт: Вот вы говорите, что вас похоронят по мусульманскому обряду, детей и мужа — по христианскому. Вы что, на том свете с ними никогда не встретитесь? У вас такое впечатление?
Фаина (плачет): Нет...
Терапевт: Для вас это почему-то значимо? Другой человек, например, сказал бы, что есть точка зрения, что и Мухаммед, и Иисус — это проповедники, или апостолы, одной и той же религии, которая просто по-разному называется. Но конечный результат один и тот же, Бог один и тот же.
Фаина (сквозь слезы): Когда я думаю об этом, у меня появляется слово — “предали”...
Терапевт: Кто?
Фаина (еще сильнее заплакала): Я боюсь... что мои дети... меня предадут... точно так же... как я... Я сейчас поняла... я ощущаю себя предательницей...
Терапевт: Кого?
Фаина: Маму.
Терапевт: Но не папу?
Фаина: Нет... (Плачет.)
Терапевт: Можно написать маме письмо. Или поговорить с ней мысленно или вслух. Сказать ей, о чем вы думаете. Вам будет гораздо легче. (Фаина пьет воду, которую ей принесли.) Вы не думали, что в том, что сейчас происходит или о чем вы думали, заключается некая невыраженность? Если бы вы это выразили и покаялись, вам было бы легче.
Фаина: Может быть, потому что во мне живет чувство, что я не успела. (Судорожно вздыхает.)
Терапевт: Но это никогда не поздно. Один момент: вы можете выразить это достаточно ясно, многое изменится. Второй момент: в вас живет чувство вины. Я думаю, оно возникает не только по отношению к маме. Оно может быть тоже во что-то превращено.
Фаина (пьет воду): Во что?
Терапевт: Не знаю. Как вы думаете? (Фаина откидывает голову, сильно выдыхает.) Вам холодно?
Фаина: Нет, разные ощущения. Вот здесь... (Показывает рукой перед собой.) ...холодно. А в спине горячо.
Терапевт: Предательство — это большая ошибка. Нет ошибок, которые неисправимы. Для того и существуют религиозные чувства, чтобы каждый поступок мог быть прощен, замолен, исправлен... Как вы думаете?
Фаина (шепотом): Наверное, так.
Терапевт: А почему именно будущее вызывает у вас такие чувства? Из-за вины?
Фаина (задумалась): Нет, не из-за вины.
Терапевт: А почему именно будущее у вас вызывает напряжение?
Фаина (очень надолго задумывается, но уже почти спокойна): Возникает слово “с кем”... Не знаю... Вроде бы с детьми и с мужем, но оно появилось...
Терапевт: Угу. Будем делать транс?
Фаина: Да. (Отдает чашку, откидывает голову назад, глубоко вдыхает.)
Терапевт: Чего вы хотите? Каков будет ваш заказ?
Фаина (улыбается): Мне показалось, что вы сказали “будем делать танцы”. Я удивилась, но подумала: “Танцы, так танцы”. (Смеется.) Оказывается, транс... (Откидывает голову назад, задумывается, поднимая брови.) Что я хочу?.. Давайте танцы...
Терапевт: Что это значит?
Фаина: Это значит, что я могу и туда, и сюда. И в настоящее, и в будущее, и в прошлое...
Терапевт: Значит ли это, что вы хотите опять начать мечтать? Перемещаться во времени, воссоздавать новые ситуации?
Фаина: Наверное...
Терапевт: И вспоминать, и мечтать, и как только ваша мечта станет достаточно яркой, вы сможете переноситься. И как будет выстраиваться в реальной жизни то, что было до этого только в мечте. Это будет не совсем так, как в мечте, но близко, и главное, яркая мечта исполнится. Например, мечта строить дорогу. В этом задача?
Фаина: Наверное, в этом.
Терапевт: А еще чего хотелось бы?
Фаина (думает): Наверное... чтобы внутри было какое-то разрешение.
Терапевт: Разрешение чего?
Фаина: Совершать поступки.
Терапевт: Какие поступки вы хотите совершать?
Фаина (долго думает, глядя вверх): Влюбиться, если захочу... Выбрать, если захочу жить с мужем или нет... (Глубоко вздыхает.) Согласиться с решением дочери, если она выберет не то, что я хочу... (Вздыхает.) Хочу быть более гибкой, только не знаю, как... по отношению к себе... (Вздыхает.) Простить маму... (Опять начинает плакать, потом успокаивается, вытирает глаза.) И... по поводу веры... Наверное... пусть будет так, как получится... Достаточно? Пожалуй, так.
Терапевт: Закрываем глаза?
(Фаина устраивается на стуле, глубоко вздыхает и закрывает глаза.)
Терапевт: Давайте представим себе, что мы отправляемся в далекое путешествие, может быть, даже на поезде. Вы принимаете удобную позу, потому что ехать долго... И поезд будет постукивать... Давайте прислушаемся к флейте... она о чем-то говорит... и кажется, что ее грустный мотив куда-то уходит... и вместо грусти появляются другие чувства... и мотив становится другим... и хочется успокоить свои веки... Почувствовать мягкость губ... тепло в руках... И ноги находят свободу... И этот поезд — неизвестно откуда и неизвестно куда... И, может быть, вам понравится почувствовать себя от всего убежавшей школьницей... вдруг выросшей и способной на самостоятельные решения... И весь мир кажется открытым... И поезд куда-то несет вас... И вы смотрите в окно... и слышите посторонние шумы... В душе у вас почему-то звуки флейты... И чувства, как пузырьки в бокале с минеральной водой или шампанским... они всплывают, лопаются... и при этом приближается умиротворение... И есть одно... очень любопытное сейчас... чувство... как иногда в детстве... Мы с вами обязательно сейчас найдем клад... (Подчеркнутое слово произносится с нажимом.) особый, своеобразный клад... который позволит нам пользоваться своей жизнью... так же, как раньше... и при этом совсем иначе... И может быть, вы раньше слышали или читали об этом... Но мало задумывались о том, что тоже можете найти клад... Просто так... само собой... вдруг... И почувствовать, что вы мечтали об этом, хотя и не думали... Найти клад... И что бы с вами ни происходило сейчас... расслабляющиеся руки и плечи... закрытые глаза... подрагивающие веки...
Клад — это то, что происходит внезапно. Клиентка полагает, что все время существует какая-то опасность: вдруг она заболеет, появится какое-то психическое нарушение. У нее есть некое тревожное предощущение, а клад — это тоже нечто внезапное и одновременно очень положительное. То, что еще можно ждать от жизни. Кроме того, клад — это что-то, стоящее на перепутье мечты и реальности.
Вы чувствуете, как вас оставляет напряжение... как будто бы это теплая ванна со струящейся в ней водой... И струящаяся вода... смывает с вас все лишнее... И вы чувствуете свои запястья и предплечья... и шею... и декольте... такими открытыми и гибкими... как будто бы тело готовится к танцу... И может быть, вы вспомните кошку... как она мягко и плавно лежит... (Терапевт говорит, растягивая окончания слов) меняет позу... шевелится... И таким же почувствуете свое тело... Подвижным... текучим... и одновременно очень спокойным и устойчивым... И давайте представим себе, что где-то совсем в непривычных местах... в теплом и красивом месте... вы идете по лесу... и слышите пение флейты... и пение птиц... И хотя время от времени появляются слегка тревожащие вас картинки... ваших знакомых... близких... Вам становится все спокойнее и спокойнее... все спокойнее и спокойнее... спокойнее и спокойнее... Давайте представим себе, что вы в этом лесу... находите спокойное, защищенное место... Вам хочется прилечь, закрыть глаза... и задремать... И удивительно тепло примостить свое тело... и, дотрагиваясь одной рукой до другой, как будто бы закрыться... И вы знаете, что сейчас вы можете увидеть особый, вещий сон, который подскажет вам, где находится клад... где находится что-то важное для вас... И чувство приятного ожидания... приятного ожидания... как аромат духов... это чувство по-прежнему охватывает вас... И вы слышите звуки флейты... они сопровождают вас... и вы не знаете... большая она или маленькая... Это так приятно, как будто душа летит... И так приятно вспомнить, как улыбаются ваши губы... как открывается ваше лицо... как подвижность вашего тела и гибкость суставов... переходит в подвижность лица... его открытость... готовность улыбнуться... Давайте представим себе... вы засыпаете... то просыпаетесь, то засыпаете... глубже... спокойнее... И неожиданно возле вашего дерева... вы чувствуете, что совсем невдалеке... около старого пня... какая-то полузасыпанная ямка... Вы подходите к ней и начинаете осторожно копать землю... прямо руками... совсем неглубоко... почти что в песке... через какое-то время... около старой кладки... бывшего дома... который почему-то напоминает вам прошлое... далекое прошлое... вы находите небольшую шкатулку...
Неопределенность, куда вплывает какой-нибудь детский образ. “Вы с этим уже встречались, вы проходили мимо, и здесь, в обычной жизни, вчерашней, или два года назад, или в какой-то давней вы вдруг находите для себя клад”. Образ клада можно истолковать как клад из драгоценных камней, колец, и из того, что тогда происходило, но не было увидено или оценено.
и в этой шкатулке... когда вы ее открываете... вы видите много колец... перстней... Сверкают драгоценные камни... очень красивые кольца... самой разной работы... Среди них вы находите одно... которое кажется вам волшебным... И вы понимаете, что каждое кольцо... хранит какие-то загадочные отблески... чужих жизней... других жизней... И стоит к ним прикоснуться... как вы через это кольцо прикасаетесь к этим жизням... Можете войти в эти жизни, чужие судьбы... (У Фаины начинает дрожать подбородок, она плачет.) И почему-то вы понимаете, что среди этих колец... есть кольца ваших предков, которых вы знали... или не знали... И вам хочется плакать... а иногда вы чувствуете радость... радость и покой... радость и покой... И одно из колец напоминает о чем-то веселом... о чем-то веселом... Хотя вы продолжаете плакать... продолжаете плакать... вам хочется начать улыбаться... улыбаться... улыбаться... Спокойно и легко... спокойно и легко... расслабленно и спокойно... (Подбородок перестает дрожать, клиентка дышит ровнее.) И так интересно рассматривать кольца... и хотя немножко страшно... и одновременно радостно... примерять их... И некоторые кольца подходят вам... подходят вашим пальцам... И когда вы смотрите на одно кольцо... на его сверкающие грани... в каждой грани вы можете увидеть нечто особое... (У Фаины текут слезы из глаз) нечто особое... И сверкающие лучи... посылают вам какие-то особенные сообщения... И вы чувствуете, что среди этих колец... есть ваше кольцо... которое вас связывает чем-то незримым... так же, как кольцо охватывает палец... замыкает его... делает единым целым... Кольцо отражает человека и срастается с ним... Вы чувствуете, как много чужих жизней связано с вашей жизнью... и проникают в нее... И как ваша жизнь, образуя разные кольца... тоже охватывает и вплетается в жизнь других людей...
Один из мотивов — мерцающие огоньки, звезды вдали. Они напоминают ей о блеске, о переливах, о гранях. О сложности и простоте. Кроме того, это действительно кольца разных людей, их можно перебирать и отыскать свое собственное кольцо.
Кольцо — такая вещь, которой может быть лет триста, оно как бы объединяет историю. В кольцах легко найти что-то знакомое. Клиентка очень мало рассказывает о себе как о женщине. Она говорит все время о себе как о человеке. У нее не развит до конца собственный женский образ. А кольца — это очень женский образ.
Спокойно и легко... И эти сверкающие кольца, которые вы могли бы носить на разных пальцах... вы можете унести с собой... и время от времени доставать одно из них... (Фаина глубоко вздыхает, слез не видно) и примерять... и жить с ним... и класть обратно... И очень важно знать, что у вас в запасе есть разные кольца... каждое из которых разматывается особой дорожкой, особой ниточкой... и куда-то ведет... И если вы захотите... лучше понимать других людей... и примериться к их жизни... вы можете поперебирать разные кольца... и найти какое-то, которое покажется вам похожим... помогающим... и поносить, пообщаться с ним... А если вам захочется побыть одной... и найти свое самое счастливое кольцо... вы можете взять его из этого ящичка... и тоже потрогать, поносить... прикасаясь к нему... почувствовать свою новую жизнь... войти в нее с новыми чувствами... И неожиданным образом... ваша энергия будет вас куда-то вести... вести... И этот клад... эти обретенные кольца... обретенные кольца... напомнят вам о чем-то в прошлом, поведут куда-то в будущее... они станут вашими... И в этом же лесу... вы можете представить и найти... особый ключ... и рядом — озеро... Как будто бы в одном месте... есть особая мертвая вода... которая заставляет, если ею умыться... обо всем забыть, от всего очиститься... И рядом — другая вода... живая... которая как будто бы опять возвращает вам цельность... И выходя из нее... вы улыбаетесь... И кажется, что ваше тело улыбается... И хотя на вас совсем нет одежды, вы чувствуете себя такой защищенной... такой открытой... И кажется, что в этом новом... новом для себя состоянии... вы можете опять одеться... (У Фаины задрожал подбородок, она опять начинает плакать) и начать жить... И, когда вы хотите... вы опять входите в воду, которая вас от всего избавляет... И с каждой вашей слезой вытекает все тяжелое, что лежало на душе... Спокойно и легко... И когда вы захотите... после этого... вы можете примерить кольцо... представить разные кольца... представить разные кольца... почувствовать... и войти вместе с ними... в новый отрезок жизни... в новый отрезок жизни... Спокойно и легко... (Пауза.) Вы слышите флейту... (Фаина вздыхает, понемногу успокаивается) ...и чувствуете себя расслабленной и спокойной... И иногда вы чувствуете себя совсем одинокой... предоставленной самой себе... А иногда вы сливаетесь с другими людьми... со своими близкими... и чувствуете их рядом... и радуетесь их любви... несмотря ни на что... Спокойно и легко... спокойно и легко... И в этой мертвой воде ваше тело совершает причудливые движения... оно как будто сбрасывает с себя старую шкурку... А в живой воде тело опять совершает разные движения... и находит легкость и покой... как будто вы танцуете... двигаетесь... обретаете новую радость...
(Фаина сильно выдыхает, открывает глаза, вытирает платком лицо, улыбается.)
Фаина: Все вытекло...
Терапевт: Ничего. Как вы сейчас себя чувствуете?
Фаина: Мне так была приятна эта музыка... Мне как-то легко... Вот ту шкатулку, про которую вы говорили, я открыла и сразу почувствовала, что там кольца. Было так приятно, они все сверкали и играли. И самое удивительное, что эти кольца я взяла с собой вместе со шкатулкой. Ключ только у меня неудачно получился. Мне неудобно вспоминать... Сначала я умывала лицо... (Изображает руками умывание.) Потом, когда вы стали повторять, я начала руками как бы все с себя смывать. Не знаю, насколько полностью это получилось, затем я пошла в озеро, которое откуда-то появилось. Оно было почему-то мутное. Я его расчистила, и в воде стали видны отражения деревьев, но мне это не совсем понравилось, и я из озера перешла в бассейн, где вода прозрачная и яркая-яркая... Я чувствовала, как иногда у меня возникает напряжение, потом проходит... В какие-то моменты снова появляется напряжение в теле, но постепенно оно исчезает. Сейчас я чувствую, что голова у меня свежая.
Мне еще понравилось, что в ванне появилась кошка, о чем я с утра-то и говорила: я проснулась утром, и вдруг ко мне прикоснулось что-то мягкое. Я подумала, что это кошка, но потом поняла: это мои волосы. Я подумала, что у нас ведь нет черной кошки, и ее как бы заменила наша домашняя кошка. Она была со мной в воде, в ванне, но чувствовала себя комфортно, была как бы не на мне, отдельно от меня, но плавала вместе со мной.
У меня возникли очень разные ощущения, когда я выбирала кольца. Я обратила внимание, что колец там очень много и все — с бриллиантами, все сверкали, но были разными. И когда вы попросили меня выбрать кольцо, я хотела выбрать свое кольцо с бриллиантом, которое у меня на пальце. Потом подумала, что мне ведь можно выбрать новое. Я поискала и выбрала другое, которое мне больше понравилось — другой формы, с другими гранями...
И возникали образы, связанные с пережитым, с мамой и отцом. Ни сестер, ни братьев не появлялось, ни мужа, ни детей. Появлялись какие-то не узнанные мной образы. Но это мне не мешало. В эпизоде с кольцами я ощутила какую-то связь со своими корнями, которые трогала, узнавала, прикасалась и могла что-то взять или не взять, что-то положить, просто перебирать... Когда я подходила к шкатулке, она была открыта или сама приоткрылась — я не уловила. Но она оставалась открытой, и тогда, когда я ее с собой взяла, я ее не захлопнула.
Почему-то неясными и размытыми были очертания деревьев, леса. Зато я хорошо увидела, как разгребала руками землю, чтобы достать клад. Я даже почувствовала сначала мох, потом песок...
Мне было как-то трудно совершать движения. Не могу сказать, что я шла от источника к озеру. У источника я чувствовала, что неодета, что смываю все с тела. А там я то ли шла, то ли летела, а может, меня туда тянуло. В этой мутной воде я как-то не ощутила себя. Но зато в бассейне я была как бы раздета...
(Фаина долго молчит, руки спокойно лежат на коленях.)
Появлялись образы детей, мужа. Но самый отчетливый — мамин. Мне показалось, что все прошло очень быстро. У меня было мало времени.
Когда вы говорили о своей мелодии, она совпала с той мелодией, которая звучала. Я испытала чувство радости, узнавания. Мне так понравилось, что мне это знакомо. Я очень боялась, что эта музыка прекратится.
Я не все образы детально видела или ощущала, но как бы следовала той цепочке, которую вы мне предложили. Только не помню, я оделась или нет? (Фаина слегка улыбается, вспоминая.) Только помню, что возвращалась с этой шкатулкой.
Терапевт: Какое ваше общее ощущение? У вас что-то изменилось?
Фаина: Мне было приятно идти со шкатулкой, несмотря на то, что кольца и сама шкатулка вызывали у меня неприятные эмоции. Я думаю, что в этом заключен некий смысл. Возле ручья у меня возникло ощущение, что я действительно что-то смываю с себя. Я знала, зачем это делаю. Наверное, отсюда идет ощущение, что что-то произошло, изменилось. И то, что я выбрала не свое кольцо с бриллиантом, а какое-то другое — тоже имеет свой смысл. Я не уловила смысла в эпизоде с пузырьками в шампанском. Во время транса и перед ним, когда вы со мной говорили, я осознала, что мои переживания глубоки. Я даже не подозревала об этом. И то, как я с вашей помощью выбирала новые ощущения, является, наверное, тем опытом, что я приобрела. Я испытывала переживания, а потом — другие чувства... (Фаина говорит, спокойно откинувшись на стуле, вытянув ноги, сложив руки на коленях.)
Терапевт: Как вам кажется, проделали мы с вами хоть какую-то работу?
Фаина: Да, конечно. Я так долго об этом рассказываю. Ваш вопрос не вызывает у меня сомнения, но какое-то напряжение... там... (показывает себе за плечо) возникает.
Терапевт: Есть ли у вас ощущение, что это серьезная работа?
Фаина: Да. Спасибо вам.
Между живой водой и мертвой
Клиентка страдает аутоимунным заболеванием — отторжением тканей собственного организма. Здесь приводится запись одного из нескольких проведенных с ней сеансов, после которых наступила ремиссия — болезнь перестала прогрессировать.
Инна: У меня аутоимунное заболевание.
Терапевт: Что это значит для тебя? Расскажи, что ты чувствуешь при этом? Ты боишься его?
Инна: Я боюсь, что это зайдет слишком далеко. Тогда страшно.
Терапевт: Значит, ты хочешь, чтобы оно не заходило слишком далеко?
Инна: Да.
Терапевт: А как ты думаешь, почему оно у тебя возникло?
Инна: Я не знаю.
Терапевт: Но ты же материалист...
Инна: Была стрессовая ситуация... Авария...
Терапевт: И что?
Инна: У меня, наверное, стресс был... (Как-то вся сжимается, как будто начинает плакать).
Терапевт: Ты мокрая, как мышонок. Ты мышонок?
Ее защита, ее способ поведения заключается в том, что все очень просто: белое — это белое, вода — мокрая, она — девочка. И я задаю ей абсурдные вопросы, которые то ли имеют значение, то ли не имеют... Но, скорее всего, все-таки имеют. И ее реальные реакции очень сложны: она закрывается руками, отстраняется, смотрит в сторону, краснеет, у нее выступает пот. Обильная игра сосудов, обильное нервное движение... И когда я спрашиваю: “Ты мышонок?”, имеется в виду: “Ты человек?”, “Ты можешь фантазировать, ты можешь создавать какие-то ассоциации, ты можешь решить, что сама отвечаешь за свое заболевание?” Она вначале ведет себя так, как будто это происходит не с ней. Ассоциация с мышью не случайна. Клиентка чувствует, что она сейчас мокрая, потная, мечущаяся, дрожащая. Это образ испуганного мышонка, который меньше, чем взрослая мышь, который попал в ситуацию, где его неожиданно осветили, и испуган, что на него обращают слишком много внимания и хотел бы спрятаться. Это видно по однозначности ее ответов, по их краткости и уклончивости. Ее реакции очень двойственные: с одной стороны, это реакции сотрудничества, попытки ответа, с другой стороны — реакции уклонения, ухода, отрицания. И я все время играю с ней в этой амбивалентности, задаю полярно противоположные вопросы.
(Инна плачет.)
Терапевт: Тебе стыдно?
(Инна отрицательно качает головой. Потом утвердительно качает головой.)
Терапевт: Это хорошая реакция. Ты не мышонок, не лягушка?
Инна: Я неведома зверушка.
Терапевт: Неведома зверушка, почему ты плачешь?
Здесь я играю с ней в нарушение ее возраста и статуса. В своих интервенциях я выясняю вопрос, готова ли она принять ответственность за свое заболевание, за свои ощущения, выбирает ли она их, отвечает ли за них, хочет ли их, хочет ли их изменить, куда она хочет их изменить. Меня не устраивает ситуация, в которой она является пассивным объектом, мне хотелось бы, чтобы она сама принимала решения, готова была как-то измениться. Дело в ее собственном отношении к болезни. Если клиентка готова отвечать за свою жизнь сама, то, видимо, она может также бороться и отвечать за свое состояние, частью которого является ее болезнь.
(Инна пожимает плечами: “Дескать, не знаю...”)
Терапевт: Ты материалист?
(Инна кивает.)
Терапевт: А почему была стрессовая ситуация?
Мне кажется важным, что я чередую свои вопросы таким образом, что на часть вопросов вообще нельзя ответить. Это утверждения, это раскачки, вопросы-междометия, вопросы с таким сложным коллапсирующим смыслом. А часть вопросов, следующих после этого, очень просты, на них, по контрасту, вроде бы легко отвечать. Что дает эта ситуация? Клиентка чувствует облегчение после предыдущих вопросов, начинает отвечать гораздо конкретнее.
Инна: Мы на машине попали в аварию...
Терапевт: Ты виновата?
(Инна отрицательно качает головой.)
Терапевт: Точно?
(Инна кивает.)
Терапевт: И все перевернулись? И кто был в машине?
Инна: Вся семья. (Плачет.) Я, мама, папа и сестра.
Судя по ее реакции, эта ситуация ею не пережита, она полна эмоций, причем эмоций неразряженных, неосознанных, не пришедших во внутренний эмоциональный порядок... Есть какая-то тайна в этом, нечто скрытое. Задавая об этом вопросы и предлагая ей об этом публично рассказать, я проделываю работу по разрядке этих подавленных эмоций...
Терапевт: И кто ударился?
Инна: Я вообще не ударилась. Я хоть и вылетела из машины, вообще не ударилась.
Терапевт: Тебе повезло. Ты чувствуешь, что тебе повезло?
Инна (после долгого раздумья): Не чувствую.
Ее реакция при ответе на вопросы совсем другая, чем вначале, она начинает задумываться над вопросами. Очень важно задавать ей необычные вопросы, она пытается на них отвечать, и тот момент, когда она думает об этом — очень важная терапевтическая часть работы. Клиентка начинает допускать, что сама действует как некая сила.
Терапевт: Но машину все-таки ты перевернула или нет?
Инна: Не я.
Терапевт: Хорошо, а кто ударился? Вот ты пришла в себя, и что увидела?
Инна: Я увидела, что мама лежит рядом с деревом и не двигается. А папа сзади в машине...
Терапевт: Ты испугалась? (Инна отрицательно качает головой.) Ты ничего не поняла? (Инна утвердительно кивает.) Но может быть, ты обрадовалась?
(Инна подумала и отрицательно качает головой.)
У нее часть очень нечетких, разнонаправленных реакций. Это реакции, которые не имеют одноканального выхода, это как взрыв — в разные стороны. При таком процессе, в чем-то аналогичном коллагенозу, происходит неожиданным образом расслоение ткани. Часть вопросов имеет задачу помочь ей отыскать какую-то воронку, какой-то выход ее эмоциям. Ее амбивалентность, неясность, невыраженность кажется мне требующей своего выражения.
Терапевт: Хорошо, скажи мне, а с сестрой что случилось?
Инна: У нее была трещина на руке...
Терапевт: А как ты к сестре относишься?
Инна: Хорошо.
В ответ на вопросы о сестре у нее возникает большее придыхание, горловой спазм... Я думаю, что она подавляет нелюбовь к сестре. Это лишний раз говорит, что у нее довольно много для ее возраста непроясненных, подавленных, противоречивых чувств.
Терапевт: А она к тебе?
Инна: Тоже.
Терапевт: Скажи, а ты можешь кого-нибудь ненавидеть?
Инна (после долгих раздумий): Не знаю точно. Может, и могу.
Терапевт: А ведь часто случается, что можно и любить, и ненавидеть одного и того же человека. Вот маленький ребенок: он и любит родителей, а потом они ему надоедают, он их ненавидеть начинает. Ты можешь кого-то ненавидеть? (Инна долго задумчиво молчит.) Можешь. Кого ты ненавидишь? Хотя бы иногда?
Инна (после длительной паузы): Сестру...
Мне не важен ответ. Мне важен процесс допущения, что она может кого-то ненавидеть, процесс расширения зоны возможных чувств, разрешение на негативные чувства, возможность представить себе, что разные чувства имеют право быть одновременно. И мне важно как бы разрешить ей, при случае, увидеть, признать, что она действительно кого-то ненавидит.
Терапевт: Почему? Потому что она мешает тебе быть одной в семье?
Инна: Не знаю...
Терапевт: Ты материалист?
(Инна смеется.)
Терапевт: Смотри, у тебя все время две реакции: сначала ты плачешь, потом смеешься... Ты ведь говоришь про заболевание, в котором волокна растворяются, и здесь, в этих своих состояниях ты тоже как бы расслаиваешься на разные части, и между клетками не остается волокон... Как будто есть два существа, одно — такое хорошее, все понимающее, реалистичное. А второе существо у тебя какое? Где ты его прячешь? Может быть, тебя лучше распилить? На две части? Или срастить лучше? А? Тебе нравится болеть?
Инна: Не знаю...
Терапевт: Или ты уже привыкла?
Инна: Я привыкла...
Терапевт: Знаешь, страдание — хорошее наказание за какую-то вину. Ты, получается, при деле. И ничего поделать нельзя, все происходит как бы без твоего участия. Ты жить-то вообще хочешь?
Инна: Хочу.
Терапевт: Зачем? Чтобы мучиться?
Инна: Нет. Да я в общем-то и не мучаюсь...
Терапевт: А почему ты сейчас плачешь?
Инна: Не знаю...
Терапевт: А как ты думаешь?
Инна: Потому что волнуюсь.
Терапевт: А почему ты волнуешься? Ты вспомнила ситуацию с аварией? (Инна кивает.) А были еще какие-нибудь ситуации раньше, которые заставляли тебя сильно волноваться? На тебя в детстве кто-нибудь орал? (Инна отрицательно качает головой.) Никогда?
Инна: Сейчас не помню...
Терапевт: А ты на кого-нибудь орала?
Инна: Наверно, орала...
Терапевт: А бывало так, что тебе хотелось на кого-то наорать, а ты себя сдерживала?
Инна: Да.
Терапевт: На кого?
Инна: Думаю, на сестру.
Терапевт: А сестра, когда случилась авария, что делала?
Инна: Она тоже испугалась, наверное.
Терапевт: Наверное... А что она делала?
Инна: Плакала, наверное.
Терапевт: Наверное или плакала?
Инна: Не помню.
Терапевт: Ты эту ситуацию боишься вспоминать, что ли? Хорошо, можешь ты вспомнить какую-нибудь другую ситуацию, которая значима для тебя? Или неприятна? Из тех, что раньше происходили. Это явно не первая ситуация.
Инна (после долгих раздумий): Не могу вспомнить...
Терапевт: Ты мышонок? Каким животным ты хотела бы стать, если бы у тебя была такая возможность?
Инна: Кошкой.
Терапевт: А почему?
Инна: Она спокойная, ласковая.
Терапевт: Ты хотела бы быть спокойной?
Инна: Да.
Терапевт: А ты спокойная?
Инна: Я почти всегда спокойная.
Терапевт: Ты внешне спокойная или для себя спокойная?
Инна: И внешне, и для себя.
Терапевт: А что нужно, чтобы ты для себя была спокойной?
Инна: Уверенность.
Терапевт: А что дает тебе уверенность?
Инна: Например, сознание, что я в чем-то лучше других.
Терапевт: А почему тебе надо быть лучше других? Приведи какой-нибудь пример.
Инна: Например, в учебе...
Терапевт: Ты хочешь жить одной головой. Тебе что, вообще тело не нужно?
У нее в каком-то смысле подростковая проблема — отношения со своим телом. Она не знает своего тела достаточно. У подростков то ноги растут быстрее, то руки, они такие неловкие, словно жеребята. Для нее вопросы “Любишь ли ты свое тело?”, “А ты за свое тело отвечаешь?” абстрактны. Она и не девочка, и не женщина, она не мышонок, не лягушка... И я делаю попытку облегчить для нее понимание — кто она и куда стремится. Я думаю, что она свое тело знает мало, как бы спотыкается в нем.
(Инна молчит.) А какие предметы ты больше всего любишь?
Инна: Я, наверное, люблю предметы, где надо применять логическое мышление.
Терапевт: Интересно, какие же в медицинском институте есть предметы, где нужно применять логическое мышление? (Общий смех.) Хорошо, а вот если бы ты сейчас выбирала заново институт, куда бы ты пошла? (Инна долго молчит.) Ты думала об этом? (Инна отрицательно качает головой.) Ты вообще не думала о том, что твоя жизнь могла бы пойти иначе, и ты могла бы быть не домашней девочкой, про которую все известно и понятно, куда ей идти, что ей делать... Не домашней кошкой, а дикой кошкой. Думала?
Инна: Да.
Терапевт: И что это могла бы быть за дикая жизнь? Если перед тобой стоит выбор: или ты будешь болеть и жить своей правильной жизнью, или должна будешь все изменить — образ жизни, род своих занятий. Кем бы ты стала, как бы ты жила, куда бы уехала? Как бы ты могла жить дикой кошкой?
Новая жизнь, другая жизнь, другое тело, другая степень ответственности за себя — от этих идей клиентка начинает пробуждаться.
Инна: Я бы, наверное, журналистом стала.
Терапевт: Расскажи об этом побольше. Представь, что ты должна через неделю принять решение. Что бы ты стала делать? Куда бы ты сейчас ехала, как бы ты жила?
Инна: На юг бы ехала...
Терапевт: Куда на юг? В Казахстан? В Объединенные Арабские Эмираты? Или в Сочи?
Инна: В Сочи.
Терапевт: И что дальше? (Инна молчит.) Я хочу, чтобы ты пофантазировала, потому что, может быть, ты живешь какой-то чужой жизнью...
Инна: Мне бы хотелось жить жизнью, в которой я бы рисковала.
Терапевт: Хорошо, мне это тоже нравится. Где бы ты рисковала? Понятно, что в Сочи ты бы рисковала... (Общий смех.) И как бы ты работу стала там искать?
Инна: Что-нибудь с горами связанное.
Терапевт: А в Сочи есть горы?
Инна: Наверное...
Терапевт: Хорошо, это такая работа — по горам лазить. А что бы ты делала как журналистка? Как ты видишь эту свою работу? Ты когда искала бы ее, ты бы плакала?
Инна: Нет, наверно...
Терапевт: Ты была бы смелая? Потому что тебе нечего было бы терять? Потому что никто за тобой бы не следил, не было бы знакомых вокруг? (Инна кивает.) То есть, ты могла бы начать какую-то совсем новую жизнь. Как?
Инна: Мне страшно, конечно же. Но я сумела бы...
Терапевт: Если бы ты выбирала: остаться на своем месте и болеть или начать новую жизнь, то что бы ты выбрала?
Инна: Новую жизнь.
Терапевт: А тебе хочется новой жизни?
Инна: Хочется.
Терапевт: Хорошо, а сама ты не можешь начать новую жизнь, тебе нужно, чтобы для этого что-нибудь случилось?
Инна: Да.
Терапевт: А что тебе мешает начать новую жизнь, жить так, как тебе хотелось бы?
Инна: Привычка мешает.
Терапевт: Ты говоришь о том, что как будто бы запрещаешь себе мечтать... Такое впечатление, что ты запрещаешь себе мечтать, чтобы не пришли те образы, которые подсказали бы тебе, чего ты хочешь...
Инна: Нет, я мечтаю.
Терапевт: Ты мечтаешь? О чем? Хоть намекни. Ты знаешь, что мечты, если они направленные, — сильное средство от очень многих болезней. Нет ничего лучшего в качестве компенсирующей силы, чем мечты. Мечты — это все равно, что иммунитет. У тебя же проблемы с иммунитетом? Мне кажется, что ты все-таки подавляешь свои мечты. Ты как мечтаешь? Когда?
Инна: На лекциях. (Общий смех.)
Терапевт: Так ты же говоришь, что отличница, что ты чувствуешь себя уверенно, только когда учишься хорошо. А кроме как на лекциях, ты не мечтаешь?
Инна: Мечтаю.
Терапевт: Когда?
Инна: Когда ем. (Общий смех.)
Терапевт: Ты времени зря не теряешь. Ты такая дисциплинированная? (Инна отрицательно качает головой.) Тебе в Сочи трудно придется поначалу. Когда ты еще мечтаешь?
Инна: Когда книжку читаю.
Терапевт: Еще когда?
Инна: Когда спать ложусь... И еще в ванной.
Терапевт: Когда ж ты не мечтаешь?
Инна: Когда общаюсь с кем-нибудь...
Терапевт: Тоже, наверное, мечтаешь иногда...
Инна: Нет, когда общаюсь — не мечтаю.
Терапевт: Да ты, наверное, мало общаешься...
Инна: Много.
Терапевт: А что для тебя интереснее — реальность или мечты? (Инна молчит.) Хорошо, а как же ты все-таки видишь свое дальнейшее обучение? И вообще свою жизнь? Как это будет происходить? Ты вообще это будешь делать для себя или для родителей?
Инна: Не знаю.
Терапевт: Что ты плачешь все время? Тебе интересно учиться?
Инна: Сейчас пока нет. Но потом должно быть. У нас сейчас нет никаких занятий в клинике, а когда будут, станет интереснее.
Терапевт: И ты будешь меньше мечтать, больше работать. Быть примерной девочкой? Такое чувство, что не все твои части этого хотят, что есть у тебя какая-то часть, которая хочет другого. Как ты думаешь?
Ситуация подавления, которую мы видим, вызывает ощущение, что у клиентки части взаимодействуют не ансамблем, она просто подавляет какие-то свои “прочие” части. Хочет выглядеть целостной, хотя на самом деле не является такой. Она мечтает, хотя вроде бы и не знает, что мечтает. А в основном, как выясняется, только и делает, что мечтает. Болезнь является некоей метафорой рассогласования частей. И попыткой как-то разорвать единое целое, идти в разные стороны, чтобы ничего не знать о других частях. И целью, собственно, становится некая целостность, которую возможно достигнуть через диалог частей. Нужно, чтобы диалог был достаточно интенсивным, и, если он будет достаточно интенсивным на таком уровне переживаний, то существует вероятность, что он затронет и соматический уровень.
Инна: Думаю, что есть.
Терапевт: А что это за часть? Ты согласна с таким допущением, а это может быть и совершенной неправдой, что в тебе — две части, и когда ты говоришь от имени одной из них, ты говоришь уверенно и четко, что хочешь учиться, стать врачом, жить домашней жизнью. А потом вдруг что-то происходит, ты переключаешься и говоришь от лица другой своей части, которая хочет иной жизни. Но между собой они не разговаривают — такое впечатление, что они боятся друг с другом встречаться.
Инна: Допускаю.
Терапевт: Хорошо, тогда как же быть? Они же хотят растащить тебя на две разные части? Эти волокна, которые в тебе расслаиваются — это же и есть та перегородка, которую ходят расслоить эти две части, чтобы разбежаться в разные стороны.
Инна: Мне надо в будущей работе найти какой-нибудь элемент риска, чтобы...
Терапевт: Но элемент риска уже есть — твое заболевание. Классный элемент риска — то ли выживешь, то ли нет... Тебе нравится такой элемент риска?
Инна: Нет, не нравится.
Терапевт: А почему не нравится? Можно сидеть на месте и рисковать. В конце концов, очень удобно. Ну хорошо, а что ты еще знаешь про свою вторую часть? Почему ты плачешь?
С помощью таких высказываний я готовлю клиентку к тому, чтобы можно было легче принять идею разных частей. Не мышонок, не лягушка, а дракон — три головы... Иными словами, идея, что у нее имеются разные части, и они действительно разные, созревает в ней, она принимает ее как имеющуюся. Другим выражением этой идеи служит то, что сосуществуют разные противоречивые чувства: чувства, которые являются противоречивыми и как бы растягивают человека в разные стороны, на самом деле нормальны.
Инна: Не знаю.
Терапевт: Ты часто плачешь?
(Инна кивает утвердительно.)
Терапевт: Ты краснеешь, когда плачешь?
(Инна кивает утвердительно.)
Терапевт: Хорошо, как же сделать так, чтобы эти две части находили контакт друг с другом?
Инна: Надо, чтобы более официальная часть осознала, что есть еще и вторая часть.
Терапевт: Но ведь вторая часть — баламут, она хочет менять твой образ жизни, хочет в Сочи: а ты попробуй договорись об этом с правильной частью. Одна часть хочет все расшвырять в стороны, а вторая любит порядок, чтобы все лежало как надо. Они же друг друга и видеть не хотят, и слышать друг о друге не могут. У других людей бывает и целых четыре части — и все ничего себе, как-то общаются... А какие есть доказательства тому, что эта вторая часть действительно существует? Может быть, это выдумка? Понимаешь, потому что если перевести это на другой язык — на язык нашего аутоиммунного заболевания — это такое заболевание, которое само с собой борется. Состояние, которое само себя пожирает. Мне кажется, ты тоже сама себя пожираешь. Что ты плачешь? Мы сейчас устроим перерыв, а после него опять за тебя возьмемся. Не убежишь?
Когда я говорю ей “не убежишь?”, то показываю, что понимаю, как ей трудно. Я с ней солидарен, как бы даю ей понять: несмотря на то, что все вроде бы игра, это все-таки очень сложная работа.
Инна: Хочется убежать.
Терапевт: Какой части больше хочется?
Инна: Взбалмошной.
Терапевт: Так это, может быть, вообще хорошая часть? Или она неправильная?
Инна: Я не знаю, правильная она или неправильная.
Терапевт: Как не знаешь, она может кому-то завидовать, или кого-то ненавидеть — вообще это черт знает что за часть... Ты что, должна ее в узде держать, эту часть?
(Инна незнающе-неопределенно пожимает плечами.)
Терапевт: Эта часть тебе кажется ужасной?
Инна: Да нет, по-моему...
Терапевт: Так, а что же? Можешь, значит, с ней общаться? С взбалмошной частью?
Инна: Могу, наверное.
Очень важный вопрос: “Какая твоя часть хочет сбежать?” Я напоминаю ей, что если ей хочется сбежать, это одна из ее частей хочет сбежать, а вообще-то ей хочется остаться. Эта игра с самого начала ведется для того, чтобы дать ей понимание, что она сложная натура. И следует не искать простоты, а работать с этой самой сложностью.
(После перерыва.)
Терапевт (обращается к участникам семинара): Сегодня мы с Инной попробуем поработать и продемонстрировать новую разновидность транса. Он будет, скорее, неопределенным, и переживания могут быть восприняты человеком по-разному: он сможет достраивать свою картинку вокруг того, что происходит. Инна любит, чтобы все было очень точным, а этот транс будет предельно неточным. К сказанному можно вовсе не прислушиваться, но тем не менее вы увидите, как могут работать образы и ритмический строй.
У меня сложилось чувство, что клиентка боится определенности. Когда я сказал, что транс будет неопределенным, она радостно закивала, успокоившись, что с ней ничего не сделают. У нее существуют опасения, что на нее будут воздействовать, начнут придавать ей какую-то форму, отчеканивать, как монету, завершать. К этому она не готова. Потому что до принятия окончательной формы существует возможность выбора, происходит метание, она хочет это пройти, прожить...
(Инна вертит колечко на пальце.)
Терапевт (обращается к Инне): Ну что, бросаем колечко в море?
(Инна улыбается.)
Терапевт: Хорошо. Давай закроем глаза и прислушаемся к какому-нибудь ритму... Может быть, ты услышишь или представишь себе, как птицы поют. А может, услышишь какие-нибудь шевеления вокруг... Или ты можешь вспомнить, как в лесу под ветром качаются сосновые деревья... А еще ты можешь прислушаться к ритму своих век... как они дрожат... Может быть, к своему дыханию. Легко-легко колышется кофточка... Давай себе представим, как в детской сказке, что ты оказываешься в дремучем лесу, где поют птицы, и колышутся очень высокие, очень мощные сосны. И, может быть, тебе становится страшно... (Далее ритм очень замедляется.) Представь себе, что как в сказке, ты оказываешься около двух ручьев... И в них совершенно разная вода... В одном — мертвая, в другом — живая... Тебе очень страшно оказаться рядом с этой холодной темной водой. Если хоть капля попадет на тебя, ты можешь заснуть и почувствовать, как все тело... деревенеет и склеивается... А стоит брызнуть на тебя живой водой... и это склеенное тело... начинает шевелиться и дышать... И страшно, что не окажется вокруг кого-то, кто сможет вовремя зачерпнуть воды...
Клиентка очень склонна к колебаниям... Как бы находится в протопатическом состоянии, когда основное, что с ней происходит, это неуверенность, колебания. Следующая стадия развития — принятие того или иного решения. На этой стадии она краснеет, бледнеет, мечется, как бы даже не понимает, что возможен какой-то выбор. У нее пять возможных движений в разные стороны. И для нее возможность выбора между “или — или” — уже очень сильное облегчение, развитие, формирование. Я направляю ее в эту сторону. Два ручья, и надо выбрать один из них, что вызывает колебание. Здесь — полярность жизни и смерти. Ручьи куда-то текут. Это движение, поток мелких капель. Таким образом, клиентка оказывается между чем-то, что-то ее омывает. С другой стороны, если брызнуть мертвой водой, она как бы склеивается, застывает, тело становится мертвым, она превращается в Спящую Царевну, приходят всякого рода детские ассоциации с замиранием.. А живая вода, наоборот, вызывает оживление — такой легкий переход от одного к другому. Вода — это ужас колодца, заглядывание куда-то в глубину, вниз, тяжесть. “Если я разлагаюсь, то, кажется, я в воду попадаю, меня размывает”. Вода как разбирающий образ, и вода как образ чистоты. Вода — это то, что смывает грязь и уносит ее. Вода — это то, что обновляет. То, из чего выходишь, это выход из старой жизни к новой жизни.
Тебя почему-то тянет то к одной воде, то к другой. И ты чувствуешь очень ясно, что в одной воде есть притягательная прохлада... и какая-то особенная цельность и законченность... И кажется, что эта вода тяжелая... Стоит только брызнуть ею или пригубить... или даже посмотреть на нее... как она начинает тебя завораживать... И эта тяжесть передается векам и рукам... И кажется, что как в сказке, как в замке, опускается кисея... и все вокруг засыпает... перестает двигаться... успокаивается... И возникает полная тишина... Куда-то уходят знакомые звуки города, и шум деревьев, и пение птиц... И ты как будто двигаешься в двух направлениях... Пытаешься ухватиться, запомнить и услышать... машины, птиц и какие-то звуки... А с другой стороны, ты как будто бы двигаешься в полной тишине и покое... Пытаешься шевелить веками, но тебя тянет глубоко-глубоко заснуть... А другая вода, стоит только о ней подумать... журчит... И кажется, что в ней отражаются деревья... Она немножко булькает... И каждая ее капля кажется живой... активной... куда-то стремящейся... Она даже немножко разъедает... И хочется остановиться между двумя ручьями, где-то посередине... Тебя неудержимо тянет ко сну... хочется задремать... И ты можешь представить себе, что, как в сказке с хорошим концом... ты купаешься, пьешь, кто-то окунает тебя... в эту мертвую воду... Твое тело распадается на разные части... Каждая часть отдельно... засыпает... И ты чувствуешь покой...
Распадание на части и собирание вместе — это общая идея, которая была прочувствована уже в беседе. Градус переживания, который собирает вместе. “Кого-то люблю, кого-то ненавижу, этого хочу, этого не хочу...” — одновременно право на притяжение и отталкивание. Право на манипуляции и перемещение внутри самой себя. Сложность и гибкость, а не обязательность однозначности, возможность распасться, принять себя: разные лица, разные чувства, разное отношение к окружающим.
А потом кто-то погружает тебя в живую воду... И ты чувствуешь, как разные твои части... начинают соединяться вместе... сплавляться... Представь себе, что мальчишки что-то плавят в консервной банке... Представь, что в очень сильном огне... разные вещества... разные металлы сплавляют вместе... И в этой горящей, кипящей и в то же время прохладной живой воде... что-то особенное, происходящее в тебе... И кажется, что, как в сказке, по всем твоим жилам проходит... какая-то бодрящая... судорога... которая все соединяет... И опять заставляет биться сердце... шевелиться... Как будто накатывают волны разных забытых чувств... То радости, то грусти...
Общий мотив: “Со мною что-то происходит, со мною происходит много разного, и мне это нравится. Мне нравится меняться, нравится стремиться неизвестно куда, мне нравится риск каждого следующего шага, я не знаю, что со мной происходит, но я этого не боюсь: мне нравится сам процесс изменений, я к нему готова”.
Ты начинаешь глотать, шевелиться... И тебе кажется... что придется еще долго-долго дремать... даже с открытыми глазами... И ты можешь представить себе, что ты — маленький-маленький цыпленок... Сворачиваешься и лежишь в яйце... И ты совсем потерялась... У тебя никого нет... И ты начинаешь заново рождаться... вращаясь... лежа... Легко и спокойно...
Это одно из состояний, в котором ей хочется спрятаться и как-то успокоиться, чтобы не дергаться, не метаться, а скорее свернуться и тихо лежать, как цыпленок в яйце, и чувствовать себя уютно и комфортно. Тихо лежать и наслаждаться тем, что не надо торопиться выходить на свет.
И ты можешь представить себе, что ты, как почка на дереве, не знаешь, с какой стороны возникнет росток... Но ты очень хорошо чувствуешь, как будто варишься в этом теплом... темном... убаюкивающем пространстве... словно в нем опять смешиваются... капельки живой и мертвой воды... И тебе немножко страшно... оказаться без всякого прошлого... как будто в этом яйце... в этом огромном и страшном пространстве... ты раскачиваешься... и немножко вибрируешь... И ты начинаешь чувствовать... что твои глаза когда-нибудь могут открыться... сердце начнет биться... а уши услышат... И ты можешь видеть разные сны... Например, про красивую золотую монетку... у которой две стороны... с разным рисунком на каждой... И эта монетка переходит из одних рук в другие... И от этого перехода она совершенно не меняется... Ее прячут... ее хранят... ее передают друг другу... Ты чувствуешь, будто ты и есть эта золотая монетка... которая живет своей жизнью... и много видит... и переходит из одних рук в другие... Никто не знает, что она так много видит и слышит...
Я думаю, что это компактный образ. Золотая — значит ценная, это некое ядро. Образ того, что ты можешь меняться и чувствовать по-новому, в новой ситуации, при этом сохраняя некую неизменность. Монета — это нечто, имеющее четкую форму, она вычеканена, имеет конечную форму. У клиентки сейчас проходит протопатическая, доклеточная стадия... Монета — это очень зрелая стадия. Понятно, что такое деньги, понятно, что такое золото, понятно, что такое “вычеканено”... “Ты можешь быть зрелой, при этом, будучи отчеканенной, законченной монеткой, общаясь с другими людьми, ты все время меняешься, переходишь от человека к человеку, у тебя новые впечатления, новые чувства, но ты сохраняешь какую-то неизменность”.
Ты чувствуешь, что тебе совершенно неважно, кто касается тебя... потому что, кто бы к тебе ни прикасался, ты все равно остаешься самой собой... И ты помнишь тот огонь, в котором тебя выплавили... Иногда ты боишься потеряться... но знаешь, что тебя все равно обязательно найдут...
Она теряется в мечтах, теряется в нечеткой форме своего тела... Это опять проблема формы, законченности, ясности границ. Коллагеноз — тоже потеря границ ткани. Я думаю, что это ощущение, с одной стороны, свободы чувств, а с другой — того, что каждое чувство имеет свою границу, оно должно как-то перейти на другой, соматический уровень проблемы четкости границ, и одновременно это ощущение возможности развиться из этих границ.
Ты можешь представить, что однажды тебя принесли и положили... в очень хорошую землю... Ты сама не знаешь, где... Ты чувствуешь, как вокруг... холодно, потом тепло... И может быть, ты превратишься... в зернышко... в растение... Ты можешь представить.. что тебе очень хочется почувствовать солнышко... тепло и покой... Как будто пойдет дождь... Это твои слезы... И каждая твоя слезинка... помогает... чувствовать и расти... И ты можешь представить, что ты заново вырастешь... И где-то в особенном месте... может быть, в лесу, а может быть, на кладбище... начинаешь расти... как цветок или дерево... заново вырастать... и чувствовать, как тебя неудержимо тянет... к свету... к теплу...
Что бы тебе ни захотелось сделать — убежать в лес, сидеть на скамейке — все равно с тобой ничего не должно произойти, ты должна жить и радоваться.
И чувствовать, как тебе нравится... что у тебя новые почки... пыльца... Ветер подхватывает ее и разносит... И ты можешь летать... и быть везде... и все видеть... все слышать...
Это значит: “Тебе хочется жить”... “И ты можешь жить в самых разных формах. Ты можешь жить как монетка, ты можешь жить как зерно, ты можешь жить как поток воды, как странное существо, тебе интересно превращаться... Тебе хочется жить... Найди себе то, что нравится. Хочешь — убеги в Сочи. Хочешь — лазай по горам. Хочешь — мечтай. Найди возможность выразиться. Чтобы появился поток желания жить, поток стремления к чему-то, когда ты сама начинаешь что-то выбирать”.
И тебе очень нравится вырастать заново... пускать новые корни... и быть совершенно самой собой... Ты помнишь про капельки живой и мертвой воды... И кажется, что в этом растении ты сама учишься их как-то смешивать... Иногда... из одного твоего глаза вытекает капля-слеза одной воды... а из другого глаза... вытекает капелька... другой... И эти слезы как будто соединяют тебя... Ты чувствуешь себя в этом яйце цельной...
Слезы — это разрешение чувств, отсутствие подавления себя. Слезы ассоциируются со свободой эмоций. Слезы — это жидкость, связь с водой. Вытекают изнутри, льются снаружи... Одна слеза — из живой воды, другая — из мертвой... “Потому что в тебе есть мертвое, в тебе есть живое, оно должно как-то смешиваться. Ты, как растение, учишься смешивать влагу”... Были упомянуты корни. Смысл состоит в том, что растение — это образ целостности: есть корни, есть ствол, листья, ветви. Такая метафора: “Ты гонишь через себя, через корни, воду, влагу, она идет снизу, корни погружены в глубину, в мертвое, ты соединяешь мертвое и живое, в тебе есть мертвое и живое, правое и левое, в одном глазу — слеза живая, в другом — слеза мертвая. Ты не боишься того, что в тебе сейчас есть, ты это смешиваешь, и если это смешивается капельками, в правильных пропорциях, тогда все в порядке — ты сама больше, чем мертвое и чем живое. Ты сама нечто соединяющее и мертвое, и живое, смешивающее и превращающее все это в некий единый процесс”.
Когда ты засыпаешь, ты как будто растворяешься... и теряешь привычные дневные формы... раскачиваешься... и видишь сны... словно распадаешься... на разные свои образы... А днем просыпаешься... И тебе хочется быть очень активной... пускать почки... становиться деревом или цветком... И ты чувствуешь, как над тобой пролетают... разные облака... волны... которые куда-то уносит ветер... И этот ветер касается твоего лба... твоих щек... И тебе нравится слушать пение птиц...
Если вы помните, мы начали транс с фразы “Ты слышишь пение птиц”. Сейчас транс заканчивается и происходит “закольцовывание” — возвращение к начальным образам.
Тебе очень нравится открывать свое тело... Чувствовать, что плечи то приподнимаются, то опускаются... дышит грудь... Тебе очень нравится вырастать на этом кладбище... и чувствовать себя растением... которое может превратиться во что угодно... Как будто на тебе вырастают золотые монетки... и уходят в разные стороны... И эти монетки заново сплавлены... И ты чувствуешь себя очень цельной... И как будто опять оказываешься в лесу... где шумят деревья... поют птицы... И где-то вдалеке ты можешь слышать шум волн... И ты чувствуешь, что когда захочешь... в любой момент... из одного твоего глаза может скатиться слезинка... с одной водой... а из другого — с другой... Легко и спокойно... И тебя покачивает на волнах... будто выносит к берегу... И ты можешь слегка опустить голову... И чувствовать себя свободно и легко... И кажется, что морская пена омывает тебя... И ты выходишь из морской пены... и чувствуешь, как с твоей кожи... испаряется влага... И тебе нравится чувствовать свою кожу... теплой и свежей... как будто испаряющаяся пена... делает ее прохладной и одновременно теплой... Тебе очень нравится... как твое тело дышит морской влагой... чисто и спокойно...
Она реагирует на слова “чисто и спокойно”. Эти простые слова как бы смывают лишнее...
Кажется, что ты в любой момент можешь уйти обратно в море... и раствориться в нем... и выйти из него... Ты находишься между двумя средами: между солнцем и воздухом... и водой... Иногда тебе хочется уйти в одну из них... а иногда в другую... Легко и спокойно... И это ощущение, что море... будто находится внутри тебя... когда ты выходишь из него... и омывает, и плещется... Тебя покачивает море... покачивает воздух... Легко и спокойно... И кажется, что солнечные лучи... как стрелы... проникают в тебя... и очищают... И ты знаешь, что где-то существует источник... живой и мертвой воды... И ты можешь путешествовать... и пить эту воду... Тебе очень нравится, что ты можешь вырастать и пускать корни... И неизвестно, куда может улетать твоя пыльца... когда ты захочешь стать растением... легко и спокойно... И чем светлее воздух... тем легче тебе будет путешествовать... И стоит тебе заплакать... как ты можешь опять прикоснуться... к живому источнику... и к мертвой воде... и почувствовать, что можешь их смешивать... легко и спокойно... Тебе очень нравится... быть такой же цельной... как золотая монетка... в которой все вместе сплавилось... в которой есть две половинки — правая и левая...
Острота жизни
Работа с клиентами — один из способов включиться в остроту жизни. Психотерапевтическая работа вызывает переживания, которые сродни влюбленности, медитации, снам наяву, напряженному мышлению. Такие состояния — настоящая ценность. Они очень сильно вовлекают в себя, и только от личностной проработанности терапевта зависит, будут ли они ограничивать его или станут окном в мир.
Никогда не нужно забывать, что ты можешь вместе с клиентом играть в этой песочнице его проблем и быть этим занятием очень увлечен, но это всего лишь общая песочница, и ты должен в какой-то момент, улыбнувшись, выйти с клиентом за ее пределы. Клиент как бы испытывает тебя такой вовлеченностью. Если ты теряешь голову, засыпаешь, то твоя жар-птица улетает от тебя очень далеко. И нужно потом истоптать семь пар сапог, чтобы найти ее. Поэтому терапевт играет в этой песочнице искренне и сам получает от этого удовольствие, но при этом следует помнить, что, как Золушка, без пяти двенадцать, он должен выйти из песочницы и вывести за собой клиента. Это понимание, этот навык он передает клиенту, потому что именно в подобном умении заключается терапевтический секрет вывода клиента из того состояния, от которого он хочет избавиться.
Состояние не должно быть выброшено совсем. Необходимо найти некий выход, волшебный выход, чтобы это состояние превратилось в лягушачью шкурку, которую можно было бы взять с собой и при случае вернуться в нее обратно. И если в беседе терапевт произносит внутренне противоречивые реплики, в одной из которых он иронизирует над клиентом, во второй — жалеет, в третьей — уговаривает, в четвертой — о чем-то спрашивает, то все они могут оказаться ходами в поисках этого волшебного выхода. И эти ходы моделируют ситуацию клиента, когда он находится то в песочнице, то вне песочницы, то совершенно в других пространствах, где терапевт что-то ищет для клиента, а потом приносит ему в песочницу... Причудливые ходы. Коридоры сказочной, мечтательной, трансовой, сноподобной логики, посредством которой и происходит расколдовывание фиксированных проблем и поиск новых решений.
Все клиенты чем-то трогают меня. Это особое, глубокое чувство. Человека, с которым ты вместе пережил транс, ощущаешь как бы родственником. Встречая его через много лет, я не могу вспомнить его имя, его фамилию, но очень хорошо помню детали его переживаний и историю, которая была мне рассказана.
СОДЕРЖАНИЕ
Краткое предисловие В.В. Макарова.................................................................... 5
От автора......................................................................................... 6
Коротко о корнях интегративной гипнотерапии.............................................. 7
1. Дом, в котором много комнат................................................ 16
Большой дом............................................................................... 17
Индивидуальная гипнотерапия в группе..................................................... 33
Который из них я? (Первый день работы с Максимом).................... 35
Магический чуланчик................................................................... 59
Ион и другие (Продолжение работы с Максимом).......................... 78
Три формы транса.............................................................................................. 97
2. Мир за оградой......................................................................... 99
Лягушачья кожа......................................................................... 100
Русалочка и дельфин................................................................. 110
Жемчужина высокой башни........................................................ 120
Карнавальные одежды (Первая работа с Полиной)....................... 134
Расфокусировка................................................................................................. 153
3. Путешествия и сказочные превращения................................ 157
Волшебник с мешком.................................................................. 158
Огненная ящерка (Вторая часть работы с Полиной)..................... 179
Интервенции и интеграции............................................................................ 200
В океане скептицизма (Начало работы с Оксаной)........................ 203
Волк и охотник.......................................................................... 222
Терапевтические мишени.............................................................................. 241
Путешествие в сказку (Продолжение работы с Оксаной)............... 243
На ковре-самолете..................................................................... 259
4. Возвращение домой............................................................... 290
Гибкость терапевта.......................................................................................... 291
Ожидание (Третья часть работы с Максимом)............................. 293
Забытая книга интуиции............................................................. 298
Новое звучание старинного инструмента
(Последняя часть работы с Оксаной).......................................... 321
Технические приемы интегративной гипнотерапии............................. 349
Коллекция волшебных колец...................................................... 353
Между живой водой и мертвой................................................... 378
Острота жизни........................................................................................................ 395
Леонид Маркович Кроль
МЕЖДУ ЖИВОЙ ВОДОЙ И МЕРТВОЙ
Практика интегративной гипнотерапии
Научный редактор
Е.А. Пуртова
Редактор
А.Н. Печерская
Ответственный за выпуск
И.В. Тепикина
Компьютерная верстка
С.М. Пчелинцев
При оформлении обложки
использован фрагмент работы
Владимира Сарафанова
Изд. лиц. № 061747
Подписано в печать 25.05.1998 г.
Формат 60Ѕ88/16
Гарнитура Таймс. Печать офсетная
Усл. печ. л. 25. Уч.-изд. л. 19,8. Тираж 5 000 экз.
Заказ №
М.: Независимая фирма “Класс”, 1998. — 400 с.
103104, Москва, а/я 85.
ISBN 5-86375-100-2 (РФ)
Отпечатано в Московской типографии № 2 РАН.
121099, Москва, Шубинский пер., 6.